Читать онлайн Луиза

Глава 1: Аромат тишины

Луиза Мейер знала: каждое утро пахнет по-своему. Сегодняшнее флорентийское утро было соткано из запаха влажного камня, раннего жасмина и едва уловимой горечи эспрессо из кафе этажом ниже. Она стояла у открытого окна своей лаборатории, позволяя прохладному мартовскому воздуху заполнить лёгкие, считывая невидимые послания города.

Шесть утра. Её любимое время – когда мир ещё не проснулся окончательно, не наполнился тысячами человеческих историй, которые она неизбежно прочтёт по запаху. Сейчас были только она, тишина и чистота восприятия.

Лаборатория занимала весь верхний этаж старинного палаццо, переоборудованного под нужды «Эссенца Дивина». Высокие потолки с деревянными балками, огромные окна с видом на черепичные крыши города и идеальная система вентиляции – всё было создано для того, чтобы она могла творить. Вдоль стен тянулись полки с сотнями флаконов – её палитра, из которой она создавала невидимые картины.

Луиза подошла к рабочему столу, где в идеальном порядке выстроились флаконы с драгоценными эссенциями. Каждый подписан её аккуратным почерком: «Жасмин самбак, Индия, урожай 2023», «Роза дамасская, Болгария, первый сбор», «Уд камбоджийский, выдержка 15 лет». Она провела пальцами по прохладному стеклу, словно пианист, готовящийся к концерту.

Сегодня важный день – презентация новой коллекции «Эмоции Тосканы» для руководства «Эссенца Дивина». Шесть месяцев работы, двенадцать ароматов, каждый – попытка уловить неуловимое: смех на винограднике, тоску по дому, первый поцелуй под оливковым деревом.

Она взяла блоттер – тонкую полоску специальной бумаги – и нанесла каплю композиции номер семь. «Воскресное утро в Греве» – так она назвала этот аромат. Подождала несколько секунд, позволяя спирту испариться, затем поднесла к носу. Ладан из маленькой церкви, кофе с граппой, который пьют мужчины в барах, свежевыстиранное бельё на верёвках, кожа старых молитвенников. Почти идеально, но…

Луиза взяла пипетку и добавила каплю бергамота в пробную композицию. Аромат изменился мгновенно – стал ярче, словно луч солнца пробился сквозь облака. Но что-то было не так. Она закрыла глаза, позволяя молекулам рассказать свою историю. Слишком много радости, недостаточно той сладкой меланхолии, которая делает счастье острым.

Две капли ветивера. Щепотка порошка ириса. Теперь – да. Теперь это было то самое воскресное утро, когда время замедляется, и ты понимаешь: вот оно, счастье, тихое и настоящее.

– Луиза? Ты уже здесь?

Она вздрогнула, резко возвращаясь в реальность. Джулия, её ассистентка, стояла в дверях с двумя стаканчиками кофе. Утренний свет из окна освещал её растрёпанные каштановые волосы, превращая их в медный ореол. Молодая женщина пахла ванильным лосьоном для тела – дешёвым, синтетическим, кричащим, вчерашним вином – красным, скорее всего кьянти из супермаркета, и тревогой – острой, металлической, той, что оседает в горле.

– Доброе утро, – Луиза приняла кофе, стараясь не морщиться от резкого аромата дешёвого средства для волос – искусственная малина, смешанная с мускусом. – Спасибо.

– Не спала всю ночь? – Джулия села на край стола, нарушая тщательно выстроенный порядок. Её движения были резкими, нервными. – Ты же знаешь, что коллекция идеальна. Синьор Ринальди будет в восторге.

– Я просто проверяла последние штрихи.

– Ты всегда так говоришь, – Джулия покачала головой. – А потом создаёшь шедевр. Знаешь, что говорят в офисе? Что ты – ведьма. Что можешь прочитать душу человека по запаху.

Если бы она только знала, насколько близка к истине. Луиза отпила кофе – слишком горький, пережжённые зёрна, но с идеальной пенкой. Джузеппе из кафе внизу гордился своей кофемашиной больше, чем тремя дочерьми.

– Глупости, – мягко ответила Луиза. – Просто у меня хорошая память на запахи и много практики.

– Много практики, – фыркнула Джулия. – Мария из бухгалтерии клянётся, что ты знала о её беременности раньше, чем она сама. А Карло до сих пор не понимает, как ты поняла, что он влюблён в Алессандро.

Луиза промолчала. Беременность Марии выдал изменившийся гормональный фон – сладковатый, молочный оттенок, который появляется уже в первые недели. А Карло… его кожа пела каждый раз, когда Алессандро входил в комнату – феромоны взлетали фейерверком, пульс учащался, меняя запах пота.

– Маттео Бернарди будет сегодня, – продолжала Джулия, и её запах изменился – появились нотки возбуждения и любопытства, смешанные с чем-то ещё… предвкушением? – Говорят, он невероятно красив. И холост.

– Мне важнее, что их розы – лучшие в Тоскане, – сухо ответила Луиза.

– Да ладно тебе! – Джулия рассмеялась. – Тебе тридцать, а ты живёшь как монахиня. Когда у тебя было последнее свидание? Год назад? Два?

Три, если быть точной. И это нельзя было назвать свиданием – скорее попыткой коллеги из Милана произвести впечатление. Он пах амбициями и дорогим парфюмом, под которым прятался страх неудачи. Вечер закончился раньше десерта.

– И ещё говорят, – Джулия понизила голос, превращая сплетню в заговор, – что он потерял обоняние в аварии. Представляешь? Владеть плантациями ароматных цветов и не чувствовать их запах. Как Бетховен, который оглох.

Луиза замерла с пипеткой в руке. Человек без способности различать запахи в их мире – как художник, потерявший зрение. Как он справляется? Как выбирает, что выращивать, когда собирать урожай? По цвету лепестков? По их текстуре?

– Это случилось пять лет назад, – продолжала Джулия, наслаждаясь ролью рассказчицы. – Автомобильная авария. Его невеста погибла, а он… повреждение мозга. Обонятельные нервы. Врачи сказали, что шансов нет.

– Джулия, – мягко прервала её Луиза. – Не стоит обсуждать чужие трагедии.

Ассистентка покраснела, её запах окрасился стыдом – горьким, как подгоревший сахар.

– Прости. Ты права. Я просто… – она встала, одёрнув юбку. – Мне пора готовить зал. Придёшь к десяти для последней проверки?

Луиза кивнула, наблюдая, как Джулия торопливо покидает лабораторию. Когда шаги стихли, она вернулась к работе, но мысли упорно возвращались к человеку без запаха. Что он чувствует, входя в цветочное поле? Видит ли красоту, которую не может вдохнуть? Помнит ли, как пахли розы, или это воспоминание стёрлось, как старая фотография?

Следующие часы пролетели в последних приготовлениях. Луиза проверила каждый флакон, каждую этикетку. Расставила их в правильном порядке – не просто коллекция, но история, рассказанная ароматами. От «Рассвета в Ареццо» через «Полдень в винограднике» к «Ночи в Сан-Джиминьяно».

