Читать онлайн Воспитание бабочек

1

Стеклянный город походил на мираж среди широкой равнины. Таким она увидела его из иллюминатора самолета, когда прибыла туда впервые. Хрустальные башни, дрожащие в разреженном воздухе. Блики солнца на стали. Небо, отражающееся в зданиях.

С той секунды Серена привыкла представлять себе город, где решила поселиться, именно так: Милан – огромный зеркальный собор.

Она переехала туда, едва получив магистерскую степень в области корпоративных финансов в международной школе бизнеса Хальта. Лондон никогда не казался ей подходящим местом для жизни и, пожалуй, был слишком очевидным выбором для брокера. Но Милан пришелся Серене как раз по душе.

Ее место было на высоте. И она никогда больше не собиралась спускаться на землю. Город в облаках стал идеальной аллегорией ее амбиций.

Ее офис находился на двадцать третьем этаже одного небоскреба, а квартира – на девятнадцатом этаже другого. Вид оттуда открывался изумительный, но мало того: ритм жизни в городе в облаках стремителен, а значит, приходилось всегда быть в курсе событий, причем не только в мире бизнеса. Иначе она рисковала безнадежно отстать и оказаться не у дел.

Обычно Серена спускалась на улицу только для того, чтобы прогуляться, пройтись по бутикам Квадрилатеро[2], попробовать экспериментальную кухню в очередном новом ресторане, выпить в одном из модных заведений или посетить театр «Ла Скала». Обитатели города в облаках были беспечны и сознавали собственное легкомыслие. Тот, кто не отличается легкостью, не может летать. Живя, как языческие божества, они распрощались с духовностью. Их гуру были шеф-повара и бармены, а единственными советчиками – личные тренеры. Избавившись от идеи вечной жизни, они получили взамен обещание немедленного, гарантированного удовольствия – эфемерное счастье, за которое им не приходилось чувствовать себя ни обязанными, ни виноватыми.

До того июньского дня этот идеальный образ жизни и поведения разделяла и Серена. Но теперь все ее опоры грозили рухнуть. Сейчас все казалось несовершенным или, во всяком случае, неприемлемым для нее.

Начиная с этого стерильного процедурного кабинета.

Неправдоподобная голубизна стен, которые ее окружали. Плакаты с безликими пейзажами, развешенные на них без какой-либо эстетической подоплеки, просто чтобы заполнить пустоту. Неоновая люстра, висевшая над ее головой и горевшая даже днем. Койка, на которой она сидела, свесив ноги. Шероховатая бумага, покрывающая поверхность под ее ягодицами. Тощие ступни, которые она засунула в нелепые розовые пластиковые тапочки, такие большие, что пальцы торчали наружу, и, казалось, эти шлепанцы вот-вот один за другим свалятся на застеленный линолеумом пол. Дурацкая сорочка в цветочек, которую ей выдали в обмен на ее дизайнерскую одежду.

Все явно было неправильно. А может, это она, Серена, не на своем месте. Возможно, ей попросту не следовало здесь находиться. Да, так и есть.

Но самой непростительной ошибкой в этом чужом месте было окно, выходившее во внутренний двор. Там стояли мусорные баки многоквартирного дома, рядом – двигатели систем кондиционирования, соединенные с металлическим трубопроводом, который поднимался до самой крыши и неумолчно шумел, якобы незаметно, но пронзительно и невыносимо. За единственным ограждением виднелся поток машин и прохожих.

Серене все это было в новинку. Лица людей, идущих по улице или садящихся в трамвай, их несуразная одежда, повадки, то, как они взаимодействовали друг с другом. Казалось, они из другого времени, с другой планеты.

Даже соседние квартиры, которые виднелись в окнах, и те выглядели странно. Пустые жилища, тихо и неподвижно ожидавшие возвращения хозяев, были обставлены предметами, которые она бы ни за что не купила. Однако, как ни удивительно, кто-то их приобрел. Светильник с портретом Мэрилин Монро. Мебель в стиле «шебби-шик»[3]. Зверушки из искусственного хрусталя. Эти вещи – не просто ширпотреб. Они объективно безобразны. И свидетельствовали не просто о неудачном выборе или дурном вкусе.

За каждой из них скрывалась целая череда неверных жизненных решений.

На одной кухне суетилась молодая женщина – вполне вероятно, ровесница Серены. Одного этого было достаточно, чтобы до некоторой степени отождествить ее с собой. Сам факт, что эта женщина хлопотала по дому, вместо того чтобы быть на работе, привел Серену в ужас. А может, именно в этом и заключалась ее работа. И она проводила время в чужом доме. Эта мысль тоже была неприятной.

«Что я здесь делаю?» – спрашивала себя Серена. Она поняла, что никогда не останавливалась, чтобы понаблюдать за городом снизу. Ей это не нравилось, она хотела вернуться на уровень, который ей соответствовал. Уровень, с высоты которого другие люди в окне казались ничтожно маленькими.

Вместо этого Серена торчала здесь уже несколько часов, полуголая и во власти незнакомых врачей, которые подвергли ее целой череде более или менее инвазивных обследований, задавали все более и более неловкие вопросы. А теперь, когда пытки и допросы вроде бы наконец завершились, врач бросила ее в этой комнатушке, пообещав вскоре вернуться с ответами.

Между тем «скоро» превратилось в сорок пять бесконечно долгих минут.

Серене хотелось пи́сать, и, что еще хуже, у нее не было с собой смартфона. Мобильник помог бы ей скоротать время, но он лежал в сумке, которую она оставила в раздевалке вместе с одеждой. Она не попросила, чтобы ей вернули телефон по окончании обследования, поскольку даже представить себе не могла, что ожидание ответа продлится так долго и превзойдет пределы ее терпения. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, она вынужденно оглядывалась по сторонам и смотрела в проклятое окно, исследуя мир, к которому не принадлежала.

А виной всему – чертово несварение желудка.

Расстройство началось две недели назад. Когда посреди ужина в мишленовском этническом ресторане ей пришлось вскочить из-за стола и выбежать в туалет, чтобы извергнуть наружу целую тарелку куранто[4]. Затем она поклялась себе, что никогда больше не будет есть мясо и морепродукты, смешанные в одном блюде. С того времени тошнота, сопровождавшаяся желудочными спазмами и головокружением, не покидала ее. Серена питалась пищевыми добавками, крекерами и хлебцами. Однако иной раз ей не удавалось проглотить вообще ничего.

Она возглавляла стратегический отдел высокорисковых и высокоприбыльных инвестиций в инвестиционном банке и стала такой же неприлично богатой, как и ее клиенты. В финансовых кругах ее называли белокурой акулой, уважали и боялись. Но, как правило, белокурые акулы не могут позволить себе ни малейшей слабости. К тому же приближался конец первого полугодия, и Серене нужно было сформировать новый портфель ценных бумаг и перераспределить бюджет. Короче говоря, самая напряженная пора в году была в разгаре, и она не могла облажаться.

Опасаясь повторения той же досадной ситуации, что и тем вечером в ресторане, она выстроила свой график таким образом, чтобы встречи с клиентами или подчиненными длились не дольше получаса. Но этого было недостаточно. Она уже дважды откладывала командировку во Франкфурт и выходные на Форментере, отменяла занятия пилатесом и пропускала ежедневные двухчасовые тренировки в спортзале. Вынужденная диета, в которой она совершенно не нуждалась, отрицательно сказывалась на ее мышцах, особенно на плоском животе. Но когда она пыталась есть белковую пищу, организм отвергал ее, будто яд.

Мало того, Серена либо вообще не могла заснуть, либо с трудом просыпалась по утрам. Она теперь выглядела изможденнее и, чтобы скрыть это, прибегала к такому количеству макияжа, которое ей, всегда гордившейся своей сияющей от природы кожей, казалось невообразимым. Изо рта плохо пахло, даже ногти слоились. Светлые волосы потеряли объем и выпадали сильнее обычного.

Заподозрив у себя какую-то неизлечимую болезнь, Серена наконец решилась обратиться к тем, кто мог бы определить причину ее недуга. У нее не было никакого плана действий на случай, если диагноз действительно окажется смертельным, что было странно для такого человека, как она, который привык все контролировать.

Положиться на семью Серена не могла. Отношения с отцом и матерью она давным-давно почти не поддерживала. Она была единственным ребенком, и ее родители развелись. Впоследствии оба вступили в новые браки, и она никогда не общалась с младшими братьями. Других контактов, у нее по сути, не было.

Что до друзей, то их было немного, и те тщательно отобранные. Эти связи строились специально для того, чтобы делиться приятными впечатлениями, не чувствуя себя обязанными делать то же самое в отношении неприятных. Поэтому она не могла бы винить друзей, если бы те не пожелали возиться с ее смертельной болезнью. В соответствии с негласным договором ее на их месте тоже избавили бы от любых моральных обязательств.

На данном этапе Серена не жалела, что не обзавелась ни мужем, ни детьми. В тридцать лет мысль завести семью была ей чужда, и наверняка все осталось бы так и в пятьдесят. Ее образ жизни был тем, чего она желала, к чему стремилась и решительно планировала. Даже ее необыкновенная красота требовала стольких усилий, что никто не мог счесть ее несправедливым преимуществом. Ее кредо всегда была сдержанность. Со своим умом и упорством она никогда не нуждалась в поиске легких путей.

Но сейчас, когда ее волосы были собраны в хвост резинкой, а руки почти час теребили бумажный платок, уже изорванный в клочки, Серена испытывала огромную жалость к себе. Жалость и дискомфорт. Ее мочевой пузырь, казалось, грозил лопнуть, и, хотя кондиционеры в процедурном кабинете были настроены на поддержание стабильной температуры в двадцать три градуса, ей было холодно.

Она твердила себе, что это просто «чертово несварение». Одно из тех пищевых отравлений, которые могут длиться неделями, прежде чем организм полностью очистится. Но отдаленная часть ее разума не могла не задаваться вопросом, что же на самом деле таит в себе ее идеальное на вид тело. Нежеланного гостя с одним из тех сложных названий, которые знают только врачи. Когда слышишь его впервые, понимаешь, что вскоре оно станет хорошо знакомо и тебе. Подобно родственнику со стороны мужа – действует на нервы, но приходится его терпеть, хотя он не кровь от твоей крови.

Серена старалась отогнать мрачные мысли. Вот почему она упорно смотрела в окно. Возможно, ей следовало бы позавидовать женщине, занятой домашними хлопотами на кухне в квартире по ту сторону двора. Но, как бы она ни пыталась, она не могла силой вызвать у себя желание оказаться на ее месте.

«К черту домохозяек и матерей семейств. К черту женушек. К черту тех, кто довольствуется только одним мужчиной. К черту тех, кто дает только затем, чтобы почувствовать себя желанными. К черту тех, кто довольствуется малым».

Серена ругалась про себя в тишине, ставшей настолько тягостной, что выдерживать ожидание стало невозможно, и тут дверь открылась: врач не потрудилась постучать.

Закрыв за собой дверь, она подошла к кушетке, прижимая к груди папку. Вытащив оттуда первый лист, она протянула его Серене.

– Вот результаты обследования, – объявила она.

Серена с напускной невозмутимостью взяла листок бумаги, но ее рука слегка дрожала. Затем она прочла, что там написано. И впала в ступор. Все ее домыслы и предположения оказались ошибочными.

– Вы точно уверены? – спросила она с совсем иным ужасом в голосе.

Врач взглянула на Серену так, словно та только что чертыхнулась в церкви.

– Да, – удивленно, но втайне забавляясь подтвердила она.

Серена инстинктивно положила руки на живот, но ей не хватило смелости опустить взгляд на свой рельефный пресс, в данный момент скрытый под нелепой сорочкой в цветочек.

Врач сочла своим долгом добавить маленькую уточняющую подробность:

– Иногда явные признаки отсутствуют вплоть до четвертого месяца.

2

На обратном пути в свой офис в верхнем городе, пока нижний город проносился за окном такси, Серена вспоминала сюрреалистический диалог с врачом, который последовал за новостью о ее беременности.

– Итак, что мы можем сделать? – тут же спросила она, намекая этим множественным числом, что не примет ответ, не предполагающий решения. В тоне вопроса слышалась завуалированная угроза, как будто Серена считала врача в полной мере виновной в происходящем только потому, что та ей о нем сообщила.

Женщина снисходительно улыбнулась, вероятно заметив, что глаза Серены расширились от ужаса:

– В отсутствие реальной опасности для физического или психического здоровья матери закон запрещает проводить искусственное прерывание беременности при сроке более девяноста дней, что соответствует двенадцати неделям и шести дням.

– Ну вы же только что сказали, что я еще не на четвертом месяце, – с надеждой возразила Серена.

Улыбка врача сменилась сочувственной гримасой:

– Вы превысили установленный законом срок на пару недель.

«Аккурат период моего желудочного расстройства», – подсчитала Серена, приспустив окно такси. Маленькое существо, плавающее у нее внутри, словно предвидя ее реакцию на эту новость, затаилось на время, необходимое, чтобы преодолеть назначенный законом порог. Оказавшись вне опасности, оно решило заявить о своем присутствии самым жестоким образом. «Оно хорошо меня знает и даже владеет азами права», – сказала себе Серена, думая, что списывать это совпадение на случайность значило бы слишком сильно преуменьшить собственную проницательность. Доказательством служило то, что, как только она узнала о беременности, тошнота мгновенно прекратилась.

Плоду больше не требовалось привлекать к себе внимание.

У Серены вырвалась веселая усмешка. Но она почти сразу же ее подавила. Она не собиралась свыкаться с мыслью о том, что в животе у нее живет другой человек.

Как ни странно, до сих пор она не задавалась вопросом, как он туда попал.

Прежде всего: когда это произошло? Надо было спросить у врача, но Серене внезапно нестерпимо захотелось скорее снять сорочку в цветочек и спешно покинуть процедурный кабинет.

– Сходите к своему гинекологу, чтобы встать на учет, – порекомендовала напоследок врач, когда Серена шагнула за порог стерильной комнатушки в поисках раздевалки с одеждой.

Ее гинеколог была последним человеком, к которому она стала бы обращаться, учитывая, что спираль, которая должна была уберечь ее от подобных проблем, не сработала. Мало того, из-за прогестерона в противозачаточном средстве у нее прекратились менструации, лишив ее драгоценного тревожного звоночка.

«Я забеременела между январем и февралем», – сказала себе Серена, самостоятельно разгадав загадку времени. После чего стало возможным ответить на второй вопрос, пришедший ей в голову. Сообразить, где это произошло, оказалось просто: на Бали, во время недельного отпуска с четырьмя подругами на курорте «Булгари резорт». Они ни в чем себе не отказывали в эти семь дней, почти целиком проведенных то на пляже, то на вечеринках, то на пляжных вечеринках.

«Где» и «когда» определены – оставалось установить, «кто». Задача посложнее. Что-то в ней сопротивлялось мысли называть этого человека «отец», поскольку тогда ей пришлось бы считать себя «матерью».

Соучастником мог быть серфер с пляжа Пандава. Длинные волосы, голубые глаза. Вся его одежда состояла из саронга, повязанного вокруг талии, и кораллового ожерелья. Широкие плечи и потрясающий пресс. Татуировка: дракон на правой икре.

Серена заметила его у большого костра, когда садилось солнце.

Он тоже смотрел на нее. Какое-то время они пожирали друг друга глазами, а потом, пока оркестр гамелан[5] заставлял присутствующих танцевать вокруг костра под звуки мистической мелодии, отделились от маленького племени и молча, рука об руку, побрели вдоль берега. Когда они поняли, что отошли достаточно далеко от ритма барабанов и ксилофонов, он уложил ее на песок и под покровом звездной ночи снял с нее белое льняное платье, развязал свой саронг и забрался на нее сверху. Серена еще помнила тепло его загорелого тела, соленый вкус его кожи и воздух, наполненный запахами леса. Она предоставила инициативу ему, и он сделал с ней все, что хотел. Достигнув желаемого, она встала и без единого слова вернулась на вечеринку в одиночестве.

Ей не понадобилось даже его имя.

Или это был блондин-норвежец в нелепой рубашке с большими золотыми орхидеями. С ним все было иначе, потому что до близости они даже поболтали. Они познакомились в баре в заливе Беноа. Серена помнила, что назвалась вымышленным именем, и, вероятно, он сделал то же самое, так как в начале вечера представился Кевином, а потом стал Карлом. Для искренности не было причин, поскольку оба знали, что после того вечера больше не увидятся.

Этот секс должен был стать приятным сувениром на память, о котором можно было бы фантазировать и тем самым утешать себя, когда настанет зима жизни.

Чтобы обеспечить себе алкогольное алиби, они пили арак с фруктовым соком. Норвежец нес что-то о работе программиста и стартапе, который он только что продал за несколько миллионов. Серена притворялась, будто ей интересно, а потом, почувствовав себя достаточно раскованной, взяла его руку и сунула себе между ног.

Номер в отеле неподалеку. Свет и уличный шум, проникавшие сквозь бамбуковые жалюзи. Лопасти вентилятора, лениво вращавшиеся на потолке, смешивая горячий воздух с ароматами специй и различных блюд и выхлопными газами проезжающих машин.

На рассвете они попрощались без сожалений.

Третьим в балийском списке был пятидесятилетний мужчина, которого Серена встретила за день до возвращения в Милан, – он отдыхал на том же курорте в одиночестве. Ни жены, ни девушки, ни друзей. Превосходные манеры и слегка восточная внешность; сказал, что его зовут Нил, – и больше ничего. Торговец ювелирными изделиями, он прилетел, чтобы доставить важному клиенту какую-то уникальную драгоценность, но затем решил задержаться и позволить себе небольшой отпуск. Нил безупречно говорил по-английски и по-французски, но ей не удалось определить, откуда он родом. Они познакомились днем на пляже – оказались на соседних шезлонгах. Серена не помнила, как завязалась беседа, но они почти сразу заговорили о том, что, по странному совпадению, все местные сотрудники курорта, как мужчины, так и женщины, носили одни и те же несколько имен. Нил вежливо объяснил, что на Бали детям дают имена в соответствии с порядком рождения. Первенца называют Вайан, второго ребенка – Маде, третьего – Ньоман, четвертого – Кетут. А если в семье рождается больше четырех детей, цикл повторяется с добавлением второго имени – Балик, что означает «еще один». Таким образом, Вайан Балик – это «еще один или еще одна Вайан». Точно так же появляются «еще один или еще одна Маде», Ньоман Балик или Кетут Балик.

