Читать онлайн След лаванды

Глава 1. 22 июня 2025 года

Над городом медленно опускались сумерки, затягивая небо густыми мазками оранжевого и лилового. Последние лучи солнца, словно не желая уступать власть надвигающейся ночи, цеплялись за острые шпили и грани крыш, окрашивая стёкла многоэтажек в оттенки расплавленного золота. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом раскалённого за день асфальта, выхлопных газов и сладковатым душком перезревающей липы из ближайшего сквера. Где-то вдалеке, глухо позванивая на стыках рельсов, брёл почти пустой вечерний трамвай. Его слепые глаза-фары мерцали в дымке, как блуждающие огни в наступающей темноте. Ветер, поднимаясь с пустынных проспектов, шевелил обрывки газет и афиш, прижатых к земле чьими-то небрежными шагами, и нёс с собой какофонию большого города: приглушённый гул машин, заунывный лай собак, обрывки смеха и музыки из открытых окон.

С балконов стандартных девятиэтажек спального района доносились обрывки разговоров, ссоры, смех, звон посуды – непритязательная, бытовая симфония жизни. Где-то за стеной спорили о политике, где-то настойчиво плакал ребёнок, а из открытой форточки третьего этажа лилась заунывная, хриплая мелодия старого шансона о несбывшейся любви. Жизнь текла своим чередом, глухая и слепая к чужой боли, к чужим потерям, поглощённая своими сиюминутными заботами.

В одном из окон, на девятом этаже, вспыхнул жёлтый, болезненный прямоугольник света. Старая люминесцентная лампа на кухне, мигнув раз-другой, с натужным гудением загорелась в полную силу, отбрасывая на стены, заставленные банками с консервацией, дрожащие, нервные тени. Они колыхались на обоях с выцветшим узором, будто пытаясь удержать что-то неуловимое – может быть, ускользающее время, а может, просто последние следы дневного тепла, уступающего ночной прохладе.

Валентина Петровна вошла в маленькую, тесную кухню. Её неспешные шаги едва слышно шуршали по вытертому до дыр линолеуму с безликим геометрическим узором. Её некогда стройная фигура была сгорблена грузом прожитых лет, но в осанке ещё угадывалась былая стать – прямая, негнущаяся спина учительницы старой закалки, привыкшей держать в строгости и страхе целые классы. Седые, тонкие как паутина волосы, собранные в аккуратный, тугой пучок, поблёскивали в мертвенном свете лампы, словно припорошённые утренним инеем. Лицо её, когда-то красивое и властное, было изрезано глубокими морщинами, каждая из которых казалась шрамом от прожитой жизни – глубокие складки у поджатых губ, тонкие лучики у глаз, когда-то живых, смеющихся, а теперь лишь устало щурящихся от слабого, раздражающего света.

Привычным движением она поставила на конфорку закопчённый, старый эмалированный чайник. Металл зашипел под каплями воды, успевшей натечь из тонкой, скулящей струйки крана. Вода здесь всегда была жёсткой, отдававшей лёгким, но упрямым привкусом ржавчины и хлора. Но старая женщина давно, очень давно перестала обращать на это внимание. Пальцы, узловатые от запущенного артрита, с трудом разгибаясь, потянулись к верхней полке – там стояла старая жестяная коробка из-под монпансье с выцветшими розочками. Мята. Единственное, что ещё хоть как-то помогало заглушить тревогу и уснуть в давящей тишине квартиры.

В углу, на краю застеленной клеёнкой стола, тихонько потрескивало и шипело старое радио марки «Спидола», подарок мужа ещё в далёкие, счастливые восьмидесятые. Из его динамиков, затянутых серой тканью, лилась скрипичная соната Бетховена, знакомая до каждой ноты, до каждой вибрации. Когда-то, кажется, в другой жизни, под эту самую мелодию они танцевали с ним в их первой, тесной, но невероятно уютной квартирке… Тогда ей ещё казалось, что впереди целая вечность, дети вырастут счастливыми, а старость будет тёплой, солнечной, окружённой заботой близких.

«Как же давно это было…»

Мысль прозвучала в голове тихо, как эхо в заброшенном колодце. Пенсионерка провела дрожащим пальцем по шершавому краю чашки – белой, с потрескавшейся эмалью и синими, наивными незабудками. Подарок дочери на шестидесятилетие. Теперь Настя жила за тысячу километров, в другом часовом поясе. Звонила раз в месяц, сдержанно, вежливо, словно отчитываясь перед начальством. А сын… Сын, её мальчик, её слабость, просто исчез в серых, бездушных туманах Северной столицы. Словно растворился в них без остатка. Последний раз он звонил три года назад – его голос был чужим, отстранённым, пьяным.

Остались только эти стены, пропитанные запахами одинокой старости – пылью, нафталином, дешёвыми лекарствами и тлением забытых бумаг.

