Читать онлайн Ненавижу любовь

Часть I

“Господи! Помоги мне выжить среди этой смертной любви”

Д. Врубель – “Братский поцелуй”

I

Несмотря на ясный, теплый день, Андрей был недоволен. Хоть он и учился не на бюджете, но постепенно терял свободное время, ибо много обещал куратору насчет студенческой активности.

Чуть хмуро рассматривая спальный район, Андрей ехидно усмехнулся от того, что это были хорошие новостройки относительно недалеко от центра: с мировоззрением Вани и ипотекой его родителей, маленькой части зарплаты отца с матерью бы не хватало на жизнь в Петербурге.

– И что он решил делать? – подумал Андрей.

Он поднялся на девятнадцатый этаж. Дверь Андрею открыла девушка лет девятнадцати. Ее пышное каре доставало до подбородка; одна половина секущихся волос была красная и черная. В целом, ее лицо казалось непримечательным, но выделялись глаза: будто постоянно вытаращенные. Рост неизвестной был ниже среднего: где-то сто пятьдесят-сто шестьдесят сантиметров. Под темно-желтую рубашку с узором девушка надела мерчендайз-футболку известной рок-группы. Далее, я уверен, что так и задумывалось: обтягивающие, рваные джинсы на нездорово худых бедрах. По квартире неизвестная ходила в кедах.

– З… – Андрей, считая, что ни «здравствуйте», ни «добрый вечер» тут неуместно, осекся. – Я одноклассник Ивана. Что с ним?

– Умер. – бегло и нервно рассматривая подъезд, спустя пару секунд сказала девушка. – Что… нужно? – как только дверь искренне медленно открылась, Андрей почувствовал траур.

– Мы с Мишей хотим быть на похоронах. – твердо ответил Андрей, после чего губы неизвестной стали короче, а глаза – более умиротворенными: теперь придет хоть кто-то кроме нее и басиста.

– Он хотел, чтобы его похоронили в Питере… – почти что прошептала девушка.

– Ваню хоронят в Петербурге?

– Нет… потому ч… – неизвестная подняла на Андрея сомневающиеся, но заинтересованные глаза и сразу же ей позвонили. Она достала свой седьмой розовый айфон, отошла внутрь квартиры на пару метров и стала разговаривать по телефону. Стараясь ни о чем не думать несмотря на неожиданные изменения в поведении девушки, Андрей стал рассматривать квартиру.

В спальной стояла стандартная современная двухместная кровать, шкафы, тумбочки. Тяжело было не заметить стену в спальной: она вся была в маркере, акриловых и баллончиковых красках. Издалека удалось разглядеть только: анархистскую символику посередине, а под ней слова: «Панки хой», окруженная нарисованными портретами, вероятно, авторства некой студентки, учащейся в художественном колледже. Также, был Михаил Горшенев справа и Юрий Хой слева, изображенные с нимбами. Следующие рисунки и надписи идут вразброс по разным местам стены: свастика, латинский крест, число «1703», эстетичные, грустные строчки из песен рэп-, рок-музыкантов. Видно было лишь часть стены в гостиной. В голове кружились слова из сердца, так что Костя отвернулся, хотел задуматься, но – слева от входа оказалась реклама, написанная тем же маркером: «пожалуйста подпишитесь на мой … там моя жизнь и депрессия ставьте реакции!!!» и, соответственно, ниже можно увидеть имя пользователя, собирающего милостыню

– Девочка или похожий на девочку парень. – подумал Костя. Из-за некоторых особенностей квартиры он ненадолго выбыл из всего окружающего. Неизвестная все еще разговаривала по телефону.

– Да-да-да… Я поняла, давай… Я тут… – шепча, девушка закончила диалог. Неизвестная сбросила трубку, пару секунд подумала, оставаясь в прежнем положении, резко выпрямилась, посмотрела на стену и твердо решила вернуться к Андрею

Эти пару метров она преодолела страстно, стремительно. Они снова оказались друг перед другом, но неизвестная уже не могла сдерживаться: пару секунд девушка пристально посмотрела ему в глаза, оскалила зубы, и после, все ее лицо выразило глубокую боль. Она зарыдала, ударила лоб об стену, и до этого девушка хотела продолжить, но только после ушиба вспомнила о керамическом покрытии стен возле входной двери. Физическое страдание покрыло душевное: крик сменился на вой потише и девушка немного отвлеклась от череды впечатлений, которые ощущаются как тяжелые, но не совсем сильные удары домашней, небьющейся посудой по голове, после которых ты пытаешься жить как раньше.

