Читать онлайн Восьмой

Глава 1. Холодный гул

Я открыл глаза, когда ощутил вкус ржавчины во рту и гулкий, будто чужой, стук сердца в груди. Металл под щекой был холоден, мокр от конденсата и прилипал к коже, как ледяной компресс. Воздух казался плотным, насыщенным чем‑то неприятно сладким.

Где я? Черт… где я? А… кажется, что-то припоминаю…

«Odyssey».

Корабль класса дальнего следования. Грузовой отсек, капсулы, шесть лет лета на половинном приводе. Слишком долго, чтобы бодрствовать. Вот почему анабиоз. Вот почему холод в костях.

Ты инженер, Эван. Системы. Циклы. Проверка жизнеобеспечения.

Но эти воспоминания отзывались гулкими ударами, как по пустому металлу.

Я попытался сглотнуть – во рту сухо, язык шершавый, будто его обмазали мелкой пылью. Каждый вдох резал горло. Легкие еще сопротивлялись первому вдоху после гибернации. Я знал, что должен быть в капсуле, но вокруг – неоновые отсветы аварийного освещения и длинный, давящий коридор.

В голове стучало: зачем я здесь? «Восход-17»… Миссия простая – первичная колонизация. Мы должны были доставить оборудование и контейнеры с биообразцами на Kepler-174f, планету для терраформирования. Все – строго по плану. Техническая группа, настройка куполов, запуск систем жизнеобеспечения, подготовка базы для основной волны поселенцев. Мы завершили работу, вышли с орбиты, передали телеметрию и результаты исследований. Оставался только стандартный полет домой. Таков был план.

Голова раскалывалась, как будто кто‑то сверлил ее изнутри. Пульс глухо отдавался в висках, ритм сбивался, и я не мог понять – это мое сердце так бьется или что? Я приподнялся на локтях, но мир поплыл перед глазами, стены коридора изгибались, как под напором воды.

Синдром пробуждения. Джон предупреждал: шесть лет заморозки – и мозг еще неделю будет со скрипом запускать данные. Но тогда… почему я не в капсуле? Наверняка я выбрался оттуда и просто потерял сознание. Конечно, как не потерять от такого…

Я обвел взглядом узкий коридор. Металл на стенах покрыт тонкой коркой инея. Лампы вдоль потолка мигали вяло, выбрасывая пятна бледно‑голубого света на ребра кабелей и труб. На полу кое‑где виднелись лужицы воды: «кап-кап» – срывалось с потолка.

Двигаться тяжело. Руки не слушаются, ноги онемели. Я оперся о холодную стену и, пошатываясь, поднялся на ноги. Пальцы прилипли к влажному металлу. Я сжал их, проверяя – работают ли они вообще.

Гул.

Низкий, глухой, с равномерными вибрациями. Сначала я подумал, что так гудела кровь в ушах. Но звук был слишком ровным, слишком… незнакомым. Волна звука катилась по полу, отдавала в ступни, поднималась по костям. Казалось, корабль «Odyssey» живет собственной жизнью, бормочет что‑то себе под нос.

– Черт, – прошептал я, но звук утонул в тишине коридора.

Я попробовал вспомнить последние минуты перед сном. Как лег в капсулу, как ждал успокоительного шипения газа, как закрывались створки… Но ничего. Пустота. Черная, липкая. Память будто стерли.

Скрип. Щелчок.

Я вздрогнул. Звук доносился из‑за угла – резкий, металлический, слишком громкий для пустого корабля.

Я сделал шаг, но ноги предательски подкосились, и я упал на одно колено. Изо рта вырвался пар – теплый, белый. Глоток воздуха дался с трудом, грудь сжалась. Синдром пробуждения, блядь… Конечно. Это пройдет. Должно пройти.

Снова скрип. Длиннее, будто кто‑то медленно пытался открыть ржавую дверь. Или… кто-то тянул за крышку капсулы.

Капсулы. Остальные… Остальные просыпаются.

Я вытянулся, заставляя ноги подчиниться. Сердце колотилось, с каждым ударом пульс бил в висках. Или это не сердце? Внутри все вибрировало, как если бы под кожей что‑то пыталось шевельнуться, чтобы найти удобное положение.

Не думай. Двигайся.

Я шел, цепляясь пальцами за прохладные стены, оставляя за собой темные пятна от влаги. С каждым шагом гул в ушах крепчал, превращаясь в тяжелое ворчание, будто корабль сам затаил дыхание и следил за мной изнутри. Из-за поворота снова донеслось резкое шипение, металлические щелчки. Я ускорил шаг, но странное ощущение под кожей не оставляло меня. Словно что-то внутри медленно, неохотно, но неуклонно просыпалось вместе со мной.

Гибернационный отсек встретил меня стенами покрытыми инеем и тишиной, прерываемой редкими щелчками и тяжелым дыханием системы жизнеобеспечения. Запах здесь был другой. Сладковато‑терпкий, почти как в холодильной камере, но с оттенком чего‑то более… живого. Я втянул воздух через нос и ощутил в ноздрях неприятное покалывание, какое бывает на морозе. Сердце в груди продолжало стучать слишком громко, и я снова поймал себя на странной мысли: а мое ли это сердце?

Гул «Odyssey» нарастал. Теперь он был не просто низким фоном – он пульсировал, в такт миганию аварийного освещения. Шум напоминал дыхание. Прерывистое, тяжелое. Я почти мог представить себе огромную грудную клетку, вздымающуюся где‑то в недрах корабля.

Капсулы, выстроенные полукругом, шипели, как живые, дышащие существа. Их купола покрывал тонкий слой инея, словно морозный налет на стекле. Я стоял на пороге, наблюдая, как первая крышка с глухим хлопком поднимается. Изнутри вырвался пар, и вместе с ним – силуэт Марты Веги. Она выглядела так, как и положено командиру: прямая спина, сдержанная мимика, но в глазах мелькала растерянность. Она явно еще не до конца проснулась. Она выбралась изнутри, опираясь рукой о край капсулы. Кожа на ее лице поблескивала испариной. На секунду ее взгляд метнулся в мою сторону – четкий, холодный, но затем она моргнула и опустила глаза на панель рядом с капсулой.

– Надеюсь все живы… – выдохнула она так тихо, что я едва расслышал. Ее голос звучал хрипло, как будто пересохшее горло только училось снова говорить.

Вторая капсула издала знакомый щелчок. Еще одна порция пара. Изнутри, корчась и жмурясь, выбирался доктор Льюис. Его лицо было серовато‑бледным, и он сразу прикрыл глаза рукой, словно свет резал ему сетчатку.

– Черт… – пробормотал он. – Что за отвратительный момент?

За ним – Саманта Рид. Ее длинные пальцы дрожали, когда она цеплялась за край капсулы, пытаясь вытянуть себя наружу. Она моргала слишком часто, губы двигались беззвучно, как будто она молилась.

Я сделал пару шагов в сторону, почти машинально прижимаясь к стене. Тело слушалось плохо, суставы ныли, как после долгой болезни. И все же в движениях был странный автоматизм. Мне было сложно объяснить природу своих странных ощущений. Наверное, так было бы с любым, кто пролежал в капсуле столько лет.

Третья капсула открылась. Из нее с глухим стоном поднялся Кэмерон Стюарт. Он не удержался на ногах, сполз на пол и усмехнулся, глядя на Марту:

– Ну вот мы и проснулись, ребята. Космический гроб и восемь придурков внутри.

Никто не засмеялся. Только звук капель с потолка и редкое дыхание заполняли отсек.

Следом из своих холодных гробов вылезли Дрейк Харпер, Бишоп Картер и Хоанг Нгуен. Каждый по‑своему переносил пробуждение: Дрейк стоял молча и неподвижно, словно камень, Бишоп сдержанно проверял пульс на запястье, а Хоанг скользил взглядом по пульту, будто сразу начал искать неполадки.

Я задержался у стены, затаив дыхание и позволяя им самим выбираться из капсул и обмениваться первыми фразами – шутками, нервными вздохами, осторожным прощупыванием почвы после долгого сна. Мои пальцы все еще дрожали, но я пытался скрыть это за небрежной позой. В глубине черепа настойчиво стучало: я знаю их всех… но… Каждое лицо вызывало странный отклик – как будто я помнил их имена, голоса, истории, но не помнил самого момента, когда закрывал глаза и ложился в свою капсулу. А я ведь должен был… верно?

