Часть первая. Жертва и тюремщик
Глава 1. Последний свет
Холодный ветер, пахнущий гарью и гнилью, ворвался в длинный дом, едва не погасив единственное масляное светило на столе. Элира вздрогнула, кутаясь в потертый плащ плотнее. Еще одна ночь. Еще одна атака.
Снаружи доносился приглушенный лай собак, сдавленные крики и тот самый звук, от которого стыла кровь в жилах – металлический скрежет когтей о частокол. Порождения Тьмы были у ворот. Снова.
– Они становятся сильнее, – сиплым голосом произнес старейшина Торбин, его лицо, изборожденное морщинами, казалось вырезанным из старого дерева в тусклом свете. – Частокол не выдержит. На этот раз не выдержит.
В длинном доме собрались те, кто еще мог держать в руках вилы или лук, – два десятка испуганных, изможденных людей. Дети и старики молча жались друг к другу на широких лавках. В их глазах читался немой вопрос, который никто не решался задать вслух: «Это конец?»
Элира чувствовала этот страх, словно физическую боль. Он висел в спертом воздухе, гуще дыма от очага. Она была не воином. Ее руки знали толк в целебных травах и повязках, а не в мече. Но ее сердце сжималось от беспомощности сильнее, чем от страха.
– Мы должны что-то сделать! – кто-то выкрикнул с задних рядов. – Мы не можем просто ждать, пока они сожрут нас!
– А что мы можем? – в голосе другого звучала горькая покорность. – Мы сражались. Мы хоронили. Их все больше. Наши стрелы им словно комариные укусы.
Воздух снова содрогнулся от оглушительного удара о ворота. Раздался треск ломающегося дерева. Женщины вскрикнули, дети заплакали.
И тогда старейшина Торбин поднял налитые тяжелой грузью глаза и посмотрел прямо на Элиру. В его взгляде не было надежды. Лишь древняя, как эти горы, скорбь.
– Есть… старая легенда, – начал он, и его слова падали в гнетущую тишину, как камни в заболоченное озеро. – О том, что Порождения служат лишь одному. Древнему Повелителю, что обитает в Черной Цитадели, к востоку от Солнечных гор. Они – тень его воли, боль его плоти.
Кто-то с суеверным страхом перекрестился.
– Говорили, что иногда… иногда он принимает жертвы. Добровольную жертву. И тогда гнев его отступает от земли на десятилетие.
В доме повисло молчание. Все понимали, что значит «жертва». Никто не возвращался из Черной Цитадели. Никогда.
– Это сказки для запугивания детей! – прошептала мать, прижимая к себе дочь.
– А это? – Торбин махнул рукой в сторону двери, за которой слышался все нарастающий адский гул. – Это тоже сказка?
Еще один удар. Частокол с грохотом подался внутрь. Послышались первые вопли ужаса – Порождения уже внутри деревни.
Элира не думала. Она чувствовала. Она видела лица этих людей – старика, учившего ее различать травы; женщину, делилась с ней хлебом в голодную зиму; детей, которым она мечтала передать свои скромные знания. Весь ее мир, медленно умирающий под когтями тьмы.
И прежде чем страх успел парализовать ее, она сделала шаг вперед. Голос не подвел ее, прозвучав на удивление четко и громко в грохоте битвы.
– Я пойду.
Все взгляды устремились на нее. В них было неверие, ужас и жалкая, крадущаяся надежда.
– Элира, нет! – кто-то попытался удержать ее.
– Если легенда права, это спасет вас. Если нет… – она глубоко вдохнула, – то моя смерть будет ненамного страшнее той, что ждет всех нас здесь сегодня. Откройте ворота. Я выйду.
Она не позволила себе оглянуться. Не позволила посмотреть на тех, кого оставляла. Каждый шаг к массивным деревянным воротам давался с невероятным усилием. Сердце колотилось, словно птица в клетке.