Серена почувствовала себя неловко в роли типичной туристки, которая почти ничего не знает о культуре принимающей страны. Он мгновенно избавил ее от смущения, переведя тему на чтение: Серена взяла с собой на пляж романы Мартина Эмиса и Орианы Фаллачи и, как обычно, в зависимости от настроения переключалась с одного на другой. Нила позабавила эта ее привычка. Они провели вместе целый день, делясь литературными предпочтениями и музыкальными вкусами. Во время полового акта он был внимательным и чутким – качества, редко встречавшиеся у мужчин, с которыми Серена имела дело прежде. Попрощался Нил, как настоящий джентльмен, и во избежание смущенных взглядов не появился вечером на общем ужине. Но в день отъезда кто-то оставил для нее на стойке регистрации книгу Гиллиан Флинн.

Теперь, сидя в такси, застрявшем в миланской пробке, Серена невольно задумалась, не он ли избранник судьбы. Возможно, неспроста они, едва познакомившись, заговорили об именах и детях?

Прелесть отпусков заключается в том, что их можно оставить позади и спланировать следующие. Но Серена подозревала, что теперь ее представление об отдыхе изменится навсегда. Следующая развлекательная поездка пройдет под гнетом воспоминаний об этом опыте.

Она еще раз перебрала в памяти образы троих полунезнакомцев, которые вошли в ее жизнь и ушли из нее со скоростью хорошего перепихона. Один из них никогда не узнает, что он отец непрошеного гостя в ее лоне, продолжит жить своей жизнью в блаженном неведении без каких-либо предчувствий и тревог. И когда-нибудь умрет без малейших угрызений совести.

Если бы пришлось угадывать, кому из троих приписать эту честь, Серена не смогла бы выбрать. Будь то голубоглазый серфер, блондин-норвежец или джентльмен Нил с восточными чертами, для нее это мало что меняло, ведь пульсирующая тайна, которая пряталась в ее утробе, была совершенно нежеланной.

Серена могла бы определить отцовство по внешности новорожденного. Но она уже решила, что этого не случится.

Поскольку беременность достигла слишком позднего срока и аборт не представлялся возможным, она ухватилась за совет врача:

– Выносив ребенка, вы сможете отдать его на усыновление. Разумеется, вы не будете первой, такое происходит гораздо чаще, чем вы думаете. Весь процесс полностью анонимен. Социальные службы заберут его прямо из родильной палаты. Вам даже не обязательно его видеть.

3

Серена, привыкшая планировать все сферы своей жизни, решила так же подойти и к беременности. Строгая организация – самый эффективный способ избежать неожиданностей и, прежде всего, эмоциональной вовлеченности. Чтобы абстрагироваться, необходимо рассматривать происходящее как операцию, которую следует довести до конца.

Двадцать пять недель. Нужно потерпеть всего двадцать пять недель. Потом все разрешится само собой.

Чтобы придать себе оптимизма относительно исхода дела, Серена сразу же подумала о том, что случится после. Покончив с формальностями, она вознаградит себя за усилия – упорхнет на какой-нибудь отдаленный островок в одиночестве и понежится на солнце. А по возвращении полностью обновит обстановку квартиры, спустив неприличную сумму на дизайнерскую мебель из всевозможных миланских студий.

Определившись с наградой, Серена позаботилась и об остальном.

Она выбрала тактичного и понимающего гинеколога, который будет наблюдать за ней до родов, намеченных на ноябрь. Она изменит свой режим питания и образ жизни в соответствии с указаниями врача и станет тщательно придерживаться всех предписаний. Она будет проходить необходимые осмотры и плановые анализы. Ведя себя как образцовая беременная, она выполнит долг по отношению к будущему ребенку.

После чего у нее не останется перед ним или ней никаких обязательств.

Чтобы ни среди знакомых, ни на работе не догадались о ее новом положении, она изменит имидж, перейдя на более просторную одежду, которая скроет неизбежные округлости. А в последние месяцы, когда такие уловки станут бесполезными, исчезнет вместе с друзьями и начнет разъезжать по зарубежным филиалам инвестиционного банка. Перед иностранными коллегами, к которым она будет наведываться лишь ненадолго, ей не придется оправдываться за свой живот, а в Милан она вернется только за пару недель до родов.

Для этого Серена уже подобрала частную клинику. Одноместная палата со всеми удобствами.

Во избежание подобных инцидентов в будущем она записалась на то же время на двустороннюю сальпингэктомию. Удаление обеих труб помешает ей снова зачать. Но это решение не далось ей тяжело. То, что с ней происходило, только укрепило ее решимость. Серена сознавала, что многие женщины осудили бы ее за такой поступок. По правде говоря, ей было наплевать. Тем не менее она решила оставить свой выбор в тайне.

На регулярных обследованиях УЗИ в последующие недели она ни разу не наблюдала за развитием плода на мониторе, предпочитая отводить взгляд, не желала слушать сердцебиение и никогда не спрашивала пол будущего ребенка.

Крошечное существо росло у нее внутри, но Серена так и не передумала.

Она не могла контролировать свои гормоны, поэтому боялась, что перепады настроения заставят ее поколебаться. Лишь однажды у нее случилось нечто вроде срыва, но не в том смысле, что в ней внезапно проснулся материнский инстинкт.

Это произошло в самом начале, в спортзале, в самый обычный вечер.

По совету врача Серена сильно сократила физическую активность, чтобы не повредить здоровью плода. Для нее это была большая жертва: ее организм подсел на эндорфины и серотонин, выделявшиеся благодаря интенсивным тренировкам. Они требовались Серене на уровне мозга, чтобы всегда чувствовать себя продуктивной и энергичной на работе. В ее окружении многие прибегали к наркотикам, особенно к кокаину. Но такие, как она, Серена, достигали аналогичного эффекта за счет стараний и труда. Завязать с такой зависимостью было нелегко, но ей прекрасно удавалось.

Кроме одного злополучного дня.

Около одиннадцати часов вечера спортзал опустел, и Серена осталась одна. Она занимала крайнюю в ряду беговую дорожку перед большим окном с видом на ночной город. В соответствии с рекомендацией врача, она бежала в неизменном темпе, не требующем излишнего напряжения. На заднем плане – классическая музыка. Поверх шорт на Серене была черная толстовка. Волосы она завязала в хвост, а на шею повесила белое полотенце, которым время от времени вытирала капельки пота с лица.

Согласно дисплею, на таймере, который Серена установила перед началом бега, оставалась еще пара минут, но она уже пробежала восемь километров. Ей показалось, этого достаточно. Протянув руку, чтобы остановить движущую дорожку, она нечаянно нажала кнопку, увеличивающую скорость. И поддалась неожиданному порыву. Вместо того чтобы исправить ошибку, она уступила тренажеру и побежала быстрее, все так же удерживая руку на сенсорном экране.

Вскоре она снова нажала кнопку увеличения скорости. Один раз, затем второй, третий. Она бежала, пока не почувствовала, что икры пульсируют совсем как раньше, когда преодолевать этот предел было для нее в порядке вещей. Мышцы задрожали, с лица и спины градом потек пот. Ей захотелось избавиться от проклятой толстовки. Серена стиснула зубы от злости, отчаянно отдаваясь безумному и одинокому стремлению бросить вызов собственным ограничениям. Она не понимала, что на нее нашло. А может, понимала слишком хорошо. В глубине души ей хотелось, чтобы ребенок устал жить у нее внутри и освободил ее.

Давай покончим с этим. Здесь и сейчас.

Бессмысленную попытку вытравить его прервала острая резь внизу живота, от которой Серена согнулась пополам, мгновенно нажав кнопку экстренной остановки. Дорожка под ней остановилась, от боли перехватило дыхание и подогнулись колени. Она едва успела удержаться за поручень, а другой рукой обхватила живот. Спазм не проходил и был так силен, что Серена не могла снова открыть глаза. Она заподозрила, что умирает. Затем боль исчезла так же, как и появилась, не оставив и следа. И ей снова стало хорошо, как будто ничего и не было. Однако угроза прозвучала в голове слишком явно.

Ты от меня так просто не избавишься. И если придется, мы погибнем вместе. С тех пор у Серены больше не возникало искушения повторить эксперимент.

Она где-то вычитала, что между четырнадцатой и двадцатой неделями, когда беременные женщины начинают чувствовать шевеления плода, с ними происходит что-то волшебное. Именно по этой причине Серена сочла, что для нее этот период может оказаться самым трудным. Хотя она была тверда в своих убеждениях и уверена, что у нее нет материнского инстинкта, она не могла знать, как отреагирует на то, с чем никогда раньше не сталкивалась и что вызывает потрясение у других беременных.

До этого Серена не до конца осознавала, что, куда бы она ни шла и что бы ни делала, с ней всегда другой человек.

Однажды днем он заявил о себе на трапе самолета, вылетавшего в Нью-Йорк. Это было почти неощутимо. Это легко можно было принять за обыкновенные желудочные колики. Но их продолжительность убедила Серену, что дело совсем в другом. Секундой меньше, и у нее остались бы сомнения. А так все было однозначно.

Движение исходило не от нее. Его вызвал кто-то другой у нее внутри.

С тех пор этот опыт повторялся все чаще и чаще, не вызывая у Серены эмоционального отклика, который побудил бы ее сменить планы. Она не потеряла самообладания, даже когда последовали толчки, больше напоминавшие меткие удары по различным внутренним органам. Неудобство было терпимым. Кроме как по ночам, когда землетрясения внутри мешали ей спать.

Но и эта проблема успешно решилась.

Толкая по проходам супермаркета тележку, полную полезных продуктов, Серена вдруг остановилась перед банкой «Нутеллы». Каждый вечер перед сном она съедала три чайные ложки этой коричневой дряни и обнаружила, что ее неугомонного гостя это замечательно унимает.

В остальном все шло хорошо, и Серена быстро двигалась к родам, которые должны были покончить со всеми ее неприятностями.

Она все больше убеждалась в том, что мальчика или девочку лучше оставить на воспитание кому-то другому, и никогда не упускала возможности указать себе на положительные стороны этого решения. Например, все будущие осложнения, связанные с воспитанием сына или дочери. Она избавит себя от подростковых выкрутасов и необходимости выбирать направление в учебе. От первой любви, пробуждения сексуальности, первых разочарований. В ближайшей перспективе ей не придется даже беспокоиться о «приданом» для новорожденного, покупке колыбельки или коляски и подготовке детской. Никаких кормлений грудью или бутылочек посреди ночи. Никаких педиатров, газовых колик и первых зубок. Никаких срыгиваний и детского питания. Никаких подгузников.

Первые ползунки новорожденному предоставит частная клиника – они входили в стоимость услуг, которые она оплатила.

И ей не придется выбирать имя. Эта задача, как и все прочие, ляжет на плечи приемной семьи.

Серена никогда не узнает, кто эти приемные родители. Никогда их не увидит. А может, и увидит – в будущем, случайно. Но не поймет, что это они. Как не узнает и своего будущего ребенка, если когда-нибудь встретит его или ее. В этом она была уверена.

Зов крови – хорошая отговорка для романтиков, не имеющая под собой никаких оснований в реальной жизни. Серена слышала, что более сорока процентов людей не знают, что они не дети своих отцов. А поскольку сама она не чувствовала никакой связи с семьей, которую покинула много лет назад, возможно, и плод, который она вынашивает, унаследует этот счастливый ген. Тот самый, что так облегчал ей достижение цели, которую она перед собой поставила.

Отделаться от ребенка раз и навсегда.

Мысль об этом должна была хоть как-то ее ранить. К примеру, в двенадцать лет ей подарили ангорского кролика. В то время она жила с мамой и отчимом. Всего через три дня родителям пришлось избавиться от животного из-за неожиданной аллергии у сводного брата. В тот раз Серена испытала прежде неведомую, почти невыносимую боль. Память об этом не потускнела до сих пор, и она боялась, что после родов испытает такие же страдания. Сравнение было не самым удачным, но страх – более чем обоснованным. Тем не менее по мере приближения судьбоносного момента беспокойство утихало, потому что Серена была уверена: она крайне мало может предложить малышу как с точки зрения материнского инстинкта, так и простого сочувствия.

Убежденная, что она права, что она не передумает и что она приняла наилучшее решение, Серена, как и планировала, вернулась из последней зарубежной командировки за две недели до того, как лечь в клинику.

Поздно вечером, приехав домой из аэропорта, она заварила простой травяной чай и выпила его стоя, в темноте и спокойствии своей кухни. Затем приняла горячий душ, собираясь поскорее лечь спать. С тех пор как ее живот стал огромным, она бросила смотреться в зеркало, ограничиваясь беглым оценивающим взглядом, чтобы по беспощадному отражению понять, выглядит ли она хоть немного презентабельно.

Так или иначе, ее невзрачные дни подходили к концу. Невысказанное обещание заключалось в том, что потом вернется прежняя Серена. А вместе с ней – туфли на высоких каблуках, одежда подходящего размера, алкоголь, суши, устрицы и прошутто крудо.

Но той же ночью тщательно и неустанно выполнявшийся план претерпел резкие изменения. Около трех часов ночи Серену разбудило внезапное и необъяснимое недомогание. Она поймала себя на том, что ошарашенно бродит по дому, опираясь на стены, чтобы не потерять равновесие.

Несмотря на туман в голове, она сознавала серьезность того, что вот-вот должно было произойти.

Она схватила телефон, чтобы вызвать «скорую», но не была уверена, что сможет говорить. На излете сознания она вспомнила о шнурах экстренного вызова – они имелись во всех санузлах квартиры. Если дернуть за шнур, в швейцарской роскошного небоскреба, где она жила, зазвучит сигнал тревоги и кто-нибудь придет ей на помощь. По крайней мере, так уверяла брошюра, предоставленная престижным агентством недвижимости, которое продало ей жилье.

Ближайший шнур находился в маленьком санузле, который уборщица использовала в качестве кладовой.

Войдя, Серена включила свет на зеркале. Она нашла взглядом шнур, висевший в ду́ше, которым никогда не пользовались, и поплелась к нему. Неловко передвигаясь в тесноте, она споткнулась о шланг пылесоса и сшибла с полок несколько бутылок моющего средства, которые упали ей под ноги. Серена прокляла домработницу Адмету, но не сдалась. Она потянулась к красному шарику на конце шнура. Ей показалось, что она коснулась его, но наверняка бы не сказала, потому что маленький мир вокруг внезапно перевернулся у нее перед глазами. Или, что вероятнее, это она потеряла сознание и упала на кафельный пол.

«Дернула ли я за него?» – спросила она себя, охваченная ужасными сомнениями.

Ее щека и скула прижимались к холодной кафельной плитке, силы стремительно покидали ее, и, прежде чем окончательно отключиться, Серена обнаружила, что смотрит на синюю бутылку жидкого средства для стирки, которая, как и она, упала на пол.

«Аромат Авроры», – прочла она на этикетке.

Что это за запах? И что бессмысленнее – название, данное каким-то маркетологом аромату явно химического происхождения, или то, что в подобный момент она задается таким вопросом?

Затем кто-то словно выключил свет.

Наступившая тьма была такой кромешной, что, когда Серена снова открыла глаза, ей показалось, что прошло всего несколько мгновений.

Кома, в которую она погрузилась, рассеялась. Серена ожидала увидеть перед собой синюю бутылку средства для стирки с ароматом Авроры, но лежала в палате реанимации.

Первым делом она отметила, что ей все-таки удалось дернуть за шнур. Иначе то, что она очутилась здесь, было бы необъяснимо.

Вскоре пришла медсестра, а затем и врач. Оба успокаивали ее, уверяли, что ей очень повезло, что она станет такой же здоровой, как и раньше, и что скоро ее выпишут.

От них она также узнала, что прошло три недели.

За это время случилось много чего. Хирурги спасли ей жизнь, устранив маточное кровотечение. И вместо частной клиники она попала в крупную больницу, где никто не знал, что она хочет отдать будущего ребенка на усыновление.

Ей показали маленького уродца, который, по их словам, был девочкой; врачи не знали, как называть ребенка, и Серену спросили, какое имя она выбрала. Не в силах ни возражать, ни объяснять, она решила сказать первое, что пришло в голову.

Имя «Аромат Авроры» звучало бы немного диковато.

– Аврора, – только и произнесла она.

4

Из-за невероятных обстоятельств, при которых Аврора появилась на свет, знакомым и коллегам Серены одновременно стало известно и о том, что ее жизнь в опасности, и о ее беременности. Она отдавала себе отчет, что будет непросто рассказать им, почему она скрывала беременность, и тем более – что она хотела отдать дочь. Простейший способ отвлечь всех от многомесячной лжи и избежать лишних вопросов – принять тот факт, что она мать.

Существование Авроры исключало любые сплетни, любые домыслы. И любую критику.

Правды никто бы не понял. Серену просто заклеймили бы как женщину, которая неспособна умерять свои сексуальные аппетиты и кончила тем, что залетела от первого встречного на Бали.

И если уж говорить об отце, Аврора не походила ни на одного из трех претендентов на эту роль. У нее не было ни голубых глаз серфера, ни скандинавской внешности норвежского программиста, ни восточных черт джентльмена.

Увидев ее впервые, Серена поняла, что дочь – ее копия, будто она зачала ее единолично.

«Я дождевой червь», – сказала себе Серена: ей пришел на ум партеногенез, которым размножаются некоторые черви.

Единственное, что отличало их друг от друга, – светлые волосы. У дочери они были не просто волнистыми, а кудрявыми. Копна золотых кудрей, которые, когда Аврора вырастет, станет ее самой уникальной чертой, особой приметой, позволяющей узнать ее среди миллиона других девочек.

Все вокруг Серены задавались вопросом, какая из нее выйдет мать. Тем же вопросом задавалась и она. В последующие годы она очень старалась, чтобы дочь получала лучшее образование и ни в чем не знала нужды. Няни с блестящими рекомендациями, превосходные детские сады, уроки фехтования, верховой езды и плавания.

Серена старалась, чтобы Аврора всегда была опрятна и вела себя безупречно. Заботилась о том, чтобы девочка была добра ко всем и все были добры к ней. К своей родительской роли Серена относилась очень серьезно.

Но эта картина была не совсем правдивой.

