Читать онлайн Путеводитель по Сверхъестественной Вселенной

Alyson Noël

FIELD GUIDE TO THE SUPERNATURAL UNIVERSE

Copyright © 2022 by Alyson Noël, LLC

This edition is published by arrangement with Sterling Lord Literistic, Inc. and The Van Lear Agency LLC

© Сергеева В. C., перевод на русский язык, 2023

© ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Разум, который обогатился благодаря новому опыту, никогда не вернётся в прежние рамки.

Оливер Венделл Холмс

Верить значит видеть.

Рэмхарт Вудбид

Да, я знаю, что это не лучший способ начать книгу, поскольку большинство людей ненавидят анкеты, но всё-таки, прежде чем двинуться дальше, ответьте, пожалуйста на один вопрос.

Если вы абсолютно уверены в ответе, можете взять ручку и обвести его кружочком, чтобы все знали ваше мнение.

Если ручки нет или вы не хотите портить книгу, обведите ответ кружочком мысленно.

Готовы? Поехали.

Если вы ответили «да» – всё хорошо, можете спокойно читать дальше.

Если вы ответили «нет» – пожалуйста, помните: если вы во что-то не верите, это ещё не значит, что этого не существует. Чтобы убедиться, обязательно читайте дальше.

Если вы сомневаетесь – тоже читайте дальше, чтобы в следующий раз, когда вам зададут этот вопрос, вы ответили на него правильно.

1

Мальчик встречает страшилу

Вот вы и прошли вступительное испытание и добрались до первой главы. Молодец. Хотя, скорее всего, вы просто посмотрели видео.

Ну, то самое, на котором я (якобы) психанул в последний день перед каникулами.

То самое, которое облетело весь мир со скоростью света и сразу же стало вирусным.

Вполне вероятно, что вы помогли ему стать вирусным, поделившись им с друзьями, чтобы вместе посмеяться. Я вас не виню. Не будь я предметом осмеяния, я бы сделал то же самое.

А что вы скажете, если узнаете, что это неправда? Что на самом деле всё было не так? Что в мире есть существа – ужасные, жуткие, невидимые, – которые как раз и виноваты в том, что произошло, однако запечатлеть их на видео не удалось?

Вы мне поверите?

Или усмехнётесь и покачаете головой, как остальные минимифиды?

Если видео вам не попадалось – не надо его искать. Только даром потратите время.

Если вы не знаете, кто такие минимифиды, – тоже не беспокойтесь. Со временем узнаете.

Подлинная история случившегося находится перед вами. Наверное, вы не раз задумаетесь, могли ли такие ужасы произойти на самом деле. Уверяю вас, что могли.

В качестве доказательства у меня есть синяя прядка.

Но, прежде чем двинуться дальше, я немного расскажу о себе.

Меня зовут Максен (Вудбид) Смит.

Мне двенадцать с половиной лет, и в общем и целом я совершенно нормальный человек.

Не считая того, что вижу призраков.

Вы, наверное, заметили, что часть моего имени стоит в скобках. Это непроизносимая фамилия, вроде непроизносимой согласной. Как «т» в слове «лестница» и «в» в слове «чувство». Я был бы Вудбидом, если бы папа официально не поменял фамилию и не стал Смитом.

К сожалению (и папа этого не понял), можно поменять имя и начать с чистого листа – но нельзя изменить прошлое. Я внук Рэмхарта Вудбида, всемирно известного охотника за привидениями и специалиста по паранормальным явлениям (в своей области он настоящий Индиана Джонс). И я совершенно уверен, что именно кровь Вудбидов позволяет мне видеть странное.

Я видел призраков с раннего детства. Задолго до того, как понял, что большинство людей их не видят и, как правило, в них не верят.

Вы не представляете, как я им завидовал.

Если вы тоже из этих счастливчиков – поздравляю: вам неимоверно повезло. Лично я полагаю, что умение видеть призраков – страшное бремя, которое приводит к жутким сценам, публичному унижению и регулярным визитам в кабинет директора, где приходится объяснять необъяснимое.

Не думайте, что с вами-то такого никогда не случится. У меня для вас плохие новости.

Если вы считаете, что не видите привидений, это не значит, что вы их никогда не видели.

Не все призраки одинаковы. Они не всегда прозрачны, не обязательно носят рваные старые ночнушки и, жалобно воя, скитаются по пустым домам. Некоторые привидения выглядят как самые обычные люди – их-то и нужно остерегаться. К сожалению, когда вы их распознаете, может быть уже поздно.

Как я уже сказал, был последний день перед каникулами, и до окончания шестого класса оставалось всего одиннадцать минут.

Наша учительница мисс Росси записывала на доске какие-то забавные факты про Гавайи – её ждал отпуск в благословенном краю. Весь урок она убеждала нас «ощутить расслабленную атмосферу острова», что означало: сидите спокойно, молчите и даже не пытайтесь выкинуть какую-нибудь глупость – я не желаю из-за вас опоздать на самолёт.

Казалось бы, ничего особенного, правда? Но внезапно похолодало и свет замигал.

Быть может, вам кажется, что в порыве холодного ветра и мигающих лампах тоже нет ничего особенного и волноваться не из-за чего. Но я-то по опыту знал: когда флуоресцентные трубки начинают гудеть и моргать, а дыхание паром повисает в воздухе – значит, в помещение вошёл призрак.

Обычно я просто закрываю глаза, откидываюсь на спинку стула и собираюсь с духом, ожидая встречи с очередной паранормальной дрянью. Но, когда что-то сильно толкнуло мой стул, я вздохнул с облегчением: это был Свен – придурочное привидение, которое частенько мне докучало. Свен скорее бесил, чем пугал.

Годы опыта научили меня, что лучший способ отделаться от Свена – не обращать на него внимания. Поэтому я натянул на голову капюшон и стал ждать, когда он уйдёт. Никакой призрачный хулиган не помешает мне окончить шестой класс без «инцидентов»!

Тут нужно упомянуть, что в школе я, как выражаются учителя и директор, известен «инцидентами». Ещё они называют их «паническими приступами», «неуправляемыми вспышками» и «странным поведением».

Между прочим, каждый раз я был ни при чём. Всё это устраивали привидения.

Например, когда все решили, что парик с головы учителя стянул и зашвырнул в дальний угол я, на самом деле это был призрак, а я вообще-то пытался ему помешать. Но мне никто не поверил.

Конечно, я стал легендой среди одноклассников. Они ржали как кони, а меня временно исключили.

Они поехали в летний лагерь, а мне пришлось посещать дополнительные занятия.

И вдобавок папа лишил меня Интернета.

Считаете, это стоит пяти минут веселья на уроке?

Наш директор, помешанный на цифрах, утверждает, что в среднем за мной числится три-четыре инцидента в год. Избавлю вас от подробностей. Главное вот что: во всех этих случаях я пытался предотвратить худшее.

Иногда мне это удавалось – и, конечно, мой подвиг оставался незамеченным: ведь люди понятия не имели о нависшей над ними опасности.

А иногда не удавалось.

Тяжело быть единственным человеком в Скукотаунской начальной школе (клянусь, она правда так называется), который видит привидений.

Когда Свен толкнул мой стул второй раз, я не дрогнул.

И только когда он громко и отвратительно рыгнул – в жизни такого не слышал, – я понял, что дело нечисто.

Свен относился к категории призраков, которых я называю «зависшими». Они только и делают, что… ну, зависают. Они не умеют импровизировать и всегда действуют чётко по сценарию. Просто повторяют одно и то же, пока не исчезнут, а потом опять возникают и начинают всё сначала. Мерзкая отрыжка не входила в сценарий Свена.

Поначалу я подумал, что это кто-то другой. Поскольку призраки любят сильные эмоции и кипучую энергию, большинство школ ими просто кишит. Но тут же я понял, что это никакой не призрак, потому что до меня донёсся запах – такой ужасный, такой мерзкий, что сразу наводил на мысль исключительно о трупе, который оставили разлагаться на солнце.

Моей первой реакцией было дёрнуть шнурок капюшона и отгородиться от окружающего мира. Но маленькая щель, из которой торчал нос, осталась. А запах с каждым вдохом становился всё отвратительней.

Я пытался наглухо уйти в себя, когда эта… тварь… жуткий зверь с огромной головой и продолговатым рылом вскочил прямо на мою парту и принялся вытягивать из пасти нечто похожее на крошечный рыбий скелетик.

Если бы накануне вы спросили меня, существуют ли чудовища, я бы рассмеялся вам в лицо. Как большинство людей, чудовищ я видел только в страшных фильмах, которые показывают поздно ночью (я их смотрю, а потом обычно об этом жалею). Но, бросив один взгляд на сидящую передо мной тварь, я понял, что другого названия для неё нет.

Во-первых, призраки обычно бывают двух видов – это либо люди, либо умершие животные.

Во-вторых, призраки не едят – но, судя по каплям воды, которые усеивали пол между опустевшим аквариумом и моей партой, эта тварь, это чудовище полакомилось нашими золотыми рыбками. И, несмотря на ужасную сцену, которая разворачивалась передо мной, мои одноклассники продолжали тупить в телефоны, пока мисс Росс рисовала мелом на доске ярко-жёлтый гибискус – гавайский цветок. Никто ничего не замечал, и я даже решил, что мне мерещится, но тут чудовище вдруг резко подалось вперёд и хватило меня лапой по носу. Я испуганно шарахнулся, потерял равновесие и рухнул на пол.

Мерзкое существо, нависшее надо мной, было последним, что я видел падая; жутко блестя глазами, монстр слизывал с когтя каплю моей крови.

Когда я очнулся, вокруг теснились одноклассники, а мисс Росси стояла на коленях рядом со мной.

– Макс, как ты себя чувствуешь?

В ответ я застонал. Кончик носа у меня пылал, но учительницу явно больше интересовали признаки сотрясения мозга.

– Широко открой глаза, – велела она. – Теперь следи за пальцем. – И мисс Росси начертила им петлю в воздухе. – Перед глазами не плывёт? Не тошнит? Ты помнишь, что произошло?

При последнем вопросе я в панике подскочил и увидел, что горбатый кошмар по-прежнему сидит на парте. Чудовище было тошнотворно уродливым. Наблюдая за тем, как оно ковыряет когтем в чёрных гнилых зубах, я понял: скоро этот сверкающий клинок вновь вонзится в меня.

– Сходи к медсестре, – сказала мисс Росси, помогая мне встать. – Я напишу тебе пропуск.

Если я действительно получил травму головы, тратить время на написание пропуска значило изрядно рисковать. Но путь к спасению был так близок, и я не стал спорить.

Я был уже на полпути к двери, когда Жасмин Скинк заныла:

– А почему его отпустили раньше?

И моя мечта о стремительном бегстве разлетелась прахом.

На прошлой неделе в классе устроили голосование, и после подсчёта голосов я оказался Психом (неофициальное звание), а Жасмин победила в номинации «Самая красивая улыбка». Честно, мне трудно было в это поверить, потому что на меня Жасмин смотрела исключительно с мрачной гримасой. На празднике в четвёртом классе, когда призрак попытался скормить мне собственное окровавленное ухо вместо ванильного кекса, меня вырвало прямо на неё, и Жасмин мне этого не простила. Хотя я по настоянию папы в качестве компенсации за испорченное платье отдал ей все карманные деньги, сэкономленные с огромным трудом, Жасмин по-прежнему считала своей главной задачей терзать меня не хуже любого привидения.

Честное слово, если бы нужно было назвать то, чего я боюсь больше всего на свете, я бы составил такой список:

1. Привидения

2. Жасмин Скинк

3. Папино лицо, когда я заговариваю о призраках

4. Выступления на публике

5. Волосатые пауки

Поэтому мне стало очень смешно, когда чудовище расправило куцые крылья, которых я раньше не замечал, неуклюже взмыло в воздух и приземлилось на голову Жасмин.

Может, оно не такое уж плохое?

– Он притворяется, – ядовито сказала Жасмин и с раздражением провела рукой по волосам, не обратив внимания на монстра, который заставил пряди встать дыбом. – Максу просто нужно наше внимание. Он умирает, если никто на него не смотрит.

На долю секунды мне показалось, что глаза у неё вспыхнули жёлтым, а язык стал синим. Но как только учительница подала голос, Жасмин вновь обрела привычный вид.

– Хватит, Жасмин, – гавайской безмятежности и след простыл, но строгих ноток в голосе мисс Росси было недостаточно, чтобы Жасмин перестала мне докучать.

– Симулянт, – прошипела она так, чтобы мисс Росси не услышала, зато услышали дружки Жасмин и радостно повторили.

