Читать онлайн S-T-I-K-S. Легавая

Дисклеймер

Все персонажи, события и организации, упомянутые в данной книге, являются вымышленными. Любое сходство с реально существующими людьми, живыми или умершими, а также с реальными событиями, местами или организациями – случайность и не имеет преднамеренного характера.

Автор не ставит целью пропаганду каких-либо взглядов, убеждений или моделей поведения. Настоящее произведение создано исключительно в художественных целях и не призывает к каким-либо действиям. Мнение персонажей не обязательно отражает позицию автора.

В тексте присутствуют сцены насилия, сцены сексуального характера, жестокость и ненормативная лексика. Книга предназначена исключительно для лиц старше 18 лет. Не рекомендуется к прочтению впечатлительным людям, а также тем, кого могут потревожить описания физического и психологического насилия. Чтение осуществляется на ваш страх и риск.

Глава 1: душный бункер.

Рикошет окликнул Легавую:

– Мы ей сейчас ничем не поможем, – тяжело выдохнул он, вертя головой по сторонам и водя лучом фонаря, с помощью света пытаясь развеять темноту вокруг. Лампы в тоннеле были слишком слабыми.

– Пошли. Надо к общему собранию успеть подтянуться, – Лидия поправила Вероничку на руках.

Легавая неспешно развернулась, и в груди как будто что-то ёкнуло. Это было ощущение, которое приходит, когда ты внезапно осознаёшь, что твой мир рассыпается на куски, а ты стоишь среди этих обломков, пытаясь собрать их обратно, но они, как назло, только больше рассыпаются сквозь твои пальцы. Вся реальность начинает трещать по швам. Она почувствовала, как меняется воздух, как ощущения теряют свою чёткость, как восприятие начинает глючить, нарушая привычную картину мира. Как вдруг поняла: здесь, в этом новом мире, она уже не была собой. Это была реальность с другими законами, с другими правилами, с другой Верой. Та Вера, которая осталась в прошлом, до катастрофы, была лишь тенью того, что она сейчас видела перед собой. Эта новая Вера не была просто её копией, она была чем-то совершенно иным.

Встретиться с собой в таком виде – это как смотреть в зеркало, но не видеть в отражении себя, а какого-то чужого. Да, у копий тот же взгляд, те же черты лица, мимика, голос, интонация. Это ты, но и не ты. Это твоя оболочка, но не твоя душа. И это ощущение ты не можешь признать. В этом было что-то завораживающее, невообразимо странное… Но вместе с тем – жуткое, пугающее, неестественное. Потому что осознаёшь: ты не единственная, ты – просто одна из множества копий, разбросанных по этим бесконечным мирам.

Чтобы пережить это, чтобы принять новую реальность, нужно обладать либо стальной психикой, либо стальными яйцами, либо и тем, и другим. Иначе всё это может разорвать тебя. Легавая ощутила, как её разум балансирует на грани срыва. И почему эти мысли накинулись на неё именно сейчас? Почему прямо в этот момент?

Она догнала Рикошета, винтовка в её руках была сжата крепко, но видно, что ей пока не совсем привычно с ней.

– Это чисто для формальности, – покосилась на неё Лидия, – стрелять тут не придётся. Так что, поаккуратнее с этой штукой!

– Я умею обращаться с оружием, – отрезала Легавая с холодным упрёком, как бы предупреждая: не надо мне тут устраивать лекции.

Ширина тоннеля не превышала трёх метров. Прочный, и похоже недавно возведённый, рукав уходил в темноту, а его дальнейшая длина для новичков стаба оставалась загадкой. С обеих сторон по сероватым металлическим стенами тускло светили лампы, их свет был мягким, едва мерцавшим, но достаточным, чтобы дорога совсем уж не сливалась с тенью. Местами фонарики группы добавляли уверенности.

Бетон под ногами был ровный, слегка шероховатый. Воздух насытился запахом краски, извёстки, чего-то металлического и маслянистого, как в метро.

Тоннель спускался под мягким углом, словно приглашал их в недра земли. Шаги отзывались глухо, эхом пробегая по стенам.

– Сколько нам идти? – Легавая обернулась на Лидию.

– В целом примерно три с половиной километра. Но тут не по прямой, – Та на ходу пыталась вспомнить маршрут, щурясь в темноту. – Будем ориентироваться по указателям. Через метров сто должен быть поворот, этот тоннель объединяется с соседскими в один общий.

По обеим стенам тянулись нарисованные стрелки – блеклые, но всё ещё различимые. Через сотню метров на правой стене действительно появился значок перехода: грубые чёрточки, будто нарисованные в спешке, символ объединения веток. Тоннель расширился и, потеряв прежнюю замкнутость, стал напоминать что-то вроде железобетонной платформы метро.

Позади послышались чужие размеренные и уверенные шаги, по звуку которых сразу можно было понять, что приближается двое. Это были мужчина и женщина, на первый взгляд совершенно обычные люди, если не обращать внимания на то, что за их плечами висели вместительные походные рюкзаки, в женской руке поблёскивал включённый фонарь, в ножнах покоился клинок, а на ремне мужчины через корпус тела покачивался автомат. Мужчина оказался невысоким, не выше метра семидесяти, с гладко выбритой блестящей головой и добродушным, даже простодушным лицом. Его лёгкая сутулость говорила о том, что он, вероятно, всю жизнь привык таскать на себе тяжёлые грузы. Женщина же была явной уроженкой азиатских земель, возможно, переселенкой из Кореи. Её аккуратное, словно выточенное лицо обрамляли тёмные волосы, собранные в практичный хвост, а внимательный, чуть прищуренный взгляд скользил по окружающему пространству, оценивая обстановку. На вид им обоим можно было дать не больше двадцати пяти лет, однако в их движениях, в усталой глубине глаз и в мимике читалось совсем иное – возраст был куда старше. Всё же, слишком возрастные глаза для таких молодых лиц.

Лидия подняла руку в знак приветствия:

– Кремень, Сакура, здравствуйте!

Легавая, Рикошет и Пух кивнули коротко и без слов. Формальность соблюдена.

Пара поравнялась с группой, звук их шагов раздавался гулко.

– Здравствуйте, люди добрые! – Кремень говорил громко, с налётом добродушия. – Чо хоть там происходит?

– Веда сказала, что орда к нам идёт, – ответила Лидия, не сбавляя темп.

– Да ну? Вот те раз! А знахари ж такие вещи заранее чувствуют! Да и дроны же наши кружат… Что ж не предупредили-то?

– Дроны не засекли ничего, видимо… Эх, вот видишь, как оказалось – не всегда можно надеяться на технику и знахарей, – пожала плечами Лидия. – Хотя вот Серж, собака плешивая, в Гадюшник свалил позавчера. Дескать, там новый знахарь появился. Надо, мол, поднатаскать его. Выглядит как предлог…

– Ага! В Гадюшнике? Знахарь? – Кремень фыркнул. – Да уж… Там только маргинал и умственно отсталый может остаться жить. Тьфу, – он театрально сплюнул.

– Кремень, ну ты чего! – Сакура поразилась тактичности своего спутника, видимо уже в который раз, – ну нельзя же так. Наверняка там есть адекватные люди!

– Не знаю, не встречал, – отрезал он. Потом прищурился, разглядывая Легавую и Рикошета. – Веда, а ты чего такая тихая?

– Это не Веда… – толкнула его локтем Лидия, – это копия её, представляешь?! – И глупо заулыбалась.

– Вот те на! Ну повезло Веде, я вот уж сколько? – Озорно посмотрел он на Сакуру. – Десятый год жду своего клона, так сказать, всё что-то никак с ним не найдёмся.

– И слава богу! Я бы вас двоих не вывезла! – Та положила руку на сердце.

Кремень лишь на это громко расхохотался.

– Новенькие, стало быть, вы с этим парнишкой? Девочка тоже ваша что ли? И овчарка? А сколько вы тут уже? – Было ощущение, что мужчина хотел знать всё на этом свете.

– Да, – Легавая ответила немногословно. – В этом стабе всего день.

– Ааа, ну, так сказать, добро пожаловать! Милости прошу к нашему шалашу, – Кремень заулыбался.

– Спасибо, здесь очень… гостеприимно, – с иронией ответила она, оглядывая серые стены тоннеля.

– Ты это… не подумай чего. У нас тут всё довольно благополучно. Девять лет назад, когда бункера ещё и в проекте не было, приходилось нам, конечно, кочевать, проситься в другие стабы, по времянкам ютиться. А бывало, вернёшься: а от стаба одни щепки да пепелище… Хорошо, что глава у нас мужик с головой, людей нашёл, всю систему эту разработал, – он очертил пальцем круг в воздухе. – Семь лет назад бункер этот отстроили. Тогда каждый при деле был, и платили, как чичас помню, хорошие деньги. Теперь вот и безопасность есть. А орды… они, конечно, не каждый день образуются, но стабильно раз в год, а если повезёт – то и раз в два. Иногда вот проходят мимо. Места у нас такие… Близко к самой жопе, самые горячие точки, – он засмеялся.

Сакура толкнула его в плечо.

– Ой, да ладно тебе! Не вредничай! Все свои.

Легавая вдруг замедлила шаг, задумалась.

– А когда туман… ну этот, кислый, появляется, вы что, кочевать начинаете или тоже сюда же спускаетесь? – спросила она, бросая взгляд через плечо на Кремня.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – Тот сплюнул, скрестил пальцы, три раза пошевелил ноздрями, два раза моргнул, видимо на всякий случай. – Вот ведь. Если бы тут пошла перезагрузка, то есть кисляк – тут бы остался только голый лес с озерцом. Тебе не объясняли, что нельзя находиться на кластере во время перезагрузки? Тут же всё сразу исчезает. Всё, что построил – сразу в труху. А живое существо либо помрёт… либо, – он цокнул языком, закатил глаза, – станет дурачком. Хотя мёртвых хоронить удобно. Закопал на временном кластере и всё, полная утилизация. Могилки как не бывало.

– Вот кто о чём… – Сакура покосилась на него. – Зачем ты сейчас это сказал?

– Для общего развития! – Пожал плечами тот.

Легавая нахмурилась. Где-то под сердцем кольнуло. Ведь она похоронила Карла Максимыча на временном кластере. Прямо под той ёлкой… Значит, если вдруг перезагрузка, то даже тела не останется.

– Но ты не переживай, кокотка, – голос Кремня стал неожиданно мягким. – У нас тут стабильный кластер. Перезагрузки тут быть не может. Насколько я слышал, лет двадцать как тут ничего не перезагружалось.

– А кладбища тут нет? – Помрачнела она.

– Тьфу ты!.. Ну я кому только что объяснял?! – Отплёвывался он. – Нет, конечно! Мы всех… почивших… закапываем на времянках. Нет тут кладбищ. Ни к чему они. Ох, у заражённых-то нюх, будь здоров. Они, вон, и под землёй тело учуют.

Легу передёрнуло. Лицо посерело от навязчивой, холодной мысли: если заражённые действительно чувствуют даже то, что под землёй… Могилу Карла Максимыча могли вывернуть, словно консервную банку и останки растащить. Что-то сжалось внутри, желудок сковал спазм. Руками она судорожно вцепилась в винтовку. Возникло острое, безумное желание вернуться назад, к заправке. Туда, где под елью осталась не просто могила, а часть её самой. Но нельзя. Ни сейчас.

Они продолжали идти в тягостной тишине, которую заполнял лишь монотонный гул шагов, шарканье подошв по бетонному полу и редкое шлёпанье капель, падающих с потолка. Примерно через километр в их спины упёрся свет фонариков ещё одной группы, которая догнала их на этом участке тоннеля. Людей было не меньше двадцати. Сначала из-за поворота донёсся глухой и размеренный топот, затем впереди прорезался свет фонарей. Стены тоннеля ожили, пошла дрожащая рябь, отблески пробежали по лицам, вырывая из темноты то напряжённые, то безразличные выражения. Вскоре шум шагов смешался с голосами, и в замкнутом пространстве поднялся галдёж.

Все оживлённо переговаривались, обсуждая опасность приближающейся орды, делились ранее пережитым опытом и новыми догадками о происходящем. Лидия охала и театрально вздыхала, но в то же время внимательно слушала каждого без исключения, выхватывая из чужих слов обрывки и детали, которые могли ускользнуть от невнимательного уха. Она ловко вытягивала информацию, словно пылесос, высасывающий пыль из самых тёмных углов, но, несмотря на её старания, никто не мог рассказать больше того, что уже успела сообщить Веда. Ничего нового.

А вот что действительно бесило Легавую, так это как на неё теперь смотрели, на Лидию то есть. Несколько человек одобрительно похлопали её по плечу с таким видом, будто поздравляют с рождением ребёнка. Как будто это её девочка. А она вся светилась и временами косилась на Легавую. Но всё же парировала поздравления, патетично вздыхая: мол, не её малышка, и она пока что, просто нянчит. Вот это "пока что" Легавую тоже бесило. Она молчала, но чувствовала, что под этой учтивой добротой Лидии прячется что-то скользкое. Что-то, от чего хочется съёжиться и отстраниться. И непонятно, почему всем так нравится эта женщина.

Наконец добрались до третьего перехода. Их встретила массивная, старая, довоенная гермодверь. Естественно – бронированная, с толстой обшивкой, скользила при открытии по рельсам влево. Такие обычно ставят на случай вражеского вторжения, химической атаки или вот такого, как теперь апокалипсиса с тварями. В бетонных стенах строители проделали прорези для фиксации. Справа, под толстым слоем пыли и защитным стеклом, располагалась красная кнопка.

Кремень протолкался вперёд, откинул стекло и нажал. Пуньк – ни-че-го!

Он выпрямился, почесал лысое темя.

– Не хотят нас впускать, ребятки.

Дверь должна была по дуге мягко отъехать вбок, но не шелохнулась. Лишь лампочки вдоль стены мигнули змейкой: погасли и по одной включились снова. Толпа зашевелилась и заойкала.

– Ну вот, ещё и электричество шалит, – нахмурился он.

– Попробуй ещё разок, – Лидия показала на кнопку, тряся рукой. – Может, со второго, с третьего раза пойдёт.

– Там предохранитель, – Лега дулом винтовки указала вниз.

– Что? – Та резко к ней повернулась.

– Предохранитель. Без него ворота не откроются.

– Чёрт… – Кремень хлопнул себя по лбу. – Точно! Совсем вылетело, что там блямба эта стоит!

Он нагнулся, порылся у основания гермодвери, откинул металлическую крышку. Внутри располагался узкий отсек со штифтом и рычаг. На случай, если отключат питание или автоматика взбесится.

– Ща…

Он обхватил рукоятку и дёрнул, послышался щелчок. Где-то в стене глухо затрещало и дверь дрогнула, затем медленно сдвинулась и внезапно встала. Кремень снова нажал на красную кнопку. Ворота заскрежетали, поддались и тягуче поехали влево.

– Проходим, соседушки, проходим, – сказал он, сделав приглашающий жест рукой, будто предлагает не в бункер завалиться, а на чаепитие.

За воротами их встретил такой же коридор-близнец, абсолютно идентичный предыдущему. Плавный спуск вниз, с теми же стенами, с теми же блеклыми светильниками. Через метров триста – снова ворота, снова кнопка, всё довольно шаблонно и предсказуемо. Кремень прижал ладонь, и механизм, ворча, сдался.

А вот за следующими воротами началось нечто похожее на муравейник. Около пятисот человек суетились в холле. Люди метались туда-сюда, гул голосов заполнял пространство, в воздухе витала суета с привкусом волнения. Все были на взводе.

Группа Легавой вошла в просторный холл размером с добротный школьный спортзал, из которого отходили три тоннеля. Через двадцать минут всех пригласили в центральный проход, он вывел в помещение вдвое больше предыдущего.

Тут уже стояли лавки, в углу красовался термопот, компанию ему составлял кулер и скромный стол с пластиковыми стаканчиками, над которым висела доска с листами А4. На другой стене прикреплён огромный экран, который наверняка временами что-то показывал. Что именно Легавая не знала, потому что просто не застала такие времена.

Вскоре в зал зашли двадцать человек в камуфляже. На каждом висели АК-12 наперевес, лица у всех служивых каменные. Те деловито начали собирать оружие у присутствующих, записывая что-то в бумажные планшеты. Лега поначалу заартачилась. Ей это не понравилось ни капли, но она поняла, что оружие в панике и тесноте лучше держать подальше от нервных рук.

Народу в зале было много. Больше всего было женщин, далее дети, несколько мужчин. Кто-то сидел, кто-то стоял, кто-то ютился у входа буквально плечом к плечу. Ни о каком комфорте речи не шло. Лега, Берта, Рикошет, Сакура и Кремень устроились у дальней стены напротив той, где висел экран. Лидия с малышкой заняла место на лавке впереди Легавой.

Когда все, кто мог, нашли себе угол, перед толпой вышел черноволосый мужчина с красивыми, медовыми глазами. Камуфляж сидел на нём как на офицере с военного мотивационного постера, то есть безупречно. Держался он уверенно, степенно, будто всё вокруг под контролем. В его осанке чувствовалась армейская выучка и железная привычка быть у руля.

Он заговорил чётко и формально, как и положено человеку его ранга.

– Уважаемые граждане. Вы все меня знаете, а кто не знает – представлюсь. Меня зовут Уж. Я – подполковник стаба Форт Воля. На момент эвакуации я назначен командующим этим бункером. Все решения здесь принимаются исключительно мной. Все запросы проходят только через меня.

Он сделал паузу, давая присутствующим осознать простую истину: тут он – закон, суд и охрана в одном лице.

– Также объявляю военное положение на всё время пребывания в бункере. Военное положение будет сохранено и на поверхности в течение двух недель с момента выхода.

Гул прокатился по толпе. Пульс самого пространства участился.

– А это значит: сухой закон, комендантский час, ограничение перемещений, полное подчинение военному руководству, запрет на конфликты и самосуд. За нарушение устава последует изоляция, а в тяжёлых случаях и ликвидация.

Толпа затихла.

– Теперь перейдём к основной причине эвакуации и мобилизации. С северо-запада мигрирует орда численностью сто двадцать тысяч особей. Наш стаб, к несчастью, стоит прямо на пути их передвижения.

В зале повисла гробовая тишина. А потом поднялась волна охов, шорохов, испуганных переглядов, всхлипов и ахов.

– Причин для паники в настоящий момент нет, – отчеканил подполковник. – Специалисты по скрыту и иллюзиям обеспечивают полную невидимость поселения. Все действия координируются генералом Эльбрусом.

