Читать онлайн Дом, который помнит всё

Глава 1: «Последнее письмо дяди»

Конверт пришел утром, вместе с осенним дождем, прилипшим к стеклу. Марксу всегда не нравились письма – в век мессенджеров бумажные послания казались анахронизмом, да еще и пахли пылью архивов. Но этот конверт был другим. Толстый, желтоватый, с надрывом по краю, будто его кто-то пытался вскрыть до него. На обратной стороне – печать: «Нотариальная контора, д. Черничное».

Он перевернул конверт, провел пальцем по шершавой бумаге. Внутри лежало письмо и еще один, меньший конверт, запечатанный сургучом с оттиском фамильного кольца – «Воронцов».

*«Уважаемый Маркс Алексеевич,

Согласно последней воле вашего дяди, Леонида Воронцова, вам переходит в собственность дом №12 по ул. Лесной в деревне Черничное. В приложенном конверте – личное письмо от него.

Просим вас явиться в нотариальную контору в течение месяца для оформления документов.

Нотариус Г. П. Седова»*С уважением,

Маркс замер. Дядя Лёня? Тот самый, который исчез пятнадцать лет назад, оставив после себя только слухи и пустой холодильник в московской квартире? Родители никогда не говорили о нем подробно – только отмахивались: «Странный был человек, уехал и не вернулся».

Он вскрыл второй конверт.

*«Маркс,

Если ты читаешь это, значит, я не вернулся. Или не смог, или… не захотел.

Дом в Черничном – не просто наследство. Ты должен его продать. Сжечь. Разобрать по кирпичам. Но ни в коем случае не оставайся там. Особенно – не входи в комнату за камином.

Там есть дверь. Она замурована не просто так.

Если почувствуешь, что кто-то стоит за спиной – не оборачивайся.Если услышишь голоса – это не ветер. Если увидишь тени – это не игра света.

Прости меня. Я должен был предупредить тебя раньше.

Л. В.»*

Бумага дрожала в пальцах. Маркс перечитал письмо трижды, будто ожидал, что между строк проступит скрытый смысл. Но там не было ни кода, ни намеков – только холодный, почти клинический страх.

Дорога до Черничного заняла шесть часов. Последние двадцать километров – по разбитой грунтовке, петляющей между чахлых берез. Деревня встретила его пустынными улицами и тяжелым взглядом старухи, сидевшей на лавочке у колодца.

– Вам кого? – спросила она, не отрываясь от вязания.

– Дом Воронцова.

Спицы замерли.

– Двенадцатый… – она медленно подняла глаза. – Ты не его ли сын?

– Племянник.

– А… – в ее голосе прокралось что-то вроде жалости. – Тогда тебе туда.

Она махнула рукой в сторону леса.

– Последний дом перед чащей. Только смотри…

– Что?

– Ничего. Иди.

Дом оказался больше, чем он представлял: двухэтажный, с облупившейся серой краской, ставнями, плотно закрытыми, словно веки мертвеца, и крыльцом, которое скрипело под ногами, как кости.

Ключ, приложенный к письму, с трудом повернулся в замке.

Запах ударил в нос сразу – затхлость, плесень и что-то еще… сладковато-гнилостное. Маркс зажег фонарик (электричества, судя по всему, не было). Луч выхватил из темноты зал с массивным дубовым столом, кресло с протертой обивкой и…

Камин.

Именно за ним, согласно письму, должна была быть та самая комната.

Он подошел ближе. Камень камина был покрыт паутиной, но под слоем пыли угадывалась странная кладка – будто часть стены была добавлена позже.

Маркс провел рукой по шершавой поверхности.

И тут —

Стук.

Тихий, но отчетливый. Из-за стены.

Он отпрянул.

– Кто… кто там?

Тишина.

Потом – скрежет, будто что-то поцарапало камень изнутри.

Сердце колотилось так, что звенело в ушах. Маркс сделал шаг назад, и в этот момент фонарик выхватил из темноты еще одну деталь: на полу, у самого камина, лежал листок бумаги.

Он поднял его.

«Маркс, если ты это читаешь – ты уже внутри. Оно знает. Беги.»

Почерк был его собственный.

Глава 2: "Дом с историей"

Маркс не спал всю ночь.

