Пролог
Эта книга является результатом труда одного тяжело больного человека, он болен неизлечимой графоманией да и вообще так себе человек. Его имя, как вы уже поняли, Ванёк. Он всю жизнь пытался найти себя в этом сером мире, но, к сожалению, нашёл лишь кучу проблем и разбитую гитару.
Его история – это попытка рассказать о том, как можно прожить жизнь, полную ошибок, глупостей и невероятных надежд. О том, как можно стремиться к мечте, даже если эта мечта – стать звездой для девушки из Иваньково, которая тебя, скорее всего, никогда и не заметит.
Эта книга – не шедевр. Это – крик души. Крик души человека, который хотел всего и сразу, но получил лишь… ну, вы сами всё узнаете.
Внимание: автор не несёт ответственности за ваше настроение после прочтения. Возможны приступы смеха, слёз и острой жалости к главному герою. Или наоборот. Читайте на свой страх и риск.
P.S. Постарайтесь не плакать в конце, помните, что книга написана в жанре – Абсурд!
Введение
В Иваньково, как известно, рождаются либо трактористы, либо те, кто очень хочет, но не может быть трактористами. Я, Ванёк, вошёл в эту проклятую статистику со старта. Моя мать, тётя Наташа, женщина с железной хваткой и не менее железной сковородкой, до моего появления на свет мечтала о новой кухонной утвари. А как только я, к её удивлению, материализовался, её мечты приобрели совершенно другой, пронзительный и, я бы сказал, мелодичный звук. Мой первый крик, как потом утверждала бабушка, была не просто детским недовольством, а настоящей оперой. Правда, мать, которая в этот момент была куда больше обеспокоена состоянием потолка, чем моим вокальным дебютом, утверждала, что это было больше похоже на хрип старой кошки, пытающейся проглотить стеклянную бутылку.
Глава 1: Рождение Артиста
“Ма-а-а-а-а-а!” – это был мой первый хит. Я помню, как мать, измождённая, но всё ещё полная решимости, пыталась меня успокоить. Она качала меня на руках, бормоча что-то вроде: “Ну что ты, Ванёчек, мой хороший? Кушать хочешь? Спать?”
И тут меня осенило. Не еда, не сон, а… искусство.
“Ма-а-ам… я хочу… хочу… пеееееее-ть” – выдавил я, одновременно неуклюже взмахнув крошечной ручкой, пытаясь повторить какой-то завораживающий жест, который, как я потом понял, я украл из подсознательного отпечатка какого-то эстрадного шоу, которое мать смотрела на выцветшем экране телевизора.
Бабушка, вошла на кухню, услышав мои вокальные экзерсисы. Её лицо осветилось такой искренней радостью, что я до сих пор помню этот свет.
“Ой, Ванёк, ты мой певчик! Такой звонкий! Прямо как Олег Бензинов, только у Бензинова голос больше!” – проворковала она, поглаживая меня по голове.
Бабушка, конечно, была наивной душой. Она всегда находила в моих проявлениях гениальность, будь то попытка съесть пластиковую игрушку или обрисовать кошку фломастером.
Шли годы. Моя комната на Иваньково, 12, постепенно превращалась в храм моего будущего величия. На стенах, вместо обоев, начали плотно располагаться глянцевые страницы из журналов: вот он – Димбилан, с его блестящими зубами и нелепыми движениями, обещающими райскую жизнь. Рядом – обложки групп, вроде «Складывание бумаги», с их тоскливыми, черными овечками и надписями «Всё тлен». Чуть дальше, среди вырезок из газет о местной жизни, мелькали суровые лица героев тюремного шансона – «Бутылка», с их «правдой жизни», которая, как мне тогда казалось, была куда честнее всего остального.
Мой главный инструмент – старая, расстроенная гитара, которая досталась мне от соседа дяди Коли, любителя «погудеть» и «пострадать под гитару», – была моим верным спутником. На ней я разучивал три аккорда, которые, как я был уверен, составляли основу всей мировой музыки.
В Иваньково, на районе, где каждый второй мечтал о сцене, но только не умел даже настроить гитару, двор у 12-го дома был эпицентром всех событий. Лавочка, на которой сидели бабушки-сплетницы, как древнегреческий хор, наблюдала за нашей жизнью, за нашей драмой, за нашим… искусством.
Это был 2005 год. В воздухе витал запах пыли, жвачки и несбывшихся надежд. Я, Ванёк, собрал своих верных товарищей для очередной репетиции, которая, по моему глубокому убеждению, должна была изменить мою жизнь и, возможно, весь Иваньково.