Она меня подначивала, но я и не думал поддаваться. Я был твёрдо намерен убраться из класса.

И тут я заметил Чуро, нашего хомячка, который карабкался по рукаву Жасмин.

Дело заметно усложнилось.

Что бы вы обо мне ни слышали – и какой бы толстой ни была папка в кабинете директора, в подробностях расписывающая моё «проблемное» поведение в Скукотаунской начальной школе, – я не из тех ребят, которые ищут неприятностей. Напротив: это неприятности ищут меня. И в тот день я, увы, ступил прямо в расставленную ловушку.

В норме, если бы я увидел нечто подобное, то предпочёл бы промолчать. Да, Жасмин без разрешения взяла хомячка из клетки – но мне-то что?

Но блестящие красные глаза чудовища следили за каждым движением Чуро, а длинный острый язык дрожал, предвкушая лакомство в виде ещё одного школьного питомца… короче говоря, я был обязан вмешаться. Увы, выбирать предстояло из двух зол.

Если я попробую схватить Чуро, Жасмин закатит истерику, лишив меня шанса окончить шестой класс без инцидентов.

Если я буду стоять на месте, нашего любимого хомячка постигнет участь нашей любимой золотой рыбки. Хотя её отсутствия никто не заметил – но ведь всё равно это печально, правда?

У меня было два пути, и я разрывался на части.

Первый – стать сообщником хомякоубийцы, зато, возможно, в средней школе начать с чистого листа.

Второй – до конца жизни остаться общепризнанным Психом.

Мисс Росси нетерпеливо помахала пропуском.

Чудовище меж тем потянулось языком к добыче, а Жасмин воскликнула:

– Скажите Максу, чтобы перестал на меня пялиться! Он неадекватный!

Девчонка, у которой на голове сидит адское чудовище, называет неадекватным меня. Не будь положение таким отчаянным, я бы рассмеялся. Но поскольку Чуро отделяли от гибели всего несколько сантиметров, я понял, что не прощу себе, если хотя бы не попытаюсь его спасти.

Я выбросил руку вперёд, и мои пальцы коснулись тёплого пушистого брюшка.

Но, как только я схватил извивающегося хомяка, чудовище сделало скачок и цапнуло меня за руку. Чуро взлетел под потолок.

Начался хаос.

Все орали. Жасмин рыдала. А Чуро пошёл на снижение, и нельзя было тратить ни секунды.

Некоторые комментаторы написали бы, что это определённо монтаж – нельзя в мгновение ока пересечь весь класс. Но адреналин, смешанный с ужасом, – мощная штука: стоя у противоположной стены с дрожащим хомячком в руке, я сиял улыбкой супергероя. Пока не заметил, что мисс Росси стоит надо мной, уперев руки в бока, и на щеках у неё выступили багровые пятна. Тут я понял, что, кроме меня, никто не радуется.

– Макс, дай Чуро сюда. Немедленно! – Мисс Росси грозно сверкнула глазами.

В обычное время я бы испугался. Но я столько лет спасал учителей и одноклассников от неведомых им катастроф, что уже перестал удивляться людской неблагодарности. Памятуя о том, что всё сказанное мною в своё оправдание обязательно будет использовано против меня, я уже собирался отдать учительнице хомячка, но заметил на шее у мисс Росси ещё одно чудовище и инстинктивно отпрянул.

– Макс, я не шучу. – Мисс Росси говорила строгим напряжённым голосом; я скрипел кедами по полу в тщетной попытке отодвинуться, но, не считая этого, в классе стояла тишина.

Я никогда не видел её в таком гневе. Но если бы мисс Росси видела то же, что и я, она бы всё поняла. Сидящее на ней чудовище было безобразным, с огромным голым черепом и пустыми глазницами, из которых шёл алый свет. Шея у него состояла из костяшек, едва прикрытых плотью, а длиннющие тощие руки всё тянулись и тянулись ко мне.

Упёршись спиной в дальнюю стену, я понял, что дело обстоит ещё хуже, чем я думал. Куда бы я ни посмотрел, из углов выползали жуткие твари – одни рогатые, другие хвостатые, третьи крылатые, и все сплошь с пылающими адским огнём глазами – и забирались на моих одноклассников.

На ничего не подозревающем Джейсоне, мальчике в очках с толстенными стёклами, сидел похожий на инопланетянина монстр с длинными острыми пальцами, которыми чесал себе глаза.

Шеннон, страдающая от кожной сыпи, держала на себе зверя с раздвоенным языком и острыми зубами, который непрерывно её щипал.

У Августа, который всегда носил с собой ингалятор, чудовище туго обвилось вокруг груди, мешая дышать.

Казалось, в любой проблеме – от прыщей на подбородке до вечно растрёпанных волос – было виновато какое-нибудь чудовище.

Неужели все беды действительно случались из-за монстров?!

Может быть, именно из-за них мне в следующем году собирались поставить скобки на зубы?

Я слишком увлёкся этим зрелищем и не заметил, что мои одноклассники молчат, потому что снимают видео.

Одним стремительным движением мисс Росси бросилась к хомячку. Чудовище соскочило с шеи учительницы и нацелилось мне в голову.

Если вы смотрели видео, то, наверное, думали, что вам всё понятно. Но никакое видео не передаст того, что я испытал на самом деле.

Когда мисс Россси выхватила у меня Чуро, её чудовище – и все остальные тоже – бросилось ко мне, скрипя зубами и размахивая зазубренными когтями, такими острыми, что оставалось только одно: закрыть глаза и приготовиться к смерти.

Говорят, когда умираешь, перед глазами проносится вся жизнь. Так вот, передо мной пронеслась бесконечная вереница привидений.

Из-за них меня регулярно отправляли к директору.

Из-за призраков никто не хотел со мной дружить, а мои родители так часто ссорились, что в конце концов разошлись.

И вот когда моя жизнь наконец-то начала налаживаться – явилась целая армия чудовищ.

Мной двигали десять лет подавляемой досады.

А может быть, своё слово наконец сказали видеоигры и фильмы про супергероев, которые я смотрел по нескольку раз подряд.

Я точно знаю лишь одно: сначала я устремился в бездну, но вдруг словно очнулся и принялся раздавать уверенные хуки левой и махать ногами как ниндзя, которых видел в кино, – и чудовища, один за другим, падали мёртвыми.

Мой кулак пронзал воздух как нож масло и сокрушил трёх череполицых монстров.

Моя правая нога будто сама по себе ударила назад и опрокинула чудовище, похожее на змею, а левая размахнулась и повергла трёхголового урода.

Столько лет призраки меня мучили – и вот наконец я чудесным образом преобразился из хилого неуклюжего мальчишки в непобедимую машину по уничтожению чудовищ. Жребий был брошен, и я поклялся очистить свою жизнь от призраков, монстров и прочих жутких тварей.

То, что казалось многочасовой битвой, на видео длилось одну минуту и тридцать семь секунд. Я только что расколошматил мясистое ярко-красное страшилище и уже собирался нанести тяжкие телесные повреждения рогатому дьяволу, который возвышался надо мной, когда зазвонил школьный звонок – громко, как будильник, прерывающий сон на середине.

И совсем как после пробуждения, мне понадобилось некоторое время, чтобы опомниться.

Струйка холодного пота скатилась со лба, руку от шеи до запястья пронизала пульсирующая боль, ноги задрожали, колени подогнулись. Адреналин, который придал мне сил, исчез так же быстро, как и чудовища.

Я утомлённо оглядел класс – от опрокинутых парт и перевёрнутых стульев до ехидных лиц одноклассников. Все они понятия не имели, что я только что искрошил целую армию монстров.

Те несколько мгновений, которые понадобились мне, чтобы перевести дух, в классе царила небывалая тишина.

А потом появился школьный охранник и быстро вывел меня.

2

Медальон с обезьяньим зубом

Когда я вышел из кабинета директора и зашагал на парковку, там никого не было, кроме папы. Судя по его несчастному лицу, он уже обо всём узнал.

– Макс. – Он ущипнул себя за переносицу, вздохнул и посмотрел на меня. – На сей раз ты превзошёл сам себя.

Если не ошибаюсь, в ответ полагается скромно сказать «спасибо». Но это явно был не тот случай.

– Что на тебя нашло?!

Я забрался на заднее сиденье и уставился на собственные коленки. А что ещё оставалось? В очередной раз повторить «Я не виноват, что в школе полно привидений»? Мне никогда не верили.

– Не лучший способ закончить учебный год, – продолжал папа, устало качая головой. – А я думал, ты это уже перерос. – Он развернул телефон экраном ко мне, чтобы показать видео, которое снял кто-то из моих одноклассников. Когда я, как настоящий супергерой, принялся лупить и пинать… пустоту (во всяком случае, так это выглядело), я смущённо кашлянул и отвернулся. – Макс, ты хороший мальчик. Но надо прекратить эти выходки. Пожалуйста, держи себя в руках. – Папа испытующе взглянул на меня, словно ожидая, что во мне тут же произойдёт полный переворот. Я знал, что проще с ним согласиться, и поэтому просто кивнул, будто разделяю его претензии.

Будто я мог контролировать так называемые выходки.

Будто это не я в одиночку избавил школу от чудовищ, пожиравших классных питомцев.

И что я получил вместо благодарности?!

– Макс, вовсе не обязательно хулиганить, чтобы добиться внимания.

Я чуть не выпал из машины. С ума сойти: за столько лет папа так ничего и не понял! Я вовсе не жаждал внимания. Конечно, у меня репутация школьного шута, который ни с того ни с сего может выкинуть забавную штуку, но я никогда не общался со своими так называемыми друзьями за пределами школы.

Наверное, родители не хотели, чтобы их дети дружили с «неуравновешенным» (так выразился один из них). Или они меня боялись (я и это слышал). Не могу сказать наверняка. Но меня ни разу не позвали в гости или на день рождения после того, как я не позволил привидению угнать мамин автомобиль и меня застали за рулём в разгар схватки с невидимым вором.

Не сказав больше ни слова, папа тяжело вздохнул и выехал с парковки на дорогу. Я был рад тишине, но вскоре понял, что она не связана со мной, – происходило что-то гораздо более серьёзное, и, судя по глубоким морщинам на папином лице, ему это обходилось недёшево.

Мама всегда говорила, что я вылитый папа в детстве. Но даже когда она в качестве доказательства положила его старую школьную фотографию рядом с моей – как на опознании в полицейском участке, – я не заметил особого сходства. Каштановые волосы, карие глаза, смутно похожие очертания подбородка, губ и носа ещё не делали нас точными копиями друг друга.

Но сейчас папа совсем не походил на мальчика с той фотографии. Глаза у него покраснели, губы словно застыли в горькой гримасе. Он устал. Измучился.

Рядом со мной сидел человек на грани неизбежного поражения. Он смотрел в стекло пустым бессмысленным взглядом, будто понятия не имел, куда попал, хотя прожил в Скукотауне много лет.

– Макс, – произнёс папа, – я тут подумал… – Его голос заставил меня покрепче упереться пятками в пол и приготовиться к худшему. Я понятия не имел, к чему он клонит, но не сомневался, что ничего хорошего не будет. – Поскольку я не знаю, где мне предложат работу, а твоя мама…

– …в Австралии, – договорил я, прежде чем он успел закончить. – Мама в Австралии. – Я с вызовом взглянул на папу, ясно давая понять, что иных версий не желаю слышать.

Последним маминым адресом был Сидней. Она прислала мне открытку с двумя коалами. И хотя потом какое-то там официальное лицо из консульства позвонило и сообщило ужасную новость, это ещё ничего не значит.

Папа медленно выдохнул. А потом вдохнул и сказал:

– Я понимаю, как тебе тяжело, правда. Мне тоже. Но пора это прекратить. Факты есть факты. Она умерла, Макс. Умерла и не вернётся. Ты должен это признать.

И тут я перестал слушать, усилием воли превратив папин голос в бессмысленную мешанину звуков. Если бы мама умерла, я бы, конечно, узнал про это первым. Вот доказательство: мне ни разу не являлся мамин призрак. А значит, чиновник из консульства ошибся. Вероятно, мама уехала куда-нибудь в глушь, в отдалённое место, где нет мобильной связи. Вернувшись, она сразу позвонит мне, и мы от души посмеёмся над тем, как все, кроме меня, простодушно поверили в печальную новость.

Папа сдался и замолчал – я не заметил когда. Когда мы наконец повернули к дому, я вылез из машины, вошёл в прихожую и… обнаружил, что вся мебель исчезла.

