Читать онлайн Не колдуй в офисе!

Глава 1: Камень в стоячей воде

Понедельник в «ПромСтальКонсалтинге» всегда пах одинаково: смесью вчерашнего кофе, пыли из вентиляции и тихой, почти осязаемой безысходности. Для Алексея Лебедева, магистрата отдела аналитики (хотя слово «магистрат» здесь звучало так же нелепо, как «космонавт» в коровнике), этот аромат был парфюмом его жизни. Он сидел в своей ячейке серого офисного улья, и его мир сузился до девятнадцати дюймов гудящего монитора.

Гудел, кстати, не только монитор. Гудело всё. Гудели системные блоки, гудели лампы дневного света, но громче всего гудел Игорь Петрович из соседнего «отсека». Он пил чай. Этот процесс, для большинства людей обыденный и тихий, у Игоря Петровича превращался в симфонию хлюпанья, причмокивания и оглушительных глотков, способных, казалось, всосать всю влагу в радиусе трех метров. На его кружке, как вечный укор всему сущему, красовалась надпись: «Лучшему бухгалтеру». Этот звук был саундтреком рутины Алексея.

На экране Алексея царствовал Excel. Бесконечные столбцы цифр, которые нужно было свести в один, еще более грандиозный и бессмысленный отчет. Рука, сжимавшая мышь, двигалась сама по себе, механически, словно принадлежала не ему, а офисному планктонному киборгу модели «АЛ-30». Взгляд остекленел.

«Понедельник. Отчет о квартальных показателях рентабельности поставок метизов, – проносилось в голове Алексея, как заевшая пластинка. – Вторник. Сводка по отчету. Среда. Презентация по сводке. Четверг. Обсуждение презентации по сводке. Пятница. Подготовка к отчету на следующий понедельник. Моя жизнь – это рекурсия уныния. Замкнутый круг ада, спроектированный садистом с дипломом MBA».

Единственным проявлением бунта, маленьким островком непокорности в этом океане серости, была заставка на рабочем столе. Величественный черный дракон с багровыми глазами парил над заснеженными горными пиками. Алексей иногда сворачивал все окна, просто чтобы посмотреть на него. Вот бы сейчас не в этот отчет, а в пещеру к тому дракону. Там хотя бы было бы понятно, за что умирать. Дракон – это честно. А отчет о рентабельности метизов – это коварный, медленный убийца души, который даже не скрывает своих намерений.

Движимый внезапным импульсом, он быстро щелкнул по закладке в браузере. «Топ-10 самых ожидаемых фэнтези-игр 2025 года». Он успел пробежать глазами только первый заголовок, как тень накрыла его стол. Холодная, тяжелая тень, от которой волосы на затылке вставали дыбом. Алексей с молниеносной скоростью, которой позавидовал бы и тот самый дракон, нажал Alt+Tab. На экране снова воцарился Excel.

Мимо, не сбавляя шага, проследовал начальник отдела, Андрей Викторович. Он ничего не сказал. Он просто бросил на Алексея свой фирменный взгляд – смесь усталости, презрения и вселенской скорби. В этом взгляде читалось: «Я знаю, чем ты занимался, Лебедев. Я знаю, что ты – бесполезное звено в этой пищевой цепи. И я знаю, что ты знаешь, что я знаю».

Сердце колотилось, как пойманная в силки птица. Пронесло. Алексей выдохнул и понял, что ему жизненно необходим кофе. Это была единственная легальная форма допинга, позволявшая дожить до обеда.

Путь к кофейному аппарату был коротким, но полным опасностей. Нужно было миновать Ольгу из отдела продаж, которая обязательно попыталась бы втянуть его в разговор о своем коте, и обогнуть стол стажера Дениса, вечно заваленный крошками от печенья. Миссия была выполнена успешно. С дымящейся чашкой в руках он двинулся в обратный путь.

И тут это случилось.

Нога зацепилась за предательски высунутый из-под стола кабель. Алексей качнулся, пытаясь удержать равновесие. Мир на мгновение накренился, и одна-единственная капля цвета горького шоколада сорвалась с края чашки. Она летела, словно в замедленной съемке, и приземлилась точно в центр титульного листа того самого, главного отчета, который он мучил все утро.

