Читать онлайн Сердца в Ноябре

Луиза.

Всё изменилось, всё рассыпалось после того, как мы уехали с нашей земли.

Это была идея отца,он верил, что Америка лучше Франции, краше, свободнее. Он надеялся, что там мы начнём сначала, что обретём новое счастье.Но он ошибался.

Переезд в Америку не принёс нам надежды. Там, в чужой стране, мы не обрели ничего. Наоборот – мы потеряли всё

С домом мы прощались надолго. Но Провен навсегда останется в моём сердце.

Он средневековый, но в нём есть душа. История там слышится в каждом шаге – от башни Цезаря, соединённой с крепостными стенами и воротами, до тёмных подземелий, где камни помнят века.

Я помню церковь Сен-Кирьяс, розарий, аромат лепестков, наполнявший воздух в июне. Я помню старинные торговые дома с глубокими подвалами, где когда-то хранили вино и сыр. Церковь Сен-Аюль, церковь Сент-Круа – каждая из них как голос из прошлого, как молитва, застывшая в камне.

Маленький город, а в нём – столько ценности, столько гордости.

Моё детство осталось там – между булыжниковыми улицами, среди шёпота старых стен.

Детство мне подарила мама. Она не пожалела своего времени – посвятила его мне, целиком. И лучшее, что она могла подарить – это наше путешествие в Лувр, в самом сердце Парижа.

Это было не просто необыкновенно. Это было волшебство. Те дни остались во мне отпечатком – не в памяти, а в душе. На всю жизнь.

Думаете, чем знаменит Лувр так в его стенах хранится более трёхсот тысяч произведений искусства разных эпох. Но только тридцать пять тысяч из них открыты для широкой публики. Среди них – шедевры, перед которыми замирает сердце: загадочная “Джоконда” Леонардо да Винчи, древнегреческая Венера Милосская и крылатая Ника Самофракийская. Эти произведения не просто история. Они – дыхание вечности.

Но для меня Лувр – это не только картины и скульптуры. Это мамина рука в моей. Это её голос, рассказывающий мне о художниках, её глаза, полные восторга. Это наши общие мгновения, когда весь мир замирал, и были только мы и искусство.

Здесь же, в Америке, всё казалось чужим. Даже еда. Люди доставали полуфабрикаты из морозилки, бросали их в микроволновку,и ужин готов. Мне это казалось отвратительным. Разве так готовят? Где вкус? Где тепло? Где любовь?.. Ведь можно варить, жарить, тушить, добавлять специи, но самое главное – вложить душу. Еда становится по-настоящему вкусной только тогда, когда в неё вложено чувство. Особенно, когда готовит мама.

После каждого отцовского запоя, случавшегося почти каждую субботу, мама словно теряла свою форму – из статной женщины превращалась в тусклую обёртку книги, давно потерявшей своё содержание. Она угасала с каждым разом, уговаривая отца бросить пить, сменить работу, перестать водиться с той его компанией.

Да, он был автомехаником, уставал до изнеможения, а усталость заполнял алкоголем – будто глушил себя самого, забывая, что у него есть мы. Я скучала по тому Генри, который раньше встречал нас с мамой после прогулок, целовал в щёку и говорил, как сильно любит нас.

А этот Генри… он только пил. Он лежал на веранде в полном отключении, а мама… мама лишь хваталась за рот обеими руками – то ли чтобы не закричать, то ли чтобы сдержать рыдания.

Бедная моя Одетта. Такая грустная, мама…

Не зря мама чувствовала перед отъездом из Франции, что больше никогда туда не вернётся. Тогда её слова прозвучали как предчувствие, но позже стали настоящим пророчеством.

Она умерла, когда мне было всего тринадцать. Рак отнял её у меня. Сначала она даже не понимала, что умирает – не сопротивлялась, не жаловалась, будто уже знала. Она просто доверила свою душу Богу.

– Лу, солнышко… подойди ко мне.

– Мам, тебе что-то нужно?

– Нет, солнце, мне ничего не надо.

– Может, воды? Или медсестру позвать? А может, врача? Ты себя плохо чувствуешь?..

– Лу… малышка… успокойся. Я в порядке. Просто хотела кое-что сказать тебе.

– Мам, не надо… Лучше отдохни. Поспи. Тебе нужно набираться сил. Ты ведь скоро выздоровеешь… и мы снова поедем во Францию. Посетим наш музей… мы же так и не осмотрели его весь. Ты обещала, мам…

– Я помню… Но, Лу, кажется, без меня ты сможешь обойти.Посетишь все картины мира которыемы не смогли. А я… я слишком слаба. И думаю, тебе стоит кое-что знать.

– Мам… мама, не говори так! Слышишь?! Ты обязательно вылечишься! Вот увидишь! И папа бросит пить… и мы снова будем как раньше…

– Моя малышка… ты просто чудо. Ты всегда верила в нас. Даже когда сама плакала в парке, уезжая на своём велосипеде… Я видела твои опухшие от слёз глаза. Прости меня… за всё. Я не смогла дать тебе то, что должна была.

– Мам, ты мне ничего не должна. Только жить. Жить ради меня. Пожалуйста…

– Прощай, Лу. Не плачь. Бог с тобой. Он не оставит тебя одну. Он обязательно пошлёт тебе ангела… в обличии человека. И он спасёт твоё одиночество. Мы все созданы парами, мы созданы – любить. Запомни, Лу… ты не одна. Я всегда буду рядом. Всегда – за тобой. Куда бы ты ни шла.

– Маам… прошу… мааам, пожалуйста… не говори так… мама…

После этих слов мама прожила ещё всего несколько часов. А потом… она покинула этот мир. Унеся с собой и часть моей души.Из девочки я стала девушкой – мне уже восемнадцать. А будто всё ещё там… в том возрасте. Той самой маленькой, что ждала и верила.

Угасла моя надежда. Иссякла вера. Мой ангел покинул меня, оставив после себя только пепел и пустоту. И я знала – она не вернётся. А мне оставалось лишь жить. Жить, не зная как.

Прогулки больше не приносили утешения – они просто убивали время. А оно тянулось так медленно, что мир вокруг казался застывшей картиной. А я… художником, который сам оказался заперт в собственном полотне.

Поступление в университет ничего не изменило. Я избегала и людей, и встреч. Учёба только утомляла, будто вытягивала из меня последние силы.

Вспоминая о ней, я будто гасила все фонари на улицах – мрак был ближе к моему сердцу.

Она одна держала меня над землёй. Я жила ради её улыбки.

Но жизнь изменилась. Что-то треснуло,и вместе с этим треском исчез смысл семьи.

Я потеряла и её, и себя. Осталась пустая оболочка. Словно она, уходя, забрала мои крылья – теперь я смертна, бездушна, сломана.

Мама…

Если ты видишь – посмотри, кем я стала.

И, чёрт возьми, что будет дальше, я не знаю.

Мама, если можешь – помоги мне снова встать. Хотя бы на колени…

Она бы точно нашла выход. Она всегда находила. Нашла бы сотню причин жить…

Но я, не мама. Я её дочь. Та, что тускнеет с каждым днём.

Профессию я выбрала случайно – просто подумала: буду помогать людям, хотя сама себе помочь не могла.

Какой из меня юрист? Я ведь писала не о законе, а о стихах.

Часами – сперва читать, потом писать. В этом была я вся.

хрустящие круассаны, ароматный кофе и разговоры, полные тепла.

Квартиру я нашла через интернет – цена была хорошая. Один минус: вместе со мной должны были жить ещё несколько девушек. Но мне было всё равно. Главное – чтобы никто не мешал учёбе… и моим мыслям.

Я не любила общаться. Не умела, если честно. Искать общий язык, вести пустые разговоры – притворяться, будто мне интересно, кто с кем встречается, как прошли выходные, или кто какую музыку слушает. Это было не моё.

Я, наверное, странная. А может, просто нормальная – своя. Подруги у меня были. Остались в Джорджии. Хотя это я сама оборвала с ними связь.

И снова – одна. Со своим бардаком в голове. Со своими проблемами. С отцом, о котором я продолжаю думать… даже если не хочу.

Так я начинала жить и привыкать городу хоть и был чужим.

Я переехала в новую квартиру – и, благодаря их радушию, быстро познакомилась с соседками. Их было двое.

Милли – блондинка с яркой внешностью, и Серена – брюнетка с тяжёлым взглядом. Обе казались старше меня. Они выглядели… странно. То ли хипстеры, то ли непонятно кто.

Они много болтали. Постоянно звали меня на какой-то вечер, уверяя, что "будет не плохо и не слишком хорошо" – как будто это должно меня заинтересовать.

Меня особо не интересовали вечеринки или клубы. Вместо этого я с удовольствием почитала бы Джейн Остин или посмотрела фильм Квентина Тарантино. Но прогулка в ноябре казалась куда лучше, чем поход в шумное место с малознакомыми людьми. Поэтому я выбрала именно её и, сославшись соседкам на дела, тихо ушла.

Я не знала, куда идти. Может, просто прогуляться. Иногда одиночество – лучшее место, чем подозрительная компания.

Узнав, что у них там якобы «хорошая вечеринка» – без алкоголя и лишнего шума, – я решилась выйти. Натянула тёплую вязаную кофту до бёдер, серые джинсы, в которых мои длинные ноги выглядели особенно выигрышно. Сверху – моё любимое тёмно-бордовое пальто, выделяющееся среди серых улиц. Мне плевать, что оно немного старомодно – оно моё.

Чёрные ботинки на шнуровке – вечная классика. Особенно на девушке.И мой любимый длинными и тёплый шарф цвет осени.

Я вышла на тротуар. Солнце собиралось садиться – у него был ещё примерно час. Я уже ощущала прохладу. Руки спрятала в карманы, чтобы хоть немного согреться. Воздух был свежий, почти резкий. Если не считать запаха бензина – ну да, не деревня, машин тут хватит.

Мне захотелось кофе. С шоколадом. Прямо так – до дрожи. Может, заглянуть в магазин? Или в кафе? Хотя, нет… Сперва прогуляюсь. В парк.

Ноябрь в Бруклине был совсем не похож на те холодные картины, что рисовало моё воображение. Здесь даже осень дышала по-особенному. Узкие улицы, выложенные кирпичными домами с чёрными лестницами, казались ожившими из старого фильма. Листья, багряные и золотые, устилали тротуары так густо, что шаги становились мягче, словно я шла по ковру.

Сейчас он наверняка безлюден и тих. Там можно просто посидеть, достать блокнот, нацарапать пару строк. Может, даже стихи.

Пойду в Центральный парк. Он действительно красив. За пару дней я успела это оценить. Но по вечерам он особенно хорош – когда людей почти нет, и город начинает звучать иначе.Как ни странно, я любила осень. В Нью-Йорке она особенная – с запахом кофе, мокрого асфальта, шорохом листвы под ногами.И ноябрь не сладкий как хотелось бы все же ноябрь прекрасный сезон для творческий людей.

Но всё же не такая красивая, как в Провенсе.

Опять мысли уводят меня туда… В родные края.

Как же я скучаю.

А здесь я всё пытаюсь согреться – и тело, и себя.

Я зашла в парк. Пахло опавшими листьями и чужими разговорами, которые остались в воздухе с дневного времени.

И вдруг – звонок.

Телефон дрогнул в руке. Я глянула на экран – и сжала челюсть.

Отец.

– Слушаю, отец.

– Луиза… Эмм, тут такое дело…

– Тебе нужны деньги, я правильно поняла?

– Да, дочка, деньги… Ты бы могла?..

– Не сейчас. Я ещё не нашла работу, я только начала учиться.

– Ой, как неловко вышло, дочь…

– Называй меня просто Луиза. Не стоит этих нежностей.

– Ты напоминаешь мне свою…

– Ты опять пьян, да?