Пар от чая тонкой струйкой поднялся к её лицу, согревая морщинистую, высохшую кожу. Валентина Петровна закрыла глаза, глубоко вдыхая горьковатый аромат мяты, но тут же вздрогнула, всем телом ощутив ледяной укол инстинктивного страха. Ей показалось, что она услышала тихий, но отчётливый скрип входной двери. Сердце ёкнуло, замерло на мгновение – она абсолютно точно помнила, что закрыла дверь на все замки, на все щеколды после ухода назойливой соцработницы. Даже стальную цепочку повесила.

Женщина вгляделась в тёмный прямоугольник дверного проёма, ведущего в прихожую, щуря свои слабые глаза. «Показалось… Старость, нервы…» – попыталась она успокоить себя, но пальцы непроизвольно сжали ручку чашки так, что побелели костяшки.

Тишину, нарушаемую лишь продолжающимся шипением радио, разрезал новый, леденящий душу звук – тихий, но чёткий скрип половицы прямо за её спиной. Не в прихожей. Уже здесь, в кухне. Валентина Петровна, чувствуя, как холодная волна страха подкатывает к горлу, медленно, с трудом обернулась. Свет от кухонной лампы упал на фигуру, застывшую в дверном проёме.

Длинное чёрное кожаное пальто, облегающее стройный силуэт, будто вторая, блестящая кожа. Белоснежные, противоестественно яркие в тусклом свете перчатки без единой складки или морщинки. И маска. Гладкая, фарфоровая, отполированная до зеркального блеска, без единого функционального отверстия. Лишь два зияющих, абсолютно чёрных, бездонных пятна на месте глаз и нарисованная чем-то тёмно-багровым, неестественно широкая, застывшая в вечной усмешке улыбка-гримаса.

– Кто вы? – выдохнула Валентина Петровна, инстинктивно отступая к раковине, чувствуя, как подкашиваются ватные ноги. Её голос дрожал, предательски срывался на шёпот, а сердце колотилось с такой бешеной силой, что боль отдавала в челюсть и виски.

Незнакомец не ответил. Не издал ни звука. Он сделал один плавный, почти невесомый шаг вперёд, и его белая перчатка потянулась в глубокий карман пальто. В желтоватом свете лампы блеснуло что-то тяжёлое, матовое – небольшая, но увесистая свинцовая статуэтка. Она было странно изогнута, словно древний языческий идол, несущий на себе печать тысячелетий.

Валентина Петровна не успела даже вскрикнуть от ужаса. Её мозг лишь успел зафиксировать короткую, молниеносную дугу, которую описала в воздухе зловещая фигурка.

Послышался глухой удар. Тёплая, густая жидкость брызнула на её лицо, затекла за воротник старенького, потёртого халата. Тело, внезапно ставшее непослушным и чужим, безвольно рухнуло на холодный кафель, опрокинув чашку. Мутный чай смешался с чем-то более тёмным, алым и живым, растекаясь по грязному полу причудливыми узорами.

Убийца замер на мгновение, наблюдая, как последние искры жизни покидают остекленевшие глаза старой женщины. Потом, с той же методичной, леденящей спокойностью, аккуратно достал из внутреннего кармана небольшую, свежую веточку ароматной лаванды и положил на грудь трупа, точно по центру, аккуратно расправив соцветия.

– Спокойной ночи… – прошептал он голосом, в котором странным, нечеловеческим образом уживались нежность и ледяная, космическая пустота.

Маска склонилась над жертвой, будто в последнем, саркастическом поклоне, и чёрная фигура бесшумно растворилась в темноте прихожей.

Грохот захлопнувшейся входной двери прозвучал неожиданно громко в мёртвой, опустевшей квартире. На улице окончательно стемнело. Но в том самом окне, на девятом этаже, свет так и не погас. Он продолжал гореть, как немой свидетель. Как будто кто-то всё ещё ждал в гости.

Глава 2. 1 июля 2025 года

Анна замерла у массивной дубовой двери, от которой веяло холодом и серьёзностью. Её пальцы нервно разглаживали несуществующие складки на строгой тёмно-синей блузке – единственной, купленной специально для этого дня. Дверь, тёмная, почти чёрная, с тяжёлой, отполированной до зеркального блеска латунной ручкой, казалась порталом в другой мир. На ней гордо красовалась лаконичная табличка из матового металла: «Песков И.Л. Директор». Анна уже в который раз перечитала эти буквы, пытаясь унять предательскую дрожь в кончиках пальцев и заставить замолчать навязчивую трель сердца, отдававшуюся в висках.

«Соберись, Соколова. Ты не школьница на экзамене», – сурово приказала она себе мысленно, впиваясь взглядом в зарубы на двери.

Но тело не слушалось. В горле стоял тугой, неприятный ком, а ладони, несмотря на прохладу в коридоре, предательски холодели и влажнели. Она не была уверена, что её возьмут. Опыта в оперативно-розыскной деятельности, в настоящей полевой работе – ноль. За плечами было лишь блестящее юридическое образование, три года работы корпоративным юристом в гиганте «Вектор», безупречная аналитическая логика и то самое упрямство, которое не раз выручало её в офисных баталиях и судебных процессах.

