Читать онлайн Первокурсница. Городская легенда

Глава 1 Бес в метро и Ангел у вокзала

– Ну, где же Ленка-бабушка? Ну, сколько её ещё ждать? – нетерпеливо топталась на платформе метро Маша, теребя за рукав подругу Женьку.

– Не знаю Маш. Она обещала, быть здесь, к восьми, – нервно бросила в ответ Женя.

– Мы, уже полчаса её ждём. Ну, сколько можно, – стала капризничать Маша. Она почти не спала сегодня, и с утра ещё ничего не ела. А позади промчался учебный день в универе и дополнительные само занятия по музеям, после. Хотелось спать, есть и уж точно никого ни ждать.

– Ну, а я что сделаю Маш? Сказала, придёт, значит придёт, – утвердительно прицокнула Женя, оглядываясь по сторонам, ища глазами Ленку. Которую, подруги называли бабушкой, за любовь попричитать и поохать.

Вместо Ленки к ним вдруг подошёл высокий мужчина. Не полный, но плотный, в тёмно-коричневой, кожаной куртке, тёмно-синих джинсах, на ногах не по зимней погоде щегольские, носатые туфли, начищенные до блеска. Густая курчавая борода обрамляет мясистое лицо с широким носом, на такой же курчавой голове. Крупные, миндалевидные глаза, масляно светятся за чёрными, частыми ресницами. Полные губы растянуты в хищную улыбку. Зыркнув заговорщицки на Женьку, мужчина подошёл в плотную к Маше и глядя в упор, ей в глаза, стихотворно заговорил:

А помнишь бурю в заливе Венеда?

Свайгон, адмирал там победы держал.

Варворд осминогий хотел взять державу,

Но в битве полёг, город снов проиграл…

Не дав странному мужику договорить, Женька схватила Машку за руку и побежала, по пути выхватив из толпы Ленку-бабушку. Мужчина не отставал.

– Погоди. Постой… – кричал мужчина, размахивая рукой, как в приветствии.

Но девушки и не думали останавливаться. Забежав в подошедший поезд, помчались из вагона в вагон, и перед самым его отбытием выскочили на платформу. Мужчина за ними не успел, выглядывая их через окно поезда. По его лицу было видно, он не расстроился. Растянув улыбку хищным смайликом, помахал на прощание рукой.

– Псих какой-то, – буркнула Женя, – Машкен, а ты тоже, курица. Встала, как вкопанная, рот открыла. Маш, ну, где твой инстинкт самосохранения? Мало ли зачем он подошёл. И эти безумные стихи. Что он там басил? Ох!

– Да, ладно Жень, стихи, кстати, забавные были. Венеда, осьминоги. И мужик вроде не агрессивный, улыбался…

– Улыбался он, как маньяк, Маш. И руки в карманах держал. Вот что там у него в кармашках было? То-то же, не знаешь. Может, там нож в ладони зажат был или платок с фимиамом. Или чем там наивных дев с периферии дурманят. Маш будь бдительной, умоляю. Вот, делать больше нечего, как за тебя переживать.

– Ой, девочки мои, а что произошло-то? Маньяк на Марьку напал что-ли? Ой, беда, беда. Что-ж творится-то? – затараторила Ленка-бабушка.

– Да, не переживай Лен. Псих, какой-то подошёл и начал Машку стихами зомбировать. А она и размякла, уши развесила и поплыла дуриндосей. Хорошо у меня реакция срабатывает на таких, как этот персонаж. Улыбался он… А как за нами бежал след в след, тебя это не насторожило, Маш? Самый натуральный маньяк и точка.

– Ладно, не закипай. Убежали от него и хорошо. Вряд ли ещё его увидим. Не на острове же живём. Город большой, – стала успокаивать Женьку Мария.

– Ох! Девоньки мои, приключенческие. Бывает же-ш. Ладно, забыли. Маш, ну я договорилась на счёт тебя с сестрой. Можешь пожить у неё, пока она в отъезде будет. Ты главное о её коте позаботься и уют наведи. Там ведь берлога, берлогой. И живи пока она не приедет. Пару-тройку дней у тебя есть, на то, чтобы себе жильё подыскать. Значит, расписание прибытие-отбытие поездов на вокзале посмотришь. Выходить на станции Разлив. Там по карте посмотришь куда идти, я адрес тебе записала. Вот карта кстати, – Лена протянула Марии сложенную втрое карту Ленобласти.

– Спасибо Лен, ты очень выручила, – поблагодарила Лену, Мария.

– Да, на здоровье Маш. Аллины друзья, мои друзья, – улыбнулась в ответ Лена.

– Да, кстати по поводу Аллы. Маш, в среду у меня собираемся. Ладка и Маринка придут, подучим танец, да подумаем над костюмами. Алла нас в своём выступлении, на подтанцовку поставила. Так, что на пятницу и субботу, ничего не планируй.

– Хорошо, Жень, – покорно кивнула Мария.

– Лен, слушай, дай номер телефона сестры Алле, она с Машей хочет о чем-то поговорить.

– Хорошо, как до дома доберусь позвоню ей. Передам, что с Марькой, все в порядке и номер продиктую.

– Вот, и славно! Машуль, утром, как проснёшься, набери меня, я у Кэшевой мамы буду. Всё, девчонки, я побежала. Кэш ждёт, едем к его маме сегодня с ночёвкой. Надо помочь ей с перестановкой. Завтра, с утра и целый день будем мебель тягать, – тараторя, расцеловала подружек Женя

– Сил вам и вдохновения, с Кэшем. Я тоже побегу, сегодня и завтра, моя очередь с мелким нянчиться. Машуля, Томочке приветы, – обняла Машу, Ленка.

Попрощавшись с подругами, Маша поехала на Старую Деревню, там, на вокзале купила билет до Разлива.

На платформе холодина. Как ни укутывайся, сквозняки всё равно находят лазейку и на радостях, запускают в неё неистовый табун стремительных, беспощадно жалящих мурашек. Машка попыталась расслабить мышцы. Этот способ помогал усмирить мурашки и не так сильно, ощущать колючий холод. Но только Машка, прогоняла один табун, как резкий порыв ветра, пригонял следующий.

Наконец-то подошёл поезд. Машка благословенно прислонилась на спинку сидения в вагоне. Пусть он и продувается со всех сторон, всё же здесь теплей, чем на улице. Машку стало клонить в сон. Она попыталась отогнать дрёму, вглядываясь в призрачный пейзаж за окном. Фонарям, время от времени, мелькающим вспышкой света, по пути следования поезда, всё-таки удалось усыпить Марию.

– Конечная. Просыпаемся. Выходим, – голос вагоновожатой воткнулся гвоздём в висок.

– Как, конечная? Проспала свою остановку, – встрепенулась Машка, моментально проснувшись.

– Так, конечная. Всё, поезд дальше не идёт, – отрезала вагоновожатый.

– А, когда следующий, обратно в Питер пойдёт? – заволновалась Маша.

– Буквально, через несколько минут. Если поторопишься, успеешь, – кивнула вагоновожатая на поезд за окном.

Машка бегом помчалась туда, куда указала вагоновожатая. Выпрыгнув с поезда, сиганула с платформы и моментально увязла в сугробе. Снег тут же плотно набился в невысокие ботинки Марии. Не обращая внимание на озноб и тающий в ботинках, от тепла ступней, снег, Мария почти влетела в соседний поезд.

– Бррр, успела. Ну и морозина. Ладно, главное на поезд успела. Лишь бы контролёр не появился. Билет-то обратно, не купила. Ох! Ничего, скоро буду у Ленкиной сестры, а там и отогреюсь, и поем, и сладко посплю, – расслабленно думала Мария, вытряхивая снег из ботинок. Поменяв промокшие носки, на новые, тут же снова уснула.

Так, она проспала свою остановку три раза. На третий всё-таки успела сойти с поезда в Сестрорецке. И это был последний поезд на этот день. Следующий придёт только утром.

– И, что теперь? Куда идти? Ладно, не стоять же на месте, пойду в сторону Санкт Петербурга.

От тусклого света фонарей, прочитать названия улиц на Ленкиной карте, было невозможно. В сумраке, буквы выстраивались безмолвным пунктиром. Машка решилась доверится памяти, она была однажды в гостях у Лениной сестры. Хорошо помнила дом, где она жила. Но было, одно большое но, это был день и ранняя осень, а сейчас вовсю разгулялась зима, да и сгустившиеся сумерки обезличили дома, дороги, да и всё вокруг с тех пор и сейчас изменилось.

Машка долго бродила во тьме. Нужный дом, словно прятался от Машки, а дорожки, по которым она ступала, путались, сворачиваясь и разворачиваясь, как им вздумается. Людей у кого бы можно было спросить дорогу, на пустынных, полночных улицах не было. Выбившись из сил, Машка побрела на станцию Разлив, мимо которой проходила не раз, в эту полночь. Там у вокзала, лавочки, хоть чуток посидеть на них, дать ногам отдохнуть, а там дальше двигаться на поиски дома.

