Читать онлайн Развод в 45. Не дай мне уйти

Глава 1

– Мам, а ты можешь в субботу выглядеть нормально?

Вопрос дочери застает меня врасплох. В каком смысле? А как я сейчас выгляжу? Ненормально?

– Ко мне парень в гости придет, – объясняет Маша, колупая голубцы в тарелке. – Ну, почти парень. Пока еще друг. Но я думаю, что Марк предложит мне встречаться. Он обещал забежать на чай после универа.

Мы ужинаем вдвоем. Тимура как всегда нет, задерживается допоздна на работе. Дочь тоже периодически пытается куда-нибудь слинять или есть перед компьютером, за просмотром сериалов, но я категорически против.

В семье должны быть хотя бы совместные приемы пищи. И если у мужа оправдание имеется, то Маша с вечно недовольным лицом, но садится за стол. В этом вопросе у меня принципиальная позиция.

Так. Стоять. Я же пропустила самое важное!

У Машки появился парень? Ей уже восемнадцать, но до сих пор я не помню, чтоб она кого-то к нам водила знакомиться. Дочь увлечена рисованием и дорамами. Мне иногда кажется, что ей ничего не надо, кроме новых карандашей и каких-то непонятных корейских юношей.

(«Ма-а-м, не корейских, а китайских! И вообще, это же Сяо Джань!» – обязательно сказала бы мне Маша, еще и глянула укоризненно).

– Я плохо улавливаю связь, – хмыкаю я. – Мальчик придет к тебе, а выглядеть хорошо должны мы с папой?

– Да не. За папу-то я не боюсь, – машет она рукой. – Папа у нас всегда хорошо одет. А вот ты… Ну, мам, ну, ты же понимаешь.

– Не-а, не понимаю. Объясни.

Я невольно оглядываю себя в отражении начищенной до блеска ложки, которая лежит передо мной. Изображение смешное, округлое. На нем у меня нос картошкой и щеки больше лба. Но в целом-то – всё как всегда. Домашняя одежда, волосы расчесаны. С утра я абсолютно точно умывалась и чистила зубы.

Не сижу ж в одних трусах на босу ногу и не размахиваю бюстом во все стороны.

В чем ко мне претензия?

Дочь тушуется. Взгляд ее утыкается в тарелку, она явно не знает, как сказать.

– Ты выглядишь как… Ну… Ты обещаешь не обижаться?

– Обещаю.

– Как сельская клуша, вот как ты выглядишь, – на одном дыхании произносит Машка. – Вот эта косичка дурацкая. Футболка твоя в цветочек, жуть просто, такие уже никто не носит. На штанах пятно жирное. Я не хочу, чтобы Марк подумал, что я тоже такой буду, когда постарею.

Разумеется, ее слова больно бьют по мне. Я никогда не задумывалась над своим внешним видом с такой точки зрения. Но как еще одеваться, если весь день занят бытом? Удобные вещи, которые не жалко запачкать во время готовки или мытья полов, простая прическа.

Нет, ну, я не хожу в рванине. Одно небольшое пятнышко, его почти не видно. А футболка жутко удобная, стопроцентный хлопок. У меня таких штук пять, разных оттенков. Все новенькие, чистые. Я за собой слежу.

– И как, по-твоему, должна одеваться приличная мать? В мини-юбку или шелковый халат? – строго уточняю я. – Маш, мне кажется, ты перегибаешь.

– Я не прошу невозможного. Просто чтоб Марк посмотрел и понял, что я из нормальной семьи. И вообще. Вот Катя же всегда хорошо вы… – внезапно она осекает себя.

– Кто такая Катя? – морщу лоб.

Не помню такую среди машкиных подруг. Может, это чья-то мама?

Да, наверное, это одна из тех матерей, которые всех раздражают. Идеальные, прилизанные, непогрешимые.

Но, кажется, я ошибаюсь. Потому что у Маши на лице читается испуг, глаза с пятирублевую монету.

– Да не, никто.

– Маш…

– Катя – это папина девушка, – отвечает дочка тихо-тихо.

За столом такая тишина, что слышно, как тикают настенные часы. Я смотрю на дочь с легким укором.

– Наверное, ты имела в виду коллегу по работе? – хмыкаю. – Странно, когда у папы есть девушка, при живой жене-то. Нет, я, конечно, буду горда, если он ещё и…

Маша перебивает меня, насупившись:

– Ничего не странно. Я давно хотела тебе сказать, – опускает дочь глаза в пол, – но папа просил так не делать. Типа это тебя очень ранит. Еще папа сказал, что вы давно живете как соседи, но он тебя любит и не бросит нашу семью.

– Маша, не смешно.

Дочь иногда фантазирует лишнего. Она не врунишка, но может заиграться, если хочет чего-то добиться или выпутаться. Когда я унюхала на ее куртке сигаретный запах, Маша так красочно рассказывала про мужика на остановке, который дымил рядом с ней, что я поверила. Ни на секунду не усомнилась.

Тимур потом долго говорил мне, какая я наивная дурочка.

Вот и сейчас она явно придумала Тимуру девушку (бедный, куда ему еще и девушка, с постоянной работой до ночи), потому как поняла, что ляпнула лишнего насчет моего внешнего вида.

– Ты мне не веришь, да?

– Во что я должна поверить? В любовницу своего мужа? Маш, тебе восемнадцать лет. Не маленькая девочка же. Подумай, пожалуйста, как звучит то, что ты говоришь.

– Вот ты всегда так. Ща.

Она вскакивает из-за стола и приносит телефон. Открывает фотографии, а на них…

Это действительно… девушка. Молоденькая, ей лет двадцать, едва старше самой Машки. Сидит в обнимку с Тимуром в ресторане. Улыбается. Смеется. А мой муж так на нее пялится, будто – юный влюбленный мальчишка. Он на меня так же смотрел когда-то давно. Я помню этот взгляд.

С тех пор много воды утекло.

Теперь ему сорок пять, у нас брак, дочка…

– Что это…

Мой голос срывается. Запах еды внезапно становится тошнотворным. Я бы попыталась убедить себя, что на фотографиях всё не так однозначно, но рука Тимура сжимает талию этой девицы слишком уж по-собственнически.

– Я же говорю, это Катя. – Маша пожимает плечами. – Она работает вместе с нашим папой. Они вместе полгода, вот как-то так.

– Откуда ты все это знаешь? Откуда у тебя фотографии?

Мой голос осип. Я отбрасываю от себя телефон как гремучую змею и закрываю глаза.

– Мы… Ну, мы общаемся. Катя неплохая. Папа ценит её. Он с ней стал радостный, а с тобой… Ну, ты сама в курсе.

В курсе чего? Что мой муж рядом со мной несчастен, а с какой-то юной пигалицей – лучится как солнце?

Предательство. Это предательство. Два самых моих дорогих человека обманывали меня за спиной, нагло лгали. Муж открыто изменял, а дочь его покрывала и не считала это чем-то зазорным.

Она всегда была с Тимуром ближе, чем со мной. Даже девичьи вопросы обсуждала с ним. Мне говорила только: «Ма, забей, мы уже с папой всё решили».

Она для него – зайка и малышка, принцесса, которую нельзя обижать. Любой её каприз – закон. А мне приходится быть строгой, заставлять есть овощи или возвращаться домой раньше полуночи.

Меня сложно любить так же безоговорочно, как папу.

Но чтоб так…

Я вдыхаю и выдыхаю. Нужно держать лицо, хотя бы при дочери. Пусть меня мутит, а перед глазами всплывает счастливое лицо той девицы.

– Как ты узнала об этой Кате?

Маша пожимает плечами.

– Ма, ну я ж не дура, всё поняла. Это ты у нас наивняк, а я сразу почувствовала, когда папа изменился. Все эти ред флаги появились, как по учебнику.

– Ред что?..

– Красные флаги, – объясняет Машка, закатив глаза. – Это такие моменты, которые типа кричат о проблемах. Например, папа задерживаться стал постоянно.

– У него работа…

– До ночи? И прям каждый день? Ну-ну, – она фырчит. – Телефон прятал, с кем-то уходил общаться в ванну. Ну, я у него мобильный свистнула и увидела их переписку. Ничего не сказала, но всё запомнила. Решила выждать. А потом папа познакомил меня с Катей. А она… нормальная оказалась. Я-то думала, поставлю ультиматум, ну типа или она, или я. А потом поняла, что папа вроде бы счастлив. Вот как-то так. Короче, мам, ты не переживай. Он же тебя не бросает.

Ага, не бросает. Только спит с другой, и дочь моя с этой другой дружит, и фотки у них есть совместные, а я так. Одеваюсь плохо, прическа идиотская, и вообще – позорище в глазах дочери.

Очень хочется сказать ей: ну вот пусть Катя с твоим Марком и знакомится. Так её и представишь: «Это любовница моего папы, она классная».

Но я сдерживаюсь.

Нужно держать лицо. Моя мама любила повторять, что никому не нужны истеричные бабы. Муж хочет приходить домой к той, которая накормит, поддержит, улыбнется, а не закатит скандал. Детям тоже незачем смотреть на вспыльчивую мать.

Поэтому я киваю и произношу негромко:

– Если ты доела, то убери тарелки в посудомоечную машинку. И… Спасибо за честность. Я думаю, мы с папой со всем разберемся.

– Ага. Ма, так что насчет Марка?

– В каком смысле?

– Ну, ты обещаешь выглядеть нормально? Не как обычно?

И тут меня прорывает. Маска, которую я пыталась нацепить на лицо, спадает в один миг.

– Я обещаю выглядеть пристойно, но не собираюсь одеваться как двадцатилетняя любовница моего мужа. Если моё «пристойно» и твое «нормально» не совпадут – это не мои проблемы.

– Вот значит как?! Тогда я пойду знакомить Марка с Катей! – вскрикивает Маша ту самую фразу, которую я обдумывала минуту назад.

– Не имею ничего против. Вы же так близки, вместе по ресторанам ходите. Удачно познакомить Марка с «родителями».

– Ты как всегда! Я тебе призналась, а ты! Правильно всё папа говорил!

Дочь вскакивает и убегает из кухни, а я долго еще сижу за столом, вцепившись пальцами в скатерть.

Глава 2

Чуть позже, успокоив в себе ураган, я отправляю Тимуру нейтральное смс: «Ты когда будешь дома?»

Ответ не заставляет себя ждать:

«Ложись спать, у меня аврал, надо закончить проект, приеду ночью».

Проект по чему? По совращению юных красоток, которые едва-едва справили совершеннолетие? Понимаю, ответственный проект, надо исполнять. Дома-то кто ждет? Жена в пижаме, а не фифа в пеньюаре.

Я не готова терпеливо ждать возвращения Тимура и уж тем более не намерена ложиться спать, типа и так сойдет. Меня разрывает на части от боли и предательства. Мне хочется выть, но уж точно не отдыхать.

Что делать?

Я могу посмотреть местонахождение телефона моего благоверного через приложение в интернете. Никогда этим не пользовалась, разве что когда он долго не выходил на связь – и мне требовалось убедиться, что всё в порядке.

Точка указывает на элитный жилой комплекс «Север», километрах в трех от офиса Тимура. Интересно он проект заканчивает. Видимо, пришлось перенести его на дом. Вот такой мой супруг работящий, такой молодец.

Зубы сводит от злости.

Я прыгаю в машину и еду туда. Маша всё равно заперлась в комнате и врубила на полную громкость сериал. В качестве протеста матери-тиранше, которая отказывается надевать платье с декольте до пупа.

