Читать онлайн Край Железной воли

Глава 1

Задорные солнечные блики бегали по комнате, привнося в Мертвый дворец утерянную жизнь. Стены цвета топленого молока больше не отражали ее звонкий смех, а по белому мраморному полу не стучали каблучки.

Себастьян Кэннур сидел на кровати и видел лишь бледные тени. Он не замечал лакированного светлого шкафа с цветочной росписью, не обращал внимания на резные ножки туалетного столика и разбросанные по нему флаконы с резко пахнущими травами, его не трогала неоконченная картина, стоящая в углу комнаты; все, что мог видеть Себастьян – тени, залегшие под прозрачно-голубыми глазами любимой.

Хрупкое тело девушки не занимало и пятой части кровати. Белоснежные столбы держали над ней небесный балдахин, скрывая от нее зеркальный потолок, но это к лучшему – Эндоре не стоило видеть, во что она превратилась.

– Нам следует выбрать ей имя.

Девушка погладила круглый живот, прикрытый нежно-зеленой простыней. Тонкие лямки кружевной сорочки упали с ее худеньких плеч, и взору открылись выступающие ключицы, своей остротой протыкающие сердце Себастьяна.

– Я отправляюсь на коронацию. Приеду через четыре дня. Если почувствуешь себя хуже, сразу зови Вэра. Он со мной свяжется.

Кэннур провел кончиками пальцев по впалой щеке Эндоры и заправил за ухо прядку пепельных волос, затем склонился к посеревшему лицу девушки и, обдав ее губы холодным дыханием, захватил их порхающим поцелуем.

Эндора хотела оттолкнуть его – Себастьян не позволил. Она хотела накричать – он ловил ее возмущение нежными губами. Жена хотела ударить мужа – заставить его заметить растущего в ней ребенка, но Эндора не могла противостоять его ласковому напору и сдалась. Девушка запустила обтянутые прозрачной кожей пальцы в огненно-рыжие короткие волосы и углубила ледяной поцелуй.

Контраст теплого и холодного дыхания обострял ощущения и дарил им шанс чувствовать друг друга ярче, четче. Они тонули в мягком поцелуе. Их руки поплыли по телам, любовно оглаживая каждый изгиб. Два сердца забились в одном частом ритме, гоняя по венам нагревающуюся кровь.

Тонкая ладонь Себастьяна огладила вершину налитой груди и спустилась к талии, стремясь к бедру, но, как только его пальцы коснулись живота, тело некроманта пронзил злой мороз, заставивший отдернуть от жены руку.

– Не уходи, – взмолилась Эндора, хватаясь за отстраняющегося Себастьяна и утягивая его новым поцелуем. – Пожалуйста, останься с нами.

– Прости меня, моя хрустальная Эндора, – прошептал он ей в губы, задыхаясь от едкой вины и жарких чувств, от которых его черное сердце выпрыгивло из груди. – Но я не признаю того, кто хочет забрать тебя у меня. Откажись от этого безумства. Не убивай нас.

Ручки девушки расслабились и упали вдоль ее тела, выпуская некроманта, но прозрачно-голубые глаза цепко его держали. В них не было строгости, злости – лишь измученная усталость и решимость. Она не передумает. Она лишит его себя, но родит нужного ей ребенка.

Себастьян спустился с кровати, вставая перед женой на колени. Он не собирается сдаваться и мириться с ее смертельным желанием. Схватив ладони жены своим, он поднес ее хрупкие пальчики к губам и взмолился в них:

– Сжалься надо мной, над собой. Разреши спасти тебя. Откажись от растущего в тебе убийцы. Откажись. – Кэннур потерся щекой о ее едва теплые кисти, хватая еще теплящуюся в девушке жизнь. – Откажись.

– Себастьян, – всхлипнула Эндора и уложила ладони мужа на живот. Он хотел их отнять, но, видя слезы в глазах любимой, покорился ее воле. – Это ребенок. Он не виноват в том, что его мать слабая и глупая.

Под пальцами Кэннура плод заелозил. Это было противоречивое чувство, но больше неприятное, чем теплое: отец чувствовал свое дитя, ощущал его желание познакомиться с ним и улавливал вибрации силы, исходящие от плода, – эта сила убивала его Эндору.

– Я не откажусь от нашей дочери. И я б не стала ничего менять, даже если бы знала, что этим все закончится. Пойми меня, Себастьян. Раздели мою радость.

– Радость, – горько усмехнулся Кэннур и медленно убрал руки от ужалившего его живота.

Плод опутал пальцы графа незримыми нитями и потянул их обратно. Нет, он приказал ему их вернуть! Себастьян легко скинул действие подчинения и чуть не взвыл от досады: он до последнего наделся, что плод не унаследует его древний дар.

Она не переживет роды, в этом он мог больше не сомневаться.

– Ты решила все за нас, а теперь просишь радоваться твоей смерти, Эндора. Как я могу? – Себастьян достал из кармана часы и поджал губы. Он опаздывал. – Откажись, и я обещаю провести каждую секунду своей жизни рядом с тобой. Молю, прекрати эту пытку.

– Прости, – выдохнула она и зажмурилась, не желая смотреть на боль в черных глазах.

Жгучий яд заполнил ледяное нутро Себастьяна. Он выедал мясо и сочился в душу. Спасаясь от этого беспощадного чувства, Кэннур надел свою равнодушную маску, пустил по венам мертвенно-холодные тени, но это не уняло его мук – только скрыло от чужих глаз терзающую его боль.

– Мне пора.

Себастьян коротко поцеловал жену в мокрую щеку и направился к двери.

Девушка едва потянулась за ним, как вскрикнула, схватилась за живот и упала обратно на подушку. Через ее частое дыхание сквозили хрипы, серая кожа покрылась испариной, а в голубых глазах замер страх. Она смотрела на Кэннура, прожигающего взглядом ее живот, и не шевелилась.

– Если ты прикоснешься к ней раньше срока, я убью себя, Себастьян. Помни об этом.

И вновь она пустила яд по его венам. Он больше не мог смотреть на стремительно вытекающую из Эндоры жизнь и вышел, оставляя ее одну.

Себастьян спустился по ближайшей лестнице в холл и бросил короткий взгляд на костяной шипастый трон. Кэннур без сожалений оставил бы его без наследника, лишь бы его хрустальная Эндора была жива. Но трон не останется пустым: растущий внутри его жены плод, без сомнений, унаследовал не только черно-магическую суть, но и древний дар подчинения.

– Вэр.

Короткостриженый черноволосый дворецкий вышел из высокой арки.

– Я здесь, граф Кэннур.

– Принеси Эндоре красок.

– Сделаю. Что-то еще?

Кэннур развернулся к Вэру всем телом и осмотрел его вечно молодое лицо и белый костюм.

– Времени осталось мало. Плод пытался использовать на мне подчинение.

Вэр улыбнулся и учтиво поклонился.

– У вас будет сильный наследник, господин.

– Не будет, – отрезал Себастьян и дернул кадыком. Это все, что он мог себе позволить, показывая вспарывающее его по костям раздражение. – Подготовь к моему приезду секционную. Я вырежу из нее это.

Кэннур постарается сохранить жизнь наследника, но, если несозревшее ядро его выжжет, он не будет сожалеть о своем решении.

Его Эндора должна жить.

– Как пожелаете, граф Кэннур. – Дворецкий задумался и добавил: – Может стоит использовать мерцающую пыль? Последняя испытуемая скончалась на седьмом месяце. Учитывая, что госпожа без пыли смогла доносить одаренный плод до восьмого, у нас неплохие шансы на успех.

– Нет. И не смей больше говорить об этом за пределами подвала.

– Простите. – Вэр вновь неглубоко поклонился. – Но я все же закончу свою мысль. Вы начали исследования для спасения жизни наследника и госпожи. Какой тогда в этом смысл, если вы не хотите использовать полученные данные? Мертвому дворцу нужен наследник, граф Кэннур. Я прошу вас не торопиться в своих решениях и дать молодому господину или госпоже родиться.

– Рождение наследника – смерть Эндоры. – Себастьян пустил тени по белому мрамору. Они потекли из-под его ног, заветвились в воздухе и начали медленно затягивать холл. Он искал ее согласия. Он пытался. Теперь он сделает то, что должен, и никто его не сможет склонить к иному. – Я жду к своему возвращению готовую секционную.

– Слушаюсь.

– Доброе утро, Вэр, – тяжело дыша проговорила Эндора. Госпожа стояла окутанная в плотный черный халат и держалась одной рукой за столб кровати, а другой – за живот. Она редко вставала, и, видя, как трясутся ее ножки-палочки, Вэру хотелось уложить девушку обратно в кровать. – Малышка с утра наредкость активна.

Некромант оглядел заметно опустившийся живот и ответил натянутыми губами на вымученную улыбку девушки. Пожалуй, ей не стоит ложиться.

– Как вы определили, что это будущая молодая госпожа?

Вэр отодвинул склянки на туалетном столике, поставил чемоданчик с красками. Наскоро пробежав глазами по бутылкам, но убедился в том, что мать наследника выпила нужные целительские смеси.

– Я так чувствую. – Эндора отпустила опору и быстрыми шатающимися шагами посеменила к табуретке. Плюхнувшись на нее, она повернулась лицом к мольберту с неоконченной картиной. – Спасибо за краски. Я надеюсь закончить ее к приезду Себастьяна.

– Не сомневаюсь в ваших силах, госпожа. – А вот в оставшемся у нее времени он сильно сомневался. Разумеется, говорить об этом Вэр не стал.

Дворецкий прошел по покоям и распахнул окно, пуская свежий летний воздух. Когда он собирался уходить, то задержался на Эндоре. Она водила кистью по холсту, кропотливо вырисовывая черты лица господина, но его интересовала не картина, а ее вторая рука – она лежала на пояснице и медленно ее массировала.

Вэр снова осмотрел опустившийся живот и скрыл улыбку.

– Если вас беспокоит спина, я могу принести обезболивающую мазь.

– Не нужно.

– Чай?

– Я не стою твоей заботы, Вэр. – Эндора звонко посмеялась, но тут же затихла, поморщилась. – Мне ничего не нужно. Удели время себе.

– Вы, как всегда, добры, госпожа. – Уходить Вэр передумал, несмотря на то, что графиня Кэннур явно этого хотела. – Как вы себя чувствуете?

– Как всегда, – пожала она плечами. – Тошнит, изводит слабость, ночью выпал еще один зуб. – Опомнившись, Эндора испугано повернулась к невозмутимому дворецкому. – Не говори Себастьяну. Ему и без того не просто.

– Вы можете говорить мне обо всем, что вас тревожит, госпожа. Я не предам ваше доверие.

– Спасибо, – шепнула она и всмотрелась в холодное лицо мужа. На холсте господин был облачен в свою ледяную маску, не пропускающую присущих людям чувств, но Эндора смотрела на него так, словно он тянул к ней руки, и улыбалась, точно не в силах сдержать ответа на видимую лишь ей улыбку. – Он убьет нашего ребенка, да?

Вэр промолчал. Он не в праве говорить о планах господина.

– Убьет, – вздохнула девушка, поглаживая живот и добавляя спокойные мазки на картину. – Я лишила его выбора. Соврала – забеременела и вынудила оставить ребенка. Он не обязан любить и заботиться о нем, но я обязана охранять жизнь, что зародилась по моей вине. – Эндора утонула в мерцание черного перстня, болтающегося на ее костлявом пальце – Как мне поступить, Вэр? Я не прощу ему смерти дочери, а он не просит ее за мою.

И вновь дворецкий не ответил: влиять на ее решение он бы не посмел.

– Пожалуйста, Вэр, скажи хоть что-то. Что угодно, только не молчи. Я устала от тишины.

Дворецкий прикинул в голове дозволенные ответы. Стоило хорошенько подумать о словах, способных склонить госпожу к тому или иному решению.

– Я попал в Мертвый дворец еще ребенком.

Эндору не смутило столь далекое от ее темы откровение. Она продолжила рисовать, а Вэр – говорить.

– Кэннуры вырастили меня, оплатили обучение в Академии Древних, дали возможность будущего, о котором сирота не мог и мечтать.

Некромант поклонился – не ей, а дворцу и его хозяевам, отдавая дань уважения.

– Разве сироте так сложно стать прислугой? Многие из тех, с кем я выросла на улицах Тирриона, получили работу в знатных семьях. А одна особо наглая сирота стала графиней.

Эндора подмигнула Вэру, заставив его улыбнуться, по-настоящему – от сердца.

– Я хотел отплатить Кэннурам за доброту. Мое единственное желание – служить их великому роду до последнего вздоха. Надеюсь, успею позаботиться и о маленькой наследнице, госпожа.

– Я… Я тоже на это надеюсь, – просипела графиня, уходя в легкую задумчивость: Вэр дал ей ответ, о котором она просила. – И сколько вздохов тебе осталось?

– Простите?

Госпожа отложила кисть.

– Сколько тебе лет? Себастьян говорил, что ты служил еще его отцу.

– Я вырос с ним. Мне семьдесят три.

– Ты неплохо сохранился, Вэр, – посмеялась девушка. – Узнала бы у тебя секрет молодости, но боюсь, что он мне не пригодится. – Эндора подняла глаза к зеркальному потолку и, ошпарившись о свое полуживое отражение, вернула взгляд на картину. – Уверена, Себастьян, в свои семьдесят три, будет неотразим и глубоко несчастен. Из-за меня.

– Да, но он будет не один. Моего дара хватит еще лет на тридцать. Я помогу господину вырастить дочь и уйду. Вы уже выбрали ей имя?

Эндора замерла, следом ее острые плечи потянула почти осязаемая грусть, от нее на языке Вэра стало горько, а его грудь задавила духота.

– Я не хотел обидеть вас, госпожа. Прошу, простите мне мое невежество.

– Все в порядке. – Девушка попыталась улыбнуться дрожащими губами. Не вышло. – Я еще не придумала, но, как только Себастьян вернется, мы подберем нашей малышке самое прекрасное имя. Великая!

Графиня вздрогнула и, положив руки на шарик, накрытый халатом, нежно огладила его. Ее ладони поднимались и опускались под сильными пинками маленького Кэннура. Девушка слилась с этими ощущениями, прикрыла веки, наслаждаясь общением с малышкой.

– Сегодня она сама не своя: то колотится, то замирает. – Эндора повернулась к Вэру, заметив на себе его тень. Госпожа поежилась под пристальным черным взором, направленным на живот, но это не заставило дворецкого отойти или хотя бы моргнуть. – Хотите потрогать?

Некромант за секунду оказался в ее ногах, опираясь на одно колено, и накрыл руками ладони Эндоры.

– Иначе она не позволит, – успокоил Вэр напрягшуюся госпожу.

Пропуская через тонкие пальцы девушки слабые потоки силы, он медленно изучал молодую госпожу, и чем больше Вэр узнавал о наследнице, тем шире улыбался.

– Прекрасный малыш. Такой же сильный, как и его отец. Граф Кэннур будет гордиться столь одаренным сыном.

– Сыном? – потрясенно прошептала Эндора, но ее удивление сразу сменилось легкой измученной улыбкой. – Прости, сыночек, мама немного ошиблась. Ты ведь не обижаешься?

Живот под их руками подпрыгнул. Вэр поймал ахнувшую госпожу, спасая ее от падения со стула. За первым ударом последовал второй, третий. Сын не щадил мать и чего-то настойчиво требовал. Вэр знал, чего именно, и, по своему обыкновению, молчал – держал мычащую от боли графиню и внутренне ликовал.

– Что происходит, Вэр? – Ответа не последовало. – Вэр!

Некромант подхватил стонущее тельце графини и понес к кровати. Наследник успокоился, затих, но Эндора не расслаблялась – ожидала очередного болезненного удара и испугано обнимала ладонями живот.

– Вэр, пожалуйста, ответь. Что это было? С ним все хорошо?

Некромант опустил госпожу на кровать, подставил к ней мольберт, разместил на прикроватном столике краски и кисти.

– Вам стоит поторопиться с картиной, госпожа.

Тронный зал тихо шуршал тканями и звенел голосами: гости обсуждали прошедшую коронацию, восхваляли молодого короля и пестрили перед глазами яркими нарядами. Себастьян держался поодаль от гудящей ульем толпы, но спокойствия не находил. Шумное веселье, блеск золотых прожилок в мраморном полу, белизна и изящная резьба стен – совершенно ему не подходили. Кэннур был темным пятном среди всех этих сочных платьев и отглаженных белых рубашек – это только выделяло его и привлекало внимание окружающих.

Вокруг графа Кэннура вились десятки прекрасных дам, игриво качающихся под музыку и безмолвно зазывающих молодого некроманта в танец. Мужчины ему широко улыбались, махали руками, приглашая к разговору. У него один ответ – нет. Они не знали, что в зале он был лишь телом – душой и мыслями Себастьян был в графстве Кэннур. Там, где его ждет хрустальная Эндора.

– Граф Кэннур. – Высокая голубоглазая девушка присела в глубоком реверансе, придерживая алое пышное платье и демонстрируя изобилие драгоценных заколок, запутавшихся блондинистые волосы. – Чем обязана?

– Графиня Лофгран, – холодно поприветствовал Себастьян. Граф отыскал взглядом две угольно-черные макушки, мелькающие в толпе, и дождался, когда Кассия Лофгран найдет объект его внимания. – Ди-Горны – редкие гости.

– Весьма, – протянула Кассия, наблюдая за беседой Ди-Горнов и советника Размара. – Однако, меня больше интересует отсутствие на коронации постоянных гостей.

Графиня вступила в его игру, остается выиграть у нее больше, чем потерять.

Себастьян убрал руки за спину, обхватил пальцами перстень, ища призрачной близости Эндоры. На какое-то время этого ему хватит, но стоит поторопиться: скоро беспокойства и тревоги его догонят – мысли о жене вновь проглотят и лишат некроманта рассудительной трезвости.

– Примите мои соболезнования, Себастьян, – Лофгран воспользовалась его промедлением и повела разговор в нужное ей русло. – Ваш отец был неотъемлемой частью Селенгара. Это огромная потеря для всего королевства. – Девушка изобразила скорбь – талантливо. Не знай ее Кэннур, то охотно бы поверил в искренность Кассии. – Что за недуг имел смелость его поразить?

– Старость, усугубленная излишней самоотверженностью и глухим упрямством.

Графиня жадно впитала полученное знание и отправилась за следующим.

– Как это грустно – умереть в тени короля, так и не получив должного признания. Вы же не станете довольствоваться малым, граф Кэннур?

– Пытаться получить больше – наглость.

– Разве? Я не имею и малой части ваших обязанностей, но обладаю землями, обширнее и богаче. И, чего греха таить, не отказалась бы и от еще одного кусочка. – Кассия хихикнула, смягчая дерзость слов. – Но, увы, приглянувшийся мне кусочек у того, кто даже не соизволил явиться на коронацию своего короля.

Себастьян без спешки огляделся – лениво, не выдавая волнения и отчаянной надежды найти седую голову, обсыпанную стальными бусинами.

– Холд Беррит не пришел, – подытожил Кэннур. Его опасения подтвердились. Смерть отца, беременность жены, исследования – все это заставило графа потерять бдительность и позволило Селенгару сделать шаг к той грани краха, которая так влекла королевство.

– Гилур Ди-Горн должен знать, где затерялся граф Беррит.

Кэннур нахмурился на столь неожиданное и уверенное заявление.

– Вы не знали о близких отношениях Холда Беррит и Гилура Ди-Горна? – Лофгран растянула красные губы в довольной ухмылке. – Как же так? Насколько мне известно, Кларисса и Эндора – подруги. Из всех, живущих за пределами края Железной воли, Ди-Горны только с вами поддерживали подобие общения. Неужели они умолчали о своих новых друзьях? Или вас заменили?

– Довольно интриг, Кассия. У меня не то настроение и совершенно нет времени на твои извороты.

Все во много раз хуже, чем он мог предположить. Ему следовало немедленно вмешаться в дела Гилура, пока не стало слишком поздно. Можно подумать, у него своих проблем нет!

– Неужели ты думаешь, что я так просто тебе все выложу? – хитро улыбнулась Лофгран. Она шагнула к некроманту, провела пальцами по глухому вороту черной рубашки, постукивая ноготками по пуговицам. – Я жду вознаграждения.

– Я дал тебе ответы, а подобного рода «награду» ищи в другом месте. – Тени вырвались из-под пиджака Кэннура и откинули юркую дамскую ручку. – А лучше найди себе мужа. От твоей похоти начинают страдать окружающие.

– Мне нужен не муж, а любовник. – Кассия даже не обратила внимания на грубый отказ. – Я не собираюсь делить свое графство с человеком, не имеющим отношения к моему роду. А наследники появляются и вне брака.

– В Бездну наследников, – не сдержался Себастьян и в этот же миг вернул каменное равнодушие, готовое осыпаться пылью в любую секунду. – Если вам нечего сказать, графиня Лофгран, то не отнимайте мое время.

Кассия осмотрела шаткое равновесие Кэннура, прикинула что-то в своей расчетливой головушке и нашла в пестрой толпе высокую фигуру Ди-Горна: он и Кларисса по-прежнему общались с советником Размаром.

– Гилур приезжал в графство Беррит пять раз за прошедшие три месяца, – выдала дорогое знание Лофгран. – Если бы ты меньше крутился вокруг юной графини Кэннур, то заметил бы раньше назревающие проблемы.

Себастьян не думал о гадкости слов графини, его голову занимали острые опасения. Ди-Горн все свои тридцать лет и носа из-за гор не показывал, а тут приобщился к «Высшему свету» и даже явился на коронацию.

Все это пахло скверно – кровью.

Не попрощавшись с Кассией, Себастьян двинулся к Ди-Горнам. Кэннур держал на виду равнодушие, а внутренности бешено плясали. Сейчас у него полно других забот: он не может бросить свою хрустальную Эндору и начать разгребать все то, что успели натворить графы в его отсутствие. Не может, не хочет, но будет. Кэннуры должны Селенгару и расплатятся еще очень нескоро.

– Еще раз примите мои поздравления! Дети – великое счастье, – весьма громко заявил молодой белокурый советник. Пожалуй, он был даже слишком молод для подобных заявлений.

– Принимаем, – сдержанно кивнула Кларисса, плотнее прижимаясь к боку мужа и невзначай укрывая живот светло-голубой тканью мешковатого платья.

Гилур успокоил жену невесомым поцелуем в щеку. Его рука крепко охватывала стройную талию некромантки, а ладонь лежала на выпирающем животе, заботливо охраняя и ее, и растущего наследника.

Кэннур постарался не кривиться от вида их счастья. Игнорируя силки, стягивающие его черное сердце, он дал о себе знать:

– Я присоединяюсь к поздравлениям.

– Себастьян! – обрадовался Гилур, больше, чем это того требовало, и отбил тяжелой ладонью худое плечо некроманта.

– Как Эндора? Она не ответила на два последних маг-посланника.

– Прекрасно, – быстро ответил Клариссе Себастьян и, ища спокойствия, пересчитал взглядом пуговицы на темно-зеленом костюме советника. Он уже не верил в дружбу некромантки и его хрустальной Эндоры: Ди-Горны вылезли из-за гор неспроста. – Почему Холд не явился на коронацию?

– Мне почем знать? – нахмурился Гилур.

– Вы тесно общались последнее время. – Кэннур выцепил взглядом железную брошь на сером камзоле Ди-Горна. Череп барана красовался на широкой груди мужчины и был размещен там намерено. – Сомневаешься в Уиллисе Агмунде как в короле, Гилур? Сними.

Янтарные радужки Ди-Горна вспыхнули, а по его серебряным наручам пробежали молнии.

– Откуда такие мысли! – Размар со своей юной наивностью пришел в ужас. – Граф чтит свой род. Я не вижу в гербе ничего предосудительного.

– Агмунды их упразднили. Нам следует уважать волю наших королей.

Гилур фыркнул.

– Твоя верность похвальна, но не ровняй меня под себя. Кэннуры с приходом Агмундов потеряли лишь красивый цветочек на своих черных одеждах. Ди-Горны с гербом утратили свободу и вынуждены терпеть заносчивых самопровозглашенных королей, сделавших из моего народа скот. – Мужчина сжал челюсть до скрипа зубов. – Они вывозят их из родного края, заставляют обучаться в Академии Древних, и преследуют Агмунды лишь одну цель – подогнать магов под пятку своего сапога. Они ломают волю молодых одаренных, навязывают трепет перед титулом и крутят ими по своему усмотрению. Железную волю моих людей не так просто сломить, и за это они вынуждены страдать.

– Вы преувеличиваете, – тихо вставил Размар, нервно поправляя манжеты пиджака и опасливо оглядываясь.

Гилур его не слышал и не разделял беспокойства советника: Себастьян ткнул в его воспаленную рану, и Ди-Горн не успокоится, пока не выдавит из нее весь гной.

– Агмунд щелкает пальцами, и у одного из уроженцев края Железной воли появляется ошейник. Агмунд щелкает два раза, и у кого-то останавливается сердце. Им нет дела до людей – их интересует только власть и беспрекословное послушание. Это не короли – это заигравшиеся дети. – Ди-Горн расправился и ткнул пальцем в Себастьяна. – А вы, Кэннуры, стали их мамочками, подтирающими сопли. Без твоего отца Агмунд не прожил и месяца: откусил себе язык в очередном припадке и захлебнулся собственной кровью. Уиллис ничем не отличается от своих предков. Он еще совсем юн, а уже раскидывается головами направо и налево. И самое мерзкое – действуют Агмунды всегда чужими руками. Трусы. Я не сниму герб, и он не посмеет мне и слова про него вякнуть. Вот увидишь.

Размар наскоро поклонился и торопливо удалился: столь громкие речи принесут проблем не только вещавшему, но и слушавшему.

Себастьян осмотрел прижимающуюся к боку Гилура Клариссу, задержался на ее животе и укоризненно покачал головой.

– Ты и раньше был не особо сдержан, но подобные высказывания присущи мятежнику и переходят все дозволенные границы. Я сделаю вид, что не слышал этого, а ты подумай о своей жене и ребенке. Пусть земли края Железной воли и под короной Агмундов, но они принадлежат тебе. Ты сам виноват в том, что твои люди не признают власти – они растут на ненависти к Агмундам, посеянной Ди-Горнами. Вы живете прошлым и отказываетесь принимать настоящее. Прими Агмундов и научи свой народ их уважать, иначе ты рискуешь потерять будущее.

– Никогда, – отрезал Гилур.

Мужчины вонзили в друг в друга острые взгляды. Казалось, если что-то или кто-то попробует встать между ними, то вспыхнет и осядет пеплом. Они давили, заставляя противника отвернуться, но никто из них не собирался уступать.

– Мы пойдем, Себастьян. – Кларисса порезала его сияющей чернотой глаз и подняла взгляд к играющему желваками мужу. – Я устала.

Гилур в миг потерял интерес к Кэннуру. Положил ладонь на щеку некромантки, поглаживая фарфоровую кожу большим пальцем, расслабил налитые силой мышцы и с нежной улыбкой выдохнул:

– Пошли.

Кэннур понаблюдал, как медленно уплывают Ди-Горны, и, проглотив колкую зависть к их безгорестному счастью, отправился разгребать дерьмо, что успел заварить Гилур.

К моменту, когда Себастьян вернулся в Белый дворец, на крышах Тирриона уже лежал оранжевый свет. Тронный зал не переставая гудел, а молодой король испарился. Ночь у Кэннура выдалась гадкая, и последнее, что ему хотелось делать, – бегать по нескончаемым коридорам дворца, выискивая Его Величество.

– Уиллис?

Библиотека, погруженная в сумерки, зашуршала одеждами и зашипела тихой бранью.

– Я подожду, – холодно бросил Себастьян и, игнорируя два полуобнаженных тела у кресла, сел в соседнее. Закинул ногу на ногу, стал ждать, когда потревоженные любители уединения оденутся.

Златовласый мужчина наскоро заправил рубашку в штаны и швырнул в девушку белый фартук.

– Вон.

– Зачем же так грубо? – Себастьян покосился на девушку, что, запинаясь о платье, спешила к двери. – Для твоего удовлетворения служанка неплоха, а для человеческого отношения – не так хороша?

– Не смей осуждать меня, Себастьян. – Уиллис упал в кресло. Массивные серьги в его ушах звякнули и скрылись в крупных кудрях. – Гериону уже год, а она до сих пор меня к себе не подпускает. Я устал ждать.

– Мне неинтересна твоя личная жизнь. И я бы не стал тебя прерывать, если бы того не требовала срочность.

Раздражение покинуло губы Агмунда – теперь он был насторожен и хмур.

– Гилур? – Уиллис дождался кивка от Себастьяна. – Так и знал, что его появление не сулит ничего хорошего. Он все свои тридцать лет игнорировал моего отца, а до меня вдруг решил низойти. Зачем отец вообще его терпел? Надо было избавиться от Ди-Горнов уже давным-давно.

– Не торопись.

Одной Бездне известно, как тяжело было Себастьяну сдержать неуважительный вздох усталости. В людях напрочь отсутствует умение учиться на своих ошибках: сталь – решение всех их проблем, интриги – лучший способ развлечься. Неудивительно, что сердце отца Себастьяна не выдержало и остановилось. И, вероятно, это ждет и его самого. Но ничего не поделаешь: Кэннуры должны Селенгару и будут расплачиваться еще не одну вечность.

– Ди-Горны своенравны, но их вклад в королевство бесценен. Они столетиями охраняли границы с Бездной, и никто лучше них с этим не справится. И, Уиллис, люди края Железной воли до нелепости верны и слишком привязаны к своему графу. Они будут мстить.

– И что ты предлагаешь? Спустить все с рук и подставить шею под его меч? Край Железной воли принадлежит Агмундам, как и остальные земли Селенгара! Гилур позабыл об этом, и я обязан ему напомнить.

Кэннур избегал пристальных и ощутимо обжигающих глаз Его Величества, без интереса осматривал валяющиеся на полу камзол, золотую корону и раздумывал над своими последующими словами. Злить Уиллиса не входило в его в планы. Он должен был как можно скорее разобраться с этим и вернуться к ней.

– Гилур достаточно умен, чтобы не идти на короля войной, но и достаточно глуп, чтобы решиться на мятеж. Нам стоит быть осторожными, особенно тебе. Не ведись на его провокации, обдумывай каждый свой шаг, не дай Ди-Горну толкнуть себя в нужное ему течение.

– Себастьян, – посмеялся Агмунд. – Король не должен ходить на цыпочках и оглядываться, боясь совершить неверный шаг. Ты хочешь решить все мирно, и частично я тебя понимаю, но корона на моей голове, а не на твоей. Помни об этом.

«Помни об этом».

Слова ударили Себастьяна хлыстом и пробудили яд, который пустила в него его неумолимая Эндора. Ему предстоит встретиться с ее болью, яростью и ненавистью. Вероятно, она его не простит, когда он достанет из нее плод, питающийся ее жизнью. Пусть так. Она останется жива – это главное. Себастьян не позволит ей умереть: ни от его наследника, ни от ее собственных рук.

– Себастьян, – донесся до Кэннура настойчивый голос Его Величества. – Что с тобой?

– Мне нужно возвращаться в Мертвый дворец.

– Сейчас?! Ты в своем уме? Оставишь меня одного в такой момент?

Ответа у Себастьяна не было – не того, который Агмунд хотел бы услышать. Он, действительно, собирался оставить короля и отправиться к жене. У нее оставалось не так много времени.

– Себастьян, – нажал Уиллис, но без строгости – с беспокойством. – В чем дело?

– Эндора носит ребенка с древним даром.

– Прекрасные новости! – Король подцепил носком туфель белый камзол и, придирчиво осмотрев помятую ткань, накинул его себе на плечи. Повернулся к каменному лицу Кэннура и вскинул брови. – Или нет?

Да, для Агмунда это были прекрасные новости: у его сына будет верный, незаменимый друг – Кэннур. А вот для Себастьяна это были не новости – оживший кошмар.

– Я знал, что ребенок унаследует этот дар, но до последнего надеялся на его отсутствие. Эндора не переживет роды.

– А что твои исследования? – тихо спросил Уиллис и подался вперед. – Я могу найти тебе пару девиц на сносях.

Себастьян мысленно скривился.

– Нет. Кому надо – сами придут. Все строго добровольно.

– Ваше Величество! – В библиотеку влетел полноватый сборщик доносов. – На шестой отряд специального желтого ранга напали и дали бесклятвенникам сбежать.

– Кто?!

Уиллис рывком поднялся на ноги, а Себастьян едва слышно вздохнул.

– Защитники узнали в нападавших братьев Увин. Они ожидают в одной из гостевых столовых.

Агмунд опешил и прошипел:

– Почему они не в темнице?

– Граф Ди-Горн, Ваше Величество, – несмело выдавил из себя мужчина. – Он отказывается покидать Белый дворец без них.

– Кем он себя возомнил?! – Лицо короля пошло красными пятнами. – Стоило моему отцу отправиться в небесные чертоги Великой, как Гилур сразу же расправил свои крылья! Он думает, что мне не хватит духу повырывать из пастей его людей зубы? Моей власти хватит и на его голову! Себастьян, за мной!

Кэннур с усилием протер ладонями лицо, покорно встал. Оглянувшись на солнечные лучи, сквозящие через окно, он сцепил зубы и последовал за королем. Его сердце кусалось – противилось: он должен быть совершенно в другом месте, но Себастьян вынужден бегать за Гилуром, создающим проблемы себе и другим.

Небольшая уютная столовая, оформленная в синих цветах, вмещала в себя овальный стол из темного дерева, расставленные по углам высокие вазы, с пахучими ярко-оранжевыми цветами, и напряженную тишину, готовую лопнуть с оглушительным хлопком.