«Так, народ, сегодня серьёзная репетиция!» – объявил я, ставя гитару на своё единственное, расстроенное колено. – «У нас скоро школьный вечер, и я покажу всем, кто тут настоящий артист!»
Серёга, как всегда, встретил мою речь скептическим вздохом. «Ваня, ты уверен, что твой ‘артист’ не устроит нам очередной концерт с битьём посуды?»
Ванёк №2, напротив, уже приготовился восхищаться: «Да ладно тебе, Серёга! Ваня – это наше всё! Он же почти Димбилан!»
Колясик, как обычно, опоздал. Он появился минут через десять, запыхавшись, с одной штаниной, заправленной в носок, и с выражением лица, которое говорило, что он только что пережил апокалипсис, а не просто дошёл до конца квартала.
«Я… я… извините!» – прохрипел Колясик, плюхаясь на лавочку. – «Я… там… это… засмотрелся, как кот пытается достать сосиску из мусорки…»
«Кот-то достал?» – заинтересованно спросил Никитос, который материализовался откуда-то из-за гаражей, с сигаретой в зубах и невинным выражением лица, словно он просто мимо проходил. – «А то у меня тоже одна такая сосиска…»
«Не до кошек сейчас, Никитос!» – прервал я. – «Сегодня – моё выступление! Я буду петь про то, как меня не любят!»
И я затянул свою новую песню, в которой смешивались отголоски Димбилана, надрыв «Складывания бумаги» и, конечно, «правда жизни» от «Бутылки».
«Я стою у окна, В моём сердце – зима. Все девчонки в толпе, Мне лишь шепчут: ‘Не тем!’»
Бабушка, Варвара Петровна, с соседней лавочки, тут же оживилась. «Ох, Ванёчек, ты прямо как Олег Бензинов в молодости! Такая же душа, такое же рвение! Спой про берёзки, Ванюша, про нашу родину!»
Я игнорировал её, стараясь удержать фокус на Светлане. Она шла по улице с подружками, и, кажется, даже не заметила нас. Её смех, звонкий и беззаботный, доносился до нас, как из другого мира.
«Сердце рвется, как бумага, Отчего так холодно?»
«Опять двадцать пять», – проворчал Колясик, который уже успел найти себе новое занятие – пытаться поймать мотылька, летящего на свет фонаря.
«Тихо ты!» – шикнул на него Серёга.
«Ты – моя блаженная отвага, Но ты где-то далеко…»
В этот момент Светлана, с подружками, проходила мимо. Она бросила на нас мимолетный взгляд, который можно было интерпретировать как смесь скуки и лёгкого ужаса. В этот момент мимо нас прошел ещё один парень – Олег, местный футболист, весь такой «крутой», в модном тогда спортивном костюме. Светлана, увидев его, отвлеклась от нас и направилась к нему.
«А моя звезда, она где-то там, В блеске ярком, где солнца игра.»
Я почувствовал, как в груди поднимается волна обиды и… упорства. Я вытащил листок с песней, которую сочинил специально для неё.
«Светлана!» – крикнул я, направляясь к ней. – «Это для тебя! Это… моя душа!»
Она взглянула на меня, потом на листок, потом на Олега. Олег презрительно хмыкнул.
«А, это ты, Ванёк. Спасибо, конечно. Только я сейчас занята. У меня свидание.» – и она, оставив меня с протянутым листком, пошла к Олегу.
Я поднял его. Там, на клочке бумаги, было написано: «Ты – моя единственная звезда…»
«Она просто не поняла», – прошептал я, сжимая лист в кулаке. – «Ещё не знает, каким артистом я стану!»
«Что, опять пролетел, Ваня?» – усмехнулся Серёга.
«Я им покажу!» – мой голос дрогнул, но в нём появилась новая стальная нотка. – «Я буду петь так, что они все будут рыдать! Все, кто меня не понял!»
«Главное, чтобы ты сам не расплакался», – тихо пробурчал Никитос, отгоняя мотылька.
«Да ладно, Ванёк! Ты главное, не бросай!» – подбодрил меня Ванёк №2. – «Может, тебе надо в другом стиле попробовать?»
«В каком стиле?!» – вскипел я. – «Я уже пробую все стили! Мне нужна моя подача, моя изюминка!»
«Может, тебе надо как Бензинов, про Родину петь?» – предложила бабушка.
Я посмотрел на неё, потом на гитару. На расстроенные струны. На своих друзей, которые, кажется, уже начали искать, чем бы ещё развлечься.
