Глава 1
Дорога к Академии Игнис Фактула вилась узкой каменной змеей по самому краю скалистого полуострова. Слева, далеко внизу, бескрайнее море билось о черные, отполированные временем и водой камни. У самого берега оно было бирюзовым, почти прозрачным – сквозь толщу воды я различала темные очертания валунов. А у горизонта – густое, глубокое синее, сливавшееся с вечерним небом в единую бездну. Справа нависала стена густого древнего леса. Его темные кроны шелестели тайнами на соленом ветру, а воздух между могучими стволами казался прохладным и влажным, пахнущим прелой листвой, смолой и чем-то диким, незнакомым. А впереди, словно выросшая из самой скалы, неприступная и величавая, высилась Игнис Фактула.
Сердце учащенно забилось под грубой тканью свитера. Бастионы из грубо отесанного черного вулканического камня поглощали свет; их неправильные острые грани казались выщербленными клыками гиганта. Они были увенчаны острыми шпилями, которые сейчас, в лучах заходящего солнца, пылали, как гигантские факелы, зажженные самим небом. Эти огненные вершины отражались в узких высоких окнах-бойницах, превращая их в слепящие щели. Внизу, у самого подножия неприступной скалы, приютился городок Игнисвиль – пестрое лоскутное одеяло из черепичных крыш охристых, терракотовых и серых тонов. Оттуда доносился гул голосов, скрип мачт, звон молотов из кузниц, едкий дымок которых смешивался с соленым бризом. Воздух был насыщен запахами: морской соли, смолистой хвои сосен, жареных каштанов с пристани и… возможностью. Она витала здесь, осязаемая, как статическое напряжение перед грозой, как жар, исходящий от камней под ногами.
Я почувствовала знакомый холодок под высоким воротником кожаной куртки – не от ветра, а от металла – и поправила ремень потрепанного, но крепкого рюкзака. Привычным, почти незаметным жестом проверила, не съехал ли воротник, не открыл ли предательский блеск стабилизатора. «Ошейник» – так его называли другие. Для меня же это был якорь, сдерживающий бурю внутри, жизненная необходимость. Не подавитель воли, нет. Скорее, регулятор мощности, спасительный клапан.
Сирота из приюта портового городка Портсвиля, я с пеленок усвоила: судьба подарков не раздает. Каждую свободную минуту я дралась за знания, как за глоток воздуха. Штудировала до рези в глазах потрепанные, пахнущие пылью и исчерканные чужими пометками подержанные книги. Оттачивала контроль над пламенем на пустынном ночном пляже, пока песок под босыми ногами не спекался в причудливые капли черного стекла, а на рассвете смывала с лица копоть и соль. Упорство стало моим щитом и мечом. Лучшая на подготовительных курсах Портсвиля. Одна из немногих за последние годы, кто выдержал изматывающий экзамен на «Глубинное Пламя». И вот я здесь. На пороге Боевого Факультета – легендарной кузницы элитных воинов-пиронавтов, живого щита против древней Тьмы.
Ворота Академии, монументальные и грозные, были выкованы из чернёного серебра. Казалось, они вросли в каменные стены, опоясывающие академию. Широкий внутренний двор был вымощен темными плитами, на которых были выбиты сложные рунические круги для тренировок. Здесь кипела жизнь – шумная, пестрая, заряженная энергией. Сновали группы студентов в форменных мантиях, цвет и символ которых говорили о факультете громче слов.
Алый огонь на черном поле: боевики. Их было меньше всего (к сожалению, не все доживали до второго года обучения), и они выделялись не только цветом. Они двигались с выверенной, почти звериной грацией, словно сберегая каждый джоуль энергии для настоящего дела. Их взгляды, острые и оценивающие, сканировали окружение, как радары, отмечая каждую деталь, каждого новичка. Я почувствовала знакомый зов стихии – жаркую волну, пробежавшую по жилам, заставившую кровь петь. Инстинктивно выпрямилась, гордо подняв подбородок. Мое место. Должно быть.
Серебряные шестерни на ультрамариновом поле: артефакторы. Они толпились у импровизированных стендов и у входа в мастерские, окруженные причудливыми устройствами, которые то тикали, то шипели, то испускали мелкие искры. Их пальцы, часто испачканные сажей или маслом, летали над рунными схемами на пергаментах или прямо в воздухе; лица были оживлены азартом творца. Воздух вокруг них вибрировал от сдержанной энергии кристаллов и пах озоном, горячим металлом и ладаном для очистки артефактов – запах интеллекта и изобретательности.
Зеленый лист на белоснежном поле: целители. Казались тихими островками спокойствия в этом бурлящем потоке энергии и амбиций. От группы, направлявшейся к лазарету, веяло чистотой и запахом целебных трав – шалфея, лаванды, мяты. Важная работа, признала я про себя, но не моя стезя. Мой путь вел к огню, а не к успокоению.
Регистрация прошла удивительно гладко в просторном высоком Зале Посвящения. Стены здесь были покрыты темными деревянными панелями, на которых горели вечные факелы в массивных железных кованых бра, отбрасывая танцующие тени. Воздух пах старым деревом, воском и холодным камнем. За массивным дубовым столом сидел пожилой артефактор. Его седые волосы были коротко острижены, а на груди поблескивал орден в виде сложной сияющей шестерни. Сеть тонких светлых шрамов, словно от крошечных осколков или энергетических всплесков, покрывала его скулы и лоб. Его глаза цвета старого железа были остры и проницательны. Он молча протянул мне тяжелый холодный железный ключ с выгравированным номером «17» и плотную карту из желтоватого пергамента, испещренную линиями коридоров и башен.
– Солис Розали. Боевой Факультет, Первый курс. Комната 17, Башня Молодого Огня. Добро пожаловать в Игнис Фактулу, – произнес он.
Его взгляд, острый и проницательный, лишь мельком, без тени осуждения или излишнего любопытства, коснулся высокого воротника моей куртки – здесь, видимо, привыкли к разному. Здесь привыкли к силе в любой ее форме и к цене, которую за нее платят. Это обнадеживает.
Башня Молодого Огня пахла свежей древесиной сосны, железом и едва уловимым запахом теплого камня, вобравшего дневное солнце. Лестницы были широкими, ступени слегка стертыми посередине – следы тысяч ног, ступавших здесь до меня. Общежитие четко делилось: массивная арка с выкованным знаком меча вела в мужское крыло, где слышались грубоватые голоса и грохот опрокинутого ведра, а арка со знаком щита – в женское. Коридоры женского крыла были чуть светлее; на стенах висели простые, но крепкие светильники. В самом конце каждого коридора виднелась дверь с паром, клубящимся у щелей, и доносилось журчание воды – общие умывальни и душевые. Комната 17 оказалась просторной, но аскетичной: две узкие, но крепкие кровати с шерстяными одеялами темно-бордового цвета, две небольшие тумбы у большого окна-бойницы, небольшое зеркало на стене, один шкаф из темного дуба и один простой стол с полкой над ним. И вид… Вид захватывал дух: внизу расстилались тренировочные площадки, расчерченные рунами, а дальше – бескрайнее, дышащее море, уходящее в багрянец заката. И соседка.
У окна, полубоком к морю света, стояла девушка в белоснежной мантии с зеленым листом. Она казалась почти невесомой на фоне могучей скалы. Хрупкая, с тонкой шеей и узкими плечами. Ее волосы цвета спелой пшеницы были заплетены в аккуратную тугую косу, ниспадавшую на спину. Большие, широко поставленные голубые глаза смотрели задумчиво и чуть растерянно на кипящий внизу двор. Она нервно перебирала край мантии тонкими бледными пальцами.
– Привет, – я бросила свой верный рюкзак на ближайшую к двери кровать, стараясь звучать увереннее, чем чувствовала себя внутри. Волнение сжимало горло. – Похоже, будем соседками. Розали Солис, Боевой. Можно просто Ро.
Девушка вздрогнула, будто очнувшись от глубокой задумчивости. Робкая улыбка, словно первая весенняя трава, тронула ее губы.
– Лора Сомбра. Целительство. Очень приятно, – ее голос был тихим, мелодичным, как шелест листьев под легким ветерком. – Я… я только что приехала. Кажется, немного растерялась. Все такое грандиозное. И шумное.
– Я тоже, – призналась я неожиданно, искренне, почувствовав неожиданную волну симпатии к этой тихой девушке. Моя собственная внутренняя энергия, как всегда, бушевала под кожей – мощное болезненное тепло, стремящееся вырваться наружу, смешанное с предвкушением нового и леденящим страхом неизвестности. Но стабилизатор на шее в ответ глухо, предупреждающе загудел; вибрация отдалась в костях, как запуск мощного реактора на холостом ходу, сдерживая неконтролируемый поток, жестоко напоминая о цене этой силы и о том, что произойдет, если контроль будет утерян. – Освоимся вместе? – предложение вырвалось само собой.
Я начала разбирать свои скудные, но дорогие сердцу пожитки – пару затертых книг, несколько простых смен одежды из прочной ткани, принадлежности для гигиены. Сняла потрепанную куртку. Воротник практичного шерстяного свитера приоткрылся, обнажив гладкий металлический обод стабилизатора. Он плотно прилегал к коже у основания шеи, холодный и неумолимый. Рубиновые вставки по его окружности мерцали тусклым ровным светом, как угли. Лора заметила. В ее больших голубых глазах не было ни страха, ни брезгливости, лишь тихое внимание и тень сочувствия.
– Необычный стабилизатор, – осторожно заметила Лора, не отводя взгляда. Она продолжала доставать из своего большого потрепанного чемодана аккуратно свернутые одеяния нежных оттенков и пучки сухих трав, связанных бечевкой. Комната наполнилась ароматом летнего луга, сушеных яблок и чего-то корневого, земляного. – Он выглядит очень… сложным. Совсем не как те стандартные ограничители, что я видела раньше в лазаретах.
– Спасибо, – я машинально тронула прохладный металл кончиками пальцев, чувствуя подушечками знакомые ритмичные вибрации – музыкальное сопровождение каждого моего дня. – Без него я была бы не искрой, а горсткой пепла на ветру.
Шутка вырвалась привычно, отработанно за годы насмешек и вопросов, но горечь, спрятанная за ней, была настоящей, острой, как шрам на душе. Я научилась ее прятать за броней показного безразличия или колючего острого слова. Лора кивнула, не смутившись, ее взгляд выражал понимание; затем вдруг оживилась, словно вспомнив что-то важное:
– Ой, чуть не забыла самое главное! – Она бережно, с материнской осторожностью, вынула из глубины объемистой сумки небольшой глиняный горшок, обвитый по краю грубой веревкой. В нем росло невысокое, но крепкое растение с мясистыми, сочно-зелеными листьями, покрытыми легким серебристым пушком, отливавшим в свете. – Это Игнис. Мой личный огнестойкий спутник. Пережил даже мои первые, весьма… жаркие… опыты с зельеварением. – Она поставила горшок на свою тумбочку, под лампу, осторожно поправив листики. – Думаю, ему здесь понравится. Надеюсь, твой внутренний огонь его не напугает?
Она улыбнулась, и в ее голосе, обычно тихом, зазвучала легкая, почти озорная нотка. Дерзко. Неожиданно для такой хрупкой девицы.
– Игнис? – я фыркнула, но уголки моих губ предательски дрогнули против воли. – С таким именем он должен чувствовать себя здесь как дома. Главное, чтобы не начал стрелять семенами, как горящими зажигательными снарядами.
Может, и правда получится здесь освоиться? С такой соседкой?
– О, нет! Он очень мирный, – заверила Лора, поливая растение из маленькой фляжки. – Просто очищает воздух и напоминает о зелени. В этих камнях ее так не хватает. – Она оглядела комнату. – Надо будет еще что-то живое добавить… Может, занавески не такие строгие?
– Сначала бы разобраться, куда девать твои три сумки с травами, – пошутила я, укладывая в шкаф свои темные практичные брюки. Мой уголок уже выглядел как образец военной дисциплины: вещи сложены стопкой по размеру, книги – ровно, углы – прямые. Уголок Лоры напоминал миниатюрный аптекарский сад, перемешанный с одеждой. – Твой Игнис, похоже, единственное, что не рискует быть раздавленным в этой башне силы.
Перед ужином решили осмотреть двор получше. Я шла уверенно, плечи расправлены, взгляд прямой – привыкшая к оценивающим взглядам и шепоткам за спиной еще со времен приюта и подготовительных курсов. Я знала цену своему месту здесь. Цену каждой пяди земли, каждой капли пота. Но первое настоящее испытание нашло меня у самых дверей столовой, откуда лился аппетитный запах жареного мяса и свежего хлеба, смешанный с гомоном сотен голосов. Группа старшекурсников-боевиков, шумная, самоуверенная, излучавшая грубую силу и браваду, преградила нам путь, заполнив узкий проход. Лидер, здоровяк с квадратной челюстью, нагловатой ухмылкой и грубым шрамом, рассекающим правую бровь, уставился прямо на мою шею. Его усмешка стала шире, откровенно враждебной. Вот и началось.
– Опа! – он громко, хрипло расхохотался, тыча толстым пальцем в направлении стабилизатора. – Смотрите-ка, щенок боевой! И на поводке! – Он нарочито приблизился, заслонив собой свет; запах пота и чего-то звериного ударил в нос. Наклонился, его дыхание, горячее и тяжелое, коснулось моего лица… и он громко, презрительно ГАВКНУЛ. Прямо мне в лицо. – Гав! Гав! Чувствуешь команду, цепная?
Я инстинктивно отшатнулась, спина на мгновение уперлась в холодную каменную стену. Внутри все сжалось в тугой, раскаленный докрасна шар ярости. Кровь ударила в виски, пальцы сами сжались в кулаки. Прежде чем я успела открыть рот, чтобы выплеснуть пламя гнева или найти острое, обжигающее слово, раздался резкий, как удар хлыста, голос, перекрывший гогот прихлебателей.
– Заткнись, Рогар! Твои шутки тупее твоих заклинаний!
Это была девушка-артефактор. Она вышла из тени каменной колонны, словно материализовалась из полумрака. Короткое каре огненно-рыжих волос, словно впитавших само пламя кузницы, обрамляло лицо с острым решительным подбородком и россыпью золотистых веснушек на носу и скулах. Умные, колючие зеленые глаза, как у дикой кошки, смотрели на моего обидчика с презрением из-за очков в причудливой медной оправе с крошечными шестеренками по бокам. Она подошла быстрыми уверенными шагами, скрестив руки на груди, и встала между мной и здоровяком, как живой, нерушимый щит. Ее ультрамариновая мантия была перепачкана маслом, сажей и какими-то синими и зелеными пятнами; на руках – толстые кожаные защитные перчатки.
– Отвяжись, Мелани! – буркнул Рогар, но его уверенность дрогнула, он слегка отступил. – Я просто новичка приветствую по-боевому! По-нашему!
– По-боевому? Ты по-свински приветствуешь! – парировала Мелани, не моргнув. – И вообще, если бы ты хоть раз взглянул на «Арканный Вестник» вместо комиксов про великанов, то знал бы, что стабилизаторы повышенной мощности – не для дикарей, а для источников силы, которые без защиты сожгут себя дотла. Это не цепь, дубина, это щит! – Она бросила быстрый, но пристально оценивающий взгляд на стабилизатор Розали. Ее взгляд стал профессионально-заинтересованным. – И довольно сложный щит, кстати. Интересная работа… Черт возьми, это же кастомный регулятор потока? Умно. Очень умно.
Рогар что-то невнятно проворчал про «ботаников» и, швырнув плевок себе под ноги, неловко развернулся, увлекая за собой приятелей, чьи смешки теперь звучали неуверенно.
Я выдержала его тяжелый, обещающий продолжение взгляд, не моргнув; челюсть была сжата так, что заныли скулы. Внутри все клокотало от злости, жгучего стыда и желания немедленно ответить пламенем. Враг был нажит. Запомнил мое лицо. Отлично. Значит, будет интересно. Очень интересно, Рогар. Я почувствовала легкое, прохладное прикосновение на запястье. Лора тихо положила свою ладонь мне на руку, чуть выше сжатого кулака. Ее пальцы были удивительно нежными и холодными, как родниковая вода в жаркий день, и это простое прикосновение действовало успокаивающе, как целебная мазь, гася яростный огонь стыда и гнева, заставляя дыхание выровняться. Спасибо, Лора. Ты не испугалась.
– Не обращай внимания, Ро, – прошептала Лора, ее голос был тихим, но твердым. – Они это от недостатка ума и избытка тупости.
– Это привычно, – отозвалась я, медленно, с усилием разжимая кулаки. Ладони были влажными. Я перевела взгляд на рыжеволосую спасительницу, стараясь скрыть остатки дрожи в голосе. – Благодарю за помощь. Розали Солис. А это моя соседка по комнате – Лора Сомбра, она на целительском.
– Да не за что, новобранцы. Рогар Кориган – местный задира, любит топтать тех, кто кажется слабее или молчит. Мелани Брасс, Артефакторика, второй курс, – девушка кивнула, ее взгляд все еще с профессиональным интересом скользил по стабилизатору, словно мысленно разбирая его на составляющие. – Ну что, пойдемте ужинать? – Она бодро махнула рукой в сторону дверей столовой. – После такого «теплого» приема аппетит должен быть просто отменный! А в столовой сегодня, кажется, жаркое из оленины! – добавила она с вызовом.
Лора тихо вздохнула с облегчением, ее пальцы все еще лежали на моей руке, как прохладный компресс на раскаленном металле. Я почувствовала, как ярость внутри остывает, превращаясь в холодную, твердую, как базальт под ногами, решимость. Запомни, Рогар. Запомни крепко. Ты сделал первую ошибку.
Я кивнула Мелани, коротко и четко, и мы вместе шагнули в шумное, ярко освещенное, пахнущее едой и жизнью чрево столовой, оставив позади первый, но явно не последний вызов. А в комнате 17 на тумбочке Лоры сочный Игнис мирно тянул свои серебристо-зеленые листья к последним алым лучам заходящего солнца, отражавшегося в бескрайнем багряном море, храня тишину и покой нашего нового, неожиданного союза.
Вечерняя столовая гудела, как гигантский переполненный улей. Звуки сотен голосов – от возбужденных дискуссий первокурсников до надменного гула старшекурсников – смешивались со звоном ложек о миски, скрипом скамеек, грохотом подносов. Воздух был густым от запахов: жирного жареного мяса, душистых пряностей, дрожжевого хлеба, сладковатой тушеной моркови и подгоревшей картошки. Мелани Брасс, устроившись напротив нас с Лорой за длинным дубовым столом, энергично жестикулировала, рассказывая о традиционной «Вечеринке Первого Пламени», что должна была вот-вот начаться в Большом Зале Артефакторов. Ее рыжие волосы, словно языки живого пламени, сияли в теплом свете магических фонарей в виде парящих шаров, подчеркивая ее неугомонную, взрывную энергию.
– Представляете? Там будет музыка – настоящие акустические резонаторы Механика Торка, не эта духовая какофония из столовой! – Мелани подмигнула нам, ее медные очки с шестеренками сверкнули, отражая пламя светильника. – Будет не совсем легальный фейерверк – чисто исследовательский, конечно! И главное – свободное общение без этих дурацких мантий! – Она с отвращением стряхнула со своего рукава невидимую пыль. – Отличный шанс посмотреть на будущих командиров эскадронов вживую, когда они не дуются в своих алых тряпках… и… ну, просто развеяться после утреннего «теплого» приема от Рогара. Идете?
Лора, аккуратно ковыряя вилкой остатки сладкого ягодного пирога на глиняной тарелке, с сомнением посмотрела на меня. Я видела глубокую усталость и тени под ее большими голубыми глазами после насыщенного впечатлениями дня, а мысль о шумной незнакомой вечеринке с толпой чужих людей явно пугала ее, заставляя нервно трогать кончик своей пшеничной косы. Но внутри меня щелкнул тумблер, четкий и громкий, как защелка боевого арбалета. Спрятаться в комнате? Дрожать? Переживать унижение? Позволить Рогару и ему подобным думать, что я сдалась, что меня сломали одним плевком и лаем? Ни за что. Адреналин от утренней стычки, не израсходованный, все еще колотился в крови, требуя выхода, действия.
– Идем, – твердо сказала я, решительно отодвигая пустую тарелку. Голос звучал ровно, без колебаний. – Нам нужно узнать поле боя. И врагов – в лицо. – Я аккуратно положила вилку на край тарелки и решила задать вопрос, мучивший меня с тех пор, как мы вошли в столовую. – Мелани, когда ты вступилась за меня… Рогар отступил так быстро. Почему? Он же выглядел готовым разорвать меня на части, но твоего слова хватило, чтобы он сдулся.
Лора кивнула, с любопытством глядя на рыжеволосую девушку:
– Да! Он будто испугался тебя.
Мелани сняла очки, протерла линзы краем рукава своей мантии и лукаво улыбнулась. Ее зеленые глаза весело сверкнули.
– Рогар, при всей его любви к запугиванию новичков и наглости размером с гору, не совсем идиот. Он прекрасно знает, – она наклонилась еще ближе, ее шепот стал чуть громче, но все еще оставался конфиденциальным, – что Ректор Академии сэр Аргус Торн приходится мне родным дядей. – Она снова надела очки, ее голос обрел железную уверенность. – И дядюшка, хоть и справедливый до занудства, но очень-очень не любит, когда его любимую племянницу… огорчают. Особенно если это «огорчение» может дойти до него в виде официальной жалобы, подкрепленной, скажем, показаниями очевидцев. – Мелани сделала многозначительную паузу, глядя на нас с Лорой поверх очков. – Рогар метит в элитные отряды после выпуска. Ему скандалы с родней самого Ректора, мягко говоря, противопоказаны. Вот он и предпочел отступить. Быстро и тихо.
Я смотрела на Мелани с новым, глубочайшим уважением и легким изумлением.
– Твой дядя… ректор? – прошептала я, осознавая невероятный масштаб неожиданного покровительства.
– Да, самый что ни на есть, – кивнула Мелани, ее тон снова стал легким, беззаботным и веселым. – Гроза нерадивых студентов, кумир всех адептов Боевого Факультета и кошмар счетоводов из-за моих запросов на материалы. Но для меня он просто дядя Аргус, который вечно ворчит, что я слишком часто пачкаю мантии в Мастерских Артефактов маслом и взрывчатыми составами. – Она снова игриво подмигнула нам обеим. – Так что, девочки, пока я рядом, наш любимый громила будет кусать локти в сторонке и строить злобные рожи. Пользуйтесь моментом! Значит, на вечеринку идем? Ура! – воскликнула Мелани, хлопнув ладонью по столу так, что задребезжала посуда, когда мы с Лорой кивнули – я решительно, с огоньком вызова в глазах, она – с робкой, но зарождающейся надеждой и любопытством. – Встречаемся у входа в Большой Зал Артефакторов через час! Не опаздывайте! А пока… доедайте пирог, силы понадобятся! Танцы, споры, фейерверк – это не прогулка в саду! – Она вскочила, стукнув коленкой о стол. – Мне надо успеть переодеться во что-нибудь менее пахнущее жарким маслом и гарью! До встречи, новобранцы!
Ее рыжая, как факел, голова мгновенно исчезла в гуще пестрой шумящей толпы, оставив нас с Лорой под гул столовой, сладковатый аромат оленины с можжевельником и смесь неожиданной надежды, тревоги и жгучего предвкушения огня – настоящего, праздничного и, возможно, опасного.
Глава 2
Вечеринка действительно была грандиозной. Зал Артефакторов, обычно загроможденный станками и чертежами, преобразился. Теперь это был храм света и звука. Под высокими сводами плыли мерцающие иллюзии бабочек и искрящихся лент, десятки шаров-светлячков отбрасывали мягкие танцующие тени на украшенные гирляндами из осенних листьев стены. Музыка, рождаемая гигантскими резонирующими кристаллами в углу зала, не просто звучала – она пульсировала в такт, вибрируя под ногами, заставляя сердца биться чаще. Студенты смешались в пестрый шумный поток. Исчезли строгие мантии, уступив место нарядам, кричащим о статусе и вкусе. Девушки щеголяли в платьях из струящегося шелка и бархата, расшитых бисером и светящимися нитями; юноши – в изысканных костюмах, стильных кожаных куртках или дорогих рубашках с идеальными складками. Блеск драгоценных камней в волосах и на шеях, тончайшая вышивка, идеальные прически – все говорило о тщательной подготовке и достатке.
