Читать онлайн Волшебная стража

Александр Беляков – автор книг в жанрах фантастики и фэнтези, печатался в журнале науки и фантастики «Космоград» (г. Королёв).

Член Союза писателей России. Руководитель клуба «Литературный вектор» при ДК «Яуза» (г. Мытищи).

© Беляков А.В., 2025

Волшебная стража

Охрана волшебного института – это дело особенное, требующее специальной подготовки. В хранилищах института были помещены редкие артефакты и волшебное оружие. Охранные заклинания, словно паутина, опутывали все здание, но обычным людям, не волшебникам казалось, что это обычное научное или образовательное учреждение. Но это было не так. Волшебники умели создавать иллюзию. Не пользуясь электронными пропусками, они открывали все двери. Однако на входе, для порядка и безопасности, сидели волшебные стражи, обладающие некоторой магической силой.

Директор Института экспериментального волшебства профессор Кузнецов абсолютно не был похож на профессора Дамблдора из произведения Джоан Роулинг. Он всегда был чисто выбрит, опрятен и серый костюм сидел на его спортивной фигуре, как влитой. Афанасий Степанович постоянно занимался волшебной гимнастикой, поддерживая свое тело и дух в хорошем состоянии. Ему было много лет даже по меркам волшебников, но профессор Кузнецов выглядел сорокалетним мужчиной полным сил и энергии. Афанасий Степанович был вежлив, не стеснялся шутить со стражами, рассказывая им смешные анекдоты и в это же время разглядывал их ауру и читал мысли. А поскольку стражи в общей массе были средними по силе волшебниками, Кузнецову не составляло большого труда разглядеть ауру собеседника и узнать о чем думает тот или иной страж.

Например, страж Ваня Васнецов, сидевший на втором посту постоянно думал об обворожительной волшебнице Эльвире Евгеньевне Зарецкой, представляя ее в своих объятьях. Это казалось Кузнецову забавным. Ваня был рыжеволосым детиной, не отличающийся острым умом и волшебным искусством, но обладал огромной физической силой. Именно благодаря последнему качеству его держали в волшебной страже. На третьем посту сидел Алексей Белоусов. Он обладал писательским даром и даже, находясь на работе, сочинял какие-то сказки. Его волшебное перо легко скользило по чистому листу бумаги, выводя не только слова, но и целые предложения. Конечно, это было нарушением инструкции и советник по охране и безопасности Геннадий Васильевич Степанов не раз указывал директору на это безобразие, но Кузнецов считал творчество проявлением волшебства и не запрещал мечтательному стражу писать.

Белоусов был уже зрелым волшебником. По людским меркам он выглядел лет на пятьдесят пять. Правда, его телосложение не вызывало восторгов у волшебниц. Он не мог похвастаться волшебной фигурой, особенной красотой, но взгляд его умных, задумчивых глаз иногда завораживал даже самых красивых сотрудниц экспериментального волшебства.

На первом посту обитал начальник караула волшебной стражи Николай Петрович Домоседов. Он обладал большой магической силой, чем все остальные стражи его караула, но никогда этого не показывал, а притворялся добрым старичком. Он часто улыбался, называл стражей «сынками», но когда кто-нибудь из его подчиненных грубо нарушал инструкции, умел придумать наказание для нерадивых работников. Тогда его лицо становилось мрачным и грозным, седые брови сдвигались на переносице, а седые усы топорщились. В такие моменты он был похож на филина, который был готов накинуться на разбегающихся в разные стороны мышей. Опять же для Белоусова он делал исключения, уважая его за творчество.

Кузнецов начинал каждый свой рабочий день разговором с начальником волшебной стражи.

– Как дела, Коля, – каждый раз спрашивал директор у начальника караула, – кости целы, спину не ломит?

– По всякому бывает, Афанасий Степанович, – отвечал Домоседов, – не молодеем ведь, сам понимаешь.

– Почаще проверяй охранные заклинания, – сказал Кузнецов и многозначительно посмотрел на Домоседова, – темные проявляют определенную активность. Они что-то затевают. Не расслабляйся, будь на страже.

Домоседов любовно погладил свой боевой жезл.

– Если, что, нам есть чем их встречать, Степанович, – произнес он и кивнул головой директору. Но тот не разделял оптимизма начальника волшебного караула.

– А если они вперед пустят бестий? – спросил он у Домоседова.

Николай Петрович насупился:

– Хорошо, я проверю охранные заклинания, где нужно я их постараюсь усилить, – согласился Домоседов, считая, что директор просто не в духе.

Тринадцатого числа каждого месяца он всегда был не в очень хорошем настроении. А на календаре было именно это число.

– Ладно, Коля, – смягчился Афанасий Степанович, – пойду к себе. Если появится Степанов, скажи ему, чтобы зашел ко мне.

Директор, не стесняясь, прошел сквозь стену.

Домоседов обратился к стражам:

– Всем проверить охранные заклинания, зарядить жезлы и усилить бдительность!

Подчиненные исполнили его приказы.

Геннадий Степанов был хитроумным волшебником, который во всем искал свою выгоду. Внешне он был ничем не примечательным и незапоминающимся. Степанов никому не верил, был скользким и изворотливым, как змея. В институте говорили, что он имеет высоких покровителей где-то в Волшебном Совете. Советник по охране и безопасности давно уже хотел сменить волшебную стражу, не раз говорил об этом руководству института, но Кузнецов был уверен в своих стражах и о других охранниках и слушать не хотел. Вызов директора нисколько не удивил Степанова, но насторожил его.

В кабинете Кузнецова было по-домашнему уютно. Иногда Афанасий Степанович позволял себе снять деловой костюм и влезал в удобный халат бордового цвета, и, давая отдохнуть уставшим ногам, погружал их в мягкие тапочки. Развалившись в кресле, он пил крепкий горячий кофе и наслаждался покоем и тишиной. Явление всегда хмурого и сосредоточенного Степанова его не слишком обрадовало.

– Вы меня вызывали? – спросил Геннадий Васильевич, стараясь не выдавать своих эмоций.

– Вызывал, – ответил директор, приподнимаясь в кресле, – нужно усилить охранные заклинания. У меня есть сведения, что темные активизировались и что-то затевают. Кажется, они интересуются новыми разработками нашего института и волшебным оружием.

– Я все проверю, – произнес Степанов, – а волшебную стражу нужно бы сменить. Можно недорого нанять на работу боевых магов. Многие из них потеряли работу.

– Я подумаю, – сказал Кузнецов и тяжело вздохнул, – пока ты свободен. Когда усилишь охранные заклинания, доложишь мне. Несколько часов меня не беспокой. Мне нужно отдохнуть. Советник по охране молча удалился. Ему очень хотелось, чтобы Кузнецов покинул свое директорское кресло.

«Знаю я тебя, – с горечью подумал Афанасий Степанович, – вечно ты плетешь свои интриги, словно паук паутину». Кузнецов понимал, что ему не на кого опереться, некому довериться. Может быть, ему стоило приблизить к себе свою ученицу Зарецкую, уволить Степанова, сделать какие-то перестановки в руководстве института. Но кого поставить советником по охране и безопасности? Кузнецов понимал, почему Степанов хотел убрать волшебных стражей. Стражи были опорой Кузнецову, а наемники слушались бы только Степанова. Не доверял им Кузнецов, знал, что при первом же удобном случае наемники предадут. Афанасию Степановичу иногда становилось страшно за будущее, за город Тихорецк, где стоял институт и за обычных, простых людей, которые здесь жили.

