Глава 1
– Эй, пацан, купи птичку!
Скоротать время до поезда, гуляя по рынку, было не лучшим решением. Когда я это осознала, уже лавировала среди покупателей, а ноги все дальше уносили меня по рядам вдоль железных навесов с турецким и вьетнамским барахлом. За покосившимися воротами, выкрашенными серой облупившейся краской, раскинулась «толкучка», типичная для всех малых городов нашей необъятной родины. Как будто я никуда и не уезжала. Со всех сторон летели предложения купить, посмотреть, примерить («У меня есть ваш размер – пятьдесят второй, точно ваш, говорю!»).
– Ну купи. Ты ж в академию собираешься поступать? Магом хочешь стать, да? Магу обязательно фамильяр нужен. Без этого никак. Купи птичку, пацан!
Я остановилась, пригладила коротко остриженные волосы, которые в этом явно не нуждались, подтянула повыше молнию на толстовке – что ж, пацан так пацан, мне не привыкать – и, чуть отойдя с прохода, развернулась. Передо мной стоял тощий белобрысый тип в джинсе. Левую руку он держал перед собой на весу, рукав куртки был обмотан веревкой, на которой восседал солидный черный ворон. Ничего себе птичка, отметила я и, стараясь придать голосу как можно больше вежливого безразличия, поинтересовалась:
– Почему вы решили, что я собираюсь поступать в академию?
– А чего незнакомый шкет в нашей дыре делать может? – усмехнулся тот. – Только транзитом ехать. А куда вы все отсюда транзитом едете – в Питер, в академию поступать. Ну так что, фамильяра себе брать будешь?
Ворон наклонил голову и оценивающе посмотрел на меня, как если бы это он решал, стану я его владельцем или нет. Я с удивлением отметила, что глаза у него были не черные и даже не карие, а голубые. Признаться, эти глаза меня и подкупили. Они были осмысленные, почти человеческие.
– Сколько? – небрежно уточнила я.
Белобрысый назвал сумму.
– Сколько?! – возмутилась я.
Ворон стоил ровно половину имевшихся у меня при себе денег. Когда я это воскликнула, пернатый окатил меня презрительным взглядом, растопырил крылья и распушился, став похожим на шар. Я не выдержала и расхохоталась.
– Если берешь, могу сделать скидку, – уверил продавец.
Ворон надулся еще больше, оттопырил бороду из перьев и совершенно по-человечески ссутулился. Глаза у него стали тоскливые. От пернатого повеяло такой безысходностью, что я подумала: чего ты жлобишься, Твардовская? Что ты выиграешь с тех денег? Ты эти деньги все равно проешь, а птичку жалко – сколько его уже так по рынку таскают.
– Беру, – согласилась я.
Ворон сдулся, сложил крылья и распрямился. В его голубых глазах сверкнул неподдельный интерес.
Когда деньги перекочевали в нагрудный карман куртки белобрысого, тот снял с рукава веревку и велел мне:
– Руку давай, намотаю. Он хитрый и сильный как черт. Начнет вырываться – сразу бей промеж глаз. Мышей и лягушек не жрет, рожу воротит. А так смотри, какой красивый. – Парень обмотал веревку вокруг моей руки и, бесцеремонно схватив ворона за ноги, водрузил его сверху. – Владей, пацан. С таким фамильяром все девки твои будут. Сразу видно – настоящий маг.
С этими словами белобрысый растворился в лабиринтах рынка, а мы с вороном остались. Птица посмотрела на меня даже не с презрением – со смесью жалости и злости. Интересно, сколько я так выдержу его нести, подумалось мне. Весил пернатый не меньше двух килограммов. Ворон еще раз смерил меня взглядом и сделал несколько поступательных движений, переминаясь на лапах и точно готовясь к рывку.
– Тебе тоже неудобно, да? – глупо спросила я и похлопала себя по плечу свободной рукой. – Хочешь, иди сюда. Иди. Садись.
Ворон издал явно неодобрительный звук и распахнул крылья. Ну все, мимолетно пронеслось в моей голове, сейчас попытается улететь. Но пернатый не улетел, а действительно перебрался мне на плечо и потоптался там, устраиваясь поудобнее.
– Вот умница, – похвалила я, ощущая всю нелепость момента: я разговариваю с птицей, которая вряд ли мне ответит.
Наверное, надо установить с вороном контакт, подумалось мне. Но как? Дать ему понюхать руку, как кошке или собаке? Так он птица. Погладить его? Вдруг как клюнет – клюв у него был выдающийся.
– Хорошая птичка, – напряженно пробормотала я и поплелась к выходу.
Чем ближе я подходила к облупившимся воротам, тем шире становился ужас в моей душе. Под солнечным сплетением заворачивался тугой узел, а к горлу подступил горячий комок. Ладно деньги, бог с ними, с деньгами. Мозг уже успел просчитать, сколько я продержусь на чае и растворимой лапше. Но чем кормить ворона? Мышей и лягушек, как было сказано, он не жрет (да и где я их возьму, тех мышей и лягушек?!). Пустым чаем тоже вряд ли будет сыт, физиология у него другая. Его нужно кормить, и, возможно, даже по расписанию. Его нужно содержать. Ему могут понадобиться клетка, переноска… Ему же надо будет где-то летать. У меня была собака, родственники держали кошек, но птиц не водилось ни у кого из моего окружения. Даже волнистых попугайчиков. А тут – целый ворон.
Ворон сидел на удивление смирно и попыток улететь не предпринимал. Наверное, тоже привыкает и присматривается, подумалось мне.
– Ты красивый, – пробормотала я, чтобы отвлечься от грустных мыслей. – Черный. И глазки у тебя красивые. Голубые.
Впрочем, это меня не спасло. Следующее фатальное озарение случилось, когда я покинула рынок и свернула на ведущую к вокзалу улицу. Я вдруг осознала, что на самом деле означает строчка из песни Высоцкого: «Жили книжные дети, не знавшие битв, изнывая от мелких своих катастроф». Тебе кажется, что ты изведал все на свете, что ты знаешь жизнь. Вот только это жизнь со страниц книг. Жизнь, которая если и существовала, то у кого-то другого. Это мертвое знание, ни разу не испытанное тобой на практике. Вот, например, что я вообще знаю о фамильярах? Это было знание по умолчанию: у мага может быть фамильяр. Но как с ним обращаться, чтобы он был полезен? Как вообще строится взаимодействие мага и его фамильяра?
Пока я не приобрела этого ворона, купившись на его голубые глазки, информация о фамильярах была для меня примерно такой же общей, как сведения о географии Австралии. Где-то на карте есть Австралия, в ней такой-то климат и такие-то города. Я это знаю, я молодец. В мире есть маги, у магов есть фамильяры, это всем известно, мне тоже. Я опять молодец. Вот только делать-то теперь что? Возможно, в академии этому учат, а возможно, что и нет.
– Ты хороший, – вздохнула я, обращаясь к ворону, поскольку больше мне ничего не оставалось. – Я не буду тебя бить.
Мне захотелось сесть на асфальт прямо посреди улицы и горько заплакать. У меня больше нет значительной суммы денег, у меня есть птица, которую нужно чем-то кормить, мне еще надо добраться до Питера, как-то там устроиться. Ладно, разрешила я себе, доберусь, устроюсь, а потом обязательно сяду и заплачу. Прямо даже зарыдаю.
Третья волна отчаяния накрыла меня на крыльце вокзала.
– А меня с тобой туда пустят? – Я повернула голову и смерила ворона взглядом. – Блин, и документов-то у меня на тебя нет…
Ворон неуверенно перемялся с ноги на ногу. Ужас и безысходность захлестнули меня с головой: при мне не было ни документов на ворона, ни ветеринарного свидетельства, ни переноски, в которую его можно было поместить. Выход оставался только один. Я принялась сматывать веревку с руки.
– Сейчас я тебя развяжу, – стараясь, чтобы голос не дрожал, сообщила я ворону, – и ты будешь свободен. Можешь лететь куда угодно. В поезд меня с тобой все равно не пустят, кормить мне тебя нечем, мне и себя-то скоро будет нечем кормить… Не дергайся, пожалуйста, сейчас освобожу твою лапу.
Собравшись с духом, я как можно аккуратнее взяла ворона поперек туловища и пересадила на перила. Пернатый даже не трепыхнулся, хотя я ожидала, что он начнет биться в моих руках и орать дурниной. Мне было жутко оттого, что я могу ему что-то сломать – он же птица, а у них очень хрупкие кости, – и одновременно оттого, что он может наброситься на меня.
