Danyao
Dive
Copyright © (Danyao), 2025
All rights reserved.
Original Korean edition published by Changbi Publishers
Russian translation rights arranged with Imprima Korea Agency the Republic of Korea and Impressum Literary Agency (Russia)
© С. А. Латышева, перевод на русский язык, 2025
© _RC_, иллюстрация на обложке, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Глава 1. Мир, ушедший под воду
Сеул всегда был синонимом Кореи.
Даже после того, как все ледники в мире растаяли, море объяло здания, а Инчхон ушел под воду; даже когда страны развязали войну и дамба, защищавшая Корею, была разрушена, люди продолжали жить в Сеуле.
Конечно же, многое изменилось. Не было курьеров, которые доставляли бы посылки ранним утром. Стало невозможным хранить продукты в холодильнике. Районы теперь обозначались по названиям возвышенностей: Чонно-гу стал Пугаксаном, а Кванак-гу – Намсаном. Люди покинули свои квартиры и поселились в горах, где приспособились выращивать картофель с бобами или ловить рыбу.
Не боявшиеся глубокой воды дети, немного повзрослев, становились ныряльщиками. Они погружались на дно с кислородными баллонами за спиной в поисках невзбухших консервных банок, бутылок с маслом, тарелок и кухонных ножей. Иногда удавалось достать и герметично запечатанную электронику: скейтборды, способные передвигаться по воздуху, шлемы с дистанционной связью, планшетные компьютеры.
Немногое из этого работало исправно, однако такие трофеи были жизнью и достоинством каждого. Дети с Тунчжисана гордились игровыми приставками, которые даже не получалось зарядить; у детей с Намсана была целая гора антибиотиков, чей срок годности истек десять лет назад. Но что насчет детей с Ногосана? Им было нечем похвастаться, за исключением кучи вытащенных около пяти лет назад ховербордов[1].
Безусловно, Намсан был в десять раз шире, а число ныряльщиков обычно соответствовало размеру горы. Если сравнивать условия, казалось, что дела у детей с Ногосана шли неплохо. Однако, как это часто бывает, возражения проигравших не брали в расчет. Именно поэтому Сонюль проделала весь этот путь, полагаясь на небольшую лодку.
– Странно, что ты списываешь это на недостаток навыков. Мёндон прямо у тебя перед носом. – Десять дней назад Сонюль поссорилась с намсанским ныряльщиком Учханом.
Он спросил, не лучше ли сдать водолазное снаряжение и пойти сажать картошку, раз все, что она может делать, это поднимать со дна обычные консервы. Сонюль жутко разозлилась, и они заключили пари о том, кто сможет достать что-то более впечатляющее. На поиски отводилось пятнадцать дней. Судьями стали ныряльщики с Тунчжисана.
Правила были довольно простыми. И Сонюль, и Учхан должны найти что-то полезное в пределах района Ёнсан-гу. Участок был ограничен, чтобы состязание проходило честно. Будь это место, куда участники постоянно наведывались, определить, где и что находится, не составило бы труда. В случае победы Сонюль получала возможность нырять в районе Мёндона, однако при проигрыше теряла не только кислородный баллон, но и свои находки. Ныряльщики с Тунчжисана должны были получить что-то взамен за предоставление своей территории.
В этом пари можно было многое обрести и многое потерять.
Со дна Сеула мир напоминал перевернутую остроконечную шляпу сине-фиолетового цвета: солнце внутри представляло собой белый круг, обрамленный голубым светом, который по мере погружения становился все темнее. Светодиодные лампы на шлеме были не очень яркими, но их хватало, чтобы различать цвета под водой. Сонюль опустила голову и посмотрела на связку тросов, обернутых вокруг талии.
Через каждые полметра виднелись обозначения, сделанные красной краской. Это говорило о том, что глубина достигала уже двадцати метров. Сонюль размотала трос до желтой отметки, после чего привязала к каркасу соседнего здания, чтобы он не запутался в воде.
– Знаешь же, что мы на небольшой лодке и тебя будет сложно вытянуть наверх? Ты должна успеть подняться. – В динамиках шлема раздался обеспокоенный голос. Это был Чжио, напарник Сонюль.
– Просто осматриваюсь, волноваться не о чем.
– До этого ты ныряла с суши, и тросы держали двое. Но сейчас все по-другому, ты действительно можешь погибнуть. Будь осторожна.
– Конечно, я же первый раз под водой, – огрызнулась Сонюль. Однако она прекрасно понимала, что имел в виду Чжио.
Чтобы один ныряльщик спустился под воду, требовалась помощь троих. Три человека, которые могли бы потянуть за веревку, проверить ситуацию по видеозаписи с камеры на шлеме и нырнуть следом, если станет небезопасно. Но сейчас Чжио был единственным, кто мог проследить за Сонюль.
– Вдруг почувствуешь опасность – просто поднимайся. Если умрешь, то не сможешь сохранить свою гордость.
– Да, да, я справлюсь.
Буквы металлической вывески торчали из соседней стены. Это был Промышленный банк RBD. Сонюль ухватилась за нижнюю часть буквы D, как за ручку, и посмотрела вдаль. Словно статуи, изображающие древние мифы, здания стояли рядами по обе стороны и возвышались над дорогой, ведущей во тьму. Девушка сделала глубокий вдох и начала продвигаться вперед.
Целью было шестиэтажное здание с табличкой Akro Building. Оно находилось на довольно большом расстоянии от суши, поэтому, чтобы добраться до него, требовалась лодка. Кроме того, из воды здания было даже не видно, да и вокруг него все выглядело одинаковым. Оно располагалось в старом районе, ради которого не было причин подвергать себя опасности.
Но настоящие трофеи, как правило, скрывались в местах слишком непримечательных, чтобы кого-то заинтересовать. Сонюль привязала веревку у входа в здание и скользнула в темноту. Главный зал на первом этаже выглядел так, будто находился под водой так долго, что все краски потускнели. Когда девушка оказалась в подвале, тяжесть воды начала ощущаться еще сильнее – похоже на чувство, когда ворочаешься в кровати, завернувшись в толстое одеяло.
