Читать онлайн Запрещенная близость

Глава 1

Год и четыре месяца спустя.

Милли

«Я просто не буду смотреть на лицо. Возможно, даже не почувствую разницы».

С этих слов начинается каждое мое знакомство с новым инструктором. Я перестала считать, сколько их поменялось, с тех пор как возобновились мои уроки. Каждые полторы-две недели я прошу у директора академии танцев, Сильвии, нового инструктора из числа лучших учеников и плачу за уроки столько же, сколько обычно берет профи.

С единственным профи, готовым проводить занятия в любое удобное для меня время, наши профессиональные отношения не сложились. Про не сложившиеся отношения другого рода я предпочитаю не думать.

После той истории на позапрошлом Хэллоуине мы не общались два месяца. Я отказалась от танцев. Написала об этом Спенсеру в коротком, сухом сообщении и получила в ответ такое же односложное: «Ладно».

Чтобы отвлечься, той осенью я взяла в два раза больше уроков в кулинарной школе. Прошла ускоренную программу, получила сертификат и решила освоить расширенный курс, куда продолжаю ходить и сейчас.

Но то внезапное, хоть и понятное желание бросить танцы прошло через два месяца, к началу нового года. Я почувствовала прилив сил, завела непродолжительные отношения без обязательств, почти переболела Спенсером и решила: танцы уж точно не виноваты, что когда-то по дурости я влюбилась в близкого друга инструктора, и, воспользовавшись его беспомощностью, затащила в постель.

Звучит как завязка веселого ромкома.

С оговоркой, что мне ни секунды не было весело.

– доносится из потолочной акустики.

Мой инструктор стоит позади и дышит так громко, будто пока меня не было на занятии, успел прогнать пару танцев соло. Но я помню, что мы припарковались у здания школы с разницей в три секунды. Прерывающееся дыхание Калеба я могу объяснить только тем, что он успел выкурить сигарету, пока я болтала с Джинджер у стойки.

Опустив обе руки на плечи, Калеб тянет меня к себе. Так и есть, он курил.

Меня выворачивает от его сигарет – сладковато-удушливый запах вишни, смешанный с табаком.

– Калеб, прошу тебя, не кури. – Я стараюсь казаться воспитанной, но мысленно умудрилась трижды послать его на хер. – Минимум час, перед тем как идешь на занятие.

Мы стоим, плотно прижавшись друг к другу. Руки Калеба переместились на мой живот и плавно скользят к груди, не вызывая во мне ничего, кроме напряжения в теле и желания отбросить их подальше.

И он явно чувствует мою скованность. Я вижу, как, не поднимая головы, он переводит взгляд на отражение и закипает от злости. Сжимает челюсти, но молчит.

Кажется, Милли Рамирес, отпугивающая партнера на первом занятии, – это уже традиция. Калеба точно предупредили, что я местная зазвездившаяся мегера. Из той категории, что может позволить себе платить за уроки в два-три раза больше и пользуется этим, диктуя правила. Собственно, это и есть основная причина, почему за меня не берутся опытные инструкторы. Вряд ли мои капризы выдержат преподаватели с опытом. Поэтому на съедение охреневшей Рамирес отправляют сговорчивых учеников из числа танцующих в школе не первый год.

Многие здесь называют меня королевой претензий и стервой с приветом. Будь там хоть сотни прозвищ, мне плевать ровно до тех пор, пока я плачу деньги за сделанную работу и при этом не опускаюсь до необоснованных унижений.

Так сейчас, например, пусть и с первых минут урока, но я высказалась по делу, а не из-за того, что в очередной раз охренела, как Калеб, конечно же, думает.

Он отходит на шаг – испугался, наверное, что вместо дропа2 я двину коленом прямиком ему в ногу, – и уже с расстояния собственной безопасности дает инструкции:

– Здесь добавим флэт-стэп3 и плавным движением переходим в хип-лифт4.

Я с сомнением прокручиваю в голове предложенную им связку. Проблема не в том, что сочетание этих движений кажется мне странным. Это неплохо смотрится, но не в ритме и не в настроении этой мелодии.

Когда я брала уроки у Спенсера, мы не пользовались танцевальными терминами.

Я не старалась запомнить названия движений и без лишних слов понимала, что он от меня требует. Если мы танцевали экспромтом, не зная хореографии к выбранной песне, то часто ловили единый ритм уже к середине первой минуты. Не знаю, была ли причина в похожих вкусах и интересах, но правда в том, что я не просто лишилась одного из лучших в этой школе инструкторов, но и партнера по танцам, с которым мы идеально чувствовали друг друга.

– Тут хорошо подойдет джелли-ролл5, – неуверенно тянет Калеб, успевший заметить, как я закатываю глаза еще на хип-лифте.

– Думаешь? – я сохраняю спокойствие на пределе возможностей. – Мне кажется, лучше ролл-даун6. Можно добавить к нему локомотор7, – А что? Я тоже кое в чем разбираюсь! Да здравствует «Google» и две недели попыток влиться в огромный мир танцев, начав с теории. – Это смотрится круто. В клубах такое сейчас популярно: крутим телом, вертим задом и разгоняем локтями всех, кто мешает тебе самовыразиться.

Он замирает, делает медленный вдох, скрещивает руки у груди и отходит к стене.

– Окей! Тогда покажи, как ты видишь этот танец.

Плюс балл малышу Калебу. Он догадался, что я стебу его, практически сразу.

– Разве не ты мой инструктор?

– Очередной. – Он скрещивает руки и отходит к стене, оставляя меня одну в центре класса. – Я слышал, что ты неплохо себя проявляешь на групповых тренировках, а значит, прекрасно все схватываешь. Вот только каким образом, если через тебя за последний год прошло до хрена инструкторов? Я чего-то не понимаю? Ты платишь за то, чтобы не обучаться, а обучать? Может, тогда сама подашь заявку на должность преподавателя? Покажешь всем класс. Станешь инструктором года, вытеснив с первого места Спенсера.

– Не собираюсь я никого вытеснять… – тушуюсь на звуках знакомого имени.

– Почему бы тебе не вернуться к нему? Он вряд ли откажет, если попросишь. Хватит тут всех мучать своими запросами. Или плати за аренду и занимайся сама, без инструктора. Судя по тому, что я вижу, ты и так отлично танцуешь, справишься и без помощи.

Я замираю, медленно переваривая эмоциональную речь Калеба.

Танцуй он хоть как автобус на льду, или, наоборот, как чемпион мира по танцам, мне было бы все равно. Но вот что действительно в нем цепляет: он не играет в недомолвки, не шепчет за спиной и не бежит жаловаться к руководству. Он смотрит в глаза и говорит все, что думает без реверансов. И я понимаю: прямолинейность Калеба – то самое, что я искала в инструкторе. Черта, которую я ценила в нашей дружбе со Спенсером, и долго пыталась хоть чем-то восполнить оставшуюся после нее пустоту.

Я подхожу к стоящему у стены Калебу, окидываю его долгим взглядом, взвешивая все «за» и «против», и за три секунды принимаю решение.

– А знаешь… Думаю, мы сработаемся.

Кладу ладони на его предплечья, притягиваю чуть ближе и веду танцевать.

– Только давай для начала станцуем экспромтом, без терминов и условностей.

Уже в конце нашего занятия к числу плюсов Калеба как инструктора я добавляю еще и хорошую хореографию.

Спенсер

– Зачем мы пришли так рано?

Субин каждые десять секунд одергивает короткое платье, разглаживает прическу, либо нервно поглядывает на часы.

– Они задержались в дороге. Все из-за пробок.

Прошло больше года с тех пор, как мы в отношениях, но я впервые устроил двойное свидание, куда позвал лучших друзей – Лекса и Сэм.

Мои родители далеко, Субин ни разу с ними не встречалась, и, подозреваю, сейчас ее ощущения близки к тем, что сопровождали бы этот ужин, будь он с родными, а не друзьями.

Я молча дотрагиваюсь до плеча Бин, она тут же им передергивает. И непонятно – то ли от неожиданности, то ли у нас снова период, когда ей неприятны любые прикосновения, для которых она не давала устного разрешения.

За все время, пока мы встречаемся, я так и не смог понять, с чем связаны эти периоды.

Впрочем, не сильно-то я и пытался.

Мы с ней никогда не обсуждали статус отношений, в которых находимся. Вначале происходящее для меня было способом отвлечься, пока Рамирес играючи поменяла одного парня на другого. Потом наши случайные встречи и рутинный секс приобрели хоть какое-то постоянство.

Субин жила в общежитии сестринства – две комнаты и общий коридор со старшекурсницей, которая встречалась с гарвардским баскетболистом и исчезала у него неделями.

Во время размолвки с парнем соседка Субин вернулась, и тут пришла моя очередь звать свою девушку ночевать в нашу с Тейлором квартиру.

Хадсон, заметив, что Бин не в восторге от тех редких случаев, когда во время наших свиданий он остается дома, заботливо уступил мне всю нашу общую холостяцкую территорию и перебрался на время к своей девушке.

Вот и получается – период, когда мы с Бин регулярно встречались, длился около двух месяцев. Только тогда мы напоминали настоящую пару. Или, по крайней мере, делали вид, что умеем быть ею.

– А если я им не понравлюсь? – Субин наконец говорит о настоящей причине ее беспокойства.

– Главное, чтобы мы нравились друг другу, – я отвечаю стандартной фразой, хоть сам не уверен, осталось ли что-то от нашей взаимной симпатии. – Хорнеру этого хватит. Сэм, думаю, тоже, – перед глазами мелькает образ Рамирес, но я вспоминаю, что Милли никогда не видела во мне парня, и вряд ли Саманта возненавидит мою девушку из солидарности к чувствам подруги.

Но, когда через двадцать минут Алекс и Сэм появляются на пороге кафе, я с первого взгляда могу прочитать мысли девушки друга.

В ее глазах вежливая отстраненность. Она не испытывает к Субин неприязни, но и желания с ней подружиться там нет и в помине.

Весь разговор за ужином вытягиваем мы с Хорнером. Сэм улыбается редко, но, кажется, вполне искренне.

Я замечаю, что Бин, опустив взгляд в тарелку с десертом, прячется в панцирь привычной для нее отстраненности, и лихорадочно перебираю темы – от новостей до десерта – лишь бы заговорить, маскируя витающую за столом неловкость. И тут помощь неожиданно приходит со стороны Сэм:

– Спенс говорил, ты учишься на хореографа?

Субин выпускает скомканную салфетку из рук, поднимает скучающий взгляд и кивает.

– Нас с Алексом тоже свели танцы, – сияет улыбкой Саманта.

– Думаешь? – Хорн, замерев с вилкой у рта, задумчиво разглядывает чизкейк. – А я почему-то вспомнил бананы.

Я чувствую, как под столом чья-то нога, пытаясь толкнуть другую, случайно цепляет мое колено.

– Тебе напомнить Монтану и Ле Гуин? Эстравен, – подмигивает другу девушка.

– Но ты сама сказала про танцы.

– Я говорила о том, что нас сблизило, а не о том, из-за чего ты едва не попал прямиком в бостонский некролог.

В глазах Субин, последние пару минут потерянной в собственных мыслях, вспыхивает интерес. Я приближаю лицо к ее уху и предупреждаю:

– Они так всегда общаются. Не обращай внимания. Не знаю, откуда в них столько энергии, но спорят они постоянно. К счастью, до драк никогда не доходит. По крайней мере, с тех пор, как они встречаются.

– И давно они вместе? – вскинув брови, шепчет Субин.

Я скольжу взглядом по лицам друзей, увлеченных друг другом.

– Официально? Чуть больше года. Но, кажется, их общая история тянется десятилетие.

Я немного преувеличиваю с десятилетием. Из того, что я слышал от скупого на комментарии Алекса, познакомились они лет на пять раньше. Просто не сразу разули глаза и узнали друг друга, когда оказались в одном универе.

– Сейчас мы работаем в разных студиях, – Субин возвращается к теме танцев. – И в разных стилях. Спенсу понравилось современное направление, меня же всегда привлекала классика. Вот и устроилась работать в другую школу.

– Что ты преподаешь? – спрашивает Сэм.

– Бальные танцы.

– Без ограничений по возрасту?

– Без, – кивает Субин.

– Хочешь записаться на танцы? – спрашивает Лекс у своей девушки.

– Не в этой жизни, – бормочет Сэм, и я понимаю, что усталость в ее голосе не наиграна. Работать в компании матери своего парня, раз в два-три месяца летать по командировкам и совмещать это все с учебой на четвертом курсе – не то расписание, куда впору включать занятия бальными танцами.

– А ты, вроде, дизайнер? – Взгляд Субин провожает официантку, обслуживающую наш столик, когда та пробегает мимо с пустым подносом.

– Ага. Еще один сумасшедший представитель творческой профессии.

Алекс задумчиво окидывает взглядом сидящих за столом и, тяжко вздыхает:

– Видимо, я тут один адекватный.

– Ты бы молчал, – тут же встреваю я, салютуя ему стаканом воды. – Адекватный нашелся. Идиот, которому перепадает лучшая в штате архитектурная фирма, а он, видите ли, пошел в программирование.

К слову, если бы не тяга Алекса ко всему, что связано с программированием, и умение восстанавливать удаленные видео с камер наблюдения, кто знает, чем закончилась бы история, когда я отметелил Истона во дворе университета.

– Забыл? Я прохожу стажировку у отца.

– Хочешь сказать, собираешься там и дальше работать?

– Я еще думаю. – Лекс с важным видом скрещивает перед собой руки. – Взвешиваю все плюсы и минусы.

– А ты? Как получишь диплом, бросишь танцы или архитектуру? – вопрос Субин застает врасплох – я не задумывался об этом всерьез последние года два, с тех пор как хореография перестала быть для меня чем-то средним между подработкой и хобби.

– Танцы он точно не бросит, – нарушает молчание Лекс, заметив, как я медлю с ответом. – Будет подбадривать ими заскучавших рабочих на стройке.

Я медленно поднимаю вверх средний палец, прикрываю его свободной рукой и отправляю «привет» сидящему справа Хорнеру.

Переглянувшись между собой, мы всей компанией, включая и девушек, которые вряд ли не обратили внимания на движения фокусника в моей части стола, проваливаемся в дружный хохот. И я наконец-то вижу, как Субин расслабляется.

***

У общежития, куда мы с Бин добираемся на такси ближе к полуночи, я вспоминаю, что Тейлор снова отчалил к подружке на все выходные. Всего на мгновение допускаю мысль, что можно поехать домой вместе с девушкой, но, вспомнив последнюю нашу попытку ночевать вместе, давлю ее на подходе.

Мы с Бин даже как-то пытались съехаться на десятом месяце отношений. Как раз в тот период Тейлор решил перебраться в квартиру девушки вместе со всеми вещами.

