Глава 1. Профессор, который перепутал всё
Санкт-Петербург осенью – это не город, а акварель, размытая дождем до состояния легкой дымки, сквозь которую проступают позолоченные маковки соборов. Воздух, густой от запахов прелой листвы, крепкого кофе из ближайшей булочной и неистребимого дыхания Невы, звенел в ушах тишиной университетских коридоров, нарушаемой лишь эхом далеких шагов. Именно здесь, в лабиринте старинных зданий, где портреты великих ученых смотрели на мир строго и с некоторой долей скуки, и произошла роковая ошибка.
Вася Петухов, студент-историк с вечно рассеянным взглядом и душой, жаждущей не знания, а хотя бы горячего чаю, искал кафедру истории искусств. Он заблудился. Его ноги, подчиняясь мистическому зову, привели его к двери с табличкой «Лаб. №7. Квантовая нелокальность и макроскопические суперпозиции». Дверь была приоткрыта, и оттуда доносилось возбужденное бормотание и запах паленой проводки.
– Ага! Прекрасно! Эврика! – неслось изнутри.
Вася робко заглянул. В помещении, больше похожем на лавку алхимика, чем на научную лабораторию, стоял седой вихрь в виде человека в заляпанном халате. Это был профессор Аркадий Аркадьевич. Его глаза горели огнем, способным переплавить даже самые консервативные научные парадигмы.
– А, наконец-то! – воскликнул профессор, увидев Васю. – Документ? Подпись? Неважно! Держите, голубчик! Берегите как зеницу ока! На конференцию нужно бежать, а тащить с собой такой груз – чистое безумие!
И прежде чем Вася успел издать хотя бы звук протеста, в его руки был водружен предмет невероятной тяжести и странности. Это был, безусловно, самовар. Медный, блестящий, с чеканными узорами, будто сошедший с полотна Кустодиева. Но его бока украшала не венская роспись, а панель с кнопками: «Заварка», «Нагрев», «Обратная заварка» и загадочный рычаг с надписью «Русский эфир. Не злоупотреблять!». «Что за чудеса? – мелькнуло в голове у Васи. – То ли антиквариат, то ли стимпанк-аттракцион. Наверное, макет для какой-нибудь выставки…»
– Через час заберу! – бросил профессор и скрылся за дверью, оставив Васю наедине с диковинным агрегатом.
«С таким самоваром чаепитие в общаге будет просто незабываемым!» – уже совсем с другими мыслями решил Вася.
С трудом донеся тяжеленную штуковину до улицы, он засмотрелся на девушку, рисующую акварелью у канала, и нечаянно задел пальцем кнопку «Заварка».
Самовар издал глубокое, горловое, совершенно довольное урчание, словно гигантский кот. Медные бока его засияли изнутри таинственным фиолетовым светом. Воздух затрепетал, запахло озоном, малиновым вареньем и… на мгновение показалось… свежим ветром с Балтики.
И тут… пропал троллейбус. Тот самый, «двойка», что с скрежетом поворачивал на Исаакиевскую площадь. Он исчез. Бесследно. На его месте осталось лишь облако искр, легкий дымок и растерянные лица пассажиров, внезапно оказавшихся сидящими на асфальте.
А высоко-высоко, на сияющем золотом куполе Исаакиевского собора, аккурат вместо маковки, возник тот самый троллейбус. Он замер, безвольно свесив токоприемники, как вечный памятник общественному транспорту и человеческой рассеянности.
Вася замер. Мозг отказывался верить в происходящее. Он тупо посмотрел на самовар, потом на пустое место, где только что был троллейбус, потом снова на самовар, который теперь остывал и тихо попискивал, словно довольный собой. В голове стучала лишь одна мысль, заглушая городской шум: «Профессор… он будет не через час. Он будет сейчас. И он явно придет не один».
Глава 2. Охота на самовар, или Дурики в штатском
Паника Васи длилась ровно сорок семь секунд. Затем сработал древний, как мир, студенческий инстинкт: если случилось нечто немыслимое – надо найти того, кто умнее, и спрятаться за его спиной. Таким щитом в его мире был Семён, сосед по общаге, ботаник-физик, веривший, что все в мире можно описать красивой формулой.
Донести самовар до общаги было квестом уровня «экстремал». Каждый прохожий казался агентом враждебной спецслужбы, каждый скрип тормозов – визгом полицейской сирены. Самовар, устроившись поудобнее на плече у Васи, временами издавал довольное пощелкивание, словно переваривая недавний перекус в виде троллейбуса.
– Семён! – ворвался Вася в комнату, похожую на филиал библиотеки имени лорда Кельвина. – У нас ЧП космического масштаба!
Семён, не отрываясь от страницы с дифференциальными уравнениями, пробормотал:
– Вася, если ты опять про то, что в столовой вместо котлеты тебе подали сингулярность, то я занят. Вычисляю, почему твой чай остывает быстрее, чем предсказывает закон Ньютона-Рихмана.
– Смотри! – Вася с глухим стуком водрузил самовар на заваленный конспектами стол.
Семён обернулся. Его взгляд упал на диковинный аппарат, скользнул по кнопкам, задержался на рычаге «Русский эфир». Он снял очки, протер их, снова надел.
– Интересно, – произнес он без тени иронии. – Наглая стилизация под паровой генератор конца XIX века, но с элементами… Боже, да это же квантовый модулятор! Откуда?
Вася, задыхаясь, выпалил историю про профессора и троллейбус. Семён слушал, его лицо постепенно менялось от скепсиса к живейшему научному интересу, а затем к тихому ужасу.
– Макроскопическая квантовая телепортация? С нарушением локальности? Да это же… это же невозможно! – воскликнул он, но его глаза горели жаждой немедленно все проверить. – Надо измерить остаточное излучение! Проверить гипотезу о сохранении информации!
В этот момент в стене постучали. Стук был не в дверь, а именно в стену – нетерпеливый, настойчивый. Потом раздался голос соседки Лены:
– Ребята, у вас там всё хорошо? У меня картины с соцреализмами на стене поплыли! Или это мне опять показалось?