В течение последних нескольких недель я наблюдал за постепенным исчезновением нашей обстановки – папа помещал её на хранение или распродавал. Всё началось с предметов, которыми мы пользовались редко, типа большого обеденного стола или деревянного серванта, где мама хранила красивые тарелки, которые берегла для особых случаев. Затем настала очередь вещей поменьше – тумбочек, декоративных подушек, ламп. Но хоть я и знал, чем всё это закончится, вид абсолютно пустого дома, в котором я вырос, потряс меня. Ничего привычного не осталось.

Я перевёл взгляд с пустого места, где некогда стояла кушетка, на груду коробок и чемоданов в коридоре.

– Значит, это правда, – сказал я, чувствуя себя опустошённым. Я почти убедил себя, что папа на самом деле не собирается переезжать…

– Последний день учёбы, последняя ночь в этом доме. У нас у обоих начинается новая жизнь, – сказал папа, положив мне руку на плечо.

Я знал, что он хочет только лучшего, но при виде пустых комнат пришёл в настоящее бешенство.

– Как же мама найдёт нас, если мы уедем? – Я вывернулся из-под папиной руки и взглянул ему в лицо. – Вдруг она вернётся и увидит, что здесь живут совершенно другие люди?

Папа стоял передо мной, приоткрыв рот и прищурившись так, что глаза превратились в щёлочки.

– Макс… – начал он.

Я бегом бросился к себе – и обнаружил, что постеры со стен сорваны и нет кровати, тумбочки и стола. О том, что я жил в этой комнате, напоминали лишь висящие на крючке джинсы и футболка.

– Где же я буду спать? – спросил я, обводя рукой пустые стены.

Ни подушки, ни одеяла не было.

– Я подумал – давай поставим палатку на заднем дворе. – Папа, стоя на пороге, натянуто улыбнулся. – Раньше тебе это нравилось.

– Да, в шесть лет, – ответил я и сложил руки на груди.

Ситуация ухудшалась прямо на глазах.

Папа обречённо вздохнул, сполз по стене на пол и уселся, неловко раскинув колени. Он долго молчал. Поскольку сесть было некуда и нечего больше делать, я тоже опустился на пол.

– Такое ощущение, что всё покатилось по наклонной, – папа обхватил голову руками, и его слова звучали приглушённо, но их смысл был абсолютно ясен. – Сначала ты начал отрицать то, что случилось с мамой, а теперь этот последний… инцидент… в школе. Скажи спасибо, что тебя не исключили за жестокое обращение с животными.

Жестокое обращение с животными?! Да я пытался спасти Чуро! Я не виноват, что настоящего злодея не видел никто, кроме меня. Именно это я и собирался сказать в своё оправдание, но взглянул на папу, и мне расхотелось спорить.

В последнее время я часто видел его в глубоком унынии. Вся история с мамой – сначала развод, потом звонок из Австралии – далась ему тяжело. Но при мысли, что на сей раз виноват я, мне стало очень стыдно.

– Я не знаю, как до тебя достучаться, – продолжал папа. – Мы перестали понимать друг друга. И твои навязчивые идеи про призраков…

Мысленно я договорил: «…это ненормально. Это нездорово. Вменяемые люди так себя не ведут».

Но папа сказал:

– Весь год ты так хорошо себя вёл. Я думал, ты наконец всё это перерос.

Я сидел, прислонившись к стене, напротив папы, там, где некогда стоял комод, и понятия не имел, каких слов он от меня ждал.

– Но сейчас… – Папа поднял голову. – Я думаю, лучше тебе пожить с человеком, который знает, что делать… – Он сделал паузу, и от страха я чуть не умер, в голове у меня пронеслись тысячи безумных сценариев – но все они оказались далеко не такими безумными, как тот, что озвучил папа спустя минуту: – Ты погостишь у дедушки, пока я не улажу тут наши дела. – Он подмигнул и растянул губы в улыбке. Но издалека это выглядело так, как если бы папа съел какую-то гадость и пытался предложить кусочек и мне.

– Ты издеваешься?! – воскликнул я. – Дедушка Рэмхарт?! Рэмхарт Вудбид?!

Я редко произносил это имя. Поскольку папа почти не общался со своим отцом, я видел дедушку только раз – когда мама решила помирить их и отвезла нас всех к Рэмхарту, чтобы он познакомился с внуком. Конечно, я этого не помнил, потому что был ещё маленьким. И я не знал, как его называть. Наверное, «дедушка Рэмхарт» – но отчего-то этот вариант мне не нравился. На немногочисленных фотографиях я видел человека в странной одежде и с синими прядями в волосах. На шее у него висел медальон с обезьяньим зубом. Судя по всему, Рэмхарт очень необычный дедушка.

Папа говорил, что в детстве о нём в основном заботилась мама (моя бабушка), поскольку Рэмхарт ездил в разные опасные экспедиции. В один прекрасный день, когда папе было восемь лет, Рэмхарт ушёл и не вернулся. Два года спустя умерла бабушка, и папа начал скитаться по приёмным семьям. Рэмхарт появился, только когда папе исполнилось восемнадцать, и уверял, что на десять лет застрял в прошлом. Ничего глупее я в жизни не слышал.

Так или иначе, эта история жестоко ранила папу – я прекрасно помню, как однажды он назвал Рэмхарта «маргиналом, шарлатаном, живым воплощением того, как опасно переходить за грань нормального». Это случилось вскоре после одного из первых моих инцидентов, когда навещавшее наш детский сад привидение (кстати, его тоже звали Макс) написало своё имя на всех стенах. Угадайте, кого объявили виноватым.

Хотя в те времена я был ещё маленьким, я понял истинный смысл папиных слов: тот, кто говорит о привидениях, рискует показаться неадекватом вроде Рэмхарта.

И тогда я начал понимать, что большинство людей ничего странного не видят. Поначалу я опасался, что со мной что-то не так – может быть, у меня испорчено зрение, ну или я сумасшедший. Но я-то знал, что не писал своё имя на стенах! Так я убедился, что то, чего люди не видят, они предпочитают считать несуществующим. И я стал вести себя гораздо осторожнее.

Кроме тех случаев, когда допускал ошибку.

Зная, что папа винит дедушку Рэмхарта во всех невзгодах своего тяжёлого детства, я никак не мог понять, почему он отсылает меня к главной причине своих несчастий.

– С каких пор Рэмхарт считается приемлемым опекуном? – спросил я, гневно глядя на папу.

Я знал, что ступаю на опасную почву, и, когда папа тяжело вздохнул, мне снова стало стыдно. Тем не менее я отчаянно хотел добиться ответа.

– Послушай, Макс, мне предстоят собеседования, и регулярно придётся ночевать в чужом городе. Поскольку я не могу таскать тебя с собой или на весь день оставлять в мотеле…

– Но мы же так и планировали! – крикнул я. – Ты сказал, что доверяешь мне! Я доказал, что уже большой и могу за себя отвечать, и…

– Да, я так думал раньше, пока… – папа помедлил, и на его лице я увидел боль.

– Пока что? – спросил я. Мне хотелось, чтобы он сказал это вслух, хотя я не сомневался, что не услышу ничего приятного.

– …пока мне не позвонил директор школы. – Папа нахмурился, а я задумался, зачем так добивался ответа. – После того что произошло сегодня, оставлять тебя одного слишком рискованно.

Тут я утратил дар речи. Повторяю, я не был виноват в том, что случилось в школе. Я совершил смелый, героический поступок – а вместо награды рискую оказаться под домашним арестом.

– Но ты же сам сказал, что Рэмхарт ненормальный! – Как назло, голос у меня жалобно дрогнул.

Папа поморщился.

– Да, старик странноват немного… но не опасен, – поспешно добавил он. – И это только на лето. Ну или пока я не устроюсь. Хоть как-нибудь. А главное, Макс, я думаю, он тебе поможет.

– Каким образом этот конченый псих мне поможет?! Ты сам говорил, что лучшим решением в твоей жизни было взять фамилию Смит!

Я прекрасно помнил, как он это сказал. В то время у меня не было причин не верить папе. Но теперь, сидя в пустой комнате напротив него, я невольно подумал, что папа отчаянно старался не походить на Рэмхарта – и всё равно в жизни ему не повезло.

– Послушай… – Папа провёл рукой по волосам так, что они встали дыбом, но с досады я решил ему этого не говорить. – Мы с тобой очень разные. Я не вижу того, что видишь ты, – наверное, поэтому мне так трудно тебя понять. Но ты был таким всегда – и я невольно подумал, что, может быть, тут всё очень серьёзно…

Я уставился на него, не веря собственным ушам:

– То есть… ты мне веришь?! – Впервые папа хотя бы предположил, что я, возможно, говорю правду! – Там, в машине, ты сказал, что я просто хулиганю!

Папа поморщился при моих словах. Не скрою, мне стало приятно.

– Прости, если обидел тебя. Я ничего в этом не понимаю…

– Но ты мне веришь?! – закричал я.

Щёки у меня горели, стук сердца грохотом отдавался в ушах. Впервые я задал папе этот вопрос напрямик. Может быть, потому, что всегда боялся ответа.

Поколебавшись, он произнёс:

– Я не сомневаюсь, что ты в это веришь. Как я могу верить в то, о чём совершенно ничего не знаю? – Он вытянул ноги и уставился на тускло блестевшие ботинки. – Я подумал: наверное, тебе полезно будет познакомиться с человеком, который понимает, что́ ты переживаешь. А поскольку Рэмхарт в этом разбирается – ну, логично же…

С одной стороны – конечно логично. Но чем дольше я об этом думал, тем больше вопросов возникало.

– Вы что, помирились? – спросил я, внимательно глядя на папу. – С каких пор ты общаешься с дедушкой?

Папа нервно затеребил ковёр.

– Мы разговаривали несколько раз. Он позвонил, когда узнал про маму, и…

Я тут же уронил голову на колени и зажал уши. Я больше не желал этого слышать – и не желал видеть свою печальную опустевшую комнату. Мне хотелось перенестись в те счастливые времена, когда мама ещё была со мной и никто не собирался отсылать меня к придурковатому дедушке, которого я не видел много лет.

Оказалось, что папа отлично умеет терпеть и пережидать затянувшееся молчание. Когда я наконец поднял голову, он посмотрел на меня и сказал:

– Решено, Макс.

Таким образом были пресечены все попытки договориться.

– Где он живёт хотя бы? – хмуро спросил я, не сомневаясь, что дедушка обитает в какой-нибудь ужасной дыре.

– У него особняк в Блесквилле, – ответил папа.

Ого! Значит, Рэмхарт Вудбид богат?

– Ты никогда не говорил, что у него целый особняк!

Папа пожал плечами и прислонился головой к стене:

– Я жил там только в детстве. Когда бабушка умерла, меня отправили в приёмную семью в другой город. И потом, в те годы дом не выглядел как особняк. Понимаешь, Рэмхарт состарился, перестал путешествовать и захотел познакомиться с тобой, пока… короче говоря, пока не стало слишком поздно. И я подумал – имею ли я право лишать вас обоих этой возможности?

Папин вопрос не требовал ответа – и хорошо, поскольку я не знал, что сказать. Папа медленно поднялся, подошёл ко мне и протянул руку, помогая встать.

– Я поставил палатку во дворе, – сказал он, указав пальцем за окно. – Как насчёт пары бургеров? И суфле на десерт. – Он вскинул брови и растянул губы в улыбке. Несомненно, папа старался извлечь максимум из скверной ситуации. По крайней мере, я тоже мог хотя бы попытаться.

– А телескоп ты уже убрал? – спросил я, выходя за ним в коридор.

– Шутишь? – Он протянул руку и взъерошил мне волосы – наверное, они тоже встали дыбом. – А как же смотреть на Марс без телескопа?

Шагая на кухню, я вёл рукой по стене, на которой раньше висели семейные фотографии. Пустые выцветшие квадратики были как призраки счастливого времени, которое больше не вернётся.

3

Почему призрак девочки перешёл дорогу?

По пути к дедушке мы почти не разговаривали. Папа, чтобы подбодриться, слушал какую-то лекцию по психологии («Не нужно быть крутым, чтобы двинуться вперёд – нужно двинуться вперёд, чтобы быть крутым!»), а я смотрел в окно на бесконечные зелёные леса.

Наконец мы свернули с шоссе, и из тумана показалась синяя вывеска с белыми буквами:

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БЛЕСКВИЛЛЬ!

ЗДЕСЬ ВСЁ СИЯЕТ ЯРЧЕ!»

И до меня вновь дошло, что всё это не сон.

Петляя по улицам своего родного городка, папа убавил звук и сказал:

– Слушай, Макс… Наверное, нужно тебя предупредить. Рэмхарт коллекционирует… артефакты.