– Луиза, милая, я… после работы…

– Какой, к чёрту, работа? Тебя уволили неделю назад. Не надо придумывать. Я больше не та девочка, которой можно вешать лапшу. Ты каждый раз говоришь, что бросишь пить. И да – я больше не приеду.

(пауза)

– Луиза, стой. Ты опять ссоришься со мной… Ты всё начинаешь как твоя мать…

– Не смей говорить о ней.

(голос дрогнул)

– Ты потерял уважение к ней задолго до её смерти. Она ушла из-за тебя. Слышишь?

(тишина)

– Луиза… прекрати… Ты… ты лучше успокойся…

– До встречи, отец. Когда – не знаю. Пока.

Чувствую, как жжёт в горле. Опять ссора. Опять мой гнев. Как же я устала – до дрожи в пальцах, до тупой боли в висках. Всё внутри просит: «Хватит». Иногда так тянет исчезнуть, как будто реальность – это одежда, которую можно просто сбросить. Хочется лезть в петлю, и даже страшно оттого, насколько это звучит спокойно. Я держусь. Всё ещё держусь. Упрямо и без веры, как слепая. Держу эту вымученную улыбку с утра до вечера, но, если быть честной – её давно нет. Кого я обманываю? Меня уже нет. Только оболочка. Только привычка выживать. Лишь ангел мог бы воскресить мои чувства, но я давно не верю в чудеса.

Я не замечаю ни деревьев, ни прохожих, ни света фонарей – ничего. Стою, сжав в руке телефон, и слёзы катятся сами. Я бы так хотела разбить этот чёртов аппарат об асфальт, чтобы больше никогда не слышать его голос. Но не могу. Потому что он всё ещё мой отец. Моя кровь. Единственный, кто остался. Но как же я его ненавижу. За ложь. За пьянство. За всё. И, может быть, даже за то, что он всё ещё жив, а мамы нет.

Я подняла глаза и вдруг увидела его. Он был метрах в десяти, сидел на корточках, будто слился с природой. Похоже, рисовал. Я, наверное, потревожила его своим видом, слезами, всем этим горем, разлитым вокруг меня и драмой. Мне стало неловко – внутри скрутило, как от холода. Я едва различала его лицо. Он был весь в тёмном,черные джинсы и курта цветом океана и это был бомбер. Капюшон скрывал лоб и брови, волосы свисали на глаза. Цвет глаз я не видела, но боялась, что они тоже чёрные, как и он весь. И всё же, странно, но выделялись белые кроссовки с узором – кажется, Nike.

В его руках – альбом, большой, и карандаш. Даже при тусклом свете фонарей я заметила вены на его запястьях, и длинные пальцы, как у пианиста. Но он не был пианистом. Он был похож скорее на грабителя, чем на художника. Тёмный, замкнутый, как сама ночь. Но кто знает? Может, всё это – просто его оболочка, маска. А душа его светлее, чем моя.

Я немного колебалась – идти назад или шагнуть вперёд. Меня то тянуло прочь, то манило, словно магнитом, к незнакомцу. Он отражал другой мир, в котором существовали иные вселенные и другие люди, люди, которые могли быть теми, кем захотят. Видимо, именно этим он и притягивал мой взгляд.

В его облике было что-то от ангела – слишком правильные линии лица, слишком светлое сияние вокруг силуэта. Но вместе с тем он казался ближе к Люциферу, падшему и прекрасному, чья красота ранит, а не успокаивает. Его взгляд был строгим, пронизывающим, будто видел меня насквозь, будто читал не только мысли, но и самые скрытые страхи. И всё же он не отрывал глаз от альбома, уверенно ведя рукой карандаш. Каждая линия, каждый штрих его рисунка будто открывал двери в иной мир, где реальность смешивалась с тайной. Я не знала, что пугает сильнее – его холодное спокойствие или то, что он рисовал, словно оставлял на бумаге часть своей души.

Дарио

Я решил оставить машину у обочины – вечер становился холоднее, чем обычно, и я, наконец, оделся теплее. Тётя всегда говорила: «Здоровье – это главное, его нужно беречь, пока молод». Я всегда слушал её. Она была права. Всегда. Она прожила больше, знала больше, чувствовала глубже. Замечательная женщина. Мудрая, не по возрасту, а по боли и доброте.

Интересно, как она там? Наверное, скучает. Ждёт моего вечернего звонка, как всегда. Сегодня я должен был закончить работу – остались лишь штрихи, последние детали. Пара мазков – и всё. Это займёт не больше получаса. Я так думал.

Когда полез в карман за сигаретами, понял, что осталась всего одна. Придётся заскочить в магазин на обратном пути. Плохая привычка. Ужасная. Я знаю. Но она вылезает наружу, когда я забываюсь или, наоборот, когда слишком много думаю. Сейчас – именно этот момент.

Я щёлкнул зажигалкой, поймал пламя, поднёс к сигарете. Сделал затяжку. Горький вкус. Как всегда. Сигареты никогда не были приятными – это же не удовольствие, а наказание. И всё равно… рука снова тянется, снова дым, снова пустота в лёгких. Я продолжаю, зная, что убиваю себя понемногу.

Полгода. Ровно столько, как началась эта дурная привычка. Именно здесь, в Америке. Если тётя узнает – сожрёт меня живьём. Нет, конечно, не в прямом смысле. Я у неё один. Она – всё, что у меня осталось. А я берегу её любовь где-то под рёбрами, ближе к сердцу.

После смерти мамы опекунство оформила она. Не раздумывая. Просто приехала и забрала меня. Роднее никого. Мама… Я почти не помню её. Лишь во снах. В полусвете, где она появляется – тихая, с улыбкой, гладя по волосам: «Не забывай обо мне, сынок…»

Чёрные волосы, зелёные глаза – как лесной сад из дикорастущих трав. В детстве я представлял её как лесную чародейку. Добрую, живущую где-то среди деревьев, спасавшую потерянные души. Теперь она просто призрак. Легкий и такой далёкий.

В последнее время я всё чаще провожу время в парке – с альбомом в руках. Как только появляется свободная минута, ноги сами несут меня сюда.

Ближе к вечеру здесь почти нет людей, становится тихо – однозначно моё время.

Стоит мне начать рисовать, как я замечаю чей-то силуэт справа. Вы бы видели моё удивление: я мгновенно уловил шаги, и она резко остановилась в паре метров от меня.

Клянусь Богом, в первый момент я подумал, что это какая-то сущность – ведь рядом никого не было, и я никого не слышал. Я точно был один уже как минут двадцать, заканчивая курить свои сигареты.

Но вот фигура становилась всё чётче, выразительнее – в свете фонарей. Оказалось, это девушка. Но какая!

Длинные ноги, чёрные ботинки со шнурками, серые джинсы, обтягивающие её фигуру. Всё сидело на ней идеально. Она выглядела как легкоатлетка, но одновременно – как изящная мраморная статуя, будто сошедшая из греческой мифологии.

Я заметил длинное пальто цвета розы – яркое, но со вкусом. Шарф был плотно завязан на шее. Волосы цвета тёмного шоколада, но при свете фонаря они казались более тёплыми, как горячий кофе со льдом.

Классическое каре до плеч – будто она случайно выпала из комикса.

Глаза… они будто проникли вглубь меня. Я не разглядел их цвета, но хотел бы подойти ближе и рассмотреть. Боялся только её испугать: девушка казалась немного растерянной и расстроенной, а мой вид, возможно, напоминал ей сталкера или угонщика машин.

На самом деле – это просто мой стиль. Свободный, неформальный, без всяких заморочек вроде «быть красивым джентльменом».

Я заметил ещё одну деталь – встав на ноги, я увидел её прозрачные слёзы, стекающие по щекам.

Что же с ней случилось?..

Если бы была возможность, я бы тут же запечатлел этот образ в своём альбоме.

Она была красивой… до боли красивой.

Как и мои рисунки – печальные, но трогающие душу.

И она передавала то же самое. Точно так же.

Мне бы хотелось подойти и спросить, как она… как она себя чувствует.

Но я просто пялюсь на неё так пристально, что самому хочется дать себе пощёчину и очнуться.

Очнуться – от неё.

«Дарио, ты выглядишь как полный придурок. Будь нормальным.»

Что она подумает о тебе?

Луиза

– Как ты? Всё ли хорошо? – с тревогой в голосе спросил он, – просто меня пугает твой вид… и слёзы.

– Что ты там рисовал? – ответила я неуверенно, избегая взгляда.

– Эмм… тебе так важны мои рисунки, а не то что какчувствует себя человек? – он нахмурился, слегка опустив взгляд.

– Это действительно не важно. Так что там? —я пожала плечами, будто прячась за безразличием.

– Я не показываю свои работы. Кроме… – он замялся, выдохнул.

– Кроме кого? – теперь в её голосе прозвучало искреннее любопытство.

– Тёте. Она только и видела.

– Как её зовут? – поинтересовалась я мягко, чуть склонив голову набок.

– Нина. Она сейчас в Италии.

– Почему ты здесь, а она там? – в моём голосе промелькнула грусть.

– Так надо. Да и вообще хватит спрашивать – и меня, и моей жизни, – ответил он резко, но в глазах была усталость, не злость.

– Покажи свою работу.

– Нет, она ещё не закончена, – он сжал альбом, будто защищая её от мира.

–Ну же смелей.

– Какая ты упрямая женщина, – улыбнулся он, качнув головой.

– Хмм… ну, есть такое. Дай глянуть? – я взглянула на него искоса, чуть приподняв бровь.

– Если он успокоит тебя – то с радостью, – он вздохнул, словно сдался.

– Благодарю. Как там тебя зовут? – с теплотой спросила я, принимая альбом.

– Дарио Верди.

– Меня зовут Луиза Милик.

– Будто ты не американка.

– Так и есть. Я из Франции родом. Но у отца есть польские корни. – в ы моём голосе звучала гордость, но и лёгкая грусть.

– Боже, какая смесь кровей.

– А ты – итальянец?

– Конечно. Моя семья не смешивает кровь с другими. – он ответил твёрдо, глядя прямо.

– Как это странно…

– Ничего странного. Это правильно. И уважение своим традициям.

– Не буду спорить с тобой, – я чуть усмехнулась, опуская глаза.

– Правильно делаешь. Я всегда стою на своём. А женщина должна слушать и понимать ситуацию, а не лезть в конфликт. – он сказал это спокойно, без вызова, словно читал старую истину.

– Говоришь, будто тебе сорок лет.

– Мне двадцать шесть. Этому научила жизнь. – он пожал плечами, глядя в сторону.

– А жизнь поставит раком так, что не поймёшь, что происходит.

– Тебе сколько? А говоришь, будто тебе тридцать лет.

– Как смешно… мне почти девятнадцать, – я усмехнулась, скрестив руки на груди.

– Подросток. Хахаха. – он покачал головой, с трудом скрывая улыбку.

– Очень смешно.

– Да не говори, Луиза. Смешнее не встречал никого.

– И я тоже. – я улыбнулась уже искренне, чуть склонив голову.

– Ты улыбаешься. Это хорошо.

– Так дашь посмотреть? – она чуть приблизилась.

– Конечно. Вот, бери, – он протянул альбом, взгляд их встретился на мгновение.

Взяв в руки его альбом, я остолбенела от шока. В детстве я любовалась такими же картинами – они навсегда остались в моей памяти.

Он был прекрасен, совершенно идеален – какие линии, какие черты! Пусть в картине не было цвета, но серый оттенок передавал всю ноябрьскую осень в городе.

Высокие здания возвышались над деревьями, а за ними опускалось солнце, стремясь осветить другой континент.

На картине отсутствовали люди – я не знаю почему. Возможно, он так видит, или просто хотел запечатлеть красоту без человеческого присутствия.

Листья лежали на тротуаре, а фонари только-только загорались, встречая наступающую ночь.

