ПРОЛОГ
Утро ворвалось внезапной ясностью, словно мир вокруг стал резче, обнажив края, которые я так долго старалась не замечать. Я проснулась до будильника, лежа в тишине и глядя на спящего Андрея. Его лицо, такое знакомое, казалось чужим. Вчерашняя картина – он, целующий молодую блондинку в кафе, – всплыла перед глазами. Я ждала боли, жгучей, раздирающей, но вместо неё пришло странное спокойствие. Словно я наконец-то приняла правду, которую так долго отрицала. Но где-то глубоко внутри, в уголке души, который я не хотела видеть, что-то ныло – тихая, едва уловимая тоска по тому, что мы потеряли.
«Мы оба несчастны, – подумала я. – Оба ищем жизнь на стороне. Только он нашёл, а я…» А я оттолкнула того, кто заставил моё сердце биться чаще. Ради чего? Ради призрака долга перед человеком, который давно растоптал наши клятвы? Или ради иллюзии, что я всё ещё могу спасти то, что уже мертво? Я запрещала себе думать об этом, но правда просачивалась в мысли, как вода сквозь трещины.
Решение пришло внезапно, как озарение, но оно же принесло и тень сомнения. Я не стану говорить Андрею о его измене. Не потому, что боюсь ссоры, а потому, что мне больше не нужно его признание, чтобы двигаться дальше. И я позволю себе быть счастливой с Владимиром. Пусть это неправильно, пусть это тоже ложь. Но почему я должна жертвовать собой ради того, кто меня не ценит? И всё же, где-то в глубине, мысль о предательстве Андрея оставляла горький осадок. Я гнала её прочь, но она возвращалась, как тень, которую нельзя отогнать.
В ванной я долго смотрела на своё отражение. Та же Инна. Те же черты. Но в глазах появилось новое – твёрдая решимость, смешанная с чем-то ещё, почти неуловимым. Страхом? Грустью? Я не могла разобрать. Я устала быть правильной. Устала жить чужими ожиданиями. Но был ли это мой выбор или бегство от боли, которую я не хотела признавать?
За завтраком всё выглядело как обычно. Андрей уткнулся в телефон, читая новости. Лиза болтала о предстоящей контрольной по физике. Я кивала, улыбалась, наливала кофе. Идеальная картина семейного утра. Но за этим фасадом была пустота, и я больше не могла её игнорировать. Я смотрела на мужа и думала: «О чём он думает? О своей блондинке? Планирует новое свидание?» И тут же ловила себя на том, что эти вопросы больше не ранят так, как должны были бы. Или я просто научилась прятать боль?
В офис я приехала с твёрдым намерением дать понять Владимиру, что готова… На что? Я ещё не знала точно. Но притворяться, что между нами ничего нет, я больше не могла. Его «Мерседес» уже стоял на парковке. Сердце забилось быстрее, но в груди шевельнулось и другое – чувство вины, которое я тут же подавила. Я оттолкнула его тогда, в коридоре, из страха. Теперь я боялась другого: что он отступит навсегда.
В лифте я проверила макияж, поправила волосы. Сегодня я надела тёмно-зелёное платье – Владимир однажды сказал, что зелёный мне идёт. Это был не случайный выбор, и я знала это. Коридор был пуст. Его дверь – закрыта. Наверное, на совещании. Я включила компьютер, пытаясь сосредоточиться на работе, но мысли возвращались к вчерашнему разговору. Как легко он отступил. Словно его слова в ресторане ничего не значили. Или он просто уважал моё решение? Не хотел давить? Эта мысль заставила меня задуматься: а что, если я сама всё усложняю?
Около одиннадцати раздался стук в дверь.
– Войдите.
Владимир появился на пороге с папкой документов. Строгий костюм, деловое выражение лица. Но в глазах мелькнуло что-то… Надежда?
– Инна Михайловна, нужна ваша подпись на этих документах.
– Конечно, – я протянула руку за папкой.
Наши пальцы соприкоснулись. Секунда, две… Я не отдёрнула руку. Подняла глаза, встретив его взгляд – глубокий, жгучий. Сердце стучало так громко, что я боялась, он услышит.
– Владимир Сергеевич, – начала я и запнулась. Как сказать? Как объяснить?
– Да? – в его голосе чувствовалось напряжение.
– Я… Насчёт вчерашнего разговора…
– Инна, – он шагнул в кабинет, закрывая за собой дверь. – Я всё понял. Не буду больше…
– Нет! – вырвалось у меня. – То есть… Вы не поняли.
Он замер, глядя на меня с удивлением.
– Я испугалась, – призналась я. – Испугалась того, что чувствую. Того, к чему это может привести. Но я устала бояться. Устала притворяться, что счастлива в браке. Что мне достаточно этой жизни.
Внутри меня боролись два голоса. Один кричал, что я предаю всё, во что верила: семью, долг, себя. Другой шептал, что я заслуживаю счастья, даже если оно приходит такой ценой. И всё же, где-то глубоко, я знала: измена Андрея ранила меня сильнее, чем я готова была признать.
– Но? – он шагнул ближе.
– Я устала бояться. Устала притворяться, что счастлива в браке. Что мне достаточно этой жизни.
– Инна, ты понимаешь, что говоришь?
