Введение. Комната, в которой умерла любовь
Эта комната – место преступления. Осмотрись. Не торопись, у тебя есть вся ночь, как и любая другая ночь до этого. Здесь нет желтых лент, нет суетливых криминалистов в синих бахилах, нет вспышек фотокамер, фиксирующих улики. Главная улика – это ты. И он. И воздух между вами, густой и холодный, как вода в проруби. Воздух, в котором застыли несказанные слова, задохнулись так и не заданные вопросы, осыпались пеплом несбывшиеся надежды. Здесь умерла любовь. Тихо, без свидетелей. Может быть, она умерла во сне. Или задохнулась от тишины, которая стала вашим единственным общим языком. Ты не знаешь точного времени смерти. Ты даже не сразу заметила, что она мертва. Ты просто однажды проснулась и поняла, что в комнате стало невыносимо холодно, хотя батареи работали исправно, а за окном был июль.
Он лежит рядом. Его тело излучает привычное тепло. Если придвинуться ближе, можно его почувствовать. Физическое тепло живого организма. Но оно не греет. Это тепло камина на экране телевизора – оно выглядит как настоящее, но от него нельзя зажечь даже спичку. Его дыхание ровное, глубокое. Механика легких, работа диафрагмы. Звук жизни. Но это не звук жизни рядом с тобой. Это звук чужого, отдельного существования, которое по какой-то странной инерции продолжается в метре от твоего. Ты можешь протянуть руку и дотронуться до его плеча. Ты знаешь, какой будет на ощупь его кожа, как под пальцами перекатятся мышцы. Ты знаешь это тело лучше, чем свое собственное. Но это знание мертвое, как у патологоанатома. Знание фактуры, но не сути. Ты трогаешь не человека, а его оболочку. Призрака, который почему-то не может покинуть место своей гибели. А может, это ты призрак? Призрак женщины, которая когда-то здесь жила, любила и была любима. А теперь от тебя осталась только привычка занимать свое место на кровати.
Всмотрись в темноту. Даже с закрытыми глазами ты видишь каждый предмет в этой комнате. Вот шкаф. Его половина и твоя. Два разных мира, которые больше не пересекаются. Его вещи аккуратно сложены или развешаны. Рубашки, отглаженные тобой, висят ровными рядами, как солдаты мертвой армии. Твои платья, купленные для того, чтобы он обратил на них внимание, давно стали просто тканью, защищающей от холода. Вы больше не спрашиваете друг у друга, что надеть. Вы больше не говорите: «Тебе это очень идет». Эти фразы принадлежат другому времени, другой жизни, которая закончилась в этой комнате.
На прикроватной тумбочке стоит ваша свадебная фотография в рамке. Посмотри на нее мысленным взором. Два человека, замороженные в янтаре одного счастливого дня. Они улыбаются так, будто знают какой-то секрет вечного счастья. Они смотрят друг на друга, а не в объектив. Они еще живые. Кто эти люди? Ты узнаешь свое лицо, его лицо, но вы больше не они. Это два незнакомца из прошлого, которые оставили вам в наследство эту квартиру, общую фамилию и оглушительную пустоту. Иногда ты берешь эту рамку в руки, стираешь с нее пыль – пепел сгоревших разговоров – и пытаешься почувствовать хоть что-то. Но ничего не происходит. Это как смотреть на картину в музее. Красиво, мастерски исполнено, но это не имеет к тебе никакого отношения. Ты просто смотритель в этом мавзолее, твоя задача – поддерживать порядок, пока все не обратится в прах.
Здесь все пропитано ритуалами. Утренний подъем. Вы двигаетесь по выученной траектории, стараясь не задевать друг друга. Кухня, ванная, коридор. Хореография двух чужих людей, вынужденных делить одно пространство. Звук его электробритвы, запах твоего кофе. Краткое «Доброе утро», которое не несет в себе никакого добра и никакого утра. Это просто звуковой маркер, обозначающий начало еще одного одинакового дня. Завтрак в тишине. Тишина стала вашим главным блюдом. Она плотная, вязкая, ее можно резать ножом. Вы оба смотрите в свои тарелки или в телефоны. Телефоны – это спасательные люки, кротовые норы, через которые можно сбежать из этой комнаты, из этой квартиры, из этой мертвой жизни. Там, в светящихся экранах, есть другие люди, другие новости, другие эмоции. Там есть иллюзия жизни. Здесь – только ее отсутствие.
Помнишь, как вы раньше разговаривали? Обо всем и ни о чем. Вы могли смеяться до слез над какой-то глупостью. Могли спорить до хрипоты о фильме или книге. Могли делиться страхами, которые казались смешными, когда были произнесены вслух и услышаны им. Его голос был для тебя якорем. Твой смех – его маяком. Куда все это делось? Кто украл ваши слова? Они не исчезли в один день. Они умирали медленно, одно за другим. Сначала ушли слова о будущем. Вы перестали мечтать вместе. Потом ушли слова о чувствах. «Я тебя люблю» превратилось в механическую подпись в конце телефонного разговора, а потом и вовсе исчезло, как ненужный рудимент. Потом ушли вопросы. «Как прошел твой день?» превратился в формальность, на которую никто не ждал честного ответа. «Нормально». Это слово – эпитафия на могиле вашей близости. Что значит «нормально»? Что ты кричала в машине от бессилия по дороге домой? Что его унижал начальник на совещании? Что тебе страшно от мысли, что так будет всегда? Нет. «Нормально» – это код, который означает: «Не трогай меня. Не лезь в мой мир. Я справлюсь сам». И ты не лезешь. И он не лезет. Вы оба уважаете границы чужих государств, между которыми пролегла демилитаризованная зона вашей спальни.
Эта комната стала склепом. Кровать – саркофагом, в котором вы лежите рядом, но поодиночке, каждый в своем коконе из одеяла и отчуждения. Ты пыталась бороться. Ты помнишь эти попытки. Они были похожи на попытки сделать искусственное дыхание тому, кто уже не дышит. Ты устраивала романтические ужины. Он ел молча, благодарил и уходил смотреть телевизор. Ты покупала новое белье. Он не замечал. Или делал вид, что не замечает. Ты пыталась начать разговор. «Нам надо поговорить». Самая страшная фраза для мертвых отношений. Она заставляет призрака на мгновение осознать, что он призрак. И это ему не нравится. Он злился, отмахивался, говорил, что ты все выдумываешь, что у вас все «нормально». Он обвинял тебя в том, что ты «выносишь мозг». И ты замолкала. Потому что проще жить в тихом склепе, чем на поле боя, где ты заведомо проиграешь. Проще делать вид, что все в порядке, чем признать, что ты живешь с трупом. Эмоциональным трупом.
