Читать онлайн Сувенир

Сувенир

Несмотря на то, что солнце уже стояло высоко в небе, всё ещё было свежо и прохладно после ночного дождя. Роман шёл неторопливо, внимательно глядя по сторонам и радуясь тому, что видел вокруг себя. Скоро, совсем скоро весна передаст свои права лету. Ещё несколько дней – и молоденькая листва окончательно распустится, нежно-зелёная травка потеряет свою первоначальную яркость и новизну, а в воздухе отчётливо запахнет пылью. Да, надо торопиться. Надо успеть запечатлеть этот последний, тончайший переход, когда весна уже не весна, но ещё и не лето. Он любит такие нюансы, невидимые обычному человеческому глазу. И не только весной. Больше всего – осенью. Иногда осенью бывают дни, которые настолько напоминают весну, что от этого теряется ощущение реального времени. Да, природа та ещё обманщица. Она, как и человек, может и подшутить, и поводить за нос, и преподнести неожиданные сюрпризы.

Роман остановился, вынул из чехла фотоаппарат и принялся фотографировать, да так увлёкся, что не сразу понял, что где-то кричат. Перестав щёлкать, он прислушался. Голоса людей и шум работающего двигателя неслись именно оттуда, куда он держал сегодня свой путь. Роман удивился: раньше в той стороне всегда было очень тихо, безлюдно. Редко кого встретишь, ну разве только чересчур любознательного туриста да рыбака, пользующегося этой дорогой, чтобы накопать червей и сократить путь. Продолжая прислушиваться, Роман медленно двинулся туда, где продолжали шуметь.

– Неужели, Василь Митрич, точно нельзя было определить, где следует копать? – громко возмущался мужской голос. – Ну и что мне теперь с этим добром делать?

Подойдя поближе, Роман увидел замерший экскаватор с продолжавшим работать двигателем и поднятым кверху ковшом. Неподалеку лежала куча новеньких длинных труб. Несколько мужчин, одетых в одинаковые рабочие спецовки, стояли возле развороченной земли и смотрели на вырытую яму. Напротив, с другой стороны ямы, находился ещё один человек (видимо, он и был Василь Митрич) и, разведя руки в стороны, растерянно оправдывался:

– Кто ж знал, что они здесь окажутся. Вроде бы их здесь и не должно быть. Они ж с той стороны должны лежать вместе со всеми.

В это время мимо рабочих с криками и громким смехом промчалось несколько деревенских ребятишек. Один из них, бежавший впереди всех, держал в поднятых руках человеческий череп.

– А ну повороти! – неожиданно гаркнул вслед мальчишкам кто-то из рабочих. – Повороти назад, кому говорю!

Мальчишки нехотя остановились, и их предводитель, повернувшись, понуро поплёлся назад. Остальные двинули за ним.

– Положи туда, откуда взял! – строго приказал рабочий подошедшему пареньку. – Это ж тебе не мяч! – назидательно добавил он, когда подросток выполнил его требование.

Назад мальчишки шли уже без прежней радости и задора. Обойдя коммунальщиков, они медленно побрели по тропинке. Когда пацаны поравнялись с Романом, он спросил у них:

– Что там случилось?

– Да мертвяков раскопали, – ответил один из ребят.

– Мертвяков? – удивлённо переспросил Роман.

– Да, – кивнул мальчишка и махнул рукой. – Покойников.

Проводив взглядом деревенских ребят, Роман решил подойти поближе, но в это время тот самый рабочий, который своим грозным окриком разрешил ситуацию с черепом, повернулся и, увидев его, закричал:

– А ты что тут делаешь? Нечего здесь ходить! Марш отсюда! Не на что здесь глазеть! Самим тошно, – последнюю фразу мужчина произнёс уже не таким рассерженным тоном и снова повернулся к своим товарищам, которые по-прежнему продолжали стоять и молча разглядывать то, что было у них под ногами.

И всё же, несмотря на столь строгое предупреждение, Роман приблизился к этой задумчиво стоящей группе и, осторожно выглянув из-за спин, вдруг увидел несколько развороченных могил, в кирпичных кладках которых лежали скелеты. На некоторых из останков даже виднелись лоскутки бархатной одежды, расшитой золотыми нитями. Потрясённый увиденным, Роман невольно шагнул назад, как вдруг почувствовал, что под правой подошвой что-то слабо хрустнуло. Он присел и увидел вдавленный в песчаную землю круглый предмет. Роман поднял его, аккуратно стряхнул землю и увидел, что это большая пуговица, усыпанная мелкими белыми и красными камешками. В центре пуговицу украшал цветок, похожий на ромашку, а по окружности отчетливо читалась надпись, сделанная латинскими буквами: «Жан Вержен. Санкт-Петербург». «Интересно, что мог забыть в далекой Сибири француз?» – подумал Роман и положил в карман куртки пуговицу.

Глава 1

Этот день для Романа начался не вполне удачно. Конечно, он снова проспал и поэтому примчался в школу только к третьему уроку. Вдобавок, собираясь, он впопыхах положил в сумку учебники на среду, а сегодня был только вторник.

– Да, – укоризненно произнесла Инна Андреевна, глядя на него, когда он с глупой улыбкой на лице пытался присоединиться к классу. – Рановато, молодой человек, опаздывать начали, год учебный только начался. Вторую неделю всего лишь занимаемся.

– Извините, – ещё раз глухо произнес Роман, садясь на свое место.

– Ты что, забыл, что у нас сегодня первым уроком физика? – прошептал ему на ухо сосед по парте Степан Скворцов. – Виктор Сергеевич сказал: ещё раз опоздаешь или пропустишь, то он только в кабинете директора с тобой разговаривать будет.

– Да помнил я, помнил о ней. Просто проспал, – пробормотал Роман.

– Что, в Интернете опять зависал? – понимающе спросил Скворцов.

Роман отрицательно покачал головой.

– А вчера где ты был? Я тебе весь вечер звонил, звонил… – продолжал расспрашивать Скворцов.

– В Майское ездил, а телефон с собой не взял.

– И что же ты в деревне забыл? – усмехнулся Скворцов. – Вот уж не знал, что тебя в деревню потянуло. К коровушкам, – насмешливо добавил он.

Вместо ответа Роман тихонько достал пластиковую папку и вынул оттуда несколько фотографий.

– Ух, ты! – восхищённо пробормотал Скворцов, рассматривая снимки. – Красиво!

– Правда нравится? Пришлось полночи над ними просидеть.

– Дай посмотреть! – услышал Роман за своей спиной нетерпеливый голос старосты Тани Звонарёвой и через секунду почувствовал, как что-то острое колет его спину.

– Звонарёва! Левицкий! Скворцов! Немедленно прекратите разговаривать! – раздался строгий голос Инны Андреевны, и Роман тут же сделал вид, что внимательно читает параграф в учебнике.

Но едва Инна Андреевна перевела свой взгляд на других, как Роман молниеносно повернулся и положил фотографии перед Таней.

– Мне всегда нравились твои работы Левицкий, – сказала ему Таня уже на перемене. – Надо же я никогда серьезно не воспринимала эти старые развалины.

– Ты тоже там была? – удивился Роман.

– Да, – сказала Таня, – и не один раз. У меня в Майском раньше бабушка жила, так меня родители на каникулы к ней каждое лето отправляли. Эта разрушенная церковь у нас, у ребят, была одним из излюбленных мест. Я с деревенскими друзьями частенько туда бегала. Нам там особенно нравилось в прятки играть. Наиграемся, а потом сразу вниз и – к реке, купаться. Особенно любили бродить по вечерам, когда начинало темнеть. Ходили между старых могилок и рассказывали страшные истории про мертвецов. Пугали друг друга, пока однажды нас самих не напугал какой-то дядька.

