Читать онлайн «Липовый пафос»

Липовый пафос. Новелла 1: «Точка сборки»

Он не искал её. Он просто перезагружался. Лавка в сквере – лучший сервер для этого. Фридрих впитывал шум города как белый шум, пальцы машинально листали ленту, взгляд был пустым и, как всем кажется, прикованным к экрану. На самом деле, он был настроен на волну намерения. Он ждал сигнала. Шёпота вселенной. Щелчка.

И он его услышал. Не звук. Ритм.

Чёткий, отбиваемый каблуками по брусчатке. Не суетливый, не деловой. Уверенный, даже немного вызывающий. Тук-так-тук-так. Музыка её шагов.

Он поднял глаза. Солнечные зайчики прыгали по тёмному пластику очков на её лице. Он не видел глаз, но видел всё остальное: лёгкую улыбку-загадку в уголках губ, будто она только что вспомнила что-то смешное, волосы, собранные в небрежный пучок, из которого выбивались две непослушные прядки, и… книгу. Старую, потрёпанную, в бумажной обложке. В бумажной! В двадцать первом веке. Это был знак.

Она прошла мимо. Мимо его лавки. Ритм её шагов начал удаляться.

Обычный человек поднялся бы, побежал, начал запинаться: «Девушка, можно вас на минуточку?». Фридрих остался сидеть. Он просто изменил точку сборки мира.

– Кафка в бумажной обложке – это последний уровень храбрости, – сказал он в пространство. Голос не громкий, но чёткий, будто не он это сказал, а кто-то другой. Просто констатация факта.

Ритм шагов споткнулся. Прервался. На секунду.

Она обернулась. Солнечные зайчики скользнули с её очков прямо на него.

– Простите?

– Ничего. Просто восхищаюсь. Бумажная обложка – это как выйти из дома

без бронежилета. Прямо вот так, нараспашку, всему миру: «Я уязвима. Читайте меня». Смело.

– Или наоборот, – парировала она. – Это лучшая броня. Все видят корешок, думают: «А, умная». И проходят мимо. Боятся заговорить.Она медленно подошла. Теперь он видел её глаза. Карие. С любопытством.

Фридрих улыбнулся. Он не стал спорить. Он согласился.

– Гениально. Маскировка под неприступность. Работает?

– До сегодняшнего дня – безупречно, – она рассмеялась. И это был не смешок. Это был настоящий, лёгкий смех. Его первая победа. Нет. Не победа. Отклик.

Они смотрели друг на друга пять секунд. Сквозь них проходили люди, шумели машины, но в их микромире было тихо. Фридрих чувствовал, как щёлкают шестерёнки, как находятся нужные слова. Не для того, чтобы произвести впечатление. А для того, чтобы продолжить resonance.

– Фридрих, – представился он, не протягивая руки.

– Лика.

– Лика, – повторил он, будто пробуя на вкус. – Значит, так. Я предлагаю рискнуть вдвойне.

– Это как?

– Во-первых, я уже заговорил. Броня пробита. Во-вторых… – он сделал паузу, глядя прямо в её карие глаза, – …я предлагаю отложить Кафку. И написать свою собственную историю. На одну чашку кофе. Без брони.

Она посмотрела на книгу в своей руке, потом на него. Улыбка снова тронула уголки её губ.

– А если история окажется липовой? Слишком пафосной и ненастоящей?

– Тогда мы так и назовём её, – парировал он. – И запомним как самую интересную сказку.

Лёд растаял без единого crack. Он просто превратился в туман, окутавший их обоих. Она кивнула.

Фридрих поднялся с лавки. Он не взял её под руку. Он просто пошёл рядом, подстраивая свой шаг под её ритм. Тук-так-тук-так. Теперь их ритм.

Магия началась. С первого щелчка. С первой точки сборки.

Текст песни:

Куплет 1

Тук-так. По плитке метроном.

Не смотрю. Но на прицеле весь твой объём.

Броня из бумаги. И смех – пробоина.

Мой ход. Вселенная – не картина, а дилемма.

Припев

Алый закат на твоих очках.

Наш диалог – это не спор, это пари.

Выиграл? Или проиграл с самого старта?

Не липовый пафос, а сладкий причал.

Куплет 2

Кофе остынет. Шум улицы стихнет.

А мы – два первооткрывателя в точке сингулярности.

Ты расскажешь про Кафку. Я промолчу про остальное.

Главное – щелчок. И новый виток.

Аутро

Тук-так… Тук-так…

Новый ритм.

Липовый пафос. Новелла 2: «На линии огня»

Он ненавидел вернисажи. Фальшивый смех, пафосные речи, воздушные поцелуи в щёку. Но именно здесь, в этой продуманной до мелочей искусственности, иногда проскальзывали самые настоящие эмоции. Скука. Раздражение. Тоска по настоящему.