Гилур сидел во главе стола и, положив локти на столешницу, упирался мощным подбородком в замок из пальцев. По бокам от него разместились дерзко ухмыляющиеся темноволосые юнцы. Они были почти идентичны друг другу: их отличали только кучерявые локоны, падающие на лоб одного из гончих.

Агмунд сел за стол, лениво оглядел черные кожаные жилеты на молодых защитниках. Махнув взглядом по Ди-Горну, он задержался на железной голове барана, сверкающей на его груди, и на секунду скривился, молча проглатывая адресованный ему плевок.

– Что же подвигло двух первокурсников Академии напасть на специальный отряд? – ровно спросил король.

Себастьян нашел себе место рядом с Уиллисом и вскинул глаза на братьев Увин, ожидая ответа.

– Они хотели увести наших родителей в Серые горы!

– Им был дан выбор, как и всем: или обучение в Академии, или Серые горы. Ваши родители предпочли стать бесклятвенниками и познали последствия принятого ими решения. – Агмунд постучал пальцами по столешнице и уперся взглядом в хмурого Ди-Горна. – И мне очень хочется узнать: откуда в крае Железной воли столько незарегистрированных магов?

– Я не считаю людей по головам, как скотину. Если они предпочли обучению свободу, то я не осуждаю их за это, – прямо ответил Гилур, ничуть не смущаясь Его Величества.

– Не стоило им приезжать, – тихо проговорил кучерявый Увин.

– Открыто заявляете, что скрывали бы и дальше от своего короля бесклятвенников? – процедил Уиллис. – Вас следует отправить в Серые горы с такими мыслями.

Красноглазые братья переглянулись, но не было в них беспокойства. Они лишь пододвинулись ближе к Гилуру, чувствуя его уверенную защиту.

– Гончие – ценный и редкий дар, Ваше Величество, – рассудительно начал граф Кэннур. – Я хорошо знаком с Янгридом и Фатиром. Они благодарные ученики и прекрасные боевые маги. Разве можно отправлять в Серые горы за любовь к родителям?

– Можно наказывать за пренебрежение к королю, – отбил слова Себастьяна Уиллис. – Но ты прав. Дар, действительно, очень ценный.

Агмунд задумался, катая серьгу между пальцев.

– Жаль разочаровывать вас. – Гилур поднялся. – Но я забираю этих ценных и одаренных в край Железной воли. Им не место среди ваших низкопоклонников.

Вслед за Ди-Горном поднялись братья Увин.

Себастьян уловил скрежет челюсти короля и шумно выдохнул. Кэннуру стоило что-то предпринять, пока эти двое не натворили дел. Как же ему надоело быть единственным разумным человеком в этом королевстве.

– Ваше Величество, Гилур перебрал со спиртным на приеме и не может рассуждать трезво. Прошу вас закрыть глаза на его хамство.

– Вздор. Я не выпил ни капли.

Король поводил сжатыми губами, и, уловив во взгляде Кэннура предостережение, выдохнул раздражение и согласился кивком: в данной ситуации ему необходимо быть аккуратным.

– Я даю Увин неделю на то, чтобы привести свои мысли в порядок. Если по истечении срока они захотят покинуть столицу, то я не буду их удерживать. Гилур, я прощаю тебе твою грубость и надеюсь завтра не увидеть твоего лица в Тиррионе.

Агмунд скрипнул стулом и покинул гостевую столовую, лишая Ди-Горна удовольствия играть на его натянутых нервах.

Гилур глухо зарычал:

– Кто тебя просил влезать?!

– А так у тебя все было под контролем, Гилур? – уязвил его Себастьян. – Зачем ты провоцируешь Его Величество?

– Почему Кэннурам всегда и везде нужно засунуть свой нос? – Граф Ди-Горн махнул гончим на дверь – Увин сразу же испарились. – У тебя других дел нет?

– Полно. И благосостояние королевства – одно из них, а ты – прямая угроза для Селенгара. Бесклятвенники, неожиданный интерес к делам «Высшего света», открытое подрывание уважения к новому королю – прямые доказательства твоих нечистых намерений. Уиллис прекрасно все видит, Гилур. И я не советую тебе испытывать его терпение. Как показывает практика, у Агмундов оно весьма хрупкое.

– Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь. – Ди-Горн широко улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы. – Вам не угодишь: то я подозрительно сижу за горами и строю коварные планы, то я проявляю нездоровый интерес к «Высшему свету». В желании защитить двух малолетних идиотов нет ничего подозрительного, Себастьян. Они не станут прогибаться под Уиллиса и если останутся здесь, то сгинут.

– А бесклятвенники?

Кэннур холодно осмотрел напускную веселость Гилура.

– Это больные домыслы. Можешь взять своего короля под руку и лично убедиться в их отсутствии на моих землях.

– Ты ведь этого и добиваешься? – Себастьян провел ладонью по столу, смахивая невидимую пыль. – Два человека из твоего края используют магию на главной улице Тирриона, перед этим рассказав куче народа о том, что они не учились в Академии. Следом вмешиваются две важные для королевства гончие, родившиеся в твоем крае. И, надо же, в разгар этих событий ты находишься в столице. Ты приехал не поздравить Уиллиса с коронацией, а вывести его из себя. Ты рассчитывал сделать из молодого короля безумца. – Кэннур надавил на расслабленного Ди-Горна бездонной чернотой глаз. – Но ты не учел главного – меня. Кларисса, в своих письмах к Эндоре, неоднократно интересовалась: не поеду ли я на коронацию? И я не собирался, но пришлось. Не прогадал, да?

Гилур расхохотался и, убрав руки за спину, пошел к двери.

– Кэннуры заразились блаженным недугом от Агмундов. Я не вижу других причин для твоей больной фантазии. Езжай домой и отдохни, Себастьян.

– Захват трона обошелся Агмундам слишком дорого. Найдутся ли у тебя средства для расплаты за пролитую кровь?

– Повторяю, я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я тебя предупредил.

Гилур фыркнул и захлопнул за собой дверь.

Он даже не представляет, чем может обернуться его слепая самоуверенность. И Себастьяну нужно хорошенько подумать, чтобы оградить королевство от бессмысленной и ненасытной войны. У края Железной воли нет ни шанса против армии Селенгара. Холд Беррит – весьма ценный союзник, но граф стар: большей частью обязанностей Холда давно заведует его сын – Нил, а он не допустит участия графства в войне. Из этого следует, Край Ди-Горна вырежут под корень, а мир потеряет еще один древний дар. Этого необходимо избежать.

Из раздумий Себастьяна вывел шелест пергамента. На столешницу опустился маг-посланник. Сердце графа замерло. Нет ничего необычного в посланниках для Кэннура, он получает их довольно часто, но этот был особенный – на нем чернела подпись Вэра.

Кэннур не помнил, как открыл конверт, не понимал, как оказался перед Магической канцелярией. Грудь разрывала боль, а кости крутил страх. Эндора рожает. Эндора умрет – он это ясно понимал, однако продолжал надеяться. Он успеет. Он спасет ее.

Спасет себя.

– Граф Кэннур! – Янгрид перегородил Себастьяну дорогу. Он всегда был недалеким, но вставать на пути у некроманта, устелившего всю улицу тенями – верх безрассудности. Молодой защитник напоролся на пустые черные глаза графа и подумал отступить, как сжал кулаки и вскинул подбородок. – Где Фатир? Если через час Уиллис его не вернет, то я…

Остатки его слов поглотила тьма. Себастьян отшвырнул мычащее препятствие и влетел в канцелярию. Просторный холл мгновенно заполнился черным туманом. Тени густыми клубами заволокли пол. Они ползали по стенам, расступались перед своим хозяином, стремительно плывущим к единственному столу.

– Себастьян? – Секретарь вскинул брови на столь эффектное появление. – Перенос зарезервирован.

Себастьяна не остановили его слова, а может, он их даже не услышал. Лицо некроманта было лишено жизни – несло лишь обжигающий лед. Тьма вилась вокруг него и высасывала из помещения весь воздух.

– Мертвый дворец.

Секретарь замешкался, выискивая на столе нужную книгу.

– У тебя три секунды.

Кэннур затянул вокруг его стола морозный темный туман, сжимающийся и отзывающийся эхом страданий, которые ждут медлительного мужчину.

Секретарь обреченно завыл и в секунду нашел запропастившийся фолиант.

– Пятьдесят три.

С его языка только-только слетело последнее слово, а Себастьян уже скрылся за дверью, ведущей к артефакту-переноса.

Мужчина и девушка стояли в легких полуобъятиях. Она запрокинула голову и, прижимаясь щекой к его груди, взирала на него прозрачно-голубыми глазами, полными обожания. На ее лице играла живая улыбка, а на его – равнодушная маска. Черные глаза мужчины смотрели строго перед собой, но его рука нежно держала хрупкую талию возлюбленной. На фоне огненно-рыжих волос некроманта светло-пепельные локоны девушки казались почти бесцветными, но это не делало их менее красивыми.

– Моя хрустальная Эндора, – прошептал Себастьян, взывая к ее изображению на картине. Он отчаянно желал видеть жену живой, грезил о ее тепле, но не видел, не чувствовал. Перед глазами стояло ее безжизненное тело, окровавленные простыни и остывшие слезы на впалых щеках. – Я не успел. Не спас.

В затянутую тенями комнату пробился лучик света, юркнувший через открывшуюся дверь, и погас. Аккуратные шаги простучали по душной темноте и остановились у сгорбленного силуэта Кэннура.

– Добрый день, Себастьян.

Уиллис отогнал ладонью извивавшееся у лица щупальце тьмы, осмотрел картину в руках недвижимого некроманта и, громко сглотнув, покосился на кровать – ее укрывал черный туман, но Агмунд видел сквозь него очертания тощего тела.

– Прошло два месяца. – Уиллис решил сообщить Себастьяну о его продолжительном затворничестве, как делал это каждый раз, приезжая в Мертвый дворец. – Не против моей компании?

Король снял серый дорожный плащ и сел на пол рядом с Кэннуром.

Себастьян не был против – ему было все равно. И даже на ладонь, которую положил Агмунд к нему на спину, – плевать.

– Мне очень жаль, но пора начинать жить. Ты нужен Селенгару. Ты нужен своему сыну.

– Не смей упоминать его в моем присутствии. Он не более чем убийца, высосавший из Эндоры жизнь. – По полотну робко застучали тяжелые капли. Себастьян отложил картину, страшась испортить последний подарок его хрустальной Эндоры, и уставился в пол. – Я даже не успел с ней попрощаться.

– Она знала, что ты ее любил. – Агмунд сжал его трясущееся плечо крепкими пальцами. – И картина – не единственное, что графиня оставила тебе в память о себе.

– Я просил не говорить об этом чудовище!

Себастьян махнул рукой, и когтистая лапа тумана отшвырнула Агмунда в стоящий рядом шкаф. Некромант не повернулся на треск и стоны. Он поднял портрет, укутался воющими его голосом тенями.

Уиллис оторвал щеку от холодного мрамора и, гневно шипя, поковылял к выходу.

– Вэр! – крикнул он и скрылся за дверью, а Кэннур вновь остался наедине со своей женой.

Себастьян водил пальцем по хрупкому силуэту Эндоры: по ее черному строгому платью с кружевным высоким горлом; по шелковым волосам, белой коже, веснушкам на щеках и носу, открытой улыбке. Картина не передавала и толики ее настоящей красоты: Эндора не стала уделять себе много времени, свои последние силы она вложила в мужа. Она с болезненной точностью передала черноту глаз и опасный блеск Бездны в них. Графиня напитала своей душой каждый огненный волосок на его голове и идеально отобразила его черно-магическую сущность. Эндора пропитала собой все полотно, и Кэннур чувствовал кожей исходившую от картины незримую любовь, трепет которой он сохранит в черном сердце навечно.

Густую теневую тишину огладил тихий горловой звук. Вслед за ним посыпались нежные попискивания и неразборчивое слитное младенческое гуление.

– Тебе нравится? – заискивающе пропел Уиллис. – Это сделал твой отец. Когда ты подрастешь, то тоже сможешь создавать тьму.

Напрягшись всем телом, Кэннур отложил картину на пол и настороженно встал. Его ядро заколотилось, вены облил жидкий мороз. Студеная сила наполнила некроманта до распирания в костях и зазывающе зашептала о смерти.

– Унеси его. Живо.

Едва слова сорвались с губ Кэннура, ребенок затих.

В черные языки магии Себастьяна проникли незримые нити чужой силы. Чужой, но так схожей с его. Маленький некромант пытался отобрать у Кэннура тени и нетерпеливо дергал за тьму. Граф ухмыльнулся такой наглости и позволил ему забрать своих верных слуг. Как только младенец получил желаемое, он развел плотный мрачный туман.

Огромные черные глаза, обрамленные длинными ресницами, недовольно уставились на Кэннура. Пухлые слюнявые губки надулись, передавая яркую брезгливость, – Себастьян даже невольно пригладил растрепанные волосы и оправил мятый костюм. Маленький некромант был зол, недоволен, но весь «ужас» от его гнева перечеркивал островок рыжего пушка на макушке, уверенно смотрящего в потолок.

– Как его зовут? – тихо спросил Себастьян, боясь шелохнуться – напугать.

Уиллис улыбнулся и поудобнее переложил малыша.

– Ты мне скажи.

Граф вздохнул и первый раз за два месяца ощутил приятную прохладу в легких. Его тело жадно впитало свежесть и запросило еще. Кэннур начал дышать полной грудью, сменяя поверхностное втягивание воздуха на здоровое дыхание.

– Каспар, – озвучил Себастьян имя первого Кэннура. У них не было принято повторяться, но это имя, как нельзя кстати, подходило его сыну.

Малыш нахмурился еще больше. Тени сгустились вокруг него, медленно зажевывая и Агмунда.

– Ему не нравится. – В голосе короля просквозило беспокойство. – Будь добр, забери у меня своего сына.

Себастьян рассмеялся, покачал головой. Ему нравилось смотреть, как Агмунд трепещет перед его сыном.

Сыном.

Маленький Кэннур внимательно вслушался в смех отца, и его губы растянула улыбка: светлая, чистая, беззубая. Черное сердце графа замерло. Себастьян за несколько широких шагов оказался рядом. Он осторожно взял малыша и прижал его теплое тельце к своей холодной груди. Этот ребенок был невинен и… и жестоко брошен родным отцом.

– Прости меня, Каспар. Я больше никогда не оставлю тебя. Никогда.

Тронный зал сиял великолепием и роскошью. Ряд высоких окон, занимающих всю левую стену, наполняли его дневным чистым светом, играющим на позолоченных лепнинах, золотых украшениях и короне Его Величества.

Уиллис восседал на массивном резном троне, так похожем на обычное кресло, но его ценность и чистая золотая суть не давали права называть его «обычным креслом». По левую руку от него стоял граф Кэннур и оттенял чернотой костюма белизну камзола короля. По правую руку разместился Размар в неизменном темно-зеленом пиджаке и штанах в цвет.

Двери тронного зала распахнулись, и к Его Величеству хозяйской походкой зашагал Гилур Ди-Горн. Цепи свисали с его острых стальных наплечников и доходили до середины голени сапог. Под звон и тихий стук от каблучков рядом шагающей Клариссы Ди-Горны дошли до помоста.

Агмунд без интереса осмотрел облаченного в черную кожу графа и мешковатое темно-серое платье графини, выглядывающее из-под мехового белого плаща. Одежды не смогли скрыть ее огромного живота, сразу бросающегося в глаза.

– Вы просили меня об аудиенции, граф Ди-Горн. – Уиллис положил локоть на подлокотник и закинул ногу на ногу. – Не будем тратить время на долгие приветствия, переходите сразу к делу.

Гилур хмыкнул, оценивая изворотливость Агмунда: он не собирался приветствовать короля.

– За последние три месяца вы отправили в Серые горы четырнадцать боевых магов, проходивших обучение в Академии. И еще трое одаренных сгинули. Все семнадцать человек – уроженцы края Железной воли. Как вы это объясните? – Ди-Горн оскалился и потерял сдержанность. – Почему вы морите моих людей?!

– Твоих людей? – заискивающе спросил Уиллис. – Сдается мне, родились они в моем королевстве и принадлежат мне. Ты всего лишь пастух. Паси моих овец и не лезь в дела своего короля, Гилур.

– Ты не король, – выплюнул он. – Король бы не стал называть свой народ стадом. Ты самозванец, не жалеющий жизни людей. И ты, Уиллис, это знаешь. Не свое – не жалко.

Размар свел брови на такую грубость, а Агмунд тихо мурлыкнул смешком.

– Выбирайте выражения, граф. – Себастьян припечатал его холодным взглядом. – Вы говорите с Его Величеством.

Гилур скривился на некроманта и повернулся к невозмутимой Клариссе.

– Тебе лучше пойти к Эндоре, дорогая.

– Ее здесь нет. – Кэннур сцепил пальцы замком, чувствуя острую необходимость ощутить холод перстня. – Она умерла в родах три месяца назад.

Гилур завел Клариссу за спину и накрыл ее живот широкой ладонью. Его янтарные глаза напитались почти осязаемой яростью, предназначенной Себастьяну.

– Ты нам солгал! – Воздух затрещал. Мгновение – и Ди-Горнов окружила живая гроза. – Мы уходим.

– Это вряд ли, – остановил их Уиллис. – В данный момент все выходы из края Железной воли перекрыты. Генерал Шлор войдет в край с армией, получив маг-посланника. К слову, письмо с отмашкой уже лежит в шкатулке-артефакте и ждет. Если ты посмеешь уйти или попытаешься напасть на меня, то твой край вырежут подчистую.

Многоарочный потолок сотряс оглушительный раскат грома. Тени, льющиеся с тонких пальцев Клариссы, уже образовали у их ног бурлящее черное болото. Ди-Горны готовились дать отпор.

– Не к чему так нервничать. – Уиллис небрежно махнул рукой. – Еще рано. Приведите Холда Беррит!

Уже через пару минут два гвардейца тащили полуобморочного старика. Его белая рубашка измазалась в пыли, грязи, пропиталась потемневшими брызгами крови. Длинные волосы с вплетенными в них стальными бусинами висели седыми колтунами. Беррит болтался в крепкой хватке гвардейцев и не поднимал век, но даже будь он в сознании, то не смог бы этого сделать – темные синяки плотно растеклись по его лицу, не оставив живого места.

– Подонки, – процедил Гилур.

– Мы? – сухо переспросил Кэннур. – Ты собирался свергнуть своего короля. Сидел у себя за горами и ждал, когда трон унаследует молодой Агмунд, а потом выполз из своей норы и начал подстрекать людей на измену. К счастью, граф Беррит оказался сговорчивым и весьма осведомленным. Все семнадцать человек, «заморенные» Его Величеством, были твоими единомышленниками. Если будешь отрицать, то Холд с радостью повторит все ранее нам рассказанное.

– Я не буду отрицать. – Ди-Горн отвел глаза от Беррит. – Кларисса не имеет к этому отношения. Отпустите ее.

– Я никуда не пойду! Мы уйдем вместе.

– Ты ошибаешься. – Агмунд кивнул гвардейцам, и они понесли прочь слабо хрипящего Беррит. – Зря ты не послушала свое материнское сердце и поверила Себастьяну, Кларисса. Не стоило тебе приезжать.

– Ваше Величество, вы совершаете ошибку предков. Кровь Древнего рода не принесет ничего, кроме страданий, – вмешался Размар, не сводя взгляда с пылающих глаз Гилура.

– И без тебя знаю, – отмахнулся от советника Агмунд. – Кэннур предложил мне разумный выход из сложившейся ситуации.

Кларисса заметно расслабилась. Вероятно, она думает, что Себастьян не способен навредить беременной женщине и обладателю бесценного древнего дара.

Не мог, раньше.

– Гилур Ди-Горн, я сохраняю за тобой графство. Мне не к чему мятежи и осуждение за потерю драгоценной крови. Но за попытку переворота кто-то должен быть наказан, верно? – Агмунд расправился. – Я направляю твоего наследника, граф Ди-Горн, в бессрочное заточение в Серых горах. В случае попытки помешать исполнению моей воли, край Железной воли будет зачищен до последнего младенца.

– Это безумие! – заорал Гилур. – Я сам захлопну дверь своей камеры и приму наказание за проступки. Ребенок не должен расплачиваться за ошибки отца!

– Я тебя предупреждал, – равнодушно бросил граф Кэннур.

– Себастьян, – потрясенно прошептала Кларисса и вытаращила на жестокого некроманта глаза. – Как ты мог? Как посмел?

В тронный зал хлынули истязатели. Темно-серые камзолы окружили Ди-Горнов плотным кольцом. Надзиратели Серых гор юркнули руками в широкие карманы штанов и бросили под ноги графу и графине десятки маленьких камушков. Подавляющие магию артефакты вобрали в себя часть силы Гилура, полностью развеяли черный туман некромантки.

Убедившись в достаточной силе подавления, истязатели потянулись к Клариссе.

– Прочь! – Гилур выставил руку и снес мощными зарядами часть серых камзолов. – Не смейте к ней прикасаться!

Истязатели вопросительно глянули на короля.

– Еще одна попытка сопротивления, Ди-Горн, и генерал Шлор получит мою отмашку к действиям.

Гилур пронзил горящим янтарым взглядом короля и бессильно опустил руки, однако глаз не отнимал – продолжал заживо снимать с Уиллиса кожу. Ди-Горн не шевелился и смотрел, даже когда его беременную жену потащили прочь.

Желтые глаза обещали Уиллису Агмунду смерть.

Кларисса вырывалась, кричала, но артефакты-подавления сделали из нее бессильный мешок, который утаскивали в Серые горы. Она воззвала из последних сил к своему ядру и крикнула:

– Я проклинаю тебя, Себастьян Кэннур! Ты сгниешь в агонии самой страшной смерти, но перед этим лишишься всего, что тебе дорого. Да будет так, или поглотит мою плоть Бездна!

Глава 2

Жаркое солнце пробивалось сквозь пушистые ветки сосен и кедров. Свежий, слегка горьковатый запах Тихого леса нежил меня, приветствуя свою хозяйку. Весь бархатный мох, трухлявые пни, деревья, мелкое шутливое зверье – принадлежали мне. Даже красно-бурые горы, полянки, пасеки с голдуфами, деревни – были моими. Но, идя по ветвистой прохладной тени, я не чувствовала радости.

Я переставляла онемевшие ноги и сливалась с бездумным усталым шествием измотанных людей. Неделя пути, проведенная под тихие всхлипывания женщин, тяжелые вздохи мужчин и стойкий металлический запах крови, казалась бесконечной. Скорбь всех этих людей оплела удавками воздух, время и тянула, растягивая минуты в часы.

Я и Пауль виноваты в их горе – в смерти близких и потере дома, но у моего брата было оправдание для себя: Лунуин заявил Селенгару о своем рождении – Истинный правитель предстал перед народом. Он спас из лап Уиллиса Агмунда своего отца и вывел из ставшего темницей Тирриона людей – немногих, только тех, кто поверил ему и последовал за Истинным правителем.

А я…

У меня не было оправдания. Я не видела в Размаре отца, и мне на хрен не сдался Селенгар. Размар спас жизнь моему другу, который был в опасности по моей вине. Я не хотела оставаться в должниках и решила отплатить за оказанную мне помощь. И возвращение долга обернулось моим участием в кровавой бойне, унесшей жизни десятков людей. И самое ужасное то, что я не испытывала ни грамма сочувствия к идущим рядом со мной людям. Мне было все равно на их горе. Во мне было пустое понимание моей вины без груза совести. Мне опостылело доказывать миру, что я не такая, какой меня выставляют с самого рождения – проклятие, несущее горе, боль и смерть. Я приняла это, как приняла и свою судьбу: мне доходчиво объяснили, что я обречена на черное одиночество и залитую вязким багрянцем дорогу.

«Все-таки дерьмо».

Безжалостно махнув головой, я вытряхнула из нее липкие слова Бенира, не позволяя паразиту поселиться в мозгах.

Роб толкнул меня крепким плечом, помогая выползти из глубоких мыслей.

– Нам еще долго идти?

Я подняла на него не знавшие долгое время сна глаза.

Рубашка защитника покрылась грязью и темными засохшими пятнами. Под ней скрывались цепи и тихо бренчали на каждый его широкий шаг. На черных свободных штанах блестели свежие пятна твариной крови.

Нос обожгло зловоние, заставляя его скукожиться. Даже металлический шлейф магии Роба не мог перебить этот гнилой смрад.

– От тебя воняет. Отойди.

Отпихнула его от себя ладонью. Дорога забрала почти все силы, и я не могла притуплять свой дар гончей.

– Дэлла! Ты тоже далека от цветочной свежести.

Я нахмурилась и осмотрела себя: пожеванная временем коричневая шерстяная кофта с задубевшими кровавыми островками; замызганные узкие черные штаны; высокие сапоги с побитыми носами и иглы в перевязях с засохшими густыми разводами. Подцепив прядь спутанных волос, я брезгливо откинула засаленные русо-золотистые волосы. Вплетенные в них черные бусины стукнулись друг о друга и погрязли в волосяном нечесаном гнезде.

– Я не знаю, куда мы идем, – ответила на ранее заданный вопрос.

– Как это? Ты же Мэрит – хозяйка края Мерцающей пыли, – издевательски запричитал Роб, показывая в улыбке ровные зубы.

– И тебе следует вести себя скромнее, чтобы из него не вылететь, – вернула я укол, но улыбки во мне не было.

После стольких разочарований и предательств я вообще удивлена, что смогла найти в себе хоть толику сил на нахождение среди людей. Все это время, от столицы до края Мерцающей пыли, я представляла, как уйду в Тихий лес – подальше от борьбы за трон, от отца и брата, которые скрывали наше родство; от привычных мне лиц, напоминающих о людях, растоптавших мое доверие и сердце.

– Дэл! – Виляя между плетущимся народом и стволами деревьев, к нам бежал Януш. Его светлые мелкие завитки волос весело подпрыгивали, а черная рубашка и штаны тихо хрустели старыми кровавыми пятнами. – Пауль просит, чтобы ты к нему подошла.

– Нет.

Януш не ожидал такого резкого и однозначно отрицательного ответа.

– Тебе стоит сходить. Нельзя так с отцом, – Роб решил, что его мнение меня как-то волнует. – И братом.

Тяжело вздохнув, оглянулась.

Спотыкаясь о рыхлые пни, припорошенные сухими иголками кочки и трескучие ветки, Марик и Феликс несли наспех сколоченные носилки. Пауль следил за каждым их усталым шагом, дергаясь к недвижимому отцу при малейшем, даже самом незначительном, покачивании.

– Мне нечего там делать. Лунуин прекрасно справляется сам, – я оглядела идущего рядом с ними варпа и белокосого некроманта, восседающего на фыркающей животине. – Хаклир контролирует состояние советника.

Януш и Роб неодобрительно запыхтели.

Я могла их понять. Раньше я бы тоже осудила дочь, что оставила еле живого отца.

Уиллис не торопился убивать передавшего его Размара и медленно вытягивал из него жизнь по маленькому кусочку. На теле советника не было ни одного живого места – кожа заплыла кровоподтеками и синяками. Светлые волосы пропитались кровью, превратившейся в потемневшую грязь. На пальцах вместо ногтей горели воспалением голые куски мяса.

Вот, мне не нужно было находиться рядом, чтобы видеть, во что превратился мой отец. И опять же, меня это не трогало. Я сполна вернула долг. Размар спас жизнь Наиру, а я ему – на этом наш обмен любезностями окончен.

– Я скажу, что ты занята.

Януш напоследок плюнул в меня осуждением.

– Ты меня пугаешь, Дэлла, – строго и весьма откровенно высказался Роб.

За нашими спинами бранно выругался Лунуин.

– Меня тоже, – едва слышно вставил Наир.

Неудивительно, но я все же повернулась к другу, тихо идущему рядом.

Небесные глаза парня потухли, а лицо утонуло в тенях беспокойства – мы почти не говорили. Поначалу он не обращал внимания на мою отстраненность и без умолку болтал, но потом сдался и погрузился в тоскливые, опасливые мысли.

– Лунуин убедительно просит тебя подойти.

Сэм дернулся от моего резко брошенного к нему взгляда. Быстро опустив на мягкое пузо задравшийся жилет, он придал круглому лицу неубедительной уверенности.

– Мы объединены одной целью, Дэлла. Сейчас нет места обидам и разногласиям. Мы должны держаться вместе. Только так мы вернем Лунуину трон и спасем Селенгар от Бездны.

– Вы, – отрезала я. – Вы вернете Лунуину трон. Я больше не собираюсь бороться за цели других. Я хотела спокойный уголок для себя и получила даже больше – целый край. Все свои силы я буду тратить на его сохранение.

Роб и Наир обеспокоенно переглянулись.

– Пауль знает? – осторожно поинтересовался молодой защитник.

– Знает и уже высказал мне все, что думает по этому поводу, – спокойно ответила Робу, но эта беседа начинала изрядно напрягать.

– Ты же Мэрит! – выплеснул руками Сэм. – Знающая! Кому, как не тебе, вести нас по мраку, спустившемуся на Селенгар? Будь же достойна своего Древнего рода!

– Ты сможешь спокойно смотреть, как твари жрут людей?

– Сможет, – шепотом подтвердил Наир.

Вдох. Выдох.

– Смогу, но не стану. Я отказываюсь участвовать в возвращении трона. Лунуин позовет меня, когда настанет время закрывать Бездну, а до того момента забудьте обо мне.

– Но вы же потомки Лунуина, – выдохнул ошалелый артефактор. – Где твое достоинство?

Я равнодушно пожала плечами. Мне нет дела до их обманутых надежд. Я не обещала им счастливого будущего и не собираюсь помогать Лунуину воплощать его многочисленные обещания, тратя силы на разодравший мое счастье мир. Меня волнует только мой кусок земли. И, считаю, что готовность помочь с Бездной – великая милость для смердящего Селенгара. Им стоит сказать мне «спасибо», а не покрывать липким осуждением.

– Я пойду к семье, – Роб рванул вперед, но задержался и оглянулся на Наира. – Пойдешь со мной?

Друг украдкой покосился и, ударившись о мое равнодушие, покачал головой, выбирая меня.

– Иди, – рубанула я. – Избавь меня от своего жалкого молчания, а вы, – ткнула пальцем в пухлого артефактора и Роба, – от попыток достучаться до моей совести. Особенно ты, Сэм. Ты предал меня. И не тебе нести громкие речи о достоинстве.

Наир проглотил скривившие его лицо слова и ушел вслед за шипящим себе под нос Робом.

Я понимала жестокость своих слов, но ничего не могла с собой поделать. Мне было плохо, гадко, тошно, больно. Моя душа еще полнилась кровью, а сердце рыдало. Они этого не видят – не понимают, и у меня нет сил доносить до них это знание и ждать, пока меня поймут и оставят в покое.

Только один человек мог меня понять…

Амулет огладил ухо приставучим теплом и зашептал уверенным пульсом. Под кожей забегали мурашки, режущие ее подобно осколкам стекла. Они распороли позвоночник колким разрядом и ударили в сердце.

Хотелось вскрикнуть, но я молча зажевала боль и с немалыми усилиями снова отгородилась от изводившей меня всю неделю серьги.

– Я не уйду, Дэл.

Сэм продолжал идти у моего плеча и рассматривал толпу качающихся на негнущихся ногах людей.

– Что я должна сказать, чтобы ты понял меня, «гений»? Или как там тебя нарекли? – Злость уже покусывала горло, выедая остатки усталой выдержки. – Проваливай.

Парня задели мои слова. Он нашел взглядом Миафа и Эдит, пытающихся стащить с варпа Хаклира, и даже шагнул к ним, но остановился.

– Я не предавал тебя. Я был на стороне Гилура задолго до поступления.

Сцепив зубы, я уставилась перед собой, выцарапывая из нутра остатки исхудалого терпения.

– Я рос в деревне рядом с краем Железной воли. Еще с малых лет я больше любил книги, чем игры с местными детьми, и предпочитал игрушкам изобретения.

Он хило улыбнулся, а я до треска сжала зубы.

– Мои творения выходили неказистыми и редко работали, но родители всегда повторяли, что у меня талант и мне нужно его развивать. Они попросили Гилура взять меня к себе. В Грозовом дворце я получил огромную библиотеку с тысячами книг и мерцающую пыль. Спустя не один год кропотливого труда я стал выдающимся артефактором и мог – могу, заткнуть за пояс Беррит, – узкая грудь парня выпятилась колесом. – В благодарность за то, что Гилур принял меня, я сам вызвался помочь в освобождении Селенгара от безумцев и поступил в Академию. Так, я, не вызывая подозрений, связывался с людьми Гилура и выполнял мелкие поручения, – вздох опустил его раздувшуюся гордость. – Но Эдвард и Эдит сразу заметили: мои знания и опыт не совпадают с рассказанной мной всем историей – в деревне не могло быть условий, в которых бы вырос столь «гениальный» артефактор.

– Сэм, – прорычала я. Злость била по моей выдержке, и амулет начинал пробиваться через выстроенную стену. – Пожалуйста.

Разве я многого прошу? Покой. Мне просто-напросто нужен покой.

Он меня не слышал. Сэм оправдывался, искал прощения, и плевать он хотел на то, что это было нужно только ему.

– Эдвард начал разнюхивать и вышел на Гилура. Беррит мог стать проблемой, но, к общему удивлению, он разделил наши стремления. Не без своих условий, конечно, – Сэм поднял голову и с уверенностью заявил: – Я горжусь своим вкладом в становление нового Селенгара и не жалею о своем выборе.

– Молодец, – сквозь жалящую боль в костях процедила я. – Все сказал?

– Прости меня, Дэл. Я не знал ничего, что касалось тебя. Правда!

Сэм вцепился в плечо и впился в меня глубоким раскаянием, горящим в карих глазах. Его пальцы казались когтями, рвущими воспаленную кожу, а взгляд плавил остатки моего рассудка, дрожащего под ударами амулета.