– Неужели? – улыбнулся Роман. – Надеюсь, это был не призрак.

– Нет, – рассмеялась Таня. – Это был не призрак. Хотя бабушка меня постоянно предупреждала, что церковь и кладбище, хоть они и заброшенные, не место для развлечений. Нет, нас напугало не привидение, а обычный человек. Какой-то мужчина, когда мы там по привычке прятались, прогнал нас да ещё сказал, что пожалуется нашим родителям.

– За что же на вас было жаловаться родителям? – удивился Роман. – Вы ведь просто играли.

– Да ни за что, – ответила Таня. – Это я сейчас понимаю, что он тогда не нашел ничего лучшего, чем пригрозить нам родителями. Просто ему надо было, чтобы мы ему не мешали кирпичи оттуда брать. Хотя мы его угроз тогда действительно испугались и долгое время не решались в церковь ходить. Потом всё-таки пошли, но играли уже не без опаски, постоянно оглядываясь, как бы этот дядька не явился снова. – Таня снова взглянула на фотографии. – Да, колокольня в лучах заходящего солнца великолепна, а решётка словно узор из древней сказки. Какая же это красота! Красота, которую я только на твоих фотографиях сейчас и разглядела. Но что ты собираешься делать с этими снимками? Отправишь на выставку?

– Да я еще пока не знаю, – откровенно признался Роман. – Я вообще-то их для себя делал. Просто так.

– А ты покажи Косте Мельникову, – предложила Таня. – Может быть, он найдет им применение. Например, напишет статью.

Роман неуверенно пожал плечами, но, как только раздался звонок с последнего урока, он отправился на третий этаж в радиорубку, где обычно заседал школьный пресс-центр под руководством Кости Мельникова, главного редактора их школьной газеты «Ветер перемен». Это был честолюбивый, уверенный в себе, принципиальный старшеклассник, второй год занимавший столь важную и ответственную должность и весьма серьезно относившийся к своим обязанностям. Уже давно Костя в своих мечтах видел себя главным редактором крупного журнала или известной многотиражной газеты. В тот миг, когда Роман переступил порог радиорубки, в ней шло горячее обсуждение статьи одного из учеников школы. В статье этой рассказывалось обо всех перипетиях, выпавших на долю автора, когда тот на летних каникулах пытался при помощи электричек добраться из Сибири до самой столицы. Большинство членов пресс-центра одобрительно высказалось за этот интересный, с их точки зрения, материал, основанный на непосредственных впечатлениях и жизненном опыте самого автора.

– Дурной пример заразителен! – назидательно произнесла старшая вожатая Ира Петрушова, которая категорически была против публикации данной статьи. – Стоит тому же Лепёшкину прочитать эту статью, как он тут же сам попытается совершить подобное путешествие.

Аргумент, приведённый вожатой Петрушовой, был весьма убедителен и оказал отрезвляющее воздействие на членов пресс-центра. Ещё был свеж в памяти случай, произошедший в прошлом году с пятиклассником Лепёшкиным, которого упомянула Ира. Лепёшкин, прочитав в одном из номеров школьной газеты о дореволюционных хождениях крестьян к царю-батюшке, не стал, что называется, откладывать дело в долгий ящик, а, запасшись самым необходимым, что требуется путнику в дороге, отправился пешком к губернатору области. К губернатору Лепёшкин шёл не просто так, а с личной жалобой на собственных родителей, унижавших, как он искренне считал, его личное достоинство. Унижение заключалось в том, что за каждую полученную двойку мать и отец применяли к нему телесное наказание в виде нескольких ударов ремня, тем самым грубо нарушая его права ребёнка. Негодовал Лепёшкин и на учителей, которые, по его мнению, чрезмерно и необоснованно придирались к нему по каждому случаю. Лепёшкина, отшагавшего почти двадцать километров, директору школы, социальному педагогу и сотрудникам полиции удалось перехватить на трассе только ближе к вечеру. На столь отчаянный поступок, как утверждал потом со слезами на глазах в кабинете директора Лепёшкин, его подтолкнула именно та самая статья о ходоках. И пока пресс-центр пребывал в глубоком раздумье, Роман решил воспользоваться благоприятным моментом и отозвал главного редактора в сторонку.

Мельников внимательно выслушал Романа, а затем принялся просматривать снимки. Роман терпеливо ждал Костиного решения.

– Да, снимки, бесспорно, хороши, – наконец заговорил Костя. – И я тебя прекрасно понимаю. Невозможно пройти мимо, когда на наших глазах рушится то, что многие годы назад создали наши предки. То, что ты сделал, очень важно. Это поучительно, но… – Костя неожиданно замолчал.

– Что «но»? – нетерпеливо спросил Роман.

Костя, словно бы сделав над собой усилие, продолжил:

– Послушай, давай говорить серьёзно…

– Давай, – с готовностью перебил Мельникова Роман, на что Костя недовольно поморщился, но продолжил:

– Ну, напечатаем мы их в следующем номере и что?

Роман растерянно посмотрел на Костю.

– Ну, с какой целью ты принес нам эти снимки? Не для того же только, чтобы мы оценили твою работу и предложили полюбоваться ею другим. Так ведь?

Роман по-прежнему с недоумением взирал на Костю и молчал.

– Вот видишь. Ты даже сам не знаешь, чего ты хочешь, – печально произнёс Костя, – и я не знаю. Можно, конечно, в качестве информации к размышлению дать эти фотографии. Пусть наши ребята хотя бы увидят, какие церкви раньше в деревнях и сёлах строились и что с ними теперь стало. Но, к сожалению, это всё.

Костя развёл руками и строго посмотрел на Романа, который продолжал пребывать в растерянности.

– Послушай! – вдруг сказал Костя. – Вот если бы это была серия фотографий на актуальную школьную тему, вроде той, где тусуются по вечерам наши старшеклассники, или почему в школе до сих пор нет актового зала, тогда это было бы совсем, совсем другое дело.

– Почему другое? – удивился Роман.

– Да потому, что это, прежде всего, касалось бы нас, школьников, – горячо ответил Костя. – Это наше. Это то, о чем мы можем говорить на равных и друг с другом, и с взрослыми.

– А в этом случае разве не можем? – снова удивился Роман и показал на фотографии.

– В этом не можем, – решительно ответил Костя.

– Но почему? – продолжал настаивать Роман.

– Да потому, что мы всё равно ничего не сможем. Сделать. Понимаешь? Ни-че-го! Ты, вероятно, думаешь, как думали герои одной из поэм Блока: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»? Увы, должен тебя огорчить, не получится здесь никакого пожара.

– Почему? – снова спросил Роман, неожиданно подумав, что он ещё никогда не чувствовал себя так глупо, как сейчас, во время разговора с Костей.

– Ну что ты заладил «почему да почему», – раздражённо произнёс Костя. – Потому что это тема без начала и без конца. Понимаешь? Это бесперспективная тема. Тема, которая не имеет и не будет иметь никакого продолжения. Никакого выхода. Ни на какой уровень, кроме, конечно, обычной говорильни, – Костя замолчал, а затем неожиданно мягко проговорил: – И вообще, пускай всем этим взрослые занимаются. Эти их, в конце концов, сфера. А ты… Ты бы лучше внял моим советам и сделал серию фоторепортажей. Например, «В чём приходят в школу наши учащиеся» или «Плюсы и минусы школьной столовой». Мы даже рубрику такую с этого года ввели, «Независимый взгляд» называется. Так что ты подумай хорошенько. Поразмысли над моими предложениями, – энергично подытожил Костя. – Да, чуть не забыл! Мы в этом году в областном конкурсе на лучшую школьную газету участвуем. И если мне память не изменяет, твои работы летом были отправлены на какую-то выставку. Кажется, в Новосибирск.