В десять она спустилась в презентационный зал. Команда уже собралась – дизайнеры, маркетологи, специалисты по продажам. Луиза считывала их настроения по запахам: возбуждение Паоло (цитрусовая свежесть), скептицизм Моники (металлический холод), любопытство новенького стажёра (перец и мята).

– Луиза! – Франческо Ринальди, генеральный директор, подошёл к ней с распростёртыми объятиями. Его фирменный одеколон – «Том Форд», если она не ошибалась – не мог скрыть запах сигар и виски. – Наша звезда! Готова покорить мир?

– Готова представить свою работу, – поправила она, уклоняясь от слишком тесных объятий.

– Скромность украшает, но не продаёт парфюм, – рассмеялся он. – Кстати, Бернарди уже подтвердил участие. Хорошо бы произвести впечатление – их сырьё может дать нам преимущество перед конкурентами.

День пролетел в репетициях, последних корректировках, проверке оборудования. К шести вечера конференц-зал «Эссенца Дивина» преобразился. Мягкий свет выхватывал из полумрака хрустальные флаконы, белые орхидеи в высоких вазах создавали нейтральный фон, не перебивающий ароматы коллекции.

Гости начали прибывать ровно в семь. Луиза стояла у стола с образцами, наблюдая, как люди подходят, вдыхают, обсуждают. Она читала их реакции не только по выражению лиц, но и по тому, как менялся их собственный запах в ответ на каждый аромат. Вот пожилая синьора Бьянки вдохнула «Воспоминание о бабушкином саде», и её аромат окрасился ностальгией – тёплой, золотистой, как осенние листья. А молодой критик из «Вог Италия» остановился у «Первого поцелуя» – его скепсис сменился удивлением, острым, как имбирь.

– Потрясающе, – услышала она знакомый голос. Анна Мартинелли, её наставница из парижских времён, изучала композицию «Тосканский закат». – Ты превзошла себя, дорогая.

Луиза улыбнулась, чувствуя тепло искренней похвалы. Анна пахла как всегда – «Шанель №5», наложенная на запах дорогого табака и старых книг.

– Я училась у лучших.

– Не льсти, – Анна взяла её за руку. – Я научила тебя технике. Но вот это, – она обвела рукой коллекцию, – это твой дар. Ты не создаёшь ароматы, ты переводишь эмоции на язык запахов.

– Синьорина Мейер?

Луиза обернулась и на мгновение потеряла дар речи. Перед ней стоял мужчина – высокий, темноволосый, с внимательными карими глазами. Классические итальянские черты лица смягчались лёгкой небритостью и морщинками в уголках глаз – следами улыбок или солнца. Он был одет просто, но со вкусом – тёмно-синий костюм, белая рубашка без галстука, качественная кожа ботинок.

Но не его внешность заставила её застыть.

Он не пах. Совсем.

Это было невозможно. Каждый человек имел свой уникальный запах – смесь биологии, эмоций, пережитого опыта. Даже люди, старательно маскирующиеся парфюмом, не могли скрыть свою истинную сущность от её обострённого восприятия. Она чувствовала их страхи, радости, ложь, желания – всё это создавало неповторимый аромат личности.

Но этот мужчина… он был как белый лист. Тишина в мире запахов. Пустота там, где должна быть симфония ароматов.

– Маттео Бернарди, – он протянул руку. – Мне очень хотелось познакомиться с создателем таких удивительных композиций.

Луиза пожала его руку, борясь с головокружением. Прикосновение было тёплым, реальным – сухая ладонь, уверенное пожатие, лёгкая мозоль на указательном пальце. Но без того шлейфа информации, к которому она привыкла. Обычно от прикосновения запах человека становился ярче, раскрывался новыми нотами. Сейчас – ничего.

– Луиза Мейер. Рада знакомству.

Она заметила, как он слегка наклонил голову, изучая её лицо. В его взгляде была особенная внимательность – не та, что бывает у мужчин, разглядывающих красивую женщину, а та, что бывает у слепых, читающих мир через другие органы чувств.

– Я особенно впечатлён «Закатом в Сиене», – продолжил он, и она поняла, что он не отпустил её руку чуть дольше, чем требовала вежливость. – Каким-то образом вам удалось передать не только запах заката, но и его цвет. Оранжевый, с оттенками пурпура.

– Вы… чувствуете цвет? – вырвалось у неё прежде, чем она успела себя остановить.

Маттео улыбнулся, и в его глазах мелькнула грусть – быстрая, как тень облака на солнечном поле.

– Я помню, каким был закат, когда я мог его чувствовать полностью. Ваш аромат вернул мне это воспоминание. Спасибо.

Он говорил спокойно, без жалости к себе, и это поразило её больше, чем его отсутствие запаха. Большинство людей в подобной ситуации источали бы горечь, злость, отчаяние – она бы почувствовала это даже без запаха, по интонации, жестам. Но Маттео излучал странное спокойствие.

– Расскажите, как вы работаете? – попросил он. – Как выбираете, какие эмоции переводить в ароматы?

Обычно Луиза отвечала на подобные вопросы заготовленными фразами о вдохновении и интуиции. Но сейчас, глядя в эти внимательные карие глаза, она вдруг захотела быть честной.

– Я наблюдаю, – сказала она. – Иду на рынок в воскресенье утром и смотрю, как пожилые синьоры выбирают помидоры, как молодые матери успокаивают детей, как влюблённые крадут поцелуи между прилавками. А потом пытаюсь поймать не то, что я видела, а то, что чувствовали эти люди.

– И вам это удаётся, – Маттео повернулся к столу с образцами. – Могу я… то есть, вы не против, если я попрошу вас описать их? Я полагаюсь на описания моих сотрудников, но мне интересно услышать авторскую интерпретацию.

Следующие полчаса пролетели незаметно. Луиза водила его от флакона к флакону, описывая не просто ноты – это он мог прочитать на карточках, – а истории, стоящие за каждым ароматом. Маттео слушал с полным вниманием, иногда задавая неожиданно точные вопросы.

– «Утро в Греве» пахнет воскресеньем? – спросил он. – Чем воскресенье отличается от понедельника в мире запахов?

– Воскресенье медленнее, – ответила Луиза, удивляясь собственной откровенности. – В понедельник люди спешат, их запах острее – адреналин, кофе, опоздания. А в воскресенье… свежая выпечка, которую едят не на бегу, выглаженные рубашки для церкви, неторопливые разговоры. Даже цветы на рынке пахнут иначе – их покупают не из обязанности, а для удовольствия.

– Вы видите мир через запахи так, как я когда-то, – тихо сказал Маттео. – Это дар.

– Иногда это больше похоже на проклятие, – вырвалось у неё, и она тут же пожалела о сказанном.

Но Маттео кивнул с пониманием.

– Знать слишком много о людях, даже не желая того? Чувствовать их секреты, страхи, ложь?

Луиза посмотрела на него с удивлением. Как он мог знать?

