Читать онлайн Красный Волк

ПРОЛОГ

Земля, когда-то плодородная, иссушалась всё быстрее. Зелёные ростки желтеют и ломаются, шурша под ногами. Воду из колодца добывать всё тяжелее. Кёрту всего лишь одиннадцать, а он уже начинает узнавать, что такое война – бои в ближайшем пригороде не умолкают не на ночь. «Освободительная» армия корпорации Сайрекс стирает всё в пыль на своем пути, уничтожая всех, кто хоть как-то оказывает сопротивление. Множество моих знакомых из города, выходившие на мирные протесты против корпорации, стали стремительно пропадать, а остальные бежали ближе к побережью от войны. В небе всё чаще мелькают боевые дирижабли корпорации, они уже полностью взяли небо под свой контроль. Час от часу не легче. Я верчусь как могу, дабы прокормить себя и семью. У меня много навыков – отец научил. Я всё стараюсь применять их на практике, но с приходом паровых технологий, внедренных корпорацией, спрос на моих услуги упал. Пытаюсь ли я адаптироваться? Хоть убейте, но разобраться в них я не могу. Видел на свалке пару ранних моделей. Брал себе в гараж, но для меня это остается непостижимой вершиной. Остаётся надеяться, что всё это каким-то образом пройдёт мимо меня с сыном…

ГЛАВА I

Дом

Кёрт сидел на ржавом велосипеде, опираясь одной ногой о землю. По бокам от него находились двое его друзей, тоже на велосипедах. Справа – Томми, его лучший друг, худощавый мальчишка с веснушками по всему лицу и вечной ухмылкой, что делала его похожим на озорного лиса, а слева – Рико, итальянец по крови, с чёрными кудрями, дёрганный мальчишка, который уже не мог дождаться начала гонки.

А у стартовой линии, без велосипеда, стоял Марк – третий друг. Парнишка в оборванной одежде, короткостриженый. Он был тем, кто всегда организовывал игры, с секундомером в кармане и свистком из тростника.

– Готовы? – крикнул он. – Километр до старого дуба! На старт… внимание… марш!

Свисток запищал, и гонка началась. Кёрт рванул вперёд, его ноги закрутили педали с такой силой, что велосипед подпрыгнул на выбоине. Томми и Рико не отставали – их крики смешались с хрустом гравия.

Кёрт быстро оторвался от Рико, тот запыхался на подъёме, его велосипед скрипел, но Томми держался рядом, его лицо покраснело от усилий, ноги работали, как поршни. Кёрт чувствовал, как мышцы горят: бедра наливались огнём, лёгкие жгло, пот стекал по спине, но он выкладывался на максимум – ветер хлестал в лицо, мир сузился до дороги впереди.

«Ещё чуть-чуть»… – Думал Кёрт.

На полпути Кёрт мог легко уйти вперёд. Его тело, лёгкое, выносливое, не уставало так быстро, как у друзей. Но он увидел, как Томми пыхтит, его ухмылка стала гримасой, ноги замедлились.

«Давай, друг». – В пол голоса сказал он, замедляясь.

Став крутить педали медленнее и тяжелее выдыхать, он быстро оказался вторым, и Томми перегнал его на последних метра, прямо у дуба.

Когда подъехал Рико, Томии стал кичиться победой:

– Видали? Я – король дороги. Кёрт, ты больше не непобедим!

Он прыгал, размахивая руками, но Кёрт, специально отдавший победу и заранее спрогнозировавший такое поведение друга, который наконец победил после долгой череды неудач, лишь похвалил его, сопровождая это лёгкой ухмылкой:

– Молодец, Том. Ты стал лучше.

Марк, запыхиваясь, добежал до них:

– Эй, Кёрт, там тебя отец вызывал. Сказал, чтобы ты шёл домой.

– Ладно, парни, я пойду.

Он пожал руки ребятам и сел на велосипед, но мышцы ног до сих пор адски горели, поэтому он решил дойти до дома быстрым шагов, уволакивая за собой велосипед.

Ферма Каслов раскинулась на холмистом участке. Это была скромная усадьба: деревянный дом с покосившейся верандой, крытой соломой, где отец чинил инструменты по вечерам; сарай для скота – пара коров и несколько овец, что паслись на выжженном пастбище; амбар с запасами сена, теперь почти пустой; и колодец с скрипучим воротом. Они занимались земледелием, разводили скот, иногда даже продавали излишки посевов и всего, что даёт им живность, но теперь, с приходом войны в их уголок, всё изменилось.

Когда Кёрт заехал за калитку, закрывая за собой, отец вышел из амбара – высокий мужчина с огрубевшими руками, лицом, изборождённым морщинами от солнца, и глазами, что всегда казались Кёрту усталыми, но добрыми.

– Я вернулся! – Приподнял руку Кёрт.

– Хорошо, сынок. День завершается, а работы ещё много, помоги-ка маленько.

Первое задание, которое дал отец, было набрать воды из колодца, взяв вёдра из сарая. Он набрал несколько вёдер и стал перетаскивать их заполненными в амбары, где тощие коровы тут же принимались пить из корыт.

Отец позвал его снова. Он попросил разрыхлить поле для кукурузы, в надежде, что это поможет сохранить хоть сколько-то урожая в дальнейшем.

В таком темпе прошел весь его вечер. Окончив дела по ферме, они скромно поужинали и Кёрт поднялся на второй этаж, где была его комната, пытаясь уснуть.

Кровать скрипела при каждом движении, а тонкое одеяло совсем не согревало.

Он встал, босиком подойдя к окну, его ступни ощутили холод половиц, что пробирал до костей. За горизонтом, в пригородах, где отец иногда ездил на рынок, небо горело, но не как закат, а как огромный костёр. Вспышки оранжевого и красного света взмывали вверх, как дыхание дракона, и далёкий гул, низкий, вибрирующий, доносился эхом, заставляя стекло в раме дрожать.

Страх сжал его живот, как холодная рука, – он представил, как там, за горами, гигантские машины Сайрекс, те, что он видел на плакатах, плюются огнём, а люди, как муравьи, бегут и падают, их тела горят, как сухая трава. В его детском разуме война была не стратегией или политикой, а страшной сказкой.

«А если они придут сюда?». – Подумал он. И сердце заколотилось быстрее, представляя, как горит его дом и он теряет отца, друзей, всё что ему дорого.

На подоконнике, рядом с ним, лежали камушки, гладкие, серые, собранные у реки. Кёрт считал ими дирижабли Сайрекс, что пролетали над фермой: один камушек – один корабль. Их было уже десять. Он добавил последний сегодня, увидев тень в небе.

Он снова попытался уснуть, пока небо полыхало, а в голове кружились образы войны, детские и страшные, где герои падали, а монстры побеждали.

***

Утром, пока Кёрт ещё спал, его отец решил отправиться в продуктовый магазин на другом конце деревни. Он шёл по главной улице, приветствуя соседей и знакомых дачников, как вдруг, из-за угла показался бронетранспортёр корпорации.

«Они уже тут?». – Подумал он.

Страх парализовал его, он видел, как водитель сидел за рулем, уткнувшись в какой-то журнал. Как вдруг у калитки послышался женский плач. Он увидел, как двое крепких солдат корпорации уводят под руки плачущего ребёнка, ровесника Кёрта.

Материнский плач женщины, которая сейчас теряла своего ребёнка, разносился по всей улице. Сзади неё появился отец семейства с помятым лицом. Он пытался удержать жену и не пускал её за калитку.

И тут, за ними показался высокий мужчина с идеально зачёсанными волосами, лет тридцати.

– Господин Вольф! Прошу вас, не забирайте его, он же совсем мал! – Вопил отец.

– Именно такие нам и нужны. – Бросил инспектор.

Прежде чем зайти в броневик, он встретился взглядом уже с отцом Кёрта, увидев в его взгляде страх.