Прямо перед лестницей были офисные кресла, которые переплетались между собой, словно ракушки на камнях. Отодвинув эту груду в сторону, Сонюль стала пробираться вдоль стены вправо и проплыла через вторую дверь. На табличке значилось: «Камера хранения 2». Это было большое помещение, до потолка уставленное железными стеллажами, выстроенными в ряд. Полки располагались в виде решетки, и каждое отделение было заполнено прозрачными пластиковыми кубами.
А внутри кубов, высотой по пояс…
– Но… Это настоящие люди? – пробормотала Сонюль.
– Похоже, механические. И здесь не просто пара сломанных андроидов. Настолько хорошо сохранившихся экземпляров практически нет.
– Любой бы, кто их увидел, сказал, что это просто куски металла. Но у них есть кожа. И волосы. А еще все выглядят по-разному. Разве это не странно?
– Странно другое: каким образом обычные люди могут десятилетиями оставаться здесь без воздуха и еды?
Сонюль побродила между стеллажами и остановилась перед одним из кубов. Алый свет от шлема заструился по текстуре толстого пластика. Постепенно проявились очертания согнувшегося человека, лицо стало четким. Это была девушка в белой футболке.
Ее длинные черные волосы привлекли внимание Сонюль. Ныряльщица устала наблюдать на дне Сеула подобный темно-синий цвет. Даже сейчас она могла погрузиться в вязкую тень, просто выключив лампочки на шлеме. Однако волосы девушки-андроида выглядели по-другому – были яркими и четкими. Странно, что такое описание было применимо к черному цвету, с которым Сонюль сталкивалась каждый день.
– Как долго они здесь находятся?
– Нам было по два-три года, когда Сеул затопило, так что, скорее всего, не меньше пятнадцати лет.
– Наверное, и раньше такое было редкостью…
– Или наоборот. Будь андроиды чем-то особенным, их бы не оставили в воде вот так.
– Знаешь, иногда я не понимаю, на чьей ты стороне, моей или Учхана, – пробурчала Сонюль.
Большинство андроидов, которых можно было увидеть в Сеуле, были сломаны: их заливало водой, никто не следил за состоянием. Поэтому чаще у них вынимали аккумуляторы и детали, а тело выбрасывали. Однако все обстояло иначе, когда дело касалось живых, работающих андроидов. Если найти такого, ни у кого не останется другого выбора, кроме как проголосовать за Сонюль.
– Сперва нужно посмотреть, как заряжать. Непохоже, что у нее есть солнечные батареи… Работает лишь за счет аккумулятора?
– Подумаешь об этом, когда поднимешься. У тебя почти закончился кислород.
Чжио был прав, оставалось всего пять минут. Сонюль со всей силы толкнула куб. С двух сторон были проделаны углубления, служившие ручками. Она отвязала веревку от талии, чтобы закрепить куб, и в последний раз взглянула на девушку-андроида, прежде чем отправиться в путь.
Тени в воде на несколько мгновений замерцали, оставляя под веками отпечатки в виде чешуи.
Куб оказался легче, чем они думали. По дороге ребята время от времени останавливались, чтобы передохнуть, но в конце концов им удалось вдвоем поднять его на вершину горы. Девушка-андроид весила как 10-летний ребенок.
– Это же человек!
– Вас давно не было видно, так вот почему? Где вы ее нашли?
– Ну-ка, ну-ка, разойдитесь. Будет больно, если куб упадет вам на ногу.
Как только куб занесли в хижину, младшенькие подняли шум и облепили его со всех сторон. Пока Чжио разгонял детей, Сонюль нажала на красную кнопку в центре куба, чтобы открыть крышку. В узком пространстве внутри лежали разные брошюры и провода. Она вытащила их и убрала в сторону, а затем открыла брошюру.
Наша передовая технология сканирования синапсов
сохраняет воспоминания и сознание покойного.
Обнимите своего ребенка еще раз,
оформив пожизненную подписку.
Скажите родителям то, что никогда не могли сказать.
icontrols.newcomer.com
Сонюль не поняла значения написанного, но это не было похоже на описание зарядки. Ныряльщица вытащила андроида из куба, чтобы найти подходящий разъем. Внешне та выглядела совсем как человек, правда, ее кожа ощущалась иначе. Она была гладкой, однако возникало чувство прикосновения к мягкому стеклу, когда Сонюль надавливала ногтями.
Насколько можно было разглядеть, на коже не имелось даже мельчайших швов. Ныряльщица медленно ощупала позвоночник. Изгибы позвонков, будто склеенные между собой шестигранные игральные кубики, заканчивались чуть ниже шеи. Когда Сонюль откинула волосы в сторону, на затылке девушки-андроида показалось углубление размером с большой палец. Это была пластиковая крышка, покрытая напоминающим кожу материалом. Под ней находились отверстия для подключения проводов.
– Мы не сможем подключить ее к нашему ручному генератору.
– Не сможем?
– Не думаю, что это провод для зарядки. Нет, я уверен. – Чжио научился работать с разными механизмами у дяди. Взяв провода из пластиковой упаковки в одну руку, он начал объяснять. – Смотри-смотри, вот провод в форме трапеции. Это кабель, благодаря которому можно транслировать видео. Скорее всего, используется для вывода на большой экран того, что андроид видит своими глазами. А вот это…
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – резко сказала Сонюль.
– Так воспользуйся возможностью, чтобы чему-то научиться. Давно тебе об этом говорил. Думаешь, я родился с механизмом в руках?
– Я слишком занята запоминанием сеульских улиц. У меня голова взорвется, если буду знать еще и это.
Теперь оставалось решить только одну проблему: солнечных батарей не было, а имевшийся ручной генератор не подходил для зарядки. Как это часто бывает со сломанными андроидами, обездвиженная девушка представляла собой не более чем набор обычных деталей. Безусловно, она была ценным трофеем, поскольку сильно напоминала человека, но оставалось неясным, удастся ли одержать победу в споре. Если Учхан сможет достать работающий ховерборд, ныряльщики с Тунчжисана наверняка проголосуют за него.
– Как же так?