Солдаты у ворот, обливаясь потом и кровью, смотрели на нее с немым вопросом.
– Открывайте! – скомандовал Торбин, и в его голосе впервые зазвучала твердость.
Щит раздвинулся. Всего на мгновение. Но этого хватило.
Элира вышла во тьму.
Воздух снаружи был густым и сладковатым от запаха крови и чего-то неописуемо чужого. Перед ней, ощетинившись тенекожими телами с слишком длинными конечностями и светящимися желтыми глазами, копошились Порождения. Они обернулись на нее, почуяв новую добычу.
Элира замерла, ожидая конца.
Но он не наступил.
Порождения не набросились. Они медленно, почти почтительно, расступились, образовав узкий проход, ведущий в лес, к подножию мрачных гор, на которых высился черный силуэт, впивающийся в звездное небо острыми шпилями. В Черную Цитадель.
Они ждали. Ждали, когда она сделает первый шаг.
Сзади нее с грохотом захлопнулись ворота ее дома. Ее прошлой жизни.
Элира сделала шаг вперед. Навстречу Тьме.
Глава 2. Властитель Изможденной Тени
Дорога к Цитадели была не просто путем сквозь лес. Это было путешествие в иную реальность, где сама природа затаила дыхание и умерла. Деревья стояли черные, обугленные, без единого листа, их ветви скрючились в немом отчаянии. Воздух стал густым и тяжелым, им было трудно дышать, и он обжигал легкие ледяным холодом, несмотря на время года. Под ногами хрустел не снег, а ломкая, серая пыль, устилавшая землю вместо травы.
Порождения шли позади нее молчаливым, жутким эскортом. Их когти негромко шуршали по пеплу, желтые глаза не моргали и следили за каждым ее движением. Они не нападали, но в их молчаливой покорности сквозила угроза куда более глубокая, чем звериная ярость.
Сердце Элиры бешено колотилось, но разум цеплялся за одно: там, позади, в деревне, стих бой. Значит, легенда была правдой. Ее жертва уже сработала. Эта мысль была единственным лучом в наступающем мраке.
Черная Цитадель росла перед ней, подавляя своим масштабом. Она была высечена не из камня, а из чего-то более темного, впитывающего в себя любой намек на свет. Башни впивались в багровое небо, словно клыки мертвого исполина. Ни окон, ни щелей – лишь монолитная, бездушная стена.
Беззвучно, словно из самой тени, перед ней возникли массивные черные врата. Они не распахнулись, а просто… растворились, превратившись в непроглядную, мерцающую пелену тьмы.
Порождения остановились, образовав живой коридор до самого входа. Ждать.
Элира сглотнула комок в горле и переступила порог.
Тишина внутри была оглушительной. Воздух был неподвижным, холодным и пахнущим озоном и старым прахом. Она оказалась в огромном зале с высоким-высоким потолком, который терялся в тенях. Света не было, но каким-то образом она все же видела: стены, гладкие и отполированные, отражали ее испуганную фигурку в искаженных пропорциях, словно насмехаясь над ней.
И в конце зала, на троне, высеченном из такого же черного материала, что и стены, сидел Он.
Повелитель Тьмы.
Он не был монстром из кошмаров. Он не был гигантом с рогами и огненными глазами. И от этого становилось еще страшнее.
Он был… человекоподобным. Высоким, худым до измождения. Облаченным в простые, темные одежды, которые висели на нем, как на вешалке. Его руки с длинными, бледными пальцами лежали на подлокотниках трона, и сквозь кожу на них проступали темные, пульсирующие прожилки, похожие на трещины на высохшей земле. Его лицо…
Элира замерла, не в силах отвести взгляд.
Его лицо могло бы быть прекрасным когда-то. Резкие, аристократические черты, высокие скулы, строгий рот. Но сейчас оно было маской измученного, тысячелетней усталостью существа. Кожа настолько бледная, что казалась прозрачной. А глаза… Его глаза были самым ужасным. Глубоко посаженные, они сиял тусклым, ровным светом, как два угасающих угля. В них не было ни злобы, ни ярости. Лишь бесконечная, всепоглощающая боль и скука, от которых кровь стыла в жилах.