– Стоп. – Голос Хоанга прозвучал почти безэмоционально, но с той тонкой вибрацией, которая выдавала напряжение. Он стоял, уставившись в планшет, пальцы быстро постукивали по экрану. – Тут же всего семь…

В отсеке воцарилась тишина. Только капли конденсата продолжали медленно срываться с труб и падать на пол с глухим «кап‑кап». Я чувствовал, как взгляды один за другим поворачиваются, чтобы пересчитать нас. На корабле всего 10 капсул, но система показывает, что работали и были использованы по назначению за последние шесть лет только семь из них. Но… нас восемь. Восемь дыханий. Восемь пар глаз. Я ощутил будто мой желудок сжался ледяным кулаком.

Я стоял чуть позади остальных, облокотившись на стену, стараясь не дышать слишком громко. В голове глухо стучало, кровь пульсировала в ушах. «Семь рабочих капсул». Эти слова застряли где‑то в горле, как инородное тело, которое невозможно ни проглотить, ни выкашлять.

– Семь чего? – пробормотал Дрейк, протирая глаза костяшками пальцев. Его голос был хрипловатым после сна.

– Капсул, которые были подключены, – коротко ответил Хоанг, не отрываясь от экрана. – Но восемь биосигнатур в системе.

Тишина стала ощутимой, как вязкая, холодная жидкость, в которую нас всех опустили по шею. Я слышал только дыхание Саманты – короткое, прерывистое, как у испуганного зверька. И капли, что срывались с потолка, с одинаковыми интервалами, как счетчик времени.

Кэмерон выпрямился и усмехнулся, хотя уголки его губ дрогнули неуверенно.

– Что, с нами призрак, получается? Восьмой пассажир? Серьезно? – Его слова попытались разрядить атмосферу, но отразились от стен пустым эхом.

– Заткнись, – резко бросила Вега. Ее глаза блестели, как сталь. Она шагнула к панели управления капсулами, скользя пальцем по экрану. Щелчок за щелчком – имена тех, у кого был доступ на корабль до вылета, высветились на экране: Марта Вега, Джон Льюис, Саманта Рид, Кэмерон Стюарт, Дрейк Харпер, Бишоп Картер, Хоанг Нгуен и я… Эван Холт. Но, черт возьми, рабочих капсул все равно семь.

Я сделал шаг вперед, желая увидеть экран ближе, но ноги казались ватными. В голове раздался странный, низкий звук – не то стон, не то рык. Сердце подпрыгнуло к горлу. Это не в отсеке. Это внутри меня.

– Кто-то объяснит, какого черта нас тогда восемь? – Вега повернулась к нам, и в ее голосе впервые за все время пробудился страх, едва различимый, как трещина на идеально гладком металле.

Бишоп заговорил спокойным тоном психолога, как будто уговаривал не нас, а себя:

– Возможно, ошибка системы. Это… нормально.

– Чертова ошибка, – отрезала Вега, глядя на Бишопа так, что он сразу замолк. – Но мы разберемся.

Мой взгляд упал на руки. Дрожат. Я сжал кулаки, чтобы остановить их, но пальцы все равно подрагивали, как у человека, сидящего слишком долго на холоде. Почему это я разнервничался, в самом деле? Разве я… я же помню их всех, правда? Их лица, голоса, привычки. Я… помню.

За спиной кто-то зашептал. Я дернулся, но обернувшись увидел только пустую стену. Звук исчез так же внезапно, как возник. Наверное, вентиляция. Или… нет?

Мы вышли в коридор под команду Веги: «В главный отсек. Проверим логи». Слова звучали как приговор. Свет ламп мигал лениво, с каждой вспышкой выхватывая из темноты чьи‑то настороженные лица, спины, напряженные силуэты тел. Каждый шаг эхом отражался от стен.

Вега шла впереди ровной, почти механической походкой. Остальные тянулись за ней в молчании, будто связанные невидимой нитью. Никто не проронил ни слова. Их дыхание вырывалось паром, а сапоги глухо стучали по металлическому полу. Этот стук, отдавшийся в стенах и трубах, казался слишком громким.

Я шел в хвосте, и каждый мой шаг сопровождался ощущением, что за спиной кто‑то идет в такт. Едва слышный шелест – может, все-таки вентиляция? Или… чье-то дыхание? Я стиснул челюсти и заставил себя смотреть только на тусклую спину Дрейка впереди.

Где‑то в глубине корабля что‑то простонало. Длинный, затяжной звук, похожий на дыхание существа, которое слишком долго спало. Хоанг дернул головой, как будто хотел что‑то сказать, но передумал.

Свет ламп то гас, то вспыхивал снова. На мгновения коридор тонул в кромешной тьме, и в эти короткие провалы мне казалось, что я вижу на стенах тени. Они ползли, перекатывались в разные стороны и будто наблюдали за мной.

Кэмерон вдруг выдохнул сквозь зубы:

– Черт… я что-то слышал. – Он обернулся, глаза дико блестели в мигающем свете.

– Никто за нами не идет, – рявкнула Вега, даже не замедлив шаг. – Сосредоточься.

Я хотел сказать, что тоже слышал – тягучее, влажное дыхание, как у больного, чьи легкие сдаются. Но губы не слушались. Они только чуть шевельнулись.

Зуд под кожей стал сильнее. Он шел от груди к шее, к плечам, полз по спине, как живая дрожь. Я машинально сжал грудь ладонями, будто мог раздавить это ощущение. Ничего. Только глухой, тяжелый ритм сердца, или… нет?

Мы шли медленно, как будто каждый шаг давался кораблю с усилием. Металл пола чуть вибрировал. Был ли это старый «Odyssey» или нечто новое, просыпающееся под нашими ногами?

Я ловил взгляд Бишопа – спокойный, сдержанный, но его пальцы слегка дрожали, когда он поправлял воротник. Саманта шла, обхватив себя руками, шепча что‑то слишком тихо, чтобы разобрать слова.

Впереди Вега махнула рукой, указывая на поворот к лестнице.

– Быстрее.

Но ноги не слушались. Каждое движение требовало усилия, как во сне, когда бежишь и будто вязнешь в густом геле.

Когда мы подошли к повороту на лестницу, где‑то в глубине корабля что‑то скрипнуло – металлически, протяжно, как дыхание умирающего. Мы все замерли. Мигающий свет выхватил пустой коридор за нашими спинами. Пустой… но мое сердце билось слишком быстро, и зуд под кожей усилился, словно вены чесались изнутри. Я сжал зубы и заставил себя идти дальше, за всеми, пытаясь не оглядываться.

Воздух в главном отсеке пропитался сыростью и пылью. Панель капсул светилась ровным, почти издевательски спокойным светом. Вега провела пальцем по списку имен, проговаривая их вслух.

Вега стояла у панели неподвижно, как высеченная из того же металла, что и стены «Odyssey». Палец скользил по экрану с мучительной медлительностью. Имена всплывали одно за другим – ровные строки светились на фоне тьмы: Вега, Льюис, Рид, Стюарт, Харпер, Картер, Нгуен, Холт.

Я задержал дыхание. Мое имя было там. Я… там.

И все же…

А я помню это?

Где тот момент, когда я залез в капсулу? Когда ощутил холод геля, уколы электродов, запах фильтров? Память отвечала пустотой. Будто файл с этими воспоминаниями был совсем пуст.

– Семь рабочих капсул, восемь биосигнатур, – проговорил Хоанг. Голос у него был достаточно ровный, но все равно в нем едва улавливалась нервная дрожь.

– И кто же из нас… – начал Кэмерон, но Вега обрубила его взглядом.

– Никто пока. Это может быть системная ошибка. – Она нажала на клавишу, вызывая новые данные. – Проверим логи.

Панель выдала список активаций. Семь капсул. Семь протоколов выхода из анабиоза. Но восьмой строки не было. Пустота.

– Ну и что? – Кэмерон нервно рассмеялся. – Может, восьмого нам, блядь, доставили бонусом? Новый сервис от компании: «возьмите себе тайного пассажира в дорогу».

– Стюарт, рот закрой, – бросил Дрейк сухим тоном.

Я снова посмотрел на экран. Мое имя… было там. Но в голове шел другой отчет: а если я правда не просыпался в капсуле?

Если я и правда встал на ноги в коридоре, когда остальные еще спали?

Картина вернулась обрывками – холодный металл под щекой, конденсат на трубах, пустой коридор… И ни одного образа капсулы. Ни шипения, ни звука открывающегося купола. Только я и гулкий, чужой стук в груди. Но я мог забыть этот момент. Просто мог забыть.