Темный маг Макс Адилгер набирал силу, матерел, собирал вокруг себя союзников, подчинил себе ужасных бестий и демонов. Но самым неприятным в этой ситуации было то, что среди светлых магов не было единства и понимания. Не было того союза, крепкого и нерушимого, который был раньше. А Кузнецов еще помнил те времена, когда рядом были Ратибор, Любомир и много других великих волшебников. А одни волшебные стражи не сумеют остановить темных магов.

Кузнецов тяжело вздохнул, допил кофе и закрыл глаза. Иногда Афанасию Степановичу хотелось бросить все, оставить институт и поселиться где-нибудь в глуши, где его никто и ничто не будет тревожить. Он понимал, что все, о чем он думал и мечтал – это сплошные иллюзии. Кузнецов был одним из создателей института экспериментального волшебства и не мог оставить свое детище. Зарецкая, конечно, была талантливой волшебницей, и, несмотря на свою молодость, написала много научных трудов, посвященных волшебным наукам и истории волшебного искусства.

Но Афанасий Степанович считал, что Эльвира – теоретик, а его работа предполагала практику, опыты, получение результатов. Он сам любил проводить время в лабораториях, экспериментировать, совмещать мощные заклинания и находить их взаимодействие с камнями силы. Когда-то очень давно древние маги влили в эти камни свою энергию и свое волшебство. Кузнецов хотел оживить эти камни, заставить их работать на благо всего волшебного сообщества и людей. Однако многие волшебники Москвы и Санкт-Петербурга считали его работу бесперспективной. Не раз они старались закрыть институт или лишить его финансирования. Эти чиновники не понимали, что Кузнецов и сотрудники института ищут такие комбинации из заклинаний, волшебного оружия и артефактов, которые бы стали защитой от злобной энергии темных магов, которые свои силы жертвоприношениями, горем, болью, отчаянием.

Кузнецов писал письма в Волшебный Совет, выступал на высоких трибунах, убеждал волшебное сообщество в своей правоте, но чиновники считали, что директор института экспериментального волшебства, в первую очередь, печется о своем благополучии, прикрываясь речами о всеобщем благе. Кузнецов понимал, что они судили о нем, опираясь на свой личный опыт. Макс Адилгер тоже не сразу стал темным магом. Темноглазый юноша подавал большие надежды, проходя обучение в школе волшебников. В Адилгере была заключена мощная энергетическая сила, жажда к новым знаниям двигала его вперед. Он интересовался не только боевой магией, но и гуманитарными волшебными науками, мифологией, знал много сказок и преданий. Его дипломная работа в гуманитарном институте привела всех профессоров, которые сидели в комиссии, в восторг.

Так же Макс проявлял рвение к волшебным наукам: алхимии и экспериментальному волшебству. Но жажда к запретным знаниям сыграла с ним злую шутку. Макс увлекся некромантией, пытаясь проникнуть в мир мертвых. Он примкнул к темным магам, и, несмотря на свою молодость, вскоре стал их лидером. Адилгер научился оживлять мертвецов и подчинять их своей воле, вызывать демонов из других миров, подчинил себе бестий, которые были очень опасными существами. Макс посчитал себя всемогущим, равным богам и гордыня погубила его. Из хрупкого, красивого юноши за несколько лет он превратился в иссушенного магией старика с горящими болезненным огнем глазами. Адилгер начал принимать запрещенные магические вещества, которые давали ему силы, но и забирали часть его энергии.

Макс жил возле могильников, ночевал в склепах рядом с мертвецами, расспрашивая их о потусторонней жизни и получал ответы на свои вопросы. Интересовался он и новыми разработками института экспериментального волшебства. Ему хотелось заполучить в свои руки совершенное оружие, которое сделало бы его непобедимым. Волшебников и людей Макс хотел превратить в своих рабов и повелевать ими.

Афанасию Степановичу было жаль Адилгера. Максим мог стать великим ученым или философом, а потратил свои силы на стремление к власти. Эльвира Зарецкая, которая тоже была ученицей Кузнецова была совсем другой. Она стремилась познавать волшебные науки, но ради света, созидания, а не разрушения. Кузнецов поражался ее стремлению познать непознаваемое. Как и многие люди, волшебники были разными со своими устремлениями и амбициями.

Задачей Кузнецова, как директора института было направить эти устремления в нужное русло. В последнее время он чувствовал себя неважно. Его жизненная энергия иссякала. Он часто пил волшебные эликсиры и снадобья, чтобы поправить свое здоровье. На время лекарства помогали ему, но утомляемость, вызванная разнообразными заботами и тревогами, не проходила. Если бы Адилгер выбрал другую дорогу в своей жизни, вероятно, он стал его приемником и новым директором института.

Кузнецов надеялся, что его пост займет Эльвира Зарецкая. Она многое знала, но руководящих навыков у нее не хватало. Зарецкая по своей натуре была мягкой волшебницей, а директору института иногда приходилось быть жестким со своими подчиненными. К каждому сотруднику нужно быть подобрать свой ключ. Опять же чиновники из министерства волшебных связей старались урезать финансирование того или иного проекта. Кузнецову приходилось доказывать, что те проекты, которые представляли ему научные сотрудники, впоследствии принесут много пользы волшебному сообществу и обычным людям.

Афанасий Степанович задавал себе вопрос: «А хватит ли у Зарецкой сил, энергии и терпения отстаивать интересы института?» Кузнецов в этом сомневался и поэтому оставался на посту, продолжая отстаивать свою позицию. Но его силы были тоже не безграничны.

Алексей Белоусов не знал зачем он пошел работать в волшебную стражу. Он понимал, что его призванием было сочинение историй. Обучение в волшебном литературном институте как-то не сложилось. Белоусов плохо подготовился и провалил вступительные экзамены. Однако свое занятие он не бросил, продолжал сочинять рассказы, а иногда даже брался за сочинение стихов. Со стихосложением у него явно дело не клеилось. На время он оставлял это занятие, а потом снова пробовал сочинять стихи.

Своей работой он мало интересовался. Ему было совершенно непонятно, зачем волшебникам понадобилось охранять институт, если их защищают охранные заклинения. Денег на этой работе платили мало, но зато у Алексея было время на творчество. Начальник караула Домоседов относился к увлечению Белоусов со снисхождением, но тоже не всегда мог понять, зачем сотрудник волшебной стражи занимается сочинением историй. По инструкции это делать на посту не позволялось, но Николай Петрович старался не мешать мечтательному страху писать. Правда советник по охране и безопасности Степанов не раз выговаривал ему, что, дескать, Петрович распустил своих сотрудников. Но Домоседов умел отстаивать свое личное мнение и даже Степанову не раз указывал на его место.

– Я сам во всем разберусь, – говорил он Степанову, – и в наши дела не лезь!

Степанов, хотя и обладал определенной волшебной силой, Домоседова побаивался. Николай Петрович прежде чем работать в волшебной страже был боевым магом и участвовал во многих операциях против темных магов. Домоседов был озабочен активизацией темных магов. Вероятно, Адилгер готовил прорыв, чтобы забрать себе секретные разработки института. «А если темные сумеют обойти охранные заклинания, – размышлял Николай Петрович, – то против них и бестий стражи не устоят. Ванька Васнецов надеется на свою физическую силу, но она ему не поможет. Алексей Белоусов пришел в волшебную стражу по недоразумению».