Думать, будто, родив, ты вдруг обнаруживаешь, как чудесно быть матерью, – довольно распространенная ошибка, особенно среди мужчин. Материнство не приносит никакого озарения. Серена поняла это сразу.

И поэтому с самого рождения Авроры она создала вокруг нее нечто вроде защитной сети, состоявшей из людей, которые могли удовлетворить все потребности ребенка и которым она могла делегировать большинство задач. Няня Мэри. Уборщица Адмета. Кухарка Порция. Водитель Уолтер. Периодически к ним присоединялись также швейцар Армандо и Фабрицио, личный помощник Серены.

Потому что она была продуктивной мамой, пусть и совершенно неспособной на порывы нежности.

Аврора никогда не жаловалась. Она рано научилась обходиться без поцелуев, объятий и ласки. Возможно, отчасти поэтому на свой шестой день рождения она попросила в подарок кота.

Пожалуй, роль Гаспара, который для простоты сразу стал Гасом, заключалась в том, чтобы восполнять отсутствие физического контакта между матерью и дочерью. Они выбрали его вместе в приюте для брошенных животных, и после хорошего мытья и необходимых прививок он стал третьим членом семьи и получил в полное распоряжение квартиру на девятнадцатом этаже небоскреба.

Гас мгновенно почуял, что, если ластиться к Авроре по-умному, та мигом начнет его баловать. А вот у Серены, которой в детстве пришлось расстаться со своим ангорским кроликом из-за аллергии у сводного брата, развилась неприязнь к животным. Кот сразу понял и это, но из любви к Авроре оба держали презрение при себе и игнорировали друг друга. После нескольких месяцев совместной жизни Серена смирилась с тем, что об эмоциональных потребностях ее дочери заботится животное.

К тому же Аврору это вполне устраивало.

Она была тихой и послушной, но от нее ничего не ускользало. Во многих отношениях она была более развитой, чем сверстники. Смышленая девочка, которая, казалось, уже поняла, как устроен мир и чего он, а главное, ее мать ожидают от нее.

– Тебе уже шесть, пора научиться кататься на лыжах, – объявила Серена однажды утром за завтраком. Сама она терпеть не могла горы и, прежде всего, снег. Но это еще не значило, что ту же неприязнь должна перенять и Аврора.

Многие родители передают детям свои антипатии, а иногда и фобии. Серена считала это крайне неправильным и несправедливым. Ей хотелось, чтобы Аврора располагала всеми возможностями, независимо от того, что нравилось или не нравилось ее матери.

– А Гаса мы с собой возьмем? – спросила девочка, решив, что они проведут каникулы все вместе.

– Гас останется со мной, – тотчас ответила Серена, чтобы избежать любых недопониманий. – Я записала тебя в лагерь, – сообщила она.

Было погожее февральское утро, и они сидели за большим кухонным столом.

– В лагерь? – спокойно переспросила Аврора, откусывая гренок.

– Двенадцать маленьких счастливиц, – подтвердила мать, подчеркивая, как повезло Авроре попасть в эту небольшую группу. – У вас будет целое шале в Вионе, в Швейцарии. Вот увидишь, там замечательно. Тебе выделят собственную комнату, и каждый день вы будете заниматься с лыжным инструктором. Еще ты сможешь кататься на санках и коньках. Недельная программа, в том числе чудесная прогулка на санях, запряженных лошадьми, с перекусом в лесу. Днем и вечером ты будешь играть и веселиться с подружками.

– Я кого-нибудь из них знаю?

– Нет, но это не важно, – отрезала Серена, пресекая в зародыше возможное нытье. – Вряд ли кто-то из девочек между собой знаком, вы подружитесь уже на месте.

Они ведь ровесницы, все должно сложиться идеально.

Аврора не возразила, вообще ничего не ответила, как будто тщательно обдумывала то, что ей предлагали. Как всегда, Серена не понимала, что творится в голове у дочери, рада она или разочарована. Безусловно, девочка умела ценить преимущества их безбедной жизни, но частенько не проявляла должного восторга. Вернее, откликалась не так, как ожидала Серена. У нее самой в детстве не было подобных привилегий. Не то чтобы она чем-то попрекала дочь. Однако ей хотелось, чтобы Аврора была хоть немного благодарна судьбе, которая подарила ей такой дом и такую мать.

Аврора была отрешенна и невозмутима до фатализма. Она никогда не ревела, не истерила и потому казалась мудрее своих шести лет. Серену это раздражало. Иногда она с трудом сохраняла спокойствие – Аврора умела простым молчанием дать Серене понять, что та неадекватна. На миг Серене почудилось, будто она заново переживает отношения с матерью, поменявшись с ней ролями, – в детстве она постоянно вела себя невыносимо только матери назло. Из-за этого, хотя до сих пор дочь лишь задавала невинные вопросы, у Серены создалось впечатление, будто они яростно спорят.

Она глотнула еще кофе, изумляясь тому, что вообще ведет с Авророй эти препирательства.

– Тебе будет весело, – заявила она, положив конец спору, который даже и не начинался.

5

– Maman?[6] – произнес по-французски звонкий детский голос в трубке.

– Hello, – отозвалась Серена по-английски. – Who’s speaking?[7] – спросила она, потому что говорила явно не Аврора.

– Орели, – неуверенно ответил голос. – Mom, is that you?[8]

«Нет, я не твоя мама», – подумала Серена. Имена Аврора и Орели звучат похоже – вероятно, поэтому воспитательница, ответившая на звонок, перепутала их и передала трубку не той девочке.

– Could you please tell Aurora to come to the phone?

– Of course. Goodbye![9] – вежливо попрощалась собеседница.

Дожидаясь, пока маленькая француженка найдет Аврору и позовет к телефону, Серена посмотрелась в зеркало в спальне и разгладила складочку на подоле черного платья от «Армани». На вечер она запланировала аперитив, а затем ужин с друзьями и не хотела опаздывать.

При зачислении в лагерь родителям разъяснили, что всю эту неделю общение маленьких гостий с семьями будет происходить ежедневно после ужина, в шесть вечера, по стационарному телефону.

Серена понимала, что это разумное решение: иначе родственники, наплевав на все, звонили бы, когда заблагорассудится. Однако из-за ограничительного правила ей пришлось почти тридцать пять минут ждать, пока линия освободится. Она звонила и звонила, но телефон все время был занят, потому что другие родители, конечно, тоже пытались связаться с шале в Вионе.

Серена подумала, что ее звонок почти бесполезен: каникулы закончились и завтра водитель Уолтер заберет Аврору домой. Какие бы новости ни появились у девочки после их недавнего телефонного разговора, завтра вечером Серена услышит их от дочери лично. Она уже запланировала, что они вместе поужинают вкусной пиццей. Аврора наверняка обрадуется: в лагере ежедневное меню от шеф-повара состояло из слишком изысканных для шестилеток блюд.

Серена надумала позвонить, потому что ее беспокоило легкое чувство вины. За всю неделю она звонила всего дважды. И во время их последнего разговора, накануне вечером, Аврора, кажется, явно хотела на это указать. Как и всегда, дочь не высказалась прямо, но по ее тону это чувствовалось. В тот момент Серена подумала, что остальным девочкам, вероятно, родственники звонят ежедневно. И представила, как Аврора, сидя в уголке, печально наблюдает за процессией подружек, сменяющих друг друга у телефона, и тщетно ждет, когда же настанет ее очередь. Серена знала, что это глупая мысль. Возможно, ничего подобного вовсе и не было. Но нечистая совесть уже проснулась, и Серена решилась на экспромт.

В шале кто-то схватил трубку.

– Мама? – спросила Аврора, несомненно удивившись, что Серена звонит ей два вечера подряд.

– Привет, – весело поздоровалась та. Тон был примерно таким: та-да-а-а, сюрприз!

Но девочка не обратила внимания.

– Что-то случилось с Гасом? – встревожилась она.

– У него все прекрасно, – заверила Серена.

Почему что-то должно случиться с этим чертовым котом? Разве она не может позвонить просто потому, что захотелось? Недоверие дочери было унизительно, но Серена решила не принимать его близко к сердцу.

– Наверняка теперь, когда каникулы подходят к концу, ты хочешь остаться еще на несколько дней.

– Завтра, когда мы уедем, приедут другие девочки, – рассудительно возразила Аврора. Возможно, она опасалась, что мать позвонила ей, потому что хотела оставить ее в пансионе подольше. – И потом, в понедельник мне в школу.

– Да я так, к слову, – пояснила Серена. – Естественно, тебе пора в Милан. И потом, в понедельник тебе в школу, – повторила она, чтобы подчеркнуть, что беспокоиться об этом следует прежде всего матери.

– Тогда увидимся завтра вечером, – сказала девочка, как бы давая понять, что в звонке не было необходимости.

Серену это задело за живое. Она уже опоздала на вечер с друзьями и, вместо того чтобы потягивать второй бокал шампанского, заботливо позвонила Авроре. Неблагодарная девчонка не заслуживает такого внимания.

– Завтра ужинаем пиццей, – объявила Серена, надеясь добиться хоть капли признательности.

– Отлично, – без всякого воодушевления отозвалась Аврора. – Но сейчас мне пора к остальным. Мы готовимся – вечером у нас праздник фей-бабочек.

Серена поняла, что ей не стоило ожидать большего. За эти годы она сама отучила дочь от подобных сюрпризов. И что только взбрело ей в голову? Ведь было очевидно, что ее звонок не вызовет ничего, кроме подозрений.

– Конечно, беги к подружкам, – ответила она. – Я поглажу за тебя Гаса.

Вероятно, даже ее последняя фраза показалась Авроре странной – та сразу дала понять, что это лишнее.

– Просто не забывай его кормить, – попросила она, прежде чем повесить трубку.

Дав отбой, Серена на несколько мгновений застыла с мобильником в руке. «Просто не забывай его кормить», – нараспев повторила она про себя.

Может, стоило поинтересоваться, как проходили телефонные разговоры между другими девочками и их матерями. Сюсюканья вроде «милая», «солнышко» и «я тебя люблю» не в ее стиле. Серена не сомневалась, что от таких слов неловко стало бы не только ей, но и Авроре. Но затем она вспомнила радостный голосок Орели, когда та взяла трубку, полагая, что звонит ее мама.

«Maman?»

Казалось бы, восторгу девочки следовало позавидовать. Но Серена лишь укрепилась во мнении, что телячьи нежности вредны для характера.

«Я делаю ее сильнее, – сказала она себе. – Когда Аврора вырастет, она поймет и будет мне благодарна». Хотя она была бы не прочь узнать, что это за «праздник фей-бабочек». Судя по названию, наверняка там весело.

Тут на пороге спальни появился кот – он вырвал ее из раздумий, и Серена еле подавила испуганный крик. Проклятая тварь. Она перевела дух, а Гас бросил на нее мимолетный взгляд и как ни в чем не бывало зашагал дальше.

Ласки он не ждал – все равно без толку.

6

Мобильник зазвонил в три часа ночи. Серена резко проснулась. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы очухаться. Она заметила, что сбросила одеяло и вспотела, но не помнила, какой сон ей снился.

Все еще заторможенная, она потянулась к прикроватной тумбочке. На телефоне отразился незнакомый номер. Она села, откашлялась и ответила:

– Кто говорит?

– Это Берта из вионского пансиона, – с напускным спокойствием представилась воспитательница.

Однако Серена мгновенно уловила в ее голосе дрожь. Какое-то жуткое та-да-а-а, сюрприз!

– Что случилось? – спросила она. Сердце застучало быстрее.

Но сейчас мне пора к остальным. Мы готовимся – вечером у нас праздник фей-бабочек.

– С Авророй все в порядке, – тут же заверила Берта.

– Но?.. – поторопила ее Серена, предположив, что это еще не вся правда.

– Но сегодня ночью в пансионе произошел пожар.

«Пожар», – повторила Серена про себя, пытаясь уложить в голове возникшую проблему. Однако на ум настойчиво возвращался «праздник фей-бабочек».

– Нам удалось вывести девочек, они отделались легким испугом.

Серена представила себе, как чудесное шале, которое она видела только в брошюре, охватывает пламенем.

– Никто не пострадал?

– Они немного надышались дымом, у некоторых есть признаки переохлаждения или обморожения, потому что сегодня ночью температура опустилась до минус восемнадцати. Но врачи их уже осмотрели и говорят, что беспокоиться не о чем.

Снова легкий надлом…

На сей раз он был гораздо отчетливее. Что-то смутно болезненное, грустный призрак, играющий в прятки среди слов. По сути, воспитательница не ответила на ее вопрос. Ей следовало бы сказать, что все девочки в порядке, но она лишь обрисовала расплывчатую общую картину.

Праздник фей-бабочек. Праздник фей-бабочек. Праздник фей-бабочек.

– Итак, Берта, вы уверяете меня, что и моя дочь, и остальные девочки целы и невредимы, – произнесла Серена.

Последовала секундная заминка, от которой она похолодела.

– Да, – подтвердила женщина.

Сердце у Серены оборвалось. «Она лжет», – сказала она себе.

– Как зовут девочку, которую не спасли? – спросила она, уверенная, что не ошиблась.

– Я не… – промямлила загнанная в угол воспитательница.

Но Серене необходимо было знать.

– Она погибла?

– Пропала, – поправила ее женщина, повторив то, что, вероятно, слышала от спасателей.

Та-да-а-а, сюрприз!

Так я и знала.

– Она француженка, – добавила Берта, имея в виду, что Серене беспокоиться не о чем.

Аврора уцелела, однако стала свидетельницей такой трагедии, а ей всего шесть лет. Она никогда этого не забудет, пронесет воспоминания через всю оставшуюся жизнь.

– Вы несли за них ответственность, – в ярости выпалила Серена. – Как это вообще могло случиться?

– Послушайте, как вы можете… нельзя же… – залепетала женщина с неопределенной угрозой в голосе. Она говорила сбивчиво, но все равно была в ярости.

Поскольку страх Серены сменился гневом, ей требовалось выплеснуть напряжение и она уже готова была растерзать воспитательницу голыми руками. Но затем подумала о неизвестной девочке. И вообразила телефонный звонок, на который другая мама ответила – или еще не ответила – сегодня ночью. Серена не могла знать, в курсе ли уже эта другая мама. Само собой, если ей кто и позвонил посреди ночи, то не Берта, а сотрудник полиции. Оставалось лишь надеяться, что этот человек был готов сообщить подобную новость. Говорил он, наверное, совсем другим тоном. И совсем другие слова. Так что Серене, считай, повезло.

– Я бы хотела побеседовать с дочерью, пожалуйста, – попросила она, смягчаясь.

– Сейчас девочки с психологом. Скоро мы дадим им позвонить родственникам.

– И сколько времени это займет?

– Скоро, – решительно повторила воспитательница. – Власти Виона просили вам передать, что сегодня спешить сюда не стоит: у нас сильный снегопад и дороги завалило. Они не хотят, чтобы трагедию усугубили аварии.

«На нас им наплевать, – мысленно поправила ее Серена. – Они хотят одного – чтобы ситуация не обострилась еще сильнее. Пожар и без того нанес тяжелый удар по имиджу знаменитого альпийского курорта».

– Девочки в надежных руках, – сказала Берта, но, учитывая то, что произошло, видимо, пожалела о своих словах, еще не успев договорить. – Скоро вы сможете с ними побеседовать, а завтра утром всех отвезут домой.

Воспитательница давала понять, что другие родители отнеслись к ситуации спокойнее. И незачем лезть на рожон, требуя лишнего.

Серена решила не упорствовать. Ей не хотелось рушить ничьи планы. Она желала только поговорить с Авророй, услышать от дочери, что с ней все в порядке. Серена готова была к ее слезам, отчаянию и мольбам сейчас же забрать ее домой. Готова была извиниться за то, что отправила Аврору на эти проклятые каникулы, хотя и не могла предвидеть пожара. Готова была даже обнять свою девочку так, как никогда не обнимала.

– Хорошо, – сдержанно произнесла она. – Я подожду, пока вы перезвоните и дадите мне поговорить с дочерью.

Нажав на отбой, Серена осталась сидеть в постели, не в силах пошевелиться. Она по-прежнему нервничала, но не понимала почему. Что-то глодало ее изнутри. Никаких причин волноваться. Несмотря ни на что, заверения воспитательницы должны были ее утешить. Теперь оставалось только помочь Авроре преодолеть травму.

Другой матери и другому отцу придется гораздо тяжелее. Серена печалилась из-за них, но в то же время радовалась, что не оказалась на их месте.

Праздник фей-бабочек…

Смятение не покидало ее. В дверь спальни опять заглянул Гас, и Серена будто заново пережила ту же сцену, что и вечером, когда кот напугал ее после разговора с Авророй.

Ее парализовало необъяснимое дежавю.

«Она француженка», – только что сообщила воспитательница, надеясь унять тревогу Серены и тем самым положить конец расспросам.

– Орели, – пробормотала Серена, вспомнив имя девочки, которую накануне позвали к телефону вместо ее дочери.

Она не сомневалась, что пропала именно Орели, хотя и не знала, откуда у нее такая уверенность. А может, и знала. Но если действительно исчезла Орели, это наводило и на другие мысли.

«Вчера вечером их имена перепутали», – вспомнила Серена и решила, что ей срочно нужно ехать в Вион.

7

Стеклоочистители не справлялись с обильным снегом, залеплявшим лобовое стекло. Долина Вион находилась всего в трех с половиной часах езды от Милана, но казалась буквально другим миром. Небоскребы сменились горами, и природа взяла верх над бетоном.

Ведя арендованную машину по извилистым дорогам, Серена подсчитала, что из-за непогоды и обледеневшего асфальта доберется до места не раньше восьми утра.

Наружный термометр автомобиля показывал минус шесть градусов. Но воспитательница сказала по телефону, что ночью было целых минус восемнадцать. Серена взяла с собой сумку с одеждой и еще одну куртку для Авроры, полагая, что вещи дочери сгорели в пожаре. Она старалась мыслить ясно и рационально, но что-то ее отвлекало.

Ее мучила мысль, связанная с загадочной Орели. Эта мысль возникла из недоразумения, которое произошло как раз накануне вечером, когда Серена в последний раз позвонила Авроре.

