Читать онлайн От порока до истока

Пролог

В детстве, когда его называли Олежкой, Олег вместо «ж» слышал «ш» и был уверен, что его сравнивают с олененком, олешкой. Живых оленей в той части Страны давно никто не видел, но тогда еще не были под запретом «книги без пользы», и мама читала ему сказки о живущих здесь раньше лопарях-саамах, которые разводили этих красивых благородных животных. Особенно Олежке-Олешке нравилась сказка о Мяндаше – белом олене с золотыми рогами, который умел принимать человеческий облик, и который, придя к людям, научил их охотиться и строить жилища. Женился Мяндаш на саамской девушке, у них родились дети, способные, как и отец, превращаться из человека в оленя и обратно. И все бы хорошо, но на златорогого оленя вздумал поохотиться свирепый бог грома, и это могло кончиться не просто гибелью Мяндаша, а куда более страшными вещами. Попадет в белого оленя первая стрела – огнем полыхнут горы и потекут вспять реки; попадет вторая – огонь охватит землю и на ней выкипит вся вода; а когда бог грома вонзит в сердце Мяндаша нож – звезды упадут с неба, солнце и луна погаснут, а земля превратится в пепел.

У самого Олега папы не было, от вопросов о нем мама лишь плакала, и в Олежкину голову пришла однажды мысль, что его отец и есть тот самый Мяндаш, который прячется от ужасного охотника, чтобы мир уцелел. А мама ничего об этом сказать не может, ведь это страшная тайна, которую она поклялась хранить. Но порой слегка забывается и называет его Олешкой, потому что он сын белого оленя и, наверное, даже сам может превратиться в олененка, если сильно захочет.

Пока это у Олега не получалось, зато с тех пор ему часто стал сниться белый олень. Правда, не сам Мяндаш, а другой, точнее другая, потому что это была олениха, важенка. Совсем молодая, даже юная, ведь когда принимала человеческий облик – а она это умела, – выглядела симпатичной девчонкой-подростком в прекрасном белом одеянии и с белыми же рогами на голове. К досаде Олега, она не сказала ему в этих снах ни слова, лишь смотрела с загадочной улыбкой, но непонятно откуда он все-таки знал, что ее зовут Марна.

После этих снов маленький Олежка еще сильнее уверился, что его папа – скрывающийся от охотника Мяндаш, который присылает к нему дочь Марну, чтобы та присматривала за своим младшим братом. Но когда Олег вырос, сны о белом олене ему перестали сниться. Подумалось даже: может охотник настиг наконец свою златорогую добычу и все вокруг вот-вот рухнет? Пожалуй, Олег был бы этому только рад: мир, в котором он жил, ему давно перестал нравиться.

Глава первая

В эту ночь, спустя тридцать с лишним лет, ему снова приснился белый олень в человеческом облике – вернее, почти человеческом, не считая ослепительно белых рогов. Марна осталась все той же симпатичной девчонкой-подростком в красивом белоснежном платье, только на сей раз она не улыбалась, а смотрела на него то ли печально, то ли даже сердито. Ее руки были в длинных, по локоть, белых перчатках, которые сжимали длинную рукоять изогнутого меча, напоминающего саблю, точнее, шашку, поскольку у рукояти не было гарды. Мелькнуло в памяти слово «катана», но Олег не знал, откуда оно взялось, звучало слишком уж чужеродно. Он тут же проснулся, и слово сразу забылось, зато Марна все утро стояла перед глазами, будто предупреждая своим невесело-воинственным видом о надвигающейся беде. А меч, чтобы быть готовым защищаться? Ну-ну, сестренка, мысленно хмыкнул Олег, на Распорядок с шашкой – за такой анекдот даже на Исправление не пошлют, сразу в дурку. Хотя… с первого июля и те отменят.

Белый олень приснился не зря – впору опять начинать верить сказкам. В этот день завершалось его медицинское обследование. Оставалось сделать то, что в прошлые годы не являлось обязательным – УЗИ сердца. Поскольку Олег не был знаком с этой процедурой ранее, он слегка волновался. Что ж, УЗИ оказалось совершенно безболезненным физически, но ранило в итоге куда больнее, чем тот самый двуручный меч. «Катана» – снова вспомнилось чужеродное слово в тот самый миг, когда он вышел из дверей здравницы, держа в руке лист с заключением. А если точнее – с приговором. На листе, помимо регистрационных данных, в графе «Отклонения» значилось:

«Гипертрофия миокарда левого желудочка – начальные проявления.

Диастолическая функция левого желудочка нарушена по первому типу.

Двухстворчатый аортальный клапан».

Олег не знал, ни что такое диастолическая функция, ни чем страшна гипертрофия миокарда – его ошеломила последняя строчка.

