ГЛАВА 1
Пять лет назад
– Глеб, наконец-то! Ой… – выпаливаю я, распахивая дверь, и тут же осекаюсь. – Здравствуйте, Елизавета Николаевна, проходите.
Отхожу в сторону, пропуская маму Глеба, ошарашенно глядя ей вслед. Вот так сюрприз…
– Здравствуй, Настасья, – приветствует она, не глядя на меня, пока расстегивает ремешки на шикарных босоножках.
За последние четыре года, что мы с Глебом встречаемся, его родителей я видела всего раза три. Они явно от меня не в восторге. Да и я от них тоже.
– Что-то случилось? – спрашиваю, следуя за ней в гостиную.
Женщина присаживается на кремовый диван, изящным жестом расправляет легкую ткань дорогого платья шалфейного оттенка, и, сложив руки на коленях, смотрит на меня.
– Я хочу поговорить с тобой, Настасья. Присаживайся.
Ощущение, будто это я у нее в гостях, а не наоборот. Хотя, отчасти так и есть. Эта квартира – подарок Глебу в честь окончания университета.
– Да, конечно, – отвечаю я, и сажусь напротив, ощущая покалывание в руках от нарастающей тревоги.
Елизавета Николаевна коротко вздыхает, будто предстоит непростой разговор, а я напрягаюсь ещё сильнее.
– Настасья, прежде всего, от себя и супруга, хочу поблагодарить тебя за то, что была рядом с Глебом всё это время, – говорит она официальным тоном, без тени улыбки или этой самой благодарности. – Пока ты находилась рядом с ним, нам было спокойно. Ну, знаешь, он не завел никаких ненужных связей, сохранил репутацию. Ты заботилась о нём, и для меня, как матери, это очень ценно.
Её слова выглядят так, будто я нянькой работала для её сына. Что за бред? Мне хочется возразить, но я лишь нерешительно киваю, силясь понять, к чему она клонит.
– Но учёба закончилась, и теперь, Настя, у каждого из вас своя дорога. Глеб скоро женится на другой. Сегодня мы как раз встречаемся с семьёй невесты, чтобы обсудить дату свадьбы. Закончу с тобой, и отправлюсь туда. Так что… Ну ты чего, Настя? – спрашивает, в притворном удивлении вскидывая брови.
ГЛАВА 2
Мне… мне будто по голове ударили – настолько эти слова оглушили.
– Что? – переспрашиваю почему-то шепотом.
Елизавета Николаевна вытаскивает телефон из сумочки, нажимает на экран и поворачивает дисплеем ко мне. Хочу отвернуться, я не готова смотреть, мне страшно… но смотрю. На фото Глеб с девушкой. Он обнимает её за талию, смотрит в камеру и выглядит будто счастливым, но разве что немного напряженным. А она прижимается к нему и тоже улыбается.
Фото точно свежее. Поло на Глебе новое, мы его на днях покупали вместе.
– Это Паулина, дочь друга семьи. Они с детства знакомы. Много лет она жила за границей, и не так давно вернулась…
Я не даю ей договорить. Качаю головой, отказываясь верить. Это сюр какой-то.
– Почему об этом мне говорите вы, а не Глеб? – спрашиваю отчаянно, чувствуя, как сердце бьётся где-то в районе горла, готовое вот-вот вырваться.
Женщина убирает телефон, руку оставляет в сумочке. Смотрит снисходительно.
– Мой сын слишком добрый, ничего не поделать. Боялся оставить тебя, ведь ты совсем одна. Ждал, когда ты получишь диплом, чтобы спокойно тебя отпустить. Но ты не волнуйся, Настасья, без средств мы тебя не оставим.
Она, наконец, вынимает руку из сумочки и протягивает мне конверт.
– Возьми. Это в знак нашей признательности. На первое время тебе хватит, как раз снимешь квартиру, устроишься на работу.
– Нет, уберите, – говорю уже громче. – Я не верю вам. Вы ведь просто не хотите, чтобы мы были вместе, да? Поэтому придумали такую историю?
– Ну что ты, Настя. У меня нет причин лгать тебе. Ты девушка умная, рассудительная. Подумай сама. Вы ведь из разных миров. Я понимаю, что тебе трудно это принять. Но если хочешь, поехали со мной. Увидишь всё своими глазами, – говорит она равнодушно и вновь вздыхает.