Андрею было совершенно понятно, отчего неизвестная ведет себя так, но петербургское душевное состояние он встретил близко впервые и Андрей не уклонился и сделал шаг вперед, осознавая, что слова неуместны, живо прижал ладонь чуть ниже плеча, чтобы обнять ее, но у девушки внезапно произошел ступор, налилось кровью все лицо, в глазах исчез рассудок, и она, будто, превратилась в зверя. Неизвестная яростно схватила локоть, желая выкинуть Андрея вон из квартиры, но не совладала с его стойкостью и весом. Сам Андрей ждал чуда. После третьей-четвертой попытки хотя бы сдвинуть своего нового возлюбленного, она остановилась, успокоившись… Но в ней вспыхнуло сексуальное вожделение: неизвестная влетела в Андрея, прижавшись всем телом к нему и начав жадно целовать и облизывать его шею.

– Успокойся! Хватит! – заревел Андрей, прилагая усилия, чтобы оттолкнуть ее. Она остановилась.

Медленными шагами, будто девушка задумалась, она прошла до порога, повернулась к Андрею, после чего произошла немая сцена: неизвестная склонила голову. Андрей буквально ждал апофеоза, но девушка лишь подняла на него гордый, безучастный взгляд и молча закрыла дверь.

II

Идти до общежития пешком нужно было около полутра часа, но из-за недавних событий Андрей находился в замешательстве и он хотел разрешить вопросы на свежем воздухе: как помочь той девушке? Где, когда будут похороны Вани?

– И что это? Как это понимать? Оставить ее так? Нет. Частность же, а как я ее рассмотрю, если знаю ее полчаса? Странно тут гадать. Найти ее? Где? Ладно, я оставлю это… Не знаю… – думал Костя. – Личность, уже условно являющаяся ей, либо личность в недолгой перспективе имеет возможность сделать все, что она хочет. Знаю сердечника, бежавшего изо всех сил несколько километров к близкому другу, которого сбил автобус: он не то, чтобы упал или получил приступ, а на месте отдышался, не теряя рассудок, разговаривал со скорой помощью, ждал полицию и ухаживал за его потерявшей сознание подругой… У меня нет того, что толкнет меня, даст сил и мыслей. Я в смятении. Не знаю… – он остановился. – Может, свечку поставить?.. – серьезно задал вопрос Костя, поднимая взгляд на ясное, вечернее небо, забыв обо всем, что было и есть. Его очаровало, хоть это и было лишь началом красоты. Его очаровало то, что это – настоящее и что это – прекрасно. – Весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь…

В голове мелькали эпизоды из фильмов и книг, где герои метафорически рассуждали о звездах и космосе. Он тоже хотел вставить что-нибудь к этим словам как второстепенный, но всеми любимый и загадочный персонаж. Ему казалось, будто на Белой реке, глубокой ночью, он собирает из самодельных корабликов аккуратно вырванные листочки со школьных тетрадей, читает обрывки мыслей в попытках зацепиться и исписать целую тетрадь, но…

Созерцание внезапно прервалось. Андрей опустил голову и увидел недавно сделанную многоэтажку.

– Как я ее не заметил?.. – не зная зачем, Андрей всматривался в белый и коричневый цвета, в которые был окрашен весь дом. – А почему я не слышу машины? – заторможенно сказал Костя, и как только договорил, ум прояснел полностью. Андрей понял, что слышит «Маримбу»1. Для банков и прочих было уже поздно, так что Андрей решил ответить неизвестному номеру.

– Да? – как ни в чем не бывало, твердо ответил Андрей.

– А…Ало…да… – стыдливо произнесла та самая.

– Привет. – Тишина. – Ты слышишь меня?

– Э-э-э-э… Ехе-хе-хе-хе… – натянуто посмеялась она. – Я нашла твой номер… Решила позвонить… – снова наступила пауза.

– Так. А… Почему похороны не в Петербурге? – сказал Андрей и пошел на станцию метро.

– Да! Да-да-да-да-да. Я… не знаю, Ваня о родителях говорил только плохое… Когда мы встретились в первый раз папа у него был такой… Он плакал, но мне показалось, как будто не из-за смерти… Мама громко плакала… Она молчала всегда… Он когда увидел квартиру, а я еще убраться не успела, он начал выть, матерился, сказал, что они не выплатят никогда эти долги и умрут в нищете, и что еще и они опозорят фамилию… Я сказала, что Ваня хотел в Петербурге умереть и быть похороненным тут… Николай сказал, что ему все равно. Ну, он конечно не так сказал… По-матершиному… На том же кладбище, где дедушка и бабушка Вани… Он – то есть Ваня. – говорил, что они стадо… Что они телек смотрят… Папа на заводе, мама учитель физики в школе… Что не хотят выходить из зоны комфорта, развиваться…

– Интересно… – Андрей сказал это искренно. – Давай погуляем как-нибудь. Например… не сегодня только.