Она бросилась ему в глаза сразу, едва он получил листок, – показалась бессмысленной, незаконченной. Он набрался смелости и спросил у проводившего обследование специалиста:

– А что, простите, клапан?.. Вы не указали, что именно клапан.

– Я указал, – дежурно улыбнулся специалист. – Он у вас двухстворчатый.

– А должен?.. – сглотнул Олег. – Одно?..

– А должен быть трехстворчатым.

– Куда же делась третья створка? – прошептал Олег.

– Никуда не делась. Ее у вас попросту никогда не было, гражданин Воткин. Такой вот порок сердца. – Нечто похожее на сожаление промелькнуло в глазах специалиста, но тут же исчезло. – Проходите, не задерживайте очередь.

И теперь Олег брел по освещенной солнцем березовой аллее и никак не мог осознать, как это вышло, что дожив почти до сорока лет, он понятия не имел, что с его сердцем что-то не так? Ведь он постоянно проходил медицинские обследования, вел здоровый образ жизни, выполнял все указания Распорядка, стремился быть законопослушным, максимально стандартным гражданином Страны! Впрочем, специалист здравницы сказал, что этот порок был у него всегда. Он не знал о проблеме, потому что раньше ему УЗИ сердца не делали. И какой образ жизни теперь ни веди, эта проблема не исчезнет. А это значит… Олег судорожно сглотнул… это значит, что он не будет соответствовать новому постановлению Распорядка, в котором четко и недвусмысленно говорилось, что прогресс медицины в Стране дошел до самых высочайших вершин, и все ее граждане отныне избавлены от любых болезней, отклонений и недугов.

Постановление вступало в силу с первого июля две тысячи сорок восьмого года, до чего оставалось немногим больше недели. И если уж третья створка аортального клапана не выросла за тридцать девять лет, то за девять дней не отрастет точно. Да и гипертрофия миокарда с нарушением диастолической функции вряд ли за это время рассосутся. Об операции нечего и думать – записывать на них перестали месяц назад, когда был опубликован проект нового постановления Распорядка, поскольку все, кто знал о своих болячках, сразу же ринулись в здравницы. Олега же никогда не беспокоило сердце, поэтому до сегодняшнего дня он был абсолютно уверен в своем здоровье. Если и волновался, то по мелочам – насчет зубов, зрения… А в результате оказалось такое!..

Кстати, что все это значило на самом деле? Может, и переживать бесполезно? Может, ему осталось полгода-год, так не все ли тогда равно?.. Теоретически, узнать можно было в глобосети. Но информация в ней, следуя за указами и постановлениями Распорядка, менялась столь кардинально и стремительно, что доверять ей не имело смысла. Олег невольно оглянулся, будто опасаясь, что его крамольные мысли могут подслушать.

Нет, лучше всего было обсудить эту тему с двоюродной сестрой. Люда хоть и работала сейчас не по специальности, в свое время с отличием закончила медучилище. Олег поднес к уху запястье, но тут же отдернул руку – звонить было опасно, на такую тему следовало поговорить с сестрой лично. Причем на улице, в безлюдном месте. Он снова поднял к уху моблет и, стараясь звучать беззаботно, пригласил Людмилу на прогулку.

Двоюродная сестра была умной женщиной и неестественность в голосе брата расслышала сразу. Она тут же подстроилась под его тон и радостно воскликнула, что просто мечтает подышать свежим воздухом. Встретиться договорились в парке возле озера. Собственно, «парковыми» там были только присыпанные клинцом дорожки – в остальном же по одному берегу круглого озерка тянулись остатки настоящего, не попавшего еще под городские застройки леса. Вряд ли в стволы сосен и берез встроили микрофоны, во всяком случае, уж точно не во все.

Люда пришла быстро, минут через десять. Глаза ее излучали тревогу. Не здороваясь, не говоря ни слова, Олег протянул сестре лист заключения. Люда читала недолго. Тревожные морщины на ее лбу быстро разгладились.

– Ничего страшного, – с облегчением выдохнула она. – Возрастные изменения. Скорее всего, следствия имеющегося атеросклеротического кардиосклероза. Больше гуляй, двигайся…

– Двухстворчатый клапан – тоже возрастное?! – забыв об осторожности, воскликнул Олег.

– Ах, вот ты о чем! – улыбнувшись, взяла его под руку Люда и прижала к себе. – Испугался уж-ж-жасной патологии, большой трусливый мальчишка? Двухстворчатый клапан – всего лишь вариант развития, с этим живут всю жизнь, даже не подозревая, что у них что-то не так.

– Вот и я не подозревал, – буркнул Олег. – Но я не понимаю, чему ты радуешься. «Всей жизни» у меня осталось девять дней, до первого июля.

Люда ахнула, отпустила его локоть и зажала ладонями рот. Лицо ее мгновенно побелело.

– Я забыла…

Олег хмуро уставился на сбитые носки ботинок. Новые можно будет купить лишь через год, надо быть аккуратнее с обувью. Впрочем, на девять дней их хватит точно.

