Читать онлайн Необычайное лето

Глава 1 Накануне лета

Борис Степанович рвался на части: перед женой ему нужно было постоянно играть стареющего отца семейства, ни о чем больше не помышляющего, кроме как о тишине и спокойствии, а перед молодой подругой – бодрого, полного сил и планов перспективного мужчину. Обе роли давались с трудом.

Если бы Бориса Степановича попросили честно ответить, какое же амплуа он сам хотел для себя выбрать без навязанных жизнью сценариев, то он бы признался, что больше всего мечтает о том, чтобы его все оставили в покое, хотя бы на пару недель. Он бы поехал к себе в родную деревню, попарился в баньке, посидел с удочкой на берегу местной речушки, отключил на все это время телефон, чтобы ему не звонили с работы, не доставала сообщениями жена и не требовала постоянного внимания подруга. Собрался бы с мыслями и силами, а потом вернулся отдохнувший от всего и от всех, и тогда, может быть, он бы и смог понять, какую роль ему доигрывать, а от какой отказаться. Пока же ему просто не давали такой возможности: он все время должен был быть начеку, думая, кому и как угодить и как не перепутать роли и желания.

Особенно напряженным в этом плане всегда было лето. Супруга уходила в отпуск и всю свою энергию сосредотачивала на нем, стараясь предупредить его малейшее желание и в ответ ожидая того же. Отпуск у нее, как у учителя, был большой. Борис Степанович был человеком не чуждым таким возрастным семейным радостям, как домашняя кухня, выглаженные рубашки, вовремя поданные таблетки, прописанные врачом для профилактики определенных заболеваний, риск которых возникает в его годы. Пятьдесят – это, конечно, не возраст для мужчины, но лучше заранее подумать о будущем.

«Папочка, обед уже готов, приезжай!»

«Папочка, не забудь про витамины!»

«Папочка, тебе пора ложиться спать, завтра рано на работу, ты должен отдохнуть».

Круглосуточное внимание жены порой было невыносимо. И эта её манера называть его «папочка». Сначала она так называла его только для сына: «Вот как папочка наш решит, так и сделаем». С годами она вроде как забыла его имя и называла теперь только «папочкой». Надо отметить, что супруга настолько ценила семейные ценности, что не только ему доставалась такая манера обращения. И сына она звала только «сынок», «сынуля», если строго, то «сын». Тот же принцип обращения был у неё ко всем родственникам – и близким, и дальним, дополняемый лишь именами, если надо было в разговоре понять, о ком именно идёт речь – «тётя Муся», «дядя Серёжа».

Борис Степанович несколько раз когда-то пытался намекнуть жене, что для неё-то он никакой не «папочка», но это было бесполезно, пришлось смириться с учительской непоколебимостью жены: «Профессиональная деформация, – думал он иногда про себя, – раньше она такой не была. Теперь, что задумает, что запланирует – не свернуть». Впрочем, все что ни делала его жена, все что ни планировала – все это было только в интересах семьи. И хорошо, когда есть кто-то, кто так предан дому.

Зная за собой некоторые грешки, Борис Степанович особенно ценил эту верность и непоколебимость супруги. Одно плохо: летом, когда она не занята школой, очень трудно выкроить для себя хоть час свободного, неподконтрольного ей времени. Порой такие истории приходится выдумывать, что маститый писатель бы позавидовал. Да еще придумать так, чтобы все пазлы сошлись, потому что супруга учеников видит насквозь, он это знает. На первом же слове всегда обличала обман сына, если он в детстве пытался что-то сочинить в оправдание своих каких-то проделок. Поэтому, когда Борис Степанович рассказывал жене о затянувшемся совещании, о внеплановой работе, о сложной семейной ситуации бывшего однокурсника, которому срочно понадобилась психологическая товарищеская помощь, о лопнувшем не вовремя колесе на дороге, он должен был выступать не только как автор «маленьких историй», но и как актер, в лице которого не дрогнет ни один мускул при вранье. Впрочем, ни разу пока он не попадался на лукавстве.

И вот когда летом было столько времени у супруги для того, чтобы его делать счастливым ежедневно, ежечасно, ежеминутно и ежесекундно, создавая ему самые благоприятные условия для работы и для отдыха, в это же время уходила в отпуск и его молодая подруга. У нее, к счастью, отпуск был всего две недели, но эти четырнадцать дней она, что вполне логично, хотела провести именно с ним. Она вообще хотела провести с ним всю жизнь, но пока Борису Степановичу под различными предлогами удавалось погасить этот огонь молодости. Здесь тоже в ход шли различные истории: об уязвимости нервной системы супруги, которая не перенесет его уход из семьи, об обязанностях по отношению к сыну, которого еще надо женить, о каких-то важных деловых вопросах, которые необходимо решить, прежде чем подавать на развод, потому что семейный статус в деловых кругах тоже важен. Наконец, самая веская причина во всей это оправдательной стратегии была в том, что он отнюдь не молод и не может вот так запросто распоряжаться судьбой Лили. У неё жизнь только начинается, и она должна сто раз подумать, прежде чем выходить за него замуж: ему через двадцать лет будет семьдесят, ей же – только сорок пять. И нужен ли ей будет муж-старик, муж-пенсионер. Пожалуй, только эта страница их будущего и сдерживала пока напор Лилечки, она еще думала.

В этом году Борис Степанович обещал, что обязательно отвезет Лилечку летом на море. Обещал это зимой, при романтических обстоятельствах. Тогда казалось, что до летнего сезона еще далеко, многое может измениться за эти несколько месяцев. Может быть, Борис Степанович и сам тогда на мгновение поверил, что к лету будет свободен. Он ведь и в самом деле испытывал к Лилечке очень серьезные чувства, как, впрочем, и к жене. Чувства эти были, разумеется, совершенно разные, но абсолютно искренние: он любил обеих, каждую по-своему.

И вот лето на носу, а ровным счетом ничего не изменилось в их жизни. Более того, жене, как она говорила, в этом году повезло: ее не поставили работать в школьный лагерь, а это значит, что все три месяца у нее будут свободными. Июнь и июль она будет в отпуске дома, в августе начнет ходить на работу, но это еще совсем не та нагрузка: она не упустит его из виду ни на день.

Можно, конечно, поехать на рыбалку, но она не может длиться две недели. Можно попробовать взять путевку в санаторий, но супруга его туда одного не отпустит. Даже если не будет места для нее, она поселится рядом, чтобы «папочка» хорошо отдохнул: будет наводить порядок в его номере, ведь горничные так не уберут, как она, приносить ему фрукты, блинчики – все это он уже проходил. Что еще? Командировка? Но это очень сложный путь. Как минимум двух ближайших коллег, которых жена хорошо знает, надо будет посвятить в это дело, а кто обязан хранить чужие тайны? Кроме того, даже если удастся провернуть поездку, как объяснить жене южный загар? Можно, конечно, запереться в номере и не выходить на пляж, но вряд ли Лилечка будет рада такому отдыху.