Домоседов знал, что в случае прорыва сумеет продержаться с помощью своего жезла всего несколько минут. Он понимал, что Адилгер со своими темными магами сделают с его стражниками, что захотят. Домоседов решил поговорить об усилении постов опытными боевыми магами с Кузнецовым. Многих из них Николай Петрович знал по прошлой службе, и их пенсий не хватало для нормального существования. Эти волшебники могли оказать сопротивление темным магам. Может быть, не одолеть, но надолго задержать в случае прорыв. Он передал свои соображения по волшебной связи, волшебных кристаллов, накапливающих волшебную энергию и информацию. Кузнецов ответил Домоседову не сразу, но все же ответил. Смысл сообщения был в том, что Степанов и так мечтает избавиться от волшебной стражи и поставить на ее место наемников. Однако Афанасий Степанович разрешил Домоседову поговорить со старыми соратниками и собрать спецотряд. Знал Кузнецов и о том, что Степанов доносит в Министерство волшебных связей о его директорских просчетах в подборе персонала, поддержке проектов, которые совершенно не нужны волшебному сообществу. Афанасий Степанович не увольнял советника по безопасности лишь потому, что в министерстве у Степанова были свои покровители, которые мечтали, чтобы Кузнецов покинул свой пост.

Но Кузнецова не так-то просто было убрать с поста директора института. Многие волшебники знали и помнили его заслуги перед волшебным сообществом и его разработки по части защиты от темных искусств считали перспективными и нужными.

Кузнецов боялся того, что Степанов мог сблизиться с темными магами и передать им план системы охранных заклинаний, которые защищали институт и за хорошую плату мог открыть проход Адилгеру и его помощникам. По этой причине Кузнецов приказал Домоседову наблюдать за Степановым и о всех его перемещениях докладывать ему лично. Когда потенциальный враг и предатель на виду он не так опасен. Так считал Кузнецов.

А Белоусов был далек от этой интриганской возни. Ему хотелось отсидеть положенное время и уйти в свое уютное, но одинокое жилище. Часто волшебники были одиноки потому что в этом постоянно изменяющемся мире очень трудно было найти родственную душу. Алексею нравилась Эльмира Зарецкая. В тайне от всех он мечтал о дружбе с ней, а, может быть, не совсем дружбе, а более близких отношениях. Ему хотелось найти верную спутницу жизни, но ни одна кандидатура более скромных волшебниц его не устраивала. А Зарецкая могла руководить институтом экспериментального волшебства. Она ведь была ученицей Кузнецова. И получалось так, что Белоусов мечтал о своей выгоде. Начальника склада Наталья Бокова проявляла к нему интерес, но Алексей боялся совершить ошибку, принять стремление избавиться от одиночества за настоящую любовь. Его волшебное перо так же свободно и легко скользило по листу бумаги, буквы складывались в слова, слова в предложения. Но особенной радости от этого Белоусов не испытывал.

Проходная института экспериментального волшебства отличалась от проходных других институтов, в которых работали люди. Здесь не было привычной суеты научного учреждения и КПП освещался не электрическими лампами, а свечами, расположенными в определенном порядке и закрепленными на стенах факелами. Вместо постоянных, временных и разовых пропусков и турникета большой волшебный кристалл считывал ауры волшебников. Только если аура волшебника была темной или черной кристалл блокировал вход. У Эльвиры Зарецкой аура была золотого цвета с переливами. Белоусов называл ее солнечной. У многих волшебников ауры были багрового или синего цвета. У Степанова она была серой и какой-то мутной и размытой, а у Алексея – голубой, как чистое небо.

Смена закончилась с волшебный страж Алексей Белоусов сбросил с себя защитное, волшебное одеяние, напоминающее невидимую кольчугу воина. Выходя за двери института, при желании, можно было быстро переместиться в пространстве и оказаться в прихожей собственной квартиры, но Алексей предпочитал после нудной работы прогуляться по тихим улочкам Тихорецка.

Улочки этого городка были узкими, вымощенные камнем, непохожими на широкие улицы больших городов. В Тихорецке время, казалось, возвращалось в прошлое и текло в другом направлении. Старые двухэтажные дома были тесно прижаты друг к другу, древние фонари освещали путь призрачным желтоватым светом. Бродя по этим улочкам, Белоусову казалось, что он снова попал в сказочную страну детства. Возможно, кто-то из волшебников постарался, создавая прекрасные иллюзии.

Тихорецк в самом деле мог быть старым, грязным, умирающим городком, но волшебники поддерживали эту атмосферу симпатичного, провинциального городка. Много раз Алексей Белоусов пытался развеять иллюзию, увидеть Тихорецк в том неприглядном, разрушенном виде, каким он был на самом деле. Но у него не хватало сил разрушить чары, наложенные более сильными и искусными волшебниками. Он подошел к двухэтажному домику с зеленой, островерхой крышей. Алексей любил и ненавидел свое жилище и эти два несовместимых чувства уживались в нем и нисколько не противоречили друг другу. Свое жилище он любил за уют и ненавидел за разлитое вокруг тоскливое одиночество. Ему хотелось рассказать какому-то другому существу о своих чувствах и переживаниях. Но все его чувства поглощала пустота. Алексей стоял на улице, тоскливо смотрел на окно своего уютного домика и не решался войти в него.

Эльвира Зарецкая была по своей натуре доброй волшебницей. Она никому не хотела причинять зло. И новый страж вызывал у нее чувство жалости. Он казался ей каким-то неприспособленным к волшебной жизни, всегда грустным и задумчивым, потерявшим свои жизненные ориентиры. Ей хотелось поддержать его, вселить уверенность, но Зарецкая боялась его чем-то обидеть.

Алексей Белоусов был уже немолодым волшебником, но и не очень старым. В молодые годы, он, наверное, был красавцем, но со временем его голубые глаза потускнели и превратились в серые, темные волосы поседели и поредели, и на голове образовалась лысина. Для Зарецкой Белоусов был слабым волшебником, но что-то в его грустных глазах манило ее, притягивало и волновало.

Алексей смотрел на Эльвиру с обожанием, но старался сдерживать свои чувства и эмоции, зная, что она является одной из влиятельных фигур в институте экспериментального волшебства. Стражи поговаривали, что если Кузнецов уйдет из института, то именно Эльвира Зарецкая станет их новым и высшим руководителем. Волшебница понимала чувства стража и старалась быть с ним вежливой и обходительной. Вокруг нее крутились многие волшебники, оказывая ей знаки внимания. Но действовали они так из своих корыстных побуждений. Эльвира понимала, что никто из них не сможет по-настоящему ее понять и полюбить. А ей хотелось настоящей любви. Не страсти, которая сжигает сердце и оставляет в сердце только пепел, а чувства возвышенные и чистые. Зарецкая считала, что на эти чувства способен страж Алексей Белоусов, но их положение в волшебном обществе было разным и это мешало сближению. Наверное, как и разница в возрасте, которая играла существенную роль в отношениях. Эльвира наблюдала за стражем, хотела поговорить, но не знала, как это сделать, не привлекая лишнего внимания. Она видела, что и Белоусов интересуется ей, но боится совершить ошибку. Их разное положение в волшебном обществе играло большую роль. Зарецкую негласно осудили все ее знакомые, если она остановила свой выбор на страже. Но Зарецкой все же хотелось понять, что из себя представляет волшебник Белоусов, и разобраться в своих чувствах к нему. Возможно, она его просто жалела, а, может быть, была даже влюблена. Эльвира этого не знала, еще не знала, но хотела понять свои чувства.

