Читать онлайн Последний инсайт

Последний инсайт

…Как же я устала от этой боли…даже пластырь уже не спасает. Немного легче становится только на работе. Там странным образом боль притупляется, она есть, но как будто внешним фоном. Можно даже обмануть себя, сделать вид, что она ко мне не относится, что это чужая боль, а я ее просто чувствую, потому что я слишком чувствительный человек, эмпат…

Вера

Вера разбирала сумку, привезенную из дома. Госпитализация была плановой и подготовиться она успела основательно. Лежать, кажется, предстояло долго, и лечение не обещало быть легким, поэтому надо постараться создать себе хоть мало-мальски уютную атмосферу. Под любопытными взглядами соседок по палате – их было двое, Вера накрыла тумбочку собственноручно связанной салфеткой. Поставила на нее маленькую вазочку с букетиком сухоцветов (как живые!), а так же кружку с надписью «все будет о**енно» – подарок Михаила, ее любимого мужчины.

…Миша работал водителем – дальнобойщиком, был парнем веселым, добрым, но неотесанным. «Мы в институтах не кончали!» – ржал он в ответ на Верины робкие попытки его хоть немного «окультурить». Вера картинно хваталась за сердце и хихикала. Она знала, что человека надо принимать таким, какой он есть. И принимала. Точнее сказать – постепенно смирилась. Михаила она любила, хоть он и не был человеком ее круга, как пафосно выразилась, поджав губы, ее мама.

– Господи, мама, ну а какой у нас круг? Ты да я, да мы с тобой? Мы тоже не дворянских кровей! – восклицала Вера. На что мать отвечала:

– Может и не дворянских, но люди интеллигентные!

Мама много лет проработала чертежницей, в 90-е их конструкторское бюро закрылось, женщина торговала на рынке китайскими пуховиками, сидела диспетчером на телефоне, а 10 лет назад вышла на пенсию и устроилась гардеробщицей в поликлинику. Сама Вера преподавала ИЗО в школе. «Их круг» – мамины приятельницы – пенсионерки. Бывшая коллега по КБ и старушка – сменщица из поликлиники. У Веры была только одна подруга, еще со школы. Они вместе закончили художественное училище, но Маринка, в отличие от Веры, в жизни преуспела больше – держала небольшой салон маникюра, в котором трудилась вместе с двумя своими мастерами.

Головой Вера и сама понимала, что Михаил не был для нее «подходящей партией», но когда тебе уже за тридцать, а семьи все еще нет, то полюбишь и … дальнобойщика. Когда она привела Мишу домой и познакомила с мамой, то та не смогла даже сделать вид, что рада гостю. Брезгливое выражение не сходило с ее лица весь вечер. Словно ей предложили попить чаю бомжи на пустыре. К чаю Михаил принёс бутылку красного сладкого вина и торт, украшенный шапкой растительных сливок. Мама, едва заметно поморщившись, подала «цветаевский» пирог – одно из своих фирменных блюд.

После того, как за женихом закрылась дверь, пожилая женщина схватила принесенные дары и отнесла их соседской многодетной семье с сильно пьющим кормильцем. Лидия Львовна была снисходительна ко всем кроме родной дочери. Вообще, окружающие считали ее женщиной милой и доброй, ошибочно принимая за сердечность простое равнодушие. Вернувшись, она картинно рухнула в кресло, откинула, как бы в изнеможении, голову, приложила руку ко лбу, закрыла глаза и простонала:

– Ну и где ты его взяла?

– В магазине познакомились – пробормотала Вера, радуясь, что мать ее не видит.

Потому что это было неправдой. Познакомились они на сайте знакомств. Этот сайт посоветовала ей Маринка. Сама она постоянно там ошивалась и меняла кавалеров, как перчатки. Но не говорить же об этом матери, которая считала интернет величайшим из зол. Она категорически отказывалась понимать, что в виртуальном пространстве у людей сейчас протекает значительная часть жизни. И это не хорошо и не плохо, а просто такова данность, и ее следует принять, как и в целом мысль о том, что наш мир стремительно меняется, независимо от того, нравится нам это или нет. И фраза из культового фильма: «Времена всегда одинаковые», сейчас, увы, во многом устарела.