Паркуюсь возле ЖК, это несколько домов-свечек за кованым забором, высоченных, шпили их как будто подпирают небеса. Именно тут скрывается злой дракон по имени «Катенька», который утащил моего благоверного.

Набираю номер Тимура.

– Кира, что у тебя? – не сразу отзывается муж. – Я очень занят. Любые вопросы можно решить завтра, если они не горят.

– Еще как горят. Я стою у въезда в ЖК «Север», – с усмешкой. – Либо ты спускаешься вниз, и мы говорим, либо я сейчас же собираю вещи и подаю на развод.

– Я… – муж запинается, и тут у него на фоне доносится напевный девичий голосок:

– Тим, пусть поднимается. Мы же знали, что так не может продолжаться вечно.

– Квартира 340, – вздыхает муженек. – Хотя… Я тебя встречу.

– Не стоит, доберусь в ваше любовное гнездышко сама, ворота только откройте.

Во мне кипит столько эмоций: от злости до отчаяния, от желания бить головой мужа о раковину до полного равнодушия. Когда я поднимаюсь на нужный этаж, то оглядываю себя в зеркале.

Да нормально я выгляжу! Нормально! Я – не клуша в полинявших трусах из российских сериалов. Конечно, я не сравнюсь с молоденькой куклой, но для своих сорока пяти – всё не так уж и плохо. И кожа, и волосы, и одежда.

Это бесит меня сильнее всего. Потому что, даже по мнению моей дочери, Катя хорошо одевается, а вот мать – как бабка-колхозница. С Катей приятно провести время, а вот на предложение матери выбраться куда-нибудь, сразу же «фу, мам, это тупо, я лучше порисую».

Не сдержавшись, я расплетаю косу и прочесываю волосы пятерней, добавляя им объема. Чтоб смотреться не как престарелая школьница с косичкой.

Дверь открыта, Тимур стоит в проходе, руки его скрещены на груди. Седина едва тронула волосы моего мужа. Он выглядит как всегда безупречно. В рубашке, рукава которой закатаны. Взгляд жесткий, губы поджаты.

Недоволен? Чем же? Я чему-то помешала?

Это я иронизирую, если что.

– Маша сказала? – коротко спрашивает он.

– Угу, а не должна была?

Отпихнув его, я боком протискиваюсь в просторную прихожую.

– Ну, я просил её молчать.

– Увы и ах, ты воспитал слишком честную дочь.

Здесь всё обставлено со вкусом, взглядом цепляюсь за мелкие детали и примерно представляю их цену. Вот эти светильники – тысяч тридцать. Мебель – около двухсот. Мой муж не бедствует, и нас не обделяет в деньгах. Но, что-то мне подсказывает, что и любовницу он содержит по высшему разряду.

Вряд ли она, трудясь его подчиненной, может позволить себе квартирку, съем которой обойдется тысяч в сто ежемесячно. Хо-о-отя… смотря как впахивать, можно и премию заслужить за ненормированный рабочий день. Вон, работает, бедняжка, даже по вечерам.

– Здравствуйте, Кира, – ее голос доносится невдалеке. – Проходите на кухню.

Я захожу внутрь. Ну да, всё дорого-богато. Мебельный гарнитур прям кричит: я стою не меньше полмиллиона! И кофемашина из недешевых.

Я обычно равнодушна к чужим деньгам, но тут мстительно считаю каждую копеечку. Потому что понимаю: это деньги, который мой муж потратил не на семью, не на свою дочь, а на какую-то кралю.

А та, между прочим, сидит за кухонным столом со стеклянной столешницей, закинув ногу на ногу. Сидит в топике, который не скрывает пупка. И в коротеньких шортах. Настолько коротких, что у меня трусы длиннее. Блондинка. Сексуальная до безобразия, как с порно-сайта выползла.

– Здравствуйте, Кира, – вновь повторяет она и улыбается.

Тимур проходит и встает между мной и своей Катей. Чего ожидает? Что я ей кинусь волосы выдирать её накрученные?

Меня начинает трясти.

И от его поведения, почти равнодушного, и от её радушия, и от этого «здравствуйте», будто между нам пропасть лет в сорок, и я – старуха. Спасибо хоть не «Кира Эдуардовна».

– Ты…

Я обращаюсь к Тимуру. Муж качает головой.

– Не закатывай сцен. Да, я тебе изменяю. Я не хотел, чтобы ты узнала так. Но в конечном итоге рад, что всё так получилось. Теперь можно быть честным и перестать прятаться.

– Рад?! Чему?! Тимур, у тебя дочь ее возраста!

– Кате двадцать пять, не делай из меня извращенца.

Девушка неуместно хихикает. Чувствует себя хозяйкой положения. Как-никак, это к ней в квартиру заявилась несчастная супруга. Она может восседать королевой, глядя на меня с улыбочкой. Пока я беснуюсь от отчаяния.

– Ты мог бы сказать с самого начала! Мог бы подать на развод и спать с кем угодно!

– Не мог бы. Я не планирую развестись с тобой, – качает головой Тимур.

Я непонимающе поднимаю на него взгляд. Он что, шутит? Собирается жить на две семьи? Суп-каша-макароны с жены-Киры, а вот вечерние утехи – от на всё готовой Катюши. Так, что ли?

Катенька, судя по всему, тоже не в восторге от сказанного. Она ведет щекой, явно борясь с желанием что-то возразить. Но не лезет. Смотрите-ка, какая вышколенная особа. Пока не проявила стервозный характер и не качает права? Я почему-то уверена, что не такой уж она и ангелочек, просто изображает святую девушку, которая готова делить любимого с другой.

– У нас дочь, брак, имущество, – Тимур спокоен как танк, вообще ноль эмоций. – Маша не должна расти безотцовщиной.

– Об этом нужно было думать до того, как запрыгнул в койку к какой-то девице.

– Кира, послушайте… – влезает эта нимфетка.

– Тебя вообще никто не спрашивает!

– Тим… – она морщит носик.

– Кать, тебе, и правда, лучше помолчать. Это вопрос мой и Киры.

Девушка затыкается.

А я не понимаю, зачем вообще сюда пришла. Что ожидала увидеть? Теперь, когда правда открылась целиком, мне хочется поскорее сбежать, а не смотреть на этих голубков. Они вон ужинали. Стол сервирован: тарелки, бокалы с белым вином или шампанским, Мясо по-французски, салат из овощей. Я помешала их трапезе.

Поэтому Тимур редко ужинает с нами. Поэтому постоянно задерживается.

– Я… Я пойду.

Мой голос вздрагивает. Я хочу развернуться, но Тимур останавливает меня, схватив за запястье.

– Подожди. Кира, обещай, что мы всё обсудим. Мне невыгоден наш развод. Я не хочу, чтобы всё так кончилось.

– Да мне плевать, что тебе выгодно!

Голос окончательно срывается, и я начинаю рыдать. Я до последнего не верила. Искала оправдания. Думала, приду, а тут что-то совершенно другое. Машка ошиблась или…

Но нет.

Муж подает мне, по всей видимости, свой стакан.

– Попей воды.

– Тебе-то самой нормально жить вот так? – я принимаю стакан, но не отпиваю из того, а внимательно смотрю на Катю.

Девушка пожимает плечами.

– Я люблю Тимура. И это взаимно. Я понимаю, он не может уйти от вас сейчас, но пока он со мной, я останусь с ним. Ваш брак – формальность, и это меня не пугает.

Стакан лопается в моих пальцах. Тонкое стекло впивается в пальцы, но я словно не замечаю боли. Вижу, как кровь струйкой стекает по ладони на кафельный пол. Удивляюсь, но отчужденно. Будто это не со мной происходит.

– Кира! – Тимур подскакивает ко мне, осматривает ладонь. – Порез небольшой. Сейчас принесу перекись. Стой на месте.

Он куда-то уходит, а я продолжаю держать руку вытянутой. Вообще не понимаю, что происходит. Всё как в тумане. Слезы высыхают. В голове так пусто и ясно, словно из неё вымело вообще все мысли.

И только негромкий голос возвращает меня в реальность:

– Он всё равно не останется с тобой.

– Я сама с ним не останусь, – хриплю. – Забирай, не жалко.

– Ну-ну, – усмехается Катя; милая улыбка стекает с её лица, превращая то в гримасу. – Говори, что хочешь, но Тим будет мой. Не люблю делиться своим с кем-либо.

– И как же ты собралась его заполучить?

– Ну, всегда есть вещи, недоступные тебе. – Она поправляет чуть съехавшую лямку топика. – Например, забеременеть. Если у Тима появится наследник, он забудет о своей старухе в климаксе. Я уж молчу о других своих достоинствах.

Я сама не понимаю, что делаю, поступаю рефлекторно. Но кусок мяса, который лежал в ближайшей ко мне тарелке, внезапно оказывается в пальцах моей здоровой руки – и я кидаю его в Катю.

Кусок прилетает ей прямо по лбу. Точечным ударом. Девушка взвизгивает. Майонезный соус отпечатывается на её коже.

Она подскакивает и кидается ко мне с кулаками и воплем вождя краснокожих. Пытается ударить, но я оказываюсь быстрее. Отскакиваю в сторону, и девица Тимура, неловко взмахнув руками как птица, летит на пол, прямо в осколки от кружки.

Ещё секунда, и она впечаталась бы лицом в них.

Каким-то чудом я успеваю поймать её за шкирку и отпихнуть вбок. Не хватало еще, чтоб она морду себе разворотила.

Тут стоит упомянуть, что в юношестве я занималась самбо. И хоть навыки давно утратила, но тело всё помнит.

– Ты… Ты…

Она изворачивается, чтобы схватить меня за волосы. За этим занятием нас и застает Тимур. Он держит марлевые тампоны и перекись, смотрит на нас изумленно. Его маска равнодушия сползает, стоило ему увидеть нас «в обнимку». Катенька тотчас перестает шипеть и брыкаться как дикая кошка. Всхлипывает что-то типа:

– Она на меня напала… Кинула в меня мясо…

– Забирай своё сокровище, – я пихаю Катю к своему благоверному. – Я больше не хочу участвовать в этом цирке. Дай мне уйти.

В руке отдается огнем, кровь начинает идти с новой силой. Но мне плевать. Обработаю рану дома, обойдусь без фальшивой заботы мужа. Я выхожу из кухни, двигаюсь в коридор, чтобы навсегда распрощаться с этой квартирой.

Тимур окликает меня, но больше не пытается поймать. Я спускаюсь вниз. В аптечке, которая хранится в машине, нахожу бинты, йод. Я наскоро перематываю порез, порадовавшись, что он совсем неглубокий. Заживет.

Вжимаю педаль газа в пол и, дождавшись, когда поднимется медлительный шлагбаум, выезжаю сначала на улицу, а после – на сонное вечернее шоссе.

Прочь от мужа. Прочь от его дешевой куклы.

Прочь от всего того, что между нами было за последние двадцать лет.

Глава 3

Я захожу в квартиру и делаю глубокий вдох. Тем же внутренним сканером, которым осматривала хоромы Екатерины, гляжу и на наш дом. Но с иным умыслом. Размышляю, что взять с собой, а что оставить благоверному после развода.

Картины – точно мои. Я покупала их в каждой нашей поездке, везла из разных городов и стран. Выискивала в крошечных магазинчиках, подбирала с любовью. Здесь и маленькая оливковая Италия, и богатая золотом Венеция, и дождливая Франция, и жаркая Греция. В комнатах висят следы нашей памяти, нашего безоблачного прошлого. Их я не отдам какой-то молодой нимфе. Ни за что.