На этом фоне я в своих простых, выцветших от бесчисленных стирок темных брюках и серой вязаной тунике (мой лучший вариант), а Лора – в скромном синем платье из недорогой хлопчатобумажной ткани – чувствовали себя не просто неуместно. Мы ощущали себя нищими, случайно забредшими на королевский бал. Каждый взгляд, скользнувший в нашу сторону – мимолетный, рассеянный или пристальный – казался оценивающим, холодным, насмешливым. Я ловила обрывки смеха, и мне казалось, что он адресован нам, нашим потрепанным одеждам, отсутствию блеска.
– Боги, Роза… – прошептала Лора, прижимаясь ко мне так крепко, словно пыталась спрятаться за моей спиной, стать невидимой. Ее большие глаза, полные восхищения и тоски, скользили по роскошным нарядам. – Посмотри на это… Все они… как будто сошли со страниц сказки. А мы… мы выглядим как служанки, которые заблудились по пути на кухню.
Я стиснула зубы до боли, заставляя себя держать спину прямо, а подбородок – высоко. Мы здесь по праву. Мы прошли отбор. Но внутри все сжималось в тугой, болезненный комок неловкости и стыда. Горечь подступала к горлу.
– Мы здесь такие же студенты, как и они, Лора. Просто наши сундуки с фамильными драгоценностями и портные еще в пути, – попыталась я пошутить, но голос прозвучал натянуто, фальшиво. Мой собственный взгляд невольно зацепился за девушку в платье цвета лунного света – оно буквально переливалось серебристыми волнами при каждом ее движении. Сколько это могло стоить? Год жизни в приюте? Десять? – Просто улыбайся и не думай об этом. Мы пришли смотреть, запоминать и… выживать, помнишь? – добавила я больше для себя, чем для нее. Выживать в этом ослепительном, чужом мире.
– Выживать среди этого? – Лора безнадежно махнула рукой в сторону сияющей громкоголосой толпы. – Я бы уже с радостью сбежала обратно в комнату, к Игнису и старой доброй книжке по травничеству.
– Пока держись. Может, Мелани появится, с ней хоть немного легче, – успокоила я ее, хотя сама чувствовала то же нестерпимое желание повернуться и уйти.
Чтобы хоть как-то занять руки, отвлечь разум от гнетущего чувства неполноценности, я направилась к длинному столу с напитками, заставленному хрустальными графинами и бокалами, столь тонкими, что, казалось, коснись – они разлетятся.
– Хочешь морсу? Или… может, рискнем попробовать это вишневое вино? Выглядит… ну, очень дорого и запретно, – спросила я, пытаясь вложить в голос бодрость.
– Морс, пожалуйста. От вина голова точно заболит, а тут и без того она кру́гом, – кивнула Лора, наблюдая за плавными движениями танцующих пар и оставаясь на краю толпы, как маленький испуганный кораблик у края бурного моря.
Я с трудом протиснулась к столу, стараясь не задеть чей-нибудь роскошный расшитый рукав или блестящее платье. Каждое прикосновение к чужой дорогой ткани отзывалось новым приступом стыда. Я взяла два бокала: один – с темно-красным, терпким на вид морсом для Лоры, другой – с густым, рубиновым вишневым вином для себя. Его аромат был сладким и пьянящим. Развернувшись, я сделала шаг и чуть не врезалась в широкую, твердую преграду.
Рогар. Он стоял прямо передо мной, заполняя собой пространство. Он был явно навеселе – щеки пылали багровым румянцем, глаза блестели неприятным влажным блеском. Но на его грубом лице не было привычной злобной ухмылки. Вместо этого – натянутая, неестественная улыбка, больше похожая на оскал загнанного зверя. Его приятели, стоявшие чуть поодаль, переглядывались и еле сдерживали тупые смешки, предвкушая спектакль.
– Солис, – произнес Рогар, его голос был нарочито громким, неестественно гладким, как масло. Он сделал шаг вперед, намеренно сокращая и без того маленькую дистанцию. От него пахло перегаром и потом. Я инстинктивно отступила назад, прижимая холодные бокалы к груди, как щит. – Слушай, насчет утра. Может, я погорячился. Новички, все дела… Ты ж не обиделась, да? – Он попытался положить тяжелую руку мне на плечо в якобы дружеском жесте.
Я резко отпрянула, вино едва не выплеснулось из бокала. Сердце колотилось как бешеное.
– Не трогай меня, – выдохнула я сквозь зубы. Его фальшивое раскаяние было отвратительнее открытой злобы. Я попыталась резко развернуться, чтобы уйти к Лоре.
И это было моей роковой ошибкой. В тот самый момент, когда я перенесла вес на одну ногу, поворачиваясь спиной к Рогару, он с молниеносной ловкостью пьяного драчуна подставил ногу. Не грубо, а незаметно – точным, отработанным движением, будто случайно сдвинувшись.
У меня не было ни малейшего шанса. Моя нога намертво зацепилась за его грубый сапог. Я вскрикнула – коротко, от неожиданности и нахлынувшего ужаса. Потеряла равновесие полностью. Бокалы вылетели из моих рук. Темно-красный морс и рубиновое вино слились в один кроваво-алый поток, веером выплеснувшись вперед с ужасающей, почти зловещей точностью. Прямо на безупречно белую, дорогую на вид рубашку высокого парня, который только что вышел из круга старшекурсников и замер, увидев летящую на него лавину.
Рид Вейнмар. Его имя пронеслось шепотом по толпе. Он замер. Сперва его взгляд, холодный как горные озера, устремился на расползающееся по белоснежной ткани багровое пятно. Потом – медленно, невероятно тяжело – поднялся на меня. Его лицо не выразило ни злости, ни раздражения – только ледяную, бездонную усталость и что-то непонятное, но пугающее.
Я почувствовала, как кровь приливает к лицу. Голова закружилась.
– Прошу прощения! Я… меня толкнули… – залепетала я, быстро поднимаясь и доставая из кармана смятую салфетку (Боже, как она жалко выглядела!). Я сделала шаг вперед, чтобы приложить салфетку к ужасному пятну.
– Не стоит, – он перехватил мое запястье с протянутой салфеткой. Его пальцы были холодными и сильными, а голос обманчиво спокойным и тихим, но в нем звенела сталь. Это было страшнее крика.
– Ну хоть теперь твоя рубашка не такая скучная! У тебя их, наверное, целый сундук таких же аристократично-белых? – раздался насмешливый, но незлой голос. Из толпы вышел парень. Он был контрастом Риду: светлые, чуть растрепанные волосы, открытое лицо с лукавыми карими глазами и легкой улыбкой. Он был одет небрежно-стильно. Он легко подошел, будто не замечая напряжения, и слегка отвел меня в сторону, одновременно обращаясь к удаляющемуся Риду: – Пятно добавит тебе брутальности, а то слишком уж ты лощеный! Девчонкам такое нравится, поверь!
Рид даже не оглянулся, его спина была прямой и напряженной.
Парень повернулся ко мне. Его улыбка стала теплее, сочувственной.
– Не вешай нос, новобранец. Рид… у него свои тараканы в голове размером с древесного тролля. Особенно касательно определенных устройств. – Его взгляд мельком скользнул по моему воротнику, но без осуждения, скорее с любопытством. – Джаспер Кейн. Боевик, второй курс.
– Спасибо, – прошептала я, все еще пытаясь совладать с дрожью в коленях и комом в горле. Стыд сжигал меня изнутри, жаркий и всепоглощающий. – Всепоглощающий огонь, какой же стыд… – простонала я, закрывая лицо руками, желая провалиться сквозь пол. Это конец. Меня запомнят только как ту, что облила Рида Вейнмара.
– Не за что. Но… – Джаспер оглянулся на группу девушек, энергично ему машущих. – Кажется, меня зовет дамский комитет по спасению вечера от смертельной скуки. Удачи, новобранцы! Держитесь подальше от подножек и… ну, кислых аристократов! – Он лукаво подмигнул и так же легко растворился в толпе, оставив меня наедине с катастрофой.
Веселье для меня было безнадежно, окончательно испорчено. Стыд, жгучий и унизительный, смешивался с бешеной яростью на Рогара (чьей ухмыляющейся рожи уже не было видно – трус!) и леденящим душу ужасом от взгляда Рида Вейнмара. Я чувствовала на себе десятки глаз – любопытных, сочувствующих, насмешливых, осуждающих. Каждый взгляд был иглой. Лора молча подхватила меня под руку, ее пальцы впились в мою ладноь, а лицо выражало только панический страх и одно желание: уйти. Немедленно!
– Пойдем. Сейчас же, – прошептала я. Голос дрожал, предательски срываясь.
Мы не пошли – мы почти побежали к выходу, пробираясь сквозь шумное, яркое, беззаботное веселье, которое теперь казалось чужим, враждебным и невероятно громким. Тени от светлячков плясали на стенах, как насмешливые призраки, а музыка, еще недавно волновавшая кровь, теперь резала слух. Мы вырвались из сияющего зала в прохладную темноту коридора, оставив позади праздник, где для нас не было места. Перед глазами все стоял образ: черные, идеально уложенные волосы, светлые глаза, красивое лицо, искаженное презрением, и багровое пятно, расползающееся по белоснежной ткани – мой позорный автограф. Мир снова сузился до размеров холодного камня под ногами и жгучего стыда на щеках.
Глава 3
Холодное утреннее солнце только-только коснулось зубчатых вершин черных бастионов Академии, когда я вместе со всем первым курсом замерла на огромном главном плацу. Воздух был свеж, почти колюч и густо пропитан тем особым напряжением, что висит перед бурей. Каждый вдох обжигал легкие предвкушением и страхом. Мы стояли плотной массой; шелест мантий и сдержанное дыхание сливались в единый гул ожидания.
И вот на высокой трибуне возник он – Ректор Игнис Фактулы, Аргус Торн. Старый воин. Ветераном он выглядел даже на расстоянии – подтянутый, как туго натянутый лук, несмотря на годы. Лицо – карта сражений, изрезанная глубокими шрамами; один глаз скрыт под повязкой. Но оставшийся… Боги, этот острый, орлиный взгляд! Казалось, он видит насквозь каждого из нас, выискивая слабину. Говорил он негромко, но голос, усиленный каким-то артефактом, заполнил все пространство плаца, заставляя смолкнуть даже самых отчаянных болтунов. Внезапная тишина стала почти осязаемой.
– Адепты! – прогремело над нами, заставляя мое сердце учащенно биться. – Вы ступили на путь, вымощенный пеплом войны и политый кровью героев. Почти сто лет назад Великая Тьма была повержена, ее маги уничтожены, их скверна запрещена под страхом смерти! – Его голос, и без того твердый, стал жестче, как закаленная сталь. – Но победа оказалась хрупкой, как утренний лед. Мир сотрясают Разломы – гноящиеся раны на теле самой реальности. Из них выползает Нежить, угрожающая всему живому. Академия Игнис Фактула – первый бастион на их пути. Вы – наш новый клинок, наш новый щит, наша новая надежда. – Меня пронзила смесь гордости и леденящего ужаса. Надежда? С этой мыслью в груди стало и тепло, и невыносимо тяжело. – Помните: времени у вас мало, – продолжил он, и голос его приобрел металлический, неумолимый отзвук. – Академия растит не вечных студентов, а бойцов для Легиона. Всего два курса. Два года – срок, за который вы должны превратиться из подающих надежды в готовых принять эстафету. По итогам финальных испытаний второго года вы будете распределены в подразделения Легиона в соответствии с вашими навыками и заслугами. Какими будут ваше место в строю и ваша роль в вечной войне – все решится здесь, в этих стенах.
Он представил Мастеров факультетов. Каждый был легендой, воплощенной в плоти.
Мастер Илвара Кресс, Боевой Факультет. Высокая, как пика, женщина с осанкой победительницы. Когда она кивнула и поприветствовала нас, ее голос прокатился низкими раскатами, напомнив мне далекий гром перед бурей.
Магистр Лираэль Гир, Факультет Артефакторов. Худая, подвижная, как ртуть. Ее глаза за толстыми линзами очков (цвет которых постоянно менялся!) горели нездоровым, одержимым огнем. Десятки миниатюрных устройств на ее мантии мерцали и тикали, словно живые звездочки на черном небе.
Мастер Элара Мур, Факультет Целительства. Спокойная, как глубокое озеро. Ее глаза излучали мягкий, теплый свет, прогоняющий тени тревоги.
– Исцелять – значит понимать саму жизнь, – прозвучал ее голос, тихий, но достигший самых дальних рядов, и на душе стало чуть спокойнее, словно после глотка целебного отвара.
Ректор Торн вернулся к главному:
– Система Команд стартует сегодня!
Принцип был ясен и суров: каждый старшекурсник-боевик (Командир) брал под опеку четверых первокурсников-бойцов, одного Артефактора и одного Целителя – базовую боевую ячейку. Для нас, зеленых новичков, это означало ускоренное погружение в ад: в тактику, выживание, командную работу в условиях, максимально приближенных к реальным. Шанс получить опыт под руководством бывалого. Для командира – проверка на прочность: лидерство, ответственность за жизни, планирование, импровизация. Успех команды напрямую влиял на его будущее – рейтинг, репутацию, престижное распределение в Легион или Исследовательские отряды. Провал же или, страшно подумать, потери, ложились тяжелым, несмываемым пятном.
Команды будут регулярно выходить «за стену» – патрулировать приграничные зоны, зачищать слабую нежить, искать следы или нестабильные Разломы. Риск реален, подчеркнул Ректор:
– Твари кусаются, ловушки существуют, Разломы непредсказуемы.
Хоть каждая вылазка планируется и контролируется Ветеранами и Стражей, а смерть – редкость, травмы были объявлены неотъемлемой частью обучения. Мои ладони стали влажными от холодного пота. Реальные твари. Настоящая опасность. Это был шанс, о котором я мечтала… и которого теперь боялась.
– Система Команд – это ваша первая кровь, ваш первый настоящий шаг в мир за стенами Академии, – заключил Ректор Торн, и его голос прозвучал как удар набатного колокола. – Здесь вы научитесь не просто стрелять огнем или ставить диагноз. Здесь вы научитесь выживать вместе. От этого зависит ваша жизнь и жизни тех, кого вы поклялись защищать. Удачи.
Толпа взорвалась гулом. По моей спине пробежал ледяной холодок, тут же сменяемый горячей волной адреналина. Реальные вылазки. Настоящие твари. Шанс доказать всем, и прежде всего себе, на что я способна. Но один вопрос висел в воздухе тяжелым, ядовитым облаком: кто захочет взять в свою команду «цепную» с ошейником? Мои серые глаза инстинктивно метнулись в сторону, где стоял Рид Вейнмар – безупречный, холодный, как лезвие. И словно почувствовав мой взгляд, он повернул голову. Его взгляд, полный откровенной, ледяной неприязни, скользнул по моему ошейнику и встретился с моим взглядом на одно короткое, вечное мгновение, прежде чем он презрительно отвел глаза. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, лениво ухмылялся Джаспер Кейн. Выбор Командира мог определить всю мою судьбу здесь. Игнис Фактула показала мне свои башни-исполины, свои библиотеки-сокровищницы, а теперь обнажила и свои пропасти. Игра началась по-настоящему, и ставки были выше некуда.
После того как гул ректорского голоса стих, его последний приказ эхом прокатился по плацу:
– Первокурсники! К деканам факультетов – немедленно! Боевой Факультет – Зал Горящего Щита, Артефакторы – Лаборатория «Колесо», Целители – Сад Целебных Трав. Не задерживаться!
Я обменялась быстрым взглядом с Лорой. В ее глазах читалась та же смесь возбуждения и трепета.
– Удачи! – кивнула я ей, стараясь звучать увереннее, чем чувствовала сама.
Лора ответила робкой, но теплой улыбкой:
– И тебе. Увидимся позже?
– Обязательно, – ответила я и направилась к массивным дубовым дверям Зала Горящего Щита, отмеченным пылающим символом алого пламени на чернильно-черном фоне. Дверь поддалась с глухим скрипом, впуская меня в святилище воинов.
Здесь пахло дымом, вонючим маслом для оружия, пылью веков, вбитой в каменные плиты пола, и магией. Стены были не просто стенами – они были летописью, увешанной шкурами неведомых тварей, щитами с глубокими зарубинами от когтей и копий, портретами суровых мужчин и женщин, чьи имена, я знала, были легендами. В дальнем конце зала, перед гигантским камином, где вместо дров горели сгустки чистой, бьющейся пламенем магии, стояла фигура, по поводу которой не было сомнений – декан. Жар от камина достигал даже до входа, согревая лицо.
Декан Илвара Кресс была воплощением боевого духа Игнис Фактулы. Высокая, подтянутая, с осанкой, говорившей о годах, проведенных не в кабинетах, а на передовой. Ее коротко остриженные пепельно-серые волосы были зачесаны назад, открывая резко очерченное лицо с высокими скулами и пронзительными холодными серыми глазами. Эти глаза сканировали каждого входящего, выискивая изъяны. На ней не было мантии – только практичный, потертый кожаный доспех поверх черной рубахи, на груди – значок факультета из черненого серебра, блестящий, как капля крови.
Рядом с ней, чуть в стороне, непринужденно прислонившись к выступу камина, стоял парень лет двадцати. Он казался живым контрастом декану – расслабленный, с легкой, почти ленивой полуулыбкой на смугловатом лице. Его темно-каштановые волосы были слегка растрепаны, а в карих глазах светились искорки живого, дружелюбного интереса. На нем была стандартная тренировочная форма боевика – черные брюки и туника с алым кантом, на рукаве – одна серебряная полоска старшекурсника. Его взгляд скользнул по мне, задержался на мгновение на моем ошейнике, но в его выражении я не увидела ни отвращения Рида, ни осуждения – лишь спокойную внимательность.
Декан Кресс дождалась последнего из запоздавших и заговорила. Ей не нужен был артефакт – ее низкий четкий голос заполнил зал сам по себе, заставляя выпрямиться даже самых расслабленных:
– Я – декан Илвара Кресс. Добро пожаловать на Боевой Факультет, кузницу щита Игнис Фактулы. Здесь вы научитесь не просто жечь – вы научитесь побеждать. Запомните три правила: дисциплина, выносливость, взаимовыручка. Нарушение любого из них ставит под угрозу не только вашу жизнь, но и жизни ваших будущих товарищей. – Она сделала паузу, дав каждому слову врезаться в память, как клинок в дерево. – Рядом со мной – Кайл Мориган, второкурсник, ваш куратор на первый месяц. Он ответит на ваши вопросы, проведет по академии. Кайл?
Парень у камина легко оттолкнулся и шагнул вперед. Его улыбка стала чуть шире, открываясь белозубым оскалом.
– Приветствую, новобранцы! Буду рад помочь, если не заблудитесь по дороге в столовую или не сожжете случайно учебник по рунистике. – Легкий нервный смешок пробежал по залу, снимая часть ледяного напряжения. Я заметила, как уголки губ декана Кресс дрогнули на долю секунды – то ли неодобрение, то ли едва уловимая усмешка.
Декан Кресс продолжила, ее голос вновь стал гладким и твердым:
– Ваше расписание – здесь. – Она указала на огромную грифельную доску у стены, испещренную мелом. – Актуальное – каждое воскресенье вечером. Проверяйте. Учебники – в библиотеке у магистра Элдрина. Представитесь – получите комплект. Канцелярия – рядом с кабинетом ректора: перья, чернила, пергамент, карты. Форму, – она кивнула в сторону Кайла, – выдадут в Арсенале, за главным двором. Мориган покажет. Форма включает экипировку для тренировок. Берегите. Потеря или порча не поощряются. – В ее голосе прозвучало явное: «и будет вам очень больно».
Она окинула нас взглядом, в котором читалась привычная строгость, но и… ожидание? Как у кузнеца, оценивающего заготовку перед первым ударом молота.
– Важное: распределение в постоянные боевые ячейки под руководством старшекурсников-командиров состоится через месяц.
В зале пронесся взволнованный гул. Месяц! Всего месяц! Сердце упало, а потом застучало с бешеной силой.
– Этот месяц – ваше испытание и наш экзамен, – продолжила декан, одним взглядом усмиряя шум. – Тесты по теории, спарринги, тактические задачи на полигоне. Ваши результаты решат, в какую команду и к какому командиру вы попадете. Отнеситесь к этому со всей серьезностью. Ваше будущее здесь начинается сейчас. Вопросы?
Вопросы были робкими и уточняющими – где что находится. Декан отвечала лаконично, словно отдавала приказы. Затем кивнула Кайлу:
– Мориган, возьмите их под начало. Покажите Арсенал, Библиотеку. К четырнадцати часам – все в полной форме, Аудитория Первого Пламени. История Тьмы ждет.
– Так точно, декан Кресс, – ответил Кайл, его расслабленность сменилась на мгновение на подчеркнутую, почти военную выправку. Когда декан скрылась в боковом проходе, он обернулся к группе, и дружелюбие вернулось в его глаза. – Ну что, огоньки? Пора протоптать тропинки к знаниям и доспехам. Кто первый заплутает – чистит манекены после занятий от скверны! – Эта шутка уже вызвала более уверенные улыбки. – Пошли! Солис, – он неожиданно кивнул мне, – ты рядом со мной. Остальные – за нами плотной группой, как патруль. Первая цель – расписание, потом библиотека, потом арсенал.
Я, слегка ошарашенная, но не возражая, шагнула рядом с Кайлом. Мы подошли к доске. Он ловко снял со стены пару пергаментных копий и сунул одну мне.
– Держи, изучай. Занятия плотные, с утра до вечера, но пятница – полегче, успеешь выдохнуть. – Пергамент был шершавым под пальцами, чернила еще пахли.
Библиотека оказалась царством тишины и пыльных фолиантов. Огромные, уходящие ввысь стеллажи, казалось, хранили все знания мира. Воздух был густ от запаха старой бумаги, кожи и чего-то… древнего. Магистр Элдрин, суховатый старик в очках, скользнув взглядом по моему ошейнику без видимых эмоций, молча вручил мне стопку книг: «История Великой Тьмы» (том был тяжелым, как грех), «Классификация Нежити и Тварей Разлома» (обложка с отталкивающей гравюрой), «Основы Огненной Манипуляции» (на ощупь теплая!) и «Тактика Малых Отрядов».
– Следующие – по списку факультета, – буркнул он, уже отворачиваясь от меня. Вес книг в руках ощущался как вес ответственности.
Арсенал был полной противоположностью – шумное, душное царство металла и пота. Звон молотков, шипение точильных камней, крики арсенальщиков. Пахло раскаленным железом, кожей, олифой и мужским потом. Дюжий мастер, сверяясь со списком, швырнул мне сверток: черная мантия с алым кантом (грубая, но прочная шерсть), две пары тренировочных брюк и туник из плотной ткани, крепкие кожаные сапоги (пахли дубильными веществами), простой, но добротный кожаный ремень.
– Форма – твоя вторая кожа. Не теряй, не спали! – рявкнул он, и я поняла, что это не просьба, а приказ.
Неся драгоценную ношу – книги знаний и одежду воина – я шла рядом с Кайлом обратно через оживленный главный двор. Солнце уже пекло вовсю, отражаясь от черных стен. Он лениво комментировал мимоходом, указывая жестом:
– Вон там – открытые площадки. Песок там плавится регулярно от наших упражнений. А это – вход в подземный полигон. Темно, сыро, пахнет страхом и грибком – идеально для тактики. Столовая – за той аркой с факелами. Кормят сносно, главное – успевать, иначе останешься голодным, как призрак. – Он вдруг остановился и повернулся ко мне. Его расслабленность куда-то испарилась. – Солис, да? С ошейником?
Я внутренне сжалась, ожидая колкости, но кивнула, глядя ему прямо в глаза. Кайл хмыкнул, потирая подбородок.
– Интересно. Месяц покажет, что под ним. Не подведи. – Его карие глаза смотрели на меня без насмешки, но с открытым, испытующим вызовом. Пепел или огонь? Слова жгли.