Ну ей богу, в библиотеки сейчас ходят только древние старики и младшие школьники, кино и театр посещать в одиночку не очень – то принято, а в музеи хоть обходись – шансы на знакомство там с подходящим мужчиной стремятся к нулю. А время между тем летит, и ждать у моря погоды просто глупо. Но доказывать маме, что 35-летняя женщина весьма заурядной внешности практически не имеет шансов познакомиться на улице или в каком-то общественном месте, было бесполезно.

Конечно на сайтах знакомств сидит тоже определенный контингент – неликвид, те, кого не расхватали еще «щенками», но, по крайней мере, люди в основном там находятся именно с целью знакомства, а не для того чтобы на картины любоваться. Все предельно просто и прозрачно – да – да, нет – нет, едем дальше. К тому же можно сделать красивые фотографии и показать товар лицом, так сказать, а это совсем не то же самое, что в автобусе – темный, забрызганный грязью пуховик, съехавшая на глаза шапка с выбивающимися из под нее спутанными прядями, «съеденная» помада. Ну какова красота!

Михаил, кстати, был весьма недурен собой – высокий и мускулистый. Лицо простое, даже грубоватое, но не лишенное привлекательности. В прошлом был женат, но супруга не выдержала проверку частыми командировками мужа, закрутила роман на стороне. Детей в браке не родилось, и это, несомненно, было плюсом. Хотя Михаил хотел сына – наследника. Но, поскольку наследовать пока было нечего, с этим делом он не спешил, хоть и озвучил Вере свое желание. Она тоже не слишком рвалась завести потомство в ближайшее время, хотя прекрасно понимала, что первого ребенка рожать было пора еще позавчера. Сыну ее подруги Марины и по совместительству Вериному крестнику было уже 14 лет…

На первое свидание Михаил пригласил ее в ресторан. Велел заказывать все, что пожелает душа – не жадный. Пока они угощались, травил байки из жизни дальнобойщиков. Рассказчиком был хорошим, хоть и пересыпал свою речь крепкими словечками, видимо даже не замечая этого. Вере не хотелось выглядеть ханжой и тем самым отпугнуть парня, Михаил ей нравился. После ужина вызвал такси, усадил ее в машину, чмокнул в щеку и попросил отписаться, как доберется. Идеально.

Он не форсировал события, не приставал, не пытался навязаться в гости. Сам же снимал комнату в большой коммуналке в центре, своего жилья у него не было, но в скором времени он планировал взять ипотеку. Через месяц они все еще только целовались на последнем ряду кинотеатра. И Вера уже сама была готова напроситься к Мише в гости. Но он, будучи по всей вероятности опытным соблазнителем, это почувствовал и наконец-то пригласил девушку посмотреть его холостяцкую берлогу. И вот после того "рум – тура" Вера поняла, что Михаил и есть ее мужчина, и никакого другого ей не надо.

Любовником Миша оказался первоклассным – внимательным, нежным, деликатным, что как-то плохо вязалось с его обычными грубоватыми манерами. Но, говорят, что тела не лгут. Внешность и слова могут быть обманчивыми, а когда люди остаются наедине, обнажается их истинная сущность. По крайней мере, Вера так чувствовала.

Потом было знакомство с мамой, закончившееся имитацией сердечного приступа и категоричным вердиктом: «Чтобы ноги этого мужлана в моем доме не было!»

Конечно Вера не стала передавать Мише слова матери. Их жаркие свидания продолжались, как обычно, на территории Михаила. Но мать перестала с ней разговаривать, и когда Вера возвращалась домой, демонстративно выходила на кухню, чтобы накапать себе корвалола, а затем, шаркая тапками, словно к ее ногам были привязаны кирпичи, возвращалась в свою комнату. А еще у Лидии Львовны давно болели руки – сказались годы работы в гардеробе, и из поликлиники она уволилась. Вере было отчаянно жалко маму, которая проводила все дни напролет одна, и она старалась чаще бывать дома по вечерам. Но мать делала вид, что не замечает ее, а когда Вера попыталась поговорить, объясниться, отрезала:

– Мне неприятно общаться с падшей женщиной!