Только Маша присела на одну из лавок, как из-за угла вокзала показалась женщина, средних лет. Замотанная с ног до головы в платки; и на голове, и на плечах, и вокруг пояса. Светлая, болоньевая куртка, ниже колен, из-под которой воланчиком топорщится юбка до пола, невнятного цвета. Стоптанные, морщинистые полусапожки на ногах. В обеих руках пакеты с пустой тарой. Не меньше двух в каждой руке. Женщина неторопливо прохаживалась по площадке у вокзала, набивая свои пакеты пустыми бутылками. В какой-то момент она поравнялась с Марией. Оглушённая морозом Машка, безмолвно уставилась на неё.

– Вот, эта ночка. Морозно, свежо, сил сразу столько прибавилось, что и слов не подобрать, – вдруг завела беседу женщина, – я тут с восьми вечера хожу. Вот смотри, сколько пустой тары собрала, да привокзальную площадь прибрала. Всё в плюс. А утром схожу, сдам их, какая никакая копейка будет. Сыну сладкого куплю. Он у меня сладкоежка, дома сейчас, в Питере. Приболел, не ходячий совсем, а так бы со мной точно поехал. Я вот, который год, как темнеть начинает, сразу сюда, в Разлив, для равновесия приезжаю. Над Санкт Петербургом, ведь, знаешь-не знаешь, тёмная сила весит. Ещё со времён первой битвы света и тьмы. Вот мы посланники света и сдерживаем её, темноту-то. Чтоб людей и город не поглотила. По мимо меня ещё четверо светлых, равновесие держат. Трое, как я по сторонам Санкт Петербурга, вахту ночную несут, а один в центре города. Я единственная на улице тьму сторожу, остальные у себя по домам. Темнота тому виной. Мы же с сыном должны были здесь в Разливе жить, после катастрофы на родине. Квартиру долго ждали, а как очередь подошла, выяснилось, что нашу квартиру уже, кто-то занял. Но мы не отчаиваемся. Светлые силы нам помогают, вот адвоката мне послали. Бесплатного. Он сейчас решает вопрос с нашей квартирой. А я не ропщу. Как мне было предсказано, светлую вахту несу. Хочешь со мной, вместе? Может неспроста мы с тобой встретились сегодня. Походим, до утра, Питер посторожим. Как вокзал откроется, кипятка в буфете попросим, чай в пакетиках с собой есть. А тару сдадим, так и сладкой сдобы к чаю возьмём. Что скажешь?

Машка, стуча зубами от холода, прошелестела, что-то невнятное в ответ, а женщина, страж света, продолжила свой эпический рассказ про битву добра и зла, что незримо творилась с наступлением ночи, над Санкт Петербургом.

– Вот, эта точка света, здесь в Разливе находится. А я её страж. Такая моя судьба.

Дав договорить женщине, так как перебивать её, Машке было неудобно, а её рассказ и, правда заворожил и заставил забыть на мгновение о холоде. Наконец, спросила, не знает ли женщина, где находится нужный Машке дом.

– Нет. К сожалению, не знаю, – покачала головой женщина.

Машка сразу потухла и снова стала мёрзнуть. Женщина-же продолжила агитировать Машку, встать на силу добра. Видя, что Мария вяло, реагирует на её притчи, женщина вдруг поменяла своё мнение о знании местности:

– Погоди. Слушай, так дом твой, тут за углом. Точно, недавно там проходила. Вот за вокзал заворачивай, а там тропинка, ты по ней иди, иди, никуда не сворачивай и она тебя прямо к дому нужному приведёт.

– Что, правда? Вот спасибо, – обрадовалась Маша.

– На здоровье! Приятно было поговорить с тобой. И смотри, хочешь Санкт Петербургу помочь, приезжай сюда в ночь. Точку света сторожить. За мной ведь тьма ходит, вдруг чего. За место меня будешь.

– Спасибо вам, ещё раз. Обязательно подумаю, над вашим предложением, – поблагодарила Маша и перебарывая дрожь в замёрзших ногах, устремилась к дому Ленкиной сестры.

– Ну, ты даёшь, Мария. Я уже раз десять выходила тебя встречать, а тебя всё нет и нет. Уже думала, не случилось ли чего, – встретила её встревоженная сестра Лены, Тамара.

– Ой, Том! Сегодня был странный вечер, и странные люди встречались на пути. Бес поэт в метро и здесь, в Разливе, продроглый воин света. Ставь скорее чай, Тамара, и я тебе всё расскажу, – устало прошептала Мария, – и вот, в термос тоже, чаю завари, надо этой женщине отнести, без нее бы, так и плутала до утра.

– Какой, ещё, женщине? – нахмурилась Тома.

– Ну, воину света. Дай, передохнуть пару секунд, и всё, узнаешь. Эхь.

Услышав историю воительницы с тьмой, Тома истово крестясь, оставила Марию отогреваться, отдыхать, а сама помчалась на поиски удивительной женщины. С которой, спустя мгновения вернулась обратно, с жаром обсуждая битву света и тьмы. Нет-нет, бросая удивленный взгляд на Машу, тихонько приговаривая, – Ох! Мария, Маша, Машенька. Сама Богородица тебя, к нам привела. Эх, да, да.

Маша, засоловев, от тепла, уютного гостеприимства и усталости за день, незаметно для себя уснула. Оставив Тому с новой подругой, по интересам и принципам.

А утром обнаружила, записку от Тамары с просьбами и указаниями, что и как в её обители, можно и нельзя. Где, что лежит и куда звонить, если вдруг что случится. Благодарности за знакомство с интересным человеком и добрые напутствия, на дальнейшую учёбу. А так же образок Богородицы, от новой знакомой воительницы, с пожеланиями Мира и Добра.

Глава 2 Кэш, Стэп и Поля Словесности

…Не звенит комар, овод не жужжит, тишина вокруг, воздух не дрожит, словно дух дарымский весь поистратился, и живое всё здесь повымерло. Постояв в тиши, птицы Накии, посмотрев на то, что так грохнуло, молча ввысь, ушли и до города, там решать,…как быть и что делать-то… что делать-то… делать то… то… то…

Вместе с вырванным из уха наушником, все чудесные краски, окружавшие Кэша в полудрёме видения, стали блекнуть, сереть, свернувшись калейдоскопом, втянулись в точку, растаяли. Вместо них, в с трудом открытые, прищуренные глаза Кэша ударил яркий свет электропоезда метро. Кэш снова зажмурился и услышал громкий голос:

– Эй. Парень. Просыпайся, конечная. И давай домой иди уже. Ну, честное слово надоел ты мне. Целый день тебя с поезда снимаю. А ты снова тут, как тут. Ау, парень? Вставай, давай, просыпайся.

– Что? Конечная? Чего? – Кэш с трудом попытался открыть глаза, но от яркого света быстро зажмурился.

– Чего, чего, конечная, говорю. Выходи, давай, – стал торопить вагоновожатый.

– Как конечная? Я же только в Девяткино в вагон зашёл. День был.

– Был, да на закате сплыл. Ладно, поднимайся, поезд сейчас в депо уходит.

– Блин. Мне же за квартиру заплатить надо было. Внести первый взнос за аренду и кредит погасить, – сокрушённо промямлил Кэш.

– Эх, парень, у нас, у всех кредит сейчас. Поработал, получил, заплатил, отдал. Только, глаза прикроешь, а, уже труба зовёт. Так, и живём. Понимаю. Сочувствую.

– А, где я? Какая, это станция? – задал вопрос Кэш.

– Ветеранов это. И, вот совет тебе, поменьше пей всякой дряни. А, лучше бросай, это дело, совсем. Или, раз так надо, то бери самое лучшее, проверенное, и главное в меру, в удовольствия меру. И, вот увидишь, пойдут сплошные плюсы, вместо минусов. Голова ясная, да, и пожить успеваешь. Мы, вот, с супругой решили, пока ипотеку выплачиваем, съездить мир посмотреть, всё равно, в ближайшие годы, позволить не сможем, так, пусть мир сам будет, в гости к нам. Сегодня перед сном, например, три часа Венгрии, фильм тамошний, какой подберём, и что-то из блюд венгерских приготовим. Плюс, жена народные венгерские костюмы подготовила. Красота! Будапетшская ночь, марципан, гуляш, Уникум, – зарумянился мужик, предвкушая, -Ладно, парень, желаю тебе успехов с кредитом. День долгим был, да, вот ночь бы ещё растянуть, – подмигнул Кэшу и бодро зашагал в сторону лестницы к турникету.

– Позер нашёлся, советчик не прошенный. Но, как-же так вышло? Только, ведь, в поезд зашёл, и вот конечная. Чтоб его. Мне же на Ломоносовскую надо было. Аренду оплатить. Хозяйка квартиры, наверное, весь день прождала. Женька расстроится, – Кэш склонил голову набок, всё ещё жмурясь, щёки и уши полыхают огнём от внезапно нахлынувшего стресса. Проверил телефон. Так и есть, хозяйка квартиры звонила, и не раз. Краска паники и отчаяния, залила всё лицо Кэша, и плавно перешла в шею.