– Ну нет, не делай такое лицо, словно наступил конец света. – Чжио пораженно цокнул языком. – Полагаю, ты хотела сказать, что я не смогу этого сделать?
– Ты же говорил, что зарядить не получится.
– Дай закончить. Посмотри сюда. Их здесь два. – Чжио вдруг вытащил красный гладкий цилиндр и отсоединил пластиковое дно. С него свисал знакомый провод.
При виде него лицо Сонюль просияло.
– Это же аккумулятор! – воскликнула она и перевела взгляд на нижнюю часть тела девушки.
Похоже, талия была важна для гибкости движений, но вряд ли девушка-андроид смогла бы ходить с цилиндром размером с предплечье в животе… Единственная часть тела, где оставалось место для аккумулятора – ноги. И действительно, на задней части бедра имелась крышка.
– Если мы вставим его сюда, все заработает, да?
– Попробуем. Что ж, возможно, придется заряжать отдельно, но… Сколько дней у нас осталось?
– Нам было дано полмесяца, так что пять дней. Сегодня десятый.
Сонюль взяла у Чжио аккумулятор и на мгновение замерла. Возникло чувство, словно она только что перевалила через высокий холм и обнаружила новую улицу, спрятанную между хребтами. «Вставим аккумулятор, закроем крышку, и девушка снова начнет двигаться. Но что скажет, когда нас увидит? Скорее всего, она помнит только то время, когда Сеул был нормальным».
Думает ли она вообще? Или просто выплевывает заготовленные ответы по порядку, как те динамики у детей с горы Тунчжисан? Слово «андроид» вдруг показалось неприятным. Машина, человек. Сонюль не знала, где провести черту. Конечно, было бы здорово, если бы девушка говорила, думала и двигалась подобно настоящему человеку, а судьи без раздумий отдали бы голос за Сонюль.
Но ныряльщица не была уверена, что сможет объяснить все это андроиду.
– Не умеешь вставлять аккумулятор? – спросил Чжио после долгого молчания, протягивая руку, будто собирался сделать это за нее. Когда Сонюль склонилась над девушкой, в голове промелькнула фраза из брошюры, которую она читала ранее. Сначала она не обратила на нее внимания, потому что там было слишком много незнакомых слов, но теперь они показались важными.
– Погоди, погоди! – Сонюль отложила аккумулятор в сторону и взяла брошюру. – Посмотри сюда. Первое предложение. Что, по-твоему, оно означает?
– Наша передовая технология сканирования синапсов сохраняет воспоминания и сознание покойного. – Чжио, прочитавший брошюру, непонимающе моргнул. – Сканирование синапсов… Впервые слышу. Даже дядя не знает ничего подобного.
Дядя был одним из тех, кто вырастил около семи детей, включая Сонюль и Чжио. Кроме того, именно он научил Чжио разбираться в механизмах. Мужчина говорил, что получил докторскую степень в университете до затопления Сеула. Когда дамба рухнула, он повел группу паникующих людей на гору Ногосан и там же остался. Среди них были дети из младшей группы детского сада «Тхэён».
– Нет, не это. Часть про сохранение памяти и сознания покойного. Покойного.
– Покойный. Умерший человек… – бормотал Чжио, как вдруг вытаращил глаза. – Эта девушка мертва?
– Похоже на то. Умершего словно воссоздали, превратив в машину. Чтобы он думал и двигался, как при жизни.
Стоило этим словам слететь с губ, и смерть вдруг стала казаться чем-то незнакомым. Все живое должно однажды исчезнуть, но был ли способ избежать этого в прошлом? Можно ли было сохранить человека живым, точно еду, которую замораживали на несколько дней или месяцев?
На миг Сонюль вспомнила о людях, ушедших навсегда. Если бы она прыгнула в воду прямо сейчас, то увидела бы тела, чьих лиц и имен никогда не узнает. Воздушные баллоны были сняты с погибших ныряльщиков, что не успели подняться на поверхность. Смерть наведывалась не только в море, но и в горы. Когда простуда с кашлем перетекали в пневмонию всего за мгновенье или рана от гвоздя гноилась, антибиотики были бесполезны. Все, что можно было сделать, – подготовить место для могилы.
Во время похорон вместе с телом человека в землю зарывали и его воспоминания. Если бы у Сонюль было четыре руки, она бы двумя держалась за удочку, а оставшимися – за надгробие, но сделать это было невозможно. Чтобы жить дальше, требовалось отпустить прошлое.
Эта мысль заставила почувствовать, словно девушка перед ними – обман, к которому можно прикоснуться. То, что умерших превращали в машины, чтобы держать рядом с собой, то, что это было всего пятнадцать лет назад и что тогда в Сеуле жили люди, которым ужасно не хватало этой девушки. Должно быть, они были так же до́роги для нее, как и она для них.
– У нее есть воспоминания, и она совсем как настоящий человек, только с аккумулятором внутри. – Выражение лица Чжио стало серьезным, словно он пришел к аналогичному выводу. – Что ж, когда проснется, кажется, она сможет рассказать нам очень многое. Например, где все люди, которых знала раньше, должны ли мы продолжать так жить, и…
– Зачем будить ее ради этого?
Пока Сонюль говорила, Чжио задумчиво качал головой. Ныряльщица поставила себя на место девушки. По словам старших, раньше Сеул был волшебным местом, где не нужно было беспокоиться о холодной погоде и можно было просто повернуть кран, чтобы получить чистую воду. Беззаботно жить в таком месте и вдруг проснуться в темной и мрачной хижине – вряд ли это было чем-то хорошим.
Сонюль представила, как девушка просыпается и смахивает сон с ресниц. Если бы только она могла вот так отмахнуться от того, что было в голове. Если бы человеческий разум был настолько прост.
– Ты же не хочешь разбудить ее, когда ей снится хороший сон? – спросила Сонюль.
– Но все же… Она должна проснуться. Рано или поздно проснется, – после долгого молчания ответил Чжио.
– А что, если бы ты мог уснуть навсегда и просто продолжать видеть сны? Или если бы проснулся и не смог забыть сон?