На белоснежной бумаге, рядом с аккуратно напечатанным «Отчет о динамике квартальных показателей…», расплылось уродливое коричневое пятно.

Паника.

Первой мыслью было – смахнуть. Он инстинктивно дернул рукавом серого пиджака. Пятно не исчезло. Оно размазалось, превратившись в нечто, похожее на абстрактную картину под названием «Крах карьеры».

– Черт, черт, черт, – зашептал Алексей, озираясь по сторонам.

Коллеги, до этого погруженные в свои мониторы, как сурикаты, подняли головы. По офису пронесся шепоток. Каждый такой момент был для них маленьким развлечением, отдушиной в монотонном дне. Алексей чувствовал себя гладиатором на арене, вот только вместо львов на него смотрели десятки пар любопытных глаз.

Он бросился к своему столу и выхватил салфетку. Салфетки в «ПромСтальКонсалтинге» закупались по принципу «чем дешевле, тем лучше». При соприкосновении с влагой она мгновенно распалась на волокна, оставив на документе омерзительные белые катышки, смешанные с кофе. Стало только хуже.

Теперь отчет выглядел так, будто на него чихнул больной гриппом великан, предварительно выпив эспрессо.

В отчаянии Алексей схватил лист и принялся на него дуть, выпучив глаза. Это, разумеется, не помогло, но зато придало его виду окончательное сходство с безумцем. Шепот за спиной усилился. Ему казалось, он слышит смешки. Катастрофа разрасталась в геометрической прогрессии. Маленькая капля кофе превратилась в экзистенциальную трагедию всеофисного масштаба.

Именно в этот момент прозвенел спасительный, как музыка ангелов, сигнал – обеденный перерыв.

Люди вокруг зашевелились, захлопали крышками контейнеров, зашуршали пакетами. Алексей, бросив на испорченный документ взгляд, полный ненависти, сунул его под стопку других бумаг. Похоронен до лучших времен. Он встал, чувствуя себя выжатым, униженным и абсолютно разбитым. Впереди был час свободы. Шестьдесят минут, чтобы забыть о кофейном апокалипсисе и своей ничтожности.

Вывалившись из стеклянных вращающихся дверей офисного центра, Алексей на мгновение ослеп. Полуденное солнце, отражаясь от бетона и стекла, било по глазам безжалостно. Он поправил галстук, который внезапно показался ему удавкой, и побрел по тротуару. Воздух, раскаленный и пропитанный выхлопными газами, не приносил облегчения. Он лишь подчеркивал стерильность и безжизненность этого мира – мира прямых углов, полированного гранита и людей в одинаковых костюмах.

Его тело, подчиняясь многолетней привычке, само несло его в сторону кафе «Уют». Это название было верхом цинизма. Никакого уюта там не было и в помине. Были лишь пластиковые столы, липкие от соевого соуса, и гул десятков жующих ртов.

Он завернул за угол и остановился как вкопанный. Перед входом в «Уют» извивалась серая, уныло-податливая змея очереди – хвост из таких же, как он, офисных клерков, выбравшихся на часовую передышку из своих клеток. Он узнавал лица: вот мрачный сисадмин, вот вечно хихикающие девушки из бухгалтерии, вот тот самый стажер Денис, уже уплетающий какой-то батончик. Все они стояли с одинаково покорными выражениями на лицах, готовые обменять 450 рублей на порцию гарантированного гастрита.

«И там будет та же бизнес-котлета, – с тоской подумал Алексей, – упругая, как резиновый мячик для собаки. То же водянистое пюре из порошка. И тот же компот из сухофруктов, вкус которого напоминает о тщетности бытия. А потом – те же разговоры… ипотека, кредит на машину, новый сериал, котик Ольги, который опять нагадил в тапки…»

Его взгляд скользнул мимо очереди и зацепился за то, чего он раньше либо не замечал, либо сознательно игнорировал. Неприметная щель между двумя зданиями – старым, дореволюционной постройки, и уродливой бетонной коробкой из восьмидесятых. Узкий переулок, вымощенный щербатой брусчаткой, зиял, как темный рот, как портал в другое, забытое измерение. Он манил тишиной и неизвестностью.

Одна нога Алексея уже привычно шагнула в сторону «Уюта». Но вторая… вторая взбунтовалась. Она замерла на месте, отказываясь следовать по проторенной дорожке. В его голове, впервые за долгие месяцы, развернулась настоящая битва.