Я встала из-за стола, оказавшись совсем близко к нему.
– Понимаю. Впервые за много лет понимаю, чего хочу.
– И чего же ты хочешь? – Его голос стал низким, хриплым, полным едва сдерживаемой страсти.
– Жить, – просто ответила я. – Чувствовать. Быть… с тобой.
Воздух между нами сгустился. Владимир поднял руку, почти коснувшись моей щеки, но замер.
– У нас обоих семьи…
– Я знаю.
– Может разрушить всё…
– Что разрушить? – я горько усмехнулась. – Он уже разрушен. Мы с мужем – два чужих человека под одной крышей. – Я замолчала, чувствуя, как правда о моём браке царапает изнутри. Я не хотела признавать, как больно мне было видеть Андрея с другой. Не хотела, но боль была там, затаённая, ждущая своего часа.
– Инна…
– А твой брак? Ты сам говорил – фасад, за которым пустота.
Его рука коснулась моей щеки. Большой палец нежно погладил кожу.
– Ты потрясающая женщина, Инна Крылова.
– Так не упускай меня, – прошептала я.
Он наклонился ближе. Ещё мгновение – и…
Резкий стук в дверь заставил нас отпрянуть друг от друга.
– Инна Михайловна, – голос Марины звучал взволнованно, – Павел Игоревич срочно вызывает на совещание!
– Иду! – крикнула я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Владимир отступил к двери.
– Я подожду тебя после работы. Поужинаем?
– Да, – ответила я без колебаний.
Он улыбнулся – той самой улыбкой, от которой всё переворачивалось внутри.
– До вечера, Инна.
Весь день я была словно на крыльях, но внутри меня что-то ворочалось, не давая покоя. Совещание тянулось бесконечно, но даже оно не могло испортить настроения. Я ловила себя на том, что улыбаюсь, вспоминая его прикосновение. И всё же, где-то на краю сознания, мелькала мысль: «Ты играешь с огнём, Инна. Это может плохо кончиться». Но другой голос, голос сердца, возражал: «А что, если это единственный шанс быть счастливой? Что, если это любовь?»
К семи офис опустел. Я выключила компьютер, взяла сумку. Сердце колотилось от предвкушения. Отправила смс Андрею: «Задержусь надолго. Отчёты. Не ждите, ложитесь спать». Я знала, что это ложь, и эта ложь жгла меня, но я гнала прочь чувство вины. Андрей не заслуживал моей честности – так я себя убеждала.
Владимир ждал в коридоре.
– Готова?
– Да.
В лифте мы молчали. Но это было не неловкое молчание, а полное ожидания, как перед грозой.
– Поедем в тот же ресторан? – спросил он, когда мы спустились на парковку.
– Нет, – я покачала головой. – Давай… куда-нибудь ещё.
Он понял. Тот ресторан был связан с сомнениями, страхами. А сегодня я не хотела бояться.
– Я знаю одно место. Доверяешь мне?
– Доверяю.
Мы ехали молча. Я украдкой разглядывала его профиль, сильные руки на руле. Мой телефон вибрировал в сумке – наверное, Андрей. Я не стала доставать. Сегодня я выбирала себя. Но даже в этот момент я чувствовала укол боли – не за себя, а за Лизу, за семью, которую я всё ещё пыталась сохранить в своём сердце.
Ресторан оказался маленьким и уютным, спрятанным во дворе старого дома. Камерный, почти интимный.
– Красиво, – сказала я, оглядываясь.
– Подожди, ты ещё не видела главного.
Он провёл меня на второй этаж, на закрытую террасу. С неё открывался потрясающий вид на вечернюю Москву.
– Владимир, это…
– Знаю, – он улыбнулся. – Хотел, чтобы этот вечер был особенным.
Мы сели за столик у самого края террасы. Город сиял внизу тысячами огней.
Ужин в маленьком итальянском ресторанчике растянулся до полуночи. Мы говорили обо всём – о работе, книгах, музыке, мечтах. Владимир рассказывал о своей любви к путешествиям, я – о страсти к живописи. И всё же, где-то в глубине, я знала, что я была на краю пропасти, и каждый шаг к Владимиру был шагом к разрушению того, что я так долго пыталась сохранить.
– Знаешь, Инна, – он наклонился ближе, и я почувствовала аромат его парфюма, – я давно не встречал женщину, с которой так легко и интересно.
– Владимир, мы оба… – я показала на наши кольца.
– Я знаю, – он накрыл мою руку своей. – Но разве мы выбираем, в кого влюбляться? Я снимаю неподалеку квартиру-студию. Хочешь посмотреть?
Я колебалась. Во мне бушевали противоречивые чувства: долг перед семьёй, страх разрушить всё, что у меня было, и страсть к Владимиру, которая заглушала всё остальное. Но образ Андрея с той блондинкой всплыл перед глазами. Он нарушил клятву верности. Почему я должна продолжать хранить её?
– Очень хочу посмотреть. – сказала я, и в моём голосе звучала решимость, но где-то в глубине души я знала, что этот выбор – не только про свободу, но и про бегство от боли, которую я не хотела признавать.
– Тогда, поехали!
В его квартире – студии царил полумрак. Огни ночной Москвы пробивались сквозь панорамные окна, создавая атмосферу, пропитанную желанием.
