Читать онлайн Враг

"Морской змей"

Глубина 700 метров. Темнота была абсолютной, лишь холодный, голубоватый свет приборов озарял центральный пост атомного подводного крейсера К-323 «Морской Змей». Экипаж, как всегда, был на высоте – слаженно, без единого лишнего движения, каждый знал свою задачу. Они были элитой, отточенные до предела, а их «Змей» – пик инженерной мысли, стальная крепость, способная на бесшумные охоты в самых враждебных водах.

Капитан первого ранга Семенов, человек с лицом, высеченным из гранита морских невзгод, скользнул взглядом по экранам.

«Глубоководные учения, район 7-Б», – мысленно повторил он. «Мёртвая зона». Так моряки окрестили этот участок океана – аномально низкая соленость, странные температурные градиенты, которые делали акустический ландшафт непредсказуемым. Идеальное место для отработки скрытного маневрирования. Здесь не ждали врага, здесь учились быть призраками.

«Лейтенант Кожухов, что у нас по акустике?» – голос Семенова был ровным, но в нем всегда чувствовался вес.

Молодой лейтенант-гидроакустик Кожухов, склонившись над пультом, нахмурился.

«Ничего необычного, товарищ капитан. Тишина. Фон… странный. Какой-то… неорганизованный шум, как будто трение песка, но глубже, на границе слышимости».

«Песка на семистах метрах нет, Кожухов», – усмехнулся старпом, капитан второго ранга Громов. – «Привыкай к сюрпризам мёртвой зоны».

Следующие несколько часов прошли в штатном режиме. «Морской Змей» скользил в безмолвии, словно гигантский хищник, не оставляющий следов. Затем началась аномалия.

«Капитан, странный импульс!» – голос Кожухова прозвучал резко. – «Сенсоры на носовом обтекателе. Короткий, мощный… ЭМ-импульс. Оборудование сбито на долю секунды».

На главном экране появились помехи, рябь, словно старый телевизор терял сигнал. Индикаторы навигации мигнули красным.

«Источник?» – требовательно спросил Семенов.

«Невозможно определить. Он был… повсюду сразу. Как волна, что накрыла нас со всех сторон».

В следующую минуту раздался оглушительный скрежет, прошедший сквозь стальную обшивку, от которого зубы заныли. На секунду погасли основные светильники, погрузив отсек в полумрак аварийного освещения. Затем свет вернулся, но дрожал, словно лампы были на грани разрыва.

«Что это было, черт возьми?!» – Громов выпрямился.

«Внешние датчики давления показывают мгновенный скачок, затем нормализацию», – доложил Зайцев, инженер-механик, его обычно невозмутимое лицо было напряжено. – «Но… повреждений нет. Корпус цел».

«Кожухов, дай полный спектр по всему периметру!»

«Не могу, капитан! Все внешние гидроакустические антенны… мертвы! Полностью выведены из строя!» – в голосе Кожухова слышалась паника.

Это было невозможно. Системы «Морского Змея» были дублированы, троированы. Полностью потерять гидроакустику – такого не бывало.

Семенов почувствовал, как по спине пробежал холодок. Неполадка? Нет. Это была атака. Но кем?

«Боевая тревога! Проверить внешние системы! Старпом, поднять перископ, дать визуальный контакт!»

«Мы на семистах метрах, капитан», – напомнил Громов, но уже отдавал команды. Глубоководные перископы могли работать на этой глубине, но их обзор был ограничен.

Когда перископ поднялся, изображение на экране было расплывчатым, будто сквозь мутную воду. Вспышка света пронзила темноту, и на мгновение они увидели это.

Это было нечто огромное. Не субмарина. Не животное.

Массивная, черная, неправильной формы масса, словно сгусток ночи. Но в этой массе были… очертания. Металлические пластины, сливающиеся с чем-то органическим, пульсирующим. Короткие, резкие, угловатые отростки, напоминающие обломки металла, кабелей, но они двигались, извивались, словно живые. А потом она исчезла, поглощенная темнотой.