– Женька, Женёк, любимая. Что ей теперь говорить? Снова подвёл, опять незнамо, где профилонил. Да, ядрён батона булки, что-же так водит-то меня проклятое болото.

Кэш постоял ещё, чуть сгорбившись под тяжестью наваливающейся глыбой безысходности, разогнулся, выгнулся, пошёл не торопливо к лестнице, на выход.

Шёл не торопясь, домой идти совсем не хотелось. Там мама, скорее всего не спит, ждёт его. Снова будет смотреть с немым укором, мол, эх ты, голова окаянная, да ну, что с тебя взять, весь ведь в папашку. Тот тоже гол, как сокол, полетал, попархал, да всё попусту. Молча укорять будет, лучше бы ругалась.

А там и Женя его, наверное, как и мать, молчаливо, беззвучно в уголку слёзы льёт. Как же он боялся этих слёз, корил потом себя, заснуть не мог, плескался в отчаянии. Да, а разве он виноват, что так в его жизни происходит. Разве не хочет им помочь? Всё для них делает, живёт, работает, любит их больше света, старается. Но вот чтоб не делал, всё через пень-корягу, словно морок кто навёл, словно тень его над ним потешается, водит кругами, туманит.

Эх! А ведь так хорошо сегодня день начался.

– Инокеша, вставай. Давай моряк, с печки быстро бряк и иди завтракать. У меня для тебя поручение, ценное задание есть.

– Корабельщики в ответ, мы объездили весь свет, притомились, подустали. Всё мамуль, проснулись. Встали… Ох! Эх! Мам, я сегодня еду за квартиру первый взнос отдавать. Завтра с Женей переезжать будем. Какое ещё задание? – зевнул Кэш.

– Успеется. Сначала мою просьбу выполни, а потом и своими делами займешься. Хорошо?

– Хорошо, капитан Н-мамо, ладно. Ты здесь главный на лодке. Что нужно сделать. Рассказывай.

– На вот, смотри, лодочник, квитанцию на бандероль принесли, почему-то на наш адрес. Не на новую квартиру. Адрес почты-то новодевяткинский. Но на твоё имя. Странно. Ты давай съезди в Тридевяткино, деньги у наших жильцов заберёшь, квиточки незабудь взять, да заодно сходи на почту тамошнюю, разберись, посмотри что прислали.

– Ну, мам. Я хотел, до встречи с хозяйкой квартиры, в центре прогуляться. Вдохновения нахватить.

– А, ты в Тридевяткино, погуляй. Свежим воздухом подышишь, походишь и вдохновишься заодно. Нахватить, что ещё за слово такое? Выдумаешь тоже. Давай сын, подымайся, да пойдём за стол. А, там скоро съездишь, скоро вернёшься.

– А, Женя где? – спросил Кэш, взяв в руки гитару, насобирал душой лирический мотив.

– А, Женька твоя, с час назад упорхала. Тоже, говорит за вдохновением, с подругами в Эрмитадж подалась. Там выставка новая, интересная проходит. Что-то привозное. Вот, так, вдохновлённые вы мои. Смешные, хорошие, бестолочи только. Ну, да ладно. Лишь бы здоровые были. Живые, – мягко проворчала мама, посмотрела в окно на клубящиеся облака, улыбнулась чему-то своему, сокровенному, пошла, ворковать над завтраком.

День был солнечный, облака красиво кучерявились, под ласковой рукой тёплого ветра, прилетевшего в Санкт Петербург с южных земель. Тут и там о чём-то важном сварились маленькие, черноголовые, серошеии галки. Неспешно, лениво шумел утренний город.

Доехав на метро до Девяткино, Кэш решил не брать маршрутку, а пройтись пешком до деревни. Где, год назад наконец-то достроилась их с мамой новая квартира. Получив ключи на руки, на семейном совете, было решено, квартиру сдавать. Кэш, конечно, думал о том, чтобы самому переехать сюда вместе с Женей. Но спорить не стал, ведь основную часть квартиры оплатил отчим, стало быть, ему и решать. Тем более Женька, любившая всё делить пополам на равных, ещё загодя предложила для начала совместными усилиями снять квартиру, пожить, посмотреть, как получится. Навсегда ли их отношения, подходят ли друг другу. А там уже решится по-настоящему жить вместе, может даже взять ипотеку.

Кэш не спешил. С квартирантами созвонился ещё из дома, предупредил, что будет у них в районе часа. Поэтому неторопливо наслаждался прогулкой. Постоял на мосту, на Главной. По краям заросшего кустарником и травой берега редкие, частные домики. Заворожённо смотрел на бегущую воду, помечтал о том, как будут с Женей обживать первое совместное гнёздышко. Задумался, что же понадобится докупить для комфортного быта. Чем же таким вкусным угостить друзей сослуживцев и Женькиных подружек, которые обязательно нагрянут поздравить с новосельем. Надо бы составить меню, посоветоваться с Женей, что приготовить. Достал из кармана кольцо, семейную реликвию, которое мама торжественно вручила ему, как только он сообщил, что решил съехаться с Женей. Стал представлять, как удивится и обрадуется Женька, когда он предложит ей выйти за него замуж, прямо в разгар застолья, как радостно хором загогочут, как взорвутся поздравлениями их друзья. На долю секунды за переживал, а вдруг Женька не согласиться. Отогнал поскорей эту мысль. Конечно, согласится, ведь они уже не много, не мало, третий год вместе. Чего только не происходило за это время, а она рядом, прощает его, за иногда бестолковость, за промахи и бывало неудачи, всегда так нежно, бережно обнимает, чувствуется, любит его. А он горячо, несомненно, безусловно любит её. Дорожит ею. Вспомнил их первое знакомство, осень в тот момент, уже окрасила листву багрянцем, и вдоволь наигравшись с цветовой палитрой, восторженно сбивала особенно яркие листики порывистым ветром и мелким, точечным дождём. Кэш зарделся румянцем, вспомнив, как стеснялся подойти, в парке Победы, к Жене, окружённой стайкой подружек, на высоких каблуках, в воздушных платьицах, под приталенными пальто. Они, быть может, и выглядели ярче, даже красивей и интересней, чем его задумчивая Женька в простеньких джинсиках, вязаном кардигане и кедах, но он с первого взгляда на неё, понял, что, вот она его судьба. Что, только с ней он хочет познакомиться. Что, его тянет к ней. Только её, он хочет кружить в объятиях. Не отпускать. Держа её за руку, подпевать в унисон мелодиям уличных музыкантов. Стать для неё опорой, быть для неё всем. Целовать её. Гладить её красивые, блестящие, жгуче рыжие локоны, так ярко, благородно, подсвеченные молодой осенью. Слушать её, чтобы она не произносила и даже просто смотреть, любуясь. Женька, такая родная, такая его. Подумал, что не плохо бы после переезда, съездить на дачу с Женей, только вдвоём. Искупаться напоследок лета в озере, нажарить ароматного шашлыка на берегу, запечь в фольге последнюю в этом сезоне молодую картошку. Поваляться вдоволь в траве, поиграть с божьей коровкой, поискать четырёхлистный клевер, по загадывать желаний до следующей тёплой поры, вечерком попариться в баньке, а перед сном посчитать звёзды на низком, загородном небе, тихо радуясь уютному счастью быть вместе. Вот, там-то, а не новоселье он вручит Женьке кольцо и душу, а сердце его и так у неё. Точно! И как вовремя вспомнил о том, что Женя не любит быть в центре внимания. Напугается ещё. А в уютной приватной обстановке точно оценит момент его признаний, и уважит его предложение. Решено. Кэш улыбнулся этой идее, эхово повздыхал, бросил монет в воду, на удачу с хорошей погодой, побрёл в сторону дома, всё ещё мысленно полируя, жемчужа до счастливого, идеального, яркого блеска мечты об их с Женей совместном, прекрасном будущем.

По быстрому забрав, у квартирантов месячную плату за жильё, и квитки за коммунальные услуги, отправился на почту. Которая почему-то находилась в жилом доме, на первом этаже в одной из квартир. На длинной, колченогой лавке плотно сидит местный народ. В пол шёпота гудит ульем, работягами, пчёлками. Очередь почти не двигается, а люди всё идут и идут, заполняя собой весь узкий коридор. Где-то впереди заплакал ребёнок, рядом с Кэшем цокнула в негодовании грузная бабка, чертыхнулся усталый мужик, стоящий в самом углу, сонный полушёпот толпы стал перерастать в недовольный галдёж, атмосфера начала накаляться. Заголосила заполошная тётка.

–Да, что-ж это такое? Зачем вы ребёнка с собой притащили, тут же дышать нечем, битком набито. Ему же воздуха не хватает. Да что-ж за матери такие пошли, бестолковые. Выведете его на улицу или успокойте. Безобразие, – покраснела в гневе тётка, поправляя широкий, коричневый ободок на седой голове.

– А, вы не указывайте, что мне делать. Я сама себе указ, – сразу нахохлилась мать, приобняв хныкающее дитя.

– Дура баба. Чему тебя твой муж учит, – подал голос мужик из угла.

