Читать онлайн Проша. Цена ошибки

Первый ноябрьский иней потрескивает под ногами. Но скорее вминается и тает, не скрипит, а просто растворяется. Бесследно. Как и теплое время года, которое уже позади. Крепкий, но от этого не менее шаткий парнишка идет по двору жилого дома. Обычный дом. Серый кирпич, заложенный еще во времена, когда не за каждой квартирной дверью стоял телевизор, монументально стоит буквально со всех сторон. "Застроили", – думает парень, переваливаясь от одного бордюра к другому, но в целом удерживая дорогу, которая ведет его к своему "серому кирпичу". Разбитый глаз, как фонарь, освещает ему дорогу. Да, темнеет раньше. Втоптав сигарету до фильтра, парень заходит в красные двери "серого кирпича". Лестница. Опять лестница. "Там лестница, тут лестница", – немного ворчит юный крепыш, изрядно "хорошо" отдохнувший минувшей ночью на Дне рождения своего друга. Или подруги. Впрочем, это уже неважно.

Квартирная дверь хлопает. Парень снимает куртку. Снимает тихо, озираясь из-за вешалки на коридор и комнаты.

– Пришоркал?, – внезапно слышится грубый мужской бас.

В дверях одной из комнат стоит добротный, не одаренный рослостью, но от этого не менее внушительный мужик в форменной рубашке. Держит в руках чашку утреннего растворимого дешевого кофе. Погоны сами за себя обозначают весь вес майора милиции.

– Да там у Дениса засиделись, – отвечает парень. – День рождения праздновали.

– А с глазом че?, – с нескрываемым пониманием, но со всей присущей отцу строгостью, спрашивает мужской бас. – Непутевый ты.

Парень скукоживается. Кажется, что все закономерно: наверняка, когда его отцу были те же шестнадцать, он тоже приходил домой под утро с фингалом и врал отцу про День рождения друга. А может и нет. Черт его знает, мужик он серьезный, так и не скажешь.

– Мать завтра вернется. Уберитесь тут. – наставляет мужской бас уходящего на кухню отца. – Я сегодня с дежурством, надо новому дармоеду объяснить, как улицы чистить. Вон, от таких, как ты.

Парень смотрит вслед отцу. Да, эта фигура в его жизни по-настоящему велика. Как "серый кирпич", только живой. Живой и властный. И, с одной стороны, можно было бы послать его, да забыть о горестях родительской опеки, да удрать к друзьям, упиваться "крутой юностью". Но отец. Нельзя.

Впрочем, не всем так везет, что отец рядом. Кто-то скучает, думая, что папа где-то в космосе или на Северном Полюсе. Да, эти сказки многие слышать с пеленок. Но у кого-то отцам, в общем, улетать и уплывать не нужно, они просто исчезают.

Под крышей более-менее приличного, по меркам того города, "серого кирпича" девушка с русо-каштановыми волосами красится перед зеркалом в коридоре хорошей (да, именно хорошей) квартиры, где хочется жить. Видимо, тут отец не ушел. Или ушел, но что-то оставил. А ведь бывают, что ни дать, ни взять. Музыка играет громко. Какая-то попса, это что-то легкое и несерьезное. Для "утреннего настроения" сойдет.

– Варя! Вставай. Я уже опаздываю. – пританцовывая выдает фигуристая девушка, докрашивая уголки губ.

– Встаю, встаю… – звучит протяжно из комнаты не менее красивым, но более юным голосом.

Варя в дорогом и приличном ночном костюме, плетясь и переваливаясь, подобно тому самому парню, что часом ранее вернулся домой поддатым, выходит в коридор по мягкому ковру.

– Лиз… А завтрак? – говорит она, сладко зевая.

– На плите все, там сама разберешься. Буду через несколько дней. – поспешно накидывая на плечо неплохую кожаную сумочку и целуя сестру в щеку, говорит Лиза. – Все, пока!

Да, с сестрами жить проще. Ни навязчивого отца, что контролирует твой "отдых", ни поставленных по уставному порядку задач. Нет напряженности. И не только с сестрами, да и с братьями тоже. Вообще с братьями, наверное, даже проще. Но только если ты не младшая сестра. А то получится то же самое: задачи и навязчивость старшего брата не дадут наслаждаться "заслуженной крутой юностью". Однако и не все братья дружат. Тут по-разному. От матери зависит, наверное.

Женщина около пятидесяти пяти лет наглаживает уже морщинящейся ладонью милицейскую форму на теле рослого, да и что уж греха таить, красивого молодого парня. Его лейтенантские погоны говорят: "Пора на службу". Видимо, он недавно Академию закончил. Большая заслуга. Толковый парень.

– Ну, красавец! Сереж, ну ты посмотри на него! – говорит воодушевленная женщина пятидесяти пяти лет, в полуобороте озираясь на сидящего на чуть затертом за век своего существования стуле. – Садись, сынок, будем завтракать.

Лейтенант садится на еще один стул. Посвежее, но скрипит, пошатывается под высотой и лоском новоиспеченного офицера Министерства внутренних дел. Сережа, исподлобья смотрящий на обласканного маминым вниманием брата. Для него он – мент.

– Вот, сейчас покушаем и пойдем на работу. – говорит, раскладывая паровые котлетки и пахучую жаренную с луком картошечку по тарелкам, уютная, но не такая уж и простая женщина пятидесяти пяти лет. Ее зовут Татьяна. Красивое имя.

Шкворчание картошки в сковородке и скрип от столетних стульев неожиданно пронзает телефонный звонок. И, побросав все свои дела, Татьяна, будучи человеком советским, а, затем следует, что ответственным, уже мчится навстречу стационарному телефону. Красному барабанному телефону.

Оставшийся за вкусно пахнущим столом блюститель закона невольно замечает взгляд брата и, мешая ложкой картошку, чтобы остыла, слегка ухмыляется. Как бы чувствует свое превосходство. Стены греют.

– Ну, скажешь что-нибудь брату? – начинает он.

– А че ты хочешь услышать? – хлюпая чаем, но скрывая искреннюю ненависть, отвечает Сережа. – Молодец, прибарахлился. Нормальную работу найти не смог. Че тебя, хвалить теперь?

– Я ради этой работы в Академии отучился, на сборы ездил. – сменяя ухмылку на немного стиснутые губы, говорит лейтенант.

– Такие вот, в погонах, брата у Кабана забрали. – тон Сережи повышается, он несильно, но все же бросает на стол вилку. – Мне с тобой за одним столом есть теперь стыдно.

Сережа встает и уже в дверях кухни сталкивается с матерью-телефонисткой, недавно стремглав несущейся к барабанному телефону.