Разум (голосом начальника Андрея Викторовича): «Лебедев, не валяй дурака. Поешь и возвращайся к отчету. У тебя дедлайн».

Душа (тихим, почти забытым голосом): «А что, если?..»

Разум: «Что "если"? Там грязно. И, возможно, опасно. Ты потеряешь время».

Душа: «Я теряю не время. Я теряю жизнь. Каждый день. С каждой котлетой».

Алексей стоял на развилке, и это была самая важная развилка в его жизни за последние лет пять. Слева – знакомый, предсказуемый путь к теплой, но безвкусной пище. Справа – темный, неизвестный переулок. Великий Котлетный Бунт назревал в душе одного маленького клерка.

«Что самое страшное может случиться? – лихорадочно соображал он. – Нападут гопники? В 2025 году, в центре города, в обеденный перерыв? Маловероятно. Потеряюсь? У меня в кармане телефон с навигатором. Пропущу обед? Господи, да это будет не потеря, а приобретение!»

Решение пришло внезапно. Оно было иррациональным, глупым и совершенно нелогичным. И оттого – абсолютно правильным.

Сделав глубокий вдох, словно собираясь прыгнуть с обрыва в ледяную воду, Алексей решительно свернул в переулок.

Он сделал это. Он сошел с рельсов.

Мгновенно мир изменился. Рев проспекта стих, сменившись гулким эхом его собственных шагов. Воздух здесь был другим – прохладным и плотным. Пахло пылью, сыростью старого кирпича и чем-то неуловимо древним. Историей. Стены домов, покрытые трещинами, словно морщинами на лице старика, нависали над ним. Где-то наверху ворковали голуби. Далекий звон трамвая доносился сюда приглушенно, будто из другого мира.

Алексей шел, с любопытством разглядывая детали: кованую решетку на окне первого этажа, водосточную трубу, покрытую зеленой патиной, дикий виноград, оплетавший облупившуюся стену. Он почувствовал себя не клерком, сбежавшим от котлеты, а первооткрывателем, археологом, исследующим руины забытой цивилизации.

И когда он уже решил, что переулок – это просто сквозной проход на другую улицу, он увидел ее. В глубине, чуть в стороне от основной тропы, притаилась дверь темного дуба с потускневшей латунной ручкой. А над ней – выцветшая от времени деревянная вывеска, которую почти полностью скрывали листья дикого винограда. Аккуратными, хоть и облупившимися, буквами на ней было выведено: «Лавка "Второе Дыхание"».

Алексей толкнул тяжелую дубовую дверь. Вместо электронного писка или резкого звонка, над головой меланхолично звякнул маленький латунный колокольчик. Звук был тихим, немного печальным, и тут же утонул в густой, почти осязаемой тишине. Дверь за ним закрылась с мягким стуком, отрезая шум и зной улицы. Он оказался в другом мире.

Его окутал запах. Плотный, многослойный аромат старого дерева, пчелиного воска, пыли веков и едва уловимой нотки сухих трав. Запах спящих историй и остановленного времени. Лавка представляла собой лабиринт из забытых вещей. Свет сюда проникал лишь через два высоких, пыльных окна, и в его тусклых лучах танцевали мириады пылинок, словно крошечные духи этого места.

Тикали часы. Десятки часов. Настенные с кукушками, напольные в резных деревянных корпусах, маленькие каминные под стеклянными колпаками. Их тиканье не сливалось в какофонию, а создавало единый, убаюкивающий ритм, похожее на сердцебиение самого времени.

За высоким прилавком, заваленным старыми газетами и какими-то медными деталями, сидел старик. Седой, в толстых очках с линзами, как донышки бутылок, он был полностью поглощен своим занятием. Он не читал древний фолиант и не полировал магический кристалл. Он разгадывал кроссворд в помятой газете, сосредоточенно грызя кончик карандаша.

Это и был хозяин лавки, Прохор Игнатьевич. Он лениво поднял глаза на Алексея, скользнул по нему безразличным взглядом поверх очков и снова уткнулся в свое занятие. «Добро пожаловать» не прозвучало, но и «Чего надо?» – тоже. Полное, вселенское безразличие.