Девушка все еще спит в прошлом. В прошлом настолько прекрасном, что оно не сравнится с настоящим. В то время, когда можно было просто выбросить вполне целые вещи, оставить еду в холодильнике и забыть о ней. Безусловно, это был всего лишь сон, но даже если так, размышляла Сонюль, то она не возражает даже умереть от голода во сне.
– Думаю, нам нужно разбудить ее и подумать. Ведь осталось всего пять дней. Чтобы победить Учхана, недостаточно принести обычные вещи. Даже если достанешь другой куб, это не решит проблему.
– Если так и будет, я лишусь своего баллона… Не хочу извиняться перед Учханом, – тихо призналась Сонюль.
– Понимаю. В любом случае она не будет работать без электричества. Можешь объяснить ей ситуацию и попросить отправиться на Тунчжисан вместе. Скажешь, что снова вытащишь аккумулятор, когда спор разрешится.
– Снова вытащу аккумулятор?
Сонюль обдумала предложение Чжио. Он был прав. Как только ток будет отключен, машина вернется в состояние забвения. В темноту, где ей не придется беспокоиться о том, чтобы все забыть. Но будет странным предложить альтернативу в виде извлечения аккумулятора после того, как они покажут мир, перевернувшийся с ног на голову.
Ныряльщица понятия не имела, с чего начать рассказ. Станет ли это решением? Не слишком ли все просто?
– Что делать, если ей не понравится ни один из вариантов и она убежит? Или прыгнет в воду и сломается…
– Чтобы выяснить это, нам придется сначала разбудить ее и поговорить, – покачал головой Чжио. – Это лучше, чем сидеть сложа руки. Оставим все как есть – точно проиграем.
Глава 2. Сухо́
Вопреки переживаниям, реакция девушки была спокойной. Она пристально посмотрела на Чжио и Сонюль и лишь спросила, не загробный ли это мир. Вместо того чтобы неловко ходить вокруг да около, Сонюль рассказала все, что знала. Что ледники в мире растаяли, немного спустя уровень моря поднялся, поэтому вокруг Кореи построили дамбу. Однако началась война, и Сеул оказался затоплен. И с этого момента прошло уже пятнадцать лет. Безмолвно выслушав объяснения, девушка недоуменно спросила:
– Тогда почему я здесь?
– Потому что мы ныряльщики. Мы погружаемся на дно Сеула и достаем оттуда старые вещи. Мы побывали в подвале одного здания, и там находились люди в пластиковых коробках.
Сонюль умолчала о пари с Учханом. Ей показалось, что лучше рассказать подробности, когда они откроются друг другу. Удовлетворившись объяснением, девушка кивнула и затихла. Ее отстраненное поведение напоминало исследователя, который одной ногой стоял в прошлом и размышлял, безопасно ли переходить в новый мир. Это порядком нервировало.
– Слушай, здесь будет хуже, чем раньше, это точно. Мы не видели Сеул, когда он был цел, и не знаем, как раньше обстояли дела. Но ты знаешь. И ты жила там не так давно. Так что… Если не желаешь оставаться здесь и хочешь вернуться в море, я отведу тебя обратно.
– То есть ты собираешься меня убить? – Встречный вопрос девушки натолкнул Сонюль на мысль, которую она даже не рассматривала. Минутку, а девушка знает, что она андроид? Если воспоминания остаются, надолго ли они сохраняются?
«У нее вообще есть воспоминания о смерти? И разве она не спросила про загробный мир, как только увидела нас?» – Ныряльщица подумала, не объясняет ли это, почему девушка не испугалась и не разозлилась. Она знает, что умерла, но не думает, что стала андроидом. Вот почему вся ситуация не кажется ей реальной.
– Нет, что за глупости… – Оглядевшись по сторонам, Сонюль заметила брошюру у ног Чжио. – Вот, это было вместе с тобой в коробке. Прочти. Текст небольшой.
Девушка взяла брошюру обеими руками и стала перечитывать снова и снова. Не то чтобы эти четыре предложения было трудно понять, но, похоже, оказалось трудно принять за правду. Сонюль проследила за взглядом девушки, чувствуя, как потеют руки. Разные по ширине контуры окружали маленькое черное отверстие в центре, образуя зрачок. Казалось, что кусочки света, мерцающие у краев век, втягивались внутрь. Затем девушка заговорила:
– Я помню, как несколько месяцев назад меня консультировала эта компания. В декабре 2038 года. Они сказали, что мне нужно провести месяц с электродами в голове, чтобы правильно собирать данные. Поэтому я сбрила волосы… Проснулась, а они снова растут. – Девушка уставилась на Сонюль, уголки рта дернулись, она слегка улыбнулась. – Получается, нельзя сказать, что это было пару месяцев назад?
Предположения оказались ошибочными. Девушка знает, что умерла и стала андроидом. Или, точнее, смирилась с тем, что станет андроидом после смерти. Подобная реакция была гораздо лучше рыданий, но Сонюль все равно чувствовала, словно оказалась в ловушке тайны.
– Значит, твое последнее воспоминание относится к 2038 году, так?
– Да, мне тогда было восемнадцать. А какой сейчас год?
– О, сейчас 2057 год. Может быть, подсчет неверный, но так думают все, – нерешительно ответил Чжио.
– А как же остальные провинции?
– Остальные?
– Сеул ведь не единственный город в Корее. Есть еще Сувон, Вончжу и Сечжон.
Мир, который знала Сонюль, заканчивался в провинции Кёнгидо, а точнее в Пхангё. Дальше ехать не было смысла.
Пхангё был местом, где собирались знатоки техники. Они чинили сломанные электроприборы в обмен на консервы или покупали необходимые запчасти. Люди говорили, что следует заглянуть в Пхангё, если вы не знаете, что делать с найденной вещью. Сонюль тоже несколько раз ездила туда вместе с дядей.
– Слышала, Сувон находится под Пхангё, но никогда там не была. О двух других не знаю. Я не выезжала дальше Пхангё.
– Когда ты говоришь о Пхангё, ты имеешь в виду место рядом с Пундан-гу?[2]
– Да, там находятся высокие здания с большими окнами и живет много дяденек, которые любят механизмы.