Я молча уставился на папу.

– У него есть много странных, очень странных вещей – он считает, что они подлинные, – но, пожалуйста, не обращай внимания на всю эту ерунду. А если он попытается показать тебе свою книгу…

– Рэмхарт написал книгу? – перебил я. Интересно, почему папа раньше о ней молчал? – Это книга про привидения? А у нас она есть? – Я тут же решил, что папа намеренно скрыл от меня именно ту вещь, в которой я отчаянно нуждался.

– Нет-нет. Она… – Он прищурился, постукивая большим пальцем по рулю. – Да нет, глупости. Забудь. – Папа небрежно отмахнулся и попытался сменить тему. Но если он хотел, чтобы я провёл лето с полузнакомым дедушкой, то должен был хотя бы ответить на один важный вопрос.

– Рэмхарт прославился из-за неё? – уточнил я. – Из-за книги?

Вчера, когда папа заснул, я свернулся в спальнике, достал телефон и стал искать в Интернете Рэмхарта Вудбида. Я с удивлением обнаружил десятки тысяч ссылок – нескончаемый список статей, фотографий, сайтов, посвящённых Рэмхарту. При виде всего этого я испытал двойственные чувства. С одной стороны, я злился на папу за то, что он собирался запихнуть меня на лето в какой-то странный дом, где жил полный псих. С другой – приятно было думать, что я в родстве с человеком, которого Интернет считает легендой.

– Ну, такие книги не продают в магазине, – ответил папа, прервав мои мысли. – «Энциклопедия сверхъестественного» – это нечто среднее между дневником, альбомом и справочником.

Папа говорил небрежным тоном, но я пришёл в восторг. «Энциклопедия сверхъестественного»?! Какое многообещающее название!

– Раньше Рэмхарт утверждал, что его книга обладает волшебной силой, – продолжал папа, качая головой. – Но я уверен, что теперь всё это в прошлом. Твой дедушка живёт нормальной жизнью, и я надеюсь, что он тебе поможет. – Он перевёл взгляд с дороги на меня. – Ты, наверное, волнуешься, но поверь: так лучше. Просто будь собой – и всё наладится.

Услышав это, я нахмурился. Быть собой для меня значило быть человеком, который видит призраков и чудовищ. Но поскольку никто не желает признавать, что это и есть настоящий я, мне приходилось делать вид, что я совсем другой.

А вдруг каникулы с Рэмхартом изменят мою жизнь?

В отличие от папы, я вовсе не ждал, что Рэмхарт поможет мне избавиться от необычных способностей. Раз уж дедушка прославился на весь мир своей любовью к сверхъестественному, с гораздо большей вероятностью он попытается сделать из меня молодого охотника за привидениями.

Но, может, мне даже не придётся просить Рэмхарта о помощи?

Может, эта «Энциклопедия сверхъестественного» положит конец всему, что делает меня психом и неадекватом?

Если мой дед действительно составил энциклопедию паранормальных явлений, то, возможно, в ней говорится, как перестать видеть привидения. И тогда я, перейдя в среднюю школу, стану нормальным семиклассником…

Я смотрел в окно, воображая себе будущее без всяких привидений и одновременно разглядывая окутанный туманом пейзаж. Из белизны выступал то кусочек булыжной мостовой, то яркая витрина… и вдруг откуда ни возьмись на дорогу выскочила девочка, которая явно не замечала летящую на неё машину.

– Стой! – закричал я, инстинктивно схватился за приборную доску и зажмурился, ожидая катастрофы.

Папа ударил по тормозам так, что шины завизжали. Машина качнулась и остановилась.

Сердце у меня гулко колотилось о рёбра, ноздри щекотал запах палёной резины. Я осторожно приоткрыл один глаз и увидел светловолосую голубоглазую девочку лет двенадцати. Она смеялась, словно оказаться на волосок от гибели было весело.

Девочка поднялась на цыпочки и закружилась, кудряшки у неё взметнулись в воздух, а подол белого платья надулся как воздушный шар. И тогда я понял, что папа ничего не видит. Он пристально всматривался в ветровое стекло, не замечая девочку. Та улыбнулась и помахала нам, а затем вприпрыжку направилась к высоким кованым воротам блесквилльского кладбища.

– Макс! Ты с ума сошёл?!

Если бы на свете существовало слово, означающее одновременно досаду, гнев, смущение и тревогу, именно им я бы описал папу в ту минуту.

Я нервно кашлянул, не зная, что сказать. Одно было неоспоримо: папа не желает слышать правду.

– Мне показалось… Наверное, кролик выскочил на дорогу… или белка, – запинаясь, выговорил я.

Папа посмотрел на меня точно так же, как в тот день, когда я сказал ему, что тётя Люси умерла, – а через минуту нам позвонили сообщить о её кончине. Когда тишина стала невыносимой, он снял ногу с тормоза, нажал на газ, свернул в следующий проулок и объявил:

– Ну вот, Макс, мы приехали.

– Дедушка живёт рядом с кладбищем?.. – Я с тревогой оглянулся. Интересно, почему я об этом забыл? Хотя, когда я единственный раз гостил у дедушки, я был сопливый пузырь, который пачкал подгузники и ревел по ночам. Воспоминаний у меня практически не сохранилось.

Я повернулся, отыскивая взглядом призрачную девочку. Это что, моя новая соседка? Разве я выдержу целое лето бок о бок с таким жутким и ехидным существом?!

Папа остановился у чёрных железных ворот, напротив зловещего изображения огромного чёрного ворона, опустил окно и нажал пальцем на блестящий красный глаз. Ворон широко разинул клюв, и из скрытого динамика хрипло донеслось:

– Добро пожаловать в особняк Вудбида. В настоящее время мы закрыты для посетителей, но возобновим работу…

Прежде чем запись успела прозвучать до конца, папа принялся тыкать пальцем ворону в глаз и крикнул:

– Рэмхарт, мы здесь, открывай уже!

– Посетители?.. – переспросил я, съёжившись и тщетно гадая, на что же я подписался.

Медленно и со скрипом ворота открылись, и папа въехал на длинную извилистую дорожку, которая заканчивалась у громадного, растянувшегося во все стороны дома с многочисленными пристройками, башенками и шпилями, окинуть который одним взглядом было невозможно. Даже количество этажей не поддавалось точному подсчёту. Два, три, больше?.. Я удивлённо вытаращил глаза, глядя в ветровое стекло, а потом вылез из машины и вытаращился снова.

Я отчаянно искал хоть что-то нормальное – то, на что можно было опереться и обрести почву под ногами. Дом был белый, с чёрными ставнями – ничего странного. Но высоко на третьем этаже я увидел огромное восьмиугольное окно, за которым каждые несколько секунд словно сверкала молния. Вдоль карниза на втором этаже сидели четыре мрачные серые горгульи с распростёртыми крыльями – казалось, они готовы взлететь и вонзить в кого-нибудь свои острые зубы, и только толстые серебряные цепи удерживали их на месте.

Папа закинул на плечо мою сумку с вещами и слегка подтолкнул меня к крыльцу.

– Представь, что это съёмочная площадка, – сказал он. – Всё, что ты видишь, – просто реквизит.

Я уставился на огромных каменных змей по обе стороны парадной двери; свернувшись в кольцо, они будто готовились напасть на незадачливого гостя, которого сочли бы недостойным приёма. Глаза у них, как и у ворона-автоответчика, были из красного стекла, и, клянусь, они сверкнули, когда я проходил мимо.

До того как я хоть что-то предпринял или попросился домой, чёрная дверь распахнулась и перед нами появился дедушка, которого я не видел одиннадцать лет и восемь месяцев.

– Дэвид, Макс, как я рад вас видеть! Входите!

Я застыл как вкопанный. Мой дедушка, коротко стриженный, в зелёных брюках и голубом кардигане поверх накрахмаленной белой рубашки, был совершенно не похож на растрёпанного типа, которого я видел на фотографиях в Интернете.

Споткнувшись о порог, я вошёл в прихожую, которая, как и сам дедушка, выглядела до жути обыденно.

В Интернете писали, что дом полон скелетов, хрустальных черепов, драконьих яиц, инопланетных лазеров и других странных вещей, которые Рэмхарт якобы собрал во время своих экспедиций. Но пока первый этаж ничем не отличался от любого другого первого этажа.

Хотя снаружи дом, несомненно, выглядел очень странно, внутри он представлял собой музей скучной мебели: матерчатые коврики на деревянном полу, плотные бархатные шторы на окнах, полки, заставленные книгами в твёрдых обложках, кушетка, обитая тканью с уродливым цветочным узором, куча подушек… Стоящий посреди всего этого человек – герой бесчисленных загадочных историй – походил на моего папу, только был гораздо старше. Никакого шёлкового одеяния, бархатного плаща и медальона с обезьяньим зубом.

Папа подозрительно уставился на Рэмхарта, словно скучный дедушкин облик был своего рода иллюзией, которую мог разоблачить пристальный взгляд.

Если Рэмхарт это и понял, то не подал виду и спокойно произнёс:

– Долго же мы не виделись, сынок. – Он улыбнулся, и в углах глаз у него собрались морщинки. – А это, видимо, Макс. – Под его оценивающим взглядом я нервно переступил с ноги на ногу. – Похоже, нам с тобой есть о чём поговорить.

Он легонько потрепал меня по плечу, видимо, желая выказать дружелюбие, но, прежде чем я успел что-либо сказать, папа спросил:

– Ты всё ещё водишь экскурсии по дому?

Рэмхарт непонимающе уставился на него.

– Ворон у ворот… – начал папа, ткнув пальцем через плечо.

– А! – Рэмхарт рассмеялся. – Это память о старых добрых временах. Горгулий и змей я оставил: соседским ребятишкам они нравятся, ну и можно не возиться каждый год с украшениями на Хеллоуин. – Он иронически улыбнулся. – Кажется, ты разочарован?

Папа промолчал.

Я неловко стоял посреди прихожей, пока он заглядывал в смежные комнаты. Наверное, искал скелеты инопланетян или фотографии снежного человека. Когда папа, нахмурившись, вернулся ко мне, я невольно подумал: похоже, он не меньше меня огорчился, не найдя ничего необычного. После всех удивительных историй, которые я слышал с детства, после стольких статей в Интернете я сильно разочаровался, увидев, что Рэмхарт выглядит как самый обыкновенный человек.

– Можешь переночевать у меня, – предложил дедушка папе. – Места в доме полно.

Говорил он вполне искренне, и я надеялся, что папа согласится, но тому, видимо, не терпелось уехать. Выходя на крыльцо, он сказал:

– Я на тебя рассчитываю. Никаких глупостей, ладно? Не делай Макса таким, каким он не должен быть.

Рэмхарт взглянул на меня, потом на папу.

– И не собираюсь, – произнёс он и шагнул к папе, чтобы обнять его или, может быть, похлопать по плечу.

Но, прежде чем Рэмхарт успел это сделать, папа склонился ко мне.

– Послушай… – он понизил голос, чтобы дедушка его не услышал, хотя я подозревал, что Рэмхарт слышит всё, – это только на лето. А если я всё улажу быстро, то сразу приеду за тобой. Договорились? Ну а пока не вешай нос.

Я стоял на крыльце и смотрел, как папа садится в машину. Когда он уехал, Рэмхарт повернулся ко мне.

– Ну что, давай я покажу тебе твою комнату.

Я медленно кивнул, взял сумку и пошёл за ним по полукруглой лестнице.

– Значит, тебя можно называть Макс?

Я снова кивнул, а потом вспомнил, что у дедушки нет глаз на затылке, и сказал:

– Да.

– Как меня называть – дело твоё, хотя предупреждаю: мне никогда не нравилось слово «дедушка». В нём есть нечто тусклое и замшелое. Впрочем, «дед» меня устроит.

Мы поднялись на второй этаж, который, судя по всему, был таким же скучным, как первый. Дедушка стоял рядом со мной, ожидая ответа. Поскольку я вряд ли смог бы обратиться к нему «дед» и мысленно всегда называл его Рэмхартом, а не дедушкой, я спросил:

– А можно звать тебя по имени?

Он улыбнулся в знак согласия и повёл меня по длинному коридору в комнату, которая тоже оказалась до противности обыкновенной.

Я бросил сумку на пол рядом с постелью и хорошенько огляделся. В комнате стояли стол, стул и шкаф; окно выходило на кладбище. Меня это не очень порадовало, особенно после встречи с призрачной девочкой, но по сравнению с тем, чего я ожидал, всё оказалось далеко не так страшно.