Надо отметить, что Борис Степанович был человеком очень щепетильным. И если бы когда-то и решился на развод, то делал бы это продуманно, но никогда бы он не позволил, чтобы вокруг его семьи ходили грязные сплетни. Поэтому ни разу не оставлял машину возле дома Лилечки, не светился с ней нигде в публичных местах. А если и приходилось изредка с ней где-то бывать, например, в театре или на выставке, то Борис Степанович заранее готовил правдоподобное алиби: Лилечка могла бы быть дочерью какого-то его закадычного друга, который попросил показать ей город.

Но что придумать на две недели отпуска? Борис Степанович ломал себе голову уже не один день. Лилечка в этот раз была непреклонна: она требовала совместный отпуск на море: «Или мы едем в этом году отдыхать, или расстаёмся». Ультиматум был поставлен не в шутку. Борис Степанович даже, честно скажем, проиграл в мыслях несколько раз ситуацию «или расстаёмся», попытался все взвесить рационально: не проще ли так будет ему? Но пока к такому сценарию он не был готов. Он любил Лилечку и боялся ее потерять так же, как боялся потерять супругу.

Выход из создавшейся ситуации был найден совершенно неожиданно.

«Папочка, у меня есть для тебя радостная новость!»

Прочитав сообщение в телефоне, Борис Степанович задумался: не Олежка ли собрался жениться? Что-то жена последнее время намекала ему, что у него есть серьезная девушка. А если еще свадьба, то и совсем ему не выпутаться из этой паутины. Лилечка его бросит. Зачем ей его проблемы? В глубине души он надеялся, что это не так, ведь он и сам немало ей помогал. Никогда себе это в заслугу не ставил, но и жена, и подруга были за ним, по его мнению, как за каменной стеной. Он мужчина слова, не пустозвон, умеет зарабатывать деньги и решать деловые вопросы.

– Папочка! – жена сияла от восторга. – Я глазам своим не поверила: открываю сегодня почту, а там письмо от тёти Муси! Ей в этом году исполняется 80 лет, и она хотела бы с нами увидеться.

«Этого только не хватает! Если еще приедет эта тетушка, то лето точно пропало!» – подумал про себя Борис Степанович, а вслух произнес:

– И когда же она планирует нас навестить?

– Она не приедет, она зовет нас к себе в гости! Представь! Никогда не думала, что она вообще пригласит нас.

– Вот как… И когда же?

– Летом! В любое время! Я так рада! Я так ее любила в детстве. Ты же помнишь, я тебе рассказывала, какие у нас были теплые отношения раньше.

– Как не помнить! Все испортило твое замужество. Так ведь?

– Ой, папочка, не придирайся. Конечно, тетя Муся мне другого кандидата в мужья тогда нашла. Но это же все было от чистого сердца, желала лучшего племяннице. Но мы же доказали, что были правы: у нас с тобой прекрасная семья!

– Злопамятная твоя тетя Муся… Могла бы и раньше пригласить. Но я рад. Я ее всегда уважал. Она женщина очень образованная, умная.

– Папочка, я так рада, что ты рад, – жена Бориса Степановича иногда из суровой учительницы, какой ее все привыкли видеть в школе и чаще всего в таком образе она была и дома, забывая, вернувшись с работы, снять «маску» строгости, превращалась в восторженную девочку – такие моменты могли быть только рядом с мужем. Именно его присутствие позволяло ей иногда почувствовать себя слабой, незащищенной, какой и должна быть женщина рядом с сильным мужчиной.

Борис Степанович, сам отлично владея актерским мастерством в рамках семьи, иногда даже задумывался: не играет ли и его жена эту роль для него, чтобы он чувствовал себя увереннее? Хотя уверенности ему было не занимать по жизни, но, возможно, как жена пичкала его витаминами и лекарствами, способствующими укреплению здоровья, так и разыгрывала эти сценки, чтобы никогда не пошатнулась его вера в себя как в мужчину, главу семьи, от которого зависит даже она – женщина, легко укрощающая самых строптивых подростков.

– И когда же конкретно она нас ждет?

– Я думаю: надо ехать сразу, в начале отпуска, не откладывая.

– А когда у тебя отпуск?

– С пятнадцатого июня.

– Отлично. Думаю, так и сделаем, – за секунды у Бориса Степановича созрел план. – Ты поедешь сразу, а я подъеду чуть позже. Так будет лучше. Думаю, вам есть о чем поговорить с тетей Мусей.

– Ты самый чуткий муж в мире! Это лучший вариант. Я расскажу тете Мусе о нашей жизни, ты подъедешь уже на подготовленную почву.

– Ты думаешь: она ничего не знает о нашей жизни? Мы же поздравляли ее со всеми праздниками, посылали фотографии. Даже как-то в новогоднюю ночь на видеосвязь выходили. Да и другие родственники, наверное, общаются.

– Только в общих чертах. Тетя Муся, как тогда вышла замуж, так отдалилась от всех родственников, только меня очень хотела забрать с собой. Но ты это знаешь. Мне кажется: зря она уехала. Но, с другой стороны, она же вышла замуж за любимого человека, я бы тоже так поступила: за тобой – хоть на край света!

Борис Степанович благосклонно улыбнулся: любит жена одаривать его комплиментами. Слушая супругу, он параллельно думал о том, что надо как можно быстрее обрадовать Лилечку: они после пятнадцатого вместе улетают в отпуск, пусть берет отпуск на работе. Как только жена уедет – они следом. Через недельку он навестит тетю Мусю, оставит Лилечку на несколько дней одну в отеле – не маленькая, не пропадет. Скажет, что срочно вызвали на работу. Потом вернется. Жену надо уговаривать на максимальный срок пребывания в гостях у тетушки, может быть, удастся на весь отпуск.

– Мне кажется, тебе надо, раз уж тетя тебя приглашает, побыть у нее как можно дольше. Восемьдесят лет – это такой возраст, когда людям особенно ценно общение, особенно с близкими. Надо уважить тетю Мусю. Один раз можно и весь отпуск ей посвятить.

– Ты знаешь, я тоже так подумала. Только боялась тебя огорчить, ты же так любишь это время, когда я дома, в отпуске.

– Иногда можно и отказать себе в чем-то ради интересов семьи, особенно старых членов семьи. Как мы сейчас относимся к старикам, так и к нам будут относиться, – Борис Степанович умел говорить пафосно не только на работе, но и дома. – А, кстати, муж тёти Муси умер десять лет назад, насколько я помню? Детей не было. Может быть, она собирается тебе завещать свою квартиру?

– Ой, ну что ты, папочка, говоришь. Это совсем неважно. У нас есть своя квартира, и я тебя никогда не брошу.