– Это тетя Лариса звонила. – восторженно говорит Татьяна, буквально озаряя радостью и светом кухню. – Ой, Валер, ну, она тебя тоже поздравляет. – гладит сына в погонах по голове.

Сережа, около тридцати секунд посмотрев на эту картину стеклянными и, откровенно говоря, пустыми глазами, выходит в коридор через дверной проем.

– Сереж, а завтрак? – растерянно кричит Татьяна, вспомнившая о младшем сыне.

– Аппетит пропал. – выкрикивает Сережа, уже скрывающийся в куртке за входной дверью, которая вот-вот захлопнется. Дверь захлопывается. Мать смотрит в ее сторону, не переставая гладит по голове надежду отечественной милиции.

В это время тот самый парень из "серого кирпича", напротив, открывает дверь. Но не дверную, а холодильника. Тут все проще. В холодильнике, что естественно, пусто. На кухню заходит короткостриженая юная девчонка в неприметном сером топе и джинсах. Таких серых "батиных" джинсах, которые ей, очевидно велики. На опоясывающем "батины" штаны затертом ремне из кожи (ненатуральной, конечно) висит плеер. Именно плеер. Ни телефон, ни какая-то навороченная штука, а плеер. Квадратный, маленький, без циферблата, но со здоровенной круглой кнопкой для регулировки передачи музыки в наушники, вставленные в уши девчонки.

– Че там, Димон? Есть че-нибудь пожевать? – с характерной бойкостью и легкостью говорит короткостриженая пацанка.

Димон. То есть, Дима. Так зовут этого шестнадцатилетнего парнишку, что сумел с утра подпортить настроение родному отцу. Да что там отцу – целому майору милиции!

– Ладно, по глазам вижу, что нечего. – увидев "фонарь" под глазом брата, язвит девчонка и уже тянется за хлопьями с полки. – Будешь?

"Иных вариантов не дается, а поесть надо", – думает Дима, кивая в ответ на вопрос сестры.

Уже сидя за столом девчонке становится ясно, что брат долго засиживаться дома не намерен. Это понятно и по его нервным движениям ложкой, которой он буквально растворяет хлопья в пакетированном молоке, и по его кряхтению после каждого моргания. Да, фингал у него все-таки бодрый.

– А ты сегодня куда пойдешь? – робея, но при этом не теряя дерзкости, спрашивает сестра.

– Да с пацанами встретиться думал. – скупо отвечает Дима, уже предвкушая тот самый момент, когда в его правой руке вновь окажется банка холодненького слабоалкогольного, но от этого не менее окрыляющего напитка, а в левой – сигарета. Да, именно так он видел "крутую юность".

– О, а можно я с вами? – воодушевленно и чуть ли не подпрыгивая на табуретке прерывает мечты Димы девчонка.

– Нет, Кира, нельзя. Тебе дома еще убраться надо.

Искренние возмущения девочка скрывать не умела, поэтому всем своими видом попыталась показать свободному, как она считала, брату, что ей тоже хочется лететь… а не ползать по квартире все каникулы с тряпкой в ожидании отца. Да, того самого "Бульдога", как его между собой называли коллеги, много лет имеющего дело с самыми отмороженными людьми в городе.

– Ну, дай денег на чипсы хотя бы. – чуть повышая тон, говорит Кира.

– У меня у самого пусто, Кир. – тяжело вздыхая и не имея никаких сил на ругань с младшей сестрой, отвечает короткостриженой девчонке, которая продолжает заталкивать в себя дешевые хлопья, залитые ледяным пакетированным молоком.

Впрочем, нет ничего более ледяного, чем ветер, который буквально пронзал пальто "Бульдога", шедшего на работу с увядающим чувством любви к своему делу и ощущением, что все, что он делает – бессмысленно. Да, он и впрямь потерял практически весь рабочий запал, что был у него на разных стадиях работы в органах внутренних дел. В 21 год он закончил Академию. Тогда он был буквально влюблен в профессию и, не тая греха, ночевал на работе. Он гонялся за преступниками лучше всех. Может, поэтому его прозвали "Бульдогом". Уже в 24, получив за успешное раскрытие дела о серии вооруженных ограблений продуктовых ларьков города капитанские погоны, Виктор Бугров (так уж его звали) был буквально звездой сыска. В 27 он встретил девчонку Свету – милую, курносую, с точеной фигурой и невероятным блеском в глазах. Потом родился Дима, потом Кира. Феерия спала, дали поруководить отделом, потом уже в начальники и, что естественно, майорские погоны. Последним крупным делом майора Бугрова были смерти подростков, что подсаживались на всякую дрянь. Дрянью, кстати, занимался никто иной, как брат Виктора Вячеслав. Тот еще перец был. Но Бугров перед выбором даже не вставал: брата с соучастниками наказал по закону. За то и майор. Настоящий майор. Но за последние пару лет достижений за Бугровым замечено не было: сидел тихонько в своем кабинете с запахом старой древесины и мела, которым были натерты стены, перебирал бумаги, учил "дармоедов", которых присылали из областного центра раз в полгода, и ждал конца своего рабочего дня. "Спекся "Бульдог", – шептались между собой коллеги.

И вот она – дверь кабинета. Та самая, за которой, как считал Бугров, он провел лучшие годы жизни. Входит, стряхивая с пальто что-то похожее на первый снег, и видит того самого "зеленого" лейтенанта. "Сидит уже, пес", – подумал про себя Виктор, набрасывающий шарф на вешалку, как петлю на шею заядлому уголовнику.

– Здравия желаю, товарищ майор! – громко вскрикивает Валера, вскочивший со стула, словно его мать Татьяна, услышавшая звонок домашнего барабанного телефона.

Бугров, впрочем, утреннего энтузиазма молодого подопечного не разделил. Прошел мимо Валеры, уселся в кожаное кресло, в котором уже появилась вмятина за долгие годы работы майора и стал рассматривать новобранца с таким же презрением, как и каждого, кто входил в его кабинет за последние несколько лет работы.

– Товарищ майор, лейтенант Валерий Серов. Представляюсь по… – начинает отчетливо произносить амбициозный и голодный до блистательных расследований лейтенант.

– Вольно, вольно. Садись, Серов. – ухмыляясь и тяжело вздыхая произносит Виктор. – Какими судьбами к нам?

– Ну, как? Сначала кадетское, потом Академия и вот… – в полуприседе затеял рассказ Серов.

– Академия? М… Академия – это хорошо… А цели у тебя какие, лейтенант? Чем живешь вообще?

– Людям помогать. – уверенно выпрямившись во весь рост произнес Валера.

Умудренный опытом "Бульдог" прекрасно знал, что все амбиции быстро тухнут, поэтому решил сразу же проучить "зеленого" лейтенанта и дать ему самую что ни на есть скучную работу.