Он наблюдал за ней. Молча. Неподвижно. Казалось, часы пролетели, пока он, наконец, пошевелился. Его голос, когда он заговорил, был низким, глухим, словно доносящимся из-под толщи земли. В нем не было угрозы. Была лишь непреложная реальность, холодная и точная, как лезвие ножа.
– Итак, добровольная жертва, – произнес он. Слова висели в воздухе, не спеша рассеиваясь. – Смелый поступок. Глупый. Но смелый.
Элира пыталась найти голос, но язык не слушался ее.
– Я… я пришла, чтобы ты спас мою деревню, – выдохнула она наконец, и ее собственный голос показался ей жалким писком в этом огромном зале.
Уголки его грозных губ дрогнули в подобии улыбки, лишенной всякой теплоты. – Ты пришла, чтобы умереть. Такова цена спасения для твоего народа. Такова традиция.
Он медленно поднялся с трона. Он был невероятно высоким. Он не стал приближаться, но его присутствие заполнило собой все пространство, давя на нее тяжестью веков.
– Но смерть… – продолжил он, и его взгляд скользнул по темным прожилкам на его собственных руках, – …была бы расточительством. И бесполезной тратой. Твоего духа. Твоей… жизни.
Элира смотрела на него, не понимая.
– Меня… медленно пожирает проклятие, – сказал он просто, без эмоций, констатируя факт. – Оно же порождает тех тварей, что терзают твой жалкий народ. Они – побочный продукт моей агонии.
Он сделал шаг вперед. От него не пахло смертью или злом. Пахло статическим электричеством перед грозой, озоном и горьким миндалем.
– Я могу сдержать их. Отозвать. Но для этого мне нужна не твоя смерть. Мне нужна твоя жизнь. Твоя близость.
Элира отшатнулась. – Что?..
– Ты станешь моим оберегом, – пояснил он, и в его голосе впервые прозвучала тень чего-то живого – циничного любопытства. – Живым щитом. Твоя жизненная сила, твой дух… они уникальны. Они могут сдерживать проклятие. На время. Дай мне это – и твоя деревня будет в безопасности. Пока ты здесь.
Он, наконец, остановился перед ней, возвышаясь на целую голову. Его холодный взгляд изучал ее, оценивал, как инструмент.
– Близость… – прошептала Элира, и ужас сковал ее конечности. – Что ты имеешь в виду?
– То, что ты думаешь, – его голос снова стал безжизненным. – Но не из желания. Из необходимости. Магия требует контакта. Переплетения аур. Передачи энергии. Плоти. Крови. Боли. Это не будет приятно. Для ни одной из нас.
Он протянул руку. Бледную, с черными пульсирующими прожилками. Ждать ее ответа.
У Элиры не было выбора. Она это понимала. Она видела в его глазах не обман, а утомительную, страшную правду. Ее смерть ничего бы не дала. Это… это был единственный способ.
Ради них. Все ради них.
Она зажмурилась, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и положила свою дрожащую, теплую руку на его ледяную ладонь.
Прикосновение было как удар током. Холод пронзил ее до костей, а за ним хлынула волна чужой, нечеловеческой боли – глухой, ноющей, разъедающей изнутри. Она вскрикнула, пытаясь отдернуть руку, но его пальцы сжались с силой стальных тисков.
В его потухших глазах на мгновение вспыхнул крошечный огонек. Не злорадства. Облегчения.
– Договор заключен, – проскрежетал его голос. – Добро пожаловать в твою клетку, маленький оберег.
Тьма вокруг сомкнулась, и Элира поняла, что продала душу не за быструю смерть, а за долгую, мучительную жизнь.