Геннадий Васильевич Степанов не любил ни волшебников, ни обычных людей. Главной его целью в жизни была личная выгода. Рисковать Степанов не любил, старался быть осторожным, но если его выгода превосходила риск, он мог забыть о своей безопасности. У него была совсем обычная, ничем не примечательная внешность. Геннадий Васильевич был похож на умудренного опытом лиса, как внешне и с внешним его обликом совпадало и внутреннее содержание. Директор института его раздражал и Степанов полагал, что Кузнецову давно пора было уйти на покой. Зарецкую он считал выскочкой, которая могла стать директором института только по недоразумению. Геннадий Васильевич умело скрывал свои чувства. Он был вежлив, старался обходить острые углы, никогда не выражал своих чувств, знал, что его никто не любит в институте, и отвечал ученым взаимностью.

Степанов жил на окраине Тихорецка в небольшом домике с покатой крышей красного цвета. Он специально выбрал жилище, которое стояло обособленно и не граничило с другими строениями. Домик советника по охране института скрывался за высоким забором, и никто в городе не знал, что творится в этом жилище. Собак во дворе не было, потому что Степанов не любил животных и не умел о них заботиться.

В пристройке к дому жил старый боевой маг Никита, молчаливый и нелюдимый. И он был предан своему хозяину. Обстановка внутри дома советника по охране института была простой, лишенной роскоши и всяких излишеств. В комнате Геннадия Васильевича стоял старый стол, кровать, кресло и стул. У стены расположился книжный шкаф с редкими изданиями по практической магии. Большая книга заклинаний занимала особое место в собрании сочинений великих волшебников. Она была очень древней, и за нее Степанов заплатил огромные деньги. У него были накопления, но для себя он решил, что пока еще не пришло время показывать свое благосостояние.

Геннадий Васильевич был во всем осторожен. Этим вечером ему было неспокойно. Степанов чувствовал, что что-то обязательно должно было произойти. Чутье никогда не подводило его. Геннадий Васильевич выпил чашку горячего кофе и долго сидел в мягком кресле, закрыв глаза. Он чувствовал усталость. Его лицо было бледнее обычного и даже дыхание стало замедленным. В отличие от многих волшебников, которые чтили традиции, он пользовался электричеством, как обычный человек. На столе стояла настольная лампа, которая разливала по комнате неяркий призрачный свет.

С женой Степанов давно развелся и нанял служанку, которая убиралась в его домике, готовила пишу, а вечером уходила к себе домой. Геннадий Васильевич считал такую жизнь удобной. Он поднялся, посмотрел в окно, взял плед, лег в постель и укрылся им. Спать ему совершенно не хотелось. Что-то тревожило его, не давало покоя. Он услышал шепот, похожий на шелест опавших листьев. Огромная темная тень двигалась от окна к кровати, где лежал Степанов.

– Слушай меня, Лис, – услышал он шипящий голос, – скоро все изменится. Не будет ни Кузнецова, ни Зарецкой, ни других волшебников. Если захочешь, ты станешь хозяином института, Лис, и я сумею наградить тебя.

– Что я должен сделать, Адилгер? – спросил Степанов тихо.

– Снять охранные заклинания, – ответил на вопрос темный маг, – я скоро приду в институт.

Тень превратилась в существо в черном балахоне. Лицо этого существа было скрыто под капюшоном. Геннадий Васильевич видел только темные глаза, которые пытливо наблюдали за ним.

Темный маг присел на стул и погасил настольную лампу, не пользуясь выключателем.

– Мне нужна новая секретная разработка, сверхоружие, которым занимается Кузнецов, – произнес Адилгер.

– Пока это только экспериментальный образец, – сказал Степанов, – оружие еще не готово и находится в стадии разработки.

Темный маг, словно змея, зашипел от возмущения. Он склонил голову в капюшоне, словно к чему-то прислушиваясь.

– Когда оружие будет готово? – спросил он.

– Я не знаю, – ответил Степанов, – месяца через два или три.

– Ты получишь огромные богатства, Лис, если отдашь мне это оружие, – проговорил Адилгер, – но если задумаешь вести двойную игру, то умрешь мучительной смертью. Ты знаешь, что я не обещаю того, что не могу исполнить. Никогда.

Фигура на стуле растворялась, превращаясь в едкий, черный дым. Запах серы еще долго держался в комнате, пока не рассеялся. Степанов дрожал под пледом. Он никого особенно не боялся, но Макс Адилгер при каждом новом появлении приводил его в ужас. Несмотря на это Геннадий Васильевич не утратил способность размышлять. Можно было рассказать Кузнецову о появлении Адилгера, устроить в его доме засаду. Но, что он за это получит? Повышение по службе, благодарность Министерства безопасности? Возможно, ему даже выпишут премию даже не символическую, а более существенную. Но кто мог предоставить ему неограниченную власть и богатства? Только Макс Адилгер. И Степанов выбрал для себя темную сторону.

Зарецкая знала где живет волшебный страж Белоусов. Тайно она приходила к его дому, долго смотрела на окна, но входить в дом не решалась. Волшебница решила, что проще будет проникнуть в сны Алексея и понять, что он к ней чувствует и что о ней думает. Она обладала настолько большой волшебной силой, что даже могла создать свой образ неотличимый от физического и послать его в сны стража. Сделать это Зарецкая пока не решалась, но ее любопытство было сильным и неподдельным. Для того, чтобы творить высшее волшебство требовалось много времени и энергетических сил. Создать неотличимый образ и послать его в нужное место, а затем еще проникнуть в сны другого волшебника, воплотить иллюзию присутствия – это означало вложить в это творение частичку себя самой. Зарецкая знала как это непросто осуществить и долго не решалась на этот шаг. Она перечитала несколько разделов из книги по практической магии. Ей предстояло выпить укрепляющее зелье, которым Эльвира пользовалась в исключительных случаях. Ей необходимо было максимально сосредоточиться и применить все свои знания и умение. Но Зарецкой так же необходимо было знать, что перед погружением в сон Белоусов думает о ней и хочет поговорить.

Зарецкая поставила перед собой прозрачный видящий кристалл и прошептала несколько несложных заклинаний. Видящий кристалл сначала помутнел, а потом начал показывать комнату Алексея. О чем он думал, Эльвира еще не знала. Может быть, о ней или о ком-нибудь другом или другой. Она еще не могла проникнуть в его мысли и сознание. Алексей закрыл глаза и в видящем кристалле появился ее образ. Эльвира Зарецкая вспомнила все свои знания по практической магии и теорию перемещения. Волшебница творила высшее волшебство и все вещи в ее комнате подрагивали, словно от землетрясения. Ее образ, ее неотличимый двойник возникал в кристалле. Эльвира смотрела на свою точную копию и была довольна этим творением. Теперь ей предстояло переместить свою копию в квартиру Алексея Белоусова. Она поставила в ряд еще несколько кристаллов и протянула созданный ей светящийся луч, который пронизывал их и одновременно затягивал ее образ в кристаллы. Яркая вспышка света ослепила Зарецкую, и она закрыла глаза рукой. От всплеска энергии вещи в ее комнате потеряли свою тяжесть и повисли над потолком. Волшебница взглянула в видящий кристалл и увидела свой образ, свою копию, которая сидела у кровати Алексея Белоусова. Теперь ей предстояло сделать последнее усилие и проникнуть в подсознание стража. Зарецкой это удалось, но энергии было израсходовано настолько много, что волшебница едва не упала на пол без сил, и чудом смогла удержаться. Во сне стража Эльвира пришла к нему домой. Алексей был настолько потрясен ее появлением, что не мог вымолвить ни слова. Он с восхищением смотрел на волшебницу. Она сняла свою белую шубку и повесила на вешалку в прихожей. Входная дверь так и осталась открытой.

– Здравствуйте, Алексей, – сказала Зарецкая, – я вот шла мимо и решила зайти к вам в гости. Вы же давно хотели со мной поговорить.