– Я не к тому, что ты меня бросишь, я и не думал о том, что ты можешь уехать, – об этом Борис Степанович искренне не мог бы даже и подумать, – квартиру же можно продать. В Венеции. Представь себе. Это целый капитал, который можно было вложить в дело.

– Ну это уже чересчур. Я уверена, что у мужа тети Муси тоже есть родственники. Квартира была его, и будет справедливо, если она достанется его родственникам.

«Какое мне вообще дело до этой квартиры? – подумал Борис Степанович. – Вот же привычка все переводить в дела. Точно пора в отпуск!»

За ужином он был особенно любезен с супругой. Давно у него не было такого отличного настроения! Не у каждой семьи есть такая тетя Муся, которая умеет вовремя пригласить в гости!

Глава 2 Отпуск

Елена Сергеевна с умилением смотрела вокруг: солнце, волны, чайки! Она в Венеции. Не может этого быть! Как давно она мечтала о том, чтобы оказаться в этом городе – городе, где покоится прах ее любимого поэта Иосифа Бродского. Катер причалил к берегу, осторожно, стараясь не потерять равновесие, Елена Сергеевна шагнула на мостик, ведущий к набережной.

Они давно могли бы позволить себе путевку и побывать в этом месте с мужем, но старая семейная ссора стала прочным барьером для такого действия. Дело в том, что тетя Муся очень разгневалась на Елену Сергеевну за то, что племянница когда-то не послушала ее, вышла замуж по любви. Совершенно по-дурацки, по мнению тети Муси. Побывать в Венеции и не навестить родную тетю было бы странно. А навещать ее они откровенно боялись. Уж очень плохо рассталась она с ними четверть века назад.

– Дура! Я такого тебе жениха нашла – умного, образованного, богатого! Жила бы как королева. Теперь будешь в своей школе всю жизнь прозябать. Еще смотри, чтобы Боренька твой не свинтил куда-нибудь, глаза-то у него масляные, – упрекала она племянницу.

Елена Сергеевна пыталась объяснить тете, что в выборе спутника жизни она руководствуется не только романтикой, но и здравым смыслом: Боря получил образование, трудолюбивый, бедный, но это все неважно, они вместе заработают и квартиру, и машину.

– Тетя Мусенька, я уже все решила. Я выхожу замуж за Бориса. Меня бесполезно отговаривать.

– Ты ничего не понимаешь! У тебя могло быть совсем другое будущее! Отпуск не на даче в огороде, а где-нибудь в дорогом отеле на побережье моря или океана. У тебя очень ограниченный диапазон желаний. Ты весь мир могла бы посмотреть. И я рядом! Еще бы одно образование получила, языки подучила. Дура, что скажешь.

С тем и отбыла тогда тетя Муся на родину своего второго мужа – в Венецию. Официальное общение не прекращалось никогда: почтовые открытки, позже сообщения по электронной почте, последние годы редкие созвоны по видеосвязи – все это было всегда, но разговоры больше никогда не выходили за пределы таких тем, как «поздравление с праздником», «поздравление с днём рождения».

Елена Сергеевна огляделась: где-то здесь должна быть тетя Муся, обещала встретить. Елена Сергеевна пыталась ее отговорить: жара, не стоит утруждать себя, но тетя Муся во всем была кремень: если что решила – не сбить с мысли. Елена Сергеевна всегда чувствовала, что она и сама очень похожа на тетю Мусю – просто условия жизни разные.

Тетя Муся прожила всю жизнь, работая только для удовольствия: давала уроки музыки не ради денег, а чтобы не скучать. Елена Сергеевна очень ценила трудолюбие, деловые качества мужа, но только последние годы, когда уже супруг действительно достиг определенных карьерных высот и сын закончил учебу, она могла бы сказать, что и она работает ради удовольствия, да и то почему-то почти на две ставки, чтобы было, наверное, «двойное» удовольствие.

Тетя Муся со своим мужем, который был ее намного старше и души в ней не чаял, каждый год путешествовала. Борис Степанович тоже ее любит, но его любовь более земная: никогда он не баловал ее роскошными подарками, никогда и мысли не возникало, чтобы он ее куда-то повез на дорогой курорт. Отдыхали обычно дома, на даче, несколько раз брали путевки в санаторий, иногда только мужу – она рядом. А последнее время Борис Степанович и совсем как-то стал тяжеловат на подъем, устает очень на работе, возраст берёт свое.

Если тебя встречают, но почему-то не встретили, стой на месте, чтобы не разминуться. Это правило Елена Сергеевна хорошо знала, поэтому стояла как вкопанная на том самом месте, на котором сошла с катера. Солнце палило нещадно – час дня, лето в Венеции жаркое. Прямо к Елене Сергеевне направлялась дама в огромной белой шляпе, из-за полей которой не было видно лица:

– Дорогая, я немного опоздала! Возраст! Извини.

Елена Сергеевна, заранее подготовившая речь для встречи, немного растерялась. Тетя Муся совсем не выглядела старушкой, пожелавшей перед смертью повидаться с родственниками. Это была высокая, стройная женщина с хорошей осанкой:

– Тетя Муся, вы шикарно выглядите! Вам никогда не дашь восемьдесят лет – на двадцать лет точно меньше!

– Это потому, что я правильно вышла замуж, – тетя Муся, к большому удивлению Елены Сергеевны, практически начала разговор с того же, на чем он остановился четверть века назад. – Скоро я буду выглядеть моложе тебя, точнее, ты старше меня, потому что совсем загнешься со своей работой. Но пойдем потихоньку, я живу не так далеко.

Елена Сергеевна по дороге попыталась перевести разговор на другую тему:

– Я так рада, что вы нас пригласили! Такая долгожданная встреча. Тетя Муся, вы всегда были для меня в детстве кумиром – я обожала вас, старалась вам подражать во всем.

– Если бы ты мне старалась подражать, то сейчас бы была владелицей, как минимум, виллы у моря, жила бы как человек. Где, кстати, твой благоверный? С красоткой какой-нибудь молодой, наверное, развлекается?

– Тетя Муся, – Елена Сергеевна остановилась и укоризненно посмотрела в глаза тетушке, – как вы можете такое говорить. У нас крепкая семья. Мы доказали себе и другим, что брак наш счастливый. Мы любим друг друга и уважаем, у нас вырос хороший сын.

– Насчет сына спорить не буду, насчет твоего кобеля промолчу.

Елена Сергеевна расстроилась не на шутку и всю оставшуюся дорогу молчала. Только, зайдя в квартиру к тете, взяла себя в руки: раз приехала, надо мириться с характером тетушки, а он с возрастом, кажется, стал еще хуже. Не деменция ли? Даром что выглядит так хорошо. Бывает внешне такая картинка, а головы совсем нет. Хотя какая деменция, если она все помнит? Может быть, просто как пластинку заученную крутит. Елена Сергеевна пожалела, что она не сразу приехала вместе с мужем. Надо было, наоборот, сначала предъявить его, показать тете, что у них все замечательно, а потом его отпустить, а самой еще немного погостить. Хоть ты вызывай супруга срочно. Как ей тут самой выдержать эти дни тетушкин напор…

«Папуля, может быть, сможешь подъехать пораньше?» – Елена Сергеевна с надеждой отправила супругу сообщение.