И тут из толпы раздался противный, мужской, высокий голос:

– А почему вы кисляк не пустите?

Уж даже не удивился, только повернулся в сторону голосующего.

– Уважаемый, всем известно, что кисляк – эффективное, но временное средство отпугивания заражённых. Они не уйдут навсегда. Они почувствуют кисляк и подождут. Потому что на уровне инстинкта понимают: если пошла перезагрузка значит, скоро будет подано кушать. Это не работает в долгосрочной перспективе.

Он замолчал, оглядывая зал, затем добавил:

– Поэтому наши скрыты и иллюзионисты справляются гораздо эффективнее. Ваша задача – сохранять спокойствие, выполнять инструкции и не мешать тем, кто знает, что делает. Далее, – продолжил он, не сбиваясь с официального тона. – Информация для семей мобилизованных.

Выдержал паузу. Толпа замерла.

– В случае потери кормильца или члена семьи, семья погибшего получает ряд компенсаций. Если вы снимали жильё – проживание в текущем месте компенсируется за счёт стаба в течение двух месяцев. Коммунальные услуги покрываются на протяжении месяца. Семья без детей получает единовременное пособие в размере двадцати горошин и ста споранов. Для семей, где есть дети, – продолжил Уж, – выплаты производятся ежемесячно в течение года. Пятьдесят споранов и десять горошин каждый месяц.

Он снова выдержал театральную паузу, на этот раз с намёком на гордость за щедрость системы. Хотя по лицам в зале было видно: особого восторга эти щедроты не вызвали. Что там эти спораны да горошины, когда любимый человек жуткой смертью отошёл в мир иной?

– Распорядок дня и регламент нахождения в бункере вы можете изучить на доске информации, – кивнул он в сторону стены, где над столом с кулером и стаканчиками висели небрежно приклеенные листы А4 на пластиковой, синей доске.

– После моего выступления обязательно подойти к дежурным и пройти регистрацию. Перепись, так сказать.

Он осмотрел толпу, прищурившись, словно в каждом искал подозреваемого или, как минимум, будущую головную боль.

– Вопросы есть?

Руки тут же поползли вверх. Кто-то начал выкрикивать что-то про орду, кто-то про питание, кто-то про возможность связи с родными. Но Уж, не дрогнув ни одной мышцей, поднял ладонь строго, резко и безапелляционно.

– Вопросов нет? Отлично! Позвольте откланяться. Все обращения производятся через координаторов. Если потребуется моё участие, они меня оповестят. Комфортного вам пребывания в бункере! Он сделал полшага назад, кивнул, и удалился.

Легавая приподняла бровь. Губы её едва заметно дёрнулись в усмешке. И, повернувшись к Кремню, едва слышно бросила:

– Мда, пиздодельный.

Кремень, который в этот момент как раз делал глоток живца, с шумом подавился, закашлялся, отчаянно хлопая себя по груди.

– Ох, милочка, – хрипло выговорил он, вытирая рот рукавом. – Ты поосторожнее с такими фразами… У Ужа слух как у летучей мыши, а нюх как у ищейки. – Он покосился на Берту, понизив голос. – С такими, как он, лучше не конфликтовать. Поверь мне, я видел, как он однажды…

Он не договорил, потому что именно в этот момент мимо как раз прошёл один из бойцов с планшетом в руках и слишком внимательным взглядом.

– Эээ, короче потом как-нибудь! – Махнул он рукой и пошёл болтать с полноватой женщиной.

– Да не слушай ты его. – Сакура проводила взглядом своего друга. – Он любитель жути нагнать. Тем более уж тебе-то точно не стоит Ужа бояться. Ты ж копия Веды.

– Что это значит? – У Легавой вытянулось лицо.

– А? Ой! Ты не знаешь, да?

– Видимо да. А чего я не знаю? – Уточнила она.

– Слушай, это уже не моё дело. Веда сама как-нибудь тебе расскажет. – Подмигнула Сакура и направилась к Кремню.

Тут Лидия сорвалась со своего места, как если бы её шершень в задницу ужалил, сонную малышку ловко скинула на руки Легавой, которая даже не успела пикнуть, и как бульдозер понеслась дальше между лавками. Люди едва успевали отскакивать.

– Чего это она? – Не отрывая взгляда, удивился Рикошет, отпивая живчик из бутылки Веды.

– Понятия не имею, – флегматично отозвалась Легавая, следя за траекторией Лидии.

Надо было отдать ей должное: несмотря на крепкую комплекцию, она двигалась проворно и гибко. Уж не успел и глазом моргнуть, как она уже встала у него на пути. По его лицу скользнула тень раздражения. Было очевидно: меньше всего ему сейчас хотелось разговаривать с ней. Похоже, для него она была сплошной головной болью, навязчивой и прилипчивой обузой, от которой стараешься избавиться вежливо, не переходя на грубость.

– Достопочтенный Уж! Я – Лидия, жена… – начала она с чувством и толком.

– Жена начальника полиции стаба – Полкана, – перебил он, без особого восторга. – Мы с вами встречались. Раз пять. И каждый раз незабываем. – Улыбка у него вышла кривоватая, будто ему шпилькой по мизинцу заехали.

– Да-да, вы, конечно, правы! Уважаемый Уж, не оказали бы вы мне услугу? Мне необходимо узнать о состоянии моего мужа, и желательно… желательно бы с ним связаться…

– Ваш муж сейчас находится на передовой. При штабе Главнокомандующего Эльбруса, – отозвался подполковник с заунывным тоном. – Полкан – ценный специалист по обороне. Одно из ключевых звеньев нашей многоуровневой цепи. Без него ну, сами понимаете, узел ослабнет. Так что, поверьте, он под надёжным присмотром.

Он уже попытался пройти мимо, но Лидия перегородила ему отход, вцепившись взглядом.

– И всё же… Я была бы очень благодарна, если бы вы позволили мне хотя бы краткий контакт. Всего несколько слов, услышать голос…

Она состроила лицо в стиле «все котята мира умрут, если вы откажете». Даже губы дрогнули. Словом, включила тяжёлую артиллерию.

– Сейчас нельзя, у нас радиомолчание. Эфир не засоряем. – отрезал Уж. Голос у него вдруг стал жёстким. Он отодвинул её лёгким движением тыльной стороны ладони. Без грубости, но и без сантиментов.

Лидия хотела что-то ещё сказать, даже вдохнула для этого… но в следующую секунду он уже пошёл прочь. Как будто её и не существовало. В зале шумело. Словно кто-то открыл шлюзы. Люди загудели, заговорили, заголосили.

Сквозь толпу Лидия шла как танк. Подойдя к Легавой и Рикошету даже не протянула руки к малышке. Только бешеный взгляд, надутые щёки.

– Пошли, – буркнула она, окинув взглядом зал и сдувая с лица кудрявую прядку. – Надо зарегистрироваться. Мне должны выделить комнату в связи с моим положением в cтабе. Поэтому малышку я возьму к себе. А вам, – она резко глянула на парочку, – койки в общей спальне. Привыкайте. Добро пожаловать в коммунальный ад.

Надо было видеть лицо Рикошета в этот момент. Сначала он застыл, как пёс, которому кинули палку, а потом как будто понял, что это был кирпич, а не палка. Глаза налились злобой, губы дрогнули, и если бы не своевременное вмешательство Легавой, в воздухе уже висела бы жирная, блестящая, завёрнутая порция благородного, и не очень, мата.

Но Легавая спокойно положила ладонь ему на плечо и внезапно расхохоталась. Смех вышел звонким.

– Ты чего это? – Удивился тот, всё ещё готовый к словесному батлу.

– Да ничо, – хохотала она, вытирая слезу с уголка глаза. – Ты видел, как её только что побрили? Мисс Совершенство в гневе. Она аж челюстью заскрипела. Щёки как жаба надула.

Рикошет тоже не выдержал, губы дёрнулись в ухмылке, а потом и вовсе рассмеялся.

Лега знала таких, как Лидия. Опасны они. Когда такие не получают желаемого, у них внутри ломается рычаг, и дальше они действуют без тормозов. Дамочка была из тех особ, что в «нет» слышали личное оскорбление, проклятие и приглашение на дуэль. Она всегда получала, что хотела. Ценой чужих нервов, связей, манипуляций или крокодиловых слёз.

И, надо признать, Лидия не соврала. После регистрации их с Рикошетом действительно запихнули в общую спальню, причём на верхние койки. Сливки общества, а точнее, жирная пенка из начальства, их жён, детей, любовниц и особо ценных кадров, получили крохотные, но изолированные комнаты. Всяко лучше койки в общей комнате на сотню человек.

Бункер изначально проектировали на две тысячи душ. Но даже не набрав и половины этой численности, здесь уже ощущалась теснота. Сейчас в нём обитало около пятисот – вместе со служивыми. И уже было ясно: стоит добавить ещё сотню, и начнётся натуральная борьба за каждый клочок пространства и крошки хлеба. Возможно, под землёй имелись и другие помещения, залы, но до них пока никого не допускали.

В центре бункера находилась просторная столовая, по размерам значительно превосходящая актовый зал, в котором совсем недавно выступал Уж. В помещении рядами стояли длинные железные столы, отполированные до блеска, и такие же тяжёлые лавки. В воздухе витал насыщенный запах тушёной капусты, смешанный с тёплым, уютным ароматом сладких “пуховых” булочек.

Для соблюдения гигиены в бункере были предусмотрены общие душевые, отдельные для женщин и мужчин. Посещать их разрешалось строго в отведённые часы, и тот, кто пропустил свой временной слот, вынужден был ограничиться умывальником, что, мягко говоря, не доставляло удовольствия. Туалеты тоже были общими, но, несмотря на это, поддерживались в относительной чистоте и благоухали резким, но привычным запахом хлорки.

Для поддержания психического равновесия жителей обустроили три комнаты отдыха, каждая площадью около шестидесяти квадратных метров. Внутри этих помещений располагались мягкие кожаные диваны, собранные в уютные группы, а в углах громоздились шкафы, наполненные потрёпанными, но весьма разнообразными книгами – от «Войны и мира» до попсы под названием «Как стать богатым за десять дней». Для любителей развлечений имелись настольные игры: «Монополия», «500 злобных карт», шахматы, а также старенький набор «Мафии» с карточками, разрисованными вручную. Стены украшали красивые пейзажи в добротных деревянных рамах, которые придавали обстановке почти домашний уют.

В одной из комнат отдыха находился проектор с целым запасом старых фильмов – от «Броненосца Потёмкина» и «Чужого» до видавшего виды DVD-диска «Стриптитутки против зомби», просмотренного уже до дыр, и пары сезонов «Доктора Хауса», сохранённых на флешке. В углу третьей комнаты стоял кофейный автомат. Работал он нестабильно, но в те редкие моменты, когда удавалось получить из него стаканчик горячего напитка, он воспринимался как портал в рай.

Кроме того, в бункере имелись два тренажёра – велотренажёр и беговая дорожка. Оба скрипели так громко, что желание ими пользоваться быстро угасало, поэтому стояли они без дела практически всегда.

В целом, условия здесь были вполне сносные и позволяли жить без особых лишений, если, конечно, не придираться к мелочам.

Так компания и протянула здесь три долгих, мучительных для неё дня. Поначалу Берта скучала, но потом её заметили дети… Буквально не давали ей прохода: то покататься на ней хотят, то подрессировать, то за ушки подёргать. Легавой пришлось несколько раз проводить воспитательные беседы с детьми и их мамашами, объясняя, что собака – это живое существо, а не плюшевая игрушка. Рикошет ходил хмурый, как туча: стены бункера на него слишком давили.

А вот Лидия как в воду канула. Ни слуху, ни духу. Она ни разу не подошла к Легавой. А главное – малышка была у неё всё это время. Легавую это бесило до дрожи в печени. Она пыталась узнать у дежурных номер комнаты Лидии – сначала вежливо, потом менее вежливо, а потом уже с откровенными угрозами. Но система была глуха. Даже когда она выдавливала сквозь зубы: “У этой женщины моя дочка”, чтобы хоть как-то привести в движение шестерёнки бюрократической машины, уповая на сострадание и жалость – всё равно: “Извините, эта информация конфиденциальна”.

Да подавитесь вы своей конфиденциальностью!

На четвёртый день их снова согнали в актовый зал. Свет, как и всегда, был тускловат, а воздух тяжёлый и спёртый, пропитанный гулом собравшейся толпы.

Из коридора, величаво, словно королева, выплыла Лидия, держа на руках маленькую Вероничку. Она шла сквозь ряды людей так, будто провела последние трое суток не в душной, бетонной коробке, а в дорогом и расслабляющем СПА-салоне. На лице её играла уверенная, чуть снисходительная улыбка, а походка была размеренной и демонстративно женственной, с лёгким покачиванием бёдер. Лидия медленно обвела глазами зал, пока не наткнулась на злой и колючий, почти физически ощутимый взгляд Легавой. От этого взгляда её шаги заметно изменили ритм, и она, уже с осторожностью, направилась к ней.

Лега молниеносным движением выхватила ребёнка из рук самоуверенной «няньки-хапуги» и одарила Лидию таким взглядом, что у той, казалось, подкосились ноги. Если Лидия могла считаться мегерой королевского размера, то Легавая в такие моменты превращалась в ходячую, нестабильную атомную бомбу, способную своим гневом поднять целую гору, покрутить её на пальце, как баскетбольный мяч, а затем отправить в космос одним щелчком. С женщинами вроде Легавой в состоянии ярости лучше не вступать ни в какой контакт, и Лидия это прекрасно понимала. Она замялась, чувствуя неловкость.

– Ой, Легавая, душа моя… ну ты чего? Понимаешь, замоталась… – попыталась она оправдаться, но договорить не успела.

– Заткнись, – процедила та сквозь зубы, не оставив ни единого шанса на продолжение разговора.

Лидия лишь неловко поправила безупречно белую блузку – как она вообще ухитрилась найти и сохранить такую вещь в здешних условиях, оставалось загадкой – и перевела взгляд на входящего в зал Ужа.

Он появился так, как всегда умел – в камуфляже, с холодно-строгим выражением лица и поразительно яркими, медовыми глазами, которые излучали притягательный свет. Подполковник уверенно поднялся на импровизированную сцену, окинул зал внимательным взглядом, глубоко втянул воздух и заговорил громким, чётким и прекрасно поставленным голосом:

– Граждане стаба Форт Воля! – Произнёс он торжественно. – Поздравляю вас. Поздравляю нас всех. Благодаря усилиям семисот двадцати человек, которые находились на поверхности, буквально в шаге от гибели, нам удалось изменить траекторию движения орды.

В зале воцарилась короткая пауза, а затем люди загудели. Кто-то хлопал по плечу соседа, кто-то тихо всхлипывал, а кто-то просто обнимал ближайшего.

Уж поднял руку, и зал мгновенно затих.

– Два дня назад орда прошла в километре к западу от нас. Потери – ноль. Ни одного человека.

Зал выдохнул, затем громко и радостно заголосил.

А Уж тем временем продолжал:

– В течение двух часов всем надлежит покинуть бункер. Выход – только через ворота А1. Повторяю: только ворота А1. Нарушение маршрута будет считаться административным нарушением. Последствия будут соответствующие.

Как говорится, людям дважды повторять не нужно. Народ тут простой – сказали кабанчиком покинуть бункер, те и метнулись. Все быстренько собрали свои черевички и дружно, всем скопом, вышли через обозначенный выход. Оружие всем вернули на выходе.

Когда они выбрались из бункера, оказавшись на какой-то неведомой для Легавой улице посёлка, все поморщились от яркого солнца, которое без стеснения било в глаза. Лёгкие наполнились чистейшим свежайшим воздухом, а вокруг сразу распространился запах цветов и пыльцы. Легавая чуть не опьянела. Никаких запахов бетонных тоннелей и затхлого воздуха – какое же облегчение выйти на свежий воздух после всего того, что они пережили в подземке.

Люди начали расходиться по домам. Легавая ещё плохо ориентировалась, где она находится. Они с Рикошетом стояли и неловко оглядывались. Лидия, конечно, могла бы их сопроводить, но Леге не хотелось её видеть. Поэтому они попросили ближайшего человека подсказать, в какой стороне дуплексы. Тот, с какой-то непонятной завистью, оглядел их с ног до головы и указательным факом направил на юг. Это было странно, но Легавая не стала устраивать разборки из-за такой мелочи. В бункере за три дня и три ночи у всех поехали мозги. Эти бетонные стены и сдавленное пространство внизу не могли не отразиться на психике. Так что, она лишь сказала «спасибо» и пошла дальше.

Лидия, как бы невзначай, шла за ними – за Легавой, Рикошетом, Бертой и Вероникой. Она не знала, с какой стороны подступиться. Очевидно, уже ни с какой. Нужно было думать раньше, а не забирать себе девчонку на три дня. Теперь ситуация была запутанной, и Легавая, несмотря на все свои усилия, не могла избавиться от раздражения.

– Она идёт за нами, – тихо наклонившись к уху Легавой, сказал Рикошет.

– Да, вижу, пусть идёт, – ответила та, не оборачиваясь.

Через некоторое время Лидия свернула к зданию полиции, видимо, пошла искать своего мужа. Лега обратила на это внимание и с облегчением пошла дальше.

Дойдя до дуплексов, они заметили, забор, который раньше был защищён колючей проволокой и электрическими проводами, теперь выглядел как настоящая крепость. На его верхней части вдоль всей длины были натянуты дополнительные металлические шипастые сети, чтобы ещё больше усложнить попытки врага перелезть. Вдоль основания укрепили бетонные блоки, скрывающие ещё один слой колючей проволоки, замаскированной в земле и дёрне. На некоторых участках появились даже импровизированные стенки из мешков с песком, предназначенные для того, чтобы замедлять продвижение и вызывать дополнительные трудности при попытках преодолеть ограждение.

Дверь в их половину дуплекса была открыта настежь. Леге это, конечно же, не понравилось. Они поспешили войти в дом. Внутри было тихо. Веды не было на месте. Окна на первом и втором этажах закрыты стальными ставнями. Они не стали ждать знахарку и сразу распахнули все окна, чтобы впустить хотя бы немного света в этот мрак. Затем привели себя в порядок и переоделись.

Ой, ну какой же это всё-таки кайф – быть дома! Хорошо-хорошо, этот дуплекс не был их домом, скорее, как они считали, временным пристанищем. Но всё же – это непередаваемое ощущение, когда ты можешь с комфортом посидеть на толчке в одиночестве, помыться под тропическим душем с горячей водой, а не под скудным напором едва тёплой струйки. На тебя никто не пялится, ты не боишься уронить мыло в душе! Кайф!