Он явно талантлив. Ему стоит продолжать. Он мог бы перенести свои работы на полотно – и стать знаменитым.

––

– Дарио, ты восхитителен, – вырвалось у меня почти шёпотом.

Он не ответил. Лишь смотрел, как будто ожидал этого комплимента – или привык к тишине больше, чем к словам.

– Ты разве не видишь, что ты талант? – спросила я чуть тише, делая шаг ближе.

– Это всего лишь увлечение. Не более, – отозвался он сдержанно.

– Боже, какой ты зануда, – сказала я, чуть закатив глаза, но в голосе сквозила симпатия.

– Я знаю, – ответил спокойно, но уголки губ едва заметно дрогнули.

– Зануда… и ещё… – я хотела сказать ещё что то но остановилась.

– Что ещё? – он повернулся ко мне,взгляд стал внимательным.

– Холодный в эмоциях. Видимо, в твоём сердце такая же погода как и сейчас.

– Какая погода? – на его лице мелькнуло нечто среднее между насмешкой и интересом.

– Ноябрь. В это время он холоднее всего за осень, – пробормотала я, опустив взгляд на его руки, зажатые в карманы.

– Луиза… ведь так тебя зовут? – произнёс он медленно. – Если ты так думаешь, то почему всё ещё стоишь и смотришь мне в глаза… с открытым ртом?

Я замерла. Лицо слегка порозовело, и я сделала шаг назад, но не отвела взгляда.

– Впервые встречаю такого странного персонажа в своей жизни…

– А я – такую зеленоглазую девушку… со слезами осени, – произнёс он тише, как будто боялся, что это прозвучит слишком нежно.

Я отвернулась.

– Извини. Я слишком много говорю. Мне стоит уйти. Я… я совсем забылась. Мне пора. Уже холодно.

Я сделала шаг назад, но вдруг:

– Стой… – его голос остановил её, как тонкая нить натянутая между ними, почти невидимая, но неразрывная.

Дарио

Меня точно бес попутал.

Мои руки опередили разум – быстрее света. Стоило Луизе сделать шаг назад, как я уже держал её ладони в своих – тёплых но жёстких руках.

Зачем я это сделал? Почему? Никто не поймёт. Даже я сам.

Выглядело это глупо, почти нелепо – как в фильмах из 90-х, где герой теряет голову при виде необычайно красивой девушки. Только вот это был не фильм. Это была реальность.

Если Ромеро об этом узнает – будет ржать надо мной месяц, не меньше.

Я был сам не свой.

Этот диалог с ней, мой рисунок, сама встреча, словно выдернутая из сна – ничего из этого не планировалось. Всё произошло слишком быстро, слишком неожиданно. Я до сих пор не могу осознать, что, чёрт возьми, происходит.

А мои руки… всё ещё сжимают её ладони.

Мне бы отпустить. Стоит.

Но не могу.

Я чувствую, как по телу бежит ток – настоящий разряд, будто внутри запустился какой-то мотор. Она – электрод, а я двигатель, который до неё не знал, что вообще умеет работать.

Я боюсь её напугать…

И, кажется, уже пугаю.

– Прости меня… я не хотел, – пробормотал я.

Теперь она молчала, глядя куда-то сквозь меня.

– Луиза?.. Посмотри на меня… Луиза?

– Что?

– С тобой всё в порядке?

– Да, всё хорошо.

– Я просто… хотел сказать – прости, что взял твои руки без разрешения.

– Ничего страшного.

– И это всё? – удивился я. – Где нападение? Где истерика? Разве вы не так обычно реагируете?

– Тут явно не про меня… Мне было приятно. Я почувствовала, что я не одна.

– У тебя нет парня?

– Нет. Я ни с кем не встречаюсь.

– Ясно…

– Дарио, мне пора.

– Дай хотя бы тебя проводить до дома.

– Ты не обязан.

– Ты ведь совсем одна. И идёшь одна в такую ночь.

Она вдруг посмотрела на меня с лёгкой улыбкой:

– А говорил, в тебе не живёт джентльмен.

– Это ради безопасности.

– Твоей девушке повезло.

– У меня никого нет.

– Оу… Это прям как в романтической пьесе – встретились два одиноких сердца.

– Скорее, встреча двух одиноких незнакомцев.

– Нет. Тут подойдёт больше: «Ноябрьские сердца».

– Звучит идеально, Луиза.

– Дарио?..

– Да?

– Спасибо за вечер.

– Эм… ну это просто случайная встреча, а не вечер свидания.

– Просто спасибо – за то, что ты показал свою душу и сердце.

– Ты о моём рисунке, видимо?

– Он – и есть твоя душа. Ты талант. Стоп, как же твоя машина?

– Ничего. Я ведь недолго провожу тебя – и обратно.

– Ты не убьёшь меня где-нибудь тут? Или, может, ты грабитель?

– Очень смешно. Прямо страшно, как смешно.

Она улыбнулась – уже второй раз.

И её улыбка была теплее моих рук.

Так и состоялась эта странная встреча.

Неожиданная. Случайная.

А может… судьбоносная?

Я бы мог с ней… хотя бы подружиться.

Она явно чувствовала себя одиноко в этом месте.

Может, я мог бы ей помочь.

Хотя… чем, глупый ты Дарио, чем бы ты помог?..

Луиза

Я пыталась сдерживать в себе все чувства, что бушевали внутри.

Дарио был непредсказуем. Стоило мне только сказать, что ухожу, как он резко схватил меня за руку – я вздрогнула.

Нет, он меня не пугал. Скорее наоборот – удивлял. На первый взгляд – холодный и опасный.

Это было странно для первой встречи. Он и правда был необычным. Такие люди вызывают странные мысли – вроде той: а что бы произошло, если бы наша галактика столкнулась с Андромедой?

Наверное, что-то похожее произошло и с нами. Мы – такие разные, из разных миров. Но вот его руки… крепкие, жёсткие, с мозолями на ладонях.

Он явно много работает. И это сразу вызывает уважение.

Но в голове тут же всплыл образ отца – того, кто тоже работал ради семьи, а потом сам всё разрушил: наши мечты, наше будущее.

Да, мама его простила.

А я – нет.

Вернувшись в реальность, я убрала руку, но сделала это мягко, чтобы он не подумал, будто я грубая.

Нет, я не такая.

К тому же, его прикосновение показалось мне скорее дружеским – без задней мысли.

И, наверное, это было даже приятно.

Кажется, моё сердце… одобрило этот поступок.

Почему мне так хорошо именно сейчас?

Почему я чувствую себя такой свободной, без тяжёлых мыслей?

Может, дело в погоде?

А может… дело в Дарио?

– Я не против, – сказала я. – Можешь тогда проводить меня до дома.

– Подожди пару секунд, я только оставлю альбом в машине.

– Хорошо, я подожду.

Мы шли медленно, будто тянули время, не желая прощаться.

Дарио молчал.

И я – тоже.

Мы просто смотрели вверх, на здания.

Пошёл мелкий снег – лёгкий, как пыльца звёзд из далёких галактик.

Я повернулась к нему.

Он шёл с закрытыми глазами, позволяя снежинкам таять на его лице.

На миг мне показалось, что он ангел.

Просто живёт среди нас.

Он был красив. Даже очень.Он был неземным.

Мы дошли до моей квартиры. Дом был кирпичным, в довольно тихом районе.

Дарио огляделся – я заметила по его взгляду, что место ему понравилось.

Здесь было много похожих домов – обычный жилой квартал, где жили и семьи, и студенты.

– Ну что, мне пора. Ещё раз – рада нашему знакомству. – Я улыбнулась.

– Луиза?.. – Он чуть наклонился ко мне. – Ты можешь дать мне свой номер телефона?

Я тихо рассмеялась.

– Хочешь звонить?

– Да. Но не чтобы ты снова смотрела на мои рисунки. Я бы хотел, чтобы ты приходила в парк… просто погулять.

– Я бы с удовольствием – и рисунки увидеть, и погулять.

– Тогда… можно твой номер? Если ты не против.

– Хорошо. Записывай.

Он быстро ввёл мой номер в телефон, проверил – и кивнул.

– Ну, тогда и мне пора.

– Спасибо, что проводил до дома.

– Не за что. Девушка должна быть в безопасности. Сейчас такое время… плохих людей стало больше, а хороших – меньше.

– А передо мной стоит один из тех самых хороших.

Он чуть смутился, но всё равно улыбнулся.

– До скорой встречи, Луиза.

– До скорого, Дарио.

Дарио

Я проверял телефон уже, наверное, в десятый раз – будто мог случайно потерять её номер или неправильно записать имя.

Вёл себя растерянно. Честно говоря, никогда раньше так не волновался из-за девушки.

Да, Луиза не первая. Их было… да кто их считал. Я катал их на машине, покупал мороженое, болтал о пустяках. Но никогда не вёл себя по-скотски и не просил того, чего хотел – они сами предлагали то, что им казалось уместным, когда я просто смотрел им в глаза.

Они говорили, что я красивее их бывших, что веду себя сдержанно и не болтаю лишнего.

А я просто всегда говорил правду.Наверное, поэтому и не складывалось.

Я редко просил у кого-то номер. Обычно это они хотели мой. Или просили у Ромеро.

Ромеро – мой друг, мой брат. Настоящий. Я ему верю. Он бы не предал. Мы переехали из Италии вместе, чтобы найти здесь работу. Он, как и я, разбирался в машинах, и у нас обоих было чёткое желание – зарабатывать хорошие деньги, а потом… кайфовать. Найти своё место.

Идея поехать в Америку была его. Здесь жил его дядя, владелец автомастерской. Мы были именно теми парнями, которым нужна была такая работа.

Я согласился не сразу. Меня останавливала тётя – одна из самых близких мне людей. Я боялся оставить её одну.

Но Ромеро пообещал: его родные присмотрят. Я успокоился. Это ведь не навсегда.

Я просто хочу накопить немного денег, вернуться домой, купить новый дом.

Тётя будет готовить на просторной кухне, а я – открою свою мастерскую рядом.

И мы все будем счастливы.Нужно только потерпеть. Чуть-чуть.

Завтра снова работа. Значит, Луизу я не увижу… Жаль.Буду ждать следующей встречи.

Открыв дверь Alfa Romeo Montreal, я на секунду представил, как вожу по городу Луизу.

Ей бы, наверное, понравилась классика – ведь эта малышка 1972 года.

Не моя, конечно. Общая с Ромеро. Мы катаемся на ней, когда нужно куда-то поехать или просто развеяться.

Иногда сидим на переднем сиденье, едим пасту с сыром, запивая вином, и смотрим фильмы через телефон.

Ромеро, как обычно, засыпает после еды, а я досматриваю фильм, переживая за героев.

Он всегда спит на ходу. А я – за рулём. Иногда беру его телефон, фотографирую его рожу и отправляю снимки тем девушкам, с которыми он хотел познакомиться.

А утром бешеный Ромеро орёт, что его знакомая больше не хочет с ним встречаться, и называет себя идиотом. Потом кидается в меня гаечным ключом, бегает за мной по гаражу.

В итоге он начинает ржать, а потом мы дерёмся по-дружески, не причиняя друг другу боли. Хотя нет – он всегда бьёт по плечу так, что остаются синяки.

Я привык. Он стал мне родным.

Клянусь, без него я бы так и не узнал, что такое настоящая дружба.

Приехав в мастерскую, первым делом заметил Ромеро – он возился под капотом старенького Ford Mustang 2005 года.

Вот эта малышка тоже была хороша. Классика.

Жаль, владелец смотрел на нас так, будто готов был нас убить за любую попытку прокатиться. Его взгляд словно говорил:

Тронете – вам крышка.

Но я-то знал Ромеро. У него прямо руки чесались, чтобы угнать эту тачку на пару часов. Особенно когда он докопается до сути поломки.