– Инна… – Он произнёс моё имя с такой страстью, что я задрожала.
Мы стояли посреди гостиной, разделённые лишь тонкой гранью сдержанности. Воздух искрил. Я чувствовала его дыхание, жар его тела.
– Если ты хочешь уйти… – начал он, но голос был хриплым, полным напряжения.
– Нет, – прервала я, шагнув к нему. – Я хочу быть здесь. С тобой.
Его рука легла на мою талию, притягивая ближе. От прикосновения по телу прошла волна жара. Я подняла глаза, утопая в его взгляде – тёмном, голодном, полном обещаний.
– Ты дрожишь, – прошептал он, его губы были так близко, что я чувствовала их тепло.
– Не от страха, – ответила я, и моя ладонь легла на его грудь, ощущая, как бешено бьётся его сердце.
Он наклонился, и его губы накрыли мои – не осторожно, а жадно, требовательно. Поцелуй был как вспышка, разжигающая пожар. Я ответила с той же страстью, впиваясь пальцами в его плечи. Его руки скользнули по моей спине, прижимая меня так сильно, что между нами не осталось пространства.
– Инна, – выдохнул он, отрываясь на мгновение, чтобы заглянуть мне в глаза. – Я сгораю от страсти к тебе, словно в огне.
Я не ответила – слова были не нужны. Мои пальцы расстёгивали пуговицы его рубашки, пока его руки стягивали с меня платье. Тёмно-зелёная ткань упала на пол, и я осталась перед ним, уязвимая, но не боящаяся. Его взгляд скользил по мне, полный восхищения и желания.
– Ты прекрасна, – прорычал он, и в следующую секунду подхватил меня на руки, неся к дивану.
Мы растворились друг в друге. Его прикосновения были уверенными, но полными трепета, словно он боялся, что я исчезну. Мои ногти впивались в его кожу, оставляя следы, а его губы исследовали каждый сантиметр моего тела, разжигая во мне огонь, которого я не знала.
– Я хочу тебя, – шептала и словно растворялась в его объятьях.
– Ты моя, – ответил он, и его голос дрожал от страсти.
Мы любили друг друга с неистовой жадностью, словно навёрстывая все годы одиночества. Каждый поцелуй, каждое движение было пропитано отчаянной потребностью быть ближе, раствориться друг в друге. Но даже в этом угаре страсти где-то в глубине души шевельнулась тень – чувство вины, смешанное с болью от предательства Андрея, которое я так старательно гнала прочь.
– Я люблю тебя, – выдохнул он, когда мы, обессиленные, лежали, переплетя тела. – Это безумие, но я люблю тебя, Инна Крылова.
– И я тебя, – ответила я, удивляясь собственной смелости. – С первого взгляда. Хотя не верила, что такое возможно.
После первого порыва страсти мы лежали рядом, слушая дыхание друг друга, и мир сузился до этой комнаты, до нас двоих. Впервые за годы я чувствовала себя живой. Но где-то в глубине, за этой эйфорией, пряталась боль, которую я не хотела замечать. Боль от разрушенного брака, от измены, от того, что я сама теперь переступила черту.
Эта ночь изменила всё. В его квартире, которую он снимал «для работы», мы переступили черту, за которой не было пути назад.
Я проснулась в пять утра в незнакомой постели. Первые секунды была дезориентация, затем накрыли воспоминания. Владимир. Его руки. Его губы. То, как он шептал моё имя…
Рядом никого не было. Из кухни доносился запах кофе и звук льющейся воды. Я натянула его рубашку, висевшую на стуле, и подошла к окну. Москва внизу жила своей обычной жизнью, а моя жизнь за одну ночь перевернулась с ног на голову.
– Доброе утро, – Владимир появился в дверях с двумя чашками кофе. – Как спалось?
Я обернулась, и наши взгляды встретились. В его глазах было столько нежности, что у меня перехватило дыхание.
– Владимир, я…
– Не надо, – он поставил чашки на столик и подошёл ко мне. – Не говори, что это была ошибка. Пожалуйста.
– Я не знаю, что сказать.
Часть меня хотела сказать, что это было ошибкой, что я не должна была позволять себе переступить эту черту. Но другая часть, та, что горела от его прикосновений, не хотела ничего менять.
– Тогда не говори ничего. Просто побудь со мной ещё немного.
Он обнял меня сзади, и я прислонилась к его груди. Так правильно. Так естественно. Словно всю жизнь я искала именно эти объятия. Но в этот момент я снова почувствовала укол боли – не за себя, а за Лизу, за семью, за то, что я всё ещё пыталась сохранить в своём сердце.
– Мне нужно домой, – прошептала я. – Лиза… муж.
– Я понимаю. Но мы увидимся? Не на работе. Просто… увидимся?
Я кивнула, не доверяя голосу.
Дома меня встретила тишина. Андрей и Лиза ещё спали. Я приняла душ, переоделась и начала готовить завтрак. Мои мысли возвращались к ночи, к Владимиру, к тому, что произошло.
Меня терзали муки совести. Впервые за пятнадцать лет брака я не ночевала дома. Но тут же, будто утешая себя, я подумала: «Андрей мне изменяет. У него есть другая женщина. Так почему я должна мучиться угрызениями совести? Почему должна хранить верность человеку, который сам давно её нарушил?» И всё же, где-то в глубине, я знала, что эта логика – лишь способ заглушить боль, которую я не хотела признавать. Боль от того, что мой брак, моя семья, всё, что я строила годами, оказалось хрупким, как стекло.