– Конечно, поеду!
– Но у меня есть условия. Приведи себя в порядок и не устраивай сцен. У Глеба на сегодня запланировано ещё несколько важных встреч по работе.
Я отстраненно киваю и бросаюсь к шкафу. Руки не слушаются, ноги, впрочем, тоже. Голова кружится. Ну не может это быть правдой! Просто не может. Нет-нет-нет, так не должно быть!
Пока едем в её машине, с личным водителем за рулём, меня потряхивает. Я на грани истерики. Приезжаем к дорогому ресторану, и я на секунду тушуюсь. Замираю у входа, стараюсь успокоить сердце, выровнять дыхание.
– Что же ты Настя встала? Идём. Ты сама этого пожелала. И помни, никаких истерик. Не порть нам этот день. Ты обещала.
Верно.
Администратор провожает нас в зал. Глазами нахожу Глеба, и сердце замирает.
Елизавета Николаевна, не оглядываясь, проходит дальше и занимает последнее свободное свободное место за большим столом. Там уже человек десять, а среди них и мой любимый. Я снова останавливаюсь, не в силах сделать следующий шаг. Сажусь на краешек стула за соседним столиком.
Я совсем близко, стоит им обернуться, и меня заметят. Но я не хочу их прерывать, мне нужно узнать правду, какой бы горькой она ни была.
Смотрю, затаив дыхание, как девушка, сидящая рядом с Глебом, нежно гладит его руку, а он в ответ улыбается и сжимает её ладонь. Несмотря на то, что там собралась большая компания, всеобщее внимание приковано к моему любимому.
Что происходит?
Он вдруг встаёт и, потянув за собой Паулину, поднимает руку, словно хочет сказать тост. Тошнота подкатывает к горлу.
ГЛАВА 3
– И так, я хочу сделать объявление, – произносит Глеб, притягивая к себе спутницу. – Мы с Паулиной решили пожениться. Дату свадьбы сообщим позже.
Собравшиеся поднимают бокалы, что-то говорят, но я почти ничего не слышу. Только смазанный шум и биение своего сердца.
Как же так?
Мне это снится?
Почему?
Мне так больно, так нереально больно, что даже страшно. Тру сухие глаза в надежде, что всё это мне померещилось. Но картинка не исчезает. Становится лишь хуже, ведь эта Паулина вдруг обвивает руками шею Глеба и тянется к его губам.
Не могу на это смотреть.
Мое сердце разбивается вдребезги. Осколки ранят внутренности, нервные окончания. Я хочу уйти. Держусь за столешницу и кое-как поднимаюсь. Это всё слишком для меня.
Как сквозь туман вижу растерянный взгляд отца Глеба. Кажется, он даже кивает мне.
Не могу их видеть. Хочется рыдать, но я будто застыла изнутри. Не глядя ни на кого, плетусь к выходу.
Вдруг кто-то тянет меня за руку. Кто-то зовёт. Поднимаю голову. Передо мной озадаченное лицо любимого. Его беспокойный взгляд блуждает по моему лицу. Выглядит он виноватым.
– Настя, ты что тут делаешь? – спрашивает Глеб, спиной заслоняя меня от своих гостей. – Послушай…
– Не волнуйся, сын, я всё уже рассказала. Настя в курсе, просто хотела проконтролировать. Сам понимаешь. Всё в порядке, иди к гостям, – повелительным тоном распоряжается Елизавета Николаевна.
– Ты..? Кто тебя просил вмешиваться? – рычит Глеб на мать.
Та лишь недовольно морщится, но отходит он нас.
– Да, твоя мама мне сказала, – говорю слабым голосом, ещё надеясь на что-то, хоть на какие-то объяснения, может. Не знаю.
Но надежда коварная штука.
– Ну, раз ты в курсе, и ты здесь, значит, всё нормально. Мне жаль, что так получилось. Хотел вечером сам с тобой всё обсудить. Прости, Насть, проводить не могу, нельзя в такой момент уйти. Ты тогда поезжай домой, собирай пока вещи, позже поговорим.
Собирай вещи.
Эти слова вышибают остатки сил. Я не могу даже накричать, поспорить, обвинить. Ничего не могу. Во мне просто всё разбивается. Столько лет безоговорочно доверять человеку, любить его, и получить вот такое… Это выше моих сил. Я не могу.