– Людям помогать? Людям помогать надо, да… – бормочет под нос майор Бугров, перебирая листы бумаги, которые только что достал из папки, что уже полгода пылилась в тумбочке. – Так, это у нас… Ага, так.

На протяжении пятнадцати минут Бугров перебирал бумаги, время от времени поплевывая на свой засохший и очерствевший от круглогодичного перебирания бумажек палец. Все это время лейтенант Серов стоял по стойке смирно, ожидая указаний старшего по званию, который, справедливости ради приоткрывая завесу тайны, его не впечатлил.

– Вот. Твое первое задание. – прерывает тишину майорский бас.

Бугров бросил на стол толстую папку, до отказа напичканную всевозможной макулатурой. По сути, все это можно было бы смело выбросить в мусорку. Также подумал и Валера, который, бросив удивленный взгляд на Виктора, взял в руки папку. Валера открыл папку и, пытаясь понять, что там написано сел на стул.

– Дерзайте, лейтенант. – прозвучало от проходившего к выходу Виктора.

"Бульдог" прекрасно знал, что подобная задача сразу же отобьет у молодого и амбициозного парня все желание работать. А если и не отобьет, то хотя бы остудит пыл и разобьет ожидания. Возможно, в глубине своей души майор Бугров боялся, что в городе появится новый "крутой мент", который затмит все заслуги Виктора и заставит его профессиональное прошлое кануть в лета.

День в самом разгаре. Люди мчатся кто куда. По своим простым рутинным делам. Глупым делам. Делам, которые не имеют значения в глобальных масштабах, но от которых, как нам часто кажется, катастрофически зависит все в нашей жизни. Среди всех этих людей плетется Дима. Все такой же голодный (даже после просроченных дешевых хлопьев с ледяным пакетированным молоком) и с таким же подбитым глазом. Он не смотрит по сторонам. А зачем? Его дорога ясна: вот две улицы, там старые гаражи, где когда-то стояла "Волга" дяди Славы (да-да, того, которого майор Бугров посадил в тюрьму), а за ней старая синяя разбитая спортивная площадка, где его уже наверняка ждут Фил и Денис – друзья, рядом с которыми он мог забыть о суровом "Бульдоге" и насладиться "самой крутой юностью".

Навстречу ему порхает Варя. На ней модная осенняя куртка. Наверное, такая куртка в этом городе только у нее и была. Родители любили Варю. Нет, Лизу тоже любили, но Варю все-таки любили больше. Вообще, с тех пор как родители девочек переехали заграницу, оставив юную Варю на только-только отучившуюся в уважаемом областном университете Лизу, все стало намного проще и свободнее. Не было отца с его постоянными телефонными звонками, где он доказывал очередному, как он самых называл, "придурку", как лучше продавать товар; не было матери, что беззаботно и глупо растрачивала отцовские деньги. В общем, проблем поубавилось.

По иронии судьбы, подбитый и с похмелья не самый координированный Дима столкнулся с Варей, что засмотрелась в телефон. Кофе. Да, она несла кофе. Вкусный, душистый, только-только сделанный в местной кофейне, которую держали два турка, приехавшие учиться в областной университет по обмену и, конечно же, оставшиеся для того, чтобы показать жителям города, что такое настоящий турецкий кофе. Этот самый кофе, а точнее стакан, в который он был залит, предательски опрокинулся на Варину куртку. Белая ткань начала быстро впитывать черный цвет от душистых зерен. Что же за зерна такие были? Теперь курточка будет кофейной. Жаль. А, может, оно и к лучшему.

– Ты..! Ты что наделал? – пытается отряхнуть штаны. – Черт! Ну новые штаны испортил!

– Смотреть надо, куда идешь. – скупо и потеряно отвечает Дима, который, по правде говоря, замечтался о том самом слабоалкогольном пенном напитке, что ждал его на ржавом борту спортивной площадки.

Осознав ошибку, он приблизился к Варе и попытался вытереть пятно от кофе, которое впиталось до самой футболки, не говоря уже о плотной кофточке, что буквально неделю назад Лиза забрала с почты вместе с остальными подарками от родителей. "Нам так не жить", – подумал Дима. Хотя для него дорогая шмотка никогда не была мечтой. Он вообще был человек мягкий, даже ведомый в каком-то своем проявлении. Ел, пил, курил, дышал, учился в училище. "Токарь" – так его называл приблатненный дядя Слава, когда Дима, будучи совсем маленьким носился по квартире, держа в руках дедов токарный резец. Да, были времена.

– Не надо трогать! – брезгливо отступившись от Димы, прошипела Варя. – Отойди.

"Истеричка", – промелькнуло в голове у Димы. Он улыбнулся. Сначала не хотел произносить этого вслух. Он наивный, добрый. Где-то даже туповат. Не глуп, а именно туповат. Но Варя продолжала. Казалось, она была готова избить этого, как она считала, "гопника". Ограничилась криками. Людей на улице стало меньше. Время было неспокойное, а связываться с очередным бытовым конфликтом никому не хотелось.

– Ис-те-рич-ка, – произнес Дима и прошел дальше, видимо, вспомнив о Филе и Денисе, которые уже наверняка его заждались.

– Я истеричка? Да ты…! Ты..! Нищак! Новые штаны испачкал… – истерично кричала покрасневшая Варя вслед уходящему парню. Он ушел, набросил капюшон и позже юркнул к гаражам. К тем самым, где когда-то стояла "Волга" его дядьки.

Под капюшоном шла и Кира, но шла она менее уверенно и не по улице. Магазин. Продуктовый магазин. Один из самых больших магазинов всего города, а поговаривали, что и области. Неприметная короткостриженая девчонка, дочь матерого офицера внутренних дел, дожидалась момента, когда около стеллажа не останется ни одной живой души. Как назло, народу в магазине было слишком много для вторника. "Что же делать?", – крутится в голове Киры. Момент. Ряд со стеллажами пуст. Все у кассы. Самое время. Движение рукой и в кармане у Киры уже лежит шоколадка. Белый шоколад. Белый шоколад она не любит. Но тут уж, что Бог послал. Хотя как можно упоминать Его, когда речь идет о воровстве? Риторический вопрос. Кира оглянулась. Чисто, все у кассы, очередь. "Надо делать ноги", – не успело промелькнуть в голове юной воровки, как ее предплечье что-то сильно стиснуло. Она обернулась. "Нет", – единственное, что успело прозвучать в ее голове, когда она увидела перед собой рослого, но уже не такого выглаженного сотрудника милиции. Им был Валера, здесь секрета нет. Лейтенант утомился от дневного перебора бумаг, но все равно решил купить тортик для матери и брата. Отметить первый рабочий день – дело святое. Снова святость. Все про грех и вновь про святость. Впрочем, эта грань часто стирается. К горькому сожалению для одних и терпкому счастью для иных.