– А если операцию?.. – пробормотала Люда. – Я могла бы попробовать договориться по старым связям…

– Даже не вздумай! – поднял он взгляд на сестру. – Загремишь. А мне операция все равно не поможет.

– Почему? Это не очень сложная опе…

– Да какая разница, – раздраженно отмахнулся Олег. – Даже если разрезать меня сегодня – что, за девять дней швы заживут?

– Нет, конечно.

– Значит, первого июля мое состояние все равно не будет соответствовать постановлению Распорядка.

– Погоди-ка… – Люда подошла к стволу упавшей березы, села и опустила лицо в ладони.

– Тебе плохо? – подскочил к сестре Олег.

– Подожди, – смахнула Люда с плеча его руку, – я кое-что вспомнила, дай подумать.

В душе Олега вспыхнула надежда. Чтобы не спугнуть мысли двоюродной сестры, он отошел подальше. Очень захотелось курить. Но Распорядок одним из указов еще семь лет назад заклеймил это извращенное преступление против личности, так что безопаснее для здоровья было пойти и утопиться в озере. К тому же табака вряд ли нашлось бы во всей Стране и на одну затяжку.

– Не знаю… – Люда подошла к нему сзади столь тихо, что Олег вздрогнул. – Не знаю, стоит ли вообще говорить об этом…

– Раз начала, говори, – повернулся он к сестре.

– Это… глупо, и вообще… – Люда покрутила ладонью. – Лично я в это не верю.

Олег подошел к стволу упавшей березы, на котором сидела до этого сестра, и уселся сам, всем видом показывая, что готов выслушать Людины соображения и, покуда не выслушает, не встанет. Сестра поняла это и пристроилась рядом.

– Помнишь Титовку? – спросила она.

Вопрос был риторическим. Конечно же, Олег помнил Титовку. В этой глухой вологодской деревне жила их с Людой бабушка Нюша. Тетя Вера, Людина мама, лет тридцать назад забрала бабушку к себе, в большое село Истоцкое, где та вскоре и умерла. В детстве Олег проводил в Титовке почти каждое лето. Когда же он был там в последний раз? Да как раз перед бабушкиным переездом, когда закончил школу и готовился поступать в институт. Уже тогда в деревне доживали свой век всего две-три старушки, сейчас от Титовки вообще вряд ли что-то осталось.

Олег кивнул.

– А Рафашку-отшельника помнишь?

В памяти при звуках необычного имени что-то трепыхнулось, но дальше дело не пошло. Люда, видать, уловила это по его мимике и сказала:

– Я тоже его самого плохо помню, но бабушка и мама потом про него рассказывали. Короче говоря, в Титовке когда-то жил мужчина. Обычный, как все. Работал на тракторе, выпивал, играл на гармошке… Только имя у него было необычное, совсем не вологодское – Рафаил. А потом с ним вдруг что-то случилось, мужика будто подменили. Замкнулся, забросил гармонь, даже пить перестал. Зато начал лечить людей – кому зубную боль заговорит, кому грыжу уберет… Представляешь, – потопала Люда ногой, – он даже мне в детстве вывих вправлял, от мамы потом узнала… А еще Рафаил предсказывать принялся. За это его многие невзлюбили, стали называть колдуном.

– Вспомнил! – хлопнул по лбу Олег. – Это же его дом стоял возле самого леса? Бабушка еще подходить к нему близко запрещала. Только сам этот Рафашка там, мне помнится, уже не жил, он ведь куда-то в лес перебрался.

– Ну да, он ушел на Кочкаревское болото, поставил там сруб, а в Титовке появлялся редко, обменять грибы-ягоды на хлеб, картошку, другие продукты, что в лесу не добыть…

– И ты предлагаешь мне поехать к нему? – Олег понял, к чему клонит двоюродная сестра и не выдержал, рассмеялся. А потом резко оборвал смех и буркнул: – Так я и так к нему скоро приеду.

Люда недоуменно глянула на него, и Олег пояснил:

– Он ведь уже помер давно, лет-то прошло сколько.

– А вот и нет, – замотала головой сестра. – Во-первых, он ведь был совсем молодой, когда ушел на болото. Ну, пусть даже ему было под сорок, хотя, думаю, еще меньше – тридцатник с копейками. С тех пор прошло лет тридцать пять. Так что ему сейчас наверняка не больше семидесяти.

Люда задумалась и Олег ее «подтолкнул»:

– А во-вторых?..

– А во-вторых, когда я ездила прошлым летом к маме, она мне про него говорила. С той стороны реки, где была Титовка, жилых деревень уже не осталось, и Рафашка пару раз в год стал появляться в Истоцком – затариться в магазине солью, сахаром, спичками…

– Сахаром? – переспросил Олег. – В Истоцком продается сахар?

