Читать онлайн Железное сердце. Книга 2. Тайна замка Морунген

Глава 1 Придворный механик

«В этом доме живет волшебник», – подумала я, когда поднялась на высокое крыльцо и замерла перед массивной дубовой дверью.

Впрочем, надпись на отполированной табличке гласила иное:

«Ульрих Кланц, доктор естественных наук, почетный член Королевской Академии Инженерного искусства, придворный механик, практикующий анатом».

Изукрашенные завитушками буквы намекали, что хозяин дома не лишен тщеславия.

Ниже, где обычно располагается дверной молоток, висела медная маска. Я узнала горбуна Панчинелло, персонажа уличных комедий, хитреца и плута. У маски имелся мясистый, похожий на орлиный клюв нос, острый подбородок и сросшиеся брови под надвинутой на лоб треуголкой.

Глаза пустые: две черные дыры. Рот растянут в ехидной ухмылке, за тонкими губами торчат острые зубы. Медный язык, словно дразнясь, свисает почти до подбородка.

Я озадаченно огляделась в поисках молотка или звонка. Не нашла, но потом догадалась и осторожно, брезгливо поморщившись, потянула за язык.

За дверями стукнуло, и одновременно с этим челюсть дрогнула, зубы лязгнули. Спасла меня хорошая реакция: удалось вовремя отдернуть руку и не лишиться пальцев.

Маска отлично охраняла дом от непрошеных гостей. Будь я настроена менее решительно, сбежала бы не оглядываясь.

На этом сюрпризы не закончились. Маска моргнула: в дырах, которые оказались смотровыми отверстиями, появились глаза – живые, человеческие. Старческие. С желтоватым белком и красными ниточками кровеносных сосудов.

Глаза целеустремленно посмотрели налево, потом направо, и лишь потом уставились в упор, изучая гостью.

– Что нужно? – прогудел из-за двери надтреснутый голос, странно искаженный рупором, который, видимо, был встроен в маску: так произносила бы слова полковая труба, умей она говорить.

– Посетительница к мэтру Ульриху Кланцу, – я старалась говорить с уверенностью, которой не чувствовала. – Майя Вайс из Ольденбурга.

– Хозяин не принимает.

– Передайте ему, что я пришла поговорить о полковнике Августе фон Морунгене.

За дверью настороженно молчали.

– Об Августе Шварце, которому семнадцать лет назад мэтр дал железное сердце, – добавила я, подумав.

– Ждите, – велели из-за двери. Потянулись минуты. Я переминалась с ноги на ногу и изнемогала от жары.

Лязгнули замки, потом еще раз, и еще. Дверь бесшумно отворилась.

– Входите, – пригласили из темноты.

Я собрала смелость в кулак и вошла.

В холле было прохладно, что должно было обрадовать после уличного зноя, но вместо этого беспокойство мое усилилось. Быть может потому, что холодок в доме мэтра Кланца, анатома и механика, был стылый, словно в склепе. В лицо пахнуло сложным букетом ароматов: истлевшими книжными корешками, старой мебелью, формалином и рисовой пудрой.

В холле было темновато из-за узких окон с витражными стеклами. В полумраке, расцвеченным изумрудными и красными пятнами, тянулся узкий коридор, заканчивающийся витой лестницей. На изящном столике стояла ваза с привядшими цветами. Подул сквозняк, лепестки посыпались на пол.

Лестницу устилал пышный ковер, на стенах поблескивали обои с позолотой. Мэтр Кланц не бедствовал.

– Сударыня? – вопросил все тот же надтреснутый голос из теней. Я повернулась, увидела впустившего меня камердинера и с трудом подавила желание стремглав выскочить на улицу.

Камердинер походил на мумию, вместо бинтов затянутую в лазурную ливрею. Он был стар, кожа на его лице высохла и собиралась коричневыми складками, на лысине кривовато держался парик с косицей. Глаза у слуги были без ресниц, провалившиеся, но смотрели они остро и с насмешкой.

– Не желаете оставить тут свой саквояж, прежде чем подняться к мэтру?

Странный камердинер стоял далеко, на расстоянии нескольких шагов, и не подумал подойти ближе, чтобы принять у меня сумку, как сделал бы слуга с хорошей выучкой.

Старик, что с него возьмешь. Я приготовилась шагнуть вперед, но камердинер ехидно улыбнулся и протянул руку. Раздалось жужжание, и я невольно отшатнулась.

Руки камердинеру заменяли хитроумные протезы. Железная кисть неторопливо выдвигалась из кружевного обшлага ливреи, раскладываясь, подобно телескопу. Два медных прута неправильной, слегка изогнутой формы (лучевая и локтевая кости?) заканчивались шарнирным суставом; пальцы длинные, с заостренными концами и изящными завитушками на сочленениях, поверхности деталей украшены цветочной гравировкой. Произведение искусства, а не протезы!

Механическая рука приблизилась к моей груди и требовательно пошевелила пальцами, показывая, что нужно передать саквояж.

– Это сделал мэтр Кланц? – поинтересовалась я, отойдя от первого изумления. Теперь меня сжигало любопытство. Я не удержалась и коснулась пальцем металлического запястья.

– Да, – обиженно отозвался камердинер. Думал меня напугать, догадалась я, и теперь разочарован.

– Я потерял руки в юности, будучи бомбардиром в полку его Королевского Величества. Однако о потере не жалею. Конечности, что дал мне мэтр Кланц, намного превосходят мои родные. Ваш саквояж, сударыня.

Я вложила ручку сумки в отполированные пальцы – конечность даже не дрогнула, хотя ноша была нелегкой. Камердинер, слегка красуясь, ловко манипулировал механическим протезом, размещая сумку под вешалкой. Затем зажужжали шестеренки, сустав втянулся в рукав.

Похоже, я и вправду попала в дом волшебника. Доброго или злого, вот в чем вопрос.

Мы степенно зашагали по коридору вглубь дома. Я вертела головой, стараясь не упускать ни детали. Дом мэтра Кланца оказался битком набит удивительными предметами.

У стены стоял высокий барометр, рядом висел старинный мушкет, чуть дальше – веер из разноцветных перьев, гравюры с изображениями, какие можно найти в анатомических атласах. Или инженерных, потому что контуры человеческих органов органично включали в себя очертания шестеренок.

И повсюду чучела! Мертвые птицы, звери, рептилии, насекомые. У головы лисы глаза – окуляры в медных оправах. У сокола стальные когти и клюв, а вместо костей в расправленных крыльях – прутья на шарнирах, как в зонтах.

Наконец, коридор кончился, камердинер повел меня вверх по лестнице. Хотелось ступать на цыпочках, чтобы не нарушать торжественную тишину. Впрочем, она не была полной. Со всех сторон доносилось едва уловимое жужжание, тиканье, легкий музыкальный перезвон… Вероятно, от масляных светильников с часовым подзаводом – такие же использовали в замке Морунген. Но можно предположить, что в доме придворного механика имелись и другие приспособления.

В чем я убедилась через секунду. Когда я ступила на площадку второго этажа, с потолка упала марионетка и закачалась перед лицом на металлических струнах – как паук на паутине. Я отскочила и чуть не сверзилась с лестницы. А марионетка – деревянное тулово с круглой головой, без ног – деловито принялась махать ручками-метелками, смахивая пыль с фарфоровых фигурок на полке.

Хитро придумано, восхитилась я, глядя, как крохотный механический слуга бесшумно скользит взад и вперед – проволока каталась на колесике по рельсе под потолком.

Мой сопровождающий проворчал что-то неразборчивое, коснулся рычажка на стене и марионетку утянуло наверх.

Обстановка становилась все причудливее. Центр зальчика дальше по коридору занимала лежащая на боку огромная бутыль с игрушечной каравеллой внутри. На ее палубе застыли миниатюрные матросы с шарнирными ручками и ножками. А рядом в стене рокочет вал незнакомого агрегата и выбрасывает блестящие шатуны – как коленца, выплясывающие залихватский танец.

Скелет в углу (каждая косточка подписана красной краской) подрагивает в такт, словно готовясь тоже пуститься в пляс.

Дом мэтра Кланца был святилищем механики, где поклонялись и второму богу – анатомии.

По этому дому можно бродить часами. Чудес здесь столько, что за раз и не осмотришь. Внутри жилище мэтра Кланца не походило на замок Морунген, но кое-что их роднило – торжественная мрачность и изобилие диковин.

А еще тайна, которая витала в его полутемных комнатах, как пылинки в лучах. Я чувствовала ее аромат – немного затхлый и пряный, напоминающий старое дерево и пергамент. Тайна пробегала по коже случайным сквозняком и холодила позвоночник.

Неудивительно, что, когда мы подошли к двери кабинета, меня потряхивало от волнения. Вот-вот я увижу хозяина этого чудного дома.

Прежде чем постучать, камердинер замешкался и придирчиво осмотрел меня, словно решая – достойна ли я предстать перед очами его господина. Уверенности мне этот осмотр не придал. По спине пробежала струйка ледяного пота.

Камердинер уцепился за ручку – металл пальцев лязгнул о медь, – толкнул дверь и замер.

– Входите же, – раздался изнутри нетерпеливый голос.

Я нервным движением вытерла вспотевшие ладони о юбку – камердинер глянул неодобрительно. Несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоить сердце, и вошла.

Сначала я словно ослепла – в кабинете мэтра Кланца было темно, плотные бархатные шторы закрывали окна.

Комнату заливал тревожный красноватый свет, который исходил из щелей топки алхимической печи в углу. В утробе печи побулькивало.

Отблески огня освещали массивный стол и кресло за ним. На столе – множество пробирок и реторт, они ярко сверкали и отбрасывали танцующие тени. Между ними – книги, мелкие кости, человеческая челюсть, медицинские скальпели, щипцы, отвертки и прочие инструменты.

Дальше стоял другой стол, поменьше, накрытый кожаным чехлом. Чехол время от времени подрагивал и шевелился, как будто под ним пряталось что-то живое.

Стены комнаты уставлены узкими шкафами, на полках банки, наполненные мутной жидкостью, внутри колыхались бесформенные сгустки, похожие на человеческие органы.

Меня пробрала дрожь при мысли, что в одной из банок вполне может быть заточено сердце, которое семнадцать лет назад мэтр Кланц вырезал из груди дворового мальчишки Августа…

Я поспешно отвела взгляд и продолжила осмотр. Над креслом висел портрет красивой дамы в пышном платье. Она изучала меня строгими и печальными глазами.

Из дальнего угла вышел человек. Свеча в единственном канделябре у потолка бросала впереди его огромную тень.

Он был высок, строен и одет, как одевались вельможи много лет назад – в парике с косицей, алом камзоле, белоснежной рубашке с кружевным платком на шее, на ногах – узкие штаны до колен, белоснежные чулки и лаковые ботинки с массивными золотыми пряжками.

Он шагнул ближе. Я ожидала увидеть перед собой дряхлого старика, однако мэтр Кланц оказался величав, статен и моложав. У него было худое, породистое лицо с тонким носом и острым подбородком. Черные глаза светились любопытством – но в то же время я угадала в них что-то похожее на испуг, и это меня отчасти приободрило.

– Познакомимся, – предложил мэтр Кланц, и от его звучного голоса затрепетало пламя свечи. – Полагаю, мое имя вам известно, коли вы пришли ко мне; вы же – Майя Вайс, дочь часовщика Готлиба Вайса, племянница Альбертины Холлер, жены коммерции советника.

– Откуда вам это известно?

– У меня хорошая память, госпожа Вайс. Я помню всех, кого когда-либо встречал в жизни. Ваш отец посещал собрание столичной гильдии двадцать лет назад. Но садитесь же. Бартолемос доложил, что вы прибыли от Августа Шварца. Простите, барона фон Морунгена. Мне не терпится услышать, что он велел вам передать.

Голос мэтра едва заметно дрогнул, когда он произнес имя Августа.

Я опустилась на предложенный стул; мэтр Кланц сел в кресло и зажег светильник на столе.

И тут я поняла, как стар был придворный механик. Он походил на восковую куклу. Его лицо, угловатое, точно вырезанное из бумаги несколькими резкими взмахами ножниц, выступило из мрака. Тени вырисовывали каждую морщинку на припудренной коже, подкрашенные губы казались окровавленными. Но больше всего возраст выдавали глаза. Теперь их взгляд казался бесконечно усталым от долгих лет, в течение которых они взирали на мир и видели всякое.

Я прокашлялась, не зная, с чего начать.

– Где мои манеры! – мэтр Кланц хлопнул изящной рукой по лбу. – Я должен предложить вам освежиться. Бартолемос, – обратился он к лакею. – Принеси госпоже Вайс… что-нибудь. У нас есть вино? Или вы предпочитаете чай?

– Достаточно воды. Спасибо, – пробормотала я, рассматривая предмет на краю стола. Это был скорпион, похожий на игрушку, которая украшала кабинет в замке Морунген. Только этот выглядел почти настоящим: панцирь у него был хитиновым, лишь хвост и ножки сделаны из меди.

Я протянула руку, чтобы коснуться странной игрушки, но спохватилась и спросила:

– Вы позволите?

Мэтр кивнул, я дотронулась иглы на хвосте членистоного, но тут же отдернула руку и ойкнула, потому что скорпион дернул хвостом и, стуча металлическими ножками, быстро убрался за реторту в середине стола.

– Беспозвоночные недалеко ушли от растений, – сказал Кланц. – У них примитивные эфирные тела. На них легко надстроить механизмы. Этот славный многоногий зверек – один из моих первых успешных опытов по сращению живого и неживого.

Скорпион выглянул из реторты, несколько раз разогнул и согнул хвост, а потом атаковал соседнюю банку, наполненную темной массой. От удара его тела банка опрокинулась, содержимое рассыпалось по столу сотней черных шариков, которые вдруг зашевелились, застрекотали, выбросили тонкие ножки и превратились в крошечных серебряных паучков.

Они принялись суетливо бегать между книгами, склянками и инструментами, пища и цепляясь друг за друга. Через минуту паучки замерли, втянули ножки и опять превратились в безжизненные шарики.

– А это просто механическая поделка, чтобы занять голову на досуге. Забавные, верно? Светские кавалеры покупают их, чтобы пугать дам на приемах.

Я нервно сглотнула. Лакей, лязгнув шарнирами, поставил на стол бокал с водой; я поскорей схватилась за него, чтобы унять дрожь в пальцах.

– А вот посмотрите, госпожа Вайс – еще один мой ранний эксперимент.

Мэтр Кланц дотянулся до небольшого стола слева от кресла и жестом фокусника сдернул кожаную накидку, которой тот был покрыт.

И тут меня ждал сюрприз пострашнее ожившего скорпиона и механических паучков.

На столе стоял сосуд, в котором я узнала электрическую банку. От банки тянулись провода, а присоединены они были к человеческой руке. Конечность отделили от тела давно, поэтому она высохла и потемнела от времени, но оставалось вполне живой. Темные пальцы подрагивали, шевелились, время от времени барабанили по столу или принимались слепо хватать воздух.

От увиденного меня передернуло и затошнило. Хотелось вскочить с кресла и покинуть это страшное место, но ноги не слушались. Я хватала воздух открытым ртом и хлопала глазами.

Уж не рука ли это камердинера Бартолемоса, бывшего бомбардира? Лучше не уточнять.

Мэтр Кланц глянул на меня, смутился, и быстро вернул чехол на место.

– Простите, простите, госпожа Вайс, – сказал он торопливо. – Иногда я увлекаюсь и забываю, что мои эксперименты могут шокировать неподготовленную публику.

Он потер лоб и прикрыл глаза, затем кашлянул и положил руки на стол, нервно сцепив длинные пальцы.

Я уже оправилась от потрясения и поняла, что мэтр Кланц был смущен не меньше моего.

– Ничего, – сказала я. – Я могу это понять. Я и сама… увлекающийся ученый в своем роде.

– Я это увидел сразу, – кивнул мэтр Кланц. – По блеску в ваших глазах. Такой же появлялся у моей жены, когда она мне помогала.

Он повернулся и глянул на портрет дамы.

– Маргарет покинула меня много лет назад. Она была моей музой, моим гением. С тех пор я не смог сделать ничего выдающегося. Сердце Августа было последним опытом, который я провел с ее помощью. Но перейдем к делу, – голос мэтра опять дрогнул. – Что вам велел передать Август? Скажите… – мэтр замолчал на миг, его губы тронула жалкая улыбка. – Как он… живет? Он женат? Есть ли у него дети? Последний раз мы виделись четыре года назад. Я слышал, он получил титул и вышел в отставку из-за здоровья. Причина… в его механическом сердце, верно?

Я молчала, подбирая слова. И только открыла рот, как мэтр Кланц поднял руку повелительным жестом и произнес:

– Постойте! Молчите. Вы ведь приехали тайком от Августа? Он ни за что бы не послал вас сюда. Мы плохо расстались. Если он запретил вам встречаться со мной, лучше уходите. Не нужно нарушать его запрет. Он мальчик с характером и ни за что не простит предательства. Нет! Стойте. Лишь скажите: он в беде? Мне… важно это знать.

Мэтр встал и, пытаясь справиться с волнением, упругой походкой прошелся до окна и обратно, сложив руки за спиной.

– Полковник был против нашей встречи, – призналась я. – Но все же я хочу поговорить с вами, господин Кланц. Да, Август в беде. Был. А может, беда не ушла, а лишь затаилась. И да, причина – тот механизм, который вы ему дали.

Мэтр упал в кресло, как будто ноги его не держали. Он достал шелковый носовой платок, высморкался и приказал:

– Говорите, госпожа Вайс. И потом мы вместе подумаем, как ему помочь. Я вижу, что Август небезразличен вам, как и мне. Детей у нас с женой не было, и Август… он стал мне куда ближе, чем обычный пациент. Я наблюдал за тем, как он становится мужчиной. Сильным, властным, упорным. Вы его невеста?

Я отчаянно замотала головой.

Он убрал платок и понимающе усмехнулся.

– Ну-ну. Я старик, но неплохо разбираюсь в девичьих повадках. И в сердечных тайнах разбираюсь – не зря же я создал самое совершенное из сердец… простите старику эту шутку, госпожа Вайс. Итак, что случилось?

Слова Кланца меня обескуражили, и я опять задумалась, стоит ли рассказывать о том, что произошло в замке Морунген. Мэтр понял мое беспокойство. Он грустно улыбнулся и молвил:

– Обо мне часто отзываются как о дьяволе, но поверьте, Майя, я не дьявол. Я старый человек, у которого мало осталось радостей в жизни. Но много причин для беспокойства. И Август – главная из них.

И я рассказала. Все, не утаивая ни детали. Рассказала о своем даре видеть незримое и управлять им, о договоре с бароном фон Морунгеном. О своем приезде в замок, и том, что я обнаружила в его стенах и в лабиринте Жакемара. Мэтр Кланц кивал, давая понять, что хорошо знал, о чем я говорю – он провел в замке несколько месяцев и составил много заметок и описаний этого странного места.

Когда я поведала о неполадках механического сердца и разоблачении злодея, Кланц так разволновался, что схватил мой бокал с водой, осушил его до дна, а потом долго сморкался в платок.