Я села за кухонный стол, обхватив голову руками. Решение пришло внезапно, но оно не было лёгким. Я буду молчать об измене Андрея. И я позволю себе быть счастливой с Владимиром. Пусть это неправильно. Пусть это ложь. Но я устала быть правильной. Устала жертвовать собой. И всё же, принимая это решение, я знала, что плачу цену, которую, возможно, ещё не осознаю. Боль, которую я гнала, никуда не исчезла – она ждала своего часа, затаившись в глубине моей души.
Глава 1
Раньше я считала любовь с первого взгляда выдумкой романтиков. Пока не встретила его.
Утро понедельника текло привычно. Я разбирала финансовые отчёты в своём кабинете, когда Марина заглянула в дверь:
– Инна Михайловна, Павел Игоревич зовёт в переговорную. Знакомить с новым финдиректором.
Что-то кольнуло в груди. Предчувствие? Я отложила документы, ощущая необъяснимую тревогу.
В зеркале на меня смотрела уверенная тридцатисемилетняя женщина: каштановые волосы аккуратно собраны в пучок, строгий серый костюм подчёркивает стройную фигуру. Пять лет главным бухгалтером научили знать себе цену. Но сегодня в отражении мелькнуло что-то ещё. Усталость? Тоска по неизвестному?
Идя к переговорной, я размышляла о том, кого увижу. Очередного карьериста? Амбициозного выскочку? За годы работы повидала всех типов.
Я открыла дверь – и время замерло.
Владимир стоял у окна спиной ко мне, его силуэт чётко вырисовывался против мартовского солнца. Когда он обернулся, я почувствовала физический удар в солнечное сплетение.
Сорок пять лет – возраст мужчины в расцвете сил. Высокий, широкоплечий, с осанкой офицера. Темные волосы с благородной проседью на висках, волевой подбородок с ямочкой, аристократичный профиль.
Но больше всего поражали глаза – серые, как грозовое небо, с поволокой, от которой перехватывало дыхание. В них читалась глубина, в которой можно утонуть, и что-то ещё… Одиночество? Узнавание?
Наши взгляды встретились, и меня пронзило электричеством. В его глазах мелькнуло удивление – он тоже почувствовал этот удар судьбы. На мгновение мир сузился до нас двоих.
– А, Инна Михайловна! – воскликнул генеральный директор. – Знакомьтесь, Владимир Сергеевич Волконский, наш новый финансовый директор. Владимир Сергеевич, это Инна Михайловна Крылова – правая рука в финансовых вопросах, наш главный бухгалтер. Уверен, вы прекрасно сработаетесь.
«Волконский». Фамилия перекатилась на языке, аристократичная, с историей. Как и он сам.
Владимир сделал шаг навстречу, и я уловила аромат дорогого парфюма – терпкий, с нотками бергамота и сандала.
Он протянул руку, и я заметила дорогие швейцарские часы и.… обручальное кольцо.
– Инна Михайловна, – его голос обволакивал, как дорогой коньяк, – наслышан о вашем профессионализме. Павел Игоревич не скупился на похвалы.
Наши ладони соприкоснулись – тысяча вольт чистой энергии. Его рука была тёплой, сильной, с лёгкими мозолями спортсмена. Рукопожатие длилось на мгновение дольше необходимого, его большой палец едва заметно погладил мою ладонь.
– Взаимно, Владимир Сергеевич, – я старалась говорить ровно, хотя внутри всё дрожало. – Ваша репутация в финансовых кругах впечатляет. Реструктуризация холдинга «Альфа-Инвест» – было блестяще.
Его брови удивлённо поднялись, в глазах мелькнул интерес.
– Вы следите за финансовым рынком?
– Моя работа – быть в курсе, – я позволила себе лёгкую улыбку, чувствуя, как играю с огнём. – К тому же, ваши решения по оптимизации были… нестандартными. Такое сложно не заметить.
– Нестандартными? – он склонил голову, и я заметила, как играют мускулы на его шее. – вы сделали мне комплимент или констатация факта?
– А как вы думаете? – я выдержала его взгляд, чувствуя, как между нами возникает невидимое напряжение. Воздух искрил, натянутый как струна.
В его глазах плясали маленькие и озорные чертенята. Он принял вызов.
Павел Игоревич откашлялся, явно чувствуя, что происходит что-то, выходящее за рамки делового знакомства:
– Прекрасно, что вы нашли общий язык! Инна Михайловна, покажете Владимиру Сергеевичу его кабинет? Он рядом с вашим, в финансовом блоке.
Рядом. С моим. Каждый день. Господи.
Мы вышли из переговорной, и я остро ощутила его присутствие. Каждой клеточкой тела. Словно он излучал волны, резонирующие с моими. Владимир шёл чуть позади, и я чувствовала его взгляд – тяжёлый, изучающий.
– Долго работаете в компании? – спросил он, когда мы шли по коридору.
– Восемь лет. Пришла простым бухгалтером, выросла до главного.