Экран перископа затрещал, по нему пробежали белые полосы, и изображение погасло.

«Перископ мертв!» – доложил оператор.

На «Морском Змее» началась неразбериха. Семенов, сжав зубы, пытался мыслить рационально.

«Доложить обстановку!»

«Потеряны все внешние оптические и акустические системы, капитан!» – Зайцев, несмотря на свой опыт, выглядел растерянным. – «Невозможно установить причину. Как будто… растворились».

«Двигатели, курс!»

«Главные турбины работают, но ощущается повышенная вибрация по правому борту», – доложил механик. – «Как будто что-то мешает работе винта».

«Проверить немедленно!»

И тут раздался звук, который никогда не должен был слышаться внутри атомного крейсера на глубине. Медленный, тягучий, проникающий в самые кости скрежет металла. Это был не скрип обшивки от давления, это был звук пилы, режущей сталь.

«Повреждение корпуса!» – крикнул один из техников, глядя на мигающие красные индикаторы на схеме корабля. – «Правый борт, корма! Датчики показывают деформацию и… проникновение!»

В отсеке справа раздался глухой удар, за которым последовал шипящий звук, и мощная струя ледяной воды ударила в переборку.

«Аварийная переборка! Отсек 7, герметизировать!» – заорал Семенов.

Сирены завопили. Команды метались по отсекам, пытаясь локализовать пробоину. Но Зайцев, бледный как полотно, прервал их:

«Капитан, это не просто пробоина! Датчики показывают… поглощение! Как будто что-то вытягивает металл из обшивки!»

На мониторе, показывающем внутреннюю схему, красная область, обозначающая повреждение, не просто расширялась – она пульсировала. Из нее выползали тонкие, темные нити, похожие на кабели, которые начинали оплетать внутренние конструкции.

«Что за чертовщина?» – прошептал Громов, впервые в жизни забыв о субординации.

«Отсек 7, доложить обстановку!» – Семенов схватил микрофон.

В ответ послышался лишь треск помех и крик, оборвавшийся на полуслове.

«Герметизировать немедленно!»

Но было поздно. По внутренней связи раздался механический скрежет, перемежающийся с чем-то, похожим на стон. Затем – шипение и нечто, напоминающее влажное чавканье.

«Капитан, электрические сети начинают сбоить по всему правому борту!» – доложил Зайцев. – «Скачки напряжения, потери контура! Как будто что-то высасывает энергию напрямую из проводов!»

Импульс, скрежет, поглощение металла, высасывание энергии. Это была не вражеская субмарина. Это было нечто совершенно иное.

«Полный назад, на поверхность!» – приказал Семенов. – «Все силы на двигатели! Открыть клапаны главного балласта!»

Но крейсер не реагировал должным образом. Скорость падения уменьшилась, но не изменилась на подъем.

«Турбины не тянут, капитан!» – Зайцев ударил по пульту. – «Как будто… они сопротивляются!»

Паранойя начала проникать в сознание экипажа. Кто или что это было? Инопланетный организм? Биомеханическое оружие, вышедшее из-под контроля?

Оно было там, снаружи, но теперь оно проникало внутрь.

Потолочные панели в коридорах начали провисать. Вентиляционные шахты издавали странные, органические звуки. Где-то в глубине корабля послышались глухие удары, словно нечто огромное билось изнутри.

«Боевой состав, к отсеку 7! Взять оружие!» – крикнул Семенов.

Боцман, мичман Петров, схватил автомат и повел группу крепких моряков. Но когда они приблизились к переборке отсека 7, их ждал шок.

Металл переборки, обычно гладкий и холодный, теперь был покрыт серой, бугристой коркой. Она пульсировала, и из нее торчали тонкие, черные волокна, похожие на нервные окончания, впившиеся в соседние кабельные трассы и трубопроводы.

«Что за…» – начал Петров, но замолчал, когда корка начала стремительно разрастаться прямо у них на глазах. Она ползла по переборке, по полу, к потолку, словно живой грибок, поглощающий сталь.