Ты согреваешь этот труп своим теплом. Ты обстирываешь его, кормишь, создаешь уют в доме, который стал для вас обоих просто гостиницей. Зачем ты это делаешь? Из страха? Из привычки? Из жалости? Или потому, что общество сказало тебе, что быть «замужем» – это правильно, это стабильность, это статус? Ты держишься за эту иллюзию стабильности, как утопающий за обломок корабля. Но этот обломок тянет тебя на дно. Твоя жизнь, твоя энергия, твоя радость – все уходит на поддержание этого мертвого фасада. Ты стала спасательницей призрака. Но его не нужно спасать. Ему комфортно в его мире молчания и отстраненности. Это его тюрьма, и он сам выковал для нее решетки. А ты – его тюремщик, который добровольно сел в соседнюю камеру.
Иногда ночью ты лежишь без сна и слушаешь его дыхание. И в голову приходят страшные вопросы. А кто он, этот человек рядом? Что он думает? О чем мечтает? Кому пишет сообщения, пряча телефон? Что он чувствует, когда смотрит на тебя? Раздражение? Равнодушие? Или вообще ничего? Пустоту. Ты боишься ответов больше, чем самих вопросов. Поэтому ты гонишь их прочь. Ты включаешь в голове белый шум из бытовых забот: что приготовить на ужин, нужно ли заплатить за счета, когда записать ребенка к врачу. Эти мелкие, конкретные задачи создают иллюзию контроля над жизнью. Но это самообман. Ты контролируешь быт, но ты совершенно не контролируешь свою жизнь и свое счастье. Ты менеджер склепа, не более.
Вспомни ваш последний секс. Если он вообще был. Скорее всего, это было не так давно. Но это не был акт любви. Это был акт отчаяния. Или акт исполнения супружеского долга. Механические движения, выученные за годы. Закрытые глаза. Молчание. Быстрое завершение, после которого он отворачивается к стене и засыпает, а ты остаешься лежать, чувствуя себя еще более одинокой, чем до этого. Твое тело использовали, но твою душу даже не заметили. Это было соитие двух тел, а не слияние двух душ. После такого секса хочется пойти в душ и долго мыться, смывая с себя не его запах, а липкое чувство унижения и пустоты. Это секс по привычке, когда тело еще здесь, а душа давно вышла покурить и не вернулась.
Эта комната помнит все. Она помнит ваш смех, ваши слезы, ваши крики, ваш шепот. Стены впитали в себя энергию вашей любви, а теперь они излучают холод ее отсутствия. Посмотри на потолок. Сколько ночей ты смотрела на него, когда не могла уснуть? Он был немым свидетелем твоих беззвучных слез, которые ты глотала, чтобы он не услышал. Ты плакала не от обиды, не от злости. Ты плакала от безнадежности. От осознания того, что поезд ушел, а ты осталась на пустом, холодном перроне, и впереди только бесконечные рельсы, уходящие в никуда.
Ты боишься одиночества. Этот страх – главный наркотик, который держит тебя здесь. Тебе кажется, что это – самое страшное, что может случиться. Остаться одной. Но ты не видишь правды. Ты уже одна. Ты одна за ужином, даже если он сидит напротив. Ты одна в постели, даже если он дышит тебе в затылок. Ты одна на праздниках, в окружении родственников и друзей, которые видят «стабильную пару» и завидуют тебе. Ты живешь в самом страшном из всех одиночеств – в одиночестве вдвоем. Оно гораздо мучительнее, чем физическое одиночество. Когда ты одна, у тебя есть надежда. Когда ты одна вдвоем, у тебя нет даже ее. У тебя есть только ежедневное напоминание о том, что ты потеряла. Призрак рядом с тобой – это вечный памятник вашей умершей любви.
Ты привыкла. Привычка – страшная сила. Она маскирует боль, притупляет чувства, заставляет мириться с невыносимым. Ты привыкла к тишине. Ты привыкла к его отсутствующему взгляду. Ты привыкла не ждать от него ничего – ни помощи, ни поддержки, ни нежности. Ты все делаешь сама. Ты стала сильной. Но это не та сила, которой стоит гордиться. Это сила загнанной лошади, которая тащит свой воз до тех пор, пока не упадет замертво. Твоя ярость, твое отчаяние, твоя боль – все это трансформировалось в хроническую усталость. Ты говоришь подругам: «Я так устала». Но ты устала не от работы или домашних дел. Ты устала тащить на себе этот труп. Ты устала притворяться, что все хорошо. Ты устала жить в этой комнате, где умерла любовь.
Что будет дальше? Ничего. Будет завтра, которое ничем не отличается от сегодня. Будет еще один год, похожий на предыдущий. Пыли на свадебной фотографии станет чуть больше. Морщин на твоем лице – тоже. Вы будете стареть рядом, два незнакомца, связанные общим прошлым и страхом перед будущим. Вы будете вежливо передавать друг другу соль за столом и обсуждать погоду. И однажды ты посмотришь в зеркало и не узнаешь эту женщину с потухшими глазами. Ты спросишь ее: «Куда делась твоя жизнь? На что ты ее потратила?» И у тебя не будет ответа.
Но эта книга не для того, чтобы констатировать твою смерть. Она для того, чтобы ты наконец открыла глаза. Перестань смотреть на него. Перестань ждать, что он изменится, что все вернется, что однажды утром вы проснетесь, и все будет как раньше. Не будет. Мертвые не воскресают. Посмотри не на него. Посмотри на пустоту между вами. Услышь оглушительную тишину. Почувствуй ледяной холод, который исходит не от окна, а от человека, который когда-то был твоей вселенной.
Это не его вина. И не твоя. Виноватых в этой смерти нет. Просто так случилось. Любовь – это не вечный двигатель. Это костер. Если в него не подбрасывать дрова, он гаснет. Ваш костер давно погас. Остались только остывшие угли и горький запах дыма. И вы оба сидите у этого пепелища, делая вид, что вам все еще тепло.