«Дорогая, не раньше, чем через неделю, а то и попозже, с работы сразу никак не смогу сорваться», – молниеносно ответил Борис Степанович. Отключить телефон в отпуске, как он мечтал, невозможно, хотя бы из-за жены. Если он хоть на час выйдет из эфира, будет недоступен, она тут же разволнуется и еще, чего доброго, засобирается домой, а он-то не дома.

Борис Сергеевич уже полчаса наблюдал за Лилечкой, болтавшейся на матрасе в воде. «Как бы не сгорела!» И кричать ей не будешь, в конце концов, не маленькая. Как бы ему самому не сгореть. В его возрасте вредно быть долго на солнце.

С путевками так повезло! Буквально в последний момент Лилечка нашла две горящие путевки в Италию, в маленький городок, название которого мы не будем упоминать, дабы читатель нарисовал себе в воображении именно то место, которое полюбилось ему в этой солнечной стране, или то место, в которое он мечтает попасть. В случае нашего героя выбор самой страны был обусловлен тем, что Борис Сергеевич решил: нужно быть поближе к жене. Так он, даже поехав к тетушке, сможет не оставлять надолго Лилечку. И вот же удача: как раз на нужные даты нашлось отличное предложение!

Лилечка очень рада, и он доволен. Здесь он себя чувствует с ней свободно, не боится встретить знакомых. Ощущение, как будто они семья. Все-таки его жена человек очень консервативных взглядов. Если бы она узнала об этом его вояже с молодой подругой – сразу был бы скандал и развод! А вот у него есть приятель, у которого жена с большим пониманием относится к его интрижкам. Правда, она и сама вроде позволяет себе иногда какие-то интрижки на стороне. Борис Степанович не одобряет такое поведение женщин.

Совсем мелкие волны ритмично подкатывали к берегу, на секунду задерживались на суше и плавно отступали, оставляя мокрую полоску выровненного песка. В игру с морем вступали дети. Они пытались что-то строить на песке и почему-то радовались, если набегающей волне удавалось достать их песочный шедевр и размыть его контуры. В этом состязании между морем и маленьким человеком было что-то завораживающее: только дети с таким упорством могут возводить свои незатейливые конструкции на пути у волн. Правда, порой и взрослые, очень даже серьезные люди, строят воздушные замки…

Борис Сергеевич задумался: а если бы его жена себе что-то подобное позволила, как бы он отреагировал? Одним глазом Борис Сергеевич продолжал следить за красным надувным матрасом, на котором загорала «фарфоровая статуэточка» – его Лилечка. Борису Сергеевичу самому стало смешно: вот уж в чем в чем, а в изменах Елену Сергеевну просто невозможно заподозрить. Да она и такая, не очень, честно скажем, сексуальная, не очень обаятельная, да и возраст – полтинник! Кому такие нужны? Вот если он с ней разведется и женится на Лилечке, то она уже до конца жизни будет одна. Разве она заслужила это?

«И вот же, – недовольно подумал Борис Сергеевич, – почему я все время думаю? Дома думаю постоянно о Лилечке, а сейчас, вместо того чтобы расслабиться и наслаждаться морем, думаю о жене. Как она там? Видно, неспроста уже попросила приехать пораньше. Тетя Муся – это та еще змея! Никто никогда ничего против меня не говорил, всех всегда умел обаять, одна эта тетя Муся взъелась сразу на меня. Недостаточно хорош как жених для ее племянницы, она, видите ли, другого приметила».

Борис Сергеевич кинул взгляд на море – красного матраса не было. Вскочил, заволновался! Ведь смотрел же постоянно, на минуту отвлекся. Но больших волн нет, унести не должно было.

– Испугался? – раздался голос сзади, и нежные ручки обвили его шею. – Представь, если бы я утонула? Ты был бы виноват! Потому что ты отказался плыть со мной!

Борис Степанович попытался схватить Лилечку за руку, но она вывернулась.

– Догони! – и побежала вдоль пляжа.

«Что за дурь?» – возмутился про себя Борис Степанович. Для легкого бега он был уже тяжеловат. Кроме того, здесь их вещи! Кто будет смотреть за ними? На пляже очень часто происходят кражи, их предупреждали об этом в отеле.

А Лилечка отбежала от него метров на сто – и кинулась в море. Плавала она отлично. Борис Степанович впервые рядом с ней почувствовал себя каким-то неуклюжим стариком: бежать не мог, плавать так хорошо, как она, не умел. Лилечка быстро удалялась в воде. «Какая же она рисковая! Не ожидал от нее такой безалаберности!» – подумал Борис Степанович. И опять вспомнил… Вспомнил обстоятельность жены, которая в те редкие отпуски, когда они куда-то выезжали, ни на шаг не отходила от него. И в воде всегда была рядом с ним. Правда, и плавать она не умела. Но никаких экстремальных ситуаций никогда не создавала ни в воде, ни на суще – ее невозможно было потерять ни при каких обстоятельствах.

Борис Сергеевич стал всматриваться в купающихся: где Лилечка? Толпа в воде, не разберешь. Наконец какой-то пловец стал приближаться в его сторону, еще пару минут – и уже отчетливо видно, что это Лилечка. Подплыла так, чтобы выходить из воды прямо напротив Бориса Степанович.

«Богиня! – Борис Степанович с гордостью смотрел на свою подругу. – И за что она полюбила меня? Теперь боюсь: не подвести бы, такой красавице надо соответствовать».

Конечно, красота Лилечки не стала для Бориса Степановича открытием. Но раньше эта красота принадлежала только ему в редкие часы их свиданий – теперь же это «мраморное изваяние» доступно всем! Ему стало казаться, что все представители мужского пола, которые были в радиусе видимости на пляже, смотрели на Лилечку, на то, как она выходит из воды. Шикарное тело: точеные ручки, ножки, тонкая талия, пышная грудь. Моделью бы быть не могла – слишком выразительная фигурка, а вот натурщицей… Любой художник мечтал бы о такой героине для своего полотна.

Борис Степанович опять вдруг переключился на жену, пытаясь вспомнить, какой она была в эти годы. Тоже хороша. Только пониже и покрепче, грудь была поменьше. С годами она чуть-чуть поправилась, но в целом сохранила девичью фигуру, не скажешь так сзади, что ей пятьдесят. Нет, не из-за тела он изменяет своей жене – это ни при чем, она тоже симпатичная вполне. Просто с Лилечкой его связывает какая-то редкая общая духовность, жизнерадостность. Елена Сергеевна вечно в проблемах своей школы, с ней не посмеешься… Хотя, если бы он сказал, что хочет повеселиться в какой-нибудь вечер, то она через силу, через усталость, но все равно бы нашла в себе силы заставить себя смеяться ради него. Елена Сергеевна вечно уставшая, Лилечка еще та «зажигалка», с ней рядом никогда не заскучаешь.