Подавшись порыву, я срываю картину со стены и смотрю на темное пятно, оставшееся на обоях на её месте. Она висела здесь семь лет, солнце давно выбелило всё вокруг.

Как будто уничтожаю память.

Пытаюсь приладить картину обратно, но гвоздик, который ее держал, выпадает и предательски рушится на пол.

– Ты чего делаешь? – на шум выходит Маша. – Эй, мам, ты чего?

Она смотрит на картину в моих руках, на мое явно печальное, опухшее лицо.

– Маш… – я пытаюсь говорить без слез, но те рвутся наружу. – Подумай, какие вещи ты возьмешь с собой. Мы завтра же уезжаем отсюда.

– Зачем? Папа что, ударил тебя?

Дочь косится на мою перевязанную руку.

– Нет, я сама поранилась. Но мы не останемся в этой квартире… После всего, что я узнала. Мы уедем.

– Куда?

Вопрос застает меня врасплох. Как куда? Ну, например, к моей маме, она не откажет. Некоторое время побудем там, я устроюсь на работу, сможем снять что-то приличное.

– То есть ты предлагаешь жить с бабушкой в её убитой двушке? – скептически уточняет Машка.– И сколько? До моей свадьбы, пока я сама не съеду? Кто тебя на работу возьмет? Ты ж с моего рождения не работала.

Маша как всегда бьет наотмашь. Неплохое качество, хотя я всегда пыталась утихомирить в дочери это правдолюбие. Тимур же, напротив, его поддерживал. По его словам, лучше быть неудобной и честной, чем для всех хорошей.

Дочь и сейчас не ошиблась, хоть и сказала жестковато. Когда закончился декрет, я просто уволилась, не было необходимости выходить в офис. У Тимура тогда как раз пошел в гору бизнес. Последние восемнадцать лет он всем меня обеспечивал и никогда не попрекал рублем. Любые траты – иди и делай, даже не спрашивай. Он легко относился к деньгам. Говорил, что а зачем тогда зарабатывать, если ничего не покупать.

Поэтому основные знания, разумеется, подрастеряла. У меня, конечно, профессия, в которую вернуться можно – бухгалтер. Цифры-то остались прежними, два плюс два всё ещё четыре. Но за эти годы явно сменились и системы учета, и появилось море новых налогов, и бланков, и прочего, о чем я даже не подозреваю.

Короче, просто взять и устроиться нахрапом не получится.

Но разве меня это остановит? Старые знакомства никуда не делись. Поспрашиваю, изучу всё необходимое.

– Ма, ну ты же в курсе, что это позорище? – дочь, не дождавшись моего ответа, морщит носик.

– Не разговаривай так со мной, пожалуйста. Что именно, по твоему мнению, позорно? Развестись?

– Пользоваться бабушкой. В твои-то годы. Нет уж. Я останусь с папой. Не впутывай меня в ваши скандалы. Это ты сама придумала, а я не при чем.

Её слова бьют под дых. Она открыто упрекает меня в бессилии. Что вот такая я бесполезная, решила уехать в никуда вместо того, чтоб терпеть измены и улыбаться.

– Маш, мне как никогда нужна твоя поддержка. Да, будет трудно. Но мы со всем справимся. Вдвоем.

Дочка качает головой.

В эту минуту она поразительно похожа на своего отца. Те же упрямые черты лица, тот же волевой подбородок. Разве что волосы больше отдают рыжиной, это в меня. Но всё остальное – копия Тимура. Как с принтера.

– Ма, я не хочу ни с чем справляться. У меня здесь универ, художка, друзья. Марк опять же. Я не хочу ездить по два часа на автобусе. Я не собираюсь вечно слушать бубнеж бабушки. Ты же знаешь, какая она. Всегда всем недовольная. Не так одеваюсь, не так крашусь. Тебя она вообще сожрет, что ты с папой разводишься. Легче прям щас вздернуться.

– Маша!

– Чего? – Дочь упирает руки в бока. – Я что, неправду говорю? Почему я должна жертвовать своим удобством ради тебя? Почему должна менять личную спальню на раскладушку у бабушки?

– Потому что… – Я закусываю губу. – Потому что ты должна меня поддержать…

– Ничего я не должна. Я, может, папу поддержать хочу. Ты же не готова ради меня ни на что, а я вот ради тебя тоже не готова. И вообще, меня Катя устраивает. Будет у меня и мама, и мачеха.

С этими словами она хлопает дверью и запирается в комнате.

Я остаюсь стоять с картиной в руках, ощущая себя так мерзопакостно, будто меня окунули с головой в ведро отходов.

С одной стороны, дочь можно понять. У неё и возраст такой, импульсивный. Всё в штыки, всё не так. Да и, конечно же, потерять привычную жизнь не хочет. Я понимаю, поэтому и не обижаюсь.

Мама у меня действительно человек тяжелый. У нее две дочери, но моя сестра с ней даже общаться не желает – настолько она её замучила придирками.

Я гораздо лояльнее, просто предпочитаю минимизировать наши встречи и телефонные разговоры.

Понятно, что ехать к ней – крайняя мера.

Но что я должна сделать?

Как я могу оставить Машу с отцом? А сама что, просто уйду? Как побитая собака? Они будут втроем счастливы, а я как бы самоустранюсь. Злая, плохая, плохо одетая клуша-Кира исчезнет, позволив людям жить припеваючи.

Нет уж. Пусть Маша меня возненавидит, но отцу я её не отдам.

Тот, кстати, возвращается домой раньше обычного. Что, уже наработался, закрыл свой важный проект?

Я запираюсь в ванной, чтобы не пересекаться с благоверным. Оглядываю в зеркале распаренную после мытья кожу. Каждую морщинку. Каждое пигментное пятнышко. Каждое несовершенство.

Знаете, как в фильмах, когда на героиню находит осознание.

И что я вижу?

Я вижу сорокапятилетнюю старуху. Не молодую женщину, а утомленную бабу, которая могла бы следить за собой, но почему-то решила, что она будет стареть естественно.

Моё отражение говорит об обратном. О том, что коже не хватает питания, а волосы давно пора покрасить. Что брови нуждаются в корректировке, и носогубная складка выделяется слишком явно.

Я не останусь с Тимуром, но неужели в сорок пять лет я собираюсь вообще покончить и с личной жизнью, и с уходом за собой? Запереться в скорлупе, растеряв доверие ко всем мужчинам?

Я смотрю и не узнаю себя. Я ведь не была такой раньше. Мне от природы досталось хорошее телосложение, про таких говорят «ведьма, жрет и не толстеет», у меня неплохие волосы. Темно-рыжие. Медные. Никакой краски не надо. Глаза зеленые, пусть и неяркие.

Когда я себя так запустила? Когда позволила мужу заглядеться на другую?

В дверь ванной стучатся. Я демонстративно молчу.

– Кир, я хотел спросить, как твоя рука.

Голос моего мужа не виноватый, но уставший.

– Прекрасно. Я могу помыться в одиночестве?

– Кто ж тебе запретит, – выдерживает паузу и вдруг начинает смеяться: – Ты бросила в Катю кусок мяса?

Почему-то я и сама начинаю улыбаться. Ситуация идиотская, но, скажем прямо, получилось экстравагантно. Я вспоминаю, как майонезное пятно отпечаталось на лбу любовницы моего мужа.

– Что было, то и бросила. Пусть скажет спасибо, что не нож.

– Не ожидал от тебя такой экспрессии. Обычно так гораздо… Хм… Спокойнее.

И продолжает откровенно ржать. Нормально он так, не жалко, что ли, свою собственную любовницу?

– Обычно меня не называют старухой в климаксе. Мне плевать, с кем ты спишь, Тимур, но будь с этой девкой осторожнее.

Его голос становится жестче.

– Я тебя услышал, Кир. Знаешь… Прости, что так вышло… Я постараюсь…

– Всё исправить? – подсказываю я, закрутив кран. – Поздно. Я подам на развод.

Выхожу из ванной, отпихивая локтем Тимура, который застыл и смотрит на меня тяжело, осуждающе.

– Кира, это плохая идея.

– Почему это?

– Я не собираюсь с тобой разводиться.

– Как жаль, что твое мнение мало кого волнует.

– Маша написала мне сообщение, когда я ехал домой, – продолжает он без эмоций. – Сказала, что останется жить со мной.

– Угу, я в курсе.

– Ты обижена на неё?

– Нет. Потому что её хотелкам не суждено сбыться. Сегодня я сплю в гостиной.

Он со вздохом берет с нашей кровати подушку и качает головой.

– Я сам. Не руби сгоряча. Я не говорю, что поступил правильно, но… Иначе не мог. Если ты хочешь отдышаться, я сниму себе квартиру. Одумаешься – пустишь обратно. Не нужно возвращаться к матери.

– Денег не хватит всем квартиры снимать, – усмехаюсь я.

– Я не снимаю ничего для Катерины. Она в состоянии сама обеспечить себя жильем.

– Очень рада за неё. Тимур, вот ты сам как считаешь: это нормально? Пытаться усидеть на двух стульях?

– Нет, это ненормально. Но я не мог иначе, – повторяет он. – А когда всё осознал – было уже поздно.

Даже слушать эти бредни не хочу. Есть много вариантов «иначе». Например, не расстегивать ширинку. Не опоила ж она его и не в бессознательном состоянии заставила отлюбить до потери пульса. Прям несчастный страдалец, не мог он.

– Ну, значит, и я не могу иначе, – криво улыбаюсь.

– Я не дам тебе развод, – повторяет он. – Даже не надейся. Но если хочешь переждать – повторяю, уеду хоть сегодня, сниму любую квартиру. Но с возможностью вернуться. Только на таких условиях.

И выходит из спальни, а я кидаю ему вслед вторую подушку.

Убирайся. Прочь. Из моей жизни. Из моей кровати. Из моего сердца.

***

Первая моя мысль утром: «Мне не нужны деньги Тимура».

Я ведь гордая, сильная и независимая. Всего добьюсь сама.

Но вторая мысль куда прагматичнее: «А почему это не нужны? Он заработал их в браке, я всегда его поддерживала, так почему не могу потратить немного на себя? И вообще, почему я должна от них отказываться?»

– Жень, мне срочно надо отвлечься. Мы идем по магазинам! – сообщаю я по телефону лучшей (да и по сути единственной) подруге.

Той дважды предлагать не надо. Она такая же «бездельница», как и я, тоже сидит дома, кашеварит и моет полы, пока её муж-бизнесмен зашибает кучу денег. Разница только в том, что Женя себя никогда ни в чем не ограничивает.

– Деньги нужны, чтобы их тратить, – любит повторять она.

Вот и сейчас мы заходим в торговый центр, и Женька радостно тащит меня примерять всё подряд.

– Да мне не нужна блузка, – пытаюсь я спорить.

– Кира! – возмущается подруга. – Это прекрасный дорогущий шелк. Надо брать! Идем мерить.

– Вот именно что дорогущий, – ворчу я, осматривая конский ценник. – Кусок шифона не может столько стоить.

– Слушай, мать. Тебе Тимур изменяет с какой-то молодой девицей. И поверь, она не гнушается тратить его кровные. А ты вечно на себе экономишь. Купи ты себе хоть что-то приличное. Ладно, когда ты семейный бюджет берегла. Сейчас-то что мешает?

– Ничего не мешает, просто…

– Кир, у тебя всегда всё "просто". Простых баб никто не любит. Побудь ради интереса сложнее.

Женя новость о предательстве моего мужа восприняла спокойно. Она, конечно, заявила, что он высокогорный козел и что может гореть в аду. Но особой реакции я не увидела. Я-то ждала взрыва, негодования, злости. А она…

…сказала, что мы должны опустошить карточку Тимура, и только.

