Далеко-далеко… бесконечно… летела, тяжело взмахивая мощными крыльями, белая чайка. Всё сильнее и сильнее ударял по тельцу ледяной ветер, выбивая остатки сил. Всё дальше и ниже, дальше и ниже тянула её бесконечность. Наконец, лапки коснулись воды и "облачко" скрылось в бескрайних водах средь морской пены. То видел один человек из окошка маленького маяка на маленьком островке, на чьей голове уж виднелась седина, кто уж забыл звучанье людской речи, не слыхал никогда детского смеха, за то сам иногда посмеивался теплому солнышку, освещавшему уютную каморку на верхушке белого отдаленного сооружения, рассыпавшего известь на камни, и старому замку на дубовой двери, к которому давно уж не прикасались человеческие руки. Милосердие моря считал человек тот высшей добродетелью, старый маяк замком, солнце матерью, огромный деревянный сундук, казалось, уже пустивший корни сквозь пол, дедом, а огромную кровать с её мягкими перинами лучшими подругами. Окна открывались лишь при страшной жаре, чтоб пустить пару-тройку свежих порывов ветра, если те пролетали мимо, и тёплых лучиков, заново нагревавших пол, стены, мебель… Теплота равнялась, для человека, жизни. Потому даже в самый лютый январский мороз или в самый страшный шторм, такой, что верхушки деревьев целовали холодную землю, человек, всё равно, жил, как летом, в уютной каморке, где от всякой вещицы так и парило жаром. И только старый замок на тяжёлой дубовой двери всегда оставался ледяным. К нему не смел прикасаться человек, не смел прикасаться обжигающий луч, не смел прикасаться и свежий ветер. Только крепкая дверь позволяла железному томно лежать на себе.
Человек этот любил, чтобы каждая вещица имела своё место. У каждой безделушки был свой домик. Даже сделанный каким-нибудь снежным вечером от скуки бумажный журавлик, коих обычно тут же выбрасывают или "распаковывают" обратно, имел крышу над головой: очередную из множества тумбочек украшал розовенький кукольный домик, выброшенный однажды волнами на каменистый брег, но, на удивление, сохранивший приличную форму, какую подобает иметь каждому кукольному домику. В тот день человек единственный раз изменил своему заточению и всё же открыл окно, несмотря на страшный шторм. Самодельным крючком он подцепил крохотный домик и нежно протащил его в каморку. Море уже отшлифовало, прочистило игрушку, и человеку оставалось только поставить этот дар от природы ль, от судьбы ль, от обеих ль этих сестриц, неважно, на пустую тумбочку около книжного шкафа. Вскоре в домике вместо привычных кукол поселились бумажные журавлики, самолётики, кораблики, крабики, лебеди…
И так любая безделушка имела свою маленькую историю. Потому, без того достаточно крошечная каморка с приходом новых обитателей, мебели, книг, не вмещавшихся в шкафы, становилась всё крошечнее и крошечнее. Но за то всё теплее и уютнее, а это являлось для человека того самым главным.