– Не подведу, – выдохнула я, крепче сжимая книги. Мой голос прозвучал тверже, чем я ожидала. Мои серые глаза не дрогнули, встретив его взгляд. Не подведу факультет. Не подведу себя.
– Отлично, – Кайл улыбнулся, и в его улыбке вновь вспыхнула та же дружелюбная искорка, что была в Зале. – Тогда бегом переодеваться, Солис. История Тьмы ждать не будет, а опоздание на первое занятие декан Кресс не прощает. Говорю по опыту. – Он легко развернулся и зашагал к другим новобранцам, оставив меня стоять посреди кипящей жизнью площади Академии.
Я осталась одна, ощущая вес книг в руках и груз новой, еще не ношеной формы под мышкой. Солнце припекало, но внутри все еще бегали мурашки. Месяц. Всего месяц, чтобы доказать, что я здесь не по ошибке, не из жалости. Чтобы показать, что этот стальной обруч на шее – не знак слабости, не клеймо, а лишь оболочка для силы, которая нужна Академии. Я подняла голову. Высокие шпили Игнис Фактулы пылали в зените полуденного солнца, слепя и обещая одновременно. Дорога началась. Искра была зажжена. Теперь предстояло раздуть ее в пламя.
Глава 4
Аудитория Первого Пламени встретила нас пробирающей до костей подвальной прохладой и стойким запахом, въевшимся в черный камень за века, словно сам камень им пропитался. Воздух висел тяжело, густой от пыли веков и едкого, обжигающего ноздри шлейфа – следа бесчисленных демонстраций огненной магии, оставивших на камне темные, как копоть, подпалины. Передо мной зиял вырубленный прямо в скале амфитеатр, террасами уходящий вверх, во мрак. Каменные скамьи каскадом спускались к лекторской кафедре, напоминавшей капитанский мостик какого-то призрачного корабля, затерявшегося в океане времени. Я крепче прижала к боку тяжелый фолиант «Истории Тьмы», пахнущий старым пергаментом и тайнами. Сердце билось чуть быстрее обычного. Выбрала место на втором ряду. Достаточно близко, чтобы разглядеть выражение лица декана Кресс, достаточно далеко, чтобы не стать первой мишенью для ее леденящего взгляда. Хотя, кто знает, куда он угодит…
– Бр-р-р, тут как в склепе, – прошептала Лора, потирая замерзшие руки, когда мы опустились на холодный камень. Ее глаза были широко раскрыты, бегали по мрачному простору зала, впитывая его гнетущую торжественность. – И пахнет… как будто что-то важное сгорело и забыли проветрить.
Две девушки, сидевшие по соседству, обменялись красноречивыми взглядами. Одна демонстративно зевнула, другая нарочито медленно собрала свои вещи. Без единого слова они поднялись и перешли через проход, усевшись подальше. Их взгляды, брошенные на меня, были уничижительнее любых слов. Шепоток за спиной прозвучал как приговор. Ну вот, началось. День первый, минута пятая.
– Что ж, этого стоило ожидать, – пробормотала я, закатив глаза к сводчатому потолку, где горели магические светильники в виде застывших языков пламени. – День только начался, а шоу уже в разгаре. Готовь попкорн, Лора.
– Я бы предпочла горячий шоколад, – вздохнула Лора, прижимая к груди свою книгу, как щит. – И теплый плед. Этот камень душу вымораживает…
Не успела я открыть увесистый фолиант, как на освободившиеся места буквально обрушился вихрь энергии.
– Свободно? Отлично! Земля – близнецам! – весело провозгласил парень, плюхаясь слева от меня. Он был высоким, гибким, как ивовый прут. Каштановые кудри до плеч, казалось, жили своей жизнью, а ореховые глаза светились озорством, сканируя все вокруг. Новая форма боевика сидела на нем уже с легким налетом боевого крещения – слегка помятая на плече, ремешок сапога небрежно болтался. Энергия – штука взрывоопасная.
– Считай, что занято навсегда, или пока нам не надоест, – парировала девушка, опускаясь справа от Лоры с грацией, контрастирующей с братом. Она была его зеркальным отражением – те же ореховые глаза, но с более пристальным, аналитическим взглядом, те же каштановые кудри, собранные в небрежный, но практичный хвост. Ее форма сидела безупречно, но в уголке рта играла такая же озорная улыбка. Два солнца в этой каменной гробнице.
– Айр, – представился парень, протягивая мне руку. Его рукопожатие было крепким, теплым и таким же энергичным, как он сам.
– Айра, – сказала девушка, протягивая руку Лоре, которая робко, но с интересом ее приняла. – Не обращай внимания на этих кислых лимонок, – она кивнула в сторону девушек, перебравшихся через проход. – Им просто завидно, что у тебя такой стильный аксессуар на шее. – Ее взгляд без тени страха или насмешки скользнул по металлическому ободу стабилизатора у меня на шее, лишь с откровенным, живым любопытством. Не страх? Не презрение? Просто… любопытство?
Я, слегка ошарашенная такой прямотой и отсутствием привычной реакции, представилась:
– Розали Солис. Ро. Спасибо… за компанию. – Голос звучал хрипловато от неожиданности.
– Айр, не сгущай, – усмехнулась Айра, обращаясь к брату, который уже пытался заглянуть в мою книгу. – Девчонки, добро пожаловать в наш скромный, пока еще неофициальный, «Отряд Хаоса и Веселья». Пункт первый: избегаем кислых лиц и скучных лекторов. Пункт второй… – она сделала паузу для драматизма.
– …Пункт второй: создаем хаос и веселье там, где его не ждут! – закончил Айр с театральным взмахом руки, чуть не сбив перо у студента сзади. – Ой, прости! Видишь, Айра, хаос уже начался!
Я невольно рассмеялась. Их неудержимая солнечная энергия была как глоток свежего воздуха в этой сырой каменной гробнице.
– Отряд Хаоса? Звучит как диагноз… но многообещающе, – улыбнулась я, чувствуя, как невольное напряжение в плечах начало отпускать.
– О, Ро, поверь, с нами скучно не будет, – пообещал Айр, подмигнув мне, а потом и Лоре. – Мы знаем все лучшие места, где можно спрятаться от деканши Кресс и всех, кто пахнет нафталином и занудством. И все худшие места, куда лучше не соваться. Пока.
– Пока, – подхватила Айра.
Их веселую болтовню, словно лезвием, перерезал резкий звук каблука по камню. В аудиторию вошла декан Илвара Кресс. Ее появление подействовало как удар хлыста – мгновенная, гнетущая тишина. Она прошла к кафедре, ее взгляд, холодный и точный, как радар, прошелся по рядам. На новичках в мантиях с алым кантом он задержался чуть дольше, чем на всех остальных. Особенно на мне? Или мерещится?
– История Тьмы, – начала она без предисловий, ее хрипловатый, низкий голос заполнил каждый уголок зала, эхом отражаясь от черных стен, ударяясь о камни и возвращаясь ледяным шепотом. – Это не сборник сказок для слабонервных у камина. Это учебник по выживанию, написанный кровью и пеплом. Забудьте даты. Запомните ошибки. Запомните цену, заплаченную за каждую крупицу знания, которую вы здесь получите.
Она говорила не о сухих фактах, а о кровавых уроках. О зарождении Культа Вечной Ночи не как о секте, а как о раковой опухоли на теле империи. О первых, робких Разломах, которые самоуверенные маги сочли «интересной аномалией». О предательстве лорда Веланда, блистательного мастера-боевика, чья гордыня оказалась слабее шепота темной власти, открывшего врата для Первого Великого Разлома у Черных Утесов. Она описывала битвы не цифрами погибших, а ощущениями: смрад горящей плоти нежити, смешанный с запахом озона от разрядов магии; леденящий ужас, парализующий волю перед первым появлением Теневых Пожирателей; горечь отчаяния защитников, видевших, как их ярчайший огонь гаснет, поглощаемый бездонной черной пастью Разлома. Ее слова обжигали, как те самые языки пламени, застывшие под потолком.
– Почему Веланд пал? – спросила она вдруг, ее ледяной взгляд, как штык, вонзился в случайного студента в третьем ряду. Тот замер, покраснел до корней волос.
– С… слабость духа, декан? – выдавил он.
– Слабость? – Кресс фыркнула, звук был похож на лязг камня о камень. – Глупость! Он считал себя умнее истории, сильнее самой Тьмы. Гордыня сожрала его душу раньше, чем это сделали твари из Разлома. Следующий. Солис! – Ее взгляд, неумолимый и тяжелый, как гиря, упал на меня. Нет, не мерещилось. – Алхимик Сарро. У Врат Скорби. Что конкретно, какая деталь в его формуле «Серебряного Ветра» дала тот критический эффект, что сдержал натиск орды нежити на целых три часа? Не общие слова о «очищающих свойствах»! Факт!
Я почувствовала, как под взглядом десятков глаз (включая любопытные взгляды Айра и Айры по бокам) и под холодным, испытующим оком Кресс внутри все сжалось в ледяной комок. Стыд от вчерашнего вечера, неуверенность – все навалилось разом, сдавило горло. Но я вспомнила потрепанные страницы старого гримуара из приютской библиотеки, где эпизод у Врат Скорби описывался с почти клинической подробностью. Страницы, ставшие моим убежищем. Я вдохнула, выпрямила спину, встречая взгляд декана. Лора тихонько сжала мою руку под столом. Держись.
– Не чистое серебро, декан, – сказала я четко, мой голос, к собственному удивлению, звучал громко и ясно, разносясь по затихшему амфитеатру. – Сарро использовал высокодисперсный сплав серебра с толченым лунным камнем. Лунная пыль не просто усилила очищающие свойства серебра. Она придала уникальное свойство – рассеивать сгустки концентрированной темной энергии, как ветер разгоняет утренний туман. Это временно нарушало связь некромантов с их творениями, делая нежить неуправляемой и замедляя ее.
В аудитории повисла такая тишина, что слышалось жужжание светильников-пламевиков. Декан Кресс несколько секунд молча смотрела на меня, ее лицо было непроницаемой каменной маской. Потом – один короткий, резкий кивок, как удар топора.
– Верно. Лунная пыль. Дорогая. Редкая. Но эффективная. – Она перевела взгляд на весь зал. – Запомните этот урок: знание мелочей, понимание механизма спасает жизни. Гордыня и самоуверенность – убивают. – Она резко повернулась к доске, продолжив лекцию о тактических ошибках при осаде Мглистой Цитадели.
По спине пробежала волна тепла – не от привычного жара стабилизатора, а от сдержанной, но безусловной похвалы. Получилось.
«Отряд Хаоса» просидел оставшуюся лекцию, обмениваясь краткими замечаниями (Айр пытался нарисовать карикатуру на Кресс в своем блокноте, но Айра его вовремя остановила), но в целом внимательно слушая. Когда Кресс, закончив, резко ударила ладонью по кафедре, сигнализируя об окончании, и вышла, зал взорвался гулким эхом шагов и голосов. Я ощутила, как навалилась усталость.
Лекция декана Кресс закончилась, оставив послевкусие, как после глотка крепкого уксуса – едкое, но бодрящее. Я потянулась, чувствуя, как напряженные мышцы спины ноют. Мои волосы, собранные в небрежный хвост, растрепались и тяжелой волной упали на плечо. В своей практичной серой тунике и темных брюках я чувствовала себя чуть менее неуместно после утреннего «принятия» близнецами. Маленькая победа.
– Я готова продать душу за тарелку горячего супа, – заявила Айра, смахивая пыль с безупречно сидевшей на ней формы. Ее каштановый хвост тоже слегка пострадал от энергичной жестикуляции.
– Душу? Слишком дорого! – парировал Айр, уже принюхиваясь к запахам, доносящимся из коридора. Его собственная форма выглядела так, будто он уже прошел полосу препятствий. – Я бы отдал за суп право первородства. Или младшего брата, если бы он у меня был. Идемте, войско хаоса! На штурм столовой!
Лора тихо засмеялась:
– Я бы тоже не отказалась от супа. Без продажи душ, пожалуйста.
Мы влились в поток студентов, направляющихся в столовую – просторный зал с высокими сводчатыми потолками, гудящий сотнями голосов и звоном посуды. Воздух был густ от ароматов тушеного мяса и свежего хлеба. У окна, залитого осенним светом, я заметила знакомую рыжую голову. Мелани Брасс сидела, уткнувшись носом в блокнот, и с энтузиазмом, достойным лучшего применения, чертила замысловатые схемы, попутно размахивая ложкой, как дирижерской палочкой. На столе рядом с тарелкой недоеденного рагу лежали странные винтики и обгоревший кусочек чего-то, напоминающего кристалл.
– Присоединяемся! – громогласно объявил Айр, с грохотом ставя поднос, чуть не опрокинув на Мелани стакан с водой. – Места захвачены силами хаоса!
Мелани вздрогнула, оторвавшись от схемы. Медные очки сползли на кончик носа. Она окинула близнецов быстрым оценивающим взглядом инженера. Айра вежливо улыбнулась, Айр сиял, как новогодняя ёлка.
– А, это вы! – воскликнула Мелани, ее лицо расплылось в широкой улыбке. – Хаотический дуэт! Айр и Айра, да? Слышала байки. Брасс, Мелани. Артефактор, второй курс. – Она протянула руку, запачканную в чем-то маслянистом и слегка подкопченную. Айр пожал ее с энтузиазмом, чуть не стянув со стола блокнот. Айра – с чуть большей осторожностью, но теплотой. Еще один источник хаоса подключен.
– Вот и познакомились! – Айр плюхнулся на стул, задев локтем Лору, которая едва не уронила ложку. – Значит, теперь мы – Квадро Хаоса? Или Квинто, с Мелани?
– Пятерка, – поправила Айра, аккуратно расставляя посуду. – Пока не устроили потоп или пожар. Хотя с Мелани за столом… – она кивнула на обгоревший кристалл, – …риски возрастают в геометрической прогрессии.
– Это был контролируемый выброс энергии! – парировала Мелани с достоинством. – И он доказал, что руническая стабилизация Торка неэффективна на низких частотах! А это… – она ткнула пальцем в схему на столе, – …решит проблему! Теоретически.
Разговор стал общим, шумным и невероятно веселым. Айр с ходу втянул Мелани в обсуждение «самого эпичного провала на практикуме по взрывчатым веществам», Айра периодически вставляла точные, саркастические комментарии, заставлявшие всех смеяться. Лора тихо улыбалась, наблюдая за этим вихрем, ее голубые глаза блестели. Я ела суп, чувствуя, как странное, непривычное тепло разливается по груди. Я ловила себя на мысли, что впервые за долгое время, среди этого шума и этих таких разных людей, я чувствую себя… почти своей. Не изгоем с клеймом на шее, а просто Розали Солис. Просто Ро.
В этот момент в столовую вошла группа старшекурсниц. Они двигались с непринужденной грацией и уверенностью хозяек положения, приковывая взгляды. Шелест дорогих тканей их аккуратно подогнанной формы, легкий звон изящных браслетов, аура безупречности – все кричало об их статусе.
Во главе шла девушка неземной красоты. Ее волосы цвета платинового блонда были уложены в сложную, изысканную прическу, напоминавшую корону, подчеркивающую безупречные, словно выточенные из фарфора черты лица: высокие скулы, прямой нос, пухлые губы, тронутые легкой снисходительной улыбкой. Черная форма боевика с алым шитьем сидела на ней безукоризненно. Ее глаза холодного сапфирового оттенка спокойно и оценивающе скользили по залу, будто она инспектировала свои владения.
– Огонь преисподней… – прошептал Айр, застыв с ложкой супа на полпути ко рту. – Это кто? Ожившая статуя богини?
– Элиана Эмерсон, – ответила Мелани, слегка кривя губы в подобии улыбки, но в глазах не было восторга. – Второй курс. Боевой факультет. Звезда первой величины, надежда академии, эталон для подражания и прочая светская мишура. И… она с Вейнмаром вроде как вместе, ну или очень хочет так считать. Официально парой себя не объявляли, но ходят упорные слухи, что она частенько коротает ночи в его комнате. – Мелани кивнула в сторону дальнего стола у стены, где сидели несколько старшекурсников-боевиков с видом хозяев положения. И среди них Рид Вейнмар.
Даже сидя, он выделялся. Высокий, широкоплечий, он обладал той врожденной аристократической осанкой, что заставляла спину держать прямо без усилий. Его черные волосы были идеально уложены. Лицо могло бы служить образцом для скульптора. Но более всего поражали глаза. Невероятно светлые, льдисто-голубые. Они казались неестественно яркими на фоне темных волос, холодными и бездонными, лишенными тепла. Сейчас он слушал что-то говорившего Джаспера, его профиль был обращен к другу. Казалось, он существовал в своем собственном, отгороженном пространстве тишины и порядка. Островок совершенства в океане шума.
Элиана с изяществом пантеры направилась к их столу. Рид заметил ее приближение лишь в последний момент. Он встал – плавно, с вышколенной вежливостью уступая место рядом с собой. Его обычно ледяное, непроницаемое лицо смягчилось на мгновение – уголки губ дрогнули в чем-то, отдаленно напоминающем улыбку. Он что-то тихо сказал ей, наклоняясь, и она рассмеялась – звонким, как хрустальные колокольчики, смехом. За столом раздался общий смех в ответ на какую-то шутку Джаспера. В этот миг Рид выглядел таким… искренним. Свет в его ледяных глазах стал теплее, глубже, как море в редкий солнечный день, в уголках глаз наметились едва заметные лучики морщинок от улыбки. Он был поразительно красив в этот миг искренности. Совсем другой.
Я смотрела, не в силах отвернуться. Взгляд скользнул по сияющей Элиане и замер на Риде. На его ослепительной улыбке, на оживших глазах. Сердце нелепо, предательски екнуло. Он может улыбаться так… по-настоящему. Но в тот же миг его взгляд скользнул в нашу сторону, мимо лиц за нашим столом, упал на меня. На мою шею, где воротник туники неизбежно приоткрывал металлический блеск стабилизатора.
Изменение было мгновенным и пугающим. Словно кто-то щелкнул выключателем внутри. Его улыбка погасла, словно ее и не было. Свет в глазах померк, сменившись знакомой пронзительной холодностью и тем самым убийственным презрением. Он резко, словно отдернув руку от чего-то грязного, отвернулся к Элиане, сказав что-то уже без тени веселья, его профиль снова стал резким и непроницаемым, как крепостная стена. Все заняло доли секунды.
Сердце сжалось от знакомого жжения стыда и обиды. Комок подступил к горлу, горький и колючий. Он смотрел на меня, улыбался… и снова увидел только это. Только клеймо. Только дефект. Глоток воды вдруг показался обжигающим. Тепло от недавнего ощущения «своей» начало быстро утекать, замещаясь холодом отвержения.
Но тут же меня заметил Джаспер. Он сидел напротив Рида и, поймав мой взгляд поверх головы Элианы, широко и открыто улыбнулся – своей солнечной, обезоруживающей улыбкой. Он негромко, но отчетливо крикнул через зал:
– Эй, Солис! Живая? Не развалилась после Кресс? – и дружелюбно помахал рукой.
Я, превозмогая ком в горле, заставила уголки губ дрогнуть в подобии улыбки и помахала ему в ответ. Джаспер был солнцем.
– Он тебя знает? – удивилась Айра, наблюдая за обменом приветствиями.
– Случайно познакомились, – коротко ответила я, намеренно отворачиваясь от стола Рида и Элианы и снова погружаясь в свой остывший суп. – Он хороший. – Мне не хотелось больше видеть, как гаснет свет в глазах Рида Вейнмара при виде меня. Мелани бросила на меня многозначительный взгляд, но промолчала, лишь покачала головой. Я сосредоточилась на ложке супа, стараясь не думать о ледяных глазах, которые только что могли светиться теплом, но для меня снова стали бездной холода.
Глава 5
После обеда, попрощавшись с Мелани, чей энтузиазм был почти так же взрывоопасен, как и ее артефакты, мы с Айром, Айрой и Лорой направились в Прикладную Лабораторию №3. Воздух здесь был другим – густым, едким, пропитанным запахом озона, горячего металла и масла. Я огляделась. Лаборатория походила на логово безумного изобретателя-гиганта. Стены были увешаны инструментами всех мастей и размеров – от гигантских гаечных ключей, способных согнуть балку, до миниатюрных, тонких, как иголки, рунических резцов, сверкающих холодной сталью. Стеллажи ломились под тяжестью деталей: мутные, мерцающие внутренним светом кристаллы, блестящие, точно отполированные, зубы дракона, шестерни, мотки проводов в изоляции ядовито-зеленого, кислотно-желтого и неестественно-фиолетового цветов. На столах громоздились разобранные и целые устройства – причудливые сплетения меди, серебра и незнакомых сплавов, поблескивающие в тусклом свете магических ламп. Царство Стали и Магии.
Мастер-артефактор Шейн Доусон, мужчина лет пятидесяти с закопченными пальцами, седыми вихрами, торчащими, как антенны, и глазами, горящими фанатичным энтузиазмом, не читал лекцию – он проводил экскурсию по арсеналу выживания. Его голос гремел под сводами:
– Стабилизаторы Поля (Щитовые артефакты): – Он швырнул в стену маленький, похожий на блюдце диск. Тот завибрировал, загудел низким тоном, и перед стеной замерцало полупрозрачное синее поле, похожее на перекошенное стекло.
– Видите? Ваша временная броня! Кратковременный энергобарьер. Съедает магическую атаку или гасит волну скверны из Разлома. Активируете – бз-з-з – и молитесь! Не щит, а пластырь! Треснет, как сахарное стекло, под ударом когтя или энергетического выброса. Носите минимум два! И меняйте кристаллы чаще, чем носки – под нагрузкой они трескаются! – Он поднял диск – на его поверхности уже виднелась паутинка трещин. – Вот. Один удар стены. Представьте Коготь.
– Импульсные Гранаты Оглушения: – Мастер Доусон бережно поднял цилиндр размером с флягу, покрытый светящимися голубым руническими контурами.
– Не для мяса! Только для мозгов! Мощная звуковая волна, не физическая, а ментальная. Дезориентирует все, что имеет уши или нервные узлы. Особенно действенна против шептунов и теневых слизней – вырубает их «связь». – Он ткнул пальцем в воздух, чуть не попав в Айра. – Важно! Не бросайте рядом с целителем! Или с собой! Уши отвалятся метафорически, но головная боль и временная глухота – реальны. Проверено. Лично. – Он хитро подмигнул, потирая левое ухо. – С тех пор слышу мир по-новому. Тише.
– Портативные Сканеры Скверны: – Мастер снял с запястья массивный браслет с вмонтированным плоским кристаллом. Нажал кнопку – кристалл засветился тусклым зеленым.
– Ваши третий глаз в Тьме! Видит следы темной энергии – невидимые ловушки, зачарованные гадости, слабые места в ауре нежити. Без них в Зараженных Зонах – как слепой котенок в волчьей стае! – Он навел браслет на угол лаборатории, где валялась куча старого железа. Кристалл вспыхнул багровым. – Ага! Там старый отработанный кристалл скверны. Без сканера – наступили бы, получили ожог ауры. Калибруйте перед каждым выходом! И не доверяйте первому показанию – скверна коварна, может прятаться. – Он покрутил регулятор, и багровое пятно сменилось на слабое фиолетовое свечение вокруг конкретного обломка.
Я слушала, затаив дыхание, забыв про усталость, наступившую после обеда. Это был не абстрактный мир пыльных гримуаров и сухих дат, а реальность, которую можно пощупать, понюхать, ощутить ее холодный вес и острую необходимость. Инструменты, пахнущие опасностью и спасением одновременно. Я впитывала каждое слово Шейна, жадно разглядывала каждый артефакт, представляя, как его холодный металл ляжет в мою ладонь, как я нажму кнопку или брошу его в кромешную тьму. Мои пальцы непроизвольно сжимались в кулаки, будто уже ощущая ребристый корпус щитового стабилизатора или гладкую поверхность сканера. Это то, что может дать шанс. Реальный шанс выжить там, за высокими стенами академии, в настоящей Тьме.