Блузка сидит прекрасно, облегает всё то, что должна облегать, оттеняет кожу.

– Берем, – безапеляционно заявляет подружка. – И кожаную юбку к ней присмотрим. Такую, в облипку. Чтоб попу обтягивала как орех.

– Жень, кожаная юбка – это же полная безвкусица. Ты ещё сапоги на шпильке предложи.

– Сама ты безвкусица, – закатывает она глаза. – Это – последний писк моды.

Хочется банально пошутить про «неужели мода всё ещё пищит?», но я терплю.

В общем, через час мы заходим в ресторан при торговом центре, увешанные до головы пакетами. Делаем заказ. Выдыхаем.

– Ты как вообще? – вдруг спрашивает Женя.

– Да не знаю… Терпимо. Вчера было хуже, а сегодня как-то отпустило, что ли.

– Это хорошо.

– Вот разведемся, тогда и…

– Зачем? – удивляется она. – Тимур же не хочет развода?

– Мало ли чего он не хочет. Я не буду жить с человеком, который пихает детородные органы в кого попало.

– Зря ты так. – Женя берет коктейль и через трубочку сладко потягивает его. – Тимур неплохой мужик. Тебя любит, с Машки пылинки сдувает. Ты второго такого не найдешь.

– Женя! Это что за ужасные мысли? Вот если бы твой Коля изменял…

– А ты думаешь, мой Коля верен законной жене? – внезапно усмехается она. – Я тебе не рассказывала, но вообще-то у него есть в Европе баба.

– В смысле?..

Семья Жени всегда казалась мне образцом для подражания. Как они любят друг друга, как воркуют. Не может Коля, этот немного забитый, но очень умный мужчина, изменять моей красотке-подруге. Это же из разряда фантастики. Да он ее добивался года три, в институте, пока она бегала по красавцам-футболистам.

У них же всё в ажуре. Какая «баба»? Откуда?

– В прямом. – Она хмыкает. – Встретил её четыре года назад. Приехал как в воду опущенный. Два дня ходил и страдал, а потом признался мне во всем честно. Сказал: хочешь – разводись, я тебе всё отдам, алименты буду платить. А я не хочу. Нам еще сына воспитывать, дочь даже школу не закончила. Я не готова быть разведенкой с прицепом. Мне нужен статус жены. Мы договорились, что в других странах пусть спит с кем хочет, а здесь – только в нашей койке. Ну и вот. Теперь я спокойна, если он едет в командировки: его там обогреют, покормят и ублажат.

Она произносит это всё так буднично, что я неверяще хлопаю глазами. Да не может такого быть!

Только не Женька с Колей. Не эти влюбленные голубки.

Получается, она не только терпит неверность сама, но и предлагает… терпеть мне?..

– Почему ты мне не сказала?

– Ну, сначала я не знала, как сказать. Было стыдно. Мы же такие идеальные, как сахарные пряники с картинки, – она морщится. – Мы не можем быть на грани развода. А потом… время прошло. Что я тебе скажу? «Коли не будет на дне рождения Тимура, потому что он поехал отдавать семейный долг своей любовнице»?

– Как ее зовут? – зачем-то спрашиваю я.

– То ли Вера, то ли Анна, – пожимает плечами Женя. – Я не вдавалась в подробности. Так она не кажется мне живым человеком, просто пятно с глазами и ртом. В общем, я это к чему. Не на жалость напрашиваюсь. А пытаюсь донести до тебя, что с изменщиком жить можно и нужно. Если муж готов содержать тебя и твоего ребенка, то пусть развлекается. У кого-то охота, у кого-то рыбалка. У него – женщина. Ну и ладно. Тоже хобби.

– И что ты предлагаешь?

– Сделай прическу, маникюр, депиляцию всего, что можно депилировать. Покажи Тимуру, что ты тоже не швабра потасканная.

– Но я не хочу его возвращать!

– А никто и не предлагает. Таким образом ты его накажешь и сделаешь лучше себе.

– Думаешь?..

– Знаю. Я как пришла к своему, вся чистенькая, аккуратненькая. Так у него челюсть и отпала. Оказывается, жена тоже женщина, а не бесполое существо в рваных трусах, – хмыкает Женя и поднимает бокал. – За нас!

Чуть позже, попрощавшись с Женей, я двигаю в салон красоты. Там оказывается свободное место на «прямщас», и вскоре улыбчивые мастерицы занимаются мною в четыре руки. Убирают волосы, делают маникюр, педикюр, правят линию бровей.

Затем пересаживают в парикмахерское кресло, где по-новому стригут – каре – и укладывают прическу.

Ну. За такой ценник неудивительно, что окошко нашлось. Итоговый счет поражает.

Карточка Тимура так скоро опустеет, а я даже не знаю, что испытывать…

Должно быть мстительное удовольствие, но я смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Как будто другой человек. Чужая женщина. Вычищенная, красивая, но… Это не я.

Зачем я кого-то обманываю? Зачем пытаюсь казаться лучше, чем есть на самом деле?

Меня начинает грызть совесть. Я ведь все эти годы не работала, так почему не следила за собой? Это же исключительно моя вина. Надо не деньги тратить, а голову пеплом посыпать, что не занялась раньше.

Нет. Хватит.

Я запрещаю себе так думать.Быть домохозяйкой – это тоже работа. Дом. Дача. Машина учеба. Секции. Готовка. Уборка.

В первые годы, когда бизнес Тимура только-только становился, мужа вообще не было дома.

Да и потом тоже, совещания и командировки всё чаще заменяли ему семью…

Я не виновата в его измене. Не моя внешность. Не моё отношение к себе.

Я возвращаюсь домой. Маша как раз на кухне сооружает себе бутерброд, который я могла бы назвать только «Плюс тридцать килограммов лишнего веса». Там только слой майонеза – с мой ноготь толщиной.

– Привет, ма, – машет она мне рукой, даже не обратив внимания на изменения во внешности. – А у нас есть нечего. Приготовь что-нибудь, а?

Первое моё желание – метнуться к плите. Дочь голодает и питается всухомятку. Срочно нужно сварить ей суп. И второе. И десерт сварганить. Я ничего не успела приготовить, потому что с самого утра ушла по магазинам с Женей, а вернулась ближе к вечеру.

Вот я горе-мать. Кукушка, блин. Ребенка голодным оставила. Сама в ресторане поела, а дочь пусть перебивается подножным кормом.

Но внезапно я одергиваю себя.

У Маши есть руки-ноги, она способна найти в интернете рецепт макарон с котлетой. Я в её годы всегда сама стряпала ужин для мамы, которая возвращалась со смены ближе к ночи.

А ещё моя дочь недавно уверяла, что пойдет жить к отцу. Часто ли он или его любовница будут готовить обед из трех блюд?

Вот именно. Никогда.

– А приготовь сама, – улыбаюсь дочери.

Она поднимает на меня полный непонимания взгляд.

– В смысле? А ты?..

– Не могу, у меня маникюр свежий.

– Чего? Ты шутишь, да?

Демонстрирую ногти. Красивые. Яркие. Кроваво-алые. В прошлой жизни я бы никогда не позволила себе такую вульгарность.

– Маш, какие могут быть шутки? Я и сама голодная. Не откажусь от чего-нибудь горячего.

Вы бы знали, как трудно мне дается каждое слово! Внешне я спокойна, даже улыбаюсь, но внутри всё кипит, и тело трясет от нервов.

А еще… Если честно, меня очень огорчает, что дочка не заметила никаких изменений во мне. Молча посмотрела и ничего не сказала. Хотя бы простого: «Ты что, постриглась?»

Да ей же плевать. Совершенно!

– А почему я должна готовить? – задает Маша вопрос, от которого у меня челюсть падает. – Дома есть ты, это твоя обязанность.

– Кто конкретно меня этой обязанностью наделил? Не помню, чтобы подписывала какое-то соглашение. Ты тоже вполне способна кинуть в кастрюлю рис или почистить картошку.

– Ой, всё, даже слушать не хочу. Ладно, перебьюсь бутерами, – закатывает глаза Маша. – Мам, ты что-то совсем с ума сходишь. Ну изменил тебе папа. Чего теперь, вешаться?

И она уходит, а я остаюсь смотреть на грязный стол. Крошки, шкурка от колбасы, жирный нож. Дочь даже не смогла запихнуть в посудомоечную машину доску, на которой резала хлеб.

И ведь это я ее такой воспитала.

Руки тянутся к тряпке, чтобы убрать беспорядок, но я одергиваю саму себя.

Хватит быть для всех удобной. Хватит терпеть лень и хамство родной дочери. Хватит мириться с её инфантилизмом.

Не хочет убираться? Неспособна кинуть нож стираться?

Ну, значит, и так проживем. А ради кого мне стараться? Ради мужа-изменщика? Ради дочки, которая считает меня бесплатной кухаркой?

Я пожимаю плечами и ухожу из кухни.

Хотя, поверьте, всё внутри меня противится этому.

Глава 4

Я захожу в нашу спальню и прикрываю дверь. Впервые за долгие годы мне хочется просто лечь и не думать ни о чём. Но мысли крутятся как бешеные пчёлы: Тимур, Катя, Маша, этот дурацкий маникюр, который теперь мешает даже чашку нормально взять…

Вдруг раздаётся звонок в дверь.

Сначала я не реагирую – пусть Маша откроет, как-никак, тоже жительница квартиры. Но звонок повторяется снова и снова, настойчиво, почти агрессивно.

– Ма! – кричит дочь из своей комнаты. – Ты что, не слышишь?

Действительно. Это же моя «обязанность». У дочери и мужа есть права, а у меня только обязательства перед семьей.

Я вздыхаю и иду открывать. Вдруг что-то важное.

За дверью стоит парень лет двадцати. Высокий, с аккуратной стрижкой, в тёмном свитере и джинсах. В руках – букет цветов. Он широко улыбается.

– Здравствуйте, – говорит он. – Я Марк. А вы – мама Маши. Она мне вас на фото показывала.

Марк! Ничего себе! Вот так встреча!

Тот самый «почти парень», ради которого я должна была «выглядеть нормально». А как же суббота, как же семейные посиделки?

Я застываю на пороге. В голове мелькает мысль: «Вот он, момент истины. Сейчас он посмотрит на меня и решит, что Маша – дочь «сельской клуши». Но Марк просто протягивает букет.

– Это вам. Маша упоминала, вы любите пионы.

Я беру цветы автоматически. Пионы… Да, люблю. Но когда я в последний раз говорила об этом дочери?

– Спасибо, – бормочу я. – Проходи.

Марк заходит, оглядывается несколько по-хозяйски. Он явно не из тех, кто стесняется чужих людей.

– Маш? – зовёт он.

Дочь выскакивает из комнаты, но, увидев меня с букетом, замирает.

– Ты что, маме цветы купил? – её голос звучит так удивленно, будто он принёс мне отрубленную голову.

– Ну да, – пожимает плечами Марк. – Нельзя же в гости без подарка.

Маша хмурится, но быстро берёт его за руку и тащит к себе, бросая на ходу:

– Мы в комнате, ок? Ты что тут делаешь? – возмущается она на своего почти что парня. – Мы же договорились в субботу зайти на чай!

– Да я мимо твоего дома проходил, думаю, чего субботы ждать. Адрес в переписке нашел, ну и…

Я остаюсь одна на кухне с букетом в руках. Пионы пахнут сладко, почти навязчиво. Я ставлю их в вазу, наливаю воды, перебираю шелковистые лепестки.