Но «Ворон» – это не офис с глянцевыми столами, ортопедическими креслами и фальшивыми улыбками. Здесь, как ей чудилось даже сквозь толстую дверь, пахло совсем иным: остывшим порохом, старой кровью и пылью архивных дел. Здесь не выигрывали дела – здесь искали правду, выковыривая её из-под груд лжи, манипуляций и человеческого равнодушия.

За дверью раздались тяжёлые, уверенные шаги, скрип кожаного кресла, принимающего вес, а затем – низкий, насквозь прокуренный мужской голос, от которого по спине пробежали противные, ледяные мурашки:

– Соколова, зайдите!

Анна сделала глубокий, почти истеричный вдох. В нос ударил терпкий, густой аромат свежесваренного крепкого кофе, смешанный с запахом пожелтевших от времени документов и старой, качественной кожи. Она толкнула тяжёлую дверь.

Кабинет оказался небольшим, но дышащим историей, властью и мужским характером. Центром вселенной был массивный дубовый письменный стол, покрытый паутиной царапин и тёмными кольцами от бесчисленных кофейных кружек. Он был буквально завален папками с кричащими красными пометками «Срочно!» и «Не разгибать!».

По стенам, от пола до потолка, стояли такие же тёмные, дубовые шкафы, доверху забитые архивными делами, корешки которых пестрели номерами и годами. Но больше всего Анну привлекла стеклянная витрина-полка с криминалистическими трофеями: гильза 9мм, залитая в прозрачный акриловый куб; драматичная фотография перевёрнутого, искорёженного автомобиля; старый, с содранной воронкой пистолет Макарова на вещественном учёте. И странный, зловещий предмет, похожий на ржавый, самодельный нож-заточку, с аккуратной биркой: «Орудие убийства. Дело № 47-Б. Признание получено».

За столом, спиной к высокому окну, заливающему кабинет утренним светом, сидел мужчина лет пятидесяти, но выглядевший на все шестьдесят – не от возраста, а от неподъемной тяжести взгляда. Его лицо, изрезанное глубокими морщинами, напоминало рельефную карту местности, где каждая складка, каждая борозда словно отмечала дело, которое оставило на нём свой неизгладимый шрам. Тёмные, густые брови были нахмурены, тонкие губы плотно сжаты. Он не смотрел на Анну, уткнувшись в какую-то бумагу, будто намеренно давая ей эти лишние, томительные секунды, чтобы осознать: здесь она – просительница, и её статус юриста из «Вектора» не значит ровным счетом ничего.

Молчание продлилось несколько вечностей, прежде чем Игорь Леонидович, не поднимая головы, бросил:

– Присаживайтесь, – он ткнул ручкой в сторону простого деревянного стула, стоящего перед его столом.

Анна молча села, машинально поправляя складки юбки. Её взгляд упал на лист, лежащий перед ним – её собственное, тщательно составленное резюме, испещрённое красными пометками и вопросительными знаками на полях. Как школьное сочинение, вернувшееся с пометками «не раскрыто», «сомнительно».

– Анна Игоревна Соколова, – начал он, наконец откидываясь в кресле, которое громко вздохнуло кожей. – Выпускница юридической академии, три года в «Векторе»… Зарплата – весьма и весьма выше средней. Карьерные перспективы – очевидные, вплоть до главы юрдепартамента. Так почему, скажите на милость, детективное агентство? У нас нет бесплатных кофемашин, корпоративов на Бали и золотых парашютов. Только грязь, чужая кровь, враньё и нервный срыв в качестве бонуса к пенсии.

Его взгляд, пронзительный, словно скальпель, впился в неё, пытаясь вскрыть, добраться до сути. Анна не опустила глаз, но сердце всё ещё глухо бухало в груди. Она слегка сжала кулаки, уперев их в колени, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

– Я исчерпала потолок в «Векторе», Игорь Леонидович. Я устала от километров никчёмных бумажек и фальшивых, натянутых улыбок в переговорках. Я хочу чего-то большего, чем быть высокооплачиваемым клерком на побегушках у топ-менеджеров. Я хочу настоящего дела. Смотреть людям в глаза и видеть не позицию по сделке, а душу. Видеть ложь и правду. Не читать унылые договоры, а находить настоящие, живые ответы. Расследовать, докапываться, – её голос звучал ровно, но внутри всё сжималось от напряжения.

Песков усмехнулся коротко, беззвучно, лишь уголки его губ дрогнули.

– Романтично. Очень. Но не поймите меня неправильно, – начал он нарочито аккуратным, почти патерналистским тоном, который он, видимо, по привычке использовал в общении со всеми неопытными кандидатами, особенно женщинами. – Это агентство – не голливудский сериал. Для работы здесь недостаточно диплома с отличием и юношеского желания вершить правосудие. Вам потребуются конкретные, часто неприятные навыки. Внимательность к деталям, которые все пропускают. Холодная, безэмоциональная логика. Способность мыслить как преступник. И крепкие нервы. Как вы считаете, обладаете ли вы хоть чем-то из этого?