А на что ради него готова Лилечка? На многое. Она тоже на многое ради него готова. Она терпит то, что он редко может с ней видеться, не так часто, как ему и, главное, ей бы хотелось. Она понимает его семейную ситуацию, хотя она молодая, ей надо выходить замуж, рожать детей, а она терпит, ждет его, просто любит. Такая шикарная девушка, такая молодая, и просто любит. И жена любит. Значит, есть в нем что-то такое… мужское.

Борис Степанович встал с лежака, подошел к морю, осторожно попробовал ногой воду: кажется прохладной! Как бы Лилечка не заболела, столько в воде просидела! Повернулся: опять потерял её из поля зрения. Вот она! Уже не одна, разговаривает с какой-то девушкой, поэтому он сразу ее и не заметил – ведь искал одну, а она уже в компании. Ох и девчонка, непоседа, ни минуты с ней покоя на отдыхе.

Лилечка весело о чем-то болтала с незнакомкой. Борису Степановичу было приятно наблюдать за ней: просто произведение искусства. Ему казалось, что она видит этот его восторженный взгляд и поэтому не просто стоит – позирует. Вот она развела руки в стороны, словно пытаясь задержать солнечные лучи, потом подняла вверх, сцепила в замок за головой, постояла так минутку, потянулась, достала из волос заколку – и копна рыжих кудрей упала на плечи, начертила что-то босой ногой на песке. «Артистка! Почему она не пошла в театральный? Такая фигура, грация, пластика. Кто ее надоумил пойти в бухгалтеры? Надо будет ее об этом спросить», – подумал Борис Степанович. – Золотая моя девочка… Никогда раньше не замечал, какой интересный оттенок рыжины у нее. Или это только на солнце? Медь… Мед…»

И когда они обедали в ресторане на берегу, Борису Степановичу опять казалось, что все мужчины смотрели на Лилечку. Вообще здесь, на отдыхе, он почему-то стал ощущать не только свой возраст, хотя предполагалось, что все будет наоборот – стоит только оторваться от тянувшей его на дно старости супруги, но и беспомощность. Он не знал итальянского языка, отвратительно говорил по-английски. Сейчас это, само собой, не проблема: переводчик в телефоне решит любую задачу. Но его «переводчик» не успевал за Лилечкой: пока он задавал запрос «как попросить меню», Лилечка уже его просила. Она хорошо владела английским языком. Борис Степанович старался понять и сам что-то в разговоре, который Лилечка вела с молодым официантом, но четко понял только одно слово – «father»!

– Почему он сказал «father»?

– Он спросил, что будет мой отец.

– Надеюсь, ты объяснила ему, что я не отец твой.

– Зачем? Какая ему разница, кто ты мне? Он просто спросил, что будет пить ваш отец. Это его работа, а не то, что ему интересно, кто мы друг другу.

Борис Степанович огорчился. Ему самому казалось, что он выглядит намного моложе своих сверстников: высокий, статный, подтянутый, густые волосы темные волосы с проседью, но без пролысин, морщин нет – никаких намеков на старость. Конечно, видно, что ему уже под сорок или пусть за сорок, тешил себя Борис Степанович, но пятьдесят ему никто никогда не давал. А тут этот официант вот так сразу и «польстил» ему: «…отец». Хотя, конечно, честно скажем: он мог бы по возрасту быть и отцом Лилечки. Обидно не то, что этот официант так подумал, обидно, что Лилечка не возразила.

– Почему ты не сказала, что я твой муж?

– Но ты же не муж, – Лилечка болтала трубочкой в бокале с лимонадом, стараясь побыстрее растопить лед, чтобы максимально остудить прохладительный напиток.

–Но здесь же мы с тобой отдыхаем как муж с женой.

– Ключевое слово «как». Я что-то не вижу у себя на руке кольцо и штамп в паспорте отсутствует.

– Пока, пока не видишь. Ты же знаешь, что все впереди. Пожалуйста, пока мы здесь вместе отдыхаем, если будут еще спрашивать, говори всем, что я твой «hasband». Видишь, даже моего английского хватает на такой ответ.

– Как скажешь. Только мне кажется, супруга бы твоя такой смелости не одобрила. Шучу, мой «hasband».

Борису Сергеевичу опять стало как-то не по себе: какая все же сейчас молодежь несерьезная, все у них шуточки какие-то, они в этом возрасте себе такого не позволяли, особенно по отношению к старшим. Его Елена Сергеевна в этом возрасте была вообще тише воды ниже травы…

Глава 3 Планы тети Муси

Квартирка тети Муси была очень маленькой, но зато в самом центре Венеции. Окна выходили на один из каналов, по которому плавно курсировали гондолы с отдыхающими. Мягкий плеск воды, скрип весел, смех туристов, громкие переговоры самих гондольеров при встрече – все это уже через два дня для Елены Сергеевны стало привычным. Более того, ей нравился этот шум – в нем было что-то одновременно и радостное, и умиротворяющее. В мире все меняется, а Венеция вечна, если, конечно, не сбудутся когда-нибудь мрачные прогнозы экологов-пессимистов.

Три маленькие комнаты были обставлены скромно, но со вкусом: мебель из натурального дерева, посуда дорогая, масса каких-то интересных безделушек из муранского стекла. В одной комнате спальня, в другой кабинет, в котором стояли пианино, книжный шкаф, журнальный столик и два кресла. Третья комната, как поняла Елена Сергеевна, была гостевая. Здесь были только шкаф, кровать, прикроватная тумбочка, стул-кресло, да на стене был закреплен небольшой откидной столик. Комната была бы совсем унылой, если бы не этот неповторимый тихий шум Венеции за окном да на стене пейзаж какого-то неизвестного художника. Здесь, в доме, окна которого выходят на один из каналов, странно смотрелся пейзаж, на котором было запечатлена березовая роща.

Елена Сергеевна не так была воспитана, чтобы задавать тетушке вопросы насчет ее материального положения: и так было понятно, что тетя Муся ни в чем себе особо не отказывает. За завтраком пьет крепкий кофе, обедает и ужинает в кафе, по вечерам позволяет бокал хорошего вина. Любит ходить по бутикам и постоянно зачем-то покупает себе новые вещи. И это в восемьдесят лет. Елена Сергеевна наблюдала за образом жизни своей престарелой тетушки с тайной надеждой: может быть, и у нее такая же генетика?

Собираясь в гости к тетушке, Елена Сергеевна предполагала, что это будет очень душевный отпуск, но одновременно и достаточно тягомотный – у стариков свой ритм жизни. Но тетя Муся полностью опровергала все стандарты возрастной категории «восемьдесят плюс». Она не только вела себя так, как будто у нее впереди еще целая жизнь, но и во второй же вечер за ужином в кафе она объявила Елене Сергеевне настоящую цель ее приглашения.

