Евгений Петрович сидел в саду, на своем любимом месте, на старой лавочке, которая вросла ножками в землю. Только в этом месте, сквозь деревья, которые росли по всему участку, можно было увидеть относительно большой кусок неба и проплывающие по нему облака. Все то время, что он здесь живет, а здесь Евгений Петрович, впервые появился еще совсем молодым парнем, которому не было и двадцати пяти лет, лавочка всегда стояла на этом месте с ножками, вросшими в землю. Этот участок тоже был закрыт со всех сторон деревьями, которые скрывали его от посторонних глаз. За счет большого количества деревьев в саду создавался свой микроклимат. В зной и жару здесь было прохладней, чем на улице, а в более прохладную погоду, особенно это было заметно зимой, на участке было теплее за счет того, что деревья не пропускали сюда ветер и холод. Особенно это чувствовалось в тот момент, когда выходишь с участка или заходишь на него. Разница между зноем и прохладой, ветром и спокойствием ощущалась особенно. На участке росли в основном столетние ели, поэтому участок был зеленым даже зимой. За счет берез и кленов, которых тоже было достаточно, участок выглядел особенно красиво осенью, когда листья березы становились желтыми, а листья кленов окрашивались частично в желтый, а частично в красноватый оттенок. Дача была построена родителями тещи в довоенные годы, когда елки, по рассказам тещи, были чуть выше ее отца. На даче никогда не было ни огорода, ни сада. Единственным исключением был, пожалуй, период войны, когда елки были еще маленькими и не давали тени, а весь участок был перекопан под огород, голод делал свое. Второй период, когда дача использовалась как сельскохозяйственный объект, это девяностые годы, когда на даче разводили кур.
Евгений Петрович любил сидеть на этом месте и смотреть на небо, словно сквозь окно, которое образовалось между веток деревьев, в высоту, на проплывающие мимо облака. Он вообще любил эту дачу, любил этот маленький, тихий оазис среди суматохи и шума неизбежно надвигающегося города, который, словно огромный дракон, пожирал маленькие домики, подходя все ближе и ближе к этому участку. Уже выйдя на улицу, можно было увидеть высотные дома, которые построили буквально два-три года назад. Евгений Петрович любил тень, которую создавали деревья, любил эти старые ели, несмотря на массу забот, которые они приносили, засыпая своими иголками все вокруг. Любил запах смолы, иголок, который исходил от них. Он любил это место, за то, что связывало его с ним, что было ему очень дорого и близко. Кроме того, он понимал, что в скором времени это место бесследно исчезнет, как исчезли участки в соседнем поселке, и от осознания всего этого, от близкой гибели этого места, он проникался любовью к нему еще сильнее.
Вот и сейчас Евгений Петрович сидел на лавочке, смотрел сквозь еловые ветви вдаль, на небо, на облака, он задумался, закурил. Он обдумывал все то, что сказали ему его дочь и зять, мысли заняли его сознание, он думал о будущем, думал о прошлом, думал о людях, которые здесь были, были с ним, и которых уже нет.
Мысли подхватили его и увлекли куда-то очень-очень далеко от сюда…
***
– Скажите, пожалуйста, а который сейчас час?
Этот вопрос вывел его из задумчивости, он автоматически, не глядя на спрашивающего, посмотрел на свои часы, которые показывали без пятнадцати семь.
– Восемнадцать сорок пять, – сказал он и только теперь посмотрел в ту сторону от куда был задан вопрос.
Он увидел трех девушек, стоявших недалеко от него. Две девушки стояли друг напротив друга, одна из них держала другую за локоть. Третья девушка стояла чуть в стороне. На его ответ две девушки переглянулись, одна девушка что-то сказала другой, и они рассмеялись.
– Спасибо, – сказала одна из них, и девушки опять рассмеялись.
