Читать онлайн Записки переводчика

Дорогие читатели!

Предлагаемый Вашему вниманию текст – это действительно моё письмо, написанное любимой девушке в страшный год КОВИДА.

Письмо не было отправлено. Как оказалось, у девушки никогда не было компьютера и электронной почты, а из техники она пользует лишь телефон. Но зато она любит Шевчука, БГ и «Машину времени». А из писателей- Чехова с его короткими рассказами. Я предлагал ей почитать Ч. Буковского («Самая красивая девушка в городе»), но он ей не очень понравился.

У нас был короткий роман, я звал её замуж, но мне было отказано, что вполне справедливо.

Мы с ней потом изредка общались в больнице. У нее всё в порядке, она теперь операционная медсестра. Так что карьера идет в гору. С мужем и ребенком от первого брака всё хорошо у нее. Я ее люблю, она меня тоже. Это главное. А постель- да это лишь малая часть любви, хоть и важная лет до 55, но это у всех по-разному.

Прошу прощения за «сумбур вместо музыки». Такая уж у меня стилистика. Я же не всамделишный автор, как бог на душу положит, так и пишу. А про клиническую смерть (2 раза), инсульт и три ходки в «красную зону» – это всё правда.

30 июля 2025г.

Помнишь, как мы познакомились? Ты зашла в палату ночью.

«Кто орет?»

Ты посмотрела на меня и сразу умчалась за трамадолом. Я и правда измучен был. Мне тогда так хотелось облапить тебя за бедра, уткнуться носом тебе в титьку и тихонько скулить, и плакать. Так мне было плохо. Раньше со мной такого не бывало!

«Не вздумай! Она пожалеет и погладит, может быть, а вот ее уважение и интерес ты потеряешь сразу и навсегда!».

И я опять себя застегнул на все замки и стал дальше терпеть и шутить изо всех сил. А потом мы курили, и ты сказала, что переехала с Первомайки на Комсу, а я наоборот (кстати, там по адресу Строительная, 17 сын сейчас мой живет), и мы еще удивились, что вот ведь бывают совпадения.

Я тогда уже насторожился, но вроде всё ровно было. А потом ты сказала (без подробностей), что потеряла близкого человека… А еще, что у тебя муж… Ну правильно! Надо включать защиту от излишнего интереса старого одноногого козла!

Потом меня увезли в «красную зону». Мне стало окончательно хреново морально, психологически. Там столько горя, смерти. Спроси у зав отделением, сколько раз я у него подыхал предыдущей зимой! Смерть- дама обидчивая… У нее контракт с человеком как правило разовый и краткосрочный. Не любит она, когда ей мозги полощут. А я уж над ней так поиздевался, кровный враг я ей.

Не, внешне я был вполне молодца и в «красной зоне»– шутил, медсестер кадрил, сокамерников поддерживал как мог.

А потом меня выписали. Малознакомые моих знакомых довезли до дома, помогли вскарабкаться на второй этаж и откланялись.

Вот тут меня прорвало: я часа два просидел на кухне, у меня текло из глаз, рта, ушей, носа и я выл, выл не стесняясь. Потому что я почему-то жив, потому что как-то надо жить дальше, потому что где-то есть ты и я поэтому счастлив! Потом успокоился и умыл рожу холодной водой. Не надо выть даже в пустой квартире, не по-мужски это.

А потом ты пришла. Меня распирало, я старался этого не показать, ты вроде и не заметила… Санитарка появилась и занялась уборкой моей конуры, где давным-давно не убирались.

Ты как-то так легко рассказала, что у тебя летом случилось. Вот тут я бы уже начал седеть, если бы мне было куда седеть дальше… Я ничего не мог тебе сказать, тут санитаркины уши были, и тебе надо было бежать по моим делам.

