Читать онлайн Люциферов писарь

Глава 1

Перед глазами бескрайний туман. Густой, алый, будто воздух насыщен не влагой, а кровью и гнилью. Тягучий, пропитывающий лёгкие страхом и безнадежностью.

Очередной сон?

Люди бегут. Движения замедлены, словно их держит сама смерть. Они оборачиваются, в надежде, что преследования не будет. В их взглядах паника и обречённость.

Но преследование есть. Где-то сзади раздаётся низкий, звериный рык. Трёхглавый пёс вырвался на охоту. Он знает – здесь он сверххищник, а они всего лишь жертвы.

Внезапно из-за спины раздался резкий, холодный голос, пронзающий пространство, как стальной клинок.

– Назад! Не трогать парламентёров!

Женщина говорит это так, что даже монстр подчиняется. Он скользит лапами по багровому песку, оставляя за собой длинный след. Остановился, провожая людей ненасытным взглядом.

Раздался другой голос – дрожащий, полный отчаяния.

– Это неправильно… Это массовое истребление! Мы губим их, а не спасаем! Я хочу всё вернуть…

– Мы спасаем. Без нас, у них не было бы и шанса на выживание. Ни переговоров, ни прошений, ни мольбы, ничего. – сказала женщина командующая псом.

Вдалеке, высоко на руинах покосившегося здания, вырастает силуэт. Высокий. Тёмный. На фоне заходящего красного солнца, он раскидывает руки, как всегда, когда ждет от людей единственного выбора.

Впереди только два пути: преклонить колени… или сгинуть.

Толпа замирает. И затем, как гром, раздаются раскатистые крики, превозносящие фигуру.

Их голоса дрожат, но они продолжают скандировать. Они сделали выбор.

Раздается приглушенный выстрел, эхом прокатившийся по развалинам Московских домов.

Через мгновение пуля достигает цели и силуэт запрокидывает голову назад.

Точное попадание. Но зря, это лишь усугубит ситуацию.

Толпа в ужасе замолкла. Сейчас начнется бойня.

Глаза закрываются, не желая видеть происходящего. Девушка сзади истошно кричит, надрывая связки, и молит фигуру пощадить людей. Тишину начинают раздирать вопли боли и отчаянья. Теперь им ничего не поможет. Антон в ужасе встрепенулся, ударившись локтем о край стола и чуть не опрокинув кружку с кофе. Он снова задремал под вечер.

Сделав несколько глубоких вдохов и протерев веки руками, попытался отогнать навязчивый сон прочь. Это получилось сделать быстро, ему было не привыкать. Такие сны цепляются за сознание на мгновение после пробуждения, но уже через пару секунд тают, как дым на ветру.

Очередной рабочий день подходил к концу, за окном смеркалось, падали крупные хлопья снега. В каморке, которая носила гордое название «Фотостудия Ляпа», горел теплый приглушенный свет. Такой свет обычно согревает душу и дарит спокойствие в промозглые холодные дни, но он был будничным и горел так всегда из-за нескольких перегоревших ламп. В некоторых плафонах они перегорали чаще, а оставшиеся выжившие старожилы, казалось, хвастаясь своей стойкостью продолжали нести дозор по освещению помещения.

Тишину разбавлял лишь небольшой приглушенный радиоприемник, стоявший на столе.

Фотографии здесь делали редко, и чтобы хоть как-то поддерживать бизнес на плаву, в ней предлагались более простые услуги. Продавались рамки к фотографиям, календари, уцененные старые фотоаппараты и простенькое фотооборудование.

Девять лет назад на Садовом кольце в него на скорости влетела машина. Эта авария едва не стоила ему жизни, но отделался он относительно легко. Самое неприятное из того, что произошло, – проблемы с памятью.

Получив тогда сильный удар головой о лобовое стекло, в больнице ему диагностировали потерю долговременной и частично кратковременной памяти. Антон не мог вспомнить ничего из прошлого, как ни пытался. Да чего уж там, он с трудом помнил, где жил. Но родственники его не искали. Никто не искал, а он и не переживал, будто зная, что бесконечно одинок в этом мире. Машину ту он в итоге продал через посредников, поднакопил еще денег и открыл фотостудию. За руль больше никогда не садился.

В этот пятничный вечер клиентов не было, как и в любой другой.

Глядя в окно, потом на часы, потом снова в окно, Антон дожидался восьми вечера. Закрыть студию пораньше? Не имело смысла. Дома его ждала та же скука, а по морозу идти не хотелось.

Музыка по радиоприемнику притихла и голос диктора сообщил.

– А теперь к новостям, дорогие радиослушатели. В столице вновь неспокойно – загадочные убийства продолжаются. Несколько часов назад в Северо-Восточном округе и подмосковном Королёве были обнаружены тела мужчины и женщины средних лет. Полиция ведёт поиски преступника и не исключает, что за этим может стоять некая организованная группа.

– Следствие пока не установило связи между жертвами – как и с теми, что были найдены в прошлом месяце. Однако есть одна необъяснимая деталь: у всех убитых на запястье имеется странный зарубцевавшейся ожог, похожий на отпечаток руки. Ритуал? Месть? Следствие пока не даёт ответов, но призывает горожан быть осторожными.

– Если у вас есть какая-либо информация, немедленно сообщите в полицию – ближайший участок или номер 02. Берегите себя.

– Ну а теперь – к более приятным новостям…

Фотограф молча потянулся к кнопке и переключил волну. Слушать новости у него не было ни малейшего желания, а убийства и прочее его не интересовало, дурных снов и так хватало.

День медленно подходил к концу. Антон, сидя в кресле за стойкой, сделал глоток вечернего кофе, который уже подостыл, и зевая подпер голову ладонью. Снег падал, часы тихонько отбывали в тишине свой такт, словно метроном.

Потянул холодный воздух, приветственно звякнул входной колокольчик, дверь закрылась, о входной коврик вытерли обувь. У стойки стоял мужчина в теплой меховой дубленке и такой же шапке. Очки его запотели, и он пытался восстановить дыхание. Еще бы, студия находилось в переулке, в ста шагах от центральной улицы, которая вела к метро. Дорогу до нее никто никогда не чистил. Мужчина отдышался и поздоровался.

– Добрый вечер, я к вам за заказом. – небрежно ткнул куда-то указательным пальцем в сторону папок на столе. – На той неделе оставлял вам. Помните?

– На той неделе? Эмм… – неуверенно спросил Антон, пытаясь вспомнить клиента.

– В четверг, тридцатого числа. Приносил вам несколько фотографий на обработку. – монотонно произнес он, глядя через запотевшие очки.

– Вы уверены? Может быть, сделали онлайн заказ?

– Абсолютно уверен. Приносил их вам лично. Может проверите наконец, а не будете заставлять меня ждать?

Фотограф в замешательстве почесал затылок.

Глаз за этой пеленой конденсата не было видно, но сам он, похоже, уловил смущенный взгляд хозяина студии. Сняв перчатку, снова указал на папки, добавив к этому жесту небольшой наклон головы, словно подчеркивая нерасторопность Антона.

Хорошо выглядящий мужчина, солидный, одет стильно, явно при деньгах. Но его руки… Ногти – желтые и длинные, словно он никогда не ухаживал за ними и много курил, а палец напоминал какой-то залежавшийся сухофрукт.

За своими же ногтями и внешним видом Антон следил, ежедневно брился, носил чистые рубашки и раз в пару месяцев ходил в парикмахерскую, не позволяя обрастать себе и своим густым черным волосам. А вот за лишним весом следить в его тридцать лет было уже не так-то просто, и несколько лишних килограмм за последнее время поприбавилось.

В папке не было никаких заказов, в этом сомнений быть не могло. Замешательство никуда не делось, но под незримым взглядом клиента все же открыл ее. Резинка, державшая бумаги, явно не снималась давно.

Антон начал перебирать страницы. В ней находились счета за аренду и электричество. Для работы и хранения чего-либо другого она не использовалась. На ней даже было написано «счета и чеки», но, на 6 странице, к его удивлению, обнаружился конверт. Аккуратно приоткрыв его, Антон вытащил несколько фотографий.

– Не готово? – без доли сожаления спросил клиент.

Еще раз прокрутив в голове последние недели, хозяин студии впал в небольшой ступор. Откуда тут конверт? Положил его туда, но забыл? Ведь бывает, что в жизни происходят какие-то странные вещи. Например, когда ты точно помнишь, что положил вещь на полку, а потом обыскав пол квартиры, находишь ее на столе. А может рутина и монотонность работы настолько выработали рефлексы, что он сунул его туда машинально?

Сделав паузу Антон неуверенно выдавил.

– Я не помню этого заказа, к сожалению. – и выпрямившись в кресле продолжил. – Но если вы подождете, то я до конца рабочего дня успею обработать эти фотографии, их тут…

– Четыре. – отозвался клиент скривив уголок рта. – У вас, должно быть, натренированный глаз, раз вы, даже не взглянув можете сказать, что управитесь до восьми.

Он как будто проверял Антона, наблюдая за его реакцией сквозь запотевшие линзы.

Антону на миг почудилось, что за линзами мелькнули алые блики. Сама фраза прозвучала довольно надменно, а интонация показалась какой-то знакомой, и от этого почему-то отталкивающей.

В каморке повисла тишина, нарушаемая лишь ходом настенных часов.

Меньше всего сейчас хотелось выяснять отношения с клиентом, и, хотя Антон считал себя интровертом, навыки клиентоориентированности у него всё же присутствовали, как и неконфликтность – в силу своей замкнутости и неопытности в живом общении.

Друзей у него не было – только знакомые и знакомые знакомых, но не более. Женщина в его жизни тоже отсутствовала, а попыток исправить это досадное недоразумение он не предпринимал уже давно. Последние попытки фотограф бросил пару лет назад, когда, овладев приложением для знакомств, перевел незнакомой зазнобе пятнадцать тысяч рублей на билет в свой город для рандеву. Но овладел, как он потом понял, недостаточно. И оказавшись в черном списке, больше не предпринимал попыток познакомиться с кем-то через интернет.

– Извините. – выдавил он из себя. – Уже смотрю… – опустил глаза на снимки.

Достаточно старые, еще пленочные, по их качеству лет так десять можно было дать. Местами выцветшие, потрепанные и поцарапанные.

Простой заказ. Опыта у него было не отнять: как профессионал, ты первым делом смотришь на состояние, объем работ и возможность реставрации. Что на снимках тебя вообще не должно интересовать. Но некоторые из них заинтересовали его.

На первой фотографии ничего уникального. Перекресток, люди, проходящие по пешеходному переходу. Машина, остановившаяся на красный и любезно пропускающая их. Автомобиль, немного выехал за стоп-линию, что, конечно, не очень хорошо, но не так необычно. Непримечательный перекресток, которых в Москве тысячи. Просто фотография улицы? – немного разочарованно подумал он.

Оставшиеся же удивили – на это обратил клиент.

– Интересуетесь смертью? – впервые за все выразил некую заинтересованность.

Вышло фальшиво.

Антон, вглядываясь, проигнорировал, как ему казалось неуместный и риторический вопрос.

На второй и третей были запечатлены уникальные с точки зрения удачи моменты. Снять подобные кадры – редкость, даже на цифровые фотоаппараты с серийной или высокоскоростной съемкой, которые сейчас используются повсеместно. Моменты трагической гибели, смерти людей, которых ты не знаешь, но которым сочувствуешь и переживаешь этот момент с ними смотря на снимки. Такой материал, как горячие пирожки скупили бы газеты того времени, а новости, сопутствующие им, были бы на первых полосах местных изданий.

Первая фотография. Группа озадаченных людей, склонилась над упавшим молодым человеком. Девушка с лицом полным отчаяния и ужаса пытается привести его в чувства, но безрезультатно. Посмертная улыбка застыла на его лице, словно он не ожидал смерти и был за миг до нее счастлив. Будто кадр из фильма ужасов.

На втором снимке девушка в падении, словно ее кто-то толкнул. Через мгновение надвигающийся трамвай настигнет ее и отправит под свои стальные колеса. Лицо скрыто волосами, но жест отчаяния, замерший в воздухе, понятен без слов. В глазах зевак на заднем плане застыли испуг и бессилие. Никто не успел помочь. Антона передернуло. Подозревая, что на четвертой фотографии его ждет аналогичная картина, он скривился и подумал – “Какой неприятный материал.”, и мельком взглянул…

– Не такой уж и неприятный. – словно гром среди белого дня тишина прервалась короткой и резкой фразой.

Антон в изумлении посмотрел на него. Незнакомец, казалось, улыбался всем своим видом, но при этом никакой улыбки на его лице не было. Капли конденсата скатывались по его линзам, которые привыкли к теплу и прояснились. Глубокое свечение внутри глазниц, красное, будто кто-то вложил в них угли, на которых запеклась кровь.

Антон обомлел, ему не чудилось: человек смотрел на него, прямо в его душу. Внутри все сжалось, из рук выпала последняя фотография, лоб покрыла испарина.

Свет начал предательски мерцать, чего ранее никогда не происходило.

Последние старожилы погасли, закончив свой дозор.

Каморку мгновенно заполнила всеобъемлющая темнота.

Последними источниками света остались лишь мерцающая лампочка выключенного монитора и 2 огня, которые медленно направились в его сторону.

Оцепенев, словно обратившись в камень, от взгляда Горгоны, он безуспешно пытался подавить в себе наступающий ужас. Огни обогнули стойку и замерли в нескольких сантиметрах от лица. Жар окутал лицо. Послышался вдох.

– Интересуетесь смертью?

Голос прозвучал совсем рядом, словно раздался прямо у него в голове.

Антон моргнул.

Темнота.

Две багровых точки зависли в воздухе, мерцая, будто глаза ночного зверя.

Еще ближе.

Он попытался двинуться, но тело не слушалось.

Горячие пальцы сомкнулись на его запястье.

…Часы тикали.

Антон дернулся и очнулся. Он едва не свалился с кресла и в этот раз все же опрокинул кружку.