– В Пхангё, кажется, неплохо. Удивительно…
– Нет, нет, он полностью затоплен. Как и Сувон. И, скорее всего, как другие города.
Жители Пхангё жили на крышах зданий, а не в горах. Кубические строения с расположенными решеткой окнами было сложно отличить друг от друга, а солнечный свет, отражавшийся в них, слепил до боли в глазах. В некоторых местах окна были во всю стену, и при подъеме на крышу возникало ощущение, словно идешь по свету. Вот почему Пхангё, где возвышались подобные здания, походил на стеклянное полотно. Стекло, которое плавилось и застывало по мере того, как всходило и заходило солнце.
Сонюль вспомнила историю, которую мельком услышала в Пхангё: если долго идти от места, где кончается море и видна огромная гора, то попадешь в место под названием Канвондо[3]. Однако территория, где живут люди, огорожена электрическим забором – можно погибнуть, если подойти слишком близко. Даже если повезет перебраться через забор, вас все равно прогонят.
– Есть одно место, где все в порядке. Я только слышала об этом, но говорят, горы в Канвондо настолько высоки, что вода до них не добралась. Оттуда приходили, чтобы спасти нас, но теперь в Канвондо не пускают. Люди не хотят, чтобы мы жили вместе с ними.
– Не пускают только тех, кто не жил там раньше, или вообще никого? Сколько там людей?
– Не знаю, но забор выше нашего роста.
– Хм, – вырвался у девушки-андроида короткий вздох, и губы сжались в задумчивости.
Сонюль посмотрела прямо в лицо девушки. Глаза человека всегда были темными, но не линзы машины. Свет поблескивал в их черных контурах, становясь то фиолетовым, то светло-зеленым, то голубым.
Ресницы, наполовину прикрывавшие глаза, были очень изящные, словно сеть прожилок погруженного в воду листа. Ныряльщица подумала о металлическом мозге и сердце, скрывавшихся внутри нее. О разуме, переместившемся из Сеула декабря 2038 года в Сеул 2057 года и принимавшем свою смерть. В голову пришла мысль, что электрический мозг такой же сложный, как и человеческий, состоящий из плоти и крови.
Когда молчание стало невыносимым, младшенькие открыли дверь хижины и вбежали внутрь. Они сказали, что дядя вернулся. Сонюль рассудила, что девушке стоит немного побыть одной и привести мысли в порядок. Они с Чжио пригрозили детям, чтобы те не беспокоили гостью, и вышли наружу, прихватив с собой брошюру.
– Как много известно дяде? Дети так шумели, что он наверняка уловил суть.
– О чем? – переспросил Чжио.
– В этот раз дядя говорил, что поедет в Пхангё чинить радиоприемник, поэтому давно не появлялся. Он, наверное, даже не знает, что мы с Учханом поссорились.
– Ты же не планировала это скрывать?
– Нет, ну… Раз уж произошло, то ничего не поделаешь. Но как сказать об этом дяде?
– В вопросе уже есть ответ. Это же уже случилось.
– Ты слишком беспечный.
– Еще страннее то, что ты трясешься по такому поводу, хотя без проблем погружаешься на 15–20 метров только из-за своего самолюбия. Если бы ты не смогла подняться, я собирался просто отвязать веревку и уплыть. Если бы лодка перевернулась, мы оба погибли бы. Лучше пожертвовать одним, чем умереть вдвоем и потерять лодку.
– Шутишь же?
– Я серьезно, – нахмурился Чжио и показал язык. Сонюль с силой хлопнула его по спине и посмотрела вперед. Дядя сидел на камне, подперев двухместный ховерборд. Встав позади, Сонюль положила руку ему на плечо:
– Ты так долго не приходил. Уже решила, что утонул по дороге.
– Я пробыл в Пхангё целый месяц. Когда собирался возвращаться, мой ховерборд сломался, пришлось снова ремонтировать. Рад, что у вас все хорошо, но… – ответил дядя, не отрывая взгляда от горизонта, а потом вдруг повернул голову и посмотрел на Сонюль. – Еще один человек должен подойти, не так ли?
Он слышал новость, теперь настало время выслушать оправдания виновника. Чжио отошел на несколько шагов, как бы говоря: «Я ничего не знаю». Сонюль схватила его за руку и присела рядом с дядей.
– О чем тебе успели рассказать?
– Что вы с Учханом заключили пари: выиграет тот, кто за пятнадцать дней найдет в Ёнсан-гу вещь круче. И что тебя не было какое-то время, но ты вдруг привела с собой девушку.
– Это андроид. Она знает, что мертва и стала машиной. – Сонюль достала из кармана брошюру и протянула дяде. – Ты все поймешь, когда прочитаешь. Там есть зарядное устройство для аккумулятора.
– Снова обнять ребенка, оформив пожизненную подписку… – Прочитав вслух, мужчина задумчиво кивнул. – Значит, собираешься взять ее с собой на пари? Ты рассказала ей, в чем дело? Не только о проблемах между тобой и Учханом, но и о том, почему Сеул стал таким?
– Я все объяснила. Она говорит, что 2038 год – это ее последнее воспоминание. Насчет пари… До него еще несколько дней, так что, думаю, мы можем подождать и посмотреть, а потом поднять вопрос, когда придет время. Не так уж сложно попросить пойти вместе на Тунчжисан – вряд ли у нее есть другие дела.
– Она примерно нашего возраста. Ей восемнадцать, – вклинился в разговор Чжио.
– Посмотрим, если ей было восемнадцать в 2038 году… Она немногим моложе меня, на семь-восемь лет… – Дядя резко замолчал на полуслове.
Сонюль привыкла к чувству неловкости, когда он прерывал речь подобным образом. Мужчина не любил говорить о прошлом.
– Допустим, ты выиграешь пари. Нечасто встретишь исправного андроида. Что собираешься делать после?
– Узнаем, когда доберемся на место. Но я сказала, что верну ее в море, если она пожелает. Не думаю, что она захочет жить в таком месте. – Сонюль произнесла «в таком месте» с особой осторожностью. Ей не хотелось создать впечатление, что с Ногосаном что-то не так.