Две девушки постоянно о чем-то переговаривались, смеялись, они явно обсуждали его. Третья девушка, которая стояла рядом, в отличие от своих двух подруг, в обсуждении с ними участия не принимала, так откровенно, как они на него не смотрели, хотя постоянно бросала на него взгляд. Когда же он смотрел на нее, она опускала глаза вниз. Девчонки ему понравились, он был бы не против с ними познакомиться.
– Поступаете? – спросил он.
– Нет, мы уже учимся, – и две девушки опять засмеялась.
– У нас? – и он указал на здание анатомички при первом медицинском институте.
– Нет, мы из педа[1], – и они опять засмеялись.
Он все чаще посматривал на третью девушку, которая выделялась из этой троицы, чем-то она притягивала его взгляд к себе, да и все же понравилась она ему, пожалуй, больше, чем две другие. На ней был легкий сарафан, а ее короткие, рыжие косички, которые не доставали до ее плеч, привлекали его внимание. Несколько раз, когда он смотрел на нее, и они встречались взглядами, тогда они несколько раз улыбнулись друг другу.
– Женька, на, держи! – его толкнул высокий, худой парень в очках, с толстыми стеклами, в руках которого была потертая папка, завязанная тесемками,– что, смотришь, на, держи, читай, но имей в виду, в пятницу вернешь- и он протянул ему папку.
– Что это? – не сразу понял Евгений.
– Что – что, Солженицын! Что еще?
– Ты чего орешь? – спросил Евгений и быстро убрал папку в сумку.
– Да ладно, не дрейфь, все хорошо. Читай, наслаждайся, а мне пора, пока, – сказал высокий парень скороговоркой и так же неожиданно исчез, как, и появился.
Евгений посмотрел в ту сторону, где только что стояли девушки, но там их уже не было. Оглянулся по сторонам, но их то же нигде не было. Они пропали. Он очень пожалел, что Петька отвлек его, девушки понравились ему и вполне можно было завязать с ними знакомство. А кроме того, девушки вроде бы тоже были не против, а теперь их нет.
Евгений учился в Первом медицинском институте. На его выбор пойти в медицину большое влияние оказала его тетя – врач, известная в медицинском кругу как одна из лучших врачей-диагност. К ней обращались за консультацией не только пациенты, но и врачи со всего Советского Союза. Также на выбор повлиял дядя, ее муж – военный хирург, оперирующий в госпитале им. Бурденко.
Евгений был поздним ребенком, ему не было еще трех лет, когда он остался сиротой. Евгения усыновили старшая сестра матери, которой на тот момент было уже пятьдесят пять лет, и ее муж, которому было почти семьдесят. Своих детей у них не было, и когда с родителями Жени случилось несчастье, они, не задумываясь, взяли его к себе. Вопрос об усыновлении очень долго не мог решиться, им везде отказывали, ссылаясь на их возраст, и только после того, как были подключены все связи, и после звонка из МГК КПСС[2], вопрос об усыновлении был решен буквально за один день. До окончания Евгением школы дядя не дожил. Жили они в трехкомнатной квартире, в большом сталинском доме на Русаковской набережной реки Яузы. В их доме, где все было пропитано медициной, одна из комнат была заставлена медицинскими книгами, да и в других комнатах были везде разбросаны книги, журналы по медицине. Все разговоры между тетей и дядей, а также с многочисленными гостями, приходившими в дом, велись исключительно о медицине. Поэтому другого пути, как медицинский, Евгений для себя не видел. Евгений закончил пятый курс и перешел на шестой медицинского института, работал на подстанции скорой помощи, где по мнению тетки, он зарабатывал не деньги, а опыт, которого можно получить здесь гораздо больше, чем в любом институте, причем не только медицинского, но и жизненного. К своим двадцати двум годам у него не было постоянной девушки, были короткие, мимолетные знакомства, но так, чтобы постоянной, до трепета в груди, той, из-за которой ночи становятся бессонными, такой у него не было. Девушки нужно больше уделять