Эта книга – скальпель. Будет больно. Она вскроет твою рану, которую ты так долго и тщательно прятала под бинтами «стабильности» и «привычки». Она заставит тебя посмотреть правде в глаза. Правде о том, что ты спишь с призраком. Что твой дом – это склеп. Что твоя жизнь превратилась в медленное умирание.
Зачем это нужно? Чтобы у тебя появился шанс. Шанс перестать быть смотрителем в музее мертвых отношений. Шанс выйти из этой комнаты. Не обязательно физически, хлопнув дверью. Хотя, может быть, и так. Главное – выйти из нее ментально. Перестать отдавать свою жизненную энергию на поддержание того, что мертво. Признать смерть. Отгоревать ее. И начать жить. Не существовать, а жить.
Прямо сейчас, в этой тишине, в этой темноте, задай себе один вопрос. Не «люблю ли я его?». Этот вопрос уже бессмыслен. Спроси себя: «Жива ли я рядом с ним?» Честно. Без самообмана. Чувствуешь ли ты себя живой, желанной, счастливой? Или ты чувствуешь себя тенью, функцией, предметом интерьера?
Эта комната – не просто спальня. Это метафора твоей жизни. Пока ты остаешься в ней, пока ты делаешь вид, что все в порядке, ты остаешься в склепе. Но у каждого склепа есть дверь. Иногда ее трудно найти. Иногда страшно открыть. Но она есть. И первый шаг к тому, чтобы ее найти, – это признать, что ты находишься внутри.
Осмотрись еще раз. Вдохни этот холодный, спертый воздух. Почувствуй, как он замораживает тебя изнутри. Это не жизнь. Это анабиоз. И только ты можешь решить, хочешь ли ты из него выйти. Эта книга не даст тебе готовых ответов и волшебных советов. Никто не может сказать тебе, уйти или остаться. Но она поможет тебе перестать врать самой себе. Она включит свет в этой темной комнате. И тогда тебе придется увидеть все, как есть. Тело, которое лежит рядом. И труп вашей любви между вами. Ты готова это увидеть? Или ты предпочтешь снова закрыть глаза и делать вид, что спишь? Но ты не спишь. И ты это знаешь. Ты просто лежишь в темноте и ждешь утра, которое ничего не изменит. До сегодняшнего дня. Сегодня все изменится. Потому что ты начала читать эту книгу. И свет уже пробивается под дверь. Холодный, резкий свет правды. Не бойся его. Бойся остаться в темноте навсегда.
Глава 1. Твой муж, мой сосед
Память – коварная вещь. Она похожа на ампутированную конечность. Ты точно знаешь, что ее нет, но она болит. Зуд, которого не почесать. Холод, который не согреть. Острая, внезапная боль в том месте, где теперь пустота. Это фантомные боли. И ты живешь с ними каждый день. Твое прошлое – это твоя ампутированная жизнь, которая все еще отчаянно пытается напомнить о себе. Оно не приходит вежливыми открытками из прошлого. Оно врывается без стука, когда ты меньше всего этого ждешь. Когда ты моешь посуду, глядя в окно на серый двор. Когда ты стоишь в пробке и по радио вдруг начинает играть «ваша» песня. Когда ты чувствуешь на улице запах парфюма, похожего на тот, что он носил десять лет назад. И в этот момент пустота внутри тебя обретает форму. Она обретает его лицо, его голос, его смех. И боль становится почти невыносимой. Потому что ты помнишь, как было хорошо.
Это воспоминание – самый жестокий твой мучитель. Оно не просто показывает тебе картинки счастливых дней. Оно берет твою сегодняшнюю жизнь, твою серую, выцветшую реальность, и прикладывает к ней, как кальку, яркий, цветной эскиз того, что у тебя когда-то было. И ты видишь этот контраст. Ты видишь, насколько убогим и пустым стал твой мир. Память не лечит. Она проводит вскрытие на живую, без анестезии, снова и снова показывая тебе причину смерти. Причина смерти – это жизнь, которая когда-то была.
Давай, не бойся. Давай вернемся туда. Не для того, чтобы погреться у огня, который давно погас. А для того, чтобы понять, какой именно свет он излучал. Чтобы ты перестала путать отблеск далекой звезды с пламенем свечи в своей руке. Ты держишь в руках огарок, который обжигает пальцы воском и почти не дает света, но память шепчет тебе, что это костер. Память лжет.
Вспомни его прикосновения. Нет, не те, что сейчас. Не случайное соприкосновение руками, когда вы одновременно тянетесь за солью, от которого вы оба брезгливо отдергиваете руки, словно коснулись чего-то чужого. Не тот механический, тяжелый жест, когда он кладет руку тебе на плечо, и ты чувствуешь только вес, но не тепло. Не тот секс, который похож на выполнение гимнастического упражнения. Вспомни другие прикосновения.
Помнишь, как он брал твою руку, когда вы шли по улице? Его пальцы не просто держали твои. Они изучали их, переплетались с ними так плотно, словно вы были одним целым. Это был безмолвный разговор. «Я здесь. Я с тобой. Мы вместе». Этот простой жест был декларацией. Он объявлял всему миру, что вы – пара, команда, единое целое. Ты чувствовала себя защищенной. Не потому, что он был сильнее. А потому, что вы были вместе. Теперь твои руки всегда в карманах. Или сжимают ремень сумки. Они одиноки. Даже когда он идет рядом.
Помнишь, как он обнимал тебя? Не те формальные объятия на праздниках для родственников, которые длятся ровно три секунды и не несут в себе ничего, кроме соблюдения ритуала. А настоящие. Когда он приходил с работы уставший, и ты подходила к нему со спины, обнимала его, и он накрывал твои руки своими и на мгновение замирал, вдыхая твой запах. Или когда вы смотрели фильм, и он притягивал тебя к себе, и ты утыкалась носом в его шею, и тебе было так спокойно и уютно, что не страшен был ни один монстр на экране, ни один монстр в реальном мире. Его объятия были твоим домом. Твоей крепостью. Где сейчас твой дом? В этой квартире, где каждый угол кричит об одиночестве? Ты живешь в крепости, но не своей, а его. И ворота всегда закрыты.