Конечно, Ногосану было нечем гордиться. Людей здесь становилось все меньше. Взрослые давно уехали, Учхан тоже перебрался на другую гору. На Ногосане остались лишь несколько детей, ровесников Сонюль, и дядя. Пройдет немного времени, и эти дети отправятся в другие места. До Намсана и Ансана можно было добраться на ховерборде всего за полчаса. И там было лучше, чем здесь.
Но дядя, похоже, не собирался их слушать. За прошедшие девятнадцать лет разница между Ногосаном и Намсаном стала незначительной.
– Вы пришли к такому выводу после разговора с ней или перед пробуждением?
– Перед. Я хотела спросить, можно ли вставить аккумулятор. – Сонюль сузила глаза и ткнула в сторону Чжио. – Это он сказал, чтобы мы ее разбудили, вот он.
– Эй! Ты же ее сюда принесла, – возмущенно воскликнул парень, но после выпрямился, заметив перемену в настроении. Веселое выражение лица дяди стало серьезным. Сейчас было не время для шуток и перекладывания ответственности.
– Выходит, разбудили, потому что хотели выиграть пари. Хотя все понимали.
– Да, – удрученно кивнули они.
– Так делать нельзя. Убивать плохо, но и спасать насильно тоже не стоит. Тем более когда делаешь это ради себя, а не самого спасенного. Обещание вытащить аккумулятор не решит проблемы. Даже если человек проснется всего на час, день или месяц, а потом снова отключится, в тот момент, когда вставишь аккумулятор без разрешения, ты уже поступишь эгоистично.
– Но без аккумулятора не получится спросить, хочет ли человек жить или нет, – осторожно возразил Чжио. – Конечно, если спросить, он скажет «нет».
– Сомневаюсь, что вы можете ответить на этот вопрос, просто чувствуя, что живым быть хорошо, а мертвым – плохо. Коли не пришли к ответу, ничего не делайте. Невежливо спрашивать о чем-то после того, как ты уже это сделал. Особенно если не подумал о дальнейших шагах. Не знаю, как вы к этому относитесь, но я верю, что так будет правильнее… – Дядя уставился вдаль, на башню Сэган, возвышающуюся над горизонтом, а затем произнес похожую на вздох фразу: – Это не просто человек.
Его голос затих, но Сонюль словно уже знала слова, которые остались невысказанными.
Дядя был странным. У него имелась привычка говорить, что не стоит держаться за прошлое, но сам он совершенно не следовал своим словам.
Продолжал жить в Сеуле, хотя и повторял, что город, для защиты которого необходима дамба, все равно затопит. Ему не нравилось, что туда погружались ныряльщики, но когда кто-то просил починить машину – соглашался. Твердил, что не нужно поминать умерших, зато всегда клал цветы на могилы.
Сопоставляя эти факты, Сонюль порой задавалась вопросом, чего же он хочет.
В хижине девушки не было. Дети сказали, что она спустилась к берегу, добавив, что со спины ее фигура не показалась им живой, и они списали все на оптический обман, созданный солнцем, на мгновение пробившимся сквозь облака. Поэтому не подумали пойти за ней и проследить. Сонюль знала, что это такое.
Были люди, которые помнили названия кусков цемента лучше, чем названия гор. Перед рассветом они шли к берегу и всматривались в морскую гладь. Глыбы, которые некогда служили квартирами и зданиями, на заре становились все меньше и меньше, пока совсем не растворялись в солнечном свете.
Воспоминания о таких людях всегда ограничивались ходьбой. Они просто шли. Вперед и вперед, пока их макушки не погружались в воду, а песок не уходил из-под ног. Они были совершенно спокойны, будто ступали не по морю, а по асфальту.
Это было совсем непохоже на смерть из-за болезни или старости. Поговаривали, что в таких случаях ты не умираешь, а просто уезжаешь в Сеул, к лучшей жизни, например в Канвондо или Пхангё. Многие взрослые поступали так, и девушка тоже могла. Но так не должно быть.
Странный комок сжимался в глубине души, желающей выиграть в споре с Учханом. Это было просто чувство – чувство, для которого не хватало слов, чтобы обратиться в мысль, и у которого не было направления, чтобы стать эмоцией. Чувство о чувстве.
Сонюль попыталась назвать его, например, тревогой или беспокойством, но в итоге бросила попытки и сделала шаг за пределы хижины. Дядя и Чжио вышли первыми. Все трое молча смотрели в сторону, куда указывали мальчики. Заросли кустарника скрывали границу между сушей и водой. После долгого молчания дядя заговорил:
– Ты спрашивала ее имя?
– Нет.
– Значит, мы не сможем сделать ей могилу.
Сонюль двинулась вперед, Чжио следом. Когда они прошли через кусты и спустились по склону, показалась спина девушки. Ее футболка имела странный цвет, какой не найти ни на суше, ни в воде. Она была белой от влаги.
Девушка заметила чужое присутствие и, повернув голову, посмотрела на Сонюль. Ее лицо не двигалось, но голос звучал приглушенно, ощущение реальности странно размывалось:
– Корпус довольно прочный. Даже если немного поплаваешь, он не сломается.
Был ли это эффект динамика, который позволял говорить, даже не открывая рта? Сонюль задавалась этим вопросом в попытках уловить скрытый смысл сказанных слов. Мальчишки были шумными – должно быть, много обсуждали ставку на горе Тунчжисан. Девушка, вероятно, таким образом узнала, какова ее роль, ведь целые андроиды очень ценны.
– Ага. – Все мысли в голове вмиг улетучились, с губ ныряльщицы сорвался тяжелый вздох.
Девушка хихикнула и больше ничего не сказала. За то время, пока сердце Сонюль быстро-быстро билось, подошли дядя и Чжио. На лице первого мелькнуло удивление, но лишь на мгновение. Ныряльщица с напарником отошли на несколько шагов и наблюдали, как общаются люди из старого мира.