И вдруг понимаю, что это первый букет, который я получила за… сколько лет?

Тимур давно не дарит цветов. «Зачем, если ты всё равно говоришь, что это пустая трата денег?» – оправдывался он.

А я и правда так говорила. Потому что всегда считала: подарок должен быть полезным, зачем тратить деньги на всякую чушь, если можно купить что-то нужное. Даже на праздники от них отказывалась. Ну, в какой-то момент и перестала получать.

А теперь я смотрю на свои руки – ухоженные, с аккуратным маникюром. В оконном стекле разглядываю своё отражение: в новой блузке, со свежей прической. Этой женщине идет букет пионов. Он её дополняет.

И впервые за долгие два дня мне хочется улыбнуться.

Может, не всё так и плохо?

Если взглянуть на ситуацию под другим углом?

Я не старуха, и ещё не поздно начать новую жизнь. Развестись. Найти работу. А там…

Кто знает, что будет дальше.

Может, я еще найду того человека, который, несмотря на все мои протесты, подарит мне букет пионов?

Впрочем, соглашусь даже на тюльпаны.

***

Тимур возвращается домой раньше обычного. Удивительное дело. Сегодня обошлось без неотложных «совещаний»?

Я сижу на кухне, потягиваю зеленый чай и разглядываю пионы, когда в замке проворачивается ключ. В другое бы время кинулась встречать мужа, а тут ничего не ёкает.

Он собирается пройти мимо кухни, в ванную комнату, но, увидев меня, останавливается.

– Привет, – бросает Тимур с осторожностью.

«Иди куда шел», – мысленно посылаю его я и добавляю конкретное направление. Нецензурное, скажем так.

И ничего не отвечаю.

Мой супруг тщательно моет руки и, наконец, замечает цветы. Как говорится, а слона-то я и не приметил. Сложно не увидеть пышный букет на кухонном столе, где обычно стоят разве что кастрюли после мытья.

– Это что, тебе подарили? – удивлённо поднимает бровь.

– А кому ещё? – отвечаю я, не отрываясь от чашки.

Тимур хмыкает, но ничего не говорит. Проходит к холодильнику, достаёт минералку и делает несколько глотков прямо из бутылки. Некоторое время мы молчим.

– Кто-то у Маши? – спрашивает муж, услышав приглушённый взрыв смеха из её комнаты.

– Марк.

– Тот самый?!

Во взгляде появляется чисто отцовская ревность. Ну, знаете, такая, которая бывает, когда папина «крошечка» и «заинька» первый раз притащила домой какого-то парня. Непонятного. Опасного.

– Угу. Тот самый.

– И как он тебе?

– Ну, он определенно знает, чем подкупить мать своей девушки, – хмыкаю, кивнув на букет.

Тимур отставляет бутылку и садится напротив меня. Его взгляд внимательно скользит по моим волосам, блузке, маникюру.

Разумеется, он получил все сообщения о списаниях со своей банковской карты, поэтому должен понимать: сегодня я кутила в торговом центре. Но одно дело – догадываться, а другое – увидеть своими глазами, на что потрачены деньги.

– Ты… в тебе что-то изменилась.

– Да? Разве что-то не так? – Моя бровь иронично изгибается.

Он хмурится.

– Кира, хватит. Мы оба устали, но это не значит, что должны…

Я не позволяю ему договорить.

– О, прости, что не могу вести себя подобающе, пока ты развлекаешься с юной любовницей.

Тимур резко встаёт, случайно опрокидывая стул. И тот с грохотом летит на кафельный пол.

Бум!

Звук такой оглушительный, будто мы погром устроили.

– Я не собираюсь это обсуждать снова!

Здорово как придумано. Обсуждать он не собирается. Мол, давай-ка просто обо всём забудем? Жили ж хорошо, чего началось-то сразу, уже и налево сходить нельзя.

– Тогда зачем ты вообще пришёл? – Мои пальцы сжимают чашку так, что начинают болеть от напряжения. – Чтобы поговорить о моей новой стрижке?

– Я пришёл, потому что это и мой дом тоже. Я предлагал уехать, но ты сама отказалась.

– Твой дом? – я смеюсь. – Ты проводишь здесь меньше времени, чем у любовницы. Ах да, простите. Я неправильно выражаюсь. Ты всегда на совещаниях, конечно же.

– Кира, да прекрати ты! – Он гневно ударяет кулаком по столу.

В этот момент дверь комнаты Маши открывается, и вскоре на пороге кухни появляется Марк. Вот уж точно – не вовремя.

– Всё… всё в порядке? – осторожно спрашивает он. – Мы услышали грохот, а потом крики…

Во взгляде паренька – неприкрытое опасение.

Тимур резко разворачивается к нему. Он весь полыхает от гнева.

Сцена получается ужасно неприглядная. Знакомство с родителями определенно пошло не по плану.

"Кажется, Маша должна была опасаться не из-за меня", – мрачно думаю я и аккуратно кладу ладонь на плечо Тимура.

Почувствовав моё прикосновение, муж с трудом, но сдерживает себя и цедит сквозь зубы:

– Всё прекрасно. Просто небольшой семейный спор.

Марк кивает, но не уходит. Вместо этого он подозрительно смотрит на меня. В глазах юноши – явное сомнение. Он выглядит так смешно, храбрый мальчишка, который хмурится очень по-взрослому.

Какая прелесть. Подросток собирается защищать меня от родного мужа?

До чего я докатилась…

– Может, вам помочь чем-то?

– Нет, – шипит Тимур. – Мы справимся без тебя. Договорились?

– Спасибо, Марк, – я устало улыбаюсь ему.

Маша выглядывает из-за плеча своего почти что парня, её лицо бледное, брови нахмурены.

– Пап… может, хватит?

Тимур вздыхает и проводит рукой по лицу. Как будто только сейчас понял, что перегнул палку.

– Действительно. Извини, Марк. Неловко получилось. День выдался нервный.

– Ничего страшного, – парень вежливо улыбается, хотя выражение его лица всё ещё напряженное.

Да уж, первое знакомство с родителями точно состоялось. Маша переживала, что Марк посчитает меня сельской клушей. А нет, он всего лишь решит, что Тимур агрессивен и несдержан.

Муж поднимает стул и садится обратно.

– Маш, проводи Марка, пожалуйста. Нам с мамой нужно поговорить.

– Но… мы вообще-то ещё не досмотрели фильм.

– Досмотрите в другой раз.

– Пап, мы же не дети. Это мой дом тоже, и я имею право…

– Маша, это не просьба, – перебивает Тимур.

Таким тоном он разговаривает с ней в редких ситуациях. Поэтому Маша больше не спорит. Неохотно берёт Марка за руку и тянет к выходу. Я жду, пока за ними закрывается дверь, прежде чем шепчу:

– Ты только что устроил некрасивую сцену перед гостем. Поздравляю.

– Это ты устраиваешь сцену, – Тимур сжимает кулаки. – Ты хочешь развода? Допустим. Но подумай о Маше. О том, как будет себя чувствовать наша дочь.

– О Маше? – я не выдерживаю и начинаю хохотать, так нелепо выглядит его довод. – Ты думал о ней, когда завёл любовницу?

– Не думал. Но… Черт. Я не хочу её потерять… Ты же знаешь, как это бывает. Все мы видели этих воскресных папаш, которые общаются с детьми только по выходным. Да и то, их дети не очень-то и горят желанием с ними встречаться.

Тимур замолкает. Его дыхание тяжёлое, в глазах появляется горечь.

– Я не знаю, что делать, – вдруг говорит он тихо.

Это звучит так неожиданно, что я на мгновение теряюсь.

Я должна его пожалеть? Погладить по голове? Незамедлительно простить измену (на протяжении полугода!)?

– Ты не знаешь? – повторяю я. – Ты разрушил нашу семью, а теперь не знаешь, что делать?

– Я не собирался разрушать семью!

– Но ты УЖЕ сделал это.

Тишина повисает между нами. Тяжелая и неприятная.

За дверью слышатся шаги – Маша возвращается. Она останавливается в дверном проёме, глядит на нас с отцом с детским непониманием. И такой яркой обидой, как будто ей не восемнадцать лет, а десять.

– Что вы творите?! Вы в своем уме так поступать?! – внезапно она осекается и спрашивает тише: – Вы… вы что, правда, разводитесь?

Тимур и я переглядываемся.

– Мы ещё не решили, – отвечает он.

– Если что, я не против… Просто… Мне надо знать, могу ли я водить сюда своего парня. Или вы опять меня опозорите.

Сказав это, Маша осуждающе качает головой, потом поворачивается и уходит в свою комнату, по традиции хлопнув дверью.

Такими темпами нам придется покупать новые дверные косяки.

Тимур смеживает веки.

– Я не представляю, что делать…

– Для начала – извинись перед дочерью. Она не заслужила родителей-скандалистов, которые закатывают сцены перед её друзьями.

Он не отвечает. Но медленно кивает.

Я встаю и выливаю остатки чая в раковину.

– И ещё. Я подам на развод, Тимур. И ты ничего не сможешь с этим сделать. Потому что твои слова меня не трогают.

Он молча смотрит мне в спину, пока я ухожу.

Глава 5

Утро начинается с хлопка входной двери – Тимур ушёл на работу. В другой день я бы собрала его, приготовила бы завтрак, заварила бы кофе, но сейчас специально лежу в кровати и делаю вид, что крепко сплю.

Стоило ему уйти, я поднимаюсь и выхожу на кухню. Застываю у окна, наблюдая, как машина почти что бывшего мужа исчезает за поворотом, когда телефон в кармане халата начинает вибрировать.

Незнакомый номер. Короткое смс:

«Кира, нам нужно поговорить. Пожалуйста, не говори Тимуру. Катя»

Я чуть не роняю телефон – он кажется мне ядовитой змеей. Клянусь, у меня все зубы разом заболели, стоило дочитать сообщение до конца.

Откуда она знает мой номер?! Что это за шутки? Теперь любовницы моего мужа будут со мной переписываться?

Может, мы ещё сделаем график посещения? Понедельник, среда, пятница – семья; вторник, четверг – походы налево.

– Ма, кто это? – раздается голос за спиной.

Маша, вся растрепанная, заспанная, тянется за коробкой хлопьев на верхнюю полку шкафа.

Меня вновь колет секундным угрызением совести: что я за мать, даже не сварила дочери кашу. Но я напоминаю себе: этой самой дочери не пять лет, она способна добыть себе завтрак самостоятельно.

Хватит быть курицей-наседкой. Куда меня это привело?

Только к упрекам. От той же самой дочери.

– Никто, – машинально сую телефон обратно в карман.

– Просто ты так выглядишь, как будто у тебя несварение желудка.

– Глупости. Просто спала плохо.

Она хмыкает, сыплет хлопья в миску, но молоко не льет – просто берет ложку и начинает жевать всухую.

– Марк вчера спросил, всё ли у нас дома нормально, – бормочет дочь, избегая моего взгляда. – Типа, не нужна ли мне помощь какая-то?

– И что ты ответила?

«Что скоро переедешь к любовнице папы?» – зудит внутри меня от обиды за сказанные Машей слова.

Но вслух я ничего не говорю. Не хватало еще окончательно переругаться с дочерью. В конце концов, она всего лишь подросток-максималист. Сказала, не подумав.

– Что это не его дело. Он мне даже не парень, чтобы лезть в нашу семью. Он не может осуждать моего папу.

Я вздыхаю. Наши с Тимуром проблемы всерьез задели дочь – а это уже плохо. В дальнейшем нужно научиться выяснять отношения в тишине и за закрытой дверью.