– Я прощаю тебя. Ты не виноват. Меня это не заботит. Забудем.

Я была готова сказать все что угодно, лишь бы это прекратилось. Лишь бы он ушел и дал мне заштопать трескавшуюся по свежим швам душу.

Вспышка белого света ударила по глазам, нос облизал древесный дух, и мое тело унесло в давящую на череп воронку.

– Держи.

Не дав опомниться, Герион всунул мне в руки кожаную фляжку и, оставив в хвосте скорбящего шествия, исчез. Я только и успела, что увидеть его мелькнувшую гриву золотых волос.

– Не стоило вам приводить его сюда, госпожа Мэрит, – проскрипела еле волочащая ноги женщина.

Два молодых парня поддержали ее хмыками.

– Безумие и его пожрет.

– Предал отца – предаст и нас.

– Нет, – тихо шепнула я им в спины.

Герион на собственной шкуре прочувствовал боль от предательства и не станет причинять подобную боль другим. И он не предавал отца, это его предали – вышвырнули, заменили.

Откупорив фляжку, я поморщилась от ужалившего слизистую духа. Пустой желудок скрутил приступ тошноты, перетягивая внимание с щипающей ухо и сердце серьги, а когда любопытный язык обожгло крепкое спиртное и прокатилось пекущей волной по горлу, то звенящие в напряжении жилы расслабились. Еще. Новый острый глоток притупил боль под ребрами. Третий – позволил вздохнуть полной грудью. Пятый забрал стучащее давление с висков. Тело полегчало, мысли растворились.

Покой. Я наконец-то нашла покой.

Остаток пути я почти не заметила. Может, прошел час? А может, два? Не знаю. Время пролетало мимо меня и мимо моего плавающего в горячем тепле сознания. Когда пьяное расслабление стало тускнеть, мы уже вошли в знакомую мне часть Тихого леса. Только она была уже совершенно другой – живой.

Перед тем как я покинула Яму и уехала в Академию, я уже набредала на заброшенную деревню, похороненную под землей и хвойным настилом. Пригорки, в которых я тогда узнала давно почившие дома, теперь были обсажены душистыми травами. Рядом с каждым были сколочены небольшие деревянные домики, покрытые буро-красной черепицей. Часть деревьев вырубили – очевидно, на строительство этих самых домов – и среди кедров и сосен нашлись когда-то давно потерянные улицы. Они шли кольцами, и высаженные вдоль них одичавшие яблони приняли более-менее ухоженный вид.

Из груди вырвался смешливый фырк. Их даже высаживать не пришлось.

По деревне, пахнущей свежей смолой и терпкой древесиной, сновали люди, не бросившие край Мерцающей пыли. Они подходили к вымотанным долгой дорогой бывшим горожанам Тирриона и разводили их по свежим домикам. И чем глубже мы уходили по кольцам улиц, тем меньше нас оставалось.

– Наир!

По землистой дорожке, спотыкаясь и путаясь в застиранной юбке платья, бежала старушка. Она неслась навстречу внуку, ревела и, оказавшись в крепких объятьях Наира, зашептала благодарности Великой Прародительнице.

Я не стала нарушать момент их воссоединения и тихо обогнула Наира и Бабу Элью. И все же кроха радости за друга коротко кувыркнулась в истерзанной груди.

Сердце скрытой в Тихом лесу деревушки повергло меня в немое восхищение. Я открыла рот и с замиранием духа осмотрела ожившую острокрышую громадину.

Дворец стоял посреди поляны, поросшей кровавыми маками и лоснящейся травой. Его стены из красного камня пронизывали золотые вены, а от торцов отходило множество круглых высоких арок, образующих подобие маленьких паучьих ног. По ним вились змеиными стеблями розовые, желтые и голубые цветы. Они густо переплетались, образуя лиственную, слегка провисающую крышу. Дворец был в три широких этажа, с пузатыми медными ажурными балкончиками у окон и каменной лестницей, ведущей сразу на второй этаж, к двустворчатой тяжелой двери из бурого дерева.

На просторном крыльце сидели защитники, коротали время за спокойной беседой. Завидев меня, все трое подорвались.

– Дэлла! – Цвир сгреб мое еле живое тельце в медвежьи объятия и пощекотал лоб козлиной темной бородкой. – Я так скучал!

– Мы заждались тебя! – Айви обняла меня с другой стороны. – Из нас сделали рабочих! А мы, между прочим, одни из лучших черных защитников Селенгара!

– Оно того стоило, – тихо отозвался Жирон и блеснул лысиной. – Госпоже Мэрит нравится ее дворец?

Я попыталась ответить, но воздуха не хватило – из меня его бесцеремонно выдавили. Собрав крохи силы, вырвалась из лап смертельно опасной нежности.

– Дворец прекрасен, – это, пожалуй, большее, на что я была способна. Моя голова еще переваривала преобразившиеся руины и даже не приступила к осознанию того, что дворец МОЙ.

Защитники поняли мои чувства и гордо выпятили широкие грудные клетки, обтянутые кожаными черными камзолами.

Жирон покосился на мощные плечи Айви. Тощая грудь некроманта начала опадать. И вот, мужчина скрючился, колко поглядывая на пышущую силой защитницу.

– В деревне собраны все оставшиеся жители края?

Я решила избежать пустых разговоров. Так мы обсудим интересующие меня дела, и я смогу уйти из-под их цепкого внимания.

Цвир скинул веселость и кивнул мне русой лысеющей головой.

– Все здесь. Людей на защиту всех деревень края у нас, как ты понимаешь, нет. Агмунд оставил защитников лишь у одной пасеки, ближайшей к тоннелю. Его интересует только мерцающая пыль, а до человеческих жизней ему нет дела. Великая уберегла этих людей от тварей, не иначе.

Сомневаюсь.

– Судя по твоим словам, люди Агмунда еще в Яме, – вслух озвучила я свое понимание. Пасека в моей родной деревне была ближе всех к выезду из края. – Мне нужна шкатулка-артефакт и расположение всех постов.

– Немедля берешься за дело? – В зеленых глазах Айви загорелось одобрение. – К вечеру все будет.

– Среди защитников в Яме есть ваши знакомые?

Вряд ли это меня остановит, но я дам шанс предупредить тех, чью смерть они бы хотели избежать.

– Нет, – холодно ответил Жирон, поддерживая некромантскую беспристрастность. – Я пытался с ними поговорить, но только зря время потратил. С Агмундом остались такие же, как он – гнилые люди, и повернутые на чести бойцы.

– Значит, они либо покинут мой край, либо… либо все равно его покинут. Пеплом. Если Уиллис и Бенир захотят получить с моих земель хоть одну золотую пылинку, то им придется лично прийти ко мне.

Губы невольно растянулись в злом оскале предвкушения.

– Наша гончая – вылитая Янгрид! Как я скучал!

Цвир опять протянул ко мне свои лапищи, но я уже была настороже и отскочила от его убийственной нежности.

– Я жду запрошенное.

Айви и Цвир умилительно улыбнулись и наклонили головы вбок, любуясь мной, как розовощеким малышом. Жирон сдержался, но блеск черных глаз говорил сам за себя.

Я оставила защитников в их трогательных мгновениях и подошла к Гериону, наблюдающему за скачущим по маковому полю Сэмом: артефактор носился за голдуфами, восхищенно охая и внимательно рассматривая черно-золотые брюшки трудяг, дарующих миру мерцающую пыль.

– Спасибо, – сухо бросила я и убрала руки за спину, прокручивая на пальцах кольца-концентраторы и любуясь буро-красным дворцом. – Ты можешь оставаться во дворце сколько пожелаешь. Это теперь и твой дом.

Герион потерял все, так же, как и я. У бывшего принца не осталось: ни титула, ни семьи, ни друзей, ни дома – одна труха от его разрушенного мира. Мы пали от жестокости и предательства близких людей, и я хотела поделиться с ним маленьким кусочком в этом дворце. В моем дворце. Так у его истерзанной души хотя бы появится дом.

– Спасибо, Дэл, – прошептал Герион и постарался не кривиться от моей облитой кровью близости. Не получилось. – Я ценю твою доброту.

– Это все что угодно, но не доброта, Герион. Мне казалось, что ты уже понял, что я за человек.

Агмунд громко сглотнул комок воспоминаний.

– Понял.

– Не забывай об этом, – жестоко обрубила я. Пусть лучше обижается, чем обманывается. – Тебе стоит поторопиться. Миаф и Хаклир не будут мелочиться и займут лучшие покои.

Герион натянул губы. Его доверчивые светло-зеленые глаза осмотрели красный дворец, и он неспешно побрел по вытоптанной дорожке к лестнице.

Я прикрыла веки и глубоко вдохнула запахи родного Тихого леса. Терпкость горькой хвои сплеталась с пряно-сладким шлейфом маков, создавая новый, но в то же время такой знакомый аромат.

Так пахнет одиночество.

– Здравствуй.

Резко открыла глаза.

Из поросших цветами арок вышел лорд Гаас. Он был в форме защитника – черные штаны с широкими карманами; узкий кожаный камзол с многочисленными клепками под оружие. От остальных защитников его отличал плащ, всегда развивающийся за его спиной.

Улыбаясь одними темно-серыми глазами, он не торопясь шел ко мне.

– Не ожидала вас здесь увидеть.

Уголки губ по памяти дрогнули.

– Я все же полагаюсь на твое гостеприимство и, надеюсь, ты не прогонишь меня.

– Надейтесь, – вернула лорду остринку. – Кто-то еще ушел из края Железной воли?

– Да.

Гаас хотел сказать что-то еще, но шум во дворце его отвлек.

Двери распахнулись, и на лестницу выбежал взъерошенный Эдвард. Бусины в его коротких волосах торчали в разные стороны, а нежно-голубая рубашка съехала на бок. Он перепрыгивал за раз несколько ступенек и, оказавшись на земле, понесся в лес.

По его следу бросилась разъяренная Эдит. Она кричала вслед брату проклятья и красочно описывала, что с ним сделает, когда догонит. И пару описаний я бы даже записала, на будущее.

– Эдвард не был готов к такой скорой встрече с сестрой.

Тело пробило потрясение. Я завертела головой, выискивая хозяина этого до боли знакомого низкого голоса.

Гилур стоял, облокотившись на ствол сосны, и прижимал руку к торсу. Белая рубаха пропиталась мелкой россыпью алых пятен, но вид у Ди-Горна был вполне себе здоровый и… живой. Его янтарный взгляд хмуро прожигал меня, но тонкие губы тянулись в легкой доброй ухмылке.

Отец и сын были до дрожи похожи.

Я сорвалась с места, несясь на колючий грозовой дух. Налетев на мощную фигуру, вжалась в крепкое плечо носом, стараясь заполнить ноющую пустоту необходимым дождливым запахом.

Все мои старания перечеркнулись – мысли о Винсенте захлестнули меня. Я вновь ощущала в серьге его сильный пульс, бьющий иголками по сердцу на каждый стук. Дар забегал по венам, желая напитаться так полюбившимся ему свежим ароматом грозы, но это было не то – совершенно другой и не имеющий ничего общего с привычным мне духом запах. Этот колол, жалил, а магия Винсента обволакивала, ласкала, охраняла.

– Ты нюхаешь меня? – с легким подозрением спросил Гилур и, коротко обняв в ответ, отстранился. – Занимайся этим с другими гончими, мне такое не понять.

– Я думала, что вы мертвы! – Я отшагнула назад и изобразила непринужденность, попыталась. – Все так думают.

Тело затрясло в лихорадке. Ощутив грозовой дух, дар не собирался отступать и скрутил мышцы, заставляя меня вдыхать хотя бы этот отдаленно напоминающий Винсента злой запах.

– Для края Железной воли я мертв и не вернусь. У него теперь новый защитник, – Ди-Горн выгнул бровь на мой нездоровый интерес к нему. – Прекращай.

Винсент тоже так часто делал. Только он всегда изгибал правую бровь, пересеченную шрамом. Перед глазами встало его хмурое лицо. Сознание начало наслаивать его образ на Гилура, и каждый новый лист распарывал сердце.

– Не могу, – честно призналась я, понимая, что проигрываю собственному разуму. – Как вы выжили?

– Меня спас Гаас, – коротко ответил Гилур и торопливо пошел в противоположную от меня сторону.

Я последовала за ним.

– Вот же прицепилась! – Ди-Горн топнул ногой, пытаясь отогнать меня, как привязавшуюся дворовую собаку. – Я не твоя мамка!

Я дернулась. Резкость Гилура привела в чувства. Зло рыкнув на саму себя, развернулась и понеслась прочь от свежести грозы.

– Куда?!

Я не повернулась. Магия взбунтовалась и билась под черепом, порождая невыносимый давящий гул. Я силой воли сжимала ее, заставляя подчиниться. Внутри шла борьба: магия пыталась докричаться до меня и заставить вернуться к Винсенту, а разум лупил ее, пытаясь донести всю нелепость ее слепого желания.

Амулет в ухе полностью захватил меня, я чувствовала каждый его стук и, пробегая между стволов и перепрыгивая поваленные деревья, пыталась убежать от этого рвущего сердце звука. Тщетно. Я никогда от этого не избавлюсь, разве что, если кто-нибудь отрежет мне ухо и вырежет сердце.

Глава 3

По сумрачному коридору били тяжелые шаги. Давящую тишину распарывал лязг железных цепей. Я слилась с холодной горой и стала завывающим сквозняком, гуляющим по Грозовому дворцу. Стук каблуков сапог приближался. Железный звон был все громче.

В полумраке сверкнули янтарные глаза – и в тронный зал вышел мужчина. Его высокая фигура была облачена в черную кожу, поглощающую свет. Мощную грудь и бугры мышц на руках обтягивал мундир с глухим воротом, а крепкие бедра были обтянуты ремнями ножен. Мужчина нес силу, уверенность и скручивал мое нутро в опасливом трепете.

С приходом хозяина Грозовой дворец зашевелился, проснулся. Лениво гуляющие под потолком тронного зала тучи забурлили. Темно-синие, серые, черные густые облака закрутились, приветствуя и преклоняясь. Мрачную вату пронзили бледные вспышки. Гром сотряс гору, но ни один камень не дрогнул – не посмел.

Легкие жадно втянули воздух, но я не почувствовала даже прохладной тени Грозового дворца.

Мужчина направился к трону. На каждый тяжелый шаг цепи, падающие с его правого наплечника, угрожающе звенели. Стальные горы на его широких плечах ловили блики молний, распарывающих туманный потолок. Огромный железный череп барана взирал на него со стены сверху вниз, но он был лишь фоном, подчеркивающим силу своего хозяина, развалившегося на рваном гранитном троне.

Мужчина захватил собой все пространство и, упершись локтем в подлокотник, лениво катал в пальцах стальную серьгу. Янтарные злые глаза смотрели перед собой, зубы скрипели.

Я хотела протянуть руку и провести дрожащими пальцами по так хорошо знакомым мне чертам: по прямому носу с горбинкой, шраму, пересекающему все лицо, морщинке, залегшей между густых черных бровей, но не могла. Я была бестелесным наблюдателем – призраком.

Горящий взгляд порезал воздух и выхватил меня. Тонкие губы растянулись в широкой улыбке, являя слегка удлиненные клыки и вонзаясь ими в мое сердце.

Бок пронзила тупая боль, а следом тело встретило землю.

– Где ты витаешь?! – рявкнул Роб. Его живые цепи поймали солнце и снесли горстку мелких уродцев – клупов.

– Не выспалась.

Серьга в ухе нагрелась, обжигала раскаленной сталью и кусала душу. Пульс в амулете стучал нарочито громко и требовательно – отвлекал. Винсент словно специально изводил меня, стараясь довести до безумия.

Пас. Все тридцать игл ринулись на тварей. Визг, хрипы сотрясли наполненный смрадом воздух.

– Вот это другое дело, Дэлла! – задорно выкрикнул Марик, влетая в вопящее месиво и разбрасываясь стальными звездочками. Ошметки плоти покрывали его темные волосы, черная кровь заливала кожу, а ярко-синие глаза сияли. – Панцерник мой!

– Вот еще!

Януш бросился к верткой твари и за пару секунд сжег ее в алом пламени. От отродья остались только толстые хитиновые пластины и десятки членистых лапок.

– Кто защищает беженцев? – докричалась я до молодых защитников через поднявшийся шум.

Марик и Януш переглянулись.

– Дэл!

Я бросилась на крик Гериона раньше, чем повернула голову. Иглы полетели на его зов о помощи и прошли тела бездновых отродьев, что уже пускали слюни на скудную группку потрепанных людей.

– Остальные на вас, – отдала я приказ Робу и пошла к спине Гериона.

Агмунд все так же страдал от своего недуга. Он присутствовал при каждой моей вылазке в край Истинного света, видел уже сотни сражений с тварями, с редкими людьми Уиллиса, но бояться крови меньше не стал. Не знаю, зачем он себя мучал. Может, боялся, что однажды мои иглы наткнутся на сердце его отца? Вероятно. Я не спрашивала.

– Все целы?

Беженцы неуверенно кивнули и покосились на зажмурившегося Гериона.

– Он свой, – махнула я на сына Уиллиса рукой и осмотрелась. Эти люди укрылись в руинах Мертвого дворца, и не приди я сюда, они сгинули бы в глотках отродьев. Им повезло. Повезло ли? – Как вы выжили? Вас кто-то защищал?

Измотанные ужасами Бездны люди одновременно покачали головами. Не врут. Им действительно повезло.

– И вам никто здесь не встретился?

И вновь отрицательные мотания голов.

– Понятно.

Мой голос был сух, тело держалось уверенно, стойко, но в груди что-то коротко оборвалось. Я еще раз осмотрела останки дворца, выискивая ответ на непонятное мне чувство. Сожаление? Разочарование? Тоска? Нет. Это что-то другое.

Разбитая надежда.

– Зачистили, – отчитался Роб, стряхивая со своего черного ежика волос куски плоти. Зеленые глаза поймали первые краски заката. – Заночуем?

– Да. Герион. – Агмунд вздрогнул от звона моего голоса и неохотно разлепил веки. – Позаботься о беженцах. Януш, Марик, проверьте конюшни и сараи. Собирайте все, что покажется вам полезным. Я и Роб осмотрим дворец. – Исправилась: – Его остатки.

Все без возражений и без промедления приступили к выполнению распоряжений. Сомневаюсь, что мы найдем что-то стоящее: богатства у Кэннуров хватало, а вот простых и по-настоящему ценных вещей у них было немного. Какой толк от золотого блюда, если на него положить толком нечего?

Часы за поиском пролетели незаметно. Солнце скрылось, и жаркий летний день сменился равнодушной ночью. В темноте разгребать камни и обломки прежней жизни Кэннуров было бессмысленно, но я не уходила, искала. Копалась в маленькой части своего прошлого, воротила каменные глыбы, разрывала кучи из белого мрамора и кусков битого стекла: мне не верилось, что за такой короткий срок от моего счастья остались лишь холодные клочья.

– Мы собираемся ужинать. Идешь? – Герион подкрался ко мне со спины и сел на обвалившуюся стену. Его лисьи глаза внимательно следили за моей пустой работой, пыхтением и молчанием. – Он жив, Дэлла.

– Кто? – без интереса уточнила я. Мне не нужен был ответ. Ничего не было нужно. Я просто коротала время, зная, что меня ждет очередная бессонная ночь, наполненная «им». – Маги-разума могут воздействовать на сознание на расстоянии? – И тут же сама нашла ответ: черная сталь, вплавленная в мою спину, оградила бы меня от потустороннего вмешательства, по крайней мере, я б это хотя бы почувствовала. – Как он это делает?

Как крадет мои сны? Или я схожу с ума, и он тут совсем не при чем?

– Амулет? – Я коснулась теплой серьги кончиками пальцев, уловила требовательный стук и одернула руку. – Ты еще здесь?

– Столько вопросов, – посмеялся Агмунд. – Но мои ответы тебе не интересны, как и мое присутствие. Не буду мешать вам искать призраков, госпожа Мэрит.

– Здесь нет призраков. Больше нет, – шепнула я ему вслед. Хотела вернуться к руинам, как взгляд ухватился за край сломанной костяной рамы. – Герион, подожди. Помоги убрать арку.

Агмунд вскинул брови на огромный белый кусок мрамора. Однако вернулся и, не без тихой брани, помог мне сдвинуть громадину.

Руки сами потянулись к находке и стали медленно освобождать ее от останков дворца. Передо мной картина. Полотно почти не пострадало, и запечатленные на нем лица были так же четки, как и в тот злополучный день. Нежная Эндора и равнодушный Себастьян. Она смотрела на него, он – на меня. Его черные глаза проникали в душу, тревожили горький осадок и заставляли шрамы на груди зудеть. Я вновь ощущала, как собственные пальцы пытаются выцарапать сердце, как рассудок тонет в обиде и слепой злобе, и как самая темная часть меня выползает наружу.

– Ты говорил про ужин. Идем?

Я резко встала, пролетела мимо открывшего рот Гериона. Он не скажет мне того, чего сама себе не смогу сказать я.

Едва мы оказались за красно-бурыми горами, плечи каждого из защитников расслабились, а мой дар жадно внюхался в горько-свежий Тихий лес. В крае Мерцающей пыли не было того вездесущего смрада Бездны, заполнившего владения Уиллиса Агмунда. Здесь был мой кусок земли, и не было в нем места ни тварям, ни непрошеным гостям.

– Это ваш новый дом. – Я указала рукой на деревню. Многие жители уже проснулись и размеренно плыли по мирному течению жизни. Беженцы вытаращились на спокойствие улиц, точно бы уже не помнили, как жили до Бездны. – Герион выделит вам дома и снабдит всем необходимым. У вас есть три дня на обустройство, а по их истечении вы приступите к работе. Земледелие, строительство, скотоводство – вы вправе выбрать то, что вам ближе.

– Скотоводство? – изумилась женщина и смяла в руках драный платок.

– Защитники приводят в деревню уцелевшую животину. Пока скотины совсем мало и вся она живет в общем сарае, но мы стараемся. Однажды вы сможете обзавестись личной. Это же касается и найденных вещей. Вы сдаете их завхозу, а она распределяет их по оставленным заявкам.

– А кто завхоз? – слишком громко поинтересовался сухой старик, очевидно рассчитывая побороться за столь полезную должность.

Я втянула носом утренний воздух, ища необходимое равновесие. Я рассчитывала найти на своей земле покой, а он мне только снится.

Ложь. Он даже не снится.

– Так кто завхоз?

– Моя мать, – басом отозвался Роб, чем выбил из головы у старика мысли о приглянувшейся ему должности.

– Я была кухаркой у Альбин, – прощебетала молодая девчушка. – Если позволите, я была бы рада готовить для вас, госпожа.

Да, я стала госпожой. Против воли и совершенно не соответствуя общим представлениям. Я защищала свой кусок земли, а они на нем жили. Люди были нужны краю, как деревьям нужны были птицы. Ими они для меня и стали – птицами. Взамен я старалась оправдывать их ожидания, внешне.

Внутренне я желала только одного – покоя.

– Кашеварит для госпожи мой отец, – вновь обрубил чью-то «мечту» Роб.

– Если у вас остались еще вопросы, то Герион Агмунд с удовольствием на них ответит. – Я слегка подтолкнула вздыхающего Гериона к насторожившейся кучке беженцев. Агмунд не вызывал у них доверия. – Считайте его моей правой рукой.

– Советник? – вылупился громкоголосый старик.

– Да, советник, – быстро отмахнулась я. Пусть думают так. Хотя оно почти так и есть. – Располагайтесь, отдыхайте.

И снова в тусклых глазах новых жителей засквозило недоверие.

– Госпожа Мэрит позаботится о вашем покое, – мягко успокоил их Герион. – А вы, в свою очередь, принесете в ее край уют и жизнь.

Агмунд подобрал правильные слова – повидавшие ужасов несчастные расслабились и почти без опаски последовали за ним.

– Отнесите Пьере добытое и можете быть свободны.

– Не нужно говорить с нами, как с безликими солдатами. – Януш свел светлые брови. Пожалуй, только они и выдавали цвет его волос: мелкие кудряшки на голове огневика покрылись черными разводами. – Мы в одном отряде.

– Как скажешь, – легко согласилась я. Лишние слова – лишнее общение. – Увидимся.

Я чувствовала взгляды отряда, прожигающие спину, не поворачивалась. Вперед меня вела мысль о минутах, которые я проведу в своей огромной купели.

Стены дворца встретили меня приятной свежестью и уютной тишиной. Для восстановления деревни и дворца было привлечено множество людей. Неодаренные занимались домами и посадками, а маги взяли на себя дворец и подошли к этому делу с поразительной самоотдачей. Маги-земли и артефакторы вырастили в его стенах настоящий лес. Деревья росли прямо в стенах, а их лиственные ветки шуршали под потолком. Вокруг не было ни мрамора, ни золота, только бурый камень и красная древесина. Даже лестница, соединяющая первый и третий этажи, вилась спиралью, подражая вьющемуся плющу. Дворец словно был частью Тихого леса, веками стоящего и крепко проросшего в земли края Мерцающей пыли.

В покоях я бросила дорожную сумку на широкую кровать, скинула с себя задубевшую от бездновой крови одежду и сразу же скрылась в помывочной. Там меня ждала купель, своими размерами напоминающая пруд, и, благодаря артефакторам, водой она заполнялась быстро, что заслуживало моей отдельной благодарности, ибо свободного времени у меня было не так уж и много – крохи. И эти крохи я с большим удовольствием потратила на купание.

К моменту, когда я все же спустилась в столовую, часть жителей дворца уже вовсю завтракала. Нежные рубашки, отглаженные штаны и блестящая кожа камзола Цвира – мои гости не забывали заботиться о своем внешнем виде. Я на их фоне была черным пятном – широкая рубаха, просторные штаны, высокие сапоги и замученный полулысый кожаный ремень. И это не считая перевязей с иглами, обтягивающих мои руки и бедра.

– Доброе утро, госпожа.

Зеленоглазый худосочный мужчина поставил на стол сковородку со шкварчащими ломтями зайчатины.

– Не называй меня так. – Я села между присосавшимся к медному кубку Герионом и скучающим Миафом. – Мы с тобой познакомились, когда я была еще безродной ученицей Академии. Не к чему эти изощрения, обращайся ко мне, как и ко всем, по имени.

Мужчина улыбнулся, легко пропуская мои слова мимо лопоухих ушей.

Минуты, потраченной на разговор с Чаном, хватило, чтобы сковородка опустела.

Цвир, удерживая в каждой руке по куску зайчатины, довольно жевал, и его козлиная бородка задорно подпрыгивала.

Эдвард и Эдит брезгливо кривились на сидящего между ними прожорливого защитника, молчаливо упрекая мужчину за отсутствие манер.

Хаклир держался на удивление стойко и не обращал на Цвира внимания. Он лениво таскал мясо по тарелке и задумчиво, напористо всматривался в меня. И я бы с легкостью проигнорировала эту странность некроманта, вот только сидящий рядом с ним Сэм тоже не сводил с меня глаз: никогда старательно жевал жесткое мясо, никогда громко проглатывал, никогда манерно вытирал рот белой салфеткой.

– Вы не оставили госпоже ни кусочка! – всплеснул руками Чан.

Цвир быстро затолкал зайчатину в рот.

Хаклир ловко засунул многострадальный кусок за щеку и стал лениво пожевывать, делая невозмутимый вид.

Тарелки двойняшек Беррит тоже подозрительно быстро опустели.

Герион натянул губы и развел руками – он тоже остался без горячей пищи.

– На. – Миаф пододвинул мне свою тарелку с нетронутым куском румяного мяса и круглой булкой. – Я не голоден.

– Учитесь! – ткнул пальцем в Миафа Чан и скрылся за дверями кухни.

Стол равнодушно пожал плечами.

Грустно покручивая вилку на столе, паразит обиженно зыркнул бесцветными глазами на собравшихся.

– Не удалось позавтракать? – съехидничала я, подцепляя вилкой зайчатину. – Люди утратили совесть?

– Этот мир обречен, – вздохнул Миаф. – И капельки стыда жалеют.

Эдит громко закатила глаза.

– И знаешь, что самое обидное?

– И что же самое обидное, Миаф? – притворно-невозмутимо спросила я, поддерживая пустую беседу. Им это было нужно, и проще им это дать, чем выслушивать нытье.

– Кто-то из них, – паразит обвел белыми глазами стол, – опустился до воровства и не чувствует за собой вины. Признавайтесь! Кто посмел украсть мой лук?

Никто в краже не сознался. Стол вернулся к завтраку: кто-то дожевывал остатки хлеба, кто-то швыркал чаем, а самые голодные взяли с тарелки грязно-серые шарики.

– Ну и дрянь. – Эдит отшвырнула от себя надкусанную глину.

– Полезное не должно быть вкусным, – защитил свою стряпню Хаклир и, откинув белоснежную косу за спину, продолжил испытывать меня черными глазами.

– Так и есть, – отозвался Сэм, ковыряясь во мне взглядом.

Столь неприкрытое и наглое внимание начинало раздражать.

– А мне нравится.

Цвир, громко причмокивая, облизал пальцы.

– Будь твоя воля, ты бы и кабана сожрал, – тихо вставил Герион, – заживо.

Защитник предостерегающе нахмурился на колкие слова, но Агмунд проигнорировал его – продолжал невозмутимо играть со своими золотыми кудрявыми локонами и отвлеченно потягивал едко пахнущий напиток.

– Побереги свою безумную душеньку и острый язык, Агмунд. Ты жив лишь благодаря милости Мэрит.

Герион фыркнул. Его не задеть подобными высказываниями, он слышал и похуже – привык; прощать бывшему принцу безумие его отца никто не собирался.

Я проглотила последний кусок с тарелки, залпом выпила горький травяной чай и нарочито громко ударила кружкой о стол, заставляя собравшихся коротко вздрогнуть.

– Хаклир, Сэм. Какого шлигра происходит? Я смертельно устала и у меня прескверное настроение. Вам глазки бы поберечь.

– Можно подумать, оно у тебя бывает хорошим, – тихо подметил Миаф и резко повернул голову к Сэму. Бесцветные глаза засияли фиолетовыми. От сытой радости паразит схватил круглую гадость Хаклира, с аппетитом вгрызся в ее липкий бок.

Сэм надул пухлые щеки на паразита и ткнул локтем невозмутимого некроманта.

Хаклир расправил костлявые плечи.

– Дэл, мы хотели бы попросить тебя о помощи в одном исследовании.

– Нет, – быстро отказалась я. – Хватит с меня исследований.

– Но твой дар не изучен! – всполошился Сэм.

– Тебе это тоже будет на пользу, – напомнил о себе Эдвард. – Познание сути дара необходимо. Управлять древней силой непросто, и знание тебе в этом поможет.

– Я и так справляюсь, если ты не заметил.

– Это восторг! – втесался Цвир. Его широкое лицо озарилось улыбкой. – Обожаю ходить с Дэллой на зачистки. Мне даже делать ничего не приходится.

– Лентяй, – фыркнул Миаф, но вместо ожидаемого пристыженного защитника получил травяным шариком по лбу.

Цвир пресек возмущения паразита выставленным пальцем.

– Заткнись.

– Пожалуйста, Дэл, – взмолился Сэм. – Это не только для нас и тебя. Когда-нибудь ты забеременеешь, и для удачного вынашивания плода целителям необходимо знать тонкости древнего дара.

Я смутилась, но за смятением пришло четкое понимание: этого не случится. Вряд ли я когда-нибудь смогу настолько близко подпустить человека. Обожглась я о чувства знатно, а больной любви к страданиям не испытываю. Так что лучше мне не лезть в это болото, а то второй раз я рискую не выбраться.

Герион выдержал на мне взгляд и тяжело выдохнул:

– Она сказала, что не хочет. Вы прекрасно осведомлены о мерзких делах Себастьяна, но вам хватило наглости предложить Дэлле добровольно стать вашей подопытной. Только и можете думать, что о своей выгоде.

Стол затих, только Миаф довольно мурлыкал, стреляя фиолетовыми глазками.

Агмунд протянул мне руку.

Я осмотрела изящные тонкие пальцы и вложила в его поразительно мягкую ладонь свою. Вспышка белого света ударила по глазам. Нос забился древесным магическим духом, и тело унесло в сияющий перенос.

Магия Гериона выплюнула нас в Тронном зале. Не успела я оправиться от выкручивающего кишки переноса, как из широкой арки вышел Пауль. За ним потянулись Гилур, Гаас и Размар. Они закончили очередной совет и нашли новое занятие – пилить меня взглядами.

– Шпионы Уиллиса устранены от гор края до границы графства Кэннур, – сухо отчиталась я Лунуину. – Среди них были истязатели. Больше, чем обычно.

Пауль поблагодарил холодным кивком. Ему было нужно от меня совершенно другое, но дать я этого не могла – не хотела. Помогла тем, чем умела – убивала.

– Доброе утро, Дэлла, – улыбнулся Размар, косясь на сжимающего мои пальцы Агмунда.

Двух месяцев ему хватило, чтобы вернуть себе прежнюю статность королевского советника. Ничего не выдавало его относительно недавней близости к небесным чертогам Великой: белокурые волосы блестели, белая кожа сияла, прямой нос гордо задирался, а темно-зеленые глаза выли раскаянием.

– Доброе.

Я выдернула руку из нежной ладони Гериона и широкими шагами направилась к высоким дверям.

Слишком много встреч для одного утра.

Вылетев на крыльцо, я вдохнула сладость маков и растянула дар, проверяя территорию на наличие бездновых отродьев. Чисто. Достала из широкого кармана штанов конверт-артефакт и пару маленьких пустых листов. Отыскав в другом кармане пишущий камень, быстро нацарапала заступившим на дежурство отрядам пару строк с просьбой отчитаться о положении дел на постах.