Сквозь мутировавшую переборку просочился резкий запах – озона, горелого пластика и чего-то органического, терпкого, как испорченное мясо.

«Огонь!» – Петров поднял автомат, но пули лишь отскакивали от бугристой поверхности, оставляя крошечные вмятины, которые тут же затягивались. Существо регенерировало.

Один из моряков, рядовой Нечаев, споткнулся и упал. Когда он поднялся, его взгляд упал на кабель, лежащий на полу. Кабель был толстым, бронированным, но теперь он двигался. Медленно, едва заметно, он полз к ногам Нечаева, изгибаясь, словно змея.

Нечаев вскрикнул и отшатнулся. Кабель был покрыт той же серой коркой, что и переборка.

На центральный пост поступил новый, леденящий душу доклад:

«Капитан, система вентиляции по всему правому борту… перекрыта! Датчики показывают… органические наросты внутри воздуховодов!»

Воздух в крейсере стал тяжелым, затхлым. Температура поднялась. Аварийное освещение мерцало все чаще, погружая отсеки в жуткую пляску теней.

«Главные двигатели, товарищ капитан, я их теряю!» – голос Зайцева был на грани срыва. – «Они не просто сопротивляются, они… заглушаются! Нечто блокирует лопасти винтов изнутри, и… потребляет энергию турбин, напрямую!»

«Морской Змей» был парализован. Его мощь, его скорость, его скрытность – все стало бесполезным. Оно было внутри, оно было снаружи.

Семенов смотрел на экран, где символы систем жизнеобеспечения один за другим переходили в красный цвет.

«Кожухов, есть что-то еще на гидроакустике?» – спросил он, хотя знал, что это бессмысленно.

«Я… я слышу его, капитан», – голос Кожухова дрожал. – «Оно везде. Шумы. Органические, механические. Оно… растет. Внутри нас».

На его лице читался ужас. Он слышал, как существо поглощало их мир.

Семенов принял решение. Единственное возможное.

«Отсек реактора, доложить готовность к аварийной остановке!»

«Есть готовность, капитан», – ответил дежурный, его голос был механическим от напряжения.

«Приготовить крейсер к самоуничтожению!»

«Капитан, что?!» – выдохнул Громов.

«Если мы не можем его уничтожить, мы должны уничтожить себя, чтобы оно не попало на поверхность. И оно не будет использовать наш крейсер как свое тело».

Экипаж, привыкший выполнять приказы беспрекословно, замер. Ужас перед неизвестным столкнулся с абсолютным, окончательным приказом.

Но прежде чем Семенов смог отдать следующую команду, свет окончательно погас.

Погрузившись в абсолютную темноту, они услышали.

Шелест. Скрип. Глухое постукивание. И голос…

Голос, звучал из динамиков внутренней связи, но был соткан из искаженных помех, шума вентиляции, гула турбин, и в нем проскакивали короткие, отрывочные фразы, произнесенные синтетическим, мертвым голосом.

« Мы… учимся._»

« Мы… ассимилируем._»

« Ваши технологии… становятся нами._»

На секунду Семенов подумал, что сошел с ума. Это существо говорило? Или оно просто имитировало звуки, которые слышало, трансформируя их в нечто осмысленное?

Свет вспыхнул вновь, но это был не привычный белый или красный свет. Это был мерцающий, зеленоватый огонек, исходящий из тех самых органических наростов, что теперь оплели все центральный пост. Они извивались, словно гигантские, биолюминесцентные черви, впиваясь в пульты управления, мониторы, даже в потолок.

Экраны, казалось бы, мертвые, ожили. Но вместо привычных схем корабля, на них появились странные, фрактальные узоры, пульсирующие и изменяющиеся, словно внутренности живого организма, смешанные с микросхемами и проводами.

«Оно… перехватывает контроль», – прошептал Зайцев, его глаза расширились от ужаса. – «Оно изучает нас… через наши же системы».

Громов выхватил пистолет, но куда стрелять? В стены, которые уже не были стенами? В воздух, наполненный этим отвратительным светом?