Глава 3. Первая Цена
Его пальцы все еще сжимали ее запястье, и казалось, ледяная боль пронзает ее до самых костей. Это была не просто физическая боль, а что-то глубинное, словно яд, медленно растекающийся по венам. Она чувствовала эхо чужого отчаяния, тоски, столь древней и всепоглощающей, что ее собственный страх перед ним померк в сравнении.
– Довольно, – его голос прозвучал прямо у нее в голове, глухой и раздраженный. – Ты не умрешь. Пока что.
Он отпустил ее руку. Элира отпрянула, пошатнувшись, и с трудом удержала равновесие. На ее запястье остались бледные следы от его пальцев, а под кожей пульсировала странная, тянущая боль. Она с отвращением смотрела на него, ожидая чего-то еще. Нападения. Насмешки. Но он уже отвернулся и медленно, будто каждое движение давалось с огромным усилием, направился обратно к трону.
– Как… как это работает? – прошептала она, ее голос сорвался. – Эта… близость?
Он не обернулся.
– Когда это будет необходимо. Ты узнаешь. А теперь… – он махнул рукой, и жест этот был исполнен такой бесконечной усталости, что выглядел почти комично. – Убирайся. Ты раздражаешь меня своим… свечением.
Из тени за колонной материализовалась фигура. Это не было Порождение. Это был низко склонившийся худой человек в темных, простых одеждах, с лицом, скрытым глубоким капюшоном. Он не произнес ни слова, лишь молча указал длинным, костлявым пальцем на арку в стене, ведущую вглубь Цитадели.
Элира, все еще дрожа, послушалась. Идти за этим безмолвным проводником было едва ли не страшнее, чем остаться с Повелителем.
Его назвали Каэлом. Это имя пришло ей в голову внезапно, обрывком чужой мысли, просочившимся через прикосновение. Каэл. Древнее имя, несущее в себе шепот забытых битв и печаль распавшихся миров.
Проводник привел ее в небольшую комнату. В ней не было ничего, кроме каменной лежанки, прикрытой тонким темным полотном, и пустого каменного стола у стены. Ни свечей, ни окон. Свет исходил от самих стен – тусклый, фосфоресцирующий серый свет, которого едва хватало, чтобы разглядеть собственные руки.
– Ты будешь здесь, – проскрипел проводник, и его голос звучал так, будто им не пользовались столетия. – Не броди. Слуг мало, и они… не любят свежее мясо.
Дверь бесшумно закрылась позади него, оставив Элиру в полном одиночестве.
Она рухнула на лежанку, завернулась в жесткое, холодное полотно и попыталась не плакать. Но слез не было. Был только леденящий ужас и полное понимание того, на что она согласилась.
Она ждала. Часы, а может, и дни – время в Цитадели текло иначе, его нельзя было измерить сменой дня и ночи. Ее мучили голод и жажда, и в какой-то момент у двери появилась грубая деревянная миска с безвкусной похлебкой и кувшин с ледяной водой. Она елa и пилa машинально, лишь чтобы поддерживать силы.
И тогда это случилось впервые.
Внезапная, острая боль в груди, словно крюк, зацепившийся за самое сердце и потянувший ее куда-то. Она вскрикнула и согнулась пополам. Это был не ее страх и не ее боль. Это было эхо. Чужое, могучее, измученное.
Она поняла. Это был зов.
Словно во сне, она поднялась и вышла из комнаты. Ее ноги сами понесли ее по бесконечным, безликим коридорам, ведомые этой невидимой нитью страдания. Она не встретила ни души. Цитадель была пуста и молчалива, как склеп.
Она вошла в его покои. Это была такая же аскетичная комната, как и ее. Ни роскоши, ни утвари. Только в центре, на голом полу, сидел, скрючившись, Каэл. Его спина была напряжена, пальцы впились в каменные плиты так, что треснули ногти. По его лицу струился черный, вязкий пот, а темные прожилки на шее и руках пульсировали, словно живые черви, жаждущие вырваться наружу.