– Да, кому ваша кобелиная наука сдалась? Тьфу, тоже мне мужик нашёлся, умник. Слово одно, а не мужик, – выпалила за мать, из толпы, ярко накрашенная женщина без возраста, поджав ядовито малиновые губы в негодовании, подняв к потолку глаза, часто хлопая густо подведёнными ресницами. Своего вспоминала.

Дальше Кэш слушать не стал, скрылся за наушниками. Мигрень, воткнувшаяся гвоздём в висок, стала отступать. А толпа начала стремительно редеть. Три молодые, симпатичные девушки, закатив глаза, без лишних слов встали и покинули очередь. За ними исчез пенсионер интеллигентного вида. Заполошная тетка, потрясая кулаком в воздухе, скрылась следом. Резво забежавший после неё мужчина, подскочив к женщине с ребёнком, стал технично сканировать гневным взглядом толпу, выявив мужика обидевшего словами жену, так же резво подскочил к тому, схватил за шкирку, уволок на улицу. За ним причитая, выбежала мамаша, таща за руку ребёнка. За ней след в след застучала каблуками расфуфыренная дама, увлекая за собой оставшихся, которые явно позабыв о своих бандеролях и письмах, потянулись на улицу досмотреть, чем закончится разгоревшийся скандал.

Остался только Кэш и грузная бабка, которая, не переставая, заливалась смехом всю сварку. Толкнув Кэша локтём в бок, кивнула ему в сторону окошек, мол, иди, пропускаю. Кэш кивнул ей в ответ, сказал:

– Спасибо! Я быстро, только бандероль получу.

– Иди, иди. Я подожду. Мне спешить не куда, – закивала бабка, продолжая сипло хохотать.

– Здравствуйте. Мне бы бандерольку забрать.

– Давайте квитанцию. Хорошо, что заполнили, а то устала всем, как попугай повторять. Перед получением заполняем форму сзади. Ага. Так это не к нам, – оператор обратно протянула квитанцию Кэшу.

– Как, не к вам. Адрес ваш указан. До востребования, – запротестовал Кэш.

– Адрес-то наш, индекс не наш. Тут, у вас, мало того, что все цифры местами переставлены, так ещё и шестёрка лишняя. Не к нам это, – отрезала оператор.

– А, где это отделение, не подскажите?

– Ох. Погодите. Сейчас гляну. Так… А, нет такого отделения.

– Как, нет? Квитанцию-то принесли.

– Вот, так, нет. Либо над вами пошутили, либо просите тех, кто вам посылки шлёт, правильный индекс указывать.

– А, вы бы не могли по фамилии посмотреть. Вдруг, бандероль всё-таки у вас.

Оператор тяжело вздохнула. Было видно, что ей не впервые попадаются такие настырные клиенты. Но кивнула, – Хорошо, гляну, – покопавшись в старом компьютере, отрицательно закивала головой:

– Нет, на вашу фамилию ничего нет.

– Как-же так? Ладно, извините, пойду искать другое отделение, – нахмурился Кэш.

– Удачи, вам, в поисках. Но, такого отделения нет. Я посмотрела по базе. По крайней мере, в нашем районе, точно нет.

Тяжко вздохнув, Кэш вышел на улицу. Народ, присутствующий при сваре в отделении, к тому времени, уже разошёлся по своим делам. Рядом, на капоте машины, отдыхает от суровой уличной жизни, чумазый, грязно бело-рыжий кот, смотрит голодным взглядом на воркующих голубей.

– Здорово, приятель. Смотрю, нелегко тебе живётся? Где-ж ты, так мордаху вымазал, бедолага? На вот, братан, колбасы с бутерброда поешь. Докторская, подкрепишься немного, – обратился Кэш к коту, доставая из кармана пакетик с бутербродом, ласково собранный мамой перед выходом.

Кот спрыгнул с машины, благодарно заурчал, медленно, бережно казалось почти с наслаждением, аккуратно стал поглощать предложенную, неожиданную колбаску, откусывая от неё по кругу. Заинтересованно, сквозь прищур, поглядывая на карман Кэша, вдруг там, что ещё перекусить найдётся.

–Не, дружище, больше нет. Хотя вот хочешь, тут на хлебе маслом намазано. Может это тебе поможет, подойдёт, – Кэш протянул коту умасленный кусок белого хлеба.

Кот вытянул чумазую мордочку к протянутому хлебу, понюхал его. Зажмурив глаза, тихонько взял за край. Положив перед собой, немного облизал, а потом стал по кусочку откусывать, урча и жмурясь.

– На здоровье братан. Не болей, – улыбнулся Кэш.

– А ты добрый малый, да? Это хорошо, одобряю, – Кэш вдруг услышал сиплый голос позади себя, обернулся. А кот нависнув над хлебом, ощетинившись, зашипел.

Это грузная бабка с почты, незаметно вышла и пока Кэш заботливо кормил кота, с интересом разглядывала его.

– Ты это, слышишь, почту ищешь да? Я там немого подслушала, извини. Так вот я могу подсказать, где это. Да что там, так и быть отведу.

– Серьёзно? Оператор сказала, что такого отделения здесь нет, – ожил Кэш.

– Да много она знает, твоя оператор. Наберут молодёжь, ни чего не ведают, знать не знают, и знать не желают. А я тут давно живу. Всё родное, знакомое. Пойдем, покажу, – растянулась в редкозубчатой улыбке бабка.

– Вот, спасибо. Я уже подумал бросить это дело, не искать.

– Да на здоровье. Мне чего, не жалко, заодно прогуляюсь, – подмигнула бабка и вдруг резво потопала по дороге в сторону леса.

– Пойдем добрый человек. Напрямик сходим, пройдёмся, есть тут тропинка одна, заповедная. Быстро доберёмся.

Кэш удивлённо вскинул брови, глядя с какой прытью, устремилась бабка к обещанной почте, ещё больше удивляясь тому, что идти, предстояло через лес. С другой стороны, это же просто старая женщина, что она может с ним сотворить. Да и интерес, что же ему там за вещицу прислали, взял над ним верх. Кэш воодушевлённый неожиданной удачей, поспешил за бабкой. Обернувшись, помахал на прощание коту.

Как только они вошли в лес, привычные уличные звуки приглушились, яркий солнечный свет, уступил место густому сумраку. Здесь было сыро, пахло птичьим помётом, лежалой листвой и сгнившей корой, упавших, когда-то в ненастную погоду деревьев. Вороны. Почти на каждой ветке мрачного леса, восседали вороны. Полчища воронов. И если в городе они игриво летали повсюду, опасливо держась от людей в стороне, и хрипло каркали друг на друга, то здесь в лесу, они непривычно молчали, не пытались удрать со своих насестов-веток и недобро сверкали на Кэша глазами бусинками.

Бабка словно и не замечала воронов, всё так же вприпрыжку неслась по витиеватой тропинке. Кэшу даже казалось, что кусты и деревья, сдвигаются с бабкиного пути, а она паровозом неслась сквозь буйную поросль, похохатывая и торопя за собой:

– Ха-ха! Давай паря, не отставай, скоро на месте будем. Ещё повихляем и будь здоров, прямо там, где надо окажемся.

На одной из развилок им повстречалась жуткая бабища. Повыше и по шире бабки. Одетая в серое, грязное тряпьё. Неумелой рукой, пошитое из мешковины рубище в корявых заплатах и с неровными, рваными краями юбка. Что странно босая, с жуткими отросшими ногтями на пальцах, давно не мытых, заскорузлых ног. Волос на её вспухшей, бугристой, угловатой голове почти не было, бесцветные, мутные глаза слезились противным, скисшим творогом, из перекошенной трещины рта капала слюна. Тяжёлые, мясистые ручища согнуты в локтях, вздутые измазанные землёй пальцы перебирают затхлый воздух. Увидев бабку, жуткая бабища отошла к ближайшему дереву, откуда с глухим хрипом стала разглядывать Кэша.

– Ох! Ух! Чудище лесное. Проснулась-таки жабоватая. Напугала, чтоб тебя. А ты паря, не боись, эта образина хоть и Людо-людоедка, лесная мужеедка, но не тронет тебя, пока. Тебе же тридцати восьми ещё нет? Тем более сорока, вот и ходи спокойно. Людо постарше мужиков любит, особенно сорокалетних жалует, чтоб пропитой был, прокуренный. Как увидит, унюхает хвать на плечо и в лес, в берлогу. Чудище окаянное. Как насытится мужиком маринованным, так чумазым кабанчиком спать в землянку завалится. Раз в семилетку проснется, и давай по новой на мужика охотится. Только ими и питается. Так что до тридцати восьми ходи по лесу спокойно, но как стукнет сей возрасток, один туда, ни ногой. А после сорока, так и вовсе забудь один там шастать, особенно подшофе. Людо встретишь и привет, поминай как завали, – хохотнула опять бабка.

– Охуэррр, хвиеррр, ткхеррр, – захрипела им в след бабища.