В последний раз смотрю в лицо любимого. Знаю, что в последний, потому что не останусь в этом городе. С ума сойду, если вдруг увижу его снова. Или услышу. Лучше уеду куда подальше. Здесь меня больше ничего не держит.
Глеба уже зовут. На фоне маячит его невеста. Переминается с ноги на ногу, хмурится, но к нам не спешит.
– Ладно, Глеб, – отвечаю тихо и ухожу.
Не помню, как добираюсь до квартиры. Спешно складываю вещи в дорожную сумку. В груди печёт, руки трясутся. Мне всё ещё сложно поверить в происходящее. Слёз почему-то нет, хотя так хочется выплеснуть своё горе.
Потом, всё потом. Нужно скорее покинуть это место.
Вызываю такси до железнодорожного вокзала и жду автомобиль, надеясь, что Глеб не заявится прямо сейчас. Просто не выдержу этого.
Уже собравшись, замечаю на тумбе конверт. Сперва хочу швырнуть его куда-нибудь, но не решаюсь. Я ведь ещё не работаю, денег у меня почти нет. Может, взять? Пересчитываю купюры. Сто тысяч. Что ж, в новом городе они мне пригодятся.
По дороге на вокзал прощаюсь с квартирой, где прожила последний год. С этим городом. Прощаюсь со своей любовью и счастьем. На станции покупаю новую сим-карту, сразу меняю.
Уходя уходи, как говорится.
Плохо. Мне очень плохо. Невыплаканные слёзы душат.
Но жизнь на этом не кончается. Переживу это и стану сильнее.
Я не сломаюсь.
ГЛАВА 4
Сейчас
Февраль “радует” низкой температурой, обильным снегопадом и пронизывающим ветром. Прижимаю плотнее тонкий воротник куртки к шее, ежусь.
Думала, старого пуховика хватит на эту зиму, но он весь истрепался, да и Соня оставила на нём парочку несмываемых пятен. Пришлось натягивать осеннюю куртку. Но ничего, с зарплаты куплю новый, а пока потерплю.
Главное, что дочка тепло одета и обута.
Моя малышка вышагивает рядышком по свежему хрустящему снегу. Сжимает мою ладонь, и увлечённо рассказывает новости из детского сада.
– Мам, у Алисы скоро день рождения, – говорит дочка и добавляет грустно: – Она ребяток позвала. А меня не позвала.
– Прямо всех позвала? – уточняю я.
– Ну нет. Не всех. Мам, она сказала, что мы нищие, и звать меня нельзя. Ей так её мама сказала. А я так хотела тоже на её день рождения. Она моя подружка.
Нищие? Да чтоб эту Инну, мать Алисы… И как у неё язык повернулся сказать такое при ребенке? Дети же всё впитывают и передают потом не задумываясь. Надо бы поговорить с ней, если на глаза попадется.
Стыдоба!
И перед Сонечкой теперь очень стыдно. За то, что я допустила такие мысли у других родителей, за то, что у нас с ней и правда случаются трудности. За то, что её не пригласили.
Инна тоже хороша. С ровного места стала на меня смотреть косо. Просто потому, что я не прислушалась к её рекомендации по поводу невролога. Повезла дочь к другому, не менее хорошему специалисту и с адекватной ценой за консультацию. А не с ценником в половину моей зарплаты.
Вот ведь! Может я и одета не по погоде, но у Сонечки моей всегда всё есть необходимое, и на платные занятия для неё я тоже нахожу деньги. И на все сборы родительского комитета для садика.
Теперь сердце кровью обливается, так обидно за Соню!
– Доча, не волнуйся. Вот будет у тебя день рождения, и позовешь всех ребят с которыми дружишь.
– Да? А сколько ещё ждать?
– Ещё два месяца, Солнышко. Это шестьдесят дней примерно.
Успокаиваю её, а сама думаю о том, что сделаю всё, чтобы не нарушить данное ей обещание.
– До-о-лго, – тянет она. – А новый год скоро?
– Недавно же был, – смеюсь я.
– А я ещё хочу! Вот бы каждый день Новый год!
– Ну, так не получится. Нужно ещё почти год подождать, – отвечаю я. – Кстати, помнишь, тебе Дедушка Мороз зайчика дарил, которого собирать нужно? Мы же его так и не собрали. Хочешь, сегодня им займёмся?
– Да! Точно! – тут же улыбается Соня и тянет меня за руку. – Пойдем скорей домой.