– Маш…

– Ма, не надо. Я не хочу об этом. Просто давайте больше не закатывать истерики на людях? Позавтракаю за ноутом, ладно?

Она хватает миску, достает из холодильника упаковку апельсинового сока и выходит из кухни.

Убедившись, что дочь меня не видит, я достаю телефон и перечитываю сообщение. Пальцы дрожат, когда я набираю короткий ответ:

«О чём?»

Сообщение приходит мгновенно. Такое чувство, что Катя караулила у экрана.

«О Тимуре. И о том, чего ты не знаешь»

Сердце рушится в ноги и разбивается в осколки. Что ещё может быть?

«Где?» – отправляю я.

«Пекарня на углу твоей улицы. Через два часа»

Дождавшись, когда Маша убежит в институт, я тоже начинаю сборы. Как одеться? Как причесаться?

Меня радует, что я сделала новую стрижку и облагородила ногти. Теперь я не выгляжу так уж… плохо. Посвежевшая, с модной прической. Не загнанная домохозяйка.

Решив заходить с козырей, я надеваю новый брючный костюм, купленный вчера в магазине. Как сказала Женя: «Он обтягивает твои ягодицы так, будто тебе снова восемнадцать».

Отлично. То, что доктор прописал. Наверное, я этого хочу. Быть моложе и красивее в глазах юной любовницы Тимура.

Не выглядеть рядом с ней жалко.

Плохо ли это?

Сложно сказать.

Я замечаю Катю сразу. Она сидит за столиком у окна и вертит в пальцах маленькую чашку кофе. В простой белой рубашке и джинсах, без макияжа, она выглядит… обычной. Никакого топика, открывающего пупок, никаких вызывающих взглядов.

Но, стоит ей заметить меня, как этот самый взгляд становится острым, словно у хищницы, высматривающей добычу.

– Спасибо, – чуть улыбается она, когда я подхожу. – Боялась, что не придёшь. Советую заказать сэндвич с лососем. Он здесь обалденный.

«А я советую тебе пойти в…» – лаконично думаю я.

– Чего ты хочешь? – опускаюсь в кресло напротив, без приветствия и светских улыбок.

Катя наклоняется вперёд, положив локти на стол. Она тоже понимает, что церемониальная часть окончена. Значит, пора выкладывать карты.

– Я хочу, чтобы ты перестала цепляться за Тимура.

Я начинаю громко смеяться. Наверное, даже слишком громко, потому что на нас оборачиваются другие посетители.

– О, милая, ты ошиблась с выводами. Я как раз собираюсь с ним развестись.

– Это не то же самое, – она резко ведет пальцем по краю кружки. – Развод – это только подпись в бумажке. А мне нужно, чтобы ты отпустила его.

– Вот как. И в чём разница?

– Разница в том, – её голос становится приторным как сироп, – что он не хочет уходить. Даже сейчас. Даже после всего, что между нами было. Когда речь заходит о тебе, он начинает мне грубить. «Не трогай Киру и нашу семью», – его любимая фраза. Но раз уж теперь ты в курсе нас, – девушка хмыкает, – то пора прекращать весь этот балаган.

Я сжимаю руки в кулаки под столом. Внутри всё зудит. Хочется совершить какой-нибудь импульсивный поступок. Например, вылить Кате на голову её кофе.

– Ну и чего тебе от меня надо?

– Он не уйдёт, пока ты сама его не выгонишь, – Катя кисло улыбается. – Может, поможешь ему передумать? Без обещания развестись и этого всего. Четко дай понять, что у вас всё кончено. Такое меня устроит.

– Ты серьёзно? Ты написала в сообщении, что у тебя есть важная информация. Это твоя информация?

Какая же я наивная дура, что согласилась прийти. Только время зря потратила. Эта малолетка ещё и условия мне ставит!

Развод её, видите ли, не устраивает.

– Ты же видела, как он на меня смотрит? – Она откидывает волосы назад, демонстрируя шею. – Я могу дать ему то, чего ты уже не можешь. Молодость. Страсть. Даже ребёнка, если захочет.

Какая она… Честная. Взяла и вывалила жене всё, что думает. Какая умничка.

– Поздравляю, – я кривлю губы. – Ты идеальная любовница. Молодая, горячая. Горжусь.

Мой тон прям-таки сочится скепсисом.

– Нет, – она резко хмурится. – Я не хочу быть просто любовницей. Я хочу быть женой. И если ты не уйдёшь сама, если не оборвешь все нити – он так и будет метаться между нами. Найди себе кого-нибудь. Любого мужика, пусть фиктивно. Тимур должен знать, что у вас точно всё кончено.

Я стараюсь никак не показывать всего, что испытываю. Удивления и омерзения. А еще невыносимого желания истерично смеяться до тех пор, пока не охрипну.

– Маша считает меня подругой, – вдруг говорит Катя. – Мы с ней часто общаемся. Она даже спрашивала совета, как намекнуть Марку, что он ей небезразличен.

Это удар ниже пояса. Даже для неё слишком гадко так поступать.

– Ты вплетаешь сюда мою дочь – и думаешь, я помогу тебе заполучить моего мужа?

– Я просто напоминаю: ты уже всё потеряла. Но если уйдёшь сама – будет не так скверно. Я не стану настраивать Машу против тебя. Не посягну на твое имущество. Ты все-таки мать ребенка Тимура, я должна относиться к тебе уважительно… По крайней мере, пока у нас не появится свой бэбик.

Я медленно встаю, опираясь на стол. Меня начинает пошатывать. В голове становится пусто и гулко. Нет лишних мыслей. Нет эмоций. Нет обид. И мой голос тверд, когда я произношу:

– Ты высказалась. И я тебя услышала. А теперь ты слушай меня внимательно. Я подам на развод. Это всё, чем я готова помочь вашим отношениям. Но если ты ещё раз подойдёшь к моей дочери – я сделаю так, что ты пожалеешь о каждом слове, которое сегодня сказала.

Девушка изгибает бровь. Она явно удивлена тем, что забитая «старуха»-жена способна кусаться.

– Как именно ты собираешься это делать?

– Например, передумаю уходить от Тимура. Как тебе такое? Он не против жить на две семьи. Я, может, тоже.

Катя замирает на месте.

– Ты шантажируешь меня? Серьёзно?

– Нет, – я наклоняюсь к ней и подмигиваю. – Это не шантаж. Просто напоминаю, – повторяю её же слова, – что у меня тоже есть кое-какие козыри.

А затем ухожу, оставив мою соперницу одну – с её напускной уверенностью и наращенными ресницами.

И внутри меня нет удовлетворения.

Только горечь.

***

Я иду по набережной, вдыхая свежий воздух. Под ногами хрустит гравий, а в голове – тот же хруст. Обломки мыслей о браке, который рассыпался; о возрасте, который уже не скрыть макияжем; о жизни, которая свелась к роли "почти бывшей жены".

Что я вообще сделала за эти годы? Чего добилась?

Мама растила нас с сестрой в одиночку, вкалывала на двух работах – а я? Я позволила Тимуру решать всё. Даже сейчас, когда он изменил – я всё ещё жду, что именно он что-то решит. Громко кричу о разводе, но так и не подала заявление.

Почему-то оттягиваю. Надеюсь, что он уйдет сам. Сделает всё за нас обоих.

Зачем я шла на встречу с Катей? Что рассчитывала от нее услышать?

Хоть я и довольна своим ответом, но ведь прогнулась, пришла, выслушала.

Слишком удобная для всех Кира. Даже для любовницы мужа.

В кармане звонит телефон. Я морщусь. Сегодня все решили меня атаковать звонками и сообщениями. Кто на сей раз?

А, ну да. Вспомнишь мужа – он и появится.

– Не отвлекаю? – Голос Тимура звучит расстроено.

– Нет.

– Я поговорил с Машей. Она… очень переживает. Думает, что из-за меня Марк теперь посчитает нас плохой семьей, где родители постоянно скандалят друг с другом.

Я закатываю глаза. Марк, конечно, в корне не прав. Мы друг с другом вообще не скандалим. «Мы» просто спим с чужими бабами, пока жена занимается семейным очагом.

– И что, как ты собираешься доказать Марку обратное?

– Я хочу, чтобы сегодня вечером мы все поужинали вместе. В том итальянском ресторанчике, где мы праздновали последнюю годовщину. Я забронировал столик на восемь часов. Покажем, что у нас… – он долго подбирает слова и, наконец, произносит: – всё нормально.

Да куда уж нормальнее. Мне хочется съязвить, что я только-только вышла из пекарни, где встречалась с его любовницей.

Можем, и её пригласить? А что. Мы гостеприимные. Припремся всей шведской семьей, убедим Марка – у Маши и мать нормальная, и мачеха зашибись.

Но решаю смолчать. Кому нужна моя злая ирония.

– Фальшивый ужин ничего не изменит, Тимур.

– Но Маше это нужно! – он повышает голос, потом резко сбавляет тон. – Пожалуйста. Хотя бы ради неё. Она не простит, если мы разрушим её первые отношения. Ты же знаешь, она остро на такое реагирует.

Я смотрю на реку. Вода такая же тёмная как мои мысли. Такая же неспокойная.

– Хорошо. Но только ради Маши.

– Спасибо, – он выдыхает. – И… Кира?

– Что?

– Ты… красиво выглядела вчера. В тебе что-то изменилось, прическа, макияж. Я это заметил.

Молчу. Не говорю ни слова, и тогда он кладет трубку. Я стискиваю зубы.

"Красиво выглядела".

Как будто я – выставленная на аукцион ваза, которую надо оценить перед продажей.

Какое право он имеет обсуждать мою внешность?! Он, человек, который предал нашу семью! Из-за которого я вынуждена переживать унизительные минуты общения со всякими Катями.

Как он смеет…

И почему его слова до сих пор выжигают в моей груди дыры… Почему мне хочется быть для него красивой даже сейчас, после всего того, что он натворил.

Может, в словах Кати есть доля истины? Да-да, сама не верю, что так говорю.

Но…

Может, мне не помешает найти себе кого-то другого? Отвлечься, сходить на свидание. Цветы получить, в конце-то концов, не от парня дочери, а от ухажера.

Но сама мысль о новом мужчине заставляет меня съежиться и стать маленькой, незначительной, испуганной.

Я разворачиваюсь и иду прочь от воды, чтобы случайно не разглядеть в ней своё отражение.

Глава 6

Весь день всё падает из рук. Я рассеянная, нервная и сама собой недовольна. Не нужно было соглашаться на эту авантюру с рестораном. Кого мы собираемся обмануть игрой в нормальную семью? Почему мнение парня («почти что парня») Маши для нас что-то значит? Ведь и так понятно, что мы – не семья. Мы на грани развода. У моего мужа есть другая, и этим всё сказано.

И всё же за пятнадцать минут до выхода, я стою перед зеркалом, поправляя пояс на платье – чёрном, облегающем, которое когда-то называла "траурным". Слишком серьезным.

Сейчас оно смотрится как никогда уместно. Стильное, эффектное, но при этом – никакого ощущения праздника.

Маша носится по коридору, каждые две минуты поглядывая на часы, пытаясь одновременно красить глаза и расчесываться.

Я не стала рассказывать ей про встречу с Катей. Какая разница? Одобрения я не жду, поддержки – тем более.

Не нужно впутывать дочь в наши склоки.

– Где папа? Он же сказал, забронировано на восемь! Марк сейчас придет в ресторан, а там никого нет!