– Что, если кто‑то проснулся не в капсуле? – тихо сказала Саманта. Голос ее дрожал, как натянутая струна.

Тишина повисла густо, сжимая воздух между нами. Даже гул «Odyssey» будто затих на секунду, чтобы услышать ответ.

– Ты о чем? – Дрейк посмотрел на нее исподлобья. Его голос звучал глухо, напряженно. – Ты думаешь, кто‑то просто мог разгуливать по кораблю, пока все спали?

– А почему нет? – Саманта судорожно втянула воздух. – Я… я почти не помню, как мы ложились в капсулы. Только… какие‑то образы. Створки. Шум системы. И все. Остальное – как туман.

– У всех так, – резко сказал Бишоп. – Синдром пробуждения. Дезориентация, провалы в памяти. Это нормально.

– Нормально? – усмехнулся Кэмерон. Смех его прозвучал хрипло, ломко. – Да у нас тут целый отряд потерявших память зомби. Никто не помнит, как заснул, никто – как проснулся. Каждый быть под подозрением.

Мельком я почувствовал на себе его взгляд.

– Я проснулся в капсуле, – тихо сказал Джон. Но его рука сжала подлокотник кресла так, что суставы побелели. – Я помню холод. Вкус геля во рту.

– И все? – спросил Дрейк. – Только это?

– Это главное, – отрезал Джон, но в его голосе звучала неуверенность.

– Я тоже помню… капсулу, – выдавил Бишоп. Он говорил, как человек, читающий текст с экрана. – Гул жизнеобеспечения. Мрак. И… все.

– Черт возьми. – Кэмерон потер лицо ладонью. – Может, мы вообще не люди?

– Заткнись, Стюарт, – сказала Вега. Ее голос звенел от напряжения, как тонкая сталь. – Не разводи паранойю.

– Паранойю? – Дрейк шагнул к ней. Его челюсти сжались так, что я услышал скрип зубов. – Тогда скажи мне, Марта, что ты помнишь? Как закрывались створки? Как в легкие ворвался первый вдох после анабиоза? Или тоже – ничего?

Вега молчала. Она смотрела прямо на него, но ее пальцы дрожали, едва заметно.

– Я… помню свет, – наконец сказала она. – Свет аварийного режима. Но дальше – нет.

Гул «Odyssey» снова стал громче, перекатываясь по отсекам. На секунду я ощутил странную пульсацию внутри себя.

А если это я?

Картина в голове: пустой коридор. Влажный металл. Тьма, заползающая под кожу. Я же проснулся там. Я не видел капсулы. Я не помню вкус геля. Не было шипения открывающихся створок. Только холодный пол под щекой и странный сладковатый запах.

Я хотел сказать им. Рассказать. Но язык прилип к небу. Я будто чувствовал их подозрительные взгляды, хотя все здесь теперь с недоверием смотрели друг на друга.

– Если это все-таки сбой системы… – начал Бишоп осторожно. – Может быть, одна из капсул просто не зарегистрировала цикл пробуждения. Это не редкость на таких кораблях.

– Сбой? – Дрейк фыркнул. – А если нет? Если кто‑то здесь… лишний?

– Хватит, – рявкнула Вега. – Слишком много «если». Действуем по протоколу. Считаем это системной ошибкой, пока не будет доказано иное.

– Но мы все равно должны быть осторожны, – вставил Джон. Голос его дрогнул.

– Холт, на связь с Землей. Сейчас, – бросила Марта заметно напряженнее.

Я кивнул машинально, будто вбив себе в голову единственный возможный приказ. Перешел к консоли, включил основной терминал, ввел свой пароль и запросил соединение. Экран мигнул, интерфейс отозвался, но на следующем этапе система выдала ошибку: «Доступ к внешнему каналу заблокирован. Администраторский протокол. Нет сигнала». Я попытался обойти защиту, сменил маршрут, проверил ручной передатчик – результат оставался тем же: любые попытки выйти во внешний эфир обрывались мгновенно, вся сеть была под жесткой блокировкой.

– Связи нет, – произнес я и повернулся к Марте. – Все каналы заблокированы. Система не дает даже экстренный запрос. Кто-то поставил блокировку на все, что идет с «Odyssey» наружу.

Марта посмотрела на меня, сузив глаза:

– Что за черт?

Я покачал головой.

– Я… я не знаю. Надо разобраться. Может, это с Земли… или кто-то сделал это еще перед гибернацией.

– Проверь все еще раз, – приказала она. – Нам нужен контакт, слышишь?

– Уже не пускает, – повторил я, глядя на строки на экране. – Все попытки отклоняются.

– Черт, – бросила Марта. Ее голос стал жестче. – С этого момента – стараемся не оставаться по одному. В ближайшее время выясним и устраним причину неполадок, – сказала Вега.

Саманта кивнула так резко, что ее волосы прилипли ко лбу, чуть влажному от пота. Дрейк только хмыкнул. Кэмерон провел рукой по лицу и пробормотал:

– Чудесное начало. Прямо как в фильмах, где всех перерезают по очереди.

– Замолчи уже, Стюарт, – бросила Вега.

Я отступил к стене, прислонившись спиной к холодному металлу. Я ощутил под ладонью едва уловимую вибрацию. Пульс. Мне казалось, что «Odyssey» слушал нас. И, может быть, чего-то выжидал.

– Расходимся, – сказала Вега. – Отдыхайте. Через час – диагностика.

И все из команды стали медленно расходиться по отсекам. Только я задержался у панели. Мой взгляд упал на экран с биосигнатурами. Семь точек. Потом – восьмая. Она вдруг мигнула, как вспышка, и исчезла.

Они все думают. Думают, мог ли кто-то из нас не ложился в капсулу. И я тоже.

Все понимали, что этим кем-то мог быть любой из нас.

А вдруг это я?

Глава 2. Первые сбои

Коридоры «Odyssey» были темными и холодными. Только узкие полосы дежурного освещения тянулись вдоль потолка, вырывая из тьмы свисающие с потолка пучки кабелей. Где-то выше едва слышно шумела вентиляция – сипло, прерывисто, словно чьи-то легкие с хрипом гоняли воздух по шахтам.

Воздух пах рециркуляцией: сухой, с металлическим привкусом и тонким налетом горячего пластика, как от разогретых фильтров углеродной очистки.

Из отсека подачи питания доносился характерный гул. Громче, чем обычно. Генераторы держали «Odyssey» на курсе, но в их ритме было что-то не так – короткие перебои, словно мотор задыхался.

Я проснулся слишком рано. Если это можно было назвать сном. Снова тот же кошмар: давящий металл, стук сердца, но не моего. Он гремел глубже, где-то в костях «Odyssey». Я ощущал, будто корабль живет под кожей – холодный, вибрирующий, как организм с тысячами вен.

В каюте пахло озоном от перегрева блока питания и сгоревшей изоляцией. На дисплее у двери мигали тревожные уведомления: «Режим энергосбережения. Сбои в вентиляции: код 32-4».

Я потер лицо ладонями, пытаясь согнать липкий сон. Зуд в груди усилился – как будто под ребрами ползали тонкие горячие щупальца.

Я вышел в коридор. Металл пола дрожал под ногами от работы двигателей, и каждый шаг отдавался пустым эхом, словно «Odyssey» слушал меня. На развилке к техническим отсекам я увидел слабый мигающий свет – похоже, одна из панелей снова отрубилась. Я шагнул ближе и вдруг остановился. В темной нише за кабелями мне показалось, что кто-то стоит. Длинная тень, слегка шевелящаяся, как будто голова медленно поворачивалась в мою сторону.

Я замер. Сердце забилось в горле. Тень двинулась.

Моргнул свет. Пусто. Только развязанные пучки проводов, болтающиеся от слабой вибрации.

– Холт? – Голос за спиной заставил меня дернуться.

Я резко обернулся. На фоне тусклого освещения стоял Хоанг, его лицо казалось вырезанным из воска. В глазах читалась усталость и тревога.

– Ты чего шастаешь в одиночку? – спросил он глухо. – Марта сказала, что нам лучше держаться вместе.

– Не спалось, – ответил я, чувствуя, как изо рта вырывается пар. Воздух в коридоре был холоднее, чем должен. – Системы снова шалят.

Хоанг кивнул, проведя рукой по затылку.

– Вентиляция бьется в циклах. То ли фильтры, то ли датчики с ума сошли. Но есть еще кое-что… – Он понизил голос. – Биосканеры ночью зафиксировали движение. Метр за метром, через техотсек. Но там никого.