– Впечатляет. В таком возрасте и такая должность… Простите за нескромный вопрос, но вам ведь немного за тридцать?
Я обернулась, встретившись с ним взглядом:
– Тридцать семь. А что, Владимир Сергеевич, имеет значение возраст, если человек профессионал?
– Безусловно, нет, – он улыбнулся, и от этой улыбки у меня подкосились колени. – Просто редко встретишь такое сочетание красоты и ума. Обычно женщины выбирают что-то одно.
– А мужчины обычно не делают комплименты коллегам в первый рабочий день, – парировала я, чувствуя, как щёки заливает румянец.
– Туше́, – он рассмеялся, и этот смех был таким искренним, таким заразительным, что я невольно улыбнулась в ответ. – Прошу прощения, если смутил вас. Просто… – он на секунду замолчал, подбирая слова, и что-то изменилось в его лице, стало серьёзным, почти уязвимым, – вы произвели впечатление. Сильное впечатление.
Мы остановились у его кабинета. Я достала ключи, проклиная дрожь в руках. Надо взять себя в руки. Это просто химия, гормоны, весеннее обострение – что угодно, только не то, о чём подумать страшно.
– Ваш кабинет. Мой – через стенку, если что-то понадобится…
– Уверен, понадобится, – он стоял так близко, что я могла рассмотреть золотистые искорки в его серых глазах. – Инна Михайловна… Можно личный вопрос?
Я кивнула, не доверяя голосу.
– Ваш муж – счастливый человек.
Я машинально коснулась своего обручального кольца:
– Откуда вы знаете, что я замужем?
– Кольцо, – он кивнул на мою руку. – Да и такая женщина не может быть свободна. Это было бы… несправедливо по отношению к мужчинам.
– Вы тоже женаты, – заметила я, глядя на его кольцо.
– Да, – что-то мелькнуло в его глазах – сожаление? грусть? – Двадцать лет уже. Привычка, знаете ли.
– Странное слово для брака – «привычка».
– А какое бы выбрали вы?
Я задумалась. Мой брак с Андреем… Совместные ужины в молчании секс по расписанию, разговоры о бытовых проблемах…
– Стабильность, – наконец ответила я. – Надёжность. Предсказуемость.
– Звучит… – он искал слово.
– Скучно? – подсказала я с горькой улыбкой.
– Я хотел сказать «безопасно». Но…, вы не производите впечатление женщины, которая выбирает безопасность?
– Вы знаете меня пятнадцать минут, Владимир Сергеевич.
– И что? – он наклонился чуть ближе, понизив голос. – Иногда пятнадцати минут достаточно, чтобы понять – перед тобой необыкновенный человек. Человек, который способен перевернуть твою жизнь.
Воздух между нами загустел, стал наэлектризованным. Я чувствовала, как меня затягивает в воронку его притяжения. Ещё секунда – и я сделаю что-то непоправимое.
Я сделала шаг назад, разрывая это опасное притяжение.
– Мне нужно вернуться к работе. Если вам что-то понадобится…
– Я найду вас, – закончил он. – Обязательно найду, Инна… Михайловна.
Пауза перед отчеством была красноречивее любых слов. Он уже видел во мне не коллегу. И мы оба это знали.
Я практически убежала к себе в кабинет, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось бешено, ладони были влажными, а внизу живота разливалось томительное тепло.
«Что это было? Что только что произошло?»
Я подошла к окну, глядя на московские пробки внизу. Моё отражение в стекле выглядело не растерянным – разбуженным. Словно я спала все эти годы и вдруг резко проснулась.
Я провела рукой по лицу, стараясь вернуть привычное спокойствие. Но руки дрожали, а перед глазами стояло его лицо. Эти серые глаза с поволокой. Эта ямочка на подбородке. Эти губы…
Телефон завибрировал. СМС от мужа: «Не забудь, вечером к маме на день рождения. Заеду за тобой в 18.00»
Реальность ворвалась в мою грёзу, напомнив о существующей жизни. Но что-то внутри уже изменилось безвозвратно. Что-то проснулось и больше не желало засыпать.
Я посмотрела на стену, разделяющую наши кабинеты. За ней – он. Владимир Сергеевич Волконский. Мужчина, который за пятнадцать минут сумел перевернуть мой размеренный мир.
И это было только начало.
Глава 2
Я перечитала сообщение трижды. День рождения свекрови – совсем забыла.
Андрей. Мой муж вот уже пятнадцать лет. Добрый, заботливый, предсказуемый Андрей. Отец моей дочери. Человек, который никогда не заставлял сердце биться так, как оно билось сейчас. Человек, с которым я засыпаю и просыпаюсь. Человек, который перестал видеть во мне женщину много лет назад.
За стенкой раздались шаги. Владимир обживал свой кабинет. Всего лишь гипсокартон отделял нас друг от друга. Я прижала ладонь к стене, словно могла почувствовать его присутствие. И – Господи! – мне показалось, что чувствую. Тепло. Притяжение. Зов.
«Боже, Инна, что с тобой? – одёрнула я себя. – Тебе тридцать семь, а не семнадцать. У тебя семья. У него семья. Это просто… химия. Пройдёт».
Но глубоко внутри я уже знала – не пройдёт. Этот мужчина вошёл в мою размеренную жизнь как ураган. Я видела это в его глазах – он тоже почувствовал. Эту связь. Это притяжение. Эту обречённость.