Елена Сергеевна была немного утомлена жарой и большим количеством новой для нее информации. Тетя Муся требовала, чтобы племянница не просто гуляла по городу – она наняла для нее экскурсовода, который два с половиной часа развлекал Елену Сергеевну богатой историей города. Сама тетя Муся на экскурсию не пошла, сославшись не на возраст, а на то, что она все уже знает наизусть, осталась ждать племянницу под тентом маленького уютного ресторанчика. После экскурсии ещё была прогулка на гондоле – от неё тетушка не отказалась. Елену Сергеевна была, конечно, под впечатлением такой чудесной прогулки, о которой еще месяц назад и мечтать не могла, но все же устала. На вопрос тети Муси, что она будет заказывать на ужин, Елене Сергеевне хотелось сказать: «А можно домой? Вместо ужина – душ и постель». Но такое сказать было просто невозможно. Тетушку, казалось, не брала никакая усталость.

– Я вижу, ты какая-то дохлая… Что за манера уставать? Даже если ты устала, никогда нельзя показывать этого на людях.

Тетушка еще могла продолжить нравоучение, но в это время подошел официант и она быстро затараторила что-то по-итальянски, указывая пальцем в книжечку с меню. Пожалуй, только руки могли по-настоящему выдать ее возраст, да и то… сначала в глаза бросался перламутрово-розовый цвет маникюра и только потом прожилки на кисти, свойственные старости.

Елена Сергеевна последние годы старалась много не есть, чтобы не поправляться, давно отказалась от вина, оно никак не влияло на ее настроение, исключила все сладкое и никогда не пила вечером кофе, чтобы не страдать бессонницей, редко позволяла себе ужин после шести вечера. Тетя Муся не отказывалась ни от каких радостей в свои восемьдесят и не принимала никаких «не могу» или «не буду». Вскоре официант принес две тарелки с устрицами, две тарелки с фирменной пастой, два бокала белого вина, спросил, когда кофе с десертом подать – сразу или попозже. Видно было, что весь этот праздник жизни, включая перевод на русский язык всего того, что она слышит, для племянницы, доставлял большую радость тетушке.

Часы показывали половину восьмого вечера. Елена Сергеевна вздохнула: на любые принципы есть «анти-принципы»… И ей ли, требующей дисциплины от себя, от мужа, от учеников, не понять тетю Мусю.

– Ты, наверное, когда собралась ко мне, ожидала увидеть развалину в кресле? Признавайся. Вы с твоим благоверным Боренькой решили, что я попрощаться хочу с близкими.

Если к рукам, к телу тети Муси еще можно было придраться и напомнить ей про преклонные года, то к глазам – никак. И дело не в том, что, скорее всего, тетушка, так подумала Елена Сергеевна, когда, рассматривая ее при встрече, не нашла у нее никакой дряблости век, никаких «шторок», которые появляются над глазами практически у всех в старости, прибегала к услугам пластической хирургии. Глаза горели живым умом и каким-то озорством. Сначала Елену Сергеевну это тоже немного смутило: бывает, что у стариков такое озорство граничит с безумием или, что еще хуже, равно ему. Но это не тот случай. Тетя Муся обо всем рассуждает абсолютно здраво, спотыкается только на теме ее мужа, но это что-то из прошлого. За эти три дня, проведенные с ней, Елена Сергеевна отметила, как легко тетушка переключается с одного языка на другой, играет на какой-то онлайн-платформе в шахматы и набрала там уже достаточно высокий рейтинг, в уме высчитывает сумму счета в магазинах и ресторанах и потом проверяет себя по чеку – пока ни разу не ошиблась; по утрам наизусть играет на пианино сложные этюды. Она однозначно в ясном уме.

Вот и сейчас она смотрела на Елену Сергеевну острым, пронзительным, озорным взглядом:

– Нет, я не собираюсь ни с кем прощаться. Наоборот, у меня сейчас есть две задачи, которые нужно решить в ближайшее время. Первое – мне нужна помощница. Что ты думаешь об этом?

– Это очень правильно. В вашем возрасте можно доверить домашние дела кому-то.

– О чем ты? Домработница у меня есть, приходит раз в неделю. Скоро познакомишься. Она как раз накануне твоего приезда навела порядок. Мне нужна помощница в моем небольшом бизнесе?

– У вас есть еще бизнес? – не смогла скрыть удивление племянница.

– Небольшой. И вот поэтому нужна помощница. Доверять бизнес чужим людям невозможно – обворуют, как липку. Пока я все держу сама под контролем, но возраст…

«Нет ли у тетушки, несмотря на всю эту бодрость, мании, что ее обворовывают? Многие старики живут в постоянном страхе потерь», – подумала Елена Сергеевна.

– И какой же у вас бизнес?

– Небольшой, но четко организованный. Это нет смысла объяснять – надо будет все тебе показывать на деле. Вторая задача – я написала книгу. Мне нужна помощь в корректуре и редактуре, лучше тебя с этим никто не справится.

– Вы написали книгу? О чем?

– Ну не о старости же, конечно. Кому о ней интересно читать? О молодости, конечно, о молодости. Книгу ты начнешь читать сегодня же, а с бизнесом будем знакомиться послезавтра. Значит, завтра у нас день для моей рукописи, ты прочитаешь ее быстро, а послезавтра будешь знакомиться с делами.

Елена Сергеевна с тоской представила себе тетрадку, исписанную старческими каракулями. Хотя, может быть, почерк у тети Муси и нормальный. Но все равно об этой рукописи племянница подумала с большим унынием. И ее можно понять. Радовался бы врач, если бы ему где-то, куда он приехал отдыхать, предложили денек попринимать пациентов? А водителю автобуса на отдыхе предложили бы покатать денек на местном транспорте? А пекарю отдохнуть в пекарне? Проверка текста почему-то не считается таким трудом, поэтому к Елене Сергеевне нередко обращались с подобными просьбами. С короткими текстами проблем нет, но вот вчитываться в мемуары восьмидесятилетнего человека, даже если этот человек твоя любимая тетя, задача непростая.

– Ты понимаешь, что рукопись должна быть вычитана так, чтобы потом сразу можно было ее отдать в печать? – ещё усложнила задачу тетя.

– А вы собираетесь её публиковать? Вы не для себя пишете?

– На кой мне для себя писать? Я что: совсем выжила из ума? Мне интересно попробовать себя в новом статусе. На каждом этапе возраста нужно пробовать что-то новое. Как только мне стукнуло восемьдесят, я решила стать писательницей. За жизнь, знаешь, сколько историй накопилось в памяти, успевай только записывать.

Видимо, на лице Елене Сергеевны не отразилось большой радости от предвкушения знакомства с воспоминаниями.