Ответы прилетят не раньше, чем через полчаса, и, пользуясь появившимся свободным временем, я решила навестить старого друга.

На крыльце домика с ухоженной низенькой оградкой из выструганных веточек сидел Наир и, шумно посапывая, плел из бечевки сеть. Холщовая рубаха, подранные штаны, беспорядочно торчащие каштановые волосы – друг словно никогда и не покидал деревни.

– Возвращаешься к старым привычкам?

Я окинула взглядом свежий сарайчик, притаившийся у ствола кедра.

– Пытаюсь создать видимость прежней жизни, но пока не получается.

– Не получается собирать всякое барахло или жить прошлым?

Села рядом с ним на крыльцо и подняла из сухой хвои порванный сачок.

– Ни то, ни другое. – Наир искоса понаблюдал, как я кручу в руках его рыболовную снасть. – Я чувствую, что стал другим. Мне больше не нравятся вещи, без которых я раньше не мог и дня представить. Все изменилось, Дэл. Ты изменилась. Я изменился. И меня это пугает.

– Вокруг кружат вереницы тварей, Уиллис и Бенир жаждут вырезать пол Селенгара, а ты боишься нового дома, себя и чуть пришибленной подруги? Ты ничуть не изменился, Наир. Все тебе плохо, что неведомо. Посмотри дальше своего короткого носа. – Я безжалостно взъерошила его непослушные волосы. – Бестолочь.

– Сама такая!

Наир отмахнулся от моей руки и, ворча под свой оскорбленный нос, вернулся к плетению сети. Однако легкая улыбка осветила беспокойные тени на его смуглом лице. Ее свет затронул и поселившийся во мне мрак, но он был слишком густ и непрогляден: душная тьма отступила лишь на миг, дав мне ухватить каплю чужой жизни.

– Здравствуйте, госпожа.

Элья поклонилась, подсобрала шерстяную юбку и ветром прошмыгнула мимо нас в дом. Я только и успела, что увидеть ее выцветший голубой платок и замызганный подол платья.

– Шустрая она для своих лет.

Наир согласно посмеялся.

Маленькая вспышка света и последующее шелестение маг-посланников оборвали его смех. Я наскоро пробежалась по донесениям с постов: территории зачищены, а значит – я могу на время сбежать из деревни.

– Я пойду.

– Уже?!

Парень вскочил вместе со мной и вытаращился, безмолвно моля о моем времени.

– Мне нужно проверить, как продвигается строительство кузни.

Заученным движением я коснулась его твердого плеча и натянула губы в притворной улыбке. У меня не было для него лишнего лживого тепла и пустого времени: я дала столько, сколько смогла. Врать старому другу было и так непросто, я не хотела превращать эту мучительную игру в жизнь в обыденность.

Не с ним.

Наир поджал губы, прикрыл глаза и кивнул, отпуская меня и соглашаясь с брошенной ему подачкой.

Под кузню вырубили часть леса на окраине деревни. Мужики уже заканчивали кладку черепицы, а крепкорукий и голосистый кузнец руководил чужой работой с избыточным одушевлением. Работяги старались игнорировать его нескончаемые наставления и поучения, но глиняные черепицы, задерживающиеся в руках, раскрывали их усталость и тайные помыслы.

– Утро доброе, госпожа. – Кузнец показал щели между зубов. – К началу следующей недели закончим.

– Что с рудой? – коротко спросила я, ловя вздохи облегчения, донесшиеся с крыши.

– Мало. С десяток наполовину заполненных тележек. – Он раздосадовано сплюнул на небольшой мшистый пригорок. – И это с той, что притащили с туннеля.

– Паршиво.

Маги-земли делают еще один туннель в горах, ближе к нашей возродившейся деревне. Мы рассчитывали, что вместе с дополнительным выходом в край Истинного света мы получим руду, но, как оказалось, зря надеялись – руды там нет, только ее жалкие крохи.

– Я отправлю отряды по близлежащим деревням. Они соберут остатки из кузен. – Я уже достала кусочки пергамента и пишущий камень. – Завтра, на рассвете, у дворца должны быть шесть рабочих. Пойдут с защитниками.

Кузнец кивнул и сразу же побежал выискивать запрошенных людей.

Я быстро отправила маг-посланника Цвиру и Гериону с указаниями на ближайшие пять дней. Они позаботятся о деревне в мое отсутствие.

Дело оставалось за малым: постараться избежать новых встреч и уйти незамеченной – для этого у меня был протоптан окольный путь, минующий улицы и избавляющий от необходимости возвращаться в дворец.

За маковым полем, в зарослях терновника, был мой маленький секретный склад, притаившийся в углублении среди корней обломанного ствола сосны. Там я могла найти все необходимое и даже больше – вещи, которыми мне не хотелось делиться, да и немногое там было; большой дорожный мешок, личный запас пергаментов, пара пишущих камней, пузатая фляжка из потемневшей стали, кулек с сушеной клюквой и янтарные бусы.

Задавив дар, отправившийся без команды обнюхивать янтарь, я схватила дорожный мешок, кинула в него булькающую фляжку, следом разгребла гору из сухих иголок и мелких хрупких веток. Пара гребков – и в мою руку лег длинный лук. Стреляла я все так же плохо, но он меня неплохо развлекал – отвлекал.

– Попалась.

– Бездна! – подскочила я и влетела спиной в радушно принявший меня терновый куст.

– Гончая потеряла нюх? – Агмунд убрал руки за спину и издевательски вскинул брови на лук. – И совесть?

– С нюхом все в порядке, – прошипела я, отдирая себя от цепкого куста. Схватила засыпанный рыхлой почвой колчан и демонстративно закинула его на плечо к луку. – Во дворце Миафу лук не нужен, а мне пригодится.

Раскаяния во мне не было, даже крошки. Паразит ни за что бы не дал мне свое оружие, как бы я его не упрашивала.

– Не говори ему.

– Вот какого ты мнения обо мне? – Герион укоризненно покачал головой, оглядел дорожный мешок за моей спиной. – Надолго?

– Дней на пять. – Я сделала пару уверенных шагов прочь, но остановилась и повернулась. – Ты получил моего маг-посланника?

– Да. Паршиво, – повторил мои слова Герион. – В таких случаях заключают торговое соглашение, но нам не с кем. Черная руда добывается в графстве Беррит, а железная руда или в графстве Кэннур, на границе с краем Железной воли, или непосредственно в самом крае Железной воли.

– Не с кем, – подытожила я.

– Я постараюсь к твоему возвращению найти решение. Не беспокойся об этом. – Герион широко улыбнулся. – И возвращайся скорее.

Я засмотрелась на его белоснежные ровные зубы, полюбовалась правильными чертами высокородного лица и осмотрела отглаженную простую рубаху со свежей вышивкой на манжетах и воротнике. Герион утратил титул принца, но быть им не переставал.

– Мое молчание стоит одного золотого, – Агмунд весело стрельнул лисьими глазами в лук.

– Мое мнение о тебе стремительно меняется, Герион.

Он мелодично посмеялся:

– Высока цена мнению воришки.

Я задорно хмыкнула и помчалась навстречу своему желанному одиночеству.

Глава 4

На второй день пути я вышла к своей давней подруге – полянке. Она тихо сопела шелестением чернеющих крон деревьев и сыпучим шорохом травы. Вдалеке ухала сова, обрывая робкие переговоры мелких ночных птиц. Сверчки напевали полянке колыбельную, а луна навевала спокойные сны.

Лес затрещал ветками, задышал частым животным дыханием. Нос уловил скорое появление смердящих бездновых отродьев.

Я подавила желание воспользоваться иглами и сняла с плеча лук. Черная гнутая сталь уже привычно встретила мои поднаторевшие касания. Выбрав наиболее удачную позицию для стрельбы, достала из колчана стальную стрелу и натянула тетиву.

На полянку выпрыгнула моя старая знакомая – двуглавая лиса. Она неслась по жесткой траве, пробуждая ото сна левитирующих мышек. Маленькие пушистые комочки возмущенно запищали и разметались во все стороны. Животинка их не замечала – спешила убраться прочь.

Следом за лисой выбежала тройка кисляков. Огромные ящерицы, с темно-серой склизкой чешуей, шипели в след загнанной рыжей плутовке и почти хватались за ее хвост широкими пастями. Кислота угрожающе стекала по их кривым зубам, нетерпеливым змеиным языкам.

Бежать животинке оставалось недолго.

Первая стрела прилетела твари в бок и легко пробила мягкую плоть. Кисляка это не убило, лишь задержало. Вторая стела просвистела над вертящейся головой раненого отродья. Третья и пятая добили цель. На оставшиеся двух отродьев у меня хватало стрел, но у рыжего ужина на мою корявую стрельбу времени не было.

Я выкинула жест, десять игл мигом прошили тела кисляков. Затем еще раз и еще.

Двуглавая лиса не стала даже оборачиваться на свою спасительницу и растаяла в ночи.

Полянка пропиталась едкой вонью отродьевой крови и побуждала меня не задерживаться и идти дальше. Так я и поступила – забрала стрелы и пошла в Яму.

Старенькие покосившиеся избушки укрылись звездным покрывалом и мирно спали. Казалось, что с первыми лучами солнца на песчаные дорожки улиц выйдут местные и побредут в рабочие сараи для заступления на смену. Там их будет ждать Старший Ямы, внимательно наблюдающий за каждым мерзкими маленькими глазками, а после они отправятся собирать мерцающую пыль.

К счастью, этого не произойдет. Деревня опустела, жители ушли, забрав с собой свои прогнившие души.

По дороге на пасеку, я заскочила в дом Захара и отпустила стоящий на посту отряд. Моих сил вполне хватит до следующей смены.

Задерживаться в пустом доме я не стала и, укрываясь тенью кромки леса, пошла к пасеке.

Поле, близ озера, поросло маленькими деревянными коробками – ульями. Обычно гудящая жужжанием сотни голдуфов пасека молчала. Полосатые трудяги отдыхали, чтобы с первыми лучами летнего солнца вновь приступить к сбору пыльцы, но мелькающие между ульями тени прерывали их сон.

Я укрылась в стволах и пересчитала воришек: двенадцать, но собирали пыльцу только шесть – остальные прятались в ночи.

Отправив по земле шесть стальных жал и держа наготове десять, я без спешки покинула свое укрытие и вышла к ночным гостям.

Воры замерли. Быстро отойдя от неожиданной встречи, украдкой глянули на лес.

– Не помогут, – коротко оповестила я молодых парней. – Если не хотят умереть. Выходите!

Из-за стволов деревьев покорно вышли трое мужчин и одна женщина. К шеям защитников плотно прилегали острые концы игл. Еще двое поднялись из высокой травы – стальные жала твердо стояли у их висков.

– А вы из умных, да?

Я неспешно шла к ульям, не теряя концентрации и внимательно следя за каждым движением бойцов. Ядро долбило. Магия напитывала меня собой до звона вен и хруста костей. Глаза улавливали любое, даже малейшее движение.

Собирающие пыль парни не шевелились: так и стояли с крышками и бочками в руках, боясь не то, что руки опустить, – дышать. Но я не обольщалась на их счет. Они собирали пыль без ракушек, а значит являлись магами. Их потрепанная одежда и ошарашенный вид – очевидная ложь.

– Бросьте оружие. – Я вывела все оставшиеся иглы, ставя их над своей головой клином. – Второй раз повторять не буду.

Защитники, облаченные в черные кожаные жилеты, с десятками узких ремешков, заерзали, но под предупредительными уколами игл вновь замерли.

Подставные неодаренные покосились на темнеющие в ночи влажные дорожки, виляющие тонкими лентами на коже их друзей и отставили бочки, вернули крышки на ульи.

Оружие никто из них доставать не стал.

Миг – и крайний парень вытащил из-за пояса острый тонкий нож, метнул в меня, подгоняя свою острую атаку ветром.

Я дождалась, когда черная сталь настигнет меня. Поймав клинок за лезвие, сразу же вернула его кинувшему, вкладывая в бросок накопившуюся в ладони силу. Хоть из лука я стреляла скверно, метала ножи я довольно неплохо. Тонкое лезвие легко пробило лоб мага-воздуха, отправляя его мешком на землю.

– Кто-нибудь еще? – спросила я, обложив головы молодых парней коронами из игл.

Скромно одетые воры переглянулись и начали сбрасывать на землю спрятанное оружие. Скрипя зубами, к ним присоединились защитники.

– И что же мне с вами делать? – нарочито задумчиво протянула я и наклонила голову в притворных мыслях. – Отпустить?

В глазах боевых магов мелькнула надежда.

– Нет, не думаю, – опровергла свои слова. – Может, вы не прочь переметнуться? Со мной вы будете защитниками, а не ночными воришками.

Незваные гости молчали, переглядывались. Эти защитники были из тех не многих, кому хватило мозгов не вступать в бой с Мэрит, не считая одного их скудоумного друга, а значит должно хватить ума выбрать правильную сторону.

Вскоре, короткие немые переговоры бойцов были закончены. Крупный парень, в намеренно замученной рубахе, четко и уверено кивнул – командир дал ответ за весь отряд.

– Верное решение. – Я убрала от их голов иглы и указала рукой в сторону туннеля. – Уходите и возвращайтесь с теми, кто не в силах покинуть Тиррион самостоятельно.

Немногословный командир нахмурился.

– Неужели вы думали, что я приму вас просто так? Докажите, что разделяете стремления Лунуина делом.

Мне претило продвигать идеи Истинного правителя и принимать даже такое мелкое участие в их борьбе за трон, но сказать это было нужно. Фамилия Лунуин весит больше, чем Мэрит, а люди мне были нужны. Те, кто возвращаются с «пленниками» Тирриона, сразу вступают в мои ряды: Пауль не мог похвастаться численностью своей армии, но не лез в мои дела и позволял наращивать личное войско. Пожалуй, завлекать воришек его громким именем – не так уж и отвратительно.

Защитники все еще стояли и мазали по мне потерянными взглядами.

– Уходите! – Терпения во мне было мало. – Или встретите смерть.

До них дошли мои слова. Бранясь себе под нос, выдыхая в мир шумное раздражение, они поплелись в сторону туннеля. Они могут и не вернуться – такие случаи были, или их могут задрать твари, плотно населившие край Истинного света.

– Стой.

Командир покорно застыл без движения. Его широко распахнутые глаза смотрели на острую стену, перекрывающую ему дорогу, и не моргали, а сжатые кулаки, давили охватившую его тело дрожь.

– Возьми их, – кивнула подбородком на близ лежащее оружие: копье и несколько клинков.

Защитник схватил оружие и торопливо зашагал с остальными воришками в лес, но их задержавшиеся на мне взгляды говорили, что мы еще увидимся.

Убедившись, что ночные гости добрались до туннеля, свернула дар и собрала в дорожный мешок оставленное ими оружие. Копья и длинные мечи пришлось подхватить руками – не удобно, но и до моей старой избы не так далеко.

Добравшись до дома, я побросала все в угол и упала на койку спиной. Ноги гудели, а глаза чесались и требовали сна.

– Еще один день позади, Дэлла. Еще один день.

Ветхая избушка пропускала любопытный ветерок, тихо подвывающий мне свою сквозящую песню. Под крышей шебаршили птицы, под скрипучим полом скреблись мыши. Я глубоко вдыхала запах старой смолы, пыли и золы из печки и все глубже разочаровывалась. Вроде бы присущие моей косой избе запахи, но я хотела другого. Я желала почувствовать тот терпко-свежий запах, которым когда-то наполнился этот дом.

Мне было тяжело сюда возвращаются и было бы разумнее останавливаться в доме Наира или в любом другом, но я целенаправленно шла в эту безднову избу и добровольно мучала себя. Зачем? Не знаю. Точнее, знаю, но никогда себе в этом не признаюсь.

Я тяжело вздохнула, села. Принялась доставать все из карманов. И обнаружив на дне одного янтарные бусы, ничуть не удивилась. Я не помнила, как взяла их, но это уже не в первый раз.

Достав из мешка фляжку, залила закопошившиеся на дне живота горькие мысли и, сжав бусы в ладони, свернулась на кровати калачиком. Кулак прижался к груди, и с пекущим ощущением в желудке я заснула.

Сон был таковым лишь на словах, на деле это и дремой тяжело было назвать. Я вслушивалась в деревню и внюхивалась в ночь, предупреждая появление тварей и людей Уиллиса, захотевших вернуться за своим оружием. Открыв все магические протоки, дав волю древнему ядру, я тонула в давящей на кости силе и учащенном биение сердца, поспевающем за ядром. Амулет воспользовался смещенным на работу дара вниманием и обрушил на меня ударное тепло.

Сердце Винсента захватило слух, заворожило сильным спокойным стуком. Поверхностный сон стал сгущаться. Выдрессированное на его пульс тело невольно расслаблялось, принимая биение амулета за безопасную близость моего графа.

Скрипучее кряхтение резануло по черепу. Я вскочила на ноги. Десять игл сразу же заняли свои позиции вокруг меня. Нос втянул залитый рассветом воздух, но ничего не почувствовал.

Аккуратно ступая по скрипучим половицам и смягчая поступь магией, я выглянула в окно.

У дома соседки вышагивала коричнево-пестрая курица. Она рыла траву у крыльца и все еще не теряла надежды на возвращение хозяйки.

Упускать столь необходимую кудахталку было бы ошибкой. Недолго думая, я убрала иглы и отправилась на охоту.

Пестрая нелетающая птица оказалась на редкость юркой, и силы крыльев ей хватало на то, чтобы перелетать накренившиеся заборы.

Гарцуя за квохтающей животинкой по пустынным улицам и ничейным огородикам, я уже начала сомневаться в том, что она нужна именно живой. Из нее получился б отличный наваристый суп, или Чан мог бы сделать прекрасный пирог. Но, увы, до дворца два дня пути и жаркое солнце не станет жалеть тушку.

Пришлось отложить мысли об обеде и обратиться за помощью к ядру. Я почти слышала смех магии, проскальзывающий в колких тычках по бокам и пяткам: защитница не могла поймать курицу.

Надоедливые жужжащие букашки сновали прямо перед лицом, виляя своими золото-черными полосатыми задницами. Солнце едва встало, а они уже принялись кружить и суетиться. Если бы не стая отродьев, повстречавшаяся нам на пути, мы бы успели собрать мерцающую пыль затемно, но вышло как вышло.

Бойцы только начали набирать бочки, а мне уже не терпелось покинуть край. От одной лишь мысли о близости Дэл, тело бросало в жар. Меня разрывало от нестерпимого гнева и желания ощутить тепло ее кожи на ладонях. Она была жестокой и редко думала о том, как ее поступки повлияют на других, как и я. Но ее последняя выходка переступила все возможные границы.

Дэлла сделала из меня врага, сравнила с паразитом! А потом оставила одного, позабыв о своих обещаниях мне. Она поступила со мной так, как это сделали люди до моего рождения – обвинила в чужих грехах и наказала.

Я бы мог простить ей все что угодно, но не это.

– Прекрасное утро, Вин.

Каспар потянулся и сладко зажмурился, подставляя бледную кожу пригревающим лучам. Опустив руки, он оправил свой черный выглаженный костюм и недовольно покосился на мою распахнутую светлую рубашку. В черных глазах мелькнула зависть, а точеное неживое лицо скривилось.

– Что будем делать, если нас заметят? Я не стану вредить людям Дэл.

– Не вреди. Я и без тебя справлюсь. – Я подошел к трупу парня и осмотрел глубокую рану на лбу, оставшуюся от ножа. – Свежий. Если труп не сожгли, значит, боец был один. Вероятно, он увидел нас и сбежал. До их поселения два дня пути, а пост сменят ближе к обеду. У нас полно времени.

Я осмотрел трех своих людей – брать больше не имело смысла. Трех заполненных бочек нам на первое время хватит. Боевых артефактов у нас более, чем достаточно. К тому же, Уиллис и Бенир потеряли ко мне интерес – их больше волнует Лунуин и Мэрит.

Брат с сестрой навели шуму в Тиррионе, и люди начинают прозревать: все это время ими правил род безумных узурпаторов, но, как бы там ни было, им не встретить светлого будущего – Селенгар падет. Короли могут кусаться за власть сколько угодно, но конец будет один – Бездна их пожрет. Мой край и мои люди смогут выжить в мире, порабощенном тварями, но не они. Мое сердце жестоко выжгли – не пожалели. И я с большим удовольствием понаблюдаю, как в пламени моей мести сгорает Селенгар.

– Такое не каждый день увидишь, – с веселым поражением прошептал Каспар. Он неотрывно глазел в сторону деревни и по-идиотски улыбался.

Я проследил за его взглядом, и мои брови прыгнули на лоб.

Возле далекого посеревшего хлипкого сарая носилась защитница. До нас долетала ее тихая брань и проклятья, обращенные к коричневой маленькой птице – курице. Пернатая ловко уворачивалась от пытающихся ее схватить рук и высоко прыгала, помогая себе крыльями.

Златовласая девушка помедлила и, чуть присев, одним хищным прыжком настигла пташку.

Я думал, что разгневанная защитница свернет ей шею. Ошибся.

Затолкав визгливо кудахтащую беглянку под подмышку, она пошла в сторону домов. Остановилась. Пару секунд постояла и рывком развернулась.

Дэлла была далеко, но даже с такого расстояния я поймал ее темно-зеленый злой взгляд. Она стрелой понеслась в нашу сторону, окружая себя снующим роем из игл.

– Ты сказал, что справишься сам. – Каспар облокотился на улей локтями, занимая расслабленную позу. – Валяй.

Дэлла подлетела и остановилась от меня в десяти локтях. Ее высокая грудь часто поднималась под черной свободной рубахой. Ноздри на ее прямом носике гневно раздувались, и россыпь золотых веснушек переливалась в такт тяжелому дыханию. Темные низко посаженные брови хмурились, а пронзительный взгляд резал без ножа.

Легкие секундно сжались. Внутренности ушли в дурной пляс, но я скрутил себя волей и сделал то, что давно ей обещал – затолкал чувства в недра души. На поверхности остались гнев и горькая обида.

– Мы уходим. – Пробежав по Дэл напускным безразличием, я махнул бойцам, давно закрывшим бочки. Они ловко закинули их на плечи и двинулись в сторону туннеля.

Дэлла отшатнулась от моего холодного взгляда и крепче прижала к себе притихшую птицу.

– Привет, Золотко, – Каспар помахал ладонью. – Вернулась к воровству кур?

Гончая поджала губы и, на секунду зажмурившись, отвернулась от меня к Кэннуру.

Ее сердце завыло в моей серьге частым пульсом. Душу скрутило – чувства к этой жестокой девушке пытались выкарабкаться со дна напряженного нутра. Они хотели заставить меня поддаться зудящему порыву: подойти к ней, обнять и утешить.

Дэл сама заглушила поднимающийся во мне вой чувств: она жестоко рассмеялась и напомнила этим о суде в Мертвом дворце. В ту ночь Мэрит наказала каждого, но меня не заслуженно. По крайней мере, не соразмерно проступку.

– Я ворую кур на своих землях, а вы вторглись в чужие, паразиты.

Дэлла красноречиво покосилась на меня.

Мэрит отомстила мне за мое равнодушие и добилась своего: равнодушия в моих глазах больше не было – меня поглотила ярость.

Я сжал зубы до скрипа и оскалился, сдерживая рвущую грудную клетку ядро.

Гончая удивленно хлопнула длинными ресницами и растерянно осмотрела мое искривленное злобой лицо.

– Господин края Железной воли не погнушался залезть ко мне как крыса и смеет смотреть на меня, будто это я шарюсь по его закромам?

Дэлла вздернула аккуратный подбородок, стойко выдерживая напор моего кипящего гнева. Курица не вытерпела тесных напряженных объятий защитницы и возмущенно взвизгнула.

Каспар шагнул к Дэлле, медленно протягивая руки.

– Давай, я поддержу курочку?

– Пошли вон! – рявкнула она. Парящая вокруг нее тонкая сталь задрожала. – Прочь!

– Это я и собирался сделать, когда ты только появилась. – Мне стоило не малых усилий проговорить это спокойно.

Я оторвал взгляд от пышущего злобой личика Дэл и глянул на бойцов, уже добравшихся до кромки леса. Мне больше не надо было терпеть ее присутствие, и я пошел за своими людьми.

– Уходишь? – прорычала она мне в спину

– Так ты же сама этого хотела? Нет? – сухо спросил я, зная, что это ее ранит, и продолжал идти. – Пыль у меня, а других причин задерживаться на ваших землях, госпожа Мэрит, я не вижу.

Каждый шаг был соразмерен весу Серых гор. Вся моя суть противилась моему уходу, но я не мог остаться с ней.

Я не мог ее простить.

– Винсент, – долетел до меня тихий потрясенный голос.

Кишки скрутило болезненным узлом. Только Бездне известно, как я хотел остановиться, подойти к ней и заставить ее шептать мое имя мне в губы. Вместо этого я уходил, делая то, что она сделала со мной – бросал и наказывал. Я ненавидел себя за это, но по-другому, просто-напросто, не мог.

– Спасибо за пыль, Золотко. Если мы можем тебя как-то отблагодарить…

– Можете, – быстро и бестелесно выпалила Дэл. – Нам нужна руда.

– Будет, – согласился я, не поворачиваясь. – Каспар, идем.

– Жду приглашения в гости, – торопливо приговорил Каспар, не теряя своей дурной радости, и поравнялся со мной. – Упустишь ведь.

– Плевать.

Глава 5

Среди крепких стволов деревьев виднелся просвет. Маленькие кустики и веточки безжалостно сминались и ломались под моими бездумными шагами.

Я шла на свет и голоса людей, не замечая ни белок, виляющих рыже-бурыми лентами по кедрам; ни паутину, облепившую мое лицо; ни курицу, до крови общипавшую руку. Все мои мысли занимали янтарные глаза. В его сердце больше нет для меня места. Тот обжигающий равнодушным льдом янтарь оповестил меня об этом. Все, что он чувствует ко мне, – ненависть.

Я не собиралась вновь окунаться в те чувства, что приносил мне мой граф. У меня больше не было графа. Винсент покрывал ложь Себастьяна – поставил свое благосостояние выше нас. Так пусть заботится о нем один, подальше от меня.

Так я думала, пока не встретила его.

От одного взгляда на Винсента сердце скакануло и застряло в горле, намертво перекрывая воздух. И да, я рассердилась. По большей части от того, что мне плохо без него, а он еще больше изводил меня амулетом, а потом и вовсе нагло заявился за пылью. Не удосужившись попросить разрешения! Вот так – просто! Но когда я увидела безразличие Винсента, а следом его ярость, то растерялась.

Это я должна была злиться – не он. Это мне следовало наказывать его равнодушием, а не ему.

Маковое поле попало под мой тихий гнев. Сапоги беспощадно шли по встречающим свою хозяйку цветам, сокрушая их стройные стебли. Меня распирало от скулящего душевного непонимания и телесной боли. От забитого сталью дорожного мешка ломило спину. Лук и колчан натерли плечо, и оно горело. Кости одной руки, тащащей охапку не влезшего в мешок оружия, крутило, а другую искромсала безднова курица.

Гадко. Как же мне гадко.

– Эффектное появление.

Гилур стоял напротив и крутил в ладони рукоять широкого ножа, больше напоминающего тесак мясника.

Я представила, как смотрюсь со стороны, и хмыкнула.

– Выглядишь хуже обычного. – Ди-Горн придирчиво осмотрел меня с головы до ног. – Что-то не так в Яме?

– А похоже? – Я дернула руками, привлекая внимание к добыче. – На ужин будет куриный пирог. Четыре дня о нем мечтала.

Гилур отметил мою общипанную руку и коротко посмеялся:

– Тебя лучше не злить, да? – Он скинул веселость и строго отрезал: – После ужина мы ждем тебя в кабинете.

– Откажусь. У меня другие планы.

Я натянула губы и хотела уйти, но Гилур перекрыл мне дорогу.

– Какие? Я помогу закончить их пораньше.

– Вы не разбираетесь в этом.

Ди-Горн сощурился и ухмыльнулся – не верит. Нет таких дел, в которых бы не разбирался бывший граф с многолетним опытом за своими широкими плечами.

Я начала быстро перебирать дела, но на ум приходили только мелкие проблемы деревни, а с ними Гилур разберется за один присест.

– Дэл! – Со стороны дворца к нам несся Сэм. – Не уходи! Выслушай меня!

Уходить я не собиралась и довольно оскалилась.

– А вот и дело, – указала подбородком на спешащего к нам круглощекого артефактора. – Я помогаю ему в исследовании.

Мое ликование омрачил увязавшийся за Сэмом Миаф.

– Бездна, – быстро спряталась за высокой фигурой Ди-Горна и выпустила из охапки оружие.

Сняв с плеча лук, колчан и осмотревшись, я сделала самый очевидный ход – всунула Гилуру украденное. В тот же миг к нам подбежали Сэм и Миаф.

– Гилур…, – потрясенно выдохнул паразит и уставился на свой лук. – Как вы могли?

Ди-Горн смутился и осмотрел блестящую изящно изогнутую черную сталь. Осознание не заставило себя долго ждать. Янтарные глаза долбанули меня огнем. Кожаный камзол трещал под растущей мощной грудью.

– Ни стыда, ни совести! – упрекнула я раньше, чем Гилур успел заорать. – А еще просил меня взять на себя вину!

– Он?!

Глаза Сэма стали похожи на два блюдца.

– Гончая, – прорычал Гилур. В густоте его длинных угольных волос защелкали холодные искорки. Гроза зазмеилась над смуглой кожей мужчины и начала щипать меня за нос колючим духом.

– Простите, что я это говорю. – Миаф расправился. – Но такое поведение не достойно мужчины. Нужно уметь признавать за собой вину, а не скидывать ее на другого, тем более на женщину.

Пока кипящий котелок Гилура не взорвался, я подхватила под руку Сэма. И я, он и курица поспешили скрыться в недрах дворца.

Кухня полнилась задорным бульканьем, шкворчанием и тихим мурлыканьем. Чан напевал бодрую песню и, бегая от сковородки к кастрюле, ломано пританцовывал.

– Добрый вечер, Чан.

Он ничуть не смутился и продолжил неуклюжие движения.

– Рад видеть вас, госпожа. Не споете со мной?

– Лучше вам этого не слышать. – Я протянула ему пернатую дочь Бездны. – Нашла в Яме.

– Какая прелестница! – Чан выхватил курицу и закружил ее в корявом вальсе, под свое тихое распевное мычание. – Тебе нужно имя.

– Не стоит. Ужину не нужно имя.

Чан застыл, прижимая к груди поразительно покорную пташку.

– Сделай, пожалуйста, из этой кудахталки пирог, – вежливо попросила и потерла исщипанную кожу.

– Сегодня на ужин кабанятина, а Хохлуша снесет тебе на завтрак яиц.

– Хохлуша? – выгнула бровь.

Чан не сдавался. Он только крепче обнял мой несостоявшийся ужин и попятился, собираясь, если придется, бежать.

– Ладно. Дарю.

Он готовить не станет, а никто другой не возьмется.

Мужичок радостно подпрыгнул и вылетел на улицу через скрипучую дверь. Вслед за ним зашел Гаас. Он опять гулял под цветочными арками, и его плащ напрочь пропитался приторно-медовым духом пыльцы.

– Хороший улов.

Я сняла с плеч отмеченный им мешок и бросила в руки защитника.

– Занесешь Пьере? – И тут же проскакала мимо него, желая воспользоваться запасным выходом и сбежать от ждущего меня в коридоре Сэма.

Вздохнув, Гаас молча пошел выполнять просьбу.

Прохлада цветочной крыши приятно укутала и обнежила спокойно-сладким ароматом. Подойдя к красно-бурой арке, пронизанной золотыми венами, я огляделась по сторонам, выискивая наличие злого Гилура.

И он был.

Ди-Горн стоял в крепкой стойке и, удерживая тетиву лука натянутой, целился по направлению к лесу.

Миаф метался ломанными линиями, оглядывался, стремясь скрыться от оскорбленного мужчины в тени деревьев. У его виска пролетела первая стрела. Вторая чиркнула по боку. Охота была в самом разгаре и, чую, закончится она не скоро.

– Так тому и быть, – тихо сдалась я и вернулась во дворец.

Лаборатория занимала добротную часть первого этажа, купалась в ярком вечернем свете и пыхтела кропотливой работой.

Эдит сидела в углу за своим личным столом. Девушка к нам и головы не повернула – все ее внимание досталось стальным гнутым трубочкам, кожаным мешочкам и тонким пружинам, создающим одну громоздкую кучу – изобретение.

Эдвард сидел у противоположной стены и делал ровно то же самое.

Беррит были как отражения друг друга: те же темно-русые короткие волосы с бусинами, те же раскосые серо-зеленые глаза, те же светло-голубые рубашки, то же занятие и одно и то же старательное пыхтение.

Хаклир и Сэм облюбовали себе всю левую часть просторного помещения. Если на стороне Беррит все было уложено по полочкам массивных шкафов без дверей, то у них напрочь отсутствовало какое-либо понятие порядка. На полу, то тут, то там, стояли деревянные коробки с непонятным мне барахлом. На полках нагло соседствовали травы и гнутые железяки, склянки и чугунные горшки под сталь, а целительские и артефакторские инструменты создавали одну острую кашу.

– Как вы здесь вообще что-то находите? – не сдержалась я, рассматривая жуткую кучу из посеревших бинтов и ржавой железной нити.

Хаклир не удивился моему появлению. Некромант взял с длинного железного стола пару листов пергамента и пишущий камень.

– Не будем терять времени и приступим.

Целый час Хаклир расспрашивал меня о том, как первый раз проявила себя магия; в подробностях вытягивал, как произошло слияние; что я ощущаю при использовании магии и как при этом ведет себя ядро. Еще час некромант пускал в меня свою тьму и не забывал записывать все узнанное, а Сэм в это время давал мне задания с использованием магии: то покружить иглами под потолком, то смять в ладони дюжину ложек и вилок.