Завершал день общий курс «Путь Огня и Стали». Полигон за стенами академии встретил нас ледяным ветром с моря и видом бурлящей внизу бездны. Полигон представлял собой скалистое плато, обрывающееся вниз к бушующему морю. Ледяной ветер с залива рвал одежду, свистел в ушах и хлестал соленой моросью в лица. Внизу волны с ревом разбивались о черные скалы-клыки. Здесь проходил курс «Путь Огня и Стали» – обязательный ад для всех первогодков, независимо от того, лечишь ты раны или собираешь хитрые механизмы. И здесь, под этим ледяным душем и ревом волн, сразу обнажились все различия между нами.
Тренер Утес – человек, высеченный из той же скалы, что и полигон, с квадратной челюстью, шеей толщиной с дубовый сук и голосом, способным заглушить сам гром, – взревел, как разъяренный дракон:
– ДВА КРУГА ПО ВНЕШНЕМУ КОНТУРУ! БЕЗ МАГИИ! ЭТО НЕ ПРОГУЛКА! КТО ОТСТАЕТ – ПОЛУЧАЕТ «БОНУС»! – Он ткнул огромным пальцем в рюкзак размером с небольшой сундук, валявшийся у его ног. – В НЕМ ГРУЗ ДЛЯ ВАШЕГО ХАРАКТЕРА! ТЯНЕШЬ ЕГО ДО КОНЦА ЗАНЯТИЯ! МАРШ!
Внешний Контур был испытанием на прочность духа и тела. Узкая, петляющая тропа вилась по самому краю скалистого обрыва. Камни под ногами – острые, скользкие, ненадежные. Ветер бил в лицо ледяными кулаками, вырывал дыхание, слепил глаза соленой моросью. А вид вниз… Вид вниз, на пенящиеся жадные волны, разбивающиеся о черные зубы скал, вызывал не просто головокружение – он вливал ледяной страх прямо в живот, сковывая ноги. Одно неверное движение… Старт был хаосом, сразу обнажившим различия: боевики рванули вперед, как стая гончих. Айр понесся, его длинные ноги легко перебирали камни, но дыхание быстро стало хриплым. Айра бежала чуть сзади, экономично, ее лицо сосредоточено, шаг увереннее. Розали, стиснув зубы, пыталась держаться их темпа. Ее легкие горели, ноги наливались свинцом, стабилизатор на шее глухо гудел, сдерживая не только возможный выброс пламени, но и панику от высоты и истощения. Рядом пробежал высокий парень с лицом боксера, легко перепрыгивая неровности. Другой, коренастый, с татуировкой дракона на предплечье, мчался, словно за ним гнались демоны. Целители выглядели наиболее потерянно. Лора, худенькая и невысокая, запыхалась уже через несколько сотен метров. Ее большие голубые глаза были широко раскрыты от усилия и страха, лицо побелело. Она часто спотыкалась, цепляясь за камни. Рядом с ней девушка с косичками почти плакала, бормоча заклинание успокоения и теребя белый кант туники. Худощавый юноша в очках шел, а не бежал, крепко вцепившись в скалу с внутренней стороны тропы, лицо зеленоватое от укачивания и страха высоты. Артефакторы были самой пестрой группой. Парень с взъерошенными волосами и очками на носу пытался бежать, но постоянно спотыкался, его внимание больше привлекали скалы, чем путь. Девушка в заляпанной маслом форме шла увереннее, ее руки привычно балансировали, как будто она несла хрупкий прибор. Кто-то в дорогой, не форменной и непрактичной одежде сразу отстал, недовольно бормоча о «нецелесообразности».
Утес не дремал. Его голос, как бич, хлестал по спинам:
– ЭЙ, БЕЛЫЕ! ВЫ ЧТО, ПО ТРУПАМ ИДЕТЕ? ШЕВЕЛИТЕСЬ! СИНИЙ С ОЧКАМИ! ГЛЯДИ ПОД НОГИ, А НЕ В НЕБО, ТУДА ТЫ ЕЩЕ УСПЕЕШЬ! КРАСНЫЙ! ФАУЛИ! ИЛИ КАК ТАМ ТЕБЯ?! ТЕБЕ МЕДАЛЬ НАДО ИЛИ КАК? ЗАМЕДЛИЛ!
Я, глотая соленый воздух рваными жгучими глотками, услышала сзади прерывистое, всхлипывающее дыхание. Сама еле переставляла ноги, каждый вдох обжигал грудь, но мысль о «бонусе» – этом чудовищном рюкзаке Утеса – гнала вперед сильнее страха высоты. Не отстать. Нельзя отстать.
Утес парил над этим адом, как грозный демон:
– ШЕВЕЛИТЕСЬ, СЛИЗНЯКИ! КРАСНЫЕ, ВЫ ЖЕ БОЕВИКИ, А НЕ БАЛЕРИНЫ! БЕЛЫЕ, НЕ НЮНИЧЬТЕ! СИНИЕ, ГОЛОВОЙ ДУМАЙТЕ, А НОГАМИ ШЕВЕЛИТЕ! ЭЙ, СОЛИС! – его взгляд, острый как шило, впился в меня, когда я, выбившись из сил, выбиралась из последнего поворота. – ТВОЙ СТАБИЛИЗАТОР ЖУЕТ ТВОЮ ЭНЕРГИЮ ИЛИ ПОМОГАЕТ УСТОЯТЬ? ДАВАЙ, ПОКАЖИ, НА ЧТО ГОДЕН ТВОЙ ОГНЕННЫЙ ДУХ!
Несколько десятков фигур с разноцветными нашивками на туниках – алых боевиков, лазурных артефакторов, белоснежных целителей – замерли перед первой преградой. Тренер Утес, его голос – камнепад в горах – прорезал шум:
– Первое испытание: Дрожащий Мост! Покажите, на что годитесь! Красные – вперед!
Иллюзия была настолько совершенной, что каждый нерв в теле кричал о смертельной опасности. Бревна лежали не на твердой опоре, а на подвижных металлических шарах, заставляя их жить собственной, непредсказуемой жизнью: раскачиваться из стороны в сторону, проскальзывать вперед-назад, слегка вращаться под ногой. Расстояние между ними – шаг отчаяния, требующий прыжка веры.
Боевики рванули, как стая, стремясь покорить препятствие силой и скоростью. Коренастый парень с драконом на руке взлетел на бревно и помчался галопом, раскинув руки, как крылья. Бревно поддалось его напору – на последних метрах резко ушло вбок. Он полетел вниз с диким яростным воплем, исчезнув в паутине светящихся шипов. Глухой «Буфф!» – и отборная матерная тирада возвестила о мягком приземлении на скрытые маты. Айр, пытаясь перепрыгивать с бревна на бревно своими длинными ногами, не рассчитал прыжок на качающуюся опору. Нога соскользнула, он рухнул вниз, его ругань смешалась с воем ветра. Моя очередь. Сердце колотилось, как бешеный барабан, прямо под горлом. Я раскинула руки для баланса, взгляд прикован к спасительному концу моста. Внезапный шквал плюс шаг Айры, ступившей на свое бревно – и мое резко ушло влево! Я вскрикнула, инстинктивно прыгнула на соседнее – но оно в этот момент было выше и качалось в противофазе. Нога не дотянулась, рука скользнула по мокрому дереву – падение! Мир кувыркнулся, мерцающие шипы, холодные и острые, ринулись навстречу. Жесткий удар о маты выбил воздух, иллюзорное острие на миг пронзило спину ледяной болью чистого воображения. Рядом ругался Айр. Айра стала живым контрастом: ступала твердо по центру, стопы словно вкручивались в древесину, руки-балансиры ловили каждое колебание с грацией акробата. Она прошла безукоризненно, лишь раз резко присела, удержавшись при особенно сильном рывке. Остальные боевики падали, как мешки с картошкой. Сила – не всегда скорость.
Целители подошли к мосту, как к эшафоту. Лора ступила на древесину, лицо пепельное, пальцы впились в грубую кору до побеления суставов. Она двигалась крошечными, дрожащими шажками, взгляд прикован к ногам, словно Лора читала молитву. Порыв ветра – бревно дернулось! Она вскрикнула, рухнула на колени и поползла, обхватив бревно руками и ногами, как дитя мать, игнорируя занозы, впивающиеся в ладони, но все равно соскользнула в черную бездну иллюзии. Девушка с пепельными косами просто села на начало бревна, закрыла лицо руками – ее плечи тряслись от беззвучных рыданий. Юноша в очках пошел, согнувшись в три погибели, словно это могло спасти от падения. Центр тяжести сместился – он кувыркнулся вниз на первой же трети пути. Страх – самый страшный враг.
Взъерошенный артефактор в очках на кончике носа замер у края, глаза сканировали амплитуду качания, губы шевелились, высчитывая частоту колебаний. Он ступил очень медленно, каждый шаг – решение сложного уравнения, руки вытянуты в струнку. На середине бревно неожиданно провернулось! Он замер, раскачиваясь как маятник над пропастью, лицо покрылось испариной, но удержался, найдя точку опоры в самой нестабильности. Девушка в промасленной тунике шла с сосредоточенным спокойствием опытного механика. Ее ноги ставились точно, корпус автоматически компенсировал раскачивание, будто она была неотъемлемой частью этой шаткой системы. Щеголь в бархатной безрукавке поверх формы брезгливо ступил, пытаясь сохранить осанку. Неуклюжий шаг на самый край – бревно крутанулось под ним. Он свалился с воплем больше возмущения, чем страха. Остальные артефакторы справились с попеременным успехом. Голова и спокойствие иногда сильнее мускулов.
– Чего ждете, робята?! Вперед! – гаркнул Утес, указывая на следующее испытание – шестиметровую стену из грубо сколотого шершавого камня. Никаких удобных зацепок – лишь редкие, скользкие от влаги выступы: узкие щели, крошечные полочки, обманчивые выступы. Ни страховки, лишь желтые маты внизу – слабое утешение при мысли о падении.
Парень с драконом бросился на стену, как таран, цепляясь за все подряд, рвался вверх рывками, подтягиваясь на одних руках. Камень сдирал кожу с его ладоней и коленей, оставляя на серой поверхности алые капли. Он взобрался первым, тяжело дыша, лицо выглядело победоносно. Айра подошла методично, как к решению задачи. Пальцы прощупывали камень, ноги искали упор. Она двигалась плавно, экономя силы, используя ноги для мощных толчков, а руки – для надежной фиксации. Айр, отряхнувшись после падения с моста, лез с прежним азартом, но торопился – сорвался с трехметровой высоты, грохнулся на маты со стоном, поднялся и полез снова, уже осторожнее. Лора нашла цепочку мелких, почти невидимых выступов, забралась на полтора метра от земли. Там зацепы иссякли. Она повисла на дрожащих, как струны, руках, ноги беспомощно болтались в воздухе, лицо искажено чистым ужасом. Утес молча подошел, крепко взял ее за голень, поставил крошечную ногу на едва заметный выступ, подтолкнул вверх к следующей щели. Девушка с косами так и не решилась начать, стоя внизу, слезы текли по ее грязным щекам. Юноша в очках выбрал сложный, но логичный для него маршрут по узким щелям. Он лез медленно, как скалолаз-самоучка, но добрался до верха, красный от натуги. Рыжий артефактор с минуту исследовал стену, как сложный механизм, нашел «инженерное» решение – диагональный путь по микротрещинам. Он лез очень медленно, часто останавливаясь, вытирая запотевшие очки.
Я подошла к стене, ощущая ее холод и шершавость ладонями. Стиснула зубы, чувствуя, как холодный металл обода стабилизатора сжимается туже на вспотевшей коже. Нащупала глубокую щель, втиснула пальцы до боли, сильно оттолкнулась ногой – рывок! – взобралась выше, преодолев мгновенное отчаяние. Мои пальцы, казалось, сами находили невидимые глазу неровности, тело плавно перетекало от одного положения к другому, используя силу ног и инерцию. Выжить. Просто выжить и долезть.
А дальше нас ждал кошмар – лабиринт из толстых, липких от промасленной пропитки канатов, туго натянутых между каменными столбами. Ячейки сетей – от мелких ловушек для головы до провалов по пояс. Воздух пропитался едким запахом дегтя и кислого пота.
Зал взорвался криками, эхом отражавшимися от камней: «Где выход?!», «Вытащите! Я застрял!», «Чертова паутина!» Боевики рвали канаты руками, прыгали в большие ячейки, рискуя застрять по-настоящему. Целители осторожно пробовали разные пути, только запутываясь сильнее в панике. Артефакторы беспомощно щупали узлы, теряясь в трехмерной головоломке.
Я увязла по пояс в клубке мелких ячеек. Грубые липкие волокна впивались в бедра, сковывая каждое движение.
– Помогите! Я как муха в паутине! – крикнула я, дергаясь в отчаянии, но петли только затянулись туже.
Айра, уже выбравшаяся на свободу, услышала, вернулась. Ее быстрые сильные пальцы с ловкостью фокусника нашли ключевой узел, разобрали его – и я вывалилась наружу, едва не упав. Спасибо…
Не дав и минуты отдышаться, Утес погнал нас в последний круг ада – «теневой лабиринт». Длинный узкий коридор был выложен черными, поглощающими свет панелями. Мерцающие тусклые лампы где-то наверху создавали пляшущие, обманчивые тени, которые так и норовили обернуться чудовищем. Шипение скрытых артефактов – и тяжелые кожаные мешки с песком вылетали из ниш с глухим, пугающим хлопком, имитируя атаки невидимых тварей.
Айр и другие боевики шли напролом, пригибаясь, с хрустом отбивая мешки предплечьями. Лора прижималась к стене, прикрывая голову руками, вскрикивая от каждого шороха и удара. Мешок врезался ей в бедро – она согнулась со стоном, едва удержавшись на ногах. Рыжий артефактор прислушивался к шипению, увернулся от двух мешков, но третий сбил очки, оставив его слепым и беспомощным в этом хаосе. Сай, та самая блондинка с боевого, шла призраком, ее движения были плавными, она предугадывала вылет мешков, скользя между ударами с невозмутимым спокойствием. Я пыталась сосредоточиться, ощупывая пространство взглядом и слухом. Шипение за спиной! Я рванулась вперед, но тяжелый мешок врезался в плечо – «Ой!» – оглушительная боль пронзила тело, меня отшвырнуло к холодной стене. Стиснув зубы до скрежета, я прижалась, поймала ритм вылетов, рванула вперед рывком, проскочив под двумя мешками одновременно, чувствуя, как воздух от них бьет по спине.
– ОТБОЙ! – рокот Утеса, как благословение, разорвал мрак и шум лабиринта.
Я вывалилась на открытое пространство полигона, согнулась пополам, впиваясь руками в колени. Тело тряслось как в лихорадке, пот рекой стекал по спине, смешиваясь с маслом сетей, пылью скалы и солью моря. Плечо, куда пришелся удар мешка, горело и ныло. Ладони были в ссадинах и занозах. Стабилизатор на шее пек кожу, его привычный гул стал низким, усталым рокотом, словно и он выдохся.
Боевики, доселе казавшиеся неутомимыми, рухнули на землю или сидели, опустив головы на колени, спины вздымались тяжело, как кузнечные меха. Айр лежал пластом, глаза закрыты, губы шептали что-то невнятное, возможно, ругательства или молитву.
Целители, чьи белые нашивки слиплись и потемнели, помогали друг другу подняться, вытирали слезы и грязь с лиц. Лора прислонилась к каменному столбу, ее грудь ходила ходуном, в глазах – пустота и глубокая усталость. Дошла. Мы обе дошли.
Артефакторы осматривали порванную одежду, искали потерянные очки или инструменты. Сай сидела чуть в стороне, спокойно перематывая порванный шнурок на сапоге, ее дыхание было ровным. Какая выдержка.
Двое «везунчиков» – целитель с мокрым от слез лицом и артефактор с порванным рукавом – влачили к финишу тот самый чудовищный рюкзак Утеса. Их спины согнулись дугой под нечеловеческой тяжестью, ноги подкашивались, лица выражали немое страдание.
Утес стоял непоколебимо, руки скрещены на груди, каменное лицо освещалось мрачным светом удовлетворения. Его взгляд, тяжелый как гиря, ощупывал каждого, оценивая степень измотанности. Испытание «Когти Тьмы» было пройдено. Цена: последние капли сил, синяки, ссадины, пропитанная потом и страхом одежда и глубинное знание – их путь только начался.
Я с трудом выпрямилась, глотая ледяной соленый воздух полной грудью, ощущая, как он обжигает усталые легкие. Искра внутри, придавленная усталостью и болью, все еще теплилась где-то глубоко.
– Живы? – хрипло выдохнула я, с трудом переставляя ноги. Каждый мускул, каждая кость кричали от перенапряжения. Ответом были лишь стоны, кашель и тихий плач.
Раздевалки Башни Молодого Огня встретили густым туманом пара и тяжелым, многослойным запахом: едкий пот, дешевое мыло, влага камня, дезинфектант и усталость. Я, двигаясь как сомнамбула, с трудом стянула потную, прилипшую к телу форму боевика. Холодный металл стабилизатора на моей шее казался особенно чужим в этом тепле и влаге, тяжелым, неумолимым и невероятно заметным на фоне всеобщего изнеможения и обнаженных тел. Я поймала несколько быстрых скользящих взглядов других девушек в раздевалке: любопытных – от артефакторш, изучающих устройство, осуждающих – от боевичек и целительниц и просто равнодушных. Игнорировать их было легче, чем когда-либо – сил на реакцию, на защитный барьер, не осталось совсем. Айра и Лора уже маячили у входа в душевую, опираясь на стену, одинаково вымотанные до предела, но связанные молчаливым братством перенесенного ада. Я не одна.
Теплые струи душа стали благословением, граничащим с откровением. Я стояла под ними, закрыв глаза, запрокинув лицо, подставляя потокам каждую ссадину, каждую ноющую мышцу. Я чувствовала, как вода смывает с кожи липкую грязь полигона, соль моря и пота, пыль скал и невидимый, но липкий слой унижения, страха и чужого презрения. Гул стабилизатора под струями казался приглушенным, отдаленным, почти убаюкивающим, как шум моря в раковине. Я стояла так долго, просто дыша влажным теплым воздухом, позволяя жизненному теплу проникать в утомленные мышцы, размягчать узлы напряжения в плечах и спине, оттаивать окоченевшую от страха и холода душу.
Один день позади. Унижение от ледяного взгляда Рида при виде стабилизатора. Непонимание и отчуждение в глазах многих. Но и Лора, дошедшая до конца. «Отряд Хаоса» – Айр с его безумной энергией и Айра с ее скрытой силой. Практичные знания Мастера Доусона – не абстракция, а инструменты жизни. И этот адский бег по самому краю бездны, эта полоса, выжавшая все соки… На моих губах, скрытых струями воды, появилась слабая, но настоящая улыбка. Это было невыносимо, нечеловечески тяжело. Унизительно. Больно. Страшно. Но я была здесь. Прошла через это. Не сломалась. Не отстала. Не позволила страху или боли остановить себя.
Завтра – новый день. Новые вызовы. Новые ледяные взгляды и испытания на прочность. Я вытерлась грубым полотенцем, ощущая покалывание на очищенной коже, надела чистую мягкую одежду. Чувствовала себя абсолютно выжатой, пустой, как высохшая скорлупа, но… странно удовлетворенной. Спокойной. Готовой встать завтра и начать снова. Искра внутри, сжатая и сдержанная стальным ободом стабилизатора, все еще тлела. Тихо. Глубоко. Упрямо. Этого – этого упрямого, негромкого, но своего собственного горения – пока хватало. И этого было достаточно.
Глава 6
Выходных не было. Две недели промчались в ритме каторжного молота – каждый день выжимал досуха, каждую ночь сон был как падение в бездонный колодец, а пробуждение – классическим выныриванием из ледяной воды с полной уверенностью, что ты и не отдыхал вовсе. Но мы держались. Каждый восход солнца, цеплявшийся за остроконечные шпили Академии, был новым вызовом, а каждый преодоленный барьер – крохотной победой, добытой литрами пота и стиснутыми до хруста зубами. Выжили. Пока что.
Тринадцатый день. Суббота. Последнее занятие – изматывающий кросс по холмам и оврагам за стенами, напоминавшими скорее зубы дракона, – наконец-то закончилось. Собрали нас, первогодков, больше похожих на выжатые, пропахших потом и пылью тряпки (но с упрямой, не погасшей искоркой в глазах – гордиться-то чем-то надо!), в Зале Горящего Щита. Громадное пространство, обычно звонкое от шагов и пересудов, сейчас гудело тихим усталым ульем. Даже гобелены с батальными сценами на стенах, казалось, поникли, впитывая эту коллективную сладковато-горькую усталость.
На кафедре, словно высеченная из гранита, стояла Декан Илвара Кресс. Ее пронзительный взгляд медленно скользил по рядам, выискивая слабину. Но сегодня… сегодня в уголках ее строгих губ, обычно сжатых в тонкую ниточку, затаилось нечто неуловимое. Почти удовлетворение?
Неужели мы ее не разочаровали? Или она просто рада, что от нас отдохнет?
– Первокурсники, – ее голос, привыкший рубить приказы на поле боя, прокатился низким громом по залу, заставив вздрогнуть даже самых стойких. – Вы выдержали две недели ада. Не все дошли. Не все выложились полностью. Но большинство. Вы доказали, что искра в вас не погасла под катком испытаний. – Она сделала паузу, давая словам впитаться. – Завтра – выходной. Единственный за эти адские две недели. Используйте его с умом. Отдохните. Но – и это важно! – не расслабляйтесь до состояния медузы. Понедельник – новый рывок. Разойдись!
Тишина. Гулкая, напряженная, как тетива перед выстрелом. А потом – взрыв! Грохот аплодисментов, рев облегчения, смех, граничащий с истерикой, сотрясли древние стены. Напряжение двух недель вырвалось наружу, как пар из перегретого котла, грозя сорвать крышу. Айр, не сдержавшись, с силой хлопнул меня по спине, чуть не отправив в объятия соседки-боевицы:
– Ура! Слышала, Ро?! Целых двадцать четыре часа свободы! Без Кресс, без кроссов, без этого вечного «быстрее, выше, сильнее», как будто мы механизмы!
Потирая онемевшую спину, я не смогла сдержать широкой улыбки. Усталость, тяжелая как свинцовый плащ, вдруг показалась легче, сквозь трещины в ней пробивалась теплая, почти головокружительная волна радости. Свобода! И в этот момент к нам подошел куратор курса Кайл Мориган. Его карие глаза, обычно такие уверенные и дружелюбные, сейчас светились теплом, а улыбка казалась немного застенчивой, когда он посмотрел именно на меня. Интересно.
– Ну что, новобранцы, еще дышите? Или уже присматриваете место на местном погосте? – спросил он, игриво приподняв бровь. Кладбище за стенами – слишком пафосно, а вот «погост» – в самый раз.
– Еле-еле, – выдохнула Айра, но ее улыбка была шире обычного. – Чувствуем себя как выжатые лимоны после грандиозной битвы.
– Отлично! – Кайл одобрительно кивнул. – Значит, искра жизни еще тлеет. Мы с парочкой отчаянных голов собираемся вечерком в «Морском Утесе» – той самой таверне в порту, что славится своим «Громовым Элем». Место уютное, эль – бальзам для усталых душ и мышц. Буду рад, если заглянете. – Его взгляд снова задержался на мне, став чуть мягче, чуть внимательнее. – Ты особенно, Солис.
Теплый румянец, словно по мановению неловкого фокусника, залил мои щеки. Его внимание было неожиданным и приятно щекочущим нервы.
– С удовольствием, Кайл. Спасибо за приглашение, – я кивнула на близнецов и Лору, которая уже сияла, как фонарик в темноте. – Мы все придем. Нам только отдышаться и принять вид, хотя бы отдаленно напоминающий человеческий.
– Супер! Встречаемся в таверне через пару часов? Не опаздывайте, а то лучший эль разберут! – Кайл бросил нам широкую, обезоруживающе обаятельную улыбку и растворился в бурлящем море ликующих студентов.