Я сразу понял, ЧТО произошло в тот день. Эта сволочь с косой раньше со мной в такие сложные игры не играла. У нас давно шел нормальный бокс, она регулярно получала по морде, я оставался жив раунд за раундом…

В тот день смерть шла ко мне, поднималась снизу по Первомайской (она всегда ходит пешком). У входа в парк она остановилась перекурить…, далеко идти до дома 38, рядом с наркологией. Она обратила внимание на девушку, которая скользнула в диспансер за справкой. Ей тоже дальше надо было потом, в конец Первомайской… Тут у этой суки что-то щелкнуло в башке:

Да ну его на фиг этого Иванова… опять драться будет, косу отберет (что раньше бывало!). Мы его по-другому укокошим! Девушку эту вот подключим. Что тут у нас по ней в файлах написано. А, вот братик тут рядом у неё живет с переломанной ногой, всё складно получится.

А Иванов или от инсульта сдохнет сейчас, или я ему такое зимой устрою!

Меня тогда увезли с подозрением на инсульт «по скорой». Из больницы я смылся через 12 дней, не долеживая срока – инсульт обернулся микроинсультом без потери речи, памяти, двигательных способностей.

А девушка перестала бухать, получила-таки справку в наркологии и пошла работать во вторую хирургию, куда зимой снова «по скорой» привезли меня со страшными болями, теперь уже точно подыхать.

Бака (Зав отделением) посмотрел на меня и уже ничего не сказал типа «будем бороться!».

Было понятно, что уж теперь-то капец.

– Иван Викторович, займитесь, наш давний клиент!

Остальное ты знаешь.

Надя, если ты думаешь, что я шизик, а это всё совпадения, то пусть будет так.

Ты тогда ночью сказала после укола трамадола, что это невралгия, никуда я не исчезал, а мирно посопел минут 15 и проснулся. А меня не было 100 лет и меня разбирали на запчасти.

Кардиограмма в «красной зоне» показала, что у меня тогда был инфаркт. ЭКГ делали 3 раза, через день. Я наорал на кардиолога (не было у меня инфарктов!), она наорала на меня («вот только не понимаю, в вашем возрасте от такого дохнут сразу, а вы перетаскали на ногах (ноге), это у вас пятый инфаркт, и врачи не заметили. Ничего не понимаю… на вас заживает как на молодой собаке!»)

Надя, если я тебя пугаю, и ты не хочешь общаться… пришли мне свою фотографию на почту дальше адрес

У меня ведь даже такой малости не осталось. С той сукой мы вроде договорились, что я не буду пытаться пережить 2021г, а Она тебя и твоих близких больше не тронет. Но я ей столько подлян накидал за жизнь – она может слово не сдержать!

Я очень тебя люблю и боюсь за тебя. Береги себя и сына.

Осень 2021 г.

Если чё, жвоните Таньке

(не новогодний рассказ)

Его привезли в палату на сидячей каталке. На нем были какие-то замызганные спортивные штаны, кеды на шерстяной носок, толстый свитер не по размеру. Он был из соседнего района, где с медициной было совсем уж швах. На улице было минус 22. Санитарка помогла ему раздеться и унесла верхние вещи. Теперь на нем оставалось больничное облачение не первой свежести. Дед был маленький, тщедушный, обличьем сильно напоминал Зиновия Гердта в последний год жизни. Медсестра вручила ему пузырек:

– Надо собрать мочу на анализ, сможете?

– Попробую, – он сделал несколько тщетных попыток встать с кровати.

Я взял его подмышки и дед наконец-то утвердился в вертикальном положении:

– Трость дайте мне…

Тростью он называл подростковую лыжную палку с заостренным наконечником. Она елозила и скользила по кафелю. Дойдет ли? В своей одноногости я ничем не мог ему более помочь. Однако он устоял и двинулся к туалету какой-то крабообразной походкой, чудом удерживая равновесие. Тем не менее, во всем его облике сквозила армейская выправка. Через пять минут он вернулся с полным пузырьком, ничего не разлил и не обмочился. Я забрал у него палку и доехал до медпоста, где выпросил у девчонок медицинский пластырь. Получился вполне приличный набалдашник.

– На-ка попробуй, получше?