Прожив со мной под одной крышей неполные три недели, в итоге Субин вернулась в общежитие. Сказала, что так ближе и до универа, и до работы.

Аргумент убедительный, если игнорировать то, что каждую ночь, даже в те, когда между нами случалась редкая близость, Бин убегала спать в бывшую спальню Тейлора. И объясняла все тем, что не может уснуть, если кто-то лежит рядом.

– Джеки сегодня уехала к парню, – мнется Субин у входа, украдкой поглядывая на ожидающую меня машину. – Если ты… хочешь…

– Нет. – Я поздно осознаю, что ответ прозвучал грубо. – Не сегодня. С утра еду на фестиваль с детской группой. – Тут я хотя бы не вру.

Но Бин не дает мне толком прочувствовать сожаление. Я вижу, как ожидание в ее глазах сменяется облегчением, лицо озаряет улыбка, а ноги тотчас же делают шаг назад.

– Удачного выступления!

Кивнув, возвращаюсь к машине и по пути замираю на мысли, что, неоднократно прощаясь с Субин у дверей ее дома, я ни разу не чувствовал, что хочу обернуться назад.

Глава 2

Милли

Вот уже больше года я делаю вид, что между мной и Спенсером мало что изменилось. Я притворяюсь в повседневной жизни, когда вижу его в универе. На общих занятиях в школе, где мы хоть и редко, но продолжаем разучивать групповые танцы, я так же не снимаю маску, вросшую второй кожей в лицо.

С недавних пор мы с ним снова общаемся, хоть разговоры, как и звонки – редкие, немногословные и осторожные.

Но той теплоты, с которой все начиналось, теперь уже нет. И сомневаюсь, что будет. Подозреваю, что Спенсер не против вернуть ту же легкость в общении, но я уверена, что… не смогу.

Невыносимо смотреть на него и не вспоминать: как я касалась его лица и оставляла на нем бессчетные россыпи поцелуев, как отдавалась ему и своим чувствам со страстью и упоением, разрушив тем самым дружбу, которую так ценила.

Наверное, многим покажется, что я нагнетаю драму на ровном месте. Что невозможно настолько влюбиться после двух месяцев дружбы и ночи пьяного секса.

Можно сказать что угодно, если не знать всей истории. Поэтому… я должна забыть предысторию, реже прокручивать в голове события той ночи и убеждать себя в том, что так хорошо мне было не из-за влюбленности в Спенсера.

Пусть будет во всем виноват алкоголь.

Стоя посреди танцевальной комнаты в окружении трех девушек и четырех парней, я встряхиваю головой, освобождая ее от мыслей о Спенсере.

И правда. Зачем о нем думать, если можно просто смотреть?

– Кто стоит впереди? – Стейси, высокая коротко стриженная брюнетка, бросает случайные взгляды в мою сторону.

Сучка. Думает, я ослепла и ничего не вижу.

– Грег, Мередит и… Рамирес. – Голос девушки за моей спиной, в отличие от взглядов Стейси, не пытается скрыть отвращение.

Мне пришлось с первых дней ощутить на себе неприязнь половины группы, в составе которой я занимаюсь с начала прошлого года.

Год назад Спенс решил, что соберет отдельную группу для углубленных тренировок, и направлением для уроков ожидаемо выбрал к-поп.

Корейская музыка рвала чарты. Вместе с тем росло число конкурсов и фестивалей, победив в которых можно было поехать в Корею или Китай – обучаться у топовых хореографов, отдохнуть и зарядиться эмоциями на год вперед.

Спенс загорелся выиграть хотя бы один из таких конкурсов.

Так я и оказалась среди его учеников в кавер-группе «4us²».

Спенс тогда позвонил мне сам. Нет, не так. Он пришел на мое занятие с личным инструктором, молча схватил за руку и притащил в класс, где занимались ребята.

Просто сказал, что набор заканчивается, а он хочет видеть меня в группе. Дал время подумать – одни сутки – и, как обещал, позвонил ровно через 24 часа.

Пунктуальная задница.

Я хотела отказаться, но нашла целых два повода сказать «да». Первый – я сама когда-то призналась ему, что к-поп каверы – это то направление, ради которого я обучаюсь танцам. А второй – это желание хоть немного поднять градус отношений, остывших до уровня «мы просто знакомые».

Спенс не стал долго думать над выбором первых трех танцев – BTS на все случаи жизни.

Каждый раз, стоило нам взяться за новую хореографию, я ощущала себя на месте Сокджина8. Временами неловкой, неповоротливой, но вытягивающей танец харизмой. Только Спенсер считал по-другому, то и дело давая мне партии Хоби9 или Чимина10.

И если вначале все удивлялись, зачем он ставит меня впереди, то к третьему танцу появились и те, кто прямо спросил, почему мне дают танцевать сложные партии, если мои навыки хуже средних по группе.

У Спенса всегда наготове был довод, против которого не смогла бы пойти даже я, осознающая собственную никчемность.

«На конкурсах больше внимания уделяется тем, кто танцует в заднем ряду. Как думаете, что будет, если пустить на самотек работу со слабыми звеньями?». «Когда Милли впереди, я вижу ее ошибки и вовремя их исправляю. Как только замечу, что кто-то из вас стал танцевать хуже, займете ее место».

Вначале мне было обидно, но вскоре я поняла, что эта его снисходительная политика преподавания дает плоды. Я действительно стала танцевать лучше. Двигаться плавно, синхронно, быстро подстраиваться под сложные связки. И когда я смотрю ролики с записью танцевальных практик, замечаю, что вместе с активностью моей мимики это дает нужный эффект.

Спенсер ведет страницы в нескольких соцсетях от лица нашей группы. И, кажется, у меня появились фанаты, которые раз за разом хвалят мои навыки, радуются тому, как я расту и совершенствуюсь.

Через месяц после того, как я пришла в группу, – тогда мы со Спенсером только-только вернулись к общению после долгого и, на первый взгляд, беспричинного перерыва, – он оставил меня после занятия, чтобы поговорить.

Помню, как я едва не свалилась в обморок от волнения. Руки тряслись, пока я прятала их в карманах широких брюк.

Он посадил меня на скамейку в танцевальном классе, сел так же близко, как делал это те пару месяцев нашей дружбы. Близко настолько, что если бы не одежда, я чувствовала бы кожей рельеф мышц на его бедре.

– Забудь про талант, у меня никогда его не было, – начал он без предисловий, когда понял, что я никак не могу влиться в команду из-за постоянных сравнений с остальными. – Ни к чему. Ни к учебе, ни к танцам, ни к рисованию. Я не пел, не лепил, не вышивал крестиком. Все, что я делал – двигался к цели. Милли, если ты хочешь танцевать лучше, стань своим главным соперником. Будь им всегда. Ты сегодня лучше, чем ты вчера. И хуже, чем ты завтра. И прекрати думать, что говорят о тебе другие. Я знаю, что делаю. Мое мнение для тебя здесь авторитетнее всех. Значит, по хер на остальных.

– Ничего, что мы с тобой дружим? – выпалила на эмоциях, мыслями возвращаясь к нашему общему прошлому. – Я изначально попала в эту команду как человек с привилегиями.

– А мы еще дружим? – спросил он с тоской в голосе, от которой мне стало больно дышать. Хватило секунды, чтобы к глазам подкатили слезы.

Я отвела взгляд к зеркальной стене и заморгала, глядя на свет.

– Я думал, ты наигралась.

Ответных слов у меня не нашлось. Я молча моргала, глотала царапающие горло комки, один за другим затрудняющие дыхание.

Умчалась при первой возможности, когда в класс забежал кто-то из ребят. И нашла в себе смелость ответить Спенсеру только вечером.

«Я: Прости. В то время я чересчур увлеклась Паркером. Стоило нам с Питом разбежаться, у тебя и Субин только-только все сдвинулось с мертвой точки. Я не хотела мешать. И отдалилась».

«Я никогда не играла с тобой, Спенс».

«Спенсер: Тогда возвращайся».

«Мне тебя не хватает».

«Иногда я скучаю. Сильно».

«Я: Насколько?»

«Спенсер: До… слез?»

«Этот ответ правильный?»

«Я: В самый раз. Меньшее я бы не засчитала».

Как бы я ни старалась свернуть все в привычное и безопасное русло юмора, внутри было также больно.

Стоя напротив него сейчас, сосредоточенного, и, кажется, за неполные полтора года возмужавшего еще больше, я снова пытаюсь найти повод пошутить, чтобы разрядить обстановку.

– Я бы попросила, – бросаю, не глядя в сторону второй сучки, Ванды. – Когда обращаешься по фамилии, добавь «сеньорита».

– Чего? Она это мне? – бормочет она, понижая голос, когда замечает, как Спенсер переводит взгляд на нее.

– Больше дела, меньше разговоров, иначе скоро займешь место в передней связке. – Я вижу в отражении зеркала, как засияло лицо Ванды, однако Спенсер тушит его следующим предложением: – Как отстающая.

Так тебе, крашеная шиншилла.

В такие моменты мне хочется наплевать на статус дружеских отношений и мнение тех, кто на нас смотрит, прыгнуть ему на шею и крепко обнять.

Но в очередной раз я сдерживаю внутри ликование и отвлекаюсь на мысли, что вот-вот начну танцевать.

Четвертый прогон, а ощущение, что наша группа танцует без перерыва второй час.

Из-за настроения песни хореография «Dope» многим кажется легкой. Вот только у BTS, на мой скромный взгляд, нет легких танцев.

Сложности в нашем случае добавляет еще и количество участников в группе – танец приходится подстраивать под восьмого.

Песню для конкурса каверов, который пройдет в мае, Спенс выбирал сам. Увидел ролик на канале одной европейской кавер-команды и загорелся идеей, что сможет поставить круче, хоть нас и будет не семь, как в идеале, а восемь.

Он наконец-то дает нам время на отдых, чем мы с ребятами пользуемся по полной: один за другим валимся с ног, кто прямо на пол, а кто побрезгливее – на скамейку.

По опыту все мы знаем, что передышка от нашего мастера Шифу продлится не больше пяти минут. Кто-то пытается восстановить дыхание, кто-то разминает конечности. И ни одного, кто рискнул бы тратить энергию на нытье. Давно уяснили, что с ним это бесполезно.

Только в этот раз нам, как никогда, везет.

– Собираемся потихоньку и по домам. У меня совещание, – отрезает он коротко и шагает к двери, не отрывая взгляд от телефона.

После того, как за Спенсером закрывается дверь, мы с сомнением переглядываемся, тихо встаем и по очереди ползем в душ.

Глава 3

Спенсер

– Ты решил, кого академия подготовит на фестиваль в мае?

Академия подготовит.

Ну конечно же.

Я с трудом подавляю в себе желание растянуть губы в усмешке.

Если представить академию именно в том составе, который я вижу перед собой, сидя на совещании, то на фестивале у нашей команды нет ни единого шанса.

Идея создать группу узкого направления была моей. Первые месяцы я занимался с ними бесплатно, на чистом энтузиазме, подогреваемом увлеченными взглядами и эмоциями моих ребят. Уроки мы проводили в то время, когда половина залов в школе пустует, аренду платили общими силами.

И только месяц назад Сильвию Дэвис вдруг заинтересовало наше направление. Оплату аренды урезали на пятьдесят процентов, а как только она узнала про конкурс, процент снизился и на оставшиеся пятьдесят.

Что касается самой группы: поначалу, а изредка даже сейчас, в команде бывают конфликты, но я стараюсь распознавать первые же их признаки в коллективе и разруливать все, используя открытое обсуждение.

– Тут решать нечего. Вся наша группа поедет на конкурс в полном составе.

– Песню выбрали? – уточняет Сильвия.

– Выбрали. И уже разучиваем, – я говорю уверенно, хоть догадываюсь, к чему ведет разговор.

Мы сидим в просторном зале для совещаний. За спиной Сильвии половина стены украшена обновленной эмблемой академии. Голубой неон букв отражается в темном стекле круглого стола, за которым сидит восемь человек: кроме Сильвии и меня, здесь еще пять хореографов и секретарша, которая неизменно присутствует на совещаниях и ведет протокол, из-за чего я ловлю себя на ощущении, что пришел не в академию танцев, а в зал суда.

– В полном составе? – встревает один из новичков-хореографов. И, по-моему, это первый случай, когда я никак не запомню имя. Он сидит, облокотившись на стол, и раздражающе крутит карандаш между пальцами. – У вас разве не танец того популярного бойз-бэнда, номинантов на «Грэмми»? Насколько я помню, там семь человек. А в твоей группе восемь.

Слева от него сидит Джулия, главный хореограф и по совместительству режиссер-постановщик большинства конкурсных работ. Она молча слушает наш разговор, хмурит брови, стучит пальцами о поверхность стола и, вздохнув, устремляет взгляд в свой блокнот, где рисует что-то похожее на расстановку фигур на сцене.

– Сократить до семи, – спокойно, но решительно произносит Сильвия. Она сидит во главе стола, руки сложены на планшете, голос ровный, почти отстраненный. – Каждый лишний в хореографии, требующей стопроцентной точности, может испортить общее впечатление.

Я хочу возразить, но Сильвия не дает мне времени, продолжая:

– Заменить половину участников. – Она делает паузу и оглядывает всех присутствующих, будто ждет реакцию. – В любой группе есть слабые звенья. Мы должны победить и тем самым привлечь внимание к другим направлениям академии. А значит, всех, кто тянет команду назад, убираем.

Джулия снисходительно хмыкает, явно не разделяя энтузиазма Сильвии, но предпочитает не вмешиваться.

– На время, конечно же. Как только закончится конкурс, группа вернется в прежний состав. – пожимает плечами Дэвис. – Я приняла решение. Это не обсуждается.

Не обсуждается что? Состав нашей группы? Еще бы он обсуждался с теми, кто не имеет к ней отношения.

– А если я откажусь?

– Тогда вы не сможете здесь заниматься и выступить на фестивале от академии. А, значит, у вас будет меньше шансов на победу.

Вот со вторым аргументом я бы поспорил. Но есть другое – если откажемся, нам придется уйти из школы, потому что это не блеф, и Сильвия не из тех, кто оставит нас в покое. Это сценарий, отточенный ею годами. Не впервые Сильвия в одиночку формирует состав группы на конкурс, игнорируя мнение хореографов и учеников. Только в этот раз она в курсе, что никто лучше меня не подготовит команду – лишь поэтому идет на уступки.

Я задерживаюсь в кабинете в конце совещания. Дверь едва успевает закрыться вслед последнему, кто мешает нашему с Сильвией разговору с глазу на глаз, как она поднимает взгляд от экрана планшета. В голове лихорадочно кружатся варианты, как же мне сохранить команду в привычном и, главное, полном составе.