– О-хо-хо-хо! – Айр тут же подмигнул мне с таким видом, будто только что расшифровал секретный шифр Империи. – Запахло жареным! А точнее – романтикой! Видел, как наш куратор на тебя пялился? Прям как кот на сметану, только сметана эта – ты, а кот – Кайл! И кот, кажется, очень голодный!
– Айр! – Айра толкнула брата локтем, но в ее глазах тоже искрилось веселье. – Прекрати смущать Розали! Хотя… объективно говоря, взгляд был не лишен определенного… интереса.
«Объективно говоря» – это сильно сказано, Айра. Я только покачала головой, старательно изображая стоическое безразличие, но внутри что-то теплое и пушистое радостно заурчало. Ну что ж, посмотрим, кот.
Час спустя наша комната напоминала поле боя после штурма гардероба. Волнение витало в воздухе густым сладковатым туманом, смешанным с ароматом мыла и легкой паники.
– Как думаешь, это платье не кричит «я отчаянно стараюсь»? – Лора крутилась перед небольшим зеркалом, разглядывая простое, но милое голубое платье. – Не слишком… ну, знаешь… голубое?
– Абсолютно идеально! – заверила я, сама ловко зачесывая темные волосы в высокий дерзкий хвост. – Ты выглядишь свежо и мило, как морской бриз. – Я надела облегающую черную водолазку из тончайшей шерсти – она мягко обрисовывала линии, но главное, надежно, как добротная броня, скрывала стабилизатор под высоким, уютно обнимающим шею воротником. Дополнила образ черными кожаными брюками, сидевшими как влитые (спасибо полигону за подчеркнутые мышцы), и надежными, но стильными черными ботинками на низком каблуке – на случай, если вечер закончится неконтролируемым танцем или тактическим отступлением. Минимум косметики – лишь черточка сурьмы, подчеркнувшая глубину серых глаз. Я выглядела собранной, немного бунтарской, но (надеюсь) притягательной. Готова к приключениям.
Мы встретились с близнецами (Айр в темной, слегка мятой рубашке и кожаной куртке, придававшей ему вид благородного разбойника, Айра в элегантных темных брюках и шелковистой блузе цвета ночного неба) у выхода из Башни Молодого Огня.
– Мелани передала, что встретит нас уже там, – важно сообщил Айр. – Колдует над каким-то вечным двигателем, но обещала оторваться от паяльника ради эля.
Двор Академии в глубоких сумерках был пустынен и полон тайн. Величественные черные бастионы отбрасывали длинные зловещие тени, лишь редкие призрачные магические фонари мерцали у дверей мастерских и библиотеки, напоминая глаза спящих драконов. Воздух был прохладным, соленым, с отчетливой горчинкой увядающего лета. Мы прошли по широкому холодному мощеному плацу, шаги глухо, как удары сердца великана, отдавались в звенящей тишине. Ворота Академии, огромные и грозные в дрожащем свете факелов, охраняемые двумя неподвижными, как статуи, стражами в тяжелых, тускло поблескивающих доспехах, казались самым настоящим порталом в другой мир – мир свободы и простых радостей.
Дорога бежала вниз, змеясь по самому краю скалы, словно испытывая нас на прочность в последний раз сегодня. Слева стеной возвышался древний дремучий лес. Его темные очертания сливались с наступающей ночью, шелест листьев и потрескивание веток звучали как таинственные, неразборчивые нашептывания невидимых духов или просто сов. Внизу, у самого подножия скалы, уже зажигал свои огни-светлячки портовый городок. Желтые, оранжевые, редкие красные огоньки домов, фонарей, кораблей на рейде мерцали теплой, живой, манящей россыпью, как драгоценности, рассыпанные по черному бархату ночи. Запах моря, свежий, соленый, с оттенком водорослей, становился гуще, плотнее, смешиваясь с соблазнительными ароматами жареной рыбы, свежеиспеченного хлеба и смолы. Пахло свободой.
Мы миновали последний крутой поворот. Улочки города были узкими, извилистыми, вымощенными неровным, потрескавшимся булыжником, дома – невысокими, с покатыми черепичными крышами и резными загадочными ставнями. В открытых окнах виднелся тусклый уютный свет, слышались обрывки разговоров, громкий смех, лай собаки. Мы вышли на небольшую оживленную площадь с каменным фонтаном в виде тритона, из пасти которого тонкой серебристой струйкой била вода. Здесь пахло свежеиспеченными булочками с корицей из соседней булочной (соблазн!), копченой рыбой (еще больший соблазн!) и, конечно же, морем – вечным фоном. Фонари на кривых покосившихся столбах отбрасывали неровные дрожащие круги света, рисующие причудливые, пляшущие тени на стенах.
«Морской Утес» оказался именно таким, как его описывали: уютной двухэтажной таверной с низкими закопченными потолками, массивными дубовыми балками, украшенными резьбой с морскими мотивами (русалки, корабли, спруты), и стойкой, отполированной до зеркального блеска тысячами локтей. Окна светились теплым медовым приветливым светом, манящим путников. Из распахнутой двери лилась настоящая волна гула голосов, смеха, громкого звона кружек и живой, ритмичной, залихватской музыки – кто-то лихо выводил заразительную мелодию на волынке, отбивая четкий ритм на барабане.
Когда мы вошли внутрь, нас буквально окатило волной плотного, почти осязаемого тепла, густого коктейля запахов жареной дичи, пряных трав, свежесваренного хмельного эля, древесного дыма и человеческих тел. Таверна была набита битком, как бочка сельдью. Преобладали знакомые цвета Боевого факультета и Артефакторов. Вездесущий Рогар со своей шумной бандой орал песню в углу, заливаясь и фальшивя на самых высоких нотах.
– Эй! Ребята! Сюда! – Кайл Мориган махал нам из-за длинного стола в глубине зала, заваленного кружками и тарелками с объедками. Рядом с ним сидели несколько старшекурсников – двое крепких парней с боевыми шрамами на видных местах и артефакторша с веселыми озорными глазами и парой загадочных гаджетов на поясе.
– Наконец-то! – Кайл встал, улыбаясь во весь рот. – Знакомьтесь: Бренн Молот, Лоркан Тихий… – боевик кивнул с невозмутимым видом… – и Сигна Искра, – артефакторша лучезарно улыбнулась. – Ребята, это наши многострадальные, но несломленные новобранцы: Розали Солис, Лора Сомбра, Айр и Айра Стремительные!
Знакомство прошло шумно, весело и с энтузиазмом, достойным боевого клича. Бренн тут же громогласно вызвался принести «того самого Громового Эля, чтоб кости прогрело!» Лоркан стал с деловым видом расспрашивать близнецов об их «подвигах» на полигоне, периодически вставляя лаконичные: «Хм. Сильно». Сигна сразу же засыпала Лору вопросами о целительстве, доставая блокнот и перо, готовое к записи. Кайл ловко подвинулся, чтобы я села рядом. Его плечо иногда легко, почти случайно касалось моего плеча, и я чувствовала исходящее от него тепло, легкую дрожь напряжения и то самое смущение, которое делало его вдруг таким обаятельным.
Эль оказался и правда отменным – темным, как ночь за окном, с густой пеной, медовыми нотками и долгим, согревающим послевкусием, которое щекотало горло. Разговоры лились легко и непринужденно, шутки становились смешнее и чуть рискованнее по мере опустошения кружек. Музыка заиграла быстрее, зажигательнее – настоящая джига, от которой ноги сами пускались в пляс. Пары потянулись на небольшой просвет между столами, служивший танцполом.
– Ну что, Солис, покажешь этим сонным камням, как надо двигаться? – Кайл вдруг встал и с преувеличенно галантным, почти театральным поклоном протянул мне руку. Глаза его смеялись, приглашая и дразня.
Я засмеялась, сбрасывая последние цепи смущения и усталости.
– Берегись, Мориган, я сегодня в ударе!
Оказалось, мы оба действительно умели и любили танцевать. Наш танец был стремительным, энергичным, полным азарта, веселья и какой-то дерзкой синхронности. Кайл кружил меня так, что волосы в хвосте развевались, как знамя, я ловко уворачивалась, отвечала сложными, отточенными па, заставлявшими зрителей ахать и свистеть. Наш смех сливался с музыкой, становясь ее частью. Скоро вокруг нас образовался плотный круг, остальные студенты начали громко хлопать в такт, подбадривая и подзадоривая. На танцпол хлынули новые пары, включая Айра, который с воплем «За свободу и дешевый эль!» увлек за собой покрасневшую, но сияющую от счастья Лору. Даже сдержанная Айра пустилась в пляс с кем-то из старшекурсников-артефакторов, ловко повторяя его движения с грациозной точностью.
Музыка сменилась на другую, не менее задорную, с капризным ритмом, заставлявшим бедра двигаться сами по себе. Отдышавшись и отхлебнув прохладного бодрящего эля, я заметила Джаспера Кейна. Он лихо отплясывал с рыжеволосой девушкой в мантии целителя, но поймал мой взгляд, широко, как всегда, улыбнулся и крикнул через нарастающий шум:
– Эй, Солис! Отрываешься по полной программе! Так держать! Покажи этому Моригану, кто тут истинная королева танцпола!
И в этот момент я почувствовала его взгляд – тяжелый, колючий, будто изморось. Я обернулась, почти инстинктивно. Рид Вейнмар сидел за отдельным столиком у стены, погруженный в глубокую тень. Рядом с ним, элегантная, холодная и чуть отстраненная, как статуя из самого дорогого мрамора, была Элиана. Рид смотрел прямо на меня. Его светло-голубые, обычно бездонные глаза были темными в полумраке таверны. В них не было ни тепла, ни веселья, лишь привычная, пронизывающая насквозь холодная оценка, которая медленно, как невидимый луч сканера, скользнула по моей фигуре и на мгновение остановилась, зацепившись на высоком воротнике водолазки, где угадывался знакомый ему контур стабилизатора. Ага, нашел. Рад, что не разочаровался?
Контраст между моим горячим весельем, музыкой, смехом и его ледяным островком отчуждения был как удар кинжалом в солнечное сплетение. Но я резко встряхнула головой, сбрасывая оцепенение. Не сегодня, айсберг, – твердо подумала я, сжимая руку Кайла, которая вдруг показалась очень надежной и теплой. Сегодня я отдыхаю. Сегодня – моя ночь. Моя музыка. Мой эль. Я снова погрузилась в танец, в ритм, в громкий, освобождающий смех окружающих, заставив тень Рида отступить в самый дальний, пыльный угол сознания. Там ему и место.
Вечер пролетел как один яркий, шумный, пьянящий миг. Когда мы с Лорой, немного шатаясь от усталости, безудержного смеха и пары (или трех? кто считал в таком угаре!) кружек крепкого, как удар кузнеца, «Громового Эля», решили возвращаться, было уже давно за полночь. Мы напевали бессвязные обрывки песен, держась под руки, как два счастливых, слегка подвыпивших пингвина. Нас сопровождали улыбающиеся, не более трезвые Айра и Айр, готовые подхватить, если кто споткнется о булыжник или собственную тень. Братья по оружию… и по элю.
Дорога обратно в гору показалась бесконечной и крутой, как подъем на Эверест после марафона, но была наполнена мириадами холодных ясных звезд над головой и убаюкивающим вечным рокотом прибоя где-то внизу. Ворота Академии были открыты, стражи пропустили нас молчаливым, почти незаметным кивком – они явно видели и не такое под утро. Профессионалы.
В огромном пустынном холле общежития Башни Молодого Огня царила глубокая звенящая тишина, нарушаемая лишь нашими громкими, эхом отдающимися шагами. И тут мы увидели картину, достойную кисти мастера комедии положений: Джаспер Кейн, прислонившись к перилам лестницы, страстно, с полной самоотдачей целовался со стройной брюнеткой в слегка помятой мантии артефактора. И это была явно не та рыжая целительница, с которой он лихо отплясывал в таверне!
Лора громко ахнула, потом фыркнула, прикрыв рот рукой.
– О боги милосердные, – прошептала она, когда мы осторожно, крадучись как мыши, прошли мимо, стараясь не мешать бурному проявлению чувств. – Я, кажется, начинаю верить в легенду о том, что у Джаспера есть клон! Или он просто вездесущ? Ни разу не видела его не в компании какой-нибудь девушки!
Я фыркнула в ответ, едва сдерживая смех.
– Похоже, его таланты действительно безграничны, – шепнула я. – Боевое мастерство, юмор, обаяние… и феноменальная, почти магическая способность находить прекрасную компанию в любой точке пространства-времени! Надо будет спросить его секрет.
Мы тихо, как партизаны после удачной диверсии, вползли в свою комнату, едва не лопнув от сдерживаемого смеха. Скинув одежду и едва успев умыться ледяной водой (чтобы прогнать остатки эльного угара и осознать реальность), мы рухнули на кровати. Усталость, приятная тяжесть в мышцах, сладковатое послевкусие эля и остатки безудержного смеха слились в одну густую блаженную тяжесть, окутавшую как теплым одеялом. Последнее, что смутно осознала я перед тем, как погрузиться в глубокий, беспробудный, как камень на дне самого темного моря, сон, был теплый след от руки Кайла на моей талии во время того безумного танца. И мысль, что эта ночь была совсем, совершенно не похожа на все предыдущие. Она была яркой, громкой, пьянящей, полной огней, музыки, смеха, жизни… и щекотки в животе от чьего-то внимания. Да. Совсем другая ночь.
Глава 7
Утро после бурной ночи в «Морском Утесе» встретило Академию Игнис Фактула неестественной тишиной и полумраком. Солнце за окнами светило с каким-то издевательски-неуместным оптимизмом – слишком ярко для глаз, видевших его сквозь дымку эля и танцев. Столовая, обычно гудящая, как потревоженный улей, напоминала лазарет после тяжелой битвы. Она была наполовину пуста. Те немногие адепты, кто заставил себя явиться на завтрак, сидели, согнувшись над мисками овсянки или просто над кружками крепкого чая, с лицами оттенка мокрого пепла и глазами, болезненно щурившимися от любого источника света. Воздух вибрировал от тихого стона, прерывистого дыхания и звона ложек о фарфор, казавшегося оглушительным. Запах жареного бекона, обычно столь аппетитный, сегодня вызывал у многих приступы тошноты.
Мы с Лорой плетью плелись к нашему привычному столику у окна, где солнце светило особенно нагло. Каждый шаг отдавался гулким эхом в собственной пустой голове, как камень, брошенный в колодец. Лора выглядела так, будто ее переехал парад планет: глаза припухшие, веки тяжелые, как свинцовые ставни, а ее обычно нежные черты искажены немым страданием. Я же чувствовала, как мой череп аккуратно сжат в тисках невидимого кузнеца, а язык прилип к нёбу, словно обтянутый сукном. Мы рухнули на скамьи с тихими стенаниями, больше похожими на предсмертные хрипы сбежавших из ада грешников.
За столом уже сидели близнецы. Айр уткнулся лбом в прохладную поверхность стола, его великолепные каштановые кудри были растрепаны, как гнездо после урагана. Он тихо мычал что-то невнятное. Айра сидела чуть прямее, пытаясь сохранить остатки достоинства, но лицо ее было мертвенно-бледным, а пальцы дрожали мелкой дрожью, когда она пыталась поднести чашку чая к губам. Ее взгляд был стеклянным и устремленным в никуда.
Контрастом всему этому унынию была Мелани Брасс. Она сияла, как отполированный медный артефакт. Ее огненно-рыжие волосы были аккуратно собраны, медные очки блестели, а лицо излучало невероятную бодрость. Она что-то оживленно рассказывала Айре, чертя пальцем схемы прямо на запотевшей от конденсата поверхности кружки Айра.
– …и тогда я поняла, что проблема не в руне стабилизации потока, а в самом кристалле-резонаторе! Нужно не усиливать входной сигнал, а фильтровать шумы на… – Мелани запнулась, увидев подошедших Розали и Лору. Ее глаза округлились за очками. – Ого! Выглядите так, будто вас только что выловили из подвала декана Кресс после ночи допросов!
– Мелани… ради всего святого… не кричи, – простонала Лора, прикрывая уши ладонями, будто пытаясь вдавить голову обратно. – Она… она сейчас взорвется. Я чувствую.
– Да, – добавила я, осторожно пригубив воды. Каждый глоток был подвигом, сравнимым с переходом через адскую реку. – Мой мозг – хрупкая ваза сегодня. И она треснула.
– Извините, – фыркнула Мелани, но снизила голос до сочувственного шепота. – Вчера не заскочила в «Утес» – увлеклась этим чертовым фильтром. А вот вы, я смотрю, не просто заскочили, а устроили полноценный штурм цитадели веселья с последующим грабежом запасов эля! – Она окинула нас всех оценивающим взглядом инженера, изучающего последствия катастрофы. – По коллективному виду могу заключить: гуляли на славу. Особенно ты, Розали. – Она подмигнула мне, и уголки ее губ дернулись в хитрой ухмылке. – Кайл вчера выглядел… ну, скажем так, чрезвычайно довольным жизнью.
Я почувствовала, как легкий румянец – диковинка в моей нынешней зеленоватой бледности – пробивается на щеки. Воспоминания о танце, о его твердой руке на моей талии, о смехе, слившемся с музыкой… были приятными, но сейчас казались слишком яркими, громкими и требующими энергозатрат, на которые я была не способна. Слишком много чувств для разбитой головы.
– Мы решили провести реабилитацию, – слабо произнесла Айра, с видимым усилием отодвигая чашку, как будто она весила центнер. – После завтрака – к морю. Нам позарез нужен свежий воздух, соленый бриз и вид горизонта, не загороженного учебниками.
– Отличная идея! – воскликнула Мелани, игнорируя стон Айра. – Я знаю идеальное место! Тайную бухточку за Мысом Туманов. Там тихо, песок как мука́, и вода чистейшая.
– Купальников… нет, – робко заметила Лора.
– Не проблема! – махнула рукой Мелани. – В этом месте даже крабы стесняются появляться. Можно купаться в чем удобно – в нижнем белье, например. А на следующую свободную субботу махнем в город, купим нормальные купальники. Айр?
Айр поднял голову со стола, у него под глазом отпечатался узор от скатерти.
– Я? Я… я пойду досыпать. Мне снились демоны, которые били меня по голове пустыми бочками из-под эля… Реальность им не уступает. – Он снова уронил голову.
– Трус, – добродушно бросила ему сестра. – Ладно, значит, девичник на пляже!
После завтрака, который больше походил на попытку выживания, мы направились к выходу. Мелани повела нас по знакомым только ей тропинкам, огибающим академические владения с востока – как будто мы контрабандисты, перевозящие… самих себя. Путь пролегал мимо скалистых уступов, поросших колючим, серебристым от пыли кустарником, пахнущим горькой полынью и обещанием моря. Воздух с каждым шагом становился свежее, соленый ветерок понемногу разгонял похмельные туманы в наших головах.
Спустившись по крутой, скрытой в расщелине тропе (чувствовала себя горной козой с похмелья – не лучший опыт), мы вышли к бухте. Она была крошечным, спрятанным раем: полукруглый песчаный пляж, защищенный высокими скалами-великанами, вода – прозрачно-бирюзовая, спокойная и манящая. Идиллию нарушало только одно: на песке у кромки воды сидел, поджав колени, Джаспер Кейн, а из воды, сверкая каплями на загорелой коже, выходил Рид Вейнмар. Рид был… ну, скажем так, прекрасно сложен. Широкие плечи, рельефные мышцы пресса и рук, подчеркнутые струйками соленой воды, стекающими по загорелому телу. Даже в нашем полумертвом состоянии мы с девчонками застыли на мгновение, впечатленные этой неожиданной картиной. Айра присвистнула тихо, но очень выразительно.
– Ну вот, парад красоты начался без вас! – громко, с привычной дозой иронии, заявил Джаспер, заметив нас. Он был в легких льняных штанах, мокрых по колено. – Рид решил, что его мускулы недостаточно впечатляют в мантии, надо продемонстрировать их в естественной среде!
Рид лишь бросил на Джаспера короткий взгляд, достав полотенце. Он явно не ожидал компании.
– Мы не знали, что место занято! – крикнула Мелани, уже расстилая свое яркое покрывало на безопасном расстоянии. – Но места хватит всем! Особенно если кто-то не будет занимать его своей… монументальностью.
– Я… я просто посижу. Погреюсь на солнышке, —прошептала Лора, избегая смотреть в сторону мужчин и сжимаясь еще сильнее, словно пытаясь стать невидимой.
– У меня аналогичные планы исключительно на солнечные ванны и, возможно, коматозный сон, – быстро подхватила Айра, ловя взгляд Лоры и устраиваясь рядом с ней. – Эти дни, знаешь ли… и вообще, вода наверняка холодная. – Она явно создавала зону психологической поддержки для стесняющейся целительницы. Умная девчонка.
Мы с Мелани без лишних церемоний скинули верхнюю одежду, оставшись в практичном, но довольно скромном нижнем белье. Я замерла на мгновение: мои пальцы нащупали холодный металл ограничителя на шее, и я осторожно расстегнула его. Металлический обод мягко лег на покрывало рядом с моей одеждой. Я почувствовала странное, почти физическое облегчение, как будто сняла тяжелый невидимый ошейник. Кожа под ним была чуть бледнее, напоминая о постоянном плене. Свобода. Хоть ненадолго.
Мы побежали к воде. Море встретило нас шокирующей прохладой. Мелани, ступив по щиколотку, резко втянула воздух:
– Ой! Да это же ледяная баня для пингвинов! – Она зашла еще на несколько шагов, до середины бедер, сжалась в комок, скрестив руки на груди, и начала пятиться: – Нет, нет, нет! Это не купание, это садизм! Я выхожу!
Но для меня эта ледяная вода была бальзамом. Я смело шагнула глубже, окунула руки, плечи, почувствовав, как липкая муть похмелья и вчерашней усталости смывается пронзительной, очищающей чистотой. Я вздохнула полной грудью, ощущая, как легкие наполняются соленым воздухом:
– Идеально! Как раз то, что доктор прописал!
В этот момент к нам подскочил Джаспер:
– Ага, Трусиха! Брасс собралась сбежать? Так просто не отпущу! – завопил он и начал яростно обрызгивать отступающую Мелани ледяными брызгами.
– А-а-а! Джаспер, мерзавец! Холодно! – завизжала Мелани, пытаясь увернуться, но поскальзываясь на мокром песке.
Я рассмеялась и тут же пришла подруге на помощь.
– Он сам напросился! – крикнула я Мелани, и мы объединились против общего врага – Джаспера, зачерпывая ладонями ледяную воду и обрушивая на него целые каскады. Возмездие во имя всех страдающих от похмелья!
– Две против одного! Нечестно! – хохотал Джаспер, отбиваясь, но явно получая удовольствие от возни. Визги, смех и крики наполнили тихую бухту. В конце концов Джаспер, не долго думая, схватил нас в охапку (я вскрикнула от неожиданности), и с громким «Бух!» мы шлепнулись с ним в воду на мелководье. Холодная вода обрушилась на нас, вызвав новые, уже отчаянные визги и смех.
– Предатель! Мокрая крыса! – сквозь смех выкрикивала Мелани, выныривая и отплевываясь.
– Зато весело! – сияя белоснежной улыбкой, ответил Джаспер, отряхиваясь, как пес. – Освежает, бодрит!
Весело переругиваясь и стуча зубами, мы выбрались на берег, дрожа и продолжая смеяться. Я потянулась за полотенцем, чтобы укутаться, но движение замерло. Рид Вейнмар стоял в двух шагах от нас. Он был уже в сухих льняных брюках, его влажные волосы были откинуты назад, открывая резкие черты лица. Но не это привлекло внимание. Его взгляд, тяжелый и острый, как отточенный клинок из чистого льда, был прикован ко мне. Он смотрел на мое тело, еще блестящее от соленой воды, на мою шею… и его глаза сузились до опасных щелочек, когда он не увидел там стабилизатора. Его лицо, обычно холодно-бесстрастное, слегка исказилось – губы сжались, в уголках глаз появились напряженные морщинки. Он подошел ближе.
Я резко набросила большое полотенце, укутавшись в него, как в доспехи. Воздух вокруг мгновенно стал леденеть, несмотря на солнце. Вот так всегда. Появляется – и температура падает.