– Очень хорошо, совсем не скользит трость, – одобрил дед. Он как раз рассказывал что-то соседу по палате:

– Десантировались мы не очень удачно, скалы… Я тогда таз немного повредил… Потом в Ташкенте собрали… А нога- это в 82-м, под Кандагаром прижали нас…

Медсестра принесла ворох бумаг, которые дед должен был подписать. Тот махнул рукой:

– Да подпиши сама, я все равно плохо вижу, рука дрожит…

– Нет-нет! Надо вашей рукой…

Дед поставил несколько закорючек, не всегда попадая в нужную строку.

– У вас есть родственники? Дети? Кому сообщать?

Он непонимающе пожевал беззубым ртом…

– Дети есть!?, -повысила голос медсестра.

– Наталья, дочка… кандидат философских наук, – гордо ответил тот.

– Так, Наталья Анатольевна… Какой у нее телефон? Номер? Куда звонить, если чё!?

Дед опять с минуту жевал губами, как будто не слышал. Потом неожиданно твердо отчеканил:

– Если чё, жвоните Таньке. 8 (904)… Ей жвоните, другим не надо!

– Танька, это кто? Ваш соцработник? Родственница? Кто она вам?

– Танька- нянечка в детшком шаду у наш во дворе. Она уже третий год за мной… – в глазах у него были слёзы.

На животе у него слева была закреплена сумка калоприемника, почти полная, когда его привезли. Девочки ее поменяли, но не очень удачно. Ночью она протекла и кал разлился по кровати. Пришлось ее менять еще раз, мыть пациента, искать ему чистое белье и менять постель. Так случалось несколько раз. Медсестры ругались. На третий день дед перестал кушать. То ли ему было стыдно, то ли он уже правда не хотел есть.

Когда меня переводили из «красной зоны», дед лежал на боку и беспрестанно бУхал сухим лающем кашлем, который душил его и днем и ночью. У него была высокая температура.

Мне хочется верить, что он выжил. Должна быть вера, что жизнь- это не война, не жадность, не предательство, не равнодушие и не говно… Жизнь- это о чем-то другом.

Попробуй выжить, капитан ВДВ запаса, Анатолий Инжеватов. И дай господь твоей Таньке.

Два танка (грустная сказка)

Заканчивался 1986 год. На Уралвагонзаводе закончилось итоговое собрание. В кулуарах ДК неспешно выпивали командиры среднего звена.

Уралвагонзавод… От самого названия предприятия веяло чем-то железно несгибаемым, непреклонным, динозавроподобным.

Начальник цеха Коновалов и парторг Остапенко сидели рядом. Они недолюбливали друг друга, но за долгие годы как-то примирились с тем, что все равно придется работать вместе. Судьба…

– Парторг, ну вот что ты опять вылез? «Годовой план к 7 ноября»? Только с твоими «ударными неделями» размотались… Ты вот теперь пойдешь статьи клепать в духе «70-летию Октября достойную встречу», а я думай, не подведут ли смежники! Комплектующих хватит, или опять как всегда? А у меня язва!

– Не журись, Михайло! Як мне сказано було, так я и вылез. А переходящее знамя, а премия годовая? Нам с тобой в том годе на пенсию, надо ж подкопить маленько. Ты продуктовый заказ к Новому году видел? Сервелат, зеленый горошек, рыба копченая, шампанское… Где ты в городе такое купишь? «Г» у него было фрикативное, а украинские слова он пользовал несколько нарочито, хотя вполне мог обходиться без них.

Коновалов хмуро отмахнулся. После второго тоста его опять одолевали сомнения:

– На хрена мы вообще эти танки клепаем? Кому это нужно?

– Ну, это ты зря…

Застолье шло своим чередом. Через год они прощались, начцеха и парторг.

– Я сразу в Нежин к своим. Вот только контейнеры отправлю. У меня ж там целый конвейер, считай, налажен, такие огурчики! А шо? Теперь можно, частную инициативу разрешили. Пасека есть своя. Заживет теперь Украина! Ну а ты, Михайло?

– Я в Ленинград, квартирка-то по брони осталась. Младший у меня там. Был баламут баламутом. А сейчас у него своя группа, ПП называется. Вроде деньги неплохие зарабатывают.