И я не была уверена, что смогу устоять. Больше того – я не была уверена, что хочу устоять.
Тем не менее, я гнала от себя эти мысли: «Моя жизнь должна остаться размеренной и спокойной. Без всплеска эмоций и адреналина. Работа, дом, работа».
Но когда я вернулась к отчётам, цифры расплывались перед глазами. Вместо них я видела серые глаза с золотистыми искрами. И знала – моя жизнь уже никогда не будет прежней.
За стенкой что-то упало. Потом раздался его голос – низкий баритон, говорящий по телефону. Я не разбирала слов, но сам звук заставлял что-то сжиматься внизу живота.
Я сжала виски пальцами. Надо взять себя в руки. Это пройдёт. Должно пройти.
Остаток дня прошёл в дымчатом мареве. Я механически перебирала документы, ставила подписи, отвечала на звонки, но мысли упрямо возвращались к утренней встрече. Несколько раз до меня доносился его голос из-за тонкой перегородки – низкий, бархатистый тембр заставлял замирать над бумагами, теряя нить работы.
В шесть вечера Андрей написал, что ждёт у входа. Я выключила компьютер, собрала сумку и, не удержавшись, бросила взгляд на дверь соседнего кабинета. Сквозь щель под дверью пробивалась тонкая полоска света – он все ещё был там, погруженный в работу.
Андрей стоял у своей серебристой «Камри», слегка переминаясь с ноги на ногу. Увидев меня, он улыбнулся привычной, тёплой улыбкой, от которой когда-то замирало сердце.
– Привет, дорогая. Как прошёл день?
Я чмокнула его в щеку, вдохнув знакомый запах одеколона – простой, свежий, без претензий. Такой контраст с тем утончённым, дорогим ароматом, что окутывал меня утром…
– Нормально, – ответила я, стараясь звучать небрежно. – У нас новый финдиректор. Владимир Волконский. Может, слышал? Он раньше в «Альфа-Инвесте» работал.
– Нет, не слышал, – Андрей завёл машину, плавно выруливая в вечернюю пробку. – Я же не в твоих финансовых кругах. Мне бы со своими чертежами разобраться.
Андрей работал инженером-проектировщиком в строительной компании. Надёжная, стабильная работа, которая его вполне устраивала. Как и вся его жизнь – он не стремился к звёздам, довольствуясь тем, что имел.
– Лиза сейчас у твоих родителей? – спросила я.
– Да, мама забрала ее после школы. Сказала, что поможет с тортом.
Лиза, наша тринадцатилетняя дочь, была центром моего мира. Умная, красивая, чуть замкнутая, она больше походила на меня, чем на Андрея. В последнее время она отдалялась – обычное дело для подростков, но для меня это было как укол в сердце.
Родители Андрея жили в типовой двушке на окраине Москвы. Галина Петровна открыла дверь, едва мы позвонили.
– Андрюшенька! Инночка! Наконец-то! – она крепко обняла сына, а меня удостоила дежурным поцелуем в щеку. За пятнадцать лет нашего брака мы так и не сблизились. Она считала, что Андрей заслуживал жену попроще – без амбиций и карьерных стремлений.
– С днём рождения, Галина Петровна, – я протянула ей подарок – флакон французского парфюма, который выбирала в обеденный перерыв.
– Ой, спасибо, – она мельком глянула на коробку. – Хотя, знаешь, я больше наши, российские люблю. Привычнее.
Из кухни выбежала Лиза, сияя энтузиазмом:
– Мам! Пап! Мы с бабушкой такой торт испекли! Три яруса!
Я обняла дочь, вдохнув запах её волос – мой ребёнок, моя девочка. Ради неё я была готова на все. Ради неё держалась за этот брак, за видимость семейного счастья.
– Молодцы! Покажешь?
За столом собралась привычная компания: брат Андрея с женой, пара соседей, подруга Галины Петровны. Разговоры текли в знакомом русле – цены, дачи, болячки.
– Инна опять допоздна работает, – вздохнула Галина Петровна, обращаясь к своей подруге. – Я Андрюше говорю: зачем тебе такая жена? Дома не бывает, все в своих цифрах. Лизочка растёт без материнского присмотра.
– Мам, – Андрей неловко заёрзал, – ну что ты…
– А что я? Правду говорю, – она кивнула на Свету, жену брата Андрея. – Вот Светка – дома, детей воспитывает. Настоящая жена.
Я молча резала салат, привычно пропуская её слова мимо ушей. Света – тридцатилетняя домохозяйка с уставшим взглядом и расплывшейся фигурой – смотрела на меня с едва скрытой завистью.
– Зато мама нашу семью обеспечивает, – неожиданно вступилась Лиза. – Она за месяц больше папы зарабатывает. И вообще, она у меня самая умная и красивая!
– Лиза! – одёрнула ее Галина Петровна. – Не перебивай старших! Деньги – не главное в семье. Главное – чтобы жена мужа любила и дома его ждала.
– А разве мама папу не любит? – Лиза посмотрела на меня своими карими глазами, так похожими на мои.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Все взгляды устремились ко мне.
– Конечно, люблю, – я погладила дочь по голове и посмотрела на Андрея. – Мы пятнадцать лет вместе. Это о чем-то говорит.