Он сидел за кухонным столом, положив перед собой ту самую записку со своим почерком, и пытался понять, как такое вообще возможно. Фонарик лежал рядом, его свет уже начал меркнуть, отбрасывая на стены дрожащие тени.

Дом молчал.

Тот стук за стеной больше не повторялся. Может, ему показалось? Может, это были просто старые трубы или ветер? Но тогда откуда записка?

Он провел рукой по лицу, почувствовав, как дрожат пальцы. В голове крутилась одна мысль: "Что за чертовщина здесь творится?"

Утро не принесло ответов.

Солнце едва пробивалось сквозь плотные облака, окрашивая комнаты в серо-желтые тона. Маркс обошел весь дом, пытаясь найти хоть что-то, что объяснило бы происходящее.

Дом был старым, но не заброшенным. Кто-то явно жил здесь не так давно – в шкафах висела одежда, на кухне стояла посуда, даже холодильник работал, хотя внутри не было ничего, кроме пустой банки из-под соленых огурцов и засохшего ломтя хлеба.

На втором этаже он нашел кабинет.

Массивный дубовый стол, заваленный бумагами, полки с книгами, покрытыми слоем пыли, и… фотографии.

Много фотографий.

Он взял одну из них – черно-белый снимок, пожелтевший от времени. На нем был запечатлен мужчина лет сорока, стоящий у входа в этот самый дом. Рядом с ним – женщина и мальчик.

Маркс перевернул фотографию.

"Леонид, Марина и Маркс. 1998 год."

Он замер.

Это был он.

Ему было лет шесть, не больше. Он стоял рядом с дядей и… матерью? Но мать всегда говорила, что никогда не была в этом доме.

Почему она лгала?

Он вышел на улицу.

Деревня Черничное просыпалась медленно. Из труб нескольких домов уже валил дым, но на улицах было пусто. Только та же старуха, которую он видел вчера, сидела на лавочке у колодца, словно не двигалась с места всю ночь.

– Опять ты, – пробормотала она, увидев его. – Ну что, переночевал?

– Да, – Маркс подошел ближе. – Скажите, вы знали моего дядю? Леонида Воронцова?

Старуха на мгновение замерла, затем медленно кивнула.

– Знавала. Странный был. Все в том доме сидел, книжки свои читал. Потом… пропал.

– А что случилось?

– Кто его знает. – Она пожала плечами. – Говорят, у него там… нечисто было.

– Что значит "нечисто"?

Старуха посмотрела на него, и в ее глазах мелькнуло что-то, от чего по спине Маркса пробежал холодок.

– В этом доме всегда что-то было не так. Еще с тех пор, как твой прадед его построил. Люди пропадали. Голоса слышали. Тени видели. – Она наклонилась ближе, и ее голос стал шепотом. – А потом и сам прадед исчез. Нашли его только через неделю… в лесу. Глаз не было.

Маркс почувствовал, как по телу побежали мурашки.

– Вы… вы серьезно?

– Я в свои годы уже врать не стану, – она откинулась назад. – Твой дядя последним был. А теперь вот ты приехал.

– Я просто хочу разобраться, что здесь происходит.

– Тогда спроси у Ефима. Он в лесничестве работает. Только… – она замялась. – Не говори, что от меня послала.

Ефим оказался коренастым мужчиной лет пятидесяти, с грубым лицом и руками, покрытыми шрамами. Он чинил забор возле небольшого домика на окраине деревни, когда Маркс подошел к нему.

– Воронцов? – он хмыкнул, услышав фамилию. – Ну конечно. Рано или поздно кто-то из вашей семьи должен был вернуться.

– Что вы имеете в виду?

– Да брось, – Ефим бросил молоток в ящик с инструментами. – Весь поселок знает, что ваш дом – проклятое место.

– Проклятое?

– Ну да. – Он вытер руки о штаны. – Твой прадед, говорят, занимался там чем-то… нехорошим. Колдовал, что ли. А потом и остальные начали пропадать.

– А дядя? Леонид?

Ефим нахмурился.

– Леонид… он был другим. Он пытался что-то исправить. Сидел в архивах, старые бумаги рылся. А потом… – он замолчал.

– Что?

– Однажды ночью я видел, как он бежал из дома. Весь в крови. А за ним… – Ефим резко оборвал себя. – Ладно, хватит. Не хочу об этом.

