Лотос
Сквозь тину гнилостных болот,
среди рассеянных лучей дневного солнца
изогнул изящный стан один цветок -
священный лотос чистоты.
Он просыпался на заре,
пронизан липкой чернотой,
и стряхивал небрежно грязь,
и плечи ровно расправлял.
Росой божественных щедрот
он омывал изящный стан
и, встрепенувшись естеством,
сам становился божеством.
Он не был выше и сильней,
но никогда, но никогда
всей тине гнилостных болот
не удавалось очернить его святое естество.
К нему не приставала грязь.
И он, мудрец, не замечал
среди рассеянных лучей дневного солнца
грязь и смрад, что там колышутся, внизу.
Он был священным божеством.
Liberte
Осеннего солнца сияющий лик,
омытый росою осеннего утра,
читает неспешно сердечную сутру.
Я смысл её мудрый сегодня постиг:
свобода от права быть тем-то и тем-то,
не с теми, не там и себе вопреки,
подобно удару послушной щеки,
становится душной незапертой клеткой.
Но я не приемлю ударов-пощёчин –
в них мудрость плебея заложена лишь.
Любой превращается в серую мышь,
живя на краю некомфортных обочин.
Победная песня звучит по-другому:
нет смерти, нет старости, мыслей и чувств.
Я в утренней сутре опять возвращусь
к непознанной мудрости, к вечному Ому.
И, словно омытый осенней росою,
взгляну безмятежно в сияющий лик.
Достигнет нирваны на вечность, на миг
священное солнце свободы босое.
Мы с Вами
Я хочу разговаривать с Вами
И в глаза Ваши прямо смотреть.
Ваше сердце – «унылая клеть»,
Вы решили когда-нибудь сами.
Мои руки не бьют по щекам
и не лезут навязчиво в душу.
Что спокойствие Ваше, и сушу
не сдаю океанам-рекам.
Потому что есть Вы и есть Я.
Мы отдельные два континента.
Чту бесценные наши моменты,
потому что мы с Вами семья.
Будем жить
Словесной трескотни поток нещадно хлещет тут и там.
И как его остановить? Лишь отстраниться, замолчать.
Другие ценности теперь. Но любование собой
отнюдь не целостности знак, а признак слабого нутра.
Поступки больше ни к чему. Не делом меряют успех,
а бесполезной трескотнёй и восхвалением себя.
Скучает кто-нибудь по тем, по настоящим, временам,
когда опорой была честь? Что, времена сейчас не те?
Жаль, измельчала глубина, и нет стремительных высот,
и можно всё теперь купить, и можно всё теперь продать.
Не познаётся высота, не поддаётся глубина
рабам словесной трескотни. А значит, будем! Будем жить.
Обыкновенный день
Догонит зло шальная пуля
и вилы выстрелят на грех.
В обыкновенном дне июля
замолкнет чей-то злобный смех.
Злорадству перекрыл дорогу
какой-то маленький пустяк,
и как ты злом других не мучай,
не исчезают просто так,
не пивши крови, злодеянья –
у них есть автор и цена.
Во всех пределах мирозданья
любая магия видна.
Не спи, трясущийся от злобы,
не расслабляйся. Есть свой срок,
когда тлетворные микробы
к тебе вернутся на порог.
И злобный смех застрянет в горле,
и вдруг закатятся глаза.
Следы деяний не затёрли.
Не вдруг померкнут небеса.
В обыкновенном дне июля
стреляют вилы, как на грех.
Следы меня не обманули.
Напрасным был злорадный смех.
Завистнице со стажем
Тебе давно уже за тридцать, а из любимых – только кот.
В VK унылую страницу открыв, далёкий идиот
захочет вдруг усыновиться или телесных вдруг утех.
Не Жар, конечно, ты, не птица, и вызываешь только смех.
Но лучше смех, чем только жалость. Ни вдохновения, ни солнц.
Начать с себя – какая малость! Но манит свет чужих оконц.
А фейки что, не помогают самооценку поднимать
и к недотёпе-идиоту лезть в виртуальную кровать?
Под сорок – это уже много, но нет для счастия ума.
Меня разглядываешь строго, сверх преисполнившись дерьма.
Не влезай. Убьёт.
Я думаю не на твоём, не на твоём пишу,
и радуюсь не для тебя, не для тебя дышу.
Ты – тень, ты – мимо, ты – никто для разной для меня,
и белое твоё пальто – наивная броня.
Всё видно по твоим глазам – трусливым, алчным, злым,
и стыдно даже небесам за твой эстрадный грим.
Не пахнут деньги; продавать «учительский» посыл
не ново, как и создавать в сети «надёжный» тыл.
Боишься умных. Не для них комедия твоя.
«Разумных» доводов твоих приелась болтовня.
Овец наивных ты стрижёшь умело, и враньё
наивным овцам продаёшь, но это – вторсырьё.
Воровка смыслов и трудов, расплата началась,
и был ошибкою тот день, когда ты пробралась
в мои владенья, но теперь сполна оплатишь счёт.
В мой умный дом закрыта дверь, и – не влезай. Убьёт.
Камнепад
А потом на голову сыплется камнепад –
за воровство, враньё, за сказанное невпопад…
И ты чешешь грустно тупую свою башку
и мечтаешь прибавить сажень к своему вершку.
А потом тревога требует убегать –
от постылого старого мужа в чужую кровать,
от ответа за воровство, враньё, за сказанное невпопад…
Ты не можешь остановиться, и призраки тьмы не спят.
А потом, на рассвете, умаявшись от беготни,
написав подробно, как чилят твои ступни,
ты уснёшь на время поверхностным нервным сном,
и осыпятся камни зыбких твоих основ.
Зарево
Капли дождь развесил правильно
на ветвях, и на бегу
я в уме читаю Правило,
тку красивую строку.
Как вчера сияло зарево,
путь рисуя на снегу!
Фиолетовое марево
оберега сберегу.
Глаз настырный и завистливый
из тумана извлеку
и верну ему осмысленно
бумеранг, метель, пургу.
Всё плохое отправляется
в дом на зыбком берегу.
Каждый день земля вращается,
возвращая зло врагу.
Превратив слова в молчание,
Бог ответил на снегу:
нет истории печальнее,
чем завидовать врагу.
Личный путь
Из священного источника,
зарождая абсолют,
создаётся что-то прочное,
что потом осознают.