– Ложный сигнал?

– Может. Или что-то большее. – Он посмотрел мне в глаза. – Если увидишь что-то… странное, докладывай сразу. Вега психует, но она права: нельзя недооценивать такие мелочи.

Я хотел кивнуть, но так и застыл без движения. В груди все еще зудело. И было чувство, что за моей спиной все еще кто-то стоит.

А корабль тем временем жил своей жизнью. Глухо гудели реакторы, ритмично постукивали насосы в отсеках подачи воды, вентиляция вздыхала каждые пару минут, словно корабль сам набирал и выпускал воздух. Снаружи, тем не менее, была бесконечная тьма.

Я продолжил движение по коридору, пока пол дрожал под ногами от работы стабилизаторов. В системах снова обнаружили сбои. На каждом втором дисплее мигал код ошибки, как раздражающее напоминание о том, что старый корабль давно устал от этой миссии.

В главном отсеке я заметил Бишопа. Он сидел за терминалом и перебирал записи экипажа – стандартная психологическая процедура после анабиоза. Его глаза скользнули на меня:

– Спишь плохо?

– А ты? – отрезал я.

Он чуть усмехнулся.

– Здесь, наверное, никто не спит хорошо. Шесть лет льда не проходят даром. Даже у командиров бывают кошмары.

В дальней части отсека Кэмерон и Дрейк о чем-то спорили у панели диагностики. Стюарт вертел в руках планшет и говорил громче, чем следовало:

– Я говорю тебе, это гребаный бактериальный налет. В шахтах давно никто не чистил фильтры, вот и завелась гадость.

– А я говорю, – Дрейк сплюнул на пол, – что бактериальный налет не ползает и не дышит. Если дышит, это уже что-то живое.

– Парни, хватит, – бросила Вега. Она стояла у голографической карты и изучала состояние автономных шахт в системе. – Нам нужно сделать полный обход. Ресурсные купола, шахты, проверка биофильтров. Работаем по графику. И перестаньте спорить.

– График? – хмыкнул Кэмерон. – Ты серьезно, Марта? У нас тут корабль с какими-то мистическими тварями, а она предлагает график.

– Это не мистика, – жестко отрезала Вега. – Это либо сбой, либо биологическая угроза. Первое – починим. Второе – уничтожим.

Повисла пауза. Кэмерон усмехнулся, провел пальцами по щетине.

– Великолепно. План «выжить любой ценой». Только знаешь, Марта, у нас в инвентаре нет ни огнеметов, ни святой воды.

Вега медленно повернулась к нему. В ее взгляде не было ни тени раздражения – только холодная, расчетливая злость.

– Если ты продолжишь срывать дисциплину, я выкину тебя в шлюз без скафандра.

Стюарт поднял руки в примиряющем жесте, но уголки его губ все еще дергались в нервной улыбке.

– Эван. Дрейк. Со мной, – скомандовала Вега. – Покажу вам находку. И хочу, чтобы вы оба осмотрели ее внимательно.

Коридор был узким, холодным. Металл пола под ногами дрожал от работы стабилизаторов. Вентиляция зашипела с глухим, влажным звуком – слишком похожим на вздох.

– Ты что-нибудь знаешь про образования на кораблях? – спросила Вега, не оборачиваясь.

– Нет, – ответил я. Голос сорвался и прозвучал тише, чем я ожидал.

Дрейк фыркнул.

– Я тоже. Но если эта дрянь и впрямь шевелится и дышит, значит, это уже не грибок и не бактерии.

С каждым шагом я чувствовал странное напряжение в груди. Словно что-то внутри меня медленно развернулось и прислушалось. Я гнал эту мысль прочь. Обычная нервозность после гибернации.

Мы вошли, и воздух сразу ударил в ноздри. Он был густой, вязкий, с тяжелым запахом горячего металла и… крови? На стенах капли конденсата дрожали от вибраций корабля.

– Вон там, – указала Вега.

Я посмотрел и почувствовал, как сердце на секунду остановилось.

На переборке расползлась слизь. Темно-красная, с желтоватым отливом – как сукровица, которую не успели вытереть с раны. Она блестела во мраке, покрытая пузырями, медленно поднимающимися и лопающимися с мягким щелчком. Но хуже всего были эти мелкие частички внутри. Черные и серебристые, они перемещались, как стая крошечных организмов под микроскопом. Сперва хаотично, потом будто бы слаженно – образуя узоры, которые я не успевал толком рассмотреть. Поверхность слизи подрагивала. Иногда она тянулась к нам, как язык улитки, потом вяло втягивалась обратно.

– Господи… – выдохнул Дрейк. – Это точно не налет. Посмотри, как эта дрянь шевелится. Как будто внутри… жизнь.

– Возможно, это колония микроорганизмов, – произнесла Вега ровно. Но в голосе у нее звучала тонкая дрожь. – И, судя по анализам Саманты, частички внутри демонстрируют электрическую активность.

– Что это значит? – спросил Дрейк.

– Что это может быть… сложноорганизованной структурой. Нейроподобной.

У меня пересохло во рту. Я смотрел на частички, как загипнотизированный. И вдруг мне показалось: они двигаются в такт моему сердцу.

Нет. Это совпадение. Просто вибрация «Odyssey».

«Ты… помнишь?»

Шепот. Он не был слышен вслух. Но его эхо отдавалось внутри сознания – чужой голос, будто произнесенный сквозь толщу воды.

Я резко отвел взгляд.

– Мы должны изолировать этот отсек, – сказала Вега. – И немедленно взять пробы. Эван, Дрейк, возвращайтесь в главный отсек и готовьте отчет. Это переходит в приоритет.

Вдруг за нашими спинами раздался шум от приближающихся шагов. В отсек почти вбежал Хоанг, бледный как мел, глаза безумно блестели.

– Она… Жидкость! Она еще и в баке! – выпалил он, хватая ртом воздух.

Вега развернулась к нему мгновенно.

– Где?

– В гидропонном отсеке… на дне азотного бака! Та же дрянь! Сеть капилляров, пузырьки…

В груди у меня снова кольнуло. Как будто слова Хоанга отозвались где-то под ребрами, вызвав короткую, липкую волну тепла.

– Подробности, – потребовала Вега, шагнув к нему.

– Мы сняли данные со дна резервуара, – задыхаясь, выговорил Хоанг. – Все совпало. Та же вязкая масса, та же активность частиц. И… там их больше. Намного больше.

– Черт… – пробормотал Дрейк. – Если это распространяется…

– Холт? – вдруг резко сказала Вега. Ее взгляд был прикован ко мне. – Ты бледный.

– Все нормально, – выдавил я, отворачиваясь.

Но внутри было не нормально. Слизь на переборке дрогнула. И мне опять показалось, что ее поверхность колыхнулась в ту же секунду, как екнуло мое сердце.

Воздух в отсеке стал тяжелее. Вентиляция зашипела с глухим, влажным звуком. Лампы мигнули, отбрасывая длинные тени на пол.

– Мы должны изолировать оба отсека, – сказала Вега. Голос ее был все таким же ровным, но я увидел, как едва заметно дрогнули пальцы на ее поясе. – Немедленно.

– И если это еще где-то?.. – Хоанг говорил тише. – Если корабль… заражен?

Дрейк скривился.

– Тогда нам грозит долгая смерть.

– Надо все проверить, – отрезала Вега, собираясь покинуть помещение.

Я не проронил ни слова. Глаза все еще скользили по слизистой поверхности. Частички внутри снова образовали странный узор – на этот раз он напоминал сердечный ритм на старом мониторе.

– Холт, отойди от этой дряни, – рявкнул Дрейк. – Ты слишком близко.

Я сделал шаг назад, но будто против воли. Зуд под кожей стал почти нестерпимым. Я не мог перестать смотреть. Легкий холодок пробежал по затылку. Я старался дышать ровно. Нельзя показывать, что что-то не так. Никто не должен понять.

– Мы возвращаемся в главный отсек, – сказала Вега. – С этого момента любые контакты с этой субстанцией – только по моему приказу.

Хоанг кивнул, но взгляд его оставался встревоженным. Я шел последним, чувствуя, как металл под сапогами пульсирует.

Все разошлись по своим секторам и занялись работой. Вега повела Хоанга и Бишопа в гидропонный отсек, чтобы проверить систему жизнеобеспечения растений. Я слышал, как Хоанг по связи перечислял показатели:

– Водородный показатель стабилен, уровень кислорода в норме… В баке с азотом… – проговорил Бишоп, вглядываясь в показания.