Увидев меня, он вылез из-под капота и сразу расплылся в своей фирменной ухмылке.

– Che tipo di persone!

– И тебе салют, – бросил я.

– Stronzo, dove sei stato?

– Тебя это не должно волновать, – буркнул я и пошёл мимо.

– Какие мы нервные, божечки… – с усмешкой произнёс Ромеро.

– Я сказал, что поеду в парк, дубина.

– В парк? Тебя не было почти три часа, а я тут, между прочим, ужин ждал!

– Ну хоть кто-то думает обо мне, – усмехнулся я.

– А она тоже думает о тебе, как и я.

– Фу, что за гейские шуточки, меня сейчас стошнит.

Он рассмеялся, а потом сощурился:

– Чё, как там в парке? Видимо, ты рисовал какую-то даму, а, ааа?

– Vattene via da me, idiota.

– Неее, бро, не выкручивайся. Расскажи мне о ней. Ты ведь с кем-то встречался, да?

Я зевнул и кинул ему тряпку.

– Завтра. Не сейчас. Я устал, хочу выспаться, друг.

– Хорошо-хорошо. Завтра так завтра. Но чтоб с деталями.

– Fratello, – добавил он и подмигнул.

Автомастерская была на первом этаже, а наш холостяцкий пентхаус – этажом выше. Мы с Ромеро жили скромно, но весело. Делили и кров, и еду. Никогда не жаловались, будто чего-то не хватает.

Если у меня не было денег – он помогал. Если он был на мели – я.

Мы оба были, по сути, добряками. Не богачи, конечно. Но что с того?

Счастье ведь – в мелочах.

А деньги? То приходят, то уходят. Без них ни дня не проживёшь – вот и пашем на износ, чтобы как-то держаться.

Рядом стояла койка Ромеро. Он, как всегда, забыл за собой убрать.Засранец, ей-богу.Сняв куртку, кофту, штаны, оставшись в майке, я накинул шорты и завалился на кровать.В комнате было тепло и уютно.За окном – ночь.

Ромеро ещё долго будет внизу, возиться с моторами до самой полуночи. А утром уже моя очередь – снова в бой, снова в масло, железо и шум двигателя.

Я закрыл глаза и стал дышать медленно, глубоко.В голове всплыла Луиза.

Её руки.Её волосы.

Глаза – зелёные, как японские леса.Кожа – матовая, чистая, будто светится в сумерках.Губы – алые.А голос… мягкий, будто уносит меня куда-то, в мир спокойствия, где нет шума моторов, грязных рук и бешеного ритма.

Я до сих пор чувствую её прикосновение.Её руки – как ток.Как будто она оживила каждый нерв, каждую клетку.

Никто ещё не впечатлял меня так.Никто. До неё.Она будто не из этого мира.Из другой вселенной.Случайная встреча.

Случайное касание рук…Разве это нормально в нашем рваном ритме жизни?Нет. Это – не случайность.Я чувствую это сердем.

Луиза

Зайдя в квартиру, я не увидела девушек. Видимо, они куда-то ушли. Мы знакомы всего три дня, и за это время они несколько раз звали меня на вечеринки – но я всякий раз отказывалась. Их странные взгляды давали понять: я им не подхожу – ни как соседка, ни как подруга.

Ну и отлично. Они мне, если честно, тоже не особо интересны.

Милли – блондинка – была приветливее, но вот Сирена, брюнетка, смотрела на меня особенно настороженно. Однажды она даже пробурчала: "Тебе не стоит со мной связываться."

Честно? Она и правда была жуткой. Особенно с этой чёрной подводкой и тёмно-синей помадой.

Снимая пальто, я ощутила на ткани запах улицы, свежего снега… и что-то ещё. Запах Дарио. Мы ведь даже не обнимались и не целовались. Но я чувствовала его.

Аромат сигарет, мята, и его парфюм – он был удивительно нежным. Не резкий, не навязчивый, будто с нотками ванили, сандала и лёгкого морского бриза.

Я чувствовала его даже с пары метров.

Он был не из тех мужчин, что просто хотят провести ночь. Нет. Он был другим. Он умел молчать. Слушать. И это было так странно и ценно. Таких людей, как он, становится всё меньше… как сам Дарио однажды сказал – "таких теперь мало".

Я надела пижаму, собрала раскиданные конспекты, которые писала за пару часов до выхода. Старалась учиться, правда.

Но мысли не давали покоя. Теперь в них был Дарио.

Утром, открыв глаза, я снова не заметила девушек.

Они вообще живы? Почти сутки нет ни слуху ни духу.

Учёба, похоже, их не волнует, как и, собственно, профессия. Ну и ладно – не мои проблемы. Это их жизнь, их выбор. Я не обязана их понимать.

Телефон вдруг завибрировал, и экран засветился – пришло сообщение.

Разблокировав, я увидела имя отправителя.

Дарио.

Мои щёки моментально залились теплом, и где-то внутри стало удивительно спокойно и уютно.

Дарио:Доброе утро. Извини, что так рано, но хотел пожелать тебе удачи в учёбе и просто хорошего дня.

Я невольно улыбнулась во весь рот.

Вот бы он сейчас видел моё лицо…

Я: Спасибо, ты бы видел мою улыбку до ушей. Мне очень приятно. Тебе тоже хорошего дня, Дарио.

Через пару минут пришёл следующий вопрос:

Дарио:Что ты любишь? Ну, сладкое или еду… вообще – что тебе нравится?

Я приподняла бровь, улыбаясь.

Ага… начинается.

Я:Хочешь пригласить меня на свидание?

Дарио:Вовсе нет. Просто интересуюсь.

Да-да, конечно… просто так интересуется.

Я решила немного подразнить его, но всё же ответила:

Я:Ну, как и все девушки – люблю поесть. Но больше всего обожаю шоколад с орешками и кофе… капучино.

Дарио:Неплохо. А ты пробовала настоящую итальянскую еду?

Я:К сожалению, нет. Никогда не доводилось.

Дарио:Тогда надо исправить это упущение.

Я улыбнулась в телефон и быстро набрала:

Я:Дарио, извини, мне пора. А то опоздаю.

Дарио:Блин, и ты меня прости. Потом поговорим. Пока.

Я: Пока.

Часы, проведённые в университете, выжимали из меня все силы.

Я шла по коридорам, повторяя себе: «Двигайся. Учись. Познавай. Живи.»

Но всё, что я замечала вокруг – обрывки, как из старого фильма ужасов: чужие лица, приглушённые голоса, будто сквозь воду, вспышки света от ламп и странное ощущение, что я здесь – не по-настоящему.

На паре я просто сидела. Учителя говорили, объясняли, писали что-то на доске, а я смотрела сквозь них.Будто передо мной – не аудитория, а стена.А за ней – портал.Холодный, немой, зовущий.

Я снова выбрала место подальше от всех.Спряталась, как умею.

Но что со мной не так? Почему я чувствую, будто задыхаюсь?

Сердце колотится и руки дрожат.

Мне нужно уйти. Срочно. Сейчас.Я хватаю сумку, книги, тетради – всё в одну кучу – и почти бегом вылетаю из аудитории.

Настолько быстро, что, кажется, никто даже не понял, кто ушёл.

Я бегу мимо стен, мимо людей, мимо всего.Стадион.Свежий воздух.

Но и он не спасает.Где выход?Где я?

Люди оборачиваются, смотрят на меня, будто я – призрак.Не здесь, не с ними.Никто не знает, что у меня снова паническая атака.И это страшно.

Мне нужно… просто…Где-то посидеть.Выдохнуть.Почувствовать себя хотя бы на чуть-чуть живой.

Дарио

Приступив к работе, я заметил, как мой друг уже ушёл на перерыв.

Я остался один в боксе, натянул форму поверх своей одежды, у нас тут не до фасона – масло, пыль, железо. Рабочий день.

Включаю музыку – Linkin Park, конечно.

Без них никак. Это не просто группа, это – половина меня. Особенно когда играет Майк Шинода, его тексты как нож, а голос Честера… он не поёт – он кричит душой, и этим заставляет думать.

Да, я полюбил их всем сердцем. Но где-то там, в итальянской части моей крови, всё ещё живёт старая любовь – Ricchi e Poveri.Классика. Настоящая. Не стареющая.

Интересно…А что слушает Луиза?Наверняка не попсу. Она не из тех, кто крутит в наушниках что модно.Она… другая.

Я понял это по её одежде – строгая, винтажная, будто из французского кино.

По её взгляду – в нём не просто грусть, а целая драма без слов.

По голосу – в нём что-то колкое и мягкое одновременно.

Возможно, она любит рок 60-х, баллады 70-х, пластинки, которые пахнут временем.

Она будто бы родилась в другом десятилетии.И опять…Я думаю о ней.Опять.

Она выглядела потерянной, когда я её позвал в последний раз.Глаза – пустые, как осеннее небо перед дождём.Я не знаю, о чём она думала.Но что-то внутри меня сжалось.Это пугает.

Закончив с «Мустангом», я взял бутылку воды и сел на корточки отдохнуть.День выдался жёсткий – два, может, три часа без паузы.

Потянулся за сигаретой, только поднёс её к губам – и тут вибрация телефона.Уведомление.Сообщение от Луизы.Ого.Не ожидал.Хотя, может, и ждал.

Она писала, что хочет меня увидеть. Сидит сейчас в парке.Просто.Коротко.

Без смайликов, без её утренней лёгкости, без того тонкого юмора, что она обычно вплетает даже в обычные фразы.Что-то не так.

В её сообщении – прохлада. Будто северный ветер просочился сквозь буквы.

Я мгновенно набрал ответ, почти со скоростью света.

Пишу: «Буду через 15 минут».

Отложив телефон, я сбросил рабочую одежду, наскоро вытер руки.

Взял ключи от машины, бумажник, телефон и пачку сигарет.

Накинул капюшон, куртку, надел свои старые кеды и побежал наверх – предупредить друга.

Он спал. Ну, как всегда.

– Amico, – настойчиво повысил свой голос чтобы разбудить его.

– Не ори, что с тобой не так? Я сплю. Кактус ты навозный, – пробормотал он, не открывая глаз.

– Мне надо ехать. Почти закончил «Мустанг», завершишь сам.

– Idiota di merda… Ce l'hai fatta… И не забудь купить мне чего-нибудь пожрать!

– Как же без этого. Я скоро. Grazie.

Я выбежал вниз. Сердце стучало сильнее обычного.Не от бега. От волнения.Надеюсь, с Луизой всё в порядке.

Луиза

Я направилась прямо в центральный парк.Села на ту самую скамейку, где мы были вчера.

Мы тогда не сидели. Просто стояли рядом – часами. То говорили, то молчали.Вроде бы случайная встреча.Теперь – назначенная.

Я чувствовала, как дыхание постепенно выравнивается.

Достала из сумки наушники, вставила их в уши.Закрыла глаза.Люди проходили мимо – кто бегом, кто прогулочным шагом, дети смеялись, кто-то разговаривал по телефону.Но я просто включила Empire Of The Sun -We Are The People.

Мелодия текла в кровь.И вместе с ней – тёплая усталость, лёгкая грусть и та странная тишина внутри, которую не нарушить ничем, кроме… его шагов.

Я открыла глаза.

Прохлада ноября обнимала плечи, ночной снег растаял, мокрые листья медленно кружились над тротуарами. Всё, как вчера:

– мокрые плитки,шорох листвы,люди, будто снятые с той же киноленты.

Но теперь – он.Он шёл быстро, уверенно, как будто преодолевая пространство шагами через два метра.Он выглядел…

Будто тёмный ангел, изгнанный с небес.

Крылья – в воображении, конечно – чёрные, как у ворона.

Глаза – ночи декабрьские: глубокие, тихие, пугающе притягательные.

И губы…Они были красивее любого портрета, написанного с любовью в эпоху Возрождения.