На барном островке лежали пакеты ИРП, подумав, что это для них, не стали церемониться, просто закинулись содержимым. Берту с Вероникой тоже покормили. Теперь сами не знали, что делать дальше. Веда пока не вернулась. Поэтому выходили на улицу, гуляли вокруг дуплекса, и по асфальтовой дороге вдоль забора, затем до фонтана, пытаясь хоть как-то растянуть это бесконечное время.

Дело шло к вечеру. Солнце как-то ненормально стало заваливаться на бок и взорвалось на глазах. Легавая опешила. Небо и ночное, и дневное казалось ей странным с самого начала здесь. Она ещё в первую ночь заметила громадные звёзды, туманности и спирали. Где-то про себя она понимала, что тут что-то не так. И вот наконец-то смогла понять что. Со светилами тут происходит причудливое. И впрямь… Очередное подтверждение чужого мира…

Веда появилась уже затемно. Она ввалилась внутрь как подстреленный лось, рухнула мешком с картошкой на пол, звонко трахнулась грудью и животом о кварц-винил, перевернулась на спину и раскинулась звездой. На ней был зелёный камуфляж, потная кепка, чёрные пыльные кроссовки.

– Ойййй… – протянула она, не открывая глаз. – Ща бы холодненького пивка бахнуть…

Берта тут же метнулась к ней и начала вылизывать лицо. На морде у Веды был приличный слой дорожной пыли, судя по следам, которые Берта ловко слизывала языком. Прямо как крем с торта. Та морщилась и отпихивала собаку.

Легавая и Рикошет окружили её, в лицо полетел град вопросов.

– Что это было?! – Выпалила Легавая, присев рядом.

– Ты видела орду? А где она прошла? Они воняли? Шумно было? Они ели кого-нибудь?

– Ты чего так поздно вообще? Всех же ещё утром из бункера выпустили! Где ты шлялась? Что делала? Ты в порядке?

Веда лишь поморщилась, медленно сняла с головы кепку и с показной обречённостью напялила её себе на лицо, как бы ставя жирную точку в этом спектакле под названием «допрос с пристрастиями».

– Ребят… имейте совесть… Я четыре дня – не жравши, не спавши, не сравши. Может, хоть капельку пивка… ой, то есть уважения… к уставшей работящей женщине?

Легавая тут же прочухала намёк. Без слов рванула к холодильнику, достала оттуда бутылку пенного под звучным названием «Житиё Гусиё», открутила крышку и молча протянула её работяге.

Веда схватила бутылку с такой скоростью, будто это был не напиток, а исцеляющий нектар. Смачно присосалась к горлышку и, чёрт побери, это был момент абсолютного блаженства. Первый глоток, и по горлу скатилась пенная и искристая прохлада. Пиво будто разлилось по пищеводу мягким, тёплым золотом, обнимая вены и выгоняя усталость, пыль, ад и все ужасы последних четырёх дней. Сердце пропустило удар от наслаждения. Каждая клетка тела словно вспомнила, зачем вообще стоит жить. На душе стало тепло. Настолько, что захотелось рыдать от умиротворения и одновременно орать "ЖИЗНЬ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!". Голову приятно повело. Руки и ноги стали ватными и лёгкими.

– О-о-о да… – выдохнула Веда, отрываясь от бутылки. – Вот он, вкус цивилизации…

Легавая и Рикошет обменялись быстрыми, полными скрытой насмешки и лёгкой зависти взглядами, а затем одновременно потянулись холодильнику. Спустя минуту каждый из них уже держал в руке по прохладной бутылочке, на стекле которой блестели крошечные капли влаги.

Вскоре они устроились втроём на полу за диваном, вытянув уставшие ноги так, чтобы хоть немного расслабиться после всего пережитого. Легавая сделала глоток, и прохладная горьковатая жидкость мягко разлилась по горлу. Пена чуть коснулась губ, оставив лёгкое щекочущее ощущение, а капли конденсата скатились по гладкому стеклу бутылки, оставив на пальцах холодный влажный след. Пиво в этот момент казалось чем-то вроде манны небесной, святой водой, настоящим елеем для измученной нервной системы.

Никто из них не произносил ни слова. Даже обычно шумная и беспокойная Берта притихла, улеглась рядом и, свернувшись клубочком, уткнулась влажным носиком в колено Веды. Сейчас существовал только этот момент единения. Этот жаркий вечер. И вкус жизни, возвращённый одним глотком хмеля.

Глава 2: унесённые сидром.

Так они и просидели минут двадцать, тупо уставившись в стену перед собой.

Любопытство всё-таки победило, и Легавая, не удержавшись, продолжила допрос с лёгким садистским удовольствием:

– Ну так что? Рассказывай давай, как всё было? – Хлопнула она Веду по пухлой коленке, отчего та дёрнулась.

Ей до сих пор было дико странно видеть себя на двадцать килограммов тяжелее, а Веде – себя на двадцать килограммов стройнее.

– Пфффф… Ну что тут сказать… – протянула та, лениво почесывая подбородок. – Орда, примерно сто двадцать – двадцать пять тысяч особей, шла на нас как на шашлык. В стабе есть четыре человека с даром скрыта. Ммм… Это такой дар, который позволяет временно скрыть себя и тех, кто рядом – типа локальный невидимка. Также некоторые скрыты умеют и запах скрывать. Из всей четвёрки только один чувак был реально прокачан, его как раз и поставили в угол между нашей стеной, – она кивнула на ту самую, через дуплекс от них, – и северной. Там была ключевая позиция. Вот он и тужился скрывать охраняющий гарнизон.

– Ещё у нас был фамильяр. Это такой чувак, который может управлять животными: видеть их глазами, слышать их ушами, призывать как диснеевская принцесса. Он как раз отслеживал движение орды, потому что три дрона тупо сшибли элитники. Высоко-то в Улье ничего не летает, кроме птиц, а вот низко… А вот то, что летает низко, тут долго не живёт. Фамильяру и иллюзионисту пришлось выкатиться за пределы стаба вместе с другим скрытом, чтобы заманить толпу в другую сторону. Скрыт их скрывал, фамильяр отслеживал реакцию орды через вороньё, а иллюзионист гонял приманки туды-сюды. Пустил по полю иллюзию косули с детёнышами. Стадо потянулось за ней… Правда не сразу, засранцы морды свои воротили поначалу. Пришлось раз семь эту косулю несчастную пускать, каждый раз дальше и дальше. Чувак выдохся почти в ноль, пришлось его подзаряжать.

– Подзаряжать – это как? – Спросил Рикошет.

– Ну, типа как переливание крови, только энергии. Знахари умеют видеть потоки энергии, направлять их, передавать. Так вот ему… перелили немного.

– Ты тоже умеешь? – Уточнила Легавая.

– Ага, умею. Но, как уже говорила, моей батарейки хватит на синицу. Я не та, кто спасёт всех. У меня другой прикол… – она замялась.

– Что за прикол? – Подозрительно прищурилась Лега.

– Ну-у-у, извини. Эта информация не для посторонних ушей, – отшутилась Веда, теребя за ушками Берту.

– Сказала «А» – говори «Б», – вставил Рикошет, но тут же получил от Легавой тычок в плечо и грозный кивок: мол, не лезь куда не просят.

– Короче, в этот раз всё прошло тихо. Спасибо стратегии Эльбы.

– Кого?

Веда ехидно уставилась на Легавую, словно дразнясь.

– Эльба. Это Эльбрус.

– Кто такой Эльбрус, и почему ты на меня так смотришь?! – Легавая засмущалась, чуя неладное.

– Эльбрус – это глава стаба. Двухметровый квазище, шириной как шкаф-купе.

– Поняла… – буркнула Лега.

– Так что, пока живём, – заключила Веда, отпивая из бутылки. – Но… хи-хи-хи, у нас теперь военное положение на две недели! Так что, если поймают нас с пойлом, огребём как следует.

– Эй, а что у нас с дарами? – Спросил внезапно Рикошет. Этот вопрос жёг ему мозг четыре дня подряд.

– Точно! Ваши дары! – Хлопнула себя по лбу Веда. – Завтра разберусь с каждым индивидуально, но пока расскажу кратко. У тебя, Рикошет, дар отражения. Всё, что в тебя летит: стрелы, пули, ножи, лифчики, и так далее – отлетают обратно. Если враг стреляет с одной позиции и не меняет её – получит обратку. Но! Тут есть опасность фрэндли-файера1, если друг окажется на траектории полёта пули, – тут Веда сделала паузу, – то, ну… примите соболезнования. А ещё твой дар не распространяется на тяжёлые снаряды.

– Ого… Как в моба-игре прям, – протянул тот, почесав голову.

– Ага. Зато в рейдах будешь нарасхват. Рейд – это вылазка за ресурсами, оружием, споранами, горохом, жемчугом… ну, и всяким таким.

– Понял. А как записаться?

– Встанешь на биржу труда, у нас в администрации. Там тебе подберут группу. А ещё года через два у тебя, возможно, откроется второй дар – будешь пятым скрытом в стабе, если, конечно, останешься здесь.

– То есть, я смогу становиться невидимым?

– И делать невидимыми других. Только это надо развивать. Сложно, муторно, но оно того стоит. Иначе будешь мигать, как гирлянда или скрыт внезапно слетит в самый неподходящий момент.

– Ого.

– А у тебя, Легавая, – тут Веда ткнула подругу плечом, – тоже есть свои фишки. Во-первых, ты… ээээ… – Почему-то Веда замялась, подбирала слова. – Ты сенс. Видишь психическую энергию. Людей, заражённых, животных – всех. Но не дальше, чем на пятьсот метров. Хотя в редких исключениях, ты можешь переплюнуть эту дистанцию, только если твоё подсознание будет тебе посылать сигнал S.O.S., как инстинкт самосохранения, чтобы ты могла убраться подальше и спасти свою задницу. При самостоятельно включении твой потолок – это половина километра максимум.

– Я иногда вижу всполохи вокруг головы…

– Это оно. Чем сильнее тварь, тем ярче всполох. Помимо этого, ты можешь слышать и понимать заражённых. Общаться с ними. Дальше будет больше, если не будешь лениться и развивать свой дар, сможешь видеть их воспоминания и мыслеформы.

– Что?! Верка! Тьфу ты, Легавая! – Рикошет смотрел на неё, с восхищением, потом со смущением, а затем и вовсе со стыдом. – Прости… Я тогда не поверил. Думал, ты прикалываешься, ведь заражённые… Я слышал лишь как они рычат, урчат, хрипят…

– Я и сама не верю… Сама в шоке… Но я бы не очень хотела видеть их воспоминания…

– А ты поверь. Ты будешь мощным сенсом. Эти всполохи – пока только первая ступенька дара, вторая – это чтение мыслей… Заражённых… Третья – это умение с ними общаться, четвёртая – частичное видение их воспоминаний. Грубо говоря, всполохи вокруг головы – это черновик мысли, мыслеформы. Когда ты прокачаешься, сможешь видеть мутную картинку в этом всполохе. Я составлю индивидуальный план развития для каждого дара. Но это ещё не всё. На подходе у тебя ещё один, скажем так, тоже ментальный дар. Ты сможешь видеть энергетический след, сможешь воссоздавать картину произошедшего в течение суток.

Легавая одарила Веду недоуменным взглядом.

– Это как? – Спросил наконец Рикошет.

– Пф-ф-ф, в общем если Кролика Роджера пристрелят, ты сможешь, придя на место преступления, рассказать как, когда и кто это сделал. Но дар этот очень тяжёлый. Развивается постепенно и высасывает много сил. А ещёо-о-о-о через годик у тебя возможно откроется третий дар.

Легавая и Рикошет уставились на неё круглыми глазами.

– Иллюзионист. Как тот, что пускал косулю. Это дар тоже тяжёлый, энергоёмкий, требует воображения и концентрации. Развивается годами, всю жизнь. Но ты справишься. Получается, все дары у тебя завязаны на силе мысли. Это тяжёлые дары. Мало, кто добивается успеха в их развитии. Тем не менее, поздравляю! У вас у обоих – крутые подгоны от Улья. Во всяком случае лучше, чем чесать яйца без рук.

– Фуууу, что и такой дар есть. – Скуксилась Легавая.

– Нет, я пошутила. Хотя, кто знает… – Засмеялась Веда.

– Да уж… не ожидал, – пробормотал Рикошет, а потом посмотрел на Веду с интересом. – А у тебя ещё какой-нибудь дар есть?

– Ам-м-м…

Легавая сразу увидела у Веды этот их фирменный взгляд – тот самый, когда тебя спрашивают то, чего говорить не хочется, а врать ты толком не умеешь, у тебя всё на лице написано, но нужно как-то уйти от ответа. Она решила прийти на помощь своей копии.

– Она у нас самый крутой знахарь, и этого более чем достаточно! – Сказала та, обняла Веду и чмокнула её в грязную щеку, воняющую слюнями Берты… и тут же об этом пожалела.

– Тьфу! Фу! Хаптьфу!.. – Заплевалась она, вытирая губы, что вызвало смех у окружающих.

– Кстати… – сказала Веда, – у Берты тоже дар есть.

Все уставились на собаку. Овчарка тоже была в шоке, заводила ушами.

– Да-да! У неё теперь острый слух. Она улавливает опасность за версту. Будет как маячок. Животные в Улье вообще отдельная тема. Когда попадают сюда – или превращаются, или начинают умнеть. У них появляется… шестое чувство. Или седьмое, чёрт его знает. Короче, они становятся более осознанными что ли.

– Что за дивный новый мир… – философски выдохнул Рикошет, допивая последнюю каплю из бутылки. – А ещё какие дары есть у животных?

– Я узнала от одного знахаря, – начала Веда с видом конспиролога, – а тот от другого знахаря, а у того есть кореш, у которого есть генета2… Вот эта генета умеет создавать иллюзию. Типа рассыпается на несколько генет – целый табун генет. В случае опасности – шикарная штука.

– Ва-а-а-у-у-у-у… – протянул Рикошет, явно впечатлённый, глаза заблестели, как у ребёнка на ярмарке. – А шо такое генета?

– Понятия не имею, – честно пожала плечами Веда. – Кошка, наверное… экзотическая. Или обезьянка. Звучит экзотично.

– Да-да, экзотично… – послушно закивал Рикошет, уже представляя, как эта генета рассыпается на маленькие пушистые обезьянки как в замедленной съёмке под эпичный саундтрек и взрывы.

– А ещё, – подалась вперёд Веда, явно наслаждаясь моментом, – один импозантный, пьяный в зюзю дядька, когда-то проездом тут был, рассказал, что у его крестника есть одарённый – выделила она это слово как-то особенно – мэйн-кун3. Чует опасность, как Берта, только по-своему. Своя чуйка. И понимает своего хозяина буквально слово в слово. Ну разве что тапки не приносит. Хотя, кто знает… Так вот, этот кот несколько раз спасал ему жизнь.

– Да уж, здорово, – искренне восхитился Рикошет. – Круто, что и у животных есть свои дары…

– Ага, – кивнула Веда с умудрённым видом. – А у Веронички пока нет никакого дара, и не будет. Не будет пока не станет действительно иммунной и не вступит в симбиоз с грибом.

А Легавая в этот момент уплыла в собственные миры. Флэшбэки прошлого снова настигли – больно, внезапно. Внутри похолодело. Она вспоминала Карла Максимыча… и вдруг представила: а если бы у него был дар? Какой? Её пробрало до мурашек, словно сквозняк прошёлся по позвоночнику. Скучала она по нему, до зубного скрежета скучала.

– А пошли с вами в бар на “Тайную Буханту”! – Внезапно вырвала её из дум знахарка.

– Чего? Куда? – Округлил глаза Рикошет.

– Ну, Буханта! Тайный бухич! —Та расплылась в довольной улыбке. – Скутер сегодня устраивает сбор в честь отбивания орды.

– Военное положение, – мрачно напомнила Легавая.

– На то он и тайный! Никто ничего не узнает. Всё будет цивильно.

– Я даже не знаю… Нам бы отдохнуть… – пробормотала Лега, потирая слегка затёкшую шею.

– Ой, Легавая, я тя умоляю! – Всплеснула руками Веда. – Пошли! Снимем стресс и парочку крепких мужичков! А? А? А-А-А-А? – для, так сказать, моральной реабилитации.

Легавая с Рикошетом уставились на неё синхронно.

– Что? – Беззаботно улыбнулась та. – Тебе тоже найдём. – Подмигнула Рикошету.

– Спасибо… не надо, – выдавил он, оцепенев от ужаса.

– Да пошли вы оба… Со мной!!! На бухич!!! Ну чо вы, как эти… Так, быстро все переодеваться! Я в душ, буквально десять минут! А вы, шмыги, живо переодеться! Только переодевайтесь в тёмное! Либо в камуфляж! И сбагрите малыху Лидии.

– Я не хочу отдавать её Лидии, – глухо парировала Лега.

– О-о-о-о… – закивала Веда, уважительно. – Понимаю. Не осуждаю. Даже одобряю. Ну тогда к Сакуре. Она напротив живёт, в пятом дуплексе от забора. У неё там сакура растёт. Не цветёт, правда, но зато розовые розы под окном есть.

– А она не будет против?

– Не-е-е, ты что-о-о! – Отмахнулась Веда, подходя к лестнице, открыла дверцу под ней, сейф. Щёлк. Достала оттуда три горошины. Задумалась. Достала ещё две. Потому что щедрость – это её стиль.

– Вот, – протянула Легавой. – Отдашь ей в уплату. Она не откажет.

– Хорошо, – кивнула та. Поиграла бусинами в руке. Потом встала и пошла переодеваться.

Веду пришлось ждать полтора чёртовых часа. За это время Рикошет успел проголодаться, обозлиться и, кажется, немного покемарить. Легавая тоже была на взводе.

И вот, наконец, Веда выкатилась со второго этажа как рок-звезда на кураже. На ней – чёрные джинсы, чёрная оверсайз-майка с совершенно непалевной надписью “Погодка шепчет: пошли пить пиво!”. Легавая была в том же цвете – чёрные джинсы, чёрная майка с надписью “MILFka”, от которой Веда сдержанно захрюкала от смеха. Коля тоже весь в чёрном. При его скромном гардеробе, наскребённом в ТЦ, выбирать особо не приходилось. Надо будет потом этот момент порешать.