Он замолчал, прибор коротко зашипел, выдав сбой, и на секунду повис белый шум.

– Зафиксировали то же странное образование на дне бака, – сказала Вега, стоя рядом. Голос ее был ровным. – Взяли пробу. Идем дальше.

Я пошел к машинному отсеку вместе с Дрейком. По пути он сказал, не глядя на меня:

– Выглядишь так, будто тебя только что вытащили прямо из капсулы.

– Чувствую себя аналогично, – признался я.

– Это не шутка? – Он прищурился. – Просто… если начнешь кашлять слизью или у тебя что-то зашевелится под кожей, я первый тебя пристрелю.

Я усмехнулся, но на самом деле смешно мне не было.

В машинном отсеке было жарче, чем в остальных секторах. Воздух пах горелым пластиком и чем-то довольно едким, техническим.

– Смотри сюда, – сказал Дрейк, показывая на одну из труб. – Видишь пятна? Это конденсат… или нет.

Он протянул руку и хотел было провести пальцем по капле на поверхности, но я не дал ему это сделать, ударил по ладони.

– Совсем рехнулся? – недовольно вскрикнул он.

– Это может быть та же дрянь, что мы видели до этого, – спокойно бросил я чуть наклоняясь к найденным пятнам и стараясь их разглядеть.

Жидкость казалось вязкой, имела явно выраженный красноватый оттенок.

– Нет, вроде не похоже. Но и не выглядит, как конденсат. Походит на сукровицу, – мрачно заключил он.

Сзади что-то звякнуло. Мы оба обернулись. В темном коридоре было совершенно пусто.

Я сжал зубы.

– Ты слышал?

– Слышал, конечно. – Дрейк пожал плечами. – Только не знаю, что это именно. Черт знает, что здесь происходит…

Когда мы вернулись, Вега уже собирала всех. Саманта сидела на стуле, дрожа и шепча что-то себе под нос:

– Это не должно так быть… не должно… оно смотрит на нас…

– Рид, встань, – приказала Вега. Голос был твердым, как стальной трос. – Нам нужно, чтобы твой разум был в порядке. Мы справимся.

– Справимся? – хохотнул Кэмерон. – Если эта дрянь в вентиляции, мы уже медленно умираем. Просто пока дышим.

Вега резко повернулась к нему:

– Мы не знаем, что это такое. А если начнем паниковать, то ничего хорошего из этого точно не получится.

Кэмерон вскинул руки.

– Ладно-ладно, командир. Не жрать же друг друга… пока что.

Я стоял у стены и слушал гул «Odyssey», а также споры команды.

– Это просто какая-то космическая плесень, – упрямо твердил Кэмерон. – Серьезно. Старый корабль, в шахтах влажно, фильтры давно не чистили. Ну и вот – наросла дрянь. Мы ее снимем, спалим и дело с концом.

– Плесень не дышит, – отрезал Дрейк. Он сидел на ящике для инструментов, сжав в руках разводной ключ. – И она не ползает, как мокрица. Вы сами видели эти… частички. Они двигаются, черт побери, как стая насекомых.

– Может, это и есть насекомые? – тихо вставила Саманта, кутаясь в куртку. Губы ее дрожали. – Мелкие, с хитиновым покровом. Что-то вроде колонии. Им не нужен кислород… может быть, они адаптировались к вакууму.

– Прекратите, – оборвал ее Бишоп. Голос его был спокойный, но пальцы на коленях выстукивали неуверенный ритм. – Это гипотезы на грани паники.

– Паника? – Саманта вскинула голову. Глаза ее блестели. – Пусть лучше будут непонятные насекомые! А если это кровь? Кровь… инопланетянина? Или целого организма, который мы еще не нашли?

– Или он нас, – хмыкнул Кэмерон. – Может, мы гуляем по кишкам какой-то твари размером с планету.

Вега сжала кулаки за спиной.

– Хватит. Мы не знаем, что это. Но субстанция обнаружена уже в двух отсеках. И если паника начнется сейчас, мы все трупы.

– Прекрасный воодушевляющий спич, Марта, – ухмыльнулся Кэмерон, но взгляд его оставался тревожным. – Только если эта дрянь живая и умная, может, она нас уже слушает.

Я пытался вникать в суть общей дискуссии, но мысли уплывали.

Когда я смотрел на слизь, под ребрами что-то… отзывалось. Сначала этот дурацкий зуд, потом волна тепла… мне хотелось протянуть руку к этой субстанции.

Это совпадение. Нервы. Реакция организма после анабиоза.

Нет. Это мысли. Только мысли.

Я провел ладонью по груди, пытаясь незаметно подавить нарастающее жжение. От пальцев в тело уходили едва уловимые пульсации.

– Хоанг, что по результатам проб? – спросила Вега.

– Пока только визуальная оценка. – Хоанг поднес к лицу планшет. – Состав на 70% схож с органическими жидкостями. Белки, ферменты, следы глюкозы… но поведение не соответствует инертной массе.

– Говорю же, оно живое, – буркнул Дрейк. – Как муравейник или улей. Все вместе шевелится и думает.

– Муравьи не дышат кислородом через капилляры, – заметил Бишоп. – А здесь именно капиллярная сеть. Может, это организм с общей нервной системой? Или сетью, как у грибов?

– Вот-вот! – подхватил Кэмерон. – Это гриб! Только… хрен знает, почему он нас пугает.

– Потому что грибы не ползают, – тихо сказала Саманта. – А эта дрянь шевелится.

Вентиляция снова зашипела. Длинно, протяжно. Свет мрачно моргнул, отбрасывая на стены длинные искаженные тени.

– Нам надо все проверить. Будем осматривать каждый день, – сказала Вега. – Каждый уголок. Если эта масса распространяется… мы должны знать масштаб.

– И что дальше? – спросил Дрейк. – Если она расползется по всему пространству, что ты сделаешь? Сожжешь корабль?

– Если это угроза, мы ее уничтожим, – сухо отрезала Вега. – По крайней мере, попытаемся.

Я чувствовал, как напряжение внутри нарастает, становилось все тревожнее с каждой секундой. Мне казалось, что я должен сделать хоть что-то.

Я оттолкнулся от стены и сделал шаг к Веге.

– Когда выдвигаемся?

Ее глаза были холодными, как сталь.

– Через пять минут. Разделимся на группы и…

И тут Дрейк, перекрыв ее голос, крикнул на весь отсек:

– А еще, Марта, ничего не хочешь всем рассказать? Не хочешь сказать, что мы застряли в этом чертовом космосе и просто дрейфуем, а не идем по курсу?

Вега медленно повернулась к нему, взгляд стал острым, как нож. Она попыталась сохранить спокойствие, но мышцы на челюсти заходили ходуном. Остальные тут же загудели – все раздражение и страх прорвались наружу.

– Что за хрень вообще творится, а? – рявкнул Кэмерон.

– Ты шутишь? Дрейфуем? – Саманта повысила голос, забыв о своей вечной тактичности.

– Нам еще только этого не хватало! – добавил Бишоп.

– Ты серьезно?! – подхватил Льюис, подняв брови.

Голоса смешались, кто-то нервно смеялся, кто-то ругался, кто-то просто тяжело дышал. Паника повисла в воздухе, липкой пленкой стягивая лица.

А я заметил, что все эти жуткие совпадения все меньше походили на совпадения. Я встретился взглядом с Самантой, и в ее глазах отразился тот же вопрос, что и в моих: кто, черт возьми, устроил нам этот кошмар?

Пошли попытки обсудить, почему это происходит. Кэмерон громко рассуждал о системных сбоях, Бишоп пытался логически объяснить происходящее, Саманта предположила, что корабль заражен на биологическом уровне, но все это больше походило на скандал и перебранку, чем на поиск истины. Каждый хватался за свою версию, обвинял других, но в этой свалке аргументов не рождалось никакого ответа.

Вега резко прервала всех – жестко, режуще, как только она умела.

– В любом случае, – сказала она, выделяя каждое слово, – в первую очередь мы разбираемся с этой субстанцией. Потому что это может быть как-то взаимосвязано. Плановые работы никто не отменял, продолжаем свои обязанности. Все остальное выясняем по ходу.

В отсеке воцарилась жесткая, нервная пауза. Все замерло на секунду.

И тут громкий звук разорвал тишину.