– У кого такая хорошая лапка? – Втянув голову в плечи, я принялась развязывать узел у ворона на лапе. – Сейчас мы тебе лапку развяжем. Кто хороший? Ты хороший. Вот молодец, послушная птичка…
Я смотала веревку и, отвернувшись, швырнула ее в урну у подножия лестницы. Когда повернулась обратно, ворон по-прежнему спокойно сидел на перилах, хотя я искренне надеялась, что он сбежит, теряя перья от радости.
– Мне казалось, ты понимаешь по-русски, – с нажимом сказала я. – Давай, улетай. Все, ты свободная птица. Давай, пошел отсюда. Ну, чего расселся? Кыш! Брысь!
– Ты даже не пытаешься найти решение. Нет, путь наименьшего сопротивления – это не решение. Маг ты или где?
– Че-го? – вздрогнула я. – Какой маг?
– Ты, если я верно понимаю, собираешься поступать в Санкт-Петербургскую академию магических искусств, – хорошо поставленным, правда, слегка скрипучим голосом ответил ворон, – значит, хоть какие-то задатки мага у тебя должны быть. При этом ты вообще не даешь себе труда подумать головой.
– Ты говорящий, что ли? – Кровь стремительно прилила к моему лицу.
«У кого такая хорошая лапка?» «Послушная птичка». «Глазки у тебя красивые». Волна ужаса отступила, дав место волне жгучего стыда. Все это время я сюсюкалась не просто с разумным существом, а с магическим созданием, равным мне по интеллекту, если не превосходящим меня.
– Я, в отличие от некоторых мальчишек, головой все-таки думаю, а не только в нее ем, – ехидно отозвался ворон. – Поэтому не кричу направо и налево о своих способностях. Если бы тот тип, который меня тебе продал, знал об этой моей особенности, то не пытался бы сбыть меня с рук детишкам вроде тебя. Он решил бы продать меня профессионалам, а я с ними никаких дел иметь не хочу.
– Я не мальчишка! – с вызовом бросила я и, вновь пригладив волосы, добавила: – Я Женя.
– Все Жени, которых мне доводилось знать, были самыми настоящими мальчишками. – Ворон изогнул шею, наклонил голову и принялся меня рассматривать. Насмотревшись вдоволь, скомандовал: – Забирай свои вещи из камеры хранения. Подожду тебя тут. Потом пойдем есть.
– Откуда ты…
– Помимо того, что мне свойственно думать, – начальственным тоном перебил он, – мне также свойственно рассуждать логически. Даже у самого нищего студента имеются хоть какие-то личные вещи. Иди уже, не заставляй меня ждать, я проголодался.
С этими словами пернатый оттолкнулся от перил и, тяжело взмахивая крыльями, полетел в направлении крыши вокзала.
– Скажи, что ты ешь? – спросила я, когда вышла из здания вокзала с дорожной сумкой и рюкзаком, а ворон молниеносно спикировал мне на плечо.
– Любую человеческую пищу, – ответил он. – С некоторых пор предпочитаю этот ваш фастфуд. Он удобный и калорийный.
– Значит, пойдем за фастфудом, – согласилась я.
Нам нужен ресторан быстрого питания, мысленно проговорила я в пространство. Не шашлычная, не придорожное кафе «Мечта дальнобойщика», а нормальный сетевой ресторан, с комбо-наборами и туалетом. Например, «Вкусная точка» или «Курочкин дом». «Вкусная точка» в этом городе точно должна быть.
Под солнечным сплетением будто сформировался золотой шар и, отделившись от меня, выкатился на асфальт. Ноги сами встали на путь, а перед внутренним взором развернулась четкая объемная схема уже виденных мной улиц и слегка размытая, как в тумане, – прилегающих к ним путей, где я еще не была. Дома привычно выступали на меня, загораживая путь, если я шла не туда, и расступались, маня за собой, если я двигалась верно.
– Ты собираешься в академию, – тем временем обратился ко мне ворон. Тон у него был покровительственный и слегка развязный. – Позволь узнать, чего ты умеешь?
– Ну, я с детства мечтала в нее поступить…
– Я не спрашиваю тебя, о чем ты мечтала, – жестко перебил он. – Я спрашиваю: чего ты умеешь?
– У меня высшее педагогическое.
– Я думал, ты сильно младше… – пробормотал ворон и тут же возмущенно отрезал: – Это никому не интересно. Поступая в академию магических искусств, ты попадаешь в другой мир. Все прежние человеческие заслуги там не считаются. Конечно, если ты уже умеешь учиться, это тебе поможет, но не сильно. Я в третий раз повторяю свой вопрос: что ты умеешь?
– Рисовать, – робко ответила я, – стихи пишу, прозу…
– Педагогический ты, наверное, окончила с красным дипломом? – с равнодушным холодком в голосе поинтересовался пернатый.
– Д-да.
– Понятно, – сухо констатировал ворон. – Провинциальная девочка с железной задницей, придумавшая себе мечту. Девочка, не задница, хотя последнее многое бы объяснило. Судя по имени и образу, родители хотели сына, но родилась дочь. Всю жизнь доказывала, что она хорошая и ее тоже можно любить. Привыкла добиваться всего смирением, усердием и дисциплиной. Немножко рисует, немножко пишет, может, даже публиковалась в местных СМИ. Поняла, что в провинции у моря ее ждет в лучшем случае должность завуча, да и то ближе к пенсии, собрала волю в кулак, бросила родные пенаты и решила сорвать джекпот – поступить в магическую академию. Ну, я тебя поздравляю. Знаешь, сколько таких девочек каждый год вылетает после первого же экзамена? Мальчики с подобной биографией, впрочем, тоже не задерживаются.
– Но ты же… – Слезы сами брызнули из глаз. – Ты же не видел моих рисунков, не читал моих стихов… Ты меня вообще не знаешь… Почему ты все это говоришь?! Ты… ты вообще просто говорящая птица!
– Я, может, и птица, только в академии с тобой никто церемониться не будет, – надменно отозвался он. – Это я еще мягко выразился. Там тебе объяснят твою профнепригодность другими словами, более жесткими. Надеюсь, у тебя нет склонности к суициду?
– Ты… ты… – Слезы градом покатились по моему лицу.
– Чтобы поступать в академию и поступить, нужно иметь один из четырех даров: дар художника, дар мастера слова, дар дизайнера или дар архитектора! Дар – это не стишки в тетрадках и стенгазетах. Дар – это не художественная школа за плечами. Дар – это… – Ворон осекся и замолчал.
Я толкнула стеклянную дверь во «Вкусную точку», и мы вошли внутрь. Я поставила сумку под свободный столик, водрузила на стул рюкзак и, вытерев лицо тыльной стороной ладони, хмуро велела перепорхнувшему на столешницу ворону:
– Посторожи вещи. Пойду возьму нам поесть.
Когда я вернулась с подносом, пернатый суетливо прохаживался по столику взад-вперед. Его борода нервно топорщилась, а судя по выражению глаз, он о чем-то лихорадочно думал. Я отправила рюкзак под стол, к сумке, села и, взяв картошку, протянула ее ворону:
– Поешь, а то у тебя от голода характер портится.
Если бы у пернатого были брови, он удивленно вскинул бы одну.
– Я сама такая, – пояснила я, шмыгнув носом. – Давай, ешь.
Ворон осторожно вытянул шею и аккуратно перехватил клювом картошку. Проглотил ее, посмотрел на меня. Я рассмеялась. Взяла следующий ломтик.
– Держи еще. Может, в соус макнуть?
Ворон издал что-то похожее на «угу».
– Когда я говорила, что ты можешь быть свободен, – сказала я, скармливая ему куриные наггетсы, – я тебе не врала. Ты действительно можешь никуда со мной не ехать. Тем более если уверен, что я все равно не поступлю.
– Нет уж, – ответил ворон, доклевав курицу, – меня продали тебе как фамильяра. Это важная часть сделки. Я еду с тобой в академию. Если ты не поступаешь, мы расстаемся. Если поступаешь, обещаю исполнять обязанности твоего фамильяра, пока жизнь не распорядится иначе.
– Какая интересная формулировка, – заметила я.
– Учись, пока я жив, – хмыкнул он. – Для мага очень важно уметь в точные формулировки. К тому же будем считать, что мне надо в академию.
– Мог бы и сам долететь, – так же ехидно ответила я.