Они выкатились из дома. Веда захватила длинную, чёрную ветровку-балахон по щиколотку и кросс-боди сумку с кошельком.

– Зачем тебе куртка? – Удивилась Легавая, – На улице же духота.

– Да так, на всякий, – ехидно ухмыльнулась та.

– А кошелёк тебе зачем? – Добавил Рикошет, искренне недоумевая.

– А пьянствовать мы на что будем? – Веда дёрнула плечом и захлопнула дверь дуплекса.

– А тут разве деньги принимают?

– Монетизация споранов! Тут всё серьёзно. Спораны и горох – местная валюта. Вон банк за ментовкой, там их и лепят.

– Ого! Прикол.

– Пойдёте на работу – вам тоже будут выдавать. Потом идёте в банк, обналичиваете на реальные. Всё как у людей.

Идти в бар было весело, в воздухе висела лёгкость и полное пренебрежение к комендантскому часу. Несмотря на якобы строгий порядок, народ по стабу бродил свободно. Эльбрус к вечеру свалил на разведку, так что многие и расслабились.

Бар «Бартини» ютился на первом этаже хрущёвоподобной четырёхподъездной четырёхэтажки. Над увесистой железной дверью подмигивал ядовито-розовый неоновый шильдик с фигуристой девицей, купающейся в бокале мартини.

Но Веда вела ребят не к парадному. Обогнули дом, подошли к чёрному входу. Три раза постучала. Дверь открыл крепыш ростом метр с кепкой, с рыжей бородой и зелёными глазами, будто он только что вышел из паба в Дублине – чистый лепрекон на стероидах.

Внутри бара стоял закономерный гул веселья, которому не было выхода наружу. Воздух загустел запахами пота, ядрёных парфюмов и перегретого алкоголя, а музыка гремела так, что каждый удар баса проходил по рёбрам. В относительно тесном помещении толпилось не меньше ста пятидесяти человек, и казалось, что каждый пытался впихнуть в себя как можно больше пьяного веселья за короткий вечер. Кто-то чокался мутными бокалами, кто-то тянулся губами к уху собеседника, перекрикивая рёв колонок, кто-то не спеша потягивал своё пойло.

Танцы здесь не имели ничего общего с изящной пластикой. Мужчины покачивались с пьяной неторопливостью, а девушки бросали быстрые, оценивающие взгляды и делали резкие, угловатые движения, стараясь зацепить внимание взглядом или бедром приглянувшегося им мужичка. Одна девчонка так ритмично дёргала плечами и пыталась смотреть на рейдера из-под ресниц, что казалось – у неё не томный танец, а приступ тектоника, и взгляд был не кошачий и игривый, а тяжёлый, исподлобья.

Легавой от этой обстановки стало не по себе – она не любила подобные места. Да и Веда, если честно, тоже не питала к ним тёплых чувств, но знала, зачем сюда пришла.

– Привет, Скутер! – Крикнула она бармену.

Лысый высокий бармен с небесно-голубыми глазами и узкой выбритой полоской на брови обернулся:

– Здарова, Веда! Как жизнь молодая?

– Отлично! Есть комфортный столик на троих?

– Есть. Твой любимый угол. Пять споранов.

Веда достала из сумки пластиковый золотистый кругляшок с буквой «С», похожий на монету из настольной игры, положила его на ладонь бармену и направилась к угловому столику. Там их ждал красный мягкий диван, и табличка «Зарезервировано» – всё, как полагается. Табличку она сразу отнесла обратно Скутеру.

– Ща вернусь! Я за выпивкой!

Пока Веда разбиралась со спиртным, Легавая без дела не сидела – она привычно сканировала помещение. Это был старый, въевшийся в привычки профессиональный тик. В общей сложности она насчитала сто пятьдесят два человека, включая себя. Женщин – пятьдесят, остальные – мужчины, почти все в тёмной одежде или камуфляже.

И тут – стоп! Заражённый!

Он сидел на диване по диагонали от Легавой, развалившись так, словно находился у себя дома. Рядом разместились четверо обычных, иммунных. Лега рефлекторно дёрнулась, собираясь выхватить табельное оружие, но тут же вспомнила, что его у неё уже нет. И самое странное – никто, чёрт подери, не реагировал на монстра!

Вокруг его головы клубились цветные всполохи – розовые, голубые, сероватые. Он спорил с каким-то мужчиной, причём довольно эмоционально. И вдруг Легавая услышала их разговор. Нет… она услышала только его…

– Вот конченый! Ты серьёзно мудила думаешь, что можешь присвоить себе краснуху? Да в рот я ебал такой расклад, тебя и мать твою в придачу! Не-е-ет, валить я тебя суку своими руками не буду, но вот в рейде ты соснёшь, мудак.

Она застыла, глядя на него в упор. Тот заметил:

– На что уставилась, красотка? Кваза, что ли, ни разу не видела? Давай, познакомимся! Я с тобой так потанцую, что ходить неделю не сможешь! – Оскалился он. За столом заржали его дружки.

Тут подошла Веда. С пузатыми пивными кружками, почему-то в которых было совсем не пиво. Мило улыбнулась, потом резко развернулась и смачно, с оттяжкой, швырнула фразу квазу прямо в лицо:

– Я твою маман на бале крутила-вертела! Отсоси себе, петушара!

– Чио-о-о ты ща сказала, овца?! – Зарычал тот, явно не ожидавший, что речь пойдёт о его мамочке.

Но тут, словно из воздуха, появился Лепрекон. Низким голосом осадил кваза:

– Кто тронет знахаря – вылетит отсюда на хер. Ясно выразился?

– Ясно, чего не ясного, – буркнул кваз и осел.

Веда послала леприкону воздушный чмок, тот "поймал" его рукой и шлёпнул на задницу. Та погрозила ему кулаком, а он исчез, как ни в чём не бывало.

– Это шо такое ща было? – Охренел Рикошет.

– Это Леприконыч. Клокстоппер, – сказала Веда, отпив из кружки. – Оооо, дааа. Это просто божественно.

– А тот… кто? – Легавая всё ещё пялилась в сторону заражённого.

– Это? Петушара. Кваз обыкновенный.

– А-а-а-а… так вот как они выглядят… – пробормотала Лега и придвинула к себе кружку. – Не стоило мне так на него пялиться. Это было… ну, не очень.

– Угу. Впредь будь аккуратней, квазы не любят лишнего внимания. И не все такие терпилы. Могут рожу набить, а потом ещё до кучи и отомстить.

– Но ты же только что его сама на туях прокатила, не боишься?

– Мне можно. Я знахарь. Нас тут берегут. А вообще-то у нас в стабе драки и убийства под запретом. Поэтому это уважаемый стаб, и каждому, кто здесь живёт кайфово. Но! Все разборки за пределами стаба происходят. Поэтому этот петушарик может караулить за границей. Надо быть поаккуратнее как минимум год. Злопамятные они, ну.

– Поняла… Слушай, мне кажется, я слышала его…

– Помолчи-ка, сестрёнка, – резко оборвала её Веда. Глаза предупреждали: «Не сейчас. Не тема для разговора. И точно не здесь.» – Лучше выпьем. За то, что наш стаб не размазала по стенке орда! – Она начала поднимать кружку.

– А что это за дичь у нас в бокалах? – Поморщился Рикошет на плавающую в жидкости черри.

Веда усмехнулась. Откинулась на спинку, подала голос в стиле рекламы с телевизора:

– Встречайте: коктейль «Пьяная Цокотуха». Когда жара плавит мозги, а освежающий алкоголь просится на язык, нет ничего лучше, чем пивная кружка, наполненная ледяным грушевым сидром, щедро подмешанным чёрным ромом и лаймовым соком. Сверху – лёд, немного розового перца и одна кокетливая, сладенькая черри! Пьётся легко, но потом встаёт тяжело. Приятного опьянения!

По лицу Рикошета было видно: он капитально застремался это пить. То ли вспоминал, как в последний раз «домашняя настойка» чуть не сожгла ему пищевод, то ли предчувствовал, что утро будет жёстким. Но Веда уже всех заставила чокнуться, и деваться было некуда.

– Ого, а это вкусно, – прищурилась Легавая, делая второй глоток с уважением.

– А я о чём! – Гордо вскинула подбородок Веда. – Тётушка Веда знает толк в бухле!

Тут сзади к ней подошла грудастая шатенка с щербинкой, закрыла ей ладонями глаза и пропела:

– Угадай кто?

– Баб Нюр, эт ты?

– Тьфу ты, да пошла ты, Веда! – Расхохоталась шатенка. – А разве вам, знахарям, пить можно?

– О, Маргоша, привет! – Обрадовалась Веда, развернувшись.

– А чего нельзя-то?

– Ну как же… тело – храм, энергия, чакры, потоки, просветление, бла-бла-бла… – Маргоша закатила глаза и поиграла в воздухе длинными пальчиками.

– У меня завтра выходной. Отболею, и буду как огурец.

– Маринованный? И такой же зелёный?

Обе прыснули. Смех у них был настолько звонкий, что официантка у соседнего столика подпрыгнула и чуть не уронила поднос.

– Маргоша, это моя сестра Легавая и наш уже общий друг – Рикошет. Ребята, это Маргоша.

– Здрасте-здрасте, – проворковала та, как будто это была не приветственная фраза, а мягкое поглаживание. Улыбнулась Рикошету, смерив его взглядом с головы до ног. – Слыхала, у тебя тут копия появилась… – кивнула в сторону Легавой. – И как вы, девочки, уживаетесь? Не грызётесь?

Легавая смерила её взглядом таким ледяным, что у Маргоши аж мурашки побежали вдоль позвоночника.

– Не, ты чё! – Весело отмахнулась она. – Мы лучшие подружки! Слушай, а принеси нам чипсиков с сыром, фисташек и ещё… шесть "Пьяных Цокотух".

– Оки-доки! – Шатенка поспешно ретировалась, косясь на Легавую.

– Эй, ты чего моих подружек пугаешь? – Прошипела Веда.

– Извини. Я просто задумалась.

– Эх ты! Делай лицо попроще! Чесслово, у тебя ряха просит кирпича…

– Ну спасибо, Веда, блин.

– Да ладно тебе!

Через пару минут уже другая официантка принесла весь заказ – чипсы, фисташки, и, конечно, шесть гремучих "Цокотух".

Ребята пили, болтали, хохотали. К их столику раз за разом подходили люди – поздороваться, перекинуться парой слов.

А потом всё поплыло. Веда нахрюкалась вусмерть и, воспользовавшись моментом, пока Легавая отошла в туалет, залезла на барную стойку. Она чуть не грохнулась, но выровнялась и начала танцевать под «Отпетые Мошенники».

Когда Легавая вышла, Рикошет молниеносно перехватил её на полпути и потащил к месту выступления:

– Нам надо снять её оттуда!

– Кого? Откуда?

И тут она увидела!

Веда танцевала, размахивая руками, и орала:

– А у реки, а у реки, А У РЕКИ! Гуляют ДЕФФФКИ, гуляют мужикЕЕЕЕ! АУ РЕКИ, А-А, А У РЕКИ!!!4

Толпа улюлюкала, хлопала в такт, а Скутер из-за стойки подбадривал её, кивая как диджей на рейве.

Легавая в этот момент поняла: мы с ней абсолютно разные.

Конечно, разные. Она – тихая, скрытная, необщительная. Следак с холодной головой, домосед. Алкоголь – исключительно в одиночестве, при закрытых шторах и выключенном телефоне.

Всё это… весь этот бар для неё был как другая планета! И видеть себя твёркающей на отполированной стойке в окружении визжащей толпы было больно физически.

– Принеси воды, пожалуйста, – попросила она Рикошета, схватившись за живот. – Кулер у входа.

Он ушёл, а когда вернулся – застыл на месте.

Теперь на стойке их было ДВОЕ.

Две Веры. То есть, Легавая и Веда, но сейчас они были как сиамские близнецы в пьяной агонии. Танец перешёл в кан-кан, ноги взлетали, волосы разлетались, и обе в унисон вопили:

– Мы танцуем пьяными на столе! Пьяными на столе! НУМА НУМА НУМА ЕЕЕЕ!5

Рикошет стоял в ступоре. Как вытаскивать две боевые колобашки с барной стойки? Это было выше его сил.

И тут… БАМ! БАМ! БАМ!

Раздались глухие удары в парадную дверь, будто в неё били тараном. Скутер подскочил, шлёпнул Веду по ляжке, жестом велел музыке – стоп. Всё замерло.

БАМ-БАМ-БАМ!

Люди переглянулись. Пошёл шёпот.

И тут из-за колонны выпрыгнул Лепрекон, резко:

– ШУХЕР, МЕНТЫ! ТЕКАЕМ!!! – …и растворился как галлюцинация.

Веда с визгом и кабанчиком спрыгнула со стойки, но не удержалась и рухнула подбородком на плитку, задницей кверху. Рикошет поднял её за подмышки, Легавую выдернул с места.

Толчки в дверь не прекращались. Люди суетились, хватали куртки, сшибали стулья, рвались к чёрному входу. Веда, прихрамывая, схватила свою ветровку, натянула её на бегу, нацепила сумку, под подмышку втиснула две бутылки мартини из бара, и ринулась вперёд, увлекая за собой Легавую и Рикошета.

Но… у чёрного входа уже стояли ОНИ. Отряд полиции и военные. Человек 20. Вязали всех подряд. Люди разбегались как тараканы под светом, визжа, матерясь, роняя телефоны и туфли.

– Вот чёрт! Быстро налево! – Заорала Веда, и вся троица рванула с места, как спринтеры с горящими пятками.

Из-за угла во двор, отрезая один из путей отступления, въехала легковушка с зелёными полосками на капоте. Из окна с пассажирского весело вылез Уж, весь сияющий и радостно заорал:

– О! Моя любовь! Я так и знал, что поймаю тебя здесь! Место встречи изменить нельзя!

– Да пошёл ты! – Выплюнула Веда, не сбавляя скорости.

– В рассыпную, ушлёпки, В РАССЫПНУЮ! – Крикнула она Рикошету и Легавой, и нырнула вбок, в щель между домов, как опытный таракан.

Рикошет, не будь дурак, нырнул за ней. А вот Легавая, видимо, растерялась, или решила импровизировать, или уже тормозила из-за выпитого алкоголя. Вместо того чтобы ломануться с остальными, она рванула к противоположному дому. Только развернулась, как тут же и замерла. Путь отступления ей перегородил… ОН. Или ОНО. Что-то больше двух метров ростом. Грудная клетка как широченная дверь. Весь в камуфляже, на мощной груди броник, судя по виду, из двух сшили, потому что на такую тушу один точно не налез бы.

Лицо… Господи, если Танос

6

– это сиреневый красавчик из MARVEL, то вот это был его брат из канализации. Кожа цвета тухлого мха, текстура как у кирзового сапога после службы в срочной армии.

Легавая не нашла ничего лучше, чем оттолкнуться от бетонной кромки подвала и, вложив всю душу и инерцию в саклаб, зарядить ему по переносице. Как она вообще допрыгнула в таком состоянии – остаётся только догадываться.

Тух!

Рука от удара будто в бетонную стену влетела, онемела до подмышки. Сам Кваз (а кто ж это ещё может быть?) даже не поморщился. Ему вообще было всё равно похоже. Другой человек получил бы рассечение, перелом носа от такого удара, а этот едва бровью повёл…

Лега, скрежетнув зубами, опустилась на одно колено перед ним, прижимая руку. В этот момент оно пророкотало над ней таким голосом, как будто проглотило три сабвуфера:

– Эту тоже вяжите.

Пока Легавая пыталась хоть как-то впечатлить кваза локтем в лицо, Веда и Рикошет дали дёру через дворы, спасаясь от Ужа на колёсах. Машине было сложнее лавировать через узкие пространства.

Увидев мусорку, Веда – женщина гениальных решений – рванула к ней и, не раздумывая, превратилась в мусорный мешок. Упала на пятую точку, поджала ноги, так чтобы их не было видно под ветровкой, голову в капюшоне к коленкам. Идеальное прикрытие. Единственный косяк – голые кисти рук обнимали коленки с двумя бутылками Мартини.

Рикошет, не имея времени на философию, просто сиганул в бак с головой и закрыл крышку. Машина пролетела мимо спустя две минуты. Веда не шевелилась. Ещё через две минуты она прошептала:

– Блин… писать хочу.

Из бака тут же вылез задыхающийся Рикошет.

– Фу, блин… я там чуть не сдох!

Веда поднялась, отряхнулась как могла, сняла ветровку и завязала на поясе, из серии: теперь-то нас точно не узнают. Потом сказала заговорщицки:

– Пошли домой, вдоль забора, тихохонько. Только тссс…

И, конечно, заржала, как будто шпионская операция прошла успешно. Рикошет тоже хихикнул – адреналин делал своё дело. Они заржали громко. Почему-то стало очень смешно.

И тут из окна на втором этаже вылезла злая тётка с бигуди и сигаретой, и хрипло, как клаксон, проорала:

– Я ща полицию вызову! А ну пшли вон отсюдова!

Веда с Рикошетом ещё громче заржали, махнули тётке и помчались через улицу укуренными леммингами. Ну, а что остаётся делать в такой ситуации? Только бежать… и ржать с бухлом подмышкой.

Глава 3: расплата.

Легавая сидела в тесной камере с пятнадцатью другими девушками. И нет, это была не уютная комната с подругами и глинтвейном – это зловонная, душная, пыльная каморка с решётками.

На лавке, конечно, ей места не досталось. Кто не успел – тот сел на грязный бетон. Она устроилась прямо у решётки, и, если можно так выразиться, наслаждалась роскошью: холодный металл хоть как-то охлаждал её воспалённую голову. Рука болела адски – удар локтем о лицо кваза привёл к тяжёлому ушибу локтевого нерва. Теперь её терзала острая, пульсирующая боль, из-за которой даже шевелить пальцами было сложно.

Один из дежурных медиков помог ей зафиксировать руку в подручной повязке. Никто не будет разбазаривать дар знахаря на дебоширов и пьяниц, но спасибо за хоть какую-то медпомощь. Пока колдовал, поглядывал на неё с ехидцей – ещё бы. Улыбался как кот, которому под дверь принесли мышь в праздничной упаковке. Конечно, он-то знал, кого она ему напоминает: их местную знахарку Веду. Вот теперь и будет хихикать в своём белом халатике с коллегами. Отличную она ей репутацию создала, чёрт побери.

Всего в “рейде на пьянчалыг” загребли шестьдесят человек. Из них шестнадцать – девушки. Кто-то наверняка выполнил свои KPI 7с таким-то уловом.