Чёткие линии, тонкие очертания – как будто его рисовали художники, которые любили людей, и рисовали их сердцем.

Он был из тех, кто сошёл со старого холста – но дышал, шёл, жил.

И как бы он ни пытался просто идти, не смотреть, не выделяться – он притягивал взгляды.

Даже женщины постарше оборачивались, перешёптывались, будто обсуждали не его одежду, а саму его природу.А может, это гены.

А может, природа в тот день просто постаралась на славу.

Или его родители когда-то любили друг друга по-настоящему – так, что родился он.

Он делает шаг за шагом, и время, будто подчиняясь моему дыханию, замедляется. А моё сердце, наоборот, начинает стучать всё быстрее.

Вот он уже стоит передо мной.

– Ты меня немного напугала.

– Серьёзно? Извини, я не хотела так резко и внезапно написать тебе, просто… я…

– Луиза, что-то случилось? – Он смотрит в глаза и садится рядом. Расстояние между нами теперь не больше пары сантиметров. Я чувствую его тепло.

– У меня случилась паническая атака прямо на паре.

– Тебе что-то нужно? Воды? Или, может, отвезти тебя за город – там воздух чище, людей почти нет. Поехали прямо сейчас?

– Дарио, я уже немного успокоилась, но от воды не отказалась бы – в горле всё пересохло. Я просто бежала сюда, в этот парк, как будто это единственное место, где могу снова дышать. Место моего спокойствия… и спасения.

– Слушай, оставайся тут, ладно? Не уходи никуда. Я сбегаю за водой.

– Я не уйду. Я буду ждать тебя здесь.

– Отлично. Я быстро. Если вдруг станет плохо – звони сразу, хорошо?

– Не беспокойся, со мной уже всё в порядке,в его глазах видела беспокойство.

Я провожаю его взглядом. Он волнуется. Переживает. Мы знаем друг друга так мало, а он ведёт себя так, словно мы близки уже много лет. Это трогает. От этого по спине пробегает лёгкая дрожь. Но странная – приятная. Я чувствую себя в безопасности рядом с ним. Удивительно, как он умеет просто… быть рядом, слушать, заботиться.

Я смотрю в небо, и внутри рождается странный вопрос: я достойна такого человека?

А может, мне просто мерещится всё это?

Но нет… Я чувствую. Он добрый. Он светлый. Он как моя мама. Не внешне, конечно, а душой. Такой же – тёплый, понимающий. И кажется, я начинаю верить, что хорошие люди действительно существуют.

Дарио

Уходя, я обернулся в сторону скамейки. Луиза сидела тихо и смотрела в небо. Я снова ощутил беспокойство за её состояние – оно не покидало меня с первой нашей встречи. Тогда она будто исчезала из реальности, уходила куда-то далеко, в иное измерение, покидая своё тело. В такие моменты она была совсем другой, отстранённой, будто что-то гложет её изнутри.

Я не знал, что именно. И не хотел торопить ни её, ни время. Она сама всё расскажет, когда будет готова. Сейчас для меня важнее одно – чтобы она чувствовала себя спокойно и в безопасности рядом со мной.

Она была необыкновенной. Не такой, как все. Как мои картины – похожие по содержанию, но ни одна не похожа на другую по стилю. И Луиза – не похожа ни на кого.

Я ловлю каждую секунду рядом с ней, жду каждое её сообщение, словно школьник, впервые влюбившийся. Ни одна девушка не заставляла моё сердце биться иначе, никто не вызывал во мне такого желания – бросить всё и приехать за 15 минут, даже посреди рабочего дня.

Никто не трогал мои чувства так глубоко, как она.

Я не хочу терять этой связи. Я готов быть просто другом, даже если это всё, что мне позволено. Готов терпеть расстояние, одиночество и ожидание, лишь бы видеть её зелёные глаза.

Я был готов на всё – лишь бы быть рядом.

Держа в руке литровую бутылку воды и молочный шоколад, я спешил, как мог. Она всё так же сидела на скамейке – неподвижная, задумчивая. Будто вновь ушла куда-то далеко, в свои миры.

Я сел рядом, медленно и тихо, стараясь не потревожить её тишину.

Глаза у неё были закрыты, и в этот момент она вдруг сказала:

– Мир прекрасен, когда ты один.

– Можно и так представить… – ответил я.

– Но меня одиночество убивает, понимаешь?

– Знакомо.

Она вздохнула и прошептала:

– Дарио… Я так устала бороться за эту жизнь. Я просто хочу уйти…

Слёзы начали стекать по её щекам, как капли дождя с хмурого неба.

– Луиза, посмотри на меня.

Она отрицательно замотала головой, словно не хотела, чтобы я видел её такой.

– Прошу… Просто взгляни. Посмотри на меня.

Медленно, с усилием, она открыла глаза. Мокрые, зелёные, цвета весны. Даже в слезах она была прекрасна.

– Извини… Я стала такой слабой. Показываю тебе, как мне плохо.

– В этом нет ничего плохого. Ты настоящая. Без маски. Это твоя душа говорит, и я слышу её. Тебе не нужно объяснять, почему тебе больно. Просто дай себе прожить эти чувства. Я рядом. И не осуждаю.

Она всхлипнула:

– Дарио, ты очень хороший. Будто Бог послал тебя ко мне.

– Скорее наоборот. Это он послал тебя ко мне. Ты слишком чиста, слишком светлая для этого мира.

– Прекрати… Это не так.

– Это именно так.

Я поднял бутылку воды и улыбнулся:

– Я, кстати, принёс воды. И ещё кое-что. Хочешь шоколадку?

– Конечно хочу, – сказала она, чуть улыбнувшись.

Боже, как же она мила. Почти как ребёнок, радующийся простой плитке шоколада.

Интересно… согласилась бы она пойти со мной на ужин? А потом – познакомиться с Ромеро, увидеть наш холостяцкий пентхаус?

Кажется, я тороплюсь. Мы едва знакомы. А я уже хочу взять её за руку и пройти с ней все вкусы этой жизни.

Дарио

Я всё-таки решился – позвал её на ужин. Незапланированный, домашний. Вместе с Ромеро. Хотел, чтобы она познакомилась с моим другом, с моим братом по жизни.

Мы с Ромеро часто готовим – когда редкие выходные совпадают. В этот раз мне хотелось добавить в её день немного тепла, уюта. Или, может, просто сделать его лучше. Она заслуживает наш ужин. И мы сегодня его приготовим.

– Я тут подумал… давай поужинаем? – сказал я.

– Где? Ты всегда такой неожиданный, – она улыбнулась.

– Хотел немного отвлечь тебя. Вот и всё.

– Знаешь, я немного голодная… Хотя нет, я действительно голодная, – засмеялась она.

– Вот и отлично. Поехали. Только заедем в мини-маркет, нужно купить продукты. Ромеро тоже голодный и уже ждёт еду.

– Ромеро – это твой друг?

– Да. Мой друг, почти как брат. Познакомлю вас на работе, когда приедем.

– Хорошо, как скажешь.

Она села на переднее сиденье машины и с интересом огляделась. Видно было, что ей любопытно, в какую машину она попала.

– Это Alfa Romeo Montreal, – сказал я. – Да, она не новая, но ездит не хуже современных спорткаров. Эта старушка разгоняется до сотни за 7.6 секунд, объём двигателя – 2.6 литра, максимальная скорость – 222 км в час.

– Она восхитительна… В ней чувствуется история.

– История Италии.

– Точно. Это ощущается.

– Мы купили её у дяди Ромеро. Он перевёз машину из Рима в Америку. Не хотел оставлять её там. Сейчас ему тяжело – постарел, трудно ходит. Но мы его навещаем и продолжаем его дело – автомастерскую.

– Это достойно уважения. Вместе работаете, помогаете… дяде.

– Возможно.

– Ну что, поехали?

– Поехали.

Она снова улыбнулась. Эти ямочки… они придают её лицу ещё больше очарования. Она умеет радоваться простым вещам. И это – бесценно.

Луиза

Мы ехали осторожно. Казалось, Дарио знал о машинах больше, чем кто-либо. Он говорил о ней с такой любовью, что я сразу поняла – он ценит её, бережёт… как часть себя, как часть своей жизни, в которой есть место и для дружбы, и для памяти.

Машина была божественной. Стиль семидесятых, и сам её облик будто переносил нас в ту далёкую эпоху – куда-то в Италию, под золотое солнце и шелест виноградников.

В ней было всё ретро: матовая обивка, кнопки, форма зеркал. Даже звук двигателя казался из прошлого. Она была сделана с душой – и видно, как за ней ухаживали. Цвет… вишнёвый, глубокий, почти тёплый. Когда я впервые увидела Дарио, взгляд сначала притянула эта машина. Но потом – он. И поняла, они подходят друг другу.

Я чувствовала комфорт. Лёгкий запах кожи, аромат чего-то мужского, спокойного – запах Дарио. Он вёл машину уверенно. Иногда краем глаза смотрел на меня, и, встретившись взглядом, мы оба просто… улыбались. Без смущения. Без слов.

Это было взаимно. Не знаю – по-дружески ли, или что-то больше. Но мне было спокойно рядом с ним. Как будто он – моя тихая гавань. А я – его пристань.

Нам не нужны были слова. Мы знали, что сказать. И что лучше оставить в молчании.

Откусывая шоколад, мне стало ещё лучше, и у меня разыгрался аппетит. Дарио уже закупал продукты – сам настоял на этом, велев мне отдохнуть в машине и пить воду.

Пока мы ехали к нему, он рассказывал, что живёт почти над самой автомастерской. Меня это растрогало: они с другом работают и живут вместе, словно братья, деля кров и заботу. Я вспомнила его мозоли – тогда, в парке, когда он рисовал. Видимо, Дарио всегда в работе и почти не уделяет времени себе.

Когда мы приехали, вокруг оказались магазинчики и крупные строительные супермаркеты. Их автомастерская была скромной: два бокса для ремонта машин, а над ними – маленькая квартирка. Всё здание было выложено из кирпича, рядом росли деревья, а в горшках – подстриженные розы. Весной они наверняка расцветут. Сейчас уже холодно, но видно, что их дядя любит живое и зелёное.

Я вышла из машины, и изо рта пошёл пар – под вечер стало минус. Моё тело тут же покрылось мурашками.

Дарио кивнул в сторону двери, и я послушно пошла за ним.

Внутри было тепло, светло, даже уютно – конечно, здесь работают люди, и нужно хорошее освещение.

Я увидела парня в рабочей форме – весь испачкан маслом или чем-то похожим. Он выглядел серьёзным, пока не заметил Дарио.

Они были немного похожи. Тёмные волосы, короткая, аккуратная стрижка – что-то вроде полубокса, с узорами по бокам. Я не знала, как это называется, но выглядело дерзко, смело, и ему шло. Его глаза были выразительными, жёсткими. Он напоминал мне героев мексиканских фильмов – тех «плохих парней» из картеля, которые держат весь город в страхе. Но при виде Дарио – и меня – он вдруг расплылся в тёплой, настоящей улыбке. Видимо, это просто образ. Внутри он, как и Дарио, – хороший.

– Dove sei stato, stronzo?

– И я рад тебя видеть, друг.

– Ого, вот так встреча. Это она – из-за которой ты утром ушёл и пропал с концами?

– Можно не сейчас? Я хочу приготовить ужин. Помоги мне.

– Познакомиться сперва бы хотелось с твоей спутницей, а не сразу в кастрюли лезть. Так что, представишь нас?

– Извини, просто мы голодны. Знакомься, это Ромеро – мой друг и брат.

– Очень приятно, Ромеро.

– А это прекрасная девушка – Луиза.

– Привет, Лу. Очень рад знакомству. Ты действительно красавица. И, кстати, куда лучше, чем его бывшие. Те пользовались им… ну, ты поняла.