– Отпусти! – пытаясь вырваться, кричит Кира. Она прекрасно понимала, что за воровство ее простят, а вот серьезного разговора с грузным отцом… Да еще и после его рабочего дня! Упаси Боже. Ну, вот. Вновь.

– Сейчас в детскую комнату отведу тебя, там и поговорим. – с нескрываемой усталостью и невероятным нежеланием тратить свое время на разборки с малолеткой, произнес Валера.

К ним подскочил, как подорванная телефонным звонком Татьяна, молодой парень. На вид – ровесник Валеры, да и по выправке похож. Хотя, кто их разберет.

– Опять ты за старое? Сколько раз тебе надо объяснять, что чужое брать просто так нельзя? – агрессивно, но при этом по-наставнически произнес новый участник случившегося инцидента. – Ты же не маленькая уже! Постоянно нас позоришь!

– Андрюха? – чуть пригнувшись и расслабившись, удивленно сказал Валера. – Возников?

– Да ладно! Валерка? – парень искренне улыбнулся.

– Слушай, с кадетского тебя не видел! – обнимая старого друга, радостно говорит Валера.

– Да меня как отчислили, я так и переехал. – шмыгая носом от легкой простуды, отвечает Андрей. – Грузчиком работал на другом конце города. – бросил взгляд на Киру и махнул на нее рукой. – За вот этим позорищем присматривать пришлось.

– Так это твоя что ли? – немного отступив озадачился лейтенант.

– Тетка сбагрила, а я лови ее по всему району.

Кира смотрела на парней с искренним непониманием. Слишком много событий из-за простого шоколада. Еще и белого. Просто поразительно. Да и страшно: что это за Андрей? С другой стороны, разговора с отцом не будет. Уже хорошо. И шоколад есть. Но белый.

– Ладно, забирай. – сдался Валера. – Но еще раз увижу, что воруешь, так просто не отделаешься.

– Спасибо, Валер. – пожимает руку старого друга Андрей. – На связи, если что.

– Давай, давай. – устало улыбнувшись и время от времени строго посматривая на Киру.

Находятся хорошие люди. Помогают. Но не угасает. Да, не угасает обида быстро. Особенно если речь идет о настоящей итальянской (или какие там еще бывают) куртке. Теперь она кофейная. И вопрос не в том, что есть риск прозваться "Кофейником". Вопрос в том, что какой-то неблогополучныш, бессмысленный человек, откровенный "гопник", как считала Варя, испортил вещь, на которую вся его семья должна полжизни отработать без выходных в кофейне у турков.

– Да, и ты прикинь, еще истеричкой обозвал! – возмущенно говорит Варя в телефон, лежа на животе и болтая ножками. – Да не знаю, незнакомый какой-то.

– Нууу, козел. – доносится хихикающий голос из телефона.

– Да-да, точно. – крутя прядь светлых волос, поддакивает Варя. – Но симпатичный.

Но не курткой же счастье едино. Да и зачем вообще эти шмотки? Лучше купить какую-нибудь новую игру на старую приставку, скейт или новый диск с фильмом для взрослых. Лирика. В первую очередь – слабоалкогольный пенный напиток и пачка дешевых соломенных сигарет, которых у индусов, вагонами отгружавших эту дрянь еще со времен дяди Славы, было навалом.

– Не ну а я в чем виноват? Она идет в телефон залипла. Еще я и козел. Истеричка. – делится Дима с друзьями, удобно расположившимися в вечернем дворе на ржавых трибунах около старой спортивной площадки, и докуривая уже третье сено.

– Бабы… – задумчиво смотря на окна произносит Фил. – А красивая?

Дима, закашлявшись, удивленно поворачивается на друга. Да, он тот еще сердцеед был. А может врал. Да какая разница! Ребячество, подростки.

– Ну ладно, ладно. Я же шучу, братишка. – смеясь и хлопая Диму по плпечу произнес Фил. – Не обращай внимания, может цветы давно не дарили девке. – он улыбнулся. – Ты же понял какие цветы, да?

Парни засмеялись. Не зная над чем, а просто. Снег падал. Жидкий, практически дождь. Не хлопья. Но тем и лучше, ведь трибуны были обсохшие. Не мокрые. А в такой вечерней атмосфере говорить о девушках, да смеяться над молчаливым здоровяком Денисом для компании было величайшим наслаждением.

Глава 2

Зябким утром, когда все спали, Варя и ее подружка Настя (та самая хохотушка, что поддерживала "Кофейник" по телефону) куда-то собирались. У Димы трезвонил телефон. Минувшим вечером отец все-таки учуял хорошо проведенный Димой вечер, но виду не подал – то ли слишком устал, то ли уборка, которая, надо отдать должное Кире, была успешно осуществлена, заставила его немного пожалеть и без того "уставшего" сына.

– Ну? – переваливаясь с подушки на подушку пробурчал еще не проснувшийся Дима в телефон.

– Идем? – задорно протараторил уже бодрствовавший Фил.

– Куда?

– Ты че? Завтра Кузнец же вечерину организует. – говорит Фил, предвкушая грядущий квартирник. – Обещал девок как надо.

– Да я не знаю даже чет.

– Надо. – уверенно сказал Фил.

– Тогда пошли. – зевая ответил Дима.

Все идут. Вечно идут. Куда-то идут. Никто не знает почему, но так, наверное, надо, чтобы кто-то куда-то шел. Может, именно это и заставляет Землю крутиться и менять ночь на день, лето на осень, осень на зиму и так далее. Андрей брел по улице в компании Киры, она заметила его у местного сигаретного ларька.

– А зачем ты за меня вчера заступился? – робко, но не менее бойко, чем на кухне с братом, произнесла Кира.

– А мы своих не бросаем. – Андрей улыбнулся. – Ты зачем воровала-то?

– Да у меня папа с мамой на работе постоянно, а брату на меня все равно. Друзей нет, шоколадку купить не на что. – беззаботно, но с нескрываемым расстройством прозвучало из уст юной "анти-системщицы". – А куда мы идем?

– Ну, ты же сама сказала, что у тебя друзей нет. Значит, будут!