Когда я закончила, он откинулся на спинку кресла, сцепил руки на животе и принялся крутить большими пальцами. Мы некоторое время молчали. Мэтр прикрыл глаза – думал. Я с волнением ждала, что он скажет.

– Бургомистр и камердинер, – вымолвил он, наконец.

– Что? – удивилась я.

– На вашем месте я бы присмотрелся к ним. Курта я видел лишь раз и не успел составить о нем четкого представления, однако понял, что человек это хитрый и готовый на многое. Ваш бургомистр мне хорошо знаком. Взяточник и пройдоха, но любит прикидываться святошей.

– Мы нашли отравителя. Камердинер и бургомистр ни при чем.

– Вы нашли мелкую сошку. Ему заплатили и передали яд. И, вероятно, наплели разной ерунды, судя по тому, что эта сошка вам наговорила. Он еще и пытался найти сокровища Жакемара. Аппарат, который вы описали… известная вещь. Он преобразует эфирные волны в знакомые людям сигналы. Одно время им часто пользовались кладоискатели. Сам я такие не изготавливал – бесполезная трата времени, мои интересы лежат в другой области, – но исследования эфирного поля всегда привлекали авантюристов. Увы, достижения науки в первую очередь используют нечистоплотные люди.

Он виновато развел руками, а потом нахмурился.

– Какой смысл камердинеру убивать полковника? – скептически спросила я.

– Кто унаследует состояние Августа, если он умрет? – озадачил меня Кланц. И сам ответил:

– Титул и поместье в отсутствие наследников опять отойдут короне. Состояние – нет. Те драгоценности восточного князька, Ашрафа, сами по себе целое состояние. Деньги Августа получит его мать. И я уверен, что он отписал внушительную сумму и Курту, если составил завещание. А Август составил, будьте уверены. Он любит порядок во всем. Как вы говорите, мать и камердинер – единственные его близкие люди. Мать по крови, Курт – по старой дружбе.

– Не могу считать их злодеями. Нет, мэтр Кланц.

– Дело ваше. Однако все же нужно найти того, кто стоит за всем этим. Если не деньги на кону, то личные счеты. Не удивительно, что ваши местные хотят избавиться от Августа. Мальчик имеет тяжелый характер, он упорен и не терпит нарушений закона. Врагов у него всегда было много. Старым врагам вряд ли сейчас до него, да и месть – удел слабых и неуверенных в себе, а Август выбирал себе сильных врагов. Нет, это новые враги. Но они ужасно глупы. Или наоборот – слишком умны?

Кланц призадумался, щелкнул языком и сообщил:

– Я понял, о каком яде шла речь. Пожалуй, он и впрямь не причинил бы Августу серьезного вреда. Верно, он нарушает естественные электрические токи организма, но мое механическое сердце сильнее этой мелочи.

– Барону было очень плохо. Я была уверена, что Август погибнет.

– Не погиб бы. Полежал бы без чувств пару часов, потом пришел в себя. Но жизнь ему недомогание испортило, это безусловно. Разрушило его карьеру, превратило его почти в калеку. А он всегда был так силен и полон энергии! Немудрено, что он затосковал.

– Значит, он был в безопасности? Верится с трудом. Хотя отравитель толковал о том же. Говорил, что желал лишь припугнуть его. Сдается, он все же был не так глуп. Или просто успокаивал свою совесть?

– Возможно. Да, яд не убил бы его, но мог ускорить неизбежный и печальный исход. Августу действительно грозит беда и – мне горько это говорить – дни его сочтены. Близок тот день, когда его механическое сердце остановится навсегда. Год, два, пять… не больше. Даже вы с вашей любовью и вашим даром не сможете ему помочь.

У меня похолодело в груди. Кланц тяжело вздохнул, сдернул свой дорогой парик – под ним я увидела густой ежик седых волос – и крепко потер затылок.

– Пожалуйста, говорите без утайки, – попросила я. – Почему вы уговорили Августа на операцию тогда, семнадцать лет назад? Что произошло потом? Почему вас прозвали дьяволом? Почему Август не хочет искать помощи у вас? И почему вы так уверены, что…механическое сердце отбивает свои последние дни?

Глава 2 Сам дьявол

Кланц молчал долго. Подумалось: он не ответит.

Потрескивали угли в печи, механический скорпион дробно стучал ножками, разгуливая по столу, из-под кожаного чехла доносились судорожные шорохи. Все это было так странно и непривычно, что мне показалось: сплю и вижу сон. Я вздрогнула, когда Кланц наконец заговорил:

– Сначала расскажу о себе. Итак, кто же он такой – мэтр Кланц, человек, которого прозвали дьяволом? Я не дьявол, Майя. – Он энергично покачал головой, его взор исступленно сверкнул.

– Мэтр Кланц – ученый, ненасытный в своей любознательности. Ученый, которого сжигает желание сделать мир лучше. Избавить людей от страданий и превратить их в нечто большее.

Пораженная таким началом беседы, я глянула на него вопросительно. Кланц прикрыл глаза, будто разговаривая с самим собой, и продолжил:

– Всю жизнь меня занимали две вещи: механика и тайны организма. Иначе говоря, совершенство против капризов природы. Человеческое тело – глупый и примитивный механизм. Устроенный бестолково. Слабый, склонный к поломкам, которые чертовски сложно починить. Моя философия – механицизм и витализм.

Он глянул строго:

– Вам, должно быть, непонятны эти термины.

– Я знакома с теориями, что сводят мир к нескольким незыблемым законам механики. Слышала и об учении натуралиста Рейхенбаха. Он говорит о существовании невидимого эфирного поля, пронизывающего все, что нас окружает. Создает идеальные двойники тел и предметов, связывает их симпатическими связями. Раньше это называли магией… но я верю в это учение.

– Отлично. Но все же буду говорить проще. Я стремился объединить живое и неживое. Сделать людей более совершенными. Способными на многое, не ограниченными несколькими десятками лет на земле, половину из которых они проводят в страдании оттого, что слабое тело перестает им служить.

Кланц выпрямился. Придворный механик изменился: его усталые глаза ожили и загорелись страстью, голос обрел звучность. Он словно сбросил несколько десятков лет и стал необычайно красив – благодаря той неукротимой энергии, той уверенности, которые он излучал.

Неудивительно, что старому изобретателю приписывали дьявольские способности. Талантливые люди, увлеченные своим делом, обладают особой аурой. Одних она притягивает и воодушевляет, других отпугивает и заставляет ощутить собственное ничтожество.

– Иначе говоря, – продолжал Кланц, – я хотел получить возможность заменять органы механическими. Конечно, это непростая и в чем-то безумная задача. Тело отторгает металл, живое и изначально мертвое не могут стать одним целым. Я не волшебник, не дьявол и не Всесоздатель, но упорство и любознательность сильнее любой магии! Мне и другим ученым удалось вырвать у Вселенной некоторые ее тайны. Итак, мы знаем, что у каждой вещи, у каждого организма, существует эфирный двойник. Назовем его энергетической репликой.

– Я могу ее видеть. Могу видеть эти токи, что пронизывают наш мир.

– Это редкий дар. Он был у моей жены, он есть у вас. Вам повезло, Майя. Хотелось бы мне исследовать вас получше…

Мэтр Кланц улыбнулся, прищурив черные глаза – такое выражение взгляда бывает у энтомолога, обнаружившего, что к нему на бутоньерку села редкая бабочка.

– Я не столь одарен, но изобрел кое-какие средства… Они позволяют мне манипулировать этими потоками и репликами. Именно они помогают сращивать металл и живое тело так, что они действуют, как одно целое.

Кланц повернулся к камердинеру, который навытяжку стоял в углу. Бартолемос хвастливо лязгнул железными пальцами.

– Но перейдем к сути. Опыты с механическими протезами я проводил с ранней юности. Именно тогда меня заклеймили дьяволом. Дело в том, Майя, что я считал – цель оправдывает средства. Но вы же знаете наших суеверных тупоголовых членов Академии!

Кланц раздул ноздри, в его голосе звучали гнев и презрение:

– Мне запрещали вскрывать трупы. Запрещали проводить опыты с живыми людьми. Меня исключали из Академии – но каждый раз возвращали, когда кому-то из старых жирных академиков требовалось втихую заменить их раздутые подагрой конечности на искусственные, или подлатать их детей, искалеченных войной. В обмен я получал разрешение продолжать опыты. Я подбирал на улице бродяг, которым оставалось немного, наведывался в приюты и богадельни. Каюсь, порой я был начисто лишен… щепетильности. И я даже этим гордился! Но в старости многое меняется, заставляет пересмотреть взгляды.

Кланц вздохнул и на миг наклонил голову, словно его терзал стыд, и крепче сжал руки.

– Я успокаиваю себя тем, что те несчастные послужили науке. Я не жесток по натуре, избегал вивисекции и не причинял никому лишних страданий. Все, что я делал – я делал на благо людей. Стремился им помочь, и это мне удавалось. И все же я не был доволен результатами.

Железные руки, ноги, пальцы, уши – мелочь, пустяк. Я стремился к большему. Создание механического сердца стало моей навязчивой идеей. Мне повезло найти записи мастера Томмазо Жакемара, о котором вы уже немало наслышаны. Он был всесторонне одаренным гением. Злым гением, разумеется… Уж так повелось: добрые гении чаще остаются в забвении, чем добиваются славы. Именно Жакемар сумел впервые сконструировать механическое сердце и вживить его человеку, не убив его сразу. По крайней мере, тот человек прожил какое-то время.

– Читала об этой легенде. Легенда… о Железноруком портном1, верно?

– Да. Но записи Жакемара оказались неполными. Тогда я подружился со старым бароном фон Морунгеном и получил приглашение приехать в его замок. Там я надеялся найти недостающие записи. Все думали, что я ищу сокровища Жакемара, которые, по легендам, он прятал везде, где только жил – как запасливый хомяк.

Старик криво улыбнулся.

– Разумеется, меня не интересовало золото. Я и так бессовестно богат. Мне были нужны знания Жакемара. Повезло: кое-что я нашел. Не все, но достаточно, чтобы суметь по его чертежам воссоздать сложный механизм и поместить его в грудную клетку человека.

– И для этой цели вы выбрали Августа?

Я слушала Кланца со смешанными чувствами. В них сплетались восхищение и ужас. И еще жалость. Я видела, что некоторые откровения даются ему нелегко. И все же не удержалась от вопроса:

– Вы предложили ему золото в обмен на его живое сердце?

– Он сам предложил мне это, Майя. Более того – он настаивал на этой сделке.

Я невольно коснулась рукой груди. Мое собственное сердце выбивало лихорадочную чечетку.

– Замок Морунген – странное место. – Кланц поджал губы. – Шорохи, призраки, атмосфера старого склепа… Пока я жил там, стал свидетелем нескольких неприятных происшествий. Пропали какие-то дети, их долго искали и не нашли. Этот замок словно языческий идол, что требует жертв! Слуги косились на меня и отказывались убирать мои комнаты. Видите ли, я не прекращал опытов – использовал собак, голубей и лис – поэтому меня боялись и при встрече плевали через левое плечо. Мое имя стали вплетать в страшные легенды замка Морунген. Барон уже и сам жалел, что пригласил меня, и мечтал выставить вон неудобного гостя. Август был единственным, кто меня не чурался. Он помогал мне, без конца расспрашивал, брал мои книги. Честолюбивый, волевой мальчик, лишенный предрассудков. Упорно и без жалости идущий к своей цели – как и я.

– Да, он такой, – пробормотала я.

– Мы были похожи, я привязался к нему. Август всегда был белой вороной среди обитателей замка. Его мать – суеверная богомолка, недовольная собственной участью, мужем и сыном, которого она не понимала и, пожалуй, побаивалась. Отец – человек грубоватый, не способный на проявление добрых чувств. Он колотил сына, вы знаете? Но Август любил его, и когда отец заболел, стал искать средства на его лечение. А еще он мечтал вырваться из вашего, простите, лесного болота. Август хотел большего и знал, на что способен. Ему было известно, к чему я стремлюсь. И вот однажды он пришел ко мне и вызвался стать участником моего смелого эксперимента. Я не сразу согласился. Но он настаивал. Он сказал прямо: «Мне нужны деньги. Много денег. Я готов продать вам свое сердце, мэтр Кланц».

Я завороженно слушала Кланца и представляла Августа – мальчишку, которым он когда-то был. Черноволосого, высокого, крепко сбитого, с серьезным и угрюмым взглядом. Вспыльчивого, но рано научившегося владеть собой. Любящего своего отца и мечтающего надеть мундир и покорить мир.

– Что ж, долго уговаривать меня не пришлось. Август прекрасно подходил для моих целей. Он был молод, исключительно здоров. И однажды, хмурым дождливым днем, после необходимой подготовки, я погрузил Августа в магнетический транс и выполнил эту операцию.

Она прошла успешно – вы видели. Спустя лишь неделю Август был уже на ногах. Мы подправили энергетическую реплику его организма, поэтому он стал крепче других людей. Я не сделал сверхчеловека, еще нет, до этого далеко! – но его ждала долгая жизнь без болезней, от которых страдает большинство.

– Вы знаете, что он не погрузился полностью в магнетический транс и чувствовал, как вы его… кромсаете? – спросила я с усилием.

У меня сердце сжималось в груди, волоски на затылке встали дыбом. Рассказ Кланца был страшен в своей простоте и правдивости.

– Да, – помрачнел он. – Операция не обошлась без последствий. Август долго привыкал к боли, которая отныне стала его постоянным спутником. Но он поразил меня своим терпением и мужеством. Не каждый на это способен.

– Боль стала его постоянным спутником? – переспросила я.

– Да, – Кланц глянул на меня с недоумением. – Из-за какого-то дефекта в моем изобретении или в эфирной реплике он постоянно чувствует боль в груди. Она не влияет на работу механизма и не представляет угрозы. Не знаю, насколько она сильна. Август говорил, боль терпима. Он научился с ней жить. Описывал ее так: будто шестеренка с острыми зубцами постоянно проворачивается у него в груди, щелкает на три такта, и он чувствует ее движение. Разве он вам не рассказал? Вы же следили за его механическим сердцем.

– Да… – медленно сказала я. – Он действительно это упоминал. Он говорил, что боль проходит в моем присутствии.

– Не исключено. Вы со своим даром, как камертон, который настраивает и исправляет допущенные мной неполадки.

Это откровение стало еще одним потрясением. Так Августу нужно лишь мое присутствие. Конечно! Оно избавляет его от боли. Я для него – лекарство. Вот как… Вот в чем причина его интереса ко мне… Вот почему он хотел проводить со мной больше времени.

Я помотала головой, чтобы прийти в себя, и спросила:

– Почему Август отказывается, чтобы вы и дальше помогали ему?

– Причина нашей размолвки… Сложно сказать, в чем именно она заключалась. Полагаю, вы уже хорошо изучили Августа. У него железные принципы, несгибаемый характер и крутой нрав, который он умело прячет под ледяной коркой. И вы наверняка знаете, что Август избегает любых привязанностей. Действует только в своих интересах. Он не эгоист, как я, но редко учитывает желания других людей, когда ставит перед собой цель.

– Это не совсем так… – вставила я.

Сначала Железный Полковник показался мне именно таким, каким его описал Кланц. Но когда узнала его ближе, увидела другим.

– Я допускаю, что жизнь и перенесенные испытания смягчили Августа, но верится в это с трудом. – Кланц замолчал и подкрутил фитиль в светильнике. Он пристально смотрел на пламя, глаза его затуманились, обратившись в прошлое.

– Август был именно таким в то время, когда я принимал живое участие в его судьбе, и могу предположить, что годы лишь закалили его и сделали еще тверже.

После этих слов старый мастер горько вздохнул.

– Он редко говорит о том, что беспокоит его, поэтому о мотивах разрыва со мной я могу лишь догадываться. Но вот, что он сказал: «Вашим подопытным кроликом я не буду. Вы получили что хотели, и довольно с вас». Мы наговорили друг другу много других неприятных вещей. В те годы я был весьма вспыльчив. Простительно для мальчишки, но непростительно для старого ученого.

– Но что-то заставило его сказать это, не так ли, мэтр Кланц?

– Вы проницательная девушка! Да, разумеется. – В голосе Кланца появились неуверенные нотки, будто он стыдился говорить дальше. Но все же он продолжил.

– Когда я заключил договор с Августом, я предполагал, что смогу и в дальнейшем следить за работой его механического сердца. Использовать полученный опыт, чтобы создавать еще более совершенные протезы для моих клиентов. Первое время все шло, как задумано.

После того как умер его отец, мальчик приехал в столицу. Я поселил его у себя, подсказал, как правильно вложить деньги, помог осуществить его мечту – стать офицером. И я беспрестанно изучал работу механизма, помещенного в живое юношеское тело.

Я написал трактат, взялся за новые разработки. Но все планы пошли прахом, когда Август взбрыкнул и уехал. Я следил за его судьбой издалека, писал ему, умолял вернуться… Не скрою, для этого были у меня и другие причины. Я стал видеть в нем сына, которого у меня никогда не было. Моя привязанность только крепла с годами. Теплилась надежда, что он отвечает мне взаимностью. Увы. Поэт бы сказал… – Кланц усмехнулся, – что железное сердце не трогают мольбы и уговоры. После нашей размолвки – лет десять назад – он пару раз приезжал ко мне на осмотр – из нужды, не по желанию – и был очень холоден и молчалив.

– Странно, – пробормотала я.

– Ничего странного, Майя. Августу нужна свобода. Независимость. В том числе и от меня, его создателя. Он тяготился мной и не одобрял те принципы, которыми я руководствовался в работе. Я не всегда уважал закон и часто прибегал… к недозволенным приемам.

Я же получил хороший урок на старости лет. Когда занимаешься наукой, нужно полностью исключить чувства. Не привязываться к объекту своего исследования, как привязался я. И выбирать более покорный и безвольный объект. Или такой, который полностью разделяет мои устремления. Я привык видеть подобную покорность и увлеченность от жены, и невольно ждал того же от Августа. Так глупо… Мэтр Кланц – старый дурак.

Я покачала головой и постаралась вернуть его к тому, что волновало меня больше, чем муки совести одинокого старика.

– Но вы говорили, что теперь сердце Августа может остановиться в любой момент.

– Верно. После отъезда Августа я продолжал опыты. Хотя это стало труднее после смерти жены, моей верной помощницы. Были эксперименты и до встречи с Августом – на животных и птицах. Потом я пару раз пытался… спасти обреченных людей. И вот что я установил…

Кланц замолчал, нажал на скрытый рычаг – верхняя панель стола раскрылась, как крылья бабочки, выдвинулся потайной ящик, откуда Кланц извлек кипу пожелтевших бумаг и бросил на стол. Он любовно перебрал несколько листов.

– Чертежи и записи Жакемара были неполными. Главная проблема таких протезов в том, что с течением времени симпатические связи между организмом и механизмом ослабевают. И тогда – конец. Жакемар писал о сроке в двадцать лет. Мои подопытные тянули и того меньше. Железное сердце бьется в груди Августа уже семнадцать лет.

– Но что можно сделать?!

– Вы заглядывали в грудную клетку Августа. Вы видели мой механизм и хорошо изучили его.