Меня загрузили так, что я едва успевала отвечать и выполнять затребованное. Два часа меня мучали, исследовали, и не было в том ни толики места для моих мыслей, ни одного свободного мига для теплого стука амулета.

Я сюда еще вернусь.

– Резерв без особенностей.

Хаклир сидел над записями и задумчиво крутил кончик белой косы.

Сэм хмыкнул.

– Делая иглы для Дэл, я не думал, что у нее получится управлять сразу двадцатью, но она попросила еще десять в довесок. – Артефактор оперся поясницей на подоконник и ушел мыслями в пол. – А когда Эдвард сделал иглы-артефакты, то там мое понимание закончилось. Откуда столько магических частиц?

– Не забывайте: гончие превосходно концентрируют силу, – вставил Эдвард, не отрываясь от изобретения. – Резерв можно смело умножать на два, а то и на три.

– Да хоть на десять, это ничего не объясняет, тупица, – огрызнулась Эдит. От того яда, что она вложила в слова, захотелось скривиться. Даже жидкая сталь, кипящая рядом с ней на печке-артефакте, притихла.

Эдвард покорно проглотил слова сестры.

– Не объясняет. Также как и то, что Дэлла пережила иссушение ядра и самостоятельно восстановилась, – отметил некромант и ушел еще глубже в свои думы.

Победоносно задрав чуть вздернутый нос, Эдит взяла чугунный котелок кольчужными перчатками и вылила сталь в заготовленные формы из песка.

– Я пойду. – Я сделала все от меня зависящее и даже больше. Пусть они дальше думают без меня.

– Я с тобой. – Девушка торопливо стянула перчатки и отбросила их в спину Эдварда. И вновь он промолчал. – Работа подождет, а ужин по расписанию.

– Позже я занесу тебе мазь и восстановитель, – лениво протянул слова Хаклир, удерживая взгляд на моей исщипанной руке.

Сферы бледно освещали просторный коридор, любовались своим отражением в темных стеклах окон. Лакированные дощечки едва слышно потрескивали под нашими ногами, и их треск заглушали басистые голоса из столовой. Я цеплялась за эти живые звуки, стараясь оттянуть наступление еще одной беспокойной ночи.

Может, вернуться в лабораторию и дать им замучить меня до смерти?

– Я рада, что ты согласилась на изучение дара. – Беррит подняла голову к потолку, рассматривая редкие лиственные ветви. – Нельзя жить с даром, не понимая его сути. И я склоняюсь к предположению Эдварда. Скорее всего, благодаря высокой способности к концентрации, твое ядро плотно набивает резерв, а учитывая, что твой дар древний, то его резерв сам по себе внушительный.

– Зачем же ты тогда отвергла его предположение? – без интереса спросила я. Я бы могла дойти до столовой и в тишине, но если она так хочет поболтать, то пусть говорит.

– Из вредности. – Эдит состроила злобную гримасу. – Я уже давно его простила, но хочется, чтобы он помучился чуть подольше.

– Так просто?

Эдвард предал ее, нас – отправил на подготовленную им бойню. После кровавого бала мы долго приходили в себя, и Эдит – не исключение. Она отвернулась от всего, что ей напоминало о брате. Беррит даже бросила компанию «Высшего света» и стала общаться с нами – безродными. Артефакторша похоронила брата вместе со своей прежней жизнью. Как она смогла простить подобное, забыть? Я больше не испытывала по отношению к Эдварду неприязни – я вообще мало что испытывала, но он никогда и не был мне близким человеком, а вот когда предают любимые – это не забывается…

– Он мой брат, Дэлла, – легко ответила Эдит. – Все мы совершаем ошибки и нужно уметь давать людям второй шанс. Особенно тем, кто нас любит.

– Кто нас любит, – тихо повторила я и остановилась на пороге столовой. – Меня больше никто не любит.

Последние слова я сказала шепотом, таким, что едва сама его слышала, но по затылку они ударили оглушительным криком.

Эдит ловко проскочила мимо меня и заняла место между Гаасом и Паулем.

Я облюбовала местечко в дальнем углу стола, рядом с Герионом. Там меня уже ждала тарелка с горкой тушеного мяса и приветливая улыбка Агмунда.

Ужин проходил напряженно.

Ди-Горн сидел напротив и агрессивно жевал, не спуская с сына Уиллиса желтого заживо жрущего взгляда. Мне тоже досталась пара янтарных укусов, но выродок Уиллиса Гилура интересовал больше, чем утратившая совесть девчонка.

Герион благоразумно не замечал его ненависти: лениво ковырялся в тарелке, следил за полнотой своего кубка и фыркал на Размара, пытающегося вывести меня на пустой разговор.

Все старания новообретенного отца шли прахом. Я молчала, бесцветно терла мясо зубами.

– Не трать силы, отец. Ей плевать, – остановил жалкие попытки Размара Пауль и отвернулся к окну, возвращаясь в позу обиженного брата. И надо отметить, она ему шла: серые отстраненные глаза смотрели сквозь черноту окна, белокурые кудрявые волосы с прожилками золотых прядей трагично ловили бледный свет сфер, а светлая рубашка подчеркивала его фарфоровую кожу, стойко сдерживающую злость, рвущуюся ко мне.

Размар внял словам сына и завел тихую беседу с лордом Гаасом, но и там его ждало разочарование. Защитник отличался от меня только тем, что на прямые вопросы глухо хмыкал, а не изображал бездушную статую. Однако пользы от этого было ровно столько же, сколько и от холодного камня.

Эдит, чувствуя тяжесть обстановки, быстро проглотила свою порцию и испарилась, промычав что-то про неоконченную работу.

Я отодвинула от себя тарелку с месивом из овощей и мяса и хотела уйти вслед за Беррит, но Гилур расколол столовую басом:

– Сядь. Нам надо кое-что обсудить.

Села, но промолчать не могла:

– Я не стану принимать участие в возвращении Лунуину трона. Во-первых, меня это не касается. Во-вторых, я сполна вернула вам долг, залив улицы Тирриона кровью ваших недругов – и продолжаю их ловить у гор. В-третьих, у меня полно дел и без вас. Найдите себе другого палача.

– Палача? – возмутился Размар. – Мы не караем, а освобождаем.

Откровенная ложь.

– Заботились бы о людях, то давно бы уже закрыли Бездну, – повторила я слова Бенира. Он был уродом, но был прав, частично.

– Мы выбрали такой путь не потому, что так захотели, а потому, что другого не было и не будет. Агмунд и носа не высовывает из Тирриона – он прикрывается людьми, как живым щитом.

– Тебе лучше уйти, – бросил Гаас Гериону.

– Я останусь, – отрезал Агмунд и откинулся на спинку стула, крепко прирастая к нему и кидая мне быстрый скрытный взгляд: Герион переместит меня сразу, как только я попрошу.

– Даже не думай, выродок, – пресек его мысли Ди-Горн.

Герион пропустил оскорбление мимо себя. Подобное обращение к нему от Гилура стало обыденностью. Может, он верил, что отец, утративший сына по вине Агмунда, имеет право злиться на него? А может, так же как и я, потерял интерес к миру и живущим в нем людям? Я, опять же, не спрашивала его об этом.

Меня это не касалось.

– Ближе к делу, – не без раздражения поторопила я задержавших меня членов «совета Лунуина». – Я не намерена сидеть здесь с вами всю ночь.

Гилур пронзил воздух незримым треском грозы и вздохнул, находя в себе смирение.

– Вчера во дворце состоялась «долгожданная» свадьба. Сестра Бенира стала полноправной королевой. Город по-прежнему закрыт, и, как сказал Размар, они окружили себя живым щитом. Нам остается только ждать, когда Бенир перейдет к главной части своего плана и избавится от сыгранной карты.

Гилур сделал паузу и посмотрел на Гериона. Агмунд стойко выдержал слова о скорой смерти отца, и только я видела, как его пальцы сминают ткань брюк.

– Когда Селин станет единственной правительницей, мы начнем сборы на взятие Тирриона. Народ легко перенесет потерю новой королевы и с распростертыми объятиями встретит Истинного правителя, – всплеск кислой магии Пауля вцепился в корень языка, и я торопливо сглотнула его, – а после закрытия Бездны вовсе забудет об Агмундах, как о страшном сне.

– Чтобы не терять времени в ожидании, нам следует подготовиться к закрытию Бездны. – Пауль, все так же не смотря на меня, говорил в сторону окон. – Гилур построил семь кораблей, и они давно ждут нас в крае Железной воли, но есть одно НО – Винсент. Говорить ему прямо о назначении кораблей не стоит, уверен, он уже и сам догадался об их предназначении, однако провоцировать его лучше не надо. Винсент ясно дал понять, что намерен помочь Бездне поглотить Селенгар.

Гилур осуждающе скривил тонкие губы и дергано почесал длинноволосый затылок, но беспокойство за сына мелькнуло в его глазах.

– Отплывать к Бездне из края Железной воли – он нам не позволит, – подхватил Размар. – В Селенгаре только два порта у Ди-Горнов и у Лофгран. Других, пригодных к отплытию берегов, в королевстве нет.

Герион звонко расхохотался, привлекая всеобщее внимание.

– Касия вас и на порог своего дворца не пустит. Лофгран не станет предавать Уиллиса и рисковать разросшейся властью. Тем более что это он дал ей большую ее часть.

– Может и так, но у нас нет выбора, – влился в обсуждение Гаас. – Ее мы еще можем умаслить, а вот с Винсентом так не получится. Как только мы решим вопрос с портом, то предложим ему единственное, в чем он нуждается – мерцающую пыль. На нее мы выкупим у него корабли и уйдем на них в графство Лофгран.

– Мерцающую пыль? – переспросила я высоким голосом. Прочистила горло. – Сколько бочек вы хотите ему предложить?

– Жалко? У тебя ее обозами вывозить можно, – усмехнулся Гилур. Заметив мои округлившиеся глаза, он утратил веселость и настороженно ответил на заданный вопрос: – У края Железной воли всего в достатке: и оружия, и артефактов. Я хорошо снабдил его всем необходимым. Трех бочек Винсенту хватит на полгода непредвиденных нужд, но мы предложим больше – по одной бочке за корабль.

– Трех бочек?! – пропищала я.

Пальцы рук и ног онемели. Я облажалась. Очень-очень сильно облажалась.

– Госпожа! – В столовую влетела сияющая от счастья завхоз. – Кто-то оставил у туннеля десять телег, доверху заполненных рудой!

Все за столом медленно повернули ко мне головы. Даже игнорирующий мое существование Пауль соизволил одарить меня распарывающим душу взглядом.

Я виновато натянула губы и схватила Гериона за руку.

– Забери меня отсюда.

Гилур вскинул кисть. Молния разрезала воздух треском и мгновенно вышибла из Гериона сознание. Белый свет за спиной Агмунда угас, не успев появиться.

– Откуда руда, Дэлла? – опасливо спросил Гаас. Он не хотел знать ответ.

Пьера сгорбила широкие плечи и, пряча от меня глаза, скрылась так же быстро, как и появилась.

Сжимая бессильную ладонь Гериона, я замерла и не двигалась, как если бы они могли принять меня за камень и отстать.

– Ради Великой, скажи, что к тебе сватается Беррит, – взмолился Пауль.

– Граф Беррит бы не дал сыну-предателю столько руды. Это не Эдвард, – оборвал его надежду Гаас.

Размар поставил локти на стол и упал лицом в ладони.

– Что ж ты наделала, Дэлла?

– Курочка была задатком? – сощурился Ди-Горн и поджал улыбку.

– Это не смешно, Гилур. – Пауль сурово свел брови. Его глубокие серые глаза потемнели, а курносый нос раздулся. – Пыль была единственным, что мы могли ему предложить. Ты специально это сделала!

– Что?! – Я выпустила расслабленную руку Гериона, вскочила на ноги. – Да я только и делаю, что гоняю от пыли стервятников! Он бы все равно ее украл, а так у нас хотя бы будет оружие. Между прочим, вам оно тоже пригодится!

– Такие вещи надо обсуждать! – Пауль ударил кулаком по столу. Волна сочно кислой силы окатила меня и густо заполнила столовую. – Мы потомки Лунуина и Мэрит. Мы должны делать все вместе. На наших плечах огромная ответственность, и в нас нет места личным желаниям.

– Я не просила об этой ответственности! – Голос сорвался. Сердце часто задолбило о ребра, обкалывая нутро на каждый стук. – И перестань талдычить о великой цели! Это ты благословение Великой Прародительницы – потомок последнего Лунуина, а я результат ошибки – неудавшийся опыт Себастьяна! Все, что я могу, – это убивать. В других делах от меня нет пользы. К чему бы я не прикоснулась, все обращается прахом!

Великая не шутила надо мной: я просто не была ее творением. Я вообще не должна была рождаться, поэтому мир меня и не принимает – отвергает как занозу, а я все сижу в разбухшей плоти и никак не уйду. Мясо вокруг меня воспаляется, обтекает гноем и отравляет мою жизнь.

Я сорвалась и понеслась прочь. Миновав коридор и кухню, вылетела на улицу и не знала, куда дальше идти. Никто не мог дать мне утешения. Вокруг столько людей, но их жалостливые слова не принесут мне успокоения. Тот, кто мог меня понять, больше не хочет иметь со мной ничего общего.

Пробежав по погруженному в темноту маковому полю, я забралась в терновые кусты и, свернувшись калачиком на иголках, достала из кармана янтарные бусы.

Тихий лес молчал. Я сливалась с этой тишиной и всей душой желала, чтобы от меня отстали – дали мне дожить мою жалкую жизнь в спокойствии.

В ночи раздались шелестящие шаги, следом – треск веток и болезненное шипение.

Размар бросил на терновник злой прищур, отряхнул темно-зеленый пиджак и сел рядом.

– Как вы узнали, что я здесь?

Я крепче сжала бусы в кулаке, присела и отодвинулась подальше от незваного гостя.

– Все знают. Ты в маках уже тропинку вытоптала. И, к слову, Гилур ворует у тебя клюкву, но я тебе этого не говорил.

Я тихо фыркнула, изображая подобие смеха.

– Ты ничего не должна Селенгару, и я не дам им больше втягивать тебя в эти разговоры. Но ты не права в одном – ты не ошибка, а плод очень сильной любви, Дэлла. – Размар недолго помолчал, собираясь с мыслями. – Хирона была всем для меня, и я знал, что она разделяет мои чувства. Она так сильно меня любила, что уехала в чужой для нее край, лишь бы я не видел, как она умирает. И я бы сделал для нее то же самое. Лучше жить надеждой, что твой близкий жив, чем оплакивать его пепел.

Я слушала тихий голос Размара, и слова его влетали в одно ухо, чтобы тут же вылететь из другого. Но что-то они во мне все же цепляли.

– Я не знал о беременности Хироны, но, узнав о причастности Себастьяна к ее пропаже, все понял, однако надежду на ее здоровую жизнь не терял. Я продолжал искать и вынашивал в себе злость. План отмещения Кэннуру долго зрел в моей голове, а когда в Пауле проснулся дар, я не раздумывая связался с Гилуром. Мы оба желали расплаты и сразу приступили от слова к делу. Шло время, и наша месть начинала приобретать глубокий смысл – спасение Селенгара. Ни ты, ни Пауль не обязаны участвовать в нашей извращенной мести.

Размар потянулся к моему плечу, но так и не коснулся его; сделал вид, будто достает из кармана пиджака сигару. Та была уже смята – видно, курили, да и скрутили ее явно неумелые руки.

Говорить советник продолжил спустя пару-тройку глубоких затяжек.

– Если бы Хирона могла, она бы отходила меня палкой. Ведь я позволил нашей дочери думать, что она ошибка.

– Так бы и было, – посмеялась я, сама не заметив, как расслабилась и даже самую малось радуюсь приходу Размара.

Он ответил мне сдержанной улыбкой.

– Поступай так, как считаешь правильным, Дэлла. Что бы ты не думала о себе, люди вокруг видят истину. И она намного приятнее, чем тебе кажется. Да и мир не такой уж и гадкий – он равнодушный. Он такой, каким его видят твои глаза.

– Мои глаза? – Улыбка покинула губы. – Неси в мир свет, тьмы в нем и так достаточно, – повторила я одно из излюбленных наставлений Хироны. – Спасибо. Думаю, мне нужно было это услышать.

Я была благодарна Размару, по-настоящему: он напомнил мне о былом лучике света в моей жизни – маме. Она сияла так ярко, что ее тепло порой пробивается сквозь годы. Света больше нет – мир его сожрал, – но память о нем осталась.

А жрал ли ее мир? Она любила Размара, видела умирающую Азуну, мать Пауля, и знала, чем может закончиться ее неосторожность. То было ее решение. В ее смерти виновата она сама…

– И все же я ужасный человек, Размар.

Я встала и оставила его в терновых кустах одного – он не задерживал. Сегодня стена между нами чуть истончилась, но доверять ему я не спешила. Размар – расчетливый и излишне целеустремленный человек. Стоит об этом помнить, когда он подкрадется ко мне с очередной просьбой.

В том, что она будет, я не сомневалась.

Глава 6

– Осторожно! – крикнул Роб и упал плашмя на живот, скрываясь в высокой траве.

Стайки птиц вспорхнули, покидая лесную тень, и полетели над Тихим лесом, наполненным эхом от взрыва.

Я проводила испуганных пернатых взглядом, пряча глаза от солнца ладонью. Жаркие лучи припекали разрытую иглами-артефактами полянку и выжигали взгляд.

– Давай еще! – Шестилетняя девочка радостно запрыгала с курицей в руках.

Хохлуша качала головой в такт ее прыжкам и ошарашено пучила глаза. Кудахталку настигла кара пострашнее любого пирога: Чан отдал ее своей дочери, а дети, как известно, любят от всего сердца и со всей силы.

– Тебе брата не жалко?

Роб отряхнул черные короткие волосы от земли и приказал цепям вернуться под светлую рубашку. Стальные змеи в его руках начали медленно ползти к груди хозяина, закручиваясь вокруг мощного торса.

Девчушка робко улыбнулась и невинно хлопнула зелеными глазищами. Ее темные, как ночь, волосы были заплетены в две милые косички с вкраплением каменных бусин – Маргаритка сохранила мой подарок. Образ самого покладистого и добросердечного ребенка завершало легкое бежевое платьице, доходящее до голенищ потрепанных сапог.

Роб от вида сестры растаял и не стал больше упрекать ее за желание посмотреть, как брата рвут живые иглы.

– Януш, ты следующий. – Хаклир развеял тени, защищающие его от последствий наших атак. – Януш.

– Я что-то нехорошо себя чувствую.

Огневик придвинулся к дремлющему у ствола сосны Гериону, ища то ли поддержки, то ли сливаясь с его недвижимым умиротворением.

Агмунд приоткрыл один глаз и, оторвав затылок от коры, выгнул бровь на прижавшегося к нему Януша.

Кучерявый защитник ничуть не смутился близости.

– Как тебя вообще в защитники взяли? – скривился Герион и исчез во вспышке света. Через секунду он появился в центре поля, раскинув руки и широко улыбаясь. – Я весь твой.

Я махнула взглядом по его стройной фигуре, облаченной в легкую молочную рубашку и серые брюки. У него не было с собой ни оружия, ни артефактов.

– Ты не знаешь, во что ввязываешься, Герион. – Роб подошел к сестре и сел возле нее на траву. Почесав пальцами пестро-коричневую спинку кудахталки, он добавил: – Януш не просто так отказывается вставать с гончей в спарринг. Пару дней назад Хаклир пришивал ему палец.

– Пустяк – не страшнее царапины, – отмахнулся некромант и, подойдя ко мне, положил руку между лопаток. Сквозняк закрутился вокруг позвоночника и потянулся к ядру.

– Быстрее, – прохрипела я. Вонь черной магии забила нос, а присутствие в нутре теней вызывало стойкую тошноту.

– Пустяк?! – опомнился Януш. – Мне палец оторвало!

– Сейчас же он на месте. – Хаклир собрал тени и отнял от меня руку. – Ядро почти опустело. Продолжаем.

Герион достал из кармана шнурок и собрал гриву золотых волос в расслабленный низкий хвост. Он не был похож на того, кто переживает за потерю пальцев; его лисьи глаза улыбались, а лицо сияло в расслабленном довольстве.

Бывший принц имел крепкое телосложение, но я никогда не видела его упражняющимся. Все свое свободное время он либо спал, либо обнимался с бутылкой, либо перечитывал немногочисленные книги в библиотеке. Гены дали ему не только благородный лик, но и хорошо слаженное тело, не требующее тренировок. Но одного они дать ему не могли – боевых навыков, и я не стану его калечить.

– Мне не обязательно вступать в бой. Я могу использовать иглы-артефакты и так.

– Нет, – отрезал Хаклир, вставая рядом с Маргариткой. Она топталась на месте в ожидании нового спарринга и нетерпеливо трепала перышки Хохлуши. – Нам нужно воссоздать условия боя. Только так ядро позволит тебе выкачать весь резерв.

– Мне не нравится то, что вы затеяли, – начал Герион. – Но я все равно предлагаю тебе помощь. И зря ты сомневаешься в моих способностях. Я выйду победителем.

Роб и Януш взорвались гоготом. Даже Маргаритка и кудахталка издали пару хихикающих звуков.

Я вымученно посмотрела на Хаклира.

– Я подлатаю его, – успокоил некромант. – Начинай.

Все иглы, кроме одной иглы-артефакта, вернулись в перевязи. Оставшееся жало лениво разрезало воздух и полетело в Гериона.

Агмунд покачал головой на медлительную атаку и, когда игла почти коснулась его груди, утонул во вспышке белого света.

Черная тонкая сталь потеряла цель. Поднялся хилый столб земли.

– Это никуда не годится, – прошептал над ухом Герион. – Мне льстит твоя забота о моем здоровье, но твое пренебрежение к бою оскорбляет мое мужское достоинство.

– Нет ничего плохого в отсутствии боевых навыков. – Боковым зрением я предупредила его приближение. Кожа ощущала исходящее от мужчины тепло, а на плечи слегка давила близость его высокой фигуры. Мне это не нравилось. – Предлагаю закончить этот бой и дать Янушу шанс отомстить мне за свой палец.

– Я не злопамятный! – быстро выкрикнул огневик.

– Что ж, – вздохнул Герион. – Придется тебя расшевелить.

Я сомнительно фыркнула, но, почувствовав его дыхание на щеке, застыла.

– Скучаешь по его рукам, Дэлла? – выдохнул на горящую кожу Агмунд. Тонкие пальцы невесомо огладили напряженную шею, – а по его губам? – Мягкий бархат коротко захватил жаром щеку, в миг вышибая меня из хлипкого равновесия.

– Маргаритка, пошли отсюда. – Роб подскочил на ноги и взял в охапку сопротивляющуюся сестру.

Герион осмотрел мое трясущееся в гневе лицо, показал ровные зубы и перенесся в дальний конец поляны.

– Понравилось? – заискивающе спросил он. – Могу повторить.

Ядро долбануло в грудину. Игла тотчас устремилась в жестокого наглеца, но, как и ранее, подорвала пустой кусок земли.

– Целься лучше.

Я резко развернулась на звонкий голос, однако Гериона там уже не было.

– Так и знал, что слухи о рефлексах гончих преувеличены.

Он несильно дернул меня за прядь волос на затылке.

Из-под рукава черной рубашки выскочила еще одна игла-артефакт и свистящей стрелой юркнула мне за спину.

Прогремел взрыв.

– Прыткий шлигр! – ругнулась я в пустоту.

Удар под колени повалил меня в траву.

– Обзываться – нехорошо, – игриво укорил Герион и, убрав ладонь, придерживающую мой затылок над землей, испарился.

Вскочив на ноги, я завертела головой, но Агмунда нигде не было. Все пять игл-артефактов закружились вокруг меня, до отказа напитываясь силой. Нос поймал тонкий древесный шлейф в пушистых игольчатых лапах кедра. Пас. Ствол дерева разлетелся в щепки, и кедр, спасительно цепляясь за родичей, с треском упал.

– Не попала.

Прохладные ладони пропорхали по моей талии.

Крутанувшись, занесла руку, покалывающую от собранной в ней силы. Кулак почти достиг ухмыляющегося лица и… пролетел мимо. Я сделала два шага в пустоту.

– ГЕРИОН!

Он меня разозлил.

Ухватываясь за всплески магии и улавливая короткие белые вспышки света, я подрывала иглами стволы деревьев, землю… пустоту. Агмунд мелодично смеялся, появляясь то там, то тут; то дергая, то щипая, то сваливая меня с ног. Поляна и кромка леса вокруг нее превратились в землисто-травяной фарш с примесью щепок. Януш уже давно подбежал к Хаклиру, укрываясь от атак в его тенях, и расплывался в злорадном оскале, видя мое бессилие против дара Гериона.

Ядро ревело в ярости и тянуло из дрожащих мышц последние силы. Остатки магии сновали по протокам, не собираясь отдавать Агмунду победу. Я чувствовала, как тяжелеет моя голова и как четкость зрения начинает периодически уплывать, но это был лишь фон. Разорву, накажу. Никто не смеет ко мне так прикасаться. Никто не смеет так жестоко напоминать мне об утраченном тепле. Никто не смеет заставлять меня вспоминать о нем.

Напитав иглы, я замерла, экономя капли силы и готовясь к очередному появлению Гериона.

– Устала? – Он вышел из света чуть поодаль от меня и, убрав руки за спину, расслабленно зашагал по вспаханной земле. – За время нашего боя я мог пять раз свернуть тебе шею. Это считается за пять твоих поражений мне?

Звонко рыкнув, я бросилась на ухмыляющегося Гериона и, к своему удивлению, повалила его на землю. Колено уперлось в его твердый живот, а руки вцепились в плечи. Но Агмунд не выглядел пораженным, он улыбался и беззастенчиво рассматривал мое скалящееся лицо.

В одно мгновение обхватив мою голову руками, Герион тихо шепнул:

– Щелк.

Нас унесло в ослепительную белизну. Кишки закрутило знакомым спазмом, вызванным переносом. Свет выплюнул меня. Руки едва успели ухватиться за ветку.

– Козлина! – проорала я, болтаясь почти на самой верхушке сосны. – Сними меня отсюда!

– Попроси вежливо.

Герион сидел на соседней ветке, расслабленно болтая ногами.

– Я же доберусь до тебя, Агмунд!

Я закинула на потрескивающую сосновую лапу ногу, завалилась на нее всем телом.

– Она сломается, – легко оповестил он, видя, как я встаю в полный рост.

В ответ я лишь расплылась в широкой улыбке.

Ухватив краем глаза стальной блеск, собрала силу в ногах и отскочила на соседнее дерево. Удар выбил из груди воздух. Руки крепко вцепились в ствол. Позади прогремела череда взрывов. Обломки полетели во все стороны, стуча о деревья и ударяясь о спину.

Я мысленно позвала иглы, но они были глухи – мой резерв опустел. Руки в секунду взяла бессильная дрожь, сознание повело. Ядро лениво катало магию, затягивая с собой сердце. Хилый пульс разносил по венам колкие волны, а затылок тянуло назад, зазывая в сгущающуюся темноту.

– Дэл, держись! Я сейчас! – донесся обеспокоенный крик Гериона. Но я уже была не властна над телом.

Летя спиной во мрак, я улыбалась и молчаливо ликовала: амулет был готов разорваться от грохочущего в нем сердца.

Вновь непроглядная мгла и вновь влажные стены черного ущелья. Ручьи с мутной багряной водой текли по усеянной темным пеплом земле. Смолянистые лужи встречали мои сапоги, а эхо подхватывало хлюпающие шаги.

Я уверенно двигалась по родной тьме, чувствуя приятную легкость в груди. Тело было одним целым с безвкусным воздухом и мраком, окружающим меня. И если бы не звук шагов, я бы посчитала себя тенью, не имеющей плоти.

Мой путь перекрыла распахнутая клетка. Я лениво осмотрела ее погрызенные прутья, ржавое железо. Мне известно, кто там жил и кто сейчас свободно гуляет по недрам моей души.

Услышав собачье дыхание, я медленно повернулась и попала под взор звериных темно-зеленых глаз. Огромный волк с изорванной в мясо шкурой оскалился, угрожающе зарычал, капая тягучей кровавой слюной под мощные когтистые лапы.

– Теперь о нас некому заботиться, да? – спросила я невесомым голосом. – Он больше не приходит к тебе?

Зверь спрятал клыки и жалобно заскулил. Его слезящиеся глаза без надежды оглядели черные стены ущелья. Ему было плохо, и не было в этом черном одиночестве того, кто мог бы его утешить.

Усевшись в смоляную кашу из грязи и золы, я предложила волку уложить на мои ноги свою голову. Зверь пофыркал, но быстро сдался и, тяжело упав, придавил мои бедра горячей мордой. Под его тихое поскуливание и сипение я начала неспешно гладить ладонью по пропитанной кровью шерсти и тихо зашептала о понимании его боли.

– Тебе не стоит здесь задерживаться, Солнышко.

Хирона опустилась на колени и ласково потрепала огромное стоячее ухо волка.

Ее шелковые локоны цвета кедрового ореха обрамляли исхудавшее лицо, а глубокие синяки под потухшими карими глазами навсегда поселились в ее образе; как и мелкая россыпь золота на посеревшей коже и золотые месяцы под ногтями. Думать, что она умерла от золотой лихорадки и винить в этом работу сборщика мерцающей пыли, было проще, чем Себастьяна и ее саму.

– Я отомстила Себастьяну.

Она пусто улыбнулась и промолчала.

– Ничего не скажешь?

– А ты хочешь узнать, что я думаю об этом?

– Нет. Не хочу…

Озвучивания моих же мыслей мне не хотелось. Я предпочла выкинуть Кэннура из головы забыть, и не только из-за того, что он сделал с моей матерью и со мной; а еще из-за того, что я сделала с ним. Со всеми в ту ночь.

– Он не забрал картину, – почти беззвучно прошептала я.

И вновь не получила ответа. Я его не заслуживала.

– Без твоего друга здесь стало темнее. – Хирона разгладила складки на голубом хлопковом платье. – Он скоро вернется?

Зверь навострил уши.

– Он не вернется, – отрезала я, ответом погружая волка в скрипучее постанывание. – Это все из-за него. – Я обвела рукой покрывало пепла и указала на изодранное тело зверя. – Не стоило мне его сюда пускать. Винсент проник ко мне в душу и ухватился за те ее крохи, что я смогла сохранить после всего того дерьма, что творили со мной люди. Я доверилась ему – отдала последние нетронутые ими кусочки души, а он высосал из них весь свет и растерзал, укрыв их прахом дно этой бессветной ямы. – Я провела пальцами по невесомому серо-черному пуху. – Винсент получил то, что хотел, и никогда не вернется. Ему больше нечего с меня брать – остался один пепел.

– Ты говоришь о крохах, что были в тебе. Тогда откуда столько пепла?

Хирона устремила уставший взгляд в глубину ущелья. Его влажные склоны покрывал нагар, а дно застелил плотный слой золы, образующий у стен темные сугробы.

Ухо пронзил болезненный укол, заставляющий меня вскрикнуть и схватиться за раскаленную серьгу.

– Он никогда не отпустит тебя, – ласково пропела Хирона. – Сыграешь мне? Мне часто снится твой первый танец золота.

Я резко подняла на нее глаза. Вокруг нежно улыбающейся Хироны завились золотые пылинки и полетели по мраку, точно светлячки.

Волк поднял морду, разглядывая живые звезды. Они отражались в его глазах и продолжали свой неторопливый танец, радуя живущего во тьме зверя толикой света.

Одна сияющая пылинка подлетела ко мне и под небесный грохот ударом пронзила грудь.

Я поднялась на кровати с громким вдохом. Моя комната встретила меня привычной тишиной и непривычным наличием некроманта, смотрящего на меня огромными перепуганными глазами.

Хаклир побросал склянки и, запрыгнув с ногами на кровать, приложил ладонь к моей тяжело поднимающейся груди. Затем так же быстро слез и подлетел к столу. Начал что-то торопливо записывать в пергамент.

– Вы оба больные на голову, – тихо выдохнул Герион.

Я с усилием повернула голову.

– Меня долго не было? – Скрипучий голос оцарапал садящееся горло.

Агмунд промолчал и с усилием протер ладонями лицо, стараясь стереть с него мрачные тени. Впустую.

– Без сознания – два часа тридцать семь минут, – отозвался Хаклир, не переставая бегать пишущим камнем по пергаменту. – Без сердцебиения – сорок секунд.

– Меньше, чем в прошлый раз, – отметила я и упала затылком на подушку. Тело тянула слабость, голова грозилась лопнуть, но даже в этом случае это было в разы лучше, чем при моем первом магическом истощении. – И тело почти не болит.

– Отлично. Запишем, – задорно отчеканил некромант.

– Отлично? – со смешком переспросил Герион и поднялся, обращая злой взгляд то на меня, то на спину Хаклира. – Я понимаю – он. Но ты-то чем думаешь, Дэлла? Жить надоело? Твоя смерть разобьет не одно сердце. Себя не жаль, пожалей других.

– Надоело, – отмахнулась я и повернулась лицом к дереву, растущему в углу. – Отстань.

В груди досадно сжалось. Я осознавала свою неправоту по отношению к Гериону. У него ничего не осталось от прежней жизни, только гончая, отчасти ставшая причиной его бед.

Агмунд не пошел с Каспаром, а выбрал меня, несмотря на то, что в ту ночь я была не в себе – безумна, как и его отец. Может, поэтому бывший принц и сделал такой неразумный выбор? Пошел на поводу привычного безумия? Как бы то ни было, с тех пор он старался мне помогать: с краем, с вечно носящимися за мной Паулем и Гилуром, заводящими речи о великих предках и обязательствах; Герион даже принял участие в исследованиях Хаклира и Сэма, хотя долго пытался меня отговорить от высушивания ядра.