Мысли сбились в кучу, но ноги сами вели его обратно к дому. Оказавшись на втором этаже, он прикрыл окно, сел рядом с сыном и, положив руки ему на плечи, сказал жёстко, почти шёпотом:

– Так, Кёрт. Ты должен спрятаться и не выходить. Не издавай ни звука. Понял меня? Давай, как в детстве, помнишь как мы играли в прятки? Найди самое укромное место, я же знаю, ты можешь спрятаться так, что тебя потом не найти.

– Но… что происходит? Пап?

– Сюда идут люди, плохие люди. Это из-за них у нас засуха и прочие беды, поэтому, если ты не спрячешься, будет ещё хуже.

Вскоре Гул броневика вернулся. На этот раз он был ближе, тяжёлый мотор гремел, как гроза, подступающая к деревне. Собака залаяла вдалеке и тут же стихла, будто кто-то наступил ей на хвост.

Отец Кёрта стоял у калитки. Его руки дрожали, но он держал себя в руках. Из-за пыльной завесы показался тот же броневик, и колёса скрипнули, останавливаясь прямо у их двора.

Дверь с металлическим звоном открылась. Первым вышел инспектор.

За ним двинулись штурмовики в чёрных мундирах, чьи сапоги оставляли следы на сухой земле. Последним шёл церковник в алом облачении с чёрными вставками. В руках он нёс икону Герцогини с золочёным ликом.

– Иоганн Касл, верно? – произнёс Вольф, не отрывая взгляда.

– Верно, – кивнул отец. Голос его был сухим, как сама земля за окном.

– По документам, – Вольф провёл пальцем по листу на планшете, – семья состоит из двух человек. Вы и сын. Кёрт Касл, одиннадцать лет.

Отец не дрогнул. Он был готов к тому, что они прознают о его сыне. Он уже успел спрятать велосипед в сарай, а одежду и обувь сына в старый ящик.

– Документы устарели, инспектор. Моего мальчика нет больше. Он умер.

Вольф поднял взгляд от планшета. Его глаза сверкнули, как лезвие.

– Умер? – повторил он спокойно. – Когда?

– Полгода назад. Засуха. Лихорадка, – выдавил отец, стараясь не отводить глаз. – Я сам его похоронил. Там, за огородом.

Вольф медленно закрыл планшет, убрав его за пояс.

– Странно. В реестрах мёртвых его имени нет. А мы ведём учёт каждого тела. Даже тех, кого сжигали.

Отец стиснул зубы, ответив:

– У вас реестры. А у меня могила. Я не обязан доказывать вам смерть своего ребёнка.

Штурмовики напряглись. Один шагнул вперёд, но Вольф снова остановил его лёгким движением ладони. В его голосе не было ярости, только ровная, стальная настойчивость:

– Смерть ребёнка – не мелочь, фермер. Обычно люди рассказывают об этом со слезами. А у вас сухо. Холодно.

Отец поднял подбородок, глядя прямо в глаза инспектору.

– Когда земля забирает половину твоей деревни, слёз уже не остаётся.

– Тогда, могу ли я пройти в ваш дом? У вас наверняка должно быть свидетельство о смерти.

– Пройдите.

Оказавшись внутри, инспектор осмотрел дом. На вешалке висела только одежда взрослого. Никаких игрушек или намеков на то, что у него есть сын.

– Приступайте. – Махнул рукой Вольф.

Священник стал идти по дому, держа в руках икону Герцогини – золочёный лик женщины с диадемой, чей взгляд был вырезан так искусно, что казался живым. С каждой секундой свет свечей играл на поверхности золота, и лицо на иконе будто оживало.

– Герцогиня ведёт нас, – шептал священник, – Её кровь взывает из глубин. И там, где дитя скрыто, огонь укажет путь.

Сквозняк сорвал занавеску, икона дрогнула в его руках. Из-за золотой оправы вырвался тусклый, но реальный свет, как будто сама доска загорелась изнутри.

Сначала это был слабый отблеск, но затем он стал ярче, словно дыхание, и направился тонким лучом – вниз, к полу, в сторону старого люка у стены.

Штурмовики переглянулись. Один перехватил карабин, другой шагнул вперёд. Священник остановился, его глаза расширились, голос дрожал от экстаза:

– Здесь… она зовёт нас. Кровь её… здесь.

Отец Кёрта побледнел, словно сама земля ушла у него из-под ног. Он рванулся вперёд, заслоняя люк.

– Нет! Там ничего нет! Там… там пусто!

Но сапог штурмовика ударил его в грудь, вышибая воздух. Мужчина рухнул, захрипев. Второй солдат рывком откинул люк.

Тишина длилась секунду. Потом раздался слабый детский вдох, испуганный, но явный.

– Вот он, – рявкнул один из солдат, залезая в подполье. Из темноты вытащили Кёрта: худой мальчишка, в пыли, с глазами, в которых смешались страх и отчаяние.

– Папа! – закричал он, протягивая руки.

Отец рванулся, но приклады штурмовиков снова прижали его к полу. Солдаты выволокли мальчика, повели к дверям, икона всё ещё сияла, словно подтверждая: да, это он.

Штурмовики вывели мальчика наружу. Дверь хлопнула, и крики Кёрта постепенно тонули в гуле броневика. В доме остались лишь двое…

Его маленькое тело подпрыгивало на каждой выбоине, а руки мёрзли, несмотря на душный воздух внутри. Машина была огромной – стальной коробкой на колёсах, с толстыми стенами, что гудели от работы парового двигателя, и узкими окошками-бойницами, через которые пробивался свет. Он не знал, куда его везут, разве что-то про некий «распределительный центр», который упомянул инспектор.

Вместе с ним, в броневике, сидели другие сельские дети его соседей, которых он знал и нередко проводил с ними время, но сейчас им было не до разговоров. Все они были напуганы и смотрели в пол, захлюпываясь соплями.

Броневик продолжал реветь, выезжая на дороги ближайшего к деревне пригорода. Кёрт выглянул в окошко, и то что он увидел, повергло его в шок.

Пригород, некогда прекрасный и наполненный жизнью, ныне был разрушен в боях. Когда Кёрт посещал его с отцом, то всегда представлял, как в бедующем он переедет в город, где ему откроется новая, свободная жизнь, в которой он будет искать новое жилье, друзей, работу, но теперь, вместе с его мечтами, город был стёрт в пыль.

Фасады многих зданий, еле держащихся после штурма силами корпорации, были увешаны пропагандистскими плакатами. На них были изображены видные деятели корпорации, её символы, призывающие сложить оружие и не противиться объединению.

Помимо солдат и военной полиции, улицы города активно заполоняли паровые монстры корпорации. Какие-то из них были чисто боевыми моделями, а некоторые были созданы специально для карательных операций против повстанцев и запугивания мирного населения.

Проезжая очередную улицу, Кёрту видел, как карательный отряд выгонял на задний двор дома несколько человек. Рядом с ними уже стояла громадная четырёхногая машина. Передняя часть её корпуса выполнена в форме львиной головы, спина покрыта бронепластинами, похожими на чешую дракона, а сзади её отходил металлический хвост, состоящий из сегментов, заканчивающийся «кнутом» с гарпуном.

Когда все оставшиеся жители, коих было порядка дюжины, они были загнаны на задний двор, рядом с ними появился Судья-машинист – мужчина, облачённый в тяжелый костюм-мундир, с вставками из латуни и меди, его лицо было прикрыто маской, которая была вытиснена в форме человеческого лица, не имеющего мимики. Из маски выходили несколько трубочек, идущих к ранцу за спиной в форме котла. В момент, когда он управлял Химерой, его глаза, скрытые в тени маски, начинали святиться красным, а трубки на теле пульсировали паром.

Он дал команду машине и та задышала пламенем, сжигая заживо провинившихся, но к этому моменту Кёрт мог видеть лишь струю пламени и слышать последние вопли бедолаг – броневик уже проехал дальше, хоть водитель и уговаривал инспектора остановиться, насладившись зрелищем.

Кёрт быстро определил модель этого монстра, поскольку он хранил в тайне от отца офицерскую брошюру, рассказывающую о типах и особенностях разных паровых машин. Это была Chimären-Richter («Химера-Судия»).