Какое-то время они обсуждали 2042 год. От бомбардировки пострадала не только плотина. Целые здания в Ёыйдо[4], Сечжоне и Ингедоне[5] превратились в порошок и ушли под воду. Были и другие разрушения, о которых не знали или забыли. По словам дяди, «самым удивительным было то, что башня Сэган все еще стояла».
– Она не упала? В новостях только и говорили о том, что из-за грунта она накреняется, разрушается, что ее нужно отстраивать заново. Кажется, она рухнула бы и без бомбы.
– Каждый раз, когда смотрю на нее, удивляюсь. Ее видно даже отсюда.
– Сеул ведь не один такой. Есть ли люди, которые живут не в горах? Например, в квартирах? Кажется, это возможно, раз высокие здания не затопило.
– В районах, где почти нет гор, так и есть, но не в Сеуле. Полезные вещи в основном остаются в горах, холодильники и подобные предметы уже вышли из строя. Выращивать еду трудно, поскольку вокруг лишь бетон. Днем там жарко, как в парнике, а подвалы затоплены, поэтому это не место для жизни…
И тут тема в одно мгновенье оборвалась, переключившись с целого мира на одного человека. Девушка поинтересовалась, чем дядя раньше занимался, и тот, как всегда, уклонился от ответа. Наступило молчание, а затем мужчина спросил ее имя.
– Чхэ Сухо. Чхэ. Сухо.
– Чхэ Сухо.
Сонюль показалось, что дядя немного отстранился от мира, повторяя эти два слова. Только взрослые могли делать такое лицо, пытаясь найти друг в друге давно позабытые моменты, чтобы нарисовать картину прошлого. Мужчина хотел что-то сказать, но потом закрыл рот. И снова открыл.
– Как ты в итоге хочешь поступить?
– Пока не знаю.
– Тогда я отправлюсь в мастерскую, а ты приходи, когда соберешься с мыслями. Спроси у ребят в хижине дорогу, они подскажут.
Дядя ушел вместе с Чжио. Наверное, они вдвоем пошли проверять ховерборд. После, вероятно, поставят на стол в мастерской радиоприемник, отремонтированный в Пхангё. А может быть, проверят отложенные заказы. Вместо того, чтобы последовать за ними, Сонюль присела рядом с Сухо.
– Почему? – коротко спросила Сухо.
Почему она осталась? Потому что ей нужно было набирать очки, чтобы доставить девушку на Тунчжисан целой и невредимой? Или же ей было стыдно за то, что она обращалась с ней как с вещью? Эти мысли схватили Сонюль за руки и потянули в разные стороны, и в итоге ныряльщица не могла определить, какая из них правильная.
После долгих раздумий осталось лишь ощущение, что стоит извиниться, однако возникло еще больше вопросов. Извиняется ли она только ради доверия или искренне? Раз это был вопрос, который Сонюль задала сама себе, она была уверена, что сможет на него ответить, но в голову ничего не приходило. В конце концов она произнесла лишь: «Просто». Просто. Уголки губ Сухо растянулись в улыбке.
На некоторое время воцарилось молчание. Солнце опустилось, словно коснувшись невидимого потолка, и остановилось в центре башни Сэган. Небо за ней было голубым, но с примесью красного. Когда красный оттенок стал более отчетливым, Сухо заговорила:
– Я уже видела эту башню в новостях. Говорили, она опасна, поскольку земля неустойчивая, что может скоро обрушиться. Поэтому иногда я молилась, чтобы это произошло побыстрее. Или чтобы это вообще не попало в новости.
– Почему?
– Наверное, мне было тяжело на душе, – сказала Сухо, и с этого момента история неожиданно стала набирать обороты.
Девушка рассказала, что долгое время болела, поэтому родители сделали копию ее воспоминаний на компьютере.
– С двенадцати лет я лежала в больнице, прикованная к постели. Радиотерапия, уколы в позвоночник, всевозможные виды лечения. Мне не становилось лучше, но я и не умирала. Тогда подумала, что нет необходимости стараться жить.
Стараться, чтобы выжить. Стараться, чтобы жить. Сонюль поняла, что ощущение может измениться, если просто добавить или убрать приставку.
Хотя ныряльщица видела больницу лишь издалека, она знала, что такое болеть. Наблюдала, как тетя постоянно кашляла и страдала, пока наконец не умерла. Когда ты провел шесть лет в состоянии бездыханности, не имея возможности ни выздороветь, ни умереть, кажется, что просто жить может быть тяжело.
– Значит, несмотря на все усилия, ничего не изменилось?
– Это лишь отсрочило день смерти.
– А родители знали?
– Конечно. Притворялись, будто не знают, но верь они в мое выздоровление, стали бы сохранять воспоминания? Они думали, что я скоро умру, вот почему.
– Понятно.
– Разве не забавно?
– Что именно?
– Человек, который не хотел жить, жив. Здание, которое должно было рухнуть, до сих пор стоит. Ни спасенных людей, ни других зданий больше нет.
Спина Сухо слегка задрожала, и раздался странно оживленный смех. Длинная тень позади нее выглядела так, будто ее вырезали и сшили из исчезнувшего времени. Сонюль положила руку за спину и опустила кончики пальцев в тень, словно пыталась что-то украсть из нее. Странные факты перемешивались с землей и песком под ее ладонью.
То, что родители, зная о скорой смерти дочери, пытались отсрочить момент. То, что она наконец вернулась к жизни. И что это действительно было возможно. Даже если она не хотела. Все казалось абсурдным, подобно сну, однако говорили, что Сеул когда-то действительно был полон абсурда. Еды производилось так много, что продукты буквально гнили. Их можно было положить в холодильник и забыть, а если пища была невкусной – ее просто выбрасывали.
Сонюль думала о мире, где все возводилось в абсолют, будь то драгоценные или незначительные вещи. Она подумала о том, как родители Сухо, должно быть, держались за свою дочь, и о взрослых, которые плакали, рассказывая о своей семье. Ныряльщица могла представить такие слезы. Однако жизнь Сухо не казалась такой же ценной, как ее разум, поэтому Сонюль не могла поставить себя на ее место.
– Прости.
