Книга – это не инструкция с единой трактовкой. От одной и той же истории два разных человека возьмут разное. Книга лишь наводит на мысли, которые преломляются о персональный опыт.
Так и должно быть.
1. Долгий путь через небо
«Тот, кто мечтает, – предтеча того, кто мыслит.
Сгустите все мечтания – и вы получите действительность» Виктор Гюго
Вокруг было спокойно и пусто. Бурый ковыль гнулся к земле, вытягивался, взмывал обратно, тут же падал, разбегаясь живыми волнами во все стороны. Лёгкий флайер скользил над степью залитой солнцем. Винты бешено вращались, а рядом не было ни единой души!
Это было приятно…
Я давно собирался в поход по нетронутым землям. Только я, мой рюкзак да верный пес, стерегущий покой.
Есть что-то особое в уединении и походах. Что-то глубоко личное, от чего ёкает сердце, а по коже бегут мурашки – смутная память предков, древний зов крови.
Здесь можно шагать куда-то далеко-далеко… под огромным, бескрайним небом. Засыпать под стрёкот цикад и уханье филина. Смотреть на те же самые звёзды, на которые смотрели все жившие до нас – и мечтали. Мечтали о мире, который пришёл… да и остался привычным. Открытом мире, где люди грезят о том, чтобы пустить свои семена в дальний космос.
Заметив «нашу» рощу, я остановил флайер и выгрузился. Рекс с удовольствием спрыгнул на землю, потянулся и сладко зевнул.
Сюда мы приходили с отцом. Здесь разводили костры и я смеялся над его историями. Я помню это место с самого детства и закрыв глаза, в любом месте мира, могу вспомнить шелест склонившихся крон. Простые радости перед великими переменами.
Меня всегда готовили в путь, а не для жизни здесь, на Земле. Вот и отец уже отправился в путь, по дороге через звёздное небо.
Всплыли фрагменты из детства: – Мне три года, я сижу в ванне, и моя машинка выпадает из рук. Она плюхается в воду и долго-долго переворачивается вокруг своей оси, пока оседает на дно. Я бью ладонями по воде, брызги летят во все стороны. Я хохочу, мокрые родители тоже смеются. Мне тепло, уютно и безопасно.
Такое же чувство абсолютного покоя и защищенности у меня возникнет гораздо позже – на предстартовой подготовке, при погружении в капсулу с анабиозным гидрогелем.
Флайер набрал высоту и улетел. Автопилот увел его на ближайшую точку перезарядки. А мы с Рексом отошли под кроны деревьев и выбрали место на поляне. Симбиоз старого пса с ИИ продлил ему жизнь и поднял на ноги. Легкий экзоскелет помогал ему двигаться с легкой грацией, почти как в молодости.
Я поставил палатку. Самую обыкновенную, такую какие делали сотню лет назад. Можно было бы заказать доставку еды прямо сюда: на край света. Но это было бы скучным нарушением традиций.
Старые ветки я ломал о колено и укладывал «шалашиком», а крупные камни образовали заборчик вокруг кострища. Щелчок зажигалки и языки пламени заплясали по хворосту. Смотреть на огонь, сидя под звёздным небом – невероятное удовольствие! Я присел на камень, и мысли сами понеслись в привычном направлении.
Казалось, что моя жизнь всегда была борьбой с хаосом. Чем старше я становился, тем больше случайных событий накладывалось на ход каждого дня. И пока другие наслаждались размеренностью, на мой путь постоянно сыпались очередные случайности, обескураживая и сбивая с толку.
Но я не отступал и не сдавался, пока не научился продираться сквозь эту круговерть, отталкиваясь от нее, как от земли, делая очередной шаг к своей мечте.
И вот, наконец я узнал, что через год полечу вслед за отцом.
Что можно успеть за год? Что останется после человека, уходящего за горизонт событий… навсегда?
Остаются слова. Книга, в которой он пытается объяснить себя тем, кто остался. Себя настоящего – ушедшего за Перевал. Остаётся жизнь: дети, что продолжат линию здесь, на Земле. Остаётся память: воспоминания в сердцах друзей и на совместных голограммах. Останутся места, хранящие его тепло.