– Ну, сейчас, конечно, вряд ли, но раньше-то продавался, Рафаил давно туда наведывается.

– Где же он берет деньги? С тех пор, как отменили пенсии, дензнаки поменялись, и даже если он что-то скопил…

– Какая тебе разница? – отмахнулась Люда. – Главное, что Рафашка жив-здоров и продолжает лечить. Да еще как! Мама рассказывала, что лет двадцать назад от поднял на ноги парализованную, так она из благодарности ушла с ним жить на болото. Через год, правда, вернулась.

– Постой, – вспомнил Олег. – Но ты ведь сама только что говорила, что в это не веришь!

Двоюродная сестра смутилась.

– Если честно, не верю. Про излечение парализованной точно нет. Видимо, у нее было нечто иное, не столь критичное… Но все-таки что-то он умеет, и не только вывихи вправлять, я думаю. Дыма без огня не бывает.

– Ерунда. – Олег поморщился и махнул рукой. – Третью створку в клапане он мне точно не вырастит. Да и все остальное…

– И что теперь, сдаться?! – выкрикнула, вскочив на ноги, Люда. – Пусть этот шанс почти нулевой, но ведь просто сидеть и ждать…

– …еще хуже, – закончил за примолкшую сестру Олег. – Но…

«Но» заключалось в том, что принять решение было мало. Уехать из города – вот в чем состояла главная трудность. И раньше-то можно было куда-то поехать лишь по командировочному удостоверению, или раз в три года – в двухнедельный отпуск с точным указанием координат пребывания. Разрешали еще съездить на похороны близкого родственника.

До отпуска Олегу оставалось почти два года, никто из родных у него, к счастью, в эти дни не умер, командировка тоже не предвиделась. К тому же, любые поездки до принятия нового постановления Распорядка вообще запретили – кроме неотложных по долгу службы. Да и те лишь в том случае, если работник успевал вернуться к месту прописки до первого июля.

О попытке уехать нелегально можно было забыть сразу. Пешком до Вологды он бы не дошел не то что за девять дней, но и за девять недель, а с учетом, что идти бы пришлось лесами, таясь и скрываясь, это вообще представлялось невозможным. Любой же вид транспорта исключался сразу – из-за скрупулезных многочисленных проверок.

Глава вторая

В счастливый случай, во всяком случае применительно к себе, Олег не верил с детства. Однако на следующий день после разговора с Людой, он решил, что пора переосмыслить некоторые свои взгляды. В частности, религиозные, или, в более широком смысле, эзотерические.

Еще когда он ехал утром в душном автобусе на Предприятие, думал о том, что делает это зря. Чудес не бывает, так что через восемь дней его отвезут куда-то в последний раз – туда, откуда обратных рейсов не бывает. Так зачем же он толкается сейчас в набитом людьми и нагретом солнцем салоне – не лучше ли провести оставшиеся дни дома, абсолютно ничего не делая? Хотя его, конечно же, хватятся на Предприятии, и за прогулы последует неминуемое Осуждение, но пусть лишь один сегодняшний день, пусть даже полдня он бы провел напоследок, не подчиняясь никому и ничему.

Однако стоило ему зайти в свое бюро и поздороваться с коллегами, как следом вошел начальник отдела Сысоев. Леонид Леонидович был крупным лысоватым мужчиной с вечно угрюмым лицом. Но сейчас он выглядел не просто угрюмым, а мрачным, его щеки посерели и обвисли, а под глазами темнели круги.

Не поприветствовав подчиненных даже кивком, Сысоев обвел всех неприязненным взглядом и процедил:

– Командировка в Вологду. Срочно. Один человек. Кто?

Олег поначалу не поверил ушам. Ну не может такого быть, просто не может! Наверное, он настолько впечатлился вчерашним разговором с двоюродной сестрой, что видит сны наяву. Или же и в самом деле еще спит? Но пока он впустую тратил время на сомнения и удивление, сразу шесть человек – половина бюро – вскочили из-за столов с возгласами: «Я! Я готов!»

Олег едва не застонал от досады, ведь он все еще стоял рядом с начальником: стоило вызваться первым и сделать шаг – заслонил бы собой остальных, наверняка его бы Сысоев и выбрал. Он и сейчас шагнул, безнадежно вякнув: «И я!..», но Леонид Леонидович лишь поморщился:

– Чего маячишь? Иди на место!

Олег поплелся к своему столу, но едва дошел, понимая, что профукал шанс, начальник сказал:

– Хорошо, что желающих много, но выбирать, кто поедет, будете сами. Не хочу, чтобы кто-то потерял здоровье и сказал потом, что я его на это толкнул.

– Здоровье?.. – вырвалось у кого-то из сотрудников. – Почему?

– Потому что надо сопроводить радиоактивный груз, – пробурчал Сысоев. Было видно, что хоть он и не питает особой любви к подчиненным, все же не хочет посылать никого из них в эту командировку. Но ему приказали, и поделать он ничего не мог.