– Сгинь, нечисть лесная. Не до тебя сейчас. О! Почти на месте, вон там за кривой берёзой смотри, домишко скукожился, окна в землю вросли, порог провалился, крыша мхом поросла, дверь раздавлена. Вот она твоя избёнка почтовая, – подмигнула бабка Кэшу и раз в три прыжка оказалась у на вид не жилой развалюхи. Хохотнула, топнула кирзовым полусапожком, ушла в подпол.

– Эй! Женщина вы куда? А посылка? Где почта-то? – крикнул Кэш.

Вместо ответа из под земли пробкой спружинила бабка. Пыль столбом, вокруг земля снарядами, держа в руках небольшой, грязноватый свёрток.

– На, паря, вот твоя бандеролька. Всё как в аптеке, тьфу, прости на почте. Вот печать, вот адрес. Получите, распишитесь, – сунула в руки Кэша бандероль, выхватила у оторопевшего парня квитанцию, мелко, мелко порвала и по ветру раскидала.

– Фух, пух, рвань, прах. Прощевайте дорогой Иннокентий Андреевич. За сим откланиваюсь, – хохотнула на прощание бабка.

Кэш собрался было повернуть на тропинку, как увидел за собой плотную стену леса. А тропы, по которой они сюда пришли, словно и не было.

– Женщина, погодите, а как мне обратно вернутся? – запаниковал Кэш.

– Да, вороны тебе в помощь. Эй, черноголовые, проводите парю. Птичий дух Бавмода, не серчайся-ка, вишь, Иннокентий Андреич домой торопится, да дороги не видит. Помогай, будь добр, – прикрикнула бабка птицам.

– Каррр, каррр, – ответили хором пернатые и разом снялись со своих насестов. Закружились пернаворотом, плотной тучей налетели на Кэша, оглушили карканьем.

Как налетели, завертелись, так в миг в разные стороны рассыпались. А Кэш, перестав отбиваться руками от птиц, открыв глаза, увидел, что стоит у кромки леса, там, где они с бабкой заходили в начале.

– Очуметь. Что это сейчас было? Во дела! – часто задышал Кэш, оглядываясь на лес. Пытаясь переварить, всё что увидел, отказываясь до конца в это поверить.

Отряхнувшись от вороньих перьев, зашагал в сторону дороги, решив обратно к метро на маршрутке доехать.

Проходя мимо своего дома, заметил Женькину подругу Ладу, выбирающуюся из машины.

– Эй, Ладка привет! Вот, это встреча! А, ты чего, здесь делаешь? Тоже, что-ли квартиру тут купила? – обрадовался Кэш.

– О, Кэшкин, привет! Да, не я тут по семейным делам. Папа где-то тут ошивается. Как Женька? Сюда что ли переезжать надумали? – озарилась улыбкой в приветствии белокурая Лада, изогнувшись в картинной позе, поправила выбившуюся прядь. Хоть сейчас на обложку журнала.

– Женя хорошо поживает, на выставке в Эрмитаже сейчас. Думал с тобой там, наверное, с Мариной пошла. А собираемся мы не сюда заезжать, а на Ломоносовской квартирку снимать будем. Приходи на новоселье, кстати. Будем рады тебя видеть, – пригласил Кэш.

– Обязательно Кэшик. Женьке скажи, пусть меня наберёт, давно её не слышала. Ладно, Кэш, на гулянке у вас увидимся, ещё поболтаем. Пойду папку своего искать, – заторопилась Лада.

– Давай Ладунь. Приятно было встретить тебя. Ждём у нас, – попрощался с ней Кэш.

– Давай! До встречи. Женьку целуй за меня, – кивнула Лада, послав Кэшу воздушный поцелуй, поспешила к дому, цокая каблучками шпильками.

– Ладка красавица. Вот Женька-то привету обрадуется, – подумал Кэш, провожая Ладу взглядом.

Уже сидя в маршрутке, подумал, что посылку вскроет дома, но спустившись в метро, понял, что ехать по времени ещё почти сорок минут, так, что ничего страшного не случится, если он посмотрит на присланную вещицу прямо сейчас.

Рядом на сидениях два парня неформального вида обсуждают свои гитарные дела:

– Ну, так вот, деньги за гитару, этот чувак взял и пропал. Скотина! Думал, искать его не будем. Но мы быстро нашли. У меня там, в Ставрополье друг был. Широкий во всех смыслах человек. Ну вот он, того чувака в чувство привёл. И прикинь, брат, тот козлина потом деньги сотками и полтинниками отдавал, и даже железом. А самый прикол знаешь в чём? Оказалось гитары делает не он, а его брат старший. Мы сначала не поверили. А когда съездили к его брату, реально чувак гитарами занимается. А этот младший его, оказалось, неблагополучный, рекламировал себя, брал деньги и исчезал. Мы потом даже подружились с ним, так его жалко стало, что он такой непутёвый. Пока он долг возвращал, ходили на зелёные-пьяные лавки в центре, ну так пива попить, за музыку поговорить, а потом он опять куда-то пропал. Не знаю, может снова, кого облапошил.

– Да, братан, всякое случается. И знаешь, что скажу, так всё меня достало. Может, в Ушки махнём, так хочется подальше от города убежать. Возьмём гитарки, барабасы, аппаратуру, попишем там, вдали от цивилизации, отдохнём от всей этой урбании.

– Чего? Какие Ушки братан, ты о чём.

– Да, смотрел, тут, на днях, на карту Мира, ту, что батя подарил. И, вот знаешь, почти на самом краю нашей Родины, на берегу Охотского моря, Ушки обнаружил. Прикинь. Погуглил, вроде прикольное место. Берег моря, одинокая трёхэтажка и всё. Вокруг благодать! Да, и название понравилось. Ушки, на макушке…

Кэш про себя улыбнулся, подслушав разговор, переключил внимание на свёрток. Развернул обёрточную бумагу, достал небольшую коробку, открыв ее, обнаружил внутри золоченую фигурку кота. Ушки котика, когда Кэш их потрогал, свободно повернулись в сторону, поняв, что они проворачиваются, потянул на себя, они оказались маленькими золотыми наушниками, от которых шёл золочёный кабель прямо в голову котика. Рядом узрел кожуру от банана. Подивился этому. Повертел коробку, ни каких надписей, ни адреса, ни даже печати. Странно. Поразмышляв, нажал пальцем нос кота , положил его во внутренний карман куртки, надел ушки наушники и пропал. Кот мелодичным голосом унёс его в неведомые дали, Кэш, словно птицей парил над каким-то чудесным, не знакомым ему краем. Слушая обволакивающий мурлыкающий рассказ котика, ни за что не хотел возвращаться в действительность. Будто хороший сон интересный смотрел, не хотел, не желал просыпаться, не хотел расставаться с видением.

И вот до смотрелся, до слушался котика до того, что целый день прокатался от конечной до конечной в метро. Мало того, кто-то унёс его кошелёк, а там и деньги на аренду и плата квартирантов за месяц и квитанции и главное кольцо для Жени. Ну как же так. А кота и не взяли. Хоть он и из золота. Может вор побоялся разбудить Кэша. Да что теперь рассуждать. Денег всё равно не вернуть и кольцо-то как жалко. Что же ему говорить маме, как объяснить Женьке, что переезда не будет. Кэшу хотелось кричать от обиды и злости. Поднявшееся давление стучало в висках, в ушах пульсировала ярость, лицо полыхало гневом.

Пройдя мимо дома, даже не взглянув на окна, Кэш взял, попавшийся ему на пути соседский велик, и направился в сторону залива. Там в кустарнике, рядом с пляжем, у него прикопан клад. Любимые книги, на всякий непредвиденный случай. И вот такой случай настал. Чтение всегда успокаивало Кэша, особенно произведения Жюля Верна. Стоило ему загрустить, как он приходил сюда на залив, доставал из укромного места одну из книг и читал, читал, пока не почувствует, что стресс миновал. Именно здесь у воды, под шум набегающих волн и крики чаек, волнительные события со страниц приключенческих книг, написанных Жулем Верном оживали. Дарили тепло, сулили надежду о хорошем, и главное успокаивали, унося негатив далеко в тёмные глубины залива.

Достав книгу из плотного кокона пакетов и пупырчатой клеёнки, Кэш устало присел на холодный песок. Там же в кутеле с книгами, лежал на лобный фонарик, подарок брата монтажника, подходящий, как раз для чтения в тёмное время суток. Но оказалось, что батарейки фонарика сели. Кэш положив руки на книгу, закрыл глаза. В бессилии, что-либо сделать, снова разозлился, махнув рукой во мрак, чертыхнулся, замотал книгу в полиэтиленовый кокон, убрал в жестяной короб, заново прикопал клад под куст. Спустился к берегу, а там не раздумывая вошёл в тёмные воды залива. Шёл долго, вода ни как не хотела подниматься выше колена. Вторя его настроению, будто издеваясь над ним, на мрачном, ночном небе загремел гром. Моментально, тревожно забарабанили капли дождя, будто провидение услышав Кэшину боль и обиду, решило сгустить и без того унылые, печальные краски. Засверкали молнии, разрезая скрытые теменью тучи. Кэш протяжно завыл. Заорал одной нотой. Стал что есть мочи лупить кулаками по воде. Ярость приливами возвращалась к нему, но ненадолго, уступая место парализующему отчаянию. Устав кричать, выбившись из сил, внезапно осознал, что молния может ударить по воде, а он в ней по колено и далеко от берега. От этой мысли Кэш, скривив рот, беззвучно заплакал. Подняв к небу глаза, закричал:

– Давай. Давай жахни со всей дури. Давай, чего ты ждешь? Что ещё ты мне приготовило? Не много ли, считаешь, да? Ну, тогда, давай, грохни со всей силы. Давай.