Анна вгляделась в его глаза. В них читалось откровенное скептическое любопытство, словно он разглядывал необычный, но вряд ли полезный экспонат. Девушка невольно задумалась, не является ли причиной этого её принадлежность к женскому полу в этой сугубо мужской, пахнущей потом и опасностью среде.

– Я готова доказать это на деле, если вы дадите мне шанс, – парировала она, не отводя взгляда.

Детектив несколько секунд молча, изучающе смотрел на девушку, сидящую перед ним с выпрямленной спиной. Ему вдруг показалось, что за этим хрупким, почти фарфоровым фасадом всё же может скрываться стальной стержень.

– Разумеется… Докажете, – проговорил он, растягивая слово, словно наслаждаясь его звучанием и наблюдая за её реакцией. Игорь Леонидович неспеша нагнулся, скрипнул нижним ящиком стола и выудил оттуда обычный лист бумаги и ручку.

– Базовый тест. Элементарно, – он что-то быстро, размашистым почерком написал на листке и движением, полным скепсиса, толкнул его к Анне. – Перед вами показания трёх фигурантов по вымышленному эпизоду. Определите, кто из них лжёт, и главное – аргументируйте. Без аргумента – не ответ.

Анна взяла листок. Текст был написан крупным, неровным почерком:

«Свидетель 1: Я видел, как подозреваемый вышел из дома в 23:00.

Подозреваемый: В 23:00 я был дома и смотрел по телевизору футбольный матч "Метеор-Динамит", на первом канале.

Свидетель 2: В это время по первому каналу показывали любимый сериал моей жены, а не футбол. Мы смотрели его вместе.»

Девушка внимательно перечитала показания дважды, отключив эмоции и включив чистое, отточенное годами аналитическое мышление. Информации было минимально, контекста – ноль. И тем не менее, её палец уверенно ткнул в строчку с показаниями подозреваемого.

– Он солгал, – произнесла она спокойным, ровным, уверенным тоном, каким когда-то заявляла «Возражаю!» в суде.

Песков приподнял бровь в неподдельном удивлении.

– Обоснуйте.

– Футбольные клубы «Метеор» и «Динамит» базируются в одном городе и выступают в одной лиге. Они принципиальные соперники, но они не могут играть друг против друга в официальном матче, так как это противоречит регламенту турнира. Следовательно, подозреваемый либо грубо ошибся, что маловероятно для фаната, либо намеренно солгал о своём алиби.

Анна оторвала взгляд от бумаги и посмотрела прямо на Пескова. Его пронзительные тёмные глаза выражали редкое для него удивление и, ейпоказалось, крупицу неподдельного уважения.

– Чёрт возьми… – тихо выругался он. – Что ж, вы абсолютно правы. Подозреваемый солгал. Как я вижу, с логикой и общим кругозором у вас действительно всё в порядке. Ну, или вы просто скрытый футбольный статистик. – детектив хрипло усмехнулся своей собственной шутке, но в глазах уже не было прежней насмешки.

Он откинулся в кресле, размышляя, постукивая пальцами по столу, а затем неожиданно, испытующе спросил:

– А что, если бы второй свидетель подтвердил, что в это время по телевизору действительно шёл футбол? Как бы вы тогда вычислили ложь?

Анна не моргнула глазом.

– Тогда я бы запросила официальное расписание телевизионных трансляций на тот день. Или задала бы подозреваемому уточняющие вопросы по деталям матча – счёт, авторы голов, удаления, тактические схемы. Лжецы, составляющие алиби на ходу, редко погружаются в такие детали, ограничиваясь общими фразами. Их история рассыпается при первом же давлении.

Песков медленно, с одобрением кивнул, оценивая не только ответ, но и ход её мысли.

– Неплохо. Тактически верно. Но в реальной работе, Соколова, вам придётся сталкиваться не только с кабинетными логическими загадками. Бывали ли вы когда-нибудь в морге? Видели ли труп вблизи, не на экране, а вживую? Чувствовали ли этот специфический запах формалина и смерти?

Анна почувствовала, как по спине пробежал знакомый холодок страха, но подавила его.

– Нет, не бывала. Но я готова к этому, – её голос прозвучал чуть тише, но всё так же твёрдо.

– Готовность, особенно моральная, – это ещё не то же самое, что реальная психофизиологическая способность не упасть в обморок при виде вскрытия, – Песков провёл крупной, исчерченной жилами рукой по краю стола, оставляя чёткий след на тонком слое пыли. – Ладно. Проверим и это. Вчера к нам поступило новое дело. Мужчина, владелец небольшого бизнеса, найден мёртвым в своём кабинете. Предварительно – острое отравление. Возможно, суицид. Но есть нюансы, которые меня смущают. Хотите взглянуть? Прямо сейчас.

Не дожидаясь ответа, он достал из стопки «Срочных» дел одну папку и извлёк оттуда крупноформатную фотографию, положив её перед Анной.