Они использовались подразделением корпорации под названием «Das Richteramt», которое отвечало за выявление и уничтожение всех неверных режиму Герцогини на новообретённых землях.

И даже несмотря на то, что все сотрудники корпорации на протяжении всей своей карьеры, а кто-то и с юношества, впитывают пропаганду, направленную на формирование идеи единения народов Европы, многие слуги Das Richteramt не отказывают себе в фабрикации дел, подлоге фактов и попросту халатном отношении к делам, ради того, чтобы репрессировать как можно больше людей, что позволило бы им пробиться вверх по карьерной лестнице.

Не исключено, что все те мирные люди, сожженные Химерой, и вовсе были не при чём. Но Кёрт не думал о тех умерших. Его мысли были заняты отцом. Он надеялся и верил, что это всё ещё страшный сон, что он вот-вот проснётся и всё вернётся на круги своя. Покатушки на велосипедах, вечера в амбаре, бессонные ночи в спальне, но ещё одна паровая машина, показавшаяся в окне броневика будто снова вернула его из мечтаний в реальности.

Посереди города, у фонтана со статуей мужчины на коне, стоял Fenris-Brecher («Фенрир-Ломатель») – пятнадцати метровый штурмовой колосс. Пропагандой Фенрир позиционировался как символ неизбежного уничтожения «старого света», который должен был пасть, открывая эру единства и всеобщего созидания. Он использовался для подавления особо крупных восстаний и экспансии в государства, добровольно отказывавшихся принять культ Герцогини.

Его каркас выполнен из тёмной закалённой стали, а на некоторых пластинах выгравированы миниатюрные изображения Герцогини, а также её цитаты, учения и заповеди.

Всё это ещё больше наводило страха и ужаса на Кёрта. Закрыв глаза, он продолжил молча вслушиваться в гул мотора. Так, незаметно, прошло несколько часов, пока броневик не замедлился, и через окошко Кёрт увидел центр – огромное здание с башнями и флагами Сайрекс, окружённое стенами и стражей.

– Приехали, – сказал Вольф.

Когда его и остальных подростков вывели наружу, священник приподнял над ними икону Герцогини, говоря:

– Скоро начнётся ваша новая жизнь.

ГЛАВА II

ЦЕЛЬ

Белый свет бил в глаза. Комната была пуста, стены ровные, гладкие, как будто отлитые из одного куска. Ни окон, ни щелей. Только ровный, безжалостный гул вентиляции.

Кёрт лежал на узкой кушетке, руки и ноги зафиксированы кожаными ремнями. Металл под ним холодил спину. Он дёргал руками, но крепления не поддавались.

Дверь открылась мягко, почти бесшумно. Вошёл мужчина. Высокий, худой, в длинном белом халате, который казался на нём слишком тяжёлым. Это был профессор Харонс.

В руках он держал металлический лоток, в котором находился шприц с жидкостью.

Кёрт попытался отвести взгляд, но профессор поймал его лицо длинными пальцами, развернул к себе.

В воздухе раздался тихий щелчок, когда капля тёмной сыворотки выступила на игле. Харонс посмотрел на неё с каким-то холодным благоговением, как на святыню.

– Это не яд и не лекарство. Это очищение. После него ты забудешь, кто ты был. Забудешь голод, отца, свой дом. Всё, что мешает тебе служить, уйдёт. Ты останешься чистым листом.

Кёрт дёрнулся, ремни затрещали, но не поддались. Его дыхание стало резким, рваным.

– Не надо… я не хочу…

Он ввёл иглу в вену Кёрта. Холодная жидкость разлилась по телу, словно жидкий металл, обжигая изнутри. Мальчик зажмурился, выдыхая сквозь зубы. В голове вспыхнули образы: лицо отца, засохшие поля, тёплые руки, которые держали его в последний раз…

Но что-то пошло не так. Вместо полной покорности Кёрта накрыла волна ярости. Его сердце билось так, что ремни заходили ходуном. В голове не исчезали картины прошлого, они наоборот становились ярче, будто сыворотка не стирала, а выжигала их в сознании.

Кёрт заскрежетал зубами, взгляд его налился кровью. Он хрипел, срываясь на рык.

Харонс отступил на шаг, прищурившись. На лице старика впервые проскользнул интерес, почти восхищение.

Он сделал заметку на листе, не сводя глаз с мальчика.

– Возможно, это именно то, чего ждала Герцогиня.

Затем в комнату вошел церковник, что сопровождал Вольфа в деревне. Церковник остановился у изголовья Кёрта, поднял икону так, чтобы её взгляд упирался прямо в лицо мальчика.

– Слушай слова, дитя. С этого дня у тебя нет прошлого. Нет дома. Нет отца. Ты – сын Корпорации. Ты – кровь Герцогини.

Он начал медленно обходить кушетку, и с каждым шагом слова будто врастали глубже.

– Забудь голод. Забудь слабость. Забудь свои страхи. С этого дня ты будешь силой. С этого дня ты будешь оружием.

Кёрт пытался отвернуть голову, но икона будто тянула взгляд, не отпускала. Лик женщины в диадеме смотрел прямо в глаза, и в этом взгляде было всё – и холод, и власть, и обещание величия.

– Европа едина, – продолжал священник, его голос с каждой фразой становился мягче, почти убаюкивающим. – Её будущее в твоих руках. Ты – её кровь, её меч, её защита. Ты будешь жить не ради себя, а ради нас. Ради Сайрекс. Ради Герцогини.

Харонс внимательно наблюдал: дыхание Кёрта стало медленнее, зрачки расширялись, мышцы расслаблялись. Сыворотка смешивалась с мантрой, как яд с вином.

– Послушание – твоя сила, – шептал священник. – Служение – твой смысл. Герцогиня – твоя мать, Сайрекс – твой дом. Нет других истин. Нет другой жизни.

Икона сияла ровнее, золотые лучи били в глаза, и в голове Кёрта вспыхивали слова, как будто выжженные огнём: «Служить. Подчиняться. Быть оружием».

На миг он вспомнил отца, дом, трещины в земле, но образы тут же погасли, утонув в ритме мантры.

Церковник поднял икону над ним и закончил так же низко и размеренно:

– Теперь ты часть нас. Теперь ты – плоть Сайрекс.

Свет иконы дрогнул, ослепив Кёрта. В этот миг он потерял сознание…

***

На следующее утро комнату Кёрта посетил Харонс. Он медленно подошел к его кровати, стараясь не разбудить мальчика. Он мягко сел на кровать рядом с ногами Кёрта, после чего дотронулся ладонью до его лба, чем он разбудил его.

– Как ты? – Спросил профессор.

– Ужасно…

– Что ты чувствуешь?

Всмотревшись в его глаза, Харонс не увидел растерянности, которую он видел в лицах сотен других мальчишек и девушек, он видел страх, осознанность, непонимание.

– Можешь… не отвечать.

Харонс встал с кровати. В комнату вошли двое солдат с дубинками. Они увели Кёрта в соседнюю комнату, где их ждал мужчина с бритвенным станком в руках.

Кёрта побрили налысо, выдали ему серый комбинезон, но не до конца лишили идентичности. На форме было указано его настоящее имя и фамилия.

Сразу же после стрижки и выдачи комплекта одежды, его завели в аудиторию, наполненную такими же детьми, как и он. Все парни были подстрижены в ноль, лишь девушкам разрешалось иметь волосы хоть какой-то длинны. Многие из них оставляли максимум, который только можно было позволить – не ниже плеч.

Кёрт сел в третьем ряду, где было свободное место. Урок вел их наставник, мужчина лет пятидесяти, стройный, с гладким лицом, широкоплечий.

– Слушайте, дети Союза. Слушайте заветы Герцогини, что возродила Европу из пепла.

Он открыл книгу в чёрном переплёте. На обложке – меч, переплетённый с змеей. Надпись: «Weihbund. Священный Союз».

– Первая заповедь: Служи Герцогине как матери народов.