– Даже не начинай, Спенс. Я не отправлю на конкурс всю твою группу. – начинает она с ноткой усталости, но без тени сомнений. – Я предложила бы подобрать песню другой группы – слышала, что в к-поп есть и такие, где в составе больше десяти человек, – но в конкурсе есть ограничение по числу участников. Так что это не вариант.

Взгляд Сильвии возвращается к картинкам, мелькающим на экране планшета, а пальцы левой руки едва заметно указывают на дверь.

Стиснув челюсти, я понимаю, что заведомо проиграл в этом споре, но уйти, согласившись с ее условиями и не выдвинув никаких ответных, для меня неприемлемо.

Игнорируя ее жест рукой, я продолжаю:

– Вопрос мы решим. Раз ты уверена, что в моей команде есть слабые звенья, устроим баттл между моими ребятами и твоими лучшими. Подозреваю, что в результате ты все равно выберешь своих фаворитов, но это хотя бы будет твое решение. Условие у меня другое: независимо от результатов оставить в команде участницу, которую я назову.

– И в чем же проблема выбрать эту участницу самому?

– Подозреваю, с моим выбором она не согласится.

Я упорно выталкиваю из головы мысль, почему так хочу сохранить место за Милли.

Это длилось всего два месяца, осознал я еще позже, за пару недель до памятной вечеринки. Все должно было отболеть и зажить, но я чувствую за Рамирес ту же ответственность, что и полтора года назад, когда мы впервые пришли на урок танцев. Вспоминаю тот день, когда Милли закрылась в ванной после моего танца и ревела, уверенная в своей никчемности. Убежденная, что у нее никогда не получится танцевать, так же как выступающие в известных кавер-командах. Я пытаюсь убедить себя, что причина только в ответственности, но внутри скребется сомнение: а не потому ли я так яро о ней беспокоюсь, что те чертовы чувства никуда не делись?

Как бы ни было, я не могу ее отпустить. У нее наконец появился шанс проявить себя – победить на соревнованиях именно в том направлении, из-за которого Милли пришла на танцы.

Да, это непрофессионально, и я мало чем отличаюсь от той же Сильвии, но моя совесть упорно молчит. Я оцениваю способности Милли объективно и знаю, что она сейчас уверенно тянет на место в тройке сильнейших.

– Ладно, оставим твою участницу, – быстро соглашается Сильвия. – Но никакого баттла. Хочешь, я объявлю, что сделала выбор сама? Без твоего участия. Ровно половина твоих ребят. И трое моих кандидатов. Здесь я тоже пойду на уступку – на одно место больше – ради твоей девочки. – Ага, делает мне одолжение, о котором напомнит в удобный момент. – И не забывай: вашу поездку, костюмы и репетиции оплачивает академия.

– Можно подробнее про репетиции? Я больше года работаю с группой бесплатно, ты хочешь оплачивать мои часы?

– Ты пользуешься моими классами на безвозмездной основе. Откуда мне знать, бесплатно ли это на самом деле…

Да что она, на хрен, несет?

– Я пользуюсь безвозмездно последние полтора месяца. К чему этот цирк? Сказала бы сразу, что тебе позарез нужно три места для очередных бестолочей.

Возможно, мой грубый выпад несправедлив по отношению к ее протеже, и в этот раз среди них нет откровенных бездарей. Но иногда и у меня могут быть взрывы эмоций из-за несправедливости.

– Ну не такие они и бестолочи, – бесстрастный ответ деловой машины.

Ее не интересует, насколько хорошие в нашей команде ребята, потому что у Сильвии есть свои претенденты.

И скорее всего, они из числа тех самых звезд соцсетей, у кого на аккаунтах по сотне тысяч подписчиков, а то и по несколько миллионов.

В этой школе, как и везде, где главное – заработать побольше, – все решают знакомства и связи. Один друг тянет другого, и чем ты популярнее, тем больше у тебя нужных друзей. Сильвия нацелена продвигать тех учеников, чьи соцсети уже набрали обороты. И не только потому что ей важна их аудитория. Она ждет, что за ними подтянутся спонсоры и реклама.

Она играет по-крупному, и сейчас я не могу ей достойно ответить. По крайней мере, пока не придумаю, как зайти с другой стороны.

Итог разговора с Сильвией не тот, которого я ждал. Она отказалась от баттла, и я понимаю, что сделаю хуже, позволив ей выбрать ребят для конкурса наугад. Поэтому следующим вечером, на очередном занятии группы, я все же решаю сам рассказать об изменениях среди участников, выступающих на фестивале.

Милли опаздывает на шесть минут. Не помню, когда за последние несколько месяцев она приходила так поздно. Я догадываюсь, что в конце моего разговора с группой она станет главной мишенью для выплеска негатива ребят, и мне хочется отчитать ее за опоздание. Пока я пытаюсь включить Милли в число тех, кто прошел отбор, она делает все, чтобы я почувствовал себя виноватым перед остальными ребятами за сделанный выбор.

– Проходи. – Я киваю на место в правом краю передней шеренги.

Милли чуть дольше задерживает на мне взгляд, в котором я замечаю немой вопрос.

Я прикрываю глаза и кивком показываю на ее место.

Мы, как и раньше, понимаем друг друга без слов, общаемся взглядами, жестами и мимикой. Молча поддерживаем друг друга и так же без слов выражаем иные, более яркие чувства.

Например, обиду. И гордость, которая так и сквозит в том, как Милли отбрасывает за спину волосы, выпрямляется, прибавляя себе не меньше дюйма роста, и пружинит прямиком к месту Лукаса.

– Подвинься. – Она указывает парню на место справа. – Сегодня я здесь.

– Но… – тушуется Лукас, переводя взгляд на меня.

Я прячу улыбку в уголке рта и молча киваю.

– Вставайте там, где вам хочется. Придется на время отвлечься от танцев. Прежде чем начать репетицию, я хочу обсудить кое-что другое, – откашлявшись, я продолжаю: – Наше выступление на фестивале каверов.

Ребята все как один настораживаются. И, быстро переглянувшись между собой, возвращают взгляды ко мне.

– Сильвия требует половину мест в заявке от академии. Для кого требует, думаю, и так понятно. Иначе нам запретят репетиции в классах и не оплатят костюмы и остальной реквизит для выступления.

– Какого хрена? – рявкает Грег, пока остальные пытаются переварить информацию. – Они хотят дать нам пинка под зад? А ничего, что мы сами собрали группу, и с нулевой поддержкой от школы добились крутых результатов? Сейчас мы у всех на слуху и это только наша заслуга!

– С той частью, где мы «у всех на слуху», ты погорячился, – встревает обычно хранящий молчание Итан. – Тридцать тысяч подписчиков – это не так уж и много. Есть команды, которые набирают полмиллиона. У того же Спенсера на личном аккаунте их около ста тысяч.

– Да какая разница! Мы не так давно активно ведем соцсети. – Грегори крутит головой в поисках поддержки. – Почему нас хотят разделить? Может, происки конкурентов?

– Это требование Сильвии, у которой свои финансово-политические интриги, – честно признаюсь я, не скрывая иронии. – Остается только мириться и искать способы сделать по-своему. Пока мне придется отсечь, – на последнем слове я морщусь. – половину. Вторая часть группы останется на подхвате. Вы будете так же ходить на общие тренировки, но сложно сказать, получится ли в итоге выбить места для всех. Попробую что-нибудь придумать.

– И кто эти четверо? – сложив руки, интересуется девушка с неоново-синим каре и бледно-зеленой челкой – Ванда.

– Давайте кидать жребий. – Рамирес окидывает меня проницательным взглядом.

– Жребия не будет. Я уже выбрал. На конкурс пойдут… Самые слабые.

– Слабые? – отзываются голоса стройным хором.

– Что это значит?

– Почему слабые?

Потому что стратег из меня тот еще.

Идея возникла спонтанно, еще вчера, после разговора с Сильвией. И, судя по безумию, которым от нее веет, родилась в моей голове от отчаяния. Но чем дольше я ее обдумывал, тем больше она мне нравилась. Это был единственный способ и сохранить костяк команды, и поставить Сильвию в неловкое положение. Я решил, что, если от нашей команды выступят слабые, протеже Сильвии на их фоне покажутся еще менее убедительными.

Я осознаю, что вызову шквал недовольства. Мало того, что, выбрав слабых, вероятно, задену их чувства. Но хуже, что на мою голову обрушится негодование сильных участников, оставшихся без возможности выступить на фестивале и выиграть главный приз. А он там без преувеличения стоящий – месяц учебы в хореографической студии при крупном агентстве в Сеуле. Поездка с оплатой билетов, питания и комнаты в хостеле.

Я представляю себя на их месте. Что, если бы мой наставник, решив выделиться, отстранил меня, лучшего ученика, от участия в конкурсе? Да я бы послал и такого наставника, и школу, в которой приветствуется подобное.

– Вы специально, чтобы в группу попала Рамирес? – фыркает Ванда.

– Кто сказал, что я слабая? – ведет бровью Милли. – Мне кажется, Спенс, наоборот, пожалел тебя.

– Рамирес у нас в тройке лидирующих по результатам. Последние два месяца я ставил ее на переднюю линию не как слабую, наоборот, как одного из лучших танцоров группы. Она превосходно чувствует музыку. И у нее самый сильный рост при минимальных затратах времени. Но… – Уж если лажать, так по-крупному. Еще одно безумное решение, о котором я пожалею, но предпочитаю почувствовать всю силу гнева команды на себе сейчас. – В группу она попала бы при любом раскладе. Не из-за своих достижений, а из-за спонсирования.

На каждом лице, кроме блаженной физиономии Лукаса, отражается недоумение или злость, приправленная отвращением. Едва посмотрев на Рамирес, я чувствую, сколько усилий мне стоит вдохнуть под тяжестью ее взгляда.

– Ты охренел? – Кулаки Милли сжимаются. – Какого спонсирования?

– Один из спонсоров, с которыми работает Сильвия, твой однофамилец.

Выдумываю на ходу. Хоть и осознаю, что делаю хуже, уничтожая те крошечные ростки уважения, которого Милли добивалась от группы последние полгода.

Но я хорошо изучил характер подруги, пусть мы и не дружим так близко, как раньше. Знаю ее убеждения. Уверен, что это единственный способ заставить Рамирес участвовать, когда половина группы осталась без места.

– Мой папа тут не причем!

– Я в курсе. Но Сильвия так не думает. Поэтому попросила оставить тебя среди участников.

– Скажи ей, мне это нахер не сдалось! – Она добирается до меня в три коротких шага. С силой толкает в грудь, заставляя пятиться. – Я не собираюсь участвовать в конкурсе такой ценой!

А я не хочу признаваться в том, что ищу тысячу и один способ держать тебя рядом с собой. Поэтому и придумываю тупейшую из возможных причин, чтобы ты осталась сама.

– Тогда покажи, что ты стоишь десятерых! – Я повышаю голос, шокируя большую часть группы. – Тренируйся как не в себя, ходи на занятия с личным инструктором, а не устраивай еженедельный тест-драйв молодых танцоров. Если нужно, ночуй здесь! Докажи!

В комнате воцаряется тишина. Мы с Рамирес тяжело дышим и смотрим друг другу в глаза, не моргая.

Еженедельный тест-драйв молодых танцоров?

Внимание, класс. Только что вы услышали, как звучит ревность.

Боковым зрением я замечаю, что Харви и Мередит стоят, приоткрыв рты. Секунды спустя кто-то покашливает. Рамирес неторопливо мигает, медленно переводит взгляд в сторону ребят и поджимает губы.

– А знаешь… Если ты вспомнил про спонсора, чтобы я отказалась…

– Кто знает, – улыбаюсь я, отзеркалив ухмылку на губах Милли.

Сердце колотится в бешеном ритме, стадо мурашек ползет по рукам, и, окутав все тело, пробирается из-под воротника футболки прямиком к голой шее.

К счастью, мы с ней стоим на расстоянии от ребят и вряд ли им видно реакцию моего тела. Милли же гипнотизирует меня взглядом. А я что? В ответ я разглядываю ее с таким же вниманием к каждой детали, пользуясь редким шансом.

– Пожалуй, я так и сделаю, – тряхнув головой, Милли идет прямиком к выходу за моей спиной, и по пути задевает плечом мою руку. – И кстати! – добавляет она, прежде чем исчезнуть за дверью. – Молодые танцоры меня ничему не научат. Поэтому, Чарльз, можешь забыть про свои выходные. Я не собираюсь отказываться от такой возможности.

Я стараюсь не дать лицу треснуть от широкой ухмылки – все-таки нужно держать образ. Равнодушно ловлю взгляды ребят: все семеро явно впечатлены. От былой неприязни к Рамирес, кажется, нет и следа. По крайней мере, сейчас.

– Простите, ребята, но как бы вас это не злило, танцую я лучше, чем большинство в группе, – не сдается Рамирес, получив заряд недостающей уверенности и наконец-то реально оценивая свои силы.

– Да знаем мы, – салютует ей Грег, поддержка которого удивляет еще больше, чем интерес во взгляде колючки Ванды.

Кто-то из задних рядов все еще хмурится, но большинство смотрит с интересом. Тут даже самые ярые скептики впечатлены ее готовностью отстоять себя.

– Ты просто огонь, Милли, – добавляет Лукас, и в его голосе слышен восторг.

Кажется, парень только что создал себе кумира.

Милли

Танцы – далеко не единственное мое хобби.

Впрочем, кулинарные курсы, где я появляюсь два раза в неделю, – это почти профессия.

Позапрошлая осень запомнилась мне не только событиями, разбившими сердце, но и тем, что помогло его склеить. Пусть средство и было сомнительным, но именно кулинарная школа уберегла меня от идеи взять паузу в учебе или, что хуже, сменить университет. Я проводила здесь все свободное время. Забросив танцы, я погрузилась в ускоренный курс. Готовила без остановки, поправилась на двенадцать фунтов11. Правда, по сути вернула тот вес, что потеряла из-за нервных срывов.

Могла ли я за пару месяцев до случившегося подумать, что безответные чувства закончатся для меня стремительно сброшенным весом, клочьями волос на подушке и тусклым цветом лица?

Или что я начну пропускать первые пары, пытаясь спрятать отеки век после веселых ночей в страстных объятьях мокрой от слез подушки?

Все это казалось мне невозможным. Далеким, как происходящее за сотни галактик отсюда.

Из шестнадцати месяцев, проведенных в кулинарной школе, шесть ушли на базовый курс. Дальше я брала курсы покороче, чтобы углубленно изучать кухни разных народов мира.