В студии было тихо. На часах – половина восьмого. Приходя в себя еще пару минут, фотограф твердо решил закончить этот день поскорее.

– На фиг такие сны. Сколько можно? – пожаловался сам себе по нос и положив счета за оплату обратно в папку обернул резинкой.

Спешно выключил свет и закрыл деревянную дверь на ключ. Он не спеша побрел к метро, преодолевая снежные волны и утопающие в нем шаги, и пытался не думать о сне.

– В ближайшие несколько дней обойдусь без фильмов ужасов. – пробормотал он, застегивая пуховик до горла и засунув руки в карманы.

Фотограф с усилием старался переключить мысли на то, как хорошо было бы поскорее оказаться дома и отдохнуть, а с понедельника, с новыми силами, вновь начать рабочую неделю. Составляя план на предстоящие будние, он прикинул, что было бы неплохо прибраться в студии: почистить запылившиеся оборудование, обновить ценники на календарях и заняться уборкой. Все то, чем хозяин должен был заниматься всегда, но часто откладывал в долгий ящик. А сейчас, как будто что-то внутри желало наверстать упущенное и предчувствовало нечто неосязаемо тревожное.

Тогда он еще не знал, что убираться больше не придется, а через месяц другой каморка будет носить название «Ателье Красная Шапочка», и о фотостудии Ляпа вскоре забудут, словно её никогда не было.

Добравшись до своей станции метро, Антон вышел на улицу. До дома оставалось минут десять ходьбы, но нужно еще было зайти в магазин. Обычно он ходил в ближайший к дому, но сегодня настроение располагало к другому.

Как ни пытался прогнать сон из головы, у него не получалось. Этот оказался куда более осязаемее, чем похожие. Ему частенько случалось видеть их. Какие-то яркие и запоминающиеся, а какие-то мимолетные. В них никогда не было сказочных пони или чего-то жизнерадостного, а являлись демоны и происходили невероятные события, словно мир поглощен муками, а он, на службе злых сил. Один из всадников апокалипсиса. Один из тех, кого боятся и ненавидят, как и он себя сам.

Поэтому было решено отправиться в винный магазин на другой стороне перекрёстка, выбрать качественное красное сухое и, вернувшись домой, насладиться им в компании книги, которая поможет отвлечься.

Так и поступил. Ожидая зеленый сигнал светофора, он мысленно перебирал книги из своей небольшой домашней библиотеки.

Светофор переключился на зелёный, и в небольшом потоке пешеходов Антон, ещё думая о выборе книги на вечер, направился к магазину. Почти перейдя дорогу, он вдруг остановился, как вкопанный. Это ведь тот самый перекрёсток с фотографии! Как он раньше не узнал его?

В голове что-то будто переключилось. Он вспомнил ту самую машину, которая была на снимке. Но каково было его удивление, когда он увидел её перед собой! Автомобиль стоял аккурат перед ним, словно перенесённая с фотографии на проезжую часть. Но как?

Фотограф вгляделся в лобовое стекло в надежде увидеть водителя. Тщетно – внутри было слишком темно. Светофор всё ещё горел зелёным, начав мигать, намекая, что пора бы ускориться. Другие пешеходы уже перешли дорогу.

Это не могло быть реальностью. Очередной дурной сон? Я опять заснул в своей студии? – подумал Антон. Он закрыл глаза ладонями и крепко зажмурился, чтобы убедиться в реальности происходящего. Но открыть не успел.

Мгновение – и этого было достаточно. Краем уха он услышал визг шин и взволнованные возгласы людей. Не успев ничего понять, его тело ощутило сильный удар, который сбил с ног. Словно вихрь, он закружился, и пролетел несколько метров упал на спину.

Только теперь Антон почувствовал резкую боль и тепло, которое раскатывалось по телу. Увидел свою обувь, слетевшую с ног от удара. Будто откуда-то из далека наблюдал, как бегут на помощь люди. Как мигает аварийным сигналом машина, в которую на большой скорости влетела фура. И как из грузовика выпрыгивает водитель, не успевший затормозить, в ужасе хватаясь за голову. Затем сознание, борясь с пережитым, отключилось. Антона охватила черная пелена. Удар был смертельным.

Глава 2

В этот же день, но несколькими часами ранее, писарь Тотмес готовился начать свой рабочий день. Его каморка была немного больше, чем у Антона, но имела более хаотичный вид. Посреди стоял большой дубовый стол, на нем парафиновая свеча, посередине – подставка с углублением, а остальное пространство по углам стола было завалено пергаментами. Для более ровного освещения, на стене висела масляная лампа, которыми в городе пользовалась повсеместно.

Заполненные вчера бумаги со стола нужно было убрать и сложить в архив до начала рабочей смены. Именно этим он и занялся. Быстро и без разбора, но очень аккуратно, засунув всё в ближайшую пустую папку и написав на ней вчерашнюю дату, писарь водрузил её на верхнюю полку шкафа. Сам шкаф, конечно же, архивом не являлся. Он использовался в качестве временного прибежища для пергаментов, которые раз в неделю Тотмес относил в настоящий архив, находящийся на горе Сигил.

До начала работы оставалось около десяти минут, и необходимо было сделать еще несколько обязательных приготовлений. Открыв сервант, стоящий в дальнем углу, писарь извлек из него большой узорчатый бокал и зачерпнул из стоявшей рядом амфоры вино.

Отпив пару глотков, и плюхнувшись в своё массивное кожаное кресло, поставил бокал в угол и пригладил уложенные назад черные волосы. Проверив наличие чернил в чернильнице, достал из ящика стола перьевую ручку, готовясь начать двенадцатичасовой рабочий день.

Но оставалось самое важное – дождаться начальника, который приходил каждое утро и приносил то, без чего рабочий процесс начать было невозможно.

Тяжелая дверь открылась и протяжно заскрипела. Высокий и ухоженный мужчина в стильном костюме молча зашёл в помещение, держа в руках деревянный ящик из эбенового дерева, украшенный блестящими камнями. Выглядел мужчина уважаемо. На вид лет сорока пяти, высокие скулы и аккуратный нос, темные и густые брови, гладковыбритое лицо и голова по последнему писку моды.

– Доброго утра, Бальмонт, – безэмоционально бросил приветствие писарь.

– Доброго, – в той же манере ответил начальник и поставил ящик на стол.

Снял с шеи золотую цепочку с длинным ключом и вставил его в замочную скважину.

Сухо продолжил.

– Заберу его как обычно, вечером, в конце твоего рабочего дня. Не заляпай его вином, как это случилось вчера.

С этими словами он открыл его, и помещение залил свет, переливающийся белоснежным и сапфировым цветами. Бальмонт вытащил из нагрудного кармана пиджака платок, наклонился и обмотал сияющий шар, находящийся в ящике. Осторожно достал его и поставил в углубленную подставку на столе. Писарь сразу же записал имя, высвечиваемое на шаре, и оно тут же сменилось другим.

Выпрямившись и поправляя свои черные, как сажа, круглые очки, Бальмонт быстрым движением вернул платок в карман. Писарь задумчиво поинтересовался.

– Разве я его вчера запачкал вином? Не припомню такого.

Демон проигнорировал и обвел глазами помещение.

– А где вывеска с догматами? – бросил он, глядя на стену у шкафа, где красовался четкий след от рамки – светлый прямоугольник на фоне потемневшей стены.

– Эммм… – протянул писарь. – Ну вот ее может и запачкал, но немного. Сегодня, в конце дня, почищу и повешу обратно. Договорились? – протянул руку Тотмес ехидно улыбаясь, надеясь позлить начальника, поняв что на мажорной ноте встреча уже не закончится.

– И снова что-нибудь загадишь, напившись?

– Нет, не планировал. Такого в моем расписании не было. – поводил пальцем перед собой, будто перелистывая воображаемый блокнот. – Да и сейчас я вполне трезв.

– Пока еще трезв… – процедил сквозь зубы демон.

Сделал небольшую паузу и продолжил.

– Ты не особенный, а сама бездарность и безответственность. Будь уверен, за свою халатность и легкомысленность ты скоро поплатишься. – Он наклонился чуть ближе, его голос стал низким и холодным.

– Ты просто завидуешь. В Лимбе огромное количество людей что вы взяли на служение, как и меня. Тысячи! Но если алкоголь жалуют только мне, то почему бы этим не наслаждаться?

Бальмонт лишь хмыкнул, нахмурившись, чем вызвал экстренное собрание всех морщин на своём лбу. Не проронив ни слова, мужчина указал на шар, чтобы пиарь продолжил работу, резко развернулся и исчез в дверном проеме, мелькнув напоследок лысиной.

Отношения с начальником у него всегда были натянутыми, а общение – только в скупой и лаконичной манере, и только в случае необходимости.

– Гавнюк, – подумал писарь, и записал очередное имя, которое сразу же сменилось другим. Была бы его воля, он бы вообще предпочел избегать встреч со своим руководителем. Но в текущих реалиях и положении это было невозможно. Перевестись на другую должность нельзя, попросить сменить Бальмонта – тоже. Да и кто он такой, чтобы просить что-либо, кроме вина, чернил и новых перьев для письма? Всего лишь писарь.

Хоть его должность и носила немного более длинное название, так его никто не называл, вероятно, из-за неудобства. Лишь Айсун, местный бухгалтер, и только потому, что издержки профессии, вкупе с гораздо более низкой должностью, обязывали ее к этому.

Должность же его называлась «Люциферов писарь». И она была вполне себе почитаема и, если задуматься, являлась одной из немногих, которая носила в себе имя Владыки. Самого Люцифера Тотмес ни разу не видел, но многое о нем слышал. Хоть это обстоятельство и вполне обычное, он знал, что Архидемон прекрасно осведомлен о существовании писаря. А на начальных этапах службы даже удостоился от него похвальной грамоты, которую вручил сам Вельзевул, его заместитель и правая рука.

Коллеги с должностями схожими и выше обращались к нему просто «писарь», а все, кто пониже, ещё добавляли «господин». При этом особо важной фигурой он не был, скорее просто уважаемой и известной некоторым обывателям, так как его работа была ценна, хоть и безобразно проста.

Заключалась она в том , что каждые двенадцать часов он записывал на пергаменте имена тех, кто только что почил, а до этого, при жизни, совершил нечто сильно обрадовавшее Владыку, вследствие чего, тот любезно приглашал такие Души в бессрочную ссылку в ад.

Приглашал, конечно же, не сам – слишком много чести. Всё было автоматизировано и работало по установленному порядку. И если человек повёл себя дурно при жизни, то после смерти ему было предначертано отправиться на распределительный пункт – город Лимб. Душа перемещалась в обитель теней и ждала распределения по кругам ада.

Имя новоприбывшей Души, как только до нее доходила длинная очередь, высвечивалось в шаре Спектр, за которым и наблюдал писарь. Потом записывал ее в пергамент, после чего та сразу проходила распределение. Стоило лишь записать его, как на нем высвечивалось новое имя, и так до бесконечности.

Все знали – шар был высшим творением почти безграничных сил самого Люцифера.

Почему почти? Потому, что всемогущим был только Бог Имир, и никто другой.

Пергамент же создавался здесь, но был не менее важен. И если считалось ,что шару навредить невозможно, то изделие для письма было вполне себе повреждаемым и незащищенным. Случайно испортишь записанное имя – конец. Запись будет нарушена, а душа радостно сбежит из Ада обратно в мир людей. Относиться к ним требовалось бережно.

Работы было предостаточно, а количество ожидающих распределения огромным по земным меркам, и только лишь Души девятого круга проходили в него без очереди.

Надо сказать , что Тотмес и его сменщица, которая работала в другие двенадцать часов, хорошо справлялись. Раньше, до появления чернил, работали сотни демонов-писарей, которые ходили по Лимбу и записывали имя каждой Души на глиняных табличках, что тратило в разы больше времени. А потом появился шар, что упростило работу в тысячи раз. Чуть позже – папирус, а затем и пергамент. Задумывались о бумаге, когда ее изобрели, но решили, что она слишком ненадежна для длительного хранения. Да и табличками больше не пользовались.

Они до сих пор хранятся в подземном архиве и охраняются. Казалось бы , что с ними станется? Таблички не пергамент. Прочные и надёжные, и уж точно не папирус, которым здесь больше не пользовались.

Но охрана была необходима. Ведь случись что хотя бы с одной из них, а имена, находящиеся на табличке, утратят целостность – случится страшный скандал, а виновному не сносить головы.

Один раз такое случилось, после чего и появилась нужда в охране.

Пару тысяч лет назад одна дурная Душа, ждавшая распределения, будучи направляемой любопытством, добралась до горы Сигил и спустилась в подземный архив. Бродя по залу, она задела и уронила табличку, из-за чего на той появился скол, испортивший целостность трех записанных имен. В результате, Души этих счастливцев моментально покинули свои круги ада и мигом вернулись на землю.

Но, так как их тела были давно мертвы, они без доли сомнений вселились в первых попавшихся людей, отправив Души тех бедолаг на преждевременное распределение. Кого-то в рай, кого-то в ад.

Нечестно, но ничего не поделаешь. Обстоятельство непредвиденное.

Помнится, кто-то из прислужников Владыки предложил ему воспользоваться хитростью: зайти в Зал Судьбы на верхнем этаже архива, найти имена избежавших наказания и вернуть их из мира людей обратно в ад.

Однако Люцифер идею не одобрил. Вмешиваться в земные дела никто не мог. Одно из многих правил “Догмат людей” гласит: Ни один ангел или демон не может навредить человеку и его душе, пока те обитают в мире людей.

Таким образом земля являлась неприкосновенными ясельками, где Души весело и безмятежно проводят время, а когда тело умирает – начинается взрослая жизнь. Вечное служение с мучениями в аду, или лояльное служение на небесах. Так или иначе, работать придется. Для этого люди и были созданы.

Основная проблема заключалась в том, что сбежавшие Души счастливцев получили не просто освобождение. Они больше не могли попасть в загробный мир по той причине , что уже когда-то получили свое. Молния дважды в одно место не бьёт. Тело с такой душой не старело. Но что случится, если тело кого-то из них умрет? Что произойдет с этими Душами? Этого еще никто не знал.