– Солис, – его голос был низким, нарочито ровным, но под этим спокойствием клокотало напряжение стальной пружины, готовой сорваться. – Почему ты сняла ограничитель? Почему ты позволяешь себе такую безответственность?
Я выпрямилась во весь рост, встречая его ледяной взгляд. Мои глаза, надеюсь, отражали спокойствие озера в штиль, хотя в глубине уже закипали искры возмущения. Легкий румянец гнева и холода горел на щеках. Оправдываться? Нет уж. Безответственность? Я всего лишь хотела почувствовать себя нормальной. Хотя бы на минуту. Вместо того чтобы суетливо натягивать стабилизатор под его осуждающим взором, я спокойно наклонилась, подняла металлический обод с покрывала. Не отводя взгляд от его ледяных глаз, я расстегнула ограничитель и надела обратно. Щелчок застежки прозвучал громко в тишине.
– Вот и ошейник на месте. Доволен? Мне разрешено снимать его, когда я не использую магию, Вейнмар, – мой голос звучал удивительно ровно, почти академично. – Это абсолютно безопасно. Для меня. И для окружающих. – Я сделала микро-паузу для веса, собирая волю. Не сломаться. – Ограничитель нужен, чтобы сдерживать внутренний поток только когда я применяю силу. Без магии, – я подчеркнула слова, впиваясь в него взглядом, – я просто человек. Обычный. Как вы. Только мокрее и с похмелья.
– Безопасно? – Его передернуло, будто ударило током от моей дерзости. Пальцы сжались в белые кулаки. – Это иллюзия. Нестабильность…
– Нестабильность? – резко вступила Мелани, вытирая очки и вставая рядом со мной. Ее голос зазвенел от возмущения: – Кто тебе вбил в эту красивую, но явно закостеневшую голову, что она нестабильная, Вейнмар? Предрассудки, передающиеся по наследству вместе с фамильным серебром? – Она ткнула пальцем в мою сторону. – Ограничитель Розали – не собачий ошейник и не смирительная рубашка для буйных! Это сложный регулятор потока. Он помогает ей не превратить себя в пепел изнутри ее собственным адским потенциалом. Она контролирует свой дар лучше, чем ты – свои предубеждения! Для других она безопасна, как… – Мелани махнула рукой в сторону спокойного лазурного моря, – как вот эта бухта в штиль! Опасность грозит только ей самой, если регулятор сдаст, или она, не дай боги, потеряет контроль. Но она его не теряет. Понял? Или тебе схемы нарисовать?
Пока Мелани говорила, Рид не сводил пристального взгляда с моего лица: скользил по влажным, слипшимся от соли ресницам, каплям воды на щеках, приоткрытым губам, мокрым волосам. Он словно искал подтверждения моим словам, следы лжи или безумия. Но мог увидеть только спокойную уверенность и усталость от несправедливых обвинений.
Когда Мелани закончила свою гневную тираду, Рид медленно перевел взгляд на нее. Он ничего не сказал. Просто кивнул – коротко, резко, без тени извинения или понимания. Его взгляд еще раз скользнул по моему лицу, задержавшись на глазах. Потом он резко развернулся и молча, не оглядываясь, зашагал прочь по пляжу к тропе, ведущей вверх.
– Эй, Вейнмар! Бросил меня с целым гаремом в таком потаенном месте? Неблагодарный! – крикнул ему вдогонку Джаспер, но в его тоне не было злобы, скорее привычная подначка. Рид даже не обернулся. Джаспер повернулся к нам, развел руками в красноречивом жесте «ну вот». – Ну что ж, леди, видимо, честь быть единственным мужчиной на вашем райском пляже выпала мне. Пожалуйста, не злоупотребляйте моей внезапной уязвимостью! – Он подмигнул, но его лукавая улыбка смягчилась, когда он взглянул на меня: – Не вешай нос, Розали. У него… свои демоны. Большие и волосатые. Не его вина, что они на тебя лают. – И он засеменил вслед за Ридом, оставив нас наедине с внезапно громким шумом прибоя и нашим недоумением.
Наступила тишина, нарушаемая только шумом прибоя. Напряжение медленно спадало. Мелани фыркнула:
– Ну и характер! Тьму в его душе не то что серебром, целым солнцем не выжечь! Эмоциональный предохранитель у него явно перегорел еще в колыбели.
Я повернулась к ней. Сердце переполняла благодарность – горячая, искренняя, смешанная с облегчением.
– Мелани, – сказала я тихо, но так, чтобы она услышала сквозь шум волн. Я поймала ее взгляд и улыбнулась – по-настоящему, без иронии. – Спасибо. Огромное спасибо. Ты… ты была великолепна. Мой личный рыцарь в медных очках. – Ты даже не представляешь, как это важно – знать, что кто-то встанет на твою сторону. Не побоится.
Мелани слегка смутилась, но тут же фыркнула, махнув рукой:
– Пф, да ладно! Просто не выношу, когда умники с красивыми скулами несут чушь, не разобравшись. К тому же, – она хищно сверкнула очками, – мне всегда приятно поставить на место тех, кто считает себя умнее артефактора с полным набором инструментов и знаний! Но… не за что, Ро. Правда. – Ее улыбка стала теплой, и в этом тепле растаяли последние льдинки внутри меня.
Я вздохнула, ощущая странный коктейль эмоций: обида – да, легкая, отступающая; усталость от вечной обороны – все еще фоном; но теперь главным было облегчение и та самая благодарность. Его последний взгляд все еще маячил в памяти – пристальный, изучающий. Не просто холодный. Ожидал рогов и хвоста? Извини, разочаровал – всего лишь мокрая девчонка с проблемами.
– Зато теперь у меня зверский аппетит! – объявила Мелани, сметая ногой песок с покрывала и выуживая из своей бездонной пляжной сумки завернутые в бумагу бутерброды, сочные яблоки и кувшин с прохладной, как его взгляд, водой. – Восстанавливаем моральные и физические силы! Солнце, воздух, вода и бутерброды – лучшие лекари!
Мы провели на пляже еще какое-то время. Солнце грело ласково, но без жары. Соль высыхала на коже, оставляя легкую стянутость. Мы ели, болтали о пустяках, смотрели на крикливых чаек, дремали на теплом, как печь, песке. Лора постепенно расслабилась, Айра загорала с кошачьим удовольствием, а я, несмотря на ледяную тень Рида, чувствовала глубокое, обволакивающее умиротворение. Холодная вода, солнце, даже этот краткий смех с Джаспером, поддержка подруг, еда на свежем воздухе – все это смыло остатки вчерашнего эля, сегодняшней головной боли и токсичной встречи, как волна смывает надпись на песке. Победа маленькая, но своя. И спасибо тебе, Мел, за то, что помогла ее отстоять.
Возвращались в Академию по той же скрытой тропе, усталые, пропахшие морем и солнцем, но с легкими сердцами. Мы с Лорой шли рядом, наши плечи иногда соприкасались. Мы не говорили о Риде, о стабилизаторе, о грядущих учебных пытках. Мы просто молчали, купаясь в этом редком, хрупком ощущении почти счастья – простого, солнечного, морского. После двух недель каторги и вчерашнего безумного карнавала этот тихий, наполненный солнцем, соленой свободой и теплом дружбы день стал бесценным подарком. Мы были довольны. Почти счастливы. И в этих каменных стенах под названием Академия это было главным трофеем. Сегодня – наша маленькая победа. И она того стоила.
Глава 8
Пыль веков взметнулась к потолку, когда Горм Огнебородый швырнул свой потрепанный фолиант на кафедру. Его голос, густой, как дегтярная смола, и громкий, как боевой рог, сотрясал своды аудитории «Клык и Коготь». Воздух здесь всегда был особенным – холодным, сырым, пропитанным запахом плесени, старого камня и чего-то едкого, химического, будто сама Тьма тут выпаривалась. Высокие своды терялись в полумраке, едва освещенные шарообразными светильниками, мерцавшими, как угли в пепле, на своих ржавых цепях. Я сидела на одной из этих ледяных, неудобных каменных скамей, спускавшихся амфитеатром к черной, отполированной временем базальтовой арене. Темные пятна на ней – немые свидетели прошлых «демонстраций» – казались особенно зловещими сегодня. На этой арене высился сам источник грохота – Магистр Горм, монумент из мышц, ярости и огня.
– Слушайте в оба, зеленые побеги! – рявкнул он, и я невольно съежилась, как и все вокруг. Его взгляд, тяжелый и пронзительный, сканировал зал, выискивая малейшую слабину. Ну вот, началось. Опять про апокалипсис за углом. – За стенами Академии – не сказочный лес, а поле битвы, которое до сих пор кровоточит! Разломы! – Он ударил кулаком по кафедре, заставив вздрогнуть даже пыль. – Помните уроки истории? Темная Магия, выплеснутая в последние судороги войны, не исчезла. Она гноится под тонкой кожей мира, прорываясь разломами – этими язвами реальности! И оттуда, из мрака и искаженной магии, выползает НАШЕ сегодняшнее «учебное пособие»!
Он обвел взглядом зал. Взгляд его, тяжелый и пронзительный, заставлял съежиться даже самых стойких.
– То, что выползает из разломов – не звери и не люди. Это ИСКАЖЕНИЯ. ИЗДЕВКА НАД ПЛОТЬЮ И ДУХОМ! – Горм с силой сжал кулак, костяшки побелели. – Темная Скверна взяла тела некогда живых – солдат, крестьян, зверей – и вывернула их наизнанку! Сломала кости, склеила сухожилия в жуткие узлы, нарастила хитиновый панцирь там, где должна быть кожа! Они не просто опасны – они осквернение самой жизни! – Голос его опустился до ледяного шепота, от которого по спине побежали мурашки: – Скот? Разорван на куски и собран заново из обрывков. Люди? Либо пища, либо… материал. Каждая тварь из разлома – ходячий кошмар. Понимаете? КАЖДАЯ! Ваша святая задача – знать, КАК ее остановить, и обеспечить защиту артефактору в вашей ячейке, пока тот запечатывает проклятую дыру в реальности. Мы тварей не по «опасности» делим – она ВСЕГДА смертельна! Мы делим их по ТИПУ: ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫЕ и ЖИВОТНОПОДОБНЫЕ. И для каждого – свои слабости, свои ключи к уничтожению!
ТИП I: ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫЕ (Руна: «Скрюченный Лик»)
Названия: «Вывертыши», «Шепчущие Кости», «Панцирные Грешники».
– Происхождение! – Горм ударил кулаком по кафедре так, что я чуть не подпрыгнула на месте. Ну вот, снова. – Когда Темная Скверна хватает человека, она не убивает его сразу. Она ИГРАЕТ! Издевается! – Его голос стал низким, насыщенным леденящим ужасом, который он явно смаковал. Отличный педагог, ничего не скажешь. Сразу видно – любит свою работу. – Кости ломаются и срастаются в новые, невозможные формы – руки, вывернутые в локтях, словно суставы у кузнечика, ноги, скрученные спиралью, заставляющие ползти. Рты, разрезающие лицо от уха до уха, обнажающие ряды игольчатых зубов…
– Кожа трескается, как пересохшая глина, обнажая мясо, которое тут же покрывается гладким, скользким хитином или острыми костяными наростами. Глаза зарастают пленкой или вытекают, но они чуют тебя по теплу, по вибрациям шагов, по СТРАХУ!
– А рты… Рты есть там, где их не должно быть – на ладонях, сосущие и кусающие, на животе, вдоль рук, как у пиявок, готовые изрыгнуть кислоту или червей! – Горм скривился, будто чувствуя запах тлена. – Некоторые шепчут… Обрывки слов, которые знали при жизни. Молитвы, детские стишки, имена… Другие – только скрипят костями, как старые ворота на ветру.
– Угроза! – его голос снова стал громовым, заставив меня вздрогнуть. Переключатель громкости у него явно сломан. Только шепот или только рёв. – Они – одиночки или малые стаи (2-5). ХИТРЫЕ! Могут притворяться ранеными, звать на помощь голосом ребенка, лежать неподвижно, как труп… Пока ты не подойдешь! – Он сделал резкий выпад вперед, имитируя атаку, заставив перворяд дружно отпрянуть.
– Нечувствительны к боли! Отруби руку – они будут драться культей, пока не рассыплются в прах! Некоторые плюются кислотной слизью, разъедающей доспехи и плоть. У других когти – как из черной стали, отсекут конечность одним ударом! – Горм понизил голос до зловещего шепота, наклоняясь к нам, будто делился страшной тайной: – Но самые страшные… те, кто еще сохранил огрызки разума, помнят, что были ЛЮДЬМИ. Они ненавидят вас лютой, черной ненавистью… За то, что вы целы. За ваш свет. За ваше тепло.
– Итак, слабые места… СЕРЕБРЯНЫЙ МЕЧ! – Горм выхватил свой клинок, и лезвие засверкало холодным чистым светом, контрастируя с мраком зала. – Режет их скверную плоть, как масло, даже сквозь тонкий панцирь! Оставляет черные, ДЫМЯЩИЕСЯ раны! Бей в «человеческое» ядро – голову, грудь (если там скрыт клочок мозга)! Удар серебром РВЕТ нити Темной Магии, держащие эту мерзость вместе!
– ОГОНЬ! – из его свободной ладони вспыхнуло яркое, чистое пламя, осветив его суровое лицо. – Их плоть, пропитанная скверной, ГОРИТ, как сухая бумага! Даже панцирь трещит и чернеет!
– ГОЛОВА! Если есть – отсеки мечом! Если нет – ищи уплотнение в груди или спине, где панцирь тоньше, и бей туда! Видишь что-то, что БЫЛО человеком? Серебро по горлу – Огонь в сердце. Не слушай шепот. Не верь глазам. Если оно шевелится – ДОЖИГАЙ ДО ТЛА!
ТИП II: ЖИВОТНОПОДОБНЫЕ (Руна: «Звериная Пасть»).
(Названия: «Гнилохвосты» (Rot-Tails), «Щитоспины» (Shellbacks), «Слепые Топотуны» (Blind Stompers)).
– Происхождение! – Горм плюнул на каменный пол. – Темная Скверна уродует зверей! Увеличивает, скручивает, МНОЖИТ части! – Он жестом вызвал перед собой мерцающий образ: собаку с раздвоенным позвоночником, ползущую на костяных паучьих лапах; кабана, чья пасть зияла от уха до живота, заполненная рядами загнутых зубов; медведя, покрытого каменным панцирем, с лапами, сросшимися в одну клешневидную массу. – Слепые, но чуют тепло твоего тела на расстоянии! Глухие, но чувствуют вибрацию твоего шага сквозь землю! Некоторые – просто бесформенные глыбы из клыков и когтей, пожирающие все на пути!
– Угроза! – Горм вложил меч в ножны, его руки сжались в кулаки. – Стаи, как саранча! Или одиночные чудовища размером с дом! Быстрые, как ярость, даже если калеки! Не знают страха! Не боятся смерти! Добей – иначе будет ползти за тобой на обрубках, грызя твои следы! – Он ткнул пальцем в проекцию кабана-монстра. – Одни выделяют яд, разъедающий сталь! Другие – горят изнутри, разбрызгивая кипящую, заразную кровь! Третьи покрыты броней, как у древнего дракона!
Слабые места:
– СЕРЕБРЯНЫЙ МЕЧ! – Горм снова выхватил клинок. Он явно получает удовольствие от этого жеста. – Не всегда пробьет скальную броню лоб в лоб! Но для отсечения лап, хвостов, для тычков в суставы и ГЛАЗА – идеален! Серебро нарушает потоки Скверны – остановит регенерацию, сделает их уязвимее!
– ОГОНЬ! – пламя снова вспыхнуло на его ладони. – Шкура (если есть) вспыхивает факелом! Раскаляет панцири, делая их хрупкими для удара! Сжигает ядовитые брызги и кислоту!
– ЯРКИЙ СВЕТ! Ослепляет тех, у кого есть глаза! Дезориентирует тех, кто чувствует тепло!
– УДАР ПО СУСТАВАМ/ЩЕЛЯМ! – Горм сделал точный выпад, будто вонзая кинжал. – Даже у монстра с панцирем есть слабые места! Суставы! Места сочленения! Щели под броней! Вонзи туда раскаленный добела пламенем серебряный клинок! Серебро режет Скверну, жар прожигает плоть!
– Зверь из разлома – не зверь. Это КУСАЮЩЕЕСЯ МЯСО, ЗУБЫ и ЧИСТАЯ СКВЕРНА. Режь Серебром – жги дотла. Не дай укусить – укуси первым!
Горм в очередной раз выхватил свой серебряный меч. Лезвие не просто засверкало – оно замерцало тусклым, кроваво-багровым внутренним светом, как раскаленный в горне металл. Перед классом вспыхнул и замер объемный, пугающе реальный образ: человек с неестественно вывернутыми назад коленями, ползущий на руках. Его рот зиял на месте пупа, обнажая черные сколотые зубы, а спина и плечи были покрыты трескающимся хитиновым панцирем. От существа веяло холодом и тихим, навязчивым шепотом, едва различимым в зале.
– Кромли! – рявкнул Горм, тыча мечом в проекцию. Голос его звучал ледяной сталью. – Этот «Вывертыш» только что прошипел твоим именем… и именем твоей матери. Твой огонь на исходе. Серебряный клинок зазубрен. Что делаешь?
Кромли вскочил, рука инстинктивно легла на рукоять своего короткого серебряного клеймора. Лицо его побледнело, но голос не дрогнул:
– Достаю Оглушитель! – бросаю к его ногам! Пока тварь оглушена и дезориентирована визгом – рублю серебром по сухожилиям на руках, валю на землю! Добиваю ударом в грудь – туда, где у нормального человека сердце, а у этого – должно быть гнездо Скверны! Если есть хоть искра – швыряю в открытую пасть на животе!
– Правильно! – Горм оскалился, его меч свистнул в воздухе, рассекая проекцию, которая взвыла нечеловеческим голосом и рассыпалась искрами. – Оглушить! Лишить подвижности! Добить Серебром и Огнем в уязвимую точку! Они лгут! Они помнят ровно столько, чтобы ранить! Не дай им говорить – дай им ЛЕЗВИЕ! Марни! – Он махнул рукой – образ сменился. Перед ними возник огромный «Щитоспин» – кабан размером с быка, покрытый плитами каменного панциря, его пасть зияла от груди до низа живота. – Твой огонь лишь чернит его броню, как сажа. Твои действия?
Марни встала, ее пальцы сжали воображаемый цилиндрический артефакт:
– Использую Слепящую Вспышку – артефакт «Солнечное Око»! Пусть на миг ослепнет! Не бегу ОТ него – бегу К нему, вдоль бока, под прикрытием дыма от его раскаленной брони! Ищу щель – там, где задние ноги сходятся с туловищем, под панцирем! Вонзаю раскаленный пламенем серебряный стилет! Если застревает – отпрыгиваю и бью потоком огня прямо в рану, раскаляя металл внутри!
– ХОРОШО! – Горм ударил пламенеющим кулаком о эфес меча, высекая сноп искр. – Ослепить! Подобраться в мертвую зону! Найти щель! Вонзить ГОРЯЧЕЕ СЕРЕБРО! Вот она – формула твоей жизни! Айр! – Образ сменился на узкий, заваленный камнями переулок. Со всех сторон, из теней, выползали «Гнилохвосты» – собаки с раздвоенными хребтами, шипящие, с капающей слюной. – Стая окружает твой отряд. Выхода нет. Что делаешь?
Айр выпрямился во весь рост, его руки сомкнулись на рукояти воображаемого длинного меча:
– Стена Пламени! – поперек переулка, между двумя домами! Отсекаем часть стаи! Режем серебром тех, кто прорвался! Пока основная масса бьется о Стену – швыряем Громовые Гранаты в самую гущу! Оглушаем, разбиваем строй! Потом – вперед, резать и жечь, пока не перестанут шевелиться! Ни одного живого!
– ВЕРНО! – прогремел Горм, и его знаменитая борода вспыхнула коротким, яростным пламенем, осветив его дикое лицо. – Огонь сдерживает и делит! Серебро режет и убивает! Артефакты ломают их строй и дают преимущество! Комбинация! Сила! – Он поднял меч и пламенеющий кулак высоко. – Запомните раз и навсегда: они не люди. Не звери. Это ГРЯЗЬ, слепленная в подобие жизни! Ваш Огонь – очищающая сила! Ваше Серебро – карающий клинок! Ваши Артефакты – щит и молот! Это ТРИ СТОЛПА, на которых держится наше выживание! Не дайте этим столпам рухнуть! Иначе рухнете вы, а следом – и весь наш мир в кромешную Тьму!
Тишина, наступившая после его слов, была глухой, как в склепе. Даже дыхание студентов казалось кощунственно громким. Горм Огнебородый стоял на арене, как древний бог войны, высеченный из камня и пламени. Его глаза, горящие фанатичной убежденностью, медленно скользили по рядам, выискивая слабину, страх, непонимание. Он нашел то, что искал.
– Теория – для библиотечных крыс! – рявкнул он вдруг. – На ноги, щенки! Сейчас выйдем во двор. Марш!
Я вскочила вместе со всеми. Мои пальцы непроизвольно сжали холодный металл стабилизатора под воротником туники. Лекция Горма врезалась в сознание, как раскаленный клинок. Образы тварей, их шепот, их ненависть… Я почувствовала знакомый холодок страха под ребрами, но следом за ним – жгучую волну решимости. Они ненавидят наш свет, – пронеслось в голове, пока я разглядывала свою ладонь. Где-то там, под кожей, дремал огонь. Мой свет… Опасный. Предательский. Для меня. Но для них… Кулак сжался сам собой. Для них он станет очищающим пламенем. Я поймала взгляд Айры – она кивнула, ее лицо было сосредоточенным, как у хищницы перед прыжком. Впереди была первая, пусть и учебная, схватка с кошмаром из Разлома. Искра внутри меня не погасла – она зажглась ярче, острая и жадная до боя. Стабилизатор на шее глухо загудел в ответ на адреналин.
Двор Академии после мрака «Клыка и Когтя» встретил нас ослепительным, но холодным полуденным солнцем и резким соленым ветром с моря, который тут же принялся выдувать из головы остатки лекции. На специально отведенном полигоне уже кипела работа артефакторов. Рядом с огороженной руническими барьерами зоной стоял длинный, грубо сколоченный стол. На нем в строгом, почти военном порядке были разложены прочные кожаные пояса с креплениями для деревянных тренировочных мечей (слава Создателю, хоть баланс серебряных имитировали) и учебных артефактов: цилиндрические «Оглушители», компактные «Слепящие Вспышки» (или «Солнечные Ока», как их романтично называли), щитовые артефакты. Ну хоть снаряжение не самое жалкое. Хотя деревянный меч против воображаемого Вывертыша – это вам не серебро по городу метать.
– К снаряжению! Быстро! – рявкнул Горм, едва мы переступили порог. – Каждый берет пояс, надевает, проверяет крепление меча и артефактов! У кого отвалится в бою – будет чистить конюшни голыми руками! Шевелитесь!
Студенты ринулись к столу, создав свалку, достойную толпы голодных гоблинов у кормушки. Лязг металла, щелканье пряжек, торопливое бормотание – настоящий симфонический оркестр паники. Я ловко пристегнула пояс, проверила: деревянный короткий меч-клеймор выхватывается без заминки, артефакты не болтаются, как украшения на пьяной горожанке. Стабилизатор под воротником глухо урчал в ответ на резкое движение – спокойно, дружище, это только начало. Рядом Ричард Бром наспех затягивал ремень, его лицо было сосредоточенным, но в глазах читалось привычное высокомерие. Интересно, он тоже боится, или просто думает, как бы выглядеть круче всех? Близнецы Айр и Айра у стола уже работали как единый механизм, их пояса были надеты с безупречной точностью.
– Построиться! – прогремел Горм ровно в тот момент, когда щелкнула последняя пряжка. Его палец, как указка разгневанного божества, хаотично тыкал в студентов, раскидывая по парам: – Ты и ты – вместе! Ты с ним! Вы двое – щенки, держитесь! Солис, Бром! Айр, Айра – покажете, что умеют близнецы! Остальные – по моей указке! – Пары сформировались под его рыком. На полигоне артефакторы запускали системы. Над каждой отмеченной зоной замерцали, собираясь из света и теней, фигуры чудовищ.