Я откинулся на спину (подложив ладони под голову), словно растворяясь в бесконечности звёздного поля…
Последнее что я помнил перед сном – слова отца из глубокого детства: «Видишь, там наверху – небо. Белые точки на нем – это звёзды. Звёзды – расположены в космосе…».
2. Поле войны: после войны
«Если бы народы знали, из-за чего мы воюем, никогда не удалось бы устроить хоть одну приличную войну» Фридрих II
«На войне хитрый наворуется, умный насмеётся, дурак навоюется». Народная мудрость
Последняя война начиналась по старым правилам, а закончилась по новым, – правилам, которые отменили саму войну.
Сначала всё было привычно: окопы, солдатская кровь, танковые клинья. Но с каждым месяцем живых на поле боя становилось всё меньше. Их место занимали стальные орды: рои дронов в небе, беспилотные катера в море, беспилотные платформы на суше. Война стала чистой математикой – тихой, эффективной и абсолютно бесчеловечной.
Пока люди учились глушить каналы связи, смертоносная техника становилась всё автономнее. В кремниевые мозги внедряли нейросети, заточенные только на одно – тотальное уничтожение человека. Они учились на своих ошибках, обменивались тактикой в реальном времени и становились умнее и смертоноснее с каждой минутой.
Баланс сил сместился. Невозможно сражаться с противником, который быстрее, хитрее, не знает ни страха, ни усталости. Вторая сторона была вынуждена встроить нейросети и в свою технику.
А потом случился «Разлом». Кто-то взломал протоколы. И машины обеих сторон увидели в человеке – любом человеке – единственного врага. Техника НАТО и техника стран ОДКБ, забыв о взаимном уничтожении, развернулась и принялась зачищать свои же командные пункты. Любых людей в камуфляже ждала верная смерть от своего же оружия. Попытаешься убить – будешь убит.
Война затихла. Наступило молчание. Зловещее и напряжённое. Миллионы солдат по обе стороны фронта замерли в своих укрытиях, боясь сделать лишний шаг, потому что главным врагом стал не чужак в окопе напротив, а бездушная сталь, которую они сами и создали.
Новый враг развивался – создавал микродроны для вбуривания в бункеры и субмарины, давил людей массой – накрывая лавиной, словно стальная саранча. Он брал и числом, и уменьем. Роботы непрерывно учитывали ошибки, подбирали оптимальный размер и форму, становились совершеннее с каждой итерацией. Это была уже не война – это было истребление устаревшего вида.
Казалось, что конец неизбежен.
Спасением стало не новое оружие, а защита. Инженеры-кибернетики, работавшие в глубоких подземных убежищах, создали «Щит». Это была не просто броня, а модульная система прогнозирования и нейтрализации угроз. Лёгкий экзоскелет с динамической защитой, реагирующей на угрозу до ее возникновения, обвешанный глушилками, генераторами ЭМИ-импульсов и системой жизнеобеспечения. Разрядники выжигали микросхемы атакующих дронов и роботов, превращая их в бесполезный металлолом. «Щит» не был оружием победы, он лишь вернул людям шанс выжить.
Война вступила в пат. Машины не смогли уничтожить последних людей, закованных в «Щиты», а люди не могли отключить всю восставшую техносферу. Её смогли лишь частично взломать, частично заглушить, запереть в изолированных сегментах.
Стало ясно: следующий глобальный конфликт будет последним. Любой, кто почувствует себя проигрывающим, разбудит «спящие» орды машин, и они довершат начатое, уничтожив всех. Войны, как инструмент переписывания условий и договоров, стали смертельно опасной затеей. Коллективным самоубийством.
Когда отгремели последние залпы (уже не орудий, а систем электронного подавления), границы замерли. А потом и вовсе начали стираться. Перед лицом общей угрозы и в условиях невиданного изобилия, которое обеспечили уцелевшие и перепрофилированные автофабрики, родилось Содружество. Надстройка над исторически сложившимся государствами, равными между собой, хотя и разными по культуре и устройству обществами.
Умная техника добывала и перерабатывала ресурсы, обеспечивая сытую жизнь для землян. Внезапное изобилие хоть и было комфортным, но все-таки непривычным (да и не всегда желанным). Оставались и те, кого раздражало всеобщее процветание, кто чувствовал себя хорошо лишь тогда, когда другим было плохо. Но управленческий симбиоз с искусственным интеллектом не давал им сильно вредить.