Рэмхарт, видимо, заметив моё недовольство, поспешно произнёс:

– Это комната твоего папы. Но если не нравится – в доме полно других. Может, потерпишь до утра? Завтра я покажу тебе дом, и ты выберешь себе комнату по вкусу.

Я снова осмотрелся. Всё было здесь совсем новым – я не увидел ни одной вещи, которая могла некогда принадлежать папе. Полки с комиксами и книжками, постер фильма, который я однажды вечером посмотрел три раза подряд, и… никакой «Энциклопедии». Комната была настолько обыкновенной, что казалась… странной. Не вполне настоящей. Папа посоветовал мне считать дом Рэмхарта чем-то вроде съёмочной площадки, полной реквизита. И эта комната выглядела так, будто в ней собирались снимать сцену из фильма о скучной семье из маленького городка.

– Можешь разобрать вещи, – а хочешь, пойдём вниз, если ты голоден: там есть пицца и пирог от мисс Петунии.

В общем, я принял решение не задумываясь. Даже в Блесквилле пицца и пирог казались привлекательней разбора вещей. И потом: зачем раскладывать вещи по ящикам, если я, скорее всего, завтра же переберусь в другую комнату?

Спускаясь вслед за Рэмхартом по лестнице, я спросил:

– А пирог с чем?

Это был последний нормальный вечер в моей жизни.

4

Тайна редкого белого Ровена

Утро настало быстро, но, как ни странно, я отлично выспался.

Это было странно, потому что на новом месте я совершенно не могу расслабиться. Но накануне вечером, после того как мы устроились в дедушкином кабинете и вместе умяли пиццу и по два куска тёплого вишнёвого пирога с ванильным мороженым, стало ясно, что вопреки папиным предупреждениям беспокоиться не о чем. Рэмхарт был совершенно нормальным человеком.

В небе за окном висели тучи, и я подумал, что, наверное, солнца не будет. Рэмхарт сразу предупредил, что в Блесквилле погода, как правило, скверная.

– Сюда приезжают за пирогами, а не за загаром, – потягивая из бокала зловещий на вид синий сок, объяснил он, прежде чем положить мне на тарелку ещё кусок пиццы.

Ещё Рэмхарт заявил, что город получил своё название из-за русалок, которые якобы водятся в озере на кладбище.

– Их называют блескини – потому что они испускают яркое сияние. Во всяком случае, так гласит легенда.

Не считая истории о русалках (которой я, конечно, не поверил), Рэмхарт описал Блесквилль как прекрасный, хоть и совершенно заурядный городок. Я невольно заметил, что он ни словом не обмолвился о кладбище с призраками. А ведь Рэмхарт был знаменитым охотником за привидениями. Меня это не только удивило, но и немного разочаровало. Очевидно, дни охоты за привидениями и впрямь давно миновали. Я подумал, что вряд ли мне удастся заполучить «Энциклопедию».

В дверь тихонько постучали, и кто-то произнёс:

– Простите за беспокойство – я всего лишь хотел сказать, что завтрак подадут в парадной столовой внизу.

– Э… хорошо, – отозвался я, очень удивившись, что в доме есть парадная столовая, а ещё – что Рэмхарт живёт не один. – Я сейчас спущусь.

– Как вам угодно. Завтрак подадут, когда вы будете готовы, сэр.

Сэр?..

Я смотрел на дверь ещё долго после того, как шаги затихли. В обычное время я бы просто спустился в пижаме и принялся за еду. Но, скажу честно, мне ещё никогда не доводилось завтракать в парадной столовой. И никто не называл меня «сэр».

Поэтому, наскоро умывшись и причесавшись, я натянул наименее мятую футболку и вчерашние джинсы, надел чистые носки, извлёк из-под кровати кеды и с любопытством зашагал вниз.

Найти столовую оказалось непросто: я знал про неё только то, что она внизу. Я уже решил, что заблудился, когда совершенно случайно обнаружил комнату с необыкновенно длинным столом. За ним сидел Рэмхарт.

Изящным движением он поднялся и с некоторым смущением указал на десятки блюд, занимающих всю поверхность огромного стола.

– Я не знал наверняка, что ты любишь, поэтому велел приготовить всего понемногу.

Тут были корзинки с пончиками и глазированными булочками, груды свежеиспечённых бисквитов, соусники с подливкой, целые башни блинов и вафель, которые опасно кренились на круглых серебряных подносах, десятки порций горячей яичницы с толстыми ломтями жареного бекона. При виде всех этих яств я понял, что страшно хочу есть. Поэтому я быстро сел напротив Рэмхарта и принялся наполнять тарелку.

– Я тут подумал, – сказал Рэмхарт, – что сначала покажу тебе дом, а потом…

Договорить он не успел – из ниоткуда возникла снежно-белая птица с пронзительными синими глазами и села Рэмхарту на плечо.

Я уронил пончик, от которого собирался откусить, и изумлённо уставился на неё. Птица возникла вовсе не из ниоткуда – я видел, как она прилетела. Но вся эта сцена, если мысленно проиграть её в голове, не поддавалась никакому объяснению. Только что я наслаждался пончиком с разноцветной посыпкой – а потом картинка слегка поплыла, как на экране неисправного телевизора, и… появилась белая птица.

– О боже, – пробормотал Рэмхарт. Аккуратно сложив салфетку, он положил её на стол и посмотрел сначала на птицу, а потом на меня, сидящего с разинутым ртом. – Я надеялся хотя бы дождаться вечера. Ну, чтобы мы успели поближе познакомиться. Наверное, нужно было это предвидеть. Всегда что-нибудь идёт не по плану, правда? – Он смущённо улыбнулся и быстро поднёс салфетку к губам, чтобы это скрыть.

– Что такое? Кто это? – спросил я далеко не так спокойно, как мне хотелось.

– Ровен. Редкий белый ворон. Ровен, познакомься, это Макс. Макс, это Ровен.

– Но… я думал, вороны бывают только чёрные.

– Я думал, вороны бывают только чёрные, – повторила птица, закатилась смехом и замолчала, только когда Рэмхарт на неё шикнул.

– На самом деле не всегда, – ответил дедушка и улыбнулся краем рта. – А ещё, как видишь, он умеет говорить. Не болтай при нём что попало. Он обязательно повторит это в самый неподходящий момент.

Я дрожащими пальцами взял пончик, стараясь мыслить как можно рациональнее. У Рэмхарта есть редкая птица. Ничего удивительного, он ведь всю жизнь путешествовал. А что у меня поплыло перед глазами – так это, скорее всего, просто стресс, следствие кардинальных перемен в жизни.

Я уже почти убедил себя, когда прямо у меня на глазах газета, которую читал Рэмхарт, превратилась в огромную книгу в кожаном переплёте, украшенном фиолетовыми кристаллами.

Я уставился на неё, не сомневаясь, что это «Энциклопедия»! Но, прежде чем я спросил, синяя рубашка и отглаженные брюки Рэмхарта сменились синей шёлковой рубахой и вылинявшими джинсами. На чисто выбритом лице появились всклокоченные усы и борода, короткие седые волосы превратились в растрёпанную кудрявую шевелюру с синими прядями и… перьями?..

По запястьям Рэмхарта, устремляясь под рукава, поползли вверх затейливые татуировки, пальцы до костяшек вдруг оказались унизаны кольцами, а на шее обнаружился медальон с обезьяньим зубом, о котором давным-давно рассказал мне папа.

– Макс, послушай, я всё объясню… – начал Рэмхарт, но было поздно.

Я вскочил, опрокинув стул, и бросился бежать.

Главное – добраться до двери. Выбежав во двор, я буду кричать, пока кто-нибудь не придёт на помощь.

Кто-нибудь ведь придёт на помощь, правда?!

Я добежал до конца стола, когда весь дом вдруг загудел и задрожал. Это походило на землетрясение. Я никогда не переживал землетрясение, но, наверное, именно так оно и выглядит, особенно когда пытаешься устоять на ногах, а пол качается.

Я пошатнулся и рухнул на колени, перед тем ушибив большой палец ноги о шкаф, который возник прямо из воздуха. Решив оставаться на полу, чтобы не упасть ещё раз, я пополз на четвереньках и уже почти добрался до двери, когда передо мной вдруг материализовался высокий скелет.

Я вскрикнул.

Просто не смог удержаться.

Мне было уже всё равно, что подумают люди. Я оказался в самом жутком в мире доме с привидениями.

Рэмхарт бросился ко мне:

– Макс, пожалуйста… хватит!

– Что происходит?! – закричал я, пытаясь выбраться из комнаты, которая меняла облик у меня на глазах. Со всех сторон меня подпирали и окружали странные вещи, которым я даже не находил названия. – Чёрт, что это такое?!

Рэмхарт, запыхавшись, остановился передо мной.

– Прости, прости, – тяжело дыша, выговорил он. – Я не хотел тебя пугать. И твоего отца тоже. Но, похоже, ничего не поделаешь.

Я съёжился на полу, гадая, когда закончится этот кошмар. И закончится ли.

– Уже почти всё, – устало произнёс Рэмхарт.

– Что «всё»? Я ничего не понимаю.

– Чары рассеиваются. Они держатся только до тех пор, пока истина не пробьётся наружу.

– Чары?! Какие, к чёрту, чары?!

– Я подумал – сначала ты должен мне довериться…

– Ты хотел добиться моего доверия этим?!

– Ну… – Он пожал плечами.

Даже Ровен уткнулся клювом себе в грудь и отвернулся.

Грохот начал стихать, дом перестал трястись, и я, медленно поднявшись, окинул взглядом причудливую новую обстановку. Всё было именно так, как говорил папа. Он предостерегал меня миллион раз, не меньше.

– Ничто здесь не причинит тебе вреда, – сказал Рэмхарт.

По-прежнему сидя у него на плече, Ровен откашлялся, точь-в-точь как человек, и уточнил:

– Ничто в пределах досягаемости не причинит тебе вреда.

Я пригладил волосы и снова огляделся. Ушибленный палец ныл. Голова гудела от увиденного. Сердце болезненно сжималось при мысли о том, что, несмотря на неимоверное желание сбежать, я не имел права пополнить собой длинный список папиных проблем.

Папу уволили. Мама уехала на другой конец света. А я оказался заперт на целое лето в кошмарном доме с привидениями.

Три месяца. И точка.

Как это выдержать?!

Оглядев преобразившуюся столовую, я напомнил себе, что где-то среди всех этих ужасов хранится книга, которая, вероятно, может изменить мою жизнь. Я страстно хотел её найти.

Мой дед безумен и ненормален. Я понял, что вряд ли он избавит меня от беды.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросил я, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Он помедлил:

– Всё остальное может подождать.

– Пообещай, что больше не будешь обманывать.

Рэмхарт согнул мизинец и большой палец, прижал руку к сердцу и произнёс:

– Честное слово скаута.

Я кивнул:

– Ну ладно. Тогда скажи – та комната, в которую ты меня поселил… насколько она жуткая? По десятибалльной шкале.

Рэмхарт ненадолго задумался.

– Четыре балла, – ответил он, потом быстро произвёл в уме какие-то подсчёты и поправился: – Шесть, если случайно заглянешь на верхнюю полку шкафа. Кажется, там у меня лежат головы циклопов. Но честное слово – они только выглядят страшно. Вообще-то это забавная история. Понимаешь, когда я жил в… – Рэмхарт продолжал говорить, но я уже вышел из столовой, крикнув через плечо:

– Если ты не против, я позавтракаю у себя.

ПЯТЬ САМЫХ ЖУТКИХ ВЕЩЕЙ

1. Рассеивающиеся чары

2. Ожившие скелеты

3. Чудовища

4. Привидения

5. Жасмин Скинк

5

Меня зовут Краузер

После того как чары рассеялись, комнаты, которые были почти пустыми, внезапно оказались наполнены разными странными штуковинами. Я увидел какую-то гадость, плавающую в стеклянных колбах, плотоядные растения с листьями-челюстями, портреты людей, у которых нарисованные глаза щурились и моргали…

Вернувшись к себе, я уже был готов ко всему. Если Рэмхарт выставил моей комнате от четырёх до шести баллов по шкале ужаса (в зависимости от того, полезу ли я в шкаф), в реальности дело может обстоять ещё хуже.

Я осторожно открыл дверь и заглянул внутрь, однако обнаружил, что все вещи остались на местах – кровать у стены, стол у окна. Но добавились некоторые примечательные штрихи. На полках стояли уже не комиксы, а толстые книги, повествующие о встречах с ведьмами, снежными людьми и летающими тарелками. Однако «Энциклопедии» я так и не нашёл. Постер превратился в застеклённую нишу, где лежали глаза, следящие за мной, куда бы я ни направился. Табличка гласила, что это обезвреженные глаза василиска – легендарного существа, способного убивать взглядом. Крючок, на который я накануне повесил куртку, на самом деле был рукой скелета. В общем – если не лазать в шкаф, – моя комната казалась самым безопасным местом в доме.