Это было неожиданной лазейкой в отлаженной системе. Божеству Имиру и Люциферу пришлось перестраховаться. В архиве ангелы и демоны стали пристально следить за сохранностью и целостностью табличек и пергаментов. Демону Бальгиру и ангелу Амиилу, которые и до этого вечность охраняли Зал Судьбы, стало не так скучно на своих постах.

Надо ли говорить , что Имира этот побег, продемонстрировавший несовершенство системы, привел в ярость? Ему было плевать на Души. Ему все равно, что происходит на земле. Люди – расходный материал. Божество идеально, как и все его деяния, и когда дело касается его авторитета перед ангелами и демонами – готов стереть в порошок.

Имир рвал и метал, если подобное происходило, и не упускал возможности обвинить Люцифера в некомпетентности, ткнув его в это носом при всех, чтобы самоутвердиться. Люцифера он ой как не любил, ведь тот, когда был его первым Архангелом, рожденным от его длани, посмел восстать против создателя.

В тот раз каким-то образом конфликт удалось замять.

Провинившаяся Душа без суда и следствия отправилась прямиком в девятый круг, хотя должна была попасть в относительно безобидный третий. Не повезло.

Зато повезло Тотмесу, он узнал о существовании Зала Судьбы, который, как поговаривали, вершил судьбы и хранил их неизменными.

Суждено потерять башмак – тебе это было предначертано.

Суждено тебе найти свою вторую половину – вам это было предначертано.

Неизбежность.

Прошло уже больше половины рабочего дня, еще несколько часов и можно спокойно идти отдыхать.

Осушив очередной бокал вина, писарь записал светящиеся в Спектре имя, размял шею и коснулся шара. Высветилось очередное имя, пергамент вновь впитал в себя чернила. Рутина нарушилось скрипом двери, и в помещение вошла его сменщица.

– Привет, Тот! Как проходит твой день? – с искренней и радушной улыбкой спросила она и не дав ответить, продолжила.

– Представляешь, я только что с базара, смотри что купила! – она завела черные волосы за ушки и, продолжая улыбаться, указала на блестящие сережки.

– Симпатичные, прям как раньше носили. Действительно греющая душу покупка, поздравляю! – улыбнулся в ответ.

Отложил перо и всмотрелся внимательнее.

– На тебе шикарно смотрятся, Сешат. Осталось только подвести стрелки под глазами.

Серьги ему и правда понравились, хоть он и не сильно разбирался в украшениях.

Девушка часто выбиралась на базар. А иногда даже и ему что-то покупала. Последний раз она подарила ему перьевую ручку, которой он использовал исключительно не по работе и хранил её в ящике рабочего стола, в небольшой серебряной шкатулке.

– Рада ,что тебе нравится. – еще шире и лучезарнее заулыбалась сменщица, услышав от него приятный комплимент.

– Так как проходит твой день? – вновь поинтересовалась Сешат.

– Да, как и сотни предыдущих, в безудержном веселье – отшутился он, быстро обведя глазами рабочее пространство.

– Рада, что ты в хорошем настроении и не растерял чувство юмора под конец рабочего дня.

Глянула на бокал.

– Впрочем, вино свое дело делает? Если бы ты пил столько, будучи не земле, попал бы в четвёртый круг после смерти, – звонко засмеялась она.

– Точно, но это тогда… – усмехнулся Тотмес.

Сделав паузу, добавил.

– До того, как многие грехи упразднили. А в девятом и вовсе оставили только убийц, самоубийц и продавших Душу. Стараются идти в ногу со временем. – констатировал, почесав за ухом.

Сешат кивнула головой.

– Всё так. Да и очередь на распределении стала поменьше. Не люблю наблюдать, как томящиеся Души слоняются без дела и наводят тоску.

– С этим не поспоришь. Колобродят везде, ломают таблички раз в несколько тысячелетий, – безобидно съерничал Тот.

– Вот не надо! Знаю , что тебе тоже не по себе от их тягостного и мрачного вида. Никому не по себе.

Скорчив обеспокоенную мину, продолжила.

– К тому же ты не знаешь, какая Душа прямо сейчас могла пройти перед тобой. Может, это какой-нибудь насильник был при жизни! – поежилась Сешат. – Вчера вот общалась с Айсун. Она вообще хочет съехать подальше от центрального проспекта и купить домик поближе к архиву. Там хоть этих Душ охрана гоняет.

– А, – отмахнулся писарь, – брось, они туда уже не забредают. Я вообще удивлён , что та Душа наткнулась на архив, да еще и табличку сломала. Как будто намеренно. Жаль , что с ними нельзя поговорить. Узнать бы, как и зачем она туда пробралась, и кто эти байки среди них распространяет.

Улыбка Сешат стала тонкой и едва заметной.

– Какие? – с недоумением спросила она, подняв левую бровь.

– Да что из Лимба можно улизнуть, если найти тайный выход.

– Не слышала о таком. Но если бы они знали что это невозможно, то не распространяли бы их, – жемчужно заулыбалась она.

Он улыбнулся в ответ, она продолжила.

– И, знаешь, как по мне, каких бы они не доставляли неудобств, возможно, эти байки не так уж и плохи для них. Им же после нашего распределения вечные муки положены, а здесь, пока этого еще не произошло, хоть какая-то надежда и успокоение.

– Ну может быть ты и права, светлая наша Душа – с теплотой сказал Тотмес.

Она отвесила шутливый реверанс.

– Ладно, коллега, работайте, не отлынивайте! – изобразила она тон Бальмонта с наигранной напыщенностью, и смеясь попрощалась. – А я пойду посплю перед сменой. Увидимся, Тот!

– Увидимся. Спасибо ,что заскочила. – подмигнул он ей.

Порхая, как голубка, девушка вышла и закрыла за собой дверь.

Тотмес испытывал к ней исключительно теплые дружеские чувства. Когда Сешат попала сюда, он взялся ее обучать и помог адаптироваться.

Менторство не было его сильной стороной, но, по его мнению, справился он неплохо. Во всяком случае, девушка схватывала все на лету и быстро влилась в ритм.

Обычно те, кто попадал сюда на вечную службу, провинившись в жизни, но избежав наказания в одном из кругов, впадали в затяжную депрессию. Но только не она. С первого дня Сешат была полна оптимизма и заряжала всех своей неиссякаемой энергией.

Как же он был рад , что они познакомились, хоть и при таких обстоятельствах.

За это время подруга стала для него родственной душой. Удивительная девушка! Даже Бальмонт, демон низшего сословия, вечно ненавидящий всех и вся, порой проявлял к ней некое подобие уважения и общался достаточно учтиво.

Прошел еще час.

Писарь поднялся и направился к серванту, чтобы снова налить себе вина. К вечеру стало прохладнее, он слегка открыл вентиль отопления. Теплый воздух, заполнив трубу огнем из глубин адского горнила, равномерно наполнил помещение. До конца рабочего дня оставалось совсем немного. Вино в бокале быстро убавлялось, но он не торопился доливать. Алкоголь уже давал о себе знать. Теперь – спокойно завершить работу и отправиться на отдых.

Чернильница к концу дня почти опустела. Открыв ящик стола, Тотмес достал стеклянный флакон с густой жидкостью, аккуратно снял крышку и принялся заправлять её, попутно размышляя, какой подарок мог бы порадовать Сешат.

Именно в этот момент – то ли опьянение дало о себе знать, то ли задумчивость увела его слишком далеко – рука дрогнула. Чернильница, уже почти наполненная доверху, предательски выскользнула из пальцев.

Пока она падала, у Тота вся жизнь пролетела перед глазами, а она была очень длинной.

Черное пятно поползло по столу, растекаясь, словно тень, от одного края к другому. Пергамент, который только что заполнял писарь, был безвозвратно испорчен.

Имена, находящиеся на нем, навеки скрылись за беспросветным пятном.

Полсписка было залито, около трех сотен имен.

Осознав масштаб катастрофы, он вскочил с кресла, схватил пергамент и попытался как-то стряхнуть еще не впитавшуюся жидкость, но тщетно.

Лучше бы он этого не делал.

Хуже быть не могло, но у него получилось усугубить ситуацию до вселенских масштабов.

Чернила с пергамента в огромном количестве направились прямиком на Спектр.

Окутав шар со всех сторон, его поверхность потемнела, а белоснежно-сапфировый свет излучаемый им, почти полностью померк.

Писарь в ужасе схватил шар, но в панике не учел, что тот стал невероятно скользким.

Он готов был поклясться – будь он сейчас в мире людей, его бы хватил сердечный приступ.

Шар с грохотом приземлился на каменный пол и издал самый ужасный звук, который только мог издать. Звук треснувшего стекла.

– Но это невозможно! – истерично взвизгнул Тотмес, бросаясь к нему и едва не падая.

К счастью, Спектр не раскололся, как сначала показалось.

Но от него отлетел небольшой цельный кусочек.

Схватив осколок, писарь, словно нашкодивший ребенок, в панике поспешил его спрятать.

Не найдя ничего лучше, он трясущимися руками открыл ящик стола и сунул обломок в серебряную шкатулку с подаренной Сешат ручкой.

Тотмес стоял неподвижно, весь испачканный и перемазанный, с застывшей гримасой ужаса на лице.

Он представлял, как прямо сейчас триста счастливых Душ, только что распределенных, спешно покидают чистилище и направляются на землю.

С минуты на минуту должно было случиться страшное: они вселятся в первые попавшиеся тела и вытолкнут Души ничего не подозревающих бедолаг, которые преждевременно отправятся в ад или на небеса.

Но сейчас это было неважно.

Сейчас он боялся только за свою судьбу, и, по всем прогнозам, его будущее виделось неутешительным.

Тишину, которая всегда царила в каморке, нарушил вой сирены.

По всему Лимбу, второму кругу, третьему и далее поочередно включался сигнал тревоги.

С каждым гудком он будто высасывал из писаря последние капли жизни. Он слышал этот звук лишь однажды – когда нераспределенная, дурная Душа уронила табличку.

– Мне конец – промелькнула мысль.

Тотмес пожалел что, будучи в мире мертвых, он не мёртв окончательно.

Дверь с грохотом распахнулась и чуть не слетела с петель – в его кабинет ворвались, едва все это успело произойти. Как будто знали что случится, и ждали за дверью. На пороге стоял Бальмонт.

Вельзевул восседал в своем зале и казался абсолютно спокойным. Зал был длинным и вытянутым, как змея, и наполнялся красным светом от витражей и свечей.Трон, расположенный в самом конце, был огромным, под стать владельцу.

За несколько минут до прибытия Тота и Бальмонта отсюда вылетели десятки испуганных прислужников, а рев демона, казалось, еще не утих в темных, неосвещенных углах. Этот рев не услышал бы только глухой.

Сейчас же царила гробовая тишина. Тотмес стоял в центре, и, как ему казалось, стоял там вечность. Чуть поодаль, сзади, опустив голову и погруженный в глубокие раздумья, поеживался Бальмонт.

Архидемон буравил взглядом писаря. Под этим взглядом хотелось расплавиться, провалиться под землю или исчезнуть в небытие. Но такой роскоши провинившийся позволить себе не мог.

Буквально через несколько минут решится его дальнейшая судьба. Заместитель Люцифера словно смаковал момент: молчал и медитативно постукивал пальцами своей огромной лапы по подлокотнику трона.

Увидев Архидемона однажды,забыть его было уже невозможно: уродливое и страшное лицо, большое и мощное тело, местами обтянутое кожей, но по большей части изъеденное личинками,крылья внушительных размеров, выглядящими столь же мерзко, как и все остальное. Его грудь вздымалась при каждом неспешном вдохе, а на выдохе что-то внутри издавало ужасающий булькающий хрип.

Вельзевул наконец-то прервал молчание:

– «Люциферов писарь»… – сделал он паузу, – А знаешь, писака, я ведь тебя вспомнил, – медленно пробасил он и немного приподнял свое развалившееся на троне тело, приняв более комфортную позу.

– А вот инцидентов подобного масштаба припомнить не могу, – задумался он. – Да, пожалуй, этот станет самым запоминающимся и нанесет удар, от которого репутация Владыки сильно пострадает.

Писарь, не поднимая головы,зажмурился что было сил, словно надеясь проснуться от кошмарного сна. Не получилось.

Архидемон взревел.

– Как ты умудрился повредить шар, кретин?! Он защищен от любых повреждений!

Душа ушла в пятки. Дрожь била по всему телу.

– Ты! – рявкнул верховный демон уже на Бальмонта, еще сильнее повышая свой тон, от чего витражи зала затрещали в унисон. – Ничтожество, смеющее называться демоном и быть к нам причастным, как ты мог такое допустить? Мне помнится твое повышение было одолжением, а единственной задачей , чтобы этот писака и его подружка исправно исполняли свою работу и не натворили чего-то подобного!

Бальмонт ничего не ответил, лишь еще больше склонил голову, полностью положив подбородок на грудь и оставив на обозрение только выбритую голову.

– У меня нет никакого желания тратить на вас свое время! Вы оба получите то, что заслужили. Ты, писарь, будешь вечно отбывать наказание в девятом кругу ада. Я лично вручал тебе грамоту, теперь лично отправлю тебя на вечные мучения! – С этими словами он встал, и тьма нахлынула на весь зал.

Свечи начали плясать в бешеном танце и едва не погасли, когда демон расправил крылья.

Неспешно спускаясь с трона, он направился к провинившимся, продолжая выносить вердикт.

– Букашка! – его холодный взгляд остановился на Бальмонте, – Ты будешь разжалован до низшего звания, и вновь отправлен к людям на землю, вечно шляться в загоне этого скота! Доверие к тебе исчерпано.

С каждым его шагом, Тотмес чувствовал надвигающийся жар. Демон буквально источал пекло сотни адских кузниц.

Писарь не смотрел в направлении приближающегося чудовища, но ощущал его всем своим маленьким и таким ничтожным телом.