А я только и рада ускорить шаг. Похолодало сильно. Как бы не заболеть. Работу пропускать никак нельзя. У меня и кредит ещё не погашен, и за аренду квартиры платить надо, и остеопату Соню показать, и вообще расходов много. Но мы справимся. Всегда справлялись.
– Смотри, Сонь, как снег блестит, красиво? – спрашиваю я.
– Очень, – кивает малышка. – Мам, а Ясю и Еву папы сегодня забирали. А когда меня папа заберёт из садика? Когда он приедет? Я его жду и жду, жду и жду, а он…
Самый сложный вопрос. Ответ на него прост, но не для ребёнка. Вот как объяснить ей, что её отец женился на другой, а мне сказал собирать вещи? Нет, такое четырехлетней девочке знать не нужно.
– Ты же знаешь, твой папа работает в другой стране. Не может приехать пока.
– А когда?
– Прости, малыш, этого я не знаю.
– Ты всегда так говоришь. Эх, папа-папа. Скорее бы уже.
В последнее время она всё чаще спрашивает меня об этом.
Может быть, надо было сообщить Глебу о том, что у него родилась дочка. Я думала об этом, много думала. Особенно в минуты полного отчаяния, которых за эти годы накопилось столько, что не сосчитать.
Однажды даже собралась ему написать, Сонечке тогда два месяца было, а я не на шутку разболелась. Нашла страничку бывшего в соц сетях, но, увидев фотографии с его женой, бросила эту затею. Ещё чего доброго захочет отобрать дочку. Всё-таки у него для этого все средства имеются, все условия. Кто знает, что он него ждать. А особенно от его матери.
Так что отбросила эту идею.
Скудная обстановка съемной квартиры в очередной раз заставляет сердце сжаться. Хотелось бы переехать, снять более приличное жильё, но пока это непозволительная роскошь для нас.
Пока дочка занята вырезанием одежды для бумажной куклы, готовлю ужин и параллельно прибираюсь.
Кран в ванной протекает, на плите работает только одна конфорка, кое-где отклеиваются обои. Да, картинка не очень радует. Была бы возможность, брала бы вечерние смены для подработки хоть где-нибудь, но мне совершенно не с кем оставлять Соню. А пока она в садике, я работаю в офисе, но оклад там такой, что не разгуляешься.
От дел меня отвлекает звонок. Хозяйка квартиры. Ох.
– Да, здравствуйте, Людмила Ивановна, – приветствую, гадая, что ей понадобилось.
– Вечер добрый, Настя. Тут такое дело. У меня племянница решила с семьёй в город перебраться, ей жить где-то нужно. Приедут через три дня, поэтому, пожалуйста, освободите квартиру.
Вот только этого не хватало! Найти в такие сроки квартиру в этом районе, да ещё с малышкой, и за приемлемую плату. Немыслимо!
– Дайте хотя бы неделю. Три дня, это же слишком мало, – чуть не плачу я.
– Не получится. Вот так спонтанно всё случилось, – совершенно равнодушно отвечает хозяйка.
Характер у неё не очень, ворчит часто, но обычно у нас получалось находить общий язык. Но, видимо, не в этот раз.
– Извините, но у нас же договор. В нём прописано, что в случае выселения вы должны нас уведомить хотя бы за месяц. Я даже подыскать ничего не успею… Войдите в наше положение…
– Я сказала – три дня. Я и так плату не поднимаю, хотя на квартиры в таком прекрасном месте сейчас вообще другие цены. Так что не возмущайся. Вздумаешь мне договором угрожать, натравлю на тебя знакомых из опеки. Я с ними на короткой ноге. Мать-одиночка, скитается по съёмным квартирам с ребенком, да ещё и мужики к ней таскаются, и пьёт вдобавок…
– Что вы такое говорите? Какие ещё мужики? Я живу с дочкой и никакие мужики ко мне не ходят. Да вообще никто! И не пью я, совсем же не пью.
– Да какая разница? Мне они точно поверят, а соседи подтвердят, мне даже их уговаривать не придется, – язвительно говорит она. – Так что скажи спасибо, что даю тебе время. Неблагодарная.
Меня аж трясет от негодования, обиды и страха. А что, если мы ничего не найдем? Что нам делать тогда?
– Поняла вас. До свидания, – отвечаю тихо и сбрасываю вызов.