– Да, я хотел, – признался Алексей, отступая назад, – но не решался. Я ведь совсем обычный.

– Нет, Алексей, – возразила Эльвира и улыбнулась, – не совсем обычный. Вы сочиняете истории, а это не каждому дано.

– Ваш приход стал для меня большой неожиданностью, – смутился Алексей.

Во сне они прошли в комнату и сели на кровать. Потерявшая силы волшебница наблюдала их встречу в видящем кристалле.

– Что же вы хотели мне сказать? – спросила Зарецкая, наблюдая за реакцией стража.

– Вы мне нравитесь, – ответил на вопрос Алексей, стараясь не смотреть на волшебницу.

Зарецкая рассмеялась.

– Чем же я вам нравлюсь?

– Вы – хорошая, добрая, внимательная, – начал быстро говорить он, – вы всегда добры ко мне.

– И вы влюбились?

Ее смех был озорным.

– Я не знаю, – честно признался Белоусов, – одинокому волшебнику легко принять внимание за любовь.

– Я внимательна ко всем сотрудникам института, не только к вам, – сказала Эльвира.

Алексей молчал и посматривал на нежданную гостью с обожанием.

– Нам не нужно встречаться, – неожиданно сказал он и помрачнел, – вы ведь подумаете, что я этого хочу ради собственной выгоды. Это не так. Но вы – большая фигура в институте, а я простой стражник. Ваши знакомые не одобрят ваш выбор. Я не хочу, чтобы о вас говорили плохо, не хочу скомпрометировать вас.

– Встречаться мне с вами или нет, – произнесла Зарецкая, – это решать мне, а не вам, Алексей.

– Это правда, – согласился Белоусов.

– Ну, что ж, я рада нашей первой встрече, – сказала Эльвира, – я ухожу, не провожайте меня. Она вышла в прихожую, накинула свою белую шубку и вышла в открытую дверь. Алексей проснулся, подбежал к входной двери, но она была заперта на ключ. Он понял, что ему просто приснился волшебный сон, который, возможно, больше не повторится.

Зарецкая, сидя в своей комнате возле видящего кристалла, произнесла вслух:

– Он в меня влюблен. Это даже забавно.

Алексей Белоусов не был однолюбом. В институте экспериментального волшебства работало много хорошеньких волшебниц, и, видя на своем посту, страж невольно обращал на них внимание. Например, Наталья Бокова поражала его воображение своими природными формами и золотыми волосами.

В институте было много красивых волшебниц, на которых Алексей обращал свое внимание, но его природная робость не позволяла завести с кем-нибудь из этих прекрасных дам роман. Но не знал как заговорить с той или иной волшебницей, какую тему выбрать для разговора.

Алексей наблюдал, что-то записывал в свой блокнот с помощью волшебного пера. Домоседов знал, о чем думает Белоусов и улыбался. Когда-то и он пытался покорить волшебницу, назначал им встречи, на которые они часто не приходили. Николай Петрович прожил с волшебницей Пелагеей долгие годы, но часто замечал, что со временем волшебницы превращались в старых ведьм.

То, что сказал ему Кузнецов, беспокоило Домоседова. Он, как обещал, переговорил по этому вопросу со старыми вояками. Ситуацию они поняли и многие из них согласились войти в спецотряд волшебной стражи. Но это этом не должен был знать Степанов и другие волшебники. Только Кузнецов и он – начальник волшебной стражи. Николай Петрович понимал почему так активизировался Адилгер. Он каким-то образом узнал о разработке новой установки, над которой работал сам Кузнецов. Домоседову было неприятно, что Макс стал темным магом. Николай Петрович видел его еще хрупким мальчиком, когда тот изучал азы волшебства. Он производил хорошее впечатление. Макс был почтителен со старшими, вежлив, аккуратен, ответственно подходил к урокам и практическим занятиям. Кузнецов всем ученикам ставил Адилгера в пример. Макс мог стать хорошим ученым, философом, директором института, но в какой-то момент он свернул с прямой дороги. Ему захотелось больше власти, больше могущества и изучение тайных наук не пошло ему на пользу. Домоседов видел, что с Адилгером происходят какие-то изменения, но списывал все на возраст.

Как они с Кузнецовым могли проглядеть эту трансформацию. До сих пор Николай Петрович ругал себя за это. А теперь Адилгер стал врагом, очень опасным и коварным и от него приходилось защищаться. И не силами волшебной стражи, а с помощью старых боевых магов.

Домоседов тяжело вздохнул и с завистью посмотрел на увлекающегося лицезрением волшебниц Белоусова. Сам-то он уже не смотрел на волшебниц, а со своей Пелагеей жил по многолетней привычке. А Белоусову он завидовал, потому что тот еще имел возможность влюбляться. Домоседов был лишен такой возможности. На волшебниц с высоты своего опыта он смотрел с презрением.

Волшебниц в институте экспериментального волшебства в количественном отношении было больше, чем волшебников. Алексей Белоусов, поскольку он был одиноким волшебником, старался присматриваться к чародейкам. Некоторые ему нравились, другие не очень. Кроме обворожительной Эльвиры Зарецкой Алексея привлекала пышнотелая и золотоволосая Наталья Бокова, которая заведовала складом магических предметов и вещей. Но отношения с ней, как и с другими волшебницами у Алексея не складывались. Возможно, Боковой так же нравился волшебный страж. Проходя мимо его поста, она пристально смотрела на Белоусова, но Алексей делал вид, что не замечает пышнотелую кладовщицу.

Институт экспериментального волшебства вообще был удивительным местом для маленького российского городка. Для обычных людей институт был научным учреждением. Волшебные метлы подметали двор перед институтом, а волшебные швабры мыли полы в помещениях учреждения, но для того, чтобы обычные жители Тихорецка не заподозрили магического на них воздействия, волшебникам и волшебницам приходилось играть роли дворников и уборщиц. Многим из них это театральное действо доставляло удовольствие. Если в обычном институте делопроизводители постоянно бегали с бумагами, то в волшебном бумаги перемещались под действием магии. Кто-то управлял бумагами с помощью известных им заклинаний, а некоторые их просто телепортировали в различные кабинеты.

Белоусов в первое время своей службы в волшебной страже с любопытством наблюдал за этими перемещениями, но потом привык и перестал обращать внимание на плывущие по воздуху стопки бумаг с документами. В институте был обычный лифт, но волшебники редко им пользовались. Сам директор Кузнецов спускался вниз из своего кабинета пешком по лестнице, а в кабинет, если ему не хотелось нагружать ноги, перемещался с помощью заклинания левитации.

Его служба Алексею не очень нравилась, но поскольку его творческие способности не приносили прибыли, ему приходилось работать в волшебной страже. Делать ничего особенного не приходилось, а если в институте появлялись гости из других отраслей волшебного хозяйства, Белоусов сразу же докладывал о их прибытии Домоседову. Старик кряхтел, кашлял, поднимался со своего места со специальным прибором, который проверял физическую вещественность гостя, а потом проводил их через кристаллы, которые показывали какая аура у того или иного гостя.

Если ауры были серыми или черными, как у темных магов, гости в институт не допускались. Для этого требовалось специальное разрешение Кузнецова. Многих гостей он знал лично или поддерживал с ними какую-то связь.

Темные маги иногда, очень редко, но появлялись в институте. Но это были платные осведомители, которые докладывали о готовящемся прорыве или о положении дел в темном сообществе магов. Эти агенты неплохо зарабатывали, но постоянно подвергались риску. Темные маги иногда очень быстро вычисляли предателей и убивали их.