Казалось, демон находился уже в нескольких десятках шагов, еще немного и беднягу бы испепелило от этого жара. Но тут Вельзевул остановился.

В окно влетела огромная птица, напоминающая ворона.

Все в преисподней знали, кому она служит. Птица пролетела несколько раз вокруг зала, привлекая внимание, и села на уродливое плечо Архидемона. Он склонил голову в ее сторону, не отрывая взгляда от Тотмеса и Бальмонта, и внимательно выслушал послание.

Всего несколько секунд и птица вновь взмыла к потолку, еще раз облетела зал и исчезла в окне.

На минуту повисла тишина. Архидемон нарушил ее.

– Сюда направляется небесный маразматик. И в этот раз – с организованной им группой для расследования, – с сожалением произнес он.

Бальмонт с удивлением приподнял голову.

– К Люциферу, не сюда! – заметив это, цокнул языком Вельзевул.

– Извините, господин Архидемон, я так и подумал, – спешно выговорил Бальмонт и потупил взгляд.

– Что же, не такое наказание я для вас готовил. Но посмотрим, чем это для вас обоих обернется – почесав подбородок, задумчиво произнес он.

Сделав непродолжительную паузу,продолжил.

– Сюда прибудет Имир. Начнется тщательное расследование случившегося.

Прорычал, обращаясь к писарю.

– Тебе повезло, твоя должность носит имя самого Владыки. С нашей стороны было недальновидно упоминать в ней Люцифера. Благо, Имир пока не знает о её существовании. И не узнает. Нам нужно от тебя избавиться – как будто тебя никогда не существовало, – тихо прорычал он.

Архидемон сжал кулак.

– Упоминание Владыки в этом инциденте недопустимо! Нельзя, чтобы имя его величества каким-либо образом фигурировало в этой истории, и он оказался в центре расследования. И, конечно, нельзя давать Имиру такой козырь – к таким последствиям мы не готовы.

Немного поразмыслив, продолжил.

– Твоя коллега пока что будет работать за двоих, как ни в чём не бывало.

Оскалил желтые клыки.

– А ты, Бальмонт, прямо сейчас отправишься подчищать все концы. Очистить шар «Спектр», найти отломившийся осколок и принести мне, доставить неповрежденные записи в архив. Всё остальное ,что было в этой каморке, сжечь и ждать дальнейших распоряжений, не попадаясь никому на глаза.

Хрипло вздохнув, прорычал задумчиво.

– Устроим так, будто у нас всегда был один «Люциферов писарь». Она не замешана в проступке, к ней вопросов у расследовательной группы не будет.

Сделал пару широких шагов.

– Скажем , что в том помещении хранились пергаменты перед транспортировкой в архив. Случилось возгорание из-за неисправности системы отопления, но нам удалось спасти все записи, кроме той, с тремястами Душами.

Бальмонт учтиво кивнул, показывая всем своим видом покорность.

Жар Вельзевула моментально стих.

Он быстро направился к писарю, чтобы исполнить задуманное.

Тотмес молча стоял, прокручивая в голове фразу: «Как будто тебя никогда не существовало».

Что это значит? Что теперь со мной будет? Что будет с Сешат? В безопасности ли она? Чёртов день! Чёртов ад и Бальмонт, из-за которого я здесь! Будь проклята моя недальновидность и доверчивость! Чертов алкоголь и чертовы чернила! Чернила! Будь проклят тот день, когда они были придуманы…

На половине этой мысли писаря окутал ослепляющий свет. Всё исчезло.

Глава 3

Стоял обычный безоблачный день. Фивы жили своей повседневной жизнью. В горячем воздухе стояла пыль , с рыночной площади доносились звуки толпы. Люди старались избегать прямого палящего солнца, передвигаясь по тени прилавков, а на открытых пространствах старались не находиться. Египтяне были привычны к палящему светилу и благословляли Ра за каждый посланный луч, но здравый смысл все же брал верх, и когда это было возможно, они избегали лишнего контакта с солнцем.

Вдоль Нила, где было прохладнее и можно было смочить голову ,чтобы избежать солнечного удара, стояли навесы для просушивания ткани. Каждый день мастера и ремесленники приходили сюда утром, промывали свои изделья водой из реки, а сажа и различные красители стекали в лужицы под тканями и к полудню высыхали.

Двадцатилетний молодой человек, младший жрец при храме Амона, знал об этом.

Уже несколько недель, как только последний из мастеров покидал сушильни, он подходил к навесам и аккуратно собирал в небольшие глиняные сосуды столь ценную для него жидкость, пока она стекала с тканей.

Он делал это тайком , чтобы его не уличили в безумии или глупости, ведь эти грязные отходы были никому не нужны. Но молодой человек был другого мнения.

Одержимый своей идеей и движимый любопытством, он хотел совершить чудо.

Служа в храме он занимался переписыванием священных текстов и вел счета для старших жрецов. И, как и все в то время, использовал для записи краски.

Это было обыденно, но однажды, переписывая очередной текст, он понял,что краски не хватает. Брать новую нужно было в подвальном хранилище, а жрец, хранящий ключи, куда-то отлучился. Чтобы не тратить свое драгоценное время, юноша, недолго думая, решил схитрить.

Тексты не были столь важны, и ему оставалось дописать всего несколько строк. Взяв немного сажи, он подумал: «А что, если…?» И дописал последние строки на папирусе сажей. Это было менее практично, чем краска, но натолкнуло его на идею создания возможной альтернативы.

К сожалению, об использовании сажи вскоре прознали верховные жрецы и сочли это неуважением и несерьезностью в служении. После этого он оказался у них не на лучшем счету, а попытки привнести что-то новое подвергались критике и отклонялись из-за нежелания нарушать традиции. Но попыток парень не оставлял.

С тех пор прошло уже пять лет.

Самый дальний угол его дома за это время превратился в некое подобие лаборатории.

В ней было все необходимое для его экспериментов: каменный стол, глиняные сосуды и чаши, папирусные свитки, каменные пестики и ступки для измельчения. На полках хранились ингредиенты, с которыми он возился и изучал, пытаясь подобрать наилучший состав.

Здесь была и сажа, и масло из лампад, и древесный уголь, и охра. Но все это нужно было как-то скрепить, иначе жидкость не схватывалась и растекалась по поверхности.

Он подбирал разные вязкие субстанции. Позже к его ингредиентам присоединились смола из высохшего сока акации, мед, сок смоковницы и гранатовой коры. Для всего этого растворителем служила вода из Нила. Однако самый важный ингредиент жрец еще не нашел.

Но этим утром его осенила идея.

Сидя на корточках Оглядываясь по сторонам, он собирал стекающую с тканей ферментированную жидкость. Он прекрасно знал , что она является остатком брожения растительных компонентов, которые впоследствии давали кислоты.

Но даже с этим ингредиентом новая красильная жидкость не обладала нужной стойкостью.

Чего-то не хватало.

Последние несколько недель ежедневного посещения красильни не приблизили его к желаемому результату. Поэтому он решил воспользоваться сегодняшней спонтанной мыслью.

Собрав достаточное количество жидкости и аккуратно уложив все глиняные сосуды в сумку, молодой жрец направился к центральным улицам, где располагался базар. Пройдя под навесами, осторожно огибая оживленную толпу, он направился к ремесленной пивоварне, находившейся на северном холме города.

Работающих там он не знал, но других идей у него не было. Пивоварни храмового хозяйства, где варили пиво для подношений богам, не подходили. Там бы его заметил и это вызвало бы ненужные вопросы и гнев верховных жрецов.

Поднявшись на холм и приблизившись к пивоварне, он увидел сидящего на скамейке у входа крупного мужчину, который пересыпал из мешков в корзину эммер – самый распространенный в Фивах сорт пшеницы.

– Живите, благоденствуйте и процветайте! – учтиво поклонился молодой человек.

Пивовар посмотрел на него снизу вверх, щурясь и прикрывая глаза от солнца.

– И вам благоденствовать! Чем могу помочь в столь жаркий час, да осветит нас Ра? – выпалил он, не скрывая удивления.

Подобные гости к нему не заглядывали.

– Неужто пришли выпить пиво в разгар рабочего дня? – загоготал он, закинув голову – Или в храмовом хозяйстве закончилось пиво, боги все выпили? – не унимался он, весело смеясь.

– Ох, если бы выпили, я бы об этом знал! – более сдержанно, но тоже посмеиваясь, ответил жрец, подстраиваясь под собеседника.

– Так чем могу помочь, достопочтимый жрец? – поинтересовался пивовар.

– Ну, вообще-то я еще не полноценный жрец, только прохожу ступени служения. Но надеюсь, это почетное звание уже не за горами.

Мужчина улыбнулся и молодой человек продолжил.

– Я пришел к вам с просьбой о помощи в моем служении богам и народу Египта. Конечно, не за бесплатно, если вас это интересует – постукивая по карману штанов, произнес жрец.

– Это любопытно. И чем же я, обычный пивовар, могу вам помочь? Я уж точно не так близок к богам, как вы и все храмовые служители.

– Вы заблуждаетесь! Мы все под одним солнцем, а вы служите Амону дольше меня, и я могу вам только позавидовать! – жрец учтиво поклонился. – Прошу вас о небольшой помощи: мне нужны остатки сброженного сусла.

Мужчина свел брови в удивлении и громко рассмеялся.

– Что за чудо такое – жрец собирает отходы ! Ха-ха-ха! – продолжал он заливаться смехом, немного смутив молодого человека.

Наклонился поближе.

– Обычно я плачу за такие услуги, а не мне!

Жрец прочистил горло и улыбнулся.

– Поможете?

Пивовар немного успокоился, с улыбкой посмотрел на собеседника и встал со скамейки.

– Можете забрать хоть все отходы, жрец. Я вам только спасибо скажу.

С этими словами они вошли внутрь.

Все отходы, конечно, не требовались. Для эксперимента ему хватило одного небольшого сосуда. Он не был уверен что это поможет, но для первого раза этого должно было хватить. Если же это не сработает, можно будет попробовать остатки с винодельни – они тоже могли подойти.

Придя домой, молодой человек подскочил к своей небольшой лаборатории и стянул с нее тканевый навес, который защищал от пыли. Собрав все необходимые ингредиенты и смешав в нужной последовательности, он добавил жидкость, собранную у красильни.

Его действия были привычны, точны и быстры. Делал он это не раз. Достав последний пазл мозаики, сброженное сусло, он отмерил несколько миллилитров медной ложкой и добавил в общий сосуд. Цвет, без того бездонно черный, словно поблагодарил его и вошел в незримую реакцию, лишь высвобождая небольшие пузыри.

Жрец не знал, что именно происходит в этом неизведанном мире химии, но пока он наблюдал, в баночке воистину происходило чудо. Жидкость вступила в реакцию с спиртовыми и кислотными соединениями, создавая нечто новое.

Молодой человек накрыл жижу плотной крышечкой и потряс. Открыл снова, еще немного понаблюдал и поставил на стол. Ища взглядом папирус, он в спешке начал обыскивать стол перебирая листы.

Папирусов было полно, но нужен был чистый и свежий.

Найдя лист, он сел и, словно проводя какой-то ритуал, медленно и бережно взял перо. Окунув его в смесь, написал «Джехути, инди мери-нетчер пен шееп ен енне?», что означало «Бог письма, неужели этот дар снизошел на нас?».

Смесь легла идеально, словно она и должна была быть там, а папирус, казалось, ощущал каждое слово.

– Невероятно! – вскрикнул потрясенный результатом.

Макнул палец в жидкость.

– Неужели? – с удивлением произнес он. – Да славься великий бог письма Джехути!

Но это было еще не все. Нужно было проверить надпись на истирание. А на другом папирусе изучить ее поведение при взаимодействии с водой. Он понимал , что водостойкость будет не очень хорошей, но точно должна быть лучше краски.

На следующий день после проведенных тестов, жрец был удовлетворён результатом. Радости не было предела, и он в спешке собрался. Взял все необходимое для презентации и поспешил в храм Амона.

Утро было ранним, но служение уже началось, и храм наполнился прихожанами и жрецами. В главном зале стояли трое старейших жрецов, обсуждая что-то.

Именно они были ему нужны. Подойдя поближе и немного отдышавшись, он привлек их внимание.

– Живите, благоденствуйте и процветайте! – поклонившись громко приветствовал он.

Жрецы обернулись и, как подобает правилам, поклонились в ответ. Он обвел их быстрым взглядом, немного нервничая, сглотнул, и сделал несколько шагов вперед. Они молча смотрели на него.

– Я рад, что застал вас здесь, достопочтенные наставники. У меня есть что вам сообщить и уверен, что вам мои вести принесут радость – воодушевленно сказал он, надеясь, что в этот раз его новаторство найдет признание.

Жрецы искоса глянули на него.

Боясь вновь не найти отклика в их сердцах, он поспешно решил показать наглядно.

– Позвольте вам продемонстрировать кое-что. – с этими словами достав из сумки вчерашний папирус, улыбаясь протянул им.

– Что это, юный послушник? – бросив на папирус непонимающий взгляд спросил жрец Первосвященник.

– Смесь, которую я создал благодаря сочетанию разных ингредиентов. Она надежна, более водостойка, проста в производстве, почти нестираемая и невероятно яркая. – воодушевленно презентовал он.

Они настороженно переглянулись.

Видя их замешательство, он выпалил.

– Смотрите!

И начал усердно водить указательным пальцем по вчерашней надписи. Даже слегка смазавшись, текст на пергаменте оставались ярко-черным. Но неожиданный удар по запястью остановил его.

Жрец бога Джехути, бога письма, гневно смотрел на молодого человека.

– Что ты делаешь? Это святотатство! – зашипел он, сжав кулаки.

– Как ты смеешь? Своими грязными пальцами стирать “Бог письма, неужели этот дар снизошел на нас?». Ты вообще понимаешь, что написал имя великого Джехути и опорочил? Ты должен бережно относиться к этому тексту, ведь в нем ты привлекаешь внимание бога!

Эти слова эхом разнеслись по залу. Остальные жрецы молчали, но их взгляды выражали недовольство.