– Что вы видели?

– Ничего! – Ефим резко повернулся к нему. – И тебе советую забыть этот дом. Продай его. Сожги. Уезжай. Пока не поздно.

Маркс хотел спросить еще что-то, но Ефим уже развернулся и зашагал прочь, оставив его стоять одного посреди улицы.

Вечером, когда стемнело, Маркс снова оказался перед камином.

Он провел рукой по стене, ощущая шероховатость камней. Где-то здесь была дверь. Дверь, которую дядя замуровал.

"Не входи в комнату за камином."

Но он должен был знать.

Он нашел в гараже старую кирку и ударил по стене.

Камень треснул.

Еще удар. Еще.

И вдруг —

Глухой звук пустоты.

За слоем штукатурки и камня была дверь.

Старая, деревянная, с железной ручкой.

Маркс протянул руку…

И в этот момент где-то на втором этаже громко хлопнула дверь.

Он замер.

Тишина.

Потом – шаги.

Кто-то шел по коридору наверху.

Маркс медленно поднял голову, глядя на потолок.

Шаги приближались к лестнице.

Он должен был бежать.

Но не мог пошевелиться.

И тогда он услышал голос.

Тихий, шепчущий, прямо у него за спиной:

"Маркс… ты наконец пришел…"

Глава 3: "Стена, которой не должно быть"

Маркс резко обернулся, сердце колотилось так, что звенело в ушах. Комната была пуста. Только пыльные лучи закатного света пробивались сквозь щели ставней, рисуя на полу длинные полосы, похожие на когти.

"Кто здесь?" – его голос дрожал, звуча неестественно громко в этой гнетущей тишине.

Ответом стало лишь потрескивание старых половиц. Воздух стал густым, словно наполнился свинцовой пылью. Маркс медленно разжал пальцы, не осознавая, что до боли вцепился в ручку двери. Дерево под ладонью было неестественно холодным, будто кусок льда.

Он сделал шаг назад, отрывая взгляд от темного проема за дверью. Надо было проверить второй этаж. Может, кто-то действительно пробрался в дом? Хотя как… Он же сам запер все двери.

Лестница скрипела под ногами, каждый звук отдавался в висках резкой болью. Верхний этаж погрузился в сумерки, длинные тени от перил тянулись по стенам, как пальцы. Дверь в дальнюю комнату действительно была открыта – та самая, где он нашел фотографии.

Маркс замер на пороге. В комнате царил беспорядок – ящики стола выдвинуты, бумаги разбросаны. Но самое странное – на столе лежал открытый альбом с фотографиями, которого он точно не видел раньше.

"Что за черт…"

Он подошел ближе. На пожелтевшем снимке был запечатлен этот же дом, но в еще более ветхом состоянии. Перед крыльцом стояли три фигуры в длинных черных одеждах. В центре – мужчина с бородой (прадед?), по бокам – двое других, держащих что-то похожее на большой ящик. На обороте дрожащим почерком было написано: "Перенесение. 12 сентября 1923 года".

Холодный пот стекал по спине. Что они "переносили"? И почему именно в этот дом?

Внезапно снизу донесся громкий скрежет – звук, будто что-то тяжелое упало внизу. Маркс бросился к лестнице. В прихожей валялась разбитая ваза, которой точно не было там минуту назад. А из-за двери в гостиную…

Там горел свет.

Медленно, словно во сне, он подошел к приоткрытой двери. Из щели лился теплый желтый свет, так непохожий на холодное мерцание фонарика. И запах… Запах свежеиспеченного хлеба и лаванды, такой знакомый из детства.

"Мама?"

Дверь распахнулась сама.

Гостиная преобразилась. На стенах – свежие обои с цветочным узором, на полу – вычищенный до блеска паркет. В кресле у камина сидела женщина, спиной к нему, ее светлые волосы были собраны в знакомую ему с детства прическу.

"Мама, это… как?"

Женщина медленно повернулась.

И Маркс закричал.

Там, где должно было быть лицо, была лишь гладкая, безглазая маска из кожи. Руки "матери" протянулись к нему, длинные пальцы сгибались с неестественным хрустом.