– А?!

– Поселок Стрельна в шесть вечера. Пока. – Андрей сразу бросил трубку.

«Что я сказал?.. Зачем?! Куда я полез?..»

III

Следующий учебный день выдался не совсем плодотворным. Первые две пары Андрей смотрел в стену, подперев ладонью голову. На третьей-четвертой обсуждали творческое соревнование факультетов и лидером филфака в соревновании выбрали Андрея лидером. В его присутствии однокурсники предлагали идеи, рассуждали, принимали решения, назначали даты, а Андрей только через пару дней узнал, что находился там.

Студентов отпустили пораньше. Физические нагрузки облегчают душевное беспокойство, поэтому Андрей и любил прогулки. Свежий, влажный, теплый воздух, ходьба рассеяли головные боли и мечты о жизни Ирины. Именно так ее назвали родители нашу «неизвестную».

– Это любовь? Не знаю. Самоотверженная, с желанием позаботиться, но я не хочу целовать ее губы. О чем говорить? Она же должна стремиться умереть в тридцать. Тут же… Можно выйти на улицу, погулять час, посмотреть на прохожих от сорока до семидесяти и посчитать относительно современных, – так как условный сорокалетний может только казаться современным, потому что не тогда родился, не то видел, не то слышал, не то слушал и так далее. – либо несовременных неформалов. Сколько их было в свое время… Где они сейчас? Человеку, со временем, трудно не повзрослеть. Молодость прекрасна и она необходима, чтобы стать взрослым. Тот двадцатишестилетний аспирант же мне говорил: «Мы с ними были как семья. Мы через столько прошли… Помогали друг другу, дарили подарки… Смеялись много… Они женились потом и – как будто пропали. Такой большой город: столько разных людей… и студенток… А я один…». Ведь лишь принятые внутри решения меняют всю жизнь человека. После новых открытий понимаешь, что поступать как раньше уже неуместно. Еще позже, от этого меняется голос, выражение лица, походка, вкус и так далее… Но многие не хотят делать этого выбора. Оттого и бесследно исчезают…

Мысли внутри рассеялись по телу как курение ладанного дыма в больничной палате.

В недалеком будущем наш герой стал искать подработку, чтобы снимать двухкомнатную квартиру. Он, окрыленный любовью, идет в университет с надеждой стать помощником редактора газеты факультета, но встречает жестокую реальность… Андрей открывает свои намерения одногруппникам, которых он считал друзьями, но те завидовали его таланту и хотели убрать его. Позже, доходчиво, по-деловому, главный редактор объяснил ему, что лезть не стоит. К этому, внезапно, его стали спрашивать на лекциях намного больше; раз за разом, в одиночку делать обязательные научные проекты. Но он, даже без намека на внутренний конфликт, с лицом Хорватского Апоксиомена, решительно отправился в офис доставки. В первый же рабочий день он сломал арендованный велосипед и стал пешим; дальше, он устроился ночным работником склада в гипермаркет; каждую неделю его график был такой: два дня в день курьером – два дня в ночь на складе. Через неделю, немного заработав, он стал искать квартиру; его друзья занялись этим вопросом и нашли приятеля, который мог сдавать двушку лишь за оплату ком.услуг.

За одним из семейных ужинов он сказал родителям, что планирует снять квартиру с В., своим одногруппником. К вопросу отца: «Почему в университете ты или спишь, или тебя там нет?», он не был готов, как и в целом, объяснять что-либо родителям. Пока он спускался с прогулки по облакам, блаженный Андрей поднял взгляд и стал думать над ответом, пока мать и отец смотрели на него в ожидании как на больного.

– Я, знаете… – по-простецки начал он. – Мы в лабораториях сейчас разрабатываем механизмы новых дронов, вот…

После этих слов Валерий Цембров помог сыну с вещами – он пошел вообще без ничего.

Все же, он чувствовал: это – не то. Это было что-то совсем новое. Он не спал трое суток, но не вынужденно: он не мог уснуть от любви ко всему миру. Он не чувствовал усталости. Безмятежно прогуливаясь, вдыхая уличный воздух, он ощущал невероятную свежесть в душе, будто дневной, прохладный бриз Северного моря.