Особенно тяжело приходилось в те дни, когда Михаил был в рейсе. Вера рано заканчивала работу, но домой идти не хотелось, слишком уж тяжелой стала атмосфера в их с мамой квартире. Когда Миша возвращался, ей конечно же хотелось наверстать упущенное, но тогда она мучилась от чувства вины перед брошенной матерью.

Михаил предлагал перебраться к нему или снять квартиру, но Вера в ужасе отметала этот вариант. Она понимала, что это убьет мать или, как минимум, поставит окончательную точку в их общении. Она помнила, как мать ревновала ее ко всем молодым людям, которые появлялись в ее, Вериной, жизни. То, что это была ревность, она поняла позже, а тогда просто верила маме (может мать и имя ей дала такое, чтобы покрепче привязать к себе?) и соглашалась, что все ее немногочисленные ухажеры были с каким-то изъяном. Стоило Лидии Львовне сказать саркастически: «Ты видела его уши? Это же не уши, а локаторы! Ты хочешь, чтобы твои дети родились с такими?» И все, эти проклятые уши больше не выходили у Веры из головы. Она удивлялась, как сама раньше не замечала эту особенность. Ведь она явно бросался в глаза!

И так со всеми. У кого-то из кавалеров косил глаз(видимо врунишка), у другого мать работала уборщицей, третий был из многодетной семьи. Мама совершенно забыла о том, что сама не сделала карьеры, а так же и то, что ее собственный муж – отец Веры, умер от цирроза печени, вследствие непомерных возлияний. Это произошло, когда Вера была совсем маленькой, следовательно юная Лидочка уже выходила замуж за сильно пьющего человека. Конечно это объясняло ее тревогу за судьбу дочери, но все же больше походило на тиранию, чем на заботу. В глубине души девушка чувствовала, что мама мечтает о том, чтобы она вообще никогда не выходила замуж и провела свою жизнь в заботе о престарелой матери, которая в свое время тоже посвятила ей всю себя.

Но если раньше Вера смотрела на всех молодых людей мамиными глазами, то в случае с Михаилом это почему-то не сработало. Что было такого в этом мужчине? Или что-то изменилось в ней самой? Может быть она увидела в нем ту самую отцовскую любовь и заботу, которой была лишена в детстве, и поэтому мамино влияние на нее ослабло? Или Вера просто познала наконец настоящую страсть? Расцвела, как женщина, вошла в самую прекрасную, чувственную пору жизни? Да, все так, все это сыграло свою роль, все сошлось.

Со временем мать немного оттаяла и начала перебрасываться с дочерью ничего не значащими фразами, касающимися в основном покупок и быта. Но Веру все так же не покидало чувство, что она делает что-то плохое, неприличное, стыдное. Хотя умом она понимала, что имеет право на свою жизнь, на свое женское счастье. Что все эти слова про «наш круг» и «удачную партию», не более чем предрассудки и вообще глупость несусветная. А уж про «падшую женщину» вообще смешно! И слава богу, что она наконец-то «пала» на четвертом десятке! А то так бы и прожила всю жизнь с внедренным в нее матерью убеждением о том, что «это» нужно только мужикам, а порядочная(разумеется замужняя!) женщина просто идет на уступки. Но каждый раз, когда Миша держал ее в своих объятиях, а особенно, когда их ласки становились слишком жаркими и откровенными, где-то рядом маячил материнский фантом. И это было не просто ложкой дегтя, а хорошей порцией стрихнина в их безупречно гармоничной близости.

«Тогда слилось блаженство с болью

И я вошла в мой новый Рим.

Еще не зная, что с тобою

Мы в нем Голгофу сотворим»*

Целый год Вера жила с этим внутренним раздраем, разрываясь между двумя самыми близкими ей людьми. Михаил поначалу делал вид, что его совсем не задевает тот факт, что Вера больше не приглашает его к себе. Но со временем нет – нет, да и стали проскакивать фразы типа: «ну конечно, я же рылом не вышел!» и «не для того твоя мама ягодку растила!».