Герион нашел себе место рядом со мной – так Агмунд оправдывает свое существование и пользу. И если я умру, то заберу у него последнюю призрачную крупицу подобия оправданной жизни. Но разве я должна принимать решения, отталкиваясь от того, как они повлияют на него?

Уже и не знаю…

Герион вздохнул за моей спиной и вновь сел на кровать, выбирая остаться рядом.

– Дэлла! – В комнату ворвался Миаф. Он стрелой миновал разделявшее нас расстояние и навис надо мной, загораживая дерево. – Ты. Сперла. Мой. Лук. И мало того, ты обвинила в этом Ди-Горна! Он меня чуть из него не подстрелил, лживая ты девчонка!

Эдит влетела в распахнутую дверь и, подбежав к Миафу, нежно обхватила плечо взбешенного паразита.

– Пойдем. Ты мог ошибиться.

– Нет, я прав. – Миаф вгрызся фиолетовыми глазами в мое равнодушно смотрящее лицо. – Целую неделю я ходил и не понимал, как же такой уважаемый человек мог опуститься до воровства, а потом еще и попытаться убить хозяина украденной вещи? Да потому что он не крал! Ты единственная во дворце, кто способен на это! Как тебе хватило наглости его подставить?!

Я молча отражала попытки паразита навязать мне стыд и думала лишь о том, когда же он наконец-то наорется и уйдет. Тело все еще было слабо, а не до конца восстановившееся ядро поднывало, предупреждая о новом истощении.

Миаф вернул радужкам белый цвет и горестно поджал губы, видя мое полное безучастие. Его бледная рука сжала ладонь Эдит на своем плече, ища сил и выдержки.

– Мне жаль, что тебе пришлось пережить подобное, Дэлла. Но ты не одна, кто лишился спокойствия и близких. Я оставил своего дядю, отца и мать в Тиррионе и понятия не имею, что с ними. Люди в деревне видели, как гвардейцы убивают их родных, а другие – как твари пожирают любимых. Ни у кого из них не было даже возможности отправить их пепел в небесные чертоги. Эдит и Эдвард предали родителей.

– Не надо, – попыталась остановить его Беррит.

Миаф прижал ее к себе и продолжил:

– Каждое утро Эдит по часу стоит у двери и не решается выйти из комнаты, боясь услышать о том, что Агмунд наказал графа и графиню Беррит за проступки их детей. Сэм и Эдвард стали повинными в десятках смертей и несут на себе этот кровавый груз, не имея права даже заикнуться о том, как им тяжело. Хаклир не так давно потерял отца и мать.

Удивление ударило в голову, сгоняя равнодушие. Я приподнялась на локте и посмотрела на некроманта. Он не обращал на нас внимания и делал записи, продолжая играть в холодную беспристрастность.

– Ты даже об этом не знала, – покачал головой Миаф. – Мы все страдаем, Дэл. Ты закрылась от нас всех, не желая этого замечать. Выбрала себе нового друга – сына Уиллиса. – Паразит скривился на притихшего Агмунда. – А я? Селин, Пауль, Сэм были и моими друзьями. Они все по-своему предали нас, обманули. Я пошел за тобой не как за потомком Лунуина и Мэрит, а как за подругой, Дэлла. А ты…, – выдохнул он, – а ты смотришь на меня, как на чужого человека. Как на назойливую муху.

– Прости, – выдохнула я.

Я сказала то, что он хотел. Все его слова разрывали кровоточащие раны, что уже никогда не заживут. Он страдал и устал ждать, когда я это замечу. Но моих сил едва хватало на поддержание своего рассудка, не говоря уже о том, чтобы поддержать других. Как негадко это признавать, но сейчас он был назойливой мухой, от которой мне не терпелось избавиться.

Миаф уловил мои мысли. Паразит покрылся красными пятнами. Глаза вспыхнули сияющим фиолетовым, и его сила мощным потоком хлынула по моим венам. Болезненный стыд окрутил внутренности, пропитал собой каждый кусочек нутра. Он прошибал все заслоны и тянулся к мозгу – паразиту надоело пренебрежительное отношение.

Еще не отошедшее после иссушения ядро начало снова тянуть из меня жизненные силы, ища энергию для противостояния магии разума. Я обращалась к стали на спине, но она молчала, позволяя Миафу ползти по моим костям. Все, что мне оставалось, – не пускать паразита под череп, вытягивая из себя капли сил.

– Прекрати! – Герион запрыгнул на кровать и прижал к себе мое бьющееся мелкой дрожью тело.

Я вжалась в его теплую грудь, пытаясь найти спасение от давящего на меня мира и людей, требующих моего полного присутствия в нем. Я не хочу больше в него возвращаться. Почему они просто не оставят меня в покое? Все! И Герион мог мне это дать – он мог по щелчку пальцев заставить меня исчезнуть.

Миаф отозвал магию и захлопал длинными ресницами, не понимая моей полной немощности.

– Вы это сделали! – догадалась Эдит и повернулась к семенящему на выход Хаклиру. Он натянул губы и повернулся к пристальным злым взорам Беррит и Миафа, показывая нежную невинность. – Дэлла?! Тебе мозги отшибло?!

– Забери, – шепнула я Гериону.

В то же мгновение белый свет унес нас прочь.

Через несколько бросков мы оказались в тесной полупустой избушке.

Герион помог мне усесться на узкую койку, быстро сбегал за тазом и распахнул узкое окно.

Излив последствия переноса, я вытерла рот рукавом рубашки и через боль в горле прохрипела:

– Налей.

Герион замялся, но в итоге достал из-под кровати бутыль. Сходив до узкого подоконника, он взял с него две глиняные кружки и плеснул в них едко пахнущей прозрачной жидкости.

Горечь желчи сменилась горечью алкоголя. Стало легче, настолько, насколько это было возможно.

– Ты знал, что родители Хаклира погибли?

– Знал.

Осушив кружку, Герион упал рядом и с тяжелым выдохом привалился спиной к стене. Его грудь часто вдымалась, а рука терла грудину через глубокий вырез рубашки.

– Ты использовал слишком много магии.

Я поставила таз на пол, опрокинула в себя остатки горькой гадости и продвинулась к Агмунду. Ладонь легла на его грудь, вдавила пальцы в светлую гладкую кожу. Сердце дробило в руку, и по костям кисти шла дрожь от неправильно сильных и частых ударов.

– Ты перенес меня, зная, что резерв почти пуст. Зачем? Мог бы просто отказать.

– Я не мог отказать своей госпоже.

Герион хило улыбнулся и неторопливо поводил усталым взглядом по моему лицу.

Я смутилась, медленно потянула к себе руку.

– Оставь. – Он поймал мою ладонь и сильнее прижал ее к колотящейся груди. – Мне так становится легче.

– Герион, – вздохнула я. Агмунд не отпускал, а я не могла противиться. Он столько делает для меня… Подержать на нем руку – меньшее, чем я могу отплатить за его помощь. – Хорошо, но это в первый и последний раз.

Герион неопределенно хмыкнул, прикрыл веки. Постепенно его дыхание стало ровнее, но сердце продолжало безумную пляску, помогая ядру восстанавливать резерв. Он вжимал в себя мою руку и не двигался – подрагивали лишь черные ресницы и уголки нежно-розовых губ.

– Никогда больше не говори о нем.

– Хорошо, – прошептал он. – Прости.

В окно влетел маг-посланник и лег на зеленое шерстяное покрывало.

Я подняла конверт, задумчиво покрутила у глаз: дорогой светлый пергамент, восковая печать с вдавленным гербом – кисть, держащая двумя пальцами золотую монету. Подобного герба я не знала. Кэннуры – белая лилия. Мальте – перо. Беррит – сова. Лунуин – два скрещенных меча. Мэрит – кровавые маки. Ди-Горн – бараний череп.

– Графство Лофгран, – пояснил Герион.

Каспар грациозно перешагивал разбросанные по полу обломки темного дерева от шкафа, куски раздробленного каменного стола и огарки листов пергаментов и свитков. Он с досадой оглядел раскуроченный диван, прошел к окну, подставляя свою рыжую длиннохвостую макушку под разноцветные лучи солнца, сквозящие через витражное стекло. Его черные глаза холодно оценили ущерб, нанесенный кабинету, и вцепились в меня.

Я легко проигнорировал его пристальный взгляд.

Сидя спиной к холодному камню, я старался успокоить разрывающее меня пламя, впитывая позвонками прохладу горы. Грозовой дворец тянулся ледяными руками к своему хозяину: он пытался успокоить привычный ему дурной нрав Ди-Горна, но пока я слышу ее сердце – это невозможно.

– Она опять высушила ядро, – тихо проговорил я в пустоту. Локоть уперся в согнутое колено, а рука неотрывно держала амулет. Ее сердечко уже давно вернуло себе уверенный стук, но выстудивший кровь ужас все еще кружил по венам и не давал мне отпустить стальное кольцо.

– Уиллис и Бенир не покидали Тиррион, – начал размышлять вслух Каспар. – Генерал Йун тоже. Скорее всего, на них напала стая черно-магических существ. Я могу навестить Дэллу и помочь.

– Не нужно. Она не была в опасности и сделала это намеренно.

Кэннур сомнительно хмыкнул.

– Жестокая, – выдохнул я.

Я почти чувствовал, как Дэлла довольствовалась, когда ее пульс медленно угасал. Она могла умереть, но все, о чем думала, это о мести мне: о том, как разрывается мое сердце от переживаний за нее.

Выбить бы из нее эту дурь вместе со стонами и заставить покориться моей воле; вернуть мою Дэл в Грозовой дворец и никогда не выпускать из-под взгляда ее золотые волосы, веснушки на прямом носике и темно-зеленые глаза с закаленной сталью на дне. Я этого страстно желал, но равносильно хотел вырвать ее из своего сердца и навсегда избавиться от этого жалкого скулящего чувства во мне.

– Вин, – мягко обратился Каспар и присел рядом. – Поехали к Дэл? Она будет рада тебе.

– Нет, – рубанул я и резко поднялся под звон цепей своего наплечника. – Мне это не нужно. А это, – я кивнул на раскуроченный кабинет, – доказательство того, что ей плевать на всех, кроме себя. И я не собираюсь вестись на ее жестокие игры, больше нет.

Некромант обреченно вздохнул.

Дверь без стука распахнули Янгрид и Фатир. Красноглазые гончие окинули взглядами разруху и, опустив брови на прежнее место, легко пожали плечами.

Янгрид упал на оставшуюся часть дивана, разваливая свое медвежье тело, с плотно облепившим его голый торс кожаным жилетом.

Фатир загадочно улыбнулся и остался стоять у стены.

– Говори.

Фатир дернул головой с мелкими черными кудрями и растянул уголки губ еще шире.

– Кое-кто приполз молить о помощи, – пропел он, – и ожидает «аудиенции» с достопочтимым господином края Железной воли».

– Кто? – нарочито сухо спросил я.

Янгрид запрокинул коротко стриженную черноволосую голову, рассматривая рваный каменный потолок.

– Тебе понравится.

Глухо рыкнув на их скрытность, я покинул кабинет и устремился в тронный зал. Ноги хотели бежать, но я сжал мышцы в камень, сохраняя твердый широкий шаг. Сердце стучало в горле, навеивая опасения и зарождая во мне хватающую душу надежду.

Тронный зал обрушил мне на голову глыбу разочарования. Череп свело досадой, и я еле поборол себя, чтобы не развернуться и не уйти прочь.

– Ваше Величество, – прощебетала графиня Беррит и присела в реверансе, придерживая подол фиолетового платья. Оно было строгим и однотонным – украшением ему был глубокий вырез, демонстрирующий пышную грудь.

Граф Беррит сдержанно поклонился. В отличие от жены, он выбрал пристойный наряд – шерстяной коричневый пиджак в светлую широкую полоску, темные брюки и лакированные туфли.

Я прошел мимо них, бросая беглый безразличный взгляд на десятерых защитников, стоящих за их спинами. На кожаных камзолах каждого была приколота брошь из черной стали – сова с рубинами вместо глаз.

Заняв трон и дождавшись, когда Каспар встанет рядом, я уронил на Беррит тяжелый выжидающий взгляд.

– У вас пять минут.

Графиня прижалась к боку мужа, изображая пугливую даму. Ее ресницы трепетали, слегка подрагивающая тонкая ручка убрала прядку пшеничных коротких волос за ухо, увешанное кольцами-концентраторами.

Граф Беррит подыграл ей и утешительно приобнял за талию.

– Четыре минуты.

Туманный потолок тронного зала распорола молния. За ней последовал гром моего раздражения.

Защитники едва заметно вздрогнули, а Беррит восхищенно вскинули головы на сверкающее закрытое небо. В маленьких круглых очках графа отражались бледные вспышки, освещая через прозрачные стекла серо-зеленые радужки. Он любовался творением своих предков и неспешно вел головой, охватывая взором весь потолок. Многочисленные стальные бусины в его длинных темно-русых волосах перекатывались, тускло бликовали.

– Нил, – шикнула графиня Беррит и дернула мужа за рукав пиджака.

– Три минуты.

– Ваше Величество, – опомнился Нил Беррит.

Его слова заставили мое лицо брезгливо скривиться.

– Господин, – сразу исправил себя сообразительный граф. – Не мне вам говорить о беде, свалившейся на Селенгар. Вам, как никому другому, известна кровожадность Бездны. И грядущая смена власти только усугубила образовавшуюся проблему.

– Проблему? – широко улыбнулся я. – У меня нет никаких проблем. Они есть только у вас.

Я смотрел, как Беррит старательно прячут свое раздражение, как искусно играют смирение, и наслаждался их унижением, ждал, когда они перейдут к главной части их прогибания под подошву моего сапога.

Каспар уловил мое настроение и неодобрительно фыркнул.

– Уиллис Агмунд отвернулся от своих графств. – Графиня Беррит взяла дело в свои руки, перестала претворяться изнеженным дворцовым цветком. – Наших сил не хватает для защиты своих земель. Твари выгрызают целые деревни и вытаптывают плодоносные поля. Господин, ваши предки давали отпор Бездне еще со времен Древних. Прошу, помогите нам.

– Нет, – легко ответил я и чуть не замурчал от вида их потрясенных лиц. – Мое главное желание – увидеть, как Селенгар захлебнется в своей собственной крови. Так зачем мне мешать Бездне, если она разделяет мои цели?

– Гилур Ди-Горн не допустил бы этого! – взорвалась Беррит.

– Рилда, – шикнул граф и схватил ее за запястье.

– Не затыкай меня, Нил! – Она вырвала руку из хватки мужа, тихо зашипела.

Меня позабавил гнев графини, и я бы даже посмеялся, если бы рядом не пыхтел Каспар и не омрачал веселье.

– Ваше время истекло. У вас полчаса, чтобы покинуть мой край.

Я лениво махнул Беррит кистью и отвернулся к арке, ведущей в столовую. Из-за каменной рамы выглядывала бледная полуживая некромантка: Кларисса и раньше выглядела скверно, а со смертью Гилура так вовсе похерела.

– Винсент, может, стоит выслушать, что они предложат нам за помощь? – ненавязчиво спросил Каспар, чем заставил меня оторвать взгляд от медленно умирающей матери.

– В наших шахтах полно черной руды. И мы готовы разделить их с вами в качестве благодарности за покровительство. – Нил Беррит не упустил шанса, предоставленного Кэннуром. – Так же вы можете рассчитывать на знания и умения древнего рода Беррит, господин.

– Если в ваших шахтах нет голов двух королей, то они мне не к чему. К тому же, когда Селенгар пожрет Бездна, они полностью станут моими. А что касается ваших знаний, то невелика потеря. Убирайтесь. У вас осталось двадцать восемь минут.

Нил ласково огладил напряженную спину Рилды, повел ее к выходу из Грозового дворца. Защитники Беррит расступились, пропуская графа и графиню, и оцепили их поникшие фигуры защитным кругом.

– Обратитесь к госпоже Мэрит, – выкрикнул Каспар и, проигнорировав мой рык, добавил: – Я не ручаюсь за ее положительный ответ, но она вас, несомненно, выслушает.

Нил повернулся и обреченно выдохнул:

– Графиня Лофгран опередила нас.

– Что? – переспросил я, как если бы не расслышал. Кости пронзил мороз. Дэлла же не может быть настолько глупа?

– Касия организовала целый бал в честь их сотрудничества. – Беррит поморщился, и его очки чуть съехали. – Графиня не поскупилась на праздник посреди пожирающей людей Бездны.

– Они не поедут, – улыбаясь, отмахнулся Каспар. – Кто в здравом уме свяжет себя с Лофгран? Среди людей Лунуина и Мэрит полно тех, кто знает о ее сомнительных ценностях. Касия либо предаст, либо вывернет сделку с наибольшей выгодой для себя.

– Мы тоже так решили, – отозвалась Рилда. – Но думаете, мы бы пришли в Грозовой дворец, имея выбор? Лунуин уже дал свое согласие на встречу с графством Лофгран. И ответ Мэрит – вопрос времени. И не надо далеко ходить, чтобы знать его наперед.

Лофгран – наихудший союзник, которого только можно представить. Они никогда не пачкают свои руки и все делают чужими. Им чужда преданность и верность обещаниям: Касия воткнет им ножи в спины сразу же, как только подвернется наиболее выгодный для нее вариант. Мне не понятны мотивы Пауля, но раз они пошли на такой отчаянный шаг, то они нуждаются в Лофгран. И мне не стоит оставаться в этом раздражающем неведении.

– Беррит, вы остаетесь, – ровно оповестил я. – На рассвете мы отправимся в графство Лофгран и спросим, где затерялось мое приглашение на праздник.

– Господин, мы не собирались на нем присутствовать. – Нил извинился поклоном. – У нас полно дел.

– Вам все еще нужна моя помощь? – Я вопросительно выгнул бровь. Беррит переглянулись и согласно прикрыли глаза. – Каспар покажет вам ваши комнаты. Свободны.

Некромант обворожительно улыбнулся и, резво спустившись по каменному помосту, учтиво указал на арку, ведущую к спальным этажам.

– Прошу за мной.

Граф и графиня на негнущихся ногах последовали за Кэннуром. Беррит хорошо понимали, чем обернется мое присутствие на балу Лофгран. Но они не имели такой роскоши, как отказ.

Я сидел на каменном троне и перебирал пальцами амулет с теплым биением сердца Дэл. Зал давно опустел, а я все не уходил, купался в сладких мыслях о мести. Скалящаяся улыбка играла на моих губах, предвкушая злое личико Дэл, когда я оборву все их планы. Она заставила меня утром выйти из себя, и я не могу не вернуть ей укол.

Глава 7

Исходивший от тварей смрад забил нос, а их кровь залила всю широкую дорогу, пропитывая каждый камешек, песчинку, редкую травинку.

Варпы испугано ржали и вставали на дыбы. Герион бегал вокруг них, успокаивал. Он не поворачивался на вой бездновых отродьев и полностью сосредоточился на перепуганных животинах; Агмунд лишь периодически вздрагивал от влажного скользящего звука, вылетающего из-под рассекающей плоть стали.

– Сейчас рванет! – оповестил всех Марик и бросился прочь от чахылки.

Огромная тварь твердо стояла на двух ногах. Ее мощное тело покрывала длинная болотная шерсть, а по волочащимся по земле рукам стекали черные пульсирующие ручьи. Не замечая ран, чахылка раздула грудь. Два ее огромных голубых глаза выпучились от нарастающего под черепом давления. С оглушительным хлопком отродье выпустило из себя воздух и скоп бледно-зеленых спор.

– Януш! – крикнула я огневику, отвлекшемуся на кисляков. Споры окружили меня. Рукав черной рубахи – все, что отделяло мои легкие от удушающего яда.

Защитник развернулся и, быстро оценив ситуацию рыже-карим взглядом, направил в мою сторону два огненных потока, огибающих меня и выжигающих споры. В этот момент я прошила тридцатью иглами двух кисляков, оставшихся без его внимания.

– Перебьетесь!

Марик перегородил дорогу горстке уродливых клупов, заслоняя широкой спиной прижавшегося к кособокой карете Размара. Защитник снял с пояса пять стальных звезд и одним четким взмахом кисти отправил их в черепушки тварей. Остальным уродцам защитник в несколько уверенных движений распорол вздутые животы.

– Я же просил тебя не выходить! – отчитал Пауль отца и выставил перед собой ладонь. Сочно-кислая невидимая сила завибрировала в воздухе, и все еще дышащие твари заверещали, падая на землю и раздирая свои головы собственными когтями.

– Бездна! – обхватил череп Жирон. Некромант тихо заскулил и торопливо скрылся за каретой, спасаясь от магии истинного света.

Как только действие древней силы Лунуина прошло, бездновые отродья с еще большим напором набросились на нас. Они рычали и хрипели, булькали и сипло гоготали – Пауль ввел их в состояние слепой ярости.

– Паршивый у тебя дар!

Я отправила в несущегося на меня чахылку все пять игл-артефактов. Тварь разорвало чередой мощных взрывов. Ошметки вонючей плоти, брызги черной крови разлетелись в стороны, окуная отряд в смердящий дух Бездны.

– Шлигр! – Януш смахнул с плеча кусок волосатой плоти. – Можно поаккуратнее?!

– Одной мой дар не нравится, – Пауль отсек голову бескута саблей. Огромная бездновая собака мешком упала на дорогу. Вслед за ней полетели клыкастые головы ее сородичей: Лунуин кружил в остром танце – каждый его опасный взмах находил цель. – Другой пятном на рубашке не доволен. Что за отряд?

– Попрошу не обобщать!

Айви пролетела мимо меня, мимо снующих игл, удерживающих рассвирепевших панцерников. Защитница подцепила отродье копьем за одну из десятков непробиваемых пластин. Тварь подлетела в воздух. Раньше, чем панцерник свернется в непробиваемый калачик, Айви рассекла раскаленной сталью его бледное брюхо. Со спины к огневичке подполз еще один и вытянул плоскую морду, готовясь к кусачему броску, но она мгновенно воткнула копье в показавшуюся обвисшую шею.

– Я помогу, – вернулся к бою Жирон. Его тени выныривали из-под земли и подбрасывали панцерников, открывая для атак их брюхи.

С помощью некроманта, я и Айви быстро добили десяток броневых отродьев: огневичка выпускала им кишки раскаленным копьем, а я протыкала их сердца верткими иглами.

После еще нескольких волн кислой силы Пауля и равных им по количеству вспышек необузданной ярости у тварей мы справились с разномастной оравой черно-магических существ.

– Мы в нескольких часах от графства Лофгран, – начал тихо озвучивать свои мысли некромант. – Если такая многочисленная стая тварей забралась так далеко на Север, то все деревни южнее можно считать мертвыми. Либо Винсент халтурит, либо заслон Бездны полностью пал. – Жирон присел у оторванной головы чахылки и срезал тонким ножичком прядь болотных волос. Мужчина заметил мой вопросительный взгляд, пояснил: – Я работаю над средством для укрепления волосяных луковиц.

– Ты?! – уставился на его лысину Марик и, попав под острый взгляд Жирона, спешно удалился, пока ожившие за спиной некроманта тени не лишили его блестящих ночных волос.

– У Жирона в Тиррионе было целых две лавки с товарами для поддержания женской красоты. – Айви повертела передо мной густым каштановым хвостом, а потом похлопала длинными ресницами, обрамляющими зеленые глаза. – Красавица, да?

Я натянуто улыбнулась. Айви телосложением была ближе к мужчине, но ее миловидное лицо и гладкую смуглую кожу нельзя было не заметить – для девушки под сорок она выглядела неплохо.

– Надо оттащить тела, иначе не проедем. – Пауль подошел к нам и не без интереса оглядел красующуюся передо мной Айви: ее форма защитника насквозь пропиталась твариной кровью, а местами к черной коже камзола налипли куски плоти; вдобавок Жирон наблюдал за ней со стороны и нежно умилялся своей верной покупательнице. – Чем вы заняты вообще?

– Не бери в голову, – махнула я рукой и пошла к Марику и Янушу, уже приступившим к расчистке дороги. Немного помедлив, обернулась. – Больше не используй свою силу до Лунного дворца. Пожалуйста.

– Чем она тебе не угодила? – оскорбился Пауль.

– Бесполезная. Мешает только, – резко ответила я и оглядела поля, колосящиеся по обе стороны от дороги. Ветер был слабый, до меня отчетливо долетало зловоние бездновых отродьев. – Надо поторопиться, если не хотим наткнуться на еще одну группу тварей.

– Ты назвала дар Истинного света «бесполезным»? – возмутился Лунуин, пропуская вторую часть моих слов мимо ушей. – Этот «бесполезный» дар способен закрыть Бездну и спасти Селенгар. Рехнулась?

– Я согласилась на это только как защитник. – Я ткнула пальцем в его рубашку, превратившуюся в липкую черную слизь. – Ты – мое задание, Пауль. Я пообещала, что сопровожу тебя в графство Лофгран и обратно. Если Истинный правитель рассчитывает вернуться живым, то должен прекратить кошмарить тварей.

Пауль скривил губы в грызущем его раздражении, но принял мои правила и принялся нервно оттаскивать тела к обочине.

Под всеобщее пыхтение, ругань и брезгливое фырканье Януша мы расчистили себе путь и, набившись в тесную карету, отправились в Лунный дворец.

За окном мелькали бескрайние поля. Люди успели засадить их пшеницей, кукурузой, картофелем, но это все, что они успели. Жесткая дикая трава душила неспособные на борьбу растения и победоносно возвышалась над ними; ловила розовый живительный свет и смеялась над умирающими в тени сиротами.

Так же нам встречались и деревни, но не было в них жизни. Дома с настежь открытыми дверями приглашали, кричали скрипом и молили, чтобы в их стенах поселился кто-то помимо воющего ветра. Сорванное с веревок белье превратилось в комки грязи, а у некоторых деревянных избушек в ожидании хозяев стояли груженные телеги, которые уже никогда никуда не поедут, которые никогда не избавятся от давящего на них бесхозного груза.

Толика жизни все же была в пустынных деревнях. Жужжание сотен мух, снующих над почерневшими конечностями и разлагающимися телами, перебивало стук колес, а карканье сытых ворон резало по воспаленным мозгам. У этих смердящих земель новые жители, и это не только те, что были на виду.

Я смотрела на тени смерти за окном и дергала кольцо в ухе. На пальцах уже теплилась влага, а я продолжала тянуть, надеясь, что однажды у меня получится его оторвать. Как бы я ни старалась не думать о Винсенте, амулет все время мне о нем напоминал. Его теплый пульс болезненно бил под черепом и змеей душил сердце.

– Жирон, осмотри Гериона. – Айви сидела напротив нас и придирчиво разглядывала посеревшее лицо неморгающего Агмунда.

Герион старательно смотрел над головой защитницы, пытаясь не замечать нашей испачканной кровью одежды, но в такой густоте это не получилось бы и у слепого. О чем говорить? Даже Размар, едва мы набились в карету, уткнулся в окно и слился с рамой.

Марик и Януш, сидящие по бокам от Айви, повторили ее движение вперед, вглядываясь в Гериона. Марик изучил его и сразу же потерял интерес, а вот Януш поджимал улыбку, жадно вглядывался в тихий ужас на побелевшем лице, довольствуясь чужими страданиями, – имея отца-судью, он, вероятно, имел слабость к истязаниям.

– Я не могу лечить страхи, – холодно отозвался Жирон с другого бока Агмунда. – Но решение его проблемы очевидное и простое.

Вытолкав окаменевшего Гериона из кареты, мы поменяли их местами с Паулем.

Лунуин был недоволен потерей места извозчика и раздражающе сопел у меня над горящим ухом. И он делал это долго: сопел, когда мы въехали в графство Лофгран, и тогда, когда за окнами мелькали сожженные дотла села; он сопел, даже когда говорил!

– Касия Лофгран даст бал в честь нашего с ней соглашения. Я попрошу вас не высовываться и смотреть в оба. Хоть ей и нужна наша помощь, мелочиться она не станет и постарается выбить из нашего договора как можно больше для себя. Ваш длинный язык или непристойное поведение могут повысить для нас цену. – Пауль смачно присвистнул носом. – Нам необходим ее порт. Мы не имеем права на ошибку. Ясно?

– Ясно, – вымученно простонали мы, сверкая закрывающимися в темноте глазами.

– Рассчитываю на вас, – важно отчеканил он.

Пауль повернул голову к окну, смотря на приближающиеся мелкие огни бледных фонарей. Его нос почти уткнулся мне в ухо, насвистывая спящую песню.

– Бездна, – простонала я и вылетела из движущейся кареты под оклики отряда.

– Решила составить мне компанию?

Герион по-прежнему избегал взгляда на мою вымазанную чернотой одежду и кожу, но проведенного времени без окровавленных защитников ему хватило, чтобы вновь обрести способность говорить.

– Если ты не против. – Можно подумать, я в противном случае уйду. Поудобнее устроилась на жесткой лавке.

– Как я могу быть против твоей компании, Дэлла? Ночь – не самое мое любимое время суток, но, сидя рядом с красивой девушкой, я могу представить, что мы отправились на прогулку, чтобы скрыться от лишних глаз.

За нашими спинами, в карете, послышалась агрессивная возня и тихая брань Айви:

– Не жмитесь ко мне! Я дама не вашего полета, мальцы!

– На такой высоте ты уже сто лет летаешь, а мужика так и не встретила, – выпалил Януш и, судя по глухому треску и вою, отхватил за ядовитые слова.

– Ну я попытался, – остановил свою фантазию о душевной прогулке Герион и коротко посмеялся.

Я вслушалась в приятный стройный смех и повернулась к Агмунду. Он перестал носить распущенные волосы. Теперь золотая кудрявая копна была убрана в низкий хвост, так его высокородное лицо еще больше бросалось в глаза и приятно их радовало.

Герион заметил внимание к себе и чуть скосил на меня хитрые глаза – ненадолго, до первого увиденного им кровавого пятна.

– Ты говорил, что это началось после смерти королевы. Как так вышло, что она решила самостоятельно отправиться в небесные чертоги?

Я не рассчитывала, что он ответит, но, на удивление, Агмунд легко начал говорить:

– Уиллис никогда не был щедр на ласку и власть любил чуть ли не больше самого себя. Он не подпускал королеву к делам Селенгара и замечал лишь тогда, когда вспоминал о необходимости появления наследников.

Герион словил тихую грусть, но сбросил ее с себя, резко вскинув острый подбородок.

– Моей матери было непросто жить подобно скотине, пригодной только для разведения. Она не соглашалась с такой ролью и после моего рождения зарекалась рожать Агмунду детей. Он не расстроился – среди дворцовой прислуги было полно молодых девушек, принимающих внимание отца, – но спустить это с рук королеве Уиллис не мог. Она лишила его своего тела, а он лишил ее жизни.

– Что?!

Губы Гериона чуть дрогнули, и он выставил ладонь, успокаивая мое потрясение.

– Не в прямом смысле. Король запретил ей видеться со всеми, кроме слуг и сына. Ей было запрещено покидать дворец, а в редкие совместные выходы она должна была молчать и улыбаться. Однажды королева не сдержалась и заступилась за женщину, чья семья пускала слухи о рождении Истинного правителя.

– Я знаю ее. Знала. – Горло огладила кусучая скорбь. – В конечном итоге эта женщина умерла за те же речи, что привели к смерти ее семью.

– Мне жаль.

– Не стоит. Нас ничего не связывало. – Я отмахнулась от вставшего перед глазами лица торговки. – Что было дальше?

Герион бегло осмотрел меня. Убедившись, что я не заливаюсь слезами, и подавив приступ тошноты, дергающей его кадык, он продолжил:

– Я поддержал мать в ее желании спасти несчастную женщину. Уиллис уступил нам прилюдно, а потом обрушил свой гнев на жену. Обвинил ее в том, что она портит ему наследника и пригрозил забрать единственное, что у нее осталось – сына.

– Урод.

Агмунд кивнул, а следом, противясь, поджал губы.

– Он бы так не поступил, тогда в нем еще не пустило корни безумие. Но слова были сказаны, и это стало ее последней каплей. – Он немного помолчал, громко сглотнул. – В то утро она не спустилась на завтрак. Когда я зашел в ее покои, то не мог ни кричать, ни плакать. Я мог только смотреть, как мать лежит в луже собственной крови. Там было столько крови…

Светло-зеленые глаза остекленели. Моя ладонь почти коснулась мужского окаменевшего плеча, но я ее одернула. Мне лучше не лезть в это кровавое воспоминание.

Не стоит ворошить то, что ты не в силах унять.

– Отец не горевал, лишь вздохнул с облегчением и стал растить во мне Агмунда. Но королева своей смертью отомстила ему за все свои страдания. Правление наших предков строилось на крови и ей же поддерживалась власть, а я от одного ее вида стал цепенеть, возвращаясь в то утро. Уиллис грозился забрать у королевы сына, а она забрала у него наследника.

Герион замолчал. Он не показывал грусти или скорби – он продолжал крепко держать поводья и смотрел перед собой.

Нетрудно догадаться, что детство с таким отцом, как Уиллис, было далеко от беззаботного, но услышанное все равно меня потрясло. С малых лет его воспитывали два разных человека – сломленный и ломающий. И если бы его мать не поселила в него страх крови и осталась жива, то из Гериона мог вырасти настоящий Агмунд: неуравновешенный, жестокий, безумный и обладающий сильным даром. Во время нашего спарринга я не смогла ни разу его задеть, а если представить его в бою, убрать страх крови, а в руки вложить острую сталь…

По спине пробежал холодок, и я дернула плечами, смахивая секундный ужас. Королева знала, что делала. Она показала принцу на личном примере ценность человеческой жизни и дала почувствовать боль от потери любимого человека. Она научила его тому, чему никогда не учили Агмундов – состраданию.