– Нет, мэтр Кланц. Я не понимаю, как он работает. Я видела лишь часовой механизм с пружиной. Это знакомо. Но остальное – тайна для меня.

– Вы видели кристалл? Это обычный хрусталь, заряженный эфирной аурой… других живых существ. Он помогает укрепить симпатические связи. Но его заряд не вечен.

– Его можно заменить? Восполнить его заряд?

– Вы ловите суть. Скажу откровенно: я не знаю! Он подстраивается под первоначальный энергетический контур тела, замена может иметь катастрофические последствия. Как бы вам это объяснить… Впрочем, вы часовщица, поймете. Что будет, если вместо истертой шестеренки поместить в часы шестеренку от других часов, неподходящую по размеру или с другим количеством зубцов? Механизм пойдет в разнос.

– Да, понимаю.

– Но мастер Жакемар узнал секрет вечной работы механизма! Однако его записей я не нашел, хотя уверен – они в замке Морунген! Жакемар упоминал, что оставил дневники там. Я надеялся найти решение самостоятельно, изучая работу сердца Августа, но глупый мальчишка лишил меня такой возможности.

– Выходит, вы поместили ему в грудь непроверенный механизм? Тот, что не подлежит ремонту в случае поломки?

– Так бывает в науке. Мы нащупываем путь, иногда вслепую.

– Вы рассказали Августу об этом?

– Да. Кхм… потом. Мне показалось, он не поверил. Решил, что это уловка, призванная удержать его. Кроме того, мое опасение все же может быть и ложным.

От злости мне стало жарко.

– Вам нужно было сразу предупредить его о возможных последствиях.

– Не вините меня, Майя. Август знал, на что шел. Я вообще не был уверен, что операция закончится успешно. И это Август тоже знал. Одно дело – собака, которой я заменил кости на железные, а сердце – на механическое. Другое дело – ребенок.

– Пес до сих пор жив. Его зовут Кербер.

– Рад это слышать! Но скажите, Майя… Август сейчас жалеет о том, что заключил со мной тот договор? Я знаю, что эти годы он жил насыщенной и полной жизнью.

– И да, и нет.

Я нехотя повторила те слова, которые Август сказал мне ночью, когда сидел у моей кровати.

Кланц изумился.

– Август не прочь вернуть себе живое сердце? Кто бы мог подумать! Впрочем… – Кланц подался вперед, – это был бы интересный опыт. Я не делал ничего подобного, но уверен: мне бы удалось.

– Вы можете его осуществить? Вернуть Августу его живое сердце?

– Да, – кивнул Кланц и глаза его загорелись немного сумасшедшим огнем.

– Но где вы его возьмете? – спросила я с опаской.

– В той банке, в которую я поместил его семнадцать лет назад. Я умею поддерживать жизнь органов вне тела, вы же сами видели. – Он горделиво кивнул на столик, где шевелился кожаный чехол.

– Сердце Августа росло все эти годы, билось, получало достаточно питания. Оно в отличном состоянии! Здоровое, не изношенное. Хотите на него посмотреть?

Кланц привстал и ткнул пальцем в шкаф с закрытыми деревянными дверцами. К шкафу шли провода и каучуковые трубки.

– Нет! – взвизгнула я. – Пожалуйста, не нужно. Я вам верю.

Старик пожал плечами и сел на место.

– У меня есть изобретенный мной аппарат, который сращивает эфирные токи изъятого органа и живого тела, так что никаких сложностей в приживлении не будет. Ведь это его собственное сердце, не чужое.

Я облизала губы. У меня кружилась голова от обрушившейся информации.

– Вопрос в том, согласится ли Август. Впрочем, у него не будет выбора, если мы не сумеем починить его механическое сердце. И тут, милая, без вашей помощи не обойтись.

– Что нужно сделать?

– Уговорите его встретиться со мной. Забыть обиды и поверить мне. Скажите ему… что мэтр Кланц изменился и полон сожалений.

– Хорошо.

– Вы вернетесь в замок, так?

– Да. Там ожидается прием, который продлится до конца лета.

– Я приеду в замок к этому времени. Постарайтесь, чтобы Август меня не прогнал.

– А если механизм остановится до вашего приезда?

– Не думаю. Полагаю, мы можем не торопиться. Ведь сейчас все хорошо?

– Да, но… – меня кольнуло острое беспокойство. Хотелось бы знать, что сейчас происходит с полковником. Я прислушалась к своему дару, который теперь давал знать о себе постоянно. Даже на таком расстоянии он известит меня, если с Августом беда.

Кланц помаргивал, ожидая, что я скажу. Он понял, почему я замолчала, опустила голову и прижала ладони к лицу…

Далеко-далеко, механическое сердце ровно билось на три такта, этот ритм пульсировал во мне упругими толчками, говорил, что тревожиться нет оснований.

Будем надеяться, что это не каприз фантазии влюбленной девицы.

– Сейчас с Августом все хорошо, – подтвердила я, отнимая ладони от лица.

Кланц издал вздох облегчения.

– И еще попрошу вас о следующем: пока вы живете в замке Морунген, постарайтесь найти недостающие записи Жакемара. Тогда вместо того, чтобы возвращать Августу живое, но такое несовершенное сердце, которое быстро износится, мы бы смогли починить его механический орган. Ищите, исследуйте! У вас есть дар. Вы можете видеть суть механизмов. Моя жена так не умела. Ей открывались только тайны живых. Вы же можете видеть сквозь стены, если постараетесь. Попробуйте. Как знать… – Он лукаво улыбнулся. – Вдруг заодно найдете и сокровища Жакемара. Золото, изумруды – что там еще он спрятал в замке!

– Замок Жакемара – странное место, – призналась я. – Вы видели, сколько там механизмов? Зачем они? В чем их предназначение? И это гигантское железное сердце в лабиринте…

Кланц смутился.

– Я обыскал замок вдоль и поперек. Не опускал глаз ни на секунду. Но считаю, что большинство тех механизмов – просто безделушки. Различные опыты в области пневматики, пиромансии, аквамансии, аэромансии. Гигантское сердце – просто поделка. Скульптура, макет. Он был чудак, этот старый мастер Жакемар. Кукольник. – В голосе Кланца послышалось легкое презрение. – Постоянно отвлекался на всякую ерунду. Метался между наукой и искусством. Как развратник, который не может выбрать лучшую из любовниц. В этом была его слабость. Он был больной человек, со странными идеями. Сам замок Морунген тому подтверждение!

– Да, там все очень мрачное. Скелеты… Пыточное кресло в обеденном зале! Почему Жакемара так привлекала смерть? – я размышляла вслух и не ждала ответа. Но Кланц сказал весомо:

– Все просто. Смерть покрыта тайной. Все, что содержит в себе тайну, вызывает интерес. А что может быть таинственнее смерти, рождения и любви? Три величайших загадки. Но любовь дается не каждому, рождение новой жизни – редкий подарок, тогда как смерть повсюду и в избытке. Возможно, лишь она была доступна Жакемару для изучения. А исследование тайн любви он считал пустой тратой времени. Когда-то и я думал так же. Но жизнь помогла осознать ошибку. Жаль, слишком поздно.

Глава 3 Столичные сплетни

Я дошла до дома тетки, как в тумане. Перед внутренним взором мелькали отблески пламени на медных деталях, мертвая рука беспомощно шевелила пальцами, черные глаза мэтра Кланца, полные страсти и сожаления, горели дьявольским огнем. Я слышала щелчки шестеренок и мерный стук на три такта. От удивительных впечатлений и открытий моя голова словно превратилась в механическую шкатулку, где все пошло вразнобой.

К счастью, мэтр Кланц отправил камердинера проводить гостью. Бартолемос вовремя ухватил меня за локоть металлическими пальцами и не дал шагнуть под колеса кареты, когда я слишком погрузилась в мысли.

Возле дома коммерции советника Холлера камердинер попрощался и ушел, а я поднялась к двери и позвонила. Открыла тетка и начала охать, вздымать руки и ругаться на чем свет стоит. Меня тормошили, расспрашивали, бранили, гладили по голове и целовали.

Понемногу я пришла в себя, стала улыбаться и отбиваться от расспросов. В гостиную, куда принесли чай и пирожные, вошел отец. Я не видела его больше месяца с того самого дня, как сбежала из дома в карете барона фон Морунгена.

Отец не простил моего поступка – это стало понятно сразу. По его чрезмерно ласковым и вежливым речам, и еще по тому, как напряженно он рассматривал меня, когда думал, что я не вижу. Мое сердце горько сжалось. Я не находила в себе прежней любви. Не смогла простить предательства. Может, со временем забудется обида, но сейчас мне было сложно разговаривать с отцом. Пока только и получалось, что улыбаться ему через силу.

Когда я подкрепилась и освежилась, начались разговоры. Отец спрашивал коротко, и, казалось, его совершенно не интересовало, как я провела этот месяц. А вот Берта, моя тетка, не давала мне замолчать ни на миг. Ее очень интересовало все, связанное с бароном. И огорчало, что я прожила в замке холостого мужчины практически без надзора и компаньонки. Мать барона она в расчет не принимала.

– Майя, голубушка… – Тетка обмахнулась надушенным платочком и по-лисьи прищурила рыжие глаза, подбирая правильные слова. – Барон фон Морунген… я понимаю, он мужчина в расцвете лет. Богатый. С большими перспективами. Хоть и из низов. О нем много говорили в столице одно время. Скажи, он… не делал тебе… намеков?

– Каких намеков? – тупо переспросила я, думая о той боли, которую Август постоянно испытывает из-за вращения шестеренок в его груди. Интересно, теперь, когда я уехала, она вернулась? Уже привычно я прислушалась к далекому стуку рядом со своим сердцем. Бьется ровно, на три такта… Чем сейчас занимается Август? Встречается с поверенным или с какой-нибудь хорошенькой дочкой нужного человека, которую ему раздобыл князь?

– Боже, какое же ты еще дитя! – В отчаянии всплеснула руками тетка. – Ты взрослая девушка, Майя. Молодая, красивая. Может… он так привязался к тебе, что захочет жениться? Смотри, на меньшее не соглашайся!

– Нет! – Очнулась я. – Не захочет. К нему скоро приедут гости с дочерями, он будет выбирать невесту.

– Берта, – упрекнул жену коммерции советник Холлер, плешивый, скупой и прямолинейный, – ты даешь волю фантазиям, душечка. Фон Морунген – барон. Военный герой. Если вернется на службу, быстро станет генералом. И пойдет еще дальше. А Майя… при всех ее достоинствах, она ему не пара. Все, на что она может рассчитывать – это стать ненадолго его любовницей. Таким обычно дают место в доме, вроде экономки, чтобы всегда была под рукой.

– Юстас! – Шокировано охнула тетка и погрозила ему пальцем.

– Дружочек, ты уж прости… – дядя нахмурился, – но ты же понимаешь, ее положение у него в доме действительно… кхм… щекотливое. Ей не стоит туда возвращаться. Нужно быстро выдать ее замуж.

– Ты читаешь мои мысли, дружок.

– У Майи есть жених, – деревянным голосом сообщил отец. – Богатый ростовщик. Лео Цингер.

– Ай, Готлиб, ну зачем ей этот деревенский франт! Ростовщик, фу! Мы устроим званый ужин. Я приглашу кого надо. Пусть только девочка не теряется. У мужа в департаменте служит славный молодой человек, очень перспективный, ему прочат большое будущее. И еще один, сын промышленника. Хорош собой, образован, да и состояние у него неплохое.

Я слушала их перепалку и молчала. Женихи, состояния! Званый ужин! Скорей, скорей бы вернуться в Морунген, к его тайнам и его хозяину, подальше от всего этого!

Однако следовало запастись терпением. На послезавтра у меня назначена встреча с доктором Крамером и тем студентом, который готовился сменить меня на посту личного механика барона фон Морунгена. А значит, придется вытерпеть и званый ужин, и знакомство с молодыми людьми.

Назавтра тетка взялась за меня основательно. До обеда таскала по модисткам, пока я не осатанела и не стала соглашаться на все, что она предлагает, лишь бы отделаться. Впрочем, время от времени мелькала тщеславная мысль: вот вернусь в замок Морунген с новым гардеробом, и надену на встречу с полковником… да, хоть вот это платье с открытыми плечами и розочками на рукавах. А когда Август увидит меня в нем, он…

Я вздохнула. Вряд ли все будет именно так, как мечтается.

Званый ужин прошел на удивление приятно. Поначалу я дулась и вела себя, как та деревянная марионетка в доме Кланца, если бы у нее отрезали все нити. То есть, сидела неподвижно и молчала.

Но потом оттаяла. Приглашенные теткой молодые люди оказались довольно милыми. Юный коммерсант и сын промышленника наперебой шутили и старались меня развлекать. Был еще и третий юноша – юнкер с блестящими усами цвета воронова крыла и не менее блестящими манерами. Он шапочно знал полковника фон Морунгена и отзывался о нем с большим уважением, за что и заслужил мою горячую симпатию.

– Он исправный командир и храбрый солдат, – говорил юнкер, подкручивая ус. – Видит суть, не разменивается на пустяки и гнет свое до последнего. Говорят, служить с ним – честь. Хотя к его обхождению непросто привыкнуть. Суров, но справедлив. Железный Полковник от шкуры до самого сердца, – закончил он с легкой иронией.

– До самого сердца, – эхом повторила я и вздохнула. Мой запас горестных вздохов этим вечером был неистощим.

За столом болтали о спектаклях, выставках и музеях, но еще о мэтре Кланце, чьи изобретения приводили в восторг столицу. О нем отзывались с опаской, не раз прозвучало слово «дьявол», но с оттенком восхищения. Видимо, дьяволы и разные потусторонние дела были и впрямь в моде, как и говорил князь Рутард.

Острое любопытство вызвал рассказ о недавних преступлениях, которые потрясли столичную знать. В ее кругах завелся хитрый вор по прозвищу Горностай. Не был известен ни его пол, ни возраст, ни внешность: Горностай умел перевоплощаться, как волшебник. Один раз его заподозрили в рассыльном, другой раз – в модистке, которая принесла шляпу графине, в третий раз – в подающем надежды теноре, коего приглашали на званые вечера развлекать гостей ариями.

– Но, говорят, он сам из знати, – поведала тетка, ее глаза блестели радостью сплетницы. – Потому что драгоценности пропадают только у людей известных, из узких и высоких кругов. Вкус у него отменный. Охотится за редкими и очень дорогими вещицами, не брезгует и секретными бумагами. Последнее, что он умыкнул – диадему из сейфа генерала Мюнцера. Мюнцериха очень ей гордилась. Говорят, после кражи так разъярилась, что выдрала генералу последние волосы на лысине.

Присутствующие рассмеялись.

– Украл кто-то вхожий в его дом, это несомненно!

– Диадема? – подал голос мой дядя. – Часть сокровищ того восточного князька… Ашрафа?

– Именно!

– Помнится, полковник фон Морунген тоже получил свою долю, – заметил юнкер.

– Майя, ты видела их? – жадно поинтересовалась тетка и быстро пояснила присутствующим: – Она гостила у барона в замке. Он тебе их показывал?

– Да, – смутилась я, вспомнив, чем закончилась демонстрация ожерелья Ашрафа.

– Возможно, Горностай захочет собрать весь гарнитур, – предположил дядя. – Майя, напиши барону, чтобы был настороже. Вдруг вор наведается в замок Морунген.

Разговор перешел на другое: на общих знакомых, на известных в столице людей. Я отвлеклась, слушая рассказ юнкера о строевой муштре, но со стороны тетки прозвучало еще одно знакомое имя, и я насторожилась.

– Такой был скандал! – воскликнула тетка. – Граф фон Гесс постарался замять его, и уж так старался, что заболел и слег. Нервы! Его дочь – Бианка, кажется, – воспитывалась в монастыре. Нежный цветочек, не знающий невзгод жизни! И угораздило же ее влюбится в живописца, которого пригласили в монастырь обновить фрески! Влюбленные бежали. Так романтично и глупо. Перехватили их вовремя, фон Гесс уверяет… – тетка понизила голос, готовясь сказать щекотливое, – что ее честь не успела пострадать, но как это докажешь? Теперь выдать ее замуж будет непросто. Амбициям графа пришел конец. Теперь он усиленно ищет ей в мужья кого побогаче, постарше и нещепетильного. Он может предложить зятю свои связи при дворе, это верно. Кто-нибудь да купится.

У меня в голове щелкнуло. Я вспомнила, где слышала о бароне фон Гессе. Он был в списке тех гостей, которых князь Рутард намеревался пригласить на прием в замок Морунген, вместе с дочерью – возможной невестой для Августа!

Вот как… Кажется, я скоро увижу этот нежный подпорченный цветочек, претендующий на роль жены полковника.

В сердце кольнула тупая игла. Даже здесь, на званом вечере у тетки, меня не оставляли замок Морунген и его хозяин. Все словно сговорились: вели беседы исключительно о том, что так или иначе имело к нему отношение!

Когда гости, сытые и навеселе, разошлись по домам, мы уселись в опустевшей гостиной семейным кругом. Тетка была счастлива и болтлива, она посчитала, что вечер удался на славу. Настойчиво расспрашивала, как мне понравились приглашенные юноши, и кого я бы выбрала. Чтобы ее не огорчать, пришлось назвать одного наугад – кажется, юнкера. Он был особенно мил и вежлив, и не пытался дотронуться до моих коленей во время разговора.

– Ты уладил дела с бароном? – спросила я отца. – Заплатил ему остаток долга? Когда думаешь вернуться в Ольденбург?

Отец моргнул и прокашлялся.

– Да, Майя. Все улажено. Увы, мои родственники не смогли дать мне ссуду, – он с упреком взглянул на шурина, который сразу притворился глухим и сделал вид, что усиленно ищет графин с вином. – Но мне помог Лео Цингер. Я заложил ему наш дом.

– Нет! – ахнула я. – Ты же собирался выкупить ту закладную! Значит, нет?

– Что поделать! – Пожал плечами отец и глянул на меня оскорбленно. – Раз от дочери не дождешься сочувствия и поддержки!

– Братец, не надо, – тетка сурово покачала головой.

– Лео еще хотел, чтобы я продал ему наш участок земли – тот, что у Бурого леса, он у нас стоит без дела, но его, говорят, хочет купить одна компания, которая собирается что-то там строить… Подумаю, кому уступить надел повыгоднее. Если, конечно, ты не возьмешься за ум и не примешь предложение Лео. Майя! – Его голос стал суров. – Мой шурин прав. На тебя будут смотреть косо в Ольденбурге. Ты жила в доме барона. Ты проводила с ним время наедине!

– Глупости, – отмахнулась я. – Ханжей у нас мало. Да и все меня хорошо знают. Никто от меня не отвернется.

– Посмотрим. Может, Берта и впрямь подберет тебе хорошего мужа. Я поговорил с тем юным коммерсантом, он выглядит щедрым и покладистым парнем. Присмотрись к нему хорошенько. – Он с обиженным лицом встал и ушел к себе, даже не пожелав мне спокойной ночи.

На следующий день я отпросилась у тетки на все утро. Прямо призналась, что собираюсь встретиться с доктором Крамером. Когда-то именно Берта свела меня с ним, поэтому противиться тетка не стала, лишь попросила не задерживаться.