Андрей увидел звезду.

– Звезд на небе не было видно давно… Из-за этого люди перестали поднимать голову и начали искать звезды на земле, но не нашли… – задумчиво произнес он. Андрей шел до ветки метро в спальном районе, но все напоминало ему набережную Амстердама…

Уже днем, не в будущем, оказалось, Андрей забрел на Садовую и увидел Михайловский замок. Ощущалось, что все вокруг идет не так, как должно. Андрей торопливо достал свой двенадцатый айфон, чтобы найти напоминалки, и в тот миг, пока телефон выходил из режима ожидания, он вспомнил про встречу, посмотрел на время и, в брюках, в джемпере и рубашке, Андрей побежал на Автово – оставалось полчаса.

А Ирина специально приехала за час до назначенного времени. Она знала: Андрюша самый лучший, красивый, мужественный, умный и пунктуальный, ответственный. На него можно положиться, поэтому она надеялась, что Андрюша приедет примерно за полчаса, а она пока подготовится морально. Не морально Ирина готовилась дома: по итогам раздумий она написала в поисковой строке «русский народный макияж», пыталась накраситься, устала от неудач, поэтому Ирина нанесла блеск для губ, переборщила с тональным кремом, а вокруг глаз… Это напоминало некий современный «смоки айз», но не плавный, а очень резкий и броский, будто раскраска, а не макияж. Ирина, конечно, хотела пойти на работу и учебу после того звонка, но поняла, что не может ничего, кроме как бегать, прыгать, смеяться и болтать от радости.

Это чувство не покидало ее. Чуть успокоившись, в ожидании, по привычке, она села на остановку просто смотреть некоторые короткие ролики, но продлилось это недолго: один за другим попадались видео с переписками влюбленных; объятьями, поцелуями, рассказами и шутками про что-то большее. Спустя некоторое время Ирина листала эти видео, но уже не смотрела их: она мечтала о том, как он будет ее мужчиной, ее музой и она больше не будет собираться записаться на уроки по барабану из-за любви – все, что в ней есть, она сможет лишь передать на пианино и скрипке…

Андрей, уже имеющий некую ученую степень, будет приходить с работы уставшим… А дома будет чисто, будет готов вкусный ужин. Он – для нее и она – для него. Они будут сидеть январьским вечером в большой, советско-классической, светлой кухне в кругу троих детей…

Она испугалась. Испугалась того, что останется одна с мужем и детьми. Она уже не сможет ходить в колледж от хейта ее бывших подруг; Ирину будут ненавидеть все: от ректора до первокурсников, и ей придется отчислиться; чтобы прокормить троих детей, Андрею придется отчислиться из СПбГУ; он пойдет работать курьером, Ирина будет стоять на трассе, а дети… Вы понимаете…

Ирина уже не могла сидеть от возбуждения (в целом): она вскочила с автобусной скамейки и быстрым шагом, целеустремленно направилась в сторону центра города, чтобы – пойти навстречу Андрюше. Именно так.

– Сегодня Андрей полюбит меня. Я все сделаю. – Ирина видела перед собой изящного, развязного молодого человека, познавшего мир и многих роскошных женщин, девушек. Вот, он стоит перед ней и понимает, что вся прошлая любовь не стоит мизинца Ирины. Ирина – одна на миллион: он должен оставить и он оставит всю бижутерию ради единственной, самой дорогой жемчужины.

В толпе, он узнает ее одну летним днем на Александровской колонне, поэтому молодой человек уверенно гнал на «Порше» в Стрельну. Он видит ее, идущую к нему навстречу, бросает машину, толком не припарковавшись, и бежит к ней в дорогом костюме с розой в зубах… Ирина видела перед собой изящного, развязного молодого человека. Им нельзя находиться вдвоем так близко – от витающей в воздухе страсти и любви было невозможно дышать. Она лишь молча глядела на него, он – на нее».

Будто пролетающий мимо древний призрак, внимание Ирины плавно зацепил тот самый автобус. Не думая, она рванула в сторону остановки, бежать до которой нужно примерно пятнадцать минут.