Неприятная ситуация произошла и с той самой кружкой с надписью. Миша преподнес ее Вере на День Всех Влюбленных, видимо таким образом он хотел ее поддержать, видя, что возлюбленная переживает из-за матери и мечется, пытаясь усидеть на двух стульях, стараясь никого не обидеть, не обделить вниманием. Возможно он искренне не понимал, что Вера не сможет принести такой подарок к себе домой и просто взять и поставить в сушилку, а может быть хотел таким образом проверить, кто для нее важнее. В нем, как и во многих людях подобного склада, удивительным образом уживались добродушие и жестокость. Та самая простота, которая хуже воровства. И если интеллигентный человек постоянно носит маску благопристойности, которая со временем так к нему прирастает, что становится частью его личности, и трудно порой бывает понять, какой он на самом деле, то человек, не слишком знакомый с хорошими манерами, вполне может впасть в какую-то очевидно несуразную крайность.

Кружку Вера тогда все же забрала, хоть и спросила на всякий случай:

– Это ты мне сюда купил?

– Не, Верун, забирай с собой! Когда мамаша сильно бузить будет, налей себе чайку, прочитай и улыбнись! – Миша весело ткнул пальцем в неприличную надпись, – ну, прикольно же, скажи?

– Говорю…

Дома она подарок конечно же спрятала, а вот в больницу с собой взяла. И в данном случае это было как нельзя кстати.

***

За месяц до этого Вера проходила ежегодный медицинский осмотр.

– Что-то вы неважно выглядите, Вера Владимировна – старый доктор – гинеколог внимательно посмотрел на нее поверх очков.

– В каком месте, Павел Олегович? – Вера предприняла попытку пошутить и ужаснусь самой себе: «Господи, воистину, с кем поведешься!»

– Вы тоже считаете, что гинекологи не смотрят на лица? Так вот – нет, я помню всех своих постоянных пациентов!

– Извините, ради бога! И что же в моем внешнем виде вас насторожило?

– Похудели, осунулись, голубушка. Вас что-нибудь беспокоит? Не по моей части, а вообще.

– Да вроде нет… Слабость только, уставать стала быстро, наверное просто надо отдохнуть – Вера вздохнула. Не говорить же этому, постороннему, по сути, человеку, о своем странном любовном треугольнике – мама, Миша, она. Да, она здорово похудела за последние месяцы, но списывала это на нервы и, пожалуй, на регулярный и страстный секс.

– А разденьтесь – ка до пояса! Нет – нет, сверху! Надо проверить и грудь.

Вера в недоумении стала расстегивать блузку.

«Раньше он никогда мою грудь не осматривал…»

– Так больно? – доктор тщательно прощупывал что-то в ее левой молочной железе.

– Немного, когда надавливаете.

– А сами вы не замечали уплотнения?

– Да нет…

– Мда. Вот говорят вам, говорят… – озабоченно бормотал врач. – Так, сейчас я направлю вас на узи, а там посмотрим. Когда были последние критические дни?

Вера вышла из кабинета слегка встревоженная.

«Да нет, он просто перестраховщик! – успокаивала она себя, – да и ответственность хочет с себя снять. Скорее всего все со мной в порядке».

Но результат узи был неутешительным – в груди действительно обнаружили новообразование.

–Скорее всего это фиброз, но точно сказать мы сможем только после пункции – сказала милая женщина – диагност.

Вечером того же дня она рассказала обо всем Михаилу. Сначала не хотела, памятуя о том, что «муж любит жену здоровую». Но слишком уж тяжело и тревожно было на душе, хотелось кому-то поплакаться и поплакать в прямом смысле, забравшись на коленки, как в детстве. И чтобы так же, как в детстве, успокаивали и гладили по голове: «Не плачь, моя маленькая. До свадьбы заживет».

А будет ли эта свадьба?

Михаил, услышав нерадостные новости, присвистнул и похлопал себя по карманам в поисках курева.

– Ничего, Верун, все будет хорошо, не с*ы! – подбодрил он любимую.

Больше они к этой теме не возвращались. До самой Вериной госпитализации.

