Глава I: Комната без окон.
Ты – не персона.
Ты – эхо.
И эхо всегда возвращается туда,
где его забыли.
Воздух был густым, как кровь, которую не успели свернуть. Обои были влажные, будто их только что содрали с тела. На потолке – трещина, как чужая усмешка. Света не было, только серый гул – шепчущий сквозь бетон. Лея не помнила, как оказалась здесь. Её руки были испачканы чернилами, а на внутренней стороне бедра надпись: «Ты – архитектура». Она встала, провела пальцем по стене – и тот оставил след, как ожог. Пол скрипел, как суставы, которыми давно не пользовались. Каждый шаг отзывался эхом в её груди. В углу – зеркало. Оно показывало не её, а женщину с глазами, полными гвоздей. Та смотрела, и беззвучно шевелила губами. Лея шагнула ближе, нога оказалась рядом со знакомой фотоплёнкой. От дыхания на хрупкой поверхности образовался конденсат, но отражение оставалось ясным. Женщина в зеркале помахала – и Лея почувствовала, как её собственная ладонь дрожит.
Знает ли она меня?
Я никогда её раньше не встречала. Кто она? Откуда?
На стене – дверь, нарисованная углём. Лея неспешно приблизилась, коснулась. Дверь была холодной. Из-за неё доносился звук – как будто кто-то перелистывал страницы, но слишком быстро, наверное, боялся, что текст исчезнет. Лея закрыла глаза. Вдруг увидела лестницу ведущую вниз, вглубь, в плоть города. Ступени были сделаны из костей, не человеческих – слишком длинные и гладкие, их специально вырастили для этого. На каждой – гравировка, словно кто-то пытался записать сны забытым языком. Лея спускалась медленно. Колени дрожали. Пространство вокруг не расширялось и не сужалось – оно дрожало. Стены были покрыты тканью, похожей на эпителий под микроскопом, и из неё торчали лампы, похожие на зубы – резцы, готовые вгрызаться в свет. На шестой ступени она услышала голос.
– Ты не Лея. Ты – её эхо.
Он был внутри неё, но говорил снаружи. Лея не ответила. И продолжила робкое движение.
Если заговорить, язык станет чужим.
Внизу – зал. Пустой, но не мёртвый. В центре – кресло, изготовленное из натянутых мышц и сухожилий тех, кого забыли навсегда. На нём – фигура, закутанная в плотную белоснежную ткань. Освещение было недостаточным, а запах был концентрированным и металлическим, как память о боли.
– Наконец-то ты пришла! – крикнула фигура, разбрызгивая ржавчину. – Город ждёт.
Лея подошла. Ткань заколыхалась. Из-под неё – рука, покрытая странными письменами. Каждая буква – шрам. Каждое слово – имя.
– Прежде чем ты станешь – ты должна забыть.
– Что?
– Всё, что не было болью!
Фигура исчезла. Кресло разорвалось на лоскуты. На полу – карта, нарисованная ликвором. Она показывала улицы, которых не было. Названия – глаголы: «падать», «расплываться», «забывать», «страдать». Лея коснулась карты. Её пальцы начали трескаться. Из щелей – свет. Не белый, не жёлтый – цвет, который нельзя назвать. Она вышла из зала. В длинном коридоре на стенах – фотографии, вместо лиц психотическая мазня. Некоторые изображения двигались, будто пытались выцарапать из себя память о себе. В конце – дверь, настоящая, с ручкой и замком. Лея неспешно подошла, вздохнула, открыла тяжёлую дверь и вошла. Комната была другой. Но всё ещё без окон. На полу из камня было много сколов, а ближе к углу – её тело, сидящее на лавке. Лицо было пустым и спокойным. Руки – на коленях. Лея села рядом. Коснулась лба. Кожа была холодной, как бетон после дождя.
Это я.
Нет. Это то, что осталось, когда я ушла.
Почему оно дышит?
Память не должна дышать.
Я не хочу вспоминать.
Руки начали дрожать, она провела пальцем по щеке – кожа треснула, как старая плёнка.
Ты ждала меня?
Или ты – ловушка?
Я боюсь тебя.
Я – эхо.
А ты – голос, который когда-то был моим.
Губы тела дрогнули, но не произнесли ни слова.
Если я заговорю…
Если я спрошу…
Я уже другая…
Я – то, что осталось после тебя.
Она наклонилась ближе. Лицо тела медленно стало гладким, как поверхность воды перед бурей.
Комната начала рушиться. Стены трескались. Потолок сыпался как песок. Из пола – руки, сотни, тысячи, все кривые и без ногтей. Они тянулись к ней, но не хватали – просто касались, как будто хотели вспомнить. Лея подняла голову и закрыла глаза. Стало тише и спокойнее. Внутри – лестница. Но теперь ведущая вверх. Она спешно поднялась. Всё исчезло.
Глава II: Детство.
«Некоторые маршруты начинаются не с шага, а со взгляда из окна. Некоторые города – не место, а ожидание.»
– Из записей, найденных в тетради Леи
Они смотрели на улицу, на деревья, на людей, которые шли мимо, не зная, что кто-то наблюдает. Она часто сидела на подоконнике, облокотившись на стекло, и рисовала пальцем линии – маршруты, которые никто не проходил. Её детство было тихим. Не безмолвным – просто без громких слов. Мать говорила мало, но всегда точно. Отец работал допоздна – Лея запоминала его шаги: по скрипу половиц, по ритму ключей в замке.
В школе она не выделялась. Сидела у стены, ближе к окну. Любила географию – не за карты, а за название. Ей казалось, что у каждого города есть своя температура, свой запах, свой голос. Она записывала эти мысли в тетрадь, как будто собирала коллекцию чужих дыханий.
У неё была подруга – Ана.
Та жила в доме напротив, и они переписывались записками, приклеенными к стеклу.
– Ты дома?
– Я думаю о том, как выглядит страх
– А ты когда-нибудь хотела исчезнуть?
Они не обсуждали это вслух. Только глазами.
Иногда Лея просыпалась ночью, и выходила на кухню. Пила холодную воду из-под крана, слушала, как холодильник дышит. И думала:
Сегодня особенно тихая ночь.
Вспомнить бы, что приснилось.
Как пройдёт завтрашний день?
Глава III: Плоть улиц.
«Города не строятся – они растут из страха.