Выключаю плиту, сползаю на пол и тихо всхлипываю. Как же я устала. Слёзы горячими струйками стекают по лицу.
Тыльной стороной ладони вытираю свое отчаяние. Надо быть сильной. Ради Сони и ради самой себя. Сейчас нельзя сдаваться, ведь у дочери нет никого кроме меня. Беру себя в руки, встаю. Натягиваю улыбку, ей нельзя видеть меня такой слабой.
– Милая, иди скорее кушать.
– Уже бегу, мамочка.
ГЛАВА 5
Уложив Соню спать, мониторю объявления об аренде квартир. Найти подходящий вариант оказывается действительно непросто. То неподъемная стоимость, то нельзя с детьми, то квартиры вообще не похожи на жилые. Плюс комиссии риэлтора, депозит, оплата за первый и последний месяц и ещё разные нюансы, от которых сумма стремится к бесконечности.
Спустя десятки просмотренных вариантов, нахожу что-то более-менее подходящее по виду и по карману. Недалеко от работы и садика, и до парка минут пять пешком. Просто замечательно.
Получается договориться с арендодателем на просмотр уже на завтра. Не ожидала, что ответят в приложении так быстро. Как-то даже подозрительно удачно. Но сейчас мне не до сомнений.
Субботним утром мы с Соней уже спешим на просмотр. Искрящийся снег хрустит под ногами, доча вприпрыжку скачет рядом и вертит головой.
– Мам, а новая квартира красивая? В неё можно будет звать друзей?
– Совсем скоро уже увидим. А если нет, то другую ещё поищем. Когда-нибудь мы обязательно будем жить в красивой квартире, – заверяю я дочку, делая акцент на слове “когда-нибудь”. Не хочется обнадеживать её понапрасну.
– Ой-ой, домик что-то страшный, – говорит Соня, сжимая мою руку.
– Погоди чуть-чуть, проверю, – отвечаю я.
Сверяюсь с адресом в приложении и тем, что вижу перед собой. Может, это какая-то ошибка? Перепроверяю всё еще раз. Ну нет, это наполовину развалившееся здание никак не может быть тем самым из объявления. Хотя…
– Здравствуйте! – слышу я и отрываюсь от телефона. Рядом возникают мужчина и женщина. – Вы же на просмотр? Мы вас уже ждем. Пойдемте, покажем вам квартиру.
Всё-таки не ошибка. Хочу развернуться и уйти сразу, но раз уж проделали такой путь, решаю заглянуть.
Мужчина с улыбкой открывает дверь подъезда, пропуская женщину и нас с Соней. Дочка держится крепко, разглядывает всё. А хозяева радостно вещают о том, как нам повезло найти квартиру в таком прекрасном месте. Мда, очень прекрасном.
Грязный подъезд, разваливающиеся ступени, облупившаяся краска. Тут и там виднеются надписи в виде ругательств и мата. Как я рада, что Соня еще не умеет читать, а то с её любопытством она бы точно захотела узнать значение каждого. От запаха начинает подташнивать.
Прости меня, Сонечка, что тебе приходится это видеть. Но если сама квартира будет хоть немного похожа на фотографии, то с подъездом мы уж как-нибудь разберёмся.
Заходим вслед за парой в квартиру, и у меня глаза на лоб лезут. Проходить совсем не хочется, но мужчина так настойчиво рекомендует всё осмотреть, что мы всё-таки идём за ним. Обшарпанные стены, бетонный пол с двумя дырами, одну из которых прикрыли железным листом, и ржавые трубы. Боже мой.
– Мам, я не хочу здесь жить, – пищит дочка. – Пойдём уже скорее гулять.
Тут я с Сонькой полностью согласна. Лучше уж переплатить, чем жить в таком месте. Только зря время потратили!
– И так, к условиям аренды. Оплата… – радостно начинает женщина, будто и не замечает моего выражения лица.
– Простите, но мы уходим прямо сейчас, – не выдерживаю я, беру Соню на руки и тороплюсь к выходу.
– Постойте, мы можем договориться. Скинем плату на четыре тысячи, – не отступают хозяева квартиры, следуя за нами по пятам.
– Нет, мы не можем договориться, хотя бы потому, что в объявлении размещены фотографии вообще другой квартиры, – раздражённо бросаю я на ходу, спускаясь по лестнице.