«Нет», – сказал я. – «Мне нужно другое. Мне нужно… всё. И сразу.»
И я понял, что мой путь к славе будет извилист, непредсказуем и, скорее всего, полон отчаяния. Но я был Ванёк. И я обязательно стану звездой. Или хотя бы чем-то, что можно будет шокирующе предъявить миру.
Глава 2: Подготовка к Штурму
Школьный вечер. Само по себе это событие в Иваньково было сродни вручению «Грэмми» в Голливуде. Все готовились: девочки примеряли платья, которые шили сами или доставали у старших сестёр, мальчики гладили свои единственные брюки и пытались придать своим волосам хоть какой-то подобие формы. А я готовился к триумфу.
Моя подготовка заключалась в следующем:
Поиск “уникального” образа: Я пересмотрел все клипы Димбилана, изучил стиль «Складывания бумаги» и, конечно, образы мужиков из «Бутылки». Итог? Смесь всего этого. Я решил, что буду выступать в чёрной футболке с рваным горлом (сделал сам, ножом), поверх неё – блестящая, обтягивающая водолазка, как у Димбилана, и поверх неё – рваная джинсовая жилетка, которую я нашёл на чердаке у бабушки. На голову – какая-то бандана, связанная из носков, которая, как я надеялся, придаст мне «бунтарский» вид.
Репетиция “шоу”: Я решил, что просто петь недостаточно. Нужен перформанс! Я репетировал свои движения перед зеркалом (когда мать не видела). Попытки имитировать Димбилана заканчивались тем, что я просто терял равновесие. Жесты «Складывания бумаги» превращались в хаотичные махания руками, а попытки изобразить «крутизну» из «Бутылки» вызывали у меня подозрение, что я переел.
Сочинение “хита”: Я решил, что мой новый хит должен быть максимально близок к идеалу. Я взял все свои прошлые наработки и смешал их в одну большую кашу.
Моя новая песня:
(На мотив Димбилана, но с примесью “эмо-драмы” и “тюремной правды”)
(Куплет 1) Звёзды, звёзды, где же вы? Я один в ночной тиши. Сердце рвётся, как струна, Но в душе – одна вина.
(Припев) Ты – моя Светлана, моя мечта, Но ты не видишь меня, вот беда. Ваша жизнь – блеск, моя – тоска, Я – артист, вы – лишь публика, господа!
(Куплет 2) Может, мне стать бандитом, как «Бутылка», Или выть от тоски, как «Складывание бумаги»? Но нет, я – Ванёк, моя доля – велика, Я спою вам так, что сорвёт крышу, ребята!
(Припев) Ты – моя Светлана, моя мечта, Но ты не видишь меня, вот беда. Ваша жизнь – блеск, моя – тоска, Я – артист, вы – лишь публика, господа!
“Продвижение”: Я решил, что нужно как-то заявить о себе. Раздал свои «визитки» – клочки бумаги с текстом песни, которые я писал для Светланы. Естественно, их никто не брал. Я даже попытался спеть на улице, но меня прогнали.
Сцена: Репетиция во дворе перед школьным вечером.
Двор, лавочка, вечер. Я, мои друзья, бабушка с соседками.
«Итак, ребята, слушайте!» – торжественно объявил я, настроив гитару (насколько это было возможно). – «Это мой новый трек! Он про всё! Про любовь, про творчество, про то, как меня никто не понимает!»
Колясик, который, как всегда, опоздал, появился в самый ответственный момент, споткнувшись о шланг.
«Я… я… извините!» – выдохнул он. – «Я тут… видел, как воробей пытался украсть кусок пирога у кошки…»
«Тихо, Колясик, не до воробьёв!» – шикнул Серёга. – «Ваня сейчас нам споёт!»
Я начал. Постарался максимально точно воспроизвести движения Димбилана, вокал «Складывания бумаги» и «брутальность» «Бутылки».
«Звёзды, звёзды, где же вы? Я один в ночной тиши…»
Бабушка, Варвара Петровна, тут же оживилась. «Ох, Ванёчек! Ты прямо как Олег Бензинов! Спой про Родину, про нашу землю!»
«Бабуль, это не про Родину!» – ответил я, пытаясь не сбиться с ритма. – «Это про мою звезду, которая не видит меня!»
«Ты – моя Светлана, моя мечта…»
В этот момент мимо проходила Светлана, но уже с тем самым «крутым» парнем, Олегом. Он что-то говорил ей, она смеялась. Она бросила на меня взгляд, который я интерпретировал как «сочувствие, смешанное с презрением».