У Легавой голова гудела как старый трансформатор на заброшенной станции. Пульсирующая боль в висках, рот пересох. Пить хотелось до бешенства. Организм протестовал, выл, стонал, посылал сигналы о помощи. И ведь она ещё в баре почувствовала первые недомогания – тогда, когда прочитала мысли кваза. Вот где всё пошло по наклонной. А теперь… теперь вместо суперсил – адское похмелье и ощущение, будто мозги сварились в микроволновке. «Иммунные не болеют», ага, расскажите это кому-нибудь ещё.

Пока она сокрушалась о бренности своего тела, мимо решётки прошёл тот самый шкаф. Шкафище. Гора мышц. Медленно подошёл к столику прямо напротив её клетки, взял планшет – пальцами, похожими на куски бетона, пролистал пару страниц, неловко, чуть не сломав ручку, расписался. Спустя секунду к нему подошёл высокий, подтянутый мужчина с пышными усами, в синем камуфляже с погонами и фуражкой. Усатый деловито и с уважением пожал квазу лапищу. Но вот взгляд его случайно соскользнул на Легавую, и, кажется, он не ожидал её здесь увидеть. Брови взметнулись и лицо выразило удивление. Он неуверенно указал на неё пальцем, а кваз развернулся вполоборота и тоже посмотрел на заключённую. Их взгляды пересеклись. Бр-р-р. В этом взгляде была… Насмешка??? Затем брат Таноса сказал что-то усатому, повернулся и ушёл, не глянув больше ни разу на неё.

А Легавая смотрела ему вслед, как на поезд, на который опоздала. Столько сожаления в этих печальных глазах… Надо было посильнее врезать… Усатый, кажется, собирался подойти к ней. У него на лице уже начинала проступать наглая ухмылка, но его подрезала Лидия. Да-да, именно она. Встала на цыпочки, поцеловала его в обе щеки. И тот сразу расслабился, обнял её за талию, тут же позабыв, что собирался подойти к заключённой. Лидия обернулась на Легавую взглядом острым, как нож. И тут же утащила своего Полкашу в сторону.

Лега вздохнула и простонала, уронив лоб обратно на решётку:

– Ну конечно же… как же иначе…

– Да уж, теперь наказание отрабатывать… – протянула рыжая девушка, закатив глаза. Соседка Леги по каталажке. – Так и знала! Надо было дома набубениться… вот зачем я тебя послушала?

– Ай! Не щипайся! – Огрызнулась шатенка, потирая руку. – А кто ж знал, что шмон наведут?! Сколько раз бухали и ничего такого не было!

Рыжая всплеснула руками, как актриса в дешёвой мыльной опере, и, пошатываясь, приблизилась к решётке. Камуфляжный кроп-топ едва держался на ней, и без того короткая юбка задралась слишком высоко.

– Ой, голова моя, головушка!.. – Завыла она, прилипнув лицом к прутьям. – Товарищ капитан! А можно прекрасным дамам живца? Помираем!

Тишина.

– Вот козлы, а, – процедила сквозь зубы. – Если наедине с одним из них останешься – сразу под юбку лезут! За просто так даже глотка воды не дадут.

И тут из соседней камеры послышался гул мужских голосов наперебой, они улюлюкали и предлагали не только воду за просто так. Рыжая мигом отшатнулась от решётки. И тут к клетке подошла она. Девушка в синей камуфляжной форме, точно такой же, как у Полкана. Погонов у неё не было, но стать чувствовалась в каждом её движении. Высокая, стройная. Волосы цвета пшеницы, собраны в тугую, аккуратную косу. Но главное – глаза. Огромные, небесно-голубые, холодные и завораживающие. Она бесшумно подкатила тяжёлую металлическую тележку, на которой стоял большой пластиковый резервуар с прикреплённым к нижней части краником. Затем без промедления начала разливать мутноватую жидкость в небольшие прозрачные пластиковые мерные стопки объёмом ровно пятьдесят миллилитров. Жидкость с лёгким всплеском заполняла свои крохотные сосудики, и едва уловимый запах спиртного на фоне мучительного похмелья и сильного обезвоживания воспринимался как настоящий божественный дар, как святая вода для страдающего организма.

Реакция была мгновенной: люди вокруг вскочили с мест почти одновременно. Легавой пришлось резко подняться, потому что, задержись она ещё на секунду, кто-нибудь без всяких церемоний прошёлся бы прямо по ней.

Девушка раздавала живец быстро, отработанными движениями, и при этом молчала, даже не удостаивая никого лишним взглядом. Но когда дошла до Легавой, вдруг остановилась, будто наткнулась на что-то неожиданное. Её глаза встретились со взглядом алкашки-арестантки в прямом, вызывающем контакте. Одна из тёмных, аккуратно очерченных бровей слегка приподнялась, а губы скривились в лёгкой, чуть насмешливой улыбке.

– Ну давай, и ты ещё повредничай, – пробормотала Лега себе под нос, принимая из её руки пластиковый стакан с драгоценной жидкостью.

Она сделала глоток, и мир снова ожил. Цвета стали ярче, пульс перестал глухо биться в висках, ноющая боль в раненой руке немного отступила, а мысли перестали скрипеть и цепляться друг за друга. Это было почти облегчение… почти, потому что налили всего один маленький стаканчик, а больше давать явно не собирались. Легавая знала: чтобы действительно успокоить ломоту и общее недомогание, ей нужно ещё как минимум три таких порции.

Развернулась девушка идеально – по прямой, словно дефилировала на подиуме. Её в меру аппетитные бёдра покачивались в ритме шагов, а тонкая спина оставалась безупречно прямой. Она не оглянулась, но Легавая была уверена, что та прекрасно слышала, как за её спиной гудят и ворочаются две переполненные камеры с возбуждёнными мужчинами, которым теперь точно будет о чём помечтать ночью.

Легавая, устроившись на жёстком холодном полу, в какой-то момент незаметно для себя задремала. Хотя правильнее было бы сказать – вырубилась минут на десять, максимум на пятнадцать. Сон оказался неприятным: он давил, тревожил и не приносил ни отдыха, ни облегчения.

Разбудил её резкий оклик Полкана:

– Легавая, на выход!

Она подскочила, как будто её окатили кипятком, и за секунду полностью протрезвела. Остальные сокамерницы, сопевшие и дремавшие до этого, зашевелились и подняли головы, наблюдая, как одну из них выводят наружу.

– Эй, подруга! – Окликнула её невысокая девушка с тёмно-русыми волосами. – Держи хвост пистолетом! Не теряй достоинства!

Легавая чуть не прыснула. Вот уж не думала, что в этом гадюшнике найдётся кто-то, кто вспомнит про «достоинство». Сдержала улыбку, кивнула девочке, мол – уяснила. А про себя только и подумала: с чего это я его потеряю … было бы оно после этой ночи вообще… Через две минуты она уже знала, с чего.

Полкан лично сопроводил её в свой кабинет. Тот оказался типичным полицейским помещением, но в нём явно угадывалась претензия на стиль и статус. Сквозь широкое внутреннее окно из толстого прозрачного стекла открывался вид на общий холл, где за столами сидели сотрудники. Понятно дело, это окно сделали не для красоты, а для того, чтобы полковник мог наблюдать, как его подчинённые изо всех сил имитируют бурную рабочую деятельность.

На крепкой коричневой двери из лакированного дерева поблёскивала аккуратная прямоугольная табличка с чёткой чёрной гравировкой на золотистом фоне: «ПОЛКОВНИК ПОЛИЦИИ – ПОЛКАН». Ну а кто ещё мог здесь сидеть? Сразу было понятно – хозяин этого кабинета человек с солидными амбициями и привычкой к демонстрации своего положения.

Окна внутри были надёжно занавешены плотными коричневыми жалюзи, которые не пропускали ни лучика утреннего света. Стены обтянуты спокойными бежевыми обоями. По размеру помещение занимало около пятнадцати квадратных метров – не слишком просторно, но и не тесно. У самого окна стоял массивный, дорогой и явно тяжёлый стол из тёмного полированного дерева. На столешнице возвышалась зелёная лампа в старомодном ретро-стиле, будто позаимствованная с киносъёмок советского фильма о следователях. Рядом с ней лежали аккуратные стопки кожаных и пластиковых папок, сложенные так, чтобы ни один уголок бумаги не торчал наружу. Открытый ноутбук, стоявший по центру, тускло мигал экраном, на котором мерцали какие-то служебные, до невозможности скучные таблицы.

Хозяин кабинета восседал в мягком и явно дорогом кожаном кресле с высокой спинкой, в котором любая спина чувствовала бы себя как в отпуске. Слева от него стояло ещё одно кресло – уже массажное, японское, с блестящими боковыми панелями и мягкими подлокотниками. Похоже, оно предназначалось для тех моментов, когда полковнику требовалось восстановить силы после тяжёлых и напряжённых… пяти минут совещания. Справа от стола, у стены, возвышался высокий металлический шкаф с массивным замком, который явно не открывался просто так.

Перед столом стоял один-единственный скромный стул, обитый чёрной тканью, который предназначался для гостей, подчинённых и задержанных. Выглядел он так, словно на нём людям полагалось чувствовать себя как можно менее комфортно.

Слева от этого одиночного и немного угрожающего стула расположился коричневый кожаный диван, на котором вольготно устроилась Лидия. Она сидела с прямой спиной, излучала спокойствие и уверенность, а в руках держала фарфоровую чашку с горячим кофе, попивая его с видом человека, находящегося не в кабинете полковника, а на деловой встрече в уютном офисе.

В дальнем углу кабинета тихо побулькивал кулер с водой, рядом с которым вдоль стены разместился сервировочный столик с электрическим чайником, банкой молотого кофе и большой тарелкой, на которой лежал лимонный пирог. У самой двери висело большое зеркало во весь рост и стояла массивная вешалка для верхней одежды.

Чуть ближе к двери, прямо возле металлического шкафа, светился небольшой квадратный аквариум. В нём плавали яркие разноцветные рыбы, на вид дорогие и, возможно, экзотические. Вот только встроенный фильтр работал с таким громким гулом, что казалось, будто где-то неподалёку запускается реактивный самолёт. На настенных часах медленно ползли стрелки, и циферблат показывал ровно пять утра.

– Присаживайся, гражданочка, присаживайся, – мягко, почти ласково указал Полкан правой рукой на черный стул перед его столом.

Легавая опустилась, испытывая дежавю. Она вспомнила своё первое дознание у ментата: официальность и строгость.

– Чай? Кофе? Живца? – На удивление гостеприимно предложил полковник, сцепив пальцы в замок на столе.

– Не отказалась бы от живца, если можно, – отозвалась она с ровностью в голосе.

Лидия вспорхнула как чайная фея, в мгновение налила грамм двести живчика в гранёный стакан и приблизилась с этой своей лисьей, тягучей интонацией:

– Держи, душа моя.

От этой “души моей” Легавой захотелось выть. Слишком уж вежливо. Так лебезят лишь, когда что-то нужно. Она поняла: начинается звездец. Стандартный допрос в стиле "плохой-полицейский и добрый-полицейский".

Но Легавая уже выучила Лидию, как состав своего любимого сидра: она явно не годилась на роль доброго следователя. Слишком хищная. Грациозная, как змея в шелковом шарфе. Ей не шла эта роль.

Лега сделала три аккуратных, выверенных глотка. Горло обожгло, тело приятно разогрело. Мир немного замедлился. Она кивнула, поблагодарив:

– За живчик спасибо.

– Итак, Легавая, ты знаешь, по какой причине сейчас сидишь перед главой полиции стаба? – Начал Полкан, звуча так, будто выносил ей приговор.

– Догадываюсь, – ответила она, даже не моргнув.

– Просим, поделись догадками.

– Вам нужен ребёнок?

Полкан откинулся в кресле, провёл двумя пальцами по усам. Задумался.

– Так-то оно так, – протянул он, – но это не главная причина.

Легавая вскинула брови.

– Видишь ли, – продолжил он, – я ознакомился с твоей ментат-картой и досье, так сказать. Полиграф и ещё один надёжный человек, которому я доверяю, – он бросил короткий взгляд на Лидию, – заверили меня, что в cтабе появился ценный кадр. Что ни один из моих ребят с тобой не сравнится. Шесть лет в убойном отделе – это, конечно, не двадцать, но и не два дня. До крутого спеца тебе, естественно, ещё пилить и пилить, но на фоне тех, кто у меня в наличии, ты – золото. Подготовка не требуется. Я уже хотел выслать тебе приглашение на собеседование в нашу… уважаемую структуру…

Тут Легавая чуть приподняла бровь и с трудом сдержала смешок.

– …как вдруг этот ценный специалист в первую же ночь после выхода из бункера оказывается в обезьяннике. И вот теперь скажи мне, Легавая, это как понимать?

– Я не считаю нужным отчитываться перед вами, – ровно, как по нотам, ответила она. – Я не ваша подчинённая. Моя личная жизнь и досуг касаются только меня. Не слишком ли много на себя берёте, предъявляя мне претензии?

И тут позади послышалось, как у Лидии отвалилась челюсть и укатилась под диван.

– Чего вы от меня хотите? – Она сузила глаза.

– Я думал дать тебе шанс. Пригласить на испытательный срок, – хмуро сказал он.

– А с чего вы взяли, что мне это надо? – процедила она сквозь зубы. – Я что, перед вами в долгу?

Наступила тяжёлая пауза. И тут в разговор вплелась Лидия, её голос был не просто мягким – он был шёлковым:

– Полкан, позволь мне поговорить с Легавой наедине пару минут…

Она не говорила – она ворковала, пытаясь максимально смягчить ситуацию.

Полкан продолжал сверлить Легавую взглядом. Его глаза будто забивали в неё гвозди. Он не привык к тому, что ему не поддакивают, что перед ним не стелятся ковром, что на его попытку давления отвечают тем же напором.

– Легавая, душа моя, давай выйдем, – Лидия медленно поднялась с дивана, изящным, театральным жестом указав на дверь.

Та встала со стула так неторопливо, как назло. Глаз от Полкана не отвела. Потом, не спеша, развернулась и направилась к выходу.

– Мы на две минутки, дорогой, – мурлыкнула Лидия, закрывая за ними дверь, и тут же оборвала кошачью грацию.

– Ты что творишь?! – Зашипела она, едва дверной замок щёлкнул. – Ты вообще в своём уме?!

– Вполне, – ровно ответила та.

– Ты сумасшедшая! – Она почти задохнулась, от обиды и возмущения. – Послушай, ты, кажется, не совсем понимаешь, в каком ты положении.

– В каком?

– В каком?! – Переспросила Лидия, и сама себя осекла. Поправила свою нелепую камуфляжную футболку, которая на ней смотрелась так же естественно, как фата на крокодиле. – Ты нарушила комендантский час, сухой закон и самое ужасное… Ты ударила главу стаба!

– Аааааа… Ссссс… – Легавая сквозь зубы втянула воздух. – Так вот оно что…

– А?! А! Дошло-таки осознание! – Победоносно констатировала Лидия.

– Я знать не знала, кто был тот амбал. А на лбу у него не написано!

Глаза у неё полыхнули так, что Лидия рефлекторно отшатнулась на полшага.

– Где твои мозги, Легавая?! А ещё ты только что нахамила полковнику полиции! Ты не понимаешь – тебя уже поставили на счётчик! Скажи спасибо, что не назначали трибунал!

– Как это понимать?

– Нарушение правопорядка – это штраф и отработка. И я даже боюсь представить, сколько тебе насчитают после этой ночи! И Веда тебя не прикроет. А возможно, и ей достанется! Тебя накажут. И накажут жёстко!

– Я уйду из стаба.

– Не получится!

– Вы не имеете права меня удерживать.

– Послушай, даже если сбежишь – ты уйдёшь налегке. У тебя не будет ни транспорта, ни оружия. Мы в самом пекле, ты не выживешь! Тебя сожрут за час за пределами ворот!

– Как-то выживала три дня с младенцем на руках и без вас.

Лидия замялась.

– Это не обязательно. Слушай… – голос её дрогнул, впервые по-настоящему искренне. – Я знаю, ты меня не жалуешь. Как и твоя сестра. Но я правда хочу тебе помочь. Не пори горячку. Выслушай наше предложение. Я поговорила с Полканом. Он… он готов рискнуть, чтобы выбить для тебя максимально мягкое наказание. Насколько это вообще возможно. Но ты же понимаешь – ударить Эльбруса… это недопустимо. Ты его унизила… На глазах его подчинённых, благо он кваз благородный, не опустился до личной мести.

Она зажмурилась и начала тереть виски пальцами.

– Короче, тебя в любом случае не отпустят, пока не отработаешь штраф…

– Гнилое у вас тут место, – выдохнула Легавая с неприязнью.

– Нет! Нет! Оно справедливое! – Лидия перешла на истерику, но тут же осеклась. – Мы дали вам кров, еду, безопасность! Вы моетесь в горячей воде, едите вкусную и горячую пищу, пьёте лучший чай, танцуете в клубах! Как в ни в чём ни бывало! Как будто нет всего этого ужаса за забором! А ты… – она сбилась – …ты принимаешь это как должное, а не стоит. Тебе крупно повезло, что ты попала именно в этот стаб… Попади ты в тот же Гадюшник, никто бы там с тобой не церемонился…

Пауза.

– Хорошо, – холодно бросила Легавая. – Пошли закончим разговор с твоим благоверным.

– Только… без фокусов!

– Без фокусов.

– Полкаша, Легавая готова продолжить беседу, но уже в более продуктивном русле, – сладко, с маслом в голосе сообщила Лидия и вплыла обратно в кабинет.

Полкан, как сидел в кресле, сложив руки домиком, так и не шелохнулся. Молчал. Думал. Или прикидывал, как бы повкуснее насолить.

– Я вас слушаю, – спокойно проговорила Легавая, опускаясь на стул.

Полковник открыл одну из своих кожаных папок, достал лист А4 с красной гербовой печатью. Бумага хрустнула в его руках. Он зачитал вслух четко, будто в суде:

– "Я, Легавая, в здравом уме и ясной памяти, передаю под личную опеку несовершеннолетнего ребёнка Веронику гражданам Полкану и Лидии. Взамен получаю одну красную жемчужину, сотню споранов, десять горошин и иные ценности, указанные ниже…"

Он аккуратно протянул лист и положил рядом с ним дорогую перьевую ручку с позолотой.