Друзья. Семья важнее. Для кого как. По-разному бывает, на самом деле. Бывает, что и друзья – не друзья, а бывает, что и семья – не семья. Да… Сложно это все. Но, пожалуй, когда и те, и те есть – хорошо. Хотя тоже как посмотреть. Но семья нужна. Да, нужна. Наверное. Но когда она сплачивается лишь в праздники, да по потерям… Разве это семья? Семья. А почему? Никто не знает. Телефонный номер наизусть, новый плед, который купила мама, но нужен он не только маме, но и бабушке. Хороший же плед красивый. Всем нужен. Нам, вам, им. А вот это разделение на "мы, вы, они"… Это семья? Вряд ли. Порочный круг. Замкнутый. В такие тиски замкнутый, что и плевать со временем становится. Тут-то, наверное, и теряется та самая надежда. Надежда на чудо. Чудо. Семья и друзья. Детство. Мама. Бабушка. Плед.

– Как давно я вас не видела! Как вы выросли! – разрывает в клочья тишину голос Светланы, только что вернувшейся из рейса. Она много работала, часто уезжала. Проводница. Вкусный чай. Плед. Но больше всего она любила своих детей. Конечно, Киру больше. Хотя разнополая любовь, говорят, сильнее, мол мать всегда больше любит сына, чем дочь. Но и отрицать любовь и трепетность к младшим детям не будем. А тут вроде и сын, но он старший. Впрочем, Светлана старательно делала вид, что дети для нее равны. Ощущалось.

– Спасибо, мам, все правда было очень вкусно. – доедая хлеб за столом, сказал Дима, который мысленно уже сидел на вечеринке у Кузнеца. – Меня уже ждут, я побежал. – Дима выбежал в коридор и начал собираться.

– И так каждый день. – сказала Кира, прижимавшаяся к маме.

Дверь хлопнула в двух местах практически одновременно. Такое случается. Если задуматься, то столько действий даже в самом маленьком городе происходит одновременно. Например, сколько домохозяек около восьми вечера стоят у плиты? А сколько их суровых мужей в этот момент крепко сжимают баранку руля, направляясь по скользкой дороге домой. Вот тут-то и оно. Комната квартиры, где все было заставлено стульями, напоминая старый концертный зал какого-нибудь захолустного Дома культуры, наполнялась людьми. Молодежью. Девушки были нарядными – каждая надевала лучшее. У более отъявленных были топы покороче, пробитые пупки и мини-юбки, что подчеркивали красоту их молодости, но никак не отвечали еще не затихшей морали прошлого. Парни "жиганились". Эдакие дяди Славы.

И пока еще один нарядный парень бежал по скользким дворам в сторону этого "серого кирпича", наполнявшегося людьми, Варя и хохотушка Настя уже заняли свои места в импровизированном зрительском зале. Помимо них присутствовали те самые отъявленные девчонки, жующие жвачку и делающие себе родинки на лице специальными карандашами. "Изюм" – так они называли этот макияж. Выглядело смешно. Были в зале и парни. Не крутые, не спортивные. Просто никакие. Разброс возраст от 15 до 23-25 лет. Бесцельные. В рваных шмотках. Казалось, модно. Запах перегара убивал все это. Бесследно исчезала мода от дырявого колена джинс.

– Опппппа, че собрались уже? – в комнату вошел Кузнец с гитарой на плече и до середины скуренной индийской сигаретой в зубах. – Ништячок!

Пройдя мимо рядов и поздоровавшись со всеми гостями, он упал. Да, именно упал на стул, который заранее подготовил для своего сольного выступления, и принялся настраивать гитару.

– А че народу так мало? – щурясь от сигаретного дыма, повторял Кузнец. – Ладно, ща подтянутся.

Сам по себе Кузнец был классным малым. Круто играл на гитаре, имел какой-то особенный стиль в одежде. За две улицы было понятно, что это именно Кузнец идет. Возможно, это было понятно из-за походки. Он переваливался, делал вид, что хромал. Кого пародировал – неясно, но ему казалось, что так круче. И, как поговаривали в его окружении, чем более "градусный" угол отклонения от нормальной походки, тем круче. Бывает.

В дверях появились Дима, Фил и Денис. Молчаливый здоровяк Дэн, как его называли за глаза, шел последним. Фил влетел в комнату, как подорванный. Ему нравилось делать вид, что он со всеми друг, что все, всегда и везде его ждут и ему рады. Было ли это таковым на самом деле? Нет. И выглядело это глупо. По-ребячески. Своя романтика.

– Кузнееец! – восторженно закричал шестнадцатилетний Фил.

– Опа, Филиппок! – довольно разведя руками, поприветствовал друга Кузнец. Он был простым и, казалось, действительно искренне радовался приходу парней на свой "сольный концерт". – А это че? Кореша твои?

Пока Фил представлял Диму и молчаливого здоровяка Дэна местной звезде, Варя успела признать в Диме парня, что более суток назад испортил ее курточку турецким кофе провинциального разлива.

– Насть! – прошипела Варя, дергая подругу за рукав, но не сводя взгляд с Димы. – Это он.

– Кто он? – громко уточнила Настя.

– Да тихо ты! – Варя нервно повернулась к подруге, после чего вновь направила взгляд на парней. – Ну, это тот. Который с кофе.

– Ааа, с кофе… С каким кофе-то? Он без кофе.

– Насть, ты дура? – повернувшись к подруге твердо спросила Варя.

– Ааа! – начала понимать громкоговорящая хохотушка. – Это тот, который симпатичный?

Дима, услышав выкрик Насти, сразу заметил девушек. Подруги отвернулись, чтобы не подавать виду. Клишированная комичность, но именно так они и поступили. Вероятно, это было самым логичным, что они могли сделать в сложившейся ситуации.

– Ну, че… Проходите, присаживайтесь, пацаны. – сказал Кузнец парням после недолгого знакомства и вновь принялся настраивать гитару.

Фил решил не терять время напрасно и сразу же оторвался от друзей. Молчаливому здоровяку Дэну было все равно. Она находил в общении с Димой и Филом приятное времяпровождение, но никак не разделял их увлеченного интереса девочками и играми. Спорт – то, к чему отец приучал Дэна. Отец умер. Привычка осталась. Но алкоголь пил. Сигареты – нет. Говорил, что неспортивно.

– Девчонки, свободно? – задорно сказал подсевший к Варе и Насте Фил. Варя смутилась, особенно после руки, что парень опустил на ее плечо.

– Для тебя – занято! – грубо ответила на хамство парня Настя.

– А твоей подружке, видимо, тоже нужен мужчина. – злорадствуя пошутил Фил, отстранившийся от Вари и уже искавший глазами других девчонок. Дима одернул его за кофту.

– Да, иду я. Иду. – смеясь, произнес Фил.

Парни ели на другой ряд и стали смотреть на Кузнеца, который не терял времени зря и, пока Фил проявлял настойчивость по отношению к Варе, уже настроил гитару. Взгляды Димы и Вари время от времени встречались. Чаще всего взгляд отводил он. Стыдно. Да и куда ему, бедняку. Ничего не светит. Однозначно.