– Я вижу то же самое, только иначе, – объяснил он. – Когда теряешь одно чувство, другие обостряются. Я читаю микровыражения лиц, слышу изменения в голосе, замечаю, как люди держат плечи, когда лгут. Иногда мне тоже хочется выключить это.

– Но вы… – Луиза запнулась, не зная, как сформулировать вопрос.

– Почему я не чувствую запахов, но продолжаю выращивать цветы? – закончил за неё Маттео. – Мой прадед основал наши плантации. Отец расширил дело. Я не могу предать четыре поколения труда только потому, что больше не чувствую результат. К тому же, – он улыбнулся, – у меня отличная команда. И я помню. Помню, как пахнет жасмин на рассвете, когда роса ещё не высохла. Помню разницу между дамасской и столистной розой. Память – это тоже своего рода обоняние.

Их разговор прервал Франческо, подошедший с бокалами просекко.

– Маттео! Рад, что ты смог приехать. Вижу, ты уже познакомился с нашей звездой.

– Синьорина Мейер была так любезна, что устроила мне персональную экскурсию, – ответил Маттео, принимая бокал.

– Луиза – гений, – заявил Франческо с энтузиазмом человека, который выпил уже не первый бокал. – Знаешь, что она сделала в прошлом году? Создала персональный аромат для слепой девочки – дочери нашего инвестора. Аромат, который рассказывает, как выглядит радуга!

Луиза покраснела. Она не любила, когда эту историю рассказывали как партийный трюк.

– Это было… просто эксперимент.

– Не скромничай! – Франческо повернулся к Маттео. – Она использовала синестезию – связь между запахами и цветами. Красный – корица и гвоздика, оранжевый – апельсин и имбирь, жёлтый…

– Франческо, – мягко прервала его Луиза. – Синьор Бернарди, наверное, хочет познакомиться и с другими гостями.

– Вообще-то, – возразил Маттео, – мне интересно было бы услышать продолжение. Но не здесь. Возможно, вы согласитесь выпить со мной кофе? Когда-нибудь?

Луиза растерялась. Когда мужчина последний раз приглашал её на кофе? И главное – когда она последний раз хотела согласиться?

– Я… да. Конечно.

– Отлично, – Маттео достал визитку. – Позвоните, когда у вас будет время. А сейчас я, пожалуй, действительно должен поздороваться с другими гостями. Ещё раз спасибо за экскурсию.

Он ушёл, и Луиза почувствовала странную пустоту. Не только от отсутствия запаха – к этому она начала привыкать, – но от отсутствия его присутствия. Она машинально поднесла визитку к носу – плотная бумага, качественная печать, но никакого личного запаха. Белый лист.

Остаток вечера прошёл в тумане светских разговоров. Луиза улыбалась, отвечала на вопросы, принимала поздравления, но её мысли возвращались к человеку без запаха. Она ловила себя на том, что ищет его взглядом в толпе, и каждый раз испытывала странное облегчение, обнаруживая эту зону тишины среди какофонии ароматов.

Когда приём закончился, Луиза почувствовала усталость, какой не испытывала годами. Обычно после подобных мероприятий она была измотана обилием чужих эмоций, секретов, лжи – всего того, что люди приносили с собой как невидимый багаж. Но сегодня было иначе. Будто полчаса тишины рядом с Маттео создали защитную зону, оградившую её от перегрузки.

Её квартира находилась в пятнадцати минутах ходьбы от офиса, в старом районе Санта-Кроче. Луиза специально выбрала пешую прогулку вместо такси – ей нужен был воздух, движение, время подумать. Узкие улочки хранили запахи столетий – камень, известь, бесчисленные истории жизней, впитавшиеся в стены.

Она шла мимо закрытых магазинчиков, ресторанов, готовящихся к закрытию, редких прохожих, спешащих домой. Из открытого окна доносился запах тушёного кролика с розмарином – кто-то запоздал с ужином. Где-то играла музыка – старая неаполитанская песня о любви и море.

Почтовый ящик в её доме был старомодным – латунная прорезь в тяжёлой деревянной двери. Луиза обычно проверяла его раз в неделю – кто сейчас пишет бумажные письма? Счета приходили электронно, рекламу она выбрасывала не глядя.

Но сегодня что-то заставило её открыть маленькую дверцу. Может быть, интуиция, а может, просто желание оттянуть момент возвращения в пустую квартиру. Внутри лежал единственный конверт. Дорогая бумага цвета слоновой кости, без обратного адреса, её имя выведено изящным почерком, который она узнала бы через сто лет.

Сердце пропустило удар, потом забилось быстрее. Луиза вскрыла конверт прямо на лестнице, под тусклым светом старой лампы. Внутри – лист бумаги и засушенный лепесток розы.

«Дорогая Луиза,

Десять лет – достаточный срок, чтобы простить? Я умираю и прошу у тебя не прощения, а услуги. Воссоздай для меня аромат того утра – 15 мая 2014 года, Париж, мост Александра III. Ты помнишь. Я знаю, что помнишь.

Я заплачу любую цену.

Н.»

Лепесток выпал из её дрожащих пальцев, медленно кружась в воздухе, прежде чем опуститься на каменную ступеньку. Луиза прислонилась к стене, чувствуя, как прошлое накатывает волной, принося с собой забытую боль. Нет, не забытую – тщательно запертую, похороненную под годами работы, новыми ароматами, флорентийскими рассветами.

Париж. Николя. Утро, когда весь мир пах счастьем, за час до того, как он разбился вдребезги.

Она подняла лепесток. Даже засушенный, спустя годы, он хранил призрак аромата – французская роза, сорт «Мадам Исаак Перейр», росший в саду Пале-Рояля. Она помнила эти розы. Помнила, как Николя украл одну для неё, смеясь над грозными табличками «Не трогать цветы». Помнила, как он вплёл её в её волосы, как целовал, пьяный от весны и молодости.

Помнила всё.

Луиза медленно поднялась по лестнице. Её квартира встретила её привычной тишиной – белые стены, минимум мебели, отсутствие личных вещей. После Парижа она так и не научилась создавать дом, только временные убежища.

Она налила себе вина – красного, тосканского, с нотами черешни и табака. Села у окна, глядя на черепичные крыши Флоренции, думая о Париже. О том, как сбежала оттуда, поклявшись никогда не возвращаться.

Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера:

«Первый перевод уже на твоём счету. Это только начало. Жду ответа.»

Луиза проверила банковское приложение. Сумма заставила её поперхнуться вином. За эти деньги можно было купить небольшую виллу в Тоскане или квартиру в центре Флоренции.

Она закрыла глаза, и память услужливо подбросила картинку: рассвет над Сеной, запах свежих круассанов из булочной месье Дюбуа, цветущие каштаны, одеколон Николя – ветивер и бергамот, его поцелуй, вкус счастья на губах. Они стояли на мосту Александра III, и весь Париж лежал у их ног, умытый росой, полный обещаний.

«Выходи за меня», – сказал он, и она рассмеялась, потому что им было по двадцать, и вся жизнь впереди, и как можно принимать серьёзные решения, когда мир так прекрасен?