Помнишь его поцелуи? Первые, неумелые, полные трепета и ожидания. Горячие, страстные, когда вы не могли оторваться друг от друга, забывая дышать. Нежные, ленивые, воскресным утром, пахнущие кофе и сном. Случайный поцелуй в макушку, когда он проходил мимо. В плечо. В кончик носа. Каждый поцелуй был сообщением. «Я тебя хочу». «Я тебя люблю». «Я о тебе забочусь». «Ты – моя». Что говорят его губы сейчас? Они произносят слова. «Передай хлеб». «Я буду поздно». Они безмолвны. Они стали просто частью лица. Функцией для приема пищи и артикуляции звуков. Когда он в последний раз целовал тебя по-настоящему? Так, чтобы у тебя закружилась голова. Ты не помнишь. Память услужливо стирает последние плохие воспоминания, чтобы ярче сияли первые хорошие. Это ее защитный механизм. Он защищает не тебя. Он защищает иллюзию.
А теперь давай вспомним его голос. Ты слышишь его каждый день. Ровный, монотонный, лишенный интонаций. Голос диктора, зачитывающего прогноз погоды. Он сообщает факты. Он задает вопросы, не требующие ответов. Но когда-то этот голос был музыкой.
Помнишь, как он смеялся? Не вежливое хмыканье в ответ на твою шутку. А настоящий, заливистый, искренний смех. Когда он откидывал голову назад, и в уголках его глаз собирались морщинки. Этот смех мог разбудить тебя посреди ночи, и ты не злилась, а начинала смеяться вместе с ним, даже не зная причины. Его смех был обещанием, что все будет хорошо. Что в мире, где есть такой смех, не может случиться ничего по-настоящему плохого. Когда ты в последний раз слышала, как он смеется? По-настоящему. Ты пытаешься вспомнить и не можешь. Звук его смеха стал архивной записью в твоей фонотеке памяти. Ты можешь ее проиграть мысленно, но это будет лишь копия. Бледное эхо.
Помнишь, как он произносил твое имя? Не так, как сейчас, окликом из другой комнаты, когда ему что-то нужно. А с нежностью. С придыханием. Он мог произнести твое имя так, что в нем заключались все признания в любви. В его устах твое имя переставало быть просто набором звуков. Оно становилось паролем, открывающим доступ к чему-то очень сокровенному. Он говорил твое имя, и ты чувствовала себя особенной. Единственной. Сейчас он иногда вообще не использует твое имя. Он говорит «слышишь» или просто начинает говорить, подразумевая, что ты должна слушать. Ты стала безымянной функцией в его жизни.
А разговоры? Помнишь ваши разговоры до утра? На кухне, с чашками остывшего чая. Обо всем и ни о чем. О прочитанных книгах и дурацких фильмах. О детских страхах и взрослых амбициях. Вы строили планы. Не о покупке нового холодильника или отпуске в Турции. А настоящие планы. Как вы покорите мир. Или просто как проживете эту жизнь вместе, держась за руки. Вы могли спорить до хрипоты, но в этом споре не было злости. Было только желание понять друг друга. Услышать. Его мнение было тебе важно. Твое – ему. Вы были лучшими собеседниками друг для друга.
Что осталось от этих разговоров? Обмен информацией. «Ты заплатила за квартиру?». «Нужно заехать к родителям в субботу». «Что на ужин?». Ваши диалоги стали похожи на протокол допроса. Вопрос-ответ. Никаких эмоций. Никаких мнений. Никакой души. Самая страшная тишина – это не та, когда люди молчат. А та, когда они говорят, но ничего не говорят. Это тишина, заполненная пустыми словами. И вы мастера этого жанра. Ваш дом – театр абсурда, где двое актеров каждый день разыгрывают пьесу о семейной жизни, но забыли все свои реплики и просто имитируют диалог.
Эти воспоминания – яд. Ты думаешь, они греют тебя, но на самом деле они отравляют твой сегодняшний день. Ты сравниваешь. Ты всегда сравниваешь. Вот он сидит напротив, уткнувшись в телефон, и ты вспоминаешь, как когда-то он не мог оторвать от тебя взгляда. Вот он молча ест ужин, который ты готовила два часа, и ты вспоминаешь, как он восхищался твоей самой простой яичницей, словно это было блюдо от шеф-повара. Вот он отворачивается от тебя ночью, и ты вспоминаешь ночи, когда вы не могли уснуть, потому что не могли наговориться и надышаться друг другом.
Каждое сравнение – это маленький укол. Маленькая смерть. Ты не живешь в настоящем. Ты постоянно находишься в прошлом, используя его как эталон, которому настоящее неизбежно проигрывает. Ты сама превратила свое прошлое в золотую клетку. В ней уютно, красиво, там все знакомо и прекрасно. Но это клетка. Она не пускает тебя в реальность. Она заставляет тебя верить, что тот человек из прошлого еще где-то здесь. Что его нужно просто разбудить, растормошить, найти правильные слова.
Ты ошибаешься. Того человека нет. Он умер. Или ушел. Или трансформировался в это молчаливое существо, которое сидит сейчас за твоим столом. А ты продолжаешь разговаривать с его призраком. Ты подаешь ужин призраку. Ты ложишься в постель с призраком. А фантомные боли от ампутированной любви не дают тебе осознать, что ты спишь рядом с незнакомцем.
Посмотри на ваши фотографии. Не на ту, что стоит на тумбочке в рамке. Она уже стала частью интерьера, как ваза или лампа. Посмотри на старые альбомы. Или на старые папки на компьютере. Вот вы. Молодые, счастливые, немного глупые. Вы дурачитесь на камеру, строите рожи, обнимаетесь. Вы живые. Ты смотришь на эту девушку на фото – на себя – и не узнаешь ее. У нее горят глаза. У нее на лице улыбка, которая идет из самого сердца. Она не позирует. Она счастлива. Где эта девушка? Что с ней стало? Ты смотришь на нее с жалостью. Она еще не знает, что ее ждет. Она еще верит, что так будет всегда.
Ты листаешь дальше. Вот вы в путешествии. Вы стоите на фоне каких-то развалин или на берегу моря. И дело не в пейзаже. Дело в том, как вы стоите. Он обнимает тебя за талию. Ты прижимаешься к нему. Вы смотрите в одну сторону. Вы были командой исследователей, открывающих новый мир. Каждое путешествие было не просто поездкой. Это было ваше общее приключение. Общий опыт, который становился еще одной ниточкой, связывающей вас. Когда вы в последний раз куда-то ездили просто так, вдвоем? Не к родителям. Не в гипермаркет. А просто так. Сесть в машину и поехать, куда глаза глядят. Эта идея кажется тебе дикой. Невозможной. Куда ехать? Зачем? С ним? Чтобы молчать всю дорогу, глядя в разные окна?