Я долго откладывала корейскую кухню, считая, что это разбудит ненужные воспоминания, но месяц назад твердо решила заняться всем тем, что мне нравится, не озираясь на общие интересы со Спенсером.

Ведь в первую очередь это мои интересы!

Сегодня у нас полчаса теории и полтора – практики. Наш преподаватель, мистер Таммен, сидит за столом в окружении ингредиентов для будущего кимчи и листает слайды на ноутбуке.

– Кто-нибудь знает, какой ингредиент в кимчи считается незаменимым?

– Капуста! – доносится голос девушки с заднего ряда.

– Вы никогда не ели кимчи из огурцов? Или из редьки? – мягким голосом уточняет преподаватель.

– Острый перец?

– А как же белый кимчи? Кимчи из редьки?

– Чеснок?

Услышав последнее, морщусь, вспоминая, как сильно его не люблю.

Но самое странное, что чеснок в кимчи я переношу спокойно, хоть и в небольших количествах. Возможно, за счет того, что остальные ингредиенты перебивают его остроту и вкус.

– Именно, – торжественно поднимает кулак мистер Таммен, который ни разу не азиат, и тем более не кореец.

Но нет, я не навешиваю ярлыки и не сужу человека по происхождению, вере и внешности. Просто все его предыдущие лекции по готовке слишком сильно напоминали туториалы с «YouTube».

И, видимо, я оказалась права.

Потому что я пробовала кимчи, приготовленный без чеснока. Спенс приносил мне его прошлой весной. Тогда я слегла с простудой, и он впервые за долгое время появился в моей квартире. Правда, в компании Сэм и Алекса, но сомневаюсь, что он решился бы сделать это без их подсказки.

Зато о кимчи, приготовленном без соли, я никогда не слышала. В рецепте любого кимчи используется рассол, смягчающий овощи.

– Что насчет соли? – половина группы оборачивается на прокуренный голос моего соседа.

Таммен теряется на секунды и, споткнувшись о мой взгляд, нервно улыбается.

– Подловить не удалось, – смеется мужчина чуть громче, но все так же нервно. – Хотел вас проверить, но вы оказались умнее.

– Умнее, чем вы? – продолжает смущать его парень.

Я оборачиваюсь к нему с интересом. В изумлении вытягиваю рот и удерживаю на месте руки, чтобы не поаплодировать.

– А ты крут, – говорю парню тихо.

Минута неловкого молчания заканчивается и мистер Таммен, сделавший вид, что последняя фраза была не по его душу, продолжает лекцию.

Стоит отдать ему должное, в практике он божественен. Поэтому я бы советовала ему снимать блоги и набирать подписчиков, а не рассказывать о теории приготовления с видом профессионала.

– Я три года учился в Корее и знаю, как нужно готовить кимчи.

Я удивляюсь еще сильнее.

– Тогда… – я веду пальцем по воздуху, огибая пространство класса, – что ты здесь… делаешь?

– Но я был слишком ленивым, чтобы изучать рецепты чего-то еще, кроме кимчи.

– Милли, – протягиваю ладонь.

– Вот так сразу? – он тянет в ответ свою и окидывает меня долгим взглядом, прицениваясь. Но я таких взглядов видела в жизни столько, что понимаю, когда собеседник серьезен, и когда в нем сквозит ирония.

– Угомонись, я вижу, что не в твоем вкусе, – хмыкаю, кивнув на кольцо в его правом ухе.

Примитивный, но действенный способ показать девушке, где дорога открыта, а где можно и не пытаться.

– Почему же, – открыто улыбается он. – Ты очень даже в моем вкусе. Просто не в том, который большинство закладывают в отношения между парнем и девушкой. Я, кстати, Килл.

– Тогда будем дружить? Килл.

Ты, кажется, повторяешься, Милли.

Да, именно с этих слов началась самая крепкая дружба в моей жизни, но то было в детстве и дружбу я предлагала девчонке, а не сексуальному парню. Будь у него хоть серьга в правом ухе.

– Только если ты не надеешься стать для меня той самой, ради которой я пересмотрю свои взгляды.

– Да ну тебя, – я машу рукой и ради приличия перевожу взгляд на преподавателя. – Я, конечно, по своему хороша, но не настолько, чтобы отбить тебя у того, ради кого ты носишь кольцо.

Глава 4

Милли

– Не забыла про день рождения Алекса?

Я сверяюсь с датой на телефоне. До дня рождения Хорнера еще две недели, но за последние полтора месяца Сэм напоминает о нем в третий раз.

– Боишься, что не куплю подарок?

– Тебе можно приходить без подарка, главное притащи себя. Желательно трезвую.

Я прикрываю глаза и поджимаю губы, но вспоминаю, что подруга не видит мое лицо.

История прошлого дня рождения Алекса, куда я пришла, подогретая смесью успокоительного и «Мартини» – для храбрости, кочует по универу по сей день.

Тогда он собрал около тридцати ребят с курса в аутентичном баре недалеко от набережной. И все бы, возможно, забыли, что я появилась на вечеринке уже пьяная, не притащи я с собой еще и бутылку… Причем, вина за ту выходку лежит не только на алкоголе. В желудок попало не так много выпивки, чтобы мой разум ушел на каникулы. Все просто: я испугалась своей реакции на приглашенных туда же Спенсера и Субин и… подстраховалась.

Но все оказалось зря – Чарльз на день рождения Хорнера пришел без подружки. И, продержавшись там чуть больше часа, укатил раньше, чем я появилась как супергерой-алкоголик, прикрывшись щитом в виде «Martini Bianco».

– Макдугал, прости, звонят по второй линии. – Я возвращаю взгляд на экран, услышав характерные гудки.

– Макдугал? – вскидывается Сэм. – С чего бы? Колись, это за просьбу прийти трезвой?

– О-окей. – Смотрю на имя, высвечивающееся на телефоне, и быстро капитулирую. – Сэмми.

– Рамирес!

Ну да, называть по фамилии безнаказанно в нашем дуэте позволено только ей. Впрочем, мы так привыкли, но иногда показать коготки хочется и мне.

– Бай-бай, – я ретируюсь, оставив Саманту бурчать в выключенную трубку, и тут же отвечаю на звонок Спенсера.

– Дай угадаю, – с ходу смеется он. – Я помешал вашей болтовне с Макдугал?

– Вопрос риторический, только одна поправочка: она не хочет, чтобы к ней обращались по фамилии. Подозреваю, что это способ отвыкнуть от девичьей, чтобы потом было легче воспринимать фамилию мужа.

– Они женятся? – кажется, удивляется не один только Спенсер.

На мгновение отодвинув динамик от уха, я вижу, как минимум двое смотрят в мою сторону – возглас Чарльза был слишком громким для тихой кафешки, где я сижу за планшетом и чашкой кедрового рафа в поисках информации для курсовой.

Кстати, это впервые, когда мне доверили такой крупный проект как графическому дизайнеру. Обложка подарочного издания для серии фэнтези в современном сеттинге. Моя задача – искать вдохновение в соцсетях, читать отзывы на истории в похожем жанре, смотреть, что цепляет людей в обложках и постараться при этом создать что-то уникальное.

Шепотом извинившись перед посетителями за эмоциональный вопрос друга, я возвращаюсь к разговору:

– Это просто предположение. Говори тише, вообще-то я не одна.

Даю Спенсу возможность ответить, но он молчит секунд пять, прежде чем настороженно спрашивает:

– Я помешал?

– Немно-о-жечко, – тяну я, снизив голос до шепота. – Ты напугал всех сидящих в кафе за соседними столиками. Пришлось от неловкости прятать глаза в планшете.

– Так ты там одна? – в голосе Спенсера слышится странное облегчение. – В смысле за столиком?

– А с кем я должна быть?

– Вы же повсюду ходите с Сэм.

– Я только что говорила с ней по телефону, – напоминаю я. – Да и с тех пор как у Сэм появился Хорнер, я вынуждена делиться, – в моих словах нет ни раздражения, ни обиды. Я, как и раньше, за них счастлива. – Но, думаю, ты понимаешь мои чувства.

Спенс тихо прыскает в трубку и стоит мне только почувствовать разливающееся в груди тепло, знакомое по общению в прошлом, как он вмиг становится серьезным:

– Когда вернемся к занятиям?

– Занятиям? – уточняю я, сразу не сообразив, о чем речь.

– Твое пламенное выступление на последнем уроке. Ты уверяла, что не откажешься от возможности выступить на фестивале.

– И-и-и? – Я делаю вид, что все еще не понимаю, к чему он ведет.

– Мы возобновим наши занятия по вечерам и выходным? Или ты так и будешь пытаться справляться без моей помощи.

Вот же чванливая задница.

– А у тебя есть свободное время? Между учебой, нагрузкой в школе и… – с губ почти что слетает «свиданиями с Субин», но я вспоминаю, что прошло уже несколько месяцев с момента, как эта сладкая парочка съехалась.

Помню, как встретила Тейлора и десять минут слушала его нытье, когда он поссорился с девушкой и вынужден был на пару дней проситься ночевать у друзей. Тогда-то я и узнала, что Спенс и Субин теперь могут проводить время вместе, не бегая на свидания.

– И? – от внимания Чарльза не ускользает проглоченный мной конец фразы.

– Тогда напиши мне, когда ты свободен, – я торопливо заканчиваю, улавливая движение официанта с моим заказом. Горячий сэндвич с индейкой и рукколой, наконец-то! И чтобы насладиться им в тишине, я пожертвую телефонным разговором хоть с самим президентом. – Я сверюсь с твоим расписанием и постараюсь подстроиться. Пока-пока!

Я отключаюсь, не дожидаясь ответа Спенсера, и кладу телефон рядом с планшетом.

Но через минуту мою тишину нарушает уведомление.

Расписана вся неделя – словно Спенс скинул мне доступ к его Google-календарю.

«Я: Ты переслал мне свой еженедельник на весь год?»

«Спенс: Не знаю, я задолбался писать это все от руки и тупо решил скопировать информацию с приложения».

На крыльях какого-то странного воодушевления я строчу сообщение и отправляю его, раньше, чем вдумываюсь в слова.

«Я: Надеюсь, там не обозначено то, что ты делаешь в личное время? Я не хочу знать, в какие дни ты проводишь другие свои… тренировки».

И только после того, как сообщение доставлено, осознаю, как позорно оно выглядит. Пусть я не спросила прямо про секс, но Спенс не идиот, чтобы не понять тонкий намек.

Он медлит с ответом, и это смущает меня еще больше.

«Спенс: Ты слишком плохо обо мне думаешь».

«Я не настолько задолбался, чтобы составлять расписание для таких тренировок».

Меня за секунду кидает от возбуждения к ярости. Хватает воспоминаний о ночи, когда Спенс был не просто уставшим, а вывернутым наизнанку, и я представляю, кому сейчас достаются все грани его сексуальной активности.

– Лучше бы ты задолбался! – шикаю на телефон и параллельно строчу сообщение:

«Я: Давай завтра вечером? Устроим короткий прогрев перед закрытием».

«Спенсер: Я планировал взять выходной. Помню, что ты грозилась оставить меня без отдыха, но у меня три недели не было ни одного выходного».

Я красочно представляю, в какой компании он проведет выходной, но быстро глушу в себе ревность. Ну ладно, пытаюсь глушить.

«Я: Тогда в понедельник».

«Спенсер: В 17:15 удобно?»

«Я: Вполне».

До зуда в подушечках пальцев мне хочется написать ему новое сообщение. Лишь дважды откусанный сэндвич забыт на тарелке, а в голове крутятся варианты для продолжения разговора. Но Спенс отправляет «Окей» и выходит из чата, оставив меня в одиночестве корчить экрану сердитые физиономии.

Один-один, Милли. Ты предпочла ему сэндвич, а он тебе – Пак Субин.

***

Первое наше занятие, как мы и договорились, проходит вечером понедельника.

С утра я беру в аптеке успокоительное, решив, что напиться для храбрости в очередной раз – это перебор.

Пью первую таблетку за обедом и вторую – за час до назначенной тренировки.

Не думала, что таблетки на травах могут так хорошо действовать, но, подходя к классу, где как раз заканчивается урок Спенсера, я не ощущаю привычного давящего на грудь волнения.

Спокойно заглядываю в открытую дверь, машу Спенсу. Он стоит на другом конце комнаты, накрыв голову полотенцем, и по одним только жестам догадываюсь, что он просит время на душ.

Кивнув, я сажусь на одну из скамеек и провожаю взглядом удаляющихся учеников.

Спенс возвращается десять минут спустя – как раз к указанному в сообщении времени.

– Я подготовил несколько песен, – начинает он без предисловий, кивая на центр комнаты. – Первые для разминки. Хочу посмотреть, как ты справляешься с одиночными партиями, когда нет командной поддержки.

– Можно подумать, команда так часто меня поддерживает. – Я опускаюсь на корточки, чтобы спрятать шнурки под язычок кроссовок и, глядя на Спенсера исподлобья, сжимаю губы.

В начале разминки Спенсер включает «Spring Day», затем пару песен из репертуара EXO, между которыми всплывает «Boyfriend» Джастина Бибера.

Я танцую, не контролируя тело, подстраиваюсь под ритм, диктующий правила, и, несмотря на усталость, чувствую, что растворяюсь в каждом движении.

К концу шестой композиции футболку на мне можно использовать как половую тряпку, если не париться, что после нее в комнате будет разить потом.

– Твои несколько песен сегодня закончатся? Или планируешь испытать меня на выносливость?

Спенсер молчит, но в уголках губ прячет ухмылку.

– Может, готовлю тебя для подтанцовки?

– О, так это проверка? Смогу ли я выдержать не просто несколько песен, а целый альбом! – с притворным восторгом говорю я.

– Ладно. Я понял, что ты неплохо справлялась и без моей помощи. Танцуешь намного лучше, чем в те времена, когда мы начинали.

– И ты заметил только сейчас?

– Мы занимались в группе, – напоминает он.

– Ну да. Ты уделял мне в восемь раз меньше внимания, чем обычно. Поделим на восемь девяносто минут наших обычных занятий…

– Я уделял тебе больше внимания, чем кому-либо, – в его возражении слышится разочарование.

– Но не заметил, что я стала лучше.

– Заметил.

– Три минуты назад.

– Раньше.

– Насколько раньше? – Я не собираюсь сдаваться.

Сложив руки под грудью, я упираюсь колючим взглядом в одно из оставшихся на ушах колец Спенсера.

Действие успокоительных быстро закончилось – я ощущаю, что сердцебиение вновь учащается, как это обычно бывает в его присутствии. Когда-то спокойствие было синонимом наших отношений со Спенсом, но, кажется, я забываю значение этого слова.