«Спроси ещё раз через час», – ответила она, и он поцеловал её, пообещав спрашивать каждый час до конца жизни.

Через час она нашла его в их квартире. С Мари – её лучшей подругой, с которой они снимали жильё. Запах секса и предательства был таким явным, что её стошнило прямо в прихожей. Она помнила выражение его лица – не раскаяние, а досада, что попался. Помнила оправдания Мари – «это просто случилось», «мы выпили», «это ничего не значит».

Но больше всего она помнила собственную глупость. Ведь она чувствовала – её дар кричал об опасности. Запах Николя менялся в последние недели, становился закрытым, появились ноты, которые он пытался скрыть. Но она не хотела слышать, ослеплённая любовью, оглушённая счастьем.

Луиза открыла ноутбук и начала печатать ответ:

«Я не воссоздаю прошлое. Найди другого парфюмера.»

Но палец завис над кнопкой «отправить». Что, если это шанс? Не для него – для неё. Закрыть эту главу окончательно, превратить боль в формулу, запечатать в флакон и отпустить.

Она вспомнила слова Маттео о памяти как о своего рода обонянии. Может быть, воссоздав тот аромат, она сможет изменить воспоминание? Не стереть, но трансформировать, лишить власти над собой?

Луиза удалила написанное и напечатала другой ответ:

«Мне нужно время подумать.»

Отправила и тут же пожалела. Зачем тянуть? Лучше отказаться сразу, не ворошить прошлое.

Телефон зазвонил. Неизвестный номер.

– Алло?

– Луиза, – голос она не узнала. Десять лет, болезнь – что угодно могло изменить тембр. Но манера произносить её имя – с лёгким придыханием на «у» – осталась прежней. – Спасибо, что ответила.

– Я не сказала «да», Николя.

– Знаю. Но ты не сказала «нет». Для меня это уже много.

Его голос звучал устало, словно каждое слово давалось с трудом.

– Что с тобой? – спросила она, проклиная себя за проявленный интерес.

– Рак. Поджелудочная. Врачи дают полгода, может, год, если повезёт. – Он рассмеялся, и этот смех заставил её поёжиться. – Забавно, правда? Столько лет прожить, как хочется, а потом тело говорит: всё, хватит.

– Мне жаль.

– Не лги, Луиза. Ты никогда не умела лгать. По крайней мере, мне.

Это было неправдой. Она лгала ему каждый день последние недели их отношений, когда чувствовала измену, но убеждала себя, что ошибается.

– Чего ты хочешь, Николя? Действительно думаешь, что я создам для тебя аромат счастья, которое ты разрушил?

– Я хочу подарить его Софи. Моей дочери. Ей восемь. Я рассказывал ей о том утре – о самом счастливом моменте моей жизни. Она не верит, что её отец был способен на такие чувства. Я хочу, чтобы у неё было доказательство.

Луиза закрыла глаза. Дочь. Конечно. Жизнь шла дальше для всех, кроме неё, застрявшей в прошлом, как муха в янтаре.

– Это эмоциональный шантаж.

– Да, – согласился он без тени раскаяния. – Но разве ты создаёшь ароматы не для того, чтобы дарить людям эмоции? Подари их восьмилетней девочке, которая скоро потеряет отца.

– Я подумаю, – повторила Луиза и повесила трубку.

За окном Флоренция готовилась ко сну, окутанная ароматами весны – глицинии, жасмина, влажной земли. Но Луиза чувствовала только запах прошлого – парижское утро, которое преследовало её десять лет.

Она взяла визитку Маттео, поднесла к глазам. Простой дизайн, только имя и номер телефона. Никаких должностей, регалий. Человек, который потерял способность чувствовать запахи, но не потерял себя. Человек-загадка, белое пятно в её мире, переполненном чужими секретами.

Завтра она позвонит ему. Спросит совета у того, кто знает, что такое потеря и как с ней жить. У того, кто не может учуять её страх.

А сегодня… сегодня она позволит себе вспомнить. Откроет ящик памяти, который держала закрытым десять лет, и посмотрит, что осталось от того майского утра. Может быть, не так много. Может быть, время сделало свою работу, и боль превратилась в лёгкую грусть, с которой можно работать.

Луиза взяла блокнот и начала писать:

«Париж, 15 мая 2014. Рассвет. Мост Александра III. Верхние ноты: роса на металлических перилах, первые лучи солнца на воде. Сердце: розы из сада Пале-Рояля, круассаны из булочной на углу, цветущие каштаны. База: речная прохлада, камень набережной, счастье.

Счастье.»

Она посмотрела на последнее слово. Как переложить счастье на язык молекул? У него есть формула?

Завтра она начнёт искать ответ. А может быть, откажется и пошлёт Николя к чёрту, куда ему и дорога.

Но сегодня, впервые за десять лет, она позволила себе вспомнить не конец, а начало. То утро, когда они были молоды, влюблены и бессмертны. Когда весь Париж пах обещаниями, а будущее было безоблачным, как майское небо.

Может быть, это и стоило разлитого флакона.

Глава 2: Розы без запаха

Луиза проснулась с визиткой Маттео в руке. Она заснула в кресле у окна, так и не добравшись до кровати, а картонный прямоугольник оставил отпечаток на её ладони. Утренний свет заливал комнату медовым сиянием, обещая ещё один прекрасный тосканский день.

Шесть утра. Её тело знало это время без будильника – внутренние часы, настроенные годами ранних подъёмов. Но сегодня привычный ритуал нарушился. Вместо того чтобы идти в душ, она продолжала сидеть, разглядывая визитку.

Позвонить или нет? Простой вопрос, который почему-то казался судьбоносным.

Луиза встала, размяла затёкшие мышцы. В квартире пахло вчерашним вином и засушенной розой – лепесток Николя лежал на столе, как улика на месте преступления. Она взяла его двумя пальцами и понесла на кухню, намереваясь выбросить. Но рука замерла над мусорным ведром.

Глупо, – сказала она себе и всё-таки выбросила лепесток. Потом достала его обратно. Снова выбросила. И снова достала.

– Боже, я схожу с ума, – пробормотала она, кладя злополучный лепесток в стеклянную чашу на столе.

Душ помог привести мысли в порядок. Горячая вода смывала усталость и остатки вчерашних эмоций. Луиза методично намылила волосы шампунем без запаха – профессиональная привычка. Любые посторонние ароматы могли помешать работе.

К семи она была готова к новому дню: джинсы, белая рубашка, минимум макияжа. В зеркале отражалась женщина, которая выглядела младше своих тридцати – тонкие черты лица, карие глаза с золотыми искрами, тёмно-русые волосы, собранные в небрежный пучок. Красивая, но закрытая. Недоступная. Так, по крайней мере, говорили немногие мужчины, пытавшиеся сблизиться с ней за эти годы.

Кофе она варила в медной турке – ещё один ритуал, помогающий настроиться на день. Молотые зёрна из Эфиопии, щепотка кардамона, медленный огонь. Запах поднимался спиралью, обволакивая кухню уютом.