Кёрт почувствовал, как внутри что-то сжалось. Мать. Он не знал, что это. У него была только ферма, отец, трещины в земле. Никакой матери. И вдруг – она. Эта женщина, которую он никогда не видел, которую он не помнил. Она – его мать? Он не знал. Но он знал одно: она не была той, кого он потерял.

– Она – не правительница. Она – мать. Та, что родила вас заново.

Вдруг его кто-то подтолкнул локтем в бок. Кёрт повернулся. Слева от него сидела девочка на пару лет его старше. На комбинезоне он разглядел лишь её имя – «Эллен».

– Эй, ты чего завис? – Спросила девушка.

– Я? Ничего я не завис. А ты… Эллен?

– Да, как мог заметить. Я Эллен.

– Кёрт. Касл. Будем знакомы.

Он пожал мягкую ручонку девушки.

– Так ты тут впервые, да?

– Да, а ты?

– Пол года.

– Хм. Пол года. А только-только начали изучать эти основные заповеди? Даже я про них слышал.

– Мы повторяем материал, чтобы он запомнился раз и навсегда.

Когда последний отголосок голоса наставника растворился в холодном воздухе аудитории, Кёрт медленно поднялся. Слова о единстве, служении, крови, они не впитались, а царапали изнутри, как стекло. Он шёл к выходу, опустив голову, стараясь не выделяться среди потока детей в серых комбинезонах, стекавших к дверям.

По пути за остальным потоком людей, его остановился Эллен.

– Эй, Кёрт. Ты же здесь первый день. Уверен, что сможешь сам тут так быстро освоиться?

– Я не против знакомства, если ты так настаиваешь.

– Отлично, но я здесь не одна.

Рядом с ней стояли двое парней и ещё одна девушка. Эллен кивнула в сторону парней:

– Это Марек Линд и Рувен Кроу.

Марек был высоким, с короткими светлыми волосами, которые уже начали отрастать после стрижки. Рувен был моложе их всех. Тощий, с острыми скулами.

Потом Эллен показала жестом на девушку.

–Элла Фронт. – Представилась она.

Девочка была с волосами до плеч, волнистыми и светлыми. Довольно пухлая, имеющая лишний вес, в сравнении с остальными то.

Они вышли в центральный холл. Он был огромным, как ангар. По стенам были разбросаны мозаики. Знаменитая роща из сказаний о Герцогиня. Сама пророчица, стоящая в боевой стойке, в позолоченном платье, держа в руках меч, обвитый змей, который она направила на рычащего красного волка.

Они поднялись по бетонной лестнице на второй этаж. Окна здесь были узкими, как бойницы. За ними была лишь пустыня. Бесконечная, серо-жёлтая, с редкими остовами старых зданий, торчащими из песка, как кости.

– Видишь те башни? – Эллен указала налево. – Сторожевые. На каждой пулемёт.

Они прошли дальше. Мимо столовой, пустой, с длинными металлическими столами. Мимо медпункта. За стеклом Кёрт увидел кушетку, ремни, шприцы.

Но не успели они пойти дальше, как прозвенел звонок. Он был сигналом о том, что всем нужно собраться в аудиториях согласно расписанию.

Лекцию о корпоративной этике вела женщина в строгом костюме – Эва Штерн, высокая и худая, как тростинка, с седыми волосами, стянутыми в тугой пучок. Её костюм был чёрным, с серебряной эмблемой змеемеча на лацкане, юбка до колен, блузка заправлена идеально – воплощение корпоративного порядка. Она стояла у доски, её голос был ровным, как гул парового двигателя:

– Сегодня мы говорим о Кровной Клятве. Все европейцы – братья по крови. Сыворотка – эликсир Герцогини, инструмент для слияния. Она укрепляет тело и дух, делает нас одной семьёй.

Кёрт продолжал утыкаться в стол. Слов о единстве корёжили его изнутри. «Какое нафиг единство?» – Думал он. Увиденное по пути в академию на улице и то, о чём рассказывала эта женщина, просто не укладывалась в голове.

О какой помощи и объединении идет речь, если войска корпорации стирают города в пыль, лишая жителей всех привычных до войны благ? Водопровода, канализации, доступа к питьевой воде, руша тысячи жизней. Именно корпорация Сайрекс, больше всех зарекающаяся в своих речах о благосостоянии и мире, сделала столько зла европейскому народу, сколько не удавалось ни одному герцогу или королю до этого в истории.

Кёрт сидел, опустив голову. Он поглядывал на Эллен, сам не зная, зачем. Что-то цепляло его в ней. То ли её дружелюбность и открытость, её желание помочь, то ли просто внешность.

– Касл! – рявкнула Эва, её глаза впились, как иглы. – Перескажи заповедь.

Кёрт встал, голос дрогнул:

– Все европейцы – братья по крови… сыворотка – для слияния.

Она кивнула:

– Верно. Садись. Помни: сомнение – предательство.

***

Уроки закончились и кадетам предоставили время на ужин в столовой. Кёрт сидел, доедая порцию. Эллен общалась с подружкой, а Марек и Рувен сидели в своей компании.

Мысли о потере отца не покидали его. Он представлял, как папа сражается с чёрными тенями, противостоит злу, но он проигрывает, лежит на земле у дома…

Вдруг за соседним столом вспыхнул спор: тощий мальчишка лет десяти, с бледным лицом и дрожащими руками, звали его Питер, разлил кашу, пытаясь сесть. Группа старших, трое парней постарше Кёрта – зарычали на него:

– Слабачьё! Смотри под ноги!

Кёрт почувствовал вспышку злобы, что копилась в нём всё это время. Он встал и подойдя к парню, толкнул его плечом. Тот упал на разлитую кашу, запачкав комбинезон.

Эллен подскочила с места и с ходу стала упрекать Кёрта:

– Что ты делаешь? Зачем? Кёрт!?

Не успел он опомниться, как вдруг получил удар в челюсть откуда-то сбоку. Упав у ног Эллен он разинул глаза, когда увидел перед собой высокого блондина, явно старше его и физически лучше развитый.

– Успокоился? – Спросил парень.

В этот момент к этому балагану подключился капитан Рейн – тренер по рукопашному бою.

– Сын, ты как? – Обратился он к положенному на пол мальчику.

Он помог сыну подняться и оглядел присутствующих.

– Кто это сделал?

Эллен отошла чуть в сторону, а блондин, звавшийся Леонхардтом, показал на Кёрта.

Когда тренер взглянул ему в глаза, он не стал распыляться речами или угрожать за то, что он сделал. Рейн лишь стиснул губы и покачал головой, всем своим злостным видом давая понять, что Кёрт сейчас переступил через черту и данный инцидент ему с рук не сойдет…

***

Когда день подходил к концу, солнце уже село за бетонные стены, и свет в коридорах стал тусклым, их загнали в блок «С». Там находились все новички, прибывавшие в эту академию.

Вдруг, когда все уже начинали готовиться ко сну, в блок вошли двое охранников и остановились пред Кёртом.

– Ты, – сказал один, указывая на него. – С нами.

Никто не шевельнулся. Никто не сказал ни слова. Но Кёрт почувствовал, как напряглась Эллен. Как замер Марек. Как перестал шептать Рувен.

Охранники повели его по коридорам. Те же стены, тот же свет, но теперь всё казалось другим. Они миновали тренировочные залы, медпункт, лаборатории. Наконец они остановились у тяжёлой деревянной двери с выжженным знаком: меч, переплетённый с змеёй.

Охранники остались снаружи, запуская Кёрта внутрь. За столом сидел профессор Харонс.

– Садись же.

– Что всё это значит? Зачем я вам? – Кёрт сел у стола профессора.

– Сейчас я тебе всё объясню, но прежде ты должен знать – завтра я уезжаю, причем надолго. Скорее всего, до первого отбора. Ты… я так понял, не воспринял сыворотку, так?

Кёрт кивнул.