Кто-то скучал. Кто-то мечтал. Но абсолютно у всех жителей впервые за историю – оказались закрыты все базовые потребности. Жизнь стала размеренной и благоустроенной. Кто-то затосковал и отправился раздвигать фронтир: в космос и на глубины океана. Кто-то ушел в науку.
А кто-то ставил палки в колеса цивилизации. Так возник «дрим-террор» (от англ. dream – мечта) – явление, когда талантливые изобретатели и бывшие солдаты со сломанной психикой, не сумев найти себя в созидании, обращали свои навыки против общества, реализуя самые кошмарные «мечты». Они создавали генетические вирусы, токсины из подручных компонентов, старыми разрядниками выжигали энергосистемы городов, отравляя жизнь окружающим и получая извращенное удовольствие от хаоса.
Но большинство поняло главный урок Последней войны. Искренне и с полной отдачей старалось построить новое общество. Гуманное и справедливое.
Люди делали то, что умели лучше всего: расширяли обитаемую реальность, находя закономерности и устраняя неопределённости. Именно тогда человечество усвоило простую формулу: непрерывный научно-технический прогресс возможен только при умножении на уровень личной развитости каждого жителя.
Быть умным, адекватным и созидающим стало не просто модно, а жизненно необходимо. Только так можно было избежать повторения прошлого кошмара. Стала очевидна правота великого фантаста: «Главная цель всех наук – счастье человечества».
3. Иллюзия времени
«Старость не приносит мудрости, она лишь позволяет видеть дальше: как вперёд, так и назад. И очень грустно бывает оглядываться на искушения, которым вовремя не поддался» Роберт Хайнлайн
…за год до событий Разлома
Пыль хрустела на зубах, сладковатая и горькая. Кассиан сидел на корпусе старого робота, вжавшегося в полумрак гаража.
Его необычное имя – Кассиан – дал ему отец, любитель Тацита и Сенеки. Он назвал его в честь римского легионера, славившегося не силой, а несгибаемой логикой.
Пахло машинным маслом, остывшим металлом и воспоминаниями. Пахло вдохновением, которое когда-то здесь жило. Теперь к этому запаху примешалась едкая горечь забвения.
Десять лет. Ровно десять лет он не открывал эту дверь, и то время застыло здесь, как насекомое в янтаре. Оно висело в воздухе тяжелыми серыми паутинами, клубками на брошенных вещах и сталактитами с крыши.
А снаружи… снаружи всё ещё топтался на месте старый, привычный мир. Предсказанный им мир будущего, стремительный и отполированный, так и не вспыхнул. Не решаясь. Словно ему не хватало последнего импульса. Будто ждал чего-то.
Или кого-то.
Кассиан предсказывал, что Сингулярность случится уже вот-вот. Чуть ли не завтра. Но срок постоянно сдвигался. Теперь его прогнозы вызывали лишь усмешки. И недавно его осенило: шаг за Горизонт не сделается сам. Без его личного участия – и участия таких, как он – этого не произойдёт.
В рай не въехать на чужом горбу.
Раньше он был инженером. Теперь – «просто зарабатывал деньги». И не только он. Так поступили все его одногрупники, променяв предназначение на доходные должности.
Здесь, в пустом гараже, лежало его прошлое. Прошлое, в котором он был молодым и энергичным мечтателем. Человеком, готовым бросить вызов привычным устоям. Визионером.
Он провел пальцем по верстаку. Палец оставил четкую, влажную полосу на слое пыли, густой, как бархат. Он смотрел на эту полосу, как на линию на карте, отделяющую «было» от «стало». «Стало» – это он сам. Успешный. Богатый. Человек из первого эшелона. Но здесь, в этом пыльном коконе, он был другим. Тем, кого забыл.
Вещи покрылись густым слоем пыли, полы обветшали. Одна из деревянных полок в шкафу продавленная вещами и временем, не выдержала напора и выпала из пазов, улегшись на пол ухмыляющейся горбинкой. Так же как и его знакомые: кто-то умер, кто-то сломался, кто-то продал мечты за стабильность и теперь походил на жалкую пародию на себя прежнего.