Инстинкт побуждал меня забаррикадироваться здесь на всё лето, пока не приедет папа. Но, если я решил заполучить «Энциклопедию», нужно осмотреть дом. И потом: что бы там ни говорил Рэмхарт – в Интернете писали, что в особняк приезжали целые толпы туристов, а значит, к дому можно привыкнуть. Так, если много раз посмотреть страшный фильм, в конце концов начинаешь смеяться в тех местах, где раньше вопил от ужаса.

Не дав себе возможности передумать, я храбро вышел в коридор – и тут же столкнулся с незнакомым рослым мужчиной с угольно-чёрными волосами, тонкими усиками и короткой остроконечной бородкой. Он стоял перед громадной картиной в затейливой золотой раме.

– Обычно дом просто кишит ротозеями с фотоаппаратами, которые смотрят на меня и ждут, что я предъявлю загадочные шрамы, которые обещает туристическая брошюра. – Судя по голосу, это он постучал ко мне утром и назвал меня сэром. – В связи с вашим визитом экскурсии временно отменены, и я даже не знаю, упрекать вас или благодарить за то, что вы меня от этого избавили: ведь туристы порой оставляют неплохие чаевые. – Ледяной взгляд синих глаз скользнул по мне от макушки до носков. – В любом случае приятно наконец познакомиться с вами, Макс. Я Краузер Грейвз, ассистент Рэмхарта.

Он был гораздо младше Рэмхарта, но одет столь же причудливо: белая рубашка, синий шёлковый шарф, жилет в тон, чёрный бархатный пиджак с серебристыми пуговицами, элегантные брюки со стрелками, начищенные до блеска чёрные ботинки. Интересно, одевается ли он так всегда или это нечто вроде сценического костюма, который приходилось носить при туристах? Краузер походил на актёров в маминых любимых фильмах – ну знаете, где люди говорят с британским акцентом, литрами пьют чай и танцуют странные танцы на вечеринках.

Но если он работает у Рэмхарта – значит, может показать, где «Энциклопедия». Однако спросить я не успел – Краузер вновь заговорил:

– Я уже сомневался, что вы на самом деле существуете, и думал, что Рэмхарт вас выдумал. – Слегка раздвинув в улыбке тонкие губы, он продолжал изучать меня. – Скажите, вы Вудбид или Смит? – И тут же, не дав мне возможности ответить, Краузер в очередной раз окинул меня взглядом с головы до ног и произнёс: – Полагаю, Смит. Ну, так что же Рэмхарт вам показал? Вы уже видели локаторы?

Я ничего не понял, но мне уже всё это не нравилось.

– Он изобрёл очки, которые позволяют видеть призраков.

– А. Нет-нет. – Я сразу же решил, что локаторы меня не интересуют.

– А спиритофон?

Увидев моё удивлённое лицо, Краузер объяснил:

– Это как мобильный телефон, только позволяет общаться с умершими. Вы ещё не звонили давно усопшему родственнику? – Говорил и улыбался Краузер вполне дружелюбно, но отчего-то его взгляд не давал мне покоя.

Я неуверенно покачал головой.

– Ну и ладно, – сказал он, пожав плечами. – Связь паршивая, сплошь помехи. Да и покойники в основном твердят, что помнят и любят тебя. Ни один ещё не удосужился назвать выигрышные номера в лотерее. Похоже, земная жизнь их совсем не волнует. – И он так заразительно засмеялся, что я невольно к нему присоединился. – Похоже, Рэмхарт не торопится с вашим обучением. Он показал вам видоискатель будущего? Научил пользоваться ножным компасом? – Краузер говорил словно на чужом языке. Я ничего не понимал. – И в вундеркамере вы не были?

– А что такое вундер…

Краузер опять меня перебил, не дав договорить:

– Честно говоря, я удивлён. – Рукой с чёрным маникюром на ногтях он погладил свою остроконечную бородку, точь-в-точь как мультяшный злодей, замысливший месть. – Рэмхарт необыкновенно гордится своими изобретениями. Я был уверен, что он хотя бы показал вам ножной компас. Что ж, наверное, всему своё время.

– Я только вчера приехал. – Почему-то мне захотелось заступиться за Рэмхарта.

– Вы знаете, кто это? – Краузер кивком указал на портрет пожилого мужчины в охотничьей куртке и пробковом шлеме, который явно видал лучшие дни. Он так быстро перескакивал с одной темы на другую, что я не мог за ним угнаться. – Это ваш прапрадедушка Магнус Вудбид и его верный пёс по кличке Скаут.

Я никогда не слышал о своём прапрадедушке (хотя он, несомненно, присутствует где-то на нашем семейном древе) и подошёл поближе, чтобы посмотреть.

Художник изобразил мужчину с орлиным носом и свисающими почти до подбородка густыми усами. Синих прядей в волосах у него было ещё больше, чем у Рэмхарта. За очками в проволочной оправе прищурились тёмные глаза, смутно напоминающие папины. Правой рукой Магнус держал за горло трёхголового циклопа – возможно, того самого, чья голова хранится в шкафу в моей комнате. Рядом, с достоинством наклонив голову, сидела гончая с глубоко запавшими глазами, висячими ушами и приоткрытой пастью.

– Магнус был знаменитым охотником за чудовищами, – сказал Краузер. – Уйдя на покой, он скупил почти всю землю в Блесквилле и построил этот особняк. Разумеется, в те времена дом был гораздо меньше. Со временем Рэмхарт его изрядно расширил.

Я перевёл взгляд с Краузера на портрет. В голове у меня роились вопросы, и я начал с самого очевидного.

– Вы сказали – охотник за чудовищами?

– Считался одним из лучших в мире. Хотя вы и сами сможете в этом убедиться, когда познакомитесь с ним.

Я хлопнул глазами, глядя на портрет. Если прапрадедушка Магнус Вудбид ещё жив, ему перевалило за сто! Но спросить я ничего не успел, потому что Краузер продолжил:

– Знаете, Макс, ведь однажды всё имущество Вудбидов будет вашим.

Я слегка растерялся. Наверное, кого-то эта новость обрадовала бы. Но лично мне показалось, что подо мной расступился пол.

– В смысле… весь Блесквилл?

Я ощутил приступ паники.

– Ну, не весь, – сказал Краузер, словно эта поправка решала дело. – Только особняк, кладбище, минеральные ресурсы и ещё кое-что. В трудные времена остальное пришлось продать.

– Трудные времена? – с недоумением спросил я.

– Рэмхарт чуть не разорился, когда застрял на десять лет во временной петле. Вот почему, в частности, дом теперь открыт для туристов.

Уверен, глаза у меня полезли на лоб. Я не ждал, что кто-то упомянет временную петлю. И уж точно не ждал, что это сделают так небрежно, как если бы в правдивости этой нелепой истории не приходится сомневаться.

Я сунул руки в карманы и пожал плечами. По правде говоря, меня совершенно не интересовали кладбище, ножной компас и тому подобное. Я приехал сюда только на лето. Осенью моя жизнь станет прежней.

– Думаю, Рэмхарт возлагает на вас большие надежды. После того что случилось с вашим отцом… – Краузер замолчал и покачал головой. – Впрочем, это всё минуло. Не стоить ворошить прошлое, когда предстоит демонстрация ножного компаса.

Хотя я не сомневался, что пожалею, но всё-таки не утерпел:

– А что это?

– Вы знаете, что такое Рука Славы?

Я наморщил лоб. Нет, ни о чём подобном я понятия не имею.

– Так называется заспиртованная рука преступника, которая была отрезана, пока тело ещё болталось на виселице. Считается, что она обладает особой силой. Такая рука, в частности, хранится в музее Уитби в Англии.

– А-а, – протянул я.

Пусть продолжает, а там уж я решу, стоит ли делать вид, что я поверил этой байке.

– Так вот, ножной компас – это большой палец с ноги великана. Он обладает способностью указывать на пропавшие вещи.

– То есть Магнус отрезал великану большой палец на ноге, чтобы находить потерянные ключи? – На мой взгляд, прапрадедушка поступил очень жестоко.

– Вы успокоитесь, если я скажу, что великан был злой? – спросил Краузер, с вызовом вскинув брови, но я промолчал. Иначе пришлось бы признать, что я верю в великанов – а в них, несмотря на всё, что я видел, поверить было тяжело.

– Клянусь, вы в жизни ничего подобного не видели, – продолжал Краузер. – Ножной компас способен найти любой предмет. Если угодно, дайте мне какую-нибудь вещь, и мы её спрячем, а потом я продемонстрирую вам, как эта штука работает.

За неимением лучшего я протянул ему монетку в двадцать пять центов.

Краузер устремил на меня испепеляющий взгляд.

– Дайте что-нибудь более ценное.

Я драматически похлопал себя по карманам. Предметов роскоши мне явно недоставало. По крайней мере, так я подумал, но тут Краузер указал на часы, которые мама подарила мне перед тем, как уехать в Австралию.

Я смущённо переступил с ноги на ногу, пытаясь придумать вескую причину для отказа. Краузер не сделал ничего плохого. До сих пор он вёл себя вполне дружелюбно. И всё-таки, сам не зная почему, я не желал ему подыгрывать.

Мы стояли лицом к лицу. Он нетерпеливо шевелил пальцами. Я колебался. В неловком молчании прошло несколько секунд, а потом я тяжело вздохнул, снял часы и протянул Краузеру.

– А теперь… – Краузер потёр пальцем циферблат, перевернул часы – и замер. – О… прошу прощения. – Нахмурившись, он вернул мне часы. – Я вовсе не собирался проявлять лишнее любопытство. Я вижу, что вы по ней скучаете.

Я посмотрел на Краузера, потом на часы.

– Что? – Как он догадался, что я скучаю по маме?!

– Это называется психометрия, – сказал он. – Вещи, которые мы носим на себе каждый день, пропитаны нашими воспоминаниями, эмоциями и энергией. Предметы, которые должным образом настроены, могут передавать определённые сообщения. Сходным образом работает и ментальная камера… – Краузер выжидающе смотрел на меня. – Полагаю, Рэмхарт вам её тоже не показал?

Мне отчаянно хотелось знать, что такое он увидел на часах, но я никак не мог собраться с духом и спросить.

– Никаких сообщений, – уверил меня он. – Просто я почувствовал вашу печаль. А Зимнюю комнату вам Рэмхарт уже показал?

Я вспомнил окно, которое заметил сразу по приезде – за ним ещё ослепительно вспыхивала молния. Наверное, Краузер имел в виду это?

– Поверьте, – сказал он, направляя меня к винтовой лестнице, – если вам ещё не доводилось вызвать по желанию метель – вы, считай, и не жили.

Путь до Зимней комнаты занял больше времени, чем я предполагал; когда мы наконец до неё добрались, я уже почти рыдал от смеха, слушая истории Краузера. Я понятия не имел, всерьёз ли он рассказывает о схватках с рептилоидами, о встречах с самим собой в параллельных мирах, о бегстве от прекрасной феи, которая уверяла, что всего лишь хочет пригласить его в своё королевство на чай, но при этом размахивала остро наточенным мечом.

– А в Лувре вы были? – спросил Краузер, остановившись перед полированной деревянной дверью. – Это музей в Париже. Там находится «Мона Лиза» – и, кстати, она на удивление маленькая. Представьте себе крохотный портрет в огромном музее – и картина будет вам ясна. Я имею в виду не конкретную картину, конечно. Просто… особняк Вудбида в чём-то похож на Лувр.

Я не понимал, к чему он клонит.

– Нужно очень много времени, чтобы увидеть все чудеса этого дома, – продолжал Краузер. – Да и то вы наверняка что-нибудь пропустите. В некоторые помещения вход воспрещён. Хотя вряд ли запрет касается вас, учитывая ваше особое положение.

Особое положение?

Спросить я ничего не успел: Краузер взялся за ручку и распахнул дверь. Я замер на пороге словно уютной бревенчатой хижины. У дальней стены высился камин, на деревянном полу лежал разноцветный тряпичный коврик, у огромного окна, за которым шла вечная гроза, стоял массивный стол.

У меня на глазах зигзагообразная молния распласталась на стекле, и крупные капли дождя стали превращаться в пар.

В следующее мгновение дождь прекратился, и тут же начался снегопад. А когда я отвернулся от окна, то понял, что снег идёт и в комнате.