– Чёрт, Ромеро, заткнись. Просто иди вытащи пакеты из багажника. Я пока начну с кухней.

– Окей, только не рычи.

– А ты, Луиза, отдохни у меня в комнате.

– Нет, я хочу помочь вам.

– Луиза, ведь…

– Я же сказала – нет. Мне уже лучше, не беспокойся. Так… где тут можно помыть руки? И что готовим?

Я лишь улыбнулась ему.Он хотел возразить,но кажется передумал.

И вот мы уже готовим втроём, как одна большая семья.Будто все мы были знакомы давно лет десятьТак началась наша дружба. Дружба, которая запомнится на всю жизнь.

Прошёл почти месяц с того момента, как я познакомилась с Дарио. Мы быстро нашли общий язык. После занятий в университете я всё чаще проводила время с ним – гуляли в парке, катались на машине или просто болтали. Иногда к нам присоединялся Ромеро. Он радовался нашему знакомству, часто подшучивал и говорил, что я стала ему как младшая сестра. Это тронуло меня до глубины души.

По вечерам мы готовили ужин, смеялись, отдыхали: ребята – после тяжёлого дня в мастерской, я – от лекций. Особенно я полюбила те вечера, когда мы устраивали «киновечер» прямо в мастерской. У них был старенький проектор, и, завесив окна, мы превращали рабочее пространство в уютный кинозал. Там была своя особая атмосфера – будто мы знакомы всю жизнь, будто мы не просто друзья, а семья.

Но в самые тихие минуты я думала об отце. Он почти не звонил. Прошёл месяц – и я, не дождавшись ни одного весточки, купила билет. Я должна полететь и увидеть его. Я звонила ему на прошлой неделе – он не ответил. Я беспокоюсь. После смерти мамы он начал пить ещё больше. Мне страшно, что он совсем себя запустил и не понимает, к чему это может привести.

Дарио пока не знает. Он спрашивал о моей семье, но я каждый раз отводила разговор, говорила, что не хочу говорить об этом. Он, кажется, грустнел от этого, и мне становилось неловко. Он делился со мной самым личным – рассказывал о себе, о Ромеро, о своём прошлом. А я… я будто пряталась.

Сегодня я всё ему расскажу. Он заслуживает этого. Он всегда ждал меня. Мог стоять в парке часами, ничего не говоря. Мог просто смотреть на меня, молча, с таким терпением и заботой, будто знал, что я приду и всё объясню. Я вижу, как он старается быть рядом. И я хочу быть искренней с ним. Он заслуживает ответы на свои вопросы.

После учёбы я даже не пошла в свою съёмную квартиру – ноги сами привели меня к автомастерской.

Подходя к знакомому зданию, я заметила табличку «Закрыто» на двери. Но что-то внутри толкнуло меня постучать.

За дверью послышался голос Дарио:

– У нас сегодня выходной. Работаем только с завтрашнего дня.

– Это я.

Повисла короткая пауза.

– Луиза, это ты? Что ж ты стоишь, заходи.

Я открыла дверь. Дарио был в рабочей форме, весь в мазуте, что-то ковырялся в моторе той самой машины, которую они с Ромеро делили как общую. Он выглядел так же, как всегда – в масле, но сосредоточенный и спокойный.

– Извини, я должен переодеться…

– Не стоит, Дарио. Я пришла поговорить. Это важно. Ты, наверное, догадываешься, о чём речь.

Он посмотрел прямо в глаза, и я сразу поняла – да, он понял.

– Хочешь рассказать о своей семье?

Я кивнула. Я долго не решалась, но теперь – пора. Он из тех, кто должен знать всё.

– Хорошо, – тихо сказал он. – Я сейчас принесу стулья. Не стоять же нам вот так.

Мы сели. Я слегка нервничала – мне снова предстояло вспомнить детство, переезд, маму… Всё то, что я долго прятала внутри.

Я сжимала руками саои колени, сжала так сильно, будто пыталась удержать всё внутри. Дарио это заметил. Он придвинулся ближе.

– Луиза, дай мне руку.

Я молча протянула правую. Он взял её в обе ладони и начал аккуратно греть, дыша на неё своим тёплым дыханием.

– Ты замёрзла. Я принесу одеяло.

– Не нужно. Просто я немного нервничаю.

Он кивнул.

– Знаешь, я всегда говорил о своей тёте… Но, наверное, и мне стоит рассказать, где мой отец. Где моя мать. Не только ты должна открываться. Я ведь тоже прятал свои скелеты.

– Я просто не хотела надавить на тебя, Дарио. Ты говорил о тёте с такой теплотой… Я не решалась спросить про твою маму или отца. Хотела дать время. С вами мне и так было хорошо. Настолько хорошо, что я иногда забывалась.

Он улыбнулся уголками губ.

– Луиза, ты – та, с кем не обязательно говорить часами. Ты – та, с кем можно просто молчать. Я понял это в нашу первую встречу.

– Дарио, мне уже тепло.

– Оу, прости, – он чуть засмущался, не отпуская мою руку. – Я, кажется, увлёкся.

Мы улыбнулись друг другу. И тогда я начала. Медленно, запинаясь сначала, а потом всё быстрее – рассказала всё. С самого начала. Всё, что произошло со мной. Что стало с мамой. Что стало с отцом. Почему я поступила сюда. Как менялись города, и вместе с ними – мои чувства. Как со временем боль в груди будто бы притупилась, но никогда не исчезла.

Дарио слушал внимательно. Не перебивал. Только смотрел в глаза – тёмные, глубокие, спокойные, как вечернее озеро. Когда я начинала плакать, он вставал, приносил воду, снова садился, держал мои руки, будто бы говоря: «Я рядом».

Он действительно понимал. Понимал не словами – понимал сердцем.

А потом он встал:

– Луиза… ты сильная. Всё, что с тобой произошло, вызывает уважение. Не каждый способен пройти сквозь такую боль и остаться собой. Я тебя слышу. И я тебя понимаю.

Со слезами я встала и обняла его обеими руками. Прижалась к нему, к его груди. Слышала, как бьётся его сердце под мягкой тканью. Он был тёплым, как рассвет. Нежным – настолько, что в его объятиях легко было утонуть.

Я не знала, что между нами. Мы были друзьями. Но я – девушка. А он – парень. И дружба будто превращалась во что-то большее. Между нами нарастало напряжение, как электрический разряд. Нас что-то тянуло друг к другу. И я… я боялась влюбиться.

Дарио

Она обнимала меня так, будто мир вокруг остановился.

Я ответил тем же – одной рукой обнял её за спину, другой прижал голову к себе. Она дышала в мою шею, такая далёкая… и такая грустная.

Да, в моей жизни были девушки. Те, кто хотели меня, и, признаться, я хотел их тоже. Мы гуляли, смеялись, вечера проводили шумно и страстно. Я провожал их домой, они приглашали меня к себе. Всё было просто: желание, огонь, игра.

Но с Луизой… всё было иначе. Чёрт, совсем иначе.

Она превращала меня в тихую волну. Только с ней вечер становился мягким, как бархат. Своим присутствием она могла замедлить время, успокоить душу. Я хотел её – не как всех до неё. Я хотел оберегать. Самый красивый, самый редкий цветок в саду – вот кем она была. А я… я мог только любоваться.

Сколько раз я хотел коснуться её щеки…

Было столько моментов, когда мы оставались вдвоём. Мы гуляли допоздна, Ромеро даже специально исчезал, оставляя нас наедине – словно чувствовал, что мне нужно время с ней.

Но я держал себя в руках. Я не был тем идиотом, что думает только о сексе. Я не хотел провести с ней просто одну ночь. Я хотел проводить с ней всю жизнь – дни и ночи, закаты и рассветы.

Хотел просто держать её в объятиях, смотреть в её зелёные глаза.

Иногда я просто смотрел на неё – как она поправляет волосы, как улыбается, когда думает, что никто не видит.

Она могла сидеть напротив меня с чашкой чая, рассказывать какую-то ерунду про день, а у меня внутри всё горело. Я слушал, но не слышал слов. Я только ловил каждое движение её губ, каждый взмах ресниц, каждый вдох.

И хотел сказать: «Луиза, чёрт возьми, ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь». Но молчал.

Я был другом.

Я хотел поцеловать её.

Моё сердце билось так, что, казалось, она вот-вот услышит его.

Я осторожно коснулся её подбородка, приподнял его ладонями – нежно, будто боялся сломать что-то хрупкое.

Смотрел ей в глаза. Такие живые, глубокие… но есть ли там я? Есть ли хоть часть меня в её мыслях?

Я медленно наклонился ближе. Она не отстранилась. Она закрыла глаза.

О, Боже. Неужели она не против? Неужели она хочет этого так же, как и я?

Мои губы уже почти коснулись её. Я дышал ровно, в унисон с ней. В этот момент не было ничего – только она. Только мы.

И вдруг – щелчок двери.

– Друг, чё там? Как дела с нашей тачкой?

Ромеро.

Его голос как ведро холодной воды.

Луиза резко открыла глаза, отстранилась, опустила взгляд.

Я молча отнял руки, провёл ладонью по затылку, словно пытаясь стереть это мгновение, которое ускользнуло, как песок сквозь пальцы.

– Всё нормально, – ответил я, не оборачиваясь.

Сердце всё ещё грохотало, но уже от боли, а не от надежды.

Мы с Луизой не сказали ни слова.

Но в этом молчании было всё: почти-поцелуй, почти-признание, почти-мы.

–Кажется, я опять не вовремя сказал Ромеро.

–Как обычно, брат твёрдо ответил я.

– Тут… эмм, мне нужно срочно в аптеку, ребята.

– Ромеро, не уходи. Это из-за нас? – Луиза смотрит на него.

– Нет, Лу. Правда, я просто кое-что забыл купить. Всё нормально, ребята.

Ромеро всё понял без слов. Он не хотел портить момент… но уже испортил.

Я был почти зол. Луиза в такие моменты становится как ребёнок: уходит в себя, меняет тему или ищет повод сбежать.

Снова. Она опять сбегает.

Я молчал всё это время, давая ей пространство. Но каждый раз она закрывается. Только что она могла меня поцеловать… и в следующую секунду – её лицо холодело.

Я держусь. Но внутри уже срываюсь, как вулкан перед извержением.

– Дарио… Я купила билеты до Джордж. Я не знаю, когда вернусь. Скоро каникулы, и я должна лететь к отцу. Через день – улетаю.

– Когда ты вернёшься?

– Не знаю… может, через неделю.

– Спасибо, что выслушал. И понял.

– Да не за что. Всё как обычно, да?

– Дарио… что-то не так?

– Ты убегаешь тогда, когда тебе удобно.

– О чём ты?

– О том, что делаешь вид, будто мы просто друзья.

– Так и есть.

– Ясно… значит, просто друзья.

Она начинает собирать сумку, ищет телефон по карманам.

– Луиза, твой телефон – на крыше машины. Видимо, ты случайно оставила его там.

– Благодарю…

– Тогда поблагодари сейчас.

Она смотрит мне в глаза. Я снова чувствую – между нами вот-вот пройдёт разряд. Что-то должно случиться. Это не дружба. Это совсем другое.

– Тогда скажи, чем это… другое?

– Поцелуй меня в щёку.

– Хорошо. Без проблем.

Обычно, при встрече или прощании, мы лишь на пару секунд обнимались. А сейчас… я хочу только одного – тепла её губ.

Она делает шаг… ещё один. Всё ближе.

Я снова задыхаюсь, как будто в груди не хватает воздуха.

Она поднимается на носочки… и её алые губы касаются моей щеки.

Я чувствую летний бриз где-то на моей родине. Солнце садится за горизонт. Цветы пахнут в саду. Летний дождь касается лица. Всё это – в одном лёгком поцелуе.