***

– Образование небольшое, операция возможна – молодой врач – онколог старательно елозил мышкой по столу. На Веру он не смотрел, изучал что-то в компьютере. «Интересно, почему мужчины – врачи такие красавцы? – подумала Вера, – может быть в медицинских университетах существует какой-то особенный кастинг? Ну да, ведь если больная влюбится в своего доктора, ее шансы на выздоровление значительно вырастут». Ей в голову лезла какая-то ерунда. Так психика защищалась от шокирующей информации.

– Сколько мне осталось? – не своим, каким-то осипшим голосом спросила Вера.

Красавчик – онколог наконец-то перестал терзать мышку и посмотрел на сидящую перед ним пациентку.

– Вы что, с ума сошли? У вас первая стадия болезни, метастазов нет. Сейчас мы удалим опухоль с сегментом груди и сторожевыми лимфоузлами. Проведем курс химиотерапии и все! Живите дальше, долго и счастливо!

Услышав это, Вера зажала рот ладошкой и расплакалась.

«Ну почему именно я? – с болью думала женщина по дороге домой, – неужели такова расплата за недолгий период счастья? А может быть я действительно сделала что-то ужасное, предала маму? Господи, я совсем запуталась! И поговорить не с кем! Миша как всегда скажет что-то дежурно – похабное, Маринка будет орать, что я круглая дура, а потом начнет успокаивать и все сведется опять же к банальному “все будет хорошо”. Остается мама. Надо все ей рассказать и получить настоящую, идущую от сердца, поддержку. Ведь так, как любит мать, никто никогда любить меня не будет».

От этой мысли ей стало немного полегче. Сейчас она придет домой, вскипятит чайник (надо, кстати, купить что-нибудь вкусненькое). Позовет маму, поделится с ней своей бедой, они вместе поплачут, обнимутся, а потом мама поможет ей собрать вещи в больницу. У самой Веры в голове сейчас была ужасная путаница – обязательно что-то забудет. Да, возможно, если бы не эта сумятица от шока и детского страха и отчаяния, ей бы не пришла в голову такая нелепая мысль. Мама, назвавшая ее падшей женщиной и практически не общающаяся с ней целый год, каким-то чудом должна была трансформироваться в понимающую и заботливую. Хотя конечно одно дело какой-то чужой мужчина, а другое – тяжёлая болезнь единственной дочери. Болезнь, которая непременно должна их примирить. По другому ведь и быть не может?

Оксана

Одной из соседок Веры оказалась девушка лет 22-х с открытым располагающим лицом, светло-серыми глазами и родинкой над пухлым ртом. У нее была крепкая ладненькая фигура, и ее смело можно было бы назвать «кровь с молоком», если не знать о диагнозе. У Оксаны была 4-я стадия рака молочной железы.

– Та! Шишка на спине вскочила, я сперва думала – зашиблась. А она давай расти, за лето с кулак вымахала! – беззаботно рассказывала Оксана, грызя яблоко.

– А почему на спине? – удивилась Вера.

– А я почем знаю? – Ксюша недоуменно пожала плечами, – Врач – то что – что толковал, да разве поймешь?

Оксана была старшим ребенком в семье. У нее было 6 младших братьев и сестёр – семеро по лавкам. Жили они в селе, держали хозяйство – корова, куры, утки, поросята. Отец работал трактористом, мама дояркой. После окончания школы Ксюша хотела поехать в город учиться на парикмахера – стилиста, но мать не пустила:

– Как я без тебя с этой оравой управлюсь?! Даже не думай!

– Мам, ну я же вернусь! Буду на дому работать, а это знаешь какие деньги?

– Тю, какие там деньги?! Кому тут эти ваши салоны нужны? Куда нам с прическами ходить? Навоз выгребать? – мать рассмеялась, впрочем не слишком весело, и махнула на нее рукой с кухонным полотенцем, но тут же сделалась серьезной и припечатала:

– На ферму ко мне пойдешь. И точка!

С мечтой о поездке в город пришлось расстаться. Но Оксана не собиралась сдаваться. Она нашла онлайн курсы для парикмахеров, на которых даже выдавали сертификаты, позволяющие работать по этой специальности. Но стоили эти курсы дорого, таких денег у нее, разумеется, не было, надо было копить. А как накопишь, когда мама знает сколько ты получаешь до копейки? Нет, она конечно разрешает оставлять немного на мелкие расходы и «баловство» типа туши для ресниц и редких обновок. Значит надо эти деньги откладывать, а ходить можно и в старом, она же уже не растет, как в детстве, а значит и из одежды не вырастает. И Оксана начала копить, отказывая себе в самых незначительных девичьих радостях.