– Это очень редкий дар… и он может послужить на благо, а не во вред, но ты должен стараться, пахать каждый день, чтобы стать лучшим и получить титул «Красного Волка». Я знаю, у тебя много вопросов…

Харонс достал из кармана халата конфету, на обёртке которой был изображён некий офицер французской революционной армии. Он передал Кёрту конфету со словами:

– Подсластись.

Кёрт взял конфету.

– Я… ничего не понимаю…

– Твой отец жив, Кёрт.

Он сразу оживился в лице и стал более пристально смотреть на профессора, считая его разрешением своих проблем.

– Но ты должен выйти из академии живым, и не просто живым, а победителем. Только тогда у тебя будет возможность увидеть отца. Это… такая система поощрения.

– Где он? Как… – его глаза наливались слезами.

– Всё что я мог сказать, ты уже услышал. Теперь всё в твоих руках, Кёрт Касл.

ГЛАВА III

ДЕНЬ СУРКА

С рассветом в академии взвыла сирена и инструктора в черных комбинезонах выгнали всех учащихся на улицу.

Кёрт выскочил из койки, его тело ещё ныло от вчерашних процедур, в виде уколов и приёмов сыворотки, которую его тело всё ещё отвергало.

Сотни девочек и мальчиков построились в шеренги у внешней стены академии, где бетонные стены возвышались как горы.

Перед трибуной стояла деревянная платформа с знаменем Сайрекс. На ней стоял директор академии, комендант Ганс Дитрих. Рядом с ним находились преподаватели: фрау Эва Штерн, его сестра, строгая женщина в чёрном костюме, капитан Рейн, мастер рукопашного боя, одетый в мундир, и остальные – учитель выживания, женщина с шрамами на руках и короткими волосами; наставник по тактике, худой мужчина с моноклем, а также ещё несколько преподавателей.

Комендант шагнул вперёд.

– Новобранцы! Академия доукомплектована – вы, последние, заполнили ряды. Это ваш новый дом, ваша семья. Здесь нет прошлого – только будущее в Сайрекс. Мы выискиваем таланты в вас: силу, мудрость, верность. Развиваем их через уроки, испытания, сыворотку. Но слушайте внимательно: через семь лет здесь пройдёт финальное испытание. Победителю – лучшему из лучших, выносливому, сильному, преданному – будет даровано стать «Красным Волком». Телохранителем нового главы корпорации, элитой элит, стражем порядка. Будет отобран лучший – один из тысяч. Остальные… послужат Союзу по-своему. За Герцогиню! За Сайрекс!

Кёрт слушал его речь, выпрямившись, с лёгкой ухмылкой на лице. Теперь он нашёл цель пребыванию тут – совершенствование себя с целью воссоединения с семьёй. Он был переполнен энергией и мотивацией заниматься и постигать новые высоты, лишь бы выбраться отсюда, не завязнув…

Когда Дитрих дал отбой построению, инструктора не стали терять ни минуты.

День новобранцев начался с уроков рукопашного боя. Капитан Рейн начал с теории, а потом начал расставлять со своими помощниками подростков на пары.

– Касл! – Указал Рейн на него. – Леонхардт! – Подвел он парня к Кёрту.

Оба были переодеты в другую униформу, схожую с каратистским кимоно.

Бой начался: Рейн свистнул, и Леонхардт рванулся, как волк на добычу. Его кулак просвистел мимо уха Кёрта, но второй удар пришёлся в плечо – боль вспыхнула, как огонь. Кёрт контратаковал, целясь в живот, но Леонхард уклонился, схватил его за руку и швырнул на мат.

– Вставай! – заорал инструктор.

Кёрт поднялся, мышцы горели, но он бросился снова, пытаясь ударить оппонента в челюсть, но его удар был блокирован. Леонхардт снова сбил его на мат, на этот раз нижним ударом с ноги.

Кёрт упал, завопив от боли.

– Достаточно! – Приподнял руку Рейн. – Леонхардт победил.

Кёрт встал, прихрамывая. Он кипел внутри от боли и унижения.

– Это тебе не слабых со спины толкать, да, Касл? Немного другой уровень.

Кёрт завопил и бросился на Леонхардта, но уже капитан Рейн, сделавший выпад, перехватил замахивающуюся руку Кёрта и заломал его.

– Я не давал команды нападать. Наказан. В угол – сто приседаний и сто отжиманий.

Рейт отпустил его руку и швырнул в сторону. Надменно наблюдая как униженный парень еле плетётся в угол зала, проходя мимо других занимающихся пар.

– Давай, топай. Что ты как умирающий лебедь? – Кинул ему вдогонку Леонхардт.

Дни в академии Сайрекс сливались в серую полосу, как бесконечная лента конвейера на фабрике, где Кёрт теперь жил. Каждое утро начиналось с воя сирены на рассвете.

Уроки корпоративной этики у фрау Эвы. Уроки основ выживания, рукопашный бой, уроки тактики на поле боя, противодействия терроризму.

Спустя несколько дней рутины, Кёрт всё же решился подойти к Эллен, отдыхавшей на своей койке перед отбоем.

– Эллен. Слушай. Я бы хотели извиниться за тот случай в столовой.

– За какой? Когда ты обидел того парня? Ой, это же было давно, да и лучше бы тебе было подойти к нему, я то тут причём?

– Послушай… я не хочу, чтобы ты считала меня каким-то задирой… в общем… на…

Он вручил Эллен в руки багровый браслетик, который сам же сделал.

– Оу… спасибо. – Эллен взяла браслетик и надела его на запястье. – Мило… – прошептала она. – Ты не плохой. Давай дружить?

– Давай.

Внутри Кёрта что-то снова переменилось. Эллен не отвергла его, приняла подарок, да ещё и сама предложила дружить. Ему тут же стало в разы не комфортнее, вспоминая, как он вёл себя в столовой. Он понял, что он должен лучше держать себя в руках и меняться к лучшему.

***

На следующий день, их привычно выгнали на плац. После тяжелой тренировки их построили в шеренгу. Но сегодня что-то было не так. Кёрт заметил их в углу плаца – странных людей, что расхаживали медленно, как тени в тумане. Их было трое: в строгих серых мундирах с медными пуговицами, почти без символики, только маленький металлический орёл на пилотках, низких и угловатых, как шляпы судей. Лица их были скрыты за простыми очками с затемнёнными стёклами, что делали глаза невидимыми, как у насекомых. В руках папки с документами, толстые, как книги, но выглядевшие угрожающе, как оружие: кожаные обложки с металлическими застёжками, что клацали при каждом шаге.

«Кто они?» – Подумал Кёрт.

Он переглянулся на Эллен.

«Она их заметила? Или это только я вижу?».

***

На следующий день напряжение наросло. Во время рукопашного боя в ангаре Кёрт снова заметил их.

«Они наблюдают… за Рейном? Или за нами?».

***

К третьему дню странные люди стали частью пейзажа. Кёрт замечал их в столовой, где они сидели за отдельным столом, перешептываясь над папками; в классе этики, где фрау Штерн нервно оглядывалась; даже у стен, где они беседовали с Рейном, его лицо было напряжённым.

После отбоя в казарме, когда Кёрт лежал без сна, рука в перчатке зажала его рот. Его без труда подняли на руки и уволокли, накрывая голову мешком.

Вскоре он оказался в тёмной закрытой комнате. Перед ним стояли пятеро: четверо в серых мундирах с медными пуговицами, пилотках с орлом, очках с затемнёнными стёклами и ещё один, в таком же мундире, но с золотым орлом.

– Касл, – сказал Цензор, голос низкий, как гул машины. – Мы – Das Ordensamt. Надзор за порядком. Ты не под арестом… пока. Мы расследуем схему коррупции – кража сыворотки, подлог документов о «талантах». Замешан Рувен Кроу, твой друг из блока C. Он связной, передаёт данные предателям.

Кёрт моргнул, страх сменился шоком:

– Рувен? Он же тихоня.

– Помоги нам – следи за ним, докладывай. Или… станешь соучастником.

Ему не оставалось ничего другого, кроме как принять новые правила игры.