– В Красноярск, – поправил Роман.

– В принципе разницы нет, – махнул рукой Костя. – Главное заключается в другом – результаты есть?

Роман отрицательно покачал головой.

– Ну вот, как только будут, так ты нам сразу и сообщи, – бодренько произнёс Костя, но, видя, что Роман по-прежнему стоит и никуда уходить не собирается, опустился на стул и, глубоко вздохнув, спросил: – Ты бывал хоть раз там, где наши ребята курят?

– Да, – неохотно ответил Роман, не понимая, к чему клонит Костя, намекая на школьный гараж, за который ребята бегают курить на каждой перемене. Он и сам в прошлом году несколько раз побывал там, когда пытался научиться курить.

– Видел, сколько там окурков и пачек от сигарет валяется?

– Видел. Ну и что?

– А там, между прочим, не только парни, но и девчонки курят, да ещё и салажата из пятых – шестых классов затягиваться приноровились. Так ты бы взял да и сфотографировал это злачное местечко, а потом подписал: «Вот где предпочитает получать знания наше подрастающее поколение». Вот тебе и будет «ну и что», – передразнил Костя. – В школах города акция в этом месяце начинается «Мы против курения». Замечательный репортаж, по-моему, вышел бы. Тут тебе и актуальность, и социально значимая тема, и острый взгляд. И самое главное – здесь мы хоть что-то можем реально сделать: изменить, исправить, помочь. Вот здесь-то как раз и будет результат! – торжественно закончил он.

– Уменьшиться число курильщиков? – не сдержал усмешки Роман.

– Зря смеёшься, – покачала головой Ира Петрушова, слышавшая их разговор. – Проблема с курением сейчас во всех школах стоит весьма остро. Девочки начинают курить уже в среднем звене, а что говорить о мальчиках.

«Наверное, Костя, прав, – подумал Роман, закрыв за собой дверь радиорубки. – Нечего заниматься ерундой. Надо делать то, что сейчас необходимо и полезно. То, что может принести результат».

Дома никого не было. Мама дежурила в больнице, отец находился в рейсе вместо заболевшего водителя. Роман достал из рюкзака папку с фотографиями, бросил её на стол и лёг на диван. Он долго разглядывал висевший над письменным столом коллаж на сюжет «Пиковой дамы», сделанный им в прошлом году по просьбе учительницы литературы, пока его одиночество неожиданно не прервал телефонный звонок.

– Привет, Ромочка! – услышал он голос Даши Смолиной, учившейся в параллельном классе. С Дашей Роман дружил давно и крепко. – Чем занимаешься? – поинтересовалась она.

– Ничегонеделаньем.

– Значит – хандришь, – понимающе произнесла Даша. – А ты не забыл о моей просьбе?

– Нет, – вздохнул Роман.

Даша в начале сентября влюбилась в новенького, переехавшего с родителями с Дальнего Востока и попавшего в Дашин класс. Кроме Даши, в него оказались влюблены ещё два десятка девочек из параллели, но он ни на кого из них не обращал внимания. Даша пускалась на различные уловки и ухищрения, которые никак не действовали на новичка. Когда в школе объявили конкурс на лучшую летнюю фотографию, Даша решила воспользоваться ситуацией и покорить равнодушного новенького при помощи красивого портрета и обратилась за помощью к Роману. Даша Смолина любила эффектные приемы воздействия.

– Сделай что-нибудь в романтическом ключе, – попросила Даша.

– Хорошо, – безучастно ответил Роман.

К ночи фотография была готова: с небес на утопающий в зелени и кустах сирени сад смотрела мило улыбающаяся Даша и держала на своей ладони миниатюрную, переливавшуюся в лучах солнца церковь.

Глава 2

С утра ребята в классе толпились вокруг Вадима Максимова, который в прошлом году значился в школьном журнале как Скотелов. Учителя по привычке называли его старой фамилией, а когда он делал обиженное лицо, то говорили: «Извини, Скотелов, то есть Максимов». В этот миг весь класс дружно прыскал от смеха. Восемь лет Максимова в школе знали как Скотелова, но вот бабушка, которая воспитывала его, посчитала фамилию внука не слишком благозвучной и летом решила заменить её на свою. Вадим показывал новый смартфон, купленный вчера. Скотелов был единственным внуком и поэтому пользовался своим положением на всю катушку. Бабушка ни в чём не могла ему отказать, и, как только у кого-нибудь в классе появлялась дорогая вещь, Вадим сразу же принимался требовать от неё, чтобы ему была куплена точно такая же. Мать Максимова-Скотелова бросила его в трехлетнем возрасте, у отца была другая семья, и поэтому он старался компенсировать их отсутствие в своей жизни непомерными запросами и требованиями, предъявляя их единственному человеку, который его искренне и по-настоящему любил и обожал. В классе знали, что ради внука бабушка готова на всё: мыть полы у чужих людей, трудиться на трёх работах – что она, впрочем, и делала, убирая дворы, подметая в подъездах и торгуя на рынке всякой мелочью, выращенной в огороде. Она ограничивала себя в самом необходимом – лишь бы её любимый Вадик не страдал и не был ничем обойдён. Смартфон у Вадима уже был, но он казался ему недостаточно крутым и современным, и вот после ряда истерик, во время которых он представлялся несчастным и всеми обижаемым сиротой и клялся, что наложит на себя руки, бабушка не выдержала страшных угроз и сдалась, а Вадим получил вожделенное. Теперь, хвастаясь дорогим смартфоном перед одноклассниками, он увлечённо рассказывал о его опциях и преимуществах перед другими моделями.

– Ну и что же ты с ним будешь делать? – спросил, подойдя к ребятам, Роман.

– Звонить, – прямолинейно ответил Вадим.

– А сколько месяцев твоей бабушке придется за него расплачиваться?

– А тебе какое дело? – грубо произнёс Вадим.

– Просто бабушку твою жалко. Прошлый раз купила тебе ролики, а ты ведь всё равно на них кататься так и не научился. Теперь, видимо, пылятся где-нибудь на антресолях.

– Ну и пусть пылятся! Мои ролики, а не твои! Что хочу с ними, то и делаю! – громко закричал Вадим.

– Ну и дурак же ты… Скотелов! – поддержал Романа Степан Скворцов и выразительно при этом постучал по голове.

Роман никогда не стремился к лидерству и в классе предпочитал держаться особняком, но его считали человеком рассудительным и нередко спрашивали совета в той или иной ситуации. Да, в отличие от Максимова-Скотелова, у него было нормальная семья или, как принято говорить в школе, благополучная. Он был единственным ребенком, родители недостатка в деньгах не испытывали, так что Роман мог позволить себе и поездку в другой город на концерт известной группы, и покупку дорогой футболки или понравившихся кроссовок, и многое другое. Но, несмотря на это, он предпочитал не выделяться среди своих одноклассников и искренне не мог понять, зачем человеку, который учится в девятом классе, два дорогих смартфона.

– Ты бы так голосовые связки не напрягал, – спокойно сказал Вадиму Роман. – Ты бы лучше бабушку свою пожалел и поберёг.

– Тебе хорошо говорить, у тебя много чего есть, – вдруг произнёс кто-то из ребят.

Роману сразу же стало не по себе, как будто его упрекнули в чём-то плохом и недостойном.

– Так ведь и тем, что есть, надо с умом пользоваться, – тихо сказал он. – А у него получается, как у мартышки с очками.