IV

– …я все правильно делаю? – стоял он на остановке и думал, не замечая, как неслась Ира и кричала: «Эй! Э-э-э-эй!». Приближаясь, она выдохлась, пошла быстрым шагом и теперь Андрей перестал казаться знакомым пятном. Ира искала на нем знаки, чтобы действовать, но нашла его вид слаще всех знаков. Статно держа спину и заложив за нее руки, Андрей повернул гибкую шею, отчего кожа стала тоньше облегать аристократичные жилы на ней, чтобы смотреть вдаль так прекрасно, так вдохновлённо, так отстранённо от мира… Она видела перед собой изящную душу, какую встречала только на картинках…

«Принц… Я хочу быть с тобой…”– задыхаясь от усталости и чувств, прошептала Ира.

– Андрей! – неуверенно и громко крикнула она возле любимого.

– Привет. – отрешенно сказал он.

– Приве-ет… – недолго они стояли молча. Людей вокруг них почти не было. Тишину нарушали только проезжающие автомобили. – Куда пойдем?..

– Пойдем… налево.

– Давай. – довольно произнесла она.

Лицо Андрея стало больше вдумчивым. Ира же в целом была излишне сосредочена: кроме всего прочего, хоть Ире и нравилась его загадочность, но напрягало молчание и его необычно медленная, спокойная походка, отчего получалось только плестись за Андреем, то есть семенить или догонять его большими шагами.

– Ну, ты будешь говорить?

– Да… сейчас… А как вы познакомились с Ваней?

– Ам-м… х-х… Я училась в школе… там было плохо и… Я ни с кем не разговаривала… У меня были две подруги. Мы болтали… Они дома щас. Мы сейчас тоже разговариваем… Я им пишу. И они мне… Они такие тихие… – в груди витал, будто, некий отяжеляющий ее газ, казалось, оставляющий на стенках легких осадок металла. Ирина чувствовала: если прямо сейчас она не прижмется хотя бы к руке Андрея, то умрет. Поэтому Ирина непонятно, как-то по-змеиному, обхватила его локоть и прижала к своей груди. Андрей пытался сделать вид, будто ничего не происходит. – Я сдавала экзамены… Так легко было, п*****ц. А ты на экзамене показывал, типа ты думаешь? А ответы есть, хы… Сидишь такой… А! Ну, сначала они, да… Но потом я показала им, что тоже умею манипулировать… Ну там… В общем, они хотели, чтобы я училась в Иркутске. Еще… – далее Ира рассказывает про тяжкий переезд, про первые месяцы обучения, про подруг в колледже, и, начинает, наконец, про знакомство. – …ну вот… Меня никто не «лайкал» месяц. Вот он лайкнул… – неожиданно, ее речь стала медленней, понятней, отчего Андрей даже почувствовал себя менее напряженным. Притихнув душой, на ходу Ирина нервно достала электронную сигарету и начала курить. – Ну, чё… я не помню… Стыдно было как-то…

– Почему?

– Не знаю… – Ирина сделала пару затяжек. – А-а… У него волосы были такие… волнистые… Это тогда только. Он был в очках таких… Типа крутой… Очки такие… Синие… Косуха какая-то. Футболка «Сектор Газа». Он дрищ, «скинни» джинсы надел. Кеды как у меня – нормальные. Мы говорили… Не помню. Он боялся меня. Но я его засосала потом… – довольно, чуть шипя, сказала Ирина. – Он меня тоже… Он меня возле общаги проводил, там… До поворота. Он не хотел идти чё-то. Ну, мы… Там рядом детская площадка была. Мы сидели… Он меня тоже засосал. Потом мы переписывались. Я решила к нему переезжать. Мне тогда было негде жить. – тон ее голоса стал интригующим. – Я подругам с «шараги» рассказала, что у меня есть парень. Мы посоветовались и я решила переезжать к нему… Он сначала такой постоянно: «Всмысле?», «игнорил»… Потом я его часа два поигнорила и… – Андрей узнавал все больше видов недоумения. – он писал мне, а я беззвучный поставила. У него-то моего номера не было – это хорошо… Он писал, что любит меня, не может без меня жить, что вскроет себе вены или спрыгнет с крыши… Я тогда ему написала, что, ну… надо исправляться. Он такой: «Как?», а я: «Ну, я же девочка… Сумки тяжелые…». Он сказал, типа приедет и вместе отвезем, но я тогда, ваще… Знаешь… Знаешь чё я ему сказала? Я на него наорала. – Ирина усмехнулась. – сказала: «Я сказала – доставка», и все. Я приехала с курьерами, чё-то никто не встретил… – Ирина стала говорить тише – Я зашла когда домой, я слышала только, что он лежит играет. Потом… Я на кухне спала тогда, на стуле. Когда я проснулась, он ушел уже. Я тогда на пары не пошла… Потом легла на кровать его. Он пришел пьяный, потом меня увидел. Зашел на кухню, поиграл и там уснул. Я на пары ушла потом. Странно было как-то… Потом я пришла, он был в комнате. Я пошла на кухню. Он пришел на кухню, такой, грустный, в пол смотрел, на пороге стоял и говорит: «Прости…». Вот… Потом все нормально было. Но мы вместе не ходили… Он не предлагал и я не предлагала. Сначала все было нормально у нас сколько-то месяцев… Висели вместе по разным местам… Да и я ещё тоже часто одна… – с улыбкой сказала она. – Потом… Не знаю. Как-то странно. У других же не было такого… Мы ругались потом часто. Я на него орала в переписке, что он ничего не делает. А он говорил, что ходит на квартирники, на "вписки" и продвигает свое творчество, чтобы у него были "знакомые". А он торчал только. Пять месяцев мы вместе жили… Не знаю… Он приходил последнее время так рассказывал про отхода свои, про чувства… Мои подруги-то только траву курили и таблетки иногда… Он кредитной картой всегда пользовался: ждал хайпа, когда его заметят, концерты начнутся, он не работал же… Ему деньги родители только присылали на квартиру. Потом он умер…