Неужели за неделю эти идиотки-воспитательницы не выучили имена девочек? В зимний сезон гостьи шале менялись каждые семь дней, но персонал должен был их различать хотя бы потому, что у каждой свои потребности. Некоторым нужно больше внимания, – скажем, они никогда не бывали вдали от дома. Другие спали при включенном свете или с мягкой игрушкой. Не говоря уже о тех, кто страдал от какой-нибудь пищевой аллергии или непереносимости. Перепутать их было бы опасно.

«Это я виновата», – корила себя Серена. Накануне вечером к телефону позвали другую девочку, перепутав ее с Авророй, потому что она не звонила дочери каждый день, как следовало бы. И как, возможно, поступала мама Орели.

Сейчас Серена была убеждена, что при пожаре не нашли именно Орели.

Она француженка.

Помимо совпадения национальности, ничто не подтверждало предчувствий. Но если Серена права, кто скажет наверняка, что ночью воспитательницы не перепутали имена девочек снова, не ошиблись во второй раз?

Нет, с Орели все в порядке. И с Авророй тоже.

Но внутри нарастала бессмысленная паника. Совершенно безосновательный страх, однако ей никак не удавалось с ним совладать. Возможно, она все еще под влиянием кошмара, который снился ей, когда ее резко разбудил мобильник. Серена вспомнила, что во сне сбросила одеяло, а проснулась в поту. Сна она не помнила, но это определенно был кошмар. И вполне вероятно, этот сон затаился в подсознании, продолжает действовать на психику, и без того потрясенную новостью о пожаре, и сказывается на эмоциональном состоянии.

Да, вот именно: сочетание сна и реальности и породило мучившую ее навязчивую идею.

Еще недолго. Скоро она узнает, ошибается или нет. И обзовет себя дурой. Иррациональный страх – ее первое по-настоящему материнское чувство. Только матери способны увидеть опасность там, где ее нет.

Между тем обещанный воспитательницей звонок от Авроры все не поступал.

Молчащий мобильник лежал на соседнем сиденье. Время от времени Серена включала экран, чтобы проверить, ловит ли связь.

«Почему они не разрешают моей дочери мне позвонить?»

Но сейчас мне пора к остальным. Мы готовимся – вечером у нас праздник фей-бабочек.

Серена прибыла в долину в самом сердце Альп на полчаса раньше, чем ожидала. Деревушка, обступившая часовую башню, виднелась издалека. В лучах рассвета в небо поднимался черный змей. Серена рассудила, что этот дымовой сигнал и послужит ей маяком.

Она въехала в Вион: обстановка здесь была сюрреалистическая.

На улицах толпы, как в обычный день лыжного сезона. Случившееся не остановило пеструю армию туристов, которые проживали в эксклюзивных отелях и с лыжами на плече спозаранку спешили к подъемникам. Время от времени сирены вынуждали их расступаться и пропускать машины экстренной службы.

Серена смотрела на отдыхающих, не веря глазам, и давила на гудок. И, судя по их изумленным взглядам, они, в свою очередь, задавались вопросом, что она здесь делает.

Дорога к разрушенному пожаром шале была перекрыта. Серена остановилась там, куда ее направил один из полицейских, охранявших ограждение. Затем открыла окно.

– Мне нужно проехать, – сказала она. Вместе с сильным холодом в салон ворвался едкий запах, но не горелой древесины, а пластика и резины.

– Извините, сюда нельзя, – заявил этот полицейский, сопровождая категоричный отказ властным жестом. На утреннем морозе его дыхание вырывалось изо рта облачками пара.

– Я мать одной из девочек из пансиона.

Полицейский внимательно посмотрел на Серену. Либо ее растрепанный вид убедил его, что она говорит правду, либо ему просто стало ее жаль.

– Их всех отвезли в приемный пункт рядом с больницей.

Он показал ей, куда ехать. Недалеко.

Серена добралась всего за несколько минут, уворачиваясь от полицейских и пожарных машин, которые продолжали курсировать между деревенькой и местом трагедии.

Маленькая белая больница с красным крестом на верхушке скатной крыши точно сошла со старинной иллюстрации. Впрочем, так выглядел весь Вион, будто застывший в вечной горной сказке.

Серена бросила автомобиль где пришлось – худшее место для парковки, но плевать. У нее не было одежды для такого сурового климата, но она не знала, отчего дрожит, – может, и не от холода.

Охваченная новым приступом тревоги, она вышла из машины и сразу же обратила внимание на сновавших туда-сюда людей в теплой одежде: под куртками на них были белые халаты или мундиры. Она присоединилась к потоку, направлявшемуся к натяжной конструкции, несомненно возведенной рядом с главным зданием специально по этому случаю.

Вероятно, тот самый приемный пункт, о котором говорил полицейский.

Колокола часовой башни, возвышающейся над деревенькой, начали отбивать точное время. Тяжелый, гулкий мерный звон – мрачное предзнаменование, которое только обострило тревогу.

Бом… Бом… Бом…

Вход в натяжную конструкцию представлял собой тамбур с двумя дверями, чтобы не выпускать изнутри тепло. Серена переступила первый, а затем и второй порог.

В просторном помещении царил жуткий, почти оглушительный гомон. Праздник фей-бабочек.

Внутри были медики и койки. А еще полицейские. Серена начала замечать среди этого сборища девочек. Некоторые, получившие переохлаждение, лежали на койках; в качестве меры предосторожности их подключили к кислородным баллонам. Кое у кого лица все еще были перепачканы сажей, но все были одеты в чистые спортивные костюмы, явно предоставленные спасателями. Поскольку ночью было минус восемнадцать, у многих наблюдались признаки обморожения: кожа на лице и руках покраснела или потрескалась. Но в целом все выглядели невредимыми.

С девочками были их родители.

Значит, не одна Серена проигнорировала рекомендацию не ехать в Вион. Она никогда раньше не видела этих людей, не была с ними знакома, но все же опознала их по неподходящей одежде: как и она, эти люди надели первое, что попалось под руку. И на лицах у всех было одинаковое выражение: они разрывались между облегчением и испугом. Облегчением от того, что не случилось, и ужасом от того, что могло случиться.

Серена озиралась, надеясь увидеть ту самую копну светлых кудрей, по которой она узнала бы Аврору среди миллиона других девочек. Разве не это они с дочерью всегда говорили друг другу? Аврора где-то здесь. Ее идеальный клон, если не считать шевелюры.

Я дождевой червь.

Серена готова была обнять дочь. Да, она прижмет Аврору к себе сильно-сильно, как никогда раньше. И тогда страх мгновенно рассеется. Но, словно в дурацкой головоломке из тех, где нужно найти на картинке лишнюю деталь, ей никак не удавалось разглядеть дочь. Вероятно, с Сереной снова играла злую шутку паника, которая привела ее сюда.

Гомон под большим шатром начал стихать. Раздавался только печальный звон с колокольни.

Бом… Бом… Бом…

Серена сразу поняла, что причина внезапного общего безмолвия – она сама. Все обернулись и посмотрели на нее, как будто знали то, чего она еще не знала. Тогда-то Серена и заметила.

Со всеми родителями были маленькие девочки, которых можно обнять.

Со всеми, кроме нее.

1

Переживать потерю ребенка можно по-разному.

Одни полностью отдаются страданиям. Другие вступают в яростную и бессмысленную битву с остальным миром. Третьи смиряются с тем, что проведут остаток жизни с бессловесным, для других невидимым гостем, который следует за ними повсюду и никогда не оставит в покое, потому что его единственная цель – не дать им забыть. Четвертые сходят с ума от мучительной и непрестанной боли. Но в большинстве случаев реакция оказывается сдержанной и благоразумной. Переживания остаются внутри.

Однако все родители втайне испытывают желание двигаться дальше. Они отдают себе отчет, что окружающим их боль кажется невыносимой. И почти стесняются того, что их чувства недостаточно сильны и не придают им решимости покончить с собой.

Как правило, матери и отцы продолжают выживать и сами этого стыдятся.

Серену не волновало ни чужое мнение, ни даже собственное. Со своим методом справляться она вступила в ряды оптимистов. Она не была уверена, что подобные люди существуют, но чувствовала себя именно так.

Первым делом она придумала коктейль.

Она годами посещала самые модные клубы Милана и видела за работой десятки высококвалифицированных барменов. Украв их секреты, она придумала рецепт напитка в честь Авроры и назвала его «Плюшевый мишка». Он как теплый медвежонок, которого можно сжимать в объятиях по ночам, когда тебе не хватает любви. В этом названии было что-то детское, невинное и чистое.

«Плюшевый мишка» идеально подходил для того, чтобы почтить гибель шестилетней девочки.

Серена где-то читала, что распространенная реакция на смерть ребенка – отрицание или вытеснение. После Виона ее охватила эйфория; Серена зашла еще дальше.

Она наняла грузчиков, чтобы те забрали из квартиры все, что имело отношение к дочери или просто о ней напоминало. Детскую опустошили подчистую. Исчезли кровать с единорогами, розовый гардероб, книги сказок, куклы Барби со всеми их прибамбасами. А еще одежда, пижамы, тапочки, постельное белье с божьими коровками. Серена решила отдать все на благотворительность. Среди вещей попадались и те, которые невозможно было использовать повторно, – например, зубная щетка, рисунки в ящиках письменного столика, детсадовские поделки ко Дню матери и письма Санта-Клаусу. Но Серена сделала вид, что так и надо. Ей было наплевать, что с ними станет. О том, чтобы выбросить ненужное, позаботится кто-нибудь другой. Стены детской перекрасили в белый цвет, и она тут же превратилась в кладовку для хранения чемоданов, старой мебели и всевозможных коробок.

Серена не желала, чтобы в ее доме оставалось неприкосновенное святилище, где время остановилось. Чтобы появилась очередная закрытая дверь.

Как ни удивительно, чтобы стереть все следы Авроры в квартире, не потребовалось и трех часов.

И с той же решимостью Серена уволила няню Мэри и избавилась от кота Гаса. Ее раздражало, что это животное за ней наблюдает, а поскольку они никогда не любили друг друга, дальше жить вместе причин не было. Поэтому она разместила объявление в интернете и через два часа передала ленивого зверюгу чете супругов, которые, даже не спросив, почему она его отдает, тотчас же осыпали его ласками. Вот парочка, которой придется по душе проклятый котяра.

Серена вытащила фотографии дочери из рамок и стерла из памяти смартфона. Этот жест служил недвусмысленным предостережением для всех, кто ее окружал. Материнство для нее – перевернутая страница, и никто не должен ни упоминать о случившемся, ни выражать сочувствие. В отличие от личных вещей Авроры, каждое фотографическое воспоминание попало в облачное хранилище, защищенное паролем. Серена сомневалась, что ей когда-нибудь захочется увидеть эти снимки снова. Но погребение в интернете, в кремниевой памяти, каким-то образом заменило ей похороны дочери.

Потому что из-под завалов не удалось извлечь даже части останков Авроры.

Серене объяснили, что огонь бывает беспощаден и поглощает все. При высоких температурах человеческие ткани разжижаются, а кости превращаются в пыль. Не остается ничего. Только прах, смешанный с пеплом.

Так что единственным доказательством смерти дочери стала пустая строка в списке имен девочек.

Тем не менее Серену заверили, что специалисты продолжат искать среди руин шале хотя бы следы ДНК.

Авроре не повезло.

Ее комната в мансарде пансиона сгорела первой. Эксперты предложили Серене только одно утешение: дым почти наверняка добрался до девочки раньше пламени, и та задохнулась во сне, не успев осознать, что происходит.

Несмотря на это, к Авроре нельзя было ни применять слово «смерть», ни даже называть ее жертвой.

Самым правильным и приемлемым определением для людей в ее положении был термин «пропавшая без вести».

То же слово, «пропала», употребила и Берта, когда позвонила ночью и сообщила о трагедии. Серена спросила, погибла ли девочка, которой недосчитались, и воспитательница мгновенно перешла на официальный язык, настолько уважительный по отношению к произошедшему, что он терял всякий смысл.

В некоторых определениях есть даже что-то насильственное.

Слово «пропала» не позволяет смириться, вынуждает цепляться за надежду. Зато оно уберегает других от мысли, что маленькая девочка сгорела заживо. Если она всего лишь пропала, то еще не умерла: иллюзия остается нетронутой.

Для Серены этот термин никогда ничего не значил. Если бы она воспринимала его всерьез, Аврора сейчас была бы ни жива и ни мертва. Бессмыслица.

Поскольку несчастье развило в Серене прагматизм, она упорно отказывалась съездить на развалины пансиона, чтобы увидеть их своими глазами, или вернуться в Вион, чтобы справиться о ходе расследования, или даже просто возложить там цветок.

Пустая трата времени.

Серене достаточно было знать, что несомненной причиной пожара стало короткое замыкание. Пламя вспыхнуло на чердаке, прямо над головой Авроры. А оттуда быстро распространилось на все деревянное здание.

У ее дочери, жившей в мансарде, не было никаких шансов спастись.

Серена могла бы нанять адвоката и подать в суд на академию, организовавшую лагерь, которая, в свою очередь, принадлежала американской транснациональной корпорации, владевшей частными школами по всему миру. Но она согласилась на первое же предложение компенсации и перевела эту сумму приюту для детей из неблагополучных семей. Естественно, пожертвование было сделано анонимно. Аврора не нуждалась в том, чтобы ее имя попало на мемориальную доску.

Вскоре Серену перестали трогать видеоролики с кадрами горящего пансиона, транслировавшиеся по телевидению или выложенные в интернет владельцами бесчисленных мобильников, которые снимали это зрелище. Она прекратила их смотреть, не прочла ни одной статьи о случившемся, не следила за новостями, поверив в версию, выдвинутую пожарными, страховщиками и полицией. И никогда не чувствовала необходимости оспаривать их выводы. Глупо было бы не принимать реальность.

А реальность заключалась в том, что Авроры не стало.

Серена была уверена, что после шумихи в СМИ, после всего этого назойливого внимания и лицемерной жалости, единственной, кто еще будет произносить имя ее дочери, останется она сама. Поэтому каждый день она молча поднимала тост в память об Авроре коктейлем, который ей посвятила.

После событий в Вионе Серена отсутствовала на работе всего неделю – время, необходимое для завершения процедур, подтверждавших тот факт, что Авроры больше нет в рядах живых. Некоторые перемены статус-кво, особенно если они касались ребенка, бюрократическая система фиксировала довольно медленно. Требовалось заполнить множество форм и подать уйму заявлений. Суды, паспортные столы, страховые компании.

А свидетельство о предполагаемой смерти выдадут не раньше, чем спустя десять лет.

Через несколько недель после рокового события Серена вернулась к светской жизни. Тусовки с верными друзьями, ужины. Она планировала путешествие, но еще не определилась куда. На работе она снова стала «белокурой акулой», которую все знали, и предполагала, что начальство подумывает ее повысить.

Кроме того, она снова начала набрасываться на мужчин, которые нравились ей больше всего. Секс – идеальная пища для тщеславия. Своего рода натуральная биологическая добавка для повышения самооценки.

Одним словом, возвращение к старым привычкам пошло ей на пользу. Худшее осталось позади, а может, и вовсе не наступило. Серена не позволила боли пустить корни. Но благодарить за возрождение стоило не только ее волевой характер. По правде говоря, эту заслугу следовало частично приписать коктейлю имени Авроры.

Рецепт «Плюшевого мишки» был довольно прост. Нужно было лишь строго соблюдать пропорции. Если приноровиться, приготовление занимало меньше пяти минут.

Две части водки на семьдесят семь миллилитров воды. Идеальное сочетание – «Бельведер» и «Эвиан». К этой смеси добавлялись двенадцать капель «Ксанакса», одна измельченная таблетка «Фелопрама» и одна таблетка «Викодина» – иногда полторы, если требовалась дополнительная обезболивающая нотка[10].

Превосходное снадобье для избавления от тоски без полного помутнения рассудка. Заодно оно обеспечивало необходимый эйфорический эффект, который сгонял со всего сущего тень Аврориной смерти.

Но главное – оно затыкало проклятые колокола вионской часовой башни, которые не переставая звонили у Серены в ушах с того самого утра после пожара.

Бом… Бом… Бом…

Беспрестанные, неотвязные. Отбивающие бесконечное время. Вечность небытия, наступающего после жизни.

«Плюшевый мишка» прогонял даже слуховые галлюцинации. Но для достижения удовлетворительного результата потребовалось время. Коктейль стал результатом тщательных изысканий, а также множества неудачных экспериментов с другим крепким алкоголем и всевозможными транквилизаторами, антидепрессантами, успокоительными и обезболивающими. К тому же напиток должен был не только заглушать колокола и искусственно вызывать приподнятое настроение, но и не бросаться в глаза.

Конечный продукт представлял собой бесцветную жидкость, которую Серена переливала обратно в прозрачную бутылку из-под «Эвиана» и всегда носила с собой в офис, в спортзал, на улицу и всюду, куда бы ни шла. Многоразовую металлическую бутылку она не выбрала как раз затем, чтобы не вызывать подозрений и избежать ненужных сплетен о содержимом.

Эта емкость сразу стала ее верной спутницей. Серена могла держать ее на виду на столе или ставить рядом с собой на беговой дорожке. Размер идеально подходил даже для ее сумочек от «Шанель». Действенность лечения гарантирована, эффект постоянный. Как только он немного ослабевал и Серене казалось, что звон колоколов возвращается, она отвинчивала крышку, делала глоток, и никто ничего не замечал. Никто не знал о ее единственной слабости. Для всех она оставалась прежней Сереной с развевающимися светлыми волосами, которая одевалась в безупречные строгие костюмы и «лабутены», шествовала гордой походкой, стуча каблучками и оставляя за собой легкий чувственный шлейф «Блоссом лав» от «Амуаж». Глядя на нее, окружающие ни о чем не догадывались.

Серена держала всех на должном расстоянии. По крайней мере, так она считала. Ибо все было иначе, чем ей представлялось.

Страдания исказили ее восприятие реальности. Серена не замечала ни своего неопрятного внешнего вида, ни растрепанных волос, ни того, что несколько дней подряд носит одну и ту же одежду. Взгляд у нее то и дело стекленел, и ей требовалось некоторое время, чтобы обернуться, когда кто-то к ней обращался. Она не осознавала, что изо рта у нее пахнет алкоголем и она постоянно выглядит одурманенной.