Он не смотрел на нее. Он был в агонии.
– Подойди, – это был не голос, а хрип, вырывающийся из пересохшего горла.
Элира, завороженная ужасом, сделала шаг. Потом еще один.
– Ближе.
Она остановилась в шаге от него. Он внезапно выпрямился, и его глаза, полные немой муки, впились в нее. Он схватил ее за плечи. Его прикосновение жгло, как лед.
– Тише, – прошептал он, и это прозвучало не как просьба, а как заклинание. – Просто… тише.
Он не стал ничего другого с ней делать. Он просто притянул ее к себе, обхватил руками и прижал ее спину к своей груди, заключив в жесткие, неумолимые объятия.
И началось.
Она чувствовала, как боль из него перетекает в нее. Волнами. Ледяными иглами, которые впивались под кожу, заставляли мышцы сводить судорогой, а в висках стучало молотом. Она зажмурилась, стиснув зубы, чтобы не закричать. Это было ужасно. Это было нарушением всего, к чему она привыкла.
Но вместе с болью приходили и обрывки. Вспышка памяти: бескрайнее зеленое поле под другим, более мягким солнцем. Чей-то смех. Острое чувство потери. Гнев. Бессилие. Темнота, наступающая изнутри.
Он дрожал, прижимаясь к ней, как утопающий к единственному плоту. И через несколько минут… боль стала отступать. Не исчезать, а отступать, словно отлив. Наползающая волна проклятия встречала на своем пути ее присутствие, ее жизненную силу, и успокаивалась.
Его дыхание, ранее прерывистое и хриплое, выровнялось. Мускулы на его руках расслабились.
Он оттолкнул ее от себя так же резко, как и притянул.
– Уходи, – он сидел, откинув голову на стену, глаза закрыты. Он выглядел истощенным, но… целым. Проклятие снова было загнано в клетку. На время.
Элира, шатаясь, поднялась на ноги. Все ее тело ныло, голова гудела. Она чувствовала себя опустошенной, использованной. На ее руках проступили синяки – точь-в-точь повторяющие рисунок тех самых темных прожилок, что были на нем.
Не говоря ни слова, она побрела прочь. К своей камере. В свою новую реальность.
Она спасла свою деревню. Заплатив за это куда более высокую цену, чем могла себе представить.
Глава 4. Эхо и Синяки
Элира не помнила, как добралась до своей кельи. Она рухнула на каменную лежанку, свернулась калачиком и провалилась в беспамятство, больше похожее на забытье, чем на сон.
Ее сны были полны вспышками. Обрывки чужих воспоминаний, острые, как осколки стекла:
● Вкус вина, терпкого и сладкого, на губах.
● Звон мечей на тренировочном плацу, смешанный с одобрительными возгласами.
● Глубокое, пурпурное небо с двумя лунами.
● Гнев. Чистый, всепоглощающий, оправданный гнев. И решение, принятое в ярости, от которого теперь исходила вся боль.
● Тень, нависшая над ним, и слова проклятия, произнесенные голосом, полным предательства и боли.
Она проснулась с криком, зажатым в горле. Все тело ломило, будто ее избили палками. Она с трудом села и посмотрела на свои руки.
Синяки. Темно-фиолетовые, почти черные прожилки, повторяющие тот самый узор, что был на руках Каэла. Они пульсировали слабо, но уже не так болезненно. Они были метками. Напоминанием о том, что она теперь часть его проклятия. Его живой щит.
У двери снова стояла миска с похлебкой и кувшин. И еще – сложенный кусок темной, мягкой ткани. Плащ? Одеяние? Жест заботы от того, кто сказал, что слуги не любят «свежее мясо»? Или просто часть ритуала – содержать инструмент в рабочем состоянии?
Элира механически поела. Еда казалась безвкусной, но силы понемногу возвращались. Боль отступала, оставляя после себя странную опустошенность и… осознание. Она была жива. Она пережила это.