Я закрываю глаза. И уже знаю – она уходит.

Оставляя лишь след в моей памяти.

– Дарио, до скорого. Я буду звонить. И не переживай за меня.

Я молча киваю.

Луиза

Я была не глупа – я знала, он зол.И, кажется, во всём виновата я.

Мы оба запутались.Хотели одного и того же, просто по-разному.

Я хотела поцеловать его уже давно.Впервые, встретив такого человека, я почувствовала огонь – настоящий, мучительный – внутри себя.Но Дарио никогда не добивался меня. Он просто был рядом. И этого оказалось достаточно, чтобы я влюбилась… без остатка, без памяти.

Я же… всё это время держала его на расстоянии.Я не хотела причинить ему боль. Он не заслуживает боли. Не от меня.

Я не та, с кем можно строить отношения.Во мне самой слишком много сломанных частей.Слишком много опросов, тянущих в прошлое.Я – не "пара для счастья", не лёгкая и не простая.И где-то глубоко внутри мне казалось, что он тоже это чувствует.Что мы оба, может быть, изначально не хотели любви…

Но теперь… теперь жалеем, что вообще встретились.Не потому что было плохо – а потому что было слишком хорошо.

Прости, Дарио.Мне правда нужно разобраться с отцом.Мне нужно разобраться с собой.Я не готова.

Я держала телефон в руке – хотела позвонить, рассказать ему всё.

Сказать, что люблю. Что скучаю. Что жалею.Но… не сейчас.

Я надеюсь, он поймёт мою отдалённость. Простит.

Я сама запуталась в своих мыслях.Писала о нём стихи…Он даже об этом не знает.

Я писала о нём по ночам,как только гасли все фонари на улицах.

В эти минуты тишины я уловливала его образ —чистый, тёплый, как свет сквозь занавески.

Он был тем,с кем можно мечтать о будущеми верить в невозможное.Он – надежда.Он – опора.

Он тот, кто отдаст всего себя

ради одной моей улыбки.И ради него…я начала писать стихи.

Искала я спасение, смотря вокруг.

Он появился из сна моего вдруг.

Чёрным дымом и чёрным взором,

Окружая тёмной пеленой своей,

Касаясь души и слёз моих,

Зашивая мои раны до прошлого,

говоря себе: «А это возможно?»

Он есть и будет прощением —

тем, кто умел молчать и быть мною.

Если Дарио думал, что я держусь от него на пару сантиметров или пару метров, – это совсем не значило, что он мне не нравится. Наоборот, он мне, пожалуй, даже слишком нравится. Я, возможно, влюбляюсь – в каждый его дюйм, в каждый миллиметр.

В нём было что-то такое, чему можно было бы подражать. Он умел слушать – по-настоящему слушать – и не осуждать. Он мог заглянуть в глаза и будто заглядывал в самую душу, точно зная, где болит, где кровоточит.

Иногда мне казалось, что он вовсе не человек, а ангел. Может, это звучит как преувеличение, но он действительно был другим. И я всегда буду говорить себе: он послан мне Богом.

Мама говорила мне, что нам посылают ангелов, чтобы мы смогли встать на свой путь – найти себя, обрести счастье. И что моё время тоже придёт. Что кто-то однажды подарит мне новое дыхание и новую жизнь.

Всем сердцем я ждала этот момент. Возможно, он уже наступает. Возможно, это был он.

Знал ли Дарио, какие чувства я к нему испытываю?..

Утро перед вылетом в Джордж. Я решила написать Дарио.

Пусть он знает – я совсем не такая, какой он, возможно, меня считает. Я тоже хочу дать ему немного тепла. Того самого, что он дарил мне. Может, моё тепло и не сравнится с его… Но оно искреннее.

Его тепло – как лучи солнца перед закатом. Оно касается кожи, обволакивая её мягким, золотым светом. Оно нежно охватывает до самых краёв души.

Боже… одна лишь мысль о нём – и я уже представляю, как он идёт ко мне сквозь лабиринты, чтобы просто взять мои руки и положить их на своё сердце. Показать мне мир, где мы можем быть собой.

Я набираю сообщение:

Я: «Доброе утро, Дарио. Мой рейс в 8:45. Хотела сказать, что как только прилечу – напишу. Спасибо тебе за то, что ты есть».

Через несколько секунд – ответ.

> Дарио:

«Луиза, я хочу увидеть тебя перед вылетом».

Мои зрачки расширились мгновенно. Я перечитываю.

Я:«Ты действительно хочешь меня увидеть в аэропорту?..»

> Дарио:

«Да. Потому что я не увижу тебя почти неделю… А я просто хотел бы взглянуть на тебя. И…»

Я: «И?..»

> Дарио:

«И я бы хотел снова увидеть твои глаза.

Прошу, Луиза… только не исчезай от меня, будто мы просто друзья».

Моё сердце дрогнуло. Я отвечаю:

Я: «Приезжай. Я только начала собирать вещи – через час уже буду в аэропорту. Буду ждать тебя, Дарио».

> Дарио:

«Хорошо, Лу».

Перед уходом я увидела своих соседок. Мы жили в разных комнатах, между нами – длинный коридор и общая кухня. Честно говоря, я почти не видела их и не особенно стремилась знакомиться. Я приходила домой только чтобы отдохнуть и выспаться. Всё остальное время – учёба, университет… и, конечно, Дарио. Точнее, ребята. Ромеро тоже был добр ко мне, и мне было уютно среди них.

– Оу, Луиза, верно тебя зовут? – остановила меня одна из них.

– Мы так и не познакомились поближе, красавица.

– Привет… Милли, кажется?

– Да-да, правильно! Я Милли. Куда ты собираешься? Ведь скоро праздники. Не хочешь остаться с нами? В тот раз ты сбежала от нас.

– Я занята в последнее время… И после праздников собираюсь искать работу.

– Хорошая девочка, – фыркнула она с лёгкой усмешкой. – А вот мы не такие. Ну, не идеальные, ты поняла.

Кстати, куда ты уезжаешь? Думаю, наша соседка недолго будет в разъездах?

– Нет, всего на неделю.

– Отлично! Значит, на Новый год будешь тут. Обязательно надо отметить! Поболтаем, пообщаемся, как подруги. А то ты всё куда-то уходишь, и парня вроде не видно. Короче, нам стоит как-нибудь потусить!

– Да, как-нибудь… До скорого, Милли.

– И тебе, красавица!

Когда я закрыла за собой дверь, то вздохнула с облегчением.

О боже. Они меня немного пугают. Особенно их навязчивые разговоры. Помню, как звали меня на какую-то вечеринку – даже не поняла где и с кем. Эти девочки были теми, кто явно любил "отрываться", и судя по их поведению, вряд ли учились на медиков. Это пугало меня ещё больше.

Я и не заметила, как в углу кухни стояла её подруга – брюнетка с мутным взглядом. Вот она пугала меня ещё больше, чем сама Милли…

Дарио

Я спросил у Луизы, в какой именно аэропорт мне ехать – в Нью-Йорке их четыре. Одев куртку, завязав шнурки на кедах, я надел шапку и уже выходил, как услышал голос Ромеро:

– Брат, ты к ней?

– Да. Луиза улетает к отцу. Я должен её увидеть.

– Ясно… Обними её за меня.

– Хорошо, брат. Я скоро буду. Заменю тебя.

"Una bestia innamorata non è più una bestia."

(Влюблённый зверь – больше не зверь.)

Я только усмехнулся. Ромеро знал, что говорил. И я знал, что он понял меня.

Я сел в машину, завёл её. Она не заводилась сразу, как всегда – принцессе нужно было время, ей нужно было согреться. Я ждал.

Но с каждой минутой внутри всё сильнее разгоралось нетерпение – увидеть её. Просто увидеть.

Я держу себя в руках, сколько могу. Уже больше месяца мы делаем вид, что "друзья". И будто это нормально.

Но чёрт его знает, насколько ещё я выдержу.

Луиза всегда ставит барьер. Как только я делаю шаг к ней – она отступает. Я знаю, это её травмы, её страхи, её прошлое.

Я даю ей время.

Но чем больше проходит времени, тем сильнее я теряю самого себя.

Моя влюблённость сжигает меня до боли.

Чем больше она проводит с нами времени – тем больше я к ней привязываюсь. Тем больше я чувствую её.

Даже Ромеро это замечает.

Только Луиза не видит.

Знает ли она, как мне тяжело?Знает ли, как часто я думаю о ней, молча?Знает ли она, что однажды я тайком сфотографировал её – только для того, чтобы по ночам рисовать её портрет?..

Только так я могу чувствовать, будто она рядом.

Я приехал быстрее, чем ожидал. А может, просто не заметил времени – будто ехал на инстинктах, не помня светофоров, не помня улиц. Я припарковался где-то сбоку, у терминала, выскочил из машины и вбежал внутрь.

Толпа людей. Чемоданы, гудки, объявления, дети, женщины, мужчины, шум шагов. Всё размывалось – будто я был под водой, ища один единственный знакомый силуэт.

Где ты, Луиза?..

Я вглядывался в лица. Она должна быть здесь. Я не мог не успеть.

И вдруг – она.

Стоит в очереди к стойке регистрации. Её спина. Её волосы. Пальто, которое я видел на ней в ту самую первую нашу встречу. Она слегка оборачивается, поправляет прядь за ухо.Мир замер.

Я сделал шаг. Потом ещё один. И только когда оказался почти рядом – произнёс её имя, чуть тише, чем хотел, но с такой силой внутри, что она сразу обернулась:

– Луиза.

Она повернулась, будто не поверив, что я действительно здесь. В её глазах – удивление, растерянность, и… что-то, что я всегда искал.

Я подошёл ближе, не скрывая улыбки.

Она стояла с чемоданом, немного прижав его к себе. И не сказала ни слова. Только смотрела.

– Прости, – сказал я. – Я просто… не мог отпустить тебя, не увидев.

Она слегка улыбнулась. Я не знал, что она скажет.Но я знал одно: мне не хотелось, чтобы она уезжала.

– Ты пришёл… – наконец прошептала она. – Я думала, не успеешь.

– Я бы всё равно прибежал. Хоть на секунду. Хоть просто посмотреть.

Я посмотрел на её чемодан.

– Луиза…

Я остановил её. Она почти уже уходила к выходу.

– Я пришёл сказать кое-что…

Это не то время. И не то место. Но я так устал… скрывать.

– Дарио, – её голос дрогнул, – ты не обязан ничего говорить…

Потому что я тоже…

– Ты тоже… что? – спросил я, подступая ближе.

Она смотрела на меня несколько секунд – и прошептала:

– Поцелуй меня, пожалуйста.

Мои глаза расширились.

Я не думал – просто шагнул к ней, обхватил её за спину и притянул к себе.

Между нами больше не было ничего.

Ни метра. Ни сантиметра. Ни того страха, что разделял нас целый месяц.

И чёртов ноябрь стал вдруг сладким.Сладким, как её губы.

Она пахла… как моя родина. Как Италия.Как виноград, растущий у дома.Как солнце, пробивающееся сквозь ставни,как хлеб, который пекла тётя Нина.Она пахла домом.

Луиза дышала чаще, будто не ожидала этого. А может, это были её эмоции. Я не знал. Я просто целовал её – её мягкие, пухлые губы цвета Джеральдин.

Она закрыла глаза, и дышала так же, как я – спокойно, вместе со мной.

Поцелуй длился тридцать… может, тридцать пять секунд.

А мне показалось, будто только одно мгновение.Или целая жизнь.

Я никогда не забуду этот поцелуй.Он остался у меня в памяти – как осталась Италия.

Я держал её крепко. Прижимал всё сильнее, будто боялся: если отпущу – моё сердце останется пустым.

Луиза могла забрать всё.Даже моё одиночество. Даже мою душу.