Четверо из шести добровольцев тут же вернулись в кресла.

– А что за груз? – спросил уже Олег.

– Груз «двести», – отведя в сторону взгляд, сказал начальник. – Тело запаяно в цинковый гроб, но фон все равно есть.

Поспешно расселись по местам и оставшиеся двое коллег. Олег с облегчением выдохнул. Радиоактивный фон его не пугал. Приговоренного к казни вряд ли напугаешь заменой ее на розги. А еще он быстро сложил два и два и понял, что это за груз. О проблемах с одним из реакторов до них официально не доводили, но шила в мешке не утаишь, об этом знали все. И о том, что пришлось вызывать иногородних ремонтников, тоже шушукались. Выходит, ремонтная бригада приехала из Вологды, и одному из парней не повезло. В отличие от него, Олега.

– Чего вздыхаешь, Воткин? – недовольно посмотрел на него Сысоев. – Тоже в отказку собрался? А ехать кому – мне?

– Да нет, я поеду, – замотал Олег головой. – Просто… ну… неожиданно.

Лицо начальника разгладилось, вновь вместо мрачного став просто угрюмым.

– Ничего неожиданного, все там будем, – показал он на потолок пальцем, но тут же опомнился и развернул палец вниз.

А Олег и сам на мгновение невольно поднял взгляд к потолку: не верилось, что могло просто так, без вмешательства высших сил, получиться, чтобы все для него так счастливо совпало – и время, и место, и обстоятельства! Конечно, называть счастливым случаем чью-то смерть было кощунственным, но несчастному вологодскому парню, погибшему от излучения аварийного реактора, все равно не стало от этого ни холоднее, ни жарче.

Командировку оформили буквально за полчаса, словно боялись, что Олег все-таки откажется. Но нет, когда колесо исполнения решений закрутилось, его уже не остановить, это было одной из незыблемых черт Распорядка. И это сейчас было как нельзя на руку Олегу, хотя он изо всех сил старался не показывать радости, чтобы не вызвать подозрений. И до тех пор пока самолет с ним и грузом-200 не оторвался от бетона взлетной полосы, его не покидало опасение, что поездку отменят.

В вологодском аэропорту, как и планировалось, борт поджидала «труповозка». По идее, Олег должен был сдать груз встречающим и вернуться тем же рейсом, что в его планы, конечно же, не входило. Но и придумать что-либо путное у него не получалось – убегать по летному полю казалось вопиющей глупостью. Впору было расплакаться от досады.

Однако счастливый случай, как оказалось, и не думал с ним расставаться. С «труповозкой» прибыл только водитель. По его словам, хоть и достаточно туманным, выходило, что у санитаров городского морга в последнее время случился жесточайший цейтнот, а поскольку сопровождающий у груза-200 имелся, решили, что привлекать для переноски гроба и без того по уши занятых людей будет слишком жирно – он на пару с водителем с этим вполне справится.

Олег едва не пустился от радости в пляс, что возле гроба выглядело бы весьма специфично. С трудом сдерживая улыбку, он для порядка пробурчал что-то насчет хитрых и ленивых вологжан, но, узрев красноречивый прищур водителя, быстро заткнулся. Они погрузили гроб в закрытый душный кузов «труповозки», где Олег и обливался по́том следующие полчаса, отбивая зад о траурный цинк.

В морге воняло так, что он едва не грохнулся в обморок. Холодильные установки не справлялись с работой из-за жары и обилия «клиентов». Но и это оказалось ему на руку – окна были распахнуты и, пока водитель ходил отмечать путевку, в одно из них Олег и выпрыгнул. Он быстро миновал больничные ворота, на ходу сдирая с запястья моблет, шмякнул его об асфальт, растоптал для надежности и принялся петлять по городским закоулкам, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег – это выглядело бы чересчур подозрительным в привыкшей к неспешному укладу Вологде.

Немного успокоившись и убедившись, что за ним нет погони, Олег зашел в магазин одежды. Ему нужна была всего лишь кепка, на которую не требовалось талонов. Перед этим он сорвал с шеи и выбросил галстук, снял и вывалял в дорожной пыли пиджак и потерся брюками о ржавый остов какой-то машины. Продавщица посмотрела на Олега с явным подозрением, но, возможно потому лишь, что приняла его за воришку. Чтобы ее успокоить, он достал и показал деньги и вскоре вышел из магазина с новой кепкой. Ее он тоже измазал пылью, хорошенько помял в руках и надорвал с одной стороны козырек. Грязной ладонью провел по лицу и, прежде чем надеть обновку, тщательно взъерошил волосы. Теперь Олег ничуть не походил на благополучного служащего и уже не выделялся среди редких в будний день прохожих. Правда, о подозрительном покупателе могла сообщить куда следует продавец магазина, но и искать бы его стали в первую очередь по новой кепке, а она таковой уже не выглядела. К тому же, свернув на противоправную дорожку, глупо было рассчитывать на полное отсутствие риска.