Впервые за долгое время мы с ним наедине в одном помещении. Наш тет-а-тет выражается не в прямоугольном окошке чата, где мы обмениваемся сообщениями, а общим пространством, где мы дышим одним воздухом и стоим на три вытянутые руки друг от друга. И единственное, что мы умудрились сделать, – поспорить на ровном месте.

Кажется, вирус влюбленности с осложнением, размягчающим мозг, после ночи Хэллоуина в позапрошлом году перешел к нам со Спенсером прямиком от наших друзей.

Именно так бы я и подумала, если бы не знала, что со стороны Чарльза ко мне не было никакой влюбленности.

Я отвлекаюсь от размышлений, когда мой учитель по танцам выбивает из равновесия своим признанием:

– Еще до того, как позвал в группу. Я смотрел записи твоих тренировок.

Тяжесть обручем ложится на легкие, каждый квадратный дюйм моего тела покалывает от напряжения, сгустившегося в этом не маленьком помещении, внезапно кажущимся не больше обувной коробки.

– Записи? Ты следил за мной?

– Хочешь сказать, ты не в курсе, что в классах есть камеры?

Конечно, я в курсе.

Хоть то, что ты делал в одном из таких классов вместе с Субин, так и осталось неподтвержденными слухами из-за удаленных записей, я надолго запомнила, что почти в каждом углу этой школы есть камеры.

– И это дает тебе право следить за мной?

– Я не следил. Просто смотрел твои тренировки. Хотел понять, как быстро ты сможешь догнать остальных.

– Заботился, значит? – слова тянутся медленно, но в моем голосе нет ни капли уступки.

– Будешь спорить или включать следующую?

Я теряюсь от неожиданности. Напряжение, собираясь с поверхности всего тела, концентрируется в кончиках пальцев легким покалыванием.

Я бы метнула разряды молний, окажись героиней супергеройского фильма. Но единственное, чем я могу отреагировать на спокойный тон Спенсера, чтобы не показаться предменструальный язвой, это натянуть на лицо улыбку и согласиться:

– Конечно, включать. Если мы начнем спорить, ты вспотеешь, пытаясь подобрать аргументы.

Спенсер

В половине седьмого, когда мы выходим из школы, нам навстречу, сияя улыбкой, напоминающей мистера Бина, идет смутно знакомый парень. Он ученик нашей школы, тут без сомнений, но, кажется, я частенько вижу его в компании Милли.

– Ты сегодня работаешь? – Рамирес сияет, как если бы встретила старого друга.

– А ты? – так же ослепительно улыбается тот. – Снова со Спенсером?

– Это временно.

Чувствую, как мои уши припекает от злости на слове «временно».

Из головы вылетает смысл их разговора, освобождая место для связки двух слов, которые из уст Милли звучат особенно раздражающе. «СПЕНСЕР» и «ВРЕМЕННО». Подбородок сжимается, а я и не пытаюсь скрыть негодование на лице. Впрочем, тут всем плевать на мою реакцию. Их затянуло общение, от которого так и фонит неприкрытым флиртом, пока я стою в одном шаге, чувствуя себя невидимкой. Даже вспомнив мое имя, эта парочка ни на мгновенье не отвлекается друг от друга. Я жду ровно пять минут их разговора, достаю телефон и, переключившись на второй номер, который не знает Рамирес, набираю знакомые цифры.

К телефону подключены наушники, что отлично глушит гудки. Хотя не думаю, что увлеченные Милли и все еще безымянный парень, которого мне так никто и не представил, расслышали бы гудки.

Секунда – и в рюкзаке Рамирес слышно рингтон.

Она отвлекается от разговора, коротко извиняется и, не вглядываясь в экран, берет трубку.

Я провожаю взглядом сжимающую мобильник руку и слышу, как в ухе звучит звонкий голос Милли.

– Йобусейо!

– Чего? – с недоумением переспрашивает знакомый Рамирес.

Я как можно тише, сдерживая внутри смех, стою в стороне и наблюдаю.

– Это на корейском, – прикрыв динамик ладонью, Милли разъясняет: – Я отвечаю так всем, когда вижу незнакомый номер. Если человек меня знает, то обязательно уточнит, туда ли попал. Мошенники же обычно быстро сливаются.

Мне тяжело сдерживаться. Смех тихо булькает в моей груди и, поднявшись выше, царапает горло. Я снимаю наушник, чтобы не выдать себя, если, не выдержав, ударюсь в хохот.

Милли снова кричит в телефон:

– Ебусейо! Нугуя? Таншин пабоя12?

Меня же выносит от ее попыток добить собеседника корейским уровня «посмотрел три дорамы в оригинале». Едва успев отключить телефон, я прислоняюсь к стене и разрешаю себе вдоволь проржаться.

Милли хватает секунды, чтобы подхватить мое веселье и, пока мы смеемся понятной лишь нам шутке, парень кивает Рамирес и заходит в здание школы.

Глава 5

Спенсер

– Она всегда была такой общительной? – спрашиваю скорее у самого себя, нежели у кого-то из тех, кто стоит рядом со мной у окна.

Хорн снова пропал без вести в своем телефоне. Но, мельком взглянув на экран, я понимаю, что в этот раз причина хотя бы не в девушке, а в работе.

Вин с Портманом обсуждают игру женской команды по волейболу, где выступает бывшая Райана, а мне остается лишь с умным видом философа подпирать ладонью лицо и рассуждать, как это я пропустил тот момент, когда Рамирес стала такой популярной среди парней.

В целом, я никогда не сомневался в ее обаянии и умении находить общий язык с людьми. У Милли были знакомые парни, которых она называла друзьями, чаще приятелями. Но до недавнего времени я не замечал, как их раздражающе много.

– Теперь еще этот. Как по заказу, – то отстраненное любопытство, с которым я наблюдал за Рамирес в компании малознакомого мне первокурсника, сменяется напряжением.

В другом конце коридора в толпе мелькает фигура довольного Паркера.

Он находит взглядом Рамирес и машет ей, что-то втирая на ходу.

Милли почти подпрыгивает, пока идет к Питеру. Я не свожу с нее глаз, а голоса окружающих слышу, как фоновый гул. Я ощущаю себя ныряльщиком в толще воды, смотрящим на мир через узкую линзу. Вокруг кипит жизнь, гудят голоса, студенты ходят туда-сюда, но я вижу только Милли.

– Стоять. – Предплечье прежде молчаливого Хорнера ложится мне прямо на грудь отрезвляющий тяжестью.

Только после его слов я осознаю, что успел шагнуть в сторону Милли и Паркера.

– За все это время, пока между вами то есть что-то, то как будто не очень, ты мог бы найти миллион поводов, чтобы к ней подкатить. Но почему-то очнулся, только когда увидел соперника.

– Может, я хотел поздороваться, – огрызаюсь я.

– С Паркером? – приподнимает бровь Лекс.

– С кем же еще?

– Кстати, насчет подкатить, – добавляет он после минуты молчания, за которую я успеваю трижды мысленно выбросить Паркера через окно. – Не советую этого делать. Даже в отсутствии Пита и любого другого соперника. Пока не разберешься со своей девушкой.

Благородный какой.

– Постараюсь учесть ваши пожелания, кэп, – хлопнув его по плечу, я разворачиваюсь и быстрым шагом иду к открытой двери лекционного зала, где через пару минут начинается пара.

Следующий приступ ревности разгорается вечером в среду.

В минувший вторник мне пришлось отменить занятие кавер-группы и индивидуальную тренировку, о которой мы договорились с Милли.

Первое – по моей инициативе, из-за проблем с пересдачей контрольной. Второе занятие я все же надеялся провести, но Милли, как только увидела сообщение в групповом чате, в ту же минуту написала мне в личку и предложила перенести тренировку на другой день – у нее тоже появились планы.

Я согласился, но больше часа ломал голову, что у нее за планы, и кто в них участвует, кроме самой Милли.

И вот, после суток и четырех часов изредка вспыхивающих в голове подозрений, я подъезжаю к парковке у школы танцев. Выбравшись из салона такси, съеживаюсь от мартовского холода Бостона и натыкаюсь на пару у здания. В очертаниях женской фигуры, но больше по одежде, узнаю Милли.

Они стоят у стены, в шаге от лестницы, ведущей на второй этаж. Парень одет в темную куртку, его голова и половина лица скрыты под капюшоном. Милли стоит впереди парня, загораживая обзор на большую часть его тела. Макушка стоящей на каблуках Рамирес едва прикрывает ему основание шеи, виднеющейся между раскрытыми полами куртки.

За пару последних недель я вижу ее в компании третьего парня, если не брать в расчет Паркера. И почему-то Рамирес всегда тянет на тех, кому она едва достает до пупка.

Они говорят на приглушенных тонах, и, даже добравшись до них на расстоянии пары ярдов, я не могу разобрать, что они так увлекательно обсуждают.

– Нет, – с неожиданной твердостью произносит Рамирес, когда я собираюсь прервать их милое воркование и обозначить свое присутствие.

Она делает шаг назад. Парень синхронно шагает следом.

– Это плохая идея.

Я не оставляю себе на размышления ни секунды. Разворачиваюсь в сторону ускользнувшей из тени парочки и бросаюсь прямиком между Милли и прилипалой, перекрывая ему обзор на подругу.

Вблизи он не такой высокий, как показался вначале. По крайней мере, я не задираю голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.

Рука тянется к черному капюшону, сбрасывая его с головы незнакомца.

– Я думал тебя оглушили наушники, а ты, смотрю, тугоухий. – Удерживаю себя, чтобы не толкнуть его в грудь кулаком.

Взгляд парня лениво перетекает от лица Милли к моему. Он прячет ухмылку, прикусывая губу, и дергает вверх бровью.

– А ты у нас кто? Бывший? Френдзона? Фанат? Или… сталкер?

«Друг», – почти срывается с языка, но, стоя перед кудрявым смазливым перцем, который вполне может оказаться новым бойфрендом Рамирес, я понимаю, насколько жалко сейчас это слово.

– Зависит от роли, которую ты взял на себя, – увиливаю от прямого ответа.

– Даже та-а-ак? А если сегодня я ее парень?

– Килл, прекрати, – вспыхивает Рамирес.

– Наверное, тогда ты… труп? – он продолжает испытывать мое терпение.

Я ощущаю смутно знакомый прилив агрессии. Нет, не такой яркой, как тогда в случае с Истоном, но желание проехаться кулаком по надменному лицу парня, сопровождается зудом ладоней.

– Килл! – Милли встает между нами и расталкивает два крепких тела в стороны. – Спенс.

– Все в порядке? – тихо интересуюсь я у нее, стараясь не обращать внимание на ухмыляющегося соперника. – Вы вели себя странно.

– Ничего необычного. Так ведут себя многие пары, – он встревает в наш диалог, заставляя костяшки моих пальцев чесаться от напряжения.

– Киллиан.

– Милагрос, – кивает этот дебил, раздражая нахальной физиономией.

Я не реагирую на очередной его выпад, а полностью фокусирую внимание на Рамирес и скрещиваю руки у груди в немом ожидании. Милли молчит, я слегка наклоняю голову, сдерживая ухмылку, но при этом приподнимая бровь.

– Ничего не хочешь сказать? – я нарушаю молчание, пока искры сгустившегося напряжения не успели поджечь воздух.

– Мы с Киллом, – Милли вскидывает подбородок и встречает мой взгляд с вызовом. – Правда встречаемся. Поэтому, да, все в порядке.

Слева раздается смешок и, когда я поворачиваю голову к парню, которого за мгновение успел четвертовать, склеить обратно и после отправить на экспедицию по колонизации Марса, то вижу, как тот чешет правое ухо и молча кивает.

Я чувствую новый виток разочарования. Казалось бы, это давно должно превратиться в привычку. Это не первые отношения Милли после разрыва с Паркером, и все они длились не больше трех месяцев.

Но каждый гребаный раз я до усрачки боюсь, что очередной ее роман продлится дольше.

Но раз это так для меня важно, может, пора уже сделать хоть что-то?

– Уверена, что встречаетесь?

Милли кивает, украдкой поглядывая на Килла.

Я поднимаю ладони и отступаю на шаг.

– Окей. Тогда я вам не мешаю.

Милли

Мы молча сидим в машине и наблюдаем за тем, как Спенс, выкурив сигарету, поднимается на второй этаж и исчезает за дверью.

– И что это было? – ухмылка с лица Киллиана испаряется. – Я предлагал тебе разыграть легкий флирт, чтобы проверить, насколько твой бывший ревнивый. Тебе даже этого не хотелось делать, а тут я вдруг стал твоим парнем.

– Ты сам начал. И он мне не бывший! – бросаю я, ощетинившись. – Мы просто с ним переспали. По пьяни. Он ничего не помнит. Я делаю вид, что мне все приснилось, – объясняю, тщательно выговаривая каждое предложение, а сама тем временем ломаю голову, как меня угораздило рассказать обо всем Киллу.

Даже Сэм я не смогла выдать всей правды. Обещала, что объяснюсь, когда подруга хотела с моей стороны откровенности, но в итоге на две недели якобы сошлась с Питером и сделала вид, что изначально проблема была в нем. Тогда Сэм то ли сделала вид, что поверила, то ли сама была в опьянении от начала отношений с Хорнером и не догадывалась, что Паркер – мое прикрытие и спасение от саморазрушения.

Киллиану же хватило увидеть мое лицо после телефонного разговора со Спенсером, чтобы понять: парень, с которым я говорила – это не просто знакомый, приятель и даже хороший друг, а тот, к кому меня тянет так сильно, что я боюсь обсуждать это вслух.

Тогда мы гуляли по оживленной набережной и поначалу Килл сделал вид, что ничего не заметил, но позже, когда мы почти дошли до парковки, задал наводящий вопрос. Следом – второй. И так, отвечая на каждый последующий, я не заметила, как открылась ему, одновременно залившись слезами. Впервые не спрятанными, не стертыми одеялами или подушками и не смытыми в канализацию вместе с душем.

Сегодня мы с Киллом встретились, чтобы развеяться, и я потащила его в школу танцев, не ожидая, что Спенсер появится там в ближайшие несколько вечеров. Килл предлагал боулинг, но я решила устроить ему тренировку и арендовала пустующий класс. А через двадцать минут непрерывного нытья Килла, чьи танцы оказались на том же уровне, что и мое кулинарное мастерство два года назад, решила все же поехать в боулинг. Но у выхода встретила Спенсера и как дура пыталась спрятаться в полосе жидкой тени под лестницей.

Я думала, что переросла неконтролируемое желание каждыми новыми отношениями будить в нем уснувшую ревность. Я вытравила из головы саму мысль, что он когда-то меня ревновал. Но стоило Спенсеру посмотреть на меня и Килла взглядом, в котором насмешка и осуждение сплелись в один меткий укол, как внутренности обожгло яростью.