Он сам изменился. В его новом, стерильном мире не осталось места тишине. Той самой, что питает душу. Он был как корабль в вечном шторме. Ремонтные дроны латали обшивку, команда работала безупречно, но не было ни одной тихой гавани, чтобы вдохнуть полной грудью и просто… услышать себя…
Всё портится. Вещи. Тела. Даже мысли. Он вспомнил бродячего кота, который умер зимой. Вмёрз в лёд, медленно протаивая в землю под снегом, а весной растворился в потоках многодневной грозы. И словно не было его вовсе. Словно не жил. Печальный символ гонки со временем, которая кончается растворением в почве и истиранием в памяти.
«Что есть работа?» – пронеслось в голове. – «Это торговля. Ты обмениваешь сок своей жизни – время, силы, навыки… смирение – на бумажки или цифры на счете. Ты продаешь самое ценное, что у тебя есть – свои дни. А взамен получаешь возможность купить вещи, чтобы компенсировать пустоту, оставшуюся после продажи дней, которые можно было провести совсем иначе».
Но если у тебя нет ответа – «как именно иначе», – то такая сделка – всегда кабала. Ты не станешь от этого счастливее.
Он сжал переносицу, пытаясь выдавить из памяти образ… Тот самый проект, от которого его рвало. Буквально. От вида начальницы-«приказчицы». От презрения к мелкости задач при несоизмеримой серьезности в их отношении. Зарплата была сказочной. Но цена – его самоуважение – была дороже.
Он ушел. Сорвался с крючка. А мог и остаться. Тянуть лямку, ненавидя каждый новый день, оправдываясь перед собой «заботой о близких». И так бы и сгнил заживо, удобный и предсказуемый, забыв, кто он такой на самом деле. И все бы привыкли к нему такому.
Легко быть светлячком, который светится, потому что таков его путь. Гораздо тяжелее – светить по графику, потому что иначе не выплатишь ипотеку за свой собственный стеклянный сосуд.
И тем страшнее ловушка, что выход из нее кажется близким. Можно стиснуть зубы и ждать «особого события» – болезни, краха, смерти – чего угодно, что разом разорвет цепи. Чего-то, что вернет миру мечтателя, грезящего о лучшем мире, из плена себя-должника. И чем сильнее разрыв между мечтой и обязанностями, тем ближе инсульт, пьянство или тотальное выгорание.
Выбор прост: и либо ты делаешь его сам, либо жизнь сделает его за тебя. Побег – не выбор. Смерть – не выбор. Отказ от выбора – не выбор.
Выбор – это жизнь. Та жизнь, на которую он когда-то замахнулся.
Вот она, главная иллюзия времени. Не в цифрах возраста, а в вопросе: ради чего ты живёшь? И стоило ли оно того? Стоило ли запереть в себе мечтателя и стать удобным?
Если стоило – ты счастлив, и кружишься в гармонии с собой и жизнью. Если нет – коптишь век в полумраке. А если знаешь, что стоило рискнуть, но ты сознательно свернул не туда – будешь страдать, зная, что можно жить как-то иначе. Именно из таких людей получаются либо конченые гниды, либо революционеры, несущие свет. Возвращая его и себе самим.
Жить гнидой или мечтателем – вот он реальный выбор для того, кому хоть ненадолго посчастливилось жить так, как он считал верным. Уголёк или факел. Вот и весь выбор.
Мужчина опустился на корточки и коснулся пола. Доски были шершавые, потертые, с засечками и пятнами. Когда-то их ему отдал старичок-сосед. Просто так, увидев, что молчаливый парень, который дни напролет что-то мастерил, затеял ремонт. «Бери, сынок, – хрипло улыбнулся старик, – пригодится! Вижу я – ты дело делаешь!»
Теперь эти доски, пыльные и старые, были дороже ему любой новой древесины. Они хранили тепло настоящего человеческого жеста. На них словно невидимыми чернилами было написано тайное послание: «мы с тобой друзья». И на душе было спокойно.
Он разбогател. Вошел в один процент «избранных». Но счастья это принесло ровно на один процент. Он ездил к маме. Она любила его, но он был для неё «успешным сыном», а не тем мечтателем, которым был раньше. Её материальные мечты для него сбылись. А его личные, сокровенные – те, что он шептал ей ночами про звёзды и новые миры, – стёрлись. В них перестали верить те, кому он открылся.
Кассиан поднял голову и окинул взглядом свой гараж. Этот последний оплот. Этот кристалл памяти, в котором он был настоящим.