– Мог бы, но, как помнишь, жизненные обстоятельства к тому не располагали. Раз уж я твой фамильяр, поеду туда с тобой как твой фамильяр. К тому же ты совершенная провинциальная дуреха. Давно не видел такой чистой, незамутненной простоты. Собралась поступать в академию, ничего толком не зная. Как тебе вообще выдали твой красный диплом?
– Как-то выдали, – огрызнулась я.
– Итак, на какой факультет ты собираешься поступать? – прищурился ворон.
– Буду подаваться на художника и на мастера слова, – сообщила я.
– У тебя есть что-то с собой? Рисунки? Стихи? Ты, кажется, возмущалась, что я их не видел и не имею права судить. Время пришло, показывай.
– Да, конечно, у меня все с собой, – с готовностью ответила я, начисто вытерла руки салфеткой, полезла под стол и извлекла из сумки альбом с рисунками и тетрадь со стихами.
Сейчас этот пернатый увидит, что у меня есть таланты, и признает, что он глубоко ошибался, мстительно подумала я, разворачивая пакет, в который они были завернуты. Некоторое время я листала перед вороном страницы. Взгляд его голубых глаз стал напряженным и сосредоточенным. «Порвалась на гитаре струна, раскололась небесная твердь… – периодически бормотал ворон обрывочные строки моих стихов. – …В этом призрачном каменном городе я нашла бы тебя по следам…»
– Убирай, – наконец выдал он и холодно резюмировал: – Вынужден тебя разочаровать, но это не пройдет. Ты крепкий график. Крепкий, но не гениальный. У тебя действительно набита рука, ты чувствуешь перспективу и объем, но своего стиля у тебя нет. Что касается стихов, то потенциал тоже присутствует, но в той форме, что есть сейчас, можешь даже не рассчитывать на проходной балл. Может, проза у тебя получше, но тоже не факт, что близка к желаемому уровню.
Я ощутила, как во мне растет раздражение. Мне захотелось вмазать птице промеж глаз, как и рекомендовал продавец. Тоже мне, знаток искусства нашелся! Он просто говорящий ворон! Впрочем, сомнения во мне пернатый уже посеял – следом мне захотелось порвать альбом и тетрадь прямо у него на глазах. Рвать и орать: «Что, доволен? Доволен?»
– Я не сказал тебе: не пытайся, – тем временем продолжил он, пока я нарочито резкими жестами запихивала бумаги обратно в дорожную сумку. – Попытаться ты можешь. В конце концов, вдруг в этом году будет недобор на эти факультеты. Хотя я сильно в этом сомневаюсь. Но лучше ты сейчас узнаешь это от меня, чем потом от экзаменационной комиссии. У тебя нет достаточного дара художника и дара мастера слова. С точки зрения обывателя, ты, конечно, одаренная девочка, но для поступления в магическую академию этого мало.
Чтобы вновь не заплакать, я стала аккуратно собирать картонные упаковки и стаканы на поднос.
– Ты мне все планы поломал, – с расстановкой сказала я ворону, стараясь сделать вид, что предыдущего разговора не было, хотя слова пернатого жгли меня изнутри. – Вот скажи, зачем я вообще вещи забирала? Все равно сейчас на вокзал возвращаться. Мне еще билет купить надо – прямо перед отправлением дешевле.
– Тебе не надо на вокзал, – с прохладцей ответил он. – Тебе надо на автостанцию. В течение месяца перед приемными экзаменами отсюда ходит бесплатный шаттл академии. По крайней мере, так было заведено при последнем ректоре. Этот городок – перевалочный пункт на пути к Петербургу. Здесь пересадка с большинства непрямых поездов. Поэтому тем, у кого есть желание, но нет возможностей, академия возможность дала. Шаттл отправляется через час.
– И ты молчал? – возмутилась я.
– Ждал подходящего момента, – скромно ответил ворон и повел головой в сторону электронных часов на табло над кассами. – Момент настал.
Я посмотрела на табло, сверила с ним наручные часы и встала из-за стола. «Автостанция», – четко произнесла я внутренним голосом, надевая рюкзак и поднимая сумку. Ворон вспорхнул мне на плечо.
– Так, сейчас разберемся, где тут автостанция, – по старой привычке больше для себя, чем для ворона, сказала я. У него же спросила: – Адрес знаешь?
– Расположение знаю, адреса не помню, – отозвался он и поинтересовался: – Ты здесь впервые?
– Да, а что?
Ворон не ответил, я решила, что помощи мне от него не будет, и уверенно устремилась за путеводным клубком, уже вовсю радостно тянувшим меня за собой. Пока мы шли, ворон время от времени срывался с моего плеча и парил надо мной, словно что-то высматривая на горизонте, потом вновь садился на плечо.
– Ты чего? – спросила я, когда он вернулся в очередной раз, а я фактически уперлась в соответствующий указатель.
– Проверяю одно предположение, – нехотя ответил ворон. Вид у него был, как мне показалось, виноватый. – Мне надо кое в чем удостовериться.
Шаттл – белый рейсовый автобус с логотипом академии на боку – ждал даже не на автостанции, а перед ней. Господи, с облегчением подумала я, хоть контроль не проходить.
– Это ваш фамильяр? – уточнила у меня дородная дама, контролировавшая посадку.
Я кивнула. Оказавшись у автобуса, я вдруг поняла, что у меня нет ни сил, ни желания с кем-либо разговаривать. Я в целом не очень понимала, зачем мне садиться в шаттл и ехать в академию, если ворон уверен, что я провалюсь на вступительных экзаменах. Просто ради того, что действительно пыталась? Ладно, Твардовская, сказала я себе, ты уже слишком далеко зашла, чтобы развернуться и пойти обратно.
– Документы на него не смотрю, – сообщила дама. – Если есть, хорошо. Если нет, обратитесь в приемную комиссию, вам скажут, как оформить. Проходите в салон, занимайте любое свободное место.
Я забралась в самый конец автобуса и заняла два свободных места. Сама села у окна, а на второе поставила рюкзак. Уберу, если кто-то придет, подумалось мне, но пока же очень хотелось оградиться от всех и вся, особенно в таком тесном пространстве. Когда я устроилась поудобнее, ворон потоптался на моем плече, потом крепко прижался ко мне и едва слышно прошептал:
– Прости меня, пожалуйста. Я был с тобой резок, но ты правда не художник и не мастер слова. Ты – архитектор. Талантливый и с огромным потенциалом. Подавай заявление на архитектурный факультет. Приедем – расскажу подробней.
Бок у ворона был мягкий и очень теплый, а еще я вдруг ощутила, как бьется его сердце – быстро-быстро и как будто бы немного неровно. Боже, что он несет, вяло подумалось мне. Ладно, разберемся потом.
– Спускайся. – Я похлопала себя по коленям, а когда ворон перебрался, спросила: – Можно тебя погладить?
Ворон не ответил, только распушил перья. Выжидающе посмотрел на меня. Я улыбнулась. Пернатый слегка приоткрыл клюв и наклонил голову. Глаза у него были лукавые. Я осторожно коснулась двумя пальцами его головы и слегка пригладила перья. Ворон блаженно прищурился, а я усмехнулась и почесала его бороду. Ворон издал довольное урчание и задрал голову повыше.
– Ты хороший, – сказала я, продолжая его чесать. – Вредный, но хороший.
Ворон вновь промолчал. Автобус тронулся. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Глава 2
В холл академии мы вошли около пяти утра. Я задержалась у входа, чтобы вытереть лицо влажной салфеткой и выплюнуть жвачку. Мне было неловко за то, что я не умыта и не переменила белья. Ладно, все такие же, подумала я, но, расстегивая молнию толстовки, украдкой наклонила голову и принюхалась – не пахнет ли от меня потом.
– Располагайтесь на банкетках, – звонко сообщила девушка с забавным конским хвостиком на голове, который раскачивался при каждом ее движении.
Эта девушка встретила нас и привела сюда. Одета она была с иголочки: белая блузка и классическая черная юбка-карандаш. Плюс ко всему вид у нее был неприлично бодрый для такого раннего времени.
– Сейчас я раздам всем анкеты, заполните их максимально подробно. Обязательно укажите факультеты, на которые планируете поступать. Напоминаю, что вы имеете право подаваться одновременно на два направления. Если вам необходимо общежитие, поставьте галочку в соответствующем пункте. Кому нужна вода для фамильяров, она на стойке.