Теперь нужно было добраться до Истоцкого. При иных обстоятельствах он бы пошел на автостанцию и отправился туда на автобусе. Сейчас этот вариант не годился. Но и топать пешком больше сотни километров не особо хотелось. Как бы то ни было, для начала Олег решил выйти из города. Вокруг Вологды было разбросано множество сел и деревень, оттого идущий по трассе неприметного вида путник не вызвал ничьего подозрения – в городе подрабатывали многие сельские жители.

Когда он оставил Вологду позади, уже начинало смеркаться. Очень хотелось есть, но голод все-таки можно было вытерпеть, а вот без сна было не обойтись, стоило найти место для ночлега пока не стемнело окончательно. Повезло набрести на ручей, из него Олег вволю напился. А вскоре увидел стог сена, который подходил для ночевки как нельзя лучше. Зарывшись в пахучую сухую траву, он думал, что тут же провалится в сон, однако заснул далеко не сразу, взбудораженный пережитыми волнениями и терзаемый урчанием пустого желудка.

Спалось на свежем воздухе замечательно, Олег давно так качественно не высыпался, даже настроение поднялось. Если бы не вконец озверевшее чувство голода, вообще было бы хорошо. Магазин, думал он, наверняка есть в одной из лежащих впереди деревень, главное теперь до нее дойти, а насколько она близко отсюда, он понятия не имел. Возможно, пешком часа два-три ползти придется, и ему, отвыкшему от долгой ходьбы, да еще с голодухи, будет не особо легко это сделать. Может, остановить попутку? После приобретения кепки у него еще оставались две рублевые бумажки и девяносто три копейки мелочью. Копеек за двадцать всяко уж до ближайшего магазина довезут. Но прождав с полчаса, он так ни одной машины и не увидел, кроме автобуса, на котором изначально не рискнул ехать. Впрочем, машина – это ведь тоже рискованно. Мало у кого из местных жителей имелись личные автомобили, скорее проедет какой-нибудь служебный транспорт: почтовый, лечебный, а то и следящий. Вот будет весело самому влезть в машину службы слежения за Распорядком – в просторечии «эсэсэр»! Да и лечебный с почтовым, если и остановятся, поинтересуются его личностью. Так что пехом, Олешка, пехом – цок-цок-цок дрожащими от голода копытцами!

Тут он и правда услышал приближающийся со стороны Вологды «цок-цок-цок», а вскоре увидел и сам источник звука – гнедую лошадь, бодро тянущую телегу с сидящим на ней неопределенного возраста бородатым мужиком.

Олег поспешил к дороге и успел как раз вовремя – подвода была уже совсем близко. Он поднял руку, помахал, поднял и вторую, показывая, что в ней ничего нет, а то мало ли, примут за грабителя.

Мужик остановил телегу, окинул Олега строгим пристальным взглядом и лаконично поинтересовался:

– Ну?..

– Здравствуйте, – кивнул Олег. – Простите, вы куда путь держите?

К сожалению, он не успел подготовиться к подобной встрече, пришлось импровизировать. Вот и понадеялся, что возница назовет какую-нибудь условную Потаповку, а он скажет, что и ему туда нужно. Но мужик спросил:

– А тебе куда надо-то?

Олег лихорадочно стал вспоминать названия здешних деревней – хотя бы одной. Но прошло слишком много лет с тех пор, как он проезжал здесь в последний раз, и память ничего не выдала. На язык лишь подвернулась все та же непонятная Потаповка, вряд ли существовавшая в этих краях в действительности.

– Потаповка?.. – нахмурился возница. – Не, я тока до Фофанцева.

– А там магазин есть?

– Как не быть, хвала Распорядку!

– Подвезите, – приложил к груди руки Олег. – Я заплачу! Двадцать копеек! Даже тридцать.

– Какие тридцать? – опять насупился мужик. – Тутока ехать-то!.. За пятак довезу, садись давай, некогда мне с тобой лясы точить.

Обрадованный Олег забрался на телегу. Мужик встряхнул вожжами, громко чмокнул, и лошадка зацокала дальше. Сам же возница вопреки сказанному все же решил «поточить лясы»:

– Сам-то откель? Тутока-то что делал?

– Да я с Вологды так-то, – пытаясь по-местному окать, но в то же время не переигрывать, на ходу стал придумывать легенду Олег. Хотел сказать, что собрался к родне в гости, но вовремя вспомнил о злосчастном постановлении Распорядка и сказал откровенно глупое, но единственно теперь допустимое: – Землемер я. Послали по службе наделы в Потаповке перемеривать.

– Пехом послали? – удивился мужик. – Автобус, вон, два раза в день бегает.