"Маркс… сынок… ты наконец дома…"

Он отпрянул, споткнулся о ковер и упал на спину. Комната снова погрузилась в полумрак, обои покрылись плесенью, а в кресле… в кресле лежала лишь груда истлевших тряпок.

Сердце бешено колотилось, в глазах плавали черные пятна. Это был галлюцинация. Должно быть. Плесень, стресс, усталость…

Но когда он поднялся, то увидел – каминная стена, которую он начал разрушать… Она была цела. Как будто никто не прикасался к ней. Только теперь в центре кладки явственно проступали… буквы. Выцарапанные в камне.

"НЕ ИЩИ МЕНЯ"

Почерк был его собственным.

Маркс сжал голову руками. Что за ад творится в этом доме? Почему он видит то, чего не может быть? И самое главное – почему все указывает на него?

Он поднялся на дрожащих ногах и подошел к стене. Камень под пальцами был влажным, будто стена… потела. Маркс пригляделся – между кирпичами проступала липкая черная субстанция, похожая на смолу. Она пульсировала, как живая.

Внезапно в тишине раздался звонок телефона. Резкий, пронзительный, заставляющий вздрогнуть. Маркс бросился на звук – в прихожей, на старом диске, лежал древний роторный телефон, которого там не было еще час назад.

Он схватил трубку.

"Алло?"

На другом конце кто-то дышал. Медленно, хрипло.

"Маркс…" – голос был еле слышным, но узнаваемым. Дядя Леонид. "Ты… не должен… открывать…"

Линия оборвалась. Телефон рассыпался в руках, превратившись в груду ржавых деталей и паутины.

Маркс стоял посреди прихожей, пытаясь осмыслить происходящее. Дом играл с ним. Подкидывал кошмары, менял реальность. Но почему? Что скрывалось за этой чертовой стеной?

Он вернулся в гостиную, теперь уже с твердым намерением. Взял кирку и снова ударил по стене. Камень треснул, из щели брызнула та самая черная субстанция. Она обожгла кожу, оставив красный след, как от кислоты.

"Что ты за черт?!" – закричал Маркс, продолжая бить.

С каждым ударом стена словно стонала. Воздух наполнился запахом гниющего мяса. Наконец, кирка провалилась в пустоту – за стеной действительно было пространство.

Маркс расширил отверстие, отбрасывая осколки кирпичей. Его фонарик выхватил из темноты узкую комнату – не больше трех метров в длину. И посреди нее…

Зеркало.

Огромное, в раме из черного дерева, покрытое паутиной трещин. Но самое жуткое – в нем отражался не он, а пустая комната за его спиной. Как будто зеркало показывало… другую реальность.

Маркс сделал шаг вперед. В этот момент в зеркале что-то шевельнулось. Тень. Человеческая фигура, стоящая прямо за ним в отражении. Он резко обернулся – за спиной никого не было.

Но когда он снова посмотрел в зеркало, фигура была ближе. Теперь можно было разглядеть лицо.

Свое собственное.

Только в зеркале оно было искажено жуткой ухмылкой, а глаза… глаза были полностью черными.

"Добро пожаловать домой, Маркс", – прошептало отражение. И протянуло к нему руку.

Глава 4: "Первый кошмар"

Маркс отпрянул от зеркала так резко, что ударился спиной о противоположную стену. Сердце колотилось как бешеное, кровь гудела в ушах. Он зажмурился на секунду – когда открыл глаза, отражение снова стало обычным. Его собственное бледное лицо с расширенными от ужаса зрачками смотрело на него из потрескавшегося стекла.

"Галлюцинация", – прошептал он, но голос звучал неубедительно даже для его собственных ушей. Воздух в замурованной комнате был густым, с привкусом меди и чего-то гнилостного. Маркс провел рукой по лицу, ощущая, как пальцы дрожат. Надо было выбираться отсюда. Сейчас.

Он развернулся к пролому в стене – и застыл. Проход, который он только что проделал, исчез. Стена была целой, будто никто не прикасался к кирпичам. Только теперь на ней проступали влажные пятна, складывающиеся в очертания человеческих лиц.

"Нет, нет, нет…" – Маркс бросился к стене, царапая ногтями по штукатурке. Камень был холодным и скользким, как мокрое стекло. Где-то за спиной раздался тихий смешок. Он медленно обернулся.