Память об общих целях, общих мечтах – самая острая боль. Вы ведь хотели одного и того же. Построить дом. Родить детей. Состариться вместе, сидя на веранде и ворча друг на друга. Вы были соавторами одного романа – вашей совместной жизни. Но в какой-то момент один из соавторов перестал писать. А потом и вовсе вырвал свои страницы. И ты осталась одна с недописанной книгой, в которой не знаешь, о чем писать дальше. Все сюжетные линии оборвались. Твой главный герой ушел из повествования, оставив после себя лишь тень.
Иногда, в особенно тяжелые дни, ты закрываешь глаза и пытаешься реконструировать какой-то особенно счастливый день из прошлого. До мельчайших деталей. Вот вы проснулись от солнечного света, бьющего в окно. Вы никуда не торопитесь. Вы валяетесь в постели, разговариваете, смеетесь. Потом идете готовить завтрак вместе. Он варит кофе, ты делаешь бутерброды. Вы едите, сидя на полу на балконе. Потом вы идете гулять в парк. Вы покупаете сахарную вату, катаетесь на лодке. Он неуклюже гребет, вы кружитесь на месте, и вы оба хохочете. Вечером вы идете в кино на какой-то глупый фильм, а потом долго гуляете по ночному городу. И все это время вы говорите, говорите, говорите. И держитесь за руки. И смотрите друг на друга так, словно вы – единственные люди во вселенной.
Ты открываешь глаза. В комнате тихо и сумрачно. Он в другой комнате, смотрит телевизор или сидит в компьютере. Ты одна на кухне с остывшим чаем. И боль от этого контраста такая сильная, что хочется кричать. Ты только что была в раю, а тебя силой вернули в твой личный, тихий, уютный ад.
Эти воспоминания опасны еще и потому, что они идеализируют прошлое. Память – хороший редактор. Она вырезает все ссоры, обиды, недопонимания. Она оставляет только лучшие моменты. Она создает миф о золотом веке, которого, возможно, никогда и не было в таком концентрированном виде. Ты помнишь идеальную картинку. И эта картинка мешает тебе принять несовершенную реальность. Она заставляет тебя цепляться за надежду. «А вдруг все еще можно вернуть? Вдруг я что-то делаю не так? Может, если я куплю такое же платье, как на той фотографии, или приготовлю тот самый ужин, он снова станет прежним?».
Ты пробовала. Ты знаешь, что это не работает. Ты устраивала романтические вечера. Зажигала свечи, включала музыку. Он приходил, ел, говорил «спасибо, было вкусно» и уходил к своему телевизору. Свечи догорали в пустой комнате. Ты покупала красивое белье. Он не замечал. Или делал вид, что не замечает. Ты пыталась воссоздать декорации, но актеры уже разучились играть свои роли. Ты пыталась реанимировать труп с помощью антуража. Но трупу все равно, лежать ему в бархатном гробу или в сосновом ящике. Он остается трупом.
Фантомные боли заставляют тебя искать причину ампутации. Ты снова и снова прокручиваешь в голове последние годы, месяцы, недели вашей «живой» жизни. Где была та точка невозврата? Тот момент, когда все пошло не так? После рождения ребенка? После смены им работы? После той крупной ссоры? Ты ищешь виноватых. Себя. Его. Обстоятельства.
Это бессмысленно. Это все равно что спрашивать у пепла, какая именно искра начала пожар. Результат один – все сгорело. Твои попытки найти причину – это еще одна уловка, чтобы не смотреть на результат. Пока ты занята расследованием прошлого, ты можешь не замечать пустоты в настоящем. Это анестезия. Но любая анестезия рано или поздно заканчивается. И боль возвращается, еще более сильная.
Самое страшное в этих воспоминаниях – они крадут твою энергию. Каждое погружение в прошлое – это отток жизненных сил. Ты тратишь их на то, чтобы оплакивать то, что ушло, вместо того чтобы строить то, что есть. Ты похожа на смотрителя музея. Ты каждый день приходишь в пустые залы, сдуваешь пыль с экспонатов – ваших общих воспоминаний, – поправляешь таблички, меняешь лампочки. Ты хранишь то, что мертво. Это твоя работа. Тяжелая, неблагодарная, ежедневная работа. Но кто тебе за нее платит? Никто. Ты сама платишь за нее своей жизнью.
Иногда ты ненавидишь свою память. Ты хочешь, чтобы тебе стерли все. Чтобы ты не помнила ни его смеха, ни его прикосновений, ни ваших разговоров. Тогда, возможно, тебе было бы легче принять этого чужого человека, который живет с тобой в одной квартире. Ты бы воспринимала его просто как соседа. Функционального сожителя. Но ты не можешь. Потому что за его безразличным лицом ты все еще видишь черты того, кого ты когда-то любила. В его молчании ты все еще пытаешься расслышать отголоски тех слов, что он когда-то тебе говорил.
Ты живешь в двух реальностях одновременно. В сером, холодном настоящем и в ярком, теплом, выдуманном прошлом. И этот разрыв, этот шпагат между двумя мирами, разрывает тебя на части. Ты не можешь полностью уйти в прошлое, потому что реальность постоянно напоминает о себе – счетами за квартиру, необходимостью готовить ужин, его тяжелым вздохом в соседней комнате. Но ты не можешь и полностью жить в настоящем, потому что оно слишком болезненно и пусто.
Эти фантомные боли – это не просто тоска по прошлому. Это крик твоей души. Она помнит, что значит быть живой. Она помнит, что значит чувствовать, любить, быть любимой. И она отказывается мириться с тем анабиозом, в котором ты сейчас находишься. Боль – это признак жизни. Пока ты чувствуешь эту боль, ты еще не до конца умерла. Твоя память, твой мучитель, одновременно является и твоим спасителем. Она не дает тебе окончательно окаменеть. Она напоминает тебе, что существует другая жизнь. Другие чувства. Другие отношения.
Проблема в том, что ты неправильно интерпретируешь ее сигналы. Ты думаешь, она говорит тебе: «Верни все, как было». Но на самом деле она говорит: «Посмотри, чего ты лишилась. Посмотри, чего ты заслуживаешь. Посмотри, как не должно быть». Память дает тебе точку отсчета. Не для того, чтобы ты бежала назад, а для того, чтобы ты могла оценить, в какой глубокой яме ты находишься сейчас.