– Обокрали меня на автостанции, только мелочь по карманам осталась. Вот пешком и чапаю.

– Обокрали?.. – округлил глаза возница. – Рисковые. С первого июля у нас ить ни душегубов, ни татей, ни лихоимцев не будет, слыхал?

– Слыхал, – кивнул Олег. – Вот они до первого и поспешают.

После такого разговора возница, довезя его в Фофанцеве до самого магазинного крыльца, даже и пятака не взял, как Олег ни уговаривал. В магазине почти на все продукты нужны были талоны. Кроме хлеба, буханку которого он и купил. А едва сойдя с крыльца сразу и схомячил. Жить моментально стало веселее и легче.

Дальше он так и продвигался – где пешком, где набиваясь в недолгие попутчики на подводы, что попадались довольно часто. Главное было поменьше болтать, чтобы не вызывать излишнего любопытства. Землемер, мол, дела службы, автобус не по карману – этого достаточно. Один особо дотошный абориген заметил, правда, что говор у Олега не похож на местный:

– Это где же так говорят-то?

– Где-где… В Караганде, – буркнул Олег. – Я родом оттуда.

– Эвона как! – уважительно отозвался возница.

Следующую ночь Олег провел в очередном стогу сена, подкрепился утром купленным в еще одном магазине хлебом, запил его водой из ручейка и оставшийся десяток верст проделал пешком. К Истоцкому он вышел к полудню.

Глава третья

Его так и подмывало завернуть в село и повидаться с тетей Верой, но Олег прекрасно понимал, что если его ищут, то начали именно отсюда, да и вообще, появиться в Истоцком – значило подставить тетушку. И он, вздохнув, свернул направо, к лугу, за которым синела лента реки.

На берегу он сделал короткий привал: для начала искупался – от пота и въевшейся пыли чесались даже уши; затем напился – от души, через «не могу», про запас; потом доел остатки хлеба – даже вывернул карманы и вытряс в ладонь крошки.

Не одеваясь, подняв над головой связанную в пиджак одежду и обувь, Олег перебрел реку, поразившись, насколько та обмелела. А может быть, в детстве и юности река лишь казалась ему глубже, как многое в начале жизни кажется глубже и значительнее, чем оно представляется позже.

Теперь надо было идти к Титовке, а уже оттуда добираться до Кочкаревского болота. Олег хорошо помнил дорогу к милым его порочному сердцу местам, но проблема состояла в том, что никакой дороги больше не было. Трудно вообразить, что всего за пару-тройку десятков лет природа может восстановить то, что с таким трудом пытался отвоевать у нее человек! Но она это смогла, практически полностью. От бывшей грунтовки не осталось и следа. Трава доходила порой Олегу до пояса. Он брел почти наугад, восстанавливая в памяти нужное направление, но без привычных ориентиров совсем не был уверен в его правильности.

Он пересек ручей и, вспомнив, что тот действительно протекал возле Титовки, воодушевился, но после забрел в непролазный кустарник и, мучительно долго из него выбираясь, исцарапал лицо и руки, порвал пиджак и потерял кепку.

И все-таки он отыскал Титовку. Возможно, так и прошел бы мимо, не разглядев в тусклом свете опускающегося вечера заросшие крапивой и бурьяном развалины сгнивших, обвалившихся изб, но помог стоявший с краю деревни амбар – точнее, половина его стены, торчащая на фоне закатного неба щербатым черным обелиском.

Остатки бабушкиного дома Олег нашел уже в густых сумерках, скорее интуитивно, нежели благодаря зрению. Да так и рухнул, точно пьяный, возле гнилых бревен и досок в заросли бурьяна, вымотанный донельзя, не соображающий уже ничего, с одной лишь затухающей мыслью: спать, спать, спа…

Во сне он опять разговаривал с двоюродной сестрой. Люда обижалась, что он не навестил ее маму в Истоцком, а пошел сразу к Рафашке. Олег оправдывался, сказал, что заходить к тете Вере было бы опасно, но сестра сердито буркнула:

– Ничего опасного, двухстворчатый клапан не такой уж страшный порок, с этим живут всю жизнь.

Тут Олег увидел, что перед ним уже не Люда, а Марна. Девушка с белыми оленьими рогами была на сей раз без катаны, но смотрела на него очень строго. Не с осуждением, а будто бы с недовольством, но не им самим, а тем, что с ним происходит. Возможно даже хотела предупредить его, предостеречь от чего-то.

– Так ты-ы… ска-ажи… что?.. – проговорил Олег, с трудом выдавливая слова, как часто бывает во сне.

Марна совсем разозлилась – видимо, из-за его непонятливости; она вздрогнула, подпрыгнула, а приземлилась уже сердито фырчащим оленем. Боднула Олега в плечо и проворчала:

– Вставай давай!