– Давай, братишка, делай! – привлекал к себе внимание Фил, поддерживая Кузнеца.

Кузнец начал петь. Пел он фальшиво. Кот мартовский. Хотя что-то в этом было. За его спиной было открыто большое окно, виднелся завод, где когда-то работал дед Димы. Ну, как завод. Трубы. И панельные дома. Окна в домах горели. Не спали люди. Возможно, их будил мартовский крик, что доносился из квартиры Кузнеца, бившего по ржавым струнам желтыми от индийских сигарет кончиками пальцев. Пел паршиво, но был смысл. Пел про любовь. Вообще, поэтом он был неплохим. Настоящий поэт-панк. За одну песню успевал и играть, и петь, и пить, и курить. Да, тот еще персонаж. Но всем нравилось. Была в этом храмом парне какая-то атмосфера. И, что самое ценно, он умел ее распространять. Раньше пел во дворе, но после парочки встреч с местной шпаной, все-таки перебрался в квартиру. Выступал бесплатно. Зачем брать деньги? Все, что ему нужно было для "счастья", было.

Не успел Кузнец допеть, как в дверях появились пятеро: три парня и две девчонки. Они отличались. Видно было, что они одного круга, одного слоя и одних понятий. Старшим из всех пришедших был Большой – здоровый, молчаливый парень. Резвый. Да, именно резвый. Нельзя его было злить. Вот прям никогда. За ним шел Сережа – брат Валеры. Сережей он был лишь дома, для своего круга он был Бензом, потому что только у него была машина, что оставил ему отец. Следом – неудавшийся кадет Андрей Возников. Тот самый, что спас Киру от Валеры в продуктовом магазине. Его звали Клопом. Почему? Не уточнялось. Дальше – Яна и Светка. Светка была самой что ни наесть дурой. Вот дурой от начала и до конца. Пила, жевала жвачки, занималась любовью со всеми, кому не лень. Мажорка. Но не та. Последней шла Яна – карманная воровка. Такая пиратка от мира местной шпаны. Но, надо сказать, выглядела она лучше, чем все остальные вместе взятые: кудрявые темные волосы, накрашенные красной помадой губки, не "изюм", а настоящая родинка на лице. В общем, все как надо.

Кузнец, заметив Большого и компанию в дверях, вскочил. Гитара перестала быть его подругой, он ринулся к дверям с протянутой рукой.

– Пацаны! – Кузнец подошел со своей ветвью к Большому. – А Кабан че не пришел?

– Занят. – проходя мимо и не пожимая хромому мартовскому коту руку, сухо ответил Большой.

Остальные с Кузнецом, по правде говоря, поздоровались. Яна даже успел снять с хорошо накидавшегося поэта-панка часы, чего он, естественно, не заметил.

– Двигай, места мало. – спокойно сказал Большой, подойдя к Диме, сидевшему на крайнем стуле в ряду. Бенз, Яна и Света сели рядом с Большим.

Клоп сразу заприметил Варю. Он видел ее раньше. Да, точно видел. В том же продуктовом, где спас Киру от Валеры. Она была с сестрой, но в юбке. Его привлекли ее ноги. Да, именно это его привлекало. Ни глаза, ни волосы. Может, конечно, куртка, но ее уже нет. Ноги – есть. Какая-никакая, а разница.

Кузнец замешкался. Начал собирать бутылки. Уронил гитару. Время от времени оглядывался на пришедшую компанию. Все молчали.

– Ты пацанов тишину послушать позвал? – закурив настоящую американскую сигарету, сказал Большой.

Кузнец быстро сел на скрипящий стул (а может, это был и не скрип, а последствия испуга) и начал петь. По струнам не попадал, фальшивил крупнее прежнего. Визжал. Соседи даже по батареям ударили несколько раз. Рвал связки. Но Большому нравилось. Так казалось Кузнецу, изредка поднимавшему голову на уважаемого гостя. Тем временем Клоп уже клал ладони на так восхищаемые его ноги Вари. Она была в юбке чуть выше колена. Приличная. Да, она и вправду была воспитанной девушкой. Как и сестра ее, Лиза. Собственно, поэтому руку Клопа она настойчиво убирала, краснея и нервничая.

– Да ладно, че ты? – сжимая в ладони ляшку Вари, говорил Клоп.

Дима заметил, хотел вмещаться и приподнялся, будто готовясь перепрыгнуть через ряд и заступиться за Варю. Чувство долга. Воспитание. Надо было. Она знал.

– Даже не думай. – тревожно взяв друга за рукав рубашки, но не отводя взгляд от Кузнеца, прошептал Фил. – Они нас прям тут порвут.

Дима не вскочил, а Варя вскочила. Она была девчонкой, что знала себе цену. Да, определенно знала. Побежала к выходу. Клоп за ней. Внимания никто не обратил. Даже Дима заметил не сразу, хотя уже несколько минут сидел "как на иголках". В коридоре Клоп прижал Варю к стене.

– Отпусти меня, придурок! – выкрикнула Варя.

– А ты с характером, люблю таких. – после резких движений по ее ногам пуская руки под юбку Вари и целуя ее в шею, произнес Клоп, уже предвкушавший последующие действия.

Дима услышал. Хотя Кузнец, словно нарочно, верещал свою песню еще громче. Но Дима услышал и вскочил со своего места. Фил пытался его остановить. Не выходило. Большой невозмутимо слушал Кузнеца, раскуривая третью сигарету. Курил он много и быстро.

Дима резко хватает Клопа за руку и пытается оттянуть от Вари. Он не полон уверенности, но твердо понимает, что никто кроме него не защитит девушку. Он должен. Должен, потому что куртка. Должен, потому что отец так учил. Должен, потому что понравилась.

– Отвали от нее! – дрожащим, но пытающимся казаться уверенным голосом произносит Дима.

– А че, телка твоя? – насмехаясь, спрашивает Клоп, чуть отстраняясь от Вари. Он был завсегдатаем подобных ситуаций.

– Ну, моя. И че? – неуверенно ответил Дима, посмотревший на испуганную Варю, чья тушь уже струилась по ухоженным щекам.

Кузнец доиграл песню и встал, чтобы посмотреть, что происходит в коридоре его квартиры, но, когда хозяин квартиры пошел между рядами в сторону коридора, Большой остановил его рукой. В руке была купюра. Немалого, но и небольшого номинала. Для Кузнеца – огромные деньги. Большой встал и пошел к выходу. За ним – Бенз, Яна и Света. Света плелась еле-еле. Она была пьяной. Еще и вернулась дважды. То сумка забыла, то резинку. Дура.

– Ну все, пропал Димон, – сказал Фил сидящему рядом Дэну, который уже было собирался встать. – Сиди.