Я без приключений добралась до госпиталя, где год назад помогала доктору Крамеру и впервые узнала, что мой дар – не выдумка, и не пустая фантазия, а причуда природы, которую можно использовать на благо людей.

Тогда я посещала госпиталь без особой охоты, но теперь с удовольствием вдохнула запах карболки и мяты, прошла по гулким коридорам и постучала в знакомую дверь.

Доктора в кабинете не нашлось. Его помощник предупредил, что доктор читает лекцию в академии и еще не вернулся. Мне принесли поднос с чайником и свежую газету, чтобы я не скучала.

Какое-то время я развлекалась тем, что читала светскую хронику, но потом взгляд выхватил несколько заметок, которые имели некоторое отношение к барону фон Морунгену.

Первая заметка была о мэтре Кланце. Журналист перечислял его прежние заслуги, витиевато не то хвалил, не то ругал мэтра за безрассудство. Закончил новостью о том, что мэтр планирует поразить столицу смелым экспериментом. Придворный механик решил создать механическое сердце. Он собирался предложить его дряхлому финансисту, на девятом десятке лет осознавшему, что не сможет забрать свои миллионы в могилу, и потому желающему подольше наслаждаться богатством на земле.

Я покачала головой: Кланц признался мне, что создать второе работающее механическое сердце ему не удавалось, но, выходит, своих попыток не прекратил. Хотя он и не скрывал, что желал бы получить чертежи Жакемара, чтобы продолжить работу.

Что ж, я помогу ему, чем смогу. Пусть практикуется на финансисте. Судя по заметке, сердца у того отродясь не водилось. Его успешно заменяла ледышка, которая не таяла, когда финансист с удовольствием разорял мелкие артели и компании.

Вторая заметка была посвящена таинственному вору по кличке Горностай, о котором с таким увлечением болтали на вчерашнем приеме у тетки. Перечислялись все драгоценности, которыми Горностаю удалось поживиться, и высказывались предположения о том, что станет его следующей целью. Журналист пришел к тому же выводу, что и мой дядя – Горностай намерен собрать все сокровища султана Ашрафа.

Сердце дрогнуло, когда я увидела имя барона фон Морунгена – журналист упомянул его среди тех, кто поделил между собой драгоценные камни, полученные в награду за операцию по спасению супруги султана. Можно подумать, журналист заодно с вором – любезно предоставляет ему всю информацию! Еще бы ключ к сейфу нарисовал. Хм, а вдруг и правда преступник решит наведаться в Морунген? Отравители у нас уже были, не хватало только вора!

Имелся в газете и грубый оттиск портрета грабителя. Его набросал вельможа, который застал Горностая у себя спальне, когда тот увлеченно потрошил сейф.

Горностай был закутан в плащ, на голове у него сидела набекрень шляпа, но вельможа сумел разглядеть, что перед ним – мужчина (уже кое-что!) с усами (могут быть и наклеенными) и оттопыренными ушами.

Для опознания маловато… Но я решила, что буду внимательно вглядываться во всех подозрительных личностей, которые мне попадутся. За поимку Горностая полагалась награда.

Третья заметка содержала вести, которые очень меня обрадовали. Военный корреспондент писал, что удалось найти оставшихся в живых солдат пятого батальона, уничтоженного при Кармаденне во время печально известной операции. Среди них был и лейтенант Морис, старый друг полковника, о котором он так горевал! Морис и десять солдат были в плену, велись переговоры об обмене пленными.

Интересно, видел ли эту заметку полковник? Если нет, привезу ее домой и покажу ему. Я аккуратно сложила газету в сумочку и поднялась, потому что в этот момент распахнулась дверь и в кабинет, как всегда стремительно, вошел доктор Крамер в сопровождении долговязого молодого человека.

Мой наставник совсем не изменился за год, что мы не виделись. Разве что седины в бороде прибавилось, и сильнее стали щуриться глаза под стеклами очков. Но он был все так же деятелен и весел.

Он энергично расцеловал меня в обе щеки, обдав запахом карболки и табака, потряс за руки, потом внимательно вгляделся в мое лицо, отметил, что я бледна – и посоветовал ходить каждое утро на бойню, чтобы выпивать стакан бычьей крови натощак. От его рецепта меня передернуло, однако я вежливо поблагодарила доктора.

Но все же я радовалась встрече. Доктор Крамер был первым, кто поверил в мой дар и хотел, чтобы я не прятала себя в глуши, а стала кем-то большим – училась в академии, повидала мир и попробовала оставить в нем свой след.

– Я привел по твоей просьбе того молодого человека, которого нанял фон Морунген, – доктор отступил и сделал широкий жест рукой. – Познакомьтесь, молодые люди! Майя Вайс. Майя, это Франц Фукс, студент последнего года. Он учится в Инженерной и Медицинской академиях одновременно. Днем работает с наставником в механической мастерской, вечером со мной в госпитале, и потому он так худ и изможден. Прилежный и очень талантливый мальчик! Прошел годовую программу в три раза быстрее! Фон Морунген оплатил его учебу и уже через месяц Франц будет готов сменить тебя на твоем посту.

Уже через месяц! Я холодно кивнула Францу Фуксу. Прилежный ученик доктора и инженера мне не понравился. Талантливый студент походил на переросший картофельный росток. Блеклый, худосочный, с тонкими светлыми волосами.

Но при этом без меры самоуверенный. Задирает подбородок, смотрит на меня снисходительно, тонкогубый рот легко складывается в ироничную улыбку, а голубые глаза за толстенными стеклами очков бойкие, навыкате, и очень умные.

– У Франца чрезвычайно сильный дар, – доктор жестом пригласил всех сесть у стола. – Он не только легко видит эфирные поля и играет симпатическими связями, как талантливый скрипач на скрипке. Он может создавать материальную реплику предмета, пользуясь его энергетическим образом, как основой! Покажи, Франц, – доктор азартно придвинул Францу настольные часы. Доктор когда-то получил их в дар от богатого пациента – часы были с позолотой, сложным механизмом и календарем. Я хорошо знала их устройство – пришлось как-то разобрать и почистить их от пыли.

Франц выпрямился и пристально посмотрел на часы. Его лицо приняло отсутствующее выражение. Шли секунды, ничего не происходило. Но потом стрелки часов дрогнули, двинулись, поползли по циферблату, набирая скорость – и бешено понеслись, словно спешили нагнать убегающее время!

Часы жалобно звенели и потрескивали, доктор Крамер крякал от удовольствия и восклицал: «Это еще не все, нет! Смотрите!»

Франц Фукс шумно выдохнул и опять надул щеки от напряжения. И тут на циферблате загорелся бледный эфирный контур еще одной, третьей стрелки… Он уплотнялся, тускнел, пока призрачные очертания не превратились в металл, почти ничем не отличающейся от настоящего! Миг – и третья стрелка пустилась крутить обороты.

Потрясенная, я перевела взгляд на Франца. Тот сидел спокойно, даже не побледнел, лишь капли пота выступили на его высоком лбу да стекла очков затуманились от испарины. Затем он сказал:

– Хватит, пожалуй.

Металл стрелки превратился обратно в полупрозрачный мираж, растаявший тут же без следа.

Доктор Крамер громко зааплодировал. Я ахнула.

– Настоящая магия!

– Так говорят необразованные люди, госпожа Вайс. – Горделиво усмехнулся Франц, утирая лоб несвежим платком и поправляя очки. – Но это не магия. Это – сила природы, которую мы, одаренные и образованные люди, учимся использовать. Я управлял эфирным дубликатом часов, их репликой. А потом дополнил его еще одной стрелкой, и уплотнил энергетический контур так, что деталь почти ничем не отличалась от реальной.

– Вы можете проделывать это с любыми механизмами?

– С теми, устройство которых хорошо знаю. И долго такой образ держать не могу. Да и незачем! Это просто фокус. Впрочем, мой дар полезен при ремонте испорченных вещей. Он помогает увидеть суть поломки и быстро до нее добраться. С живыми организмами легче, поверьте! Они могут сами восстанавливать то, что необходимо, стоит лишь им подсказать и подтолкнуть на верный путь.

Я и без дара разберусь с сердцем барона и сделаю так, что оно не будет его беспокоить. Мэтр Кланц, старый тщеславный черт, любит все усложнять. И не хочет уступать лавры другим. Потому и радуется, когда его называют дьяволом. Это словно делает его выше остальных, особенным!

– Не могу не согласиться! – подал голос доктор Крамер.

– Мистика – приманка для неучей, – продолжил Франц с апломбом. – Они охотно несут Кланцу деньги. Скоро наш славный мэтр не будет таким уж незаменимым. А это его увлечение Жакемаром! Еще один доисторический неуч, возомнивший себя гением.

Его самоуверенность меня покоробила.

– Думаю, мы уже решили проблему с механическим сердцем, – отозвалась я сердито. – Барон в полном порядке. Да и Кланц вовсе не мистик. Реалист и практик до мозга костей.

– Расскажите, Майя, – потребовал доктор Крамер. – Францу нужны эти сведения.

Я послушалась. Упомянула и о визите к Кланцу, однако без подробностей. Умения Франца вызывали у меня большие сомнения. Очень уж он высокого о себе мнения – как бы не наворотил дел впопыхах… Во время рассказа я посматривала на часы на столе доктора: бешеный бег стрелок не прошел для них даром. Механизм сломался. Часы стояли совершенно безжизненные.

Мужчины выслушали меня с интересом, а потом пустились в рассуждения. Углубились в научные дебри – толковали о симпатических связях, природе виталических сил, ауре организмов и вещей – использовали незнакомые термины, горячо спорили, стучали кулаками по столу.

Я сидела тихо, опустив голову. Стало понятно, что при всей их учености, полезного совета ни доктор, ни его студент мне дать не смогут. Их больше интересовали собственные теоретические исследования, чем благополучие барона фон Морунгена.

Ну и не надо. Сама справлюсь. Уже справилась.

– Я приеду в замок Морунген через месяц, – пообещал Франц Фукс, когда дискуссия закончилась, я попрощалась и, нагруженная книгами и заметками, которые дал мне доктор, направилась к двери. – Не об этом я, конечно, мечтал – быть личным лекарем «дубленого затылка»2 в какой-то глуши – но что поделать! Я ему многим обязан. Сам я не смог бы оплатить годы учебы. Но я выполню свой долг и позабочусь о фон Морунгене. И вы сможете быть свободной.

– Барон будет рад вашему приезду, – вежливо сказала я напоследок.

Ох, сдается, Франца ждет неприятный сюрприз от этого «дубленого затылка в какой-то глуши». Августу не придется по вкусу снобизм юного мастера. Впрочем, если от этого гения будет толк, можно и простить его маленькие слабости.

Я опять глянула на сломанные часы. Франц перехватил мой взгляд и протянул насмешливо:

– Все еще сомневаетесь? Не беспокойтесь, мигом их починю.

Он лишь коснулся часов рукой – легко, будто лаская. Внутри корпуса что-то крякнуло, щелкнуло. Стрелки вздрогнули на циферблате, раздалось тиканье.

Франц горделиво тряхнул головой.

– Осталось выставить верное время и завести. Видите, Майя, я умею куда больше, чем обычный часовщик. Уж не обессудьте и не обижайтесь. Вы, безусловно, талантливы, но до меня вам далеко.

Глава 4 Плоды прогресса

Когда я покинула госпиталь, наступил полдень. Чтобы поспеть к обеду, следовало взять извозчика, но я решила пройтись. И выбрала для этого долгую дорогу – через улицу, адрес которой был указан в записке, что дал мне барон.

Здесь стоял его городской дом, купленный незадолго до отъезда в Морунген.

Вот и он: скромный, одноэтажный, из простого камня, без украшений… строгий, как и его хозяин.

Наверное, Август редко бывает в нем. Приходит лишь ночевать. Интересно, что там внутри? Скудная обстановка, как в казарме? Простая массивная мебель? Одно знаю точно: там нет ни настенных, ни напольных часов. Человек с заводным железным сердцем не выносит их тиканья.

Я представила, как барон возвращается в свой городской дом вечером, после утомительного дня, и садится в кресло для короткого отдыха, как он делал это в замке Морунген. Мне нравилось в эти мгновения наблюдать за ним из угла, где я тихо сидела с книжкой или альбомом.

Как старый солдат, он умеет ценить минуту покоя, и устраивается в кресле основательно: удобно складывает руки на груди, вытягивает длинные ноги, откидывает голову на спинку и прикрывает глаза. Его жесткие черты смягчаются, лицо принимает умиротворенное выражение и делается моложе. И я почти вижу в нем того юношу, каким он когда-то был… Мне хочется подойти к нему и положить ладонь на его лоб или коснуться щеки.

Но долго он никогда не отдыхает. У него всегда много дел. Через четверть часа он поднимается, крепко трет шею, хмурится и садится за стол…

Изменил ли он своим привычкам в столице?

Я медленно миновала крыльцо, дошла до конца улицы, повернула обратно… Может, зайти? Глянула на окна – ставни закрыты. Кажется, никого дома нет: ни хозяина, ни слуг.

Вздохнув, побрела дальше. Но до самого выхода из квартала все оглядывалась: вдруг встречу его случайно на улице?

Не встретила.

А дома ждала записка от барона, и новости меня огорчили.

Фон Морунген писал, что рано утром был вынужден спешно покинуть столицу и вернуться в Морунген без меня… В округе опять что-то стряслось – вскрылись новые махинации с рекрутским набором, наместника звали разобраться и железной рукой навести порядок.

Август любезно разрешил мне остаться в столице столько, сколько потребуется, а также приложил к записке чек на солидную сумму – покрыть дорожные расходы.

«Мне жаль, что так вышло, – писал он. – Прошу, путешествуйте безопасно и с комфортом. Пусть ваша родственница найдет для вас спутницу, или поезжайте вместе с отцом».

Последняя строка, в которой я увидела заботу, несколько примирила с тем фактом, что меня бросили одну. О моей-то безопасности он печется, а о своей? Вдруг его механическое сердце опять взбунтуется?

Нет, оставаться в столице я не собиралась. Немедленно известила тетку и отца, что возвращаюсь в Ольденбург. После этого пришлось выдержать настоящую бурю. У Берты были огромные планы: приемы, выход в театр и на пикник со знакомыми… Она была обижена и очень настойчива, поэтому уехать назавтра все же не получилось – меня уговорили отложить отъезд на пару дней. Я написала два письма, указав дату возвращения: одно отправила полковнику, второе – Марте. Я рассчитывала провести день в Ольденбурге, и лишь потом приехать в Морунген. Хотелось проведать Марту и побывать в родном доме до того, как он отойдет в загребущие лапы Лео, если отец не уладит с ним дела. Впрочем, печальная перспектива потерять дом уже не огорчала так сильно, как раньше…

Мое согласие задержаться не обрадовало тетку. Я честно отсидела прием – в углу, отказываясь принимать участие в танцах и бурном веселье, и, боюсь, приглашенные тетушкой молодые люди решили, что племянница коммерции советника Холлера – скучная и надутая особа.

Мне же было не до флирта – в середине разговоров и танцев я постоянно взывала к своему дару, прислушивалась к едва слышному теперь механическому перестуку на три такта. К счастью, бесперебойному.

Чтобы немного скрасить возвращение в Морунген в одиночку, я решилась на авантюру.

Накануне я прочитала в газете об открытии новой железнодорожной ветки до Шваленберга. Об этом важном событии рассказала с гордостью княгиня. В газете писали, что княжеская чета присутствовала на приеме в честь открытия и разбила бутылку игристого о локомотив.

Что если мне попробовать это новое средство передвижения? Во времени я не особо выиграю – потом все равно придется добираться до Ольденбурга на почтовой карете – но очень хотелось получить новые впечатления и своими глазами увидеть, что за суматоха кипит вокруг этого знаменитого изобретения.

Билет в первый класс стоил немало, но благодаря щедрости барона деньги у меня имелись.

Отца и тетку моя идея привела в ужас.

– Душечка, это небезопасно! – вскричала Берта. – Эти железные чудовища несутся с немыслимой скоростью! Мой доктор говорит, это вредно для организма.

Однако я проявила настойчивость, и нашла неожиданную поддержку со стороны дяди. Я подозревала, что он и сам был бы не прочь прокатиться на этой большой и быстрой машине, почти сказочной. Из случайно оброненных им слов стало ясно, что он украдкой ходил в депо, чтобы издалека полюбоваться паровозами.

Отец ехать со мной отказался наотрез. Жизнь в доме сестры, без забот и хлопот, пришлась ему по вкусу. Однажды я застала его за изучением газеты с объявлением о сдаче в аренду помещения для часовой мастерской. Уж не решил ли он обосноваться в столице насовсем? Когда я спросила его прямо, он пожал плечами и сердито ответил:

– Посмотрим, как все сложится. Я вернусь в Ольденбург через две недели. Надеюсь, удастся к этому времени раздобыть деньжат, чтобы выкупить залог у Лео. Ну а если нет… – Он многозначительно глянул на меня, и я задумалась, что же нам делать в таком случае. Надо посоветоваться с Августом – если хватит храбрости поднять эту тему…

Нанимать компаньонку на время путешествия не пришлось: дядя нашел для меня спутников, знакомую семейную чету, которым требовалось навестить родственников в Шваленберге. Они тоже рискнули воспользоваться плодами прогресса – добраться до города всего за три часа на огнедышащем железном коне.

И вот ранним утром я прибыла на столичный вокзал. Он был невелик и скромен, небольшой деревянный павильон, однако рядом уже возводилось новое здание с изящным куполом, похожим на оранжерею.

Мои родственники реагировали на увиденное по-разному. Тетка ужасалась, бурно обмахиваясь веером, муж ее вздыхал и поглядывал на меня завистливо, а отец сделался печален.

– Папа, возвращайся скорей. – Я быстро обняла его, украдкой вдохнув знакомый запах сдобы и табака. – Вот увидишь, все будет хорошо. Мы решим все наши проблемы и заживем, как раньше.

– Нет, Майя. – Он неловко похлопал меня по спине. – Как раньше уже не будет. И ты знаешь, кто в этом виноват. Наместник. Барон фон Морунген. Только он и никто другой.

Отец упорно отказывался признавать очевидное и держался за свое.

– Он погубит нас, Майя, – продолжал отец угрюмо. – Я боюсь за тебя и страдаю, когда думаю, что ты живешь под его крышей. Об этом замке говорят столько дурного…

– Там нет ничего дурного, поверь. Полковник добр со мной. Знаешь, мы даже подружились.

Отец тяжело вздохнул.

– Я трус, – вдруг вымолвил он и отвел глаза. – Хороший отец поехал бы в Морунген, увез тебя оттуда и заставил бы поступить правильно. Но я испугался. Фон Морунген безжалостен. Знала бы ты, что о нем болтают. Что он делал в прошлом! А мое положение очень шаткое. Но я стараюсь его исправить.

Я посмотрела на него внимательно и впервые после нашей встречи отметила, что отец похудел, кожа на его щеках повисла складками, а глаза стали настороженными. Его жизнь изменилась. Он всегда противился новому, хотя и скрывал это. Не любил казаться ретроградом, хотя был им до глубины души. Но все же он искал пути приспособиться к новым условиям, пусть это давалось ему нелегко и происходило совсем не так, как мне бы хотелось.