внимания, а этого Евгений дать им не мог: много времени он посвящал учебе и работе, но самое главное, наверное, не было той, ради которой можно было на это найти время. Периодически эта ситуация начинала его не то чтобы волновать, скорее огорчать, особенно каждый раз он это чувствовал по окончании очередного курса – весна, пробуждается все вокруг, впереди лето, девчонки снимают уродливую зимнюю одежду и оказываются в платьях. Они словно бабочки, которые выпорхнули из кокона и, расправив крылышки, полетели навстречу солнцу. Обдумывая, все это, ругая про себя всеми словами, которые он знал, Петьку, что вот опять произошел «облом», он пошел в сторону станции метро Фрунзенская. Была суббота, впереди воскресенье, на скорой помощи выходные, учебы нет, можно весь день весь день читать Солженицына, который лежал у него в сумке. Евгений спустился вниз, дождался своего поезда, вошел в вагон, народу было мало, садиться на свободные места он не хотел, чтобы потом не вставать и уступать место, т.к. следующая станция была Парк-Культура, а там, как обычно, могло войти много народу. Он встал у противоположных от входа дверей. Поезд въехал в туннель. Евгению очень хотелось достать папку и начать читать Солженицына, он даже засунул руку к себе в сумку и зажал папку между пальцами, но он прекрасно понимал, что это самиздат и за такую литературу ему ничего хорошего уж точно не будет, а читать ее в таком людном месте, как метро, и подавно. Он вынул руку из сумки, застегнул молнию, поднял глаза и обомлел. Впереди, у следующих от него дверей, стояла она. Да, да, это была та самая девушка с рыжими косичками. Девушка стояла лицом к нему, и, так как она читала книжку, она его не заметила. Евгений, не колеблясь, пошел вперед и подошел к ней.
– Снова здравствуйте, хотя мы еще не здоровались, – сказал он.
Девушка вздрогнула, оторвала взгляд от книги, посмотрела на Евгения и, узнав его, улыбнулась ему.
– Здравствуйте, – ответила она.
– Меня Женей зовут, – сказал он ей.
Девушка снова улыбнулась: – Меня тоже зовут Женя.
– Надо же, – сказал он, – так это знак.
– Может быть?
– Что читаете?
– «Американскую трагедию», – она держала книжку так, что указательный палец лежал в ней между страниц. Книга была прочитана где-то на половину.
– Клайд уже познакомился с Сандрой?
– Да, но он еще с Робертой, а она беременна.
– Там все только начинается.
– Только не рассказывайте, что было дальше, – она улыбнулась и посмотрела Евгению в глаза.
Именно сейчас он заметил, что глаза у нее зеленого цвета, а кончик и крылья носа были покрыты веснушками. – Как солнышко, – подумал он.
– Как хорошо вы знаете произведение, – с удивлением сказала она, – я так все подробно не запоминаю.
– Я тоже не запоминаю, просто я только что прочитал ее, поэтому хорошо еще помню.
Они проговорили всю дорогу, пока ехали до станции метро Речной вокзал. Он хотел проводить ее дальше, до дома. Но она отказалась, и он поехал обратно к себе в Сокольники, радостный и счастливый. За короткое время их общения он узнал, что Женя в этом году закончила первый курс Московского педагогического института, того самого «педа», что граничит с их анатомичкой. Училась она на филологическом факультете. Узнал, что подруг, которые так смеялись, когда он увидел Женю в первый раз, зовут Света и Наташа. Узнал, что он им действительно понравился, узнал, что они учатся все вместе, и их троих отправили работать в приемную комиссию, и сегодня у них был последний рабочий день. Узнал, что Женя живет с мамой и бабушкой. Но самое главное, у него в кармане лежал заветный листок с ее номером телефона.
Когда Евгений приехал домой, первым делом он набрал на телефоне номер с того самого листочка и проговорил с Женей часа два. Они договорились встретиться на следующий день.
– Садись обедать, все уже остыло, – сказала Антонина Андреевна и, посмотрев на Евгения, добавила, – о, да, ты, похоже, влюбился.