Молодой человек опешил, поняв какую непростительную оплошность он допустил, радуясь своему открытию. Нельзя как-либо порочить имена богов.

Для новичков такая ошибка была наказуема и непростительна – их отлучали, предварительно высекши на центральной площади. Однако у более опытных жрецов подобных прецедентов не случалось, а наказание могло быть гораздо строже.

Зная искренность веры служителей богов, парень понимал, что его ждали не самые приятные перспективы.

Высмеивания и злых языков он не боялся, но если слухи дойдут до жрецов фараона, а это рано или поздно случится, то его в лучшем случае ждал бы вечный позор и порка, а в худшем – тот же позор и отречение.

Вот так, в мгновение ока, этот радостный и долгожданный день стал роковым в его судьбе.

Он пытался подобрать слова в свое оправдание, но лишь смог вымолвить.

– Ааа… Яяя… Мне жаль, я не…

Жрец бога Двух земель, верховный наставник и самый главный в религиозной иерархии грубо схватил его за плечо.

– Пошел прочь из храма. Сегодня же ты придешь на вечерние служение, но не в одеянии служителя, а в простом.

Он оскалился.

– А это…, – схватил парня за его указательный палец, немного испачканный в чернилах. – пойдет на жертву богу Джехути.

Жрец бога Джехути одобрительно кивнул, а верховный жрец подытожил.

– И больше ты здесь не появишься.

Сидя у подножия храма, уже бывший служитель богов, уныло смотрел на пыльную землю под ногами. Никаких мыслей не было. Вокруг тишина, нарушаемая изредка проходящими мимо прихожанами.

Он медленно обернулся и взглянул на храм. Пять лет жизни. Полжизни учебы. И такой бесславный конец. Его изобретение так и не увидит свет. Он не стремился к богатству и славе, а лишь хотел оставить миру нечто важное, то, что сделает его лучше. Из сумки он достал небольшую баночку и открыл крышку. Внутри густая, черная, все еще непривычно яркая смесь.

– А ведь я даже не успел дать ей название, – думал он, перебирая в уме десятки вариантов.

Наконец, одно слово задержалось в сознании, показавшись правильным.

– Назову их… «чернила», – тихо произнёс он.

– Чернила? О чём это вы, юноша? – раздался голос за спиной.

Он вздрогнул. Позади стоял прихожанин, судя по всему, только что спустившийся из храма.

– Что? А… Нет, это так, мысли вслух. Не обращайте внимания, – бросил он отрывисто.

– Простите… Вы не против?

Незнакомец, осторожно подобрав подол изношенной мантии, опустился рядом.

– Ну, вы уже сели. А, впрочем, какая разница… – немного смутившись, ответил бывший жрец.

Желание общаться с кем-либо не было, но он не хотел показаться неучтивым.

Мельком взглянул на незнакомца. Лицо скрывал капюшон, защищая от палящего солнца и дорожной пыли, но в остальном он выглядел как обычный горожанин.

– У вас, похоже, выдался не самый удачный день? – с любопытством спросил незнакомец.

– Да уж, бывали и лучше. Вы наблюдательны. – тусклым голосом отозвался парень.

– Что ж, понимаю. Жизнь – сплошные черные и белые полосы. А хотите я вам немного подниму настроение?

Бывший жрец нехотя кивнул, забыв , что из-за капюшона собеседник не увидит кивка. Тот увидел.

– Что, если я вам скажу что какое-то время тоже изучал всевозможные смеси для написания, будучи писарем. Но, к моему сожалению, добиться каких-либо значимых результатов не получилось – с грустью в голосе сказал он.

Сделав небольшую паузу, продолжил.

– Видите ли, мой господин спонсировал мои труды много лет, но разочаровавшись в столь долгих поисках, отправил меня искать решение проблемы по миру.

– Откуда он знает о моих поисках? – с тревожным любопытством подумал бывший жрец. Словно угадав его замешательство, мужчина продолжил.

– Приношу свои извинения, мне довелось услышать в храме ваш разговор. Я искренне сочувствую вам, они были слишком строги. К тому же вы им принесли на блюдечке такое любопытное изобретение. Как вы там его называли, чернила?

– Спасибо за добрые слова , – искренне поблагодарил парень. – Да, думаю это подходящие название. А откуда вы прибыли?

– Из Мемфиса – коротко ответил незнакомец.

– И какую цель вы тут преследуете? Ищите какие-то ингредиенты, отсутствующие в вашем городе? – поинтересовался молодой человек, вспоминая как долго и упорно искал и подбирал компоненты.

– Я уже нашел. Вас. – скупо посмеялся незнакомец.

Как вы смотрите на то, чтобы продать мне рецепт вашего изобретения?

– Рецепт не продается. – напряженно произнес бывший жрец.

– Но я вам даже не назвал сумму. Мой господин очень богат…

– Извините, это не обсуждается

Незнакомец печально вздохнул. Какое-то время они сидели молча, и это молчание становилось неловким. Как только бывший жрец встал чтобы попрощаться, мужчина прервал молчание.

– Скажите, а если бы вам предложили исполнение одно вашего желание взамен на рецепт, вы бы согласились?

Мужчина продолжил.

– Ну, например, несметные богатства? Собственный дворец, достойный фараона? Или нескончаемый поток непревзойденных красавиц, которые готовы пасть к вашим ногам по первому зову? – серьезным тоном спросил прихожанин.

Молодой человек улыбнулся, на мгновенье задумавшись.

– А знаете, – сказал он – Если бы такое было возможно, я бы подумал над вашим предложением.

Мужчина удовлетворенно усмехнулся.

– А вы мечтатель. Давайте попробуем, ради интереса? Пожмем руки, и вы выберете свое желание.

– Это же меня ни к чему не обязывает?

– Абсолютно. Ну что?

– А давайте!

Незнакомец достал из-под мантии руку и сняв перчатку протянул ее улыбающемуся парню. Рукопожатие состоялось. Его ладонь оказалась обжигающе горячей, и прежде чем юноша отдернул руку, незнакомец поспешил спросить.

– Ваше желание?

Он ожидал чего угодно. Любое желание, которое искушает каждого смертного, жившего за 6000 лет до нашей эры: бессмертие, вечная молодость, богатство и золото, личный храм и почитание как бога, контроль над духами Дуата, знание всех тайн мира, в конце концов.

Но юноша не знал, что пожимая руку незнакомцу, отдает ему свою душу, и загадал:

– Вам мой рецепт. А в замен… Хочу служить у вашего господина писарем! – заулыбался он.

Но реакция незнакомца оказалось неожиданной. Тот молча вырвал сухую руку из рукопожатия и резко встал.

– Вы глупец. – холодным тоном произнес он, после чего повернулся к парню.

Глядя на него снизу вверх, лишь тогда бывший жрец смог разглядеть лицо незнакомца. Его лоб наполняли морщины, а вместо глазниц горели ярко красные огни, которые он тщательно скрывал за капюшоном.

– И мы с вами не поладим, Тотмес. – угрюмо закончил он.

***

В столь ранние годы, практика продажи Души не использовалась. Опыта у демонов в этом деле не было, и Бальмонт был первым. Только лишь в будущем желание стали спрашивать заранее, во избежание просчетов.

Будучи демоном низшего сословия, он хотел выслужиться перед Вельзевулом, и направился в мир людей, чтобы найти что-то, что поможем ему продвинуться по званию.

Чернила вполне себе подходили. И его задумка была проста, заполучить рецепт. Купить или на крайний случай обменять на желание через сделку. По прибытии его бы назначили на новую должность «Люциферов писарь».

Он планировал жить себе припеваючи, ходить с высоко поднятой головой и гордиться таким званием. Но вернулся он не один, а с ненавистным ему Тотмесом, который благодаря своему бездарному желанию сломал все планы Бальмонта. Хоть и не специально.

Но, все же, через сделку рецепт демону заполучить удалось. И Вельзевул, не оставив без внимания потуги Бальмонта, пожаловал ему должность начальника писаря, сделав одолжение.

Тотмес несерьезно отнесся к сделке. На тот момент он думал, что если бы незнакомец и правда мог помочь, то можно было бы покинуть Фивы, в которых у него назревали проблемы, и направится в Мемфис, на почетную службу к господину незнакомца.

По итогу все так и произошло, но господином оказался Люцифер, а Мемфис оказался адом.

Успокаивало только одно, при всей глупости его желания, оно сохранило его тело и Душу при нем.

Глава 4

Вечер перерос в катастрофу.

Сешат выбежала из Пергамской библиотеки, сдерживая слёзы. Оставшись одна, она села и облокотившись спиной об оливковое дерево, позволила себе заплакать.

– Сешат! – послышался встревоженный крик.

– Сеееешат! – уже ближе.

Она попыталась взять себя в руки.

– Сешат… – подбежала к ней девушка и, выдыхая, остановилась. – Прошу, успокойся, – она села рядом и обняла её.

– Послушай меня, послушай… – нежно потрясла за плечо.

Сешат подняла заплаканные глаза. Деметра, печально глядя на нее, осторожно смахнула слёзы с её лица нежным касанием.

– Ты не должна показывать слабость перед этим ублюдком, слышишь меня?

– Я больше не могу! Это невыносимо!

Деметра вздохнула, встала и подала ей руку.

– Я знаю. Пошли к нему, – твердо объявила она, развернувшись к библиотеке.

Сешат мигом успокоилась, видя настрой своей сестры. Надо было ее остановить, пока та не натворила бед в ярости.

– Умоляю, давай не пойдём. Всё хорошо, я больше не позволю ему распускать руки, – оттягивая её рукав, взмолилась Сешат.

Сестра остановилась и стиснула зубы.

– Я убью его…

– Я знаю, поэтому давай не пойдём, – попыталась выдать из себя улыбку младшая сестра.

Деметра повернулась.

Заплаканный и беззащитный птенец перед ней преображался в светлую голубку.

Ярость отступила. Секунду назад она была готова ворваться в читальный зал и наброситься на Аттала, невзирая на его аристократический статус и родственные связи с династией Атталидов, которые правили городом уже несколько поколений.

Она могла.

Хоть между девушками не было родственных уз, с самых ранних лет она стала для младшей сестрёнки надежной опорой и была готова растерзать за неё любых обидчиков.

– Ладно, Аид его побери! Пошли отсюда…

– Давай спустимся с южной стороны холма? Не хочу, чтобы кто-то увидел мои заплаканные глаза, – встав, отряхнулась Сешат.

– Уверена, что в таком наряде готова спускаться по крутой тропе?

– Я люблю этот маршрут. Да и плевать на этот наряд, – отмахнулась она, шмыгая носом.

Девушки обменялись улыбками.

– Сильно потекли стрелки? – спросила Сешат.

– Не переживай, никто не увидит, – подбодрила Деметра, нежно беря ее за руку.

Они прошли вдоль парковых деревьев и вышли на узкую тропу. На западе садилось ещё греющее солнце, в небе плыли редкие облака. Закат с холма был прекрасен. Вдали бликами играла река Каикас, птицы летали, радуясь лучам заходящего солнца, и весело щебетали.

Путь занял несколько минут. Спустившись и выйдя на дорогу, они направились к дому.

– Почему он так? Почему именно я? – вопрос прозвучал по-детски наивно.

– Ты молода, обаятельна, умна, изобретательна. Чего только стоит твоя работа над новым видом папируса. Надо продолжать? – улыбнулась сестра.

– Я назвала его пергамент, – сделав паузу, продолжила. – Перестань меня смущать, – нежно ущипнула Деметру.

Румянец сходил с ее лица.

– И не поэтому. Аттал не испытывает недостатка в красивых женщинах. Он распускает руки, потому что мне безразличен. Не понимаю, как эти женщины готовы на всё, чтобы оказаться в его милости.

– Деньги и статус, – констатировала Деметра.

– Но как можно настолько переступить через свои принципы ради мнимой выгоды? Ведь он с ними играет и бросает.

– О, сестренка, ты не от мира сего. Всегда видишь лишь лучшее в людях. Но жизнь гораздо жестче, а люди не лучше диких животных, готовых перегрызть глотки друг другу за блага.

Сешат не стала спорить. Она была умна не по годам и всё прекрасно понимала. Девушка всегда хотела верить в лучшее и в доброту.

Сестры добрались до дома и зашли внутрь, перейдя маленький дворик. На улице уже стемнело, город готовился ко сну. В окнах домов зажигались масляные лампы. Где-то в стороне центральной площади ещё шумели гуляки, а в дворах одиноко лаяла собака.

Маленький домик в греческом стиле достался Сешат после смерти родителей. Девушки жили тут вдвоем и заботясь друг о друге создавали уют на протяжении многих лет.

Семья Сешат перебралась в Пергам из Египта, когда ей было три года. Будучи людьми науки, ее родители получили поддержку и жильё от правящей династии, которая поощряла приток новых умов.

Город был одним из самых важных и культурно развитых того времени. Наука здесь ценилась.

Получив должности в Пергамской библиотеке, родители влюбили дочку в книги, искусство и культуру, воспитывая в ней тягу к знаниям. Она росла в заботе и учении.

Так было до десяти лет.

В десять лет ее родители покинули этот мир. На почве религиозной ненависти и культурных отличий группа неизвестных людей убила их недалеко от центральной площади.

Виновных не нашли.

В этой, казалось бы, безвыходной ситуации на помощь пришла Деметра. Соседская девочка без полчаса беспризорница, которая уже водила дружбу с Сешат. Они познакомились, когда Сешат было семь лет.

Играя у ручья и мастеря из коры лодочки, малышка запускала их по ручейкам, образовавшимся после дождя. Не заметив, как стая озлобленных местных мальчишек подошла со спины, она полетела прямиком в воду после сильного пинка.

Но, поднявшись, увидела, как один из этих мальчишек удачно метелит остальных, пуская их в бегство. Этим мальчишкой оказалась Деметра, которая помогла девочке подняться.

Деметра была местной пацанкой. Её бойкий нрав и характер вгоняли местных хулиганов в ужас. Она была на несколько лет старше Сешат и стала её покровителем, а позже другом семьи и часто проводила с ними время.