– Не стоит извиняться. Это всего лишь пари. Так или иначе, все закончится, если ты вытащишь аккумулятор. А можно просто опуститься на дно океана. Если бы хотела, я бы уже это сделала. Смотри, вот так.
Солнце уже почти коснулось кромки воды. Сухо поднялась с места, взобралась на ближайший камень и бросилась в море. Столб воды цвета туши взметнулся в воздух, словно случайный штрих, и принял форму человека.
– Но у меня есть один вопрос, и я собираюсь жить, пока не найду ответ на него.
Вода вновь стихла. Рябь слегка мерцала, скрывая великолепный город.
Внизу в течение пятнадцати лет были двери, которые ни разу не открывались. Когда открываешь их, вода начинает двигаться, создавая сильное течение. Если неосторожно попасть в него, можно разбиться о стену или пробить баллон с воздухом.
Но даже предчувствуя неудачу, невозможно не отворить эти двери. Хорошие вещи находятся только там. Сонюль поняла, что и в жизни иногда бывают такие моменты. Моменты, когда страх неудачи и навязчивая идея о том, что так и должно быть, переплетаются.
– Вопрос? – медленно переспросила Сонюль.
– Сейчас 2057 год, а мое последнее воспоминание – 2038-й, между которыми прошло девятнадцать лет. Но ты сказала, что Сеул затопило пятнадцать лет назад. Четыре года пустоты. Почему? Что я делала все это время?
Сухо вышла на берег и остановилась перед ныряльщицей. Тело девушки, стоявшей спиной к солнцу, напоминало фитиль факела, а заходящее солнце – гигантское пламя. Два глаза из пластика и стекла безумно светились на погруженном во тьму лице.
– Я сидела здесь и думала об этом, снова и снова, снова и снова. Почему родители бросили меня? Из-за того, что настоящая Чхэ Сухо чудесным образом исцелилась и клон оказался не нужен? Или потому, что она умерла через четыре года и они хотели воссоздать ее, но не сохранили воспоминания после 2038 года? Или поняли, что клон не сможет заполнить пустоту, оставшуюся после смерти дочери?
Ее голос набегал волнами. Сонюль тяжело сглотнула, чувствуя, как сжимается сердце. За эти четыре года все воспоминания погрузились в воду, так что их невозможно было различить, и они, вероятно, даже не принадлежали стоявшей перед ней Сухо.
– Я поучаствую в пари. Взамен найди мои четыре года.
Именно тогда Сонюль осознала, что вытащила из пластикового куба: не предмет для пари, не полностью функционирующего андроида, а прошлое, которое пока их не настигло.
Глава 3. Исчезнувшее время
Мастерская представляла собой деревянную постройку, расположенную на вершине горы. Сначала ее использовали в качестве комнаты отдыха, но, по мере того как на гору приходили люди, функция естественным образом изменилась. Раньше здесь было много людей, но когда большинство из них уехали, в мастерской устроили склад, там же ночевал дядя.
Пятнадцать лет назад, пока другие просто беспокоились о пище и сне, дядя упорно собирал вещи, на которые никто не обращал внимания: аварийные генераторы, моторы, солнечные панели, сварочные прутки, реостаты и конденсаторы. Сонюль слышала, в чем смысл всего этого, бесчисленное количество раз, однако со временем положение дел изменилось.
Благодаря этому мастерская Ногосана стала достаточно известна – стали поступать заказы от жителей других гор. Естественно, у дяди было много редких механизмов. Система навигации была одним из них. Она понадобилась, чтобы найти здание, о котором говорила Сухо.
– Поэтому мы решили осмотреть ее старый дом. – Сонюль вернулась в мастерскую вместе с девушкой и рассказала об их разговоре у воды.
Сухо согласилась выступить предметом для спора и отправиться на Ногосан. Но взамен Сонюль должна была спуститься вместе с ней на дно моря. Это было обещание, которое они дали друг другу. Услышав всю эту историю, дядя озадаченно спросил:
– Думаешь, там что-нибудь осталось?
– Кто знает. В некоторых закрытых помещениях на удивление есть уцелевшие вещи.
– Просто беспокоюсь, что ты так легко подвергаешь себя опасности.
– Я постоянно этим занимаюсь, в чем опасность?
– Минуло уже пятнадцать лет. Разве там могло что-то остаться?
– Никогда не знаешь наверняка. Попробуем отыскать. Заодно заберем все ценное, если такое попадется.
Спустя некоторое время дядя сдался. Он достал свой навигатор и вывел на экран место, о котором говорила Сухо. Сонюль указала на гору и объяснила:
– Квартира находится в общей зоне, так что можем зайти туда в любое время. Кстати, мы же говорили о больнице. Сеульская больница Сэган… Если собираемся ее посетить, придется отдельно поговорить с людьми с Тэмосана. Но не знаю, пустят ли нас. Они не любят, когда ныряльщики оказываются на их территории.
– Тогда давай начнем с дома. Что касается больницы… Если случился рецидив, наверное, меня положили туда, но…
– Разве человеческое тело уже не мертво? Будь ты жива, тебя бы не превратили в андроида. – В разговор вмешался Чжио.
«Ну вот, опять началось», – подумала Сонюль, потерев переносицу. Самым большим недостатком Чжио было то, что он говорил прямо в лоб, если считал что-то правдой. Временами это раздражало, ведь из-за него окружающим становилось неловко. Ныряльщица извинилась перед Сухо, а затем набросилась на напарника:
– Разве тебе не влетело за сказанное на днях перед Учханом? О Юан.
– Нет, ну Учхан же знает, что я всегда так себя веду. И она правда умерла.
Когда же он поймет, что не всякую правду стоит высказывать прямым текстом. Сонюль с дядей переглянулись, ныряльщица посмотрела на Сухо. Та моргала со странным выражением лица.
– Прости, этот ребенок немного странный. Он не плохой, но часто ведет себя подобным образом.
Сухо лучезарно улыбнулась и махнула рукой, как бы говоря, что все в порядке. Атмосфера изменилась так внезапно, что создавалось впечатление, будто человек, привыкший притворяться, надел маску.