Визитка лежала на столе рядом с чашкой. Луиза взяла телефон, набрала номер, но не нажала вызов. Что она скажет? «Привет, я та странная парфюмерша, которая не может прочитать ваш запах, не хотите ли стать моим консультантом по парижским травмам?»

Телефон зазвонил в её руке, заставив вздрогнуть. На экране высветился набранный номер.

– Доброе утро, – голос Маттео звучал бодро, словно он уже давно проснулся. – Я надеялся, что вы позвоните. Когда телефон показал, что кто-то набирает мой номер, решил взять инициативу в свои руки.

– Я… доброе утро, – Луиза почувствовала, как краснеет. – Откуда вы знали, что это я?

– Интуиция, – в его голосе слышалась улыбка. – И тот факт, что в семь утра мне обычно никто не собирается звонить. Как вы себя чувствуете после вчерашнего?

После встречи с прошлым, – подумала она, но вслух сказала:

– Хорошо. Спасибо за вчерашний разговор. Он был… неожиданным.

– Для меня тоже. Я редко встречаю людей, с которыми можно говорить о потерях без неловкости. – Пауза. – Луиза, я собираюсь сегодня на плантации. Хотите поехать со мной? Вы увидите, откуда берётся сырьё для ваших творений.

Предложение застало её врасплох. Она ждала приглашения на кофе, может быть, на обед. Но провести день на плантациях, наедине с человеком, которого она не могла «прочитать»?

– Это довольно далеко от города, – предупредил Маттео, видимо истолковав её молчание как сомнение. – Час езды на юг. Но я обещаю, что вам понравится. К тому же, мой управляющий готовит лучшую рибболиту во всей Тоскане.

– Рибболиту? – невольно улыбнулась Луиза. Густой овощной суп был её слабостью.

– С домашним хлебом и оливковым маслом первого отжима. Говорю как человек, который может оценить только текстуру и вкус, – это должно быть действительно хорошо.

Она посмотрела на засушенный лепесток в стеклянной чаше. Потом на окно, где Флоренция просыпалась к новому дню. Выбор между прошлым и… чем? Возможностью?

– Во сколько?

– Заеду за вами в девять? Адрес я помню с вашей визитки.

После звонка Луиза почувствовала странную лёгкость. Решение принято, день обрёл форму. Она допила остывший кофе и пошла переодеваться – белая рубашка не подходила для поездки за город.

В шкафу нашлось идеальное решение: льняное платье цвета шалфея, удобные сандалии, соломенная шляпа. Глядя в зеркало, она едва узнала себя. Когда она последний раз одевалась для поездки на природу? Когда позволяла себе выглядеть… мягкой?

Оставалось время, и Луиза решила заехать в лабораторию – проверить вчерашние композиции, убедиться, что они стабильны. Но настоящей причиной было желание захватить полевой набор парфюмера. Просто на всякий случай.

В лаборатории царила утренняя тишина. Луиза прошла вдоль полок, проверяя флаконы с вчерашней презентации. Ароматы «отдыхали», обретая глубину. Она взяла блоттер, нанесла каплю «Заката в Сиене» – того самого, который впечатлил Маттео. Теперь, зная о его состоянии, она пыталась представить, как он воспринимает мир. Цвет заката без его запаха. Тепло солнца без аромата нагретой земли.

– Рано пришла, – Джулия появилась в дверях с неизменным кофе. – Не спалось?

– Еду за город, – ответила Луиза, складывая в кожаную сумку базовые эссенции. – На плантации Бернарди.

Брови Джулии взлетели вверх.

– С Маттео? Быстро ты работаешь!

– Это деловая поездка, – Луиза старалась говорить ровно. – Хочу посмотреть на розы в естественной среде.

– Конечно-конечно, – Джулия ухмылялась. – Деловая. В платье, которое я на тебе вижу впервые за три года работы.

Луиза не стала отвечать. Что тут скажешь? Что она сама не понимает, зачем согласилась? Что человек без запаха интригует её больше, чем любой ароматный красавец?

Ровно в девять у подъезда остановился тёмно-синий внедорожник – практичный выбор для сельских дорог. Маттео вышел, чтобы открыть ей дверь, и Луиза снова испытала это странное ощущение тишины. Он был одет просто: джинсы, голубая рубашка с закатанными рукавами, потёртые ботинки. Выглядел моложе, чем вчера в костюме.

– Прекрасно выглядите, – сказал он, и его взгляд задержался на её лице чуть дольше необходимого. – Готовы к путешествию?

Салон автомобиля пах кожей и слабым ароматом кофе – термос в подстаканнике. Никаких искусственных освежителей, за что Луиза была благодарна. Маттео вёл уверенно, маневрируя в утреннем трафике Флоренции.

– Расскажите о плантациях, – попросила она, когда они выехали на автостраду.

– Что бы вы хотели узнать? – он бросил на неё быстрый взгляд. – Историю? Технологию? Или почему человек без обоняния продолжает выращивать цветы?

Прямота вопроса не удивила – вчера она уже поняла, что Маттео не склонен ходить вокруг да около.

– Всё вместе, – честно ответила она.

Он улыбнулся и начал рассказывать. Голос его был глубоким, с лёгкой хрипотцой, которая делала повествование почти интимным. История семьи Бернарди разворачивалась как роман: прадед, начавший с крошечного участка земли, отец, превративший семейное дело в империю, мать-француженка, привезшая черенки дамасской розы из своего приданого.

– Она умерла, когда мне было пятнадцать, – сказал Маттео, сворачивая на просёлочную дорогу. – Но успела научить меня главному: цветы – это не просто красота или сырьё. Это живые существа со своим характером, потребностями, капризами.

– Вы говорите о них, как о людях.

– В каком-то смысле они честнее людей. Роза не притворяется жасмином. Не лжёт о своих потребностях. Если ей плохо – она покажет это увяданием. Если хорошо – цветением.

Дорога вилась между холмами, покрытыми виноградниками и оливковыми рощами. Кипарисы стояли часовыми вдоль обочин. Типичный тосканский пейзаж, который туристы фотографировали тысячами, но Луиза видела его будто впервые – может, потому что смотрела глазами человека, для которого визуальная красота стала главной.

– Вот, – Маттео указал вперёд. – Добро пожаловать в моё королевство.

Долина открылась внезапно, как театральный занавес. Километры цветочных полей расстилались до горизонта: розы всех оттенков – от белоснежных до пурпурных, жасмин, взбирающийся по шпалерам, лаванда, образующая фиолетовое море. Даже с закрытыми окнами автомобиля Луиза чувствовала концентрацию ароматов в воздухе.

– Боже мой, – выдохнула она.

– Это только часть, – Маттео свернул на узкую дорогу между полями. – Всего у нас сто двадцать гектаров. Розы, жасмин, лаванда, немного туберозы и флёрдоранжа.

Они остановились у длинного каменного дома с черепичной крышей. Типичная тосканская архитектура, но ухоженная с любовью: ставни свежевыкрашены, под окнами – терракотовые горшки с геранью.