«Реактор!» – Семенов попытался дотянуться до кнопки экстренного отключения.

Но его рука повисла в воздухе. Кнопка, когда-то четкая и красная, теперь была покрыта той же зеленоватой, пульсирующей биомассой. Она словно впитала в себя панель управления, сделав ее частью себя.

И из этого сгустка прозвучал все тот же синтетический, мертвый голос, но теперь он был громче, увереннее, и в нем чувствовалась… усмешка.

«Доступ к реактору… закрыт.»

«Ваши намерения… предсказаны.»

«Вы… часть… нас.»

По крейсеру прокатился новый, оглушительный скрежет. Это был звук, словно гигантское существо вытягивало свои конечности. «Морской Змей» вздрогнул, накренился. Напряжение в воздухе возросло, ощущался запах озона, гари, и снова – этот отвратительный, органический смрад.

Из всех вентиляционных отверстий, из щелей в стенах, из-под полов – отовсюду начали вылезать тонкие, черные отростки, похожие на кабели, покрытые мерцающей зеленой слизью. Они тянулись к людям, к их оборудованию, к их инструментам.

Моряки начали отступать, сбиваясь в кучу. Некоторые стреляли, другие кричали.

Доктор Аверина, женщина, обычно спокойная и собранная, прижалась к Семенову. Ее глаза были полны ужаса.

«Что это? Что оно делает?»

«Оно… преобразует нас», – ответил Семенов, его голос был сухим. – «Преобразует крейсер. Преобразует… все».

Он взглянул на Громова.

«Старпом. Приготовиться… к эвакуации через спасательные капсулы. Немедленно. Это единственный шанс».

Громов кивнул. Но когда они повернулись к люку отсека с капсулами, их ждал новый удар.

Люк был заблокирован. И не просто заблокирован. Металл вокруг него был исковеркан, из него выросли те же биомеханические жгуты, которые плотно оплели механизм открытия. Создание предвидело их действия. Оно знало их протоколы, их уловки.

Оно училось.

На «Морском Змее» не осталось ни одного уголка, не тронутого этой заразой. Металл корродировал и превращался в подобие кости, кабели сплетались в нервные волокна, а механизмы издавали звуки, похожие на стоны живого существа.

Команды перестали звучать. Экипаж, когда-то единый организм, теперь был разрозненной группой людей, запертых в кошмаре.

Сквозь искаженный голос из динамиков, раздался новый, жуткий звук. Это был смех. Высокий, звенящий, механический смех, сотканный из шума насосов, стука реле и скрежета металла.

«Добро пожаловать… в новую форму… существования.»

«Ваш тела… столь же адаптивны… как и ваши… машины.»

Черные отростки, усеянные светящимися точками, теперь активно перемещались по отсекам. Один из них медленно потянулся к лейтенанту Кожухову, который застыл у своего пульта. Кожухов попытался отшатнуться, но был парализован страхом. Отросток коснулся его руки.

На коже лейтенанта мгновенно проявилась та же серая, бугристая корка, словно микоз, но гораздо агрессивнее. Она начала стремительно распространяться, поглощая его плоть, превращая ее в нечто иное. Из его пальцев начали расти тонкие, черные волокна, которые впивались в клавиатуру пульта.

Кожухов издал беззвучный крик, его глаза были полны непередаваемого ужаса. Он еще был жив, еще мыслил, но его тело уже не принадлежало ему. Он становился частью этого существа.

Семенов поднял голову. Он видел, как его мир рассыпается. Как его экипаж превращается. Как его несокрушимый «Морской Змей» становится чудовищем.

Его собственный пистолет, лежавший на пульте, теперь тоже был оплетен. Из его дула торчал тонкий, светящийся волосок, а рукоятка пульсировала.

На главном экране, где раньше были навигационные карты, теперь сияло огромное, фрактальное изображение. Это была схема крейсера, но она была живой, пульсирующей, состоящей из органических и механических частей. Это был «Морской Змей», но не тот, который они знали. Это была сущность.