– Не переживай, тебе нужно будет прочитать только одну небольшую автобиографическую повесть, которая должна быть уже через пару недель отдана быть в типографию. Не сразу все мои истории сейчас. А потом, конечно, когда издательство моих книг будет поставлено на поток, работы прибавится. Тебе вообще некогда будет скучать со мной.

Елена Сергеевна вздохнула: вот он – возраст… Тетушка уже все за нее решила.

– Посмотрим, сколько мы должна будем заплатить за ужин.

Тетя Муся на минуту задумалась, потом достала из сумочки ручку и на салфетки написала двухзначное число.

– Проверим. Как тебе, кстати, устрицы? А паста?

Было похоже, что ответы тетушку не интересовали вовсе: главное, что ей самой все понравилось. А больше всего ее порадовало то, что цифры, написанные на салфетке, тютелька в тютельку совпали с итоговой суммой на чеке.

– Пожалуйста, начни вычитку сегодня же, – попросила тетя Муся Елену Сергеевну, когда они вернулись домой. – Времени у нас мало, и мне небезразлично твое мнение насчет содержания. Рукопись ждет тебя в кабинете.

Елена Сергеевна, хоть и немало устала за день, перечить не могла. Приняла душ, заварила себе маленькую чашку крепкого кофе, как делала всегда, когда надо было не уснуть за работой, и покорно пошла в кабинет.

Никакой рукописи на столе не было. Нет ли все-таки у тетушки старческого слабоумия? Говорит с такой уверенностью о рукописи на столе, а там – пусто. В таком случае нужно стариков переводить на другую тему. Выждав минут десять для приличия, Елена Сергеевна вышла из кабинета и тихонько прошмыгнула в свою комнату.

– Ты сколько успела прочитать за это время? – раздался из спальни строгий голос.

– Тетя Муся, ваша рукопись куда-то исчезла, я не смогла ее найти в кабинете.

– А где ты искала? На рабочем столе смотрела?

– Да, смотрела, и в ящиках тоже.

– Странно. Все было на месте перед твоим приездом, сейчас проверю.

Только Елена Сергеевна прилегла и уже надеялась на то, что на сегодня тетушка оставила ее в покое, как последняя появилась в дверях комнаты:

– Что же ты врешь? Ну прямо как дети, когда не хотят уроки делать. Все на месте, как я и говорила, на рабочем столе. Вставай.

Нехотя Елена Сергеевна поднялась, накинула на пижаму халат и пошла вслед за тётушкой:

– Вы же видите: стол пустой! Я не в том возрасте, чтобы кого-то обманывать.

– Ты даже не включила ноутбук! На рабочем столе один файл – моя рукопись! Не могла не увидеть.

–Простите, я вообще не подумала про ноутбук. Я искала рукопись в бумажном варианте.

Тетя Муся строго посмотрела на племянницу, покрутила пальцем у виска и, ничего не говоря, вышла из кабинета.

Чувствуя себя очень неловко, Елена Сергеевна решила, что должна искупить свое невежество старанием – усталость и сон как рукой сняло.

«В молодости никто не любит читать мемуары, я и сама не любила, – начиналась рукопись тети Муси. – Я и сейчас не люблю их читать. Зачем мне знать чужие жизни? Свои мемуары я пишу исключительно для себя, но собираюсь разрешить их читать каждому, у кого хватит терпения..»

Елена Сергеевна прочитала подробную биографию родителей тети Муси, воспоминания о школе, о юношеских мечтах, об учебе в консерватории, о первом замужестве. Елена Сергеевна помнила, что у тети Муси на родине был брак, почему и как она развелась, это как-то осталось непонятно. Обычная графомания. Пусть тетушка и не мечтает о славе. Никто не будет за это платить деньги, и бесплатно никого не заставишь это читать. Иногда Елена Сергеевна подправляла окончания, доставляла запятые, в целом же текст был написан относительно грамотно. Ровно половина рукописи прочитана, может быть, остальное оставить на завтра. Хотя тетушка и была ею недовольна, но все-таки она сама отвела ей на эту работу завтрашний день. Елена Сергеевна пролистнула еще одну страницу на экране…

«…Мой муж был человеком нежадным и нещедрым. Я не встречала такого отношения к деньгам больше ни у кого. Он мог отказать себе в самом необходимом ради экономии. Но если его друг купил себе или своей жене что-то и похвастался этим, мой муж считал делом своей чести не упасть в грязь лицом и тут же приобретал то же самое. Мы влезли в большие долги, чтобы стать владельцами вовсе не нужного нам дачного домика только потому, что годом раньше друг моего мужа прислал нам фотографии своей фазенды. Именно благодаря этой черте моего первого мужа я оказалась в Венеции. Он никогда не собирался в Италию, вообще не страдал тягой к путешествиям, но другой его друг прислал фотографии, на которых они с женой катаются в гондоле и ещё и подписал: «Венеция любит богатых!» Следующим же летом мы на все свои отпускные и собранные за год деньги отправились в этот чудесный город.

Но отпуск этот нельзя было назвать интересным. Мы ютились в каком-то плохоньком отеле, отказывали себе во многих мелких радостях, потому что все было дорого, заливали в гостинице кипятком вермишель быстрого приготовления, пили по вечерам чай, заваренный пакетиками, грызли какое-то печенье, которым запаслись в дорогу. Но делали хорошие фотографии. И, конечно, нельзя было выслать другу фотографии без ключевого снимка – мы должны были покататься на гондоле. Это удовольствие всегда было дорогим. Я просила мужа отказаться от этой затеи. На эту сумму можно было бы купить какую-то хорошую вещь или украшение. Я всегда была сорокой и с большим удовольствием рассматривала витрины магазинчиков Венеции. В одной ювелирной лавке я даже примерила серебряные серьги со вставкой из камеи. Они стоили ровно столько, сколько полчаса катания на гондоле. Но муж сказал, что у нас нет денег на эти побрякушки, а побывать в Венеции и не покататься по каналам – это преступление.

До сих пор помню этот день. Мало того, что мне было жалко денег на это катание, весь смысл которого на самом деле заключался не в том, что нельзя побывать в Венеции и не покататься на гондоле (что, я уверена, было безразлично и самому моему мужу), а только в том, чтобы выслать снимок какому-то другу. Я слежу сегодня за тем, как молодежь выкладывает в социальные сети каждый свой шаг. Мы были такие же. Только у нас была другая техника: не та скорость, не тот масштаб.

Чуть не со слезами я села в эту дурацкую гондолу. Было обидно, что мужа так мало волнуют мои желания. Кроме того, меня всегда укачивало в машинах, и я, только глядя на волны, понимала, что с моим вестибулярным аппаратом я не получу никакого удовольствия и от этого катания.

А еще палило солнце. Муж высчитал, что вечером катание стоит чуть дороже, поэтому днем, в разгар солнцепека, нам предстояло насладиться красотами венецианских каналов.