Андрей благодарно улыбнулся, но в его глазах мелькнула тень сомнения. Он чувствовал. Может, не все, но что-то. Что искры между нами давно нет, что мы живём по привычке, связанные общим прошлым и Лизой.
Но главное – я сама услышала ложь в своих словах. И поняла, что завтра, увидев серые глаза с золотистыми искрами, я снова забуду о долге, о стабильности, о том, что должна чувствовать правильная жена и мать.
Завтра все начнётся заново.
Глава 3
Праздник набирал обороты. После третьего тоста Галина Петровна, раскрасневшаяся от вина, продолжила тему «правильных жён».
– А я вот что скажу, – она многозначительно подняла палец, глядя на брата Андрея. – Наш Дима правильно сделал, что на Светочке женился. Хозяйственная, скромная, детей воспитывает как надо.
Света зарделась, опустив глаза. Ее муж, Дмитрий, самодовольно улыбнулся.
– Не то, что некоторые, – свекровь бросила в мою сторону красноречивый взгляд. – Карьеристки… Разве может женщина быть хорошей матерью, если целыми днями на работе пропадает?
Напряжение сжало мне шею. Обычно я игнорировала её выпады, но сегодня, после утренней встречи и эмоций, которые всколыхнул Владимир, терпение дало трещину.
– Галина Петровна, – я старалась говорить спокойно, – пятнадцать лет мы с вами спорим на эту тему. Может, хотя бы в ваш день рождения сделаем паузу?
– Я ничего такого не говорю, – она округлила глаза. – Просто мать должна быть с ребёнком. А Лизочка растёт без должного внимания. Потом удивляемся, почему дети такие… своевольные.
– Мама всегда со мной, когда нужно, – снова вступилась Лиза. – И я не своевольная, а личность!
– Вот! – Галина Петровна победно посмотрела на гостей. – Слышали? «Личность»! В тринадцать лет! В наше время дети знали своё место!
– Времена меняются, – я положила руку на плечо Лизы. – И я горжусь, что моя дочь умеет отстаивать своё мнение.
– Ой, конечно, – свекровь отмахнулась. – Модные веяния. А потом дети родителей не уважают. Вот Андрюша у меня был послушным, потому что я дома сидела, а не по карьерам скакала!
Андрей, до этого молча ковырявший салат, наконец вмешался:
– Мам, хватит. Каждая семья живёт, как считает нужным.
– Сынок, я же о вас беспокоюсь! – Галина Петровна переключилась на жалобный тон. – Приходишь с работы – ни ужина горячего, ни жены дома. Разве это семья? А Инночка, – она сделала ударение на уменьшительной форме моего имени, которую я терпеть не могла, – вся в своих отчётах. Я же вижу, как ты исхудал! И рубашки неглаженные…
– Рубашки всегда глаженые, – я начала закипать. – И ужин есть. И белье постирано, и в квартире убрано. И зарабатываю я достаточно, чтобы мы могли позволить себе отпуск и частную школу для Лизы.
– Деньги, деньги! – Галина Петровна всплеснула руками. – Только о деньгах и думаешь! А о душевном тепле кто позаботится? Чтобы мужу дома было уютно?
– А уют – это обязательно жена с борщом? – не выдержала я. – Может, уют – это когда люди уважают выбор друг друга? Когда есть о чем говорить, кроме цен на картошку?
– Инна, – Андрей положил руку мне на колено, – давай не будем…
– Что «не будем»? – я повернулась к нему. – Пятнадцать лет я выслушиваю, какая я плохая жена, потому что работаю. Пятнадцать лет доказываю, что могу быть и матерью, и профессионалом. И ни разу ты не сказал своей маме, что гордишься мной!
Тишина накрыла комнату тяжёлым покрывалом. Даже любительница поговорить, подруга Галины Петровны, молча уткнулась в тарелку.
– Вот, устроила сцену в мой праздник, – свекровь промокнула глаза салфеткой. – Видите, – она оглядела, каждого из гостей, ища поддержки. – Андрюша, как она со мной разговаривает? Со старой женщиной!
– Инна, – голос Андрея стал жёстче, – мама не это имела в виду. Зачем ты все драматизируешь?
– Я драматизирую? – я не верила своим ушам. – Твоя мать при всех назвала меня плохой женой и матерью, а драматизирую я?
– Сынок, – Галина Петровна положила руку на плечо Андрея, – не расстраивайся. Некоторые женщины просто не созданы для семьи. Карьера им дороже.
– Хватит! – я резко встала. – Лиза, мы уходим.
– Никуда вы не уйдёте, – Андрей тоже поднялся. – Мы празднуем мамин день рождения. Сядь и успокойся.
– Ты… встаёшь на ее сторону? – я смотрела на него, не веря. – После всего, что она сказала?
– Я не встаю ни на чью сторону. Просто хочу поужинать спокойно, без скандалов!
– А я пятнадцать лет выслушиваю, как твоя мать меня унижает! – я почувствовала, как к глазам подступают слезы. – И ты делаешь вид, что ничего не происходит!
– Видишь, Андрюша, – Галина Петровна посмотрела на сына с торжеством, – какая она истеричка. Я всегда говорила – тебе нужна была спокойная, домашняя женщина. А эта карьеристка только о себе и думает!