Все это Алексей Белоусов знал, читая инструкции волшебной стражи. Например, для отражения нападения на пост можно было воспользоваться волшебным жезлом, заряженным боевой магией. На жезле было две кнопки переключения. Синяя и красная. Синяя отвечала за природную магию и при ее нажатии из жезла вырывались молнии. Красная кнопка приводила жезл в состояние полной боевой готовности и по своей мощи и силе после своих ударов могла разрушить половину института. По инструкции пользоваться жезлом можно было только в особенных случаях явного нападения на пост или институт. А это случалось крайне редко. Советник по безопасности давно хотел убрать волшебную стражу, поскольку волшебные заклинания, опутывающие институт, как паутина, надежно защищали его от вторжения. Однако Кузнецов не хотел отказываться от волшебной стражи. Это была традиция, заложенная при создании института. Первым директором был Мокроусов и он же стоял у истоков рождения волшебной стражи. Хорошо еще, что Степанов не знал о создании тайного отряда из старых боевых магов. Кузнецов, сомневаясь в своем советнике по безопасности, не доверял ему свои тайны. Степанов старался быть в курсе всех дел, но разузнать подробнее о новом проекте создания сверхоружия ему не удавалось. А рисковать он не любил и боялся любой промашки. Но Адилгеру нужна была информация, которую Степанов не мог добыть. Лис нервничал, но старался держаться спокойно. Кузнецов подозревал о связи Степанова с Адилгером. И раньше какие-то незначительные секреты института становились известны темным магам. Афанасий Степанович понимал, что в институте есть информатор, работающий с темными магами.

Кузнецов говорил Домоседову, чтобы он следил за советником по безопасности и докладывал о его действиях. Степанов был хитер, осторожен и его трудно было подловить на какой-нибудь промашке. Адилгер всегда появлялся у него в доме под покровом ночи. Кузнецов думал над тем, чтобы поставить у дома советника дозорных, но пока не решался на этот шаг. Афанасий Степанович решил подождать. Степанов должен был себя проявить, совершить какую-нибудь ошибку.

Сидя на своем посту, волшебный страж Алексей Белоусов пытался придумать какое-нибудь посвящение или балладу в честь Натальи Боковой.

Кладовщица чувствовала, что волшебный страж к ней неравнодушен и испытывает какие-то чувства, выходящие за пределы его служебной деятельности. Перо свободно гуляло по бумаге, выводя слова и целые четверостишия. Алексей пытался описать физические достоинства и формы своей «Золотоволосой Гудрун», как про себя он называл Бокову. Но у него ничего не получалось и потому он нервничал. Гудрун была доблестной валькирией, о которой он вычитал в скандинавской мифологии, дева – воительница, помощница бога Одина. И, хотя, кладовщица на воительницу была не очень похожа, ее соблазнительные формы, и, особенно выразительные синие глаза и улыбка притягивали Алексея.

Наталья была выше ростом Белоусова, и он несколько комплексовал по этому поводу. Но еще больше его угнетало то обстоятельство, что в волшебной страже платили мало средств, а он хотел пригласить «прекрасную волшебницу» в какой-нибудь престижный волшебный ресторан, поразить ее своей щедростью и размахом, но цены в подобном заведении были ему не по карману. Конечно, можно было бы у кого-то занять денег, но все окружающие его волшебники были невероятными скрягами.

У начальника караула Домоседова даже грош было трудно выпросить. Когда ему говорили о том, чтобы взять у него взаймы, Домоседов начинал трястись, и создавалось такое впечатление, что его хотели ограбить и срезать кошель с его широкого ремня.

Станет ли Наталья встречаться с нищим волшебником, обычным волшебным стражем, когда вокруг нее крутились богатые, красивые волшебники и успешные учены? Белоусов понимал, что его шансы завести близкое знакомство с Натальей Боковой равны нулю. Но его все сильнее тянуло к Наталье Олеговне. А она лишь усмехалась, замечая его пристальные, полные тоски и боли взгляды, но казалась равнодушной к его страданиям и обращалась к нему только по работе.

Зарецкую Алексей видел все реже и реже. Она уезжала на какие-то семинары, а когда появлялась в институте, то как правило в сопровождении молодых волшебников, и, казалось, совершенно не замечала Алексея. Белоусов понимал, что он совсем не красавец, что годы наложили на него свою печать. К нему незаметно, но верно подкрадывалась старость. Для того, чтобы обратить на себя внимание волшебниц необходимо было совершить подвиг. Но на институт экспериментального волшебства никто не нападал, а в случае настоящего нападения Алексей сомневался, что сумел бы остановить темных магов. Но воображение рисовало ему прекрасные, героические картины. Белоусов представлял себе, как спасает Бокову, вынося из огня, и защищает Эльвиру Зарецкую, заслоняя своим телом от удара заговоренного темной магией клинка. Но ничего не случалось и не происходило. Алексей писал посвящения золотоволосой волшебнице, к которой его нестерпимо влекло, но все эти оды и баллады казались ему неудачными. Волшебное перо постоянно останавливалось и перечеркивало написанные строки.

Ничего не предвещало беды. Ваня Васнецов пил чай с баранками, Домоседов кряхтел и жаловался на кости, которые болели и не давали ему покоя, а Белоусов писал очередное стихотворное послание Наталье Боковой. Так же тускло горели свечи, чадили факелы. За окнами института разыгралась непогода, и оттого было приятней сидеть в тепле и думать о чем-то своем. Алексей Белоусов не поверил своим глазам, когда в конце коридора увидел ужасную морду бестии. Она была черной, с белыми разводами, улыбающейся и огромные загнутые клыки торчали из пасти этого чудовища. Ваня Васнецов повернул свою большую голову и застыл с баранков в руке. Он едва не облился горячим чаем, который выплеснулся из кружки. Мощное, гибкое, мускулистое тело твари с наростами на спине медленно двигалось в их сторону. Домоседов, не растерявшись, схватил жезл и встал на пути чудовища. Ваня не мог встать со своего места, словно прирос к нему. Белоусов, широко открыв рот, наблюдал за этим зрелище. Он впервые видел бестию. Хорошо еще, что в институте экспериментального волшебства никого кроме стражей не было. Алексей посмотрел на древние настенные часы. Они показывали полночь. Из жезла Домоседова ударили молнии и заставили бестию остановиться и отступить назад. За демоническим существом стелился черный дым. В этом дыме возник силуэт человека или мага в черном балахоне. Николай Петрович узнал Адилгера, хотя его лицо было скрыто под капюшоном.

– Остановись, Макс! – воскликнул начальник караула волшебных стражей.

– Я возьму, что мне нужно и уйду, – глухо произнес Адилгер, – я пришел за камнями силы и ты отдашь их мне, старик.

– А если не отдам? – спросил Домоседов, – нисколько не страшась темного мага.

Макс глухо рассмеялся и откинул капюшон, скрывающий его лицо. Лицо Адилгера было мертвенно бледным. Ничего не осталось от былой его красоты. Кожа на лице высохла, покрылась сетью морщин. Макс больше походил на ожившую мумию, чем на волшебника или человека. Его темные глаза смотрели на стражей враждебно, с вызовом.

– Что ты можешь мне сделать, старик? – спросил темный маг, – И как ты хочешь умереть? Хочешь ли ты, чтобы я убил тебя сам или тебя разорвет на части бестия?