Да, Роман мог бы признаться в том, что он был увлекающимся человеком и много чего успел перепробовать за свои четырнадцать лет: занимался танцами, катался на горных лыжах, пробовал научиться стрелять из винтовки, но зрение подвело. Одно время собирал постеры и плакаты известных рок-групп. На его тринадцатилетие родители подарили ему хороший дорогой фотоаппарат. Он стал фотографировать, и ему пришлось по душе это занятие. Однажды Роман решил принять участие в городском конкурсе на самую интересную фотографию и неожиданно для самого себя стал победителем. Особенно ему нравилось снимать друзей и природу. Знакомые мальчишки и девчонки, зная, что каждая, сделанная им фотография не походит на предыдущую, просили его снять их в каком-нибудь необычном ракурсе. И он никогда не отказывал им.

Родители всегда возвращались домой поздно вечером, так что он давно привык к тому, что времени, когда он предоставлен самому себе, у него предостаточно. Отец занимался бизнесом и был постоянно занят делами. Мать, работая врачом, пропадала на дежурствах в больнице. Учился Роман неважно и особенно не любил математику, физику и химию, поэтому и притворялся порой больным, чтобы не ходить на эти уроки. Мама, зная, что он может схитрить, тем не менее, не слишком строго ругала его, а иногда даже поддавалась на уговоры сына и писала записки классному руководителю по поводу его очередного пропуска. И всё же он старался не злоупотреблять ни её доверием, ни той суммой денег, выдаваемой ему на карманные расходы, прекрасно сознавая, что она, конечно же, выше тех средств, которые получают его одноклассники от своих родителей.

– Ты показал фотографии Косте? – спросила на следующий день Таня Звонарёва, едва Роман сел на свое место и принялся готовиться к уроку.

– Да, – равнодушно ответил Роман, не глядя на неё.

– И что? – нетерпеливо спросила Таня.

– Ничего, – спокойным голосом произнёс Роман. – Он считает идею со статьей бесперспективной.

– Правда? – не могла скрыть своего удивления Таня.

В ответ Роман пожал плечами и достал из сумки тетрадь. Таня внимательно посмотрела на то, как он неторопливо раскладывает на парте свои вещи.

– А ты помнишь экскурсию в музей? – вдруг спросила она.

– Это когда мы ходили весной?

– Да, – ответила Таня. – Ты помнишь экскурсовода?

Роман прекрасно помнил и экскурсию в местный краеведческий музей, на которую их в конце апреля водила всем классом Инна Андреевна, и девушку, которая вела у них экскурсию. Невысокая, с длинными русыми волосами, собранными сзади в хвост, она настолько интересно рассказывала им и отвечала на все их вопросы, что даже те, кто у них в классе считал поход в музей самым скучным занятием на свете, перестал сетовать и ныть о напрасно потраченном времени.

Когда экскурсия подошла к концу, многие ребята воскликнули: «Как? Уже всё?!» «Да, всё», – засмеявшись, ответила девушка. «Между прочим, это моя ученица, – с гордостью сообщила Инна Андреевна и обняла девушку за плечи. – Окончила исторический факультет, пару лет поработала в Томске, и вот недавно вернулась в родные края». «Инна Андреевна, а разве в наше время возвращаются из больших городов в маленькие?» – удивилась Таня Звонарёва. «Как видишь, возвращаются», – улыбнувшись, ответила Инна Андреевна.

– Помню. Ну и что? – ответил Роман, недоумевая, зачем Таня его об этом спрашивает.

– А ты покажи эти фотографии ей, – неожиданно посоветовала Таня. – Может быть, она что-нибудь подскажет.

– Ты думаешь, в музее этого добра не хватает? – недоверчиво усмехнулся Роман.

– Хватает, конечно. Да я не об этом, – возразила Таня. – Я имела в виду…

– Да никому это нужно, – резко перебил её Роман, вспомнив слова Кости Мельникова. – Никому!

Глава 3

В воскресенье Ксения Бережная отмечала свой двадцать пятый день рождения. В конце сентября вдруг установилась сухая и тёплая погода, и Ксения предложила друзьям поехать за город, на берег реки, чтобы на свежем воздухе отпраздновать столь важную, как она была уверена, в жизни каждого человека дату. У друзей её предложение не вызвало никаких возражений.

Место, где расположилась их компания, пользовалось большой популярностью у городских жителей. Много лет назад на этом берегу стояла деревенька, чьи жители промышляли рыболовством, оттого и называлась она Рыбак. В девяностые годы деревня прекратила своё существование, однако горожане по-прежнему наведывались сюда, потому что здесь был превосходный песчаный пляж.

Отменно попировав и выпив шампанское за здоровье именинницы, её друзья, взяв мяч, отправились играть в волейбол, а Ксения принялась рассматривать один из подарков – альбом «Русский портрет». Когда она раскрыла его, то увидела между страниц вложенный рисунок, представлявший собой дружеский шарж на именинницу. Глядя на себя, изображённую в виде птицы Сирина в окружении экскурсантов, нарисованных то с раскрытыми ртами, то с вытаращенными глазами, Ксения тихо засмеялась.

Послышались шаги: это вернулась Лера Орлова, старая школьная подруга.

– Посмотри, какая странная компания, – присев рядом с Ксенией, произнесла Лера.

Ксения неохотно оторвалась от рисунка, подняла голову и посмотрела туда, куда был обращён взгляд её подруги. Компания, привлёкшая внимание Леры, располагалась неподалеку от них, под невысокой березкой и состояла из четырех подростков: трёх девочек и мальчика. Причём мальчик не испытывал неловкости от того, что он в этом маленьком кружке был единственным представителем сильной половины человечества. Наоборот, в данный момент он находился в центре внимания, по-видимому, рассказывая забавную историю, потому что у слушательниц она вызвала весёлый смех. Отсмеявшись, четвёрка склонилась над каким-то предметом, который мальчик достал из своей сумки.

– Какие у него красивые волосы, – сказала Лера. – А стрижка, наверное, сделана в дорогом салоне.

– Он словно маленький падишах, – улыбнулась Ксения.

– Это точно, – согласилась Лера и, выпив воды, встала. – Не хочешь вместе со мной присоединиться к остальным?

– Пожалуй, нет, – покачала головой Ксения и, проводив глазами подругу, принялась листать альбом. Когда она дошла до знаменитого портрета А. П. Струйской кисти Рокотова, то услышала тихий незнакомый голос:

– Её глаза – как два тумана, полуулыбка, полуплач…

Ксения подняла глаза и увидела перед собой того самого мальчика, чьи волосы так понравились Лере Орловой.

– А я вас знаю, – сказал он.

– Неужели? – насмешливо произнесла Ксения.

– Вы проводили у нас экскурсию, когда мы с классом приходили в музей. Это было весной. Вы рассказывали нам о войне. О Великой Отечественной, – деликатно напомнил мальчик.

У него и вправду были красивые волосы, густые, золотисто-пепельные. Но и глаза, большие, обрамленные длинными ресницами, тоже привлекали к себе внимание.

– А что у тебя с глазами? У них какой-то необыкновенный цвет, – сказала Ксения.

– Вы хотели сказать неестественно зелёный? – Мальчик был деликатен в высшей степени. – Это контактные линзы. Мой настоящий цвет – синий.

– Вот как! – не смогла сдержать удивления Ксения. – Что же ты бросил своих подружек?

– Они захотели немного посекретничать.

– А я думала, что ты в курсе всех их секретов.

– Не всех…

Ксения кивнула ему, приглашая присесть рядом.

– Значит, ты решил скрасить временное одиночество в разговоре со мной.

– Не совсем, – ответил он, присаживаясь. – Просто я хотел узнать… – тут он на секунду замолчал, но затем продолжил: – Над чем вы сейчас работаете?