Обеими ладонями я взял её лицо, её голова прижималась к моему сердцу.А потом она подняла голову и дыша прямо мне в подбородок. Я был выше, но чувствовал её дыхание, жар её щёк.Она открыла глаза и просто… улыбнулась.

Тихо. Мягко.Как будто говорила без слов: «Да. Мне понравилось.»

Если бы она знала, как мне было хорошо с ней…Этот поцелуй дал всплеск моей любви – такой силы, что я едва сдерживал себя в аэропорту.

Если бы не люди вокруг – я бы поддался ещё больше.Словно зверь, который нашёл свою жертву.

Но это не было охотой. Это была нежность.Та нежность, которую я всегда берегу для неё.Для Луизы.Потому что она этого достойна.

Луиза

Это было больше, чем сон. Я часто мечтала, выдумывала сценарии наших встреч, в которых подходила к нему и говорила: «Я не айсберг. Моё сердце бьётся. Я умею любить. Я умею привязываться.»

Но в реальности я прятала чувства в клетке, и это было мучительно. Болезненно.

Мне нужен был только он – Дарио. Его присутствие становилось глотком свежего воздуха в знойный день. Он был как оазис среди песков – необходимый, как часть меня самой.

Я знала это с первой нашей встречи – он не был обычным. И то, что нас тянет друг к другу, – не просто желание, а судьба.

Хочешь ты того или нет – ты чувствуешь, что кто-то предназначен тебе. Так было с ним. Мы были созданы для этой встречи.

Я спешила. Бежала, чтобы снова увидеть, как он рисует в своё свободное время.

В эти моменты он становился собой – создавая миры на бумаге, раскрывая свои фантазии, пейзажи, мечты.

Я лишь наблюдала издали. Часто – украдкой. Не хотела, чтобы он ловил мои взгляды.

Я слишком берегла нас. Не хотела разрушить дружбу, которая была мне так дорога.

Но первый поцелуй стал для меня даром. Самым прекрасным подарком в жизни.

Я сама его попросила – и не жалею.Я счастлива, что сделала то, о чём мечтала. То, чего ждала.

И, кажется, мы оба – ждали этого. И хотели.До встречи, я писала строки своих тетрадях и всегда держала их ближе и глубоко ли бо в сумке ли бо под подушкой.

Я бы назвала тебя шрамом —

Глубоко внутри порезан.

Как мысли перед сном —

И забыть мне тяжелее,б

Те встречи, что мы жаждали,

Что так хотели любить.

Я писала о нём слишком много – мои мысли часто всплывали, как тело, обнажая всё, рассказывая о самых главных и откровенных чувствах.

Я решилась отдать себя ему, доверяя полностью, ведь в нём я видела и себя, и свою душу.

А душа моя давно искала выход – к тем мечтам, где она могла бы блуждать и быть собой, без масок.

Теперь я знала, чего хочу и чего желаю: впервые в жизни я так сильно хотела поцеловать парня и забыться.

Он был тем, с кем не нужно сдерживать бушующий ветер где-то на побережье океана.

Он был тихим и смертным берегом, способным ждать меня… и успокоить.

– Дарио, это было прекрасно…

– Не нужно слов.

– Ты лучший из всех парней, которых я когда-либо встречала.

Он только засмеялся, а потом нежно поцеловал меня в лоб – так мягко, как только можно.

– Нет, я просто влюблён. И я ждал этого, как никогда.

–-Извени Дарио,иногда я бываю такой глупой.

– Я ведь сказал, Луиза, – нам не нужны слова. Нам нужно было лишь время. И мы решились. Здесь никто не глуп.

И всё же я так долго держалась на расстоянии от него.

–-У человека бывает слишком много боли, слишком много травм… и только со временем он начинает понимать свои ошибки.

Так что не стоит себя критиковать.

Опять он всё знает.

– Дарио, мне скоро нужно уходить…

А он снова смотрит на меня так, будто понимает меня лучше, чем я сама себя.

– Иди ко мне.

Он обнимает меня – крепко, надёжно. Я чувствую его сильные руки за моей спиной, чувствую его любовь.Наверное, мы были слишком влюблены, чтобы что-то объяснять или говорить.

Нам не нужны были слова.Мы умели говорить глазами, прикосновениями…Или просто быть рядом – на пару сантиметров.

В этом и была наша связь.Наша галактика.Мы вдвоём – летели к другим звёздам,ища новый свет своих чувств.Мы были вместе против всего мира.

Дарио

Я отпускал её руки не спеша.Она улетала от меня, а я так и не успел рассказать о своей семье.

Мы всё время говорили о её интересах, о наших прогулках, мечтах… а о себе – забыл.

Когда она вернётся, я обязательно расскажу ей о матери. Об отце. О том, чего она не знает.

– Стой, Луиза.

– Что случилось, Дарио?

– Я забыл кое-что отдать тебе.

Из заднего кармана я достал плитку шоколада – тот самый, молочный, с орешками. Я запомнил, что она любит, а что нет. Какие вещи приносят ей радость.

– Боже, Дарио, ты чудо… Я с утра так хотела шоколад.

– Дай угадаю – ты выпила только кофе, но без сладкого?

– Всё верно. Я с ума сходила по шоколаду, но не успела купить.

Я знал, что у Луизы не всегда хватает денег на её "хотелки".

Стипендия уходила на квартиру и продукты.

Она экономила, даже когда очень чего-то хотела.

В этом она напоминала мою тётю – всегда всё для дома, а о себе забывала.

И я покупал тёте её любимые фрукты. Каждый день.

Она ворчала, но знала, как мне приятно делать для неё такие мелочи.

Сейчас я готов хоть каждый день покупать Луизе шоколадки.

Только вот белых роз не успел…

Когда она вернётся – увидит их в моих руках. Улыбнётся, как ребёнок.

А она ведь и есть – ребёнок, потерявший себя где-то на пути, ища мать.

Я видел в ней одиночество. Она скучала по отцу. Тосковала.

Вот и решилась полететь к нему. Думаю, она делает правильно.

Каким бы ни был родитель, порой стоит сделать шаг навстречу – даже если он поворачивается спиной.

А я?

Я ведь сам отвернулся от матери.Она разбила мне сердце. Ушла к другому.Оставила меня с тётей…

– Благодарю тебя… вот только мне нечего дать взамен.

– Не стоит. Иди. А то опоздаешь и не пройдёшь регистрацию.

– Пока. Увидимся скоро.

– Через неделю, конечно.

Она уже повернулась ко мне спиной. Уходила всё дальше и дальше.

А я…

Я уже скучал по её зелёным глазам.

Луиза

Я поднялась по трапу и оказалась внутри самолёта. Воздух был плотный, пахло чем-то между металлом, духами и дорогой синтетикой. Всё вокруг казалось одинаковым: ряды кресел, голубоватый свет, мягкий гул, похожий на дыхание гиганта. Я огляделась, сжимая в руках посадочный талон. Место у иллюминатора… где оно?

Мои ботинки издавали глухой звук по узкому проходу, а пассажиры уже заняли почти все места, кто-то возился с ручной кладью, кто-то с сонным видом листал телефон. Я старалась не смотреть им в глаза – только в номера над креслами. 23А… 24… вот, 25.

Моё место. У окна. И когда наконец опустилась в кресло, первое, что сделала – развернулась к иллюминатору. Маленькое круглое стекло, будто глаз машины, показывало серое крыло и бегущие по нему полосы дождя.

Я прижалась щекой к прохладному пластику."Я улетаю," – подумала я.

Словно оставляю не только землю, но и какую-то часть себя.

Я не успела ещё по-настоящему устроиться, как рядом со мной кто-то мягко коснулся моей руки.

– Милая, я сяду рядом а то искала своё место так долго – голос был тихий, тёплый, с легкой хрипотцой.

Я повернулась. Пожилая женщина в светлом кардигане и с аккуратно собранными седыми волосами смотрела на меня с улыбкой.

– Конечно, – я поспешно выпрямилась,и дала женщине сесть а я лишь смотрела на неё.

Она села с лёгким вздохом, положила свою сумочку на колени и повернулась ко мне:

– Ты, наверное, нечасто летаешь?

Я чуть смутилась.

– Почему вы так решили?

– Ты прижалась к стеклу, как ребёнок, – с лёгким смешком сказала она. – Я сама такой была… в твои годы.

Я улыбнулась – непроизвольно, от её доброжелательности.

– Просто люблю наблюдать, как всё уменьшается внизу. Как будто у всего – есть начало, но и есть расстояние, чтобы отпустить.

Женщина кивнула.

– Значит, ты от чего-то улетаешь? Или к кому-то?

Я посмотрела на капли на стекле. Они всё ещё медленно стекали вниз, как мысли, которым некуда деться.

– Наверное, и то, и другое, – тихо сказала я.

– Это всегда так, – прошептала она. – В молодости мы убегаем от одного и летим к другому, только не всегда понимаем, от чего именно.

Она достала из сумочки яблоко и протянула мне.

– Возьми. Помогает при взлёте. И… от грустных мыслей.

Я взяла. Невольно – с благодарностью. Как будто она дала не яблоко, а что-то нужное – маленькое, но важное.

– Спасибо.

– Зови меня Рене, если что. Мы рядом сидим, значит, не просто так. В небе ведь случайных соседей не бывает, – подмигнула она.

Я кивнула. И вдруг стало спокойнее.

Как будто и правда – рядом со мной сидела не просто пассажир, а человек, который знает, как это – улетать, не зная, когда вернёшься той же.

Мы взлетели, и шум двигателей заполнил всё вокруг. Я молчала, глядя в иллюминатор, где облака казались ватными горами. Рядом Рене сидела спокойно, с выпрямленной спиной, как будто она не в самолёте, а на веранде, наблюдая за садом.

– Ты очень красива, – вдруг сказала она, не отрываясь от своих мыслей.

Я слегка вздрогнула.

– Спасибо… – я смутилась. – Но почему вы это сказали?

– Потому что ты красивая. Но не этим всё ценно. Ты выглядишь так, будто внутри тебя – шторм. Я хорошо помню это состояние.

Я посмотрела на неё. Её глаза были светло-серые, почти прозрачные. Глубокие. Видящие.

– Простите, но… откуда вы знаете? – спросила я осторожно.

Она улыбнулась.

– Потому что была такой же. Когда-то. Только тогда я тоже сидела у окна и думала, что если сжаться достаточно сильно, можно спрятаться от своих чувств.

– Не получается… – прошептала я.

– Не получится, – кивнула Рене. – От себя не убежишь. Но можно перестать бояться себя. Это другое.

Мы замолчали на мгновение. Самолёт нырнул в воздушную яму, и я инстинктивно сжалась в кресле. Рене положила ладонь на мою руку – легко, мягко.

– У тебя есть кто-то, кто ждёт? – спросила она.

– Есть… один человек. Но я не знаю,что ждёт впереди.

– А ты чего ждёшь от него?

Я замерла. Я правда не знала.Наши отношения только начал брать оборот.

– Мы только начали отношения и я боюсь потерять нас. Чтобы я могла рядом с ним быть собой, – я сама удивилась, как легко это сказалось.

Рене кивнула. Медленно.

– Это – любовь. Только не роман из книжки. Это – быть. Видеть друг друга без украшений. А ещё – не уходить, даже когда страшно.

– Вы были влюблены? – спросила я.

Она тихо засмеялась.

– Я была влюблёна. Даже если он сейчас остался в Нью-Йорке. Настоящая ли у нас любовь?Возможно мы только узнаем и изучаем это.Она просто становится частью тебя. Как родинка на плече или шрам, который больше не скрывается.

Она достала из сумочки старую, потрёпанную открытку.

– Он писал мне её, когда мы только познакомились. "Если когда-нибудь мы будем далеко, просто посмотри в небо. Я буду на той же стороне."

Я вдруг почувствовала ком в горле.