Резкий, гулкий – словно кто-то с силой врезался в корпус «Odyssey». За ним последовал еще один – еще громче, он сопровождался протяжным скрежетом, будто металл поцарапали изнутри чем-то, у чего есть когти.

Секунда тишины. И еще удар.

Гул «Odyssey» слился с этим ритмом. Воздух в отсеке стал гуще, вязче, будто мы стояли не на корабле, а в теле огромного, медленно пробуждающегося существа.

– Это… – Саманта не закончила. Она вжалась в стену, дрожа.

– Это из машинного отсека, – прохрипел Хоанг. – Черт возьми… мы же там нашли те странные пятна!

– Все за мной! – рявкнула Вега. – Быстро!

Никто не возражал. Никто даже лишний раз не дышал. Мы вывалились в коридор почти бегом. Сапоги глухо стучали по металлу, а вибрация отдавалась в груди.

Глава 3. Шум за дверью

Коридор жил какой-то своей жизнью, я это чувствовал каждой клеткой кожи. Металл под ботинками вибрировал слишком неровно, как если бы под ним шевелились гигантские сухожилия. Воздух тянулся в легкие тяжело, густо. Он отдавал ярко выраженным металлическим сладковатым привкусом, будто кровяным, и еще чем-то, напоминающим перегретый пластик.

Мы бежали. Эхо наших шагов разносилось по пространству, и даже будто нарочно искажалось – отдавало не тем ритмом, а с короткой задержкой, словно за нами шла еще одна, невидимая колонна. Каждый шаг был слишком громким. Каждый вдох – сигнал для кого-то, кто слушает.

Вега впереди двигалась резким, почти механическим шагом, сжимая в руке лом, найденный у переборки. Она не оборачивалась, но плечи ее были напряжены так, будто она была готова к удару в любой момент. За ней крался Кэмерон, шепча сквозь зубы с каким-то безумным смешком:

– Отлично, мать его. Бежим на шум. Как кролики в пасть змее. Гениально…

Саманта бежала ближе к середине группы, держа руки прижатым к груди, как будто защищала себя от холода или от взглядов из темноты. Ее дыхание срывалось короткими, прерывистыми вздохами.

– Тише, – бросила Вега, даже не оборачиваясь. Голос ее прозвучал низко и глухо, как будто сам «Odyssey» говорил через нее.

Я замкнул цепочку. Последний. Позади было темно, но я не мог не оборачиваться. И в этой тьме мне чудилось движение. Нет – не просто движение. Легкое подрагивание теней, их смазанная вибрация. Как если бы за нами шли фигуры без лиц, растворяясь в каждом мигании света.

Лампы над головами мигали все чаще, выхватывая из мрака фрагменты коридора: облупившийся слой краски на трубах, капли воды на ребрах переборки, длинные тени от наших тел, которые на миг становились слишком вытянутыми и тонкими.

Где-то над головой послышался резкий, короткий скрип. За ним – хриплый, почти человеческий вдох, глухой и глубокий.

– Вентиляция, – шепнул Джон. Но даже он сам не поверил в эти слова.

Я сглотнул. Во рту было сухо, как в пустыне. Сердце билось слишком громко, слишком быстро.

Впереди показалась массивная дверь машинного отсека. Она была полуоткрытой, и из щели сочился тусклый, желтый свет.

– Почему она не закрыта? – спросил Бишоп, голос его был ровным, но в этой «ровности» слышался страх.

– Да откуда же мы знаем? – рявкнул Дрейк. – Может, просто перекосило…

– «Просто перекосило», – хмыкнул Кэмерон. – Здесь постоянно что-то происходит по чистой случайности. Ты сам-то веришь в это?

– Заткнитесь оба, – отрезала Вега. – Сосредоточьтесь.

Запах стал ощутимее. Горячий металл, сгоревший пластик и еще что-то… сладковато-приторное, мне не удавалось распознать конкретнее.

Я почувствовал, как внутри что-то сжалось. Теплое, липкое ощущение расползлось от груди к горлу, и я на миг услышал в голове чужой голос – глухой, утробный:

«Ты на верном пути».

Я моргнул, резко вдохнул, стиснул зубы. Нет. Это просто нервы. Проклятый синдром пробуждения. Чертова паранойя.

Мы остановились перед дверью. За ней слышался тихий стук. Неритмичный, прерывистый – как если бы кто-то бил кулаком по полу.

– Готовьтесь, – сказала Вега. – Кто первым?

Дрейк шагнул вперед, сжимая в руках разводной ключ, как дубинку.

– Я. Если там что-то есть, я ему башку раскрошу.

– Громкие слова, – пробормотал Кэмерон, но голос его был хриплым.

Я взглянул на Саманту – ее глаза расширились, губы побелели. Она выглядела так, будто готова кричать, но сдерживалась из последних сил.

А потом мы услышали это снова. Хрип. Глубокий, как если бы кто-то пытался втянуть в себя воздух сквозь забитую слизью трахею.

Дрейк сделал шаг и пнул ногой дверь, которая открылась с глухим скрипом. Горячий воздух хлынул нам в лицо, как дыхание зверя. Внутри было жарко и влажно, словно кто-то недавно заливал все пространство кипящей водой. Из-за тепла казалось, что стены дрожат, и я на секунду подумал, что вижу, как они пульсируют.

– Боже… – Саманта тихо выдохнула так, будто прямо сейчас собиралась молиться.

В машинном отсеке было довольно тихо. Лишь редкие щелчки перегревающихся труб и капли, падающие с потолка, нарушали этот мертвый покой.

Кап… кап… кап.

Я провел взглядом по полу. Во влаге на нем отражался тусклый свет аварийных ламп, которые мигали в такт едва уловимому гулу под ногами. В центре отсека, среди клубов пара, лежала массивная балка. Ее края выглядели странно. Так, будто ее не отломали, а буквально оплавили огнем, и из-за этого она отвалилась. Металл почернел, вздулся и покрылся мелкими трещинами, будто внутри прошел кратковременный пожар.

– Она не могла упасть сама, – прохрипел Дрейк севшим голосом. – Балки такого типа выдерживают до трех тонн нагрузки. Даже если бы на них обрушился весь чертов отсек, она бы не дала трещину.

Кэмерон усмехнулся, но это был не веселый смех.

– Ну, знаешь… «Odyssey» старый. Может, он решил, что с него хватит.

– Не думаю, что это из-за износа, – перебила Вега. Она присела рядом с балкой и провела пальцами по почерневшему металлу. – Здесь что-то другое.

И тут я заметил пятна. Те же самые, которые мы с Дрейком видели раньше. Они покрывали трубу у стены и тянулись к полу. Теперь в свете мигающих ламп они выглядели иначе – гуще, темнее. Внутри них что-то блестело мелкими серебристо-черными точками, как если бы под слоем вязкой материи ворочалась крошечная стая насекомых. Один в один как та субстанция, которую обнаружили в других отсеках.

– Вот эта дрянь… – Дрейк показал рукой. – Помните? Я говорил. Это не конденсат. И теперь она еще здесь. Посмотрите, там что-то ползает.

– Что же мы теперь будем делать?– Саманта прижала ладонь ко рту, глаза ее расширились.

– Понятия не имею, но с этим надо разобраться, пока оно не разобралось с нами, – уже довольно нервно выкрикнул он и ткнул пальцем в пятно.

Я прищурился и внимательно вгляделся в кляксу. Движение и правда невозможно было не заметить. Словно темная жидкость медленно растекалась по металлу, оставляя за собой тонкий, почти невидимый след.

– Это… это невозможно, – заговорил Джон, но голос его дрогнул. – Органические массы не могут двигаться без нервных импульсов… или мышц… или…

– Ты это скажи этому говну, – рявкнул Дрейк. – Оно двигается! Оно уже здесь. И, может, именно эта дрянь сорвала балку.

– Слушайте! – Саманта вдруг сорвалась на крик, ее голос дрожал. – Что, если «Odyssey» заражен?! Мы должны срочно связаться с кем-нибудь! Мы должны вернуться на землю!

– Тише, – резко бросила Вега. – Паника нам не союзник.

– Паника?! – Кэмерон хохотнул, но звук вышел резким, срывающимся. – Дорогая командирша, нас тут восемь простых людей, которые ничего не понимают, а эта хрень, похоже, сожрала металл. Почему бы не паниковать?

– Потому что мы все еще живы, и, как видишь, никто на нас не нападал, – отрезала Вега. – И все должно оставаться именно так.