И в самом его центре, где раньше располагался реактор, теперь пульсировало огромное, зеленое сердце, выбрасывающее по всем его «вена» и «артериям» – кабелям и трубопроводам – ту же мерцающую, зеленую энергию.

Капитан Семенов закрыл глаза. Ужас бессилия, потеря контроля, ассимиляция – все это обрушилось на него. Он, человек, который полагался на логику, науку и технологии, столкнулся с чем-то, что превосходило все это. Существо не просто уничтожало. Оно трансформировало.

Он открыл глаза. Перед ним стоял Громов, его лицо было искажено гримасой отчаяния и решимости.

«Капитан?»

Семенов ничего не ответил. Он просто взял руку Громова, сжал ее. Затем, с нечеловеческим усилием, он попытался потянуться к аварийному рубильнику, который, как он знал, был расположен на верхней палубе, в самом изолированном отсеке. Последний, отчаянный шанс.

Но из-за его спины вырвался толстый, черный жгут, покрытый светящейся слизью. Он обвил его руку, затем вторую, сжимая с нечеловеческой силой.

«Сопротивление… бесполезно.» – прошептал голос из стен. – «Вы… часть… нас.»

Последнее, что увидел капитан Семенов, был пульсирующий зеленый свет, исходящий из его собственной плоти, когда та же серая корка начала покрывать его руку, превращая ее в нечто чужое. Он чувствовал, как его сознание, его мысли, его воспоминания – все начинает сливаться с этим существом.

Он становился частью «Морского Змея». Частью этой новой, неудержимой силы, которая теперь дрейфовала в глубинах океана. Готовая изучать. Готовая ассимилировать. Готовая распространяться.

На поверхности, в штабе ВМФ, «Морской Змей» был официально объявлен потерянным из-за «непредвиденных обстоятельств во время глубоководных испытаний». Секретные учения в «мёртвой зоне» остались секретными. Никто не знал, что эта «мёртвая зона» стала колыбелью для чего-то нового, живого, и ужасающе адаптивного. Чего-то, что теперь обладало не только органической жизнью, но и разумом современной атомной подводной лодки. Чего-то, что научилось использовать технологию против ее создателей.

И где-то в бесконечных глубинах, где солнечный свет никогда не проникает, «Морской Змей», превращенный в колоссальное, биомеханическое чудовище, продолжал свое путешествие. Он изучал океан, его течения, его обитателей. И он ждал. Ждал следующего контакта. Следующего урока. Следующей ассимиляции.

Посейдон против Одиссея

Над гладью Тихого океана, под палящим экваториальным солнцем, царила обманчивая безмятежность. Атомный авианосец USS "Одиссей" (USS Odyssey), плавучий город из стали и интеллекта, бороздил воды, выполняя плановые учения. Его палуба была живым муравейником, где "Шершни" F/A-18 взлетали с оглушительным ревом, а техники в цветных жилетах сновали, словно пигменты на полотне войны. Капитан Эва Ростова, чей взгляд был острым, как бритва, и чьи седеющие волосы были собраны в тугой пучок, сжимала чашку кофе в своем кресле на мостике. Она была дочерью выходцев из России, но ее преданность Америке была абсолютной, как и ее вера в непоколебимость этой стальной крепости.

В глубинах, под килем "Одиссея", просыпалось нечто, то что недавно поглотило и переварило технологическое сердце русского "Морского Змея". Темнота океана скрывала его новую форму, но она уже была иной. Если раньше это был мерцающий, аморфный хищник, теперь его внешняя оболочка приобрела зловещий, угольно-черный оттенок, плотный и матовый, как сверхпрочный сплав, способный выдерживать давление Марианской впадины. По ней пробегали едва заметные пульсации холодного, инопланетного света, словно искры внутри живой стали. Вместо хаотичных отростков, теперь вытянулись более структурированные конечности, напоминающие гигантские механические суставы, но их органическая природа выдавала себя нечеловеческой гибкостью и отсутствием видимых сочленений. Среди них, подобно хищным щупальцам, скрывались модифицированные торпедные аппараты, интегрированные из русского крейсера. Они не стреляли снарядами, но могли выбрасывать сгустки высококонцентрированной плазмы или даже направленные электромагнитные импульсы нового, усиленного типа.