– План за минуту! Потом – В БОЙ! Остальные – глаза на них! – Горм засек время на массивных песочных часах.
Первая пара сработала слаженно. Один оглушил Вывертыша «Громовым Свистком» (иллюзия завизжала так, что у меня в ушах зазвенело), другой – метким уколом деревянного меча «в глаз» обездвижил ее, затем «добил» холостым огненным зарядом. Горм буркнул: – Ладно. Азы знают. Следующие! – Неплохо для начала. Хотя Вывертыш был явно сонный.
Второй паре «достались» Шепчущие Кости. Иллюзия зашептала – тихо, противно, прямо в мозг. Один боец замер, лицо побелело, как мел. Его напарник опоздал на долю секунды. «Кости» рванулись, симуляция костяных пальцев впилась парню в горло – мгновенная «смерть». Второго «добили» через мгновение. – ПАТЕТИЧНО! – взревел Горм так, что, кажется, сдвинулись камни под ногами. – Шепот услышали?! Это СМЕРТЬ шепчет! «Смыть позор» – мыть арсенальные сортиры! Следующие!
Третья пара против Гнилохвоста. Полный провал. Один метнул «Слепящую Вспышку» мимо цели, ослепив напарника. Второй, ослепленный и явно в панике, рубил деревянным мечом по «панцирю» монстра, словно дровосек, не ища щелей. Чудище легко «сбило» его с ног.
– БЕЗМОЗГЛЫЕ КУРИЦЫ! – бесновался Горм, топая ногой. – Резать панцирь топором по крепости?! Ищите ЩЕЛЬ! Глаза где?! Четвертые – ВПЕРЕД!
Ну хоть не нам этот позор. Хотя… сейчас наша очередь.
Четвертая пара – я и Ричард Бром. Наша цель – юркий Вывертыш с мерзкой пастью прямо на ладони и кислотным плевком. Ричард бросил на меня скептический взгляд – тяжелый, оценивающий. Что, Бром, не веришь в девочку со стабилизатором? Или просто боишься, что подведешь?
– План! Быстро! – рявкнул Горм, глядя на песочные часы.
Игнорируя взгляд Брома, я быстро прошипела:
– Я – слева, отвлекаю. Ты – справа, бросаешь «Оглушитель», когда он на меня кинется. Как оглохнет – режешь сухожилия на ногах. Я – пасть на ладони пламенем. Добьем вместе.
Ричард кивнул, не глядя. Ладно, принято. Главное – не замешкайся, красавчик.
– В БОЙ!
Я рванула влево, деревянный клеймор наготове. Вывертыш развернулся ко мне мгновенно, мерзкая ладонь-пасть распахнулась, готовая плюнуть. Ричард… замешкался. Всего на миг, но этого хватило. Симуляция кислотного плевка жахнула в воздух рядом, но я все равно почувствовала резкий, обжигающий «укол» на руке – система фиксации попадания сработала.
– БРОСАЙ! – выкрикнула я, уворачиваясь от воображаемых брызг.
Ричард швырнул «Свист Грома». Иллюзия взвыла, замершая от «оглушения». Ричард рванул вперед, его меч хлестко рубанул по «сухожилиям» ног чудища. Оно «рухнуло». Я сделала резкий выпад, выбросив сгусток холостого пламени прямо в орущую пасть на лапе. Иллюзия забилась в «агонии». Ричард добил точным уколом «в грудь».
Тишина. Горм прищурился, его единственный глаз изучающе ползал по нам.
– Ладно. Работали. Солис – план не дурак. Бром – подвел сначала, но исправился. – Его палец ткнул в мой воротник. – Ошейник… не помешал команде. Запомните все: на поле боя – вы щит друг для друга! Личные тараканы – оставьте для психотерапевтов!
Ричард кивнул, на его лице застыла смесь стыда и… что-то вроде уважения? Я вытерла пот со лба ладонью. Стабилизатор под воротником глухо гудел, но держал. Внутри – горячее, почти сладкое удовлетворение. Получилось. Не идеально, но получилось. И этот взгляд Брома после… бесценен.
Пятая пара – Айр и Айра.
Их цель – стайка из трех Гнилохвостов. Близнецы лишь переглянулись. Без слов. Без лишних движений.
– ВПЕРЕД!
Айра шагнула, подняв руки. Веер слепящего света – симуляция «Солнечного Ока» – ударил по тварям. Гнилохвосты взвыли, «ослепленные». Айр, как тень, проскочил сбоку, его меч метнулся змеиными ударами по «суставам» лап первой твари. Та завертелась, теряя равновесие. Айра сфокусировала огонь на ладони – точный «выстрел» в разинутую пасть второй. И та «забилась в агонии». Третья кинулась на Айру, но Айр был уже рядом, его меч молнией воткнулся в «глазницу» – иллюзия рассыпалась. Они развернулись в унисон, добивая первых двух синхронными ударами.
Это был не бой. Это был танец смерти. Четкий, безжалостный, красивый в своей смертоносной эффективности. Ни одного лишнего движения.
Горм Огнебородый молчал. Смотрел. Медленно, тяжело кивнул.
– Хм. – Это прозвучало громче любой похвалы. – Работают головой и руками! Не щенки – волчата! – Он повернулся к остальным, его голос прогремел: – ВИДЕЛИ?! Вот как надо! Синхронность! Скорость! Удар по СЛАБОМУ МЕСТУ! Следующие пары – не позорьтесь!
Остальные пары, воодушевленные или смертельно напуганные показанным мастерством, приступили к своим схваткам. Успехи были разными – кто-то справился, кто-то снова облажался, – но тень позора от первых неудач и яркий пример близнецов задали новый, куда более серьезный уровень. Я наблюдала за Айром и Айрой, чувствуя знакомый привкус азарта на языке и странную гордость за них. Вот оно. Настоящая команда. Синхронность. Без слов. Так мы и будем бить Тьму. Стабилизатор вибрировал ровным, мощным гулом, будто подпевая моим мыслям. Урок Горма был усвоен. Огонь и Сталь терпеливо ждали своего настоящего часа.
После обеда нас ждало фехтование. Большой тренировочный зал «Стальной Гул» встретил привычным хаосом. Воздух буквально гудел от десятков голосов, звенел от ударов деревянных мечей по чучелам, лязгал по щитам и скрипел подошвами по каменной крошке, покрывающей пол. Все первогодки собрались здесь, слившись в один пахнущий потом, пылью и адреналином организм. К нам с близнецами присоединилась Лора, неуверенно сжимая в руках учебную рапиру, которая казалась ей непомерно тяжелой и невероятно опасной.
Магистр-фехтмейстер Варрон, поджарый и быстрый, как ртуть, носился по залу, отрывисто командуя и поправляя. Ему помогали несколько старшекурсников, и среди них, как скала в бурном потоке, выделялась фигура Рида Вейнмара. Он двигался бесшумно и плавно, его редкие замечания были краткими, точными. Идеальный солдат. Холодный, эффективный. И немного… пугающий.
Нас разделили. Боевики вроде меня и близнецов отрабатывали сложные связки, атаки и контратаки на подвижных, агрессивно реагирующих манекенах – этаких деревянных демонах с пружинами. Зал был наполнен резкими выкриками команд Варрона, звонким стуком дерева по коже манекенов и тяжелым прерывистым дыханием. Артефакторы и Целители (Лора в их числе) ютились у дальней стены. Их задача была проще, но не менее важной: не отрубить себе ногу, правильно держать оружие, научиться принимать хоть и не идеальную, но безопасную стойку и наносить точные уколы. Они выглядели сосредоточенными, но немного потерянными, как котята, впервые увидевшие мышь. Хотя, учитывая их будущее, мышь эта скорее будет размером с медведя.
Рид периодически обходил группы боевиков. Он подошел к Брому, легким, почти незаметным движением поправил его хват на рукояти меча.
– Крепче. Центр тяжести – ниже, в ногах, а не в руках. – Голос ровный, без эмоций. Подошел к Айре, коротко указал на ошибку в движении ног во время выпада. – Короче шаг. Баланс. – Она лишь кивнула, стиснув зубы, стараясь повторить идеально. Потом его неумолимые бесшумные шаги приблизились ко мне.
Я отрабатывала серию быстрых, агрессивных выпадов против своего манекена-противника, вкладывая в каждый удар всю злость и концентрацию. Рид остановился рядом. Не сказал ни слова. Просто наблюдал. Его молчание стало вдруг осязаемым, тяжелым, как свинцовый плащ на плечах. Чего уставился, ледяной истукан? Потом он сделал шаг вперед.
– Локоть, – произнес он тихо, почти шепотом.
Прежде чем я успела понять или среагировать, его пальцы – холодные, твердые и невероятно точные – легонько коснулись моего правого локтя, поправляя положение, опуская его чуть ниже. Прикосновение было быстрым, абсолютно профессиональным, лишенным какого-либо намека на что-то большее. Но я вздрогнула всем телом. Мурашки, словно теплая волна, пробежали до самого затылка. Стабилизатор под воротником глухо заурчал, заколебался сильнее. Тьма!
– Не задирай. Держи линию атаки. – Он уже отошел, направляясь к следующему ученику.
Я продолжила упражнение, стараясь дышать ровнее, глубже, заглушая странный перебой в сердце. Но поймала себя на том, что предательский взгляд самопроизвольно ищет его высокую строгую фигуру в зале. Ну и дела, Розали… Соберись!
Время текло, как песок сквозь пальцы – липкий и неуловимый. Еще одна неделя растворилась в бесконечной череде: ломящие голову лекции по рунистике (эти чертовы символы так и норовили спутаться в голове в один магический клубок), изматывающие спарринги на полигоне под придирчивым оком Горма и его вечным рыком, монотонное оттачивание ударов в «Стальном Гуле», где каждый мускул ныл знакомой болью, ночи в тишине библиотеки под тусклым светом магических ламп, короткие перекусы в шумной столовой, где еда была лишь топливом, а не удовольствием. Осеннее неяркое солнце окончательно сдалось под натиском затяжных дождей, сменяющихся пронзительно-синим, холодным небом и резким соленым ветром с моря, пробиравшим до самых костей даже сквозь толстую тунику. Усталость копилась, тяжелая, как свинцовый плащ.
Но теперь меня гнала вперед не только она. Острая, нарастающая с каждым днем тревога сжимала горло: до распределения на постоянные боевые команды для реальных вылазок оставалось всего две недели.
От этого распределения зависело все. С кем ты пойдешь в свой первый настоящий поход за черные, неприступные стены Академии? Кому доверишь спину в кромешной тьме леса или у зияющей бездны Разлома? Кто будет рядом в минуту реальной, а не учебной, смертельной опасности? Мастерство командира, совместимость с товарищами – не просто слова. Это могло стать разницей между возвращением на ужин и вечностью в пасти какого-нибудь Шепчущего Костяка. А потом… потом будет всего месяц. Месяц на то, чтобы сработаться как единый механизм, узнать сильные и слабые стороны друг друга досконально, отработать тактики до автоматизма. И… первая настоящая вылазка. Не учебная тревога с безобидными иллюзиями, а выход за ворота, в мир, где обитали те самые, классифицированные Гормом твари с их настоящими когтями, настоящим ядом и настоящей жаждой смерти. Мысль об этом одновременно леденила кровь в жилах и заставляла ее бежать быстрее, подстегивая диким, почти первобытным азартом. Я ловила точно такой же коктейль из страха и возбуждения в глазах близнецов за ужином, в озабоченном, чуть испуганном молчании Лоры, зарывшейся в книги по целительству с удвоенным рвением. Мы стояли на самом пороге. На пороге настоящего дела, настоящей крови, настоящих потерь. И времени на раскачку, на нелепые ошибки не оставалось вовсе. Давление нарастало, сжимая виски стальными тисками. Две недели…
Глава 9
Последующие дни слились в один сплошной, изматывающий водоворот, где каждый новый виток казался пародией на предыдущий. Каждое утро начиналось с ледяного душа реальности – будь то садистская лекция Горма о новых способах растерзать нас тварями похуже, адский кросс по холмам под пронизывающим, как нож, морским ветром (который явно считал меня личным врагом) или ювелирно-точная, до седьмого пота, возня с артефактами под пристальным, ничего не пропускающим взглядом магистра Лираэль. После обеда меня ждал «Стальной Гул» – храм добровольных страданий под аккомпанемент дребезжащих мечей, хриплых команд Варрона и жгучей боли в каждой мышце, которую я заставляла повторять движения до полного автоматизма, пока сознание не уплывало куда-то в районы, свободные от чувства собственного тела. Вечера же были тихой каторгой библиотеки, где потрепанные страницы учебников по истории Тьмы и основам рунической магии сливались в одно скучное, размытое пятно. Я падала в кровать, как подкошенное дерево, и проваливалась в глухой, беспробудный сон еще до того, как Лора, ангел терпения, успевала погасить свет. Жизнь? Скорее, существование на грани коллапса, где единственной роскошью была возможность рухнуть лицом в подушку.
Именно в таком состоянии – с ве́ками, налитыми свинцом, спиной, ноющей от каждого вдоха, и головой, напоминающей выжатый лимон, – меня и нагнал Кайл Мориган. Только что закончилось особенно изнурительное занятие по тактике в подземном полигоне, где мы ползали по грязным лабиринтам, изображая из себя героев. Я плелась по широкому безлюдному коридору, освещенному тусклыми шаровыми светильниками, которые явно экономили на силе света, мечтая только об одном: о горизонтальном положении и вечном покое. Кровать звала меня сладким зовом сирены.
– Эй, Искра!
Его голос, живой, теплый и на редкость бодрый, прозвучал сзади, заставив меня вздрогнуть так, что я чуть не выронила и без того тяжелую сумку. Обернулась. Кайл догнал легкой рысцой, его карие глаза светились привычной дружелюбной искоркой. На фоне моей тотальной вымотанности его энергия казалась почти неприличной, как яркий солнечный луч в подвале морга.
– Как держишься? – спросил он, подстраиваясь под мой похоронный шаг. – Вижу, Горм сегодня не особо церемонился с новобранцами в своих каменных дебрях.
– Держусь… как последний лист перед штормом, – выдавила я хриплым голосом, пытаясь изобразить что-то отдаленно напоминающее улыбку. – И кажется, я уже забыла, как выглядит солнце вне узких окон аудитории. Оно еще существует, или его тоже отменили за ненадобностью?
Кайл рассмеялся – легкий, доброжелательный звук, который почему-то действительно немного разогнал мрак коридора.
– Знакомое чувство. Первый курс – он такой, выжимает досуха. Но… – он слегка наклонился ко мне, понизив голос до доверительного шепота, – …солнце как раз садится. И сегодня – просто огонь. Вид с Западного Уступа… невероятный. Не хочешь… глянуть? После ужина?
Его слова ударили меня не то что обухом – целой кузнечной наковальней. Я резко остановилась, словно наткнулась на невидимую стену. Осознание накатило волной, холодной и горькой. Закаты? Три недели в этой каменной коробке под названием Академия Игнис Фактула, и я ни разу намеренно не смотрела на закат? Я вырубалась, пока другие… пока другие жили. Ходили в «Морской Утес», болтали, смеялись, смотрели на море. А я… я просто функционировала, как заведенный механизм: занятия – еда – сон. Автомат по поглощению знаний и выработке пота. Горечь и стыд смешались с внезапной, почти физической жаждой увидеть это – солнце, море, красоту, а не только стены, испещренные рунами, и лица преподавателей, озабоченных нашей скорейшей трансформацией в боевые единицы.
– Да, – выдохнула я, и мой голос прозвучал неожиданно твердо, даже для меня самой. – Да, Кайл. Хочу.
Ужин в столовой прошел в необычном для меня состоянии – смеси возбуждения и легкой паники. Сидела с близнецами-непоседами Айром и Айрой, спокойной Лорой и вечно анализирующей Мелани.
– Кажется, Кайл только что пригласил меня… на свидание, – выдавила я, чувствуя, как краснею до самых корней волос, но с упрямой, дерзкой улыбкой. – Смотреть закат.
Стол взорвался с силой небольшого магического заряда.
– О-хо-хо! – завопил Айр, стуча кулаком по столу так, что затряслись тарелки. – Наконец-то! Наш куратор решился! Ставлю пять медяков, что он месяц репетил!
– Я же говорила! – торжествующе воскликнула Айра, подмигивая мне так, словно мы были заодно в каком-то грандиозном заговоре. – Сметана и Кот! Факт!
– Осторожно, Ро, – лукаво протянула Мелани, изучая меня взглядом артефактора, – а то твой стабилизатор от такого… эмоционального напряжения может выйти на критическую частоту. Надо будет потом проверить показания.
– Девчонки! – простонала Лора, но ее глаза сияли такой искренней, теплой радостью, что моему смущению стало немного стыдно. – Это же прекрасно!
Я, сгорая заживо от стыда, но одновременно от какого-то сладкого, щекочущего нервы предвкушения, невольно обернулась в сторону стола старшекурсников-боевиков. И поймала взгляд Кайла. Он тоже был красен, как спелый помидор, под дружное гиканье и подталкивания локтями его приятелей. Увидев, что я смотрю, он смущенно улыбнулся – как мальчишка, – и поднял кружку в мою сторону в немом тосте. Теплая волна, противоречащая всем законам физики моего изможденного тела, прокатилась по мне от макушки до пят.
За столом царило оживление. Лора, окрыленная радостью за меня и, видимо, отдохнувшая после своего занятия с целебными зельями (которые иногда пахли так, будто варились в преисподней), вдруг расцвела. С непривычной живостью она рассказывала о тонкостях целебных настоек и сложностях диагностики магических ожогов.
– Вы представляете, – размахивала она ложкой, как дирижерской палочкой, – нужно не только ткань восстановить, но и выжечь остатки темной энергии, иначе регенерация пойдет криво, и вырастет что-то… не то! Вроде третьего уха на колене или перьев вместо волос!
Все смеялись, но слушали внимательно – перспектива обрасти перьями явно впечатляла.
После ужина я буквально влетела в комнату.
– Лора! Помоги! Выбор катастрофический!
И мы вместе, со смехом и легкой паникой, устроили ревизию моего скудного гардероба в поисках чего-то «не потного и не пахнущего порохом, гарью и отчаянием». Вариантов было немного. В итоге победил относительно чистый темно-синий свитер (спасибо, стирка раз в две недели!) и самые свежие брюки. Я быстро распустила волосы из тугого, как удавка, «ученического» хвоста, дав им упасть хоть и не идеальными, но свободными волнами, и смахнула с лица пыль веков (или хотя бы сегодняшнего полигона) влажным платком. Стабилизатор на шее казался особенно холодным, чужим и назойливым на фоне нарастающего внутри теплого хаоса.
Кайл ждал у подножия широких ступенек Башни Молодого Огня, непринужденно прислонившись к каменной балюстраде. Увидев меня, улыбнулся – широко, открыто, без тени привычной подначки или бравады. Просто улыбнулся. Это было… ново.
– Пошли, Искра. Покажу тебе кое-что особенное.
Он повел меня не по натоптанным главным дорожкам, а по узкой, скрытой в тени древних, скрюченных морским ветром сосен тропинке. Она вилась вверх, огибая скалы, и воздух здесь был другим – свежим, прозрачным, густо замешанным на запахе хвои и соленой свежести. И вот мы вышли на маленькую плоскую площадку на самом краю утеса – Западный Уступ. Отсюда открывалась панорама, от которой у меня реально перехватило дух.
Море. Оно раскинулось до самого края мира, окрашенное последними лучами солнца в невероятные, невозможные цвета: от густого, тягучего, почти осязаемого золота у самого берега до таинственного, глубокого индиго на горизонте, где уже зажигались первые, робкие звезды-подсматриватели. Небо пылало. Без преувеличения. Багрянец, алый, огненный оранж – будто сама Академия, устав от серости, решила поджечь облака в отместку. Внизу, у подножия скалы, портовые огоньки зажигались один за другим, как россыпи драгоценных камней на бархате наступающей ночи. Шум прибоя доносился снизу глухим, мощным, успокаивающим рокотом – песня старого моря.
– Вот… – прошептал Кайл, его голос звучал тихо, почти благоговейно, сливаясь с рокотом волн. – Лучшее место в Игнис Фактуле. Местные держат его в секрете от первокурсников. Не хотят толп.
Мы сели на прохладный, гладкий от времени камень, плечом к плечу, молча наблюдая, как солнце, огромное, расплавленное, неспешно касается кромки воды, растворяясь в ней. Тишина между нами была не неловкой, а… наполненной. Шумом моря, далекими криками чаек, тихим свистом ветра в скалах и стуком, вдруг таким громким, собственного сердца. Моя усталость куда-то испарилась, растворилась в этом золотом свете.
Кайл заговорил первым. Рассказал о своем детстве в затерянной деревушке где-то на севере, где отец был суровым, но справедливым священником местного культа Солнца. Голос его понизился и стал чуть глуше, когда он сказал о матери:
– Она умерла в родах, подарив жизнь… Освальду. Моему младшему брату.
Он сделал небольшую паузу, его взгляд на мгновение уплыл в ту самую даль, где солнце только что скрылось.
– Освальд… он очень много значит для меня, – добавил Кайл, и в его голосе впервые прозвучало что-то теплое, твердое и очень личное.
Потом он рассказал, как с детства чувствовал огонь сильнее других, как мечтал стать боевым магом, как тяжело, до тошноты и падений, дались первые месяцы в Академии. Его слова были простыми, искренними, без привычной бравады или пафоса. Просто жизнь.
– А ты, Ро? – спросил он наконец, осторожно, но прямо глядя на меня. – Откуда твоя… искра?
Я вздохнула. Глоток прохладного вечернего воздуха.
– Портсвиль. Приют «Якорь». – Голос мой был ровным, но я чувствовала, как стальные струны натягиваются внутри.
Я рассказала о серых каменных стенах, о вечном запахе капусты и дезинфекции, о пыльных гримуарах, которые выпрашивала у ворчливого старого библиотекаря, о ночных тренировках на пустынном, продуваемом всеми ветрами пляже. И об ограничителе. Моем вечном спутнике и цензоре.
– Без него… – мои пальцы сами нашли холодный металл на шее, – я была бы пеплом. Или монстром. Он спасение. И… напоминание. О том, что я – бомба замедленного действия.
Кайл слушал не просто внимательно – впитывал. Без тени той глупой жалости, которую я иногда ловила на лицах других, но с глубоким, почти физическим пониманием.
– Сильно, – произнес он наконец. Просто, но весомо. – Очень сильно. И одиноко, наверное.
Он осторожно, давая мне время отпрянуть, положил свою большую теплую руку поверх моей, лежащей на прохладном камне. Его ладонь была шершавой от меча.
– Но теперь ты не одна.
Наши взгляды встретились в последних отсветах заката, уже переходящих в сумеречную синеву. В его глазах не было ни насмешки, ни осуждения, ни даже простого любопытства. Только тепло. Уважение. И что-то еще… нежное, трепетное, от чего у меня внутри все сжалось, а потом распахнулось. Он медленно наклонился. Я не отпрянула. Не смогла. Не захотела. Его губы коснулись моих – легко, вопросительно, аккуратно. Это был не страстный порыв, а тихий вопрос, ожидание разрешения. И я ответила. Мои губы приоткрылись в ответном поцелуе, неуверенном, почти робком сначала, потом – более уверенном. Мир сузился до шума прибоя где-то внизу, тепла его руки на моей и мягкого, исследующего прикосновения его губ. Стабилизатор на моей шее, верный страж порядка, глухо загудел, его вибрация прошла сквозь кости. Но на этот раз это был не предупреждающий гул напряжения, а что-то странное, теплое, пугающе прекрасное.
Тишина ночи в нашей каморке была зыбкой. Я проснулась от тихого, отчаянного всхлипывания, будто кто-то задыхался сквозь плотную ткань кошмара. Лора.