Я плюхнулась на ближайшую банкетку, поставила сумку и рюкзак себе под ноги и задрала голову. Надо мной раскинулся стеклянный купол Большого холла – одна из визитных карточек академии. Смотри, Твардовская, велела я себе, превозмогая шум в голове, ты добралась. Может, ты и не поступишь, но ты здесь, внутри. Ты в академии магических искусств!
– У кого нет ручки, можно тоже взять на стойке, – звенел голос девушки.
Я опустила голову и обвела холл взглядом. Он был огромен и похож скорее на приемный зал дворца. Я вдруг поняла, что хочу любоваться этим залом, но от недосыпа и нервного напряжения интерьер рассыпа́лся на детали, которые ускользали от меня. Ладно, решила я, еще налюбуюсь (и обязательно загляну в музей академии, который, по слухам, может дать фору любому собранию предметов искусства), и переключила внимание на абитуриентов. Сначала думала, что с фамильяром я такая одна, но здесь были девушка с йоркширским терьером и парень с сумкой-переноской, в которой сидел кто-то серый и пушистый – то ли кот, то ли кролик.
– Воды? – спросила я у ворона, перекочевавшего с моего плеча на сумку.
Он только отрицательно помотал головой. Девушка с хвостиком дошла до меня и вручила мне анкету. Я извлекла из рюкзака блокнот и ручку, положила анкету на твердую поверхность и вывела в графе «Ф. И. О. поступающего»: «Твардовская Евгения Яновна». Впрочем, на этом все и закончилось.
– Блин, – прошипела я, увидев, что одним из следующих пунктов были сведения о родителях и ближайших родственниках.
Я закусила колпачок ручки. Почему я должна это писать? Какое отношение эти люди имеют к тому, что я поступаю в академию? Почему имена и места работы моей родни должны касаться моего поступления? Может, это и имеет смысл в школе – там учатся несовершеннолетние, за которых родители еще несут ответственность, – но в академию поступают взрослые сознательные люди. Вряд ли я тут одна с первым высшим за плечами.
– Посмотрите за моими вещами? – попросила я девушку с йорком, которая оказалась рядом со мной. Видимо, решила держаться поближе к тому, у кого тоже был фамильяр.
Она подняла голову от своей анкеты и кивнула. Я же отложила бумагу и ручку, бесцеремонно схватила ворона, посадила его на плечо, поднялась и вышла на крыльцо академии. Городской воздух показался мне глотком живой воды.
– Ты прав, – хмуро сказала я ворону. – Я не поступлю. Завалюсь на заполнении анкеты. Вот скажи, зачем там этот шестой пункт?
– Ты сирота или клон? – тихо и, я бы даже сказала, вкрадчиво уточнил он. – Кто-то из твоих родственников привлекался по тяжелой статье?
– Нет, но я принципиально не хочу, чтобы мои родственники как-то влияли на меня, даже вот так! Это нечестно!
– Я тебя очень прошу, заполни, пожалуйста, этот пункт, – строго проговорил ворон. – У меня к тебе будет еще одна просьба. Никто не должен знать, что я умею разговаривать. Ты, конечно, можешь со мной говорить, это нормально, но отвечать я тебе буду только тогда, когда нас никто не услышит.
Я хотела было спросить его, к чему такой режим секретности, но он продолжил:
– Сейчас ты вернешься в холл и заполнишь эту треклятую анкету. Всю, целиком, максимально честно и правдиво. Когда анкеты соберут, скорее всего, спросят, кто нуждается в жилье прямо сейчас. Подними руку. Поселить, конечно, могут в редкий клоповник. Ректор следил за качеством предоставляемого жилья, но все могло поменяться.
Ворон вещал так уверенно, что меня вдруг осенило: скорее всего, он уже был фамильяром студента этой академии, а может, даже жил у кого-то из преподавателей. Именно поэтому так хорошо знает, что здесь к чему. Он здесь уже бывал, но потом что-то пошло не так, и пернатый оказался на том рынке, где мы с ним и встретились. Возможно, поэтому, из-за некой истории из прошлого, он и не хочет палиться – говорящий ворон все же редкость, а вот обычных воронов-фамильяров хватает.
– Хорошо, – кивнула я. – Ты же потом расскажешь мне про архитектурный факультет?
– Расскажу, – ворчливо согласился он. – Я же обещал.
Я постояла на крыльце еще несколько секунд – ноги желали идти вперед по улице, телу хотелось погрузиться в город, срастись с ним и изучить его изнутри – и волевым усилием вернулась. Девушка с йорком кивнула мне и сдвинулась с моего места (кажется, она сидела так, чтобы держать в поле зрения все сумки – и свои, и мои). Я вернулась к заполнению анкеты. Ворон все это время сидел у меня на левом плече и пристально изучал, что я пишу. Когда я вывела: «Отец – Ян Тадеуш Твардовский, областной хранитель закона и порядка», – он издал булькающий звук, который я даже и не знала, как трактовать – возмущение или удивление.
– Потихоньку сдаем анкеты, – через некоторое время объявила девушка с хвостиком. – Кому необходимо размещение прямо сейчас, поднимите руку.
Ворон топнул лапой по моему плечу, и я подняла руку. Девушка с йорком сделала то же самое. Я наконец-то прицельно ее рассмотрела. Она была чуть выше меня ростом, миловидная, хотя и густо накрашенная, с копной распущенных темно-русых волос, которые, несмотря на ночь в автобусе, были уложены как из салона. Одета она была тоже совсем не по-дорожному, зато по последней моде – в короткую юбку и игривую майку со стразами, поверх которой был накинут розовый кардиган.
По итогу нуждающихся в жилье «прямо сейчас» набралось человек десять.
– Идемте за мной, – скомандовала девушка с хвостиком, а я смогла прочесть, что было написано у нее на бейдже: «Алиса. Помощник».
Мы взяли вещи и нестройной группой побрели за ней. Вопреки моим ожиданиям, что мы сейчас поднимемся по роскошной мраморной лестнице на галерею второго этажа, Алиса пересекла холл наискосок и, открыв неприметную дверь с надписью «Только для персонала», долго вела нас длинными коридорами, простотой и лаконичностью убранства разительно отличавшимися от поражающего величием холла.
– Жилые ячейки. – Алиса наконец остановилась и показала на двери жестом бывалого экскурсовода. – После поступления вы получите другие комнаты в зависимости от вашего факультета, а пока будете тут. Каждая ячейка предназначена для комфортного проживания двух человек, так что раздели́тесь на пары. Санузел и кухня в конце коридора. Выход расположен напротив. Он ведет не на улицу, откуда вы заходили, а в переулок. Оттуда же вы и будете возвращаться сюда. Проходить каждый раз через главный вход необязательно. Устраивайтесь и пока не разбегайтесь. Я вернусь с необходимыми бумагами и соберу с вас подписи. Кому нужно зарегистрировать фамильяров, я тоже скажу, что делать.
Девушка с йорком посмотрела на меня (хотя мне показалось, что она все еще сомневается – мальчик я или девочка). Я кивнула.
– Милана, – отрекомендовалась она, когда мы зашли в ячейку, представлявшую собой чистенькую светлую комнатку с двумя уже застеленными кроватями, большим платяным шкафом и письменным столом (на столешнице лежали два ключа с номером ячейки на брелоке), к которому были придвинуты два стула.
– Евгения, – представилась я, чтобы развеять все сомнения, и на всякий случай добавила: – Можно просто Женя.
– Это Джульетта, для своих Жужа. – Тем временем Милана показала на собачку, та живо завиляла хвостом. – А вас как зовут?
Отлично, мысленно хмыкнула я, похоже, Милана у нас представитель секты «мы покушали». Я посмотрела на ворона. А ведь он мне своего имени не называл! Полусонный мозг начал лихорадочно соображать. Вот как можно назвать ворона? Хугин? Мунин? Один?
– Ворон, – ляпнула я, опуская сумку и рюкзак на пол у выбранной кровати. – Его зовут Ворон.
– Ты что, серьезно?! – Лицо Миланы вытянулось. – Это же опасно!
– В смысле? – Я непонимающе посмотрела на нее.
– Это же прозвище ректора, – доверительно прошептала Милана. – Говорят, в молодости он был бандитом и прозвище у него было Ворон.
– Ничего не знаю! – фыркнула я. Слово было сказано, и отступать было некуда. – Моего ворона зовут Ворон. Это не обсуждается. Если у ректора возникнут претензии, пусть забивает мне стрелку. Побазарим по понятиям.