– Да я на мать не обижаюсь! – делилась она с Верой, – Куда ей самой – то? Батя конечно помогает, но все больше норовит в стакан заглянуть. А на хозяйстве надо постоянно крутиться. Водопровода – то нет, воды натаскай, нагрей, помой, постирай. Мелкие каждый день в грязи с улицы прибегают. А еще огород, скотина! А зимой еще печку топить – не перетопить! Дрова – то купить можно, отец наколет. А если пьяный уснет, какой с него спрос? То-то и оно…

Деньги, накопленные Оксаной за 7 лет, пошли на билет на поезд. В клинику она приехала одна – мать не могла бросить хозяйство. Вера поражалась Ксюшиному спокойствию и беспечности. В их трехместной палате она была самой «тяжелой».

– А парень у тебя есть? – поинтересовалась Вера и тут же себя одернула: «Вот дура! У кого что болит называется! Разве можно задавать такие бестактные вопросы?»

Но Оксана отреагировала все так же спокойно:

– Есть! Володька – электрик. Давно замуж зовёт, да только пьющий он, да и нельзя мне пока замуж, надо дождаться, когда Сашка с Ленкой – близнецы, девятилетку закончат. Два года осталось. А тут я еще захворала не вовремя! Скорей бы уже вылечили, да выписали, некогда мне в постели валяться!

У девушки были плохие показатели крови и химиотерапию то и дело откладывали. А операцию делать было поздно. Образованная Вера уже успела прошерстить интернет и узнать о своей болезни если не все, то по крайней мере самое основное. Она понимала, что шансы Оксаны на ремиссию очень невысоки, а молодой возраст, в данном случае, не помощник, а враг. У молодых опухоли и растут, и метастазируют быстрее. Она удивлялась, как в нашем 21-м веке Оксана умудряется оставаться такой неразвитой, бестолковой. «Может быть у нее легкая степень умственной отсталости? – осенило Веру, – ну не может здравомыслящий человек относиться к раку, как к банальному гриппу! «Подлечат и выпишут»! Что за детская наивность!».

Конечно же ей было жаль эту простодушную девушку, но тревога о собственном здоровье не давало состраданию развернуться в полной мере, а проявление чьей-то глупости вызывало досаду и раздражение, как попавший в ботинок маленький камушек. Вроде не больно, но и идти мешает. Да, было ощущение, что эти совершенно ненужные сейчас эмоции отвлекают ее от чего-то важного. Но ведь болезнь и есть важное! Она приходит тогда, когда человек долгое время не прислушивался к себе, пренебрегал собственными потребностями и чувствами, уделяя больше внимания чувствам других, задвигал себя в дальний угол. А сейчас пришло время развернуться к себе. И Вера интуитивно это чувствовала, но по привычке испытывала чувство вины за свой, так называемый, эгоизм.

«Избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом»…

А еще, в такой ситуации у человека включается инстинкт самосохранения. Вера начала понимать, почему перед лицом смертельной опасности люди подчас теряют свое собственное – человеческое лицо. «Надо все-таки взять себя в руки, – решила она, – а то так недолго и обозлиться на весь мир. Хорошо, что завтра я иду на прием к психологу, надеюсь он приведёт меня в чувство!»

Баба Маша

Вторая соседка по палате представилась бабой Машей. Она и выглядела, как классическая бабушка – маленькая, сухонькая, в фланелевом халате (неужели такие еще продаются?) и белом, в крапинку платочке.

– Видно пришло мое время! А я не ропщу! Хорошую жизнь прожила. Сыновей вырастила, мужа схоронила – баба Маша не слишком заботилась о стилистике речи и смерть мужа у нее оказалась в одном ряду с показателями удавшейся жизни, – пора и честь знать!

– Ну что вы, поживете еще! А наше время 83 года еще не возраст! – из вежливости покривила душой Вера,

– А может и поживу! – покладисто согласилась баба Маша, – не чужой век заедаю!