Я стоял чуть в стороне, глядя на пятно. Оно завораживало. Сердце вдруг ухнуло куда-то вниз, и я ощутил холодный пот, стекающий по позвоночнику. В груди появилась странная пульсация – ритм, не совпадающий с моим сердцем, но слишком настойчивый, чтобы игнорировать.

«Ты чувствуешь…»

Голос был внутри. Тихий, но настойчивый. Мне казалось, будто меня лихорадит. Быть может я болен гриппом или вроде того? Возможно, у меня температура?

Я отвел взгляд и вытер влажную ладонь о штаны. Она дрожала. Черт возьми. Никто не должен этого заметить.

Тем временем бурные обсуждения наших дальнейших действий продолжались.

– …в любом случае, сидеть сложа руки – худший вариант. Разделимся. Проверим все остальные отсеки. О любых следах этой… субстанции докладывать немедленно. И запомните: не оставайтесь в одиночку. Никогда.

В этот момент лампы мигнули, и отсек на погрузился в кромешную тьму. Я ощутил сильную головную боль. Такую, от которой буквально посыпались искры из глаз и сводило виски. Мне показалось, что сознание на мгновение покинуло меня. Я обхватил ладонями голову и зажал уши. Боль прекратилась так же резко, как и началась. Свет слабо замигал и вернул видимость в помещение. В ужасе я поймал на себе испуганные взгляды остальных присутствующих.

– Мы не должны здесь задерживаться, – наконец, сказала Вега тихо, но с жестким нажимом в голосе. – Чем дольше мы топчемся на одном месте и ничего не решаем, тем больше рисков.

– Рисков? – хрипло переспросил Кэмерон. – Ты имеешь в виду, что эта дрянь могла уже заразить весь корабль, пока мы даже еще не проснулись? Или что на этом корыте вообще может быть еще кто-то… или что-то?

– Держи рот на замке, – отрезала Вега.

Мы вышли из отсека, свернули за угол и оказались в коридоре, ведущем к жилым отсекам. Мы шли, держа темп, и только Саманта вдруг остановилась, вцепившись в плечо Джона.

– Стойте… – прошептала она. – Нас… нас семеро.

Я пересчитал про себя. Марта. Кэмерон. Саманта. Дрейк. Джон. Бишоп. И я.

Семь.

В воздухе повисла давящая тишина. Она была настолько плотной, что я почти слышал, как капли пота скатываются по моему подбородку и срываются на пол.

– Хоанг… он же шел с нами в отсек, – голос Саманты дрожал. – Я вроде видела его за собой. Я слышала его шаги…

– Черт возьми, – пробормотал Дрейк. – Где он?

– Тихо, – скомандовала Вега. – Не орать. Успокойтесь. Он мог просто остаться в главном отсеке, мог пойти к себе.

И тут раздался шорох. Легкий, почти ласковый, как если бы по полу разлетелись сухие листья. А потом… хрип. Протяжный, рваный. Звук больного, пытающегося вдохнуть сквозь легкие, залитые кровью.

Все устремили взгляды вглубь темного коридора. Свет в конце мигнул, и на секунду мне почудился силуэт – худой, с длинными руками, стоящий в тени. Я моргнул – и он исчез.

– Он там, – тихо сказала Вега. – Что бы это ни было… мы должны проверить.

– Что за чертовщина? – вскинулся Кэмерон. – Мне уже ни черта это не нравится!

– А у нас нет выбора, Кэмерон. Или ты видишь массу других возможностей для решения ситуации? – Вега глянула на него так, что он отвел глаза. – Двигаемся. И молчим.

Я шел в хвосте группы. С каждым шагом воздух становился плотнее. В груди росло ощущение, будто кто-то чужой медленно продирается сквозь ребра, чтобы выбраться наружу.

Перед самым входом в отсек лампы мигали все быстрее и тревожнее.

– Готовьтесь, – шепнула Вега. – Берем все, что можно использовать как оружие.

Дрейк кивнул и поднял разводной ключ. Кэмерон огляделся по сторонам и схватил огнетушитель, что висел на стене. Джон Льюис держал медицинский сканер, словно он мог защитить его от нападения.

И тут лампа прямо над нами лопнула с резким треском. Стекло осыпалось вниз. Саманта закричала, пригибаясь.

– Сука! – выдохнул Кэмерон. – Она… эта чертова жижа нас подслушивает!

Вега подняла руку, приказывая замереть. Из тьмы впереди послышался новый звук – капли, падающие на металл. Ровные, размеренные.

Кап… кап… кап.

– Это… конденсат? – шепотом спросил Джон.

Но никто не ответил. Все затаили дыхание.

Дверь открылась с протяжным металлическим скрипом. Воздух, пропитанный чем-то резким и сладким одновременно, хлынул наружу. Казалось, пахло чем-то средним между гарью, кровью и… больницей. Я почувствовал, как желудок скрутило в узел.

Дрейк шагнул первым, держа ключ наперевес. Его лицо казалось слишком напряженным, когда он напоследок оглянулся к нам, а кожа на костяшках побелела. Он исчез за дверью, и в ту же секунду раздался его вопль:

– Блядь! Боже… БОЖЕ!

Его голос срывался, превращаясь в гортанный хрип.

– Что там? ЧТО?! – закричала Саманта, но Вега резко подняла руку, заставив всех замолчать.

– Дрейк! – рявкнула она. – Докладывай!

В ответ – только судорожное дыхание.

Мы ворвались внутрь. Зрелище все равно ударило меня, как молотом.

Хоанг лежал на полу в неестественной позе. Грудная клетка была распахнута, как вскрытая крышка консервной банки. Ребра торчали наружу – сломанные, с зазубренными краями, обнажая пустую полость. Сердца и легких не было. Место, где должны быть органы, зияло темным, блестящим провалом.

По полу тянулись тонкие жилки багровой субстанции, похожие на сеть капилляров. Они словно еще секунду назад присасывались к телу, но теперь замерли. В их полупрозрачной ткани виднелись крошечные черные точки, шевелящиеся в медленном, ленивом танце.

Запах стоял невыносимый.

Саманта завизжала и отшатнулась к стене, ударившись спиной о холодный металл. Ее руки дрожали так сильно, что ногти царапали собственные плечи.

– Это… Этого не может быть… ЭТОГО НЕ МОЖЕТ…

Кэмерон стоял неподвижно, глаза его были широко распахнуты, зрачки расширены до предела.

– Мы… – его голос был еле слышен. – Мы все здесь умрем…

Джон закрыл рот ладонью, но не успел – его вырвало. Характерный звук и кислый запах заполнили пространство, в котором и без того было практически невозможно находиться.

Бишоп стоял молча, но я видел, как его губы шевелятся. Беззвучная молитва? Или он считал секунды до того, как начнет кричать?

Вега медленно подошла к телу и присела на корточки. Лицо ее окаменело. Только чуть дрожащие пальцы выдавали, что она тоже чувствует ужас.

– Кто-то… вырезал органы. Почти с хирургической аккуратностью.

Я замер у стены. В груди опять появилась тягучая пульсация, и сердце замедлилось. На секунду я ощутил… животный голод. Мне это показалось странным, я тряхнул головой. Паника начинала накрывать. Я зажмурился и сжал виски ладонями, пытаясь заглушить непонятного происхождения шум в голове. Он исчез… но оставил после себя ощущение полной прострации.

Вега поднялась.

– Мы должны еще раз попробовать связаться с Землей. Срочно!

– А, вот теперь понадобилось, да? – с сарказмом спросил Дрейк, голос его был низким и ломким. – Здесь все сдохло. И, может, не только системы.

Вега шагнула к панели связи, набрала код. Ответ – красный экран с предупреждением: «Сеть заблокирована. Код доступа изменен».

– Кто-то взломал коды… – сказала она тихо. – Мы полностью отрезаны.

– Полностью? – Саманта всхлипнула. – Значит… мы не выберемся?

Вега стиснула зубы.

– Мы выберемся. Но сначала мы должны понять, с чем имеем дело.

Нам оставалось лишь согласиться с Мартой, поэтому мы мрачно переглянулись и каждый осторожно кивнул головой. Одно было понятно наверняка: мы оказались в очень непростой ситуации, и никто не знал, что будет дальше.

***

Спустя десяток минут мы стояли в узком коридоре, уставившись на закрытую дверь отсека, за которой остался Хоанг. Никто не хотел говорить первым. Даже Вега молчала, стиснув зубы так сильно, что это становилось заметным.

Специфический запах железа все еще держался в воздухе. Даже здесь, за пределами отсека, он был ощутим, как напоминание: этот корабль теперь не просто транспорт, он стал чем-то… иным.