Зеркало потускнело, его поверхность теперь напоминала мутную воду. В глубине что-то шевелилось. Тени. Множество теней, тянущих к нему руки. А на самом стекле, прямо перед его лицом, проступали капли – красные, густые. Кровь.

Маркс закричал и ударил по зеркалу кулаком. Стекло треснуло, но не разбилось. Вместо этого из трещин хлынула та самая черная субстанция, что сочилась из стен. Она обвила его запястье, как живая, впиваясь в кожу жгучей болью.

Он рванул руку назад, отступая к стене. В этот момент в комнате погас свет. Только слабый зеленоватый отсвет исходил теперь от зеркала, освещая его собственное лицо – но не настоящее. То, что смотрело на него из темноты, было изуродованной версией его самого: кожа покрыта шрамами, губы растянуты в неестественной улыбке, а в глазах…

В глазах не было ничего человеческого.

"Ты наконец пришел домой", – сказало отражение его голосом, но с каким-то чужим, скрипучим оттенком. – "Мы так долго ждали".

Маркс зажмурился, вжавшись в стену. "Этого нет. Этого не может быть". Когда он снова открыл глаза – стоял посреди гостиной. Утренний свет лился через окна, птицы пели за стеклом. Ни разбитого зеркала, ни замурованной комнаты. Только он сам, стоящий посреди совершенно обычной комнаты с камином, за которым была… просто стена.

"Сон?" – Маркс коснулся своего лица. Под глазами были влажные следы. А на запястье… На запястье краснел четкий след, будто от чьих-то пальцев.

Он подошел к камину, проводя рукой по кладке. Камень был теплым от утреннего солнца, сухим и шершавым. Никаких следов вчерашнего разрушения.

"Значит, сон…" – но почему тогда сердце все еще бешено колотилось? Почему в горле стоял ком, а по спине бегали мурашки?

Маркс поднялся на второй этаж. В комнате, где он нашел фотографии, все было на своих местах. Никакого альбома на столе, только слой пыли. Он опустился на кровать, закрыв лицо руками. Надо было уезжать. Сейчас же. Этот дом… в нем было что-то не так. Что-то, что копошилось в стенах и заползало в голову.

Он достал телефон – на экране было уведомление о новом письме. От нотариуса.

"Уважаемый Маркс Алексеевич, согласно нашему разговору, высылаю вам копии документов, касающихся истории дома. Среди них есть кое-что любопытное – записи вашего прадеда, Григория Воронцова. Думаю, вам стоит взглянуть. Прилагаю также вырезки из местных газет за 1923 год. Уверен, они вас… заинтересуют".

Маркс открыл приложения. Первым шло фото пожелтевшей газетной страницы с заголовком: "Таинственное исчезновение в Черничном". Далее следовал текст:

"В ночь на 12 сентября в деревне Черничное пропали трое местных жителей. Поиски не дали результатов. Единственная улика – следы, ведущие к дому Воронцовых и обрывающиеся у камина в гостиной. Хозяин дома, Григорий Воронцов, утверждает, что ничего не слышал и не видел. Интересно, что в ту же ночь…"

Остальное было неразборчиво. Но на следующем фото был скан рукописной страницы – дневниковая запись.

"12 сентября. Сегодня ОНО наконец замолчало. Стена выдержала. Жертв было три – ровно столько, сколько требовалось. Но я чувствую, что это ненадолго. ОНО хочет больше. ОНО всегда хочет больше. Особенно теперь, когда попробовало плоти. Я должен укрепить стену. Найти способ. Иначе ОНО выберется. И тогда…"

Запись обрывалась. Маркс листал дальше – следующий лист был испещрен какими-то символами, похожими на руны. И в самом низу, дрожащей рукой было написано:

"ОНО принимает облик того, кто смотрит. ОНО становится тобой. И тогда ты становишься ИМ".

По телу пробежал холодок. Маркс встал, подойдя к окну. Во дворе, под старым дубом, стояла фигура. Высокая, худая, в потрепанном пальто. Она смотрела прямо на него. И даже с этого расстояния Маркс мог разглядеть – у фигуры было его лицо.

Телефон выпал из рук. Когда он поднял глаза снова – во дворе никого не было. Только ветер качал ветви старого дуба.