– Забавно, – хмыкнула я и опустила глаза на свои пальцы с засохшими темными разводами. – Ты мог просто жить в крае Мерцающей пыли и не ввязываться во все это. Но предпочел находиться рядом с тем, кто каждый вечер снимает с себя одежду, пропитанную кровью. Пытаешься побороть страх?

– С тобой я его почти не замечаю.

Я вскинула голову и наткнулась на веселые глаза Гериона. Он спокойно смотрел на меня, не замечая вгоняющие его в ужас пятна. Щеки обдал жар, и я резко отвернулась.

Надолго выдержки Агмунда не хватило: он отнял от меня взгляд почти сразу, как это сделала я.

– Я не заинтересован в тебе, как в девушке, Дэл. Изначально был, но это прошло.

Я недоверчиво сощурилась, памятуя его весьма неприкрытое внимание ко мне.

– Разочарована? – заметил мой взгляд Герион и посмеялся. – Я не стану врать: ты красивая и интересная девушка, но, уж прости, ты больная на голову. Мне нравится проводить с тобой время и чувствовать себя нужным тебе, но это все. Большего мне не нужно, ибо я не горю желанием быть зарезанным при первом же семейном разногласии.

Его слова показались мне камнем, прилетевшим в лоб. Не из-за того, что он утратил ко мне интерес – этому я была даже рада; и не из-за остроты его жестокой шутки, а из-за того, что мне напомнили о том, о чем бы я не хотела вспоминать.

– Великая, Дэл, я не это имел в виду, – понял смысл сказанного Герион и жалостливо свел брови. – Я хотел сказать, что это я слишком слаб и мягкосердечен для тебя. В том, что произошло в Мертвом дворце, Себастьян сам виноват.

– Я не хочу об этом говорить, – обрубила я и сосредоточилась на выглядывающем из-за пригорка дворце.

– Я тоже, – с тенью ледяных воспоминаний прошептал Герион. – Прости.

Лунный дворец находился в низине, окруженной холмами. Округлый замок, состоящий из множества башен, возвышался над прибрежным городком и стремился пузатыми крышами в высь. Его светлые гладкие стены освещали фонари с бледно-голубым светом и покрывали множество просторных балконов с рядом колонн. От его подножия тянулись узкие двухэтажные домики, повторяющие кладкой и цветом крыш главное строение в этой долине.

Я поймала легкими влажный ветер, идущий от смиренного Горького моря, и разочарованно поморщилась. Море пахло тухлой рыбой, сладкими водорослями и гнилой древесиной.

Весь бело-серый берег стал сплошной пристанью. Вдоль деревянных дорожек, уходящих в воду, покачивались небольшие рыбацкие лодки и парусные суденышки. И даже издалека было видно повсюду разбросанные сети, бочки и покрытый обломками песок. Лофграны не любили море так, как свои Шумные воды ценили люди края Железной воли.

Узкие улочки городка были щедро залиты голубым светом фонарей. По пути нам попадались переулки со спящими на каменной кладке людьми. Где-то беженцы соорудили палатки из парусины, но это было больше исключение, в большинстве своем они укрывались лишь тенью домов или занимали кованые лавки.

Услышав стук колес кареты, неспящие горожане стали выглядывать в окошки. Они открывали скрипучие ставни и махали нам ладошками, приветствуя спасителей. Но спаситель у них был один – Пауль Лунуин, а я лишь его сопровождение.

– Касия Лофгран захочет получить от тебя ответ.

Герион зажмурился и отвернулся от безногого старика, провалившегося к тонкой ножке фонаря.

– И она его получит, лично. Если Касия приписала своему роду герб и назвала графство «своей землей», то это не делает из нее хозяйку. Это часть Селенгара по-прежнему принадлежит Уиллису, и мы вообще не должны тут находиться. Я не знаю, чем думал Пауль и Размар, соглашаясь на визит, но если они готовы рисковать своими людьми для защиты Лофгран, то это их дело. Я не собираюсь здесь задерживаться и через три дня ноги моей в графстве Лофгран не будет. Как и моих людей. Никогда.

– И я согласен с тобой. Но Паулю нужен порт для кораблей, и поэтому мы должны вести себя миролюбиво и не усложнять ему переговоры с Касией.

Я выгнула бровь и сложила руки крестом.

– И кто это переживает за мое «миролюбие»? Пауль?

– Размар. – Герион виновато натянул губы. – Он не хочет, чтобы вы с братом собачились. У вас, и без того, не все гладко.

– Предатель, – беззлобно фыркнула я.

Агмунд нарочито-возмущенно вытаращился и пихнул меня бедром.

– Ты знаешь, что я всегда на твоей стороне.

Я толкнула его в ответ и поджала губы, пряча приподнявшееся настроение.

– Знаю.

Перед Лунным дворцом нас ждали два ряда стражников. Они заняли полукруглую площадь и перекрывали своими прямыми спинами высокие двустворчатые ворота. Облаченные в белоснежную форму с проколотым на ней гербом – рука из белого камня, держащая двумя пальцами монету, бывшие солдаты, защитники, гвардейцы защищали свою новую госпожу и не шелохнулись, даже когда из кривой кареты вывалился наш облитый черной кровью отряд.

Пауль вышел вперед.

Размар встал рядом с сыном и громко объявил:

– Истинный правитель Селенгара – Пауль Лунуин, прибыл по приглашению графини Лофгран.

Я обвела неторопливым взглядом живые молчаливые статуи и подняла глаза к широкому балкону над кованными воротами.

Положив одну руку на каменные светлые перила и натягивая красные губы в улыбке, на нас сверху вниз смотрела Касия Лофгран. Ее блондинистые волосы были убраны в высокую прическу и блистали россыпью драгоценных заколок. Пышное платье из небесно-голубого бархата идеально повторяло цвет ее глаз, обмазывающих каждого из отряда брезгливым взглядом.

– Вижу, ваша дорога не была лишена бед, – елейно пропела графиня, перестав покрывать отвращением наш внешний вид. – Прошу вас, заходите.

Стража расступилась.

Пауль и Размар пошли первыми. Мой отряд последовал за ними, держа Лунуина в зоне видимости.

– Идем? – спросил Герион и проследил за моим взглядом, направленным на опустевший балкон.

Я неотрывно вглядывалась в тени и ждала, когда появится обладатель едва не сшибающего с ног трупного запаха. Эту резкую вонь я ни с чем не спутаю: она может принадлежать только двум некромантам в Селенгаре.

Некромант не стал дальше скрываться от учуявшей его гончей. Тени балкона пришли в движение и в бледно-голубой свет шагнула худая высокая фигура, облаченная в безупречный черный костюм. К пиджаку мужчины был приколот живой цветок белой лилии, ярко оттеняющей его черные бездонные глаза. Короткие огненно-рыжие волосы Кэннура были аккуратно зачесаны назад, а темные расслабленные брови демонстрировали полное спокойствие некроманта.

– Себастьян, – проговорила я одними губами, не разрывая наших пристальных взглядов.

– Давно не виделись, госпожа Мэрит.

Глава 8

Я сидела за столом и качалась на массивном мягком стуле, разглядывая просторный зал. От центра куполообразного потолка шли белоснежные широкие шелковые ленты, перехваченные у стен и падающие до пола. По бокам тронного зала стояли накрытые ажурными скатертями длинные столы на десятки гостей, а мраморный пол был без единой царапинки и отражал свет сотен сфер.

Касия сидела на гладком троне из белой глины с замурованными в него золотыми монетами. Лофгран кропотливо вслушивалась в слова Пауля и бросала короткие взгляды на стоящего у ее правого плеча Себастьяна.

– Данное предложение меня не устраивает, – строго отрезала Касия и разгладила пышную юбку бледно-розового платья. Нити перламутрового жемчуга в ее высокой прическе приятно гармонировали с блестящей тканью и воздушными рюшами у высокого ворота и длинных рукавов. – Какой прок от пары десятков бойцов, бродящих по моим землям, если рядом с ними не будет их господина? Они станут действовать по своему усмотрению, и я никак не смогу повлиять на их действия. То, что вы мне предлагаете, господин Лунуин, – это еще одна головная боль.

– Графиня, – мягко обратился Пауль и неспешно простучал пальцами по столу. – Я ручаюсь за своих людей и их боевые навыки. Они будут лишь зачищать от черно-магических существ земли вашего графства. Ни больше, ни меньше. Я вижу, к чему вы клоните, но отдать их в ваше полное подчинение я не могу, как и остаться в Лунном дворце.

Касия поджала ярко-красные губы и, глубоко вздохнув, ушла в тихие раздумья.

Я продолжила убивать время раскачиваниями на стуле. Размар и Пауль косились на меня, но я нарочито не смотрела в их сторону. Меня и так подняли ни свет ни заря и, пользуясь моим сонным состоянием, приволокли на эти бездновы переговоры; если они ожидали, что во мне проснется интерес к их делам, то они ошиблись. Размар перестал настаивать на моем активном участии по спасению Селенгара, но надежда на мое присоединение к ним еще теплилась в нем.

Зря.

В очередной раз осматривая тронный зал, я в который раз уперлась в прожигающую меня взглядом Шарлотту.

Дочка графини сидела за столом у противоположной стены и в упор пялилась на меня. Заметить ее в белизне зала помогали голубые глаза: легкое белое платье без пышности, распущенные длинные волосы, сливающиеся цветом со струящимися просторными рукавами – девушка словно была одной из шелковых лент, ниспадающих по стенам.

Если молодая Лофгран была частью этого увитого лоснящейся тканью зала, то я в своей черной рубахе и штанах была неуместной кляксой.

Успев поймать мои глаза, Шарлотта выпучилась и чуть дернула головой на мать. Затем, так же вываливая глазные яблоки, посмотрела на сидящего рядом со мной Пауля.

– Бедняжка, – наигранно-жалостливо прошептал Герион. – Мать свела с ума родную дочь.

Скрыв смешок за кашлем, я отвернулась от дергающей веком Шарлотты и запрокинула голову к воздушному потолку.

– У нас не так много времени, – нарушил молчание Размар и оттянул рукава темно-зеленого костюма. – Уж простите, но не вам ставить нам условия, Касия. Мы проделали весь этот путь не для того, чтобы смотреть, как вы ворочаете нос от предложенной помощи. Тем более что сами просили нас о ней.

Графиня подняла крупный прямой нос и недовольно свела тонкие брови на переносице.

Себастьян хило улыбнулся и вступил в холодное сражение советников:

– Вы пересекли край Истинного света, наполненный тварями и людьми Уиллиса. Вы рисковали жизнью Лунуина, чтобы добраться сюда. И хотите сказать, что не преследуете своих целей в обсуждаемом соглашении?

– Истинный правитель заботится о своем народе и заинтересован в жизни каждого человека, живущего в Селенгаре, – легко парировал Размар.

– В таком случае он должен был «заинтересоваться» краем Истинного света раньше. По дороге сюда вы могли наблюдать, во что превратились деревни и что стало с их жителями. Графство Лофгран заботится о людях, оставленных королями, и имеет право диктовать свои условия, советник.

– Себастьян Кэннур размышляет о благополучии людей. – Размар непринужденно огладил убранные в короткий хвост белокурые волосы и порезал некроманта взглядом. – Я подыграю вашей напускной заботе, Себастьян, и отвечу: госпожа Мэрит любезно пустила на свои земли не только нас, но ее большого сердца хватило и на людей, оставшихся без крова и защиты.

Я и Герион несдержанно фыркнули на расхваливание моей выдуманной добросердечности.

Пауль больно пнул меня под столом и зло зыркнул на мое болезненное недовольное шипение.

Тем временем Размар продолжал разглагольствовать:

– По сей день в край Мерцающей пыли стекаются люди со всего Селенгара и обретают не только безопасность, но кров и работу. Лунуин и Мэрит не могли пройти мимо вашего зова о помощи и, рискуя своими жизнями, примчались на ваши мольбы. А вы смеете упрекать Истинного правителя в бездействии и корысти?

Я невольно восхитилась изворотливости Размара. У Себастьяна не было и шанса против потомственного советника.

– Мы не имели в виду ничего подобного, – быстро вставила Лофгран и подкрепила свои слова выставленной ладонью. – Мы лишь хотим гарантии того, что вы нас не оставите, когда приступите к возвращению трона. Я, как и вы, оберегаю свой народ, но мы с вами прекрасно понимаем, что, когда речь идет о больших переменах, мелкие потери неизбежны. Я не позволю сделать из своего графства жертву, отданную на благо великой цели, господин Лунуин.

Пауль осмотрел натянутую напряженную нить между Себастьяном и Размаром и обратил серый взор на графиню.

– Какие гарантии вы бы хотели получить?

Касия расплылась в белоснежной улыбке.

– Есть много способов укрепить зарождающуюся между нами дружбу. И мне не хотелось бы омрачать наши светлые помыслы формальным соглашением. Вы наш король – наш спаситель. Я хочу предложить вам своих людей. Они необходимы вам для возвращения Селенгара. Я дарую вам свое графство; так вы будете не помогать нам, а охранять собственные земли.

– А взамен? – насторожился Пауль.

– Вам не придется мне ничего отдавать. Только получать. – Касия покорно склонила голову. – Я отдаю вам свою дочь.

– Чего? – ошарашилась я и свалилась на пол вместе со стулом.

На грохот повернулись все присутствующие и терпеливо ждали, когда я вновь займу свое место. Лишь Герион давился хрюканьем, зажимая ладонью рот.

Касия смерила меня раздражением и продолжила:

– Не разумнее занять трон, уже имея королеву, господин Лунуин? Так рядом с вами будет союзник, а не слетевшаяся на власть и титул моль, – ласково пропела графиня. – Шарлотта, подойди ко мне.

Пауль скрипнул челюстью и проследил, как юная Лофгран плывет по тронному залу и встает у левого бока матери. Шарлотта держала лицо равнодушным, но ее кулачки звенели в напряжении.

– А ведь она пыталась нас предупредить, – выдохнул Герион. – Но мы решили, что она полоумная.

– Ты решил, – отмахнулась я от ответственности. – И что вообще можно было понять по глазам навыкат? Разве что заподозрить назревающий припадок.

– Война – не время для свадеб, графиня. – Размар вежливо улыбнулся. – Предлагаю вернуться к этому разговору после возвращения трона Истинному правителю. А пока мы можем гарантировать вам наше участие в защите графства.

– Нет, – отрезала Касия. – Я не наивная девчонка, которую можно кормить обещаниями, Размар. Я – графиня западных земель Селенгара, принадлежащего, пока еще, Агмунду. Я иду на предательство своего короля и ищу достойное оправдание нашей с вами дружбы.

– Мы не требуем от вас немедленного ответа, – холодно отозвался Себастьян. – Завтра вечером будет проведен праздник в честь сотрудничества Лофгран и Лунуин. На нем Истинный правитель и Шарлотта смогут узнать друг друга получше. Уверен, наша юная красавица не оставит ваше сердце равнодушным, господин Лунуин.

– Эта «юная красавица» сожрет его и не подавится, – прыснула я.

Отвесив мне по ноге еще один пинок, Пауль встал и расправился, натягивая на груди серо-голубой камзол.

– Решено. Я дам свой ответ в утро после бала.

В высокую арку тронного зала вбежал запыхавшийся дворецкий. Его глаза испуганно стреляли, а рубашка из-под молочного жилета неопрятно торчала.

– Графиня, – просипел он. – Стража пыталась его остановить. – Дворецкий оперся ладонями в колени и жадно хапнул несколько раз воздух. – Но он даже слушать их не стал.

Я быстро выхватила на его светлых брюках алые мелкие капли. Ядро заколотилось в ребра, гоняя магию и напитывая иглы в перевязях силой.

Размар занервничал и повернул свое внимание к спокойному Паулю и мне.

– Герион, – коротко обратился он.

Тот в секунду накрыл мою лежащую на столе ладонь своей, готовясь к переносу.

– Так и знала, что это ничем хорошим не кончится, – процедила я. – Она сдала нас Агмунду.

– Следите за своими словами, госпожа Мэрит! – возмутилась Лофгран. – Кто проник во дворец?! – потребовала у дворецкого ответ.

– Ди-Горн.

Вслед за его словами по коридору разнеслись тяжелые шаги и лязг цепей. Весь зал затих в ожидании незваного гостя.

Касия ухватилась за гладкие подлокотники, вжимая болезненно прямую спину в глиняную спинку.

– Уведи Шарлотту, – бросила дворецкому графиня.

Мужчина сразу же подбежал к юной Лофгран, и они спешно исчезли в скрытой за шелковой лентой двери.

– У нас проблемы, – шепнул Пауль, возвращаясь на свой стул. И еще тише продолжил: – Если он догадается о том, зачем нам расположение Лофгран, то мне не останется ничего, кроме как принять условие Касии.

– Мы этого не допустим, – успокоил его Размар. – Лофгран нельзя давать подобного рода власть. Если нужно, мы силой захватим порт, но пока стараемся придерживаться мирного решения. Винсент может умолчать о нашей нужде в Горьком море. Будем надеяться на остатки в нем теплых чувств к Дэлле.

– Зря, – мрачно сокрушила я глупую надежду Размара, не отрывая взгляда от арки и приближающихся громких шагов. – Я бы на вашем месте переживала за его ненависть ко мне и как она отразится на ваших планах.

– Замолчите, – одернул нас Пауль, видя, как Себастьян щурится на наши перешептывания.

Густой грозовой дух ударил в нос, перехватывая дыхание. В тронный зал ворвалась высокая широкоплечая фигура Винсента. Его крепкие мышцы играли под тонкой черной кожей мундира и штанов. Мощные бедра обтягивали перевязи с ножами, а на поясе висели два зубастых широких клинка с густыми темно-красными разводами. С одного серебряного наплечника падали цепи, создавая грохочущий металлический водопад, уходящий на пол спины и стремящийся до пяток сапог. Ди-Горн смотрел прямо перед собой и по-хозяйски нес себя по тронному залу. Казалось, он сейчас скинет с трона Касию и займет ее место.

Тело окаменело. Глаза хватались за так привычные моему колотящемуся сердцу грубые черты хмурого лица: за массивный подбородок с легкой щетиной, за широкие острые скулы, гуляющие в раздражении; за длинный шрам, рассекающий густую черную бровь, прямой нос с горбинкой и часть впалой щеки; за тонкие губы и их уголок с тонкой линией еще одного шрама. Пальцы как наяву ощущали его вороновы пряди волнистых волос, скользящих сквозь них; а нутро трепетало под засуетившейся магией, учуявшей свежий дух грозы.

Проходя мимо, Ди-Горн бросил на меня короткий безразличный янтарный взгляд и, задержавшись на моей руке, накрытой ладонью Гериона, отвернулся к Себастьяну.

– Жив? Жаль.

От его хриплого баса по позвоночнику побежали мурашки, а низ живота завыл волком. Под терзающим нутро жарким голодом я сжала ладонь Гериона, пытаясь унять невольно проснувшуюся жажду.

– Хочешь уйти? – Агмунд понял мое состояние по-своему.

– Нет, – сипло ответила я и прочистила горло.

В арку вплыли шесть защитников из края Железной воли. Все они были одеты в черную кожу и сверкали серебряными бараньими черепами на спинах. Я знала их всех, но двоих особенно близко.

Янгрид и Фатир лучезарно улыбались и стреляли красными глазами. Их жилеты, надетые на голое тело, открывали взгляду крупные мышцы рук, покрытые кровавыми подтеками – пришло время Гериона сжимать мою руку. Защитники остановились за спиной Винсента и, под свои игриво скалящиеся гримасы, отвесили графине шутливые поклоны.

Касия не знала – толи ей бледнеть от вторжения Ди-Горна, толи краснеть от неуважительного поведения его людей.

Себастьян дал графине время прийти в чувства и взял на себя свалившихся на голову гостей:

– Чем обязаны вашему визиту, господин Ди-Горн?

– О, я не один, – весело ответил он.

В тронный зал вошли мужчина в очках и женщина в фиолетовом платье, обладающем выдающимся вырезом на груди. За ними следовали сдержанные защитники с брошами-совами. Граф и графиня Беррит повернулись к нам и, выделив глазами Пауля и меня, почтительно поклонились.

Я осмотрела бусины в темно-русых длинных волосах графа и полоски на его коричневом пиджаке, затем оглядела короткие пшеничные волосы графини. Эдит и Эдвард были копией отца, но предпочтения к внешнему виду они, явно, переняли от матери – ну и дочь получила от нее выдающуюся грудь.

Коротко кивнув им в ответ, я вернулась к пожиранию Винсента глазами и глубокому вдыханию его грозовой магии.

– Беррит любезно сопроводили меня в графство Лофгран, – продолжил Винсент. – И признаться, я обижен, что не получил приглашения на намечающийся прием. Неужели вы пренебрегли краем Железной воли, Касия?

Лофгран сглотнула напряжение и натянула губы.

– Разумеется, нет. Скорее всего, ваше приглашение потерялось, господин Ди-Горн. Я рада, что Нил и Рилда проявили внимательность и исправили эту ужасную ошибку. – Она кольнула Беррит голубизной глаз. – Мы просим прощения и надеемся, что вы останетесь у нас во дворце и посетите бал.

Нил переглянулся с Рилдой, и они чуть заметно вздохнули.

– Раз вы просите, – зло ухмыльнулся Винсент, и я сразу поймала маленькую морщинку в уголке его губ. – Не просветите, в честь чего затеяли столь неожиданный сбор гостей?

– Вокруг столько скорби и боли. – Касия изобразила горькую печаль. – Людям не хватает прошлой спокойной жизни.

– Говорите о прошлом с новым королем? – Винсент покосился на Пауля. – Я послушаю.

Ди-Горн развернулся и пошел к пустующему длинному столу у стены. Он небрежно упал на стул, и остальные последовали его примеру, оставив рядом с Винсентом одно пустующее место.

– Говорите, я слушаю, – махнул рукой Винсент, призывая «не стесняться».

Графиня повернула голову к Паулю и Размару, ища помощи. Ясно, как день, что Ди-Горну известна причина нашего собрания, а Касия солгала, и теперь ее графский зад сжимался, пытаясь выбраться из сложившейся ситуации.

– Почти все выжили, но пятак стражников восстановлению не подлежит. – Каспар не успел толком войти в зал, а уже болтал и обаятельно улыбался. Он ничем не выдал своего отношения к отцу, сделавшему к нему шаг навстречу, и сел рядом с Винсентом. – Приятно удивлен вашим присутствием, госпожа Мэрит. – Он подмигнул мне и уделил внимание Паулю. – И вашему, господин Лунуин. Как добрались?

– Не без препятствий, – сдержанно ответил Пауль.

Каспар понятливо кивнул.

– Герион, друг мой. – Некромант раскинул руки и обнял воздух. – Сменил титул принца на должность советника?

Герион ответил на его улыбку.

– Сменил петлю на прекрасную госпожу.

Появление молодого рыжего некроманта на какое-то время притупило напряжение, но оно вновь накрыло тронный зал.

Винсент терпеливо ждал, когда мы начнем юлить и изворачиваться, и совершенно не смотрел в мою сторону. Я вслушивалась в его спокойный пульс в амулете и чувствовала, как обида покрывает кости.

Ему было плевать на мое присутствие и непосредственно на меня.

– Винсент. – Пауль сжалился над посеревшей графиней и решил сгладить последствия ее необдуманной лжи. – Досадно, но ты пришел к концу нашей беседы. У нас, просто-напросто, не осталось тем для обсуждения.

– Так я подкину. – Он оперся локтями на стол и подался вперед, надавливая на Лунуина желтыми глазами. Я сидела совсем рядом с Паулем, и тяжелый взгляд Винсента на миг прыгнул и на меня. – Ты, вроде как, Истинный правитель, и край Истинного света находится под твоим покровительством. Так почему твои люди бегут ко мне за помощью? – Винсент на некоторое время повернул голову к Касии и вернулся к Паулю. – На всех сил не хватает?

– Текущее положение дел немного усложняет мое нахождение за пределами края Мерцающей пыли. Я делаю все от меня зависящее.

– Все от тебя зависящее? – Винсент откинулся на спинку стула и открыто посмотрел на меня. Его тяжелый взгляд скрутил нутро и вновь отправил немного успокоившееся сердце в пляс. Рука Ди-Горна потянулась к серьге в левом ухе, но он стремительно ее опустил и отвернулся. – Ты прячешься на землях своей сестры. И это ОНА делает все от нее зависящее. А ты лишь приписываешь себе ее заслуги. Я более чем уверен, что даже сейчас она оберегает твой зад, пока ты пытаешься хоть на шаг приблизиться к трону.

Пауль зло засвистел носом над моим ухом и сжал в кулак ткань штанов.

– Вы сделали поспешные выводы. – Размар показал невозмутимую улыбку советника. – Лунуин и Мэрит делят между собой и обязанности, и заслуги, как брат и сестра. Не стоит пытаться поселить в их уравновешенные отношения смуту. У вас это не получится.

– Мне нет дела до их отношений, советник. Меня интересует, зачем им выстраивать отношения с Лофгран.

Себастьян с ледяной маской на лице чуть повернул голову к Винсенту и нарочито скучающему Каспару.

– Со всем уважением, но вас это не касается.

Каспар откинул с плеча огненный хвост и вступил в разговор с отцом:

– Раз Ди-Горн единственный, чье приглашение на столь душевное времяпрепровождение «потерялось», смею предположить, что его это как раз-таки касается.

Кэннуры вскинули друг на друга свои выдающиеся орлиные носы и поиграли легкими всполохами теней за спинами.

– Неужто вы думаете, что мы замыслили против господина злодеяние? – Касия невинно похлопала ресницами. – Уверяю, это не так.

– Несмотря на то что вы встретили меня ложью, я вам верю, – подыграл графине Винсент. – Только безумец решится перейти мне дорогу.

Лофгран прикусила язык и вернулась к действенной тактике – молчанию. Я тоже ее придерживалась: не к чему было влезать в эти пустые разговоры со скрытым презрением и ненавистью. Мне хватало того, что Винсент не высказал ко мне и грамма интереса. И, Бездна, лучше бы он продолжал меня игнорировать.

– Дэлла, – обратился он. – Ты получила мою руду?

Касия и Себастьян резко повернулись ко мне. В глазах графини загорелось пламя и, обдав меня его жаром, она обрушила огонь и на Размара, и на Пауля.

– Вы связаны с краем Железной воли договором? – сквозь зубы прошипела графиня.

– Глупости. – Размар по-идиотски захихикал.

– Отчего же. – Винсент широко улыбнулся, показывая мне свои удлиненные клыки. – Мы не подписывали договоров, но они нам и не нужны. Между Ди-Горн и Мэрит доверительные отношения. Нерушимые.

– Выручаем друг друга в трудную минуту, – Каспар добавил дров в пылающий костер.

Даже Беррит, тихо сидящие все это время на углу стола, показывали свое немое негодование от вскрывшихся подробностей.

Я должна была развеять туман, запущенный Винсентом. Он все перекрутил и вывернул так, чтобы выставить нас двуличными искателями выгоды. И безмолвно кусающие меня Размар и Пауль подталкивали к тому, что мне пора бы что-то сказать – опровергнуть слова Ди-Горна. Но вместо этого я сжала ладонь Гериона и шепнула:

– Забери.

Герион улыбнулся всем присутствующим и сцепил наши пальцы в замок.

– Прошу простить. Нам пора.

Винсент впился горящим взглядом в наши переплетенные пальцы и отправил в воздух густую волну злого грозового духа. В последний момент я втянула носом этот упоительный запах и исчезла во вспышке белого света.

Глава 9

До самого вечера я просидела в выделенной мне комнате. За ее дверьми меня не ждало ничего хорошего: злой Пауль, разочарованный Размар, пышущая негодованием Касия и подлянки Винсента. Как я ошибалась, подумав, что ему плевать на меня. Ди-Горн заявился в Лунный дворец только для того, чтобы позлить меня и оборвать Лунуину планы. Он не получит от этого никакой выгоды. Его это веселит. Винсент мне мстит и получает от этого удовольствие.

Странно, но я не испытывала по отношению к нему злости. Я так скучала, что едва ли замечала чувства, мельтешащие на фоне орущей тоски по Винсенту. Но было то, что я отчетливо чувствовала, кроме жажды до его тепла, – боль. Он намеренно пытался причинить ее мне, и от этого становилось совсем невыносимо.

Желудок отозвался тянущей пустотой, и я через силу поднялась на огромной кровати. Сумерки приглушили яркую белоснежность комнаты, давая без отвращения осмотреть ее убранство. Покои были не большими, но вмещали в себя все необходимое: кровать, письменный стол у окна, узкий высокий шкаф и большое зеркало, занимающее пол стены между дверьми, ведущими в помывочную и в коридор.

Голод поднял меня на ноги. У двери я помялась, взвешивая чувство завязанного узлом желудка и предстоящие неприятные встречи с людьми. Поднывающий живот дал о себе знать недовольным бурчанием и принял решение за меня. Напитав силой слух и обострив обоняние, я выскользнула в коридор.

Скрываться в увешанном белым шелком и сияющим светом дворце было сложно. Но я не сдавалась и шла на теплые ароматы из кухни. И я могла собой гордиться, ибо спустилась на хозяйственный этаж, миновав не заметивших меня Себастьяна, Пауля и Касию.

Мужской гогот раздался за поворотом, отделяющим меня от помещения, наполненного звоном тарелок и ароматом жаренной рыбы. Оглядевшись по сторонам, я нырнула за широкую ленту шелка, надеясь, что братья Увин пройдут мимо.

Твердые шаги, не сбавляя хода, пролетели мое укрытие. Из легких вырвался вздох облегчения, и в ту же секунду послышался свист стали. Я только и успела, что присесть, избегая острого лезвия ножа, отрезающего кусок шелка.

– Дэллочка?! – Янгрид сбросил с меня кусок отсеченной ткани и поднял, увлекая в объятия. – Мы так переживали за тебя.

– Говори за себя. – Фатир упер кулаки в бока. – Я не сомневался, что гончая не даст себя в обиду.

– Отпусти, – сухо попросила я.

Янгрид поставил меня на ноги и нахмурился.

– Все еще обижаешься? Серьезно?

– Нет. – На лорда Увина я, и правда, больше не обижалась. Оказалось, есть вещи похуже. – Настроение не располагает к принудительным «нежностям».

Братья-близнецы пожали плечами и не стали настаивать на ярком выражении чувств.

– Зачем вы приехали?

Раз уж я не смогла избежать с ними встречи, то могу попытаться либо подтвердить свою догадку в их желании насолить, либо опровергнуть.

– Решили отдохнуть от постоянных зачисток и отражений прорывов на границах с Бездной, – подтвердил мои домыслы Фатир и расчесал мелкие черные кудри пятерней. – Без тебя стало скучновато. Может, вернешься?

– Только пеплом, – отвергла я его предложение.

– Дэллочка у нас теперь госпожа. – Янгрид подмигнул красным глазом. – У нее свой край и полно забот. Но если у тебя появится свободное время, то многие были бы рады тебя увидеть.

– А те «немногие» поджарят меня, как только я ступлю на земли края Железной воли. – Я нервно посмеялась и отрицательно покачала головой. – Откажусь. Лучше вы заглядывайте ко мне.

– Обязательно! – хором ответили Увин и немедля продолжили свой прерванный путь.

– Меня обвели вокруг пальца, – сказала я сама себе и с чуть приподнятым настроением пошла на зов кухни.

Рабочие сделали вид, что не видят, как я сгребаю в охапку булки, жирные отбивные и странные блестящие палки, пахнущие фруктовым соком и орехами.

Пышная повариха невзначай положила на стол холщовый мешок и вернулась к общипыванию мелких куриц.

Я быстро сбросала в него добытое и покинула кухню, в которой мне, очевидно, находиться было нельзя.

– По правилам дворца, ты должна являться в столовую на завтрак, обед и ужин, а не таскать куски, пренебрегая обществом других.

– Я тоже рада тебя видеть, Шарлотта.

Лофгран дернула уголками красных губ и, привалившись спиной на пустую стену коридора, сложила руки на груди. Ее платье точь-в-точь повторяло цвет и материал шелковых лент, украшающих весь дворец. И в голове мелькнула мысль, что в таком платье я могла бы удачно сливаться со стенами и оставаться незамеченной.

– Как ты можешь быть такой тупицей? – неожиданно выпалила она. – Я же понятно тебе объяснила, что задумала моя мать! Этого всего можно было избежать, будь у тебя и твоего ручного Агмунда больше мозгов.

– Понятно объяснила? – возмутилась я. – Да ты хоть себя со стороны видела? Таращилась, как припадочная.

– И Каспар здесь, – прошептала она, закрыла лицо изящными тонкими ладонями. – Что он обо мне подумает?

– Реветь собралась? – со смешком спросила я. Ее всхлип стал мне ответом. – Вокруг столько причин лить слезы, а ты расстраиваешься из-за того, что еще даже не произошло. И кто из нас тупица?

– Ты, – бросила Шарлотта и шмыгнула носом.

Я огляделась, выбирая наилучший путь отхода. Не нужны мне эти сопли и придуманные страдания. Каспар бы все равно никогда не сплел с ней судьбы, как и Пауль.

– Уходишь? – Она опустила руки, отрывая мокрые щеки.

– Я не твоя подруга, – образумила я Лофгран. – Иди к Фриде и ей изливай душу, а мне своих проблем хватает.

– Фрида осталась с семьей в Тиррионе.

– Тогда найди еще кого-нибудь, кто будет бегать за тобой хвостиком. Работа – не сложная, да и желающих будет полно.

Лофгран какое-то время смотрела на меня влажными глазами. Поняв что-то для себя, она молча поплыла по коридору, играя легким подолом платья.