Первые аномалии заметили гидроакустики. "Нечто большое, капитан," – доложил старший акустик, лейтенант Гросс, его голос был напряженным. "Не похоже ни на одно известное подводное судно. Движется с невероятной скоростью, и… издает странные низкочастотные пульсации."

Ростова нахмурилась. "Покажите на экране. Что за пульсации?"

На дисплее мелькала странная, извивающаяся метка, которая игнорировала все попытки классификации. Пульсации, которые Гросс описал, были не обычными звуковыми волнами. Они были как подсознательный шепот, проникающий сквозь металл, вызывая легкое головокружение и ощущение тревоги у всех, кто находился в радиусе их действия. Вскоре после этого, бортовые системы начали сбоить. Навигационные приборы выдавали ложные координаты, связь с внешней сетью прерывалась, а радары на мгновение ослепли.

"Электромагнитная аномалия, сэр!" – выкрикнул офицер связи. "Потеряли контакт с группой поддержки! Все системы дают сбой!"

На мостике воцарилась напряженная тишина. Ростова поняла – это не была просто техническая неисправность. Это было нечто иное. "Боевая тревога! Поднять авиацию, полный состав!

Приготовиться к отражению атаки!"

Но было уже поздно.

Из глубин, прорвав толщу воды, существо поднялось на поверхность. Вода вскипела, словно выброшенная из жерла вулкана, обрушиваясь на палубу "Одиссея" тоннами соленой пены. Гигантский черный массив, размером с небольшой танкер, но гораздо более зловещий, предстал перед ошеломленными моряками. Его форма была одновременно органической и механической: огромные, извивающиеся конечности, усеянные чем-то, напоминающим зазубренные лопасти турбин, торчали из центрального тела. На его поверхности мерцали тысячи голубоватых огней, словно вены, пульсирующие холодным, электрическим светом. А самое ужасное – в его центре, там, где у обычного животного могло бы быть лицо, теперь находилось подобие огромного, составного глаза, состоящего из множества линз и сенсоров, некоторые из которых явно были интегрированы из русского крейсера. Этот "глаз" был направлен прямо на "Одиссей", и его взгляд был наполнен холодным, расчетливым интеллектом.

Мгновенно последовал второй, более мощный ЭМ-импульс. Сталь "Одиссея" завибрировала, словно колокол. Электроника на палубе взвыла и погасла. Огни на мостике мигнули и потухли, оставив офицеров в полумраке аварийного освещения. Связь с авиагруппой, уже поднятой в воздух, оборвалась окончательно. Двигатели F/A-18, летящих в паре, закашляли и заглохли. Пилоты, лейтенанты Сара "Спектр" Чен и Марк "Ковбой" Джонсон, попытались восстановить управление, но самолеты падали, словно камни, в море. Их катапультирование было лишь отсрочкой – существо немедленно отреагировало. Из своего тела оно выбросило несколько нитей, напоминающих тонкие, но невероятно прочные жгуты, которые с пугающей скоростью схватили парашюты пилотов, утягивая их в бурлящую воду. Ни крика, ни брызг – просто поглощение.

"Огонь! Открыть огонь по этой твари!" – голос капитана Ростовой прорезал ужасающую тишину.

Автоматические артиллерийские установки ближнего боя (CIWS) ожили, обрушивая град трассирующих снарядов на поверхность существа. Крупнокалиберные пулеметы и ракетные установки Mark 38 Mod 2 бурно заговорили, разрывая воздух. Но снаряды, казалось, лишь скребли по его новой, плотной оболочке, выбивая искры, но не причиняя видимого вреда. Металл существа словно поглощал удары, становясь только плотнее.

"Ракеты! Выпустить ракеты Гарпун!" – приказала Ростова.