Остапенко насторожился:

– Шо це таке «группа ПеПе»?

– Темный ты человек. Ну, это вокально-инструментальный ансамбль, если по-нашему, «Панкt Петербург». Правда, я это дело называю «Полный ……».

Поздним вечером в цеху стояли два последних сверхплановых танка Т-72. Электрики суетились, последний раз проверяли все системы перед госприемкой. Танки перемигнулись последний раз. Немного жаль было расставаться. Один уезжал на запад во Львовскую область, его собрат оставался в Уральском военном округе. Ничего не поделаешь, служба! Они были молоды и сильны. Впереди была долгая счастливая жизнь.

Но что-то пошло не так. Львовянина прокатили два раза по танкодрому, подписали какие-то бумаги, закрыли в ангаре и забыли про него на годы. По ночам он слышал, как гремят эшелоны с запада по недалекой железной дороге. Это его старшие братья возвращались из Европы. Они сразу становились на прикол, наработавшись за долгую армейскую жизнь

– Они хоть мир посмотрели, – завистливо думалось их молодому собрату сквозь дрёму.

Его уральский близнец поначалу нормально служил, ездил, стрелял. Потом и он встал на вечный прикол. Прапорщики безбожно воровали горючее. Экипаж он видел все реже. Потом уволился из армии командир. Что-то стремительно менялось в стране. Военное железо, которое не резали под визг болгарок и шипение автогенов, частью продавалось на сторону, более тяжелое вооружение погружалось в мутный летаргический сон…

И вдруг всё изменилось. И завертелось-закружилось в немыслимой круговерти. Долго рассказывать…

Близнецы, которые уже почти забыли о существовании друг друга, начали стремительно сближаться. Нет, они не встретились в бою. Это было бы слишком литературно, сказочно красиво…

На самом деле тот уральский с размашистой белой Z по бортам вдруг чихнул на убитой дороге при передислокации и замер. На обочине стоял убитый остов такой же машины со смещенной с основания башней. Прямое попадание, сдетонировал БК.

– Вот ведь как, брат, – подумалось так…

– Семенов, что там у тебя? Нельзя здесь стоять!

– Сейчас, командир, поедем! Ведь нам неслабо прилетело!

Пока механик ковырялся в движке, Т-72 пытался хоть что-то понять. Вчера он наблюдал, как Ми-28 дал залп по Ми-8, совсем не ми-ми-мишно. Тот взорвался и факелом пошел к земле. Неужели это всё из-за буквы Z? Её отсутствие или наличие могут так много значить?

Ну, глуп я, наверно… Люди разберутся, они умные.

– Готово!

Танк чихнул, взревел мотором, мотнул больной башней и понесся к новому месту назначения, оставив ржаветь корпус близнеца на обочине.

Размышления танка Т-72

Люди умные. Люди не могут ошибаться. Недаром ведь они создали такого красавца, как я. Правда, я их не всегда понимаю. Вот вчера с экипажем слушали радио из Москвы. Там один крупный чиновник сказал: «Я люблю наше народонаселение». А я такого выражения не встречал. Может оговорился? Но он эту фразу повторил еще раз. Твердо так. Я задумался. Вот мой командир танка. Он любит жену и дочку. Их фотография у меня внутри приклеена. У механика-водителя есть девушка. Он ей по телефону всегда говорит «люблю тебя», когда треска в эфире нет и звонить можно. А как можно любить народонаселение?

Потом я догадался:

Он ведь чиновник высшего ранга, раз уж по радио выступает? Видимо, таким людям дан особый дар, другим недоступный. И они могут любить народонаселение. Вот. Это я сам додумался!

Что-то я стал много думать. Сейчас идут боевые действия, ну и надо воевать. Чего там думать? Думать можно, когда стоишь в ангаре, дремлешь. Тогда хорошо думается. Или потом, в старости. Стоишь на постаменте, смотришь в небо, молодость вспоминаешь. А внизу почетный караул, цветы. Молодожены по пятницам фотографируются. Хорошо!