В эту минуту я поняла: что бы он ни делал, доброе или гадкое, и даже подлое, он – мой отец, и я должна заботиться о нем, поддерживать его… насколько это допустят моя совесть и мое терпение. Но я не могу не любить его. И он любит меня и беспокоится о моем будущем, даже если я отвергала эту своеобразную заботу.

– Все уладится. Не надо верить слухам о полковнике. Я буду ждать тебя, – сказала я и любовно поправила его шейный платок. – Напиши, когда приедешь в Ольденбург.

Прозвенел гонг. Пора было отправляться.

Я с диким восторгом и легким испугом почувствовала, как завибрировала платформа под ногами. Раздался оглушительный гудок, будущие пассажиры и провожающие на станции вздрогнули, заволновались и дружно сделали шаг назад.

Пыхтя, хрипя и грохоча, на платформу надвинулся локомотив. От его красоты и мощи захватывало дух. Людей на платформе обдало горячей волной. Пожилые супруги, с которыми мне предстояло добираться до дома, перепугавшись, повисли на плечах друг у друга, а потом никак не хотели подниматься в вагон.

Вагончики были маленькие, нарядные, и походили на почтовые кареты, которые спешно переделали и посадили на платформы с колесами. Когда я зашла внутрь, то убедилась, что так оно и было. В салоне имелось шесть скамей, по три с каждой стороны. Однако окна заменили на более прочные, в медном переплете с клепками.

Паровоз свистнул напоследок и медленно тронулся. Грохот мощной машины заглушал все прочие звуки и болезненно отдавался в сердце. Ноздри щекотал запах угля и дыма.

А когда паровоз разогнался и помчался во весь дух, пассажиры дружно зажмурились и крепко уцепились руками за края сидений.

И было от чего! Невозможно, немыслимо представить движение с такой скоростью! Мир за окнами мчался, как на заведенной паровой карусели. Выскакивали дома, полянки, деревья – и убегали прочь. Неподвижными оставались лишь облака в небе. На переездах лошади фыркали и шарахались от проносящегося чудовища, а пешеходы радостно махали.

Мало-помалу страх отступил, и фантастическое путешествие захватило так, что все три часа до Шваленберга я просидела, широко раскрыв рот и глаза.

Я представила, какой миленький уютный вокзальчик построят у нас в Ольденбурге. Небольшое каменное здание с остроконечной крышей с изогнутыми коньками, а на окнах – узорные решетки. Я видела подобное на одной из станций, которые мы проезжали. На платформе – полосатый шлагбаум и красная сигнальная будка с медным гонгом на цепи. А рядом будет стоять станционный служащий в красивом мундире с блестящими пуговицами.

Почему-то в роли станционного служащего мне виделся старый возчик, отец Риты. Его роскошные усы надолго запомнятся проезжающим. А Риту я вообразила в нарядном платье, с корзиной на локте, продающей пассажирам цветы. Ой нет, это вряд ли. Скорее она захочет помогать угольщикам и людям, заправляющим воду в баки.

Прибытие поезда станет важным событием для жителей города. Они будут надевать лучшие наряды и выходить гулять на платформу. Нет, железная дорога не испортит Ольденбург. А вокзал станет его украшением.

От момента, когда я взошла по крутым ступенькам в вагон, до момента, когда я оказалась на вокзале в Шваленберге, прошло лишь два с половиной часа – и целая жизнь. Удивительная машина словно промчала меня из прошлого в будущее, показав его чудеса.

Вокзал здесь был еще меньше столичного, но недалеко от платформы играл оркестр, а разносчики со своим товаром уже уверенно захватили окрестности.

От дорожных впечатлений у меня немного подрагивали ноги, но все же я выполнила то, что задумала еще в момент отправления. Ускользнула от своих спутников, прошла к локомотиву и обратилась к усатому машинисту, который открыл дверь, собираясь спуститься на платформу.

– Господин машинист! – Я ослепительно улыбнулась ему. – Большое спасибо за незабываемую поездку! Это настоящее волшебство! Вы позволите посмотреть, как все устроено у вас в кабине? Можно мне подняться к вам?

От удивления машинист чуть не уронил свой промасленный картуз. Подергав ус черными от угольной пыли пальцами, он дал согласие.

Я подобрала юбки, храбро поднялась по узкой лесенке и обнаружила, что кабина локомотива походила на котельную. Десять минут я провела за увлекательным исследованием. Познакомилась с помощником машиниста и кочегаром, удивилась, как стойко они переносят жар от топки. Изучила рычаги управления, медное колесо, с помощью которого машинист подавал воду в бак, составила примерно представление о том, как тут все работает, и навсегда влюбилась в это удивительное изобретение.

Вот Август поразится, когда я расскажу о своем приключении!

Однако хватит развлекаться: надо поспеть на почтовую карету до Ольденбурга. Еще два часа, и я буду дома.

Мои спутники, пожилая пара, остались в Шваленберге, однако помогли мне добраться до почтовой станции и проследили, чтобы я устроилась в карете со всеми удобствами.

После сумасшедшей скорости паровоза казалось, что карета едет мучительно медленно. Я непрерывно поглядывала на циферблат часов, считала деревья за окном. Это не лошади, это черепахи какие-то!

Но вскоре спохватилась: зачем торопить время? До встречи с Августом осталось всего ничего, но я к ней не готова! Столько всего случилось… и нужно подумать, как все будет дальше.

На душе заскребли кошки. Предстоящая встреча с Железным Полковником одновременно радовала и печалила. Когда в жизни случалось плохое, а мир казался темным, я пыталась объяснить себе причину огорчения, разложить ее по полочкам. И становилось легче.

В этот раз причины горестей было легко определить. Первое: благополучие и здоровье полковника. Второе – те задачи, что поставил передо мной мэтр Кланц. Найти недостающие записи Жакемара, уговорить полковника встретиться с Кланцем и принять его помощь. А третье…

Никуда моя влюбленность не делась за эту неделю. Глупая влюбленность, что и говорить… первая, бестолковая. Мой избранник не был ни романтичным, ни ласковым, да и доброта не была его главным качеством. Расстались мы сухо и холодно. Если Август и привязан ко мне, то неглубоко. Ему, конечно, приятно, что юная девчонка смотрит на него восторженными глазами и беспокоится о нем.

Я выполню то, о чем попросил меня мэтр Кланц. Постараюсь найти слова, чтобы примирить Августа с человеком, который изменил его судьбу и его самого. Обыщу замок и найду то, что поможет восстановить работу механического сердца. Чтобы Железный Полковник мог и дальше жить счастливой, полной жизнью. Но когда все закончится, когда будут найдены ответы на все вопросы, когда минует любая опасность, я уйду и выброшу из головы недели, проведенные в замке Морунген.

Наконец за окнами показался знакомый пейзаж, пошли корабельные сосны и непроходимые заросли. Начался Бурый Лес: мы подъезжали.

Кучер проиграл залихватскую мелодию на горне, карета остановилась на знакомой площади и я, сгорая от нетерпения, первой выскочила на брусчатку и огляделась.

Вот и Ольденбург, такой милый, скучный и привычный! За время, что я отсутствовала, дома будто стали ниже и тусклее. Но как же приятно видеть знакомые лица!

Знакомые лица посматривали на меня с удивлением. Почтмейстерша, госпожа Вернике, помахала издалека и натянуто улыбнулась. Нагруженный покупками аптекарь прищурил подслеповатые глаза, а его дочь таращилась на меня и вовсе беззастенчиво.

Кажется, горожане уже не чаяли увидеть дочку часовщика живой, после того как она, очертя голову, отправилась в замок Морунген, дабы заботиться о местном чудовище – наместнике Августе фон Морунген.

– Майя, моя дорогая, золотая Майя! – воскликнул знакомый голос за спиной и я, мысленно застонав, повернулась к Лео Цингеру.

Лео было не узнать. Он сменил кричащий полосатый костюм на приличный черный сюртук, расстался с лазоревым шейным платком, рыжие волосы больше не заливал лаком, а причесывал на прямой пробор. Даже прыщей на его физиономии стало меньше. О, и даже ногти аккуратно подстрижены!

А вот одеколон он не сменил. Разило от него, как от парфюмерной фабрики, где от жары разом испортились все ингредиенты. А что в руке? Букет лилий в золоченой бумаге. Неужели опять свататься собрался? Буду надеяться, что в этот раз не ко мне.

– Здравствуй, Лео, – сказала я без улыбки. – Ты кого-то встречаешь?

– Тебя, – огорошил Лео и преданно моргнул. – Ваша кухарка проболталась, что ждет сегодня твоего возвращения и разрешила встретить тебя на станции. И я помчался со всех ног!

Он произнес это очень громко, и в душе я прокляла его, потому что на нас стали обращать внимание. Вышел на улицу бакалейщик с кружкой кофе в руке, прислонился к забору и приготовился наблюдать, почтовый возница замешкался у козел и подмигнул мне, госпожа Вернике неодобрительно покачала головой.

Словно на сцене театра стоишь.

Лео протянул букет, я мотнула головой:

– Лео, не обижайся, но я не люблю лилии. Зря ты опять ездил в теплицы графа Марча и потратил два золотых.

Лео на миг опешил и поморгал, переваривая мой отказ.

– Ничего страшного! Прости, – неожиданно легко согласился он, подумал, повернулся и вручил букет почтмейстерше, которая как раз получала от возницы мешок с посылками.

Госпожа Вернике остолбенела, лошадь потянулась мордой к букету. Бакалейщик громко позвал жену посмотреть, что будет дальше. Аптекарь и его дочь сели на ближайшую скамью, чтобы наслаждаться представлением из первых рядов.

Тем временем Лео ловко выхватил у меня саквояж из рук. Я попробовала отобрать его, но Лео не уступал.

– Да что тебе нужно? – спросила я в сердцах.

– Майя, послушай, – Лео опустил саквояж на землю и замялся.

Его робость удивила еще больше, чем строгий черный костюм.

– Давай поговорим. Я прекрасно понимаю, почему ты плохо относишься ко мне. Я вел себя отвратительно, – признался он и опустил голову.

– Ничего, – успокоила я его. – Главное, ты это осознал. До свидания, Лео, мне пора.

Я сделала попытку схватить саквояж, но Лео мягко протянул руку, показывая, что еще не закончил и мне придется его выслушать до конца.

– Сейчас, когда я вспоминаю, как навязывался тебе в мужья, мне становится очень стыдно.

– Главное, не повторяй своей ошибки.

– Знаешь, почему я насмешничал и грубил тебе? Меня много дразнили в детстве. Я не прощал обидчикам и мстил им по-своему. У меня не было силы в руках, но были моя хитрость, и мой острый ум, и острый язык. Гадкий язык. А ты всегда была такой правильной, хорошей… Дочь богатого часовщика, конкурента и друга моего отца. Он всегда ставил его и тебя мне в пример, ты знала? Это ужасно бесило. Но ты никогда, никогда на меня не смотрела. Как будто я – пустое место. Я боялся, что теперь и ты будешь смеяться надо мной. Тщеславие, будь оно неладно… Оно заставляет вести меня вот так. Я поставил себе цель: стать успешнее, чем твой отец. Получить тебя. Сделать своей любой ценой.

– Лео, я все понимаю и сочувствую, но тебе уже не пятнадцать лет, верно? – ответила я раздражением. – А я не школьная директриса и не пастор, кому нужны такие признания.

– Но я действительно люблю тебя, – настойчиво сказал Лео и посмотрел на меня страдающими глазами. Точнее, он очень попытался сделать их страдающими. Все как полагается: брови подняты домиком, веки с белесыми ресницами трагически подрагивают.

Может, я была предубеждена, но поверить в его искренность никак не получалось. В основе всего, что делал Лео, лежал расчет. И сейчас я невольно видела в глубине его водянистых глаз спрятанную хитринку.

– Что ты хочешь? – спросила я в лоб.

– Чтобы ты дала мне второй шанс. Позволь мне ухаживать за тобой. Неспешно, как полагается. Ты же не вернешься в замок Морунген? Понимаешь, это будет слишком уж вопреки правилам, по которым живут приличные девушки.

– Госпожа Вайс вернется в замок, – произнес знакомый баритон, и мое бедное сердце забилось в груди с такой силой, что я оглохла. Лицо Лео на миг исказило выражение лютой досады.

Я повернулась, как во сне, невольно приложила руку к груди и смотрела, как Железный Полковник Август фон Морунген не спеша снимает шляпу и, прищелкнув каблуками, церемонно склоняет голову в приветствии.

– Добрый день, госпожа Вайс.

– Ваша милость. – Я сделала неловкий книксен.

С появлением наместника зевак с площади как ветром сдуло. Пугливо захлопнулись окна, лавочники вернулись в магазины, горожане внезапно вспомнили о своих делах.

Лео глянул на меня полными подозрения глазами, но потом быстро перевел взгляд на полковника, и лицо его вмиг сделалось подобострастным.

– Господин фон Морунген, позвольте взять на себя смелость и представиться, – сказал он почтительным и даже не лишенным достоинства голосом. – Я – Лео Цингер, местный ростовщик, владелец ломбарда и часовой мастерской. Старый друг господина Вайса и его дочери. Одно время даже рассчитывал войти в их семью, но пришлось немного отложить свои планы, – он покаянно улыбнулся.

Полковник коротко кивнул ему.

– Я очень рад нашей встрече, – продолжил Лео, не обращая внимания на холодность собеседника. – Все ждал, когда вы придете в мой ломбард с инспекцией… Уверяю вас, вы остались бы довольны. Скажу без лишней скромности: я веду дела идеально и налоги плачу вовремя.

– Рад слышать, – обронил полковник.

Я смотрела на него во все глаза и не могла насмотреться, забыв все, что внушала себе по дороге в Ольденбург. Радость от встречи звенела в груди и кружила голову.

Август выглядел здоровым, ушла бледность, и даже морщинка на лбу как будто разгладилась, хотя глаза поблескивали прежним колючим блеском. Сейчас его неулыбчивые губы кривила легкая сардоническая усмешка, незаметная посторонним, но я-то хорошо изучила все оттенки его выражений.

– Однако я желал нашей встречи не только потому, что хотел похвастаться своей законопослушностью. – Лео развел руками, как бы извиняясь за шутку. – Я слышал о проекте возобновить добычу в вашем серебряном руднике и проложить в Ольденбург железнодорожную ветку. Не скрою, я очень заинтересован в этих планах и собираюсь приобрести акции концерна, который этим занимается. Понемногу скупаю земли, которые потом рассчитываю продать компании… Подумывал обратиться к вам за советом, как к человеку умному и опытному…

– Вот как? – сказал полковник.

– Но и я могу быть вам полезен. – Лео преданно заглянул ему в лицо. – И оказать ответную услугу. Полагаю, господин фон Морунген, что знаю многое об округе, его жителях и земельных владениях… Некоторую информацию сложно получить по официальным каналам, как вы уже успели убедиться, порядки у нас… как бы это сказать… несколько закостенелые и создающие препоны людям деятельным, таким как вы, особенно пришлым. – Лео печально покачал головой, показывая, как сильно он расстроен тем, что творится в Ольденбурге.

Полковник по-прежнему молчал, разглядывая Лео, как муху, попавшую ему в суп, но это не огорчало ростовщика. Его трудно было смутить.

– Я мог бы рассказать о нарушениях межевания княжеских земель, которые рассчитывает приобрести компания, и о путанице в правах на наделы… и многое другое. Например, о том, кто из горожан заплатил лекарю, чтобы избежать рекрутской повинности и призыва в ополчение. Вам и князю Шваленбергскому будет нужна эта информация. Буду счастлив оказаться полезным.

Полковник слушал Лео внимательно, но ни единым движением бровей, ни единым жестом, ни словом не давал понять, как он относится к предложению Лео докладывать о махинациях своих земляков.

Лео наконец почувствовал неладное и закончил тираду мелким угодливым смешком.

Полковник молчал. Он умел мастерски держать паузу. Даже я почувствовала неловкость за несостоявшегося жениха. Лео сглотнул, пальцем оттянул шейный платок, словно тот его душил. А потом сказал:

– Я чту законы, господин фон Морунген. И презираю тех, кто пытается их обойти. В этом мы с вами похожи.

У Августа брезгливо дернулись уголки губ. Лео, однако, упорствовал:

– Ваша милость, я могу рассчитывать на взаимовыгодное сотрудничество?

– Я подумаю, господин Цингер. – Полковник надел шляпу и кивнул, но так, что сразу стало ясно: если он и будет думать об этом предложении, то в ключе неблагоприятном для ростовщика.

Но Лео, кажется, этого не понял, потому что расплылся в широкой улыбке и потер руки.

– Идемте, госпожа Вайс. – Август взял мой саквояж. – Карета ждет за углом. Я отвезу вас в Морунген.

Он пошел прочь, я поспешила за ним.

– Майя! – окликнул меня напоследок Лео. – Я напишу тебе! Я приеду навестить тебя! И ты меня навести, как будешь в Ольденбурге!

– Это вряд ли, – тихо пробормотала я и тронула полковника за локоть.

– Ваша милость, какая карета? Зачем? Я собиралась…

– Садитесь, Майя.

Он распахнул дверцу. Курт весело приветствовал меня с козел:

– Здравия желаю, госпожа Вайс! Приятного возвращеньица!

Полковник подал руку, а когда я замешкалась, быстро обхватил меня за талию и помог подняться.

– Ваша милость, стойте! – зашипела я. – Я хотела заехать домой и проведать Марту. Зачем сразу в замок?

– Вас зовут иные срочные дела, кроме желания проведать служанку?

– Нет, но…

– Значит, потом проведаете. Незачем вам оставаться в Ольденбурге без отца.

А потом он придвинулся близко, пристально меня рассматривая… А я завороженно глянула в его серые глаза с золотистыми искорками, стыдливо скользнула взглядом по его синим от бритья щекам, черным бакенбардам, которые он стал носить чуть короче, затем, не удержавшись, посмотрела на его жесткие губы, которые в этот момент произнесли то, чего я никак не ожидала услышать:

– Майя, мне отчаянно вас не хватало эту неделю. Я скучал по вам и по нашим разговорам. И не хочу больше ждать вас ни дня. Нам нужно многое обсудить.

По моему телу толчком прошла горячая волна, и вспыхнула кожа на лице. И тут я поняла, что уже давно слышу не только биение собственного сердца, но и чужое, механическое, чуть ускоренное, на четыре такта…

Я протянула руку и быстро коснулась ладонью его груди там, где под одеждой пряталась металлическая пластина. Август едва заметно выдохнул.

– Как ваше сердце? Оно причиняло вам боль, пока меня не было рядом?

– Еще какую. И я имею в виду вовсе не шестеренки. Но как только вы появились, стало легче. Садитесь же.

– А вы? – не удержалась я от вопроса, потому что Август собрался закрыть дверь кареты и отойти.

– Буду ехать следом, верхом.

Кольнуло разочарование. Но он поступил верно, соблюдая все правила приличия. На нас опять смотрели со всех сторон. И почтмейстерша, и почтальон, и аптекарь, и лавочник прилип к окну, и из трактира вышли люди… С ними появилась Рита с тарелкой объедков в руках и показала язык в спину полковнику, когда тот прошел мимо.