Клоп, ехидно смеясь, вновь протянул свои руки к Варе. Снова к ногам. Последовательность действий та же.

– Ну, ты же видишь, как она меня хочет. – промурчал Андрей Диме.

Варя отстранилась, а Дима попытался ударить Клопа прямо в голову. Да, этот удар и впрямь мог многое изменить в жизни сына "звездного мента". Мог сесть в тюрьму, попав в висок и убив Клопа, или о чем там еще мечтают парни-подростки, представляя как они заступятся за любимую девушку? Впрочем, ничего у Димы не вышло. Завсегдатай он на то и завсегдатай. Клоп резко увернулся и ударил Диму в живот. Тот согнулся. Какое бесславное поражение в такой утопичной битве. Унижение. Однако.

– Че, герой бля? Обосрался? – выкрикнул Клоп согнувшемуся Диме. Андрей был грубым. Наверное, самым грубым из всех, о ком было рассказано ранее. И ведь он был не пьян. Совершенно.

Большой прошел мимо, не посмотрев ни на одного участника происходящего. Лишь толкнул Клопа спиной, мол "хватит, пошли". Бенз, Света и Клоп последовали за главарем, а Яна остановилась около Вари, чье лицо почернело от туши, а ледяные руки и ноги потрясывались, как в конвульсиях.

– А он-то у тебя герой! – усмехнулась пиратка и, похлопав Варю по плечу, юркнула в дверях.

Фил с Дэном подбежали к Диме. Надо признаться, Дэн бежал быстрее, несмотря на всю свою грузность.

– Димон, ты как? Может скорую вызвать? – приобняв друга, спросил Фил. – Не, ну мы реально хотели выйти!

– Да пошли вы!

Дима, держась за живот и единожды бросив взгляд на Варю, вышел из квартиры. Успокоившаяся Варя растерянно и неодобрительно посмотрела на друзей парня. Нет, она не испытала к ним призрения, просто не понимала: еще десять минут назад она наслаждалась беззаботностью, перекидывая ножки одну на другую и хихикая со своей подружкой, а теперь по ее лицу уже текли черные реки. Не просто струились. Текли.

Дима с трудом вышел из дома. Компании Большого уже не было. Дима осмотрелся. Тяжело. Горечь не от того, что его ударил Клоп, от чего живот, по правде говоря, разрывался болью, словно его сжирали тысячи паразитов. Падше. Именно так ощущал себя Дима, шкребая ногами, как двумя плетями, по холодному разбитому асфальту, что не меняли уже лет двадцать – двадцать пять. Ледяные, как пакетированное молоко в плошке с дешевыми хлопьями, капли недоснега били его по голове. Плевать. Он не смог помочь. Испортил куртку. Он "нищак". Пенный напиток. Отец.

Майор Бугров заходил в кабинет понурым и уставшим от того, что целый день гонял чаи с единственным сотрудником из "старой гвардии" лейтенантом Сухининым. Сухинин когда-то тоже примерял погоны покрупнее. Даже подполковничьи, кажется. В районе работал. Нет, звездой уровня "Бульдога" он не был. Просто Бугров до погонов жадным не был, а вот Сухинин был. Теперь он лейтенант! Какая ирония. Однажды, заходя в кабинет к начальнику городской полиции, он громко и смачно выругался матом на его секретаршу, мол "дура, ты знаешь кто я?". Надо признаться, Сухинин был редчайшей гнидой. Свиньей в кителе. Кстати, секретарша оказалось женой того самого начальника городской полиции. Беременной. Первенцем. Да, ну и дурак был этот Сухинин. Называли его "Свин". Такой толстенный мужик с вечно потным лбом, засаленными волосами и грязным галстуком. Слюнявый, как шарпей. Друг "Бульдога" еще с областной Академии. Чаи гоняли целыми днями. Вспоминали Академию, прапора "Бу-бу", что вечно бубнил под градусом на зеленых студентов, немного разбавляли все застолье баранками. Не жизнь, а малина! Но не для Бугрова. Он хотел работы. И здоровья. Здоровья, наверное, больше. Хоть и пил он, знаете, редко, но чувствовал себя паршиво. То и дело в его кабинете что-то разбивалось. Поначалу помощники и сотрудники забегали, дабы узнать все ли в порядке у так уважаемого ими майора, а потом перестали. Все знали, что если шум, то из кабинета "Бульдога". Не иначе.

Зайдя в кабинет через старую трухлявую дверь, Виктор увидел сидящего на том же стуле у стола Валеру. "Опять сидит пес", – подумал майор. Валера его изрядно нервировал: то быстро справлялся со сложным заданием, то теории свои по мелким делам высказывал, когда не просили, то вовсе прерывал посиделки "Бульдога" и "Свина" с вопросами: "Что делать дальше?". Да, давно майор Бугров так не уставал от "зелени".

– А ты чего бездельничаешь-то, лейтенант? – ворчливо и вздыхая, сказал старый сыскарь.

– Скучно. – произнес утомленный бесполезными, как ему казалось, занятиями Валера. – Я думал, что людям помогать реально буду, а Вы меня бумагами завалили. Надо сказать, что задачи для такого амбициозного парня, как лейтенант Серов, были и впрямь скучными.

– Серьезное дело хочешь? – ухмыляясь и швыряя на свой рабочий стол промятую от граненного стакана с горячим чаем папку, произнес Бугров.

Валера кивнул.

– Сегодня на Кузнецкой, в квартире 335, происходит тусовка молодежи. Квартирник типа. – Бугров замечтался. – Вот в наше время квартирники были… Как сейчас помню… – мысль прервалась, майор перешел на шепот, а улыбка, навеянная ностальгией, спала с губ. – Ну, короче, пойти тебе надо туда и проверить: не шумят ли, не пьют? – перешел на шепот и засмелся. – А может: и не матерятся ли?

– Товарищ майор! – воскликнул Валера, вскочивший со стула в негодовании.

– Все, иди. – прервал самодовольного юношу "Бульдог". – Я тебе сказал, что делать.

Лейтенант Серов натянул на запотевший от переживаний лоб чистенькую, но уже запылившуюся за дни работы с документами, фуражку и, отдав майору честь и стиснув зубы, вышел из кабинета.

– И, если сыночка моего непутевого там встретишь, прям при всех ему наручники накинь! – продолжая глумиться над молодым стажером, крикнул матерый мент. Дверь захлопнулась. – Псих. – завершил свой смех Виктор и, не отрывая взгляда, смотрел на калитку кабинета.

Пока укутавшийся в форменную куртку Валера брел по вечерней слякотной и откровенно мрачной улице, вся его фуражка промокла под тем самым недоснегом. Жаль. Мать всю ночь наглаживала форму для любимого сына, который собирался на свою любимую работу. В Академии отучился, на сборы поездил. Гордость семьи.