– Наверное, в пробке, – отвечаю я, хотя знаю: его офис в такое время – в двадцати минутах езды отсюда.

– Мам, позвони ему! Скажи, чтобы ехал поскорее! Он что, специально надо мной издевается?

Ох уж эти импульсивные подростки. Даром, что совершеннолетняя. Как была ребенком, так и осталась.

Только слез дочери мне не хватало, поэтому я не спорю, а набираю номер мужа. Он отвечает не сразу.

– Ты где?

– Прости, задерживаюсь. Рабочий момент. Вообще никак не отложить.

– Мы уже должны выезжать.

– Я успею! – Тимур говорит слишком громко, как всегда, когда врет.

Я слишком хорошо выучила его за эти годы. Мой муж, может, и отличный бизнесмен, но ужасный лжец… Когда дело не касается измен, конечно же.

Как я могла не замечать ничего полгода? Неужели совсем ослепла?

Наверное, потому что он всегда задерживался, всегда пропадал на встречах, ездил в командировки. Даже в выходные – весь в работе. Прилипнет к ноутбуку с самого утра и не выпускает его из рук.

Поэтому и не заподозрила никаких странностей.

Я блокирую телефон и произношу неестественно бодро:

– Маш, а поехали без него.

– Но папа же… как без него… вы же хотели показать Марку…

– Или едем вдвоем прямо сейчас, или отменяем.

Она закусывает губу и кивает.

Кажется, изображать «нормальную семью» я буду в одиночку.

В такси Маша сидит у окна, хмуро разглядывая дорогу. Всё, режим «недовольный ребенок» включен на максимум. Теперь ей всё не так и не то. Будет сложно, но раз уж поехали – делать нечего.

"Мы почти доехали. Маша очень ждет тебя", – отправляю сообщение Тимуру.

Специально сделав акцент, что приехать он должен ради дочери. Сам ведь всю эту кашу заварил.

Ресторан встречает тихой музыкой и запахом морепродуктов. Официант ведет нас к столику у окна – на четыре персоны. Марк уже дожидается на месте. Он поднимается, галантно выдвигает стул перед Машей, здоровается со мной.

Приятный мальчик. Я думала, что всегда буду предвзята к парням моей дочери – но он неплохой. Видно, что заботится. Что она ему интересна, и он хочет показать себя в лучшем свете.

Да ему наверняка плевать на её родителей. Он не будет оценивать нас как «хорошую» или «плохую» семью.

Но ради Маши, конечно, стоило попробовать показать себя с правильной стороны.

Что ж, это будет сложно сделать без Тимура.

– Как думаешь, когда приедет папа? – Маша с надеждой смотрит на меня.

В этот момент она совсем не тот ершистый подросток, которого я вижу последние дни. Она ранимая и маленькая. Мне хочется прижать её к себе, крепко обнять и пообещать, что всё будет хорошо.

Я уже открываю рот, когда телефон вибрирует. СМС от Тимура:

«Сильно опоздаю. Извинись перед Машей»

Мой первый порыв – соврать. Сказать: «Да всё хорошо, не переживай, папа скоро будет».

Но зачем? Какой в этом смысл? Почему я должна оправдываться за Тимура?

Какие неотложные дела нашлись у моего супруга? Неужели он променял нас на очередную встречу со своей Катенькой? Неужели Маша ничего для него не значит? Сам забронировал ресторан и сам же не смог прийти.

Поэтому я показываю экран телефона Маше. Её лицо мрачнеет.

– Отлично. Просто отлично.

Марк сжимает её ладошку (кажется, «почти что парень» всё-таки повышен до «официального парня») и говорит:

– Да ладно, посидим втроем, если твоя мама не против. Тут обещали живую музыку. Потанцуем.

– Я не хочу танцевать, – бурчит разобиженная Машка.

В её глазах стоят слезы. Моё желание обнять дочь лишь крепчает. Но я держусь. Потому что она отпихнет меня, скажет «всё нормально» и весь вечер будет изображать буку.

– Тогда не будем танцевать, – легко соглашается Марк. – Давай закажем самую большую пиццу и съедим её на двоих? Как ты думаешь, у них есть метровая? Не хочешь пиццу? Что ж, мне больше достанется!

Он подмигивает Маше, и она неожиданно начинает хихикать. Мои губы растягиваются в улыбке.

Какой очаровательный молодой человек. Если он может заставить мою дочку смеяться – я уже даю добро на их «почти что отношения».

Ужин идет неожиданно хорошо. Марк очарователен и умен не по годам. Он много шутит, таки тащит мою дочь танцевать, причем сначала она упирается, а потом охотно соглашается.

Маша постепенно оттаивает, начинает улыбаться. Она явно по уши влюблена в этого парня.

Я смотрю на них и думаю: «Какой же ты кретин, Тимур, если променял вот это на любовницу».

Совсем скоро Машка упорхнет от нас в свободное плавание, и мы уже не будем ездить в совместный отпуск, ходить вместе по ресторанам. Он не приведет к нам своих друзей или парней.

Ты всё пропустишь, Тимур, в погоне за секундным удовольствием.

Ребята как раз отплясывают под какой-то итальянский народный мотив, когда в зал входит он. Мой муж. Видит меня – и направляется к нашему столику.

У меня появляется ужасное желание преградить ему путь.

– Где Маша? – спрашивает Тимур. – Всё хорошо?

– Всё прекрасно. Ты опоздал на два часа.

– Я знаю. Извини. Кстати, ты выглядишь просто потрясающее. Тебе так идет это платье.

О да, платье да-здравствуй-уныние очень мне идет. Бесспорно.

Я же говорю, мой муж совсем не умеет врать.

Он садится и тянется к куску пиццы, берет меню. Как ни в чем не бывало. Идеальный семьянин. Закончил с «делами» и пришел к нам.

Я понимаю, что сейчас устрою мужу головомойку прямо при всем честном люде, и Маша опять скажет, что мы позорим её перед Марком. Но какое право он имеет отвешивать мне комплименты о платье? Какое право он имеет опаздывать на два часа?! Какое право он имеет издеваться над дочерью, которая так его ждала?!

Нет уж.

– Пойдём.

– Куда? – хмурится Тимур.

– Поговорим.

Я веду его в туалетную комнату – единственное место, где нас не будет слышно и видно. Захожу в индивидуальную комнатку и тяну мужа за собой. Смотрю на него с раздражением и злостью.

– Хорошо провел время?

– Что? – недоумевает Тимур. – Почему мы общаемся в туалете? Что за конспирация?

– Не притворяйся. Ты опоздал потому, что был у своей ненаглядной Кати.

Тимур хватает меня за плечи.

– Кира, да нет же! Как ты могла так подумать?! У нас сорвалась крупная сделка! Я три часа уговаривал клиента не уходить к конкурентам. Для нас потерять этих людей – смерти подобно.

– Как здорово. Только я слышала эту фразу и раньше. У тебя постоянно были совещания и важные клиенты, а ещё командировки и запары. Ты действительно хочешь, чтобы я поверила, будто ты – образцовый семьянин?

Он утомленно ведет рукой по лицу.

– Я никогда не променяю вас на неё.

«Ты уже это сделал», – проносится у меня в голове.

В этот момент дверь распахивается, и на нас удивленно пялится пожилая женщина. Черт, я забыла закрыть дверь.

– Ой, извините, тут было открыто!

Мы стоим в туалетной комнате: я – с подведёнными глазами и яркой помадой, он – с расстёгнутым воротником и взъерошенными волосами. Картинка довольно красноречивая. В другое время я бы хихикнула, но сейчас это вызывает во мне новую волну злости.

– Мы… – Тимур пытается подобрать слова, хотя какая разница, что подумает о нас какая-то женщина.

– Какой срам, постеснялись бы. Мест, что ль, нет, где миловаться.

Я выхожу, не глядя на Тимура и не реагируя на бормотание недовольной пенсионерки. Не хватало мне ещё перед ней оправдываться за своё поведение.

Маша с Марком уже сидят за столом и жадно налегают на десерт. Увидев Тимура, дочь сначала радостно улыбается, а затем изображает недовольную мину.

– Привет, – не особо приветливо говорит она. – А мы думали, у тебя работа.

– Так и есть, – Тимур ерошит её волосы, и Маша возмущенно восклицает. – Но я всегда найду время для тебя и мамы. Марк, давай попробуем познакомиться заново, – он тянет ладонь парню Машки. – В первый раз у нас получилось не очень хорошо.

Чуть позже, обсудив с Марком планы после окончания университета, Тимур приглашает меня на медленный танец, а я из вежливости соглашаюсь, потому что отказываться дольше, чем кивнуть.

Мы кружимся на почтительном расстоянии друг от друга, как люди, у которых уже давно нет интимной жизни. Тимур молчит, а я думаю: со стороны мы, наверное, выглядим образцовой семьей.

И от того больнее, что это лишь фикция.

***

Мы доели десерт, допили чай и вышли на свежий воздух. Тимур предложил немного прогуляться вдоль набережной. Ещё утром я и сама шла тут, раздумывая над своей жизнью.

Теперь вот – идем всей семьей. Идиллия.

Маша шагает впереди с Марком, громко смеясь над его шутками. Тимур идет рядом со мной, его плечо иногда касается моего – и каждый раз я отстраняются.

– Кира…

И в этот момент начинает звонить его телефон.

Тимур бросает короткий взгляд на экран – и лицо его напрягается. Палец нажимает на «отбой».

Звонок смолкает. Потом раздается снова.

– Ты не возьмёшь? А вдруг что-то важное? – я не могу удержаться от легкой колкости.

Потому что не догадываюсь, а знаю наверняка – это ОНА.

Тимур стискивает зубы и сует телефон обратно в карман.

– Это неважно.

– Очевидно, для кого-то очень даже важно.

Маша оборачивается:

– Вы чего?

– Всё хорошо, – он бросает на меня взгляд, полный мольбы.

Всё-всё. Не лезу.

Телефон звонит в третий раз. У меня вырывается легкий смешок. Какая настойчивая девушка. Ну, оно и неудивительно. Когда «твой» мужчина променял вечер с тобой на семью – это всегда обидно.

– Чёрт! – Тимур выхватывает мобильный и отключает звук.

Спасибо, хоть показательно в реку не запулил.

Мы недолго гуляем, затем садимся в машину моего мужа, отвозим Марка к его дому, после чего сами тоже возвращаемся домой. Телефон вибрирует опять.

«Да выключи же ты его!» – раздражаюсь я, но молчу.

Тимур отвечает на звонок:

– Наверное, вы ошиблись номером.

И бросает трубку. Ну да, ну да. Очень убедительно.

– Да ладно, ответил бы на звонок, – негромко язвлю я. – Мы бы всё поняли.

– Кира… – голос Тимура тяжелый и злой. – Пожалуйста, не надо.

Мы выходим из машины, направляемся к подъезду.

– Да я вообще молчу, – примирительно поднимаю вверх ладони. – Просто хочу сказать: не отказывай себе ни в чем. Хочешь поговорить с кем-то важным – говори.

– Для меня важны только вы с дочерью, – сквозь зубы цедит он.

– Охотно верю.

– Знаете что? – вклинивается Маша, оборачиваясь на нас. – Да разведитесь вы уже. Хватит вести себя так, будто всё нормально, а потом ходить с кислыми лицами. Я же не дура, всё понимаю!

Влетев в квартиру, она стягивает кроссовки, не расшнуровывая их, бросает куртку на вешалку и летит в свою комнату.

И опять – хлопок дверью.

Бум.