Ох, сдается, жители Ольденбурга и впрямь нашли отличный повод для пересудов. Наместник и дочь часовщика, которую он не хотел от себя отпускать.

Я отодвинулась от окна, и при этом глупо улыбалась, несмотря на неловкость ситуации.

Август скучал по мне – вот что было для меня важно, куда важнее всех сплетен! И теперь забирал меня в замок, потому что больше не мог выносить разлуку. И я не буду гадать, какие другие причины заставляли его поступить именно так.

Глава 5 Возвращение в Морунген

Предстояла долгая дорога домой. Но усталости как не бывало.

Карета подскакивала на выбоинах, и внутри у меня тоже все подскакивало и подрагивало – от нетерпеливого волнения и предвкушения.

За окном проплывали последние лачуги на окраине Ольденбурга, поля сменились лесом, я провожала их взглядом и испытывала не только радость, но и грусть, и замешательство.

Встреча с Августом фон Морунгеном прошла совсем не так, как я рассчитывала. Все кувырком… Да еще этот Лео, будь он неладен! Интересно, что Август собирается со мной обсуждать? Конечно, воображение рисовало разные приятные сцены и нежные слова, которые прозвучат совсем скоро…

Я выглядывала в окошко, но барона не видела: он ехал позади, лишь изредка доносился стук копыт его коня.

Невольно вспомнился мой первый приезд в дом наместника. Тогда я очень хотела, чтобы карета повернула назад, но сейчас всей душой желала, чтобы она побыстрей достигла цели, а я смогла бы остаться с Августом вдвоем.

Наконец в просвете между деревьями мелькнул замок Морунген. Сегодня он не прятался за дождливой пеленой, яркий свет выставлял напоказ его уродство и запущенность. Но я все же любовалась замком, и думалось мне вовсе не о зловещем, а о тайнах, которые предстоит вытащить на свет. Я обязательно сделаю это, я смогу! От меня зависит многое.

Карета въехала на территорию поместья, вдалеке раздались собачий лай и повизгивание, и вот мы остановились у конюшни.

Пока я возилась с саквояжем, распахнулась дверца.

– Выходите, – нетерпеливо приказал полковник.

Я быстро вложила руку в его ладонь, поставила ногу на ступеньку и выскочила, почти угодив в его объятья.

Заглянула ему в лицо – и напрасно ждала, что сейчас, без внимательных взглядов посторонних, он поцелует меня – пусть не в губы, пусть хотя бы в щеку, в лоб, в макушку… И не только словами подтвердит, что извелся в разлуке и рад нашей встрече так, что не будет соблюдать никаких правил приличия, а просто поступит так, как требует его сердце.

Но Август на истомившегося влюбленного не походил. Когда я как бы невзначай коснулась рукой его плеча, его глаза блеснули, губы тронула улыбка, но больше ничего не последовало. Более того – он мигом лишил меня всех иллюзий, когда спросил:

– Майя, этот Цингер… ему можно доверять?

Секунду назад в душе у меня цвели розы, а в голове витали романтические грезы, но после его слов меня будто ледяным ветром обдало.

– Вы серьезно обдумывали его предложение?! – воскликнула я оскорбленно. – Хотите принимать Лео у себя и выслушивать его доносы?

Август поморщился.

– Другое название для доносчика – законопослушный и сознательный подданый, – сказал он с легкой усмешкой, пожав плечами. – Ваш франтоватый ростовщик может сэкономить мне время. Я дослужился до полковника еще и потому, что получал полезную информацию везде, где только возможно. И использовал ее в своих интересах и на благо подчиненным.

Вот как! Пока я ехала в карете и придумывала, как Август скажет мне что-то такое… нежное, трепетное, он, оказывается, размышлял о пользе доносов и о том, как окончательно раздавить тех, кто противится его планам!

Я волновалась и переживала за него, и представляла, как признаюсь ему в этом. А он спрашивает, можно ли доверять Цингеру.

Ну что за болван бессердечный!

– Нет, – отрезала я. – Лео нельзя доверять. Он хитрый и скользкий, как угорь.

– Мои данные говорят, он действительно никогда не нарушал закон. Можно подумать, кристальной честности человек, этот ваш бывший жених.

– Честность бывает разная. Бывает честность… честная, а бывает – подлая. Такой честный человек поступает по правилам, но всегда исключительно к своей выгоде, и в результате страдают все, кроме него.

– А вам нужно, чтобы честный человек обязательно страдал от своей честности?

– Ах, да ничего мне не нужно! Поступайте, как знаете! Слушайте Лео, награждайте его за стукачество! Да хоть целуйтесь с ним.

Выпалив это, я почувствовала себя капризной девицей, но поделать с собой ничего не могла – так сильно было мое разочарование.

– Последнее, пожалуй, будет лишним, – произнес Август задумчиво.

Мы двинулись к замку, я ускорила шаг, чтобы не идти рядом с полковником, но он нагнал меня и взял под локоть.

– Майя, не будем ссориться, – сказал он примирительно. – Не спешите и не делайте скорых выводов. Смотрите, как хорош этот вечер. Давайте прогуляемся по поместью или просто посидим снаружи. Или вы устали и хотите скорее уйти к себе, освежиться?

– Нет. – Я мотнула головой, заставляя себя успокоиться. – Хорошо, посидим снаружи. Свежий воздух – то, что нужно, чтобы прийти в себя после путешествия. Пойдем на скамью под акациями?

– Останемся здесь.

К моему удивлению, полковник подвел меня к выступу фундамента под одним из каменных изваяний, что держали арку крыльца. Уселся, снял сюртук, расстелил его рядом и приглашающе похлопал рукой. Я подчинилась и села. И мы устроились, как старая фермерская чета перед коттеджем вечером, после тяжелой работы.

Солнце уже порыжело и опускалось к горизонту, навалилась вечерняя духота.

Под аркой же стояла приятная прохлада, как в пещере. Я подняла голову, посмотрела на мрачный свод, на пыльные каменные изваяния, потом перевела взгляд на неухоженную лужайку, на которой уже лежала угловатая тень замка.

И почувствовала, что от моей былой неприязни к этому месту не осталось ни следа. Вместо этого появилось другое чувство: теплое, немного волнующее.

Удивительное все же место – замок Морунген! С его тайнами и жуткими легендами. С мшистым и чуть металлическим запахом, с неприглядными стенами, внутри которых прятались секреты. Со странными изваяниями, которые знали ответы на все загадки, но предпочитали молчать.

И оттого, что теперь я была причастна к этим загадкам, и будто бы даже сама стала частью замка, я ощутила его своим настоящим домом.

Выступ был высокий, мои ноги не доставали до земли. Я немного поболтала ими, стараясь сбить шары одуванчиков, которые упрямо лезли в щели между камнями кладки. Воздух наполнили белые пушинки. Одна прилипла к виску Августа, мне захотелось снять ее, коснуться его щеки – но я не посмела.

Железный Полковник сидел, привалившись спиной к стене, он сложил руки на груди и смотрел прямо перед собой невидящими глазами. Лицо его было угрюмым и сосредоточенным – слишком часто я видела его таким.

– О чем вы сейчас думаете, Август?

– Ни о чем, – ответил он неохотно. – Просто наслаждаюсь покоем. Радуюсь, что не нужно брести по грязи, смешанной с кровью, не слышать зов горна. Распоряжаться насчет раненых. Писать письма семьям погибших, заботиться об укрытии и провианте для живых. Не нужно мерзнуть или изнывать от жары. Благодать, да и только.

Он сорвал одуванчик и растер его между пальцев.

– И не надо корпеть над бумагами, ездить с проверками и выслушивать доносы полезных людей, – закончил он с кривой улыбкой. – Если вы думаете, что меня радуют такие занятия, то ошибаетесь.

«И какие же занятия радуют вас, мой полковник? – думала я. – Что может заставить вас оттаять? Вдохнуть в ваши железные шестеренки немного жизни и тепла? Нравится ли вам сидеть рядом с девушкой, которая в вас влюблена, и слушать ее болтовню? Немудреная радость… Но если я вас развлекаю, то готова делать это и ночь, и день, и столько дней и ночей, сколько потребуется, пока вам не надоест, и вы меня не прогоните».

Я вздохнула, но тут кое-что вспомнила и полезла в карман, где хранила вырезанную из столичной газеты заметку.

– У меня есть то, что обрадует вас по-настоящему! Смотрите, что пишут о том пятом батальоне и вашем друге лейтенанте Морисе.

Он взял заметку и быстро просмотрел ее.

– Спасибо, Майя. Я уже знаю об этом. Списался с нужными людьми и сообщил, что дам деньги, если потребуется денежный выкуп. Но переговоры и обмен – дело долгое и муторное. Будем надеяться, все закончится хорошо. Лучше расскажите, чем вы занимались в столице? Как проводили время? Хорошо повеселились? Уверен, ваша тетушка только и делала, что знакомила вас с приличными молодыми людьми.

– Верно! – ответила я жизнерадостно. – Она мне вздохнуть не давала. Собрала целую коллекцию кандидатов в мужья – глаза разбегаются. Если пожелаю, могу выбрать коммерсанта, чиновника, сына промышленника, юнкера…

– И кто же привлек ваше внимание?

Я рассчитывала пробудить в нем ревность, но не преуспела. Он выглядел лишь искренне заинтересованным.

– Юнкер, – сказала я мстительно. – У него прекрасные черные усы. Когда он пьет чай, придерживает их пальцами, чтобы не замочить. Или делает ладошкой козырек над краем чашки.

– Юнкер – не самый лучший выбор, – заметил полковник. – Он должен получить разрешение командира на брак. Нижним чинам его редко дают. Но вы из хорошей семьи, ваш дядя – почтенный гражданин, может, и получит это согласие… Однако быть замужем за военным – не самая лучшая доля. Гарнизоны, походы, пьянки в кордегардиях… нет, не советую.

– Вы в этом хорошо разбираетесь, и я вас послушаю. Долой юнкера.

Он, наконец, засмеялся, но тут же опять помрачнел и глянул на меня внимательно.

– Вы были у доктора Крамера? Я не успел к нему заехать.

– Была, и познакомилась с Францем Фуксом. Очень талантливый молодой человек. Медик и механик, на все руки мастер. Он окончил курс раньше и будет готов прибыть в ваше распоряжение к концу лета. Вы и ваше сердце будете в надежных руках.

– Надеюсь, его услуги не понадобятся. Пока со мной все хорошо.

Я набрала воздуху в грудь, чтобы сказать: «Нет, Август, не все хорошо. Вам грозит опасность», но что-то меня остановило. Было немного страшно упоминать о визите к Кланцу. Ладно, заговорю об этом чуть позже.

– Знаете, как я сюда добралась? Вы не поверите!

– И как же? – нахмурился Август.

– Попробуйте угадать!

– Прилетели на воздушном шаре? Нет? Вас привез знакомый? Опять нет? Сдаюсь. Говорите уже.

– На паровозе!

– Быть того не может! Как же вас отпустила тетка? Знаю, в столице многие боятся этого нового изобретения.

– Я настояла на своем! Видите, научилась это делать. И знаете, мне ужасно понравилось!

Я принялась рассказывать. Август слушал меня с удовольствием, расспрашивал, уточнял, и его глаза, не скрываясь, ласкали мое лицо, что еще сильнее подогревало мой пыл.

А потом он осторожно взял меня за руку и, наконец, сделал то, о чем я мечтала – поцеловал… но лишь кончики моих пальцев, а потом и легко коснулся губами моей ладони – но и этого было мне достаточно, чтобы вспыхнуть до корней волос.

Даже хорошо, что Август не позволил себе большего. Иначе я бы умерла на месте.

Он выпустил мою руку и признался:

– Майя, как же мне не хватало ваших рассказов и вашей живости! Ни по ком другом я так не скучал, как по своей часовщице эти несколько дней.

– Мне тоже вас не хватало, – быстро сказала я, вспыхнула еще сильнее и поскорее выпалила:

– А вы когда-нибудь видели паровоз?

– Не только видел, но и раньше вас успел испробовать этот удивительный вид транспорта. Я же владею акциями железнодорожной компании, забыли? Я не стал бы вкладываться в них, не зная, с чем придется иметь дело.

– Да, вы всегда все проверяете и подходите к делу основательно. Пожалуй, я теперь понимаю вас лучше. И ваш проект, и все эти нововведения уже не кажутся мне таким чудовищным. Вот только…

– …только вам не нравится, как я внедряю эти нововведения. За дни после моего возвращения в округ я достиг новых вершин ненависти местных. Вам потом доложат. Вскрылись махинации с призывами на сборы в ополчение, кое-кого пришлось оштрафовать, а кого-то и отправить под суд, – закончил он сухо, сорвал новый одуванчик и резким жестом открутил ему стебель.

Я вздохнула.

– Остается надеяться, что в вас не будут стрелять, и не будут травить. Будьте осторожны, ваша милость. Есть какие-то новости о Зандере? Его не поймали?

– Нет. Дошли сведения, что похожего человека видели в приморском городке. Возможно, он уже далеко, за морями.

– А если он прячется где-то здесь? В поместье? В тайных ходах под замком?

– Вот поэтому я теперь держу Кербера в замке, чтобы он сразу почуял постороннего. Ему не понравилось переселение, но служит он исправно. Поначалу его сильно обижал ваш кот – не оценил его дружелюбия, бил по морде лапой. Теперь между ними вооруженный нейтралитет.

– С Кербером все в порядке? Я хорошо смазала его механические детали перед отъездом.

– Он в порядке.

– А как поживает ваша матушка? – спохватилась я.

– Тоже молодцом. Мне кажется, она расстроилась, когда я вернулся. Да еще и без вас. Не поверите, но она к вам привязалась.

– Вот как? – удивилась я.

– Она огорчена тем, что скоро в замке будет полно народу. Через три недели приедут гости.

– О, тот прием! Вы по-прежнему собираетесь развлекать здесь князя и… гостей с их дочерями.

– О да, князь настроен решительно. Он как ваша тетушка: тоже собрал для меня коллекцию кандидаток в супруги. Не первой свежести, и не первого сорта – на большее сын конюха не может рассчитывать – но девушки достойные, неглупые, и даже, по его словам, красавицы. А главное, с полезными отцами.

У меня противно засосало в груди.

– Много гостей ожидается?

– Человек восемь-десять.

– Все ваши знакомые, надеюсь? Вы слышали о Горностае?

– Как не слышать! В столице много о нем болтают, – хмуро отозвался полковник. – Он увел у Мюнцера не только диадему, но и кое-какие важные военные документы. Их потом можно выгодно продать за границу. Серьезное дело…

– Он может заявиться в ваш замок. За тем ожерельем…

Я немного смутилась.

– Пусть заявится, – равнодушно заметил полковник. – Очень надеюсь на его появление. Вы не могли бы починить застежку на ожерелье? А то, знаете, перед грабителем стыдно. Вы упоминали, что у вас есть хорошие ювелирные инструменты.

– Ах да, я действительно ее сломала тогда, – пробормотала я. – Обязательно починю. Август, а что, если Горностай – это тот, кого вы хорошо знаете? Князь Рутард, например?

– Рутард? – Август глянул на меня изумленно и рассмеялся. – Да он так ленив, что не украл бы сокровища только потому, что для этого надо вставать среди ночи, напяливать на себя нелепый маскарад – совершенно не модную шляпу и плащ – и красться по закоулкам. А потом потеть, взламывая сейф. Но главное препятствие – князь не смог бы похвастаться своими подвигами. Ведь важное качество грабителя – умение держать язык за зубами. А у Рутарда язык гремит громче полкового барабана.

Я покачала головой.

– Не хочу напоминать, но вы уже делали неверные выводы о близких вам людях.

– Зандер, да. Но Рутарда я знаю куда дольше и лучше Зандера. Да и с Зандером не все так очевидно. Впрочем… эта история с Горностаем касается меня куда ближе, чем вы думаете, – закончил он загадочно, встал, смахнул с жилета пух от одуванчика и сказал:

– Идемте в дом, Майя. Продолжим разговор за ужином. Кстати, матушку на днях навестила Барбела, познакомилась с нашей новой кухаркой и немного подралась с ней. Хорошо, что меня не было дома. Я готов отразить атаку вражеской конницы, но разнимать двух дерущихся женщин я бы не взялся. Пришлось Курту геройствовать. Теперь у него опять расцарапана физиономия, да и усы изрядно поредели.

Мы поднялись по крыльцу и вошли в дом. В холле я зажмурилась на миг, смакуя запах старых стен и прислушиваясь к едва слышному голосу замка – пугливому эху, неуловимому тиканью и потрескиванию. В голове роились тысячи планов. Я была готова прямо сейчас погрузиться в исследование замка, чтобы выполнить поручение Кланца и найти то, что он попросил меня отыскать.

– Госпожа Майя! – радостно воскликнула Луция, которая как раз появилась на лестнице с тряпкой и ведром в руках. – С возвращением! Мы уже не думали, что вы…

Она осеклась и осторожно глянула на полковника.

– Идите к себе, – он легко подтолкнул меня в спину. – А потом спускайтесь, будем ужинать. Я попросил не накрывать в холле – не хочу лишний раз слушать тиканье тех часов и ждать, что они всякий миг могут забить тревогу. Сядем по-простому, на кухне. Вы же не против? Там немного уютнее, особенно теперь, когда Барбела убралась с глаз долой.

– Вас в комнате ждет сюрприз, – многозначительно сказала Луция. – Надеюсь, вам понравится. И я уже принесла туда горячей воды и все прочее, что потребуется.

Я поспешила к себе, и когда вошла, подумала, что ошиблась дверью.

Сюрприз удался на славу!

Комнату хорошо проветрили, вымыли окна, сменили занавески и покрывала, принесли новые стулья. Мои старые друзья – медные светильники-скелеты – сияли, надраенные до солнечного блеска. Прислуга хорошо потрудилась, теперь жить в комнате станет куда уютнее.

Я улыбнулась и принялась умываться и переодеваться к ужину.

Вскоре в дверь постучали. Я ожидала увидеть на пороге Луцию, но ошиблась: явилась госпожа Шварц.

Если она и чувствовала ко мне привязанность, как утверждал полковник, то никак эту привязанность не показала.

– С приездом, Майя, – сухо сказала она, удерживая двумя пальцами у горла края черной шали. – Надеюсь, вы доехали без приключений. Я была уверена – да и все в замке так считали – что вы не вернетесь.

– Почему?!

Она глянула на меня быстро и остро:

– Не могу представить себе человека, который бы добровольно согласился жить рядом с моим сыном. Видимо… – Она понимающе и очень неприятно усмехнулась. – Дела обстоят хуже, чем я думала. Смотрите, как бы жалеть вам потом не пришлось. Слышали, князь собирается привезти сюда толпу девиц на выданье? Будем выбирать невесту для Августа. Не исключено, что к осени в доме появится настоящая хозяйка. А нас с вами, скорее всего, выставят вон. Новобрачной может не понравиться жить со сварливой свекровью. И с девушкой, которая хорошо изучила тело ее супруга – можно сказать, в руках его сердце держала.