Но молнии красными всполохами чертили небесный всход и не думая палить по заливу. Кэш опустил глаза и в новом испуге расширил их, там, у ног плескались рыбы. Здоровенные рыбины. Между ними сновали мелкие огоньки. Кэш ни разу в жизни, такого здесь не видывал, ни таких рыбин, ни тем более огоньков. Которые, устав сновать между рыб, завертелись вокруг Кэшовых ног водевилем. У него закружилась голова, но он не смел, закрыть глаз, а смотрел почти, не моргая на необъяснимые его восприятию, таинственные чудеса балтийских вод.

Тут небо снова загрохотало. Наконец взорвался, показался снаряд молнии. Но не с неба бабахнул, а, наоборот, из глубины вод. Кэша ударной волной подняло в воздух, и он в полёте начал терять сознание. Последнее что он увидел, это летящие вместе с ним рыбины и среди них огромная, гигантская, как кашалот, а за ней поднимающаяся, надвигающаяся на них стена воды, потом темнота.

Кэш проснулся от яркого, солнечного света и писка, который многократным эхом бил по барабанным перепонкам. Щурясь, с трудом продрав глаза, Кэш не без удивления увидел, что на его груди разместился целый выводок утят и это они хором задорно пищат, щекотно перебирая лапками. Моментами, падая с него, они резво карабкались обратно на грудь. Рядом чистит перья на крыльях, мать утка. Заметив, что Кэш заворочался, она подошла и стала крякать ему прямо в ухо, трепать за ворот куртки и размахивать крыльями.

– Да хватит. Успокойся. Не трону я твоих утят, – обратился к утке Кэш, жалобно, сипло кряхтя и жмурясь от палящего солнца. Голова раскалывалась, одежда была всё ещё противно влажной, от чего Кэша трясли мелкой дрожью мурашки, хотелось пить, и он ни как не мог сфокусировать взгляд. По ощущениям время близилось к полудню.

– Брат, ну ты ваще. Замри, не шевелись, я должен запечатлеть этот кадр для истории, – Кэш услышал голос армейского друга Степана, с которым давно не виделся.

– Стэп, это правда, ты? – обрадовался Кэш.

– Я, брат. Приехал вот, повидаться с тобой, Дымкой и Валенком. Зашёл к тебе, а там суматоха, твоя девушка с мамкой на нерве, говорят, дозвониться со вчерашнего дня не могут. Выхожу из парадки, а там сосед твой матерится, говорит, забыл вечером велик, во дворе, и ему ноги приделали. А другой сосед говорит, что видел, как ты велик, взял, сел на него и укатил. Я сразу сюда, помню, что здесь твоё укромное местечко. Кэш ты в запой ушёл что ли? Рассказывай, – с сочувствием задал вопрос Стэп.

– Да тут такое дело, – замялся Кэш, внезапно вспомнив про украденные вещи и в целом вчерашний день.

– Выкладывай, как есть, – подбодрил его взглядом Степан.

Кэш не стал заставлять друга долго ждать. Рассказал, не пропустив ни момента, не постеснялся пустить слезу из-за горестных разочарований и потерь. Стэп в свою очередь поведал Кэшу о том, что приехал не только увидеть друзей, но и найти одну девушку, которую видел не раз на свадебных фотографиях однокурсников с Карабелки и у армейских приятелей. Добавив при этом, что эту девшку не знает ни кто, кто присутствовал на всех этих свадьбах. Протянув Кэшу групповое фото со свадьбы их сослуживца Борясика, ткнув пальцем на таинственную незнакомку, внезапно умолк.

– Погоди. Кэш, ты только глянь что там, у берега плещется. Очуметь братан. Это что за чудище-юдище, – вытаращил глаза Степан, поджимая нижнюю губу от волнения.

Там у берега била плавниками по воде большая рыба. Странная на вид. Будто сплющенная сверху, какая-то несуразная, огромная, глаза на выкат выпуклые, хвост острым конусом. Рядом с ней плескаются похожие рыбы, но меньшего размера, возможно молодняк.

– Кэш, ты это видишь. Вот это громадина. Слушай, у меня появилась идея, как компенсировать твои потери. Погоди минуту, надо сделать звонок, – Степан зарылся в контакты телефона.

– Ага. Нашёл, – обрадовано воскликнул Стёпа и нажал на вызов, – Алё! Михалыч. Приветствую! Не отвлекаю, тебя? Слушай, тут такое дело, можно я тебе по видео связи позвоню. Надо посоветоваться. Можно? Спасибо Михалыч, ты только не падай, – Стэп перевёл звонок на видео.

– Сейчас Михалыч, ближе подойду. Вот так видно? Ты представляешь, что мы с Кэшем обнаружили. Как думаешь, что это за рыба? – задал возбуждённым голосом Стэп.

На том конце провода повисло молчание.

– Стёпа, а ты не мог бы вокруг неё походить? Можешь? Только не торопись, дай разглядеть поподробнее. Ага. Камеру чуть повыше. Ох! Ничего себе! Вот это да! Степан, никуда оттуда не уходи. Я сейчас перезвоню, надо сверить данные, – сказал Валерий Михайлович и сбросил звонок.

Минуты потянулись, казалось бесконечным ожиданием. Парни ходили вокруг живой находки, не в силах, что-либо произнести, настолько впечатляющим было зрелище. С одной стороны пугающе своей неизвестностью, с другой производящей шокирующее впечатление. Наконец раздался сигнал вызова.

– Стёпа, это сенсация. Ни кому, ни слова и Инокентий пусть помалкивает. Привет ему, кстати. Вы знаешь, что, сейчас там побудьте, посторожите рыбку. Я постараюсь быстро подъехать. И запомни, ни кому, ни слова. Это просто грандиозно. Степан, ты меня понимаешь? – взволнованно тараторил Валерий Михайлович.

– Да, понимаю, Михалыч. Сам в шоке. Ты не суетись, скажи лучше, это что-то новое и неизвестное или древнее, ископаемое, как кистепёрая рыба? И главное мы с Кэшем можем рассчитывать на премию или что там за открытие видов дают, – спросил Стэп.

– Троекратное да. Давай на месте всё обсудим. Всё, выезжаю. По дороге ещё надо пару звонков сделать. До встречи, – коротко бросил Валерий Михайлович и отключился от разговора.

– Кэш, братан, ты всё слышал. Михалыч врать не будет. Мильёнерами может и не станем, но кое-что точно перепадёт. И квартиру съездим сегодня снимем, и матери денег отдашь и кольцо, может не такое, как то было, но выберем. Ты в порядке? Что-то ты бледный. Извини братан, вот я дубина, ты же здесь ночевал, – вспомнил Степан, – слушай, Кэш, ты посиди здесь, а я сбегаю, куплю нам перекусить чего-нибудь и попить. Я быстро. Никого к ней не подпускай. Всё, братан, одна нога здесь, другая там, – на бегу крикнул Стэп и был таков.

Кэш присел на камень-валун у самой кромки воды. Мысли путались. Что за чудеса происходят, не понятно, да ещё изо дня в день. Почему? Зачем? Да какая разница, главное Стэп приехал и сразу, ну почти сразу, решил проблему. Как в старые добрые времена, когда они только познакомились на службе в Мурманске. Что бы ни случилось, Стёпка решал любую поставленную перед ним или его друзьями задачу почти мгновенно, никогда не бросал в беде, не подводил.

– Дружище, Стэп, – растянулся в растроганной улыбке Кэш.

Солнце потянулось к нему согревающим объятием, заодно накрыв тёплой негой залив. Горечь ночных переживаний пошла на убыль и теперь казалась ему пустяковой, ни чего не значащей ерундой. Главное друг рядом и вместе им ни по чём любая преграда, любая проблема решаема, а на любой вопрос обязательно будет найден ответ. Жизнь снова прекрасна, как оказалось всё ещё полна приятных сюрпризов и даже нежданному чуду место нашлось. Кэш проводив взглядом утку трогательно уводившую выводок утят куда-то вдоль побережья, наверное, искать местечко более годное для тренировок по плаванию, подальше, от соседства с гигантской рыбой и её не менее гигантских мальков, благодарно подмигнул небесам:

– Прошу прощения, за сказанные этой ночью обидные слова. Это в сердцах было брошено. Спасибо тебе и Жулю Верну за рыбу, утят и что друга привёл, благодарствую!