Мне захотелось слепить снежок, и я подставил руки, но снежинки быстро таяли.

– Ну, что скажете? – спросил Краузер.

– Потрясающе! – воскликнул я, и мои слова заглушил раскат грома.

Снег опять сменился дождём. Капли стучали по стеклу снаружи, а по комнате носились лёгкие порывы ветра.

– Но я не понимаю, в чём смысл, кроме как… ну… показать свою исключительность.

Краузер медленно наклонил голову набок, рассматривая меня.

– Но разве само стремление к исключительности нельзя назвать достойной целью? Скажите, у многих ваших знакомых есть такая комната?

Я качнулся на каблуках. Конечно же мы оба знали ответ.

– Представьте, сколько людей могли бы устроить себе такую комнату, если бы только выпустили своё истощённое воображение из крохотной коробочки, в которой они его держат.

Я сел за стол и напечатал несколько букв на старинной пишущей машинке.

Краузер рассмеялся:

– Что вы пишете, Макс? Сто раз подряд «обещаю быть серьёзным»?

Он потешался надо мной, но я не обращал на него внимания. Перестав печатать, я принялся крутиться на кресле.

– В этой комнате работал режиссёр одного фильма, который потом получил «Оскар». Он сидел в этом самом кресле, за этим самым столом и писал сценарий на этой самой машинке. Ни один его фильм не имел такого успеха.

– Правда? А какой фильм? – спросил я, поворачиваясь на кресле к Краузеру.

Может быть, я его видел?

– Между прочим, все мои рассказы – чистая правда.

– Даже про рептилоидов? – ухмыльнувшись, спросил я.

– Да, Макс, даже про рептилоидов, – серьёзно ответил Краузер. – Решайте сами, чему верить, а что отвергать как невозможное. – Он прислонился к книжному шкафу. Скрестив ноги и сложив руки на груди, он рассматривал меня так внимательно, что я почувствовал себя инфузорией под мощным микроскопом. – Так или иначе, я рад, что эта комната вам понравилась. А ещё я рад встрече с вами, потому что Рэмхарт столько про вас рассказывал.

– Я видел его всего раз в жизни.

Что Рэмхарт мог обо мне рассказывать? Краузер должен был знать, что мы с ним практически не имеем ничего общего. Может быть, я невольно пытался подыскать какое-то оправдание тому, что его мир мне настолько чужд? Даже не знаю.

– Я приезжал сюда давно, в раннем детстве, – добавил я. – Я ещё ходил в подгузниках.

Честное слово, сам не знаю, зачем я упомянул про подгузники. И, конечно, пожалел об этом в ту же секунду.

Краузер, сдвинув брови, продолжал меня рассматривать.

– Знаете, Рэмхарт питает в отношении вас большие надежды. Однако я не совсем их разделяю. – Он покрутил на указательном пальце кольцо в виде змеи. Змеиные глаза – радужные фиолетовые камешки – ярко сверкнули.

– На мой взгляд, у вас нет ни явных способностей, ни интереса к сверхъестественному. Вряд ли его надежды оправдаются.

Вы удивитесь, но его слова меня здорово задели. С одной стороны, именно эту мысль я сам пытался внушить Краузеру – но мы же едва успели познакомиться, и он обо мне вообще ничего не знает!

Слегка поклонившись, он добавил:

– В любом случае, я рад знакомству, Макс. Полагаю, мы будем видеться часто.

Я пошёл за ним во двор, поскольку сам не нашёл бы дорогу в свою комнату. Когда мы вышли на крыльцо, я вздрогнул: две змеи, охраняющие дверь, открыли пасти и зашипели. Однако Краузер лишь рассмеялся и зашагал по дорожке. В мгновение ока он исчез в тумане.

6

Пирог с настроением

Когда Краузер ушёл, я побрёл по саду к ярко-оранжевому теннисному мячику, который лежал на газоне и казался крайне неуместным на фоне дома с привидениями, среди горгулий, змей, воронов и прочей чертовщины. Я подобрал мячик и швырнул его в сторону ворот – и тут же в них въехала рыжая девчонка на велосипеде.

– С ума сошёл?! – Она резко свернула и затормозила. – Ты что, целился прямо мне в голову?

– Я бросал не в тебя. Я… – Я с некоторым волнением увидел, что незнакомка, оставив велосипед, направилась ко мне.

Она была мелкая, худая и веснушчатая. Но когда она смерила меня грозным взглядом, её зелёные глаза гневно сверкнули и я понял: надо быть идиотом, чтобы судить о ней исключительно по росту.

– Кажется, я тебя где-то видела, – сказала она и внимательно вгляделась в моё лицо.

– Рэмхарт – мой дед, – ответил я, стараясь не смотреть на светящийся зелёный шарик, который висел в воздухе над её правым плечом.

– А, значит, это правда.

Повисло неловкое молчание, а потом она обернулась к воротам и помахала рукой двоим ребятам, которые, оказывается, следили за нами, – а я их и не заметил.

– Это Джулс и Криш.

Джулс была смуглая, похожая на испанку девочка с длинными тёмными волосами, а Криш – мальчик-индиец в синей куртке с капюшоном.

– Они бы обязательно пришли с тобой познакомиться, если бы не политика компании.

Я наморщил лоб.

– Политика компании?

– Только сотрудники фирмы могут общаться с заказчиком во время доставки, – отбарабанила она, как по книжке. – Меня зовут Бексли… Бексли Гаррис. Можно Бекс. – И девчонка протянула маленькую бледную руку с тёмно-синим маникюром.

– А я Максен. Максен Смит. Можно Макс.

Я крепко пожал Бексли руку. Она казалась необыкновенно хрупкой. Но, наверное, я просто не привык здороваться за руку с девочками.

– А почему не Вудбид? – поинтересовалась она.

Я пожал плечами.

– Долго объяснять.

Она пожала плечами и нетерпеливо потопала ногой, словно рассуждая сама с собой, можно ли мне доверять.

– Если ты внук Рэмхарта, в чём твоя особенность?

– Моя что? – робко переспросил я.

– Магнус был знаменитым охотником за чудовищами. Рэмхарт – паранормальный Индиана Джонс. А в чём твоя фишка?

– А… – Я не знал, что сказать, и, наверное, выглядел полным дураком, но, несмотря на это, вовсе не собирался сообщать незнакомой девчонке, что я убийца чудовищ. Не хватало ещё, чтобы она начала меня дразнить.

– Ну, не важно. – Бекс нетерпеливо махнула рукой и повернулась к своему велосипеду. – Это успеется в другой раз. А пока что держи Защитный пирог, который заказал Рэмхарт. – Она достала из проволочной корзинки квадратную розовую коробку и протянула мне.

Я уставился на неё. Ну и ну!

– Защитный пирог?

– Пироги у мисс Петунии необычные. Они создают настроение.

Я скептически взглянул на Бекс. Что за выдумки!

– Вчера я привезла Рэмхарту «Сладкие сны». Тебе помогло?

Я вспомнил, как крепко, к своему удивлению, проспал всю ночь. Но я решил, что это просто совпадение.

– Значит, ты развозишь пироги – и это твоя работа? – спросил я.

Она горделиво улыбнулась.

– Меня выбрали. Очень много ребят хотели.

– А что такого особенного в доставке пирогов?

Честное слово, я не хотел грубить. Просто, на мой взгляд, Бекс слишком уж гордилась своим занятием, и я совсем запутался.

– Я могу оставить себе те, что уронила. Конечно, если они не выпадают из коробки. Не думай, что я собираю куски с земли, – сказала она. – Если повезёт – может, уроню один сегодня и тогда в следующий раз угощу тебя. Если, конечно, ты здесь останешься.

Я слушал её как во сне, совершенно не понимая, о чём речь.

Мельком оглянувшись на друзей, Бекс понизила голос:

– У нас есть тайное общество. Но больше я тебе ничего не могу сказать, пока ты не пройдёшь посвящение. И кстати: чтобы вступить в общество, нужно, чтобы все проголосовали «за», даже если ты внук Рэмхарта.

– Что ещё за тайное общество? – спросил я и тоже посмотрел на Джулс и Криша.

Они тоже в нём состоят?

Бекс отбросила длинные рыжие волосы за плечо и забралась на велосипед.

– Следующее собрание состоится завтра. – На ходу она обернулась. – Пока!

Я ещё не понял, хочется ли мне в тайное общество, – но почему бы не завести друзей?

– А где вы встречаетесь?

Бекс снова обернулась.

– Мы тебя сами найдём. – И уже у самых ворот она крикнула: – Кстати, я тебя вспомнила! Ты тот пацан с видео!

Рыжие волосы, крутящиеся колёса исчезли, а я вдруг с ужасом осознал, что невольно стал звездой Интернета.

И тут в кустах раздался треск.

Повернувшись, я увидел, что ко мне несётся вервольф с пылающими жёлтыми глазами.

ПЯТЬ САМЫХ ЖУТКИХ ВЕЩЕЙ

1. Вервольфы

2. Рассеивающиеся чары

3. Ожившие скелеты

4. Чудовища

5. Адский пёс

Я уже был на волосок от ужасной гибели в зубах вервольфа, когда вдруг заметил Рэмхарта, который стоял на крыльце, облокотившись о перила. Одну руку он сунул в карман, другой поигрывал медальоном… и казалось, происходящее его ничуть не интересует.

Я в ужасе завопил и выставил перед собой Защитный пирог, подумав, что это, может быть, меня спасёт, если он действительно заколдован, ну или что там наговорила Бекс. Но когда зверь устремил на меня свои жёлтые глаза, я просто швырнул в него коробкой и бросился бежать.

Волк нагонял. Его жаркое дыхание обжигало мне шею, а Рэмхарт по-прежнему стоял на месте как пень.

– Ты зря тратишь силы, – небрежно проговорил он. – Она бегает гораздо быстрее.

Лишь когда я добежал до крыльца, Рэмхарт лениво вытащил руку из кармана и бросил мне что-то отвратительно мягкое и скользкое. Я сразу же чуть не выкинул эту штуку.

– Это угощение, – сказал он, когда я разинул рот от удивления, увидев на своей ладони нечто, напоминающее глаз какого-то огромного существа. – Для неё, а не для тебя! – добавил Рэмхарт со смехом.

С дрожащими коленями и колотящимся сердцем я отвернулся от крыльца и оказался нос к носу с жуткой тварью, которая, при близком рассмотрении, меньше походила на волка и больше – на адскую гончую. Кожа у неё была синеватая, в складках, поросшая клочками грязной шерсти, морда несомненно собачья, с длинным носом и мощными челюстями. Из пасти свисал похожий на наждак язык, а жуткие, острые как кинжалы верхние клыки далеко заходили за нижние.

Чудовищная собака, сев на задние лапы, оказалась гораздо выше меня. И я, проглотив ком в горле, как велел Рэмхарт, протянул зверю отвратительное лакомство, словно умилостивляющую жертву.

– Кто тут хорошая девочка? – запинаясь от страха, выговорил я, а чудовище выплюнуло к моим ногам оранжевый теннисный мячик и испустило угрожающий вой.

– Вели ей сидеть, – подсказал Рэмхарт. – Она должна заслужить угощение.

Я взмок от пота. Адская гончая опустилась на все четыре лапы, прижала уши и припала к земле так, что я увидел длинный выступающий хребет.

– Дай команду!

Я бросил на Рэмхарта сердитый взгляд. Почему он не поспешил ко мне на помощь, хотя эта тварь явно выказывала все признаки агрессии?

– Я, в отличие от тебя, в безопасности, – певуче отозвался Рэмхарт, и в ту минуту я возненавидел его сильнее, чем всех призраков, чудовищ, адских гончих и Жасмин Скинк вместе взятых.

Я посмотрел в глаза зверю и попытался заговорить, но во рту у меня так пересохло, что слова липли к языку.

– Э… – Я помолчал и сделал ещё одну попытку. – Пожалуйста… можно ты сядешь?

Сказав это, я заслонил лицо рукой и приготовился к худшему, абсолютно уверенный, что смерть моя близка.

– Ты не девочку на танец приглашаешь, Макс! – неодобрительно сказал Рэмхарт с крыльца. – Отдай команду так, чтоб не оставалось сомнений. Если ты не покажешь ей, кто главный, – главной будет она!

Я в отчаянии закрыл глаза, мысленно проклиная Рэмхарта. Хотя я теоретически и Вудбид, это ещё не значит, что я унаследовал странный ген, который позволит мне укротить адскую тварь.

Но тут я вспомнил, как не далее чем вчера успешно справился с жуткими чудовищами, и, надеясь, что чудесная сила меня ещё не покинула, открыл глаза и рявкнул:

– СИДЕТЬ!