Из дома вышел пожилой мужчина в рабочей одежде. Загорелое лицо, руки садовника, внимательные глаза.

– Луиза, это Джованни, мой управляющий и правая рука. Джованни, синьорина Мейер – тот самый парфюмер, о котором я рассказывал.

Рукопожатие Джованни было крепким, мозолистым. Он пах землёй, розами и табаком – честный запах человека, работающего руками.

– Добро пожаловать, синьорина. Маттео сказал, вы хотите увидеть наши владения?

– Если это не слишком большая проблема…

– Проблема? – Джованни рассмеялся. – Показать красоту женщине, которая умеет ценить её по-настоящему? Это честь.

Следующие два часа пролетели как сон. Они ходили между рядами роз, и Луиза чувствовала себя ребёнком в кондитерской. Каждый сорт имел свой характер, свою историю. Джованни рассказывал, а Маттео дополнял – не ароматические характеристики, которые он не мог оценить, а особенности выращивания, сбора, обработки.

– Эту розу привезла моя мать, – Маттео остановился у куста с крупными бледно-розовыми цветами. – «Мадам Исаак Перейр». Французский сорт, очень капризный в нашем климате, но мы сохраняем его ради памяти.

Луиза замерла. Тот же сорт, что прислал Николя. Совпадение? Или знак?

– Что-то не так? – Маттео заметил её реакцию.

– Нет, просто… я знаю эту розу. Из Парижа.

Что-то изменилось в его лице – мимолётное понимание, сочувствие без слов. Он не стал расспрашивать, просто кивнул и повёл дальше.

В жасминовой оранжерее было прохладно и влажно. Растения вились по решёткам, создавая зелёный туннель. Цветы были везде – белые звёзды на фоне тёмной листвы.

– Жасмин собирают на рассвете, – объяснил Джованни. – Пока роса не высохла. Только женские руки – у мужчин слишком грубые пальцы.

– Это правда? – усомнилась Луиза.

– Традиция, – улыбнулся Маттео. – Но мы её соблюдаем. У нас работают двенадцать женщин из окрестных деревень. Приходят в четыре утра, собирают до восьми, пока солнце не станет слишком жарким.

Луиза протянула руку, коснулась цветка. Аромат взорвался, заполняя лёгкие сладостью с лёгкой горчинкой. Она закрыла глаза, позволяя запаху рассказать свою историю: прохладная ночь, первые лучи солнца, капли росы, сок стеблей…

Открыв глаза, она обнаружила, что Маттео смотрит на неё с выражением, которое не смогла расшифровать.

– Что вы чувствуете? – тихо спросил он.

– Всё, – честно ответила она. – Слишком много всего.

– Я завидую, – его голос был ровным, без горечи. – И одновременно не завидую. Чувствовать всё – это ведь тяжело?

– Иногда невыносимо.

Они стояли близко, слишком близко в узком проходе между жасминовых шпалер. Луиза видела золотые искры в его карих глазах, морщинку у левого виска, след от бритья на подбородке. Но главное – она не чувствовала ничего, кроме визуального. Никаких феромонов, никаких скрытых эмоций, никаких тайн. Только человек, смотрящий на неё с неподдельным интересом.

– Пойдёмте, – Джованни тактично прервал момент. – Анна накрыла обед, и она не простит, если суп остынет.

Обед оказался именно таким, как обещал Маттео: густая рибболита с фасолью и чёрной капустой, домашний хлеб, ещё тёплый из печи, оливковое масло с перечным послевкусием, местное вино.

Они ели на террасе, глядя на цветочные поля. Анна, жена Джованни, суетилась вокруг, подкладывая добавку, рассказывая истории о молодом Маттео, который прятался в розовых кустах, когда не хотел учить уроки.

– Он всегда был особенным, – сказала она, поглаживая Маттео по плечу с материнской нежностью. – Даже ребёнком различал сорта роз с закрытыми глазами.

Луиза заметила, как напрягся Маттео при этих словах. Потеря для него была не просто физической – он потерял часть идентичности, связь с семейным делом, которое определяло его с детства.

После обеда Джованни увёл жену, сославшись на дела, оставив их вдвоём. Тактичность старого итальянца была очевидной, но почему-то не раздражала.

– Хотите увидеть лабораторию? – предложил Маттео. – У нас есть небольшое производство эфирных масел.

Лаборатория размещалась в отдельном здании – современном, но вписанном в ландшафт. Внутри – медные перегонные кубы, стеклянные ёмкости, центрифуги. Пахло концентрированно, почти агрессивно – квинтэссенция цветов.

– Мы производим только базовые эссенции, – объяснил Маттео. – Без химической обработки, только паровая дистилляция и анфлераж для жасмина.

– Вы до сих пор используете анфлераж? – удивилась Луиза. Древний метод экстракции с помощью жира был слишком трудоёмким для современного производства.

– Для особых заказов. Некоторые парфюмерные дома готовы платить за аутентичность.

Он показал ей стеклянные рамы с тонким слоем очищенного жира, на который выкладывали свежие цветы. Метод, которому сотни лет, требующий терпения и мастерства.

– Как вы контролируете качество? – спросила Луиза. – Если не чувствуете…

– У меня есть Джованни. И Лаура, наш химик. Но главное – я помню. Помню, каким должен быть запах розы, собранной в правильное время. Помню разницу между первым и вторым сбором жасмина. Память может быть очень точной, если её тренировать.

Он говорил спокойно, но Луиза слышала скрытую боль. Жить воспоминаниями о том, что потерял – она знала, каково это.

– Можно вопрос? – сказала она. – Личный.

– Спрашивайте.

– Вы сказали, что авария была пять лет назад. Ваша невеста…

– Кьяра, – он произнёс имя бережно, как хрупкую вещь. – Мы возвращались с дегустации вин. Я был за рулём. Грузовик выехал на встречную, водитель уснул. Я выжил, она – нет.

Простые слова, за которыми – бездна боли. Луиза знала, что любые соболезнования будут неуместны.

– Вы вините себя, – это было утверждение, не вопрос.

– Каждый день. Но я научился жить с этим. Кьяра любила наши розы. Она бы не простила, если бы я всё бросил.

Они вышли из лаборатории, пошли к машине. День клонился к закату, окрашивая поля золотом. Луиза думала о параллелях их историй – оба бежали от прошлого, оба потеряли способность чувствовать мир так, как раньше. Только она сделала это сознательно, закрывшись от людей, а у него не было выбора.

На обратном пути они молчали, но это было комфортное молчание. Луиза откинулась на сиденье, глядя на мелькающий пейзаж. В голове уже складывалась формула нового аромата – не для коллекции, для себя. Розы без запаха, жасмин на рассвете, тишина понимания.

– Спасибо, – сказала она, когда Флоренция показалась впереди. – За сегодня. Мне было… хорошо.

– Мне тоже, – Маттео бросил на неё быстрый взгляд. – Знаете, я редко вожу людей на плантации. Боюсь их жалости. Но с вами было иначе.