– Да где вы сейчас лучше найдете за эту цену? Подумайте хорошо.
– Спасибо, но нет.
Не пытаясь услышать ответ, спешу скорее убраться оттуда. Злюсь, сильно злюсь.
Времени остаётся всё меньше, надо вещи собирать, искать другие варианты. Да, сейчас мы не в той ситуации, чтобы выбирать, но я ни за что не допущу, чтобы моя дочь жила в таких условиях, и ради этого я готова работать еще больше. У Сони должно быть светлое детство, наполненное теплыми воспоминаниями. А не вот этим.
Может, удастся хотя бы на пару вечеров оставить дочку у знакомой, тогда смогу выйти на подработку в ресторан в вечернюю смену, где когда-то подрабатывала. Там можно заработать на чаевых. Или ещё выйти на склад, но туда ехать далеко.
– Это парк? Красотища какая! – радуется Сонька, ускоряя шаг.
– Да. Погуляем, но только недолго, хорошо? У меня ещё есть дела сегодня.
– Хорошо-хорошо, – кивает дочка, высматривая интересности.
Сегодня погода лучше. Солнечно и ветра почти нет, не то что вчера.
– Мам, смотри какая большущая горка, можно мне скатиться? – с восхищением спрашивает Соня.
– Конечно, милая, я как раз о ней тебе и рассказывала. Покатайся. А вечером, если успеем, ещё раз придем, на ёлку посмотрим.
Соня кивает и бежит в сторону горки. Хорошо, что она прихватила пластиковую ледянку, а то с утра я о ней совсем не подумала.
Пока она катается, приглядываю за ней и параллельно просматриваю объявления и сохраняю в избранное до тех пор, пока не замерзают руки.
А потом просто стою и наблюдаю, иногда помогаю подняться хохочущей Соньке. Она уже познакомилась с девочкой примерно её возраста, и теперь они бегают вместе.
Глеб, наверное, любил бы Соню. Он хотел детей. Говорил, что как только его бизнес станет приносить стабильный доход, сразу поженимся и заведем детей. Работал очень много, откладывал деньги, крупные суммы, для того, чтобы мы могли переехать. Не хотел жить рядом с матерью и её излишним контролем. Хотел всего добиться сам. И, уверена, он добился. И даже женился. Вот только не на мне.
Спустя минут сорок, Соне, наконец, надоедает её занятие, чему я очень рада. Холодно всё-таки. Но дочке, напротив, жарко. Косички растрепаны, шапка на глаза лезет, щеки красные, к шарфу снег налип. Пока всё поправляю, малышка делится впечатлениями, а после заявляет:
– Чай хочу. И булочку. С шокола-а-дом.
– Ладно. Только потом сразу домой.
Есть тут одна пекарня с адекватными ценами, но до неё нужно немного пройти. Денег, конечно, мало, но не могу отказать дочке. Итак редко выбираемся куда-либо, так что сегодня можно. Пока будем там, позвоню как раз по вариантам, которые сохранила.
Шагаем мимо заснеженных лавочек. Соня говорит обо всём, что видит. Я отвечаю, но иногда получается невпопад, волнуюсь. Всё-таки сроки поджимают.
Внезапно дочка замолкает и останавливается. Смотрю в направлении её взгляда. На скамейке рядом сидит мужчина, и ему явно требуется помощь.
– Мам, а что это с дедушкой? Ему плохо? – испуганно спрашивает Соня.
Я киваю дочери, бегло осматривая мужчину, и мы быстро подходим к нему. Одет он хорошо, точно не пьяный и не под воздействием каких-нибудь веществ. По крайней мере, на первый взгляд.
– Держитесь, я уже звоню в скорую, – сообщаю мужчине, быстро достаю из кармана телефон и набираю всем известные цифры, параллельно пытаясь оценить ситуацию.
Пожилой мужчина, весь побледневший, хватает урывками воздух и сжимает с силой куртку на уровне сердца. Только бы успела скорая, только бы обошлось. Вглядываюсь в его лицо, угадывая знакомые черты, неужели это?..
– Сейчас… всё пройдет… не переживайте… не надо скорую… – с трудом выдавливает он.
Я его не слушаю, судорожно пытаюсь придумать, как помочь, не сделать хуже. Взгляд падает на галстук под расстегнутым воротником теплого пальто. Быстрым движением расслабляю его. Так, уже лучше. Что вообще нужно делать в таких ситуациях? Бросаю быстрый взгляд на Соню, у неё тоже в глазах плещется страх, но не плачет, сильная девочка.