Деметра жила с больной бабушкой и заботилась о них двоих. Через пару лет бабушка умерла. Сироту приютили родители Сешат и нарекли названной сестрой. Через год их убили.

Девушки работали в Пергамской библиотеке. Деметра списцом, копируя и переписывая манускрипты, а Сешат на обработке папирусов. Старшие библиотекари поощряли её тягу к науке. Юной изобретательнице позволяли в свободное время экспериментировать с материалами и реагентами. Она знала, что старинные свитки, сохшие на жарком солнце, как и легкие листы папируса, часто повреждались или распадались.

Многие месяцы искала способ найти более долговечный материал. Изучала архивы и методы обработки материалов. Позже попробовала воплотить идею с растительных волокнами из древесины оливкового дерева. Это принесло плоды. Полученная бумага была надежнее папируса, но незначительно, а делать было ее более ресурсозатратно. Она искала дальше.

Погрузившись в более специализированные рукописи, пришла любопытная идея.

Появилась мысль использовать новые способы обработки кожи животных. Реагенты в библиотеке присутствовали в избытке. Девушка замачивала материал, тщательно очищала от остатков мяса и жира, растягивала и высушивала под палящим солнцем Пергама. Использовала поочередно разные комбинации компонентов, как и с волокнами. Полученную кожу отделывала и шлифовала мелом и яичным белком.

Через несколько месяцев непростых экспериментов она создала свой первый кусочек пергамента. Тонкий, но прочный, гладкий на ощупь. Он не рвался при воздействии воды или огня, а самое главное – его можно было использовать с обеих сторон. Поздравления сыпались рекой.

Её и так обожали, но в тот день выражали уважение и предрекали великое будущее.

Возможно, так бы и было, но в этот день, узнав об открытии, явился Аттал. Личное почтение Аттала было единственным, которого она хотела избежать. Аристократ приставал к ней давно, с каждым разом проявляя все больший напор и всё чаще пренебрегая всеми правилами приличия.

Солнце становилось мягким и тёплым, но до заката еще было далеко.

В читальном зале раздвинули столы, библиотекари, спицы и философы наполняли пространство гулом голосов.

Красивая, как небесный ангел, Сешат порхала по залу и любезно принимала каждое поздравление от коллег. Это был её день.

Сестра не хотела мешать, а лишь радуясь за нее, наблюдала из-за стола в конце зала.

Веселье было в разгаре, пили вино и медовуху.

Через какое-то время в зал вошли три человека. Посередине стоял Аттал. Напыщенный и упитанный мужчина тридцати лет. Лицо его было мерзким и сухим, его украшали угри и шрамы от них. Поведение от лица отличалось мало.

Улыбка мигом сошла с лица девушки. Присутствующие заметно притихли.

– Вина мне! – выкрикнул аристократ. – Живо! Ты, старик, налей мне вина, – приказал он рядом стоящему библиотекарю.

Старичок поклонился и, налив напиток из графина, учтиво подал его мужчине. Приняв бокал, Аттал сделал кистью прогоняющий жест. Его телохранители не отступали ни на шаг.

Глаза, маленькие как бусинки, обежали зал.

– Сешат! Приветствую тебя, – подойдя к ней, сказал он. – Какое чудесное открытие ты преподнесла нашему городу.

Сделал глоток и облизал губы.

– Мои поздравления! Не зря мы приняли вашу семью в Пергаме, – криво улыбнулся он не отрывая от нее глаз.

Девушка едва заметно поклонилась и негромко выразила благодарность.

– Спасибо, господин Аттал.

Аристократ хмыкнул, продолжая улыбаться. Обвел глазами зал, заметил её сестру и что-то прошептал на ухо своему охраннику.

Повернулся. Зрачки хитро блеснули.

– У меня есть к тебе разговор. Давай отойдем, – Он резко схватил её за запястье и потянул за собой, даже не дав ей возразить.

С силой поволок за стеллажи, в конце которых виднелась подсобка. Сешат попыталась учтиво отказаться и выразить нежелание отлучаться из зала, но просьба была проигнорирована.

– Господин Аттал, я бы не хотела покидать зал, – в голосе чувствовался сильный испуг.

– Я бы тоже! Но не в зале же! – гоготнул мерзко мужчина.

Аристократ был непреклонен, и когда охранники загородили за ними проход, схватил её сильнее и чуть ли не потащил к двери подсобки.

Страх лишил девушку дара речи.

Дело пахло жареным.

Пришедшие лишь молча посматривали, не прерывая веселья; в их взглядах было осуждение, но вмешиваться они не решались.

Деметра подскочила сразу, как увидела скрывающихся за углом Аттала и сестру.

Ускорив шаг, она подбежала к тому месту, где они только что свернули, и ощутила сильный толчок в грудь.

– Тебе туда нельзя, – оттолкнув её, процедил здоровый охранник.

Ситуация нагнеталась.

Видя удаляющуюся испуганную сестру, Деметра попробовала ещё раз протиснуться между двух громил.

Безрезультатно.

Один из них прижал её к стене, не давая вырваться.

– Сешат! – выкрикнула старшая сестра с неподдельным страхом. – Вспомни, что я тебе говорила!

Подойдя к двери и открыв её, Аттал с силой толкнул девушку в тёмное помещение.

Бедняжка чуть не упала и едва удержалась на ногах. Услышав крик Деметры и предчувствуя страшное, она уперлась в дверной косяк руками и резко развернулась.

Другого шанса не было.

Аттал немного растерялся, не ожидая встретить сопротивление.

Нахмурившись и ядовито зыркнула на него, сделала широкий замах.

Хрупкая ладошка со звоном ударила по щеке.

– Оставь меня в покое! – Она резко развернулась, её волосы взметнулись в воздухе, а пальцы судорожно вцепились в ткань платья.

Воспользовавшись замешательством и оттолкнув грубияна, Сешат побежала в сторону стражи, расталкивая их и спешно направляясь к выходу из библиотеки. Охранники, не зная, что делать, ещё удерживали какое-то время старшую сестру.

Уже выбегая из зала, она услышала сзади злобный выкрик, прокатившийся по залу.

– Не сможешь вечно бегать, голубка! Увидимся завтра!

Мужчина подошёл к Деметре.

– Не скалься, зверёныш, – издевательски зашипел, скрипя зубами.

Прыснул слюной.

– А то, знаешь, таким ретивым подрезать крылья проще простого, – прозвучавшая угроза была наполнена неподдельной злобой.

Бросив охраннику, – Отпусти эту гарпию, – он отвернулся и как ни в чём не бывало пошёл дальше праздновать к собравшимся.

Деметра проводила его ненавистным взглядом перечисляя про себя всевозможные проклятия.

Немного переведя дыхание и успокоив сердечный ритм, бросилась вслед за сестрой. День был безнадежно испорчен.

Ложась спать, обе думали о завтрашнем дне. Замечательное открытие уже не было для них таким важным.

– Он придёт завтра, – обречённо произнесла Сешат, прокручивая в голове сегодняшний вечер.

– Я не дам ему тебя обидеть, руки ему оторву, если полезет. – твердо сказала Деметра, расправляя свою кровать в соседней комнате.

Эти слова ободряли и успокаивали, но страх никуда не делся. Пробуя отвлечься и отпустить сегодняшнее событие, девушка повернулась на бок и забылась тревожным и прерывистым сном.

Завтра настало.

Библиотека Пергама жила своей повседневной жизнью, словно забыв о вчерашнем инциденте. Перевалило за полдень.

Старшая сестра работала в соседнем зале и переписывала манускрипт с остальными списцами. Сешат возилась с реагентами и растапливала на конфорке животный жир с щелочью. Вчерашний результат работы требовалось закрепить, а заодно начать проверку износостойкости и взаимодействия с чернилами.

Страх немного отступил, и казалось, что всё обошлось.

Послышался какой-то звук.

Дверь соседнего зала тихонько захлопнулась. Сешат обернулась. Перед ней, на пороге, стоял Аттал. Оскалившись, как цепной пес, словно готовый укусить, он вальяжно стал прохаживаться по залу и всматриваться в склянки что-то весело насвистывая себе под нос.

Девушка молчала и нервно покусывала губу. Остановившись в нескольких шагах, аристократ, медленно повернулся к ней и будто наслаждаясь ее страхом, мерзко и удовлетворенно скривил лицо, направившись к испуганной девушке.

Встав на цыпочки она попыталась заглянуть за его спину. Заметив дверь соседнего зала, которую закрыли и подперли охранники, тут же потеряла дар речи, а душа ушла в пятки.

Ужас волной расходился по телу.

Ком встал в горле.

Она лишь испуганно замотала головой, словно умоляя его не приближаться. Сильный толчок отбросил её к стоявшему сзади столу. Склянки заходили, ходуном выплескивая из себя жидкости.

– Недурно ты меня вчера приложила, – прошипел мужчина, указывая на щеку.

Скривился, подойдя в упор.

– Ты же знаешь, что за такую дерзость я бы мог запросто высечь тебя на площади? – он схватил её за руки и с силой тряхнул.

– Ты стала больно дерзкой! Возомнила себя равной мне? Смеешь отказывать в милости?

Ей казалось, что вот от страха сознание покинет её. Помочь никто не мог. Сердцебиение отдавалось в виски. Девушка лишь смогла выдавить тоненьким голосом.

– Умоляю…

Аттал засмеялся, быстро оглянулся, проверив нет ли лишних глаз, и приготовился совершить задуманное.

Грубо схватив её за лицо и бразгая слюной, процедил.

– Теперь ты будешь умолять меня чаще.

Он развернул её и силой придавил к столу.

Не отпуская, свободной рукой задрал легкое платье.

Она смогла закричать. Голос сорвался и получилось плохо.

Хоть сдавленный крик и казался тихим, он все же смог на мгновение придать ей сил.

Крикнув ещё раз, Сешат попыталась сопротивляться. Но мужчина навалился на неё сзади всей своей тушей, сдавливая грудную клетку.

– Не кричи, дура, будет хуже. Потом ещё мне спасибо скажешь!

Запыхтел, приподнимая свою тунику и облизывая губы.

– Ты же знаешь кто я и что являюсь родственником царя. Это милость, голубка! – загоготал он, заливая ее слюной.

Послышался звук рвущейся повязки.

Легкая ткань соскользнула с её бедер.

Бедняжка собрала последние силы и дернулась в противоположную от него сторону.

Вывернувшись в бок, схватила первое, что попалось под руку.

Руку сильно обожгло, но она почувствовала боль лишь приглушенно.

В эту же секунду, воспользовавшись удобным моментом, Сешат выплеснула содержимое сосуда ему в лицо.

Аттал отскочил и издал ужасный леденящий душу крик, который эхом прокатился по всей библиотеке и забрался в самые ее дальние углы.

Стража опешила и моментально отпустила дверь. Деметра выскочила из зала первой и замерла.

На вопли прибежали люди.

Аристократ продолжал нечеловечески орать, надрывая голосовые связки, которые, казалось едва справляются от давления выходящего из грудной клетки.

Он пытался схватиться за лицо, но тут же отдергивал трясущиеся руки и повышая градус вопля.

Кружа по залу в попытке ухватиться за что-нибудь, поскользнулся о разлитую жидкость и грохнулся на пол завывая от боли.

Старшая сестра оцепенела от увиденного не в силе двинуться, подобного она никогда не видела, даже а самых ужасных снах.

Лицо, без того уродливое, пузырилось и сочилось кроваво-красной жижей. Кожа слезала с него небольшими кусками и стекала на подбородок и дальше по шее. Глаза заплыли. В уголках рта пузырились красные слюни.

Кто-то из наблюдавших списцов упал в обморок.

Деметра невольно отпрянула.

Аттал пытаясь доползти до выхода, упал и продолжал истошно скулить.

Сешат, стоя вкопанная у стола и вцепившись в него до белизны рук, не проявляла никаких эмоций. Лишь широко раскрыв глаза жадно глотала воздух, смотря куда-то вдаль пустым взглядом. Ни сестре, ни даже божеству Имиру сейчас не было известно, что переживала девушка и какой отпечаток это отложило на ней.

Началась суета, охрана вывела всех в соседнее помещение и заперла, чтобы никто не мог покинуть библиотеку до начала разбирательства.

Через час пострадавшего отправили в храм-лечебницу в бессознательном состоянии, а вечером сестер задержала стража Царя Эвмена II и бросила в темницу. Наказание для юной изобретательницы готовились исполнить через несколько дней, чтобы покалеченный Аттал был в сознании и смог наблюдать.

Наказанием, конечно, была смерть, без возможности амнистии и милосердия.

Прошло пару дней. Самых томных и длинный в их жизни. Так им казалось.

Темница города, скрытая под тяжестью веков, в утробе каменных стен, дышала сыростью и забвением. Запах стоял густой и гнилостный, разъедающий ноздри. Пробыв здесь эти дни, они надеялись привыкнуть к нему, но это оказалось невозможным. Смрад немытого тела, плесени, затхлой воды. Воздух был вязким и тяжелым, пропитанным отчаянием. Время, казалось, здесь отсутствовало вовсе, не было ни дня, ни ночи – лишь бесконечная, давящая темнота, нарушаемая писком крыс и редким скрипом ржавых петель, когда стража втаскивала очередного узника или приносила им еду.

Едой это было назвать сложно.

Стражник открыл дверь и вошёл в подземелье с двумя мисками, в которых была уже остывшая каша с какими-то комками.

– Господин Аттал пришел в сознание. Сегодня твой последний день, библиотекарша. Завтра утром наказание приведут в исполнение, – сообщил новости служащий.

– Твоя судьба пока неизвестна, – обратился он к Деметре. – Но скорее всего отпустят и вышлют из Пергама. Уже было прошение от твоих коллег. Так как ты не причастна, его частично удовлетворили.

Он протолкнул миски через решетки и молча ушёл, лишь добавив у двери:

– К вам гости. Заходите, жрец. – с этими словами охранник оставил дверь приоткрытой и ушёл.