– Потому что я понимаю, что значит потерять часть себя.

Он кивнул, сосредоточившись на дороге. Но его рука на мгновение коснулась её руки на подлокотнике – лёгкое прикосновение, которое сказало больше слов.

У её дома горели фонари. Вечерняя Флоренция готовилась к ночной жизни – из ресторанов доносилась музыка, по улицам прогуливались туристы.

– Ещё раз спасибо, – Луиза не спешила выходить из машины.

– Луиза, – Маттео повернулся к ней. – Можно ещё один личный вопрос?

Она кивнула.

– Тот человек, который причинил вам боль в Париже. Он связан с розой «Мадам Исаак Перейр»?

Проницательность его поразила. Она могла соврать, уйти от ответа, но зачем? Он доверил ей свою боль, она могла ответить тем же.

– Да. Он… хочет, чтобы я воссоздала аромат того дня. Дня, когда всё было хорошо, за несколько часов до того, как всё рухнуло.

– Воссоздать прошлое невозможно, – мягко сказал Маттео. – Но можно создать новую интерпретацию. Как художник, который пишет воспоминание, а не фотографию.

– Вы думаете, я должна согласиться?

– Я думаю, вы должны делать то, что поможет вам двигаться дальше. Иногда, чтобы отпустить прошлое, нужно посмотреть ему в лицо.

Луиза кивнула, чувствуя правоту его слов. Она вышла из машины, но обернулась:

– Маттео? Приглашение на кофе ещё в силе?

Его улыбка была ответом.

В почтовом ящике её ждала посылка. Небольшая коробка, обёрнутая в крафтовую бумагу, с парижскими штемпелями. Луиза не стала открывать её на лестнице – хватило вчерашнего опыта.

Дома, налив себе вина (сегодня белого, лёгкого, с ароматом цветов бузины), она аккуратно вскрыла упаковку. Внутри – стеклянный флакон с засушенными лепестками роз, старая фотография и записка.

На фотографии – она и Николя на мосту Александра III. Молодые, смеющиеся, ослеплённые солнцем и любовью. Она не помнила, кто их фотографировал – наверное, какой-то турист, которого они попросили. Смотреть на эти лица было больно и странно одновременно – как на чужих людей, которых она когда-то знала.

Записка была краткой:

«Это розы с того утра. Я сохранил их. Глупо, правда? Но я всегда был сентиментальным идиотом. Начни с них. Н.»

Луиза открыла флакон, вдохнула. Запах был слабым, изменённым временем, но узнаваемым. Те самые розы из сада Пале-Рояля, которые он украл для неё. Память накрыла волной: его руки в её волосах, смех, обещания, которым не суждено было сбыться.

Телефон зазвонил. Номер Маттео.

– Я забыл спросить, – сказал он без приветствия. – Вы ужинали?

– Вино считается? – она рассмеялась, удивляясь лёгкости, с которой это далось.

– Определённо нет. Через полчаса внизу? Знаю отличную остерию в двух кварталах от вас.

– Вы же не чувствуете вкус еды полностью, – напомнила она.

– Но я помню. И потом, компания важнее меню.

После звонка Луиза посмотрела на фотографию, потом на флакон с розами. Прошлое и настоящее сталкивались, требуя выбора. Но может, Маттео был прав? Может, не нужно выбирать – нужно создать новую интерпретацию?

Она переоделась (то же платье вполне подойдёт для ужина), освежила макияж, распустила волосы. В зеркале отражалась женщина, готовая к свиданию. Потому что это было свидание, как бы она ни пыталась убедить себя в обратном.

Перед выходом Луиза ещё раз взглянула на засушенные розы. Завтра она начнёт работать с ними. Попробует извлечь остатки аромата, проанализировать молекулярный состав, воссоздать формулу. Но это будет завтра.

А сегодня её ждал ужин с человеком, который не мог учуять её страхи, но видел её душу яснее, чем кто-либо за последние десять лет.

Спускаясь по лестнице, Луиза думала о розах без запаха на плантации Бернарди. Красивые, совершенные, но лишённые того, что делало их розами в полном смысле слова. Как Маттео. Как она сама, закрывшаяся от мира.

Может быть, два человека без запаха могли создать собственный аромат? Не вернуть утраченное, а открыть новое?

Он ждал у подъезда, опершись о капот машины. В вечернем свете Флоренции, в простой одежде, с лёгкой улыбкой он выглядел моложе своих лет. И впервые за долгое время Луиза почувствовала то, что не определялось запахом – трепет предвкушения.

– Готовы к ужину без ароматов? – спросил он, открывая дверь машины.

– Попробуем компенсировать их вкусом и текстурой, – ответила она, садясь.

– И компанией, – добавил Маттео. – Не забывайте о компании.

Машина тронулась, увозя их в тёплый флорентийский вечер. Позади остались засушенные розы прошлого, впереди – неизвестность. Но впервые за десять лет Луиза не боялась. Рядом был человек, понимающий потери. Человек без запаха, с которым она могла быть просто собой.

И это, возможно, было началом исцеления.

Глава 3: Алхимия боли

Звонок будильника в шесть утра застал Луизу уже проснувшейся. Она лежала в постели, уставившись в потолок, и пыталась заставить себя встать. Вчерашний разговор с Маттео оставил странное послевкусие – не сожаления о доверии, а скорее облегчения. Впервые за десять лет она рассказала кому-то о Париже, и мир не рухнул.

Сегодня она должна была начать работу над ароматом для Николя, и страх сковывал движения.

В лаборатории было прохладно. Луиза включила вентиляцию на минимум – ей нужна была максимальная чистота восприятия. На рабочем столе выстроились инструменты: стеклянный флакон с засушенными розами, набор базовых эссенций, блоттеры, весы с точностью до сотых грамма, пустые флаконы для проб.

Она начала с анализа. Осторожно извлекла несколько лепестков, поместила в экстрактор со спиртом. Пока шёл процесс, открыла лабораторный журнал и начала записывать:

«Проект П-15 (Париж, 15 мая). День первый. Исходный материал: Rosa «Madame Isaac Pereire’, засушенные лепестки, возраст 10 лет. Состояние: хрупкие, частично обесцвеченные, сохранился слабый аромат. Метод: спиртовая экстракция с последующим анализом».

Рука дрогнула на последнем слове. Луиза отложила ручку, сделала несколько глубоких вдохов. Это просто работа. Техническая задача. Ничего личного.

Через час экстракт был готов. Она нанесла каплю на блоттер, подождала испарения спирта, поднесла к носу. Запах был призрачным – тень того, чем когда-то были эти розы. Но даже в этой тени жила память: сладость лепестков, зелень стеблей, утренняя свежесть.

Луиза закрыла глаза, позволяя воспоминаниям подняться на поверхность. Сад Пале-Рояля, раннее утро, капли росы на лепестках. Николя, крадущийся между кустами с преувеличенной осторожностью вора. Его торжествующая улыбка, когда он протягивает ей розу. «Для самой красивой девушки Парижа» – банально, но тогда казалось поэзией.