– Кэш, дружище, перекусим, что ли. На, держи, тут сандвичи с ветчиной, сыром и помидором, тут с индейкой и китайской капустой, а ещё горячий кофе, соки и свежий салат. Всё что нашёл по близости, купил. Продавец очень хвалила. Ты поешь, сил наберись. Да давай подумаем ещё раз, над твоей ситуацией. Слушай, предлагаю первым делом, как с рыбой управимся, премию за неё получим, съездим, квартиру тебе с девушкой снимем. Переговоры с хозяйкой беру на себя. Она, наверное, ещё злится на тебя, целый день звонила, небось. Ну, это ерунда. Главное, чтоб квартира ещё не сдана была. Девушка твоя, именно эту хотела? Или может, другие варианты посмотрим?

– Эту, – коротко бросил Кэш, с наслаждением откусывая от сочного сандвича.

– Ну, хорошо, не проблема. Потом, по поводу кольца. Оно примерно, какого года, наше или заграничное, сделано на заказ или фабричное? Предлагаю по комкам и скупкам пробежаться, если старинное. Может похожее найдём. Далее, если надо будет, денег добавлю. Ты не переживай. Хорошо? – заботливо спросил Стэп.

– Хорошо, – благодарно блестя глазами, ответил Кэш.

– Слушай, а Валенка с Дымкой давно видел? С ними бы ещё повидаться. Соскучился по ним.

– Да давненько. Хотя подожди. Дым звонил, может, пару дней назад было. Сказал, что едет к Валенку под Псков. Звал с собой. Он как обычно гусли в руки и вперёд. Да, кстати у него новое увлечение появилось. Ткацкий станок. Да какой-то мудрёный. Сам ткёт, сам рисунок, узор вышивает. Там камера, Дымка говорил. Кадр настраиваешь и станок, что через камеру видит, то на ткани производит. Механика нового дня. Вот он с ним к Валенку и уехал. Там говорит под Псковом, закаты-рассветы особенные, золотом несокрушимым в отражении озёр простираются. Ну, Дым, думаю, сам нам покажет, что выткал на Псковских просторах, красотах, расскажет под гусли, как приедет обратно.

– Ого! Ну, Дымка всегда был с выдумкой мужик. Давай сегодня им позвоним. Пусть оба скорее приезжают. О стольком поговорить охото. Ух, не терпится, – поджав губы в предвкушении, сказал Стэп, добавив, – Кэш, братан, так рад тебя видеть! Брат! Дружище! – растянулся в улыбке.

– Стэп, а я как рад! Брат! – растроганно ответил ему Кэш.

Друзья, радостно загоготав, пожали друг другу руки, стукнулись кулаками.

– Да, брат! Да! Кстати, кота-то послушать дашь? – Стэп, вытянул бровь дугой.

– Конечно! Бери, да слушай, – Кэш, протянул другу золочённого котика.

Стэп, повертел в руках, на вид, абсолютную безделушку, нашел у котика, ушки-наушники, вставил их в свои уши, и тут же унёсся в неведомые, распрекрасные дали, под чарующий, завораживающий голос, который вещал на распев:

Поля Словесности

Широко раскинулись поля Словесности, по землям Нэвии, что на дальнем востоке бескрайней Дардарии, где неспешно, несёт свои светлые водицы красавица Дарыма, что журчит всегда по-весеннему, дарит свежесть надежд и спокойствие, тем, кто ищет души наслаждения и для разума мысль безмятежную. И вода то в ней не холодная, как в проруби, не горячая, как бывает на гейзерах, а такая, как летнее озеро, в жаркий день, когда небо безоблачно.

А в прозрачных её водицах светлых, рыбы разной, чудной, залюбуешься! Салманконды там с той рыбой играются, и от радости стрекочут бекасами, гнезда вьют, прямо у самого берега, в них выводят потомство и старятся. Что за зверь Салманконда, вы спросите, да гигантские то саламандрихи, крокодиловы тела исполинские, сверху шёрсткой покрыты, снизу щетинками, ну а прыть у них змии анакондовой, сами с круглою мордой, кружевными же ушками, ну а нрав у них щенячий, играючий и звучат они разными птицами.

Очень любят их водные девицы, приручают их и заботятся, и поют им протяжные песенки, перед сном же всегда колыбельную. Днём же водные девицы, оседлав Салманкондовы спинушки, по волнам светлых водиц катаются, и смеются, журчат переливчато.

В полнолуние-сирень, в полночь, под звездами, водны девицы земными становятся, лишь до зорьки, до первого лучика им отпущено время свидания. Дарымой нареченные им суженные, так же облик меняют под звездами. Из могучих, полевых побратимушек, что пасут носорогов мохнатых и мамонтов, из кентавров, что славятся удалью, в добрых молодцев они обращаются и бегут в заповедные рощицы, где их ждут уж подруги сердечные.

Там кострище собирают из хвороста, да с коры стародубицы лиственной, что лечебными свойствами славиться, ну а дым из нее прорицательный, в нем увидеть грядущее можется. Для подруг же своих ненаглядушек, собирают смолу первохвоицы, чтоб ялтырь получить чудодейственный. Окунув ту смолу в светлы водицы, накатают из неё разных бусинок, в каждой малька своя неповторная, что с любовью собрана с вечера. Так в одной такой бусинке белая лилия, а в другой брусничка и листики, марьямши-ли цветочки иль бутончики лютика и другие малютки растения, все, что любо сердцу их девицам. Проколов их иглой осторозубихи и на нитку из волоса мамонта, нанизают те бусинки с мальками, да сплетут потом с них ожерелие, что подарят потом своей суженой.

Ну а девицы для своих добрых молодцов заплетут кушаки с разнотравицы, с наговором защитой, как оберег. Да кулонов наделают с лунных ягодок, что падут в Дарыму в полнолуние. А потом, обменявшись подарками, заведут хороводы да песенки, а напевшись, встречу отпраздновав, соберутся к кострищу для таинства. С хмельных трав, плодов марьямши и багульника, в нючерках, в котелочках наварят душистой дурманицы, да покормят огонь, он им дедушка, что бы он охранял их до следующих, полнолунных встреч, да под звездами. Ну а там, до утра разбредаются парами, для души разговоров и милости.

Поутру в розолуние, вновь к костру собираются, да напоят слезами огонь-дедушку, чтобы в следующую ночь полнолунную свидеться с любым сердцу, добрыми молодцами. Обнимать, целовать на прощание, станут девицы своих милых суженных, пока лучики солнца не выглянут, ведь потом они, обернувшись трёхразово, унесутся кентаврами в полюшко, ну а девицы, нырнут в светлы водицы, рыб пасти, дожидать полнолуния.

Вот уж стихли водных девиц прощания, и уж дым от кострища не стелиться, луна следующая, ясная меж сопок покажется и окрасит все розовым заревом. И в тот час, к водопою там тигра дарымская, после трапезы тихо прошествует, а напившись и смыв с лап багряницу, в хвою стлаников опавшую, мурлыкать уляжется. Задремлет, улыбчато сощуриться, лапки сложит игрушкою плюшевой, заурчит, как кошка домовая, только ушками водит, да слушает.

Застрекочет кузнечик зелёненький, затрещат короеды да буслики, шишки стланика кедровка залузгает и с евражкой поделится ядрышком. А евражка набрав обе щёчины, как вскричит и под землю в кладовочки, там все ядрышки, вынув, да в кученьки, то запасики сделаны всё-таки. Часть запасиков в акведуки просыпяться, где цветут грибницы подземные и живут горбуны белопалые, в городищах колонн сталактитовых, с алунитами, базальтами чёрными, золотыми дворцами с хрустальными люстрами, со ступенями из яшмы, из агата перилами, аметистовым убранством и посудой серебряной. От дворца до дворца, под земелюшкой, пролегают туннели, да лазики, для защиты от гостя непрошена, да от кебрей, что здесь с незапамятства, а туннели то, аж до самого Черного Морюшка и там дальше до самой Евангелии, вплоть до самого дальнего берега.

Наверху же, за морошкой, брусникой, смородиной прилетят птицы-женщины Накии. Пухлощекие с ясными глазками, носопырки курносые, губки тюльпанами, сами словно, как сдобные булочки, да все в дохи одетые, что цветастым узором украшены, да все в шапочках с самоцветными яхонтами, из под них же две косы, до пяточек, на ногах же цветные торбазики, что расшиты стеклярусом, бисером. Не тревожа тигру дарымскую, куропатками квохчат над ягодой. Всю морошку, бруснику в кубышечки, а смородину так, словно семечки, да напившись шикшою досыта, затрепещут ладошками-крыльями, взмоют в небо и грузно порхая, устремятся к златым нивам, поля словесности, там глаголы копать, междометия.

Пролетая над нивами златыми, где у каждого поля по идолу Матери, не спешат приземляться птицы Накии, выбирая места по бурьянистей, чтоб трава-словеса колосились, да чтоб грифоны там не копалися, не намяли тех трав, не нагадили, да проверить не прячется ящер где, что бывает на Накий охотится.