Анна заставила себя не отвести взгляд, не моргнуть, не выдать внутренней дрожи. На снимке, сделанном с жестокой, криминалистической чёткостью, был запечатлён мужчина лет сорока пяти, сидящий в кресле за массивным письменным столом, неестественно склонив голову набок. Лицо было искажено предсмертной гримасой боли, рот полуоткрыт, на губах и подбородке – засохшие, тёмные следы рвотных масс или пены.

– Что вы видите? – спросил Песков, внимательно наблюдая за малейшими изменениями в её выражении лица, за движением зрачков.

Анна сделала глубокий вдох, отодвинув в сторону страх, и включила анализ.

– Поза… Она неестественна для человека, который просто умер за столом. Расслабленные мышцы не смогли бы удержать тело в такой позиции. Он бы просто сполз или упал на стол. А здесь создаётся впечатление, что его намеренно подпёрли, придали сидячее положение. Возможно, чтобы создать видимость естественной, не насильственной смерти. Инсценировка.

Песков вдруг ухмыльнулся, но на этот раз в его ухмылке было нечто похожее на одобрение.

– Близко к истине. Очень близко. На самом деле, его действительно подпёрли книгами сзади, чтобы оттянуть время обнаружения. Но вы уловили суть с первого взгляда. Неплохо. Для новичка – более чем неплохо.

Он убрал фотографию обратно в папку, как будто стирая со стола саму память о смерти, и снова сложил руки перед собой. Его выражение лица стало официальным, начальственным.

– Считайте это вашей первой маленькой победой. И началом испытательного срока. Две недели. Я не могу, просто не имею права поручить вам расследовать хоть сколько-то серьёзное дело в одиночку. Это было бы преступно. Но я, так уж и быть, определю вас в напарники к одному из наших лучших детективов. Учитесь, наблюдайте, впитывайте всё, как губка. И ради всего святого, не лезьте под ноги с инициативой. Если справитесь, вольётесь в коллектив и покажете себя – останетесь на постоянной основе. Если нет…

Начальник усмехнулся, и в его глазах снова мелькнул привычный холодный скепсис, давая понять, что на большие успехи с её стороны он всё ещё не рассчитывал.

– …вас вышибут отсюда так быстро, что вы даже не успеете понять, в какой именно момент допустили роковую ошибку. Вам ясен контракт?

Анна внимательно, не перебивая, выслушала и по-деловому кивнула. Она изо всех сил старалась держать абсолютно нейтральное, невозмутимое выражение лица, хотя внутри у неё бушевала буря из страха, азарта и жгучего желания доказать свою состоятельность.

– Абсолютно ясен, Игорь Леонидович. Я справлюсь.

Глава 3

Кабинет Марка Власова тонул в полумраке, словно затянутый пеплом после пожара. Тяжёлые бордовые шторы, пропахшие вековой пылью, табачным дымом и одиночеством, были плотно задвинуты, едва пропуская тусклые лучи хмурого утра. Они окрашивали комнату в грязно-серые, унылые тона, превращая её в подобие камеры. Единственным источником жизни была настольная лампа с потрескавшимся зелёным абажуром, отбрасывавшая желтоватый ореол света на хаотичное нагромождение документов, разбросанных по поверхности стола. Свет подчёркивал пятна от кофе, похожие на континенты на карте, заломы на потрёпанных листах протоколов и тёмные отпечатки пальцев, оставленные в спешке и отчаянии.

Воздух был спёртым и густым. В нём витал терпкий, горьковатый аромат пережаренных зёрен – кофе в потрескавшейся керамической кружке с надписью «Лучшему коллеге»давно остыл, превратившись в непригодную для питья горькую жижу. В кабинете стоял едва уловимый, но въедливый запах бумажной пыли, химических чернил от принтера и слабый, металлический привкус крови, оставшейся в порах кожи после вчерашнего детального осмотра чёрт знает какого по счёту трупа.

Марк сидел, ссутулившись. Его широкие, мощные плечи были напряжены до предела, будто он нёс на себе невидимый, неподъёмный груз всех нераскрытых дел города. Пальцы с коротко, почти под корень остриженными ногтями нервно перебирали фотографии, на которых были изображены застывшие в последнем ужасе лица. Три убийства. Три абсолютно не связанных между собой человека. Разные социальные слои, возрасты и районы проживания. И одна зловещая, абсурдная деталь, сводившая детектива с ума, – свежая ветка лаванды, аккуратно, почти с благоговением положенная на месте каждого преступления. Словно насмешка, таинственная подпись художника на готовой картине смерти.

«Почему лаванда?» – мысль сверлила мозг, как раскалённая дрель, не давая покоя. «Символ? Послание? Или просто извращённая причуда маньяка-перфекциониста, который наслаждается своей игрой в кошки-мышки со следствием?»

Он сжал кулаки до хруста, чувствуя, как под кожей пульсирует знакомая, глухая, беспомощная ярость. Дело, которое свалилось на него всего три дня назад, уже начало казаться безнадёжным. Ни вменяемых зацепок, ни логичных мотивов, ни даже намёка на системность в выборе жертв. Только расчётливый, отточенный почерк профессионала или одержимого, который словно растворялся в воздухе, не оставляя после себя ни пылинки.