Они увидели темный силуэт. В темницу вошел высокий человек в мантии с капюшоном. Лицо его было скрыто. Подойдя к решетке, незнакомец взял рядом стоящий табурет, присел и учтиво представился.

– Я – Бальмонт, философ школы Пифагорейцев. Мне ведомо о том, что произошло. Пусть судьба будет милостива к тебе, Сешат, я не смею осуждаю тебя.

Девушки молча переглянулись.

– Вас постигла незавидная участь, – продолжил мужчина. – И я бы хотел вам помочь…

– Как вы можете нам помочь? – перебила его старшая сестра с раздражением. – Дадите моей сестре настойку с ядом, чтобы она умерла, не испытывая боли? Или что у вас там за религиозные фокусы?

Своя собственная судьба Деметру мало интересовала после услышанного приговора.

– Нет, – он усмехнулся. – Я вас вытащу отсюда. И могу это сделать прямо сейчас.

Сделал паузу.

– Поверьте, это более чем в моих силах.

Повисла тишина. Словно жрец давал время переварить информацию. Сешат недоверчиво склонила голову и спросила.

– Каким образом? Я приговорена к смерти самим Царем.

– Всего лишь, – сделав секундную паузу, добавил – Царем. Всего лишь каким-то Царем.

Голос его был холоден и серьезен, а вера в сказанное, казалась металлической, словно прутья тюремных решеток.

Девушки вновь переглянулись, на этот раз обменявшись удивленным и вопросительным взглядом. Жрецы обычно не позволяли себе таких вольностей и высказываний по отношению к власти.

Бальмонт продолжил.

– Ни аристократ, ни Царь, ни Римские правители не в силах решать истинную судьбу Души.

– Извините, Бальмонт, но ваши учения Пифагорейцев носят лишь философский характер. – грустно проговорила Сешат, на мгновение поверив, что мужчина может как-то помочь.

– Другого выхода у вас нет. Выслушайте моё предложение внимательно, а потом делайте выводы, – он был очень серьезен.

– Завтра вас, Сешат, лишат жизни, применив наказание для простолюдинов – сбросив со скалы. Вы никак не документировали и не вели заметки вашей работы. Библиотекари не смогут воссоздать это изобретение. Они будут использовать сначала растительные волокна, чуть позже доберутся до кожи, но не справятся с обработкой реагентами, о которых известно только вам. Пергамент канет в лету. О вас забудут через полгода.

Наклонил капюшон ко второй и сделав вдох продолжил.

– Вы же, Деметра, будете изгнаны из города и закончите свою жизнь через десяток лет, в одиночестве и болезни, в деревушке близ Элейи, откуда родом ваши почившие родители. И перед смертью, как и каждый день, вы будете вспоминать казнь и боль близкого вам человека. Не спрашивайте, откуда мне всё это известно. Я вам не отвечу. Лишь скажу, что могу помочь, и вы совершите ошибку, если не воспользуетесь моим предложением. Вы ведь хотите её спасти?

Девушки опешили. Они не отводили взгляда от мужчины и не верили ушам. Незнакомец был очень убедителен и знал о тех вещах, о которых не знал никто.

– Жрец, как вы…

– Повторюсь, не спрашивайте. Я не отвечу, – повторил он, перебив Деметру.

Она осторожно и медленно подошла ближе.

– Что вам нужно взамен на помощь? И вы правда можете помочь?

Мужчина кивнул.

– Сестра… – покусывала губу Сешат, словно чувствуя неладное.

Но девушка с печалью и безысходностью кинула на неё умоляющий взгляд. Больше всего она хотела спасти её от неминуемой участи и мучений.

Бедняжка замолчала, под ее взором.

Мужчина продолжил, обращаясь к Деметре. Она была у него на крючке.

– Как это не печально, я могу забрать лишь одну из вас, другой же пойти со мной не суждено.

Поправив капюшон, Бальмонт продолжил.

– Изобретение Сешат – это совокупность множества факторов, которые известны лишь ей. Поэтому я предлагаю работу. Она в безопасности покинет Пергам и займет должность писаря при дворе моего господина. В местах отдаленных и многим неведомым изобретёт пергамент заново, имея безграничное время в запасе, и явит миру чудо.

– Жрец, почему вы не спрашиваете меня? – возмутилась Сешат осуждающим тоном. – И что будет в этом случае с моей сестрой?

– Потому что времени на раздумье мало. А она примет правильное решение и, как всегда, позаботится о вас. Это её прерогатива и обязанность, – уверенно промолвил мужчина.

Привстал с табуретки.

– Ваша старшая сестра покинет эту темницу, как и вы. Но отправится в добровольное изгнание. Но уверяю, ни Царь, ни его приспешники, ни кто-либо из ныне живущих ей не причинит вреда. Это я вам обещаю.

Деметра ненадолго задумалась, потом повернулась и грустно улыбнулась сестрёнке.

– Мы согласны. Я согласна, – сказала уверенно, не обращая внимания на подозрения Сешат.

– Замечательно, – сняв перчатку, незнакомец протянул ей сухую руку. – Пожмём же руки? Но перед этим я хотел бы услышать эту просьбу из ваших уст.

Деметра посмотрела на сестру взглядом полным любви и заботы.

– Не переживай, если ты будешь в безопасности, то это замечательное предложение. Я найду тебя, в какой бы город тебя не увезли, обещаю. – и посмотрев на Бальмонта, спросила.

– Куда она направится?

– В Лимб. Но едва ли вы не слышали об этом городе. Прохладный по меркам Фив или Пергама, но он по-своему очарователен.

– Лимб…– повторила задумчиво.

Повернулась к сестре.

– Я найду тебя, не переживай. Совсем скоро. – уверенно сказала она ей, придавая этим надежду и сил.

С этими словами девушка подошла к решетке и приняв рукопожатие повторила предложенное незнакомцем.

– Я хочу, чтобы вы обеспечили моей сестре безопасность и сделали её писарем при дворе вашего господина. Я готова на добровольное изгнание, – уверенно проговорила она, без доли сомнения.

Сешат лишь молчала, не зная, как на это реагировать. С одной стороны, она очень хотела избежать смерти и работать на знатного господина. С другой – опасалась, что не скоро увидит Деметру.

Пожав его обжигающую руку, темницу окутал яркий свет. Заметив это в щель двери, стражник поспешил в помещение, и войдя в нее стал выкопанным, разину рот.

Никого не было, ни арестантки, ни жреца.

Лишь на холодном и сыром полу, лежало бездыханное тело Деметры. На тот момент они не знали, на что соглашаются, и что сделка погубит тело старшей сестры, обрекая ее Душу на вечные муки.

Глава 5

Сешат проснулась в мягкой постели. В комнате было темновато, лишь мягкий свет из окна ложился на пол. В воздухе парили пылинки.

– Что произошло? – она в недоумении осматривалась. – Сестра?

Вопрос остался без ответа. В помещении никого не было.

Присмотрелась. Место было незнакомым. В непонимании вскочила и вылетела в дверь. Неожиданная прохлада в купе с зеленовато-бледным светом ударили в лицо. Проморгавшись, перед глазами открылся невероятный взор. Широкая улица, наполненная переулками, переполнялась людьми и летающими в воздухе небольшими сферами. Дома были в стиле, который она не видела ни и в Пергаме, ни в других городах. Стены вымощены могильными плитами и покрыты многовековым мхом и плющом. Архитектура неизвестной ей страны, такая чуждая, но в то же время умиротворяющая. Свет приглушенный, не похожий на привычное солнце, как будто бы оно было где-то далеко, за мириадами нефритовых облаков. Самих облаков не было. Улица тянулась вниз, через торговые прилавки, и спускалась у огромной центральной площади, где толпилась огромное количество народа.

Рядом пролетела сфера и мерцнула. Сешат отпрянула в изумлении приоткрыла рот.

– Это сфера Души, – сказал мужчина, подошедший сбоку. – Тебе нужно многое узнать, девочка. Лишь потом сможешь приступить к работе. Познакомлю тебя кое с кем.

Деметры нигде не было, но перед ней стоял Бальмонт, но в этот раз не в мантии жреца. Стройный, высокий, широкоплечий и статный, с утонченными и мужественными чертами лица. На глазах его были неведомые ей чёрные стекляшки.

В тот день ей представили Тотмеса – ещё одного писаря и её будущего коллегу. Он проводил ей экскурсию по огромному городу и рассказывал невероятные вещи. Новоприбывшая была воодушевлена, не веря в подобные чудеса. Но они были реальны и осязаемы. Сешат видела то, что было неизвестно никому из ныне живущих. Это казалось невообразимо и будоражило воображение, будто самый сказочный сон. Оптимизм вернулся, жизнь снова начала бить ключом. Девушка залпом поглощала волшебство этого места и была счастлива, представляя, как здесь понравится Деметре, когда они встретятся.

Прошло несколько дней. Они сидели в его каморке и общались.

– Так божество одно – Бог? – полюбопытствовала Сешат.

– Да, здесь его еще называют Имир или Всевышний. А лучше Всемогущий, чтобы потешить его самолюбие.

– А как же Зевс, Афина, Дионис, персидский Митра и прочие божества?

– Все это сказки, а ноги растут от Имира. Хотя на счет Диониса жалко, конечно. С ним бы я сдружился. – посматривая на дно бокала пробубнил Тот.

– Его и правда так зовут? Имир?– поинтересовалась она, приложив палец к подбородку.

– Никто не знает. Но ходили слухи, о древних и забытых сказаниях. Что-то вроде “И создало божество и рай, и ад и мир”. Последнее взяли в оборот, а божеству понравилось. Ему всегда нравятся, когда о нем говорят или думают.

Задумалась, сведя брови.

– А эти шары… Как бишь их?

– Души. Да, это сущность людей. Они есть у всех. У живых внутри, а у почивших отделяются и направляются сюда или небеса. Служат после смерти и там, и там. Людской мир лишь подготовительный этап перед вечной службой.

Девушка поежилась и тихонько прошептала.

– А у Бальмонта? Тоже есть Душа?

– Конечно. У любого существа. – улыбнулся писарь.

– А он… Как ты говорил в первый день. Демон? Откуда у него такая сила?

– Да, демон. Но он так, низший, а значит слабый. Но даже его возможности колоссальны.

Тотмес зачерпнул вина и продолжил.

– У каждого демона есть источник их сил. У Бальмонта – глаза, у Люцифера – огненное сердце, у Вельзевула – бурлящие лавой легкие, у Азазеля – его пылающий рог.

– Один рог? – тихонько засмеялась Сешат.

– Да! Найдешь где-нибудь второй, и будешь такой же сильной. Могущественный артефакт, знаешь ли! Но его нет, стерли в порошок во времена изгнания с небес. – подмигнул он ей.

Она открыла рот. Тотмес начал рассказывать про небеса и ангелов. Чуть позже приступили к главному. Девушка сидела ошарашенной и впитывала информацию, как губка.

Продолжили.

– Шар Спектр, – с энтузиазмом объяснил он. – Помнишь?

– Да. – хотела дотронуться, но писарь остановил.

– Нет, нет, нельзя, высветится имя. А если не успеем записать – проблем не оберемся.

– Если не запишем, то Душа не распределиться?

– Да. Придется идти к Бальмонту, искать Душу по Лимбу, чтобы как-то узнать ее имя, и просить демона записывать ее вручную. Но найти ее среди миллионов – почти невозможно, а Души не разговариваю, лишь мерцают.

– А сколько времени есть на запись?

– Пару минут. Поэтому работа с ведется непрерывно, а Бальмонт сразу после одной смены, доставляет шар другой.

– А если мы запишем постфактум? Ну например, я стерла случайно записанное имя. Можно его еще раз записать? – с любопытством поинтересовалась девушка.

– Записать-то можно, но ничего не произойдет. Это нужно сделать, пока оно светится в Спектре. Представь, что ловишь молнию в бутылку: опоздаешь на миг – поймаешь только темноту. Так и здесь: имя в Спектре – вспышка. Не успел – все, пустота.

Сешат понимающе покивала и спешно проговорила.

– Извини, я ещё могу путаться и пока не до конца разобралась, как тут всё устроено. – ученица виновато опустила глаза.

– Ничего, не переживай. Никто тебя не на ругает и тем более не осудит. Ты всему научишься, уже схватываешь на лету. Мне понадобилось гораздо больше времени, чтобы всё понять и освоиться.

Она мило улыбнулась.

Обучение продолжилось.

– Это папирус. С ним нужно быть очень осторожным. Папирус очень…

– Хрупкий и непрактичный, – перебила она, не дав закончить фразу. – Знаю. Поэтому я и разработала пергамент на основе кожи животных. Меня сюда и взяли, чтобы я его воссоздала, – похвасталась девушка.

Тотмес задумчиво промычал, приглаживая черные волосы и вознаграждая девушку своим удивлением.

– Да ты не так проста! Мне стоило догадаться. Сюда попадают достойнейшие, но с печальными судьбами. Я здесь тоже потому, что изобрёл чернила. Правда мое изобретение присвоил себе Бальмонт. Но хоть стал писарем, а не попал в девятый круг из-за своей глупости.

– Чтоооо? – широко открыв глаза взвизгнула от восторга она. – Это же было невероятное открытие своих лет! Ты – гений!

Он засмеялся. Шли часы.

Мужчина объяснял, как всё устроено и различия между этим миром и земным.

– Время течет здесь иначе, не как там. То замедляется, то ускоряется. На земле может пройти столетие, а здесь пару дней. И наоборот, там неделя, а здесь сотни лет.

– Выходит, оно не линейно по отношению к миру людей?

– Все верно. – подтвердил он и стал рассказывать про грехи и круги.

Пришло время рассказывать про тех, кто, заключив сделку продал Душу.

– “Догмат сделки”. “Душа, решившая покинуть мир людей раньше срока, имеет два пути: либо разрушить свое смертное тело, совершив самоубийство, либо заключить сделку с демоном, обменяв остаток земного времени на исполнение одного желания.". Такие бедолаги сразу попадают на распределение, позже их ждут вечные муки в девятом круге. Я сам заключил по незнанию, но выразил желание служить писарем. А так бы мигом попал в самый худший круг, девятый.