Убедившись, что поле свободное, сделав в воздухе круг, неспешно опустятся. Покричав друг на друга для верности, птицы Накии за травушку примутся, да покосят серпом, после в стог складут. Дальше будут коренья выпалывать, да искать там слова-предложения, как найдут, токовать, да приплясывать:

– Вот, нашла я абзац!

– А, я фразочку! – и захлопают крыльями-ладушками.

Среди них есть три главных старейшины, три сестры и зовут их Тотьяша, Тутьяша и Тория. Словно с идола матери слеплены, да без кос, выше прочих и взоры прищурены. Нет, не злые они, просто мудрые и слова собирают в истории.

После скоса травы птицы Накии, у стогов соберутся для трапезы, подостанут кубышки, что с ягодой, да начнут поедать, разговаривать. А Тотьяша, Тутьяша и Тория, запрягутся в плуг и по полюшку. Тянут, тяжко вздыхая, чуть сгорбившись, нелегко им так глубокая мысль добывается. Но зато как найдут, что искалось, плуг откинут, затокуют и в пляс, да вприсядочку.

Так Тотьяшка токует:

– Тоть, тоть, тоть.

А Тутьяшка вторит ей:

– Туть, туть, туть.

А за ними и Тория:

– Торь, торь, торь, – и ладошками трепещут у пояса. Ведь на поясе фляжки, там настой из смородины, для приятных событий и радостей.

Но однажды, на поле словесности, среди трав вдруг корзина, как здесь росла, а в ней свёрток лежит, в нём, кто шевелиться. Попритихли тогда птицы Накии, и в лице как будто осунулись, засверкали глазами испуганно, завертели головками в шапочках и стоят столбом, будто вкопаны. Тут же к ним подлетели старейшины, посмотреть, почему не колышутся и травины не косят:

– В чём дело то?

Увидав от чего онемение, осторожно к корзинке шажочками, и в молчанье, только ветер над нивами. Отвернули краешек свёрточка, а оттуда так звонко:

– Оммм-мааау…

Птицы в стороны, но не дрогнули Тотьяша, Тутьяша и Тория, а напротив ещё больше склонились, и давай ворковать тремя квочками:

– Кворк, кворк, тоть, тоть. То-то курвы замолкли, спужалися! Вы не Накии, вы попугаихи! -грозно молвит с ухмылкой Тотьяшенька, но как только к корзинке её взор опускается, сразу мягкой становится, ласковой и не злобно так:

– Тоть, тоть, вот-же дурочки! Кворк, кворк, тут же котики!

– Кворк, кворк, туть, туть. Да тут котеньки! Аль нэвийка чудная, забыла что-ль? А сама где? Туть, туть, не ящер ли часом сьел? Иль подбросил злодей? Нам на радости, кворк, кворк! Странно всё. Очень загадочно, – озадачено шёпотом вторит Тутьяшенька, окуляры, поправляя для ясности.

– Кворк, кворк, торь, торь- вот дела-то, вот случай торь-история! Кворк, кворк – мы нашли, а не ящер, торь-виктория! Кворк, кворк-как поступим то сёстры? Торь, торь, токи-тория, – улыбаясь, вопрошает старшая Тория, а подумав, даёт остальным указание:

– Эй, трусихи, торь, торь, облетите селения, да скажите, на девятом поле словесности, кворк, кворк, обнаружились котики с золота, ищем мамку хозяйку или папеньку, кто забыл? Торь, торь, что за люди то? Позабыть своих котиков, кворк, кворк… Хм. Ситуация! А мы с Тотьей и Тутьешкой слетаем в столицу к хозяюшкам, да узнаем авось, кто-то с города, был на поле, торь, торь. Эх, непрошеность!

Закудахтали птицы, затокали, потянулись за фляжками, к поясу. Да заметив Тотьянушкин грозный взор, поспешили вспорхнуть, да в разные стороны, по округе искать потерявшего. А старейшины всё умиляются и агукают, смеются они, удивляются:

– Что, за дивные ягодки в травушке маются? Кворк, кворк, что за солнышко с месяцем тут мурлык-улыбаются? Тоть, тоть.

– Ой, откель же нам счастье такое, да радости! Кворк, кворк. Кто, зачем, почему, али к гадости? Туть, туть.

– Ай, лю-ли, торь, торь, токи-тория! Вот же малый секрет! Торь-история!

А котятки глядишь, улыбаются и тепло так мурлыкают, омкают, да мяучат от птиц воркования, корчат мордахи, стало быть, Накии нравятся

Тут, вдруг небо разрезала молния, громыхнуло не громко, и гул прошёл. Ни дождинки не выпало, тихо так, лишь за полем в пролеске свечение, там где горка и озеро с кочками. Подобрав корзинку с котятами, молча Тория, на свет пробирается, а за ней по пятам Тотьешка с Тутьешкой, да из фляжек хлебают для храбрости. Добредя до тропинки в конце полюшка, поклонившись идолу Матери, замирая тревожно три Накии, подбоченясь на горку взбираются. А свечение, хоть день, словно зарево, словно солнце второе, да в озере. Поначалу все красным, как огненным, после жёлтым на убыль, огарочком. Напоследок сверкнув ярким всполохом, бледным маревом ромб обозначился. Словно айсберг, по средь озера белою льдиною, а вокруг его травы примятые, и деревья дугою по берегу.

Не звенит комар, овод не жужжит, тишина вокруг, воздух не дрожит, словно дух дарымский весь поистратился, и живое всё здесь повымерло. Постояв в тиши, птицы Накии, посмотрев на то, что так грохнуло, молча ввысь, ушли и до города, там решать, как быть и что делать-то… что делать-то… делать то… то… то…

Кэш, выдернул Стэпа, из чарующей, котовой дрёмы, толкнув того, в плечо. Проморгавшись, Стэп увидел, что в их сторону, довольно быстрым шагом, двигается старый дядюшка их приятеля Ваньки, Валерий Михайлович.

– Ребята, приветствую! Извиняюсь, если заставил долго ждать, – запыхавшись, поприветствовал друзей Валерий Михайлович, почти не взглянув на них, устремился прямиком к рыбе, где принялся охать, вздыхать и хвататься то за голову, то за сердце.

Следом за ним мимо Кэша и Стэпа продефилировала незнакомая им брюнетка, в элегантном возрасте, чуть за сорок, на вид хорошо сложенная, ухоженная дама на высоком каблуке, всем своим видом показывающая благосостояние и благородную стать. Как и Валерий Михалович незнакомка принялась ходить вокруг рыбы, при этом, не отрывая руку с телефоном от уха, что-то утвердительно в него шепча.

– Стёпа, Инокентий, знакомьтесь, это Марка Геральдьевна Сабонгуй. Владелица театра на колёсах. Прошу прощения, странствующего театра двойников и пародий. А так же добровольный меценат наук и мой хороший друг. Прошу любить и жаловать, – затараторил Валерий Михайлович.

– Приятно познакомится, – поздоровались ребята.

– Ой, мальчики, а это что? Можно я взгляну, – взволновано спросила Марка Геральдьевна, указывая на золотого котика, свисающего на кабеле из кармана Кэша.

Кэш утвердительно кивнул, передал котика Марке Геральдьевне, добавив рассказ о том, что этот котик вытворяет, если надеть его ушки наушники. Марка Геральдьевна заворожёно разглядывала статуэтку, а потом без обиняков предложила выкупить её у Кэша. Кэш недолго раздумывая, согласился, услышав предложенную сумму.

После, решив вопросы с вознаграждением за найденную рыбу, которое приятно удивило и порадовало Стэпа и Кэша, четвёрка новых и старых знакомых вдоволь пофотографировали рыбу гиганта, отдельно и вместе с ним. Да ещё час прождали помощников Марки Геральдьевны, которые появились сразу с двух сторон, одни приплыли на катере, взяв на буксир большую рыбу, помогли ей сняться с мели и уйти обратно в глубины залива. А другие приехали по земле на двух грузовиках, ловко поймали семерых самых красивых и здоровых на вид рыбин, погрузили их в несколько ванн, в которые предварительно набрали воды из залива.

Из разговора с Валерием Михайловичем, друзья узнали, что он работает сейчас у Марки Сабонгуй. В её зверинце чудесных животных при странствующем театре. Что рыба, которую обнаружили Кэш и Стэп, это древнейшее, чудом выжившее ископаемое. И теперь Валерий Михайлович с удовольствием будет изучать отловленные молодые экземпляры. На вопрос, почему Михалыч с такой лёгкостью дал большой рыбе вернуться обратно во тьму глубин, услышали:

– Как учёный, я конечно-же хотел бы оставить именно больший экземпляр, но как человек всё-таки разумный, гуманного склада, решил не мучить, видно изрядно пожившее существо. А взять семь экземпляров растущих и быть может, надеюсь, успею посмотреть, как они вырастут. По изучать их повадки и так далее. Вы ребята, только ни кому не слово о гиганте из залива, всё равно не поверят, а если поверят, пойдут разговоры, а там и охоту-рыбалку начнут. Пусть старина Гетеростеус, а я думаю, что это именно он, доживёт спокойно отпущенное ему время.