Она открыла глаза и начала составлять базовую формулу:

Верхние ноты: бергамот, лимон, роса (молекула цис-3-гексенол)

Сердце: роза дамасская, роза столистная, пион

База: белый мускус, амбра, ветивер

Первая попытка была технически правильной, но мёртвой. Луиза смешала компоненты в выверенных пропорциях, дала настояться пятнадцать минут, протестировала. Пахло розовым садом – красиво, элегантно, пусто. Никакого Парижа, никакого того утра.

Вторая попытка: добавила ноты, которые ассоциировались с Парижем – фиалку, ирис, каштановый мёд. Лучше, но всё ещё не то. Слишком сложно, слишком продуманно. То утро было простым, как дыхание.

К полудню стол был заставлен пробными флаконами. Луиза методично тестировала каждый, делала пометки, корректировала формулу. Но что-то блокировало её. Каждый раз, приближаясь к нужной комбинации, она словно натыкалась на стену.

На тринадцатой попытке это случилось. Она добавила каплю жасмина – того самого, с плантаций Маттео – и запах изменился. Стал слишком похожим. Слишком реальным.

Паника накатила волной. Сердце забилось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. В глазах потемнело, руки задрожали. Флакон выпал, разбиваясь о кафельный пол. Острый запах композиции смешался с алкоголем, создавая удушающее облако.

Луиза попятилась, врезалась спиной в стеллаж. Звон стекла, запах роз, жасмина – всё слилось в один кошмар. Она снова была там, в парижской квартире, открывала дверь спальни, видела их вместе, чувствовала предательство каждой клеткой тела.

– Луиза? Луиза!

Чьи-то руки обхватили её плечи, встряхнули. Она с трудом сфокусировала взгляд. Джулия смотрела на неё с испугом.

– Боже мой, что с тобой? Ты вся белая!

– Я… – голос не слушался. – Всё в порядке. Просто… просто разбила флакон.

– В порядке? Да ты едва дышишь! Сядь.

Джулия усадила её на стул, принесла воды. Луиза пила маленькими глотками, чувствуя, как паника медленно отступает.

– Это из-за новой коллекции? – спросила Джулия, оглядывая заставленный флаконами стол. – Ты слишком много на себя взваливаешь.

– Это личный проект, – Луиза попыталась улыбнуться. – Просто… сложный.

Джулия нахмурилась, явно не веря, но расспрашивать не стала.

– Хочешь, я уберу?

– Нет, спасибо. Мне нужно самой.

Когда Джулия ушла, Луиза медленно поднялась. Осколки флакона блестели на полу, как слёзы. Она взяла швабру, ведро, начала методично убирать. Физическая работа помогала прийти в себя.

Запах остался – приторный, неправильный, похожий на попытку вернуть мёртвое к жизни. Луиза открыла все окна, включила вентиляцию на полную мощность. Потом села за стол и записала в журнале:

«Эмоциональный блок при работе с жасмином. Паническая атака. Продолжение работы под вопросом».

Телефон зазвонил. Маттео.

– Добрый день. Не помешал?

– Нет, – она была рада слышать его голос. – Как раз делаю перерыв.

– Как продвигается работа?

Луиза помолчала. Врать не хотелось, но и признаваться в панической атаке…

– Сложно, – наконец сказала она. – Техника не помогает. Это как пытаться нарисовать любовь циркулем и линейкой.

– Хотите попробовать другой подход? – в его голосе слышалась улыбка. – У меня есть идея. Могу приехать через час?

– Да, – ответила она, не раздумывая. – Приезжайте.

Следующий час она привела в порядок лабораторию и себя. Умылась холодной водой, переодела рабочий халат, заново собрала волосы. К приезду Маттео от панической атаки не осталось внешних следов.

Он появился с большой коробкой и загадочной улыбкой.

– Что это? – спросила Луиза.

– Альтернативный метод создания ароматов. Можно?

Она кивнула, наблюдая, как он выкладывает содержимое коробки на чистый стол. Акварельные краски, кисти, плотная бумага, цветные карандаши, даже пластилин.

– Вы серьёзно?

– Абсолютно. Вы пытаетесь воссоздать эмоцию через технику. Но эмоции нелогичны. Они больше похожи на искусство, чем на науку. – Он сел напротив неё. – Расскажите мне о том утре. Не о запахах – о чувствах. И пока будете рассказывать, рисуйте. Что угодно, как угодно. Пусть руки делают, что хотят.

– Это безумие.

– Возможно. Но разве создание ароматов – не управляемое безумие?

Луиза взяла кисть, обмакнула в голубую краску. Начала водить по бумаге, создавая размытые круги.

– Было очень рано. Солнце только поднималось, и Сена была похожа на расплавленное золото.

Жёлтая краска смешалась с голубой. Зелёная – цвет весенней листвы.

– Мы не спали всю ночь. Гуляли по Парижу, пили вино в крошечном бистро, танцевали на пустой улице под музыку из чьего-то окна. К утру были пьяные от счастья больше, чем от вина.

Красная – цвет его рубашки. Розовая – рассветное небо.

– На мосту было прохладно. Я дрожала, и он обнял меня. Сказал, что хочет встречать со мной все рассветы до конца жизни. Я смеялась, потому что мы были так молоды, и обещания казались лёгкими, как дыхание.

Тёмные штрихи – тени под мостом. Белые блики – отражение солнца в воде.

– А потом он достал розу. Бог знает, где он её взял в такую рань. Вплёл мне в волосы и сказал: «Выходи за меня». Просто так, без кольца, без коленопреклонения. И это было идеально.

Луиза отложила кисть. На бумаге расплывалось абстрактное пятно цвета – хаос оттенков, в котором угадывались река, небо, силуэты.

– Теперь переведите это на язык запахов, – мягко сказал Маттео. – Не думайте о правильных пропорциях. Просто смешивайте, как смешивали краски.

Она посмотрела на него – спокойного, внимательного, без тени жалости или неловкости. Потом перевела взгляд на свою акварель.

– Голубой – это ирис и альдегиды. Жёлтый – бергамот и мимоза. Зелёный…

Следующий час они работали вместе. Луиза смешивала эссенции, руководствуясь не формулами, а цветовыми ассоциациями. Маттео записывал пропорции, иногда задавал вопросы:

– Какой звук был в тот момент?

– Звук? – она задумалась. – Вода под мостом. Чайки. Звон велосипедного звонка вдали.

– Добавьте что-то звенящее. Может, каплю мяты? Или имбиря?

Это было похоже на джазовую импровизацию – нелогично, интуитивно, но странным образом правильно. К концу второго часа у них было три новых варианта, совершенно непохожих на утренние попытки.

Луиза нанесла последний вариант на блоттер, подождала, вдохнула. И замерла.

Это было оно. Не точная копия – нет, время изменило перспективу. Но суть, эмоциональное ядро того утра жило в этом аромате. Счастье с нотой будущей грусти, которую она тогда не замечала. Обещание, которому не суждено сбыться. Красота момента, обречённого стать воспоминанием.