Конец этой истории отвлек их, дал отдохнуть. Она замолчала. Андрей опечалился, и вместе с ним Ирина. Но эта неизвестная ранее печаль нравилась ей, потому что была крепка, Ирина чувствовала опору и чувствовала, что причина этому – ее возлюбленный. Ей казалось, будто все проблемы и трудности – ничто, когда рядом Андрей.

– Давай сядем, а то я так устала…

– Давай… – они сели на лавочку остановки.

Ирина, удивительно не нервно, не спеша, обняла обеими руками его правое плечо и положила голову на левое.

– Мне с тобой так хорошо… – его раскрепощение для Ирины казалось лишь вопросом времени. От напряжения он застыл как статуя. Андрея не покидало одно лишь искреннее желание помочь скорбящей вдове; подобного Цембровский не ждал и не хотел, но также не хотел отступать, потому что жалел ее. – Я так устала… Голова болит. Давай пойдем обратно…

– Идем.

– Расскажи-и что-нибудь…

– Да особо нечего… Не знаю чего хочу от жизни. Хотя… может знаю, а может нет… Из-за этого неспокойно как-то. Знаю, что литературу люблю, вот и поступил на филологический. Люблю Петербург, да, жду от него чего-то… Жизни у меня не было такой прямо веселой. Не грустная, но и не веселая. Вроде, обычная жизнь.

– Я тебе покажу как надо жить. – загадочно сказала Ирина.

– И как покажешь?

– Ну-у-у… Будешь ходить со мной, тусоваться. – Андрей хотел сказать, чтобы она не расчитывала на него, но промолчал.

– А… как это проходит?

– Сначала надо купить портвейн или пиво. Или портвейн и пиво. Вино еще можно… Сначала пьешь пиво, потом вино или портвейн. Потом гулять идем.

– И всё?

– Ну… не всё… Я не знаю…

– Ладно… – наступила пауза, во время которой Андрей думал о чем начать болтать. – А чем ты в свободное время занимаешься?

– Я люблю музыку… Хожу на барабаны, играю на укулеле и гитаре… Рисовать еще люблю… А ты?

– Я тоже музыку люблю. Все музыку любят. Притом сейчас такое разнообразие… Я встречал людей, которые говорили: «Я музыку не слушаю» и, мне кажется, что они просто стесняются говорить о своем вкусе. Я, в основном, классику слушаю или какую-нибудь музыку двадцатого века.

– Ого…

– Ты, получается, занимаешься музыкой?

– Ну, да…

– А как ты решила заниматься ей? Что вдохновило, там?

– Ну-у-у… Я чувствовала с детства, что это мое… Знаки были какие-то… – Ирина снова начала курить.

– Имен… – Андрей взглянул на ее резко сменившееся выражение лица и решил больше не спрашивать Ирину о музыке. – А рисовала ты как? Ходила куда-то или сама? – ее вид с утомленного, сменился на ужасающий. Будто она увидела что-то сверхъестественное или свой сгоревший до тла дом, на который она заработала одна, своими руками.

Андрей и Ирина стояли на остановке в ожидании: Андрей созерцал, слыша лишь проезжающие машины, шаги проходящих людей и непрекращающего работу испарителя. Ирина заметила автобус.