– Так быстро? – Легавая вскинула брови. – А я думала, мы будем болтать о моих проступках, штрафе и о том, какая я засранка неблагодарная.

– Что предлагаешь?

– Я не уверена, что могу доверить вам девочку, – холодно сказала она. После чего в комнате стало как-то особенно тесно.

Лидия тут же подскочила с места, будто кто-то щекотнул ее током.

– Легавая, послушай! Мы отлично ладим с детьми! Каждый из нас воспитал по два поколения! В прошлой жизни и у меня, и у Полкана были дети и даже внуки! А ты? Ты даже не знаешь, как правильно держать малышку! Что ты ей можешь дать? Кроме своего колючего языка и вечного кислого взгляда? А у нас она получит все: любовь, заботу, воспитание, безбедную жизнь! И что важно – белую жемчужину!

– Хочу половину дуплекса Веды. Он пустует. Хочу три красных жемчужины, две сотни споранов, сотню гороха и снятие всех обвинений.

Полкан поперхнулся.

– Губа не дура у тебя, барышня!

– Так точно, – кивнула Лега.

– Одна красная жемчужина, две сотни споранов, пятьдесят горошин, половина дуплекса Веды. И на этом всё.

– Нет.

– Нет? – Переспросил он, будто ему послышалось.

– Неа. Вы не поняли. Я не торгуюсь. Это не аукцион. Это окончательная цена. Хотите – платите. Не хотите – забирайте свою гербовую бумажку и сделайте из неё туалетную.

– Я не могу снять с тебя обвинения, – медленно проговорил он. – Это было бы по-твоему справедливо?

– Вы ж глава полиции. Вы можете всё. А ещё спишите с меня тех уродов на заправке, они получили по заслугам.

– Причем тут уроды на заправке? – Полкан приподнял бровь. – Да они просто пыль. Грязь под ногтями. В Улье каждый день мрут миллиардами. Был человек – нет человека. Плевать. Расходный материал! За них тебе ничего не предъявят. Дело в том, что ты напала на главу стаба.

– Это сложно назвать нападением. Пострадала только я.

– И то верно, – хмыкнул Полкан. – Но такие вещи не забываются и не прощаются. Это тебе надо понимать. Троих уродов – да, я с тебя и так спишу. Что случилось за периметром, остаётся за периметром. Но нападение на главнокомандующего… Увы. Даже не надейся.

– Хорошо. Тогда так: три красных жемчужины, сто гороха, двести споранов, половина дуплекса, вернуть всё мое оружие и списать троих говноедов с заправки. А также нарушение комендантского часа и дебош в баре. Обвинение в нападении на главу стаба оставляйте. Раз уж невозможно убрать.

Полкан замолчал на целую минуту. Легавая чувствовала, как позади Лидия нервно топчется на месте, шуршит штанами и, вероятно, сверлит Полкана глазами, умоляя согласиться, пока всё не пошло прахом.

Наконец тот поднял взгляд:

– Завтра подойдешь ко мне в кабинет в полдень. Точнее, уже сегодня, – он посмотрел на часы. – К этому времени я подготовлю новый акт у нотариуса.

Он махнул рукой, как король на троне:

– А теперь марш отсюда с глаз моих!

Лидия сияла от счастья. Еще чуть-чуть и взлетит.

Легавая поднялась, не глядя ни на него, ни на неё. Выходила она медленно, гордо. Сняла перевязку с локтя, рука чувствовала себя уже лучше, немного ныла, но не так больно.

С одной стороны, она была собой довольна. Вышла с интересным бартером на руках. С другой стороны… как?! Как ей, чёрт возьми, отдать девчонку? Она ведь уже привыкла к ней. Нет, в глубине души она прекрасно понимала – она не мать. Ну не мать и всё тут. Ни одеялко тёплое ночью подоткнуть, ни кашку сварить, ни песенку спеть… И даже белую жемчужину она Веронике не достанет. Но не слишком ли это? Поторговаться за ребенка, как за мешок картошки на рынке… Да уж, эти моральные качели были такие, что её аж укачало. Облегчение и тяжесть, одновременно.

Она прошла мимо дежурки. Там сидела та самая блондинка и смотрела на Легавую с тем самым выражением лица, от которого хочется проверить, не капает ли у тебя что-то из носа. «Чего вылупилась, Барби?» – подумала Лега, поёжилась и ускорила шаг.

Но стоило ей выйти наружу, как вдруг она успокоилась. Солнце! Роса блестит на листьях, травка, птички. А воздух! Какой он сладкий и чистый, свобода! Легавая аж потянулась с хрустом в спине. И вот тут, как из ниоткуда, к ней уже несутся Веда, Берта и Рикошет.

– Боже, сестра моя, прости меня! – Запричитала Веда, кидаясь на шею и едва не кланяясь.

– Всё нормально. Меня выпустили, как видишь, – хмыкнула Лега, вытирая щёку от неожиданно слюнявого поцелуя.

– Что случилось-то? Как тебя вообще замели?

– А то ты не знаешь? – Прищурилась та. – Ты же у нас знахарь, мать-ведунья.

– Эй, не издевайся. Я ж не на такие мелочи распыляюсь, – фыркнула Веда, но глаза у неё стали виноватые.

– «Мелочи», – Легавая округлила глаза, ткнула её пальцем в бок. – Это ж, по-твоему, мелочь?

– Пошли домой. Устала небось, – уже мягко, по-сестрински обняла её Веда.

– Пошли… Устала – это слабо сказано. Ах да. Скоро мы с Рикошетом переезжаем. У нас будет свой дом. Больше не будем тебя теснить.

– Не поняла, – Веда остановилась и переглянулась с Рикошетом. – Какой дом?

– Лидия и Полкан заставили меня подписать отказную на Веронику. Взамен они отдают нам вторую половину твоего дуплекса. И ещё там… кое-что вкусное.

– Так, стоп, – Рикошет мгновенно занял боевую стойку. – Что значит "отказную на Веронику"?

– Они её заберут, – голос Легавой стал ровным.

– Нет! Ты что?!

Веда мягко положила руку ему на плечо:

– Рикошет, так будет лучше. В первую очередь для самой малышки. Мы не сможем дать Веронике то, что дадут они. Ни безопасности, ни иммунности. А девочке нужен дом, любящая семья. Как бы я не поносила Лидию, но она повернута на материнстве и знает о детях всё. – Надо будет кстати Веронику у Сакуры забрать, – добавила она буднично.

Рикошет всё прекрасно понимал. И всё равно не мог согласиться. Его губы дрогнули. Он сжал кулаки.

– А Берта? – Спросил он вдруг, будто хватался за последнюю соломинку.

– А о Берте речи не шло, – Легавая удивлённо моргнула. – Берта остаётся с нами. Это не обсуждается.

– Понятно… – выдавил он меланхолично.

– Ой, а ты чего это руку жмёшь? – Веда прищурилась, заметив, как Легавая прижимает правую руку к груди, будто прячет что-то очень ценное… или болезненное.

– Да так, история достойная быть экранизированной в каком-нибудь дешёвом ситкоме, – усмехнулась она, но улыбка вышла кривой.

– Тебя что ли стращали в камере?! – Взвыла Веда и вспыхнула, как спичка.

– Нет-нет, ты чего. Я сама кого хочешь застращаю.

– Ну это да… – осторожно согласилась знахарка, но добавила уже тише, – и всё же?

– Если коротко, – вздохнула она, – я врезала Эльбрусу с локтя в нос.

– ТЫ ЧТО-О-О-О?! – Крик Веды, высокий и звонкий, разнёсся по округе так, что стая голубей в панике сорвалась с веток и исчезла за крышами. Даже Бертa подпрыгнула от неожиданности.

Глава 4: что с даром?

Всю дорогу до дома Веда не умолкала. Она превратилась в мобильную версию следственного комитета: вопросы сыпались один за другим, то руками размахивала, то хваталась за голову, то за Легавую. Досталось и Рикошету пару раз по спине.

Когда добрались до дуплекса, Веда выдохлась. Полчаса пялилась в выключенный плазменный телевизор. Потом молча открыла холодильник, достала бутылку пива и, не раздумывая, опустошила её залпом. Да уж… Она с самого начала чувствовала, что между Легавой и Эльбрусом что-то должно произойти. Но чтоб такое…

Вернулась Лега около часа дня – от Полкана, без лишних приключений. Он её, к счастью, не задерживал.

– Настоящие, – кивнула Веда, внимательно осматривая красный жемчуг на ладони сестры.

– А что, бывает не настоящий? – Рикошет искренне удивился, чесанул затылок.

– Конечно. Время от времени пытаются гнать контрафакт8. Но не в нашем стабе, – фыркнула знахарка. – Здесь такие фокусы быстро заканчиваются… и плачевно.

– Мда-а-а-а у-ж-ж… – протянул Рикошет, глядя на три сияющих бусины, – как будем делить?

– Одну мне, вторую тебе, третью Веде, – пожала плечами Легавая. Ей было, по сути, всё равно.

– Нет, – резко отрезала Веда. – Все три подходят только Легавой.

– Почему? – Опешил Рикошет, явно не готовый к такому раскладу.

– У неё шанс обратиться и пережить последствия меньше, чем у нас, – серьёзно сказала Веда. – И больше шансов прокачать и раскрыть свои дары. Это важно. Это безопаснее.

– Эх, понятно… – Тот сглотнул. Немного обидно ему.

– Не печалься, ты этих жемчужин потом штук сто ещё насобираешь, – подмигнула ему Веда.

– А ты откуда знаешь?

– Я же знахарь, – довольно усмехнулась она, деловито поправив очки-пустышки на переносице. – Когда там эта коза драная, ээ… то есть Лидия, придёт за малыхой?

– Через час… – вздохнула Легавая с грустью в голосе.

Она подняла малышку на руки и прижала к себе. Та блаженно заулыбалась и пустила пузыри слюней. Легавая чувствовала, как сердце сжимается. Как же ей не хотелось расставаться с этой упрямой, капризной, своенравной, часто какающей, маленькой женщиной… Но что сделано – то сделано… Она поцеловала её в макушку, приятный телесный запах молочка обдал нос, типичный аромат всех младенцев.

– Кстати, о Лидии… – вдруг вспомнила Легавая. – Она как-то сказала, что уже дважды бабушка. А выглядит бодро, моложаво. Я вообще здесь ни одного старика не видела, —задумчиво протянула она.

– Ты шо, брошюру не читала? – Важно подняла бровь Веда, облокотившись на барный островок.

– Да не успела ещё, тут же суета, беготня…

– Легавая! – Веда демонстративно поправила очки на переносице, – будь поответственнее. Это нереспектабельно!

– Здесь вообще никто не стареет, – вставил Рикошет, также налегая локтями на столешницу. – Пока мы в бункере куковали, я ту брошюру раз десять перечитал. Возраст откатывается. Никто здесь старше сорока не выглядит. Болячки заживляются, органы восстанавливаются, конечности отрастают обратно. Очки, слуховые аппараты – всё не нужно.

Он покосился на Веду:

– А тебе кстати зачем очки?

– Для респектабельности! – Отчеканила та и с достоинством поправила вновь сползающую оправу.

– Насчёт быстрой регенерации я слышала, – кивнула Легавая, укачивая малышку, – а про возраст… да, конечно, здорово.

– Так, уважаемый пациент Рикошет, пройдите, пожалуйста, в кабинет знахаря на диагностику. Будем щупать ваш дар, – Веда сделала приглашающий жест в сторону гостиной.

– Э-э-э… – Тот выпрямился и поплёлся к дивану, явно не уверенный, что готов, чтобы его «щупали».

– Нет-нет-нет, на софу укладывайся, – деловито поправила его Веда.

Раздался ожидаемый звонок в дверь. Легу потряхивало, она нервничала. Кажется, воздух кто-то украл из атмосферы. Сложно было дышать, в горле ком дурацкий…

– Вот, – буркнула она. Передала малышку Лидии – руки дрожат, губы поджаты.

Лидия тут же прижала Вероничку к себе, а та давай улыбаться и весело размахивать ручками и ножками.

– Ай, ты девочка моя сладкая! Моя крошка! – Лидия, кажется, сейчас расплачется.

Легавая тоже с трудом держалась.

– Спасибо, Легавая. Я благодарна тебе за этот чудесный и прекрасный дар. Это самое ценное, что теперь у меня есть, – прошептала Лидия, поцеловав малышку в лоб.

– Пжалста! – Та резко шагнула назад и закрыла дверь, так ничего не ответив Лидии.

«Дура… разве какой-то там жемчуг стоит такой чудесной крошки?». Помотала головой, чтобы стряхнуть с себя тоску и привязанность.

– Как всё прошло? – Тут же подскочил Рикошет. Надо ж ему, любопытному, знать.

– Нормально, – пожала плечами Лега. Ну, не рассказывать же ему, как сердце теперь воет от тоски.

– Сестра, можешь посидеть пока на втором этаже или прогуляться? Мне надо закончить с Рикошетом. Чтобы он ни на что не отвлекался, – попросила Веда, уже оттаскивая беднягу за ухо.

Та ушла отдыхать, если это вообще можно было назвать отдыхом. Дрёма пришла быстрая, но рваная, тревожная: тело подрагивало, то ли от холода, то ли от напряжения. Она дёргалась, вздрагивала, будто что-то преследовало её в полусне. Но прошлая ночь и половина дня были тяжёлыми, и хотя бы немного восстановиться было жизненно необходимо.

– Итак, господин хороший, – начала Веда. – Как я и говорила раньше, ты можешь отражать или отталкивать летящие в тебя предметы.

Рикошет лежал на софе, сложив руки домиком на животе.

– Понятное дело, что ядерную боеголовку ты даже при развитом даре не отразишь, – Веда скривилась, – но всё же штука полезная.

Она повернулась к ноутбуку и начала клацать по клавиатуре как заведённая. Щёлк-щёлк-щёлк.

– Значит так. Дар активируется в двух случаях: либо по твоей воле, либо когда подсознание чувствует угрозу и включает его автоматически. Но, – она подняла палец, – тренировать надо именно сознательное включение. Каждый день. Как зарядку, понял?

– Понял, – кивнул Рикошет.

– В момент опасности вокруг тебя образуется поле. Всё, что в него попадёт – отбросится ровно по той же траектории назад. То есть если тебе в глаз метнули нож – нож вернётся отправителю. Но если между вами окажется твой союзник… – она строго посмотрела, – сам догадываешься.

– Да, – снова кивнул.

– Отлично. Теперь про активацию. У каждого она своя: кто-то шевелит ноздрями, кто-то щёлкает пальцами, кто-то дышит маткой, кто-то делает пассы руками, как в «Наруто» или «Магической битве». Смотрел?

– Эээ… нет.

– Ну и лох, чего сказать, – Веда закатила глаза и поправила очки на переносице. – Короче. Хочешь – выбери физическое действие. Хочешь – работай без него, просто представляй вокруг себя энергетическое поле: как оно выглядит, чем пахнет, как ощущается. Но это сложно. Поэтому все начинают с физики.

Рикошет снова кивнул. Уже чуть осмысленнее.

– Не переживай, я тебе всё записываю в памятку, – заверила Веда. – Так. Развитие дара. Ты уже знаешь, что дар развивается с помощью гороха и жемчуга. С жемчугом нам с тобой не повезло. Но позже разживёшься. Красный и чёрный – только с моего разрешения. Только знахарь может сказать, выдержит ли твой организм ту или иную жемчужину. Белый – можешь принимать сам. Перорально. Это важно!

Рикошет смерил её взглядом типа, «ну я ж не идиот совсем».

– Жемчуг употребляют в чистом виде. Ни в уксусе, ни в спирте не растворять! Понял?

– Ага.

– Теперь про горох. В памятке тебе пишу:

Налей в рюмку треть уксусной эссенции или лимонного сока.

Долей воды до конца.

Брось туда горошинку, жди пока она растворится.

Погаси уксус половинкой чайной ложки соды.

Потом пропусти через фильтр или марлю, слоев 6 минимум – хлопья, что останутся, ядовиты – их употреблять нельзя!

Чистый раствор выпей.

– Тебе строго по одной бусине, – Веда подняла палец. – То есть горошине – раз в три дня, не больше! Всем начинающим иммунным настоятельно рекомендуется начинать с одной горошины. Сначала смотришь, как организм отреагирует, не пойдёшь ли пятнами, не начнёшь ли вести себя неадекватно, не ухудшится ли самочувствие. Перегрузка тебе ни к чему. Опытные могут до пяти бусин принимать за раз – но только когда уже знаешь, что делаешь. Превышение дозировки может привести к… ну, скажем, неприятным побочным эффектам.

– Каким, например? – невинно поинтересовался Рикошет.

– Недомогания, мутации, потеря контроля над собой и своим даром, или… смерть. Вариативность, как видишь, богатая.

– Понял.

– Дальше. Где-то через два месяца после начала курса можно уже подключать по две горошины.

– А несколько жемчужин за раз можно проглотить?

– Жемчужины – строго по одной. С интервалом не меньше трёх, а лучше четырёх дней. Никаких жадных глотков горстями! Это не драже "Тик-Так". Если проглотишь две, можешь проснуться квази. Или скорее всего не проснуться вовсе. Тут тебе не шутки, тут дозировка – это вопрос жизни.

Рикошет задумался.

– Живец. Запоминай. Максимум – литр в неделю. Я сама пью по 700 миллилитров – мне с моей комплекцией этого более чем достаточно. Но если ты дар задействуешь часто или получил ранение – расход живца как и гороха, кстати, увеличивается. Это логично, да? Регенерация, восстановление, вся хрень. Смотри по состоянию. Только без фанатизма!

Она ткнула в него пальцем.

– Запомни главное: если начнёшь борщить и обпиваться живуном, быстро станешь либо заражённым, либо квазом, либо… ну, ты понял. Так что не лей в себя это как шампанское на корпоративах. Мера – наше всё. Как готовить живчик – всё в брошюре написано.

Глава 5: второй шанс.

Неделя выдалась тяжёлой. Для Легавой.

Да, у неё теперь была целая половина дуплекса в распоряжении официально. По факту жила она у Веды. Не потому что не могла иначе, а потому что не хотелось по-другому. Потому что в своей половине было слишком неуютно и чуждо, и слишком мало сил, чтобы с этим справляться.

Веда не возражала. Она не лезла, не спрашивала, не укоряла. Просто принимала как есть. Легавая валялась у неё на кровати в спальне для гостей, закутанная в одеяло как в гусеница в коконе, иногда спала, чаще просто лежала, смотрела в одну точку и… ревела.