– Что ты имеешь в виду? – опешила Ксения.

– Ну, например, что вы сейчас исследуете? – невозмутимо принялся объяснять он. – Я прочитал в газете, что следующим летом в наш город на раскопки приедет экспедиция из Томска. Вы собираетесь участвовать в её работе или вас интересует другая тема?

– А ты занятный мальчик, – сказала Бережная, внимательно всматриваясь в его лицо.

– Меня зовут Роман, – представился мальчик.

– А меня…

– Я знаю. Вас зовут Ксения.

– Алексеевна, – уточнила Бережная.

– Может быть, всё-таки обойдемся без отчества? Женщины часто предпочитают, чтобы их называли по именам. Отчество, как им кажется, их старит. Впрочем, как хотите.

– Неужели старит? – улыбнулась Ксения.

– Моя мама так говорит, – серьёзным тоном произнёс её новый знакомый.

– Я не покажусь нескромной, если спрошу, сколько тебе лет?

– Четырнадцать. А вы знаете, что находится на том берегу?

– Твои вопросы с каждым разом ставят меня в тупик. Я не знаю, что находится на том берегу.

Ксения Бережная потом так и не смогла объяснить себе, почему она сказала неправду. На самом деле она прекрасно знала, что на противоположном берегу находился старый разрушенный храм, давний предмет страстных обличительных статей, которые время от времени появлялись в местных средствах массовой информации и будоражили умы обывателей. Но проходило время, и дискуссии, развёрнутые на страницах газет письмами растревоженных читателей, потихоньку затихали и о храме забывали, пока не появлялась следующая гневная статья.

– А давайте сходим на тот берег, – предложил Роман. – Здесь недалеко есть мостик, он, правда, уже старый, почти разрушенный, но по нему ещё ходят.

Ксения отрицательно покачала головой.

– Это вас заинтересует, – продолжал настаивать он.

– Нет. Не уговаривай.

– Не бойтесь, я хорошо плаваю. Я спасу вас, если вы будете тонуть.

– Спасибо, но тонуть я пока не собираюсь. Тем более вода как-то не располагает к этому. Всё-таки осень.

И всё же она согласилась. Держась за шаткие перила, они осторожно перешли через старый мост, поднялись по обрывистому берегу и, пройдя через небольшую березовую рощицу, оказались возле краснокирпичных стен. Несмотря на значительные разрушения, церковь не могла не поразить своим величием и красотой. И хотя развалины заросли крапивой и были завалены мусором, в окнах всё ещё виднелись остатки старинной узорчатой решётки. У одной из стен лежали жухлые листья и плети кабачков, убитые морозами.

– Это старая церковь, – торжественно сказал Роман. – Здесь побывали декабристы, когда ехали в ссылку.

– Может быть, – уклончиво произнесла Ксения, – хотя документально это не подтверждено.

– А вы знаете, сколько ей лет?

– Скорее всего, более двухсот. Но я не могу определить с точностью.

– Так много! – восхищённо воскликнул Роман.

– Эта церковь принадлежит к стилю, так называемого «сибирского барокко», которое сформировалось в восемнадцатом веке в Сибири под влиянием московской и украинской церковной архитектуры, – начала объяснять Ксения и не заметила, как увлеклась. – Учеными принято различать тобольскую и иркутскую школу как архитектурные направления Западной и Восточной Сибири. Эта церковь по своей трехчастной композиции кораблем: одноглавый храм, трапезная и колокольня восьмиугольной формы – относится к тобольской школе. Такие церкви строились на территории Сибири вплоть до конца тридцатых годов девятнадцатого века, несмотря на господство укрепившегося к тому времени классицизма. Обрати внимание на декоративный элемент, который украшает окна колокольни. В барочной архитектуре он называется трёхлопастной аркой. Правда, красиво?

– Классно! – согласился Роман. – А откуда вы всё это знаете?

– Из лекций в университете.

– Расскажите ещё что-нибудь интересное! – попросил он.

В его глазах она прочитала искреннюю готовность слушать.

– Интересное? – удивилась Ксения и пожала плечами. – Ну, хорошо. В наших краях бывал Александр Николаевич Радищев, великий русский писатель. Знаешь такого?

– Радищев? – Роман задумался. – По-моему, нам что-то рассказывали о нём на уроках, но точно не помню.

– Ну, хорошо, а имя Антона Павловича Чехова тебе о чём-нибудь говорит?

– Он что, тоже здесь был? – глаза Романа от удивления сделались ещё больше.

– Да, и он тоже. Когда ехал на Сахалин. О своих впечатлениях, полученных в наших краях, он даже написал очерк.

– Круто! – покачал головой Роман.

– В русском языке существуют и другие слова для выражения восторга, – насмешливо заметила Бережная. – Например, замечательно, прекрасно, превосходно, удивительно, восхитительно, великолепно…

Роман неожиданно покраснел.

– Согласен, но в наши дни это звучит как-то непривычно. Даже старомодно, – смутившись, пробормотал он.

– Сейчас многое звучит старомодно, – сказала Ксения. – Даже слово «ученик». Я слышала, что вас теперь принято называть обучающимися.

– Терпеть не могу школу, – в ответ буркнул Роман.

– За что же такая немилость?

– Мне там скучно.

– Ну, в этом ты, наверное, и сам в немалой степени виноват. Хотя, признаюсь, мне тоже не всё там нравилось.

– А вы хорошо учились?

– В меру своих способностей.

– А мой отец в школе учился плохо, зато сейчас у него свой бизнес, – произнёс Роман.

– Ты гордишься плохими отметками отца или его бизнесом? – улыбнулась Ксения.

– Не знаю, – растерянно ответил он.

Они подошли к одному из сохранившихся надгробий церковного кладбища.

– Под сим камнем погребено тело рабы Божией Марии Михайловны Медовщиковой, скончавшейся 18… – медленно, с трудом разбирая выщербленные буквы, прочитал Роман. – Дальше неразборчиво: то ли 18, то ли 78 год, – Он посмотрел на Ксению. – А вот интересно, почему на кладбищах, как и в библиотеках, люди никогда не разговаривают громко?

– Наверное, чтобы не нарушить то особое состояние, которое свойственно этим местам, – ответила Ксения.

– Особое состояние?

– Конечно. И на кладбище, и в библиотеке существует своя концентрация времени. Это сложные миры, хранящие информацию о прошлой жизни, о людях, об их деяниях и поступках. Нарушить их равновесие или силой вторгнуться в них чревато опасностями, поэтому люди в таких местах ведут себя очень осторожно.

Они медленно шли вдоль стен. Дойдя до колокольни, Роман неожиданно предложил:

– А вы не хотите подняться наверх? Не бойтесь, я там уже бывал.

Бережная внимательно посмотрела на него, а потом засмеялась:

– Да ты самый настоящий искуситель! Но после моста, который едва держится на честном слове, почему бы мне теперь и не взобраться на колокольню. Надеюсь, обойдётся без падений. Не хотелось бы свернуть себе шею именно сегодня!

Стараясь соблюдать меры предосторожности, какие только могли быть соблюдены в данных условиях, они поднялись на вершину колокольни и обомлели от той красоты, которая неожиданно открылась перед ними. Они увидели свой маленький городок с блестевшими на солнце железными крышами. Он был окружен с трех сторон могучей высокой тайгой, уходившей далеко к горизонту. В лучах солнца чистым серебром переливались перила железнодорожного моста. Голубое небо, без единого облачка, темно-синяя вода неширокой, размеренно текущей реки и ярко-красная вперемешку с жёлтым листва деревьев создавали необыкновенный, почти сказочный пейзаж.