Если бы ворон мог расхохотаться в голос, наверное, он бы так и поступил. Пока же пернатый издал кашляющие звуки, за которыми явно скрывал смех.
Алиса вернулась к нам довольно быстро – принесла бумаги, в которых мы расписались в получении ключей от ячейки. Объяснила, что до экзаменов это жилье предоставляется нам совершенно бесплатно, за счет академии. После того как мы экзамены сдадим (вариант «не сдадим» она почему-то не озвучила), нам выделят другие комнаты в общежитии и оплата будет обсуждаться отдельно в зависимости от размера стипендии и прочих условий. Как у них здесь все хорошо поставлено, подумала я. До этого я уже успела изучить санузлы: в душевой стояли стиральные машины и сушилки. Даже если ректор в юности и был бандитом, подумалось мне, голова у него варила хорошо. Признаться, больше всего в общажной жизни меня пугала перспектива невыносимых бытовых условий – что негде будет стирать, нечем гладить (а я лично вообще не представляю, как можно, например, ходить в мятой рубашке) и тому подобное.
– Отнесите это в сто седьмой кабинет, там снимут копии и внесут в реестр, – сообщила Алиса Милане, когда та предъявила ей целую стопку бумаг на Жужу. После чего обратилась ко мне: – Что у вас?
Я только развела руками.
– Тогда вам тоже в сто седьмой. Магические питомцы, конечно, не являются переносчиками обычных инфекций, но ситуации бывают разные, так что хорошо бы вашей птичке вакцинироваться. Вы его когда в последний раз вакцинировали?
«Никогда!» – хотела ляпнуть я, но тактично ответила:
– Я его еще не вакцинировала, а прежний хозяин мне ничего об этом, к сожалению, не сообщал и никаких справок не передал.
– Тогда нужно вакцинировать. – И, кажется, отметив, что ворон закатил глаза, Алиса уверила: – Это безопасно. У нас современные назальные вакцины. Да, придется немного посидеть на карантине, но не больше трех дней.
Потом она подробно объяснила нам, что, вообще-то, для фамильяров существует отдельный блок, где они, по идее, должны находиться ночью, во время занятий и экзаменов. Исключения делаются только для симбионтов. Клетку или вольер за питомцем закрепят в том же кабинете, где примут документы и запишут на вакцинацию. При этих словах Алисы вздохнули мы все, включая Жужу.
На набережную Фонтанки мы с вороном вышли во второй половине дня, после того как я уладила все формальности и сдала пакет документов в приемную комиссию. Самое главное, что до этого всего я наконец приняла душ и переоделась («Теперь ты гораздо больше похожа на девочку», – съехидничал при этом ворон). Про звонок домой из холла академии я всеми силами старалась забыть: слишком уж нелегко он мне дался.
Я облокотилась о перила и задумчиво уставилась на Летний сад. Внутри меня боролись огромная усталость и желание срочно бежать и осматривать все достопримечательности, пока их у меня не отняли. Всем этим я хотела поделиться с вороном, но в итоге вырвалось у меня совершенно другое.
– Что за чушь?! Ректор, который был бандитом?! – Я возмущенно потрясла руками. – Нет, в нашей стране, конечно, все бывает, но откуда мне было знать его прозвище, если я даже имени его не знаю!
– То есть ты даже не удосужилась поинтересоваться, как зовут ректора учебного заведения, куда ты собираешься поступать? – проскрипел ворон, боком придвигаясь по перилам ограждения и заглядывая мне в лицо.
– А мне эта информация зачем? – удивилась я. – Где я и где ректор? Если надо будет писать заявление на его имя, образец мне дадут. Разве это так важно? Важно знать имена тех, кто у тебя преподает, декана факультета надо знать, а кто там наверху у руля – вопрос второстепенный. Мне как студенту от этого не жарко и не холодно. Руководит хорошо? Ну и отлично! Вот если он будет руководить плохо, тогда появится смысл узнать его имя и написать какую-нибудь коллективную жалобу в Министерство образования.
Ворон посмотрел на меня с тоской и даже немного с отвращением. Хорошо, не покрутил крылом у виска, как в мультиках.
– Любая академия, – с расстановкой начал пернатый, голос у него был усталый и даже отчаявшийся, – особенно магическая, функционирует именно благодаря работе ректора. И большое упущение для мага, если он не знает имени того, кто держит учебное заведение.
Я рассмеялась:
– «Держит». Ты сам разговариваешь как бывший бандит.
– Ничего смешного, – обиженно протянул он. – Тебе вообще хоть что-то важно? Ты поехала за мечтой об академии и даже не знаешь, как зовут ее ректора. Ты ничего не знаешь о факультетах.
– Я читала про художников и мастеров слова, – огрызнулась я. – Я же понятия не имела, что я, как ты говоришь, архитектор. Блин! Я уже училась в вузе. Я ничего никогда не знала про другие факультеты, кроме их названий и того, что они есть. Какой мне в этом был смысл? Чтобы знать, кто меня окружает? Это и так было ясно, в детали-то зачем вдаваться, если я там не учусь?! Зачем загружать голову лишней информацией?!
– Да-а-а, – протянул ворон. – Тяжело мне с тобой будет.
– Ой, можно подумать, ты все на свете знаешь. Интеллектуал пернатый. Не забывай, ты вообще птица!
– Я-то, может, и птица, – обиженно проскрипел он, – но, в отличие от некоторых, у меня широкий кругозор. Да, за имя спасибо. Мне нравится.
– Как тебя на самом-то деле зовут? – запоздало уточнила я.
– Меня зовут Ворон, – усмехнулся мой фамильяр. – Считаю это весьма концептуальным: ворон Ворон. Женя, ты гений!
– Ничего смешного, – возмутилась я. Потом, правда, примирительно добавила: – Ты обещал рассказать про архитектора.
– С тебя картошка, – оперативно отозвался пернатый.
– Будет тебе картошка. Тебя все равно чем-то кормить надо. Рассказывай.
– Давай прогуляемся. – Он взгромоздился мне на плечо. – Давно я тут не гулял. Ты, кстати, в Питере уже была?
– Была, – кивнула я и побрела в сторону ближайшего моста. – Когда на втором курсе училась. Хотела поехать на зимние каникулы в Москву, но в турагентстве все путевки туда закончились, и мне предложили Питер. Знаешь, группа незнакомых молодых людей, которых больше интересовало выпить и потусить, чем достопримечательности, мороз минус семнадцать, а я влюбилась. В город влюбилась. Поняла, что еще вернусь, тем более что здесь академия.
– А почему ты не приехала поступать сразу после школы? – спросил ворон.
– Как бы тебе это сказать… – вздохнула я.
– Говори как есть.
– Меня не отпустили, – нехотя призналась я. – Мне сказали, что все это глупости и магией можно заняться потом, для собственного удовольствия, когда у меня уже будет нормальная профессия. Тем более меня в педагогический брали без экзаменов. В тот год вуз экспериментальную программу запустил – взять гимназистов на ряд факультетов по их успеваемости в школе.
– И ты была из этих гимназистов?
Я кивнула.
– Меня и сейчас отпускать не хотели, – продолжила я. – Начали убеждать, что нужно найти работу, может, даже в самом Питере, если уж я так хочу, а потом только переезжать. А как я могу найти работу в Питере, сидя у себя в городе? Как на собеседования ходить?!
– То есть ты сбежала из дома?
– Почти, – вновь кивнула я. – Поставила родителей перед фактом, покидала вещи в сумку и уехала. Иначе это бы не закончилось никогда. Ты был совершенно прав: меня ждала карьера завуча, да и то ближе к пенсии. Бо́льшую часть жизни я бы проработала училкой в школе.
– Ты же вроде в газеты писала? Могла бы стать журналистом.
– Ха-ха, – кисло выдала я. – Знаешь анекдот про «у генерала свои сыновья есть»? Так вот, у меня вся жизнь как этот анекдот. Думаешь, я не хотела? Все редакции в городе обошла, даже военно-морские листки. Внештатно – пожалуйста, говорили мне, а еще чаще говорили: у меня свой ребенок есть, это место уже под него, у нас династия, ты же понимаешь, а вообще, чего тебя папа никуда к себе не устроит. А ничего, что мы с папой вообще в разных сферах? Куда бы он меня пристроил? В хранители закона? Какой из меня хранитель закона? Я только и слышала: папа, папа, у тебя такой папа, ты со своим папой должна жить припеваючи, что же папа тебя не… – Я осеклась и спросила: – Так все же, что там с архитектором? Кто он вообще такой, этот архитектор?