– Когда у вас операция? – спросила Вера для поддержания разговора. Бабе Маше должны были сделать мастектомию – отнять одну грудь. Химиотерапию старушке не назначили, она бы ее не перенесла. Сказали, что подержат недельку, да и отпустят с богом.

– В понедельник! Дай им бог плохих выходных!

– Почему это? – ахнула Вера, – наоборот, пусть врачи отдохнут как следует перед операционным днем.

– Эх, девка, ничего – то ты не понимаешь! Кто ж без водки хорошо отдыхает?! То-то же! А меня как на зло на 9 утра поставили, – вздохнула старушка, с кряхтеньем поднялась с кровати, взяла с тумбочки кружку и направилась к электрическому чайнику. Сын принёс ей пирожные, и вечер обещал быть приятным.

Вера.

Разговор с мамой вспоминать было больно. Но Вера все равно снова и снова прокручивала его в голове. Узнав о том, что Вере поставлен неприятный (если не сказать больше) диагноз, мать не схватилась за сердце, не сделала вид, что теряет сознание, как это было раньше. Она посмотрела на дочь пристальным взглядом и глаза ее странно блеснули. Реакция была настолько непривычной, что Вера растерялась. Она приготовилась отпаивать маму корвалолом, успокаивать, уверять, что справится, что все будет хорошо, а потом всплакнуть сладко на материнском плече. Но Лидия Львовна и не думала падать в обморок. На ее лице даже промелькнуло подобие радости, или Вере это просто показалось от растерянности? Но слова матери подтвердили ее догадку:

– Допрыгалась? – злорадно процедила она. – А я тебя предупреждала! Когда женщина пренебрегает долгом, предает мать и идет на поводу у своей похоти, то это до добра никогда не доводит! Бог все видит! Вот и возмездие не заставило себя ждать!

Увидев ошарашенное лицо дочери, Лидия не смутилась и добавила:

– Что ж, видимо мне придется выдержать и это испытание! Я, в отличие от тебя, человек стойкий!

С этими словами мама ушла к себе в комнату, стараясь держать спину прямо и не шаркать по своему обыкновению тапками.

А Вера почувствовала, как внутри нее окончательно и бесповоротно умерла маленькая девочка, когда-то считавшая маму самой красивой и доброй на свете.

Психолог

– Проходите, пожалуйста! – очень стройная женщина лет сорока встала из-за стола и сделала приглашающий жест рукой. – Устраивайтесь где вам удобнее!

Вера опустилась в мягкое кожаное кресло. Психологиня села в такое же напротив и подалась вперед, участливо глядя на пациентку.

– Меня зовут Анжелика Альбертовна, а вы – Вера, – улыбнулась она.

– Очень приятно, – смущенно пробормотала Вера. Она ни разу не была на приеме у психолога и не на шутку трусила. Ей казалось, что эта ухоженная дама со слегка усталым лицом видит ее насквозь. И было еще что – что такое, что она и сама не могла понять. Что-то тревожное витало в этом уютном кабинете. «Нервы расшалились» – решила Вера.

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, нормально. Конечно волнуюсь перед операцией. Но доктор говорит, что у меня хорошие шансы на ремиссию и даже полное выздоровление.

Анжелика Альбертовна полистала блокнот, лежащий у нее на коленях и согласно закивала головой:

– Да, вижу, вижу, первая стадия…

– Мне повезло, что опухоль обнаружили так быстро.

– Повезло? Но ведь вы могли и не заболеть. В чем же везение? – психолог внимательно смотрела на Веру в ожидании ответа.

– Знаете, как говорит моя мама, «бы мешает», – вздохнула та, – я оптимистка, поэтому предпочитаю думать, что мне очень повезло. Ведь если бы врач пропустил болезнь на ранней стадии, то я бы узнала о ней только тогда, когда помочь было бы уже нельзя. Вот как у моей соседки по палате. Она еще такая молодая, не пожила толком, всю жизнь только нянчилась с младшими сестрами и братьями, помогала матери, дальше огорода нигде не была. И теперь ей даже операцию не берутся делать. Вот это действительно страшно! – голос Веры дрогнул, в глазах показались слезы.