– Вон! Едет. – сказала она и резко обняла Андрея. Андрей неловко обнял ее в ответ. – Пока!

– Пока.

Только заходя в автобус Ирина вспомнила, что хотела поцеловать его в щеку и, улыбаясь, села на сиденье.

V

Сквозь чувство удовлетворенности, Андрей продолжал спрашивать: «Зачем? Для чего?». Но в тот момент было совсем не до самоанализа и сомнений, ибо, казалось, ему благоприятствовало всё. Погода стояла необыкновенно жаркая: солнце пекло темно-русые волосы, открытую шею, руки, но в мыслях Андрея не было даже намека роптать на жару, а напротив, в мягком кресле старого автобуса, сидя у окна и надев наушники, Андрей прислонил к нему голову как можно ближе, чтобы ловить лицом теплые лучи света. Цембров, наслаждаясь, понял, что остаток дня он проведет не за чтением, а зайдет в гости к своему приятелю, Виноградову Евгению.

Андрей закрыл глаза и канул в забытье. Он вспоминал моментами как встретил Виноградова, как они познакомились, как стали близко общаться, хотя не истории столь примечательны, но впечатления от них.

В первые дни учебы Виноградова обязали показать первокурсникам университет, а наше главное действующее лицо в тот момент было излишне задумчивым, отчего сначала, чтобы Андрей двигался с места, к нему обращались лично, а потом его вообще потеряли. Затем, однажды, когда Андрей был на парах, одна из сотрудниц библиотеки выделила именно одного первокурсника, Цемброва Андрея, для того, чтобы помогать таскать коробки с книгами, где случайным образом оказался и Виноградов.

Вежливо поздоровавшись с вахтершой, Андрей поднялся на второй этаж и постучался в одиннадцатую комнату.

– Привет!

– Привет, Жень. – тихо поприветствовал Андрей. Виноградов крепко пожал ему руку. Он был одет в однотонную белую футболку, засученную в черные брюки. Андрею снова открылась чистая и свежая небольшая комнатка, наверное, метров пять в длину и ширину.

– Как ты? Сейчас чайник поставлю.

– У меня всё прекрасно… Попозже расскажу. – по-детски сказал Андрей.

– Даже прекрасно?.. – занятый полкой с чаем протянул Виноградов. – Сейчас… Так, есть черный в чайнике, в пакетиках есть «Эрл грей», зеленый, красный и… пихтовый!

– Какой?

– Все! Ты будешь пихтовый.

– Вот как… Я от угощений не отказываюсь, ты знаешь.

– Конечно. Сейчас… Последнее. – Женя включил классический джаз. – Сегодня настроение такое.

– Как в Советском Союзе пятидесятых. – кто-то постучался в дверь.

– Да? – пригласил Виноградов. На пороге стояла студентка-старшекурсница.

– Привет. У тебя есть сода?

– Пищевая?

– Да.

– Сейчас посмотрю… Да, вот.

– Спасибо.

– Пожалуйста. – Виноградов стал выкладывать все сладкое на столик: кубики сахара, зефир, мед, мыть сухофрукты и, наконец, сел. – Так…

– У тебя как дела? Настроение приподнятое такое.

– Да, Андрюш, меня в Китай отправляют на полгода, представляешь.

– Поздравляю, Жень. Это будет интересно. – с улыбкой сказал Цембровf.

– Я рад, очень. – Виноградов привык к немногословию Андрея. – Ты же знаешь, я люблю путешествовать, а возможности особо не было в жизни. На олимпиадах мы, конечно, ездили в другие города, но эти деньки вскользь по городу не считаются. Мне надо основательно, а не просто один раз своими глазами в толпе посмотреть, к примеру, на Кафедральный собор Калининграда. Надо подготовиться внутренне, пойти одному, в тишине, посидеть, погулять, подумать. Я одновременно хочу также работать и находиться подолгу в разных местах. Конечно, культура совершенно другая. И, знаешь, хочется что-то вынести. Как бы своими глазами посмотреть, заметить выделяющиеся черты, сравнить.

– Я тоже не путешествовал. Даже в Москве не был.

– А я, вот, стараюсь выбираться время от времени, хотя я Петербург люблю всей душой. – бойко, на радостях продолжал Виноградов. – Жить тут – прекрасно, несмотря ни на что.

– Да… Путешествия же и как отдельный вид терапии. Чай, кстати, необычный очень. Вкусный.

– Ага. Еще налью пока тебе. А у тебя-то там что? А то всё «хорошо», «хорошо», а тут, вдруг, «прекрасно» дела.