– Для обывателя архитектор – это тот, кто осуществляет организацию архитектурной среды, – как по писаному сообщил ворон. Вот честное слово, как будто он учебник наготове держал. – Строит дома, проектирует города, надзирает за строительством. На нашем, на магическом, уровне архитектор – это тот, кто взаимодействует с городом как с совокупностью архитектурных объектов. Да, его привлекают и для создания специальных зданий, и для взаимодействия с местами силы, но это уже нюансы. Это тот, кто может прокладывать пути. Тот, кто выстраивает линии силы и использует их. Да, он должен уметь базово рисовать и владеть силой слова, но его магия в другом. Архитектор – это тот, кто может использовать силу города и управлять ей на благо общества.
– А как ты понял, что я архитектор?
– По тому, как ты находила пути и объекты в городе, в котором оказалась впервые, – сообщил мне ворон.
– Да? – изумилась я и пояснила: – Я так с детства делаю. Даже порой до смешного доходит: я где-нибудь оказываюсь в первый раз, а меня считают местной и спрашивают, как куда пройти. Иногда я просто знаю, куда мне идти, иногда договариваюсь с пространством, что мне надо, и оно меня выводит. Когда я была маленькая, вообще была уверена, что все так живут. Еще думала, зачем людям карты, если что-то видно на внутреннем экране, что-то считывается через тело…
– Вот! – подытожил ворон, когда мы вошли в Летний сад. – Это твой дар. Поэтому твой факультет – архитектурный.
– А как ты отличаешь дар от просто умения? – полюбопытствовала я, вертя головой.
В Летнем саду я была во время поездки, но тогда все лежало под слоем снега. Теперь же глаз радовало буйство зелени, а беломраморные статуи были свободны от фанерных щитов, спасавших их от непогоды и осадков.
– Умение можно наработать, – сообщил ворон, сдвигаясь на мой рюкзак, чтобы дать мне больше обзора (или чтобы я не боднула его головой, пока кручу ей направо-налево), – а с даром рождаются. Надеюсь, тебя устроит это объяснение. Иногда дар – это наследственное. Даже чаще всего наследственное.
– У меня в роду архитекторов не было, – уверила я, на всякий случай спешно добавив: – Вроде бы. По крайней мере, мне про меня никто ничего такого точно не говорил…
– Тебе сколько лет? – вдруг спросил ворон, точно и не следил внимательно за тем, как я заполняю анкету.
– Двадцать два, – отчетливо проговорила я.
– За двадцать два года тебе никто ни разу не сказал, что у тебя задатки архитектора? – медленно, почти по слогам произнес пернатый.
– Нет. Мне говорили, что я хорошо пишу, что неплохо рисую, что талант в этих сферах у меня есть, а то, что я чувствую города… это вообще за достижение не считалось. Так, баловство. Хорошо развитая чуйка. У всех есть свои особенности. У меня вот такая. Ну, как, знаешь, у кого-то на носу веснушки, кто-то рыжий от природы, у кого-то абсолютный слух, а я хорошо ориентируюсь в городской среде, могу найти любое место в незнакомом городе или даже его себе заказать. Вот и все.
– Да уж… – вздохнул ворон и немедленно заканючил: – Пойдем поедим, а то тут все такое красивое, что у меня аж желудок сводит.
– Это у тебя синдром Стендаля, – хихикнула я. – Ладно, идем. Но нам все равно через весь сад пройти придется. Так что не отвертишься от созерцания прекрасного.
– Двойная порция картошки, – ворон возмущенно нахохлился, – и на прививки завтра, а лучше послезавтра.
– Ты что, боишься прививок? – нарочито изумилась я.
Ворон, как водится, промолчал.
Глава 3
– Как математика?! В смысле математика?!
Я получила список экзаменов для поступления на архитектурный факультет. Русский язык, математика, основы безопасности жизнедеятельности в городской среде, черчение, рисунок, сакральная геометрия и творческое задание. Если русский, ОБЖ и рисунок вопросов у меня не вызывали, то на черчении у меня задергался глаз, при виде математики же похолодело под солнечным сплетением. О сакральной геометрии я не слышала вообще ничего.
– Не я это придумал. – Ворон, хорошо, не развел крыльями.
– Я гуманитарий! Какая математика?! Я ее в школе прошла и забыла! Даже таблицу умножения-то не всю помню! А черчение… Это ж ад и Израиль!
Я не стала говорить пернатому, что с черчением в школе у меня произошла позорная история. Так получилось, что девица, которая вела у нас черчение (наверняка она была тогда младше меня нынешней), училась на вечернем в моей художественной школе. Дальше было как в песне: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я». Я увидела училку выходящей из класса вечерников, она увидела, что я ее увидела, и понеслось. До сих пор не понимаю, чем я ей не угодила, – скорее всего, тем, что знала: она не полноценный педагог, а только учится (да еще и на вечернем при художке), но оценки выше тройки она мне не поставила ни разу. По всем остальным предметам я, если что, была отличницей, ну и училась в художественной школе, то есть карандаш в руках держать умела, прямые линии строить тоже, причем даже без линейки. Когда очередную тройку мне выставили за работу, выполненную знакомым отца – профессиональным инженером, родитель все же решил сходить в школу и разобраться.
Что говорил отец, бог весть, но что сказали ему, я узнала, поскольку выволочку получила знатную – за неуважение к учителю (притом что я никому не говорила, что училка, по сути, сама ученица, и права качала только один раз, когда за идентично выполненную работу моя одноклассница получила пять, а я – три с минусом) и невнимательность на уроке (мол, я болтаю с соседкой по парте и не слушаю объяснений, за это мне и снижают баллы). Доказать обратного я не смогла (особенно то, что на уроках не болтаю, а рисую комиксы; болтали те, кто потом читал их, пущенные по рядам), в аттестате у меня все же вышла пятерка (мне пришлось переделывать все задания с начала года), но черчение с тех пор я возненавидела всей душой.
При мысли о том, что придется чертить на экзамене, меня затошнило, и хорошо, не вывернуло наизнанку. Школьные воспоминания оказались весьма живучими. Они раззявили пасть с сотней мелких острых зубов и дохнули на меня отчаянием.
– При чем тут Израиль? – удивился ворон.
– Выражение такое, – буркнула я. – Буря и натиск, ад и Израиль.
Некоторое время я смотрела на список экзаменов и старалась дышать глубоко и ровно. Получалось плохо. Милана с Жужей отправились покорять Эрмитаж, поэтому я могла без опаски разговаривать с пернатым.
– Ладно, – сообщила я ворону, – допустим, с черчением я худо-бедно разберусь. На тройку так точно. Но тогда на отлично нужно будет сдать почти все остальное… Русский сдам, ОБЖ сдам, рисунок сдам, хотя, конечно, память освежить придется, особенно мышечную. Но математика… И сакральная геометрия… Это вообще что?
– Это про места силы и прочее подобное, – небрежно отозвался мой фамильяр. – Да, чертить и считать, возможно, тоже придется, но необязательно. Возьмешь книги в библиотеке, там все довольно просто. А вот математика… С математикой сложнее…
Ворон задумался, походил взад-вперед по подоконнику, почесал лапой клюв, надулся, сдулся и наконец выдал:
– Тебе нужен репетитор.
– И где я буду его искать? – хмыкнула я. – По объявлениям в газете? Да, ты еще забыл, что репетитору, вообще-то, нужно платить, а у меня денег, по ходу, только на еду до конца месяца. Как бы мне самой репетиторствовать не пришлось.
– Ты оканчивала педагогический, я помню, – ворчливо отозвался пернатый. – Нет, репетитор у тебя будет из местных преподавателей. Бесплатно.
– Хотела бы я знать, как ты собираешься это устроить?
– Ты сама это устроишь. – Теперь ворон почесал клювом лапу, проворчал что-то вроде «Это нервное» и продолжил: – Есть здесь в педагогическом составе чудесный человек – нет, я сейчас не иронизирую, действительно чудесный человек Дмитрий Иванович. Тебе надо будет его найти – преподаватель с таким именем-отчеством тут один, так что просто выяснишь, в какой он сейчас аудитории, – и договориться с ним о репетиторстве. Он тебе и математику объяснит, и сакральную геометрию, если сама не поймешь.
– Бесплатно? – на всякий случай уточнила я.