Кэмерон нарушил тишину. Его хриплый голос то и дело срывался на истерический смех:

– Знаете… я бы сейчас выпил. Много. До отключки. Потому что, мать вашу, я понятия не имею, как это пережить на трезвую голову.

– Прекрати, Стюарт, – отрезала Вега, не поднимая глаз. – Мы обязательно решим, что делать дальше. Нам необходимо восстановить доступ к связи. И пока мы живы, есть идеи, как это сделать?

– «Пока живы»… – хмыкнул он. – Ты сама слышишь себя, командир? Это звучит так, будто мы уже в списке жертв. Просто вопрос, кто следующий.

– Эта дрянь… – начал Дрейк, не отрывая взгляда от пола. – Она повсюду. Мы нашли ее в машинном отсеке, в гидропонных системах, а теперь и там, где был Хоанг. Может, это вообще не отдельные колонии, а единый организм?

– Организм? – переспросил Джон. Он тер лоб так, будто хотел протереть до кости. – Колония микроорганизмов, возможно. Но то, что мы видели… Это не какая-то там обыкновенная биомасса. Поведение координированное. Она как… как нейронная сеть.

– Хуже, – сказал Бишоп. Голос его был ровным, но в глазах плясали искры напряжения. – Это может быть паразит, инфильтратор. Не внешняя угроза, а внутренняя. Та, что внедряется в организм и… меняет его.

Саманта вздрогнула и прижала руки к груди.

– Что если… это воздействует и на нас? В смысле… я не знаю… а если мы сойдем с ума?

Все взглянули друг на друга. Мгновение длилось слишком долго. Каждый взгляд колол не хуже иглы – подозрительный, полный невысказанного.

– Мы бы уже заметили, – сухо сказала Вега. – Пока нет признаков.

Я отвел глаза и сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

– Нужно что-то делать, – сказал Дрейк. – Прямо сейчас. Пока эта дрянь не распространилась. Сжечь ее. Вывести в вакуум. Черт, хоть взорвать к херам половину «Odyssey», если потребуется.

– Отличный план, – хмыкнул Кэмерон. – Давайте сами себя уничтожим быстрее, чем это сделает кто-то другой.

– У нас нет выбора, – рявкнул Дрейк. – Или эта хрень убьет нас по одному.

– Есть выбор, – вмешался Джон. – Мы можем взять пробы. Исследовать. Найти уязвимость. Если это организм – у него должны быть слабые места.

– Вы оба говорите, как будто у нас есть время, – мрачно заметил Бишоп. – Но эта штука уже успела вырезать Хоанга. Вопрос: кто следующий?

Вега подняла руку, заставляя всех замолчать.

– План такой. Мы изолируем зараженные отсеки. Поставим локальные датчики. Пробы берем, но контактировать с субстанцией только в скафандрах. Если ситуация выйдет из-под контроля… уничтожим пораженные зоны. Согласны?

– «Согласны»? – повторил Кэмерон и сухо рассмеялся. – Тут же демократии нет, да? Ну и черт с ним.

– А он? – Саманта кивнула на дверь отсека. – Мы не можем… оставить его там.

– Мы и не оставим, – сказала Вега. – Подготовим тело к выбросу через шлюз. Это… последнее, что мы можем сделать.

– Последнее, – повторил Дрейк глухо.

Мы не говорили ни слова, пока несли тело Хоанга к шлюзу. Мешок для останков был слишком легким. Как пустая оболочка, оставшаяся после того, как кто-то аккуратно вынул из нее все важное.

Я замыкал строй и чувствовал, как с каждым шагом по спине стекает пот – холодный, липкий. Запах гари и чего-то сладкого еще витал в отсеке, где мы нашли распотрошенное тело. И теперь эта вонь преследовала нас, как невидимый след.

Шлюзный отсек обдал ледяным дыханием рециркуляции. Лампы над головой мигали, как замершие глаза, глядящие сверху.

Вега первой положила руку на панель управления и взглянула на нас. Ее лицо было неподвижным, но в уголках глаз дрожало напряжение.

– Это все, что мы можем для него сделать, – повторила она.

Саманта всхлипнула. Она стояла, сжав руки так, что костяшки побелели.

– Он… он не заслужил… такого. Не заслужил быть выброшенным, как мусор.

– Он не мусор. – Вега глянула на нее резко, но в голосе ее звучала усталость. – Мы отправим его к звездам. К сожалению, другого выхода нет.

Мы все стояли вокруг мешка. Дрейк держал в руках разводной ключ. Кэмерон вел пальцем по запотевшему стеклу иллюминатора, выводя бессмысленные линии.

– Прощай, дружище, – тихо сказал Джон. – Мы постараемся не пойти следом.

Вега нажала на кнопку. Гидравлика зашипела, дверь шлюза медленно поползла в сторону, издав низкий гул, похожий на стон.

Мешок скользнул по полу и застыл на пороге, как если бы сам «Odyssey» не хотел отпускать свою добычу. Потом – резкий толчок вакуума. Тело унесло в безмолвную черноту.

Мы смотрели, как он исчезал. Сначала виднелся контур мешка, потом он растворился, став частью той бесконечной пустоты, что окружала корабль.

У иллюминатора я вдруг ощутил, как внутри меня что-то дрогнуло. Легкий зуд под кожей, еле заметный, но нарастающий.

И в этот момент мне показалось, что я слышу тихий шепот за стеклом:

«Хорошо».

Я вздрогнул, вновь ощущая, как мурашки пробегают волной по спине. Я понятия не имел, что это был за голос, но он меня жутко пугал. И мне еще предстояло в этом разобраться.

***

Каюта была крошечной. Четыре голые стены, узкая койка, тусклый свет аварийного режима, лениво пульсирующий у потолка. Воздух казался застоявшимся, пахло старым фильтрами и пылью, смешанной с ржавчиной.

Я сидел на койке, сгорбившись, локти опирались на колени, ладони вцепились в виски. Сердце билось тяжело и, казалось, непривычно медленно. В ушах стоял глухой стук. Так мог отдаваться пульс… но мне казалось, что это нечто другое.

Я вздрогнул и провел ладонями по лицу. Кожа была влажной, холодной.

В дверь раздался слабый стук.

– Эван? – голос за дверью дрожал. – Ты… не спишь?

Это Саманта.

Я медленно поднялся и подошел к панели. Щелчок замка показался оглушительным в тишине.

Она стояла на пороге – бледная, глаза красные от слез, руки сжаты в кулаки.

– Прости, – сказала она чуть ли не шепотом. – Мне… мне страшно. Я не могу заснуть. Каждый раз, как закрываю глаза, я вижу его. Его грудь… – ее голос сорвался. – Можно я… просто немного побуду здесь?

Я кивнул и отступил.

Она прошла внутрь, села на край койки и обняла себя за плечи.

– Тебе не кажется… – начала она, не глядя на меня, – что это все бессмысленно? Мы… Мы как мухи в банке. И кто-то медленно наполняет ее газом.

– Да, похоже на то… – ответил я после недолгой паузы.

– А если… если эта штука уже внутри нас? – Она посмотрела на меня. Глаза блестели, как у загнанного зверя. – Я иногда… слышу шорохи… какие-то пугающие звуки, знаешь…

Я отвел взгляд.

– Это нервы. У всех после гибернации бывают сбои восприятия.

– Думаешь? – Улыбка ее была слабой, натянутой. – А если это уже не мы? Если мы все… заражены?

Я застыл, глядя на нее. Мне хотелось сказать: «Я знаю. Я чувствую это». Но слова застряли в горле. Вместо этого я медленно кивнул. Странный гул в голове усилился.

Я закрыл глаза и втянул воздух. Внезапно шум стих, как если бы кто-то выключил радио.

Мы просидели так долго, в тишине, слушая гул «Odyssey». Иногда она что-то бормотала о Земле – о том, как скучает по дождю, по запаху кофе, по звуку трамваев за окном.

Я слушал, и в голове у меня были только ее слова и глухое, предательское эхо:

«Ты не вернешься. Никто из вас».

Наконец Саманта поднялась.

– Спасибо. Правда. Я… мне стало легче.

Я кивнул. Она ушла, и дверь за ней закрылась с мягким щелчком.

Я снова остался один в темной каюте. Сердце стучало медленно, тяжело. Где-то в недрах «Odyssey» раздался очередной протяжный стон. Я проворочался еще несколько часов, но мне все же удалось уснуть.

Глава