Лунный свет, пробивавшийся сквозь высокое узкое окно, серебрил контуры комнаты, превращая знакомый хаос в призрачный театр теней. Холодная полоса света легла прямо на ее кровать, освещая мечущуюся на простынях Лору. Ее обычно аккуратно уложенные светлые волосы были растрепаны и прилипли ко лбу и вискам. Лицо искажено гримасой немого ужаса, губы беззвучно шевелились, выкрикивая слова, которые не могли пробиться наружу.
Сердце у меня упало куда-то в ледяную пустоту под ребра. Знакомый удар под дых. Опять. Я сбросила одеяло – его грубый, шершавый комфорт вдруг стал невыносим. Босые ноги коснулись леденящего каменного пола. Подошла к ее кровати, присела на край, стараясь не напугать резким движением. Аккуратно, совсем легко, будто касаясь хрупкого стекла, тронула ее за плечо.
– Лора… Лора, проснись. Это сон. Только сон, я рядом… – мой голос звучал хрипло от сна, но я старалась вложить в него всю возможную твердость.
Она вздрогнула всем телом. Глаза широко распахнулись, невидящие, полные того самого первобытного ужаса, что снился. Она смотрела сквозь меня, сквозь стены, в какой-то свой личный, пылающий ад. Потом фокус медленно, мучительно вернулся. Узнала. Губы задрожали, глаза наполнились слезами, которые тут же потекли по вискам, смешиваясь с потом, оставляя сияющие в лунном свете дорожки. Она сглотнула комок в горле, пытаясь взять себя в руки, сжать в кулак эту трясущуюся слабость, но тщетно.
– Р-Розали?.. – голос был хриплым, сорванным, чужим. – П-прости… Разбудила… Опять…
– Ничего. Молчи пока. – Я протянула ей кувшин с водой, стоявший у меня на тумбочке. Она сделала несколько жадных глотков, руки дрожали. Лунный свет ловил дрожь в ее пальцах, делая их хрупкими, как у стеклянной куклы.
– Что приснилось? – спросила я тихо, уже зная ответ. Зная по тому, как ее взгляд невольно искал в полумраке несуществующее пламя, по запаху страха, который витал вокруг нее, густой и горький.
Лора закрыла глаза, снова сглотнула, будто пытаясь протолкнуть слова сквозь узкое горло. Когда заговорила, они выходили медленно, с трудом, будто она вытаскивала из себя раскаленные осколки памяти.
– Огонь… Опять этот проклятый, вездесущий огонь. Снится… снится все чаще. Особенно, когда вымотаюсь… – Она обхватила себя руками, вжавшись в подушку, будто замерзла до костей, хотя в комнате стояла привычная духота под крышей. – Приют, в котором я росла… «Белый Ключ». Знаешь, он был деревянный, весь скрипучий, старый… Крики… Дым, такой едкий, что горло рвало… Мы бежали, все… Все спаслись, няня Марта всех вывела… Она героиня… Но… но этот ужас… Этот звук… Дерево трещит, как ломаются кости…
Она замолчала, задохнувшись от нахлынувшей волны, слезы текли беззвучным потоком. Горечь подступила и ко мне, знакомая, как шрам на колене. Не пламя «Белого Ключа», а вечный холод, сырость и въедливый запах дезинфекции портового «Якоря». Разные стены, одна боль. Боль детей, которых никто не утешал по ночам, потому что нянек на всех не хватало.
– Знаю, – прошептала я. И это было больше, чем просто слово. Это было признание в общем языке ночных кошмаров. Признание в том, что я тоже видела пустые койки после того, как ребенка забирали «в хорошую семью» (а верилось с трудом); что я тоже знала, как пахнет страх в темном коридоре после отбоя; что мы обе выросли среди чужих лиц и строгих правил, не зная, каково это – проснуться от прикосновения материнской руки ко лбу. – Знаю эту… пустоту после. Когда худшее позади, говорят, а внутри… все еще рушится и горит. Как будто пепел на языке.
Я не стала сыпать пустыми «все будет хорошо» или «забудь». Забыть такое нельзя. Оно живет под кожей. Но иногда… иногда помогает знать, что ты не единственный дурак, который задыхается от прошлого в три часа ночи.
Я осторожно положила свою руку поверх ее сжатых в белые костяшки кулаков. Моя – шершавая от рукояти меча и канатов, ее – тонкие, холодные пальцы целительницы, привыкшие лечить чужие раны, но не свои. Она взглянула на меня сквозь пелену слез. В ее глазах – не просто благодарность за то, что я встала. Там было что-то глубже. Узнавание. Понимание без лишних слов. Ты тоже оттуда.
– Мы же выжили, – сказала я, и в голосе не было бравады, только усталая, выстраданная правда. – Вытащили себя сами. Сквозь огонь и лед. И теперь… – Я сделала паузу, подбирая слова, которые мне, привыкшей к сарказму, давались нелегко. – Теперь у нас есть эта дыра под крышей. Академия с ее дурацкими правилами. И… – Я слегка сжала ее холодные пальцы. – …И друг друга. В этой проклятой каменной коробке. Так что слушай… – Я посмотрела ей прямо в глаза, стараясь, чтобы мой взгляд был твердым, несмотря на ком в горле. – …Теперь ты не одна. Поняла? У тебя есть я. Если… если ты, конечно, не против такого колючего подарка судьбы. – Боже, как пафосно, Розали. Но черт возьми, это правда.
Лора медленно разжала кулаки. Ее пальцы все еще дрожали, но она переплела их с моими. Ее хватка была слабой, но отчаянной. Как у человека, нащупавшего наконец твердую землю под ногами посреди зыбучих песков ночного кошмара.
– П-против? – она выдохнула, и в этом слоге было облегчение, стыд за свою слабость и крошечная, хрупкая искорка чего-то, похожего на слабую улыбку. – Розали… ты… ты моя. Как я могу быть против?
– Ну вот и славно, – буркнула я, отводя взгляд к лунной полосе на полу, внезапно смущенная. Черт, надо было просто чаю ей принести, а не разводить сантименты.
Мы сидели так, плечом к плечу, на краю ее кровати, освещенные призрачным светом луны. В комнате стояла тишина, но теперь она была другой. Не давящей пустотой одинокой ночи, а тишиной после. После признания. После того, как худшие тени были названы вслух и оказались не такими уж одинокими во тьме. Горечь от общего прошлого, от украденного детства все еще висела в воздухе, терпкая и знакомая. Но поверх нее, как тончайшая, но прочная паутина, ложилось что-то новое. Не материнская любовь, которой у нас не было, а нечто другое – нерушимая связь из общего горя и молчаливого понимания. Две сироты, нашедшие в кромешной тьме чужой Академии островок родной боли и, как ни парадоксально, утешения в том, что боль эта – на двоих. Лунный свет окутывал нас немым свидетелем этой странной, хрупкой, но невероятно важной клятвы, произнесенной шепотом и сплетенными пальцами:
Ты не одна. Я помню. Я здесь. Держись.
Утро началось с закономерного хаоса. Мы с Лорой проспали завтрак, вымотанные ночными эмоциями и долгим шепотом в темноте.
– Огонь преисподней! – вырвалось у меня, когда я взглянула на часы.
Я вскочила с кровати, как ошпаренная.
– Бежим!
Мы едва успели умыться и натянуть форму, прежде чем гулкий звон колокола возвестил начало занятий. Пустой желудок предательски урчал, напоминая, что терпеть придется до обеда, и единственным топливом будет адреналин от стыда за опоздание.
В столовой за обедом я стояла в очереди у раздачи, все еще чувствуя на губах призрак вчерашнего поцелуя – сладкое, навязчивое воспоминание. И тут ко мне подошел Кайл. Он выглядел отдохнувшим, сияющим и чертовски довольным собой.
– Искра! – его голос прозвучал весело и громко, перекрывая столовый гул. – Вид у тебя… как у человека, который всю ночь героически тушил лесной пожар в одиночку. Но, черт возьми, очень симпатичный!
Я покраснела, но не смогла сдержать улыбку.
– Спасибо, Мориган. А ты выглядишь… подозрительно бодро для невыспавшегося человека. Но довольным.
Мы стояли рядом, улыбаясь друг другу, как два идиота, создавая островок нелепой, сияющей идиллии посреди шума, толкотни и запаха подгоревшей каши. В его глазах светилось то самое тепло и нежность, что были на уступе.
– Вы не против пройти?
Ровный, холодный, как отполированная сталь, голос разрезал наш маленький пузырь счастья. Рид Вейнмар стоял позади, поднос в руках. Его светло-голубые ледяные глаза были бесстрастны, но плотно сжатые губы чуть тронуты легким, едва заметным раздражением. Мы перегородили дорогу Его Высочеству.
Я вздрогнула, смущенно отпрыгнув в сторону, словно пойманная на горячем.
– Прости, – пробормотала, хватая свой поднос с такой поспешностью, что суп чуть не расплескался.
Кайл лишь хмыкнул, глядя на Рида с явной усмешкой, и дружески толкнул меня в сторону нашего стола.
– Не задерживай Солнечного Принца, Искра. У него, видимо, график расписан по минутам. Бальные танцы с грифонами или что там у аристократов в расписании?
За нашим столом друзья буквально трепетали от нетерпения.
– Ну??? – хором атаковали меня Айр, Айра и Лора, едва я упала на скамью.
Мелани наблюдала с интересом ученого, изучающего редкий феномен – человеческую влюбленность.
Я вздохнула, пытаясь сохранить подобие серьезности, но предательская улыбка расползалась по лицу вопреки всем усилиям.
– Он поцеловал меня. На закате.
Реакция была мгновенной и предсказуемо бурной.
– УРА! – Айр вскочил так резко, что чуть не опрокинул скамью и точно расплескал мой драгоценный суп.
– Я так и знала! – захлопала в ладоши Айра, сияя как тысяча солнц.
– Интересно, – задумчиво произнесла Мелани, подперев подбородок рукой и глядя на мой стабилизатор, – какую частоту вибрации выдает стабилизатор при поцелуе? Надо будет снять показания в контролируемых условиях…
– Мелани! – фыркнула я, но засмеялась, чувствуя, как горячая, сладкая волна чистого, глупого счастья разливается внутри, заглушая даже настойчивое урчание пустого желудка. Пусть весь мир подождет. А пока… пока было просто хорошо.
Занятие по Владению Огненной Магией проходило на открытом тренировочном полигоне «Жерло». Черный, спекшийся от бесчисленных воздействий песок; тяжелые каменные мишени, расставленные на разном расстоянии; и пронзительный ветер с моря, который норовил сбить с толку. И над всем этим – Илвара Кресс. Она стояла чуть поодаль, в своих неизменных черных кожаных доспехах, и наблюдала. Ее взгляд, острый и безжалостный, как у стервятника, выискивал малейшую слабину. Я внутренне съежилась.
Задание звучало просто: десять минут непрерывного, сфокусированного потока пламени в мишень. Просто? Ха! Это была пытка на выносливость, контроль и силу воли. Попробуй удержать в руках живой ураган, да еще и направлять его в одну точку, пока ветер норовит сдуть тебя.
Айр и Айра, конечно, парили где-то в стратосфере совершенства. Их пламя было настолько ровным и стабильным, что хоть часы по нему сверяй. Айра – тонкий, раскаленный до белизны луч, методично прожигающий камень. Айр – широкий, мощный веер огня, охватывающий пол-мишени. Магистр Кресс одаривала их редкими скупыми кивками – высший знак одобрения в ее вселенной.
Потом настал мой черед. Скинула кожаную куртку – под ней лишь легкая туника с высоким воротником, скрывающим нижний край стабилизатора. Подняла руки. Воздух вокруг загудел сдавленно, будто сам полигон затаил дыхание. Стабилизатор на шее отозвался глухим урчанием; рубиновые огоньки замерцали учащенно. Ну, поехали, железяка. Не подведи.
Первая струя пламени вырвалась не просто мощно – она взорвала тишину. Ярко-белая сердцевина, окаймленная синевой, ударила в камень с такой силой, что тот треснул тут же, с первых секунд. И это был не просто эффектный старт. Пока у других адептов к пятой минуте пламя начинало мерцать, как подсевшая батарейка, а руки дрожать от напряжения, я… горела. Мой поток не ослабевал. Он был интенсивным, адски горячим, но – и это самое главное – подчеркнуто контролируемым. Лицо стянула маска сосредоточенности, пот заливал лоб, но руки, клянусь Огнем, не дрожали. Казалось, я черпала силу не только из стабилизатора, а из самой этой проклятой, спекшейся земли под ногами. К восьмой минуте вокруг меня стоял ощутимый, зыбкий от жара воздух; песок под сапогами плавился в новую стеклянную глазурь. К десятой, когда Кресс рявкнула «Стоп!», я плавно снизила мощность. Пламя погасло, оставив после себя раскаленную добела вмятину на мишени и… тишину. Такую глубокую, что казалось, ветер и тяжелое дыхание сокурсников звучали оглушительно.
Магистр Кресс подошла. Молча. Ее орлиный взгляд скользнул по расплавленному камню, поднялся на мое лицо, задержался на стабилизаторе. Секунды тянулись, как смола. Я внутренне приготовилась к сарказму вроде «Хорошо, Солис. Жаль, мишень не убежала». Но нет. Один короткий, резкий кивок.
– Хорошо, Солис. Огонь силен. Контроль… приемлем. Работай над выносливостью после выброса.
Приемлем. От Кресс это звучало как ода. Внутри что-то ликующе взорвалось, но внешне я лишь кивнула, сдерживая дурацкую улыбку. Приемлем, тьма меня раздери!
Но Академия Игнис Фактула не знает пощады. После огня пришла сталь. «Стальной Гул» – полигон для спаррингов – звенел какофонией дерева и стали, криков и стонов. Первокурсники копошились, разминаясь. Рядом, на соседней арене, второкурсники-боевики отрабатывали сложные связки. И среди них, конечно же, он. Рогар. Гора мышц с интеллектом булыжника и голосом, способным свалить дуб.
– Эй, цепная! – его рев прокатился по залу, как удар тарана, едва он меня заметил. – Уже научилась гавкать по команде, или только на поводке гулять?
Его хриплый смех и подхахатывания приятелей – дешевая симфония моего унижения. О, боже, опять.
– Рогар! – рявкнул магистр Варрон, наш фехтмейстер, человек с лицом, высеченным из гранита, и терпением святого на последней капле. – Закрой пасть и отрабатывай блок! Следующая тупая шутка – и будешь чистить манекены зубной щеткой до выпуска!
Рогар плюнул, но смолк, лишь бросив на меня взгляд, полный немой ненависти. Варрон начал делить нас на пары. Мне всучили стройного паренька-артефактора, который держал тренировочный меч так, будто это было перо для каллиграфии. Великолепно. Сейчас я стану живым пособием по оказанию первой помощи.
– Эй, Магистр! – орал Рогар, прерывая построение с мастерством профессионального тролля. – А что, для цепной партнер слабоват! Может, она хочет настоящего спарринга? Со мной?
Он громко хлопнул себя по груди, его взгляд – вызов, адресованный лично мне. Тупой, как пробка, но инстинкты у него волчьи. Чует слабину.
Тишина. Все взгляды – десятки пар глаз – уставились на меня. Знакомый, едкий гнев закипел в груди, горячее любого пламени. Я медленно повернулась к Варрону. Голос звучал громко, четко, на удивление спокойно, будто не мой:
– Магистр Варрон. Можно поставить меня в пару с Рогаром?
Варрон нахмурился. Его быстрые, как у ястреба, глаза оценили хлипкого артефактора, затем меня, потом груду мышц Рогара.
– Он тебя размажет, Солис. А я не люблю смотреть, как бьют младенцев.
Младенцев? Мило. Спасибо за веру, магистр.
Я сделала шаг вперед. Мои глаза горели холодным огнем, который я чувствовала внутри.
– До первой крови, Магистр. Я принимаю вызов.
Варрон взвесил мой взгляд, потом злобно-торжествующую рожу Рогара. Плюнул.
– Ладно. До первой крови. Но если кто-то переступит черту – оба на наряды до конца семестра. Арена – вон та.
Он махнул рукой на свободную площадку.
– Ну что, цепная, – прошипел Рогар, скаля желтые зубы в оскале, больше похожем на волчий. – Готова получить урок, как держать язык за зубами?
Мы сошлись. Деревянные мечи – тяжелые, дубовые, обшитые кожей – в руках. Вокруг сомкнулось кольцо зрителей. Воздух застыл, густой от напряжения. Даже гул с других арен стих. Весь цирк собрался. Отлично.
Я приняла низкую стойку, гибкую, готовую к рывку. Взгляд сканировал его: мощные плечи, центр тяжести чуть вперед, привычка опираться на переднюю ногу. Силен. Опасен. Но предсказуем, как таран.
– Ты меня достал, Рогар, – выдохнула я, голос ровный, но адреналин сжимал горло. – Ты сильнее. Я это знаю. Но сегодня ты запомнишь мое имя. И свою кровь на песке.
Никакой бравады. Просто констатация. Стальная решимость.
– Начинайте! – рубанул воздух голос Варрона.
Рогар не рванул сломя голову. Он двинулся напористо, уверенно, как бульдозер. Его меч не свистнул – он пронесся коротким, страшным в своей мощи рубящим ударом сбоку. Не в голову – в корпус. Туда, где увернуться сложнее. О, опытный подлец. Знает толк.
Я отпрыгнула назад, проворно, но конец его меча все равно зацепил край туники. Воздух свистнул у самого бока. Холодок страха пробежал по спине. Черт, он быстрее, чем кажется!
Контратака была мгновенной. Мой меч метнулся, как жало змеи, в открытое предплечье Рогара. Глухой стук по мышцам. Он взревел не от боли – от чистой ярости, лишь дернул рукой.
– Мухи кусаются больнее! – рявкнул он и обрушился серией ударов: сверху, сбоку, снизу. Это была отработанная, грубая тактика – завалить мощью и частотой. Молотит, как кузнец по наковальне. И я – эта наковальня.
Рогар не упустил момент. Не в захват – он сделал молниеносный выпад. Его меч пробил мою не до конца опущенную защиту и врезался в бедро, чуть выше колена. Глухой, сочный стук.
– Ах! – вырвалось искренне. Острая, жгучая боль пронзила ногу. Захромала, отступая. Будет синяк размером с его эго. Чудесно.
– Чувствуешь, сучка?! – торжествующе заревел Рогар. – Это только начало!
Я дышала рвано. Пот заливал глаза. Боль в бедре сковывала, ныла. Но именно эта боль, это унижение, этот его тупой торжествующий рык… они взорвали во мне второе дыхание. Ярость. Чистая, первобытная, белая от накала. Хватит уворачиваться.
Он сделал длинный выпад, пытаясь припечатать к ограждению. И я, игнорируя боль, резко шагнула НАВСТРЕЧУ, под его удар, в его мертвую зону. Мой меч вонзился ему прямо в солнечное сплетение со всей силы.
– УУФ! – вырвалось у него на этот раз от настоящей боли. Он споткнулся, потеряв равновесие и дыхание. Попал!
Но Рогар не из тех, кто играет честно. Видя мое мгновенное замешательство от успеха, он неожиданно развернулся и – не мечом! – тяжелой рукоятью нанес подлый, запрещенный удар прямо мне в лицо!
ХЛОП! Звук удара разнесся по залу. Мир взорвался звездами. Я отшатнулась, теплая, солоноватая кровь хлынула из носа, заливая губы. Боль! Но еще сильнее – шок. Подло. Грязно. Совсем как он.
Этот удар переломил что-то. Дикий рев вырвался из моей груди. Мысли отключились. Инстинкт. Ярость. Я швырнула свой меч прочь и кинулась на него, как фурия. Вцепилась одной рукой в его толстую шею, пытаясь повалить, а зубами – в мускулистое предплечье его вооруженной руки, туда, где не было защиты. Вгрызлась. Почувствовала его кожу под зубами, теплую, солоноватую кровь на языке.
– ТВА-А-АРЬ! ОТПУСТИ! – взорвался Рогар пронзительным, нечеловеческим воплем.
Он сжимал меня в своих медвежьих объятиях, пытаясь сломать ребра. Его пальцы впились в спину сквозь ткань. Я вскрикнула от невыносимой боли в сжатых ребрах и челюсти, но не разжимала зубов. Мир сузился до боли, вкуса крови, его воплей и моего рычания. Мы свалились на песок, катаясь в клубке ярости, осыпая друг друга градом ударов кулаками, локтями, коленями. Грязь. Кровь. Боль. И безумное, дикое торжество.
Со стороны раздался возмущенный крик близнецов. Айр и Айра бросились вперед, но их мгновенно окружили четверо здоровяков из свиты Рогара. Кольцо сомкнулось. Мои рыцари. Но сегодня – не ваш день.
– РАЗНЯТЬ! СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ! – рявкнул Варрон, врываясь на арену с двумя дюжими старшекурсниками.
Нас с трудом, с матом и применением силы растащили.
Рогар стоял, согнувшись, прижимая левую руку. Из рваной раны на предплечье струйкой текла алая кровь, смешиваясь с песком. Его лицо было багровым, перекошенным от боли и унизительной ярости. Он захлебывался ругательствами, глядя на меня взглядом, обещающим смерть. Обещай, обещай, толстяк. Я уже видела твою кровь.
Я стояла, шатаясь, придерживая бок – каждый вдох отдавался ножом в ребрах. Верхняя губа распухла и кровоточила, нос тоже тек, на бедре горел огнем синяк размером с блюдо. Но голова была высоко поднята. Мои глаза, сквозь кровь и начинающие расплываться синяки, горели. Горели диким, торжествующим огнем. Я сделала это. Оставила на нем свою метку. По-настоящему. Заставила его завопить.
– В целительскую! Сейчас же! – скомандовал Варрон, с отвращением глядя на обоих, но его взгляд на мне был… другим. Пристальным. Оценивающим по-новому. – И чтобы я вас не видел до завтра! Идиоты, оба!
Целительская. Святилище боли и травяных отваров. Лора, моя Лора, увидев меня – окровавленную, хромающую, держащуюся за бок – и следом злобного, истекающего кровью Рогара, побледнела как стена. Но когда до нее долетели обрывки пересказов от других студентов, ее нежное лицо застыло. В голубых глазах, всегда таких добрых, вспыхнула редкая, ледяная ярость. Ненависть. Она метнулась ко мне.
– Солис, ко мне! – четко скомандовала МастерЭлвин, указывая на кушетку. – Сомбра, ты ей поможешь. Осмотри все. Рогар – к следующему столу, Гарвин, займись им.
Лора уже была рядом. Ее руки, обычно такие осторожные, сейчас были твердыми, быстрыми, решительными. Она аккуратно, но без излишней нежности, промокнула кровь на моем лице смоченной в отваре салфеткой.
– Держись, Ро, – прошептала она. Голос – не страх, а сталь и обещание. – Покажи, где болит сильнее всего.
Холодный компресс на губу. Пальцы профессионально ощупали ребра – я вскрикнула.
– Ушиб, перелома нет, слава Огню, – выдохнула она с облегчением. – А вот нога…
Она закатала штанину. Огромный, багрово-синий кровоподтек.
– Ох, Ро… – боль мелькнула в ее глазах. – Сейчас сделаем обезболивающую примочку и туго перевяжем.
Ее забота – лучше любого зелья.
И тут дверь с грохотом распахнулась.
– РОГАР! – пронзительный, истеричный крик.
В проеме – Сильвия. Его «солнышко». Высокая, ухоженная, сейчас – потерянная и заплаканная. Она метнулась к Рогар у соседнего стола.
– Рог! Солнышко! – ее взгляд скользнул по мне, по Лоре, по синякам, крови… И ужас сменился чистой, дикой ненавистью. – ЭТА ТВАРЬ?! – она тыча пальцем в мою сторону. – Она?!
О да, это я, милочка. Я.
Рогар что-то нечленораздельно зарычал – больше от боли, чем в ее защиту.
– Гарвин, Паулс! – голос Элвин, холодный и режущий, как бритва, накрыл истерику. – Выведите её. Сейчас же. Здесь не место истерикам и оскорблениям.
Гарвин схватил Сильвию под локоть.
– Не трогайте меня! – она рванулась. – Нет! Я не уйду! Рогар! Солнышко! Смотрите, что она сделала! – ее крики стали еще пронзительнее, паническими. Она извивалась, прижимаясь щекой к его руке, тыча в рану.