– Я привезла вам подарок, – продолжила я, стараясь не обращать внимания на ядовитые слова. – Посмотрите, чудесный набор для вышивания.

– Спасибо, – она равнодушно взяла пакет. – Теперь их у меня будет два. Шить не перешить. Август тоже привез подарок. Такой же набор для вышивания и какие-то золотые побрякушки. Внимательный сын, ничего не скажешь.

Решив, что расстроила меня достаточно, Ворона величественно кивнула и выплыла прочь из комнаты.

Я переоделась в простое голубое платье (новое, открытое и с розочками, решила оставить на потом) и поспешила вниз.

Кухня тоже преобразилась до неузнаваемости. Росвита отмыла ее до блеска, медная посуда рассыпала ослепительные зайчики, выскобленные поверхности столов стали желтыми, как сливочное масло. Даже удивительная печь теперь выглядела не как закопченный алтарь, а как произведение алхимического искусства.

Кончилось владычество злой ведьмы, теперь в ее логове поселилась добрая волшебница. И она приготовила нам отличный ужин – от одного запаха я ощутила зверский голод.

Сама добрая волшебница хлопотала тут же, у стола, и вполголоса ворчала, что не пристало владельцам замков ужинать на кухне. Вот столичный полицейский начальник, ее бывший хозяин, себе такого не позволял, держал марку…

Заметив меня, Росвита расплылась в улыбке, поздоровалась и по-деловому принялась докладывать обо всем, что происходило в замке во время моего отсутствия. Новости касались хозяйства. Сдается мне, госпожу Шварц кухарка в эти тонкости не посвящала. Я благоговейно кивала и хвалила. Неудивительно, что полковник сразу оценил новую кухарку: отчет она предоставила с военной точностью.

Вскоре появился и сам хозяин замка. Росвита поставила на стол последние приборы и тактично удалилась. Мы остались одни.

Глава 6 Небесные чудовища

– Я понимаю, что барону, хозяину замка, ужинать на кухне не пристало. Наверное, вы удивляетесь, чего это мне в голову взбрело, – ворчал полковник, отодвигая для меня стул.

– Вовсе нет, – улыбнулась я. – Догадываюсь, чем вызвана ваша прихоть.

Он оглядел кухню и шумно вздохнул.

– В детстве я проводил тут куда больше времени, чем в замке. Сами понимаете: сына конюха в господских покоях не привечали.

Он занял свое место, взял приборы, пожелал мне хорошего аппетита и не спеша принялся за еду. Я же изо всех сил старалась соблюдать правила приличия и не запихивать в рот куски пирога и телятины двумя руками.

– Мне тоже здесь нравится, – призналась я, когда немного утолила голод. – Теперь здесь стало уютно. Куда уютнее, чем в холле с часами. Скажу честно: тот первый ужин в замке стал для меня тяжким испытанием.

– Да, я заметил. Вы сидели за столом очень тихо. Робкая, бледная. Глаз лишний раз не поднимали. Было интересно за вами наблюдать. Мне тогда подумалось, что вы – девушка храбрая. Так оно и оказалось.

От его слов я зарделась. Пожалуй, я заслужила звание «храброй девушки» – после всех-то событий! Особенно приятно было получить эту похвалу от такого человека, как полковник.

В дверь поскреблись; Август поднялся и впустил Кербера. Пес бодро процокал когтями по полу, подбежал к столу и положил голову мне на колени, с надеждой кося глазом на тарелку с мясом. Железные скобы в собачьей груди царапали мне ногу, но я терпела. Морда Кербера выражала неописуемое блаженство, прогнать его было бы верхом жестокости.

– Не кормите его со стола, – предупредил Август, и я вернула в тарелку кость, которую собиралась предложить полумеханическому псу. Кербер проводил ее разочарованным взглядом, но тут же отвлекся, потому что в кухню заявился второй непрошеный гость.

Фил не спеша прошествовал от двери к столу, потерся боком о ботинок полковника, о ножку стула, выгнул спину и коротко зашипел.

Кербер послушно отошел и улегся у печи. Теперь кот запрыгнул мне на колени, со вкусом зевнул, свернулся и затих.

– Весь личный состав прибыл, – заметил Август.

Он расправлялся с жареным цыпленком и совсем не смотрел в мою сторону, но меня не покидало ощущение, что думает он о том же, о чем и я: как уютно мы сидим вдвоем, в теплой кухне, почти по-семейному. И, быть может, он тоже чувствовал легкую неловкость. Во всей этой ситуации было много непривычного и волнующего.

Солнце бросало косые лучи сквозь витражные окна, на полу горели цветные пятна. Мурчал кот, позевывал пес, потрескивали угли в печи.

Я поднялась, чтобы принести овощи. Поставила тарелку перед Августом и продолжила хлопотать, стоя близко, почти касаясь бедром его правого локтя: что-то двигала на столе, поправляла, но при этом украдкой разглядывала полоску загорелой кожи в расстегнутом вороте его рубашки, и бьющуюся жилку на его шее, вдыхала знакомый аромат гвоздики и меди.

Он был весь передо мной – энергичный, крепкий мужчина, и я представила, как мы проводим долгие годы вместе, в этой кухне… И я целую его в щеку, шутливо тормошу за плечи и таскаю лучшие куски из его тарелки.

Август протянул руку и взял стакан, затем поднял голову и посмотрел прямо на меня. Его взгляд был непроницаем, но у меня отчего-то перехватило дыхание. Я торопливо вернулась на свое место.

Он продолжал следить за каждым моим движением. Коснулся губ салфеткой, и поднес стакан ко рту. И все это время не отводил от меня глаз. Смотрел пристально, полуприкрыв веки, а я сидела, словно загипнотизированная.

Август показался мне очень красивым в этот момент. Я любовалась и изломом его бровей, и складками возле его губ, и удивлялась. Совсем недавно – чуть больше месяца назад – я видела в наместнике лишь мрачного мужчину со взглядом людоеда, холодного и неприступного. Красота – в глазах смотрящего… Мои глаза многое стали видеть иначе.

Мы сидели в полном молчании несколько секунд. Наконец, Август нарушил его. Он серьезно отсалютовал мне стаканом и сказал:

– Ваше здоровье, Майя!

Я кивнула и улыбнулась, думая, что такого звучного голоса я не слышала ни у кого, и каждый раз, когда Август обращается ко мне, у меня становится горячо и щекотно в груди.

Дальше играть в молчанку было неловко. Отыскав безопасную тему разговора, я заметила:

– Какая Росвита молодец! Кухня преобразилась как по волшебству. Хотя до полного порядка еще далеко. И остальная часть замка…

– Об этом я и хотел поговорить с вами, – Август отложил салфетку. – У меня есть просьба, Майя. Но я пойму, если откажетесь.

Его глаза посуровели, он наклонил голову, собираясь начать, положил свои большие руки на стол и сцепил пальцы. Мое сердце опять забилось очень часто, и в этот момент я бы с готовностью согласилась на все, что он может потребовать – так рада я была сидеть напротив него, и слушать, и видеть его.

– Что вы хотите от меня, Август?

– Чтобы вы не бросали меня во время этого приема.

– Я ведь уже согласилась остаться, – напомнила я.

– Предлагаю вам попробовать новую роль. Перед приездом гостей нужно навести в замке порядок, да и потом проследить, чтобы все шло как полагается. Иначе говоря, нам нужна экономка. Моя мать ни за что не согласится взять на себя эти обязанности – я уже спрашивал.

Экономка! Предложение было интересным, но прозвучало оно… не так, как мне хотелось. Наверное, Август уловил мое разочарование, потому что быстро поправился:

– Мне нужна надежная, верная помощница. Комендант и адъютант в одном лице. Я буду платить вам жалованье за ваш труд. Возьметесь, Майя?

– Вы преувеличиваете мои способности, ваша милость. У меня нет опыта управления таким большим домом. Да еще во время приема высоких гостей! Тут нужно знать тонкости этикета, муштровать слуг… да и найти бы их сначала не мешало.

– Об этом не беспокойтесь. Во время приема обязанности хозяйки на себя возьмет Клара, супруга князя. Так обычно делается. Она обещала позаботиться о развлечениях, и она же привезет своих слуг. От нас лишь требуется привести замок в достойный вид. И в этом деле лучшей помощницы, чем вы, не найти. У вас полно идей. Вы толковая, знаете всех местных мастеровых и поставщиков. Прошу, Майя, не отказывайтесь. Очень на вас рассчитываю.

Он еще не закончил свою речь, а я уже знала, что соглашусь. Во-первых, я ожидала чего-то подобного. И даже, пожалуй, надеялась на это. Задумка вернуть замку жизнь пришла в мою голову давным-давно. Руки горели взяться за эту задачу.

Во-вторых, пока буду хозяйничать в замке, я смогу хорошо изучить его. Залезу во все уголки… Может, повезет наткнуться на то, что хочет найти Кланц?

– Ладно, – ответила я с достоинством. – Постараюсь оправдать ваше доверие. Но когда приедут гости…

– Вы будете нужны мне, и когда они прибудут. Вы и ваша наблюдательность, ваше умение судить о людях.

– Хотите, чтобы я помогла вам выбрать невесту?! – Душевного подъема как не бывало. Экономка – куда ни шло. Но советчица при выборе невесты? Выходит, Август не забыл мои глупые слова, которые я в смятении выпалила во время памятной прогулки в лабиринте?

Он усмехнулся.

– Да полно, неужели вы считаете, что я серьезно отношусь к этой затее Рутарда? Пусть князь и его супруга развлекаются, не буду им мешать. Главная цель приема состоит в другом. Подобные мероприятия, когда на них собираются мужчины, имеющие определенный вес, проводят не только для того, чтобы пьянствовать и веселиться с утра до ночи. Их проводят, чтобы решать дела. Создавать новые союзы, вырабатывать тактику против врагов. Вот, например: пару дней у нас пробудет представитель железнодорожного концерна. Очень важный человек и для меня, и для остальных. В том числе местных богатых фермеров и арендаторов.

– Думаете, его предложение их заинтересует? Да они плюнут вашему магнату в лицо и покажут кукиш.

– Лучше бы заинтересовало. Потому что если не будет по-хорошему, будет по-плохому. Кроме того, Рутард предложил одну любопытную затею, в которой мне захотелось поучаствовать…

Полковник неожиданно озорно улыбнулся – как мальчишка, который задумал разыграть учителя. Я вопросительно глянула на него.

– Нет, говорить вам пока не буду. – Он отрицательно качнул головой. – Ваши мысли написаны у вас на лице, как чернилами на пергаменте. Вы можете невольно выдать посторонним наш замысел. Мне же нужен хоть один беспристрастный, но зоркий человек в моем окружении, которому не будут уделять много внимания.

Этими словами он и заинтересовал, и невольно обидел меня. Вот и определилась моя роль на приеме. Наблюдатель, которого не будут замечать. А он еще и продолжил:

– Присмотритесь к гостям, и к девушкам, и к их отцам. Ваше мнение для меня очень важно.

– Вы обещали рассказать, какие девушки вам нравятся, – сухо заметила я. – Иначе как я могу оценивать их? Мне же нужно знать, как угодить вам.

– О, мои вкусы не играют никакой роли. Просто наблюдайте, составьте свое мнение.

– Я вас не понимаю, Август, – призналась я со вздохом. – Мне все время кажется, вы испытываете меня. Или не доверяете до конца. Умалчиваете, недоговариваете…

– Вы давно прошли все испытания, Майя. И вам я доверяю больше, чем самому себе.

Я вздохнула, закатила глаза и покачала головой, показывая, что своим признанием он озадачил меня еще больше. Но сюрпризы на этом не закончились.

– Если вы отдохнули и насытились, предлагаю еще одно развлечение, – сказал Август. – Поднимемся на крышу. Оттуда открывается чудесный вид, и там есть несколько удивительных флюгеров. Помнится, я давно обещал сводить вас наверх.

– Рада, что вы вспомнили о своем обещании.

– Тогда идемте, пока не стемнело. Покажу вам небесных чудовищ Жакемара.

На крышу можно было попасть через нежилую восточную башню. Август отомкнул крепкую дубовую дверь ключом и пояснил:

– Я запретил слугам ходить наверх. И без того довольно болтовни о привидениях и проклятьях.

От такого загадочного пояснения мое любопытство еще больше разгорелось.

Внутри башни стояла плотная мгла. Ее пронизывали редкие оранжевые иглы вечернего света, которые проникали внутрь через бреши в кладке.

Перил не было, приходилось держаться близко к стенам из пористого камня. За краем лестницы открывалась пустота – словно колодец. Чем выше мы поднимались, тем глубже он становился.

Ступени поскрипывали и шатались. Каждая ступень имела свою форму, поэтому следовало смотреть, куда ставишь ногу. Лицо щекотала пыль. Высоко в стропилах возились летучие мыши. Запах стоял затхлый.

Мой спутник заметил, что я робко жмусь к стене, и взял меня за руку. Подъем пошел веселее. Но, миновав с пяток пролетов, я сильно запыхалась, пришлось несколько раз останавливаться, чтобы отдышаться. Икры начали болеть.

Август терпеливо ждал. И тут я наконец осознала, в чем заключается преимущество механического сердца перед живым. После крутого и быстрого подъема дыхание полковника нисколько не сбилось, ритм шестеренок ускорился лишь самую малость. Он шел, как автомат, ровно, легко, и, если бы не я, мог бы взбежать наверх без остановки.

Лестница закончилась невысокой дверцей. Снаружи доносились крик ворон, позвякивание и шелест. Август вставил ключ в скважину и со скрипом повернул несколько раз. Дверь распахнулась, в лицо повеяло прохладой. Мы вышли на крышу.

От непривычного вида кружилась голова, и подрагивали колени. Я сделала несколько неуверенных шагов к парапету. Впереди и внизу открывался удивительный мир. От ощущения высоты и бесконечной дали душа наполнилась восторгом вперемешку с испугом.

Здесь было очень много неба. На востоке оно уже стало густо-синим, пугающим. Там подступала ночь. На западе горела оранжевая полоса, раскаленный диск солнца почти касался горизонта.

Поместье лежало внизу, как настольная игра – подобные недавно вошли в моду в столичных салонах. Лабиринт напоминал коробку для рукоделия со множеством отделений, выложенных темно-зеленым бархатом. Осторожно перегнувшись через парапет и вглядевшись, я нашла знакомые скульптуры, фонтаны, гигантское механическое сердце в центре. Его бронза, тронутая последними лучами, ярко блестела.

В чаще за поместьем я даже различила остроконечную крышу «Логова кобольдов» – лесной беседки, подле которой нам с полковником довелось попасть под обстрел.

Когда я устремляла взгляд вниз, у меня холодели и потели ладони, а внутри словно натянутая струна звенела. Хотелось лечь и накрыть голову руками. Я отпрянула от парапета и зажмурилась. Август понял мое состояние и успокаивающе положил ладонь мне на плечо. Ладонь была тяжелой, жесткой, и давала чувство устойчивости. Он сам весь был как глыба, как якорь.

– Смотрите вперед, Майя, не смотрите вниз, – посоветовал Август.

Я кивнула и последовала его совету. От панорамы захватило дух; я всматривалась в нее с жадным любопытством.

На востоке до самого горизонта – леса, а там, где темное небо соединяется с землей, проступают очертания гор. На западе среди деревьев пламенеют красные крыши фермерских домиков, тянутся лоскутки полей и огородов, и горят в закатных лучах шпили ратушной башни Ольденбурга.

Подул ветер. Я запрокинула голову под его напором. Прохладный, пахнущий вечерним сосновым лесом, он срывал с плеч шаль, трепал пряди и остужал щеки.

Какой огромный и прекрасный мир! Я хорошо знала лишь небольшую его часть, и как же мне захотелось побывать там, дальше, за линией горизонта, за горами! Подобное чувство приходило ко мне, когда я стояла на пирсе причала в столице…

«Ничего! – сказала я себе, как говорила всегда. – Жизнь моя только началась. Все будет, все впереди!»

Я оглянулась на Августа, чтобы поделиться с ним своими мыслями, но передумала. Он тоже смотрел за горизонт, но лицо его не отражало радость, и взгляд у него был странный. Не мечтательный, напротив: оценивающий, сосредоточенный. Он смотрел на свои владения и что-то решал в уме. И решения эти не доставляли ему радости.

Неожиданно подумалось: случись такое, что придется выбрать – объездить мир, или провести всю жизнь рядом с наместником здесь, в этом замке – как я поступлю? И не буду ли я в любом случае жалеть о принятом решении?

Странные мысли лезли в голову на этой головокружительной высоте.

– Что это за шум? – спросила я, осознав, что постукивание и хлопанье стали громче.

– Флюгера и небесные чудовища Жакемара, – ответил Август. – То, ради чего я привел вас сюда. Смотрите, – он сделал шаг в сторону, и я повернулась. Дальняя панорама так поразила меня, что я даже не обратила внимания на чудеса, которые прятались на крыше замка Морунген. Теперь я увидела их и онемела от изумления.

Как и все прочее в этом замке, крыша оказалась странным местом. Изломанная, со множеством коньков, надстроек, закутков, переходов, лесенок и дымоходов. Они образовывали лабиринт не менее сложный, чем тот, что раскинулся внизу.

Парапет украшали химеры, горгульи и разные невиданные животные. Изваяния были заляпаны птичьим пометом, потрепаны дождем и непогодой. Они сидели сгорбившись, раззявив пасти водостоков. Каменные скелеты возвышались между ними, как стражи.

Но тут среди безжизненных статуй шевельнулось и захлопало что-то крупное; перепуганные вороны снялись с конька и закружились с карканьем. От неожиданности я вцепилась в руку полковника, однако в следующий миг любопытство победило. Я робко двинулась вперед, держась рукой за парапет.

– Что это такое? – Я округлившимися глазами смотрела на удивительных механических существ, заселивших крышу замка Морунген.

Существа были изготовлены из стальных реек. Одни походили на скелеты рыб или птиц, покрытых перьями или чешуей; другие напоминали изуродованных насекомых. К рейкам крепились сотни металлических пластин. Ветер приводил их в движение. Пластины крутились, двигались рейки, существа меняли позы, становились то объемными, то плоскими. Раскрывали крылья. Поднимали и опускали конечности… Сами собой натягивались прикрепленные к рейкам стальные струны и цепи, начинали жужжать шестерни. Я словно наблюдала представление в театре марионеток, где кукловодом и главным артистом был ветер.

– Удивительно! Поразительно! – Мой голос, наконец, нашелся.

Нет, Кланц ошибался, когда говорил, что Жакемара интересовало только таинство смерти! Таинство жизни интересовало его не меньше. Более того: он мечтал стать жизнетворцем. Он искусно создавал имитацию жизни из металлов и стихий. Использовал механические силы пружин, ветер, воду, огонь, магнитные силы земли. Как и автоматоны, ветряные механические пугала – его дети. Одновременно уродливые и прекрасные, они выглядят… почти живыми.

Полковник тем временем объяснял:

– Флюгера Жакемара как-то связаны с различными механизмами в стенах замка. Цель этого устройства установить не удалось. Оно выглядит бессмысленной забавой.