– Бесплатно, – подтвердил пернатый и деловито зачастил: – Найдешь его, скажешь, что тебя прислали… что тебе посоветовали к нему обратиться…
– Ага, – ехидно перебила я. – «Меня прислал к вам говорящий ворон. Сказал, вы позанимаетесь со мной бесплатно, потому что вы чудесный человек».
– Нет, – отрезал ворон. – Этот чудесный человек обещал… важному человеку выполнить его просьбу. Любую. В общем, скажешь ему, что это в счет той просьбы, которую он пообещал выполнить. Сама придумаешь, как выразиться корректно. Да что же это такое…
С этими словами он принялся чесать лапой крыло.
– Надеюсь, это действительно нервное, а не блохи, – хихикнула я. – Идем-ка, друг мой пернатый, на вакцинацию.
– Запишешься в библиотеку, найдешь Дмитрия, – напутствовал ворон, пока мы шли по пустынному коридору. – Список вопросов к экзаменам у тебя есть?
– Есть, есть. Ты так говоришь, как будто умирать собрался.
– Почем я знаю, – нахохлился он. – Вдруг я действительно возьму и умру? Вдруг у меня непереносимость препаратов?
– Ты что, антипрививочник? – неловко пошутила я.
Ворон надулся еще больше и уже традиционно замолчал. Нечем крыть, подумалось мне. Буквально через пару минут он был отомщен (или, напротив, посрамлен, смотря как на это взглянуть).
– Давайте заведем на вашего фамильяра карточку, – улыбнулась мне девушка-ветеринар из сто седьмого кабинета. – Как его зовут?
– Ворон, – кисло ответила я и, предупреждая вопросы, пояснила: – Моего ворона зовут Ворон.
– Сколько ему лет? – продолжила девушка.
Мы с вороном переглянулись. Вот ты ж блин блинский, пронеслось у меня в голове, надо было пернатого обо всем расспросить, а я опять наступила на те же грабли, что и с именем. Придется теперь выкручиваться, а точнее, говорить чистую правду.
– Он у меня недавно, – призналась я, – а прошлый владелец никаких данных мне не оставил.
– Так тоже бывает. – Ветеринар вновь лучезарно улыбнулась. – Сейчас посмотрим.
Она бесцеремонно пощупала ворона за бока, затем растянула крылья, некоторое время смотрела на расстояние от крыла до крыла и, наконец, открыв пернатому клюв, заглянула туда. Когда девушка принялась что-то записывать в карточке, ворон так и остался стоять с открытым клювом. Глаза у него были обалдевшие.
– Клюв можно закрыть, – не отрываясь от записей, сказала ветеринар. Ворон нервно клацнул клювом, а она сообщила: – Довольно взрослая особь. Возрастная. Я напишу: «Десять лет». Если у вас появится какая-то информация, изменим. Не чипирован?
– Нет, – грустно ответила я и успокаивающе погладила пернатого по голове.
– Мы его потом взвесим и измерим. Все данные будут в карточке, – сказала мне ветеринар. – Сейчас я введу вакцину. Ничего страшного, но, так как может подняться температура или птица может стать вялой, ближайшие три дня мы его понаблюдаем в стационаре. Если хотите, можете к нему приходить. Вкусного ему, к сожалению, будет нельзя. Особенно жирного и мучного. Кормить мы будем сами.
Сказав это, она достала из холодильника шприц с насадкой-распылителем и поднесла к клюву ворона.
– Будет слегка пощипывать, – предупредила она, после чего распылила вакцину пернатому в ноздри.
Ворон стоически держался, потом, когда девушка утилизировала шприц, дотянулся до клюва лапой, почесал его и потряс головой.
– Да, немножечко неприятно, – не оборачиваясь, согласилась с ним ветеринар.
По звуку она, что ли, ориентировалась?
В стационаре ворон внезапно оказался в гордом одиночестве. Вероятно, все остальные владельцы фамильяров были куда более осознанными ребятами, чем я. Они своих питомцев с рук на рынке не покупали, а если и да, позаботились обо всем до того, как приехать в академию. Перед тем как ветеринар закрыла клетку, я еще раз погладила ворона по голове, а потом помахала ему рукой. Хотела сказать, что принесу картошки, но вспомнила про запрет.
Я вышла из сто седьмого кабинета и, как только дверь за мной закрылась, осознала весь ужас своего положения. Я была совершенно одна в еще чужом мне городе (хотя и чувствовала себя в нем спокойней и свободней, чем в родном, но факт оставался фактом), в недрах неизведанной пока академии. У меня, конечно, была соседка по комнате, но я совершенно не ощущала с Миланой никакого родства душ и не видела возможности делать что-то совместное. Оказалось, что ворон, оттягивая внимание на себя и разговаривая со мной, закрывал какую-то очень большую дыру, и, пока он был рядом, я не думала о массе вещей, которые теперь выскочили из этой дыры и напрыгнули на меня всей стаей.
– Библиотека, – напомнила себе я.
Что ж, затыкать дыры книгами я тоже умела. Увы, надежды мои не оправдались.
– Вы чего хотели? – недружелюбно поинтересовалась у меня массивная дама-библиотекарь.
Я смутилась и проблеяла что-то про запись.
– Вы являетесь студентом академии? – Она наклонилась ко мне, надвинувшись огромной недружелюбной громадой.
– Н-нет. – Я рефлекторно вздрогнула и подалась назад.
– Вы абитуриент?
– Д-да.
– Тогда я не имею права записывать вас в нашу библиотеку. – Дама хлопнула ладонью по лежавшему перед ней журналу, точно подводя итог и припечатывая сказанное. – Вы не являетесь студентом академии. Можете записаться в районную при наличии у вас местной регистрации. У вас ведь есть регистрация в городе?
– Спасибо, до свидания, – выдохнула я и поспешила ретироваться. В глазах у меня стояла пелена слез.
Из библиотеки я почти что бежала. Как мне теперь узнать про сакральную геометрию? В районной библиотеке вряд ли раздают такие знания направо и налево, да и, самое ужасное, как мне сделать регистрацию в Питере? Была бы я студенткой – была бы зарегистрирована в общежитии, но тогда и в библиотеку академии меня бы записали без проблем.
Что со мной будет за эти три дня без советов ворона, печально думала я. Решившись на поступление, я полагала, что мне достаточно пересечь порог академии, и все сложится будто само собой. Все будет как в красивой сказке: вот я сажусь на поезд, а вот меня уже чествуют как известного мастера слова или одного из крупнейших художников современности, способных силой кисти или карандаша менять мир и создавать новые вселенные (ну ладно, ладно, хотя бы менять жизни тех, кто купит мои картины). Я ничего не знала про особые дары. Была уверена, что учиться магии может любой, у кого есть на то желание. Я такое не раз слышала своими ушами и читала об этом. Кроме того, у меня перед глазами был пример отца, который переучивался на хранителя закона и порядка (а это ведь тоже магическая специальность) в довольно зрелом возрасте. Чем я вообще думала? Пока получалось, что с пересечением порога академии мои проблемы только росли, как несущийся вниз по склону снежный ком.
– Я могу вам чем-то помочь? – Передо мной бесшумно возникла помощник Алиса.
– Да, – согласно ответила я. – Скажите, пожалуйста, где я могу найти Дмитрия Ивановича?
– Он в двести восемнадцатой аудитории, – с радостью в голосе сообщила она, как будто ей было очень приятно сообщать мне полезную информацию. – Это по главной лестнице вверх и налево.
– Благодарю, – тоже обрадовалась я.
Впрочем, поднявшись на второй этаж, я вновь встретилась с безысходностью. Как будто, кроме меня и моих эмоций, больше ничего и никого не было. Только в одном со мной автобусе приехало около сорока человек (да, кто-то с сопровождением, да, не все из них остались в корпусах академии, но все же. У кабинета приемной комиссии собралась небольшая очередь, но как собралась, так и рассосалась. В библиотеке я видела хорошо если пару студентов, в стационаре нет животных, а сейчас я шла по огромному гулкому коридору в одиночестве. Где все? Где толпы студиозусов, где недоумевающие абитуриенты, где веселые выпускники? Или просто все уже хорошо знают свой распорядок: одни закончили учиться, другие не начинали, третьи сидят по комнатам и активно готовятся к экзаменам, и лишь я как неприкаянная мотаюсь из корпуса в корпус бесконечными длинными коридорами разной степени убранства. Как-то не так я себе представляла свое появление в академии. Совсем не так.