Какое ему дело до чужих отношений? Не лучше ли в лишний раз поинтересоваться, как дела у его драгоценной Субин?

Молчание снова затягивается.

Килл прерывает его, повернув ко мне голову и устало вздохнув:

– Что вам мешает?

– Он несвободен.

– Девушка? Парень?

– Если бы у него был парень, я бы так не страдала, – подмигиваю я.

– Вообще не похоже, что у него есть девушка, – морщится он, всматриваясь в железную дверь кирпичного цвета. – Либо ему эта девушка поперек горла, раз его так ярко триггерит на твоих потенциальных парней.

Непоколебимая уверенность в голосе Килла приводит в движение мелкие волоски на моем теле.

Мне хочется в это верить, но вспомнив всю нашу предысторию Хэллоуина и то, что случилось тремя днями позже, я понимаю, что это самообман.

– Кстати, он курит обычно?

– Раньше не курил, сейчас я вижу его не так часто, сложно сказать. А что?

– Он попросил сигарету у прохожего, и по тому, как он ее держит, похоже, что курит нечасто.

Мотнув головой, я хватаюсь за ключ зажигания.

– Он закурил, потому что разнервничался… – Меня забавляют его рассуждения. – Из-за меня?

– Ну не из-за меня же.

– Вообще-то…

– Ладно-ладно. – Сощурив глаза с довольной улыбкой, Килл выставляет перед собой ладонь. – Будем считать, что я настолько прекрасен, что он впечатлился с первого взгляда.

Ущипнув его за бок, я выруливаю к выезду со двора.

Глава 6

Спенсер

Во второй раз на этой неделе после группового занятия, мы с Рамирес задерживаемся в классе еще на час.

Я вижу, она еле держится на ногах от усталости и предлагаю ей отдохнуть, но Милли полна молчаливой решимости идти до конца.

Не знаю, правда, до конца чего? Занятия? Сил? Или самой Милли?

Кроме нее в классе стою только я. Ребята давно ушли, да и отношение к ней участников группы в последнее время стало лучше – вот я и не понимаю, кому и что Рамирес доказывает, доводя себя до изнеможения.

– Что происходит? – Вырубив музыку с помощью пульта, я поворачиваюсь к ней лицом. – Ты решила добить себя тренировками и самовыпилиться?

– Включи, – жестко чеканит она.

– Говори.

– Включи музыку, Чарльз.

– Меня зовут Спенсер. – Салютую ей пультом и сажусь на скамейку, вытянув ноги.

– Диана. Принцесса. Ша-а-арль, – язвительно напоминает известные ей клички.

– Хочешь, подкину еще парочку? – передергиваю плечами, показывая, что ни одна из них меня не задевает. – Эти уже приелись, наверное?

– Ни капли, – вскидывает бровь Милли.

– А как тебе Немо?

– Включи музыку.

– Сначала скажи мне, что происходит.

– Включи! – Она делает шаг, шумно ударив подошвой о деревянный пол. – На хрен. – Уже не такой громко. – Музыку!

– Попробуй заставь. – Уверен, она поддастся на провокацию.

Миновав оставшиеся пару футов одним резким прыжком, Милли цепляется за мое предплечье, тянет руку на себя и за доли секунды оказывается на моих коленях.

Я с легкостью освобождаюсь от ее захвата и поднимаю кисть выше. Милли стремительно реагирует, поднимаясь на ноги и прыжком доставая до моего запястья. Попытка его выкрутить заканчивается короткой потасовкой, где я успеваю вновь посадить Милли на колени и ответить щекоткой на отчаянную попытку меня укусить. В конце концов, она сгибает колени и упирается ими в мои бедра, после чего пытается вновь дотянутся до пульта, вплотную прижавшись грудью к моему телу. Я прекращаю борьбу и, сосредоточившись на ощущениях тела, расслабляю ладонь, из которой тут же выскальзывает пульт. Пытаясь поймать его, Милли отстраняется, тянется рукой вниз, соскальзывает с моих ног и падает на пол. Зато успевает схватить пульт.

Вскрикнув от боли, она хватается за лодыжку и от досады швыряет спасенным предметом в сторону.

Проследив за полетом ее трофея, я комментирую:

– И стоило ради этого так стараться?

– Придурок. – Она опускается на скамейку и осматривает лодыжку. – Из-за тебя я могла сломать ногу.

– Шутишь? – Я вскакиваю с места, сажусь на пол возле нее и быстро хватаюсь за правую ногу Милли.

Осматривая стопу, вожу пальцами по оголенной лодыжке и чувствую, как Милли замирает, в то время как сердцебиение в моей груди учащается, подстраиваясь под ритм, пульсирующий под ее кожей. Похоже, что перелома нет, но я без раздумий бросаю:

– Едем в больницу.

– Снова уколы?!

– Сначала сделаем снимок. Надеюсь, там ничего страшного, но пусть и так, зато мы будем уверены, что все хорошо. А если нет, хотя бы узнаем, как это лечить.

– Во всем виноват ты. – Она врезается кончиком пальца в мою грудь и прожигает взглядом, пылающим яростью. – Это же ты требовал у Сильвии Дэвис особые привилегии для меня. Мое участие было твоим условием, Чарльз! Но ты умудрился сказать, что это был спонсор!

– Ты говорила с Сильвией? – Вопрос риторический, Милли сказала все ясно.

– Какая разница?

– И думаешь, что я сделал это из жалости?

– Не знаю из-за чего, но ты это сделал.

– И что дальше? Откажешься? Или… поэтому пашешь, пока не свалишься с ног? – Сегодня еще и с моих. – Хочешь доказать, что достойна?

– А разве в этом есть смысл?

Я молча машу головой, но вижу, разочарование в ее глазах и разъясняю:

– На самом деле, тебе ничего не нужно доказывать. Я говорил это, чтобы разозлить тебя и заставить участвовать, а не жертвовать своим местом ради кого-то другого в команде.

– Ты чертов манипулятор!

– Я знаю. – И правда, зачем отрицать очевидное.

– Какая тебе разница, буду участвовать я или нет? – Ее злость смешивается с болью, когда Милли снова дотрагивается до лодыжки рукой.

– К-поп был единственным интересующим тебя направлением. И в танцы ты пришла из-за каверов. Успех в каверах был твоей целью, а, победив в конкурсе, ты наконец-то добьешься того, к чему шла.

Мою попытку все разложить по полочкам Милли встречает, недоверчиво щуря глаза и сжимая челюсти.

– Да ну тебя на хрен, философ, – она сдается не потому что согласна, а потому что нет сил спорить. – Помоги лучше встать и дойти до машины.

– Ты за руль собралась? С поврежденной ногой? Головой тоже ударилась?

– Ну и что ты тогда предлагаешь? Боль стихает, – ну да, я вижу… – до больницы доеду. Как-нибудь.

– Или врежешься в первый же столб, и тогда тебя эвакуирует скорая. – Я встаю, подхожу к Милли, успевшей добраться до кармана своей куртки, и протягиваю ладонь. – Просто дай мне ключи, я сяду за руль.

– Ты?? – Она смотрит испуганно, пряча за спиной кулак с порывисто сжатой в нем связкой. – С каких пор ты водишь машину?

– Полгода назад получил права. Наконец-то мне есть чем гордиться. Хоть эта попытка и была третьей, по крайней мере, я никого не угробил, пока сдавал практику.

– Правда, что ли? – Милли, кажется, забывает о боли в лодыжке, пока поднимается. – И что, ни один инструктор не пострадал?

– Хватит паясничать, одевайся и дуй на парковку.

***

– А ты неплох, – делает вывод Рамирес, когда, припарковавшись возле больницы, я глушу двигатель и отстегиваю ремень. – За время поездки мне ни разу не захотелось схватиться за сердце.

Я молча кошусь в ее сторону и киваю на дверь.

– До здания будешь нести? – рука Милли сжимает ручку, но дверь не открывает.

– А нужно?

– Если тебе не трудно. – Улавливаю в ее словах слабые ноты заигрывания, не свойственного нашим отношениям. Когда-то в них и такое было, но слишком давно, и, кажется, я забыл, как Милагрос Рамирес флиртует.

Но в мыслях не к месту мелькает воспоминание прошлой недели, и я не удерживаюсь от шпильки:

– Вряд ли это понравится твоему парню.

Милли открывает дверь и, прежде чем выйти, бросает в меня ответную:

– Так же, как и твоей девушке!

В приемной больницы мы ждем очереди около часа. Когда наступает время, набравшись смелости, Милли идет в кабинет одна, выходит уже с копией заключения на руках и без комментариев тянет меня на улицу.

Как я и предполагал, у нее легкое растяжение.

Пока мы идем по больничному коридору к выходу из приемного отделения как, я позволяю себе ненадолго прижать уставшую Милли чуть ближе, чем требует ее состояние.

– Придется на пару недель забыть о тренировках, – напоминаю, уже сидя в машине, чтобы желание Милли доказать, что она достойна места на конкурсе, не привело ее к необдуманным выходкам вроде сегодняшней.

– Сама знаю, не дура, – огрызается, вмиг обрастая колючками, как только контакт между нами разрывается.

– Желательно исключить любую активность, – продолжаю давать советы, о которых меня не просят.

– И не ходить?

– Ходить осторожно. На твоем месте несколько дней я бы тратился на такси. И взял костыль.

Милли закатывает глаза, но все же кивает.

– И не драться ни с кем?

Хочется так же, как и она три секунды назад, закатить глаза, но я лишь громко вздыхаю.

– И-и-и… сексом не заниматься?

– Нет, – рявкаю, избегая прямого взгляда.

– Совсем? – Она подбирается ближе. – Что, если я буду лежать на боку и не двигаться? А он… – прерывается с тихим вздохом и спустя секунды молчания шепотом добавляет: – пристроится сзади и…

Я, оглянувшись, встречаюсь со взглядом, в котором искрится веселье, и выношу вердикт строгим судейским голосом, впервые так сильно напоминающим моего отца:

– Две недели.

– Ну ладно…

К слову, восстанавливается Рамирес на удивление быстро. Уже через день она звонит мне с утра, чтобы порадовать новостью:

– Отек спал, и нога не болит!

– Это не значит, что стоит так торопиться и возобновлять тренировки.

– Можно хотя бы в конце недели, – Милли переходит к стадии торга. – Пожалуйста.

– Я не твой врач.

– А если мне разрешит врач? – В голосе проблеск надежды.

– Только если там все идеально.

Она довольно визжит и, попрощавшись, бросает трубку.

Но тем же днем, когда я провожу занятие в детской группе, ко мне звонит Сильвия.

– Почему я не в курсе, что твоя участница получила травму?

– Милли. Мою участницу зовут Милли, – бросаю я с раздражением, хотя не уверен, что сам упоминал перед Сильвией ее имя. – И там ничего серьезного.

– За четыре недели до выступления?

– Шесть.

– Из которых спокойно можно вычесть минимум три, пока она восстанавливается.

– У нее легкая степень растяжения без надрыва, врач советовал отдыхать две недели, но и сейчас она чувствует себя отлично.

– Или пьет обезболивающие, а тебе говорит, что все хорошо!

– Я был с ней в больнице, лично ходил на прием и говорил с врачом.

По правде, я говорил с ним на следующий день, когда прыткость Рамирес настораживала и меня, но Сильвии не обязательно знать все в подробностях.

– Я не рискну допускать ее к выступлению, – завершив предисловие, Сильвия переходит к тому, что и было целью звонка. – Мне нужны гарантии, а не предположения. В следующей тренировке заменишь свою Милли кем-то другим.

– И замена, я так понимаю, уже готова.

– Правильно понимаешь.

– А если я предложу заменить ее участником своей группы? – И не подумаю, но стоит послушать, что скажет на это Сильвия.

– У меня есть кандидатура получше.

– Не сомневаюсь.

Положив трубку, я эхом прокручиваю в голове последние несколько реплик нашего диалога.

Не сомневаюсь.

Уверен, что Сильвия просто нашла повод пропихнуть очередной свой талант, воспользовавшись травмой Милли.

Но еще я уверен в другом.

К выступлению на фестивале я подготовлю свою группу.

Глава 7

Милли

Первым, что мне хочется сделать, когда Сильвия Дэвис звонит и говорит, что я не поеду на конкурс из-за травмы, – это треснуть ногой по стене.

Все старания – и мои на протяжении полутора лет, и бедняги Спенсера, кажется, уделявшего мне в последнее время больше внимания, чем своей девушке, оказались напрасны. Мне за считанные минуты нашли замену, указали на дверь и рекомендовали не тратить время на то, с чем я «плохо справляюсь».

Без понятия, чем я не угодила этой стареющей стерве: возрастом, наглостью, длинным языком, или тем, что «запудрила голову одному из лучших преподавателей школы, и он перестал оценивать учеников адекватно способностям».

Черт возьми, слышать такое было приятно.

Я была бы не против запудрить ему голову хоть щепоткой волшебной пыльцы влюбленности, но у нас с Чарльзом не тот случай. Он прекрасно себя чувствует в паре с чудесной Субин, у которой фигура айдола в связке с лицом актрисы. А я неплохо теперь уже приспособилась жить, не занимая им треть своих мыслей.

Спорить с Сильвией я не вижу смысла. Отключив телефон, пританцовываю в душ, где больше часа пою любимые песни, фальшивя в полную мощь голосовых связок. Повезло, что никто из соседей не прибежал меня убивать и не вызвал полицию.

После душа, решив отвлечься от мыслей о конкурсе, я звоню Киллиану и на волне обсуждения азиатской кухни приглашаю его ужин. Он недолго ломается, ссылаясь на лень и то, что не голоден, но в итоге сдается.

У меня есть в запасе час до его прихода – за это время я успеваю сварить рис, подготовить начинку и скрутить роллы.

Все же я больше люблю традиционную японскую кухню и предпочитаю суши. Ничего лишнего, только заправленный рис, нори и морепродукты. Но раз Киллиан гость, я разрешила ему выбрать, и он попросил «Филадельфию», ролл с креветкой темпура и ролл с острым тунцом.

«Филадельфию» я готовлю в последнюю очередь. Я распаковываю сыр и вспоминаю, как Спенсер рассказывал, почему американская адаптация суши непопулярна в Японии. Дело не только в любви японцев к чистоте вкуса и минимализму, но и в том, что многие жители острова генетически не переносят молочное. Вот опять… Стоит мне прикоснуться к чему-то из наших общих воспоминаний, и я снова с болезненным наслаждением вязну в этом болоте.

В первые пару недель нашей со Спенсером дружбы я поражалась его внешней легкомысленности, за которой скрывался пытливый ум и умение точно распознавать эмоции собеседника.