Он стоял в стороне, прислонившись к холодной бетонной колонне, и наблюдал. Не за картинами. За людьми. Его взгляд скользнул по паре: он – седой и важный, говорит громко, жестикулируя сигарой. Она – молодая, в чёрном платье, которое кричало о деньгах больше, чем о вкусе. Она смотрела куда-то поверх голов, с абсолютно стеклянным, отстранённым взглядом. Её рука с бокалом шампанского была напряжена. Она была как дорогая картина в золотой раме, которую повесили не там и не для того.

Её кнопка была настолько очевидна, что Фридрих почти усмехнулся. Скука. Глубочайшая, всепоглощающая скука. Ей было невыносимо скучно. И это был его вход.

Он дождался момента, когда её спутник отошёл похлопать по плечу какого-то знакомого. Мгновение – и Фридрих был рядом. Он не подошёл. Он материализовался.

– Спасите, – сказал он тихо, его губы почти касались её уха. – Я умираю от тошнотворной восторженности вокруг. Мне нужен союзник по несчастью.

Она вздрогнула и обернулась. Её глаза, ещё секунду назад пустые, вспыхнули от неожиданности. И интересом.

– Что?..

– Шшш, – он сделал вид, что берёт два фужера с проходящего мимо официанта, один протянул ей. – Притворимся, что мы знаем друг друга сто лет и нам невероятно скучно на этом потрясающем мероприятии. Играем в игру «Угадай, кто придумал эту мазню и почему». Я начинаю: вон тот мужчина с сигарой… его работы. Он пишет не кистью, а чековой книжкой. Купил себе имя.

Она не засмеялась. Она рассмеялась. Громко, искренне, сбрасывая с себя стеклянную маску как ненужную кожу.

– Вы сумасшедший, – выдохнула она, но взяла бокал.

– Фридрих. Профессиональный спасатель от скуки на светских раутах. А вы?

– Арина. И я, кажется, ваша первая спасённая.

Он вёл её по залу, шепча на ухо едкие, но точные комментарии о гостях, о картинах, о самом себе. Он создавал для них двоих параллельную реальность, полную интриги и лёгкого безумия. Он не делал флирт. Он вовлекал. Он был тем риском, той опасностью, тем глотком свежего воздуха, в котором она задыхалась.

– А что, если он вернётся? – вдруг спросила она, снова становясь серьёзной, но в её глазах уже играли огоньки.

– Кто? О, ваш спонсор? – Фридрих махнул рукой. – Скажем, что я ваш давно потерянный кузен из Аргентины. Непредсказуемый и немного опасный. Он же не захочет скандала.

Он взял её руку. Нежно, но уверенно. Повёл не к выходу, а к самой большой и абстрактной картине в зале.

– Видите эти линии? – его голос снова стал низким, заговорщическим. – Это не хаос. Это карта. Карта побега. Вот здесь мы сворачиваем за угол, вот здесь теряемся в толпе… а вот здесь…

Он посмотрел на неё. Выдержал паузу. Мир сузился до размера её зрачков.

– …а вот здесь мы уже пьём кофе в каком-то подвальчике, где пахнет краской и настоящей жизнью, и вы рассказываете мне, о чём вы мечтаете на самом деле, когда никто не видит.

Она не отвечала. Она просто смотрела на него, полностью захваченная созданным им вихрем. Она была на линии огня, и ей это нравилось.

– Вы не кузен из Аргентины, – наконец выдохнула она.

– Нет, – согласился он. – Я гораздо интереснее. Идём?

Её ответом была её рука в его руке. Они шли к выходу, и Фридрих чувствовал, как по его спине ползут десятки любопытных и осуждающих взглядов. Ему было плевать. Он снова поймал момент. Не просто знакомства. Освобождения.

[Куплет 1]

Белый шум шампанского, фальшь в глазах.

Ты – экспонат в золотой клетке, без права на шанс.

Мой вход – не изящный пируэт, а взлом.

Слово-клеймо. И ты уже вне закона.

[Припев]

На линии огня меж ним и мной.

Ты дрожишь не от страха – от свободы глотка.

Игра в анархию. Наш тайный сговор.

Не вернисаж. Побег. Без правил, без догм.

[Куплет 2]

Критикуем мазню. Смеёмся как дети.

Ты сбросила платье-панцирь на этом паркете.

В подвале у грэнд-мастеров русского рока

Ты пьешь портвейн, и твоя душа не одинока.

[Мост]

А он ищет тебя. Сквозь толпу. Сквозь года.

Но ты уже здесь. Со мной. Навсегда? Нет. Навсегда – это слишком громко.

На один вечер. На одну эту ночь.

Чтобы узнать, как молчит тишина после фразы «Я тоже хочу жить, но не знаю как».

[Аутро]

На линии огня… Горим, но это не больно.

Это… живо.

Липовый пафос