А в это время Рикошет… Рикошет жил. Он с Берточкой обосновался во второй половине дуплекса, с радостью принял территорию, начал делать ремонт, кое-какую мебель для него раздобыла Веда. Успел и в рейд сгонять, и вернуться не с пустыми руками: одна седая прядь, десять споранов, четыре горошины, куча тряпья и несколько коробок дорого французского шоколада. Записался в качалку и даже успел сходить на свидание с Маргошей. Продуктивная неделя у парня, ну прям не жизнь, а инстаграм9 – лента.

А вот Легу накрыло по-полной. Её никогда особо не штормило. Она знала, как выключать эмоции, как заполнять каждую минуту чем-то, лишь бы не слышать себя. Работа, тренажёрка, прогулки, мечты о собаке, рейды в ММОРПГ, подкасты про маньяков – всё это было способом заглушить внутренний шум.

Теперь же… Шум прорвался. Как если бы ты годами складывал мусор в один шкаф, а потом однажды открыл дверцу – и тебя похоронило под лавиной дерьма. Именно так на неё и обрушилось всё, что она когда-то не прожила, не позволила себе прочувствовать.

Она просто лежала и плакала. Часами. Засыпала – и просыпалась снова в слезах. И нет, не из-за наказания за нападение на Эльбруса – на это ей было плевать. Уборка псарни через месяц? Да пожалуйста, с лопатой и ведром, с шампунем и кондиционером для псов – все равно. Штраф в четыреста споранов и двести горошин? Ха! Дайте два! Хотя нет, спасибо не надо. Вообще, могла бы и большую сумму тогда на сделке у Полкана запросить, кстати. Ну уж… Что уж теперь…

Нет, дело было не в наказании. Она вспоминала Карла Максимыча, бабушку и сестру. Её рвало изнутри этими чувствами: виной, стыдом, бессилием. Снова и снова, как будто реплей зажали, она прокручивала в голове ту сцену. Смерть. Кровь. Как всё могло бы быть иначе. Как она должна была поступить. Как не смогла. И эти сценарии – спасения, предотвращения, возвращения – они только сильнее вонзались в мозг, как ржавые гвозди. Она занималась, по сути, психологическим садомазо.

А Веда? Веда была рядом, но не вмешивалась. Просто иногда разряжала воздух вокруг. Даже Рикошету сказала: «Не трогай её». Потому что знала – никто не сможет вытащить Легавую из этой воронки, кроме неё самой. Это её бой.

Пару раз заходила Лидия с малышкой. Расстраивалась, когда узнавала, что Легавая ещё не в себе.

Прошла неделя. Казалось, что за это время безнадёга успела врасти в стены дома, став частью его конструкции, и ничто уже не могло её нарушить. Однако вдруг, неожиданно, раздался звонок стационарного телефона, установленного в спальне Веды. Самое неприятное было в том, что Веды дома в этот момент не оказалось. Аппарат звонил долго, методично, словно знал, что в доме есть кому ответить, и намеренно выматывал нервы своим неторопливым, дотошным трезвоном. На третьем звонке Легавая сдалась. Она медленно поднялась со своей уже изрядно продавленной лежанки. Шатаясь, как медведь-шатун, добралась до спальни своей копии и сняла трубку.

– Дом знахаря Веды, – произнесла она хриплым, севшим голосом.

– Здравствуйте, меня зовут Кошка, я секретарь полковника полиции Форт Воля. Могу я услышать Легавую? – прозвучало в трубке женским голосом, ровным, но слегка нарочито официальным.

– Я Легавая, – отозвалась она.

– Мы приглашаем вас пройти собеседование на должность следователя по особо тяжким делам. Как вы на это смотрите? – продолжала Кошка.

Легавая замолчала. Как она на это смотрит? Да никак. Ей было всё равно. Глаза у неё покраснели, под ними залегли тёмные круги, а сухие пятна на коже напоминали ожоги, хотя на самом деле это были островки, высушенные солёными слезами. Волосы торчали в разные стороны, напоминая сухую солому, которую развеял по ветру упрямый ураган. Она перестала думать о том, что ест, что пьёт и как выглядит, – всё это утратило значение. И уж тем более ей было безразлично какое-то там собеседование.

– Ау? Вы ещё тут? – Донеслось из трубки.

– Ладно, – произнесла она хрипло, слова приходилось вытаскивать из горла.

– Тогда просим вас подойти завтра в здание полиции к одиннадцати утра. В дежурной части отметьтесь и скажите, что пришли на собеседование, – сухо и быстро сказала Кошка, после чего в трубке щёлкнуло, и послышались короткие гудки.

Потом снова наступила тишина. Только дождь стучал по крыше, а пустая, чужая комната медленно погружалась обратно во мрак.

Утро следующего дня началось с бранных слов Веды. Она безуспешно пыталась разбудить Легавую: трясла её за плечи, тормошила, брызгала на лицо холодной водой, но та никак не реагировала. В конце концов Веде пришлось стаскивать её с кровати и буквально волочить в ванную. По дороге Легавая что-то мычала, но слов из этой бессвязной речи разобрать было невозможно.

Кое-как она привела себя в порядок. Веда действовала, как опытный полевой медик, знающий, что каждая минута на счету: в руки Легавой она вложила кружку с крепким капучино со вкусом «сникерс» – напитком, который был одновременно сильным, как удар под дых, сладким, как грех, и ароматным до такой степени, что даже мёртвый енот из городской канализации выглянул бы ради чашечки. После кофе последовала яичница с яркими, будто солнечными, желтками и гренками с чесноком, жареными до золотистой корочки. Это был не просто завтрак – это был настоящий ритуал воскрешения. И он сработал: Легавая постепенно ожила.

Если уж отправлять её в логово волков, то пусть хотя бы выглядит она уверенно. Военное положение никто не отменял, и одеваться пришлось снова в чёрное, но на этот раз Веда решила обновить гардероб. Она попросила одну из своих знакомых, девушку, часто ездящую в рейды, достать что-то подходящее. Та справилась блестяще: теперь на Легавой была чёрная джинсовая юбка до колена, свободная серая оверсайз майка с огромным принтом среднего пальца на груди и чёрные кроссовки, украшенные стразами. MILFка осталась дома, а на собеседование пошла настоящая боевая единица.

В дежурной части за стойкой сидела та же самая Кошка – блондинка с фривольным взглядом, которая неделю назад раздавала задержанным живца. Она медленно окинула Легавую взглядом с ног до головы, затем с ленивой грацией вышла из-за стойки и зашагала вперёд, покачивая аппетитными бёдрами, при виде которых можно было хоть балладу сочинять, хоть сразу вызывать пожарных.

– Привет, я Кошка. А ты на собеседование, – не спросила, а просто констатировала.

– Получается, так, – ответила Легавая.

– Помнишь, где кабинет Полкана?

– Помню, где кабинет Полкана, – как дрессированный попугай, механически отозвалась она.

– Ну тогда шлёпай. Он ждёт.

Легавая постучала и вошла. Кабинет поприветствовал её запахом кофе. Сам Полкан выглядел … скажем так, они с Легавой могли устроить соревнование в чьих мешках под глазами поместиться больше картошки.

– Ну, здравствуй, Легавая, прошу, присаживайся. Угощайся бразильским натуральным кофе, – сказал он и махнул рукой в сторону стола.

На нём стояли две чашки: одна для него, вторая для неё. И это уже было чересчур. Что-то многовато кофе для утра, но отказываться было как-то некрасиво. Легавая взяла чашку, отхлебнула. И тут мир замер. Вкус оказался глубоким, густым, с влажными нотами какао, где-то на грани сладости и горечи. Как будто кто-то размолол лесной орех прямо в небесах и опустил в чашку. Тело кофе плотное, бархатистое. В послевкусии чувствовались смолистые древесные оттенки. Но больше всего Легавую волновало другое – туалет. Вот прямо сейчас. Почему именно сейчас – вопрос без ответа. Видимо побочный эффект кофеина. Но она решила перетерпеть.

Полкан достал из ящика папку и начал листать, шурша штампованной бумагой.

– Как жизнь молодая? – Спросил он с подозрительным дружелюбием.

– Бывало и лучше, – отозвалась она, прищурившись и отпив кофе. – Вас что, самосвал помял?

Полкан хрюкнул.

– Выглядит так, что нас помял один и тот же самосвал. Ты выглядишь не лучше.

Легавая не ответила. Поставила чашку на блюдце.

– Вероничка по ночам спать перестала, – сказал он, как бы между делом. – Жена её развлекает как может. А я… привык в тишине. Вот… Перестраиваюсь потихоньку.

Легавая подняла глаза и улыбнулась уголком рта.

– В субботу праздник был в честь появления дочурки, – Полковник кашлянул неловко. – Жена заходила к вам, приглашала… Веда сказала, ты болеешь.

– Ничего. Я и правда плохо себя чувствовала.

– Сейчас как?

– Лучше.

– Ну и славно.

Неловкость повисла в воздухе. Оба не знали, куда себя деть. Но тут раздался спасительный стук в дверь.

– Войдите, – сказал Полкан.

В кабинет вошёл молодой рыжий парень с голубыми глазами. Камуфляжный костюм цвета утреннего неба разбавлен чернильными пятнами, берет с золотой буквой «М» – свеженький, выхоленный. В руках – синяя папочка.

– Доброго времени суток. Я ментат от администрации.

– Отлично! – Встал Полкан, хлопнув ладонью по столу. – Легавая, если ты закончила с кофе, пройдём в комнату для… эээ… собеседований.

Комната для собеседований, она же – допросная №2, производила гнетущее и холодное впечатление, в котором не было и намёка на уют. В центре помещения стоял тяжёлый железный стол с закреплённым сбоку кольцом для наручников, а по обе стороны от него находились два одинаковых железных стула, намертво приваренные к полу. Стальная дверь с массивным замком замыкала пространство, а единственное узкое окно с толстой металлической решёткой пропускало внутрь лишь скупой свет. На одной из стен установлено прямоугольное горизонтальное зеркало, служившее очевидным средством скрытого наблюдения, оно отражало всё происходящее в комнате, делая это как-то ненавязчиво, но оттого ещё более настороженно.

Весь участок, к слову, был построен по старому лекалу, из памяти Полкана. Это было двухэтажное здание с глубоким цоколем, функциональное до отвращения: на первом этаже располагался, само собой, просторный холл, дежурная часть с пуленепробиваемым стеклом, табло с очередью, где никого никогда не вызывают. За стеклом мелькало одно и то же лицо: Кошка. Слева по коридору устроили три камеры временного содержания: металлические, холодные, с лавками, на которых уже протёрта краска от частых ягодиц. По центру вольготно располагался холл или опенспейс для следователей, слегка разграниченный гипсокартонными колоннами, столы шли в шахматном порядке, имелась магнитная доска, кипы бумаг, кофейные кружки, в которых уже живут цивилизации. Сразу за ним обнаружился аналогичный отсек для оперативников и участковых. Здесь пахло табаком, потом и, похоже, слезами уборщицы. Кабинет Полкана красовался справа, застеклённый, для лучшего контроля над работой сотрудников. Напротив – оружейная. Дальше, на втором этаже обустроили три комнаты для допросов, комнату с уликами, лабораторию и цивильную столовую. А в подвале были камеры для тех, кто задерживался надолго. Имелась также и душевая – с ржавыми кранами и запахом дешёвого мыла.

– Ну-с, Легавая, Стартер задаст тебе стандартные вопросы, на которые тебе необходимо будет ответить честно. Это обязательно. Мы тщательно отбираем сотрудников, сама понимаешь.

Легавая кивнула. Она вообще не переживала. Ей было всё равно.

– Ну а я пойду займусь неотложными делами, – продолжил он.

– За зеркалом? – Кивнула она, улыбаясь в сторону прямоугольного стекла, за которым скрывалась комната для наблюдения.

– Да! – Чуть смутился он, пошевелив усами.

Легавая была не тупая. Да и каждый бы догадался, на самом деле, что за этим стеклом будут следить. Полкан вышел из допросной, закрыв за собой дверь.

– Начнём, – с серьёзным лицом посмотрел на Легавую Стартер.

– Ваше имя?

– Моё настоящее имя или имя, данное мне в Улье?

– Имя, данное в Улье, – сухо ответил ментат, не отрывая взгляда от папки.

Легавой это даже понравилось. Никаких ужимок, никаких подмигиваний, никаких заискиваний. Сухо, чётко, по делу. Значит, разговор будет продуктивным. И, может, даже… приятным.

– Легавая, – произнесла она спокойно.

Ментат чиркнул что-то в синей папке. Что именно – не видно, но наверняка там был не просто блокнот, а продуманный до буквы опросник. Типичный для таких собеседований.

Он поднял глаза, кивнул сам себе и начал задавать вопросы ровным голосом:

– Возраст, когда впервые столкнулись с насилием?

– Эммм, с насилием по отношению ко мне или к другому?

– В целом, что было первее.

– 4 года.

Ментат на секунду поднял на Легавую глаза, потому опустил и снова что-то прописал в папке.

– Какова ваша реакция на виды крови, ранений, трупов?

– Нейтральная.

– Были ли у вас родственники, связанные с правосудием, армией, криминалом?

– Как это влияет в этом мире? – В её голосе да и на лице отразилось искреннее удивление.

– Были ли у вас родственники, связанные с правосудием, армией, криминалом? – Сухо повторил он.

– Да.

– Кто и с чем связан?

– Отец служил в Чечне, затем работал в ОМОНе. Мать была дочерью вора в законе.

Ментат снова поднял на Легавую взгляд и покачал головой. Похоже она поторопилась с тем, что эта беседа будет приятной.

– Есть ли у вас пристрастия, которые могут повлиять на вашу работоспособность? Алкоголь, препараты, азартные игры, зависимости любого рода?

– Нет.

– Неверный ответ. Мне повторить вопрос?

Легавая задумалась.

– Алкоголь.

Ментат отметил у себя ответ.

– Приходилось ли вам убивать?

– Да.

– Опишите содеянное.

– Я убила троих мужчин в своем праве самозащиты. Они убили моего напарника, а меня пытались изнасиловать.

– Как вы действуете в условиях угрозы жизни?

– Спокойно.

– Что для вас важнее: буква закона или его дух?

– Дух.

– Есть ли у вас нерешённые внутренние конфликты, которые могут повлиять на вашу объективность при расследованиях?

– Нет.

– Какую самую трудную моральную дилемму вы когда-либо решали?

– Нет такой.

– Считаете ли вы себя эмоционально устойчивой?

– Да.

– Нет, Легавая, не считаете. Насколько вы склонны к насилию?

– Не склонна.

Ментат отрицательно покачал головой.

– Каковы ваши отношения с авторитетом?

– Я соблюдаю субординацию и распоряжения в полной мере.

– Умеете ли вы лгать?

– Нет.

– Действительно, не умеете.

– Мы закончили. – Резюмировал он

– Так быстро? – Она округлила глаза

Он не ответил и лишь постучал в дверь. Его выпустили и зашёл второй ментат. Мужчина средних лет ровно в такой же форме и с такой же папкой. Это было странно. Он задавал вопросы про взаимодействие с мурами, внешниками, разными сектантами и некоторыми соседними стабами. А ещё спрашивал обладает ли Легавая одним из перечисленных даров, одним из которых был дар нимфы. Ещё спросил, какими конкретными дарами она обладает. Та пересказала всё, что успела вытянуть из Веды. Не прибавила, не убавила. За что купила, за то и продала. Ментат, сдержанно приподняв бровь, пару секунд сверлил её взглядом, усердно проверяя на вшивость, а потом без комментариев открыл свою папку и начал строчить. Только ручка тихо скребла бумагу.

Через полчаса опросы закончились. Из душевного допроса выжали последнее. Ментат, не попрощавшись, ушёл. И тут же, будто по таймеру, из-за угла возник Полкан.

– Ну что могу сказать, – начал он, почесав затылок. – Несколько важных вопросов ты завалила в пух и прах.

Легавая пожала плечами и направилась к лестнице. Не собиралась оправдываться.

– Но твои дары это компенсируют, – бросил он ей в спину. – Поговорим в моём кабинете.

Пока шли, её будущие коллеги явно не скучали. Она чувствовала на себе взгляды – изучающие, прицельные. Мужики щурились и с интересом её рассматривали. Женщин тут – раз-два и обчёлся. Кошка, повариха и уборщица. Остальные – крепкие парни с лицами, словно их вырубали топором из цельного подозрения.

Где-то сбоку, в дымной полосе воздуха, пробурчал прокуренный голос:

– Это она что ли Эльбе всадила?

Ответа не последовало. Только кто-то толкнул его локтем, мол, заткнись уже.

В кабинете Полкан уселся в своё кресло.

– В целом, я готов принять тебя на службу во благо нашего стаба, – сказал он, привычно сцепив пальцы. – Но только после того, как ты отработаешь своё наказание на псарне. У тебя есть время сгонять в рейды, просто отдохнуть, а потом тебе позвонит Кошка и введёт в курс дела.

– Понятно, – коротко кивнула Легавая.

– Вопросы?

– Как Эльбрус отнесётся к тому, что баба, которая ему вмазала, будет работать в органах власти?

Полкан хмыкнул.

– Скажем так, ты его впечатлила. Нет, правда. Он удивлён твоей смелостью. Не каждый день двухметрового кваза пытается избить женщина. Вопрос урегулирован, но… Ещё два нарушения устава и ты вылетишь отсюда как пробка из бутылки шампанского.

Он сделал паузу, посмотрел прямо в глаза:

– Блюститель порядка должен быть примером, а не махать кулаками направо и налево. Пойми меня правильно. Наше знакомство началось паршиво, но я искренне хочу сыграть с тобой более позитивную партию. Я, Веда и моя жена – мы несем за тебя ответственность.

– А Лидия тут при чём?

– А Лидия поручилась за тебя. Она внесла залог в ночь твоего заключения. Хотя я был против.

– Я не знала ни о каком залоге.

– Верно. Тебе никто и не сказал. Таких забияк, как ты, выпускают либо по залогу, либо через трое суток. В твоём случае просто невероятно повезло.

Да, как же, повезло, угу, она бы и копейки не отстегнула, если бы не Вероничка.

– С Эльбрусом могло закончиться иначе. Будь ты мужчиной – тебя бы уже давно вздёрнули. Да-да, не стреляй глазами. То, как ты ударила его, ещё долго будут обсуждать. Но запомни – он дал тебе шанс. Не смей больше его унижать.

– Я поняла, – тихо сказала Легавая и впервые по-настоящему смутилась за долгое время.