Перестань воспринимать воспоминания как убежище. Начни воспринимать их как улики. Улики в деле о твоей украденной жизни. Вот улика номер один: его смех. Предъяви ее подозреваемому – тому человеку, что сидит перед тобой. Совпадает? Нет. Вот улика номер два: его взгляд. Сравни. Не то. Улика номер три: его слова. Не они. Ты ведешь расследование, но боишься признать очевидное: перед тобой не тот человек. Физическая оболочка та же, но содержание исчезло.
Ты должна понять: то, что было, прошло. Безвозвратно. Ты не можешь войти в одну реку дважды, особенно если река высохла и превратилась в пыльное русло. Твои попытки оживить прошлое похожи на некромантию. Ты пытаешься поднять из могилы то, что давно истлело, и удивляешься, почему оно не хочет с тобой танцевать.
Твоя задача сейчас – не пытаться склеить разбитую чашку. А оплакать ее. Признать, что она разбита. Собрать осколки – твои воспоминания – и отнести их в специальное место. Не в твой дом. А в архив души. Да, это было. Это было красиво. Это было важно. Это было частью твоей жизни. Но эта часть закончилась. Закрой эту главу. Перестань ее перечитывать каждый день.
Когда ты чувствуешь очередной приступ фантомной боли, не беги от него. Не пытайся заглушить его сериалом, работой или едой. Проживи его. Сядь и почувствуй эту боль во всей ее полноте. Дай себе поплакать. Позлись. Почувствуй эту огромную, зияющую дыру внутри. И когда боль немного отступит, спроси себя не «Как это вернуть?», а «Хочу ли я прожить так остаток своей жизни, постоянно чувствуя эту боль?».
Воспоминания о том, как было хорошо, – это твой компас. Но он указывает не назад, а вперед. Он показывает тебе, какого тепла, какой близости, какой радости ты лишена сейчас. Он показывает стандарт, ниже которого ты не должна опускаться. Ты согласилась на меньшее. Ты согласилась на суррогат. На имитацию. И твоя память, как верный пес, скулит и тычется тебе в руку, пытаясь сказать: «Хозяйка, это не наш дом. Наш дом был другим. Здесь холодно и страшно. Пойдем отсюда».
Ты боишься. Ты боишься признать, что лучшее позади. Ты боишься признать, что совершила ошибку, оставшись так надолго. Ты боишься будущего, потому что оно неизвестно, а прошлое, пусть и мертвое, но
Глава 2. Фантомные боли: когда помнишь, как было хорошо
Ты знаешь, как это начинается. Это не начинается со страстного поцелуя, со взгляда, который обещает утонуть друг в друге. Это не начинается с нежных слов, прошептанных на ухо. Это начинается с тишины. С особенной тишины, которая сгущается в спальне после того, как выключен телевизор и отложены телефоны. Эта тишина отличается от обычной. Она тяжелая, заряженная невысказанным ожиданием, которое давно превратилось в обязательство. Иногда это жест. Он кладет руку тебе на бедро. Рука лежит весомо, как предмет. В этом жесте нет вопроса, нет приглашения. В нем есть констатация факта. Сегодня по расписанию. Иногда это просто его поворот в твою сторону, размеренное дыхание, которое становится чуть ближе. Ты чувствуешь его тепло спиной. И это тепло не греет, оно обжигает холодом, как сухой лед. Это сигнал. Твой выход на сцену.
Твое тело реагирует раньше, чем мозг успевает придумать оправдание. Легкое, почти незаметное напряжение в мышцах. Ты будто готовишься к неприятной процедуре в кабинете врача. Сделать глубокий вдох, расслабиться, потерпеть. Это не займет много времени. Ты поворачиваешься. Ваши тела соприкасаются. Кожа к коже. Когда-то это соприкосновение было электрическим разрядом, который пробегал по всему телу, заставляя кровь бежать быстрее. Сейчас это просто контакт двух поверхностей. Как если бы ты прислонилась к стене. С той лишь разницей, что эта стена теплая и дышит. Он целует тебя. Его губы механически находят твои. Это поцелуй, лишенный вкуса, запаха, чувства. Это просто функция. Рот, предназначенный для поцелуев, выполняет свою работу. Твои губы отвечают ему так же автоматически. Выученный рефлекс. Ты закрываешь глаза. Не потому, что хочешь раствориться в ощущениях. А потому, что не хочешь его видеть. Не хочешь видеть это чужое, сосредоточенное лицо так близко. Не хочешь ловить его пустой взгляд. Темнота под веками – твое единственное убежище. Твой маленький внутренний склеп, куда ты прячешься, пока твое тело, твой скафандр, участвует в этом ритуале.
Его руки начинают свое путешествие по твоему телу. Их маршрут не менялся годами. Он точен, как навигационная карта. От плеча к груди, от талии к бедру. Пальцы скользят по знакомым изгибам без любопытства, без нежности. Это не ласка, это инвентаризация. Проверка, что все на месте. Ты помнишь, как эти же руки когда-то исследовали тебя, словно открывали новый континент. Каждый сантиметр твоей кожи был для него открытием. Его прикосновения были вопросами, на которые твое тело отвечало дрожью. Он мог часами изучать родинку на твоей спине или линию ключицы. Сейчас его руки просто скользят по поверхности, не проникая глубже. Они касаются оболочки, не замечая того, кто живет внутри. А ты и не подаешь знаков. Ты давно научилась отключаться. Твоя душа выходит из тела, садится на край кровати и молча наблюдает за этим спектаклем с двумя актерами, которые так устали от своих ролей.
Одежда исчезает. Это тоже происходит быстро, деловито. Никакой игры, никакого медленного, дразнящего предвкушения. Просто устранение препятствия. Словно вы снимаете рабочую униформу перед тем, как приступить к смене на заводе. Обнаженность больше не приносит чувства уязвимости или близости. Это просто физическое состояние. Твое тело лежит на простынях, и ты ощущаешь его как чужое. Красивое, ухоженное, но не твое. Это инструмент, который сейчас будет использован по назначению. Ты смотришь на него отстраненно, как механик смотрит на двигатель. Все системы в норме. Готов к эксплуатации. Внутри тебя ледяная пустота. Там, где раньше бушевал огонь, теперь гладкая, холодная поверхность замерзшего озера. И ты боишься, что если он надавит чуть сильнее, этот лед треснет, и его поглотит черная, бездонная вода твоего отчаяния. Но он не надавит. Он скользит по поверхности.