– Вот Валерка-то! Валерка! Молодец, на работу устроился, матери помогает. А ты! Ты чего? Шатаешься целыми днями не пойми где и все с машиной своей возишься, все с машиной и с друзьями своими. – тараторила Татьяна, намывая посуду и поглядывая в квадратный телевизор, где показывали ее любимый сериал про любовь богатого парня к бедной деревенской девке, наверное, она мечтала о таком же, когда выходила замуж за отца своих мальчиков. – А мать она с краю, матери помогать не нужно. – продолжала она, видя, что Сережа не отвечает. – Мать с братом пусть вкалывают, а Сережа у нас в машине копаться будет, конечно.

И так каждое утро. Каждый вечер. Когда Валера на дежурствах и матери некуда девать свое внимание, время на то, чтобы ткнуть нерадивого сына в его несостоятельность находилось и ночью. Днем не получалось: то она работала, то Сережа сматывался на своей, точнее отцовской, машине к друзьям сразу после завтрака. Нет, он далеко не был ограниченным парнем. Срослось так, что отец ему был ближе. Большая фигура настоящего мужика, который всегда делал то, чего хотел. Крепкий, рослый, видавший войну. Сережа уважал его.

Тем временем Валера уже поднимался по лестнице, что вела напрямую к квартире Кузнеца. Кузнецкая, Кузнец… Так все просто. А почему хромать – это круто? Еще и изюм этот… Сережа подошел к двери и несколько раз крепко, но не с размаху, ударил кулаком по потресканной деревянной обивки старой калитки берлоги музыканта. Было тихо. "Ну, и где тут шум? Опять майор в никуда меня послал. Очередная шутка старого офицера. Как он похож на нашего капитана из Академии. Тот же, только в профиль", – думал Валера, спуская со скрежетом от идеально ухоженных ногтей ладонь на дверную ручку. Открыто. Лейтенант Серов в помещении. На полу бутылки, капли от Вариной туши, разбросанные стулья и часы, которые Яна украла у Кузнеца при встрече. Оставила. Интересная все же была эта пиратка. Иная. Часы Валеру не привлекли: "Наверное, забыл кто-то". А вот тушь в глаза бросилась, но вызвала лишь ухмылку. Наверняка какая-нибудь малолетняя дурочка расплакалась от неудачной любви с мальчиком, который был на пару лет старше нее. Да, Валера знал такие истории. На личном опыте или нет – неясно, но точно знал.

Расталкивая в стороны своими крупными шагами разбросанные бутылки, Валера вошел в комнату. Окно открыто, трубы заводы на фоне дымят, а Кузнец сидит на стуле, уже нее так хлестко роняю руку на, кажется, еще более поржавевшие струны. Пахнет индийскими сигаретами. Не пахнет – воняет. Отвратно. Хотя открытое в окно в этом плане, конечно, выручило. Лучше уж заводские выхлопы, чем поганые индийские сигареты. Сено. Кузнец курил.

– Здравствуйте? – вопросительно сказал лейтенант Серов, державший в руках кожаную папку. Больше он походил на простого участкового, чем на серьезного сыскаря. – Я говорю: здравствуйте! – повторил Валера.

– А? – взмахнув длинными грязными прядями и смотря куда-то чуть правее гостя, сказал Кузнец. – Я тебя узнаааал… – в пьяном бреду посмеивался музыкант.

– И что тут происходит? – Валера проходил между рядов стульев.

– Ничего не знаю. – кивая, поднял голову Кузнец. – О, звездочет?

– Ага. – сказал Серов, осмотревшись по сторонам. – Астроном.

Кузнец истерично засмеялся и помотал головой. Ему казалось, что этого всего нет, а он где-то в гримерке старой доброй американской рок-группы, презентует отрывок своей новой песни. Валера такую музыку не ценил, да и в целом, будучи до поступления в областную Академию прилежным домашним мальчиком, испытывал искреннее отвращение к подобным Кузнецу "талантам". "Маргинал", – подумал про себя лейтенант. Стоило ли столько лет отдать Академии, ездить на все возможные сборы, командовать взводами на смотрах строя и песни, чтобы теперь перебирать бумажки, вызванивать учетников и выезжать на бессмысленные выезды? Валере было скучно. Скучно и обидно. Выходя из пропахшей желтым сигаретным дымом сигаретами квартиры, он еще раз бросил взгляд на пятна на полу. "Тоже дура", – растворяясь в дверях, думал милицейский.

Недоснег стал помягче, дворы наполнились мамашками с колясками и стариками, которым необходимо было пройтись по родному вечернему городу, ведь именно в вечернее время суток было спокойнее всего: шпана грелась по своим местам и лишний раз не отсвечивала, дабы не попасться на глаза понурым блюстителям закона, возвращавшимся с любимой работы.

Во дворе, где стояла синяя спортивная площадка, она же "поляна", она же "коробка", в полукруг озаборенная старыми рассохшимися трибунами, не было ни души. Вообще, этот двор, надо сказать, был самым теплым и спокойным местом во всем городе. Люди там жили приличные – бывшие ученые, академики и рабочий класс, всю жизнь отдавший честному труду на заводе на благо области и страны. Градообразующие люди были культурными, поэтому летом там всегда вкусно пахло цветами, а в холодное время года не грелась шпана. Вызвать полицию с жалобой на шумное поведение в вечернее время – раз плюнуть. А лишние проблемы. Кому они нужны?

– А че мы не вступились-то? – спрашивал у своего крутого друга, втаптывающего очередную сигарету, молчаливый здоровяк Дэн.

– Два петуха решили за девчонку потолкаться, а нам бы потом Кабан башку оторвал! – отвечал Фил, смотря на пожимавшего плечами друга. -Тебе оно надо? – Вот и я об этом!

Глава 3.

Кутаясь в любимый теплый плед, Дима сладко спал на своей теплой и уютной, несмотря на упирающиеся в пуза пружины от старого матраса, кровати. Светлана уже убежала на очередную планерку на местном вокзале, где, на самом-то деле, любила заливать горе кагором, что приносила еще одна проводница. Жена священника. Набожная, но чертовски легкомысленная и глупая. Виктор, вероятно, уже был на работе. Кира где-то скиталась. Дима был в квартире один. Спал сладко. Прошлым вечером он, конечно, изрядно устал. Сну помешал трещащий и бьющий в голову своим скрежетом телефонный звонок. Дима протянул руку к телефону, что лежал на тумбочке. Дважды уронил его на бетонный пол. Пол удар держал, а телефон чуть поцарапался по краям. Плевать. С третьего раза на телефонный звонок ответить удалось.