***

Кёрт стоял в шеренге на плацу академии, его серый комбинезон пропитался потом от утренней пробежки, а короткая стрижка делала голову уязвимой для холодного ветра, что дул с гор. Их отпустили в столовую.

В столовой Кёрт сел с группой: Эллен напротив, её косы качнулись, когда она улыбнулась:

– Кёрт, ты сегодня тихий.

Марек шутил:

– Опять Леонхард надрал?

Элла анализировала:

– Ты сильнее, просто тактика.

Рувен молчал, ковыряя кашу.

Кёрт, пользуясь доверием Эллен – она всегда была добра, как сестра, – спросил невзначай:

– Эллен, а Рувен… он в порядке? Вчера шептался с кем-то.

Она пожала плечами:

– Ой, не могу сказать, но ты правильно заметил. Странный он какой-то стал в последнее время.

***

В последующие дни Кёрт стал больше общаться с Рувеном. Он помогал ему на уроках выживания, даже пару раз спас от травм, отталкивая от срабатывающих паровых ловушек, расспрашивал о его прошлой жизни, о знакомстве с Эллен.

В один из дней, цензор – глава загадочного отряда сотрудников орденского управления, дал Кёрту колбу с некой сывороткой, при помощи которой они и должны были вывести Рувена на чистую воду.

Днём, когда Рувен шёл по коридорам на урок корпоративной этики, Кёрт резво перехватил его, пока Эллен и остальная компания не подошли.

– Эй, Рувен, пойдём, отойдём, есть кое-что интересное.

Они зашли в туалет, где Кёрт показал ему колбу с сывороткой.

– Так ты…?

– Да, я тоже в схеме. У нас на участке закопана партия, помоги сегодня после отбоя, нас выпустят. Больше сказать не могу.

***

День клонился к ночи. Прозвучал отбой. И вот, когда большинство уснуло, Кёрт дал Рувену сигнал. Они покинули ангар и направились на улицу. Рувен не рисковал расспрашивать Кёрта о происходящем, он хотел видеть товар своими глазами, что ему и обещал Кёрт.

Когда они подошли к каменной стене, у одной из дозорных вышек, Кёрт указал в тёмный угол, говоря:

– Там!

Рувен проследовал первым, как вдруг из тени появилась высокая фигура Цензора. Рувена окружили агенты ордена и схватили.

Они заткнули парню рот и тут же усыпили, вводя какое-то вещество.

– Так держать. – Холодно произнёс Цензор. – Пока нам больше не потребуются твои услуги. Промолвишься хоть словом о нашем сотрудничестве – последствия будут непоправивыми. А теперь, возвращайся в казарму.

***

На утро, когда их разбудила сирена, Эллен потянулась и оглянулась, не увидев Рувена.

– А… Кёрт, а ты не видел Рувена?

Кёрт, с измученным и уставшим лицом, не спавший оставшуюся ночь, подошёл к койке Эллен и подсел к ней, двигаясь поближе к девушке.

– Послушай… Эллен, Рувен оказался замешан в неких махинациях, в стенах этой академии. Они не оставили мне выбора.

– Стой, что? – Она чуть откинула голову назад. – Объясни нормально!

– Ты же видела тех людей в мантиях?

Эллен отрицательно кивнула.

– Они… они из какой-то структуры по безопасности, а Рувен делал плохие вещи. Они видели, что я общаюсь с тобой… то есть с ним, и поэтому попросили помощи его разоблачить.

– Ты… то есть все это было для того, чтобы сдать его ещё непонятно за что? А вдруг они тебя обманули, а ты обманул меня!

Эллен резко встала с койки и стянула с себя браслет, кивнул его в сторону.

– Не подходи ко мне!

Эллен…

Он поднялся в след за ней, но девушка уже уходила прочь, собираться к предстоящей тренировке на плацу. В этот момент в их отношениях произошёл разлад. Кёрт ощущал стремительно разъедающее всё внутри чувство несправедливости.

«Как так? Я же делал всё правильно, как мне говорили, на что она обиделась?»

ГЛАВА IV

ИСПЫТАНИЕ ЗМЕИ

Последние месяцы перед первым испытанием выдались особо тяжелыми, особенно для Кёрта. Он продолжал проигрывать в ежедневных спаррингах с Леонхардтом. Он изучал его стратегию, тактику боя, но даже тогда, когда ему удавалось наносить удары, они не приносили ощутимого вреда, ведь Леонхардт был тяжелее по массе и с куда лучше поставленным ударом. Интенсивность тренировок повышали, преподаватели становились озлобленнее на каждого без исключения. Некоторые парни и девушки не выдерживали. Они ломались. Сотрудниками безопасности и медицинскими работниками было предотвращено несколько попыток совершения самоубийства кадетами. К ним были приставлены психологи, а сами они отчислялись из академии, списываясь как неугодные.

И вот, в день испытания, их завели в ранее закрытое помещение. Этот зал был погружён в полумрак. По сводам скользили тени от латунных змей, прикрученных к колоннам, и из их раскрытых пастей вырывались клубы пара, подсвеченные огнём. Воздух был горяч и влажный, будто сама сталь здесь дышала.

Вдоль прохода, ведущего к массивным воротам испытательного лабиринта, вышли женщины. Они были облачены в длинные рясы алого цвета, а головы их скрывали капюшоны, сшитые в форме змеиных голов, так что казалось, будто за их спинами скользят огромные рептилии. Из-под ряс виднелись лишь тонкие руки, державшие тяжёлые иконы Герцогини.

Иконы были не простыми: каждая в металлической раме, в которую были вмонтированы миниатюрные паровые трубки. Когда женщины поднимали их, из рамы вырывался шипящий пар, окутывая лицо изображённой на иконе Герцогини белым облаком, а глаза, встроенные в металл, вспыхивали красным светом.

Кадеты стояли шеренгами – подростки в серой форме, с прямыми спинами и вытянутыми руками. Но в их взглядах, обращённых на приближающийся алый строй, угадывался страх. Кто-то сглатывал, кто-то пытался скрыть дрожь, но не у всех получалось.

Женщины двигались медленно, торжественно, почти не касаясь пола, и начинали обход. Каждая останавливалась напротив очередного кадета, поднимала икону, а затем, прижимая её к груди, произносила низким гулким голосом слова мантры:

– Герцогиня видит. Герцогиня судит. Герцогиня хранит верного.

После этих слов из иконы вырывалось облачко пара, окутывая лицо подростка. Те, кого освещали, должны были вдохнуть его – символ «вдоха воли Герцогини».

Так они проходили от одного к другому. С каждым новым облаком пара в зале становилось всё тяжелее дышать.

Когда процессия дошла до конца ряда, женщины в красных рясах остановились перед всеми кадетами, подняли иконы к потолку и одновременно произнесли:

– Кто войдёт – будет очищен. Кто падёт – будет забыт.

Затем они сделали шаг в стороны, освобождая путь к огромным воротам лабиринта, за которыми слышался гул шестерён и рёв паровых котлов.

Ворота скрежетом распахнулись, и внутрь хлынул пар, такой густой, что первые ряды подростков на секунду исчезли в белой мгле. Изнутри доносилось шипение клапанов, лязг шестерён и тяжёлый гул котлов, будто сама земля под ними была живым механизмом.

– Вперёд! – рявкнул надсмотрщик, и первый десяток шагнул в пар.

Кёрт стоял чуть позади, вжимая пальцы в ладонь так, что костяшки побелели. Он видел, как двое парней и одна девчонка обменялись быстрыми взглядами – и, переглотнув страх, вошли в разверзшуюся пасть лабиринта.

Шаги заглушались гулом механизмов, и вот первый крик разорвал белёсую пелену. Кто-то из мальчишек успел поднять руки, но из стены выстрелило металлическое копьё, пробив его насквозь и втащив внутрь, будто сама сталь проглотила. Остальные, кто был рядом, шарахнулись в стороны, но одна из девушек, оступившись, упала прямо на люк в полу – и тот мгновенно разверзся, увлекая её в кипящий пар.