Маркс схватил рюкзак и начал запихивать в него вещи. Хватит. Он уезжает. Сейчас же. Этот дом может идти к черту. Пусть сгнивает здесь вместе со своими кошмарами.

Он уже выходил из комнаты, когда услышал стук снизу. Кто-то был в доме. Тяжелые шаги раздавались в прихожей, затем на лестнице. Кто-то поднимался.

Маркс замер, прижавшись к стене. Шаги остановились прямо за дверью. Затем щелчок – ручка медленно повернулась.

Дверь распахнулась.

На пороге стоял… он сам. Точная копия, только с той самой ухмылкой, что он видел в зеркале. И когда двойник заговорил, голос звучал как его собственный, но с каким-то чужим, скрипучим оттенком:

"Ты думал, что сможешь просто уйти? После того, как наконец нашел меня? Мы же только начали играть…"

Маркс отступил к окну. За спиной был только второй этаж и узкий карниз. Двойник сделал шаг вперед, его пальцы неестественно вытянулись, ногти потемнели, стали похожи на когти.

"Не бойся, – прошептал двойник. – Скоро мы станем одним целым. Как и должно было быть с самого начала".

Маркс рванул окно нараспашку и вывалился наружу. Падение с двух метров оглушило его, но он поднялся и побежал к машине. Только когда он уже выезжал на грунтовку, осмелился взглянуть в зеркало заднего вида.

В окне дома на втором этаже стояла его фигура. И махала ему на прощание.

Глава 5: "Дневник предка"

Мотор ревел, вырываясь из последних сил, когда Маркс вылетел на трассу. Руки дрожали так сильно, что он едва удерживал руль. В зеркале заднего вида Черничное уже скрылось за поворотом, но ощущение, что за ним следят, не исчезало.

Он проехал двадцать километров, прежде чем осмелился остановиться на пустынной заправке. Выключив двигатель, Маркс опустил голову на руль, пытаясь унять дрожь.

Это был сон. Галлюцинация. Провал в психике из-за стресса.

Но тогда почему на его запястье остались синяки в форме пальцев?

Маркс достал телефон. Письмо нотариуса всё ещё было открыто. Он пролистал прикреплённые файлы – среди них был отсканированный дневник его прадеда, Григория Воронцова. Листы пожелтели, чернила выцвели, но текст читался.

"Сегодня ночью ОНО снова говорило со мной. Сквозь стену. Голос был как мой собственный, но… испорченный. ОНО знает, что я боюсь. ОНО играет со мной. Но я не сдамся. Завтра придут те трое – они согласились помочь. Мы запечатаем ЕГО навсегда."Запись от 10 сентября 1923 года:

"Это сработало. Ритуал завершён. Они… их больше нет. Но ОНО замолчало. Стена держит. Я чувствую, как ОНО злится. ОНО ненавидит меня. Но теперь у меня есть время. Я должен узнать, как уничтожить ЕГО навсегда."Запись от 12 сентября 1923 года:

"ОНО пытается обмануть меня. Шепчет голосами тех, кого забрало. Сегодня ночью я видел жену за окном. Она стучала в стекло и плакала. Но моя жена мертва уже пять лет. ОНО принимает их облик. ОНО хочет, чтобы я открыл стену."Запись от 17 сентября 1923 года:

"Я ошибся. ОНО не заперто. ОНО – часть меня. И теперь я чувствую, как ОНО растёт внутри. Скоро я не смогу сопротивляться. Если кто-то найдёт этот дневник – знай: ОНО не в комнате. ОНО в нас. В наших мыслях. В наших снах. И если ты услышишь шёпот за стеной… беги. Пока не стало слишком поздно."Последняя запись, без даты:

Маркс оторвался от экрана. Ветер бил в стёкла машины, раскачивая её на ухабах. Он понимал теперь, почему дядя Лёня исчез. Почему мать никогда не говорила об этом доме.

ОНО было в нём самом.

Но что это? Дух? Демон? Или что-то древнее, чему нет названия?

Маркс запустил поиск по запросу "Черничное, исчезновения, 1923 год". Среди результатов была статья из областного архива – три человека пропали без вести в одну ночь. Их тела так и не нашли. В графе "подозреваемые" стояло имя Григория Воронцова, но дело закрыли за недостатком улик.