Лигирование ДНК по базам – нулевые совпадения. Дактилоскопическая экспертиза – чисто, как после уборки. Камеры наблюдения на всех подступах – либо слепые зоны, либо убийца знал их расположение с точностью до сантиметра, двигаясь словно тень.

Когда в дверь постучали, Марк даже не поднял глаз, буркнув хриплое, пропитанное усталостью и раздражением:

– Войдите, чёрт возьми! Дверь открыта!

В кабинет, нарушая его вязкое уединение, вошёл начальник детективного агентства Игорь Леонидович Песков и – следом за ним – девушка, лицо которой Марку было абсолютно не знакомо. Он медленно, с трудом оторвав взгляд от фотографий, поднял взгляд. Он оценивающе осмотрел незваную гостью, словно моментально проверяя её на профпригодность.

На вид ей было около двадцати пяти-семи. Каштановые волосы, собранные в тугой, идеально гладкий пучок у затылка – явная попытка выглядеть строже и старше своих лет. Серые, широко посаженные глаза – холодные, аналитические, сканирующие. Но в самой их глубине, за слоем профессионального любопытства, читалась робость, неуверенность новичка, ещё не привыкшего к ежедневному соседству с насильственной смертью.

Её руки, сложенные перед собой, слегка дрожали, но взгляд был цепким, изучающим. Она бегло, но очень внимательно осматривала кабинет, будто сканировала его на предмет улик. Потрёпанные папки с засекреченными делами, заляпанные кофе сводки, пятно плесени в углу у потолка, даже глубокую царапину на кожаном подлокотнике его кресла. Взгляд охотника за деталями.

– Марк, знакомься, это Анна Соколова, – представил её Песков, тяжело опускаясь на стул, который жалобно заскрипел под его весом. – Твоя новая напарница по делу.

Марк ощутил, как в висках застучала знакомая, разрывающая голову боль. Он резко откинулся на спинку кресла, скрестив мощные руки на груди. Его голос прозвучал низко и резко, как лезвие, рассекающее воздух:

– Я в няньки для стажёров не нанимался. У меня тут трупы, а не детский утренник.

Песков не дрогнул, его лицо оставалось каменным. Он уже давно привык к крутому нраву и упрямству Власова.

– Анна окончила юридическую академию с красным дипломом. У неё аналитический склад ума, – начальник потянулся к столу, взял почти пустую пачку сигарет, оставшуюся с утра. Не спрашивая разрешения, он закурил, выпуская струйки едкого дыма. – Три года в «Векторе» корпоративным юристом. Но, увы, совсем без практики в настоящих расследованиях. Ты же понимаешь, что пускать её одну на дело я не могу. Это против всех правил.

– Отлично! – с сарказмом бросил Марк. – Тогда дай ей разобрать архив, – он резко ткнул пальцем в сторону огромного, заваленного бумагами и папками шкафа. – Там три года неразобранных и неоцифрованных заявлений. Пусть копается, ищет связи. Это безопасно и полезно.

– Её испытательный срок длится две недели, – Песков выдохнул густое облако дыма, глядя на Марка через сизую, колышущуюся пелену. – Если за это время она не справится, не впишется в коллектив – уйдёт. Но если покажет себя… – Он многозначительно замолчал, давая словам повиснуть в воздухе.

Глаза Марка вспыхнули холодным огнём. Он так резко вскочил, что Анна невольно отпрянула, едва не задев хлипкую стопку папок с допросами.

– Ты вообще видел, чем я сейчас занят?! – его кулак с силой обрушился на стол, заставив подпрыгнуть всё его содержимое и звякнуть ложку в кружке. – Три трупа! Ноль зацепок, ноль свидетелей, ноль идей! Я даже не знаю, с какой чёртовой стороны подступиться к этому делу, а ты подсовываешь мне… – его взгляд, полный презрения и усталости, скользнул по Анне, – …девчонку, которая, я почти уверен, даже настоящую кровь видела только в стерильных пробирках на лабораторных работах и в сериалах!

Песков лишь устало, почти по-отечески вздохнул, будто наблюдая привычный, изматывающий спектакль.

– Две недели, Марк. Ради бога. Всего две недели, – он потушил недокуренную сигарету, с силой раздавив окурок в переполненной пепельнице. – Если она окажется абсолютно бесполезной – заберу. Отправлю работать с бумагами к Ларисе в бухгалтерию. Но если её свежий взгляд и юридическая смекалка окажутся хоть как-то полезны… – начальник тяжело поднялся и поправил пиджак. – В нашем деле, как ты сам знаешь, лишних глаз не бывает. Особенно незамыленных.

Марк с глухим стоном раздражения плюхнулся обратно на своё место, потирая переносицу. Головная боль нарастала, пульсируя в висках синкопами ярости и бессилия.