Кёрт стиснул зубы. Его сердце билось быстрее, но он продолжал пытаться держать лицо каменным.

Лабиринт перед глазами словно жил собственной жизнью. Стены двигались, тяжёлые секции смыкались с лязгом, меняя коридоры. В одном месте проход был узким, а в следующий миг он раскрывался в просторный зал, где снова смыкались новые перегородки, создавая новые ловушки.

Кёрт заметил это – он уже успел уловить закономерность. Пар не просто был завесой: в нём скрывалась сама механика лабиринта. Взрыв пара – и коридор менялся. Гул котлов – и створка сдвигалась. Лабиринт словно «дышал», каждый вдох менял его внутренности.

Кёрт понял одно: те, кто идут бездумно, здесь погибнут первыми. Чтобы выжить, надо не только бежать, но и слушать дыхание механизма.

И вот, когда настала его очередь войти, он сделал глубокий вдох, ощутив, как горячий пар обжёг лёгкие, и шагнул вперёд – прямо в шипящее нутро живого, враждебного лабиринта.

Гул механизмов бил в уши, когда Кёрт шагнул в нутро лабиринта. Жаркий пар обжёг лицо, заставив зажмуриться, и сразу же туман сомкнулся вокруг, скрыв всё позади. Тонкий металлический скрежет раздавался то слева, то справа, будто стены царапали друг друга. Пол под ногами вибрировал.

Первый коридор был узким, со стенами из шлифованного железа. Капли конденсата стекали вниз, шипя, когда падали на горячие плиты пола. Впереди шли трое подростков. Один из них, рыжеватый парнишка, сделал шаг слишком уверенно – и с потолка сорвалась массивная металлическая плита, смяв его в мясо, прежде чем со скрипом подняться обратно, словно ничего и не было. Остальные двое бросились в стороны, визжа, и исчезли в клубах пара.

Кёрт затаил дыхание. Его сердце билось так, что казалось, его слышит весь лабиринт. Он сделал шаг вперёд и остановился: из стен справа и слева тонкими струями начал сочиться пар. Через миг пространство перед ним сомкнулось, и из пола поднялась стальная перегородка, закрывая путь. Коридор перестроился прямо у него на глазах.

Он обернулся – позади тоже сомкнулась стена. Теперь выбора не было. Кёрт прижался ухом к металлу, вслушиваясь в ритм. Лёгкие толчки и гул шестерён были не случайны: они предвещали движение. Он ждал, пока дрожь сместилась чуть левее, и рванул вперёд, в новый открывшийся проход.

Из пара вынырнула Эллен. Её волосы прилипли ко лбу от влаги, дыхание сбивалось. Она бросила на него короткий взгляд, почти мимолётный, и без слов двинулась рядом.

Внезапно впереди из пола поднялись металлические копья, перегородив путь. Один парень, что бежал чуть впереди, не успел затормозить и напоролся на них. Крик оборвался мгновенно. Его тело соскользнуло вниз, и копья втянулись обратно в пол, будто коридор проглотил жертву.

Кёрт почувствовал, как его ладони стали влажными. Он посмотрел на Эллен – она побледнела, но шла дальше, стараясь не смотреть на то место, где секунду назад стоял их товарищ.

Стены снова задвигались. Металлические секции смыкались с грохотом, перекраивая маршрут. Пар начал вырываться сильнее, заволакивая всё вокруг. Вдалеке послышался ещё один крик, девичий, отчаянный, и сразу после него гулкий удар, как будто что-то тяжёлое упало в кипяток.

Они остановились на развилке. Вправо – коридор, из которого сочился пар, вибрировали панели. Влево – тишина, но в этой тишине было что-то слишком искусственное. Кёрт закрыл глаза и прислушался: дрожь пола справа шла в ритме, как удары сердца, а слева – пустота, холодная, слишком безмолвная.

Он сделал шаг влево, и Эллен последовала за ним. В тот же миг справа раздался грохот: из стен вылетели десятки шипов, проткнув воздух, где мгновение назад они могли бы идти.

Кёрт вдохнул полной грудью, чувствуя, как горячий воздух обжигает лёгкие. Лабиринт показывал свои зубы. И он понял: испытание будет не только на силу и смелость. Это была проверка, кто сумеет услышать дыхание машины, кто сможет слиться с её ритмом и остаться живым.

В этот момент он замешкался и потерял Эллен. Он начал оборачиваться, но её нигде не было.

Кёрт шагал осторожно, чувствуя каждое дрожание пола, каждый звук клапанов, когда вдруг позади послышались быстрые шаги. Он резко обернулся и из тумана вынырнул Марек.

– Ты мешаешь, Касл, – процедил он, и голос его хрипел от напряжения. – Всегда стоишь между мной и ею.

Марек рванул вперёд, толкая Кёрта обеими руками прямо в сторону стены, где только что зашипели новые клапаны.

Инстинкт сработал быстрее страха. Кёрт ухватился за выступ трубы, резко развернулся и подтянулся, уходя из линии удара. Марек, не ожидавший сопротивления, потерял равновесие и сам оказался у опасного края. В этот момент из стены вырвалась струя перегретого пара. Она полоснула ему по лицу, оставив багровый ожог, и Марек завыл от боли, отшатываясь назад.

Он рухнул на колени, прижимая ладонь к обожжённой щеке. Пар заволок его фигуру.

– Марек! Мразь! – Выкрикнул Кёрт. – Теперь ты останешься уродом. Она тебя не полюбит таким. Доволен?

– Я убью тебя, Касл! – Закричал он в ответ.

Вскоре в белой пелене остались только его стоны и глухие шаги – Марек отступал вглубь лабиринта, скрываясь, но не сломленный окончательно.

Кёрт тяжело дышал. На руках выступили капли пота ещё сильнее, ладони дрожали – он едва избежал смерти. Но времени на раздумья не было. Если Марек решился на такое, значит, дальше будет ещё хуже.

Он бросил взгляд на закопчённую стену, где струя пара всё ещё шипела, оставив на металле тёмный след, и стиснул зубы. Нужно было найти Эллен и предупредить её о возможной опасности.

Кёрт шагнул дальше, вслушиваясь в дыхание машины. Коридоры двигались, перегородки менялись местами, механизмы вгрызались в пространство, перекраивая его каждый миг. В этом хаосе он учился искать закономерности – и теперь ускорился, обходя ловушки чуть раньше, чем они раскрывались.

Пар клубился вокруг, освещённый тусклым светом газовых ламп под потолком. Далеко впереди послышался крик – девичий, пронзительный.

Кёрт рванулся на звук, преодолевая новый изгиб коридора. Он чувствовал, как каждая секунда давит на виски. Лабиринт был создан, чтобы ломать людей, а теперь к нему добавилась ещё одна угроза – друг, превратившийся во врага. Он не имел права опоздать, ведь это, возможно, была Эллен.

Крик разрезал клубы пара, как лезвие, отозвавшись в груди Кёрта ледяным ударом. Он рванулся на звук, сердце колотилось так, будто готово было вырваться наружу. Коридоры менялись прямо на ходу – стены сдвигались, перекрывая путь, и открывались новые проходы. Кёрт скользил вдоль них, угадывая ритм механизма, пока не вылетел в очередной зал.

Там, в белой мгле, он увидел Эллен. Она боролась, захлёбываясь от нехватки воздуха, её лицо краснело, а над ней склонился Марек. Его руки сомкнулись на её горле, глаза горели фанатичной злобой. Половина его лица теперь была обезображена ожогом: кожа почернела, пузырилась, глаз заплыл.

Кёрт на секунду замер, но тут же ярость захлестнула его, хлынула в кровь горячей волной. Он подбежал, ударил Марека плечом в бок, сбивая его с Эллен.

Они рухнули на горячие плиты пола, и пар взвился вверх, обжигая кожу. Марек зашипел от боли, но тут же бросился на Кёрта, размахивая руками, пытаясь вцепиться ногтями в его лицо.