– Погоди, что? – она в ужасе перебила его.

– Что? – удивился Тотмес её реакции. – Ну, девятый круг. Это как печься в сотнях кузниц одновременно и без возможности выбраться, – немного улыбнулся он с сожалением.

Её взгляд наполнился толи страхом, толи отчаянием.

– Я не про это. Я про сделку, – понизив голос, прошептала она, словно боясь услышать от него разъяснение.

– Ааа, не переживай. Ты хоть и заключила сделку, но туда не попадёшь. Твоя Душа при тебе, как и у меня.

Сешат вскочила и отвернулась.

Повисла тишина. Через несколько секунд писарь услышал приглушенный палач.

– Я не заключала. Ее заключила моя сестра, чтобы спасти меня… Так вот что значило добровольное изгнание, – захлебываясь слезами, процедила девушка.

Тотмес грустно вздохнул и встав подошел к ней.

– Ясно. Расскажи мне всё, – попросил он успокаивающим тоном.

Она рассказала. Тотмес решил, что пожалуй не стоит продолжать обучение в этот день. Писарь подливал ей вино. Сешат сидела в углу каморки и периодически вытирала накатывающие слезы. Они вели диалог и обсуждали случившееся.

Все это было так знакомо и, как всегда, несправедливо. Он ей сопереживал, вспоминая свой прошлый опыт. Сешат была заложником стечения обстоятельств, как и Тотмес. Но её судьба была несравнимо печальнее.

– Так значит, она ещё где-то здесь? Её Душа в виде сферы где-то в Лимбе? – с небольшой надеждой спросила ученица.

– Я боюсь, что уже нет. Души, претендующие на девятый круг, проходят распределение авансом и без очереди. Их наказание не может заставлять себя ждать.

– Это точно?

Тотмес с сожалением кивнул головой.

– Но если она сразу же прошла распределение, то шар показывал её имя! Может, ты вспомнишь, её звали Деметра. Ты можешь показать её запись? – взмолилась девушка.

– Душ очень много, так не припомню. Но мои записи – давай посмотрим. Так, напомни, какая это была дата? Сейчас поглядим.

Писарь достал из шкафа нужную папку, и они вместе сели в поисках Деметры. Тщетно. На папирусах были имена кого угодно, но не ее. На всякий случай проверили повторно.

– Её нет в моих записях, – констатировал Тот поджимая губы.

– Я вижу. Но тогда где? – не понимающе уставилась на него девушка.

Он знал.

– Я работаю двенадцать часов. Остальное время работают старые демоны-писари. Они всё ещё выцарапывают имена на табличках, а затем обжигают их. Папирус им не доверяют. Демоны, порой, источают сильный жар и огонь, и могут его ненароком спалить.

– Помоги мне её найти, пожалуйста. Я обязана убедиться, – вновь взмолилась она, смотря на него поникшими глазами.

Писарь не мог ей отказать.

Они направились к горе Сигил. Войдя в центральный архив, спустились по лестнице в подвальное помещение. Стоял запах недавно выжженной глины. Воздух совсем не двигался. Бродя по залу и пытаясь отыскать нужный ряд, поиски завершились успехом.

Вот она, свежая табличка. Сбоку было недавно высеченное имя Деметры.

Сешат заплакала.

Он не смел её трогать, но всё же решился, положив ей руку на плечо.

В тот момент бедняжка чувствовала себя самым несчастным существом в этом мире. Никогда она ещё так не переживала. К этому добавилась ещё ярость, вызванная несправедливостью.

– Как такой светлый человек, как она, совершивший подобный акт самопожертвования ради другого, может быть навеки наказан самыми страшными мучениями?! – закричала девушка, надрывая связки и захлебываясь слезами.

Ответа не последовало.

Эту бурю эмоций, слитых воедино, она запомнила. Не желая больше их испытывать вновь, решила запереть глубоко внутри, не подозревая, что встретится с ними ещё как минимум дважды. Чуть позже, взяв себя в руки, Сешат пообещала себе, что чего бы ей это ни стоило, она вытащит Деметру из незаслуженного круга.

Желанное было невозможным со слов Тотмеса. Души не могут покинуть круги.

Она это знала.

Но её светлый и пытливый ум отказывался сдаваться. Через несколько сотен лет, набравшись опыта и освоившись в новом мире, родилась спонтанная мысль, за которую Сешат потом себя часто корила.

– Помоги мне, пожалуйста, – сложив ладошки в мольбе, попросила писарь.

– Только мне, к сожалению, нечего предложить тебе взамен, – грустно закончила она.

Сфера лишь мигнула тёплым оранжевым светом и поспешила удалиться.

– Это значит нет? – спросила расстроенно сама у себя.

Ранее разговаривать с Душами, ждущими распределения, ей не доводилось.

Она вздохнула и, сидя на бортике фонтана в задумчивости, продолжила покачивать ножкой. Так не пойдёт, решила девушка. Уже несколько дней никто не откликался на её просьбу о помощи. Но просить кого-то из живущих здесь людей она не могла. Нужна была именно Душа. Надо было действовать иначе.

Спрыгнув вниз, Сешат направилась на поиски очередной сферы.

Они были везде, но нужно было найти отдалённую, подальше ото всех, чтобы избавиться от ненужных свидетелей.

Нашла.

Подскочив к очередной, выпрямилась и сделала тон грубее, приняв серьёзный вид.

– Душа, – привлекая внимание, строго сказала писарь, – ты знаешь, кто я?

Сфера мерцнула зелёно-оранжевым. Похоже, знала, что перед ней «Люциферов писарь», но не понимала, чем удостоилась внимания.

– Я – Люциферов писарь. И тебе сегодня несказанно повезло. Ты окажешь мне услугу, а взамен я направлю тебя на один круг ниже положенного.

Оранжевый свет. Вероятно, этот грешник не претендовал на серьёзное наказание, и предначертанный круг его устраивал.

Но в этот раз сфера осталась на месте. Похоже, побаивалась. Надо было импровизировать.

– Хмм, – задумчиво произнесла Сешат., что же, похоже, твой круг тебя устраивает. Это похвально. Видимо, ты вполне можешь быть достойна большего. Сдаётся мне, что я могу тебя вознаградить за такую смиренность.

Заложила руки за спину начала прохаживаться.

– Ты мне окажешь услугу. Взамен, если меня устроит результат, я поделюсь с тобой секретом, о котором знают только высокопоставленные служащие, – гордо подняв голову сказала девушка.

Сделав интригующую паузу продолжила.

– Сакральным знанием. Знанием того, где находится скрытая лазейка из Лимба.

После небольшого замешательства сфера мигом озарилась ярким зелёным светом.

Замечательно! Сердце наполнилось восторгом, но подавать виду было нельзя.

– Ты отправишься к горе Сигил, доберёшься до подземного архива и найдёшь табличку с высеченным именем «Деметра». Чтобы тебе было проще – это сто двадцатый ряд, пятьсот двадцать восьмая полка. После этого ты должна уронить её, да так, чтобы на имени появился скол. Поняла? – грозно спросила писарь.

Душа запульсировала зелёным.

– Что же, ступай! Или лети, или что вы там делаете… – чуть не вышла из образа она.

– Неважно, отправляйся скорее, не заставляй меня ждать. Как выполнишь поручение, возвращайся сюда.

Сфера медленно направилась в направлении к горе. Девушка выдохнула и сжала кулачки, гордясь собой.

Получилось!

Пока она летела, на радостях успела намерцать нескольким Душам о секретном проходе. Эти Души передали другим, те – другим. В будущем это перерастёт в местную легенду, и слухи о лазейке будут вечно гулять по Лимбу.

Сигнал тревоги эхом гремел по всей преисподней уже несколько часов. Все знали, что Люцифер экстренно принимает у себя Имира.

Сешат спешила в каморку Тота, пробираясь через удивлённых и столпившихся на улице людей. Она зашла к писарю. Он работал как ни в чём не бывало.

– Что случилось? – с порога спросила девушка.

– Оооо, ты еще не знаешь? Невиданный доселе случай. Представляешь, какая-то дурная Душа забралась в архив с табличками и сломала одну. Вот даёт!

– Да ты что? Как такое могло произойти? – попыталась как можно искреннее удивиться, вскрикнула она.

– Без понятия, – пожал он плечами. – Бальмонт, похоже, знает, но мне не сказал. Вышел буквально минут пять назад.

Девушка нервно сглотнула.

– Вот оно как, понятно. Хорошо, спасибо. Мне нужно бежать! – она вылетела из помещения, не попрощавшись.

Бальмонта нашла быстро. Начальник общался с другим демоном и, заприметив её издалека, быстро попрощался с собратом.

– Бальмонт, здравствуй! – немного переведя дыхание, поприветствовала Сешат.

Он промолчал. Осмотрелся по сторонам и только потом, повернувшись к ней, хмуро сказал:

– Ты знаешь о случившемся, верно?

Ей нужно было быть осторожнее. С демонами шутить нельзя. Необходимо было узнать, подозревает ли он, что девушка может быть замешана.

Она утвердительно кивнула спросив.

– Невероятный инцидент. Известно, из-за чего это произошло? – писарь опустила плечи, чувствуя тяжесть в груди.

– Из-за чего? – нахмурился начальник.

Повисло гнетущие молчание.

Бальмонт, медленно поправляя очки, так же медленно произнес:

– Никто не знает. Ни из-за чего, ни из-за кого. Сферы не разговаривают, эта – не исключение. И она уже отправилась в девятый круг. Как думаешь, заслуженно?

Сешат пробрала дрожь. Она старалась держать себя в руках, вышло не очень.

– Я… я не знаю, – только и смогла прошептать писарь.

– Вот и я не знаю, – процедил демон.

Поравнявшись с ней плечом, он бросил вполголоса.

– Будем надеяться, что подобное больше не повторится. Все мы должны надеяться, девочка.

Писарь осталась стоять, не смея пошевелиться.

Бальмонт знал. Но откуда?

И никому не сказал. Сомнений не было, ведь иначе её бы тут уже не было.

Испуг пробирал ее до костей, вызывая мелкую дрожь по всему телу. Чувство, которое она спрятала когда-то давно, вновь раздирало сердце. Про себя молила эту доверчивую душу простить её, хотя понимала, что та ее уже не услышит и будет вечно проклинать писаря. Ведь приговор был слишком суровым и несправедливым. Ярость и грусть застилали глаза, вызывая слёзы. Но она решила быть сильнее и не позволила им проступить. Это был второй раз, когда ей явились эти чувства.

Девушка ещё долго вспоминала о той бедной душе, каждый раз просила про себя у той прощения.

И вспоминает до сих пор.

Громкий рёв сирены вырвал её из сна.

Тревожный сигнал, которого она не слышала тысячелетиями, но который прочно отпечатался в её памяти. Сон исчез мгновенно – она вскочила, словно по щелчку. Звук, пронизывающий всё вокруг, заполнял пространство до краёв. Поспешно накинув легкое платье, быстро пригладив волосы и надев новые серьги, девушка вышла на улицу.

Зеваки с недоумением и опаской оглядывались по сторонам – никто ещё не понимал, что случилось. Сешат, не теряя времени, направилась к Айсун, жившей неподалёку.

Ещё на подходе к дому она услышала звонкие детские голоса. Айсун, явно пытаясь навести порядок, раздраженно наставляла детей:

– Тимур, сколько раз повторять – не трогай мое веретено! Зачем оно тебе?

– Нам нужны палочки! – серьёзно заявил мальчик. – Мы с Саматом хотим сделать барабаны из кастрюль и сочинить музыку!

– Даже не думайте! – вздохнула Айсун. – Кастрюли тронете – поотрываю руки! Живо верни веретено и марш к брату. Освобожусь – найду вам дело!

Сешат с улыбкой открыла калитку и вошла во двор.

– Здравствуйте, тётя Сешат! – воскликнул Тимур.

– Никаких «тёть», – строго поправила Айсун. – Обращайся «госпожа Люциферов писарь».

– Здравствуйте, госпожа Люциферов писарь! – с задорной улыбкой исправился мальчик.

– Привет, Тимур. Опять шкодишь? – рассмеялась Сешат.

Мальчик смущённо отвел взгляд.

– В дом, дай взрослым поговорить, – велела Айсун, грозно зыркнув на сына.

Тимур скрылся в доме, и вскоре оттуда донёсся грохот. Ненадолго повисла тишина.

– Самат, помоги убрать осколки, пока мама не видит! – послышался приглушенный голос.

Айсун тяжело вздохнула, поправила фартук и с усталой улыбкой сказала.

– Извини, сил на них нет. Эти дьяволята совсем отбились от рук. Да еще и тревога… как масло в огонь.

Сешат рассмеялась. Подруги обнялись, тепло коснувшись плечами.

Айсун, тучная женщина средних лет, всегда уставшая, но полная внутренней энергии, носила простое шерстяное платье и лёгкий шёлковый шарф, красиво драпирующийся вокруг волос. Родом из Средней Азии, она славилась своим мастерством швеи, и сама шила одежду для семьи. В Лимб она попала, продав душу спасая сыновей и себя, от деспотичного мужа. Жила она во времена Великого шёлкового пути, а здесь ей дали должность в отдел снабжения, а позже бухгалтером. Лимб наполнился тысячами работниками разных сфер, которые обеспечивали его существование и освобождали от этого демонов, беря их работу на себя.

– Ты не знаешь, что произошло? – поинтересовалась Писарь, почесав затылок.

– Ой, дорогая, понятия не имею. Но точно не к добру, ты же знаешь. Слушай, пошли в дом, посидишь немного, я как раз шарпу приготовила, – улыбнулась Айсун.

Направился к двери и развернулась.

– У тебя до смены ещё есть время?

– Конечно! С радостью приму предложение. От твоей шарпы отказаться – это уже грех, похлеще девятого круга, думаю!

Они рассмеялись в унисон.

Чуть посидев с подругой, писарь направилась к Тоту, надеясь, что он знает причину тревоги.