С ним всегда было легко. Поначалу – общаться, смеяться, говорить ни о чем, позволять себе быть глупой. Позже – просто молчать, зная, что даже в безмолвии он тебя слушает и… слышит.

Отгоняю ненужные мысли, чувствуя, как подступают слезы. Нет, мне давно не больно, можно сказать, что я быстро справилась, но иногда с головой накрывает тоска, от которой хочется биться о стены.

Ладно, не так все и плохо. Ничему, что окажется тверже матраса, свою голову я не пожертвую.

Килл появляется у порога без звонка от консьержа. Он был у меня в гостях лишь однажды, а его не просто запомнили – пропустили, как если бы он ходил сюда каждый день.

– А я говорила, что ты понравился нашему Церберу, – хмыкаю я, прицениваясь к его образу.

Одет он, как и всегда, со вкусом: мне нравятся его черные джинсы без лишних акцентов и куртка из плотной кожи. Из-под наполовину расстегнутой молнии куртки выглядывает темно-зеленая водолазка. Из украшений – короткая серебристая цепь на шее, серьга и три каффы в ушах. А вот в губе Килла я в первый раз вижу пирсинг, но, присмотревшись, догадываюсь, что он фальшивый.

Я тяну к нему руку для приветствия, но делаю вид, что собираюсь потрепать волосы. Он с шипением уворачивается и бесцеремонно ныряет в квартиру.

– У тебя тут снимают обувь?

Зачем уточнять, если он здесь не впервые?

– Внезапный склероз? Или у Килла есть брат-близнец? Ходи, как удобно. В прошлый раз ты не спрашивал.

– Поэтому спрашиваю сейчас.

– Куртку лучше снимать, остальное уже по желанию, – бросаю, направляясь к кухонной зоне. – И пойдем есть, ужин заждался.

– Трусы тоже можно снимать? – доносится из коридора, как только я подхожу к блюду с готовыми роллами и хватаюсь за нож.

– Можно! – отвечаю, застыв на секунды, чтобы осознать: мысль о том, что он ходит без трусов по моей квартире, совсем меня не будоражит. Как и не веселят его странные шутки. – Только есть в этом храме вкусной еды все же принято, прикрывшись хоть чем-то. Кстати, уверен, что, когда прокалывал ухо, ничего не напутал?

– Уверен, поэтому и позволяю себе подобные шутки.

Весь ужин я ощущаю в воздухе странное напряжение, но никак не пойму, откуда оно.

Я не зациклилась на шутке Килла про раздевание, мы с ним как обычно болтаем, едим, обсуждаем последние новости моего универа и его работы – он фотомодель и подрабатывает в квесте по мотивам фильмов ужасов.

Он развлекает меня рабочими байками. Вспоминает в красках историю, когда гостья квеста, увидев Килла в костюме смерти, но забывшего натянуть маску, испугалась настолько, что грохнулась в обморок. Он же больше минуты пытался прощупать ее пульс, прежде чем позвал помощь.

– Счастье, что все обошлось. Только теперь я думаю, что отражение в зеркале сильно мне льстит, раз я чуть не довел девушку до смерти своим лицом.

– Ты ослепил ее красотой, – я закидываю в рот десятый кусочек ролла.

– Ты разве не на диете? – вовремя напоминает мне Килл, тыча в сторону следующего кусочка, на который уже нацелились мои палочки.

– Это была двадцатиминутная акция. – вспоминаю тот случай, когда мы забежали в кафе, встретившись между моими парами и его работой. – Тем утром мне померещилась на весах лишняя цифра, но к вечеру все пришло в норму.

– Как мало нужно для счастья.

– Угум, – киваю с наполненным ртом.

И даже посреди этой, казалось бы, легкой, задушевности разговоров я ощущаю, как вдоль позвоночника пробегают мурашки, окутывая ознобом внутренности.

Я слышу, как тикают стрелки настенных часов. Чувствую, как крутит низ живота и памятью обращаюсь к календарю, чтобы посчитать, когда ожидаются месячные. Даже грешу на некачественные продукты. Но, когда затянувшуюся тишину разрывает звонок, я вздрагиваю и резко встаю.

Молча, под взглядом Киллиана, полным недоумения, я быстрым шагом иду к двери и, не взглянув в камеру домофона, открываю.

– Привет, – улыбается Спенсер, протягивая вначале бумажный пакет и только потом вручая кое-что более ценное – букет из лаванды и роз.

Я знаю язык цветов и то, что олицетворяет лаванда – тоже. Душевное равновесие и пожелание поскорее выздороветь – именно то, что мне нужно сейчас.

– Знаю, что ты уже в курсе, и этот букет не в качестве утешения. – Он поднимает вверх обе руки. – Я пришел, чтобы просто проведать и пожелать тебе… Скорее поправиться.

– Думаю, после такого букета я поправлюсь намного быстрее, – улыбаюсь, умалчивая о том, что сегодня нога не болела, хоть я второй день не пила таблетки.

– М-м-м, – слышно реакцию Килла, оперативно выглянувшего в коридор. – Ты ждала его, милая, или просто проведать приходят без предупреждения?

Повернув к нему голову, я с раздражением, вызванным словом «милая», щурю глаза.

– Переигрываешь, – произношу беззвучно одними губами.

– Раз пришел, заходи, – Килл приглашающим жестом зовет Спенсера внутрь и исчезает в проеме.

Я, не оборачиваясь, чувствую, как за спиной все пространство потрескивает от электричества. Тот необъяснимый озноб напряжения, в котором еще недавно дрожали мои внутренности, стремительно превращается в жар. И от него мне хочется не окутать себя руками, а снять даже то, что на мне надето.

«Может, дело в прихожей?» – успокаивает меня Паулина. – «Здесь так жарко сегодня. И не спроста ведь Килл прямо у входа шутил про трусы».

– Не уйду, не дождешься, – еле слышно бурчит Спенсер, вешая куртку.

К приходу нового гостя мы с Киллом опустошили тарелки, поэтому, недолго думая и вдохновившись набором пирожных, гостинцем Спенсера, я предлагаю всем… чай.

– То, что у нас в гостях англичанин, не значит, что ты должна заваривать ему чай, – с нескрываемым удовольствием язвит Килл.

– У нас? – не остается в долгу Спенсер. – И давно ты сюда переехал?

– Представляешь, прямо сейчас.

– А хозяйка квартиры в курсе?

– Не хозяйка квартиры, а моя девушка, – Килл вытягивает губы трубочкой, отправляя серию поцелуев в воздух.

Мысленно окрестив его «идиотом», я иду ставить чайник.

Спенсер молча проглатывает реплику, содержание которой мне остается только угадывать, и с усилием расслабляет лицо, заставляя меня размышлять, чем он так недоволен.

У меня, что не может быть парня? Да, в то время, пока мы близко дружили, Спенс был единственным парнем, которому я уделяла столько внимания. Но он знал про Питера, и я не помню, чтобы при упоминании моих чувств к Паркеру, Чарльз ревновал.

Мысль, которую долгое время держала в голове, не давая ей оформится, вдруг становится пугающе ясной.

Ревность. Не знаю, откуда она взялась, и чем объяснить то, что Спенсер бесится при виде Киллиана, но мне ведь не кажется, что он ревнует?

Еще через пять секунд, заметив, как парни, сидящие за столом в моей кухне, метают друг в друга копья, пропитанные сарказмом, я понимаю, что видела нечто похожее раньше.

Я за столом. Утро воскресенья. По обе стороны от меня, скрестив руки, сидят парни. Один из них явно интересуется мной. Второй от чего-то меня защищает.

Могло ли быть так, что и тогда в словах и поведении Спенсера была не попытка спасти меня от ловеласа Хадсона, а обыкновенная ревность? Тогда мне самой было удобнее объяснить его поведение дружеской опекой, но теперь… теперь это выглядит иначе.

Сам-то он это когда-нибудь понимал? Бывает ли он настоящим в собственных чувствах, когда не пьян? Что, если в той ситуации, произошедшей с его школьной подругой, Спенс не осознавал, что она ему нравится, и просто сбежал от ответственности? Может, и мне «повезло», потому что ему было страшно попробовать чуточку больше, чем просто дружить?

В ту же секунду от осознания внутри вспыхивает жар. Я закипаю не просто от злости, а унизительной ярости, представив, что нравилась ему… и он все равно сбежал. Что, если я была испытанием, от которого он предпочел отказаться? Он мог испугаться чего угодно: ответственности, моего характера, самого себя.

Я пережила эту ситуацию и приняла то, что для Спенса была просто подругой. Смирилась с выбором в пользу красивой, удобной и предсказуемой Пак Субин.

Но если он, правда, хоть что-то ко мне испытывал – что-то за рамками дружеской привязанности – и не решился даже попробовать, клянусь, я просто… прибью его нахрен!

Как только об этом узнаю.

А чтобы узнать, я должна спросить прямо, правда? Что сделать для этого? Снова напиться для храбрости?

Плохая идея, Рамирес. Пора бы уже научиться быть храброй со Спенсером без алкоголя.

Дождавшись, когда закипит чайник, иду заваривать чай с бергамотом.

Да, я настолько жалкая, что через две недели после того, как Спенсер забыл дорогу до моей квартиры, купила заварочный чайник, натуральный цейлонский чай и фарфоровый сервиз. Оказалось, что, если заваривать чай правильно, удовольствие от него не меньше, чем от зернового кофе.

– Кстати, недурно, – Килл жеманно причмокивает, отпивая глоток из чашки, и, выставив мизинец, демонстративно машет им перед Спенсером. – В чем-то вы, англичане, знаете толк. Помимо игры в соккер.

– В Англии это футбол.

– Парень, но ты не в Англии, – скалится Килл, раздражая улыбкой не только Спенсера, но и меня. – У нас в футбол играют настоящие мужчины, а не хрупкие барышни.

Внешне Спенсер держится невозмутимо, не поддаваясь на провокации. Я не знаю, чего добивается Килл. Это ради спортивного интереса или способ заставить Спенсера дествовать? Но в ответ на мой прожигающий взгляд – я надеюсь, что именно таким он и кажется, – Килл подмигивает и посмеивается в чашку.

Тишина смешивается с неловкостью.

Не дождавшись, пока чай закончится, наливаю по второй чашке каждому.

– Он не хочет уйти? – пропевает с издевкой Киллиан, что подстегивает Спенса, и тот решает перекочевать на диван вместе с чашкой.

Минут через пять я уже чувствую себя третьей лишней, и, не допив второй чай, встаю из-за стола, чтобы пройтись до раковины и помыть посуду. Стоя у раковины, прислушиваюсь к ощущениям в поврежденной ноге, двигаю по сторонам, слегка приседаю – будто ничего с ней и не было. Зато танцевать мне теперь нельзя.

Но это в теории. И по совету Сильвии Дэвис. Но когда это меня волновало мнение Сильвии?

– Скучно. – Я оглядываюсь по очереди на своих гостей и с грохотом опускаю в мойку посуду. – Не знаю, как вы. А я еду в клуб.

Что ж, с возвращением, Милли Рамирес.

Глава 8

Спенсер

Не знаю, быть может, кто-то нажал волшебную кнопку, ускоряющую ход времени, но я не заметил, как пролетело почти два часа. По ощущениям я моргнул-то всего пять раз, а невинное предложение Милли выпить чай у нее на кухне вылилось в струю текилы, падающую прямиком в ее горло с третьей по счету рюмки.

А я ведь приехал к ней, чтобы рассказать о планах собрать свою группу для конкурса…

Быстро спившийся Киллиан вызвал такси еще два трека назад. Милли его не останавливала, Киллу вообще было насрать на прыткость своей девушки, чья активность сегодня бьет все рекорды.

Мы успели зажечь на танцполе, куда Милли ринулась с первых секунд появления в клубе, с криком, что здесь ее точно никто не осудит и не запретит выступать, прямо в лоб окрестив бездарностью.

Я побежал вслед за ней, переживая за поврежденную ногу, которой еще как минимум десять дней нужен покой.

Крутился вокруг нее как косорукий телохранитель, трижды въехал кому-то в бок и чуть сам не получил в ответ. Делал вид, что пляшу как дебил, а на деле носился с дикаркой Милли как долбанная наседка.

Киллу же с первых секунд было похер на то, что она делает. Еще дома, пока Милли ускоренно собиралась, не стесняясь светить перед нами нижним бельем, этому бойфренду года было насрать.

Его не трогало то, что она полуголая скачет козой по квартире, пока я стою в немом шоке, пялюсь на вроде как его девушку и пытаюсь не слишком громко глотать слюну.

Ему было плевать, что в машине я отправил его назад, пока сам занял водительское сиденье и посадил на пассажирское Милли.

В клубе он просто направился прямиком к бару, со словами: «Я не танцую, мне тут ловить нечего».

Когда вдоволь натанцевавшись, Милли схватила меня за руку и потянула составить компанию Киллиану, он как раз поднимался с барного стула, чтобы, цитирую: «Мне бы поссать и поспать. Завтра рано вставать».

– Смотри, не перепутай последовательность! – не удержавшись метнул я дротик вдогонку, когда он, не торопясь, поплелся к выходу.

Так мы с Рамирес и оказались вдвоем у барной стойки. Я не рискнул заказывать ничего крепче «Дайкири», предусмотрительно попросив бармена уменьшить в два раза порцию алкоголя в коктейле.

– Что, больше не пьешь? – Милли отодвигает рюмку, кивая на мой опустевший бокал. – Боишься контроль потерять?

Боюсь, чтобы потерять контроль, сейчас мне и алкоголь не понадобится.

– Я твой водитель, забыла?

– Да брось, – отзывается с хриплым смехом, прокатившимся по моему телу сгустком кипящей энергии. – Ты же знаешь, как можно решить эту проблему…

Потеряв на секунду способность двигать губами, я смотрю на нее как оглушенный.

Моргаю, теряясь во взгляде, чувствую, что мне хватит крошечного толчка с ее стороны, всего-то намека, чтобы сделать непоправимое.

– Видел? Киллу было плевать, – вырывает меня из оков наваждения одним словом – «Килл». – А он, между прочим, мой парень. Но спокойно позволил себе получить заряд для настроения и вернулся домой спать.

– А тебе? Не плевать, что твой парень ушел спать, пока ты напиваешься в клубе?

– Он не хотел идти в клуб, – передергивает плечами она. – поэтому и ушел. Мы доверяем друг другу. Какие проблемы?

– У меня? Никаких.

– Тогда расслабься и займись делом. Пришел отдыхать – отдыхай. А если твоя роль на вечер – трезвый водитель, то посиди в машине. – Она достает ключи из крошечной сумочки и передает их мне.