– Да уж… Я, на самом деле, даже не знаю: «прекрасно» или «ужасно»… Пока не могу ответить. – Андрей заметно помрачнел.

– Та-а-ак. Слушаю.

– М… – как только Цембров сформулировал вместе все нужные события, переживания и чувства и чуть было не начал говорить, как понял, что слова со стороны могут показаться ничем, хоть Евгений в любом случае не сделал бы неприятно своему приятелю, но дело не в смысле или в непонимании неких очевидных вещей, а в несоответствии: Цембровский не мог показать всю картину, отчего ему казалось, что передать сухо, на словах, недостаточно. – Есть девочка одна… – Андрей как-то забыл про Ваню. – мне ее жалко. Но не больше, чем жалко. Я, вот, с ней гуляю, чтобы ей лучше было… – Цембровский замолчал так, будто договорил.

– Это все?

– Нет… То есть… нужно так или нет…

– Есть девочка, которой плохо. Нужно ли «так» поддерживать или не нужно ты хочешь сказать?

– Да.

– Так… На мой взгляд, женская и мужская дружба – вещь крайне редкая и в большинстве ситуаций полезнее обобщить, чем искать частность. А гулять-то с ней зачем?

– Чтобы ей плохо не было…

– Когда ты зовешь гулять девочку, ты как бы даешь ей понять, что изучаешь ее для дальнейших действий. Ты ей «хорошо» делаешь намеком на отношения.

– А если чуть-чуть, а потом уйти?

– Это уже игры с огнем. Она тебе не нравится?

– Нет. – отрезал Цембровский.

– Может быть такое, что подсознательно ты хочешь быть с ней. Но я не могу знать об этом. Просто будь осторожен. Я бы так не стал делать. – повисло молчание. Виноградов заметил некоторое недовольство в Андрее и решил рассказать забавную историю. – Отношения с девушками, вообще тема интересная, хе-хе… Я помню, знаешь, была одна в моей жизни…

– Ты многого добилась. Как ты видишь свое будущее? – спросила Таня.

После встречи с Цембровым, Ирина сразу же принялась описывать в подробностях недавние события Тане, как она считала, своей подруге. Наверное, их можно было назвать хорошими приятельницами: Таня любознательна, ей интересен Петербург и люди; она, отчасти, добра, поэтому была открыта для всех, из-за чего Ирина испытывала к ней дружеские и больше, чем дружеские чувства. Так вот, Таня пригласила Ирину в гости к некой питерской артистке. Ира пересела на другой автобус и поехала в центр.

Втроем они стояли и курили на балконе коммуналки. Василиса, арендующая комнату, курила вишнёвый «Чапман» и недолюбливала тех, кто курит «Айкосы» и «электронки», считая их «позерами», что, по-началу, задевало Ирину, хоть в ответ она только хихикала. Таня курила разве что за компанию. Находясь в такой позиции, Ирина могла только внимательно слушать. Так и было: со стороны Василиса и Ирина казались древнегреческим философом-учителем и его учеником.

И, кстати, Василиса была барабанщицей в малоизвестной «кавер» группе.

– Б**, ну я творю свое будущее. Я, поняла, точно не буду как… – бойко, будто наезжая на Таню, начала Василиса. – Ну, как эти – стадо. Только не как они. Машина, дом, дети – н***й. Они до*****ы мерзкие. У меня своя философия: жить не как все. У них какие-то там… б**, ну… они живут как копии. Я лучше сдохну, чем буду как они. Я хочу тусоваться, курить, бухать, угарать – и это ах****о. Главное в кайф жить. Мечты же материальны: я буду а*****о жить, я буду сиять. Я а******я, я это знаю. Творчество же это такое… это с неба сваливается. Меня заметят, потому что, б**, меня нельзя не заметить. Я везде оставляю след: где бы я не была, на***, меня везде помнят. Меня никто не понимал, все были против меня, а сейчас? Я начинала с низов, я была недопонята временем.

– Ого… А, вот, твой путь с начала какой он был? В школе там…

– Мне на*** школа не нужна была. Оценки, учеба – это не мое. Я творческая личность. Эти до*****ы пусть остаются там, в моем городе, пусть учатся одиннадцать лет, потом пять лет, а я буду заниматься музыкой. Им в кайф там быть, понимаешь? Мне пое**** на них, п***й. Если… – вдруг, на балкон заходит высокий парень, сосед Василисы. Она замерла с выражением мольбы, страха, как только увидела его.