Начинаются движения. Ритмичные, выверенные, знакомые до последней доли секунды. Ты знаешь их последовательность. Ты знаешь, когда он ускорит темп, когда задержит дыхание. Ты можешь предсказать каждый его вздох, каждый стон, который больше похож на звук усилия, чем на звук наслаждения. Это хореография мертвых. Танец двух тел, чьи души давно танцуют в разных комнатах под разную музыку. Ты подстраиваешься под его ритм. Твое тело помнит, что нужно делать. Как нужно изогнуться, как откинуть голову, какой звук издать, чтобы это было похоже на страсть. Это все часть спектакля. Ты играешь свою роль не для него. Ему, кажется, все равно. Он погружен в свой собственный механический процесс. Ты играешь эту роль для себя. Чтобы обмануть саму себя. Чтобы на несколько минут создать иллюзию, что вы все еще живы. Что вы все еще мужчина и женщина, а не два сокамерника, отбывающие пожизненный срок.
Но обман не работает. Потому что пока твое тело двигается в такт с его телом, твой мозг живет своей, отдельной жизнью. Ты начинаешь думать о посторонних вещах. Ты вспоминаешь, что завтра нужно купить молоко и хлеб. Ты прокручиваешь в голове неприятный разговор с начальником. Ты составляешь список дел на выходные. Увезти детей к родителям, сделать уборку, заплатить за квартиру. Этот ментальный список – твой спасательный круг. Он держит тебя на плаву в этом море безразличия. Он доказывает, что ты существуешь отдельно от этого тела, от этого акта. Что у тебя есть своя жизнь, свои заботы, свой мир, куда ему нет доступа. Это твоя тихая месть. Он использует твое тело, а ты используешь это время, чтобы спланировать свой день. Справедливый обмен. Иногда, в особенно плохие ночи, ты начинаешь считать. Ты считаешь его толчки. Раз, два, три… Ты считаешь скрипы кровати. Ты считаешь секунды до того момента, когда все это закончится. Ты превращаешься в метроном, в бесстрастный счетчик. Это помогает не чувствовать. Цифры – это холодная, чистая абстракция. В них нет боли, нет унижения, нет тоски. Только порядок. И этот порядок спасает тебя от хаоса того, что на самом деле происходит.
А что на самом деле происходит? Происходит акт глубочайшего одиночества. Нет ничего более отчуждающего, чем секс без близости. Это физическое вторжение в твое пространство, которое только подчеркивает зияющую эмоциональную пропасть между вами. Его тело внутри твоего, но вы никогда не были так далеко друг от друга. Вы могли бы находиться на разных планетах, и расстояние было бы меньше. Потому что там, в космосе, была бы хотя бы тоска друг по другу, воспоминания, надежда. А здесь нет ничего. Только вес его тела, запах его кожи, который больше не вызывает у тебя никаких эмоций, и звук его дыхания у твоего уха. И этот звук кажется тебе оглушительно громким в окружающей тишине. Тишине, в которой умирают последние остатки того, что когда-то было между вами.
Ты помнишь другой секс. Память, твой персональный палач, услужливо подсовывает тебе яркие картинки из прошлого. Вот вы занимаетесь любовью на полу в вашей первой съемной квартире, смеясь и путаясь в старом пледе. Солнечный свет падает через пыльное окно, и вы оба кажетесь себе бессмертными и всемогущими. Вот страстные, почти животные объятия после долгой разлуки, когда одежда летит на пол, а слова не нужны, потому что тела говорят все. Вот нежный, ленивый утренний секс, когда вы не можете решить, кто первым пойдет варить кофе, и остаетесь в постели до полудня, разговаривая обо всем и ни о чем. В тех воспоминаниях ваши тела были продолжением ваших душ. Каждое прикосновение было разговором. Каждый поцелуй был признанием. Вы смотрели друг другу в глаза, и в этих глазах отражалась вся вселенная. Вы были одним целым. Единым организмом, дышащим в унисон. Эти воспоминания – яд. Они просачиваются в твою кровь прямо сейчас, пока ты лежишь под ним с закрытыми глазами, и отравляют тебя. Они делают контраст между «тогда» и «сейчас» невыносимым. Боль от этих фантомных ощущений настолько острая, что тебе хочется закричать. Но ты молчишь. Ты просто сжимаешь в кулаке простыню.
Он достигает финала. Ты чувствуешь это по изменившемуся ритму его движений, по напряжению его мышц. Для него это финишная прямая. Для тебя – долгожданное облегчение. Он издает последний, глубокий вздох. И замирает. На несколько секунд наступает тишина. Его вес давит на тебя. Ты лежишь неподвижно, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить этот момент окончания. Этот момент, когда механизм остановился. Потом он выходит из тебя. Аккуратно, без резких движений. И почти сразу отворачивается к стене. Он занимает свою половину кровати, свой окоп в этой многолетней позиционной войне. Он может пробормотать что-то вроде «спокойной ночи» или просто молча натянуть на себя одеяло. И через несколько минут его дыхание становится ровным и глубоким. Он спит. Для него все закончилось. Миссия выполнена. Можно отдыхать.
А для тебя все только начинается. Ты остаешься лежать на спине, глядя в темный потолок. Твое тело чувствует себя опустошенным и липким. Внутри тебя разливается холод. Ты только что была с мужчиной, но чувствуешь себя самой одинокой женщиной на свете. Это одиночество после секса – особая, извращенная форма пытки. Оно гуще, чем простое одиночество. Оно отравлено привкусом унижения и безнадежности. Ты только что разделила с ним самое интимное действие, на которое способны два человека, и в результате стала ему еще более чужой. Вы не соединились, вы просто еще раз подтвердили, как глубока пропасть между вами. Ты чувствуешь его запах на своей коже, на подушке. И этот запах, который когда-то сводил тебя с ума и дарил чувство безопасности, теперь кажется тебе чужим, навязчивым. Тебе хочется встать, пойти в душ и долго стоять под горячей водой. Смыть с себя не просто его следы, а само воспоминание об этих последних минутах. Смыть с себя это чувство, будто тебя использовали, будто твое тело было просто объектом для снятия напряжения. Ты хочешь смыть с себя эту ложь, в которой ты только что участвовала.