Домоседов нажал на красную кнопку и привел в действие боевую магию, которая была заключена в жезле. Волна сжатого, горячего воздуха отбросила Адилгера в сторону. Но бестия уже бросилась на начальника волшебного караула, оттолкнувшись от пола задними конечностями. Чудовще сбило бы Домоседова с ног и разорвало на части, но Белоусов, понимая, что бездействовать больше нельзя, направил на бестию свой жезл. Бестия зарычала, стараясь увернуться от потока огня, который, как вулкан, извергал жезл. Ваня Васнецов направил свое оружие на Адилгера. От молний Адилгер закрылся щитом тьмы.

Все пространство КПП волшебного института скрылось во мгле. Движения бестии были молниеносными. Эта быстрота пугала. Во мгле трудно было ориентироваться. Домоседов боялся задеть магией жезла волшебных стражей и поэтому медлил.

Бестия уже была рядом, когда Николай Петрович ударил всей силой жезла по твари, но сумел только задержать ее, но не остановить. Острые длинные когти полоснули по шее старого волшебника. Кровь фонтаном брызнула из его горла и начала стремительно заливать пол. Чудовище своим длинным, лиловым языком с удовольствием слизывало кровь с пола. Мгла рассеивалась. Бестия, увлеченная своим пиршеством, не заметила Белоусова, который бросился к чудовищу и ткнул жезлом ей в глаз. Бестия завыла, заверещала от нестерпимой боли. Ее глаз был выжжен, и теперь чудовищу было не до нападения. Бестия хотела спрятаться, укрыться, сходя с ума от боли. Тварь пятилась назад.

Домоседов лежал на полу с разорванным горлом и хрипел. Адилгер подошел к нему и ударил заговоренным клинком в грудь. Может быть, с его стороны это был акт милосердия. Начальник волшебного караула погиб на своем боевом посту. Ваня Васнецов забился под стол и больше не хотел сопротивляться. Алексей Белоусов вспомнил о тревожном кристалле. Его приводили в действие лишь в минуты опасности. Алексей успел дотронуться до острой грани кристалла.

Адилгер понял, что ему пора уходить Оперотряд боевых магов спешил на выручку волшебному караулу. Когда боевые маги оказались в здании института, Адилгер и бестия успели исчезнуть.

Кузнецов, узнав о нападении на институт, прибыл на свое место работы незамедлительно. Тело Домоседова накрыли темной материей, но еще не успели унести. Афанасий Степанович отдернул материю. Лицо начальника караула было залито кровью. Кузнецов любил старика и теперь слезы невольно потекли из глаз. Боевые маги хмуро смотрели на неподвижное тело начальника караула. Домоседов когда-то был их соратником и они горевали не меньше Кузнецова.

Ваня Васнецов наконец выбрался из своего укрытия и виновато смотрел то на директора, то на боевых магов. Он не сумел справиться со своим страхом. Алексей Белоусов сидел в кресле с зажатым жезлом в руке.

– Рассказывай, – обратился к нему Кузнецов.

Алексей рассказал вторжении темного мага и бестии.

– Почему не сработали охранные заклинания?

Кузнецов кипел от охватившего его гнева. Степанов уже был здесь. Кузнецов подумал о том, что советник по безопасности мог способствовать нападению. Афанасий Степанович не доверял ему.

– Я повторяю свой вопрос, Геннадий Васильевич, – обратился директор института к Степанову, – почему не сработали защитные заклинания? Вы проверяли их перед своим уходом?

Степанов молчал. Он не знал, что ему ответить.

Кузнецов обратился к боевым магам.

– Взять советника по безопасности под стражу!

Те окружили Степанова. Он протянул вперед руки и на них защелкнулись наручники. Тело Домоседова унесли в подземелье, где был специальный бокс с холодильником. Афанасий Степанович подошел к Белоусову.

– Не уберегли вы Николая Петровича, – сказал он, – но ты действовал как герой. Я горжусь тобой, страж! Сейчас тебя сменят, и ты пойдешь домой. Алексей кивнул головой. Он настолько устал, что едва двигался, но по-прежнему сжимал жезл в руке. Пальцы его не слушались и не разжимались.

– А ты, – повернулся Кузнецов к Ване Васнецову, – отстраняешься от волшебного караула. Отправляйся работать мойщиком на кухню или уборщиком. Страже такие волшебники не нужны.

Ваня засопел, но повиновался приказу.

Кузнецову приходилось отдавать приказы и находить правильные решения.

– Спецгруппа должна находиться на территории института, не покидая его, – произнес директор, – Адилгер может вернуться с большими силами. Это была только разведка. Думаю, в этом деле замешан советник по безопасности, – произнес Афанасий Степанович, – защитные заклинания, которые охраняли институт, не сработали. Старшим спецгруппы назначаю боевого мага Волковой.

Седой волшебник склонил голову. Он обладал огромной силой и опытом боевых действий. Волковой так же в случае опасности превращался в волка.

В последнее время Алексей Белоусов редко видел Эльвиру Зарецкую. Она постоянно посещала какие-то волшебные семинары и симпозиумы в Москве и Санкт-Петербурге. У нее не было времени думать о волшебном страже. А Наталью Бокову он встретил совершенно случайно на одной из тихих улиц Тихорецка. Алексей невольно залюбовался ее фигурой, рассыпавшимися по плечам золотыми волосами, улыбкой, освещающей ее лицо. Белоусов хотел уйти, где-то спрятаться, затеряться, провалиться сквозь землю, но не успел этого сделать. Наталья уже повернула свою голову и увидела волшебного стража.

– А, это вы, – произнесла Бокова своим мелодичным голосом, – говорят, Алексей, что вы совершили героический поступок, вступили в бой с бестией и остановили темного мага. Я не думала, что вы такой смелый.

Алексей смутился.

– Я выполнял свои служебные обязанности, – проговорил он.

– Вы скромничаете, Алексей, – произнесла Бокова и улыбнулась ему.

Волшебницы, как и все обычные женщины, любили героев. Наталья нравилась Белоусову, он многое хотел ей сказать, но растерялся. Бокова приблизилась к нему, покачивая бедрами.

– Говорят, вы пишите истории, – сказала Наталья, – Это правда?

– Я пытаюсь, но это не всегда у меня получается, – сказал Алексей.

Волна чувств захватила все его существо.

– Забавно, – произнесла волшебница и пристально посмотрела на Алексея. Возможно, она ждала его признания в любви.

– Вы, Алексей, удивительный волшебник. Надеюсь, мы еще встретимся и поговорим.

Алексей молчал, смотрел, как уходила волшебница и ругал себя за то, что не сказал Наталье о своих чувствах. Уходя, она повернула голову и обожгла его взглядом синих глаз.

Николая Петровича Домоседова волшебники проводили в последний путь с почестями. Его тело не предали земле, а сожгли на большом костре, в лесу, недалеко от Тихорецка. Волшебникам пришлось изрядно потрудиться, чтобы окружить часть леса охранными и защитными заклинаниями. Ни один человек не должен был попасть на церемонию сожжения начальника волшебного караула, а вот сотрудники экспериментального волшебства почти в полном составе посетили это невеселое мероприятие. Даже Эльвира Зарецкая, бросив все свои дела, пришла проститься с Домоседовым. Прах после сожжения собрали в урну и отнесли в институт, поместив ее недалеко от того места, где Николай Петрович нес свою службу.

Новый начкар Белоусову совсем не понравился. Андрей Трифонович Чернобородов казался весельчаком и балагуром, но обо всем происходившем в волшебном карауле докладывал лично Кузнецову. Афанасий Степанович и сам не любил доносчиком, но ему приходилось мириться с особенностями характера Чернобородова. Огромный, словно медведь, широкий в плечах, тот производил впечатление на новичков волшебного караула. Они боялись его и слушались во всем, когда он кричал на них своим зычным голосом. Чернобо-родов попытался напугать таким образом Белоусова и запретить ему писать волшебные истории на посту, но за Алексея вступился сам Кузнецов. Он сказал новому начальнику караула:

– Алексея не трожь! Он защитил институт, ранил бестию и является героем.