Я жмурюсь. Черт. Обещала же не впутывать Машку в наши склоки. И вот, не удержалась, начала скандалить прямо при ней. Ничего не могу с собой поделать. Злые слова лезут наружу без моего на то желания.

– Я поговорю с ней, – решительно произносит супруг и идет к дочери.

***

Я давно лежу в кровати, но сон не идет. Тимур так и не появился. Я слышала, как он вышел из спальни Машки, как гремел чем-то на ванной. Может, решил остаться ночевать в гостиной?

Мы ведь не договаривались о том, что ему можно вернуться в нашу кровать.

Я гляжу в потолок, рассматриваю тени и думаю о том, когда мы свернули не туда?

Когда я стала плохой женой? В какой момент мой муж понял, что должен найти другую женщину?

Звон посуды заставляет меня подняться. Я выхожу на кухню, запахивая халат.

Тимур сидит за столом, крутя в пальцах бокал с темной жидкостью. Открытая бутылка коньяка стоит на самом краю. При моём появлении муж даже не вздрагивает, только хрипло произносит:

– Прости, разбудил? Уронил ложку на пол. Чертов кафель, на нем всё так гремит.

– Не разбудил. Мне не спится, – я сажусь напротив.

Он поднимается со стула, достает из шкафчика чайную кружку и наливает мне коньяка, не спрашивая. Ну а я не отказываюсь. Первый глоток обжигает горло.

Ни я, ни мой муж обычно не пьем. Разве что по большим праздникам. Алкоголь не делает проще, наоборот – добавляет головной боли, в прямом смысле слова.

– Что сказала Маша? – аккуратно спрашиваю я.

– Да неважно.

– Тимур…

– Во всём обвинила тебя. Якобы ты виновата в наших проблемах, и она никогда тебя не простит, – он хмурит брови. – Я пытался объяснить, что это не так.

Вот уж замечательно как складывается. Я невольно усмехаюсь. Любовницу нашел Тимур, а виновата кругом я.

– Понятно.

– Кир, не переживай. Она подросток, ей нужно кого-то ненавидеть.

– Кого-то, но не тебя, – делаю ещё глоток. – Зачем ты познакомил её с Катей? Я всё могу понять, но кто знакомит своих баб с дочерьми?

– Я не специально. Мы столкнулись в торговом центре. Помнишь, ты болела, а Маше нужно было срочно найти туфли?

Конечно, помню. У меня было дикое отравление, и я даже двигаться не могла – так меня сильно тошнило. Маша с Тимуром поехали за обувью. Мне даже в голову не пришло о чем-то переживать.

– И почему ты не сказал Маше, что это коллега по работе или случайная знакомая? – продолжаю недоумевать я.

Не представляю эту сцену. Ну, встретились, и что с того? Не полезла же Катя с приветствиями ему в штаны, чтоб там стопроцентно было понятно: они вместе спят.

– Я попытался, но… Маша всё поняла. По взглядам или, может, тому, как я общался. Она сообразительная. Сказала, что давно знает о моей любовнице. Так всё и раскрылось. В итоге надавила, чтобы я познакомил их поближе. Мы сходили в кофейню. Они нашли общий язык, обменялись телефонами. А потом…

– А потом ты стал организовывать общие встречи нашей дочери и твоей любовницы, – я негромко аплодирую.

Тимур опускает взгляд.

– Кира, прости. – Его голос обрывается.

Я смотрю на его сведённые плечи, на легкую седину у висков – ту самую, что появилась, когда Маша в пять лет попала в больницу с пневмонией. Тогда он не спал трое суток, пока её температура не спала.

– Ты мог не заводить интрижку на стороне, и не пришлось бы просить извинения, – отвечаю беззлобно.

Усталость перевешивает злость. Невозможно постоянно кипеть от негодования. Не хватит никаких сил.

Тимур закрывает глаза:

– Я думал… это просто флирт. Что смогу вовремя остановиться.

Лунный свет падает на его морщины – те самые, что появились, когда мы хоронили его отца. Тимур держался, не проронил ни слезинки. Но резко постарел лет на десять.

– Почему ты не хочешь развода? – спрашиваю тихо.

Он поднимает на меня взгляд:

– Потому что наш дом – единственное место, где я могу вот так вот… сидеть в час ночи и не притворяться кем-то другим. Не молодиться. Не пытаться показаться лучше, чем я есть на самом деле.

И вдруг я осознаю простую истину: Женя права. Где-то под грудой обид и предательства ещё теплится то, что когда-то называлось семьёй.

Другое дело, что мне эти огрызки брака не нужны. Я не готова довольствоваться былыми воспоминаниями.

Я допиваю коньяк и ставлю кружку в раковину.

– Слушай, ну бывает же такое, что люди разводятся. Давай сделаем это мирно. Сохраним хорошие отношения ради Маши, но разойдемся.

– Я не хочу тебя терять.

Каждое слово – как удар.

– Тимур, ты уже потерял. Давай не будем всё усложнять.

Он не кивает. Ничего не говорит. Не соглашается с моей просьбой, но и не отказывает в ней. Мы находимся в тишине, и впервые за последние дни я не испытываю боли от близости к Тимуру.

А потом возвращаюсь в спальню, оставив его наедине с мыслями и коньяком. И мои собственные мысли такие же тяжелые и нерешенные, полные непонимания: как быть дальше?

***

Субботнее утро начинается с запаха кофе и неловкого, но мирного разговора. Я намазывают хлеб маслом, в сковороде шкварчит яичница. А Тимур, сидящий за столом с ноутбуком, вдруг спрашивает:

– Помнишь, как мы в первый раз повезли Машу на море? Она так боялась волн, что просидела у меня на шее первые три дня.

Я улыбаюсь. Впервые за долгие часы – искренне.

– Ты чего вдруг вспомнил?

– Да реклама попалась. Там ребенок в песке колупается. И я подумал о том, как когда-то Машка копалась. Так давно это было. Даже не верится.

– Ага, ты тогда купил ей ужасное розовое ведёрко.

– Ну, во-первых, не ужасное, а стильное! Со стразами! А во-вторых…

В эту секунду дверь распахивается. Маша стоит на пороге. Как всегда заспанная, лохматая с утра. Она осматривает нашу «почти что идиллию». Хмурится лишь сильнее.

Её голос подрагивает, когда она произносит:

– Вы это серьёзно? Вчера скандалили, а сегодня миленько завтракаете?

Тимур встает:

– Маш, а что такого?

– Не надо! – она резко вскидывает руку. – Вы сами не определись, чего друг от друга хотите. Я не собираюсь быть частью этого цирка. Разберитесь уже, вы семья или где. Заколебали!

Она разворачивается и выходит.

Тимур вздыхает, проводя рукой по лицу. Я замечаю тени под его глазами – он не спал всю ночь, и это написано на его осунувшемся лице.

– Она отойдет, невозможно же всегда злиться, – произносит он тихо, но в его голосе нет прежней уверенности. – Ты права: мы можем творить что угодно, но не вмешивать в это Машу.

Я молча киваю, но внутри всё сжимается. Как объяснить дочери, что её родители – всего лишь люди, которые умеют ошибаться? Что даже взрослые иногда ведут себя как дети, не зная, как поступить правильно.

Что нам нужен этот развод. Необходим.

А ещё, если честно, я устала перед ней оправдываться. Да, мы разводимся. Да, нам плохо вместе. Но это – не значит, что мы не любим дочь или не желаем ей счастья. Бегать вокруг неё в попытках успокоить – думаю, уже достаточно.

– Ты, правда, хочешь разойтись? – вдруг спрашивает Тимур, не поднимая глаз.

Вопрос повисает в воздухе, тяжёлый и неприятный. Я смотрю на свои руки – позавчерашний маникюр всё ещё блестит, но совершенно не радует меня. Кажется вычурным. Излишне ярким.

– Да, – отвечаю я. – Но не потому, что ненавижу тебя. Просто… я не смогу тебя простить. Никогда. Даже если мы попытаемся начать сначала – я всегда буду помнить о Кате. Именно поэтому мы должны отпустить друг друга.

Он резко поднимает голову, и в его глазах мелькает что-то, похожее на боль.

Но молчит. Не спорит. Только яичница на плите начинает тихо шипеть, напоминая, что жизнь продолжается.

В этот момент из ванной выходит Маша. Её лицо красное, будто она плакала, но сейчас она сжата в комок злости. Губы поджаты. Нос задран.

– Всё, я пошла к бабушке, – бросает она. – Надоело это всё.

– Маш, подожди, – я поднимаюсь, чтобы попросить её успокоиться.

Но дочь уже хлопает входной дверью.

Она так и убежала? Прямо в пижаме? Какие же мы родители, если ребенок уходит от нас в том, что есть? Какой кошмар.

Меня начинает душить совесть.

Но после я вновь думаю, что вроде как Маше не пятнадцать лет, пора победить буйный пубертат.

Когда речь заходит о семье, мне всегда сложно думать здраво. Первый порыв – кинуться на защиту.

Но всё. Хватит. Я уже набегалась, только виновата осталась.

Тем более на улице не мороз, не минус двадцать. Ушла и ушла. Вернется, куда денется. Не останется же у бабушки навсегда.

– Надо её догнать, – говорит Тимур. – Она ведь в пижаме.

– Ничего страшного, у неё хорошая пижама, ничего не случится, если она разок прогуляется в ней, – глупо отшучиваюсь и продолжаю серьезно: – Она остынет. Но если мы будем скакать за ней – то сделаем только хуже.

– Ты права. Давай сначала разберёмся с нами.

– С нами уже всё ясно.

– Нет, – внезапно он сжимает мою руку. – Не ясно. Ты говоришь, что хочешь развода, но… Ты же всё ещё здесь.

Я отвожу взгляд. Потому что он прав. Потому что я до сих пор не собрала вещи. Потому что каждое утро просыпаюсь в нашей кровати и жду, что всё как-то само рассосётся.

Кричу: «Да мы съедем!» – а сама ничего не делаю.

Убеждаю его разойтись – но смеюсь над старыми воспоминаниями. Тимур слишком хорошо меня изучил за эти годы. Он чувствует мои сомнения. И никакие слова о «ненависти» его не переубедят.

– Я подам заявление сегодня, – лгу я.

Тимур не отвечает. Он просто смотрит на меня, и в его глазах читается что-то, от чего мне хочется расплакаться. Что-то настоящее. Что-то от того человека, которого я любила долгие годы.

– Хорошо, – произносит он через долгую паузу. – Я не буду противиться.

И в этот момент раздаётся звонок в дверь.

Мы переглядываемся.

– А вот и Маша, – говорю с облегчением.

Наверное, остыла и поняла, что, во-первых, незачем убегать из дома в пижаме; а во-вторых, что забыла взять ключи. Сейчас мы поговорим, обсудим всё и разберемся, как быть дальше.

Может, есть смысл записаться к психологу?

Тимур идёт открывать, я – следом за ним.

Но за дверью стоит не Маша.

Катя.

В слезах.

Глава 7

Она ещё и адрес наш знает. Надеюсь, хоть в гостях не бывала, пока я ходила по магазинам?

– Тим, – её голос дрожит. – Я не могла ждать. Мне нужно тебе срочно сказать. Я беременна.

Я неожиданно смеюсь – всё это слишком абсурдно, чтобы быть правдой.

Она называет его «Тим» как будто юнца, а не сорокалетнего мужчину. Не бизнесмена. Не главу семьи.

Да и вообще. Только вчера она требовала от меня бросить Тимура, а теперь внезапно оказывается беременной. Настолько беременной, что ей нужно прям-щас поделиться новостью. Это не ждет до вечера и смс-кой тоже не передать.