Кёрт отбивал удары, и в какой-то миг, когда Марек снова занёс руку, схватил его за запястье, резко вывернул и ударил головой в лицо. Хрустнул сломанный нос, кровь брызнула из-под кожи. Марек взвыл, отшатнулся, но Кёрт не дал ему упасть, а толкнул обратно, ударил кулаком в живот, потом в челюсть. Тот глухо грохнулся на плиты, задыхаясь и корчась.

Кёрт навис над ним. Вся его злость, обида и накопившийся страх требовали одного: закончить это. Он мог ударить ещё раз, мог переломить горло, раздавить его голову о металл. Марек был повержен, беспомощен, и всё же Кёрт застыл.

Собственная грудь ходила ходуном, пальцы сжались в кулак так, что ногти впились в кожу. Но он не смог. Внутри будто стояла стена: если он сейчас убьёт, то переступит ту грань, с которой уже не будет возврата.

Он резко оттолкнулся от Марека, оставляя того стонать на полу.

– Убирайся… – прошептал он, сдерживая дрожь в голосе. – Исчезни отсюда.

Он обернулся к Эллен. Девушка, тяжело дыша, держалась за горло, но была жива. Кёрт помог ей подняться. Её глаза, полные боли и страха, задержались на его лице чуть дольше, чем обычно. Она ничего не сказала, только кивнула, доверяя ему идти дальше.

Вместе они двинулись вперёд, сквозь новые коридоры, пока не вышли к свету. Перед ними открылся выход: огромные двери с выгравированным символом змеи, кусающей собственный хвост. Шипение пара стихало, а впереди виднелись силуэты надсмотрщиков и жриц.

Кёрт остановился на пороге. В этот миг он понял: браслет. Багровый браслет, его подарок, висевший на его запястье, исчез. Он ощупал руку – пусто. Сердце ухнуло вниз.

Он посмотрел на Эллен, сжал её плечо.

– Жди здесь. Ты должна выйти.

Она хотела возразить, но слова застряли в горле. Он мягко отстранил её и, не оборачиваясь, шагнул обратно в нутро лабиринта, в ревущие гулом и паром коридоры, где всё ещё дышала живая машина, ждущая новых жертв.

Кёрт шагнул обратно в нутро лабиринта, и дверь с гулом закрылась за его спиной, вновь отрезав его от Эллен и того узкого просвета, где теплится жизнь. Пар вновь сомкнулся перед глазами, и звук его шагов потонул в хрипе механизмов. Лабиринт будто ожил сильнее, учуяв возвращение.

Он двигался осторожно, снова ловя ритм дрожащих стен. Каждый толчок пола, каждый металлический скрежет выдавал новые перестройки. Вскоре он вышел к знакомому повороту, и сердце кольнуло – там, где остался Марек. Но пар был пуст, и только на мокрой плите алела клякса крови, ещё не успевшая высохнуть.

И тут он увидел браслет. Тот лежал у основания трубы, искривлённый и обожжённый паром, но целый. Кёрт шагнул к нему, и в тот же миг услышал крик:

– Помогите!.. прошу!

Голос был женский, надорванный от боли. Кёрт вскинул голову и увидел её: кадетка, совсем молодая, сжалась в углу коридора, где железные стены медленно смыкались. Она уже не могла выбраться сама – нога застряла в капкане, а стены с глухим лязгом приближались, готовые сомкнуться и раздавить её, как муху.

Её руки судорожно тянулись к нему. В глазах виднелось лишь отчаяние, такое пронзительное, что оно вонзилось в грудь Кёрта, будто нож.

Он застыл. В ушах бил пульс, а в голове раздирался внутренний голос: «Брось браслет, помоги… У тебя есть время!..»

Но другая часть его разума холодно отвечала:

«Ты погибнешь вместе с ней. Один неверный шаг – и ты там, между стен. Эллен ждёт тебя. Твоя миссия важнее».

Кёрт наклонился, поднял браслет. Его пальцы дрожали, но он сжал его, подтвердив свой выбор.

Потом сделал шаг назад, отводя взгляд от девушки, чьё лицо ещё несколько секунд искажалось в мольбе, а затем исчезло за смыкающимися плитами. Грохот, короткий вскрик… и тишина.

Он не обернулся. Стиснув зубы, прижимая браслет к груди, Кёрт пошёл обратно.

Вскоре он вновь вышел к вратам. Эллен стояла у выхода, её лицо всё ещё было бледным, но когда она увидела его, на миг в её глазах мелькнула надежда.

Жрицы в красных рясах со змеями на капюшонах ждали неподвижно, их иконы источали облака пара, подсвеченные алым. Они шагнули вперёд.

– Завершено, – произнесла одна из них низким голосом.

Эллен не выдержала. Она сорвалась с места и кинулась к нему, прижимаясь всем телом, обхватив руками за шею. Слёзы хлынули сами, горячие, неконтролируемые.

– Я думала, ты не выйдешь… – выдохнула она, уткнувшись в его грудь. Голос сорвался, и её плечи задрожали. – Думала, что он… что этот проклятый лабиринт забрал тебя, как остальных…

Кёрт не сказал ни слова. Он стоял, тяжело дыша, и его руки, колеблясь, всё же обняли её в ответ. Он чувствовал, как её горячие слёзы пропитывают ткань формы, и понимал: эта слабость сейчас настоящая, честная, без маски. Внутри него сжалось что-то, что давно цеплялось за холодное самообладание.

И именно в этот момент сзади раздался скрежет. Врата снова дрогнули и распахнулись. Из клубов пара, шатаясь, вышел ещё один силуэт. Это был Марек.

Его лицо было искажено ожогом, а глаза метали ненависть, но шаг его был твёрдым.

Жрицы отступили, давая ему пройти, их змеиные капюшоны качнулись, словно склонились перед фактом его выживания. Вслед за ним в зал вышли ещё несколько подростков – бледные, ослабленные, каждый со своим следом страха и боли на лице.

Эллен, всё ещё дрожа в руках Кёрта, подняла глаза и увидела, как Марек, обожжённый, с изуродованным лицом, но живой, выходит из клубов пара.

Слёзы на её лице сменились другим выражением – смесью ужаса и ярости. Она резко отстранилась от Кёрта и шагнула вперёд, прямо к алым фигурам, выстроившимся у выхода.

– Он… – её голос дрогнул, но она заставила себя говорить твёрже. – Он пытался убить меня. Там, в лабиринте! Это не испытание, это не проверка, это… это предательство! Вы должны что-то сделать!

Верховная жрица – высокая женщина в рясе чуть более тёмного оттенка, чем у остальных, с массивной иконой Герцогини, сияющей в металлической раме, медленно повернула голову к Эллен. Её лицо было скрыто капюшоном, но улыбку можно было услышать в её голосе.

– Дитя моё… – произнесла она тягучим, глубоким тоном, будто напевала заклинание. – Всё, что происходит в недрах змеи, принадлежит змее. Лабиринт – судия, и его приговор окончателен.

Эллен вскинула руки, указывая на Марека:

– Он хотел убить меня! Это не было частью испытания!

И тогда из-под капюшона донёсся тихий смех. Не злобный, а скорее снисходительный, как будто она слушала жалобы ребёнка.

– О, милая… – сказала жрица, склонив голову. – Любые методы, ведущие к выживанию, святы. Внутри нет друзей, нет врагов. Есть только те, кто дышит… и те, кого пар забрал себе.

Её руки поднялись, и икона в облаке пара вспыхнула красным светом. Голос её стал жёстким:

– Но знай, дитя: здесь, снаружи, ты под нашей защитой. Никто не осмелится поднять руку на тебя.

Эти слова не были утешением. Они звучали как приговор. Эллен, вслушиваясь в них, осознала всю правду: система не просто позволяла предательство, она возвышала его, как закон. То, что она считала низостью и чудовищностью, здесь было признано «естественным порядком».

Её губы дрогнули. Слёзы вернулись, но теперь в них не было прежней надежды – лишь бессильное отчаяние. Она обернулась к Кёрту, и в её взгляде читался надлом.