Это не она держала всех на расстоянии. Это другие держались от нее подальше. Как будто ее горе было заразным и люди боялись подхватить от нее несчастье. Друзья больше не приглашали ее поужинать, а в тех редких случаях, когда они куда-нибудь вместе выбирались, им было за нее стыдно. Посетители спортзала заметили в ней резкую перемену. Поскольку причины были им неизвестны, над ней смеялись. Серена прибавила в весе, а от физической нагрузки быстро начинала задыхаться.

Мужчины продолжали с ней спать, но только потому, что она была легкой добычей. Секс с незнакомцами стал для нее еще одним способом забыться. Но Серена была не в состоянии оценить, насколько жалкой выглядела в чужих глазах. Получив что хотели, они бросали ее, обнаженную и помятую, на кровати в гостиничном номере и закрывали за собой дверь, даже не удостоив ее последним взглядом.

Ухудшение психофизического состояния не могло не сказаться на работе. Серена уже давно все делала невпопад, и начальство собиралось указать ей на дверь. В прошлом, благодаря потрясающему чутью на инвестиции, ей удавалось предсказывать показатели деятельности компаний и предвидеть успех акций на бирже. Но в последний раз ее шестое чувство сработало, когда она догадалась, что в пансионе ее дочь перепутали с Орели.

И прежде всего – что жертвой пожара стала Аврора. Точнее, пропавшей при пожаре.

Временами Серена еще слышала голос дочери, словно та застряла у нее в голове, как в тюрьме. В такие моменты она оборачивалась, уверенная, что сейчас увидит Аврору перед собой. Не обнаружив ничего, кроме танцующих в воздухе пылинок, она испытывала горькое разочарование. Возможно, Серене стало бы легче, если бы у девочки была могила. Тогда у дочери было бы место. Там можно было бы подумать о ней, туда можно было бы прийти ее искать. Там можно было бы ее найти.

Но пропавшие не оставляют после себя ничего, кроме пустоты.

Серена никогда не хотела иметь дочь. И когда Аврора была у нее в животе, Серена не раз желала, чтобы у нее случился выкидыш. Тем не менее она считала, что была хорошим родителем. Она не собиралась терзаться воспоминаниями о ссорах с Авророй или о моментах, когда буквально на дух ее не переносила. Она не чувствовала себя виноватой. Теперь она знала, что только матери могут считать детей одновременно обузой и благословением. Только матери могут любить и в то же время ненавидеть плод своего чрева. Только мать поймет, как возможен такой компромисс между ненавистью и любовью. И только мать, потерявшая ребенка, может уберечь свою совесть от подобного противоречия.

Именно поэтому через год после пожара Серена, несмотря ни на что, была еще жива.

До сих пор помогало то, что у нее – во многом благодаря сексу, алкоголю и психотропам – развилось своего рода привыкание к воспоминаниям. У себя в голове она выстроила альтернативную реальность, где боли не существовало. И проецировала эту фантазию на себя и все вокруг, воображая, будто другие видят то же, что и она.

В глубине души она боялась, что рано или поздно что-то случится и сломает тонкую перегородку, отделяющую ее от реального мира.

Нечто непредвиденное.

Что и произошло около половины одиннадцатого утра в одно январское воскресенье.

Бом… Бом… Бом…

Серена резко проснулась, и звон колокола превратился в звонок мобильника, который она сжимала в руке. Она рухнула на кровать после ночи, о которой ничего не помнила, но которая оставила свои следы. Размазанный макияж под глазами, вечернее платье, которое она не удосужилась снять, дурной запах изо рта. Обычно, когда Серена доводила себя до такого состояния, ей требовалось время, чтобы очухаться. Но, как ни странно, звонящий телефон мгновенно вернул ей ясность ума.

Она проснулась. Но не только от алкогольного и наркотического сна, в который провалилась ночью. Серена как будто вернулась к своей реальной жизни.

Поэтому, прежде чем проверить, кто звонит, она поколебалась.

На нее снизошла необычайная ясность. Шестое чувство, давно покинувшее ее, снова давало о себе знать. И предостерегало ее.

Бом… Бом… Бом…

Если она ответит, ее жизнь снова изменится.

2

– Меня зовут Марион, я мама Орели, – представилась женщина на безупречном итальянском. Впрочем, звук «р» выдавал ее трансальпийское происхождение.

Серена сразу поняла, кто это. Приподняться удалось с трудом. Она слишком отрезвела от алкоголя и наркотиков, поэтому ясно сознавала, до какого состояния докатилась. Она чувствовала себя Золушкой после полуночи. Чтобы вернуться обратно в иллюзорное представление, будто она принцесса, Серене требовалась фея или очередной «Плюшевый мишка». Она постаралась взять себя в руки, не желая, чтобы француженка догадалась, как ей паршиво.

– Доброе утро, Марион, – поздоровалась она, не зная, утро сейчас или день.

– Доброе утро, – отозвалась женщина, подтвердив тем самым, что Серена угадала.

Серена заметила, что кровать под ней мокрая. Пощупав простыню, она поняла, что снова обмочилась. Непроизвольное опорожнение мочевого пузыря во сне было одним из побочных эффектов ее фирменного коктейля.

– Чем могу помочь? – нарочито отстраненным тоном спросила она в трубку.

Но собеседница не заметила ее раздражения и продолжила:

– Можно называть тебя Сереной и обращаться на «ты»? Так было бы проще.

– Ладно, – разрешила она, но лишь потому, что в глубине души ей было все равно.

– Я думаю, нет смысла спрашивать, как ты поживаешь. К тому же прошло так мало времени… – произнесла Марион с несколько наигранным состраданием. – Наверное, тебя это здорово подкосило. Не знаю, как иначе описать то, что с тобой произошло.

Серена не ответила. «На моем месте могла оказаться ты. А я могла оказаться на твоем. Какое-то время мы даже были на месте друг друга», – с завистью подумала она. Сначала Марион получила известие о том, что ее дочь пропала при пожаре, тогда как ей, Серене, сообщили, что Аврора цела и невредима. Кто знает, каково ей было обнаружить, что произошла ошибка, а на самом деле ее девочка жива и здорова. Серена не могла вообразить, что значит вернуться из ада, перейти от боли к радости, переключиться с одного ошеломления на другое.

Вероятно, похоже на воскрешение.

Немногие на свете пережили избавление от бремени смерти. И сука в трубке – одна из них.

– Я посоветовалась с мамами других девочек, которые ездили в Вион вместе с твоей дочкой, и вот звоню тебе. Надеюсь, наша затея тебя не расстроит.

– О чем речь? – резко спросила Серена, пытаясь стащить с себя мокрые трусы без рук, одними ногами.

– Наши дочери не забыли твою Аврору, – сказала Марион, невольно подчеркнув, что их девочки выжили, а ее девочка погибла. – Они постоянно о ней говорят и вспоминают все, чем вместе занимались в ту короткую неделю.

Эти слова резали как ножом по сердцу.

– Рада, что они ее помнят, – с ненавистью выдавила Серена, обшаривая комнату взглядом и пытаясь вспомнить, где оставила последнюю бутылочку из-под «Эвиана» с коктейлем, который поддерживал в ней присутствие духа. Она не понимала, к чему клонит эта женщина, но смутно подозревала, что ей вот-вот понадобится выпить.

– Скоро первая годовщина трагедии, – сообщила мать Орели, как будто Серене нужно было напоминать. – Поскольку похорон так и не было, девочки не могли как следует все это осмыслить.

Фраза практически прозвучала так, словно виновата в этом Серена. Видимо, раз не было похорон, ей следовало устроить вечеринку с тортом и клоуном. А под конец подарить гостьям воздушные шарики, сладости и мешочки с пеплом.

– Нам кажется, что девочкам пошло бы на пользу, если бы они смогли помянуть Аврору. Вот мы и прикинули: почему бы не провести церемонию?

«Гениальная идея», – с сарказмом подумала Серена.

– Трагедия произошла в воскресенье, но в понедельник девочки в школе, так что мы решили перенести все на субботу.

«Логично», – подумала она.

– Мы даже подыскали подходящее место – зал в «Фонде Прада». Там очень изысканно, и, естественно, тебе ничего делать не придется: мы все устроим сами.

Серена ненавидела ее очаровательный акцент, но слушала, не перебивая, и со жгучим любопытством ждала подробностей.

– Мы с другими мамами создали что-то вроде комитета и разделили задачи. Еще мы подумывали устроить маленький фуршет.

Кто знает, что предписывают правила этикета насчет еды, которую следует подавать в таких случаях? Поскольку девочка сгорела заживо, любые блюда, подвергшиеся термической обработке, как-то неуместны. Значит, суши?

– Ты, случайно, не знаешь, какие цветы любила Аврора?

– Лилии, – неуверенно ответила Серена, да и то лишь потому, что они первыми пришли на ум. Тем временем она думала о том, насколько это странное предложение. Светское мероприятие, чтобы щегольнуть своей болью.

– Значит, мы можем рассчитывать и на твое присутствие?

Это означало, что, с ней или без нее, церемония все равно состоится. «Но мне отведена роль приглашенной знаменитости», – подумала Серена. Она помедлила с ответом – хотела немного помариновать Марион.

– Ни за что этого не пропущу, – произнесла она наконец.

– Хорошо, тогда договорились! – возликовала ничего не подозревающая женщина. – Я тебе напишу.

– Жду с нетерпением. – Серена продолжала ломать комедию, изумляясь, как Марион хватает глупости на это купиться.

– Разумеется, приглашение распространяется и на отца Авроры.

– Вряд ли он сможет поучаствовать, – сказала Серена.

В том числе и потому, что биологический отец понятия не имел, что произвел на свет дочь, и был избавлен от горькой утраты.

– Главное – что придешь ты, – прощебетала Марион в заключение.

Повесив трубку, Серена еще долго смотрела в никуда. Хотя ее раздражал резкий запах мочи, исходивший от матраса, она не могла пошевелиться. Нужно было принять душ, а может, и проблеваться. Тревога поднималась внутри, будто крыса, выглядывающая из канализации. Следовало загнать ее обратно на дно выгребной ямы.

«Бельведер», «Эвиан», «Ксанакс», «Фелопрам» и «Викодин». Ее единственные друзья. Ее союзники. Они ее спасут.

Следующее сообщение Марион с нелепым приглашением она проигнорирует, а заодно заблокирует входящие звонки с номера этой суки на случай, если у той снова возникнет странное желание с ней связаться.

С трудом поднявшись с кровати, Серена увидела свое отражение в полный рост в настенном зеркале. Всклокоченные волосы. Маска из румян и туши. Платье с пайетками, задравшееся до боков и обнажившее пупок. Трусов нет. Над пахом слабо угадывалась тонкая линия, похожая на горизонтальную морщину.

Шрам от кесарева сечения.

Как правило, такие шрамы исчезают за год. По крайней мере, так уверяли врачи, которые прооперировали ее, пока она лежала в коме. Ей забыли сказать, что на одну из миллиона рожениц это правило не распространяется, – возможно, потому, что сочли исключение незначительным. Чего только она не перепробовала, чтобы избавиться от отметины. Сначала кремы, потом косметическая операция. В конце концов ей это удалось, и живот снова стал идеально гладким.

Но после смерти Авроры шрам появился снова.

Кто знает почему. Как будто даже ее тело не желало забывать, что у нее была дочь – девочка, названная в честь жидкого средства для стирки, зачатая жаркой балийской зимой, пропавшая во время ночного пожара в шале при восемнадцати градусах мороза.

Серена подумала, что по большому счету посетить поминки в «Фонде Прада» было бы неплохо. На этот раз ею двигало не предчувствие. Более того, она уже забыла о предчувствии, которое испытала перед тем, как ответить на звонок Марион. И нашла другую вескую причину.

Теперь ей захотелось туда приехать, чтобы всех удивить. Она предстанет в лучшем виде, насколько это возможно при ее нынешней физической форме, и во всем декадентском великолепии в сопровождении своих отважных рыцарей Бельведера, Эвиана, Ксанакса, Фелопрама и Викодина.

Она покажет этим наивным матерям, чем они, сами того не подозревая, рискуют каждый день, просто отпуская своих дочерей в мир.

Марион и ее подруги наверняка ее возненавидят. Но в конце концов почувствуют, как им невероятно повезло, что они не оказались на ее месте.

3

Телевизор в гостиной работал на полную громкость. Шла дневная мыльная опера.

В комнате через пару дверей Серена смотрела в потолок и думала, что это не ее спальня. И даже не ее дом.

Лежащий рядом мужчина похрапывал, повернувшись к ней спиной. Включенный телевизор его совершенно не беспокоил.

Серена взглянула на его затылок. Ей не хотелось больше видеть ни лицо, ни тем более член этого человека. На самом деле это выдуманная проблема, потому что еще недавно его член живо ее интересовал.

Они оба были голые. Но теперь ей от этого стало не по себе.

Единственное, чего она желала, – незаметно улизнуть, пока он не проснулся. Стоило ей пошевелиться, как между ног потекла тягучая инородная жидкость. Надо подтереться, салфеткой или туалетной бумагой. Но когда Серена попыталась встать, икру свело судорогой. Она стиснула зубы, чтобы не закричать. Пожалуй, придется немного подождать, прежде чем пробовать снова.

Она легла обратно.

Сразу после короткого оргазма ее партнер провалился в глубокий сон. Серена снова повернулась и посмотрела на его широкую спину. Нельзя не согласиться, он красив. Мужчина неопределенного возраста, возможно чуть младше сорока. Он поддерживал себя в форме, несомненно занимался спортом. У входа в квартиру Серена мельком заметила клюшки для гольфа и ракетку для падел-тенниса. Но тогда она была слишком занята тем, что срывала с него одежду, и на детали толком не обращала внимания.

Они начали целоваться в лифте. Как только зашли в квартиру, он толкнул ее к стене и наклонился, чтобы снять с нее трусики. А затем опустился на пол, и его голова оказалась меж ее бедер. Серена чувствовала, как его теплый язык пытается проникнуть в нее, его глубокие поцелуи.

Когда мужчины брали ее таким образом, она сразу намокала. Опасаясь, что кончит раньше времени, она остановила его. Трогая и целуя друг друга повсюду, они дотащились до спальни. От него пахло по́том, к которому примешивался запах одеколона с морской ноткой. Разгоряченная кожа. Мощные руки. Мужчина казался невероятно желанным. Но сейчас, глядя, как он беззащитно спит, точно усталый большой ребенок, она уже так не считала.

Серена вспомнила, как они оказались здесь в этот субботний день.

В десять утра того же дня она явилась в «Фонд Прада». Церемония была назначена на девять, но она рассчитала свое опоздание до минуты.

По такому случаю Серена надела черное платье из крепового шелка – разумеется, от «Прада». Глубокий V-образный вырез – в самый раз, чтобы вызывающе носить без бюстгальтера – и подол чуть выше колен. Туфли-лодочки кедрового цвета, которые визуально удлиняли ноги. Большие затемненные солнечные очки, подходящие к мрачному выражению лица. Следуя указаниям в приглашении, она поднялась на второй этаж здания, спроектированного известным голландским архитектурным бюро «ОМА». Зал – первый справа.

Как и ожидалось, все остальные уже прибыли.

Прежде чем совершить эффектный выход, Серена остановилась на пороге, оглядела многочисленную публику и прикинула, что пришло человек восемьдесят, не меньше. Предполагалось, что соберется только ближайшая родня одиннадцати выживших, но, очевидно, приглашение распространялось и на других родственников, иначе такая толпа не поддавалась объяснению.

В глубине зала установили нечто вроде кафедры с пюпитром и микрофоном. Однако сейчас на возвышении стояла девочка и играла на скрипке. Может, та самая Орели. Музыка звучала жалобно, и все завороженно слушали.

Серена дождалась финала выступления. В зале раздались сдержанные аплодисменты. Вот тогда-то она и решила выйти на сцену. Ее появление мгновенно привлекло всеобщее внимание. Головы начали поворачиваться в ее сторону, и при виде ее все перестали аплодировать. Воцарившуюся тишину нарушал лишь гулкий стук ее каблуков.

Как и утром после пожара, в натяжной конструкции рядом с вионской больницей, одно лишь ее присутствие всем заткнуло рты.

Серена шагала вперед в облаке «Баккара Руж 540», вцепившись в ремешок черной кожаной сумочки «Келли»[11]. И пошатывалась. Она намеренно перебрала с «Плюшевым мишкой». Из-за темных очков она вглядывалась в лица незнакомцев, рассматривала их изумленные гримасы. Здесь были братья и сестры выживших, а также бабушки и дедушки, тети и дяди, кузины и кузены. Ну и, разумеется, отцы.

У Авроры была только Серена.

Ей вспомнились Рождество, праздники, дни рождения, которые они с дочерью отмечали только вдвоем. Быть может, Авроре хотелось проводить их с кем-то еще. Поскольку родители Серены развелись, она никогда не знала, каково жить в полной семье, и не беспокоилась, что Авроре не хватает родственников.

«Если бы я умерла вместо нее, она осталась бы на свете совсем одна», – сказала себе Серена. До этого утра она никогда об этом не задумывалась.

Маленькие гостьи вионского пансиона расположились в первых рядах, каждая рядышком с матерью. В своих темных платьицах девочки выглядели безупречно. Длинные волосы, аккуратные прически. Изящные позы. Как непохожи они на замерзших, напуганных замарашек, которых она видела наутро после трагедии!

С тех пор все девочки стали на год старше. Только Аврора застряла в возрасте шести лет, точно в плену ведьминских чар. До этой секунды Серене ни разу не приходило в голову, что ее дочь никогда не вырастет, навсегда останется ребенком.

Затем красивая женщина, которую она никогда раньше не видела, поднялась со своего места и подошла к ней. Очень худая и элегантная; мать Орели.

– Спасибо, что пришла, – сказала ей Марион. И, взяв ее за руки, с чувством их пожала. Затем проводила ее к месту, которое специально не заняли, оставили для Серены, и усадила рядом с собой.

Перехватив ее и тем самым прервав дефиле, Марион хотела вернуться к назначенным ролям и иерархии. Она тут была за великого церемониймейстера.

Но вскоре Серена окажется в центре всеобщего внимания.

Несколько часов спустя по включенному телевизору в гостиной этого незнакомого дома разворачивалась ссора между двумя людьми, мужчиной и женщиной. Несмотря на громкость, Серена не понимала, в чем причина размолвки между героями мыльной оперы. Дела сердечные, а может, и денежные.