– Ладно, – он резко выдохнул. – Чёрт с тобой. Возможно, мне и правда уже начинает изменять профессионализм. Помешала парадигма. Свежий взгляд действительно не помешает, – но по его горькому, саркастичному тону было ясно: он вовсе не жаждал компании и считал это даже оскорбительным. – Как там тебя? Соколова? Садись вон на тот стул и начинай изучать материалы дела. С самого начала.

Песков с лёгким, едва заметным кивком одобрения развернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь, оставляя их в напряжённой тишине. Анна осторожно опустилась на указанное ей место. Её пальцы потянулись к ближайшей папке с фотографиями, но тут же замерли в сантиметре от неё, будто боялись осквернить прикосновением саму смерть, запечатлённую на них.

– Может быть, вы расскажете мне об этом деле подробнее? Структурированно? – спросила она тихо, но чётко, выдерживая его взгляд.

Марк едва заметно закатил глаза, но, стиснув зубы, начал сухо, по-военному чётко излагать:

– Три жертвы. Разных социальных групп, возрастов, районов проживания. Они не были знакомы между собой и, по предварительным данным, никак не пересекались. – Марк повернул три основные фотографии так, чтобы девушке было удобнее их рассмотреть. Его пальцы легли на снимки с отстранённостью патологоанатома. – Первая: Семёнова Валентина Петровна, пенсионерка, семьдесят один год. Бывшая учительница. Проживала одна в хрущёвке на проспекте Науки. Ближайшие родственники – дочь в Нижнем Новгороде и сын в Питере. Конфликтов, по словам соседей, ни с кем не имела, вела достаточно замкнутый образ жизни. Тело было обнаружено двадцать четвёртого июня соседкой, которая почувствовала неприятный запах. Смерть наступила от удара тяжёлым тупым предметом с узкой ударной поверхностью по голове. Предположительно, слесарным молотком или томагавком. По оценкам наших экспертов, смерть наступила между десятью вечера и полуночью.

Он ткнул пальцем в жуткий снимок: пожилая женщина лежала на кухонном полу в луже запёкшейся крови. Голова неестественно вывернута, глаза остекленели. Анна медленно, с усилием кивнула, подавляя рвотный рефлекс и давая знак, что он может продолжить.

– Вторая жертва: Смирнов Алексей Иванович, рабочий-наладчик на заводе «Прогресс», сорок семь лет. Разведён, есть взрослый сын. Бывшая жена умерла пять лет назад. Тело мужчины было обнаружено его сыном двадцать шестого июня в собственной квартире в спальном районе. – На фото – мужчина в растянутой майке и спортивных штанах, упавший лицом в потёртый ковер. – Тот же метод: единственный точный удар по голове, смерть мгновенная. Без признаков борьбы, без следов ограбления. И никаких следов взлома на входной двери. Либо у убийцы был ключ, либо жертва сама впустила его. Альтернатива – преступник проник в квартиру через балкон, это был первый этаж.

Анна внимательно вгляделась в фотографию, стараясь абстрагироваться от ужаса и переварить сухую информацию. Марк тем временем продолжал:

– Третья жертва: Веселова Дарья Николаевна, девятнадцать лет. Студентка экономического факультета. Находилась в отношениях с однокурсником, парнем из обеспеченной семьи, около года. Пара собиралась пожениться. Со слов друзей, Дарья имела незначительный конфликт с будущей свекровью на почве ревности, но открытой вражды не было. Труп был найден тридцатого июня женихом девушки. – На фотографии была изображена молодая, очень красивая девушка в летнем розовом платье. Её светлые волосы слиплись от тёмной, уже бурой крови, залившей половину лица. – Удар нанесён спереди, в лобную долю. Значит, она видела убийцу, смотрела ему в лицо. Но, опять же, никаких признаков обороны, следов борьбы на руках. Под ногтями – чисто. Как будто она замерла в ступоре от страха или знала его и не ожидала удара.

Марк остановился и пристально посмотрел на Анну, словно проверяя, не потеряла ли она сознание или достаточно ли внимательно она его слушает. Девушка глубоко вздохнула. Её взгляд скользил по фотографиям, останавливаясь на деталях: позах тел, выражении застывших лиц, пустых глазах, запечатлевших последний миг абсолютного ужаса.

– Вы точно уверены, что эти преступления связаны? Что это один и тот же убийца? – переспросила она, поднимая на него серьёзный, выдержанный взгляд.

– Абсолютно. На сто десять процентов.

– Как вы можете быть так уверены, если у них нет видимых пересечений? У убийцы есть устойчивый почерк? Помимо удара по голове?

– Да. Есть один крайне навязчивый элемент, – Марк пододвинул фотографии жертв ещё ближе к Анне. Он криво ухмыльнулся, заметив, как она чуть заметно побледнела. Но девушка быстро взяла себя в руки. – Рядом с каждым телом, а точнее, на теле каждой жертвы, была обнаружена вот эта штука.

Он швырнул на стол три отдельных, увеличенных фотоснимка. На каждом из них была запечатлена аккуратная, свежая веточка цветущей лаванды.