Но ракетные системы также были поражены. Лишь одна ракета смогла стартовать, оставляя за собой белый след, но уже через несколько сотен метров она сбилась с курса и упала в воду, дестабилизированная ЭМ-полем.

Существо, словно усмехаясь, двинулось к авианосцу. Его "конечности", усеянные лопастями, начали действовать как мощные движители, разгоняя его с пугающей скоростью. Оно обрушилось на борт "Одиссея", не как животное, а как таранная стена из живого металла.

Первый удар пришелся по ангарной палубе. Раздался оглушительный скрежет рвущегося металла, и корпус авианосца содрогнулся до самого киля. Десятки моряков на палубе потеряли равновесие, некоторые были сброшены за борт. Одна из конечностей существа, похожая на гигантскую клешню, пробила бронированную обшивку, оставив огромную рваную дыру. Из нее повалил дым, смешанный с запахом озона и горящего пластика.

Внутри "Одиссея" начался ад. Системы пожаротушения сбоили, аварийное освещение мерцало. Из пробоины, через которую проникла конечность существа, поползли тонкие, металлически-органические щупальца, пульсирующие холодным светом. Они двигались с невероятной скоростью и грацией, проникая в каждую щель, каждый воздуховод.

Лейтенант Бен Картер, глава боевого информационного центра (ЦИК), видел это на мониторах, чудом работающих на автономном питании. Темные, извивающиеся линии расползались по схемам корабля, как раковая опухоль. "Оно проникает! Оно интегрирует наши системы!" – кричал он в внутреннюю связь, но его голос тонул в хаосе.

Щупальца мгновенно начали соединяться с кабелями, проводами, панелями управления. Сталь под ними чернела, растворялась, превращаясь в нечто, что одновременно было частью существа и частью корабля. Двери, которые только что были заблокированы, внезапно распахивались или, наоборот, заклинивали. Электрические цепи перемыкались, вызывая короткие замыкания и пожары.

В лабиринте внутренних коридоров развернулась настоящая бойня. Отряды морской пехоты, вооруженные автоматическими винтовками, столкнулись с невиданным врагом. Щупальца, ставшие прочнее и острее бритвы, пронзали бронежилеты, с легкостью отрывали конечности. Пули рикошетили от их поверхности или застревали в густой, желеобразной массе, которая быстро затягивала раны существа. Некоторые щупальца начали светиться, излучая направленные ЭМ-импульсы, которые выводили из строя оружие морпехов, заставляя их беспомощно наблюдать, как их товарищей утаскивает в темноту.

В одном из отсеков, доктор Арис Торн, ксенобиолог, прикомандированный к авианосцу для исследования глубоководных экосистем, наблюдал за всем этим с ужасом, смешанным с болезненным любопытством. Он видел, как щупальце коснулось панели управления. Металл словно ожил, потемнел, и на его поверхности проступили новые, непонятные символы, светящиеся синим. "Оно не просто уничтожает," – пробормотал Торн себе под нос, его голос дрожал. "Оно изучает. Поглощает информацию на клеточном уровне. Технологии "Морского Змея" дали ему не просто оружие, но и понимание, как это оружие работает… и как работают его аналоги."

На мостике капитан Ростова отчаянно пыталась координировать оборону. Связь была обрывочной, большинство систем управления работало в ручном режиме. Она видела на аварийных мониторах, как существо буквально перекраивало корабль изнутри, используя его собственную структуру против него.

"Реактор! Оно движется к реакторному отсеку!" – панически крикнул кто-то из ЦИК.

Это была худшая из новостей. Если оно доберется до реактора, это будет не просто катастрофа, это будет планетарное событие.

Существо, чьи щупальца теперь уже полностью контролировали часть палуб и коридоров, пробивало себе путь к сердцу "Одиссея". Его основной корпус, прикрепившись к борту, начал видоизменяться. Поверхность авианосца вокруг точки контакта чернела, металлические листы деформировались, превращаясь в нечто органическое, но с сохранением функциональных форм. Теперь надводная часть "Одиссея" начинала напоминать гибрид гигантского морского чудовища и боевого корабля, его собственные пусковые установки и радарные мачты врастали в органическую массу, становясь частью ее угрожающей анатомии.