Телевизор был уловкой, изобретенной ее любовником, чтобы заглушить свои стоны удовольствия. Саму ее, разумеется, не волновало, услышат ли соседи, как она развлекается.

Судорога отпустила, мужчина все еще спал, и Серена снова попыталась встать.

Она скинула ноги на пол, но осталась сидеть, пытаясь сладить с головокружением. Тут она заметила, что на тумбочке с ее стороны кровати лежат последний роман Софи Кинселлы, крем для рук, маска для сна и блистерная упаковка гомеопатического снотворного. Боярышник и пассифлора – уж точно не тот допинг, который принимала она.

Затем Серена перевела взгляд на закрытую дверь комнаты. Ее вдруг охватило любопытство. Захотелось немедленно пойти и посмотреть, что там скрывается. Серена уже больше не спешила поскорее убраться отсюда.

Открыв дверь, она оказалась в маленьком закутке, отделявшем спальню от двух других комнат. Слева – основная ванная с парными раковинами. По сторонам единственного зеркала – два шкафчика. Серена распахнула их и порылась на полках. В первом оказались мужские вещи. Пена для бритья, бритвы, кусачки для ногтей, всевозможные лосьоны и мазь от геморроя. Во втором – косметика, косметические кремы, ватные диски и противозачаточные таблетки.

Она вернулась и перешла к осмотру второго помещения. Потянув за шнурок, включавший встроенное освещение на потолке, она обнаружила, что стоит в гардеробной, разделенной ровно пополам. С одной стороны – сшитые на заказ мужские костюмы. С другой – ряд женской одежды от-кутюр. Обувь и аксессуары хранились в отдельных секциях.

Серена провела рукой по женским платьям, скользнула по ним взглядом. Затем взялась за рукав мужского пиджака, поднесла его к лицу, понюхала и сразу узнала запах мужчины, с которым совсем недавно занималась сексом.

Интересно, подозревает ли жена, что муж приводит в дом других женщин и трахает их на брачном ложе? Впрочем, он вел себя неловко, и у Серены сложилось впечатление, что она стала первой. В сущности, она взяла инициативу на себя, а он поддался. Талант соблазнительницы никуда не делся. Ей всегда удавалось ввести во грех даже самых верных. Возможно, мужчина, спящий в соседней комнате, всегда мечтал поддаться искушению, но, только встретив такую, как она, наконец собрался с духом и дал себе волю.

Кто знает, каково это – быть за ним замужем. Спать с ним рядом каждую ночь. Делить общее пространство. Обмениваться привычками и вместе заводить новые. Год от года терять чувство приличия. Кто знает, позволяет ли он себе пускать газы и громко рыгать при жене. Ковыряется ли в носу. А еще Серене стало любопытно, чувствует ли муж запах фекалий любимой супруги каждый раз, когда та ходит в туалет.

Внезапно к горлу подкатила тошнота. Серена еле успела вернуться в ванную, где ее вырвало в одну из раковин.

Утром она держалась любезно и спокойно на протяжении почти всей церемонии. Марион, сидевшая рядом, сжимала ее руку, будто они были старыми подругами.

Тем временем одиннадцать маленьких выживших сменяли друг друга за кафедрой. Некоторые читали стихотворения или сочинения, написанные по этому случаю. Другие играли на музыкальных инструментах, как та девочка со скрипкой. Одна спела пасторальную песню. За выступлениями последовали рассказы о днях, проведенных рядом с Авророй, и о забавных случаях.

Серена наблюдала за Марион, которая внимательно следила, чтобы все шло по четко намеченному плану и не возникало никаких заминок. Судя по тому, как она все организовала, церемониймейстерша заранее знала, как дозировать накал чувств и чередовать сочувствие с легкомыслием. И в точности предвидела, когда публика будет смеяться, а когда плакать.

Однако Марион не могла предположить, что в конце всей этой показухи Серена поднимется на маленькие подмостки и всем раскроет свою душу. Ничего не утаит от публики, собравшейся в «Фонде Прада» в это субботнее утро. Расскажет, каково выкидывать из дома вещи дочери, понимая, что от нее тебе остались только холодные неодушевленные предметы. Куклы, книги, цветные карандаши, мягкие игрушки. Ты не можешь даже прикоснуться к этим вещам, потому что они причиняют боль, как будто сделаны из осколков стекла, микроскопических лезвий или раскаленного металла. Она поделится с этими незнакомцами, каково отдавать проклятого дочкиного кота, чтобы хотя бы он где-нибудь нашел любовь. Она заставит их разделить ее тупую и неизлечимую муку, от которой постоянно сжимается сердце. Признается, что слишком труслива и не может даже покончить с собой. Опишет, как постепенно нисходит в ад; откроет им, что ад бездонен. Это бесконечный колодец тьмы и горя, где можно только падать и падать все глубже.

Она поведает им, каково жить с призраком, который преследует тебя повсюду, но ни слова тебе не говорит.

А потом четко объяснит всем, куда они могут засунуть свои соболезнования, а главное – потребует, чтобы ее оставили в покое. Устроит им незабываемый скандал. Но встряска пойдет этим людям на пользу. Они никогда не поблагодарят ее, но наверняка запомнят эту сцену на всю оставшуюся жизнь. Они станут свидетелями того, что делает с людьми отчаяние, и с этой секунды будут еще яростнее защищать то, что им действительно дорого.

Но как раз когда Серена вставала, чтобы выйти к микрофону, к ней приблизились одиннадцать девочек с кипой листов, перевязанной красной атласной лентой. Орели, представлявшая остальных, сказала ей, что во время тех снежных каникул в Вионе одна воспитательница сделала множество фотографий. Но, поскольку цифровой фотоаппарат сгорел, все девочки заменили снимки рисунками по памяти.

Не зная, что ответить, Серена взяла папку. Открыла ее и начала листать. На бумаге запечатлелась последняя неделя жизни Авроры. Уроки катания на лыжах. Спуски на санках. Дневные катания на коньках. Прогулка на санях, запряженных лошадьми. Вечера перед большим камином. И наконец – последний вечер. Праздник фей-бабочек, где на спинах у всех красовались синие крылышки, а в волосах – серебряные нити.

На этих красочных рисунках ее дочь всегда улыбалась. Кто знает, так ли это было на самом деле или Аврора грустила, скучая по дому или по коту. Или по маме.

Бом… Бом… БОМ!

В ушах у Серены зазвонили проклятые вионские колокола. Она обернулась в поисках часов, но встретила только взгляды присутствующих. Ноги у нее подкосились. В этот миг все видели дрожащую от волнения мать. Родители, бабушки, дедушки, тети и дяди восхищались благородными чувствами своих девочек. Серену же трясло от ярости. Уж не ждут ли они, что она расплачется? Нельзя бесконечно множить боль, а Серену она уже переполняла.

Но жест маленьких выживших расстроил ее планы. Серена утратила самообладание, зрение ее затуманилось, и она, как дура, потеряла сознание.

Впрочем, прежде чем она упала на пол, кто-то ее подхватил.

Те же руки, которые несколько часов спустя в порыве страсти сжимали ее ягодицы и грудь.

Опорожнив желудок, Серена, все еще совершенно голая, даже не потрудилась открыть кран и смыть из раковины рвоту. Оставив все как есть, она вернулась в спальню. Теперь ее любовник храпел громче. Она подобрала с пола платье от «Прада» и туфли и начала одеваться.

Затем, поскольку мужчина все еще спал на боку, обошла кровать, чтобы в последний раз посмотреть ему в лицо.

На тумбочке стеклом вниз лежала перевернутая рамка для фотографий. Серена подняла ее и поставила на место. На мгновение остановилась, чтобы рассмотреть людей на снимке. Идеальная семейка. Едва поняв, что после церемонии его жена и дочь уедут в свой дом в Ницце, Серена тут же раскинула сети, чтобы соблазнить главу семейства.

Она послала воздушный поцелуй фотографии, на которой ее любовник позировал с Марион и Орели. Затем с туфлями в руке босиком двинулась к выходу из квартиры, прощаясь взглядом с каждым предметом, попадающимся на пути. Больше она не переступит порог этого дома.

Но, зайдя в гостиную, чтобы забрать свою сумку от «Эрмес», она услышала за спиной голос Марион:

– Почему?

Обернувшись, Серена оказалась с ней лицом к лицу. Поза, полная достоинства, страдальческое лицо.

– Почему это произошло? – напыщенно повторила женщина, грассируя на французский манер. – Мало того, что ответа нет, – мне даже некому задать вопрос, – продолжала она с телеэкрана.

Серия мыльной оперы закончилась, и в эфире шло одно из тех дневных ток-шоу, в которых смешиваются новости и сплетни, перескакивающие с убийства в провинции на амурный скандал, с душераздирающего сюжета на звездную свадьбу.

Марион отвечала на вопросы корреспондента. Репортаж был записан этим же утром, после поминок в «Фонде Прада».

Тема – трагедия в Вионе.

В свое время она освещалась в новостях, а через год устарела. Но для подобной передачи сюжет еще не утратил пикантности, и авторы воспользовались годовщиной, чтобы выжать из зрителей слезы. Серена представила публику, скрывавшую за сердоболием извращенное любопытство, – представила, как эти люди слушают историю о маленькой девочке, якобы пропавшей, но наверняка сгоревшей заживо.

– Не знаю, как бы я отреагировала на ее месте, – сказала Марион, и Серена поняла, что та косвенно приплетает ее. – Несмотря на то что наши дочери вернулись домой, эта женщина – каждая из нас. – Она говорила от имени матерей выживших девочек.

То, что она говорила, имело смысл, но, к сожалению, в подобном контексте всякое слово теряло искренность. Серена подошла к телевизору, взяла с дивана пульт и прекратила это непристойное представление.

Во внезапной тишине ей полегчало. Но ненадолго. Завибрировал смартфон в беззвучном режиме, и Серена вздрогнула.

Она достала из сумки мобильник и глянула, кто звонит.

На дисплее появилась только надпись «скрытый номер».

Она никогда не отвечала на анонимные звонки, да и спящего любовника будить не хотелось. Отклонив звонок, она направилась к дверям. Когда она была уже на пороге, телефон в ее руке снова завибрировал.

Тот же надоеда, скрывший свой номер.

Видимо, телефонный спам. Закрыв за собой дверь, она приняла звонок, готовая послать сотрудника колл-центра куда подальше.

– Чего тебе? – рявкнула она.

В трубке царило молчание. Однако связь не прервалась. Возможно, Серену не расслышали.

– Алло? – раздраженно произнесла она. Можно было повесить трубку, но ей хотелось с кем-нибудь поругаться. – Эй, недоумок, ты собираешься говорить?

Тишину разорвал звук. Бом… Бом… Бом…

Серена инстинктивно отдернула смартфон от уха. И поняла, что на сей раз звон раздается не у нее в голове. Он доносится из телефона.

Из Виона.

– Алло? – испуганно повторила она.

Кто-то резко дал отбой.

Серена оцепенело уставилась на мобильник, не понимая, что это было. Но времени на размышление ей не дали.

Всего через несколько секунд пришло сообщение, тоже анонимное.

4

Вернувшись домой, Серена закрыла за собой дверь, но не смогла пройти дальше прихожей.

Она положила смартфон на пол, а сама села на синий бархатный пуф, наблюдая за мобильником издалека, будто он того гляди взорвется. Вертя в руках ключи, она спрашивала себя, когда же телефон перестанет пищать.

За последний час со скрытого номера пришло не меньше десятка сообщений. Сообщений, которые она отказывалась открывать.

Неизвестный отправитель как будто предвидел ее сопротивление. И проявлял настойчивость.

После одиннадцатого уведомления писк прекратился.

Это совпадение взволновало Серену. Одиннадцать – столько же, сколько девочек, выживших при пожаре в вионском пансионе. Не хватало двенадцатой. Ее дочери.

Решив, что тишина продлилась достаточно долго, Серена наконец встала с пуфа и пошла снимать платье от «Прада».

Телефон она оставила на полу.

Большую часть вечера она старалась не думать о мобильнике, оставшемся в прихожей, находя утешение и успокоение в привычной смеси алкоголя и лекарств. Но на сей раз «Плюшевый мишка» не возымел желаемого действия, и ее мысли упрямо возвращались туда, где лежал молчащий телефон.

Бом… Бом… Бом…

Серена знала, что аппарат ждет ее, что это лишь вопрос времени. Как долго она сможет сопротивляться этому зову? Она надеялась, что ей хватит сил устоять. Но с каждым часом чувствовала себя все слабее и податливее.

Она поужинала безвкусным салатом, который не доела, приняла горячий душ, не принесший никакого облегчения, побродила по квартире, ища, чем бы заняться, но так и не нашла ничего, что могло бы ее отвлечь.

Наконец Серена сдалась.

Злясь на себя, она подошла к лежащему на полу мобильнику. Дрожащими руками схватила его и открыла приложение для обмена сообщениями.

Все они оказались одинаковыми. Ни единой фразы, ни одного слова. Как и во время безмолвного телефонного разговора со звоном колоколов на заднем плане.

Бом… Бом… Бом…

Все они содержали одно и то же вложение. Ссылку.

Что это значит? Казалось, кто-то играет у нее на нервах. Или испытывает ее силу воли. Как будто пытаясь понять, как далеко она готова зайти.

«Конечно, это испытание, – сказала себе Серена. – Ладно, я в игре».

Кончиком пальца она нажала на экран, словно давя маленького надоедливого таракана. Ссылка мгновенно направила ее на один из множества видеохостингов, куда пользователи могут загружать свои видеоролики, в том числе и анонимно.

На экране смартфона замелькали кадры пожара.

Что за шутки? Каким жестоким и бессердечным надо быть, чтобы получать удовольствие, подвергая ее подобным пыткам? Тот, кто прислал эти сообщения, – кто бы он ни был – теперь знал, что она сдалась и сейчас просматривает видеозапись. Сволочь не мог ее видеть, однако втайне наслаждался ее капитуляцией. Вероятно, он законченный циник, раз ему достаточно воображать, что она чувствует.

Не в силах больше это терпеть, Серена уже собиралась закрыть окно просмотра. Но что-то ее остановило.

Поначалу запись не слишком отличалась от других видео, снятых зеваками на мобильники в ту проклятую ночь.

Но было в ней что-то необычное. Что-то пугающее.

Вертикальные кадры, снятые на обыкновенный смартфон, запечатлели пламя, взвивающееся в ночное небо. Шале еще не рухнуло и походило на огромного, смертельно раненного дракона, который все еще неукротимо изрыгает пламя.

Узницей его кипящего чрева была Аврора.

Дыхание человека, держащего мобильник, превращалось в облачка пара перед объективом. Среди бесшумно падающего снега слышались только рев бушующего огня и стоны здания, похожие на вой существа, которое изо всех сил пытается выжить.

Именно эта странность и насторожила Серену. Ни взволнованных голосов, ни сирен. Она словно оказалась на месте до прибытия спасателей и толпы зевак.

Пытаясь понять смысл того, на что смотрит, она узнала окно дочери в мансарде.

Третий этаж, крайнее справа.

Буквально через минуту видео оборвалось. Но Серена успела заметить кое-что еще, не вполне определенное. Казалось бы, несущественная деталь, однако она противоречила той версии событий, которую ей предоставили.

Отмотав назад и пересмотрев короткий ролик, Серена обнаружила, что не ошиблась.

«В ночь пожара было минус восемнадцать градусов», – вспомнила она, и ей снова стало холодно, как тем утром в Вионе.

Так почему же окно в комнате Авроры было открыто?

1

Серена не желала больше пересматривать видео.

Она могла бы удалить сообщения со ссылкой и постараться забыть то, что видела. Но сейчас, когда она вела машину по дороге, разрезающей пополам маленькую горную долину, ею владела непривычная уверенность.

Она была убеждена, что поступает правильно; ей не было необходимости снова смотреть запись.

Еще несколько часов назад Серена могла бы поклясться, что никогда не вернется в эти края. Но Вион словно призывал ее обратно. Или, скорее, притягивал. Как будто между ней и этим местом осталось что-то незавершенное – вопрос, который нужно прояснить раз и навсегда.

Бом… Бом… Бом…

Рассвет прятался за белесыми облаками, снег падал медленно и обильно, но температура снаружи определенно была не такой низкой, как утром после пожара. Настрой у Серены тоже был иным. Страх не нашептывал ей на ухо наихудшие варианты развития событий. И волнение, которое гнало ее вперед, не таило зловещих предзнаменований. Напротив, в нем крылось подспудное ожидание.

Надежда на то, что существует другая правда.

Серена не сомневалась, что приоткрытое окно морозной ночью было ошибкой. Как будто, следуя своему безжалостному плану отнять у нее единственную дочь, Вселенная отвлеклась и допустила небольшой промах. И Серена забрала себе в голову исправить его. Переломить судьбу.

С этой целью она надела удобную обувь и теплую куртку. Арендовала внедорожник и сунула в рюкзак ноутбук, а также все необходимое, чтобы задержаться в Вионе на несколько дней. И пустилась в путь. Рано утром перед отъездом она написала в офис – предупредила своего помощника Фабрицио, что на этой неделе на работу не придет.

Вечером накануне поездки в Вион Серена уменьшила дозировку ингредиентов «Плюшевого мишки», чтобы выглядеть как можно более трезвой и здравомыслящей. Нервы пока не сдали. Воздержание компенсировалось адреналином от того, что она собиралась предпринять.

Разумеется, прежде чем сесть в машину, Серена запаслась психотропными препаратами, успокоительным и обезболивающим для своего фирменного коктейля. Что до «Эвиана» и «Бельведера», их наверняка не составит труда раздобыть на месте. Она не знала, как долго ее печень выдержит такое обращение. Но сейчас мысль о том, чтобы отказаться от привычного средства, ужасала не меньше, чем мысль заболеть. А вот на смерть Серена плевать хотела. Впрочем, она подозревала, что дама в черном, уже достаточно отметившись в ее жизни, намерена растянуть удовольствие оттого, что ей, Серене, приходится выживать.

Год спустя Вион выглядел все так же: как на открытке. Крыши, белые от снега, окна с золотистым светом внутри, дома, обступившие часовую башню. Но между зданиями не вился в небо змей черного дыма.