– Это наша единственная вещественная улика. Что-то вроде визитной карточки преступника. Больше ничего. Ни следов обуви, ни отпечатков пальцев, ни волокон, ни биологических следов на местах преступления. Ублюдок – призрак. Он чертовски осторожен, аккуратен и продумал всё до мелочей. Тщательно спланировал каждое движение. Скорее всего, жертв он выбирал не случайно и не спонтанно. Возможно, был с ними заочно знаком, или долго следил за ними, изучал режим и привычки. Это мне пока неизвестно. Всё понятно или есть вопросы?

– Был ли проведён детальный опрос свидетелей и родственников? Дополнительный осмотр мест преступления с металлоискателями, кинологами и ультрафиолетовыми лампами? – спросила Анна, выжидающе глядя на Марка. Её юридический ум уже искал процессуальные ошибки.

– Первым же делом, – Марк усмехнулся её книжной наивности. – Как я уже сказал, на местах преступления наши криминалисты с собаками и весь арсенал техники не нашли ровным счётом ничего полезного. Со свидетельскими показаниями – полный провал. Никто ничего не видел и не слышал. Так что мы могли только составить список ближайшего окружения и выявить потенциальных подозреваемых.

Детектив достал из папки лист А4 с аккуратным списком и бросил его на стол перед Анной. Она взяла листок в руки. На нём было напечатано:

«1. Ульянова Людмила Викторовна – соседка Семёновой В.П. (69 лет, пенсионерка, вдова). Давала показания, алиби подтверждено соседями.

2. Семёнова Анастасия Дмитриевна – дочь Семёновой В.П. (43 года, бухгалтер, Нижний Новгород). Замужем, детей нет. Алиби подтверждено (стационар, подготовка к операции).

3. Семёнов Дмитрий Дмитриевич – сын Семёновой В.П. (32 года, официально безработный, Санкт-Петербург). Стоит на учёте в ОВД за мелкие кражи. На связь не выходит, точное местонахождение неизвестно.

4. Смирнов Николай Алексеевич – сын Смирнова А.И. (22 года, IT-специалист). Находится на учёте у психолога, тяжело перенёс смерть отца. Алиби подтверждено (работа, коллеги).

5. Зуев Александр Андреевич – жених Веселовой Д.Н. (20 лет, студент). Алиби подтверждено (продлёнка в университете, однокурсники).

6. Зуева Лариса Владимировна – мать Зуева А.А. (51 год, предприниматель, разведена). Имела напряжённые отношения с несостоявшейся невесткой, хотя сейчас искренне горюет о её смерти. Алиби подтверждено частично (была одна дома).»

Анна перечитала список несколько раз, стараясь запомнить все имена, связи и статусы.

– Разумеется, это не исчерпывающий список. Только самые близкие из окружения жертв. Те, у кого теоретически мог быть мотив, – пояснил Марк, наблюдая, как она впитывает информацию. – Мы детально опросили тех, с кем смогли связаться: Ульянову, Смирнова-младшего и семью Зуевых. С Дмитрием Семёновым – главным подозреваемым по первой жертве – нам пока не удалось выйти на контакт, объявлен розыск. Его сестра, Анастасия, уже исключена – железное алиби было подтверждено в больнице. Она числится там с двадцатого июня и до сих пор.

– Подождите… – Анна подняла на него глаза, полные искреннего недоумения. – То есть, у вас по трём жестоким убийствам нет абсолютно ничего? Ни показаний, ни вещественных доказательств, ни явных подозреваемых? Только… этот ботанический сувенир? – она нерешительно ткнула пальцем в фотографию лаванды.

– Да, – Марк горько усмехнулся. – Только лаванда. Наша единственная зацепка, которая ведёт в никуда. Преступник – призрак. Гений или сумасшедший.

Анна глубоко нахмурилась. Её пальцы сжали край стола так крепко, что побелели костяшки.

– Вы думали о том, что лаванда – это не просто подпись, а полноценное сообщение? Какой-то символ? Может, это отсылка к чему-то глубоко личному, важному для самого убийцы? К травме, к месту, к человеку? Или это просто насмешка над нами?

– Это нам с тобой и предстоит выяснить, Соколова, – он отхлебнул из кружки ледяной, горький кофе и скривился. – И переходи наконец на «ты». Я не настолько древний, чтобы церемонии строить. Здесь все на «ты». Даже со смертью.

Глава 4. 24 июня 2025 года

Алексей Иванович переступил порог своей квартиры, ощущая на сгорбленных плечах невидимый, давящий груз – тягучий, липкий, как свежая смола, высасывающий последние капли сил. Воздух в прихожей был густым, пропитанным запахом остывшей пыли, старой древесины паркета и чем-то ещё – чем-то неуловимо горьким, затхлым, словно сама атмосфера здесь пропиталась годами молчаливого отчаяния и безысходности.

Дверь захлопнулась за ним с глухим, завершающим стуком, будто навсегда отрезав его от внеш