Перед дверью двести восемнадцатой аудитории я остановилась и занесла руку, чтобы постучать. Опустила руку, размышляя, а не ждет ли меня неудача и здесь. Что ж, Дмитрий Иванович, подумала я, даже если вы чудесный человек, имеете полное право меня послать, раз уж все идет не по плану. Додумать мысль, принять потенциальный отказ, смириться с ним и таки постучать я не успела. Дверь распахнулась, и из аудитории вышел мужчина средних лет, больше, признаться, похожий на физрука, чем на математика, – подтянутый, с жестким пытливым взглядом, возможно, бывший военный. Он, кажется, не сильно удивился, узрев меня перед собой. Более того, похоже, даже этому обрадовался.
– Юная леди, я надеюсь, что вы не заблудились, но даже если и так, то провидение свело нас не случайно, – с патетикой в голосе обратился он ко мне, стараясь при этом не рассмеяться, а я вдруг поняла, почему ворон назвал его чудесным человеком: он располагал к себе и было в нем что-то правильное, что считывалось сразу. – Мне нужен ассистент для одного дела. Хотите поучаствовать?
Потом он вдруг спохватился и представился:
– Дмитрий… Дмитрий Иванович. Преподаю здесь точные науки.
– Женя, – ответила я и спешно добавила: – Я не заблудилась, я вас искала.
– Отлично, – приветливо кивнул он, – вы меня нашли. Я обязательно вас выслушаю. Но сначала все же побудете моим ассистентом?
– Согласна, – кивнула я в ответ.
– Тогда за мной!
Дмитрий (а мне почему-то хотелось называть его только по имени, без отчества) устремился к лестнице, я рванула за ним. Мы спустились на первый этаж, пересекли холл и оказались на крыльце академии.
– Я готовлю новые задания для студентов. Мне нужно понять, что может почувствовать неподготовленный человек, а что нет. Я сейчас попрошу вас встать на определенные точки и буду задавать вопросы. Отвечайте не задумываясь.
Я опять кивнула.
– Пока мы стоим здесь, куда вам хочется идти?
– Туда. – Я указала на улицу.
– Теперь подойдите, пожалуйста, к храму, а потом возвращайтесь и расскажите мне, какие ощущения были у вас там. Куда вам хотелось двигаться дальше.
Я посмотрела на храм, почти вплотную примыкавший к зданию академии, но подходить не стала, а прикрыла глаза. Перед моим внутренним взором возникли линии, сложившиеся в треугольник.
– Подходить смысла не вижу, – сообщила я Дмитрию, открывая глаза, – сразу скажу: для меня это выглядит как треугольник, и эта церковь стоит в одной из его вершин, поэтому от нее может тянуть как на ту же улицу, так и по диагонали. В принципе, если надо, могу показать на карте.
Дмитрий посмотрел на меня с нескрываемым уважением. Я бы даже сказала, что в его глазах был восторг.
– Простите, Женя, вы ведь еще у нас не учитесь?
– Нет. Я поступать приехала.
– На архитектора? – уточнил он.
– На архитектора, – подтвердила я, удивившись, как это он так сразу понял. Через пару секунд дошло: видимо, так же, как и ворон сначала определил меня в архитекторы, – по моему взаимодействию с городом.
– Вам говорили, что у вас талант?
– Как бы вам сказать… – смутилась я, после чего собрала волю в кулак и выпалила: – Мне говорили, но вы же знаете, что на архитектора надо сдавать математику и сакральную геометрию. Математику я забыла, а сакральной геометрии никогда не знала…
– Вы же только что решили задачу по определению лей-линий, причем не имея достаточных вводных, – изумленно перебил Дмитрий. – Я более чем уверен, что вы и начертите мне их идеально.
– Я это делаю интуитивно, – объяснила я и продолжила: – Теории я, к сожалению, не знаю. Именно поэтому вас искала. Мне сказали, что вы можете позаниматься со мной и подготовить меня к экзаменам, а еще…
Я посмотрела на Дмитрия, он посмотрел на меня, и в его глазах читалось что-то такое, что я бы назвала ощущением восторга от редкой удачи, как если бы он нашел клад.
– …тот, кто подсказал мне обратиться к вам, сказал, что… В общем, он сказал, что вы обещали одному важному человеку выполнить любую его просьбу и что занятия со мной пойдут в счет этой просьбы.
Последние слова я договаривала почти шепотом и, кажется, покраснела – щеки и уши у меня точно горели. Мне вдруг показалось, что я коснулась некоей тайны, а Дмитрий Иванович если не погрустнеет, то разозлится и все-таки откажет мне в репетиторстве. Дмитрий действительно посерьезнел, но потом его лицо вновь просветлело.
– Женечка, вы не представляете, какая это замечательная просьба! – воскликнул он. – Конечно, я буду готовить вас к экзаменам. Если вы переживаете о деньгах, для вас это будет совершенно бесплатно. Даже не возражайте.
– Я и не возражаю, – окончательно смутилась я.
В моей голове тут же развернулось несколько параллельных сценариев, как я потом отблагодарю Дмитрия Ивановича, если мне удастся поступить.
– Вы уже знаете, какие книги вам надо взять? – спросил он, когда мы вернулись в холл.
– Меня в библиотеке завернули, – пробормотала я. – Я же еще не студентка.
– Не переживайте, – успокаивающе уверил Дмитрий. – У меня есть нужная подборка. Вы где остановились?
– Здесь, в жилых ячейках. – Я повела головой в сторону двери «Только для персонала».
– Отлично, я все лето в главном корпусе. Если у вас нет никаких четких планов, приходите завтра часам к одиннадцати.
– В двести восемнадцатую? Тогда до завтра.
– В двести восемнадцатую. До завтра, Женя.
Когда я шла к жилым ячейкам по длинному коридору, так резко контрастирующему своей простотой с вычурными коридорами учебного (как назвал его Дмитрий, «главного») корпуса, мне вдруг подумалось: в том, что я в который раз захожу через дверь «Только для персонала», есть некий сакральный смысл. Вот только какой?
Глава 4
– Если говорить грубо, лей-линии – это прямые, соединяющие несколько мест силы. Это часть сетки Хартмана, о ней я расскажу позже. Иногда их называют дорогами фей. Многие исследователи утверждают, что старые римские дороги строились именно по лей-линиям и, когда выходишь на такую дорогу, ноги как будто бы сами несут тебя по ней…
Дмитрий Иванович рассказывал, а я живо представляла себе все то, о чем он говорил. Я видела ровные светящиеся линии на внутреннем экране, а сейчас – задним числом – отметила, что на них или вдоль них действительно располагались знаковые или культовые объекты, чаще всего храмы, и ноги действительно часто несли меня сами, если я выходила на такую линию. В общем-то, я этим обычно и пользовалась: нужно было послать в пространство намерение, увидеть линию и встать на нее. Дальше можно ходить, не чувствуя усталости, напротив, набираться энергии и заодно любоваться достопримечательностями.
– В качестве примера могу привести вам то, с чем мы немного поэкспериментировали вчера. Пантелеймоновская церковь стоит на пересечении лей-линий. Следуя в одном направлении, можно дойти до Преображенского собора, а по диагонали, как вы вчера и говорили, лежит Анненкирхе. – Дмитрий резко замолчал, а потом обеспокоенно спросил: – Женя, вы не задаете мне вопросов. Вам все понятно?
– Да, – кивнула я, отрываясь от конспекта.
Не говорить же ему, что задавать вопросы меня отучили в моем первом вузе. Это считалось дурным тоном – перебить преподавателя, спросить, уточнить. Изучать больше поощрялось, но лектора лучше было не трогать. Следовало записать вопросы на полях тетради (почти все преподы заставляли нас чертить поля: во-первых, все для тех же важных пометок, во-вторых, чтобы мы не забывали, как важно это для школы, куда мы все, по их мнению, обязательно отправимся работать), а потом идти с ними в библиотеку или к более сведущим студентам (чаще всего в роли такого студента выступала я).
– Если что, вы всегда можете меня перебить и задать вопрос, – сообщил Дмитрий. – Более того, когда вы уже будете учиться, помните, что в нашей академии здоровая дискуссия поощряется многими преподавателями. Не всеми, но многими. На моих занятиях я разрешаю уточнять и даже поправлять меня. Да, поправлять тоже. Я человек, а людям порой свойственно ошибаться и не знать абсолютно всего, даже если мы много лет в профессии. Процесс обучения – он ведь всегда обоюдный. Нам, преподавателям, частенько есть чему поучиться у студентов. Каждое новое поколение имеет новый взгляд.