Чернобородов понял, что лучше ему Белоусова не трогать.

Вскоре Алексея Белоусова отправили на учебные стрельбы волшебными жезлами. Результаты он показал совсем не впечатляющие. Из трех предложенных мишеней Алексей не попал ни в одну. Вероятно, он думал о Зарецкой и вспоминал о Наталье Боковой. В последнее время после встречи на улице Тихорецка «золотоволосая Гудрун» избегала его, и волшебный страж решил, что у нее появился любовник.

В последнее время волшебный страж пристрастился к дурманящим зельям, которые отвлекали его от любовных неудач. Но становилось легче лишь на короткое время.

В Учебном Центре после неудачных стрельб Алексею задавали вопросы по разным инструкциям волшебной стражи. Алексей отвечал на вопросы невразумительно и невпопад, но инструктора ставили ему удовлетворительные оценки, зная о его героическом поступке. Только великим волшебникам удавалось ранить или убить бестию.

Но Белоусова все эти инструкции и экзамены особенно не волновали. Ему хотелось любви и понимания. После занятий в Учебном Центре он вернулся домой разбитым и уставшим. Алексей сразу повалился на кровать. И как только он закрыл глаза, его посетило страшное видение. Белоусов увидел кошмарное творение хаоса – бестию. Ее морда была похожа на искаженную маску клоуна. Мерзкая улыбка обнажала торчащие из огромной пасти острые клыки. Длинное, упругое, мускулистое тело, покрытое наростами, заканчивалось мощными когтистыми лапами и шипастым хвостом. А на конце было ядовитое жало, словно у скорпиона. Макс Адилгер шагал рядом с бестией, словно вел ее на невидимом поводке. Бледное худое лицо Адилгера пугало не меньше, чем бестия.

– Я тебя уничтожу, волшебный страж, – говорил темный маг, – потому что ты встал у меня на пути. Берегись, сочинитель историй.

Алексей открыл глаза и видение исчезло. Но это был не сон. Присутствие темного мага и одноглазой бестии ощущалось физически. Белоусов лежал с открытыми глазами и думал о том, что темный маг не оставит его в покое. Алексей стал его злейшим врагом. А видение казалось явью.

В институте экспериментального волшебства многое менялось. Стали чаще приезжать гости из других волшебных институтов, решали какие-то свои проблемы по части выращивания волшебных кристаллов. Советником по безопасности вместо взятого под стражу Степанова назначили Ефима Серого. Он был умным и хитрым волшебником. Исполняя свои обязанности, он не пренебрегал личной выгодой, но всегда был осторожным в своих высказываниях и поступках. Чернобородов, несмотря на свою вольнолюбивую натуру и желание подавлять и подчинять себе каждого на своем пути уважал и даже побаивался Серого. Ефим прошел спецподготовку в школе для боевых магов. К волшебным стражам Сергей относился как относится строгий отец к непослушным детям. Никогда не наказывал их несправедливо, иногда даже поощрял за полезные действия на посту.

К Белоусову Серый относился с некоторым снисхождением. Он прекрасно понимал, что Алексей находится на своем месте. Конечно, Белоусову нужно было пойти работать в сферу волшебной культуры, но не всегда получается то, что хотелось в силу разных обстоятельств. Серый присматривался в Белоусову, отмечал его достоинства и недостатки. То, что Алексея в институте считали героем, не имело для нового советника по безопасности никакого значения. Ефим без нужды никого не обижал, но всегда указывал стражам на их ошибки и просчеты. К тому, что Белоусов сочиняет на посту волшебные истории, Серый относится нейтрально, но в то же время требовал от волшебного стража соблюдения всех инструкций и предписаний, которых было великое множество.

Древние, потрепанные книги в кожаных переплетах стояли в таком же древнем шкафу. Каждый страж должен был время от времени доставать с полок шкафа эти огромные книги с должностными инструкциями и перечитывать их. Каждый шаг любого волшебного стража был регламентирован. Но на самом деле волшебные стражи только делали вид, что действуют по инструкциям и устанавливали в карауле свои негласные правила.

Начальник волшебного караула и проверяющие указывали стражам на нарушения несения волшебной караульной службы, но делая вид, что согласны с этими замечаниями, стражи на самом деле не обращали на них внимания и инструкции не читали.

Охранные заклинания надежно защищали институт от вторжений. И если Степанов снял их для того, чтобы темный маг и бестия прошли в здание института, это не значило, что заклинания, которые разрабатывались годами, были ненадежны. Имел место факт предательства со стороны прошлого советника по безопасности. Алексею надоела эта рутина волшебного караула, и он подумывал о том, чтобы бросить все и заниматься только творчеством. Это была давняя мечта Белоусова, которую он так и не смог осуществить. Творчество в волшебном обществе не считалось работой и никак не оплачивалось. Необходимо было работать, чтобы обеспечивать свое существование. Только поэтому он продолжал служить.

Наталья Бокова сидела у зеркала и задумчиво смотрела на свое отражение, отмечая появляющиеся на лице морщины. Она была довольно молодой волшебницей, но уже не юной. Зрелой, опытной, знающей чего хочет. Был уже поздний час, за окнами дома противно завывал ветер. Наталья не нравилась такая погода. Она навевала тоску и уныние. Бокова не считала себя успешной волшебницей. Ее положение начальника склада института давало кое-какие преимущества перед остальными сотрудниками, но небольшие. А ей всегда хотелось большего. Она хотела быть богатой и независимой волшебницей. Наталья мечтала об этом, но не знала как ей добиться богатства и положения в обществе. Неожиданно приоткрытое окно распахнулось от пронизывающего ветра и что-то темное, какая-то непонятная субстанция заполнила ее комнату. Она обернулась и увидела фигуру в черном балахоне. Лицо нежданного гостя было спрятано под капюшоном.

– Не бойся меня, волшебница, – произнес гость и откинул капюшон.

– Адилгер! – воскликнула Бокова в ужасе и закрыла свое лицо руками, надеясь, что видение исчезнет.

– Не нужно меня бояться, – повторил темный маг, – ты ведь, волшебница, хочешь быть богатой и успешной. Я могу осуществить твои мечты, но если ты поможешь мне. Ты ведь мне поможешь?

Наталья молчала. Темного волшебника она боялась и не доверяла ему.

– Что ты хочешь от меня? – спросила Наталья.

– Помоги мне и я помогу тебе, – сказал темный маг, – Я знаю, что в институте разрабатывается секретное оружие. Может быть, даже готов опытный образец. Я хочу обладать этим оружием.

– Но я всего лишь начальник склада, – проговорила Бокова, – у меня нет допуска в лаборатории и тайные комнаты.

– Я знаю, что страж Алексей Белоусов влюблен в тебя, или, может быть, увлечен тобой, но это неважно, – произнес Адилгер и его бледное, худое лицо раздвинулось в подобии улыбки.

– Ну и что? – спросила Наталья. В ее голосе сквозило раздражение.

– Ты ведь тоже к нему неравнодушна, – заметил Адилгер.

– Что ты от меня хочешь?

Ее мелодичный голос стал хриплым и сдавленным.

– Я хочу, чтобы ты ответила на его чувства, насколько это возможно стала ближе, а потом уговорила помочь нам, – сказал Макс Адилгер.

– Я не стану этого делать, – произнесла Наталья Бокова, – Алексей мне интересен, как сочинитель историй, но не более того.