Въезд в сказочную деревушку прошел примерно так же, как и в прошлый раз: машина Серены с трудом прокладывала себе путь по улицам сквозь толпы лыжников, направляющихся к подъемникам. На сей раз сирены не беспокоили медленную процессию туристов, а машины экстренных служб не вынуждали их расступиться.

Серена оглядывалась по сторонам, и лица необъяснимым образом казались ей теми же, что и двенадцать месяцев назад. Те же прикованные к ней вопросительные взгляды, от которых она чувствовала себя чужачкой, вернувшейся напомнить им всем досадное происшествие той далекой ночи, когда маленькая девочка со светлыми кудряшками чуть не испортила им отпуск.

Все повторялось. Но не как дежавю, а как абсурдная головоломка. Внутренний голосок подсказывал Серене: «В прошлый раз от тебя что-то ускользнуло, теперь приглядись повнимательнее, проверяй получше». Или: «Попробуй еще раз, тебе повезет больше». Решение где-то здесь, но также и у нее в голове. В этом она не сомневалась.

Но ее уверенность пошатнулась, когда впереди предстала та же картина, от которой годом ранее ее отделяло ограждение.

Серена остановила внедорожник и посмотрела вперед через лобовое стекло. Сердце колотилось в груди, словно пойманный воробей. Навигатор незаметно привел ее к месту пожара. Развалины шале никуда не делись, хотя их и окружили высоким защитным забором из листового металла, который на самом деле нужен был скорее для того, чтобы скрыть вид. На заборе красовались большие фотообманки с горными пейзажами.

Целую долгую минуту Серена, не в силах пошевелиться, сжимала руль от страха, что, если отпустит, ее неизбежно унесет в открытое море. Наконец она нашла в себе смелость выйти из машины и подойти ближе.

В ограждении виднелась щель.

Подойдя вплотную к ограде, Серена приставила руку козырьком ко лбу и присмотрелась. Судя по тому, что удавалось разглядеть сквозь щель, от шале почти ничего не осталось. Всего несколько стен по периметру да черная дыра на месте фундамента.

Кариозный зуб посреди деревни. От земли пахло гнилью.

В голове у Серены проносились кадры видеозаписи, присланной анонимным отправителем. Она повторяла себе, что человек, который снял это видео, был здесь в ту ночь и оказался на месте раньше всех. А также запечатлел неуместную деталь – открытое окно.

Сразу ли загадочный видеолюбитель заметил аномалию? Или только позже, пересматривая снятое? Но тогда почему не обратился в полицию? Почему вместо этого отправил ссылку ей? Вообще-то, Серена не могла исключать, что видео отправили не только ей. Наверняка она знала только то, что никто до сих пор не упоминал о существовании этих съемок.

Через некоторое время она отвела взгляд от руин – зловоние, исходившее из дыры в земле, сделалось невыносимым.

Ей хотелось как можно скорее уехать.

Не оглядываясь, Серена вернулась в машину. В носу по-прежнему стояла вонь, но, возможно, смрад витал только у нее в воображении, будто галлюцинация. Когда она села во внедорожник, у нее возникло искушение сунуть руку в рюкзак, наугад достать одну из блистерных упаковок и высыпать в рот пригоршню лекарств. Но она сдержалась. Нужно потерпеть. Иначе она все испортит.

Серена завела автомобиль и выжала сцепление. Второй остановкой в этой альпийской поездке станет местный полицейский участок.

С тех пор как она отправилась в Вион, на уме у нее был только один вопрос.

2

В восемь шестнадцать утра сотрудница полиции, она же диспетчер за стойкой регистрации, сообщила Серене, что командир Гассер еще не прибыл. Кроме нее, в участке никого не было, и Серена спрашивала себя, где же остальные. Вероятно, занимаются всякими пустяками – регулируют движение или следят за общественным порядком в Вионе. Швейцарская деревушка не производила впечатление места, где могут произойти вопиющие преступления, и, судя по размеру участка, в нем дежурили не больше пяти-шести агентов.

Сотрудница посоветовала ей вернуться после девяти. Серена настояла на том, чтобы оставить командиру сообщение с просьбой с ней связаться. Женщина неохотно сделала пометку на стикере. Но, записывая имя Серены, замерла.

Едва она поняла, что перед ней мать девочки, пропавшей при пожаре в шале, протокол изменился. Женщина немедленно позвонила Гассеру и попросила его приехать как можно скорее, а посетительницу проводила в кабинет начальника и предложила ей кофе.

Серена выпила горячего и теперь сидела с рюкзаком на коленях в креслице перед пустым письменным столом. Кофеин ее взбодрил. Она все еще чувствовала зловоние развалин, где только что побывала. Жир, накапавший в выключенный гриль, – вот что оно напоминало. Хотя запах был плодом воображения, Серена обнюхала свою одежду: пахло от нее не лучшим образом. Лекарства и алкоголь изменили кислотность пота. Но она повторила себе, что очень важно произвести хорошее впечатление.

Коротая время в ожидании, Серена разглядывала стены, полные благодарственных грамот, перемежающихся с фотографиями пятидесятилетнего мужчины в форме: светлая кожа, светлые волосы, голубые глаза. Типичные для горца черты лица и суровое выражение, свойственное некоторым блюстителям закона. Гассер был запечатлен за работой. По окончании спасательной операции после схода лавины. Перед перевернувшимся и опрокинувшим груз лесовозом. Рядом с грудой оленьих туш, вероятно изъятых у какого-то браконьера. В этих снимках было что-то неподобающее. Макабрическая галерея смерти и разрушений.

Но внимание Серены особенно привлекла одна фотография. Серена поднялась с кресла и подошла поближе.

На снимке рядом с Гассером стоял мужчина лет сорока в наручниках. Тщедушный, растрепанные волосы, впалые щеки под густой бородой. На губах легкая вызывающая улыбка.

На заднем плане – сгоревший лес.

При виде этого кладбища обугленных деревьев и пепельной пустоши Серене стало не по себе. К тому же мужчина в наручниках, казалось, уставился с фотографии прямо на нее. Взгляд его излучал странный магнетизм. В глубине его глаз таилась завораживающая жестокость.

Отсветы пламени.

Не успела Серена успокоиться, как за спиной у нее раздался чей-то голос.

– Здравствуйте, – поприветствовал ее запыхавшийся Гассер. – Извините, что заставил ждать.

– Ничего страшного, – ответила Серена и снова села, позабыв о фотографии.

По сравнению со снимками на стене во внешности командира что-то изменилось. Затем она поняла, в чем дело: полицейский отрастил усы.

Он протянул ей вспотевшую руку. Серена пожала ее и, получше разглядев начальника полиции вблизи, сочла, что ему вовсе не пятьдесят, а лет на десять меньше, но он очень плохо сохранился.

Прежде чем закрыть дверь, Гассер проверил, нет ли перед кабинетом любопытных, – излишняя мера предосторожности, учитывая, что, если не считать сотрудницы на входе, они были одни.

– Я примчался, как только мне сообщили, что вы здесь, – без нужды оправдался Гассер. – У меня у самого две маленькие дочери, мне жаль, что с вами такое случилось, – добавил он.

Серене он показался искренним.

Сняв фуражку и форменный китель, он сел за стол.

– Что привело вас обратно в Вион? – вежливо осведомился он.

Было довольно очевидно, что появление Серены его обескуражило. Она не сомневалась, что с тех пор, как ему позвонила подчиненная, Гассер ломал голову над причиной ее визита.

– Как много вы знаете о биржах и акциях? – спросила она без всяких вступлений.

Гассер скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.

– Не так уж много, – осторожно признал он, вероятно подумав, что она хочет предложить ему какие-то инвестиции.

– Чтобы работать в сфере больших финансов, нужно обладать особым талантом, которому нельзя научиться ни по книгам, ни в университете.

Командир явно недоумевал, к чему она клонит, но пока не нашел причины ее перебить.

– В моей работе необходимо применять одновременно логику и чутье, рациональность и непредвзятость.

– Почти как в азартных играх, – заметил Гассер.

– Точно, – подтвердила Серена.

Полицейский кивнул, довольный ее одобрением.

– Вы когда-нибудь слышали о так называемом «проклятии победителя»?

Гассер вскинул брови. На сей раз он даже не попытался ответить.

– Когда участвуешь в аукционной войне и хочешь обойти конкурентов, рискуешь сделать предложение, которое намного превышает реальную стоимость актива.

– Из стремления обскакать других ты платишь больше за то, что стоит меньше, – упростил Гассер, продемонстрировав понимание.

– Именно поэтому, прежде чем делать предложение, необходимо собрать как можно больше информации, – продолжила Серена. – Иногда одного неверного вводного оказывается достаточно, чтобы допустить непоправимую ошибку. А порой случаются неожиданности. Непредвиденные события, которые переворачивают ситуацию. В нашей отрасли их называют рыночными аномалиями.

– Рыночные аномалии, – повторил Гассер, совершенно растерявшись.

Серена продолжала говорить на темы, которые не имели никакого отношения к ее появлению в участке этим утром. Но не упускала из виду свою цель, а главное, знала, как ее достичь. И теперь решила, что пора кое-что объяснить.

– В ночь пожара термометр показывал минус восемнадцать градусов – исключительное похолодание.

– И что? – Командир все еще не улавливал связи.

– Вы говорили, что моя дочь задохнулась от дыма еще до того, как огонь добрался до мансарды.

– Так утверждают в письменном отчете пожарные эксперты, – подтвердил Гассер, словно желая избавиться от ответственности за их выводы.

– Тогда кто открыл окно в комнате Авроры?

Мужчина хотел было ответить, но осекся и ошеломленно посмотрел на нее.

– Есть видео случившегося, снятое в первые минуты пожара, – пояснила Серена. – Вы тоже его получили?

Гассер покачал головой.

– Мы не получали никакого видео, – заверил он.

– На записи хорошо видно, что окно мансарды лишь слегка притворено.

Командир ничего не ответил и на этот раз.

Серена наслаждалась его молчанием, которое было равносильно ответу. Если ошарашен даже полицейский, возможно, ее сомнения не совсем беспочвенны. Проклятие победителя. Возможно, чтобы поскорее закрыть это жуткое дело, следователи сразу остановились на самой простой версии. Теперь же они рисковали потерять доверие из-за того, что появилась аномалия.

Подождав несколько секунд, Серена продолжила:

– То, что окно открыли до пожара, исключено. Учитывая температуру на улице, в этом не было смысла.

Гассер колебался. Он хотел что-то добавить, но медлил. Тем не менее Серена догадалась, о чем он подумал, но воздерживался сказать, потому что это привело бы к досадной корректировке официальной версии. О том, что окно могла открыть сама Аврора. Это подразумевало, что она пыталась спастись, но ей не удалось и она сгорела заживо.

Серене хотелось опровергнуть милосердную версию смерти от удушья в дыму, поскольку это означало бы, что у ее дочери по крайней мере был шанс выжить. Из окна Аврора могла бы позвать на помощь или выбраться на карниз и дождаться, пока кто-нибудь ее спасет. К сожалению, никак невозможно, что окно открыла она.

– Окно открыла не моя дочь, если вам это пришло в голову, – сразу уточнила Серена. – Я ездила посмотреть, какую комнату отвели Авроре, фотографии есть в брошюре организаторов. – Для наглядности она достала из рюкзака толстую папку, извлекла из нее рваный и мятый лист бумаги и предъявила собеседнику. – Внутренний подоконник находился в паре метров от пола.

Гассера, похоже, впечатлила такая уйма документов. Он взглянул на фото мансарды.

– Рост Авроры – метр и двадцать три сантиметра, – продолжила Серена. – Даже взобравшись на стул, она бы не дотянулась.

Возможно, спасение было на расстоянии вытянутой руки, но Аврора еще недостаточно выросла. На лице Гассера снова появилось озадаченное выражение.

– Я повторяю свой вопрос, – настаивала Серена. – Кто и зачем открыл окно в комнате моей дочери той ночью?

На лбу начальника местной полиции выступили капельки пота.

– Вы ведь никому не рассказывали эту историю?

Разумеется, он имел в виду средства массовой информации. Именно поэтому сотрудница на входе и поспешила предупредить его о приходе Серены. И по той же причине, прежде чем запереться с ней в кабинете, Гассер проверил, не привезла ли она с собой в Вион какую-нибудь съемочную группу. Командир, несомненно, опасался, что за дверью притаились в засаде оператор и репортер, вооруженный микрофоном. Плохая реклама для курорта, который не приостановил туристический сезон даже в день несчастья, а через год спрятал развалины шале за нелепыми пейзажами-обманками, как прячут пыль под ковром.

Гассер и весь Вион надеялись, что мир скоро забудет о трагедии.

– Я никому не говорила об открытом окне, – успокоила его Серена, борясь с желанием расквасить ему нос. – Но сейчас я хотела бы получить объяснение.

– Объяснение наверняка есть, – пробормотал Гассер, повторяя за ней в тщетной попытке изобразить уверенность. – Можно посмотреть это видео?

Серена не ждала ничего другого. Поэтому она и не показала ему запись сразу. Пусть попросит сам. Однако просьба подозрительно запоздала.

– Конечно, – ответила Серена и порылась в рюкзаке в поисках смартфона. Найдя мобильник, открыла чат и щелкнула по ссылке из анонимного сообщения. Ее моментально перенаправили на веб-страницу, и видео включилось.

Сначала заиграла незамысловатая мелодия, похожая на рекламный джингл. Это было что-то новенькое, и Серена пришла в замешательство.

– Стресс? Проблемы? Жизнь стала унылой? – насмешливо спросил мужской голос на заднем плане. – Ищешь способ сбежать от рутины?

Через пару секунд на черном экране появился альпийский пейзаж и пара молодых лыжников – роковая блондинка и красавчик, улыбающиеся в камеру.

– Тогда приезжай в Вион! – с воодушевлением воскликнул тот же закадровый голос, и лыжники начали спуск по заснеженному склону.

– Наверное, какая-то ошибка, – пробормотала Серена.

Тем временем на экране продолжали крутиться кадры с улыбчивой парой в одном из многочисленных отелей долины. Изысканный ужин перед камином, купание в бассейне, отдых в сауне, массаж и уходовые процедуры в спа-центре.

– Подождите секундочку. – Серена остановила видео, чтобы вернуться к ссылке в сообщении. Когда снова на нее нажала, запустилась та же реклама.

– Я помню эту кампанию, – произнес Гассер, не зная, что еще сказать. – Если не ошибаюсь, зимний сезон 1996 года, – добавил он, имея в виду явно устаревший видеоряд и слегка старомодный вид статистов, которые играли пару туристов.

– Но как это возможно? – пролепетала Серена, не отводя взгляда от телефона.

Гассер уловил ее смятение и не стал ее добивать. Он даже проявил необыкновенное сочувствие.

– Как вы получили ссылку? – спросил он, стараясь поверить ее истории.

– В анонимном сообщении, – ответила Серена, не глядя на него.

– Кажется, кто-то сыграл с вами злую шутку, – сказал полицейский.

– И кто-то позвонил мне со скрытого номера, – добавила Серена, не желая мириться с предположением, что все это розыгрыш. – Какое-то время звонивший молчал. Но на заднем плане я узнала звон вионских колоколов и поняла, что звонили отсюда. Вы могли бы проверить историю вызовов и установить его личность, – предложила она.

– Мне жаль, но все устроено иначе.

– Что значит «вам жаль»? – Серена злилась, но недоумевала все больше. – Разве это не ваш долг?

Голос ее сорвался, а руки, все еще сжимавшие мобильник, задрожали. Начался абстинентный синдром, типичный для алкоголиков и наркоманов.

Гассер наклонился к ней:

– Давайте так. Вернитесь ко мне, если этот незнакомец опять вам позвонит.

Но Серена не хотела, чтобы ей потакали, будто умалишенной. Проклиная себя за то, что не в силах контролировать собственное тело, она сдалась. Подняв глаза от смартфона, она увидела, что с лица полицейского исчез весь страх. Теперь в его взгляде читалось сострадание, но также уверенность, что никто не поверит бредням отчаявшейся матери.

Серена сунула в рюкзак свою толстую папку и поднялась.

– Я не уеду отсюда, пока не получу объяснения тому, что было на видео, – заявила она, но ее голос предательски дрогнул. – Потому что запись существует, – повторила она и покинула кабинет.

Выйдя из здания, Серена сообразила, что задерживает дыхание. Она остановилась и выдохнула, выпуская напряжение и наполнявшую ее горечь. Затем глубоко вдохнула, чтобы свежий воздух очистил ее изнутри.

Бом… Бом… Бом…

Серена посмотрела на часовую башню. В приступе внезапной тошноты рыгнула и ощутила во рту вкус кофе, которым ее недавно угостили. Едва она успела наклониться, как ее вывернуло на тротуар. Когда позывы отступили, она посмотрела на запачканный рвотой снег у своих ног.

Ее все еще трясло.

Давайте так. Вернитесь ко мне, если этот незнакомец опять вам позвонит.

На самом деле в словах Гассера содержался вопрос. По сути, он спрашивал: «Вы точно уверены, что видели эту запись?»

Она боялась, что все испортила, когда вот так перед ним расклеилась. В результате ее требования прозвучали глупо. Мало того что опозорилась, так еще и выставила себя фантазеркой.

Пав духом, она шагала к припаркованному неподалеку внедорожнику и вдруг поймала взгляд незнакомых глаз. Но глаза, казалось, знали ее.

Через дорогу за ней наблюдала девушка в зеленой парке. Поняв, что ее увидели, она быстро пошла прочь.

Но Серена успела заметить, что незнакомка тоже дрожит.

3

Серена нашла жилье в соседнем поселке. Апартаменты с кухней. Уборка не предусмотрена, но раз в неделю в квартире меняли постельное белье. Апарт-отель, безликое двухэтажное здание в форме подковы, был выстроен вокруг внутреннего двора.

Вариант остановиться в гостиничном номере Серена исключила: среди отдыхающих и семеек с детьми она чувствовала бы себя лишней. Она здесь не в отпуске. И вдобавок, живя вдали от деревни, она сможет спокойно предаваться своим порокам.

В апарт-отеле обитал в основном обслуживающий персонал других гостиниц. Приезжие, которые покидали долину после закрытия туристических комплексов. В Вионе проживало всего несколько тысяч человек. Но в месяцы, когда были открыты горнолыжные трассы, и в летний период сюда съезжались туристы и сезонные рабочие, и количество жителей увеличивалось в десять раз.