– За тридцать минут тебя не укачает. Ну хочешь, мы договоримся с гондольером на 15 минут – и фотки будут хорошие, и ты будешь себя нормально чувствовать.

Но гондольер отказался от торга.

Все эти тридцать минут катания я не смотрела по сторонам, меня просто душили слезы обиды. Не знаю даже, какой я получилась на этих фотографиях. А муж был очень доволен. Когда наша гондола вернулась к причалу, я вдруг психанула: муж вышел из лодки, протягивает мне руку, а я передумала выходить, говорю ему по-итальянски: «Arrivederci!» Слово это у всех тут на слуху, подхватила его и я, хотя итальянского совсем не знала.

Гондольер оценил мою шутку и веслом оттолкнул лодку от причала. Муж сначала думал, что это шутка. Я и сама не знаю, что на меня нашло, только показываю гондольеру рукой, чтобы плыл дальше. О чем думала? Не знаю. Ведь и денег у меня рассчитывать не было. Просто что-то нашло. Антонио потом говорил, что более грустных и более красивых пассажирок он не видел раньше.

Целый час катал он меня по каналам. На ломаном английском кое-как мы понимали друг друга: он спросил, кто этот человек, я сказала, что мой муж. Он спросил: «Ты не любишь его?». «Нет», – ответила я и сама удивилась своему ответу. Но зачем мне было врать этому итальянцу, которого я вижу первый и последний раз? Он попросил разрешения сфотографироваться со мной на одном из причалов и пообещал прислать фотографию. Я согласилась. Мне вообще в тот момент все было безразлично. Он спросил, как меня зовут, и попросил мой адрес, чтобы прислать фотографию. И все. Судьба моя была решена.

Я не думала в тот момент, что когда-нибудь разведусь с мужем и выйду замуж за Антонио. Я просто психанула. А это, оказывается, опасно.

Муж ждал меня на берегу. Он сначала был страшно зол, что меня не было целый час, что я выкинула ему такой номер. Но когда узнал, что Антонио не взял никаких денег, сразу повеселел. Кто-то может подумать, что муж мог сразу заподозрить измену. Это исключено. Он хорошо меня знал. Современное слово «отношения», «быть в отношениях» для меня неприемлемо. Я была воспитана так, что так называемые «отношения» могли быть только в браке. Поэтому муж за меня был спокоен.

Но брак наш после этого случая дал трещину. Муж достаточно долго терпел мои выходки: я частенько, не имея достаточных аргументов в спорах с ним, хлопала дверью, уходила сначала на несколько часов, потом на день, на два, на неделю, а потом и вовсе ушла от мужа. Сама не знаю, что со мной творилось.

Оглядываясь назад, я понимаю, что он был очень хороший, добрый и терпеливый человек. А если и были у него маленькие слабости, то у кого их нет. И они были достаточно безобидными. Наконец он так устал от моего вздорного, тяжелого характера, что сам предложил полюбовно разойтись, тем более что детей у нас не было, ничто нас уже не связывало, кроме формальностей.

Письмо с фотографией от Антонио пришло примерно через месяц после нашего отпуска. Я закинула его в ящик стола и не думала на него отвечать. А когда уходила от мужа насовсем и выбирала из ящика письменного стола свои мелочи, увидела конверт, на котором четким каллиграфическим почерком был выведен обратный адрес и имя отправителя. Я ведь до этого момента даже не знала, что этого гондольера зовут Антонио. Больше года прошло, прежде чем я написала ответ Антонио. Я поблагодарила его за фотографию, за чудесную прогулку и ни слова не сказала о том, что ушла от мужа. Представьте же мое удивление, когда через месяц пришло письмо от Антонио, в котором он спрашивал: верно ли он понял, что я свободна? Я очень удивилась такому вопросу, потому что никакого намека в своем письме ему не дала насчет своего семейного положения. Но теперь уже не было смысла что-то таить, и я опять написала ему письмо, в котором вкратце рассказала о том, что в моей жизни произошли изменения. Писала я на английском языке, со словарем. Это не то, что сегодня, когда гугл-переводчик за секунду переведет любые объема текста. И пришло третье письмо от Антонио, в котором он написал, что хочет побыстрее на мне жениться, пока я не выскочила замуж за кого-нибудь. Я очень удивилась, и в шутку написала ему в письме, что выйду за него замуж, если он «достанет принцессу из башни» (как в сказке) – приедет за мной.

Через месяц Антонио приехал. Выйти замуж за иностранца в то время было непросто, но все как-то складывалось так, что будто везде для нас был зеленый свет. Антонио потом мне говорил, что как только я села в лодку, он сразу понял, что я его судьба. Он очень хорошо разбирался в людях, потому что каждый день работал с туристами. Оказывается, пока он катал нас, думал про себя: «Хоть бы эта девушка оказалась не замужем. Я не дам ей так просто выйти из лодки, обязательно познакомлюсь. Но если бы я не психанула тогда, никакого знакомства бы не вышло. Получилось, что я будто попала под его гипноз – ведь и в самом деле ни разу до этого дня я не вела себя так. Антонио был человеком, который любил во всем видеть какие-то знаки. В тот момент, когда я отказалась выходить из лодки, он убедился в том, что не ошибся насчет судьбы, и сказал вслух: «Insieme per sempre». Ни я, ни мой муж, не зная итальянского языка, ничего не поняли. Оказывается, Антонио сказал: «Вместе навсегда». Его слова оказались пророческими».

Елена Сергеевна сохранила изменения, закрыла файл и выключила компьютер. «На сегодняшний вечер достаточно, – решила она и мысленно вернулась к прочитанному: – В семейных кругах иногда что-то рассказывали про первый брак тети Муси, развод, что-то про второй брак. Но преподносилось не так. Кто-то говорил, что у первого мужа был тяжелейший характер, кто-то утверждал, что скверный характер был у самой тети Муси. Кто-то предполагал, что тетя Муся развелась, потому что влюбилась в красавца-итальянца, кто-то выдвигал версии о том, что итальянец был просто сказочно богат, поэтому тетя Муся и ушла к нему. Как это всегда бывает, никто не знает об истинных причинах развода, кроме самих супругов, да и они иной раз путаются, пытаясь найти объяснение разладу. Так же, как никто не знает, почему пересекаются дороги тех, кому суждено быть вместе. Окажись гондольер, в лодке которого совершали прогулку тетя Муся и ее муж, менее романтичным, а еще лучше – человеком женатым, то судьба их супружеской пары могла быть совсем другой…

Уже засыпая, Елена Сергеевна вспомнила, что не позвонила мужу. Как он там? Голубцы, наверное, уже закончились. Надо завтра обязательно позвонить и напомнить ему о том, что в морозилке есть пельмени, вареники, замороженные блинчики с мясом и творогом. Он такой неорганизованный, когда один. Заработается и запросто может забыть поесть.