Что-то ненормальное. Нездоровое. Щекочущее изнутри, как будто в кишках поселился рой мохнатых бабочек, и каждая шепчет одно слово – Эльбрус. И чего, спрашивается, её от этого имени током бьёт? Что за жужжащая навязчивость…

– Чего покраснела? – Кивнул в её сторону Полкан. – Можешь идти. Через четыре недели жди звонка от Кошки.

Легавая вспыхнула ещё ярче. Щёки пылали, как будто кто-то изнутри взялся за них паяльником. Она попрощалась и вылетела из здания полиции.

Глава 6: все мои дары.

Дома, стоя у барного островка, Лега тщательно разбирала и прочищала всё, что вернули с КПП. Металл скрипел, масло пахло ароматно. Берта дремала рядом, периодически вскидывая уши и тихо вуфкая. Что-то снилось хорошей девочке.

К вечеру пришла Веда.

– Как прошло? – Спросила она с порога.

– Задали тысячу вопросов…

– Ментат?

– Целых два.

– Понятноооо, – протянула она. – Ну что, готова принять красную жемчужину?

– Уже? Это больно?

– Не-а. Даже приятно. Ничего особенного, просто берёшь и глотаешь, как таблетку.

Веда вытащила из сейфа футляр – увесистый, металлический, платина или что-то очень похожее. Внутри красовался зелёный бархат с углублениями, десять мест, но занято всего три красненькими бусинами. Веда медленно, с важным лицом взяла каждую по очереди, посмотрела, покрутила в пальцах секунд по тридцать и наконец протянула Легавой одну.

– Вот эту ешь. Прям здесь и прям щас.

– А почему не ту… или вон ту?

– По кочану и по кочерыжке. Эта теряет стабильность, её надо срочно употребить.

– Как это теряет?

– Женщина, ты когда-нибудь буклет прочитаешь, а? Жемчуг – это концентрат энергии. Чёрные и красные жемчужины обладают активной и изменяющейся энергией.

– Я поняла…

– Давай, глотай.

Легавая взвесила жемчужину в ладони. Та отливала на свету лампы как пятнышко бензина в луже, очень красиво.

– Просто так? Без воды?

– Можешь просто так.

Легавая кивнула, сунула бусину в рот.

– Только не раскуси её, – предупредила Веда, не глядя.

– Ммм… Тепло в животе… О, ой, уже не тепло.

– Ну вот, – Веда принялась складывать оставшиеся жемчужины обратно в футляр, – теперь ждём-с.

– Чего ждём-с?

– Реакции твоего организма. У этой бусины примерно 40% шанс обращения в кваза.

Легавая застыла. Моргнула. Потом ещё раз.

– Что?!

– Да не кипятись. Протянула бы ещё месяц и был бы уже 50%. Тебе досталась не самая свежая партия. А я выбрала лучший вариант. Вероятность обращения всего 40%. Ты не в худшей ситуации.

– "Всего"?! – у Легавой отвисла челюсть. – А если стану?

– Исправим. Рикошетина уже во второй рейд ушёл. Притащит тебе белую жемчужину. – Съязвила знахарка.

– Здорово, что он адаптируется… Я волновалась за него.

– Да знаю. Ему ещё Маргоша помогает. Два раза уже у него ночевала.

– Так, стоп. Они что, вместе жить собираются?! – Напряглась Легавая. – Вторая половина дуплекса официально моя!

– Не жадничай. Ты всё равно у меня живёшь и живи дальше. Я не люблю одиночество. Переедешь, и мне совсем гнусно станет.

– Я же через стенку буду!

– Неважно. Мне всё равно будет тебя не хватать.

Берта тявкнула, как будто поддержала.

– Берта, ты тоже оставайся. В детстве у меня была такая же немецкая овчарка, только мальчик. Звали Дик.

– Вообще-то у меня тоже, – напомнила Легавая.

Веда улыбнулась.

– Кота бы ещё завести…

Берта покосилась на неё и сделала морду «вы серьёзно?».

– И кролика, – добавила Легавая.

– И ежа.

– И эублефара.

– И черепашку.

Ну всё, пошла жара…

– Так. Ладно. Сейчас будет серьёзный разговор. Давай на софу. Нас обязывают вносить в базу данных все дары граждан стаба. Помнишь, на лекции я говорила про список потенциально опасных даров?

– Эээ… да.

– К сожалению, твой дар опасен. К счастью, он редкий. Официально его пока не идентифицируют, в списках у нас его нет. Значит, можно замаскировать.

– Подожди. Какой дар?

– Чтение мыслей. Желаний. Воспоминаний.

– Аээээыыыы… – протянула Легавая, как будто забыла, как дышать.

– Сама подумай. Это нарушение Закона о Психоэтической Целостности. Второй параграф, статья шестая – вмешательство в волевую и ментальную неприкосновенность.

Но я тебе сразу обрадую – убивать не будут. Посадят на крючок. Эльбрус привяжет тебя к ноге, как домашнюю собачонку. А вот за пределами стаба могут и вальнуть сограждане. Без объяснений.

– Понимаю… А что делать?

– Ах… – Веда с тяжёлым выдохом включила свой ноутбук. – Будем регистрировать другой дар. Есть один схожий. Дар умения общаться с заражёнными.

Она на секунду задумалась, щёлкнула пальцами и добавила:

– Вот он – Щелкнула она мышкой – Нексус.

Легавая удивлённо посмотрела на неё.

– Нексус – это “связь” с латинского. Иммунный может понимать речь заражённых и передавать им свою.

Клавиши начали бодро тарахтеть под её пальцами.

– Вот его сейчас и внесём в список. Мы с тобой обе врать не умеем. И не соврём – ты действительно можешь понимать и говорить с заражёнными. Если только никто не начнёт копать глубже и не спросит в лоб, никто и не догадается. Даже ментат. Проблема может быть только со знахарями – уж слишком мы тонко чувствуем. Но твой дар запутанный, он похож и на сенса, и на нексуса. Вот так и запишем – ты у нас сенс и нексус. В случае чего за дурочку скажу, не распознала один дар. Ремнанта тоже сюда же. А вот пока про дар иллюзиониста писать ничего не буду. У тебя он даже ещё не проклюнулся.

– Что за ремнант? – Легавая нахмурилась.

– Я ж тебе говорила, когда мы за божественной бутылочкой пива сидели, – Веда скосила на неё взгляд, – Ты можешь видеть энергетические следы людей и событий. По началу будет ощущение, будто у тебя перед глазами взорвали радугу – сплошное месиво и блики, а потом начнёшь различать чёткие образы, как фильм по телевизору.

Она выпрямилась, щёлкнула пальцами:

– Допустим, ты работаешь в полиции. Тебя вызывают в бар к Скутеру по делу о хищении двух сисек мартини. Это для примера, всем на самом деле будет плевать на такую ерунду – бухла у нас в этом мире столько, что хоть задницей его пей. Но допустим! Вот ты заходишь в бар. На полке не хватает двух бутылок. Включаешь свой дар и бац! Видишь энергетический сгусток. Иногда он будет похож на человека, иногда на комок соплей, но ты не обращай внимания – это просто ты ещё не натренирована.

От этого потока новой и непонятной информации у Легавой аж глаза разъехались в разные стороны.

– По твоему лицу вижу, что нифига ты не понимаешь, – хмыкнула Веда, – Но как столкнёшься, поймёшь. Так вот. Пропали две сиськи мартини. Ты видишь силуэт воришки. Видишь дорожку из сгустка энергии – куда он пошёл после кражи. Если он смылся недалеко, ты сможешь проследить. Если больше двух сотен метров, след оборвётся. Придётся перенастраиваться. Надо будет учиться брать след. Прям как легавой.

Веда вдруг хлопнула себя по бедру так, что раздался характерный «шлёп», и выжидающе с абсолютно глупым и каламбурным выражением лица посмотрела на реакцию своей копии на озвученную шутку.

– Дар работает не больше минуты на первых стадиях. Глаза и башка будут болеть зверски. Можешь словить жесткий отходняк. Запомни: максимум минуту используешь дар – потом десять отдыхаешь. Закидываешься двумястами миллилитрами живуна и снова включаешь. Минуту – работы, десять минут – отдых.

– Поняла?

Легавая моргнула.

– Кажется, да.

– Отлично! И так до тех пор, пока энергетическая дорожка не приведёт тебя к прекрасному грабителю.

– Почему к прекрасному? – Подозрительно прищурилась Легавая.

– Неважно, – Веда одёрнула её, развернулась боком к ней, лицо каменное, но уголки губ выдали. – На второй ступени дара уже сможешь различать, кто перед тобой – мужчина, женщина, кваз, или прекрасная знахарка с внешностью внеземной богини. Дар сжигает ресурс как голодный термит. Поэтому флягу с живчиком таскай всегда. Всегда!

– Ты мартини украла? – Подозрительно сузила глаза Легавая.

– Гыы… Да я заплачу, – хмыкнула Веда.

– Не порть мою репутацию, женщина, – погрозила пальцем Легавая.

И тут Веда, откинувшись от ноутбука, повернулась к ней с напускным удивлением:

– То есть, ты вмазала главе стаба, подмочив и твою, и мою репутацию, а теперь предъявляешь мне за бухло?

Она прыснула и начала ржать, схватилась за живот. Легавая, как только услышала смех Веды, сразу стушевалась и резко схватила ближайшую декоративную, круглую подушку. Уткнулась в неё лицом, будто могла спрятаться от неловкой ситуации. Веда наконец-то отдышалась, вытерла слезу кулаком и продолжила.

– Какие-то вопросы есть?

– Расскажи поподробнее о моём первом даре, который придётся скрывать, – из-под подушки донёсся глухой голос.

– Да, да, я отвлеклась на твой вопрос про ремнанта, – кивнула та, подвигая ноутбук. Дар твой… очень сложный, хитросплетённый, и невероятно редкий. Я называю его “щуп”, ну или “чтец”. Эт как телепатия, только немного сложнее.

– Почему щуп? – Недоверчиво спросила Легавая, всё ещё из-под подушки.

– Потому что… эээ… ты как бы… прощупываешь людей и заражённых, сканируешь, читаешь. Ты можешь видеть то, что они вспоминают или представляют. Картиночки, мыслишки, чувства…

– Заражённые могут что-то вспоминать? – Поднялась она на локтях, глаза округлились.

– А эт ты мне скажи, – пожала плечами Веда. – Ты с ними общаешься, не я.

– А я откуда знаю? Они как-то не делились.

– Вот как узнаешь – потом расскажешь, – фыркнула Веда, откидываясь на спинку стула.

– Смотри. Если кто спросит – ты у нас сенс и нексус. Всё. Этого более чем. Щуп держим в тайне. Первая ступень этого дара – видение всполохов, то есть мозговой активности у заражённых и иммунных. Чем тварь крупнее и злее, тем больше сияет, как ёлка в канун Нового Года. Дар сам по себе развивается долго, муторно и через боль, но ты каким-то неведомым образом, наверное, через твой постоянный, насыщенный стресс, уже переползла на вторую ступень. Это реально уникальный случай.

Веда потянулась к бутылке с мохито-живуном, отпила два жадных глотка.

– Видимо, ты находилась в постоянном стрессе, и твой паразит попытался тебя улучшить, сделать более приспособленной к выживанию. Выжимал из тебя соки и в процессе развил дар, чтобы ты могла считывать намерения окружающих. В общем, на второй ступени ты уже можешь читать или слышать мысли. А на третьей – начнёшь видеть в сполохах образы: воспоминания, визуализации, отрывочные сцены. Это важно и полезно. Если продолжишь развивать дар, сможешь читать мысли и видеть мыслеформы непрерывно в течение трёх минут. Но потом обязателен перерыв – минимум пятнадцать минут. И приём живчика. Без него перегоришь. Запомни: на людях щуп активируешь только в самых крайних случаях. Когда тебе реально грозит опасность. Ни в коем случае не из праздного любопытства. На заражённых можешь гонять его туда-сюда, там никто особо не возразит. У нас, у многих иммунных, есть особая чуйка. Как сирена. Стоит кому-то сунуться в голову, она визжит, поднимает тревогу. Начинается паника, агрессия, желание немедленно разобраться. Так что будь осторожна.

– Поняла, – кивнула Вера.

– Чтобы дар развивался, тебе нужно будет принимать по два спорана раз в два дня. Через два месяца – по два в сутки. Я всё запишу, составлю памятку и повешу на холодос. Ну и жемчужинка, которую ты приняла полчаса назад, тоже своё сделает. Скорее всего, пробудит ремнанта, хотя, кто знает – может, и щуп подстегнёт. Посмотрим, как пойдёт. Следующую жемчужину примешь только через неделю. До иллюзиониста тебе ещё далеко, – лениво протянула Веда. – Поэтому рассказывать буду только тогда, когда он соизволит проявиться, а не раньше.

Встала, потянулась, хрустнула позвоночником.

– А теперь пошли жахнем пивка на веранде. Посмотрим на звёзды. Они тут красивенные.

На веранде было прохладно и пахло сыростью, деревом и как будто озоном как при грозе. Легавая запрокинула голову и застыла. Небо… ну, скажем так, оно было не таким, как в её прошлой реальности. Во-первых, луны не было. Выглядело так, если бы кто-то её забыл включить.

– Луна, кстати, появляется по настроению, – пробормотала Веда, открывая пиво рукавом толстовки. – Хочет светит, не хочет – не светит.

Во-вторых, звёзды. Это не были привычные тебе крошечные мерцающие точки в чёрной пустоте. Эти светила будто кто-то подвесил ближе – жирные, тяжёлые кругляши. Двое из них вовсе выглядели как розовые черешни. Туманности стелились по небу, сворачивались в спирали, клубились как сигаретный дым. Всё это было… красиво. И чуждо. До дрожи чуждо.

– О, смотри! – Оживлённо сказала Веда, указывая пальцем куда-то в зловещее великолепие. – Это созвездие Утиной Жопы!

Легавая медленно повернула голову в её сторону.

– Что? Да похоже ведь! – Фыркнула Веда и рассмеялась.

– …Ладно. Похоже, – нехотя признала Легавая, снова уставившись в небо, глупо улыбаясь.

Три крупные, желтоватые звезды образовывали треугольник, основанием вниз. От нижних углов тянулись по три звезды – вниз, ровными «палками», а на концах этих «палок» торчали по две звезды в стороны, как лапки.

– Кстати, один из ментатов расспрашивал меня о моих дарах, – как бы между делом обронила Легавая, глядя в кружку с пивом. – Я сказала, что я сенс. Хорошо, что я целиком всё о себе в тот момент не знала… А то бы спалилась…

– Поэтому я тебе сразу ничего и не сказала. Я тебя в базу занесла ещё в первый день, как вы только в Улей сунулись, и сегодня пару строк дописала. – Веда отхлебнула пенное. – Он видел мои комментарии. Они это для галочки переспрашивают.

– Слушай… – Легавая замялась, потеребила край толстовки. – Мы это уже обсуждали… но ты не хотела говорить при Рикошете. У тебя же есть ещё один дар, да?

Веда устало выдохнула. Так, будто вопрос этот был камнем, давно лежащим и давящим на душе.

– Эх… Да. Есть. У меня ещё два дара, и больше не будет. Лет десять точно.

– Что за дары? Ну если это не секрет, конечно.

– Первый дар позволяет определять иммунность… А второй дар крайне редкий. Дар, который однажды рассорил меня с крёстным. – Она большим пальцем показала назад. – Кстати, половина этого дуплекса – его. Подарил. А потом… рассорились. И ещё с одним человеком поссорилась. С тем, в кого влюбилась тут, в стабе.

– Ого. Даже так…

– Угу.

– Так что это за дар такой?

– Хилер.

– Это… кто?

– Хилер – это редкое знахарское ответвление. Я умею исцелять иммунных и животных мгновенно. Но через себя, то есть переносом. Тебе, допустим, вспороли глотку. Я кладу руки, и вуаля – у тебя всё затянулось за 2 секунды. Но тут же ложусь я. С твоей раной, со вспоротой глоткой.

– С ума сойти…

– Из-за этого дара у меня повышенная регенерация. Я не умираю от перенесённых ранений. Но боль никуда не девается. Больно. Ещё как больно…

– Дар полезный. Но для тебя ужасный.

– Вот именно. Полезный и ужасный одновременно.

– Ты уже применяла его?

– Конечно и не раз. Но только для сливок общества: Эльбрус, Уж, и прочие жирные коты. Дар держится в строжайшем секрете. Если узнают, то выкрадут, начнётся бойня за ценный ресурс. – Она опустила взгляд, будто такое уже случалось.

– Мне очень жаль, – тихо сказала Легавая.

– Да. Мне тоже…

– А с близкими… почему поссорилась?

– Крёстный мой знахарь как и я. Он старой закалки, с высокими моральными идеалами. Считает, что такие дары – достояние Улья. Что мы, знахари, обязаны помогать непрестанно с утра до ночи. Он мне говорил: «Не имеешь права отказывать». Ага. Сам бы попробовал хоть разок кишку новую отрастить…

– Да уж…

– Вот именно! – В голосе была горечь. – Нет ничего приятного в этом…

– А возлюбленный?

– А вот с ним… Когда я попала в стаб, никто о моём хилерстве не знал, кроме моего крёстного. Всё шито-крыто. Ну это я так считала… Но потом моего ненаглядного подорвали недалеко от стаба. Он вернулся из рейда куском мяса: без рук, без ног, один глаз, дырка в брюхе. Я не смогла вынести этого. Мы, иммунные, конечно, быстро восстанавливаемся. Плюс работа знахарей, спораны, жемчуг, горох – всё это помогает. Но у него было слишком много повреждений. Слишком. Никто такое не переживёт…

Она замолчала, глядя в темноту.

– Его под лайт-спеком быстро доставили в стаб. Я ночью пробралась к нему. И начала хилить. Пять часов лежала на холодном полу возле его кровати, отращивая обратно руки и ноги… Пять, мать их, часов непрерывной боли. Успела до обхода свинтить в окно, было тяжко. Еле доползла до дома. А утром он – целёхонький. Все в шоке, да и он сам в шоке. А потом он пришёл ко мне. А он… ментат. Выспрашивал меня… А я ему всё рассказала. Он радовался, на колени упал, ноги мне целовал, кружил меня по комнате так, что аж укачало… Причём обоих! – Легавая заметила, как Веда улыбнулась. Видимо её чувства к этому человеку никуда не ушли… – А потом он рассказал Эльбрусу.