И он пережил это. Благодаря ей.
Мысль была одновременно отталкивающей и дающей какую-то призрачную опору. В ее жертве был ужасный, но конкретный смысл.
Жажда заставила ее сделать глоток воды из кувшина. Вода была ледяной и невероятно вкусной, чистой, словно из горного источника. Она пила, жадно, чувствуя, как холод разливается по телу, смывая остатки кошмаров.
И тогда она заметила нечто странное. На каменном столе, где стояла еда, лежал небольшой, смятый цветок. Совершенно обычный, желтый одуванчик, какой рос на опушке возле ее деревни. Он был немного помят, но явно свежий.
Сердце Элиры сжалось от внезапной тоски по дому. Кто его принес? Зачем? Насмешка? Жалость? Или… связь? Возможно, ее люди знали, что она жива? Возможно, этот цветок был знаком, что они помнят о ее жертве?
Эта маленькая, хрупкая надежда согрела ее изнутри сильнее любой еды.
Решимость вернулась к ней. Она не могла позволить себе сломаться. Она должна была выжить. Ради этого цветка. Ради них.
Она встала, накинула на себя темное полотно – оно оказалось плащом с застежкой в виде простого железного шипа – и решительно вышла из комнаты. Ей сказали не бродить. Но она должна была понять, где она находится.
Коридоры Цитадели были лабиринтом из одинакового черного, отполированного камня. Воздух везде был одинаково холодным и неподвижным. Ни окон, ни ковров, ни украшений. Лишь изредка встречались массивные железные двери, плотно закрытые.
Она шла несколько минут, стараясь запоминать повороты, но вскоре поняла, что заблудилась. Все выглядело одинаково. Внезапно она услышала приглушенные голоса. Не скрипучий шепот ее проводника, а другие.
Она замерла за углом.
– …новую? – доносился низкий, ворчливый голос.
– Привели несколько дней назад. Из людей. – ответил другой, более молодой.
– Опять? Надолго ли ее хватит? Предыдущая не выдержала и месяца. Истлела изнутри.
Элира застыла, леденящий ужас сковал ее конечности.
– Эта… другая. Сильная. Чувствуется. Хозяин… почти спокоен.
– Пф. Пока спокоен. Проклятие ничто не усмирит надолго. Оно сожрет и ее, как и остальных. Просто корм с подсветкой.
Шаги затихли, удаляясь в другом направлении.
Элира прислонилась к холодной стене, пытаясь перевести дыхание. Она была не первой. Были другие. И они… «истлели изнутри». Она была не спасительницей. Она была расходным материалом. «Кормом с подсветкой».
Ее тошнило. Вся ее недолгая надежда рухнула в одно мгновение. Цветок у ее ног внезапно показался злой насмешкой.
Она почти побежала назад, по своим следам, отчаянно пытаясь найти дорогу к своей келье. Она влетела внутрь, захлопнула дверь и снова сжалась на лежанке, дрожа.
Она была не жертвой, принесенной во имя спасения. Она была скотом, приведенным на убой. Медленный, мучительный убой.
Но…
Но он не чувствовал себя так. В его агонии, в тех обрывках воспоминаний, которые она видела, не было злорадства. Была только боль. Такая же всепоглощающая, как и ее собственный страх сейчас.
Он был не палачом. Он был таким же пленником в этой Цитадели, как и она. Пленником своего собственного проклятия.
Ненавидеть его было легко. Но теперь, зная, что она всего лишь очередная в длинной череде, ее ненависть потеряла фокус. Она была зла на легенду, на старейшин, на свою глупость, на несправедливость всего мира.
А он… он был просто темным зеркалом, отражающим ее собственную обреченность.