– Правда, здесь хорошо? – восторженно спросил Роман, оглядываясь по сторонам.

– Правда! – согласилась Ксения. – Здесь очень красиво!

– Красиво, – повторил Роман и повернулся к ней. – Скажите, но почему, если здесь всё так красиво, эта красота никому не нужна?

Бережная не сразу нашлась, что ему ответить.

– Ну… почему же никому не нужна, – неуверенно начала она. – Давно установлено, что это памятник архитектуры, и об этом все знают. Да, этот храм необходимо реставрировать…

– Только не говорите, что на это нет денег, – сердито оборвал её Роман.

Она промолчала. Они постояли ещё немного, размышляя о только что сказанном и услышанном, а затем осторожно спустились вниз и обошли колокольню.

– Такое впечатление, что здесь рыли землю, – остановившись, вдруг удивлённо произнесла Ксения. Роман ничего не ответил ей.

Когда они снова оказались на своем берегу и Ксения уже собиралась распрощаться с ним, Роман неожиданно спросил:

– А почему вы не напишете статью об этой церкви? Если вы столько знаете о ней, почему бы вам не написать об этом? Она ведь скоро совсем развалится. Тогда и любоваться будет нечем.

Бережная молчала.

– Взрослые всегда много говорят и ничего при этом не делают, – с горечью, не без упрека, сказал Роман.

Ксения продолжала хранить молчание. Роман был прав, и его слова своей прямолинейностью и безапелляционностью поразили её в самое сердце.

– Я подумаю об этом, – наконец произнесла она.

– Обещаете?

– Обещаю, – нерешительно ответила именинница. – Но при одном условии.

– При каком? – удивился Роман.

– Эту статью мы напишем вместе.

Глава 4

Для начала Ксения решила просмотреть те материалы о старой церкви, которые имелись у них в музее, но директор музея Алла Александровна Голованова своим рассказом немало озадачила её.

– Историей Спасской церкви и проблемой её реставрации начала заниматься первый директор нашего музея Вера Николаевна Тараненко. Ей удалось найти ещё дореволюционные снимки Спасской церкви, два чертежа и некоторые документы. Кажется, это были записки одного из священников. Я хорошо помню, что она хранила их у себя в кабинете, в картонной папке. Однажды к нам приехал молодой ученый. Тогда он ещё был аспирантом. Очень обаятельный молодой человек. Всех сотрудников очаровал своими убедительными речами и искренней заинтересованностью. Сказал, что пишет диссертацию о церковной архитектуре Сибири, клятвенно обещал помочь в реставрации, а если потребуется, обратиться с этим вопросом в Москву, где, дескать, у него есть хорошие связи. В общем, будет требовать, настаивать, добиваться. Вера Николаевна поверила ему и отдала все имевшиеся у неё материалы с условием, что молодой человек сделает копии и вернёт оригиналы. Тот согласился, уехал, и… больше мы его не видели. Правда, первое время он звонил, потом перестал. Тогда Вера Николаевна попыталась с ним встретиться, но у него всё какие-то предлоги находились для отказа. Был очень, очень занят. Единственное, что удалось узнать, так это то, что он блестяще защитил диссертацию. Веры Николаевны не стало несколько лет назад. Я после её смерти сама звонила в университет, в котором преподает этот товарищ, но его или не было, или он бросал трубку, когда слышал, откуда ему звонят. Так что документов нет, а реставрации как не предвиделось, так и не предвидится. Вы же сами видели – церковь уже разрушена почти на семьдесят процентов. Во всех инстанциях много лет твердят одно и то же: всё упирается в деньги, которых, к сожалению, нет.

Неужели пропали все документы? Трудно было поверить в это. И всё же, несмотря на разговор с Аллой Александровной, на следующий день Бережная поехала в Майское. Майское, некогда зажиточное, богатое село, в последние десятилетия захирело, обеднело и значительно обезлюдело.

В сельсовете она нашла председателя. У него был лихой, правда, уже поседевший чуб, а одежда представляла странное сочетание морской тельняшки с джинсами, аккуратно заправленными в резиновые полусапожки. Председатель сразу же сообщил ей, что церковь числится за администрацией села.

– А кто же это у церкви кабачки сажает? – поинтересовалась Ксения и совсем не ожидала, что в ответ на её нетактично заданный вопрос председатель покраснеет, как провинившийся школьник, и честно признается:

– Мои это кабачки. А что? На погосте земля хорошо родит.

– Конечно, что же ещё может сравниться с таким удобрением? – ехидно произнесла Ксения и поинтересовалась у председателя насчёт церковных документов и вещей, которые могли сохраниться у кого-нибудь из местных жителей.

– Э, девушка, поздновато спохватились, – ответил председатель. – Сколько воды уже с тех пор утекло. Гражданская была – то белые здесь рыскали, то красные. Партизаны из отряда Чубкова оборонялись в ней от колчаковцев. Затем колчаковцы отбивались от красных. Её и из пулеметов расстреливали, и из пушки по ней несколько раз шарахнули. Потом советская власть все церкви позакрывала, а священников на Колыму выслала. В тридцатые годы иконостас разбили топорами. Когда на строительство конторы кирпич понадобился, пригнали сюда четыре трактора. Эх, да что там трактора! Её же ещё перед войной трижды пытались взорвать. Трижды! – неожиданно высоким голосом закричал председатель. – А она не поддалась! Не поддалась! Раствор у неё какой-то особенный. Ещё бабка моя говорила, что замешан он был на яичных желтках. Будто бы по всей округе яйца собирали, когда её строили. А бумаги… Где теперь найдёшь эти бумаги? Давно, должно быть, сгорели в чьей-нибудь печке или мужики на курево извели. Кто ж тогда знал, что они снова понадобятся. Теперь опять мода на церковь пошла. Одних крестят, других венчают, третьих отпевают. Тьфу! – председатель махнул рукой.

Так ничего и не узнав, Бережная вернулась в музей и первым делом направилась в кабинет Аллы Александровны.

– По вашим глазам вижу, что ваша поездка не увенчалась успехом, – сказала Голованова.

– Не стану отрицать очевидное, – согласилась Ксения. – Алла Александровна, а вы не помните, как звали того обаятельно-непорядочного аспиранта? Может быть, сохранились его координаты?

– У меня был записан его телефон, – ответила Алла Александровна и, достав свою записную книжку, нашла телефон Куприна Анатолия Ивановича.

– Чудесная фамилия! Писательская! – воодушевлённо произнесла Ксения, энергично набирая цифры. – Будем надеяться, что он никуда не переехал и бесследно не исчез.

– Анатолий Иванович проживает по другому адресу. Комсомольский проспект, – сообщил ей пожилой женский голос.

– Простите, а с кем я разговариваю?

– С его мамой, Ларисой Григорьевна.

Доброжелательная Лариса Григорьевна поведала молодому начинающему исследователю, собирающемуся поступать в аспирантуру и мечтающему о таком талантливом научном руководителе, как Анатолий Иванович, – именно так отрекомендовала себя звонившая – что сын её благополучно защитился несколько лет назад, что он замечательный преподаватель, а в прошлом году читал лекции в Германии. В каком-то труднопроизносимом городе. Да, и книга у него есть. И не одна, а несколько. И все переведены на иностранные языки. Та, о которой говорит Ксения Алексеевна, называется «Исчезнувшие жемчужины Сибири». Конечно, она даст и рабочий, и домашний телефон сына.

– Итак, полдела сделано! – уверенно произнесла Ксения, завершив разговор с мамой Куприна. – Теперь возьмем быка за рога!

Но Алла Александровна не разделила её оптимистичной настроенности и грустно улыбнулась.