Я ждала, что Андрей наконец заступится. Но он лишь виновато улыбнулся гостям:
– Простите, мама немного перебрала с вином, а Инна устала. Давайте продолжим праздник.
Не в силах сдерживать эмоции, я вышла на балкон. Мартовский вечер обдал холодом, но мне нужен был воздух. Я смотрела на мерцающие огни Москвы, размышляя о том, как запуталась моя жизнь.
С одной стороны – стабильность, семья, предсказуемое будущее. С другой… его слова эхом звучали в голове: «Иногда пятнадцати минут достаточно, чтобы понять – перед тобой необыкновенный человек».
Я закрыла глаза, и передо мной возник его образ – серые глаза, ямочка на подбородке, уверенная улыбка.
– Мам? – голос Лизы вырвал меня из мыслей. Она стояла в дверях балкона, кутаясь в мою кофту.
– Что, солнышко?
– Можно вопрос? Только честно.
– Конечно.
– Ты счастлива?
Вопрос ударил наотмашь. Я смотрела на свою мудрую не по годам дочь и не знала, что ответить.
– У меня есть ты. Это делает меня счастливой.
– Это не ответ, – Лиза подошла ближе, прижалась ко мне. – Ты знаешь, что я имею в виду.
– Откуда такие мысли?
– Мам, мне тринадцать, не три. Я вижу, как ты смотришь на папу. Точнее, как не смотришь. У вас нет общих тем, кроме меня.
Я обняла ее крепче:
– Взрослые отношения – сложная штука, Лизонька. Не все измеряется страстью. Есть уважение, привязанность, общая жизнь.
– Звучит скучно, – она повторила мои утренние слова Владимиру.
– Иногда скучно – это хорошо. Это значит, нет драм, боли, разочарований.
– Но и радости нет, – тихо добавила Лиза. – Мам, обещай мне кое-что.
– Что?
– Если встретишь человека, который сделает тебя по-настоящему счастливой, не упустишь шанс? Не жертвуй собой ради меня. Я уже большая, я пойму.
Я поцеловала её в макушку, чувствуя ком в горле:
– Откуда ты такая мудрая?
– В маму пошла, – она улыбнулась. – Ну так что? Обещаешь?
– Хорошо. Обещаю… подумать об этом, если такое случится.
– Отлично! А теперь пошли, а то бабушка опять скажет, что мы от семьи отбиваемся.
Мы вернулись в душную квартиру, где Галина Петровна рассказывала, каким прелестным ребёнком был Андрей и как она мечтала о куче внуков.
В машине Андрей нарушил тяжёлое молчание:
– Зачем ты устроила скандал? Ты же знаешь, какая мама. Зачем реагировать?
– А зачем ты позволяешь ей так говорить? – я повернулась к нему. – Почему ни разу не заступился за меня?
– Я не хочу выбирать между вами, – он вздохнул. – Она моя мать, ты моя жена.
– Но сегодня ты выбрал. Ты встал на ее сторону.
– Ты опять драматизируешь, – он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. – Я просто хотел сгладить конфликт.
– Сгладить? – я приподнялась на сиденье. – Она при всех назвала меня плохой матерью и женой, а ты промолчал. Хуже – ты показал всем, что согласен с ней!
– Я устал, Инна, – в его голосе скользнуло раздражение. – Давай не будем сейчас.
– Когда ты в последний раз гордился мной? – вырвалось у меня. – Моими достижениями? Тем, что я делаю?
Андрей молчал так долго, что я уже не ждала ответа.
– Не помню, – наконец выдавил он. – Если честно, не помню.
Его слова ранили сильнее, чем все колкости свекрови.
– А я тобой гордилась, – тихо сказала я. – Когда ты получил повышение. Когда твой проект выиграл тендер. Я всегда тобой гордилась, Андрей.
– Разные мы, – он отвернулся, глядя в темноту.
Я смотрела в окно. Лиза дремала на заднем сиденье. Обычный семейный вечер. Обычная жизнь. Но почему-то на душе было так тоскливо, будто я упускала что-то важное, пока пряталась за стеной привычек и обязательств.
Дома, лёжа в постели, Андрей обнял меня:
– Инн, прости маму. Она не со зла. Просто… старое поколение.
– Я знаю. Не переживай.
– Ты правда счастлива? – вдруг спросил он, и я вздрогнула – второй раз за вечер этот вопрос.
– А ты? – я посмотрела на него.
– Не знаю. Наверное. У меня есть ты, Лизка, работа, квартира. Чего ещё желать?
«Страсти, – подумала я. – Огня. Желания просыпаться по утрам. Чувства, что живёшь, а не существуешь».
Но вслух сказала:
– Да, чего ещё желать…
Андрей поцеловал меня в лоб и отвернулся. Вскоре его дыхание стало ровным – он уснул. А я лежала в темноте, думая о серых глазах, от которых замирало сердце. О человеке, который за пятнадцать минут разбудил во мне то, что я считала давно угасшим.
За стенкой тикали часы, отсчитывая секунды моей размеренной, предсказуемой жизни. Жизни, в которой завтра я снова увижу его. И от этой мысли было одновременно страшно и… живо. Впервые за долгие годы – живо.