– Всё будет хорошо, медики в пути, – пытаюсь всех успокоить.
Сажаю Соню на скамейку, сама стою рядом и слежу за состоянием мужчины, параллельно отвечая на вопросы дочери.
Через двенадцать минут слышу звуки сирены. Оперативно. Работники забирают мужчину, и теперь, когда я знаю, кто это, я просто не могу не поехать с ним, представившись его… родственницей.
ГЛАВА 6
– Его жизни пока что больше ничего не угрожает, – спустя двадцать минут напряженного ожидания заявил доктор, – но необходима операция. Если и дальше будете затягивать, то следующий приступ он может уже и не пережить. Сейчас можете навестить его, но прошу, отнеситесь к этому серьезно.
– Спасибо вам, доктор, конечно, я постараюсь убедить его, – заверяю доктора, но эти слова мне даются нелегко.
Меня грызут сомнения. Изначально я хотела только убедиться, что всё в порядке, но теперь совесть не позволит просто уйти. Да, после всего случившегося в прошлом мне не хочется иметь с ним дел, но человеком оставаться нужно.
Осторожно приоткрываю дверь палаты, пытаясь привести в порядок мысли. Нервно сглатываю, подавляя желание развернуться и уйти. Разговор предстоит нелегкий. Но раз так, то воспользуюсь случаем, и, возможно, смогу получить ответы на давно волнующие вопросы.
– Здравствуйте, Александр Григорьевич, – начинаю спокойным тоном я, ведя Соню за руку. – Как себя чувствуете?
Человек, который когда-то должен был стать моим свекром, сидит сейчас в кровати и смотрит на нас в упор. Мне не по себе.
– Это всё-таки ты, Настя. Я уж думал привиделось. Надо же, какая встреча.
– Ну да, – отвечаю растерянно.
– Мне лучше, спасибо, – отвечает он и переводит цепкий взгляд на мою дочку. – Привет, милая. Как тебя зовут? Я Саша, – говорит он уже другим, более ласковым тоном и протягивает ей руку.
– А я Соня, – отвечает она и вкладывает маленькую ручку в его. – А я первая заметила, что тебе плохо. Мама доктору позвонила и мы тоже поехали с тобой. Вот зачем ты без шапки ходил? Ходил, ходил и заболел.
Александр Григорьевич едва сдерживает смех. Рассматривает Соню, вглядывается в её лицо. Очевидно, он всё понял. Понял, что это его родная внучка.
Наблюдаю, но пока не вмешиваюсь. Надеюсь, мне не придётся об этом пожалеть.
– Больше не буду, Соня. А сколько тебе годиков?
– Четыре. А тебе?
Мужчина смотрит на меня. Я вздыхаю. Что тут скажешь?
– Четыре, значит? А мне пятьдесят шесть. Знаешь, Соня, ты очень похожа на моего сына.
– Да? А где он? Он тоже маленький?
– Нет, – всё-таки не удержав смешка, отвечает он. – Мой сын взрослый, как твоя мама.
Соня хмурится. Я же смотрю на отца Глеба. Он сильно сдал за эти пять лет. Всё такой же высокий, статный и внушающий уважение, но в то же время в нём кое-что изменилось. Появились морщины, виски серебрятся сединой, взгляд какой-то потухший. Хотя, глядя на диалог дедушки с внучкой, я вижу, как в жестком взгляде Александра Григорьевича проступает нежность.
– Эх, опять взрослый. Кстати, ты красивый, дедушка, – выдает эта егоза, а мужчина вновь улыбается.
– Ты тоже, Соня. А папа твой где? – спрашивает он, наблюдая и за моей реакцией.
Что ж, этого следовало ожидать. Сажусь на стул рядом с кроватью. У нас с Соней никого нет. И, возможно, если у нее появится дедушка, будет неплохо. Но вот нужна ли ему внучка? А его жене? Ну нет, вот с кем с кем, а с Елизаветой Николаевной я бы не хотела знакомить дочку.
– Где-где… Работает он, далеко, денежки зарабатывает, – говорит Соня. – Из садика не забирает меня.
– Вот значит как, – задумчиво отвечает мужчина. – Ты не против, если я поговорю с твоей мамой?