Элира разжала кулак и посмотрела на фиолетовые прожилки на своей коже. Они пульсировали в такт ее сердцу. И, прислушавшись, она могла бы поклясться, что чувствует слабый, далекий отголосок чего-то еще. Не боли. Спокойного, ровного дыхания. Сна.
Он спал. Впервые за долгое время.
И в этом не было ничего хорошего. Но в этом был жуткий, неоспоримый факт. Их жизни теперь были связаны. И ее выживание зависело не только от нее самой.
Глава 5. Немая Вечеря
Время текло странно, растягиваясь в тягучую бесконечность между приступами боли. Элира научилась чувствовать приближение «зова» – сначала легкое покалывание в синяках-прожилках, потом нарастающее давление в висках, как перед грозой. Она уже не шла, а почти бежала на его зов, инстинктивно понимая, что промедление лишь усилит муки для них обоих.
Ритуалы повторялись. Все так же болезненно, так же унизительно. Но теперь, зная, что была не первой, Элира заметила в нем едва уловимые изменения. Его хватка была не такой отчаянной, его дыхание выравнивалось быстрее. Однажды, когда волна боли отступила, он не оттолкнул ее сразу, а несколько секунд просто сидел, опираясь лбом на ее спину, совершенно обессиленный.
– Ты… учишься, – прошептал он хрипло, и его голос прозвучал прямо у ее уха, заставляя ее вздрогнуть. – Не сопротивляешься. Глупая, но эффективная тактика.
Это была не благодарность. Констатация факта. Но и это было что-то новое.
В тот «день», после того как силы вернулись к ней, а синяки на руках побледнели до тусклых фиолетовых теней, дверь в ее келью открылась беззвучно. На пороге стоял тот же проводник в капюшоне.
– Хозяин требует твоего присутствия, – проскрипел он и, не дожидаясь ответа, развернулся и зашагал прочь.
Сердце Элиры ушло в пятки. «Требует». Значит, не ритуал. Что-то еще. Что-то хуже?
Она послушно последовала за ним, но на этот раз они пошли другим путем. Коридоры стали шире, потолки – выше. Наконец, они вышли в просторное помещение с длинным черным столом из того же полированного камня. За столом сидел Каэл.
Он выглядел… почти что живым. Темные прожилки под кожей были почти не видны, глаза не светились лихорадочным светом, а просто смотрели – устало, отрешенно. Перед ним стояла простая глиняная миска.
– Садись, – сказал он, не глядя на нее.
Элира медленно опустилась на скамью на противоположном конце стола. Расстояние между ними казалось огромным, непреодолимым.
Молчание повисло тяжелым, неловким покрывалом. Он не смотрел на нее, а просто смотрел в стену перед собой, словно видя что-то далекое. Прислужник поставил перед Элирой такую же миску. В ней дымилась та же безвкусная похлебка, что она ела в своей келье.
Он взял свою ложку и начал есть. Механически, без аппетита. Процесс поглощения топлива.
Элира не двигалась. Она смотрела на него, пытаясь понять смысл этого действа. Наказание? Проверка на послушание?
– Еда не отравлена, – наконец произнес он, все так же глядя в стену. – Мне невыгодно твоя скорая смерть. Ешь.
Его тон был ровным, безразличным. Не было в нем ни злобы, ни угрозы, лишь та же утомительная необходимость, что диктовала их ритуалы.
Она взяла ложку. Рука дрожала. Она сделала первый глоток. Было невкусно. Тяжело и невкусно.
– Твои люди… – вдруг сказал он, и Элира замерла с поднесенной ко рту ложкой. – Они пытались напасть на восточный рубеж. Двое. С вилами и серпом.
Ложка со звоном упала в миску. Сердце Элиры бешено заколотилось. Глупцы! Безумцы!
– Они… – голос предательски дрогнул.
– Они мертвы, – закончил он плоско. – Порождения не различают угрозы. Они уничтожают все, что приближается. Я… отозвал их глубже в тень. Но если попытка повторится, я не стану вмешиваться. Деревня станет примером.