Он сразу проснулся. Кто-то и впрямь тормошил его за плечо. Олег разлепил веки, но мало что увидел, лишь пару мокрых сапог перед носом.

– Вставай, – услышал он уже наяву. – Пошли.

Олег собрался вскочить, но занемевшие мышцы лишь позволили сесть. От резкого движения потемнело в глазах. Но и когда в голове прояснилось, светлее не стало, и он наконец понял, что рассвет еще не наступил, хотя недолгая северная ночь уже почти кончилась. Вялой яркости предутреннего неба вполне хватило, чтобы рассмотреть стоявшего перед ним человека.

Это была женщина, совсем молодая, хотя в первый момент Олег не смог определить ее возраст, сбивала с толку одежда: длинная, спускающаяся на голенища сапог темная юбка, коричневый, подпоясанный веревкой бесформенный, широкий жакет и серый, по-старушечьи обмотанный вокруг головы платок. О том, что это юная девушка, говорила лишь матовая гладкость ее лица и лучащееся из больших черных глаз любопытство, которое незнакомка тщетно пыталась скрыть.

– Пошли, – повторила она. – Вставай давай!

Олег провел по сырой траве ладонями и обтер росой лицо. Неспешно, морщась от пронзивших начавшее отходить тело иголок, поднялся, прокашлялся и спросил:

– А куда? Ты вообще кто такая?

– Какая есть – та и здесь, – буркнула девчонка и в третий раз сказала: – Пошли!

Она развернулась и по-мужичьи размашисто зашагала в сторону близкого леса.

– Эй! – не трогаясь с места, окликнул ее Олег. – Я никуда с тобой не пойду. – Он вдруг почувствовал, что его начинает трясти. Одежда пропиталась зябкой росой, да и само утро было нежарким, но едва ли один только холод стал причиной той дрожи. Ему было откровенно не по себе. Вспомнились вдруг слышанные в детстве сказки о русалках, кикиморах и прочей нечисти, старающейся заманить доверчивого путника то в речные глубины, то в лесные чащобы… Последнее подходило к ситуации лучше некуда.

«Кикимора» остановилась. Обернулась, нахмурила красивые черные брови и сердито притопнула:

– А ну-ко, иди за мной, кому говорят! Батя ждет.

Девчонка отчаянно, по-вологодски «окала», и это почему-то успокоило Олега, хотя, если уж на то пошло, отчего бы точно так не разговаривать и местной нечисти? Но главное – в голову мигом плеснулась догадка:

– Батя? Рафаил?..

– Кто еще-то? Ты к кому шел?

Девушка опять повернулась к лесу и зашагала, бухая сапогами. Теперь и Олег бросился за ней следом. Догнав девчонку, он, отдуваясь, спросил:

– А как он узнал, что я здесь?

Девушка только фыркнула, даже не повернув головы.

– Ну хорошо, скажи хоть, как тебя зовут.

– Ну, Нинка.

– Нунинка? – деланно хохотнул Олег. – А я…

– Ты – Олежонок-балдашонок! Будешь дразниться – стукну.

– Я не драз… – Он начал было оправдываться, но вдруг поперхнулся. – А как?.. А откуда ты знаешь…

– Ты и правда балда, – повернула наконец голову Нинка и впервые улыбнулась. – Ежели батя знал, что ты пришел, то наверное знал, и кто ты такой, как думаешь?

Лес казался совсем незнакомым, хоть в детстве он не раз ходил сюда по грибы-ягоды с бабушкой. Хорошо хоть проклюнувшее наконец солнце окрасило верхушки деревьев, иначе от дремучей лесной мрачности – таинственно-тихой, настороженно-внимательной – хотелось ухватиться за Нинкину ладошку, словно он вновь превратился в маленького, напуганного природным величием мальчика.

– Не трусь, – угадала его состояние девушка, – уже скоро.

Он услышал вдруг крик петуха. Сначала подумал, что ослышался – скрипнуло дерево, – но крик повторился, на сей раз отчетливо-ясно. И создалось впечатление, что теперь, отвечая первому, кукарекал другой петух.

Не успел Олег как следует удивиться, как деревья раздвинулись, открывая перед ним большую, окруженную высокой изгородью поляну – скорее, вырубку, – широкую и длинную, уходящую дальним концом в светлую глубь – вероятно, в то самое Кочкаревское болото. И удивляться по-настоящему пришлось именно теперь: вдоль просеки в два ряда тянулись дома!.. Впрочем, приглядевшись, Олег понял, что не все из открывшихся его взору построек можно было в полной мере назвать домами. Наряду с полноценными избами, крытыми, правда, не шифером, а дранкой, стояли тут и более примитивные хижины, некоторые больше похожие на шалаши, а то и вовсе бугрились невысокими накатами землянки. Почти изо всех жилищ струился аппетитный дымок, и у Олега так заурчало в животе, что это услышала даже Нинка.