Побродив по Лунному дворцу и избежав еще несколько нежелательных встреч, я набрела на заброшенный балкончик, находящийся в дальнем конце спального этажа. Его перила потрескались, а цветы в глиняных горшках давно засохли.

Просунув ноги между перекладин, я достала из мешка булку и отбивную, создавая сытный бутерброд.

За ужином я любовалась темнеющими холмами, сверкающим Горьким морем и ночным прибрежным городком, залитым голубым светом фонарей. Во многих домах уже погасили сферы и затушили свечи. Жители уходили в ночь. И только редкие люди все еще не соглашались встречать сон. И их можно понять. Бездна полностью открыла свою пасть и дышит смертью, заполняя весь Селенгар зловонным дыханием.

Однажды можно заснуть и не проснуться.

Дождливая свежесть лизнула нос, противореча чистому звездному небу.

– Я знаю, что ты здесь, – ровно сказала я и откусила кусок от фруктово-ореховой палки.

– Я и не скрывался, – так же сухо ответил Винсент и подошел к перилам.

Лениво повернув к нему голову, я застыла. Винсент был в одних легких пижамных штанах, подвязанных, по его привычке, низко и не скрывающих стрелу мышц и приглашающую темную дорожку волос. Крепкий нагой торс бесстыдно купался в лунном свете, а тени облизывали предложенный им четкий рельеф сильного тела.

С немалыми усилиями мне удалось скинуть горячее наваждение, но взгляда я не отняла и наскоро выхватила давно знакомые мне шрамы и пару новых рваных рубцов: один рассекал весь левый бок, а другой был с ладонь и покоился на правом плече.

– Насмотрелась? – Винсент выгнул бровь. Не дожидаясь ответа, оперся локтями на перила и вгляделся в черные воды Горького моря.

Я фыркнула, делая вид, что отворачиваюсь, но сама украдкой осмотрела широкую спину, проверяя ее на наличие недавно приобретенных шрамов. И не обнаружив среди бледных полосок новых рубцов, вернулась к ужину, стараясь не придавать присутствию Ди-Горна значения.

Винсент не сводил въедливого янтаря с моря и думал о своем, словно бы был один на этом балконе. Его не трогала моя близость: подтверждение тому был спокойный, уверенный пульс в моей серьге.

Спокойный? Равнодушный.

– Горькое море – смердящая лужа, по сравнению с Шумными водами, – вдруг начал говорить он. И сомневаюсь, что обращался Винсент ко мне. Скорее, это были мысли вслух. – Но есть в них кое-что примечательное – выход в Шумные воды.

Я напряглась и быстро всунула остатки ореховой сладости в рот, демонстрируя невозмутимое поглощение пищи.

– Я знаю, чего вы добиваетесь. – Винсент развернулся и навис надо мной фигурой-скалой. – Вы хотите забрать корабли, что строил Гилур, и переместить их в порт Лофгран. И сказать об этом Касии вы не можете, иначе она заломит такую цену, что и после смерти придется расплачиваться. Но даже если я устою перед соблазном и не раскрою ваш замысел перед графиней, то корабли вы все равно не получите – я их не отдам.

– Не отдавай, – холодно пожала плечами. – Это их проблемы.

Я подняла взгляд на чуть растерявшегося Винсента и коротко посмеялась.

– Своими выходками ты портишь жизнь не мне, Винсент, а Паулю и Размару. Мне и без всей этой спасительной чепухи живется неплохо.

Я говорила правду, за исключением того, что жизни, как таковой, у меня не было – существование. Но знать ему об этом было не обязательно. Пусть думает, что я, как и он, не убиваюсь по нашему похеренному счастью.

– То, что жизнь у тебя вовсю играет красками, я заметил, Дэлла, – ухмыльнулся Винсент. – Уже придумала, чьи грехи скинешь на Гериона? Думаю, я даже готов принять его на своих землях, когда ты наиграешься и вышвырнешь его из края.

– Что ты несешь? – прошипела я. Все эти месяцы Герион был рядом. Мы не обсуждали предавших нас людей – мы без слов понимали терзающую нас боль. Герион – тот, кто так же, как и я, потерял все, тот, кто заслуживает куска в этом гнилом мире. – Я никогда так с ним не поступлю.

– Ну да, это ведь только об меня можно вытирать ноги, как об помойную тряпку.

Я вскочила и вскинула горящий взгляд на Винсента.

Он смотрел на меня сверху вниз, не опуская подбородка, и держал свое обычное злое лицо: Ди-Горн совершенно не признавал за собой вины.

– Так ты у нас незаслуженно обвиненный? – процедила я сквозь оскал. Остро обжигающая злость закружила по венам. Тепло, исходящее от нагой кожи Винсента, попыталось захватить мое пылающее нутро, но гнев схватил его, прожевал и выплюнул. – Может, это я покрывала убийцу твоего близкого и позволяла любить ту тварь? Или это я пользовалась тобой, заботясь лишь о личной выгоде? По-твоему, это я предала тебя и чуть не лишила этим рассудка?

От воспоминаний о ночи в Мертвом дворце я поморщилась и сразу же вернула колкий взор к Винсенту. Его желваки ходили ходуном, но он молча слушал и грыз меня желтыми глазами.

– Это из-за тебя я совершила все те ужасные вещи! Это из-за тебя я вынуждена жить с дырой в сердце! Это ты виноват в том, что наш с тобой мир рухнул, не я! – Мой голос сорвался, и я продолжила полутоном: – Ты обрек меня на медленную одинокую смерть, Винсент. А тебе этого мало, да? Ты хочешь видеть, как я захлебываюсь в своих слезах? – Рассудок пошел рябью, и я широко улыбнулась, вытягивая шею и приближаясь к его напряженному лицу. – Не дождешься, Ди-Горн. Своим предательством ты убил все мои чувства к тебе. Ты для меня не более, чем предатель – пустое место.

Винсент глухо рыкнул. Миг. Сильные пальцы поймали мои щеки. Болезненно сжимая челюсть, он склонился, обдавая губы тяжелым горячим дыханием и не позволяя отстраниться. Янтарные глаза лениво, скучающе осмотрели мое лицо и впились в зрачки.

– Как это, наверное, удобно – искренне верить в то, что в твоих бедах виноват кто-то другой, – угрожающе-спокойно прохрипел он и усилил хватку.

Обхватив одной рукой его запястье, а другой опершись в твердый живот, я пыталась оторвать от себя Ди-Горна, но он даже не заметил моих трепыханий.

– Неудивительно, что ты и Герион спелись. У тебя и Агмундов много общего. Вы с легкой руки скинули на меня последствия своих ошибок.

Он брезгливо откинул меня от себя.

Толчок был не сильный, но потрясение сделало свое дело: я не удержалась на ватных ногах и упала.

Ди-Горн убрал руки за спину и холодно оглядел мое распластавшееся на каменном полу тело.

– Я никогда тебя за это не прощу, Дэлла.

– Что здесь происходит?! – влетел на баллон Себастьян и огородил меня от Винсента плотной стеной из черного тумана.

Ди-Горн ничего не ответил. Он мгновенно потерял ко мне интерес и просто ушел.

Мышцы заколотила мелкая дрожь. Я присела и обхватила плечи руками, пытаясь унять лихорадку. Тело не могло поверить в то, что Винсент мог так поступить со мной.

Ведь это я должна злиться…

– Ты в порядке? – Себастьян собрал тени и присел возле меня. – Он сделал тебе больно?

Сделал. Да так, что в пору выплевывать кровь, заполняющую мою вопящую от боли душу.

– Беспокойтесь о том, кому это нужно. Мне вы уже помогли, – прошептала я, избегая прямого взгляда на некроманта.

Кэннур, не теряя льда в лице, вздохнул.

– Ты ведь даже не дала мне объясниться, Дэлла. В моих поступках по отношению к тебе не было злого умысла.

Я тихо замычала и зажмурилась от невыносимой муки, терзающей сердце. Я не хотела копаться в этом дерьме. Мне хотелось исчезнуть – испариться. Но того, кто мог мне это дать, рядом не было.

– У вас есть что-нибудь выпить?

Себастьян не показал удивления моей просьбе. Он испытал меня черным взглядом и достал из кармана брюк серебряную фляжку.

Сладковатый дубовый аромат приятно обжег слизистую носа. Я сделала первый неуверенный глоток и скривилась – это было в разы крепче того, что пил Герион.

– Что за дрянь? – просипела я и, наперекор своим словам, сделала еще несколько крупных глотков. Мне нужен был не вкус, а эта жижа обещала прекрасно справиться с поставленной задачей.

– Виски.

Кэннур потянулся за фляжкой.

Не отдала, отвела в сторону.

– Вы хотели мне что-то объяснить, – напомнила я. Наши взгляды встретились. Я торопливо опустила глаза в пол. – Мое внимание в вашем распоряжении, пока она полна.

Себастьян хмыкнул, но воспользовался данным шансом. Уж лучше бы он ушел: сидеть рядом с ним и выслушивать его оправдания – казалось неправильным. Все должно было быть совсем не так…

– Я затеял эксперимент с пылью, надеясь, что смогу сохранить жизнь Эндоре. Первое время я разыскивал в городских целительских находящихся при смерти беременных женщин, которые не захотели избавляться от высасывающего из них жизнь плода.

– Ребенка, – исправила я и, ощущая, как тиски, сжимающие мой череп, ослабевают под крепостью виски, глубоко вдохнула горький морской ветер.

– Ребенка. Со временем такие женщины сами стали приходить ко мне. Они умирали, Дэлла. Я не считаю себя спасителем и осознаю весь ужас своих экспериментов. Но я никогда бы не стал обрекать на это женщину, имеющую шанс на успешное вынашивание. Я никого не убивал.

Проглотив очередную жгучую порцию алкоголя, я несогласно помахала фляжкой. Мысли опали на дно подступающего расслабления и не уходили дальше пустого поддержания разговора.

– А Хирону? Азуну – маму Пауля? Они смогли нас родить и даже успели пожить какое-то время. Ответьте, если бы не мерцающая пыль, то они бы были живы? Графиня Беррит – простой артефактор, но выносила два древних ядра. Леди Увин родила двух гончих и тоже выжила.

Я знала ответ: наверное. Алкоголь придал мне храбрости, и я решилась его услышать.

– Графиня и леди имели ядро, Дэлла. У Хироны и Азуны его не было. – Себастьян не терял ни холодной рассудительности в лице, ни невозмутимого тона в тихо-уверенном голосе. – Перед тем как давать пыль, я тщательно изучал состояние каждой женщины и пытался уговорить избавиться от смертоносного бремени. Я помню Хирону. Когда она пришла ко мне, то едва стояла на ногах и категорически отказывалась убивать свое дитя – тебя. По моим прогнозам, она должна была умереть еще до половины срока беременности. Я ошибся.

Я покрутила сказанное им в легкой голове и кивнула, высказывая понимание к озвученному. Следующий глоток я уже могла подержать во рту и покатать его на расслабленном языке, поточнее изучая вкус необычного спиртного и отвлекая себя от услышанного ответа.

– И все же вы хладнокровно наблюдали, как несчастные и обделенные умом женщины умирали.

– Наблюдал.

Себастьян украдкой следил за быстро пустеющей фляжкой, но было в его взгляде что-то…

Беспокойство?

– Все, кто приходил ко мне, не были заперты в подвале, как узники. Они свободно перемещались по дворцу и могли уйти в любой момент. Единственное, когда Эндора была жива, я просил их представляться женами работников.

На имени жены некромант напрягся. Бездонные черные глаза утратили на миг жизнь. Он умер, но всего на секунду, а вернувшись, надел бесцветную каменную маску.

– И я должна вам поверить? – посмеялась я под резко нахлынувшим дурным весельем. Я была пьяна, а не блаженна: я хорошо помнила всю его ложь. – Вы приложили руку не только к моей жизни, но и к жизни Винсента. Как вы могли обречь еще не рожденного ребенка на заключение, а потом с чистой совестью называться его отцом? Это отвратительно, Себастьян. Вы отвратительны.

Кэннур стойко выдержал удар: ни одна мышца на его застывшем во времени лице не дрогнула.

– Мне пришлось, иначе бы Агмунд вырезал весь край Железной воли. Каспар только родился, и я не мог допустить войны. – Себастьян отвел взгляд к Горькому морю. – Винсент не заслуживает всего этого. Всю свою жизнь он расплачивается за ошибки других.

– Вы ему льстите, – отозвалась я заплетающимся языком и потрясла почти опустевшей фляжкой. – Пара ошибочек за ним имеется.

Тени разрослись за спиной некроманта и начали оглаживать его бледную кожу. Они словно утешали своего хозяина. Кэннур отмахнулся от них, и темный туман обиженно скрылся, так же быстро, как и появился.

– Он не знал, Дэлла.

– Что не знал? – Я опрокинула в себя остатки терпкой жидкости. Каждая мышца в теле нежилась в ленном опьянении. Настороженность глухо екнула где-то в недрах легкого тела, но я ее проигнорировала и протянула пустую фляжку Кэннуру. – Говорите. Я дослушаю.

Он вернул ее в карман штанов и ответил:

– Винсент не знал о моих исследованиях. Я сказал ему, что посоветовал твоей умирающей матери пить пыль, но соврал, убедив, что наша с ней встреча была случайностью. Скормил ему вранье про вероятную мутацию ядра на фоне ее самостоятельного лечения и попросил дать мне время, чтобы собраться с мыслями и признаться тебе во всем лично. – Некромант болезненно прикрыл веки. – Я утянул его с собой в эту пучину лжи и обрек его на твой гнев. Из-за моего черного сердца он лишился того, чем так дорожил. – Кэннур позволил эмоциям отобразиться на лице – это была мольба. – Пожалуйста, прости его. Не заставляй Винсента расплачиваться за ошибки своего отца. Снова.

Блаженное онемение частично прикрыло меня от удара этого знания, но его силы хватило, чтобы мое нутро содрогнулось в болезненном понимании жестокого поведения Винсента.

Я это заслужила. Я была так же отвратительна, как и Себастьян.

Я поднялась на шатающихся ногах. Голова пошла кругом, и мне потребовалось время, чтобы найти себя в пространстве.

– Верните нож, что я вам дала.

Я была уверена в том, что он сохранил его, и протянула руку.

Кэннур стоял напротив в вновь обретенной равнодушной маске. Запустив руку под пиджак, он достал из-за пояса два клинка: клиновидный кинжал из черной стали и нож с деревянной рукоятью.

Я забрала свое оружие и, не говоря больше ни слова, поплелась прочь.

Бредя по коридору, я шла за тонкой ниточкой дождливого запаха. Дар нежился в этом аромате и вел меня по грозовой дорожке, оставленной магией Винсента.

Бездумно переставляя заплетающиеся ноги, я почти погрузилась на дно своей сущи, покрытой толстым слоем пепла. Я думала, что это были останки моего светлого кусочка души, что я отдала Ди-Горну, но с того жалкого куска не могло выйти столько золы – мой граф сгорел в ту ночь вместе со мной. Винсент хватался за меня до последнего: терпел все мои резкие слова, молил дать ему шанс, пытался помочь, а я жестоко бросила его – наказала за проступки Себастьяна.

Я не понимала, что делала. Я не знала, что он не был участником этого мерзкого исследования, что продолжил Себастьян, когда забрал меня из Ямы. Так же, как я не знала подробностей этих самых исследований. Я устроила суд без права на оправдание.

Подрагивающие ноги остановились у белой двери. От нее сквозило грозой и доносились тяжелые шаги Ди-Горна. Напитав силой слух, я улавливала каждый его вздох, шорох и неразборчивое бормотание. Я представляла, как захожу к нему, и как он бросает на меня раздраженный взгляд, без всполоха тепла в янтаре. Никто из нас не будет извиняться, и закончится это очередной болезненной перепалкой, где каждый тянет одеяло на свою сторону. Хоть вина Винсента и не была такой тяжелой, обида за его молчание осталась. А он… После того как я поступила с ним, Винсент не то что извиняться, он смотреть на меня не может. Поэтому я просто стояла и слушала, как мой граф проводит время в комнате.

От моего слепого наблюдения за Ди-Горном отвлекли приближающиеся шаги. Я собрала силу в ногах и виляющей стрелой пролетела пять дверей, отделяющих меня от моих покоев. Скрывшись за дверью, быстро скинула с себя одежду и, достав из дорожного мешка янтарные бусы, нырнула в холодную кровать.

Глава 10

Размар стоял посередине комнаты и придирчиво осматривал Пауля со всех сторон. И там было, что рассматривать. Лунуин был одет в белоснежные фарфоровые доспехи с резными золотыми пластинами на груди, предплечьях, бедрах и щитках сапог. На грудной широкой пластине красовались два перекрещенных меча, завершающих облик Истинного правителя.

– Как я выгляжу?

Лунуин покрутился у зеркала, игнорируя свои нечестные волосы, превратившиеся в белокурое кудрявое гнездо с золотыми прожилками.

– Как кухонная утварь, – бросила я.

Пауль зыркнул на мое валяющееся на кровати тело и с беспокойством повернулся к Размару.

– Мне тоже кажется, что это слишком вычурно.

Он с тоской оглядел простой темно-зеленый костюм отца.

– Вычурно – мягко сказано, – продолжила я нагонять жуть.

– Не срывай свое дурное настроение на других, – приструнил меня Размар. – Ты выглядишь так, как подобает Истинному правителю, Пауль.

– Лунуины подражали чайному сервизу?

– Дэлла! – хором гавкнули они.

Я перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, затыкая свое скверное расположение духа. Ночь вышла бессонной. Я то и дело вздрагивала и подрывалась к двери, чуя за ней шлейф грозы; но сколько бы раз я ни открывала дверь, там никого не было.

Дар сошел с ума и изводил меня до самого утра. А там мне поспать уже не дали снующие по моей комнате «гости»: то Януш с Мариком, болтающие о придворных дамах с выдающимися формами; то Айви с Жироном, громко пересказывающие, как они с братьями Увин гоняли стражу Лофгран.

Шумных гостей я смогла выпроводить только после полудня. Но едва я легла на кровать, в покои ворвались Пауль и Размар, а от них избавиться было невозможно.

– С Лунуином разобрались, – удовлетворенно заключил Размар. – Теперь займемся Мэрит.

– Мэрит? – настороженно переспросила я и, присев на кровати, проследила, как Размар копошится в огромном дорожном мешке.

– Это ваш первый бал в качестве потомков Лунуина и Мэрит, вы должны произвести правильное впечатление.

– Правильнее всего будет оставить меня в покое. Так я никому не испорчу «впечатление» своим дурным настроением.

– Нет, дорогая сестрица, – с угрозой пропел Пауль. – Не забывай, что это из-за тебя Касия может не согласиться на наши условия. Ты пойдешь со мной и поможешь расхлебывать кашу, что заварил твой Винсент.

Я поморщилась и вновь упала звездой на кровать, высказывая непреклонность в желании остаться в покоях.

– Дэлла, не вредничай. – Размар положил на кровать золотое легкое платье и сел рядом. – Всего два часа.

Он похлопал меня по ноге и хитро улыбнулся.

– Неужели ты пропустишь, как Шарлотта танцует с чайным сервизом?

– Отец! Все! Я снимаю это.

Я с неприкрытым удовольствием понаблюдала за попытками Пауля расстегнуть потайные пряжки на спине. Долго тешить меня этим он не стал – Лунуин сдался доспехам через минуту.

– Ладно, – согласилась я, с тихим злорадством смотря на поникшего Пауля. – Но только два часа.

Размар просиял и, прихватив сына, быстро испарился.

Сходив в помывочную, я наскоро высушила волосы сферой и подошла к кровати, рассматривая разложенные на ней вещи.

На золотом платье лежали две иглы-шпильки. Сомнений в том, что их сделал Эдвард, не было. На концах игл красовались кровавые бутоны маков с лепестками из крашеного стекла. Артефактор так тщательно обработал осколки, что издалека их можно было принять за самые настоящие рубины. Сердцевину он припорошил мерцающей пылью, а стебли заточил, добавляя красивой шпильке боевой практичности.

Собрав волосы на затылке в небрежный пучок, закрепила его маками, размещая бутоны рядом друг с другом. Повертев платье, я засомневалась в своем решении пойти на бал, но посмотреть, как Пауль будет страдать в доспехах, уж очень хотелось.

Легкая золотая ткань приятно легла на кожу. Платье было чересчур открытым, но поразительно красивым. Оно было без рукавов и держалось лишь на тонком вороте-ошейнике. Блестящее платье подчеркивало грудь, тонкую талию, округлые изгибы бедер и полностью открывало рисунок из черной стали на спине.

– Размар просил тебе переда…

Герион замер на пороге комнаты, держа в руках пару золотых туфелек на маленьком каблучке. Светло-зеленые глаза потрясенно оглядели меня с головы до ног и задержались на маках в волосах. Насмотревшись на шпильки, он еще раз осмотрел мое тело, облаченное в тонкую ткань.

– Мне не нравится, как ты на меня смотришь, Агмунд, – предостерегающе пропела я.

Герион сглотнул и, оторвав взгляд от платья, уставился на лицо.

– Ты переигрываешь.

Я выхватила туфли и села на край кровати.

– Разве что самую малость. – Он подошел к зеркалу и оценил свой простой наряд: белая просторная рубашка с золотыми запонками, темно-серые брюки и кожаные черные туфли. – Знал бы я, что ты будешь столь восхитительна, прихватил бы одежду тебе под стать.

– Я тоже не знала. – Я справилась с последней застежкой и подошла к Гериону. Немного покрутившись перед зеркалом, я поймала на себе горящий взгляд Агмунда и обреченно вздохнула: – Это всего на два часа.

Стоя перед аркой, ведущей в тронный зал, Пауль нервно щелкал пальцами и, завидев меня, всплеснул руками.

– Где вы ходите?! Ди-Горна только что объявили. Ты следующая.

Размар с нежной улыбкой осмотрел меня и ткнул Пауля в бок локтем, призывая к спокойствию.

– В этот вечер ты украдешь не одно сердце.

– К сожалению, карманов в этом платье не предусмотрено, – намекнула я Размару на откровенность выбранного для меня наряда.

– Ничего страшного, в руках понесешь, – умело отразил мои слова советник и подвел к арке. – Когда тебя и Гериона объявят, вы пройдете до конца зала и займете места рядом с Ди-Горном.

– Что?!

– Хозяйка края Мерцающей пыли – госпожа Мэрит, и ее советник Герион, – громко объявил дворецкий.

Агмунд положил мою руку себе на предплечье, заранее украсив лицо обаятельной улыбкой.

– Расслабься. Это бал, а не дорога в Серые горы.

Я сомнительно хмыкнула и позволила ему себя вести.

Тронный зал был наполнен светом множества сфер, плавающих под потолком. Столы, размещенные по обе стороны зала, ломились от еды и были обсажены гостями, разодетыми в яркие, пестрые ткани. Они следили за нами пристальными взглядами, и в них читалось некое недоумение – бывший принц занял должность советника у того, кто жаждет убить его отца.

Касия восседала на троне в черном бархатном платье с вышитым на груди гербом и сливалась с рядом стоящим Себастьяном не только цветом одежды, но и холодной важностью лица. Только вот у ворота пиджака Кэннура был не герб Лофгран, там цвела белоснежная лилия, добавляющая мертвенной бледности некроманта толику жизни.

Графиня и ее советник наблюдали за нашим неспешным продвижением по залу и внимательно разглядывали то меня, то Агмунда.

Среди всех присутствующих я быстро выхватила знакомые лица.

Януш и Марик сидели среди придворных дам и довольно скалились, демонстрируя приколотые к форме защитников броши – кровавые стеклянные маки.

Нил и Рилда Беррит нарядились в один цвет – бордовый. Они слегка кивнули мне, когда я проходила мимо.

Айви и Жирон сели к людям края Железной воли, поближе к Янгриду и Фатиру. И судя по их розовым щекам и расстегнутым воротам камзолов, они уже успели опрокинуть пару кувшинов.

На краю стола, ближе к трону, сидели Винсент и Каспар. Некромант ерзал на стуле и отправлял мне воздушные поцелуи, открыто передавая свой восторг.

Когда я встретилась глазами с Винсентом, то его не моргающий желтый взгляд пробил позвоночник неосязаемым ударом. Ди-Горн крутил в руке позолоченный бокал и нагло облизывал меня тяжелым взором, хватаясь за каждый изгиб тела. Остановившись на моей руке, перекинутой через локоть Гериона, Винсент одним глотком осушил бокал и, громко поставив его на стол, вцепился в мое лицо обжигающей злобой.

Ответив Ди-Горну равнодушием, я повернулась к Касии и поприветствовала ее поверхностным реверансом.

Герион слегка поклонился и повел меня к столу. Агмунд отодвинул мне стул рядом с Винсентом и, видя мое промедление, настойчиво указал на него глазами.

Я медленно поводила головой из стороны в сторону.

– Сядь, – шикнул он. – Так положено.

Винсент понаблюдал за моим дерганным приземлением рядом с ним и усмехнулся в бокал.

– Ты невероятна, Золотко! – Каспар выглянул из-за Ди-Горна, слегка отодвигая его увешенное цепями плечо. – А ты, Герион, мог бы и постараться, чтобы соответствовать своей госпоже.

– И без тебя знаю, – огрызнулся Агмунд и налил нам вина из хрустального кувшина. – Это у тебя один костюм на все случаи жизни. Другим нужно знать заранее, что припасти.

– Они разные! – возмутился некромант и любовно поправил цветок лилии, распустившейся у ворота черного пиджака. – Но такому оборванцу, как ты, это не понять.

– Такому оборванцу, как я, досталась столь очаровательная пара на этот вечер. – Герион подмигнул мне и с вызовом вскинул подбородок на Каспара. – А где же твоя спутница?

Некромант впал в растерянное возмущение, но ненадолго – у него нашлось, что сказать старому другу.

Под теплую перепалку двух молодых советников я проследила, как Пауль и Размар садятся за стол у противоположной от меня стены, рядом с Шарлоттой. Она без интереса встретила Лунуина и продолжила перебирать воздушные воланы на воротнике своего темно-синего платья.

Пауль был только рад ее незаинтересованности в нем. Он изобразил сдержанную позу и принялся приветствовать легкими кивками сидящих за столом мужчин и женщин.

Все гости были в сборе. Зал наполнился шорохом сдержанных разговоров и звоном посуды.

Я без аппетита оглядела разнообразные блюда. Запеченные цельные тушки птиц, облитое пряными жижами мясо, мучные корзинки со всевозможным содержимым – совершенно не трогали меня. Мое внимание привлек доверху наполненный бокал.

Рубиновая жидкость приятно огладила нос сладкой горчинкой и слегка укусила его крепостью. За первым изучающим глотком последовал второй, а там и третий, и четвертый. Быстро проглотив необычное вино, я повернула голову в сторону ощутимо давящего на меня взгляда.

Винсент резко перевел глаза в конец стола, делая вид, что рассматривает кучку важных стариков в длинных шерстяных пиджаках.

– Твои знакомые? – тускло спросила я и подсунула Гериону пустой бокал. Он все понял без слов: уже через пару секунд позолоченный кубок был полон.

– Понятия не имею, кто это такие, – честно ответил Винсент.

– Так познакомься, а то глаз с них не сводишь, – уколола я и, чувствуя тепло в желудке, уже без спешки пригубила сладко-терпкую жидкость.

Ди-Горн весело хмыкнул и развернулся ко мне торсом. Понимая, что его попытка скрыть свои взгляды провалилась, он перестал таиться и направил ко мне все свое облизывающее внимание.

– Ужасное платье. – Винсент натянул губы. – Оно больше показывает, чем прикрывает.

– Другим оно нравится. – Я обвела зал непринужденным взглядом и встретилась глазами почти с каждым мужчиной, пришедшим на этот омерзительно-восхитительный прием.

– Другие интересуются совсем не платьем. – Ди-Горн одним глотком осушил бокал. – Размар решил ловить сторонников на живца?

Я нахмурилась.

– Ты этого даже не поняла. – Винсент помурлыкал гортанным смехом, покрывающим кожу колкими мурашками. – Из тебя сделали привлекательную приманку, на которую начнут слетаться мужики, а Размар и Пауль будут их перехватывать и зазывать в свои ряды. Думаешь, тебя просто так посадили рядом со мной? Так мелкая рыбешка поплывет к ним, остерегаясь быть съеденной рыбой покрупнее.

Возмущение заполнило легкие. Я повернулась к Размару и Паулю, беседующим с двумя подошедшими к ним мужчинами.

– Идиотка, – выплюнул Винсент и наполнил свой бокал.

Я промолчала. Размар и Пауль нашли выход из ситуации, произошедшей по моей вине. И они сделали так, чтобы я это и исправила. Надо бы разозлиться и уйти, но я не доставлю такого удовольствия Ди-Горну. Ведь он этого и хотел добиться, раскрывая план Размара.

Винсент вскинул бровь.

– Останешься?

– Останусь.

Я поймала взгляды мужчин, стоящих рядом с Паулем, и широко улыбнулась. Они это оценили, но едва сделали шаг в мою сторону, как подскочили и заозирались по сторонам.

Винсент не выдал своей причастности и стойко выдержал мое ухмыляющееся подозрение.

– Я был о тебе другого мнения. Как быстро меняются люди.

– Могу сказать то же самое и о тебе. Прежде ты не позволял себе швырять меня на пол. Вошел во вкус?

Винсент ощутимо напрягся.

– Вчера ты сама упала, – процедил он и осмотрел мои руки, покрытые мелкими редкими шрамами от осколков. Я не дала Хаклиру их убрать – оставила на память. Ди-Горн дернул кадыком и вернулся к моим глазам. – В обоих случаях я не преследовал цель навредить тебе.

– А разве ты не за этим сюда приехал – вредить? – Я изобразила снисходительную улыбку Размара. – Мне безразличны твои попытки по срыву планов Пауля и Размара, но если ты еще хоть раз позволишь себе грубость по отношению ко мне, то я сломаю тебе твой прекрасный графский нос.

Винсент напыщенно умилился, сводя брови домиком. Мои угрозы были для него шуткой. Немощная мышь – вот кем я была для него.

Услышав мое злое шипение, Ди-Горн склонился к моему уху, обволакивая тело теплом своей смуглой кожи, и прошептал:

– Раньше ты под моей грубостью стонала и молила не останавливаться. – От его горячего шепота меня бросило в горячую дрожь. Раскаленные цепи зазмеились в животе, но тело оставалось недвижимым и ловило каждое его жаркое слово на коже. – Не надо претворяться госпожой с оскорбленной гордостью. Если бы ты хотела, то уже давно бы поставила меня на место.

Винсент стремительно отстранился и откинулся на спинку стула.

– Я не прав?

Он со злым довольством осмотрел мои пылающие щеки.

Обида долбанула по голове, прогоняя раззадоренное Винсентом желание. Раз он так стремится задеть меня, то и мне сдерживаться не стоит.

– Зачем ты это делаешь, Винсент? – Я расправила спину и расслабленно поиграла бокалом. – Нас многое связывало, но это в прошлом. Из нас двоих ты – госпожа с оскорбленной гордостью. И тебе не приходило в голову, что я «не ставлю тебя на место», потому что не вижу смысла тратить время на пустое место?

По серебряным цепям наплечника Винсента засновали стрекочущие молнии. Его лицо исказила неприкрытая ярость, обещающая мне расправу.

– Не сдерживайся. – Я оперлась локтем на стол и скучающе осмотрела кольца-концентраторы на пальцах. – Можешь швырнуть меня в стену.

– Дэлла, – предупреждающе прорычал он.

Я не спеша поднялась. Бедра нарочито вильнули перед носом Винсента. Зайдя ему за спину, я запустила ладонь в угольно-черные непослушные волосы и пропорхала кончиками пальцев по каменной шее.

Мужчина задрожал под моим невинным касанием. Почувствовав мое дыхание у своего уха, замер.

– Ты все еще можешь швырнуть меня в стену, Винсент, – прошептала я, слегка оглаживая кожу под высоким воротом мундира и заставляя Ди-Горна подставляться под мои легкие пальчики. – Не теряй шанса, ибо это теперь единственная грубость, которую ты можешь проявлять ко мне.

Винсент глухо зарычал, растягивая мои губы в победоносном оскале.

Удовлетворившись местью, я все так же неторопливо, плавно пошла на выход из тронного зала. И мне не нужно было оглядываться, чтобы понять, что Ди-Горн в бешенстве: амулет разрывался в яростном стуке, а воздух плотно напитался его колкой магией.

– Прости. Я увлекся разговором с Кэннуром, – нагнал меня Герион.

– Ты можешь остаться, если хочешь. – Я махнула кистью и, увидев, как ко мне несется Пауль, скривилась.

– Куда собралась? – прошипел он, преграждая путь. – Два часа еще не истекло.

– Товар вы уже продемонстрировали. И мое дальнейшее присутствие не обязательно.

Пауль зажевал губы и устало прикрыл глаза.

– Какой еще товар, Дэл? – вымученно спросил он. – Прошу тебя, перестань искать способ спрятать голову в песок. Я смирился с тем, что ты предпочла остаться в стороне от борьбы за трон, и принял те сложности, что встали на моем пути из-за твоего обмена ресурсами с Ди-Горном. Все, о чем я прошу, – это о двух часах в тронном зале. У нас совсем мало времени, и я нуждаюсь в твоей помощи. Понимаешь?

– Не понимаю, – холодно отмахнулась я. – Помощь такого рода оказывают шлюхи.

– Шлюхи?

Пауль открыл рот в потрясении.

– Ты преувеличиваешь, Дэлла, – строго отозвался Герион. – Размар и Пауль пользуются не тобой, а мужчинами, что слабы до женской красоты. И даже в их интересе к тебе нет грязи. Они предлагают свою помощь Истинному правителю и его прекрасной сестре без каких-либо условий и обещаний.