Зверюга заскулила от страха и сразу же повиновалась.

– Теперь дай ей понюхать руку, чтобы она поняла, что ты её друг, – подсказал Рэмхарт.

Я с сомнением посмотрел на жуткую псину. Конечно, она казалась послушной, но могла кинуться в любой момент.

– А если я не хочу с ней дружить?

– Тогда она тобой пообедает. Решай сам.

И, не сказав больше ни слова, он вошёл в дом, бросив меня на произвол судьбы.

Инстинкт кричал, что надо бросить угощение и бежать. Но я знал, что вряд ли научился бегать быстрее со времён прошлой попытки, и поэтому нервно протянул руку к подрагивающему чёрному носу, не сомневаясь, что потеряю палец-другой. Псина безразлично понюхала её и, взяв «лакомство» с моей ладони, тут же его проглотила. Удовлетворённо облизнувшись, она подтолкнула к моим ногам теннисный мячик.

Я подозрительно взглянул на неё, ожидая подвоха. Но глаза чудовищной гончей из яростно жёлтых стали дружелюбно золотыми, и когда она снова подтолкнула мячик ко мне, я подумал, что это неплохой способ от неё отделаться. Поэтому я зашвырнул мячик как можно дальше и опрометью бросился в дом.

Рэмхарт ждал меня, на диво спокойный.

– Жаль, что пирог пропал, – сказал он и протянул мне стакан воды. – К сожалению, мы потратили много времени, а впереди долгий день. Давай, заливай внутрь, – он сопроводил свои слова нетерпеливым жестом. – Не хватало ещё умереть от жажды.

Я стиснул стакан с такой силой, что стекло едва не лопнуло. Я был в ярости. Кипел. Честное слово, я так злился, что из ушей у меня почти валил дым.

– К твоему сведению, я чуть не погиб!

Я ткнул пальцем в ту сторону, где могла случиться трагедия. У Рэмхарта, видимо, ранний склероз.

– А ты думаешь о пироге! Между прочим, он меня совершенно не защитил!

Воцарилось напряжённое молчание. Рэмхарт холодно смотрел на меня. Когда он наконец заговорил, в его голосе звучало что угодно, но только не извинение.

– Во-первых, – сказал он, – пирог просто вызывает чувство защищённости. Это не оружие. Во-вторых, настоящая опасность тебе не грозила. Ты сам так решил. Почувствуй разницу. По моему опыту, воображаемые опасности гораздо страшнее настоящих. – Он устремил на меня взгляд, который явно считал красноречивым, и я воспользовался паузой, чтобы поднести стакан к губам и решить, что надо как-то выпутаться из этой истории.

Я впервые встретил такого человека, как Рэмхарт, а следовательно, понятия не имел, как с ним себя вести. Он не только выглядел странно – со своими синими прядями, замысловатыми татуировками, перстнем в виде черепа и причудливым шрамом в форме якоря на правой щеке, – но его совершенно не смущали вещи, которые встревожили бы большинство людей (например, зрелище, что за родным внуком гонится адская гончая). И тогда мне стало очень интересно, как он живёт. Я знал, что он получил особняк по наследству, – но на какие средства Рэмхарт его содержит? Неужели экскурсии приносят столько денег? Или он действительно зарабатывает, путешествуя по миру в поисках мифических существ, в которых не верит ни один нормальный человек? Неужели бывает и такая работа?

Я заметил, что синяя шёлковая туника, которая была на Рэмхарте раньше, сменилась рубашкой оливкового цвета. Карманы брюк оттопыривались, и не исключено, что в них лежат такие вещи, о которых я бы предпочёл не знать. Но главным образом моё внимание привлёк медальон с обезьяньим зубом.

Он оказался больше, чем я думал – тусклый пожелтевший зуб, в который было вставлено вырезанное из яшмы изображение обезьяны в богато украшенной короне. Медальон напоминал музейный экспонат, и я невольно задумался: может, Рэмхарт во время своих экзотических приключений ограбил какой-нибудь музей?

Но объяснение Рэмхарта оказалось ещё более невероятным. Поймав мой взгляд, он заявил:

– Это подарок от самого царя обезьян.

Честное слово, я еле сдержался.

Рэмхарт провёл пальцем по тонкому кожаному шнурку и внимательно посмотрел на меня.

– Насколько я понимаю, ты мне не веришь.

Я допил воду и поставил стакан на стол.

– Я твёрдо уверен, что цари обезьян бывают только в книжках и в кино.

Рэмхарт должен понять, что я не какой-то наивный дурачок, который проглотит любую его выдумку только потому, что некоторые люди называют его живой легендой.

Взгляд Рэмхарта стал ещё пристальнее. Он надул щёки. Я уже подумал, что сейчас он начнёт на меня кричать, но дед потёр ладони и сказал:

– Ладно. Если ты твёрдо уверен – значит, точка. – Он резко развернулся и поманил меня за собой. Не зная, что делать, я угрюмо повиновался. – Не переживай из-за пирога, – велел Рэмхарт.

– Я и не переживаю, – буркнул я, хмуро глядя ему в затылок. – Даже не собираюсь.

– Мы с мисс Петунией давние друзья, – продолжал он. – Она всё поймёт.

Я смутился:

– А зачем ей рассказывать?

– Потому что в Блесквилле нет маленьких тайн, – ответил Рэмхарт, оглянувшись. – Только большие. – Глаза у него странно блеснули. – А что скажешь, если мы с тобой прогуляемся на кладбище?

При слове «кладбище» я застыл как вкопанный. После встречи с призрачной девочкой я намеревался всеми силами избегать местного кладбища.

– Э… я как-то не в настроении. Не люблю кладбища.

Рэмхарт повернулся ко мне. Глаза у него гневно сверкнули, ноздри раздувались как у быка. Такое же лицо обычно было у папы, когда я испытывал его терпение.

– Блесквилль стоит на кладбище! – прогремел он. – С какой бы стороны ты ни въехал в город, миновать его невозможно! Отсюда городской девиз: «Все дороги ведут к мертвецам».

Я нахмурился.

– А я думал, что городской девиз – «Здесь всё сияет ярче». Так было написано на доске у въезда.

Рэмхарт небрежно отмахнулся:

– Если ты боишься привидений, то уверяю тебя – они абсолютно дружелюбные. – Он устремил на меня понимающий взгляд, от которого мне стало не по себе.

«Интересно, что именно рассказал ему папа?»

– Конечно, время от времени духи начинают проказничать. – Рэмхарт криво улыбнулся. – Но вряд ли стоит их винить. Они вольны ходить куда хотят, видеть что хотят, делать что хотят – и иногда злоупотребляют свободой. Однако, несмотря на несколько неприятных инцидентов с трагическим исходом, я практически уверен, что ни один призрак никогда никому не хотел навредить.

Неприятные инциденты?

С трагическим исходом?

Что?!

Рэмхарт легка подтолкнул меня, направляя дальше по коридору.

– Не бойся. Пока ты со мной, привидения тебя не тронут.

– Я и не боюсь.

Поскольку большую часть жизни я провёл, отрицая свои способности, ложь далась мне легко. Для большего эффекта я добавил:

– В основном потому, что я во всё это не верю.

Наверное, человеку, который отчаянно нуждается в помощи по части сверхъестественного, не стоило этого говорить. Но учитывая, что сказал Краузер про моё будущее наследство и про надежды Рэмхарта, признать, что я вижу призраков, значило ступить на опасную почву. Так недалеко и до коллекции хрустальных черепов, синих прядей в волосах и признания себя настоящим Вудбидом.

В отличие от Рэмхарта, у меня не было ни одного положительного опыта встречи с потусторонним, и я не собирался до конца жизни трястись от ужаса. Моё будущее вовсе не в Блесквилле. И если я рассчитываю избавиться от репутации Психа и Неадеквата, нужно держаться как можно дальше от чудовищ и призраков.

Пока я обо всём этом раздумывал, Рэмхарт молча стоял и смотрел на меня. Поймав мой виноватый взгляд, он многозначительно произнёс:

– Если ты во что-то не веришь – ещё не факт, что этого не существует.

Его оценивающий взгляд меня смутил.

– Послушай, – сказал я, надеясь отвлечь внимание Рэмхарта от себя. – Если мне предстоит провести здесь всё лето, я хочу, чтобы ты был со мной честен, как и обещал.

Он торжественно кивнул.

– Вот, например, – я ткнул наугад в какой-то предмет на крышке шкафа. – Я должен верить в то, что он настоящий? – Я с подозрением взглянул на блестящий витой рог, лежащий под стеклянным колпаком с надписью «подлинный рог аликорна».

В одной книжке, посвящённой сказкам, легендам и прочим выдумкам, я прочёл, что аликорн – это такое специальное название для крылатого единорога. А значит, у Рэмхарта не было иного выхода, кроме как соврать. Ведь всем известно, что единороги – миф.

Рэмхарт почтительно провёл рукой по стеклянному колпаку, словно защищая его от моего скепсиса.

– Во что ты предпочтёшь верить – твоё дело. Хотя уверяю тебя – это не просто подлинный рог, но также и хорошо известное противоядие и средство для лечения множества болезней. Я бы дал его тебе подержать, но он очень острый. Не хочу, чтобы ты поранился.

– А что будет, если я поранюсь? – спросил я, сунув руки в карманы.

Интересно, какое объяснение он выдумает.

– Ты умрёшь. – Рэмхарт помрачнел и поджал губы, как бы подчеркнув серьёзность этого утверждения. – В зависимости от раны это произойдёт быстро или медленно, но умрёшь ты в любом случае.

Я посмотрел на блестящий рог, потом на Рэмхарта. Отличный предлог, не позволяющий мне перевернуть эту безделушку и увидеть на обратной стороне надпись «Сделано в Китае».

– Это очень интересная вещь и весьма противоречивая. Если им пораниться, рану будет невозможно заживить. Иными словами, либо ты истечёшь кровью, либо умрёшь медленной мучительной смертью от сепсиса. Но, если заварить тёртый рог, получится зелье, способное исцелить почти всё. Кроме раны, нанесённой этим самым рогом. Любопытный парадокс, правда?

Я взял со стола ещё склянку и стал рассматривать содержимое. Оно до жути напоминало глазное яблоко, которое я скормил адской гончей, чтобы та не сожрала меня.

Рэмхарт постучал по стеклу длинным ногтем с чёрной полоской.

– Змеиные глаза, – сказал он. – Добыты в гнезде восьмиголовой гадюки, которую я обнаружил на Борнео.

– Ты выковырял у неё глаза?!

Сначала я, конечно, ему не поверил. Надо быть очень жестоким человеком, чтобы так поступить (как и отсечь палец великану). Приглядевшись, я заметил, что зрачки у глаз вертикальные, и понял, что в словах Рэмхарта есть доля правды. Это несомненно были змеиные глаза.

Он рассмеялся.

– У змей отличная регенерация. Они сразу же отрастили новые.

– Но зачем ты держишь их у себя? Просто для туристов или они зачем-то нужны?

Буквально всё в доме Рэмхарта вызывало вопрос «зачем».

– Это для Тени. Она иногда слишком энергично меня защищает. Извини.

– Э… – Я растерянно моргнул. – Ты хочешь сказать, что адская гончая – твоё домашнее животное?

Нормальные люди держат ретриверов, лабрадоров или дворняжек из приюта. А Рэмхарт завёл кровожадную тварь.

– Тень – так называемая чупакабра.

– Чупа… кто?

– «Чупакабра» дословно переводится как «сосущий коз» – только не говори этого при Тени. – Рэмхарт с тревогой бросил взгляд в коридор, словно боялся, что зверь может подслушать. – Я думаю, ты сам всё поймёшь, если мы встретимся с ней, когда пойдём ухаживать за могилами.

Ухаживать за могилами?..

Пока Рэмхарт рылся в ящике шкафа в поисках уж не знаю чего, я задумался, не спросить ли, что он имеет в виду под «ухаживать за могилами». Потому что, судя по всему, это то самое занятие, участвовать в котором я не желал.

С другой стороны, мои слова о том, что я не верю в привидения, покажутся тем убедительнее, если я пойду на кладбище и останусь невозмутим, если увижу призрака.

Я вытряхнул на ладонь два змеиных глаза – и сразу же понял, что они такие же скользкие и мягкие, как предыдущий.

– Здесь всё, что тебе понадобится, – верёвка, скотч, армейский нож, деревянный кол и вечная спичка, которой можно чиркать бесконечно, – с этими словами Рэмхарт вручил мне коричневую кожаную сумку, точно такую же, какая висела у него на груди.