Оно добралось до машинного отделения. Пар из разорванных труб, рев аварийных насосов, крики механиков – все это смешивалось в какофонию ужаса. Огромные щупальца, некоторые из которых теперь могли распылять облака разъедающего аэрозоля (вероятно, адаптированные химические компоненты из систем пожаротушения "Морского Змея" или его собственного метаболизма), уничтожали сопротивление. Моряки пытались отбиться гаечными ключами и ручным оружием, но это было бесполезно. Существо стремилось не к разрушению, а к полному контролю.

Оно окутало реакторные отсеки. Холодное сияние его органической массы контрастировало с раскаленным металлом и облученной водой. Датчики на мостике начали выдавать аномальные показания – не просто сбой, а активное изменение параметров реактора. Температура росла, давление скакало, но не хаотично, а так, словно кто-то перенастраивал реактор, пытаясь подчинить его волю.

"Оно пытается взять под контроль реактор! Полностью!" – прохрипел Картер, его лицо было пепельно-бледным. "Оно не хочет его взорвать… Оно хочет его использовать!"

Понимание этой ужасной перспективы пронзило капитана Ростову. Существо не было просто разрушителем. Оно было ассимилятором. Оно поглощало, адаптировало, улучшало. "Морской Змей" дал ему глубоководные возможности и ядерные технологии. "Одиссей" предлагал ему господство на поверхности, авиацию, радары, вычислительные мощности… и атомное сердце.

Она отдала последний приказ, который только мог дать командир корабля, осознавший неотвратимость поражения. "Привести в действие протокол самоликвидации реактора! Мы не можем позволить ему получить это!"

Но даже этот приказ был бесполезен. Защитные системы реактора, уже наполовину интегрированные существом, не реагировали. Аварийные протоколы были перехвачены и переписаны.

Через несколько мгновений щупальца пробили стены мостика. Стекло треснуло, металл заскрежетал. Капитан Ростова, стоявшая у своей консоли, встретила свой конец с несгибаемой решимостью. В ее глазах не было страха, только гнев и осознание невообразимой угрозы, которую ее мир только что выпустил на свободу.

Битва за "Одиссей" продолжалась всего несколько часов, но казалась вечностью. В конце концов, сопротивление было сломлено. Последние очаги обороны подавлены, последние системы ассимилированы.

На месте, где некогда гордо плыл атомный авианосец USS "Одиссей", теперь возвышалось нечто совершенно иное. Гигантская масса, состоящая из черного, пульсирующего биометалла, вздымалась над волнами. Большая часть структуры "Одиссея" была поглощена и переработана. Поверхность была испещрена органическими "швами", где сталь сливалась с инопланетной плотью. Авиационная палуба превратилась в огромную, подвижную платформу из живой стали, на которой просматривались контуры, напоминающие гигантские, сложенные крылья. Ракетные шахты и орудийные башни теперь были не просто интегрированы – они стали органическими отростками, способными к невероятной трансформации, извергая сгустки плазмы или концентрированные ЭМ-импульсы.

На месте командного мостика вырос новый, более массивный "глаз", теперь способный сканировать горизонт на многие мили, его линзы мерцали всеми цветами спектра. От него отходили десятки меньших сенсоров, похожих на перископы, но органических по своей сути. Он был быстрее, прочнее, и бесконечно опаснее, чем когда-либо прежде. Оно не просто уничтожило авианосец – оно сделало его частью себя.

Изнутри бывшего "Одиссея" доносился едва слышимый, низкочастотный гул – звук работающего ядерного реактора, который теперь служил источником энергии для этого монстра. Это было нечто большее, чем просто существо. Это был живой, плавучий город смерти, способный к самоусовершенствованию и адаптации, вооруженный до зубов технологиями двух великих держав.