Голос у Куприна оказался замечательным, располагающим. Мягкий баритон. Но едва он узнал причину, по которой ему позвонила Бережная, как вся его мягкость и расположенность к собеседнице мгновенно исчезли.

– Извините, но мне сейчас не до разговоров с вами, – резко оборвал её Куприн. – Через два дня я улетаю на семинар во Владивосток, и я не знаю, будет ли у меня в ближайшие три месяца время для встречи с вами. Всего вам доброго.

– Очень жаль, – едва успела произнести Ксения перед тем, как Куприн положил трубку.

– Что я вам и говорила, – развела руками Алла Александровна.

Остаток дня Ксения провела, размышляя над тем, что же такого таинственного могло оказаться в документах, собранных Верой Николаевной Тараненко, и почему так изменился в голосе Анатолий Куприн, услышав, по какому поводу она ему звонит. Бережная пришла к выводу, что ей, несомненно, следует во что бы то ни стало найти книгу «Исчезнувшие жемчужины Сибири». Может быть, разгадка столь ненаучного поведения ученого кроется именно в ней?

Глава 5

Оказалось, что книгу Куприна не так-то просто достать: в продаже единственного в городе книжного магазина её не было, а в фонд городской библиотеки она никогда не поступала. Оставалось надеяться на университетских друзей, к которым за помощью обратилась Ксения Бережная. Размышляя над поступками Анатолия Куприна, она всё чаще склонялась к мысли, что этот человек просто воспользовался доверием Веры Николаевны, а та, полагаясь на его честность и порядочность ученого, обманулась в нём. Интересно было бы узнать, какими мотивами руководствовался Куприн и какие цели преследовал при этом. Но пока Ксения решила обратиться к тем крайне скудным материалам о селе Майском, имевшимся в её распоряжении, и внимательно изучить их. Просматривая документы и делая необходимые выписки в свой рабочий блокнот, она услышала осторожный стук в дверь.

– Входите, – сказала Ксения и немало удивилась, когда дверь открылась и на пороге появился Роман. Ещё больше её поразила та одежда, в которую он был одет: наброшенная поверх черной футболки ярко-оранжевая куртка, так и бросалась в глаза своим насыщенным цветом, а тёмные брюки в несколько рядов украшали металлические заклепки.

– Здравствуйте, – сказал неожиданный гость. – А я к вам.

– Проходи. Вот уж не ожидала тебя увидеть, – произнесла Бережная, не переставая разглядывать его.

– Я просто хотел узнать… – замялся Роман, и Ксения пришла ему на помощь.

– Ты хотел узнать, как обстоят дела со статьей. Я тебя вынуждена разочаровать: к статье я ещё даже и не приступала.

– Может, я могу чем-нибудь помочь?

– Можешь, но, для начала, если ты не против давай выпьем по чашечке чая, – улыбнулась Ксения.

– С удовольствием, – ответил Роман.

– Тогда присаживайся.

Занимаясь нехитрыми приготовлениями, Ксения рассказала Роману о своей поездке в Майское.

– Но не следует преждевременно отчаиваться, – уверенно произнесла она. – Будем рассуждать логично. Село Майское было основано в 1726 году переселенцами из Тобольской губернии на удачно выбранном, с точки зрения географии, месте – на пересечении дорог, которые вели в крупные сибирские города: Томск, Барнаул, Красноярск. Через два года в селе была построена деревянная церковь. Как раз об этой постройке и сохранился документ, имеющийся в нашем музее. Эта церковь стояла в центре села, но вскоре она сгорела, так как деревянные постройки имели свойство гореть. Через год на её месте возвели новую, и снова деревянную. А вот потом кто-то принял решение построить каменную. Вдруг деревянная снова сгорит.

– Две церкви в одном селе? – удивился Роман.

– Да, конечно. А что тут такого? Село ведь было богатое, к тому же в виду выгодного экономического положения оно росло, жителей становилось всё больше и больше. По архивным данным, в Майском в 1856 году проживало уже около трех тысяч человек. В нём был кожевенный завод, больница, мельницы, более десятка магазинов, два училища. Завод, скорее всего, принадлежал купцу, а большинство церквей в сёлах строилось именно на деньги купцов. Конечно, чаще всего возведение храмов было связано с идей искупления за неправедно нажитое богатство как одного из смертных грехов. Но сибирские купцы, выделяя большие деньги на благотворительность, руководствовались более важной причиной – тщеславием. Они не могли допустить, чтобы рядом, в соседнем селе или городе, что-то было лучше, чем у них. Пока мне не удалось найти ни имени мастера, ни клировые ведомости Спасской церкви, ни сведений о первом владельце кожевенного завода. А те документы, что были в музее, попали в руки не совсем чистоплотного человека, – и Ксения поведала Роману о своем разговоре с Аллой Александровной и о звонке Куприну.

– Да, его нельзя назвать порядочным, – согласился Роман, выслушав Бережную. – Не ожидал, что люди, имеющие отношение к науке, могут совершать такие неблагородные поступки. Но я к вам тоже пришел не с пустыми руками, – добавил Роман и вынул из кармана небольшую коробочку.

Ксения взяла коробочку, открыла её и увидела пуговицу.

– Какая удивительная пуговица. Откуда она у тебя? Досталась по наследству? – спросила она, подойдя к окну, чтобы внимательно рассмотреть пуговицу.

– Нет, – покачал головой Роман. – Я её нашел.

– И где же?

– На кладбище при Спасской церкви, в Майском.

– На кладбище? – удивилась Ксения.

– Да, в мае. Вы правильно заметили, что там землю копали. Как я понял, хотели проложить водопровод, а разрыли могилы. Я это своими глазами видел. Они думали, что кладбище находится только с левой стороны от колокольни, там, где ещё сохранились могильные плиты, а оказалось, что это не так. Экскаваторщик разрыл несколько могил. Вот при таких обстоятельствах я и нашёл эту пуговицу. Я на следующий день снова туда приехал. Всё уже было засыпано. Водопровод начали прокладывать в другом месте, а о том, что произошло, видимо, решили никому не говорить. Как вы думаете, что мог делать хозяин этой пуговицы в наших краях? Как он вообще очутился здесь?

– Не знаю, – покачала головой Ксения, не переставая любоваться пуговицей. – Мне кажется, что пуговица сделана из серебра. А вот эти вкрапления… Неужели бриллианты? – шутливо спросила она. – Как ты думаешь?

– Не знаю, – ответил Роман. – Я в этом ничего не понимаю.

– Как жаль, что у нас в городе нет филобутониста.

– Нет кого? – спросил Роман, услышав незнакомое слово.

– Филобутонист – это человек, занимающийся коллекционированием пуговиц и знающий о них всё.

«Филобутонист», – мысленно произнёс Роман, стараясь запомнить это слово.

– Кстати, завтра я собираюсь поехать в Майское, – сказала Ксения. – Хочу поговорить с жителями. Может быть, кто-нибудь хоть что-то вспомнит.

– А вы можете взять меня с собой? – встрепенулся Роман.

– А как же школа? Ведь учебный год только что начался, – возразила Ксения.

– Я учусь со второй смены, – не моргнув глазом, солгал он. – Так что успею.

– Ну… хорошо, – нерешительно произнесла она. – Тогда послезавтра жду тебя на вокзале в девять часов.

– Идёт, – обрадовался Роман.

Ксения принялась разливать чай.

– У вас такой порядок на столе! – одобрительно произнёс Роман, внимательно, разглядывая её письменный стол. – Все книги и бумаги лежат аккуратными стопочками. Карандаши остро отточены. У вас, наверное, и в ручках пустых стержней нет?

– Не знаю, не проверяла, – улыбнулась Ксения.