Почему ты соглашаешься на это? Снова и снова. Ты задаешь себе этот вопрос в темноте, слушая его сонное дыхание. Что это? Супружеский долг? Это уродливое, казенное словосочетание, придуманное для того, чтобы оправдать насилие над душой. Долг, который ты платишь неизвестно кому и неизвестно за что. За право носить его фамилию? За стабильность ипотечных выплат? За иллюзию семьи, которую вы показываете окружающим? Или это привычка? Просто еще один ритуал в череде других бессмысленных ритуалов, из которых состоит ваша совместная жизнь. Как совместный завтрак в тишине или дежурное «как дела?». Вы делаете это, потому что так было всегда. Потому что прекратить – значит признать, что что-то сломалось окончательно и бесповоротно. А это страшно. Этот секс по привычке – это как искусственное поддержание жизни в теле, мозг которого уже умер. Вы гоняете кровь по венам, но жизни в этом нет.
А может, это страх? Страх, что если ты откажешь ему в этом, он найдет это где-то еще. И тогда твой хрупкий, мертвый мирок рухнет окончательно. И ты держишься за этот ритуал, как за последнюю гарантию его присутствия. Ты позволяешь ему использовать твое тело, чтобы он не ушел использовать тело другой женщины. Какая жалкая, унизительная сделка. Ты меняешь свою душу на его физическое наличие в твоей квартире. Ты продаешь себя в рабство за стабильность. Но это самообман. Его тело здесь, но сам он давно ушел. Он ушел в свой мир, в свой телефон, в свои мысли. И даже если он найдет другую, что изменится для тебя? Твое одиночество станет официальным, а не тайным?
Иногда, в самые отчаянные моменты, ты сама становишься инициатором. Ты делаешь это не из желания. Желание давно умерло и его прах развеян по ветру. Ты делаешь это из отчаянной, последней надежды. А вдруг в этот раз что-то изменится? Вдруг искра проскочит? Вдруг, через этот древний, первобытный акт единения тел, вы сможете найти дорогу обратно друг к другу? Ты пытаешься соблазнить его. Ты надеваешь то белье, которое ему когда-то нравилось. Ты пытаешься быть нежной, игривой. Ты целуешь его так, как целовала раньше. И натыкаешься на стену вежливого недоумения или, что еще хуже, снисходительного согласия. Он принимает твою игру. Он позволяет тебе сделать все, что ты хочешь. Но он не участвует. Он присутствует физически, но его душа остается запертой. И ты стараешься изо всех сил, ты вкладываешь всю оставшуюся у тебя энергию, всю свою нежность в этот акт, пытаясь достучаться до него, пробить его броню. И в конце ты остаешься ни с чем. Истощенная, униженная, разбитая. Ты пыталась разжечь костер с помощью мокрых дров и одной спички. Ты только обожгла себе пальцы. И после таких ночей боль становится почти физической. Ты понимаешь, что это конец. Что ничего уже не вернуть. Что труп невозможно оживить, как бы страстно ты его ни целовала.
Твое тело помнит не только хороший секс. Оно помнит и отсутствие секса. Те долгие периоды, когда вы жили как брат и сестра. Когда напряжение в воздухе можно было резать ножом. Когда любое случайное прикосновение заставляло вас обоих отшатнуться. Когда кровать казалась огромным ледяным полем, разделенным невидимой стеной. И ты не знаешь, что хуже. Та ледяная война или этот холодный, механический мир. Тогда была хотя бы честность. Ваше отчуждение было явным, видимым. А теперь оно замаскировано под эту уродливую пародию на близость. Теперь вы оба делаете вид, что все в порядке. Вы выполняете супружеский долг, ставите галочку в воображаемом календаре. И эта ложь, этот ежедневный самообман, выматывает больше, чем любая открытая вражда. Он превращает твою жизнь в постоянный спектакль.
Ты лежишь в темноте. Прошло уже полчаса, а ты все еще не можешь уснуть. Твое тело гудит от нерастраченного напряжения и невыплаканных слез. Ты чувствуешь себя грязной. Не физически. Грязной душевно. Преданной. И предательницей самой себя. Ты только что позволила этому случиться. Ты была соучастницей этого преступления против своей души. Ты сама легла на этот алтарь и позволила принести себя в жертву богу по имени «привычка». Ты поворачиваешься на бок, спиной к нему. Ты сжимаешься в комок, пытаясь занять как можно меньше места на этой огромной, пустой кровати. Ты обнимаешь подушку. И беззвучно плачешь. Слезы текут по щекам, капают на наволочку. Это не слезы обиды. Обижаться на него бессмысленно. Он такой же заложник этой ситуации, как и ты. Это слезы тоски по себе. По той женщине, которой ты когда-то была. Живой, желанной, способной на страсть и нежность. Той женщине, чье тело было храмом любви, а не ритуальным залом для исполнения повинности. Где она сейчас? Похоронена ли она под обломками этого брака? Или ее душа все еще ждет где-то там, за дверью этой спальни, надеясь, что однажды ты найдешь в себе силы встать, одеться и выйти к ней?
Секс по привычке – это не просто плохой секс. Это медленное убийство. Он убивает твою самооценку. Он заставляет тебя чувствовать себя нежеланной, невидимой, заменимой. Он убивает твою женственность. Ты перестаешь воспринимать свое тело как источник удовольствия и радости. Оно становится обузой, обязанностью. Он убивает последнюю надежду. Каждое такое соитие – это еще один гвоздь в крышку гроба ваших отношений. Это еще одно доказательство того, что все мертво. Душа давно вышла. Она стоит в коридоре, курит и смотрит в окно. Она ждет, когда тело закончит свои странные, бессмысленные ритуалы и присоединится к ней. Она ждет, когда ты перестанешь согревать этот труп своим теплом и признаешь очевидное. В этой комнате, на этой кровати, ты спишь не просто с призраком. Ты сама становишься призраком. Тенью, лишенной плоти и крови. Функцией, которая исправно выполняется. Тело здесь. Но тебя здесь нет. Посмотри на свои руки в темноте. Чьи они? Ты их узнаешь? Потрогай свое лицо. Ты еще чувствуешь его? Или оно стало просто маской, которую ты надеваешь каждое утро? Он закончил. Он спит. А ты осталась наедине с этой пустотой. И самый страшный вопрос, который ты можешь себе задать в этой тишине: когда в последний раз ты занималась любовью не с ним, а с собой? Когда ты в последний раз чувствовала себя живой в этом теле? Ты не помнишь. И эта амнезия страшнее любых воспоминаний. Это значит, что душа не просто вышла покурить. Она рискует не вернуться совсем.