Около двух часов дня Серена заселилась в мини-апартаменты на втором этаже комплекса, которые забронировала через онлайн-агентство перед отъездом из Милана. Обстановка была спартанской. Коричневый ковролин и стены, обшитые деревянными панелями. У входа – маленькая гостиная с двухместным клетчатым диваном напротив телевизора. Справа – кухонный уголок с электрической плиткой, обеденным столом и тремя складными стульями. Маленький холодильник постоянно издавал шум, похожий на медвежий храп. Дальше – спальня с примыкающей к ней ванной, облицованной зеленой плиткой.

На сайте в описании апартаментов упоминалась стеклянная раздвижная дверь на узкий балкон. Там стоял металлический столик, уже ржавый, и пластиковое креслице, пожелтевшее от непогоды. Вид на заднюю парковку – не бог весть что.

В прежней жизни Серена сочла бы такое убожество неприемлемым. Теперь же оно казалось до странности утешительным. Потертая обивка дивана. Застарелые пятна на ковролине. Керамическая пепельница с рекламой известного аперитива. Разномастная посуда, кастрюли с вмятинами или покрытые копотью от долгого использования. В шкафу четыре вешалки, все разные. Запах табака и хвойного освежителя воздуха.

Среди такого несовершенства она и сама не чувствовала себя неправильной.

Апартаменты были своего рода убежищем от прежней жизни. Берлогой, где можно исчезнуть и никто ее не найдет. Серена ощущала себя беглянкой, преследуемой болью. И, как ни парадоксально, с тех пор как она вернулась туда, где все началось, мучения как будто притупились.

Вион словно совершил маленькое чудо.

Впервые у нее не было ни правил, которым полагалось следовать, ни целей, которых полагалось достичь. Казалось, власть необузданных амбиций наконец ослабла. Серена сделала передышку, чтобы разобраться в себе.

Еще в ранней юности она решила быть независимой. Никакой семьи, никаких связей. Только отношения, основанные на равноудаленности. В действительности она никогда не была свободна. Хотя Серена и не осознавала этого, каждое ее решение всегда зависело от кого-то другого. И на работе, и в личной жизни она всегда старалась поступать правильно, постоянно полагаясь на мнение других. Что говорить, как себя вести, как одеваться, что есть. Серене всегда казалось, что она навязывает всем свою индивидуальность, тогда как на деле она лишь подстраивалась под окружающих, втайне боясь совершить какую-то ошибку, нарушить социальные нормы или кого-то разочаровать, подобно некоторым религиозным фанатикам, которых преследует страх преступить некую заповедь или разгневать своего бога.

Приятно было освободиться от всех социальных ограничений.

Серена надела спортивный костюм и махровые носки. Держа под рукой бутылочку с «Плюшевым мишкой», она раскладывала то немногое, что привезла с собой, на полках в ванной и гардеробной. И одновременно пыталась представить, что будет дальше.

Как поступит Гассер?

Серена была убеждена, что командир по крайней мере попытается понять, существует ли на самом деле видео, о котором она ему рассказала. Хотя бы затем, чтобы оно не навредило ему или органу, которым он руководил: нехорошо получится, если их заподозрят в халатности при расследовании пожара.

Теперь, когда Серена забросила удочку, оставалось только ждать. В любом случае она не сомневалась, что ее присутствие в Вионе подстегнет полицию. В остальном же она больше ничего не могла сделать.

Однако, возможно, загадочный телефонный информатор появится снова.

«Этого не случится», – сказала себе Серена. Если бы он захотел, уже бы появился. Но он предпочел присылать анонимные сообщения.

Что до нее самой, то, прежде чем расклеиться перед Гассером, она старалась казаться уверенной и готовой разнести выводы следствия в пух и прах. Она даже подготовила пухлую папку, чтобы произвести впечатление на полицейского, заставить его поверить, будто у нее имеются невесть какие документы. На самом деле в папке лежали только рисунки с воспоминаниями одиннадцати выживших девочек. Серена сомневалась, что они могут оказаться полезными. Но они придавали папке внушительность, и потом, ничего лучше у нее не было. После церемонии в «Фонде Прада» она больше не просматривала рисунки. Слишком много красок, слишком много жизни. Несколько раз она собиралась уничтожить альбом. Но все-таки не решилась.

Сейчас все это лежало в одной из тумбочек в спальне, где хранилась старая Библия для постояльцев.

Прежде чем заселиться в мини-апартаменты, Серена заехала в супермаркет, чтобы запастись продуктами, а также водкой и минеральной водой. Она распределила покупки между полками на кухне и холодильником, который продолжал невозмутимо храпеть. Когда закончила раскладывать консервы и полуфабрикаты, солнце уже село и вместе с темнотой за раздвижной балконной дверью сгустился очень плотный туман.

Серена достала из полиэтиленовой упаковки покупной сэндвич, начиненный бледной ветчиной и резиновым сыром, и, прихватив незаменимую бутылочку, устроилась на двухместном диване. Она собиралась включить стоящий рядом светильник, но передумала. Света уличных фонарей на парковке вполне хватало. И ей больше нравились эти янтарные сумерки.

Она принялась за еду.

Сквозь тонкие стены доносились голоса и шумы из номеров соседей. Приглушенные диалоги, музыка из приемника, смех. Было семь часов вечера, и в гостиницах в центре прошла пересменка. Те, кто работал днем, вернулись в свои апартаменты и теперь наслаждались заслуженным отдыхом. Официанты и официантки, уборщики, работники кухни, сотрудники, ответственные за прием клиентов. Серена вдруг позавидовала этим крикливым людям, которые умели радоваться мелочам. Ее сэндвич оказался таким же несвежим, как и вся ее жизнь. Серена решила его выбросить.

Когда она направилась к мусорному ведру в кухонном уголке, ноги у нее подкосились. Пожалуй, она перебрала с «Плюшевым мишкой». В последнее время такое случалось все чаще, но она этого не осознавала.

Шатаясь, она вернулась к дивану, повалилась на него и за считаные секунды заснула, уткнувшись головой в подушки.

Проснувшись, Серена не сразу вспомнила, где находится. Непрерывный рокот холодильника вернул ее в реальность.

Состояние между сном и бодрствованием было самым приятным, поскольку в эти краткие мгновения Серена не помнила ничего, даже свою дочь. Но они всегда слишком быстро заканчивались. Затем на нее, как правило, накатывали воспоминания, будто поджидавшие в засаде. Тогда она снова становилась матерью Авроры.

И все начиналось заново.

Серена чувствовала себя так, будто виски ей сдавил металлический обруч. На губах собрался кислый налет, а руки затекли. Она приподнялась, но осталась сидеть, обхватив голову руками. Потом проверила дисплей мобильника.

Десять вечера – она проспала около трех часов.

Серена ощущала себя разбитой. Возможно, лучше было бы лечь в постель. Но внутри уже снова нарастала тревога, и Серена опасалась, что будет лежать без сна, уставившись в потолок, парализованная необъяснимым страхом.

Заметив, что по подбородку стекает нитка слюны, она утерлась тыльной стороной ладони. Подняла голову. Ее взгляд скользнул к балконной двери и парковке за балконом.

На краю леса кто-то стоял. Человеческий силуэт в тумане, вестник из потустороннего мира.

Серена встала с дивана, шагнула вперед и присмотрелась. Но ближе не подошла, потому что это постороннее присутствие вселяло в нее страх.

И тут кто-то постучал в ее дверь.

Серена вздрогнула. Повернулась к двери, гадая, кто бы это мог быть. Секунда рассеянности оказалась фатальной: когда она снова взглянула на лес, человеческий силуэт исчез.

4

Серена взволнованно подошла к двери – и мгновенно узнала зеленую парку. Та самая девушка, которая следила за Сереной утром возле полицейского участка и скрылась, как только ее заметили.

– Заходи.

– Спасибо, – робко пролепетала незнакомка.

– Хочешь выпить чего-нибудь горячего? – предложила Серена, хотя никаких согревающих напитков у нее не было. Но, закрывая дверь, она обратила внимание, что девушка окоченела. Кто знает, как долго она стояла на улице, набираясь смелости постучать.

– Нет, спасибо.

Гостья озиралась, кутаясь в парку. Раскрасневшиеся щеки, потерянный взгляд и хрупкие руки, теребящие молнию на куртке. Длинные волосы, аккуратно прихваченные ободком. Лазурные глаза. На вид ей было чуть за двадцать.

Серена дала ей время освоиться и понять, что бояться нечего.

– Мы знакомы?

– Нет, – сразу ответила гостья. – До сегодняшнего утра мы никогда не встречались лично. Простите, что я так сбежала. Я не хотела, чтобы нас видели вместе.

Серена задумалась над последней фразой. Что побудило эту незнакомку разыскать ее вдали от посторонних глаз?

– Но сегодня утром ты меня узнала.

– Я сразу заметила сходство, – призналась девушка.

«Я дождевой червь», – сказала себе Серена.

– Ты знала Аврору, – мгновенно догадалась она.

Девушка кивнула:

– Меня зовут Луиза, я одна из… – Но затем поправилась: – То есть была одной из трех воспитательниц в пансионе.

Луиза ждала от нее какой-то реакции. Возможно, даже боялась ее. Но Серена вовсе не собиралась срывать на ней злобу. «Этой девушке понадобилась немалая храбрость, чтобы прийти сюда. Она явно не ожидала радушного приема», – подумала Серена.

– Хочешь присесть? – предложила она, надеясь тем самым избавить гостью от смущения.

– Да. – Луиза слегка расслабилась и сняла парку, оставшись в простом розовом свитере и джинсах. Она села на диван, куртку положила рядом. Руки скрестила на животе, спина прямая, колени вместе.

Серена принесла из холодильника пиво. И, хотя Луиза уже отказалась от предложения выпить, все равно протянула ей банку. На этот раз девушка согласилась, но, возможно, только из вежливости.

– Как ты меня нашла?

– Я за вами проследила, – смущенно призналась Луиза. – Мой парень очень разозлился бы, если бы узнал, что я сюда пришла.

Серена никак это не прокомментировала.

– Я вернусь через минуту, – сказала она и оставила гостью одну.

В ванной Серена в первую очередь посмотрелась в зеркало. Как она и предполагала, вид у нее был жуткий. Она открыла кран в раковине и умылась. Затем немного привела в порядок волосы. Она не знала, зачем пришла Луиза, но не хотела произвести плохое впечатление. Трехчасовой сон слегка ее отрезвил, но лицо все равно выглядело потрепанным. К сожалению, с темными кругами под глазами она ничего поделать не могла, зато могла снять напряжение: приняла несколько капель «Ксанакса», накапав их из пипетки прямо на язык. И вернулась в гостиную.

На первый взгляд в комнате ничего не изменилось. Девушка сидела в той же чинной позе, с той же улыбкой, с банкой пива в руках, из которой, похоже, не выпила ни глотка. Но кое-что стало иначе.

Шторы на балконной двери задернуты.

Эта необъяснимая перемена встревожила Серену – на ум пришла окутанная туманом человеческая фигура на краю леса.

Луиза вела себя как ни в чем не бывало, что тоже казалось странным и внушало тревогу. Серена решила не спрашивать о задернутых шторах.

– Сразу хочу вам сказать, что Аврора была чудесной девочкой, – начала гостья. – Она всегда была добра, и мы все к ней привязались.

– Охотно верю, – отозвалась Серена, садясь на диван рядом с ней.

Ей вовсе не хотелось выслушивать очередные похвалы в адрес дочери. Аврора была милой и хорошо воспитанной, но при желании умела быть настоящей занозой в заднице. Серена скорее предпочла бы, чтобы ей перечисляли недостатки дочери – напоминали, что когда-то та действительно была живой шестилетней девочкой. «О мертвых либо хорошо, либо ничего», – часто повторяла она себе.

– Когда Аврора рассказывала анекдоты, остальные так и покатывались со смеху.

Серена понятия не имела, что ее дочь умела рассказывать анекдоты.

– Правда?

– Некоторые были весьма непристойными, – слегка смутившись, добавила девушка.

Серена все больше удивлялась.

– Серьезно?

Оттого что Луиза рассказала ей прежде не известную подробность из жизни Авроры, Серена прониклась к гостье симпатией.

Та улыбнулась и украдкой поставила нетронутую банку пива на ковролин. Затем помрачнела.

– Мне нравилась эта работа, – сказала она. – В пансионе меня утвердили на второй год, да и платили хорошо. И управляться с девочками было не особо трудно. Нужно было только не забывать, что все они впервые оказались одни вдали от дома. Немного постараться, чтобы они сразу почувствовали себя уютно, – а дальше все как по маслу.

Стало ясно, что работу она потеряла. Раньше Серена не задумывалась о том, что трагедия, постигшая ее саму, могла как-то сказаться и на жизни других людей. Конечно, то, что случилось с Луизой, нельзя сравнить со смертью Авроры, но все же девушке тоже непросто.

– Ты теперь работаешь где-то в другом месте? – спросила Серена.

– Я прибираюсь в отеле «Валле́»[12], – ответила девушка. – Сегодня утром, когда я узнала вас на улице, я как раз выходила с работы.

Из воспитательницы в уборщицы – незавидный карьерный поворот. Луиза тоже заплатила свою цену.

– А что стало с твоими коллегами?

– Берту, заведующую, взяла в гувернантки семья из Женевы. Флора тоже уехала, но я не знаю, где она и чем теперь занимается. – Девушка стыдливо опустила взгляд.

– В чем дело? – спросила Серена.

– После того как нас уволили, нам предложили деньги при условии, что мы подпишем бумагу, обязывающую нам никому не рассказывать о том, что произошло той ночью.

Логично. Как и предполагала Серена, академия, организовавшая лагерь, стремилась скрыть случившееся не меньше, чем местные власти. Подписка о неразглашении – часть стратегии по предотвращению нежелательной огласки. Например, чтобы воспитательницы за деньги не дали интервью газетам или телешоу.

– Мой парень очень рассердился бы, если бы узнал, что я сюда пришла, – повторила Луиза, снова прижав руки к животу. – Но, увидев вас утром, я подумала, что вам, наверное, захочется задать мне несколько вопросов.

– Мне не нужно ни о чем тебя спрашивать, все ответы есть в официальной версии, предоставленной полицией, – возразила Серена.

На самом деле она струсила и так и не прочла результаты расследования. Возможно, после того как она узнала об открытом окне, следовало бы с ними ознакомиться. Но она еще не чувствовала в себе сил обсуждать определенные темы с очевидицей.

– Думаю, вам стоит воспользоваться случаем и расспросить меня, – настаивала Луиза.

– Почему? – непонимающе спросила она.

– Потому что я там была, – коротко ответила девушка.

«Она права», – подумала Серена. Никто не предоставит ей более достоверную версию событий. И она не раз задавалась одним вопросом. Ее не особо волновало, что ей не вернули ни тело, ни останки для захоронения. Больше всего ее приводило в отчаяние то, что ее не было рядом, когда дочь умирала. Она должна была быть там, но Аврора осталась одна. Серене хотелось узнать хотя бы, была ли ее девочка счастлива перед смертью или грустила. Были ли ее последние часы на земле трогательным прощанием с ее короткой жизнью.

– Этого не должно было случиться, – заявила Луиза. – По прибытии каждой группы мы всегда проводили учения по пожарной безопасности. Берта придумала превратить это в игру.

Серена догадалась, что девушка чувствует себя виноватой и, вероятно, просто ищет отпущения грехов. Но возможно, дело не только в этом. В ее словах слышался намек на обвинение.

Поскольку воспитательница казалась искренней, Серена собиралась упомянуть об аномалии – открытом окне в мансарде Авроры. Кто знает, может, у Луизы найдется объяснение. Но следующая фраза девушки ее остановила.

– Нам приплатили за то, чтобы мы уехали из Виона, – вдруг призналась та. – Берта и Флора приняли деньги, а мне пришлось остаться: мой отец болен, и мама одна не справляется.

Это откровение напугало Серену. Раньше она считала, что власти и академия вступили в молчаливый сговор, только чтобы избежать еще большего ущерба для своего имиджа. Но зачем платить воспитательницам, чтобы они уехали?

– Я не должна быть здесь, – еще раз повторила девушка. – Мой парень прав, мне лучше забыть об этой истории.

Луиза что-то знала. Серена была в этом почти уверена.

Девушка подняла свои оленьи глаза и посмотрела на нее:

– Аврору, наверное, можно было спасти.

Серена никогда не допускала такой возможности. Не задавалась вопросом, почему остальные одиннадцать девочек все еще живы, а ее дочь – нет. Отчасти она уже знала ответ: нет никакой причины. Подобное самовнушение защищало ее от гнева. Гнев и горе не должны соприкасаться, это опасная смесь.

Но если принять во внимание загадку открытого окна, возможно, она зря не вдавалась в причины трагедии. И у нее сложилось впечатление, что Луизе действительно известны подробности, которые ранее не разглашались.

Другая правда. Может быть, даже какая-то тайна.

– Возможно, есть другое объяснение, – добавила девушка. Ей явно хотелось о чем-то рассказать, но она боялась. Чего?

Серена взглянула на задернутые шторы за спиной Луизы.

– Ладно, – произнесла она. – Расскажи мне, что произошло в последний вечер.

5

– Нам, воспитательницам, сложнее всего приходилось в первый и последний вечер каникул, – начала Луиза. – В первый день для девочек все было внове и они плохо засыпали. На седьмой день они, как правило, не хотели ложиться спать и колобродили допоздна.

Серена хорошо помнила, в каком радостном возбуждении была Аврора, когда говорила с ней вечером накануне трагедии.

– Поэтому в последний день мы старались сделать так, чтобы они выбились из сил и к отбою валились с ног от усталости.

– Праздник фей-бабочек, – припомнила Серена. Именно его она видела на рисунках одиннадцати выживших.

Луиза кивнула:

– Днем перед пожаром мы разделили между девочками задачи. Одна группа должна была позаботиться об угощении: Берта отвела их на кухню и велела приготовить пироги, канапе и попкорн. Другой группе поручили украсить зал: они вместе со мной сделали и развесили бумажные гирлянды. Флора научила их мастерить крылья бабочек из синего тюля и проволоки. Мы вместе выбрали, в какие игры будем играть и какую музыку слушать. Потом мы причесали их и вплели им в волосы серебряные нити.