– А что вы сейчас изучаете? – спросил он, показывая на раскрытую книгу.

– Это монография одного итальянского искусствоведа, – ответила Ксения. – Он пишет об архитектуре Сибири.

– Итальянец пишет о Сибири? – удивился Роман.

– Да. Его очень интересуют наши церкви и соборы, – ответила Ксения, пододвигая Роману вазочку с печеньем. – Послушай, а что ты тогда на речке делал в компании девчонок?

– А я с одной из них с детства дружу. С Дашей.

– Даша – это…

– Даша – это та, у которой длинные светлые волосы. Мы с ней раньше в одном доме жили. Дружим с детства. Сейчас в параллельных классах учимся. У неё родители, как и мой отец, тоже бизнесом занимаются. Когда наши родители уезжали в Новосибирск на оптовые базы, мы с ней после школы себе обед готовили: яичницу жарили с колбасой и сыром или картошку варили. Однажды поставили кастрюлю на плиту, а сами за компьютер уселись и забыли про то, что у нас картошка варится. Даже запах гари не сразу почувствовали. Кастрюлю пришлось выкинуть – не поддалась она чистке. А потом у Даши бабушка тяжело заболела. Тогда Дашины родители всё время были в разъездах, так я помогал ей за бабушкой ухаживать. Она три месяца проболела и умерла.

– Очень жаль, – едва успела произнести Ксения, как Роман неожиданно спросил ее:

– А вы читали «Гамлета»?

– Читала, когда в школе училась. А что? – обеспокоенно спросила она, ожидая очередного подвоха с его стороны.

– Да нет, ничего. Мы его будем проходить в этом году. Нам задавали читать на лето. Я из всего списка только «Гамлета» и прочёл.

– Ну и как? Понравилось?

– Не всё. Я так и не понял его отношений с Офелией. Слишком запутано, а у автора уже не спросишь. А вы осуждаете или одобряете Гамлета за его убийства?

– Не знаю. Мне всегда казалось, что этого героя нельзя однозначно оценивать, – растерянно ответила Ксения. – Я думаю… Я думаю, что Гамлет – просто несчастный человек. Ему уже тридцать лет, по тем временам это почти старость, а он, несмотря на то, что в его возрасте давно пора не только владеть королевством, но и иметь семью, одинок. Окружающий мир видится ему тусклым и мерзким, а сам он никому и ни во что не верит и живёт в постоянном подозрении. Ему кажется, что вокруг одни предатели, что все и вся против него. Его даже не может спасти любовь, в существовании которой он сомневается, ведь перед его глазами – наглядный пример собственной матери. Он высок в своем одиночестве, но и в то же время беспредельно жесток. А именно абсолютное одиночество порождает страшное недоверие, мнительность и жестокость. Я с уважением отношусь к его нравственным принципам, но никогда не стану сторонницей того метода, с помощью которого он разрешил проблемы со своими недругами.

– Даже если вас будут предавать? – недоверчиво усмехнулся Роман.

– Даже если меня будут предавать, – твердо произнесла она.

– А если вы узнаете, что вас приговорят к смерти?

– Что за странный вопрос? – смутилась Ксения. – Что значит «приговорят»?

– Ну…вы узнаете, что должны будете умереть от рук своих друзей. Что вы тогда будете делать?

– Во-первых, я не стану дружить с теми, кто способен лишить человека жизни, – сказала Ксения.

– А во-вторых? – спросил ее Роман.

– Не знаю, – пожала плечами Ксения. – Наверное, исхитрюсь и… и что-нибудь придумаю.

– Например?

– В полицию обращусь, – дала довольно прозаичный ответ Ксения, чем вызвала разочарование у Романа.

– А если вас решат отравить? Как вы догадаетесь?

– Да что у тебя за страшные вопросы? Кто меня еще вздумает отравить? Среди моих друзей отравителей нет, – возмутилась Ксения. – Послушай, а ты случайно не поклонник Агаты Кристи? – прищурив глаза, спросила она. – Помнится, Агата Кристи в молодости не только интересовалась ядами, но и изучала их.

– Нет, не поклонник. Но вам не кажется, что он бравировал, а сам до конца не верил в возможность своей смерти?

– Да почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Не знаю, – пожал плечами Роман. – Просто мне больше не у кого спросить.

– Я тебе честно признаюсь: из всех шекспировских героев мне более симпатичен Фальстаф, – решила уйти от столь трагической темы Бережная. Роман удивлённо уставился на неё. – Да, да, Фальстаф. Он самый объективный персонаж из всех героев Шекспира, особенно по отношению к собственной внешности и характеру. Конечно, Джон Фальстаф из разряда плутов, но у Шекспира этот пройдоха вышел таким обаятельным малым, чего, конечно, не скажешь о его лучшем друге Генрихе. А с какой подкупающей честностью он высказывается о собственном весе, любви к деньгам и женщинам, вкусной еде и прочим удовольствиям жизни! Все эти принцы из разряда Генриха V рядом с ним выглядят просто бледной тенью, несмотря на явное стремление автора показать представителей королевской власти благородными и героическими личностями.

– Да, я тоже заметил, что Шекспир был явным монархистом, – согласился Роман. – Ведь монологи об идеальном короле и идеальном государстве всегда произносит именно принц, который мог бы стать мудрым правителем, способным правильно царствовать, если бы получил такую возможность.

– Но то, что мы встречаем на страницах книг, очень редко появляется в реальной действительности – вздохнула Ксения.

Глава 6

Директор музея, узнав, что Бережная снова собралась ехать в Майское, посоветовала ей в первую очередь сходить к Рукосумовым. «У них в семье есть книжный шкаф старинной работы, – сказала она. – Очень красивый. Он у них вместо буфета на кухне стоит. А затем загляните к Анне Петровне Тимошиной на улицу Декабристов».

Шкаф оказался действительно старинным, но, когда он появился в семье Рукосумовых, не знали ни хозяин, ни хозяйка, а только твердили в один голос, что он достался им по наследству от покойной двоюродной бабушки Полины Яковлевны, которая ещё до революции учительствовала в Майском. Больше никаких старинных вещей у них в доме не было.

– Возможно, шкаф – личная вещь Полины Яковлевны. Приехала сюда учительствовать из Томска и привезла этот шкаф с собой, – предположила Ксения, когда они с Романом вышли на крыльцо.

Идя к калитке, Роман вдруг остановился и стал рассматривать плиты, из которых была выложена дорожка.

– Ксения, посмотрите! – потрясённо воскликнул он. – Это же с могил!

Действительно это были надгробные плиты со старого кладбища при заброшенной церкви, которыми практичные хозяева воспользовались, чтобы обустроить и облагородить свой двор.

– Я думаю, что они не единственные, кто в качестве строительного материала использовал надгробия, – сказала Ксения. – Ну что ж, пусть это останется на их совести. Идём к Тимошиной.

Дом, в котором проживала Анна Петровна Тимошина, не мог не произвести впечатление. Несмотря на свой вековой возраст, жилище выглядело крепким и добротным; особенно украшали его резные наличники на окнах и карнизах. Хозяйка, высокая пожилая женщина, встретила их тепло и радушно. Не успела Ксения объяснить цель их прихода, как Анна Петровна, даже не дослушав, сразу усадила незваных гостей за празднично накрытый стол.

– Ко мне свояченица приехала, – пояснила она. – В бане сейчас с дороги моется.

Пока Анна Петровна хлопотала в кухне, Ксения и Роман огляделись. В комнате царила идеальная чистота. Занавески на окнах, скатерть на столе, накидки на подушках – всё было белоснежным и накрахмаленным.

– Одна живет, – голосом опытного разведчика произнёс Роман.