– Оно может быть частью его опытов по аэромансии, – предположила я. – Кланц рассказал, что Жакемар увлекался…

Я прикусила язык, но было поздно. Сильные пальцы сжали мое плечо, полковник развернул меня к себе и впился в лицо глазами. Я сжалась под волной его гнева, отступила и толкнулась спиной о каменный парапет.

Август лишь крепче стиснул мое плечо.

– Ну же, договаривайте, – предложил он ледяным тоном. – И что же рассказал вам мастер Кланц?

– Жакемар увлекался аэромансией и пиромансией, – пробормотала я убитым голосом. – Отпустите, ваша милость, вы делаете мне больно.

Я сказала неправду: боли он не причинил, но было ужасно обидно. Август несколькими словами убил мой восторг.

Он с некоторым недоумением глянул на свою руку у меня на плече и разжал пальцы. Затем оперся о парапет и наклонился, не давая отойти. Пришлось смотреть в его сердитое лицо.

– Я так и знал, что вы решите навестить Кланца, невзирая на мой запрет, – сказал он с досадой. – И вы не собирались рассказать мне о своем визите, так?

– Хотите верьте, хотите нет, но собиралась, – возразила я немного дрожащим голосом. – Просто ждала удобного момента.

– О чем вы говорили с Кланцем?

– О вас, разумеется. Август, вы знаете, что вам грозит…

– Опасность, да. Мое сердце может остановиться в любой миг, и для этого я должен немедленно прибежать к Кланцу. Старая песня.

– Вы ему не верите?

– Когда мы заключали договор, он обещал иное. Лишь когда я решил отказаться от его услуг, Кланц заявил, что у моего сердца истекает срок службы. Но толком объяснить причину не смог, да и уверенности у него в таком исходе нет. Кланц плохо понимает работу созданного им устройства. Точнее, слепо скопированного замысла Жакемара.

– Когда у вас начались проблемы с механизмом, вам не приходило в голову, что Кланц мог быть прав?

– Отчего же, приходило. А также в мою голову пришла догадка, что другие мастера сумеют исправить то, что может или не может исправить Кланц. И в результате мы прекрасно обошлись без его помощи. Обойдемся и впредь.

– Отчего вы настроены против Кланца, Август?

– Я уже говорил вам. – Полковник спрятал свой гнев под холодной маской, но на милость его не сменил. Он продолжил размеренно и терпеливо:

– Кланца не зря прозвали дьяволом. Он начисто лишен совести, хитер и умеет получать от людей то, что ему нужно. О чем он просил вас, Майя? Он всегда либо просит, либо требует, либо предлагает заключить договор. Надеюсь, вы не заключали с ним договор? Даже если вы сделали такую глупость, не вздумайте выполнять его условия.

Я покачала головой.

– Кланц всего лишь просил убедить вас встретиться с ним. Поручил поискать в замке чертежи Жакемара. Чтобы найти средство помочь вам. Август, вы несправедливы к нему. Вы не любите менять точку зрения и людей видите однобоко. Пусть Кланц был… непростым человеком семнадцать лет назад, но время перековало его. Так он утверждает. И я верю в это. Я видела его, я беседовала с ним.

– Он из тех людей, которых не перекует даже время. Такие люди становятся с годами лишь жестче, хитрее и упрямее.

– То же самое он говорил о вас. Вы очень похожи друг на друга.

– И это мне вовсе не нравится.

Август убрал руку с парапета, отвернулся и пошел к двери на лестницу. На ходу он приказал:

– Майя, я запрещаю вам встречаться с Кланцем и обмениваться с ним письмами.

Хоть и не хотелось мне дальше сердить полковника, я сказала упрямо:

– Вы не имеете права запрещать мне что-либо. Вы можете попросить, а я могу согласиться или не согласиться выполнить просьбу. Зависит от того, насколько убедительны будут ваши объяснения.

Он открыл дверь и посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом.

– Вы правы. Вы не мой солдат и приказывать вам, я, конечно, не могу. Могу лишь надеяться на ваше благоразумие. Все, что необходимо, я вам уже объяснил.

Мой поступок и мои слова разочаровали его, я это видела. Наверное, он считает меня предательницей, и это несказанно расстроило – у меня даже в носу засвербело, и глаза зачесались от подступающих слез.

В молчании мы вошли в лестничный колодец и пошли вниз. Лучи почти погасли, теперь здесь было очень темно. Август снял с гвоздя на стене шахтерский фонарь и запалил фитиль.

– Идемте, – приказал он. – Осторожнее, Майя! Не оступитесь.

Он сжал мое запястье и повел за собой, но его прикосновение было неласковым. До самого выхода мы больше не обменялись ни словом. Но молчание Августа громче всяких слов говорило о его недовольстве.

И по своим покоям мы разошлись, обменявшись лишь сухим прощанием.

Глава 7 Хозяйка замка

День закончился плохо, и ночь выдалась скверной. Явились дурные сны. В них я вернулась в мастерскую Кланца. Хозяин мастерской стоял передо мной недвижно и сжимал мертвой рукой механическое сердце. Сердце сокращалось и пульсировало, как живое, из шестеренок сочилась кровь.

Я проснулась с тягостным чувством и не могла уже уснуть до утра.

По привычке поднялась рано: серый свет только-только пробрался в комнату. Раньше в это время требовалось явиться в покои фон Морунгена, чтобы проверить работу его механизма. Когда миновала опасность, отпала и необходимость в утренних визитах.

Однако устного приказа об отмене старых обязанностей от командования не поступало. Поэтому через пять минут я стояла, нахмурившись, возле баронской спальни.

Стоило мне коснуться дерева костяшками, как дверь распахнулась. Барон без лишних слов кивнул, приглашая войти.

– Доброе утро, ваша милость, – поздоровалась я со сладкой почтительностью, чтобы показать, как сильно я обижена его вчерашней суровостью. – Вот, прибыла для исполнения. Давайте осмотрим и настроим ваше сердце.

Он покачал головой, а я испытала легкое удовлетворение. Моя холодность не прошла незамеченной. Вид у его милости стал как будто смущенный, но сложно сказать наверняка.

– Не нужно. Теперь у вас другие задачи, лучше обсудим их, – напомнил он миролюбиво. – Если вы не передумали стать комендантом моего замка.

Он едва заметно улыбнулся, переступил с ноги на ногу и потер ладонью затылок. Точно – смущен! Я немного оттаяла.

– Заходите и садитесь. Покажу вам план операции.

Я прошла в комнату, почти ожидая увидеть в углу подобострастную фигуру брадобрея с коробом ухофона за спиной.

Вспомнив предателя, я отчего-то почувствовала не гнев, а жалость. Зандер в момент нашей последней странной встречи вел себя не как закоренелый негодяй. Он выглядел растерянным, испуганным, но в то же время уверенным в своей правоте.

Что им двигало? Только ли жажда наживы?

И где сейчас Зандер, сержант, который спас своего командира, чтобы потом, спустя годы, обменять его жизнь на золото? Раскаивается ли он в том, что совершил? Что если он где-то рядом? Хотя не это самое плохое: рядом может оказаться тот, кто управлял его рукой.

– Вы не пытались найти злоумышленника? Того, кто стоял за Зандером? – спросила я.

– Пытался и пытаюсь, – Август не казался удивленным моим неожиданным вопросом.

Он сел за рабочий стол и вынул пачку плотно исписанных листов. Потом глянул на меня исподлобья и глухо сказал:

– Круг подозреваемых невелик. Лишь несколько человек могли связаться с Зандером и дать ему нужные указания. Я внимательно слежу за каждым. Не беспокойтесь, подобное несчастье мне больше не грозит.

– Да ну?! – В моем голосе звучало достаточно неприкрытой иронии. – Вы не собираетесь назвать мне этих людей? Кланц считал, что это мог быть бургомистр или даже Курт. Или…

– Это мог быть сам Кланц, – прервал Август.

С моих губ сорвался возглас протеста.

– Я хорошо знаю его, Майя. Старый черт способен на многое ради своих исследований. Именно поэтому мне не понравилось, что вы встречались с ним за моей спиной.

– Но зачем ему вас убивать?

– Масса причин. Возможно, он не хотел убивать, а лишь пытался вынудить меня вернуться к нему.

– Опасно и ненадежно. Он не безумец, чтобы подвергать вас такому риску.

– Нет, не безумец. Но расчетливый человек без принципов бывает не менее опасен.

– Август, вы не правы. Я считаю, Кланц привязан к вам, как к сыну, – я говорила горячо, пытаясь убедить его. – Он не причинил бы вам вреда. Он беспокоится о вас и…

– Оставим этот разговор. – Август сделал нетерпеливый жест рукой. – Лучше изучите список.

Он пододвинул листок, исписанный крупным, угловатым почерком, который так хорошо отражал его характер.

– Вот перечень дел. Добавляйте сюда все, что сочтете нужным. Необходимо управиться за три недели. Деньги я дам.

Я пробежала глазами список.

– Займитесь жилой частью. Второй этаж – спальни для гостей, комнаты для слуг на третьем. Нежилые коридоры и восточную башню мы закроем, чтобы гости не шастали там без приглашения.

– Постараюсь выполнить. Найду помощников и мастеров в Ольденбурге и деревнях. Организую уборку, закуплю кое-какую мебель, белье, детали интерьера…

Он кивнул, потом достал из ящика и положил на стол связку ключей и толстый бумажник.

– Берите.

– Что это? – насторожилась я.

– Символы вашей власти. Ключи от всех помещений замка, от каждой двери и каждого сундука. Вот ключ от сейфа в библиотеке. Потом вернете, когда почините застежку на ожерелье. Лишь одного ключа здесь нет – того, которым я завожу сердце, – он суховато улыбнулся. – Мне он нужнее.

Я невольно посмотрела на его широкую грудь. Сквозь тонкую ткань рубашки проступали его выпуклые мускулы, но левая большая грудная мышца была изуродована очертаниями металлической дверцы.

Самый важный ключ Август носил в часовом кармане на цепи или на шнурке на шее. Обычно он предпочитал заводить свой механизм сам, но иногда поручал это мне, и такое простое действие – пожалуй, самое простое из всех, которые приходилось выполнять, когда я следила за работой шестеренок в его груди – заставляло меня трепетать.

Оно имело для меня особый смысл. Было страшно и волнительно вставлять ключ в узкую скважину под металлической дверцей в человеческом теле, затягивать тугую пружину, чувствовать легкую вибрацию и гудение. В этот момент Железный Полковник казался сверхъестественным существом. Совершенным, невероятным, но при этом трогательно уязвимым.

– Тут деньги на первые расходы. – Мой совершенный и уязвимый мужчина постучал указательным пальцем по бумажнику. – Чеки и наличные.

– Вы настолько мне доверяете? – Я не решалась взять бумажник.

– Говорил ведь уже: доверяю полностью. Хоть вы и не всегда поступаете так, как мне хочется. Берите же! На эти недели вы – полноправная хозяйка замка. Через несколько дней нас навестят князь с супругой. Клара побеседует с вами и скажет, что еще необходимо сделать до прибытия гостей. Потом она выйдет на сцену и будет дирижировать этим… приемом. Но хозяйство все равно останется в вашем распоряжении. Справитесь, Майя?

– Так точно, справлюсь! – ответила я с некоторым испугом.

Однако я засомневалась, что справлюсь, когда внимательнее изучила список. Дел предстояло невпроворот. Три недели хватило бы для приведения в порядок лишь небольшого коттеджа. А тут – целый замок! Да еще такой большой! И такой запущенный!

Но когда я прошла по коридорам, заглянула в нужные комнаты, чтобы оценить фронт работ, то ощутила прилив вдохновения и детскую радость.

Как будто мне подарили огромный кукольный дом, и я могу обустраивать его по своему вкусу! В детстве я редко играла в куклы – предпочитала отцовские инструменты и часовые детали – но теперь собиралась наверстать упущенное.

Услышав о моем назначении, госпожа Шварц помогать отказалась.

– Довольно я поработала тут горничной, – отрезала она. – Больше обихаживать господ не желаю, ни в каком качестве. К тому же Август не спрашивал меня, хочу ли я вообще видеть гостей в замке. Так вот, если вам интересно – видеть я их не хочу. Думаю, и этим господам будет не очень-то приятно целовать руку, которая раньше мыла их ночные вазы. – Она ядовито улыбнулась. – Но вы развлекайтесь, Майя, работайте. Угождайте моему сыну, раз вам заняться больше нечем.

Госпожа Шварц открыла молитвенник, нашла нужную закладку и приготовилась углубиться в чтение. Не отрывая глаз от страницы, она неожиданно добавила:

– Послушайте моего совета: когда прибудут гости, попросите Августа представить вас как мою компаньонку и дальнюю родственницу. Потому что иначе вы окажетесь в неудобном положении. Вы не из их круга. Вы не родня хозяину дома. Экономка в развлечениях участвовать не может. Компаньонке хотя бы позволено на них присутствовать. Коситься, конечно, будут, но вы это переживете.

Ее совет был разумен, однако пробудил горькие чувства.

Пришлось заручиться помощью Курта. Его смекалка и расторопность оказались весьма кстати, когда дело дошло до найма мастеров и временных слуг. Тут я была спокойна: бывшего денщика не провести. Он и сам кого хочешь проведет, облапошит и уболтает. И все с улыбочкой, с шутками-прибаутками, да подкручиванием черного уса.

Первую неделю в замке стояли суета и неразбериха.

Новые горничные бродили по коридорам с потерянным видом, ойкали при виде каменных скелетов и пугались каждой тени. Потом попривыкли, и дело пошло на лад. Постепенно исчезла паутина из углов, отмытые перила заблестели воском, с доспехов и щитов сползла ржавчина, и даже каменные изваяния стали выглядеть не только зловеще, но и величественно.

Без шепотков и паники все же не обошлось. Особенно после того, как со стены в разгар уборки сорвался щит и отдавил новой горничной ногу. Немало крику было, и когда из глазниц черепа в коридоре второго этажа разбежался в разные стороны выводок паучков. Или когда летучая мышь влетела в окно кухни и запуталась в шевелюре новой посудомойки. Девчонка визжала так, что бокал со стола упал и раскололся.

Новые и старые слуги шептались о призраках и проклятиях и со злорадством гадали, кто из гостей первым падет жертвой Безголового Кадавра, или Духа Морунгена, или кобольдов из рудника.

После этих событий пришлось еще раз проверить, хорошо ли заперты двери в нежилые части замка. Не хватало, чтобы кто-то из новичков забрел туда и потерялся. Я и сама-то плохо знала те уголки…

По этой же причине – не пугать лишний раз обитателей Морунгена – я наконец взялась за ремонт огромных часов в холле. Нельзя допускать, чтобы они в разгар веселья ошарашили гостей похоронным боем.

В сундуке одной из пустующих комнат отыскался старый мальчишеский костюм с короткими брюками и просторной рубахой. Сдается, его надевал лет восемьдесят назад прежний владелец замка для игр на свежем воздухе.

Я переоделась, на голову повязала косынку, нижнюю часть лица замотала мокрой тканью, чтобы не дышать пылью. На руки надела рабочие перчатки с обрезанными пальцами. Вооружилась фонариком и необходимыми инструментами. Шуганула кота, который путался под ногами, открыла потайную дверцу и собралась нырнуть в утробу часов.

Меня остановил короткий вскрик. В дверях стояла бледная госпожа Шварц и прижимала к груди руку. Хозяйка замка тяжело дышала.

– Ну?! Что случилось? – спросила я невежливо, спустив шарф с лица.

– Ад и холера, это вы! Черт бы вас подрал со всеми потрохами! – воскликнула госпожа Шварц, и я чуть не села, услышав из ее уст столь забористое ругательство.

– Простите. – Она пришла в себя, беззвучно прошептала молитву и коснулась рукой амулета на груди. – Вы меня напугали. В этом наряде вы словно… привидение. Тот мальчишка… Гансель… ходил в похожем. – Она коротко и нервно рассмеялась. – Коричневые штаны, зеленая рубашка, и лицо заматывал, чтобы не жалили пчелы, когда он воровал мед у пасечника. Помнится, Август однажды крепко вздул его за воровство… и пригрозил следующий раз шею свернуть. И чего это я о нем вспомнила, ума не приложу!

– Кто такой Гансель?

Госпожа Шварц отвела глаза – отвечать ей не хотелось. Она нагнулась и взяла на руки Фила, который подошел потереться головой о ее юбку.

– Кто это? – настаивала я. – Имя мне знакомо.

– Гансель и Ивонна – дети, которые пропали из замка, – неприязненно напомнила она.

– Ах да, верно… – Я наморщила лоб. Те далекие события нет-нет да всплывали в разговорах, будто напоминая о себе с какой-то целью.

– Что вы делаете, Майя? Зачем на вас эти тряпки? – поинтересовалась госпожа Шварц.

– Собираюсь забраться внутрь часов.

Я опять распахнула дверцу и заглянула в начиненную механизмами утробу, прикидывая, не понадобится ли второй фонарь. Тиканье и постукивание стали оглушительным. Хорошо, что Августа нет дома. Он не переносит этих звуков.

Кот внезапно забеспокоился. Он вывернулся из рук госпожи Шварц, шлепнулся на пол и крадучись пошел вдоль стены.

– И что вы собираетесь найти внутри? – мрачно вопросила Ворона. – Призрак замка, что предвещает беду? Или хотите разбудить рок? Вновь услышать тот похоронный звон?

Когда она начинала каркать вот так, у меня мурашки по спине бегали.

– Я рассчитываю найти там треснувшую шестеренку или что-то подобное, – отрезала я. – А призраки пусть сами о себе позаботятся. У меня и без них хлопот полон рот.

– Вы еще очень молоды, – сказала госпожа Шварц с интонацией своего сына и почти его же словами. – Вы легкомысленно относитесь к вещам и явлениям не из мира сего. Вы такая приземленная, такая практичная… – Она покачала головой, и было неясно, ругает она меня, или же хвалит.

– Пожалуй, я понимаю, чем вас увлек Август. Вы видите в нем сломанный механизм, который хотите починить. Как в этих часах. Никто не любит механизмы больше вас. Только не забывайте: механизмы не умеют любить в ответ.

Она собралась уходить, но потом повернулась и выдала на прощание:

– И еще не забудьте: дух замка Морунген следит за всем, что вы делаете. Я знаю точно.

Глаза у нее при этом были какие-то безумные.

Я заскрипела зубами. Мне бывало жалко госпожу Шварц, я сочувствовала ей, но давно оставила все попытки понять ее и относиться к ней доброжелательно.

– Да ну вас, – сказала я себе с досадой, когда она ушла – Тоже мне, любительница покаркать!

Я вновь натянула на лицо мокрую ткань и забралась внутрь часов, твердо решив лишить их голоса раз и навсегда. Успеха добилась спустя полчаса, сломав лишь одну отвертку.

Загадка неурочного боя оказалась до удивления нелепой, а ее решение таким простым, что я рассмеялась – и тут же закашлялась от пыли.

Не буду никому рассказывать о своем открытии, коварно решила я. Пусть оно будет моей козырной картой. Преподнесу ее потом как-нибудь поэффектнее… А то заладили: злой рок! Мистика! Дух замка Морунген!