Пока я разглядываю упавшую мне на ладонь связку, Милли прыгает с барного стула, идет прямиком к лестнице, спускается вниз и ныряет в центр танцпола, который отлично видно отсюда, со второго этажа.

Я не бегу за Рамирес: она танцует уже не так экстремально, чтобы крутиться возле нее, подстраховывая. Прошу у бармена безалкогольное пиво и медленно распиваю бокал, пока Милли танцует второй трек подряд.

Музыку воспринимаю фоном, здесь ее слышно не так громко, как на первом этаже, и это дает возможность отвлечься на размышления.

Я не свожу с Милли глаз, наблюдая за каждым ее движением, позволяю себе расслабиться, пользуясь тем, что здесь нет знакомых и саму Рамирес мало беспокоит, кто и как сейчас на нее смотрит.

Вырез короткого платья собирается в складки и обнажает верхнюю часть груди, когда Милли вслед за толпой поднимает руки.

Она кружится, щедро разбрасываясь улыбками, взбивает пальцами волосы, ведет руками вдоль шеи, безбожно флиртует, но умудряется всех потенциальных поклонников держать на расстоянии.

Все же мне не понять ее парня.

Я все меньше склоняюсь к тому, что между Милли и Киллом есть что-то больше приятельских отношений, даже не дружеских, как когда-то у нас были с ней.

Или он идиот, если правда с ней спит и ведет себя так, будто ему на все похер.

Когда, будучи на людях, среди которых столько мужчин с мозгами, переместившимися им между ног, должен не отпускать ее от себя ни на шаг. Целовать, обнимать и касаться с мыслью, что, если бы не вся эта публика, он бы трахал ее до тех пор, пока ощущение пустоты будет не только в яйцах, но и в голове.

То, о чем я сейчас думаю, точно относится к ее парню?

Зададим вопрос по-другому: меня уже можно считать помешанным?

На третьей мелодии, я понимаю, что не могу бесконечно сидеть в одиночестве, оккупировав стул возле бара. Решив предложить Милли что-то другое в качестве развлечения – пусть даже и танцы, но пусть только это будет не клуб, – спускаюсь на первый этаж.

Увидев меня издалека, Рамирес целует свой средний палец и выставив вверх, машет им в мою сторону.

Меня вообще сложно вывести из себя, поэтому очередной ее детский поступок я оставляю без внимания, сохраняя бесстрастное выражение на лице, пока пробираюсь через толпу.

Она понимает, что я все-таки по ее душу и, развернувшись, мчится в сторону полупустой длинной стойки на первом этаже. Здесь слишком шумно и многие предпочитают подняться наверх за выпивкой и коктейлями.

Сбавляю шаг и наклоняю к плечу голову в ожидании очередной ее выходки. И Милли оправдывает мои ожидания.

Трек резко меняется на очередной хит «ТикТока», Рамирес плавным движением подстраивается под заводной ритм, в точности воспроизводит слова и смотрит по сторонам.

Рука тянется вверх раньше, чем до меня доходит, что я привлекаю ее внимание. И, судя по той реакции, что читается на лице Милли, когда она замечает меня в толпе, я именно тот, кого она ищет.

«Разве тебе не видно, что я хочу тебя?» – повторяю я мысленно вслед за голосом Тэйт13.

Уголок губ Рамирес дергается в ухмылке – похоже, не я один прокрутил эту строчку в своих мыслях.

Следом Милли беззвучно повторяет слова, на которых я ощущаю, как тело пронзает мощным потоком энергии, зародившейся ниже груди, в центре солнечного сплетения.

«Я бы сама захотела себя».

Даже в юности, когда секс в моей жизни был нерегулярен, и хотелось почти что всегда и везде, я не помню, чтобы хоть раз я возбуждался так быстро до состояния «трижды всунул и уже кончил».

Милли недолго удерживает мой взгляд, и еще через строчку переводит его на кого-то другого.

Разворачивается, оставляя меня смотреть на ее спину. Но глаза в ту же секунду спускаются ниже. И еще ниже – туда, где заканчивается короткая юбка, под которой мне хочется оказаться прямо сейчас.

И пока я стою как вкопанный на одном месте, осознавая свою беспомощность и то, как мало ей нужно сделать, чтобы поставить меня на колени, Рамирес, порхая руками в воздухе, направляется прямиком за стойку. Оттуда, недолго думая, она забирается вверх, на ее свободную часть.

Все внимание танцующих тут же устремляется к Милли.

Я оглядываюсь по сторонам, вижу, как с довольными криками половина танцпола перемещается к стойке. Передо мной не стоит выбор, вмешиваться или нет. Я не смогу, блядь, спокойно смотреть, как в ее сторону катят шары остальные.

Делаю три размашистых шага, с разбегу запрыгиваю на стойку, где уже вовсю отплясывает Милли и, не успев подняться на ноги, вскидываю лицо. Мне физически больно смотреть на крутящиеся у моего лица ноги. Больно вдыхать, потому что в груди все горит адским огнем. Мало мне было члена, болезненно упирающегося в ширинку. Так в довесок теперь меня распирает еще и от ярости. От желания выплеснуть весь запас алкоголя в глаза идиотам, которые смотрят сейчас снизу вверх и видят неприкрытую часть ее жаждущей приключений задницы.

Оперевшись рукой на стойку, я трачу секунды, чтобы встать рядом с ней и стянуть с себя худи, оставаясь в одной футболке. Спрятать Милли под плотной тканью и завязать рукава узлом.

– Что ты делаешь, на хрен? – Я рычу не своим голосом, не в первый раз чувствуя, что в ее присутствии сам себе напоминаю дикаря первобытного.

Все, что мне с детства вдалбливали родители: о манерах, о воспитании, и в особенности о том, как нужно вести себя в обществе девушек, вылетает из головы нахер, когда эта бойкая леди прыгает перед толпой, минимум на две трети состоящей из парней.

– Танцую! Думаешь, зря я столько времени тратила на уроки в вашей академии?

– Ты тратила время, чтобы плясать в клубе на барной стойке? – слова встают в горле комом, снижая голос до хрипа. – Тех навыков, что у тебя были до академии, мало, чтобы крутить задом?

– Я не просто кручу задом, – кипящая во мне ярость только сильнее подначивает Милли. – Я кручу самой классной! Задницей! Во всем этом! Гребаном клубе! Это бездумная трата физических и временных ресурсов – качать ее танцами и нигде не показывать.

Возможно, если бы я услышал такое от другой девушки, то согласился бы. Я бы понял ее отчаяние после выходки Сильвии. Тот Спенсер, которого Милли знала чуть больше года назад, сказал бы, что это правильное решение. Он встал бы с ней рядом и прикрыл собой, но не потому что хотел спрятать, а для того, чтобы в ее сторону не тянулись чересчур наглые руки.

Только все давно поменялось. Изменился и я, и мое отношение к этой девушке.

– Как видишь, теперь я в вашей школе никому не нужна, – она подтверждает то, о чем я и так догадываюсь. – Поэтому… Потрясу задом в клубе. А ты уходи. Неприлично почти женатым парням стоять в каких-то пяти дюймах от полуголой задницы. Я ж могу и случайно задеть. Или неслучайно, – глумится она, лукаво прищурившись.

– Я не почти женатый, – возражаю, сильнее затягивая на ней худи и попутно испепеляя взглядом кудрявого мудозвона с внешностью чувака из «Дюны».

– Для меня все несвободные парни почти женаты, – порывисто дернув за рукава худи и вырвав из моих рук, Милли с победной улыбкой развязывает их снова, роняя кофту на барную стойку. – Так что вали на хер, Чарльз. Я свободна как ветер, и мой зад сегодня за флюгер. Куда ветер подует, туда он и повернет. И вообще, что ты тут делаешь, если даже не танцуешь?

Мои аргументы заканчиваются, когда она тянет вниз кофту, высвобождая из-под выреза часть груди вместе со светлым кружевом.

– А если станцую? – в отчаянии бросаю последнее, что приходит в голову. – Спустишься?

– Станцуешь со мной? Не-е-ет. Повторюсь: ты несвободен. Женская солидарность не позволяет мне делать больно твоей девушке.

– Вообще-то я хореограф, и каждый день с кем-то танцую. И, если ты помнишь, моя… девушка – тоже.

Мы с Милли синхронно морщимся на слове «девушка».

Учитывая, что я и Бин давно не живем вместе, а близости между нами не было три месяца, нас трудно назвать парой. И это тот редкий случай, когда ситуация, вроде, устраивает обоих.

Я вижу, что у нее нет ко мне чувств. Были попытки найти их в первое время. Но Субин с первых дней кого-то во мне искала. По-видимому, так и не нашла. Поэтому быстро остыла, превратив изначально не самый горячий секс в скучную обыденность.

Я мог бы сказать, что не эгоист, включить благородство, уговаривая себя, что секс – это не главное. Но, черт побери, кого бы тогда я обманывал? Какого, блядь, хрена секс в отношениях – это не главное, если мы молодые, здоровые люди? У нас нет рамок религии или традиций. Я пытался узнать у нее о причинах, но единственной ее причиной была «усталость». Секс – не главное, если вы пара возраста пенсионеров, живете вместе минимум тридцать лет, обзавелись домом, оравой детей, внуков и лабрадором. Если вас задолбала работа, рутина и от усталости валитесь с ног. Но ничего этого ни у Субин, ни у меня не было. Я мог бы грешить на ее фригидность или свою импотенцию, но и это не наш случай. Она не хотела меня. Почти никогда. А я… видимо, не хотел настолько, чтобы с азартом ее соблазнять.

Поэтому да, хоть формально мы с Бин все еще встречаемся, это вряд ли можно назвать отношениями.

– А-а-а, – хитро подмигивает Милли. – Значит, девушка будет не против? Может, она, наоборот, поощряет? – подбирается к моему уху и понижает голос до шепота. – Ну, знаешь… Из тех, кому недостаточно остроты в отношениях.

– Нет, – смеюсь, растеряв весь наработанный флер серьезности. – Она не из таких.

– Может, ей нравится кто-то другой? – задумчиво тянет Милли. – Странно. Я бы ревновала.

– Меня? – Моя улыбка становится шире. – К ученицам?

– Своего парня, – Милли щекочет дыханием мои губы, и, кажется, от алкоголя, разбавившего кровь, не соображает, что спустя считанные миллиметры поцелует меня на глазах у толпы.

– Хочешь сказать, что никогда меня не ревновала? – Почти уверен, что никогда, но в голосе все же проскальзывает надежда. – Хотя бы как друга?

– Ревновала. – признается она, мгновенно трезвея. – И сейчас ревную.

Секунда – и на моем лице исчезает улыбка. Теперь уже мне становится безразлично, что на нас смотрят. Я сжимаю пальцы на талии Милли и подтягиваю к себе, уже не лицом, а телом.

– Как друга, конечно же, – нагло сверкает глазами она.

Милли

Все, что я выпила за весь вечер, испаряется. В голове пульсирует четкая мысль: сердцебиение, что я чувствую прямо сейчас под пальцами, барабанит во всем теле Спенсера. Я прижимаюсь к нему, потягиваясь на носках кроссовок. Держусь за крепкие плечи, тяну его голову ниже и приближаюсь к лицу.

Мне дико, просто до одури хочется поцеловать его, но вместо того чтобы исполнить это желание, а позже свалить все на посталкогольное сумасшествие, я отвожу кисти рук назад и впиваюсь ногтями в ладони.

– Сейчас мы с тобой спустимся с барной стойки и поедем домой, – начинает он куда более спокойным, чем минуту назад, голосом. – Я даю тебе шанс сделать это самой. Если откажешься, то, прости, мне придется на время побыть мудаком.

Боже мой… Он вообще в своей жизни встречал мудаков? Тех придурков и отморозков, которые ни во что не ставят девушку. Кому насрать на ее мнение, желания, попытки сопротивления. Неужели он думает, что, стащив меня с этой стойки силой, в ту же секунду вдруг станет мудаком?

– Ты не мудак, – бубню, нехотя отступая в сторону. – Ты дурак. А я спущусь сама.

Хотя предпочла бы до самой машины побыть у него на руках.

Может, еще не поздно сопротивляться?..

Кивнув медленно, с настороженностью, он отступает. Я сажусь попой на барную стойку, кладу ногу на стул и готовлюсь слезать. Спенс незаметно, пока я привыкаю к головокружению, спрыгивает на пол и тянет мне руку.

Сердито фыркнув, я ставлю на стул вторую ногу, зачем-то встаю на него, секунды четыре пытаюсь удержать равновесие, и, ощутив, что все кругом медленно качается, с грохотом падаю, вскрикивая от боли. Острой, адской, пронизывающей всю нижнюю часть тела и стреляющей в голову.

Мать твою, ну ты и дура, Рамирес!

Что ж, в этот раз я ее точно сломала…

Глава 9

Милли

Можно ли говорить о везении снова, если второе падение, правда, теперь уже на другую ногу, – а у меня не перелом, а вывих? Спенс никому не звонил, по моей же просьбе. Снова взвалил на себя все хлопоты, доставив меня до больницы. Дотащил до приемника, поговорил с врачом, пока я лежала и даже под анестезией выла от боли. К слову, выла я больше от пережитого стресса, когда мне за десять минут успели вколоть столько игл, что я едва не откинулась с сердечным приступом.

Сейчас я лежу в палате. Пошел третий час ночи, здесь давно не горит свет, а я дрожу над последним делением зарядки на телефоне, при этом без остановки переписываясь со Спенсером.

«Спенс: И чего ты не спишь? Анестезия больше не действует?»

«Я: Не хочется. Сижу и любуюсь ногой, размышляя, какой креатив придумаю для своего гипса, чтобы украсить его и оправдать статус дизайнера».

Вывих мне вправили и, убедившись, что нет ни трещин, ни переломов, решили, что обездвижить конечность хватит на пару-тройку недель.

«Спенсер: Ну и какие есть мысли?»

«Я: Думала, ты подскажешь…»

«Спенсер: Я не дизайнер».

«Я: Но так же, как я, человек творчества».

«Спенсер: Можно сделать кирпич из пенопласта. Покрасить в красно-коричневый цвет и пририсовать черные дыры».

«Или лучше 3D арт в виде протеза Капитана Крюка».

«Я: Это весело, но вряд ли мой юмор оценят люди, у которых на месте гипса реальный протез…»

«Спенсер: Точно… Тогда предлагаю нарисовать Губку Боба».

«Или волосатую ногу!»

«Я: Всегда мечтала о волосатых ногах…»

Поэтому третий год хожу на лазерную эпиляцию.

«Спенсер: Или сделаем ногу-трансформер. Что-нибудь в стиле Бамблби».

«Я: Ладно, это была плохая идея», – пишу я, представив, как вместо того, чтобы дать ноге отдых, пакую ее в железо.