Для Алексея это было даже к лучшему. Он почувствовал себя невидимкой, вольным сталкером в зоне, полной артефактов. Он двинулся вглубь лавки, лавируя между стеллажами. В его офисе вещи были мертвы – степлер был просто степлером, папка – просто папкой. Здесь же каждый предмет, казалось, дышал. Вот старый глобус с изображением несуществующих континентов. Вот медный секстант, которым какой-то капитан когда-то искал свой путь по звездам. Вот стопка книг в потрескавшихся кожаных переплетах, от которых пахло тайной.

Он бродил, как во сне, прикасаясь кончиками пальцев к холодным поверхностям. Он чувствовал себя Индианой Джонсом, который вместо храма с ловушками попал на склад реквизита. Но ничего не «цепляло». Все это было чужой историей, красивой, но не его.

И вот тогда, в самом дальнем и пыльном углу, среди ржавых подсвечников, старых чернильниц и одинокой фарфоровой кукольной головы, он увидел его.

Это был камень.

Он лежал на куске бархата, который от времени выцвел до неопределенного серо-лилового цвета. Гладкий, иссиня-черный, размером с крупное гусиное яйцо. По его идеальной поверхности змеились едва заметные багровые прожилки, похожие на застывшие вены. Камень казался невероятно плотным, тяжелым, он словно втягивал в себя свет.

Алексей, сам не зная почему, протянул руку и взял его.

Ладонь обожгло неожиданное тепло. Не тепло нагретого на солнце предмета, а живое, органическое тепло, которое, казалось, исходило изнутри. Камень был тяжелее, чем выглядел, и идеально ложился в руку. Алексей сжал пальцы и почувствовал, как по ладони разливается слабая, едва ощутимая пульсация. Словно он держал в руках сердце спящего существа.

Все звуки в лавке – тиканье часов, шелест газеты за прилавком, его собственное дыхание – исчезли. Остался только он и этот странный, теплый, пульсирующий камень.

– Простите, а что это за камень? – голос прозвучал хрипло, как будто он не говорил несколько дней.

Прохор Игнатьевич нехотя оторвался от кроссворда.

– А, эта штуковина… – он неопределенно махнул рукой. – Да кто ж ее знает. Прадед мой где-то нашел, говорил – с неба упала. Безделушка. Ни на что не похожа.

– Он теплый… – прошептал Алексей, не в силах оторвать взгляд от багровых прожилок. Он искал подтверждения, знака, что он не сошел с ума.

Хозяин лавки пожал плечами, сокрушив все надежды на мистику одним ударом беспощадной логики.

– Может, от лампы нагрелся. Вон, над ним висит.

Алексей поднял глаза. Действительно, прямо над полкой висела тусклая лампочка Ильича. Разочарование было таким острым, что он чуть не выронил камень. Конечно. Лампа. Какая магия, Лебедев? Ты просто офисный идиот, восхитившийся нагретой галькой.

– Забирай за сотню, если нравится, – буднично добавил Прохор Игнатьевич. – Место только занимает.

Сто рублей. Смешные деньги. Сумма, которую он легко мог бы потратить на бесполезную подписку в телефоне или пачку дорогого печенья к чаю. Очередная мелкая, бессмысленная трата против… шанса на чудо? Разум кричал: «Положи на место и уходи! Тебе еще отчет по метизам перепечатывать!» Но что-то внутри, тот самый мальчишка, который мечтал о драконах, взмолилось: «Возьми! Это оно! Это твой шанс!»

Пульсация в ладони как будто усилилась.

Не говоря ни слова, Алексей полез во внутренний карман пиджака и достал смятую сторублевую купюру. Он протянул ее старику.

Тот небрежно сгреб деньги, сунул их в ящик кассы и тут же вернулся к своему главному делу.

– Так… Семь по вертикали: «Древнегреческий философ, отравленный цикутой». Пять букв… Сократ, что ли? Точно, Сократ.

Алексей, крепко сжимая в руке свою теплую, тяжелую тайну, попятился к выходу. Колокольчик звякнул ему на прощание. Дверь закрылась, и он снова оказался на залитой солнцем улице. Мир вокруг ничуть не изменился. Но Алексей Лебедев уже был другим.

Алексей шел обратно по раскаленному асфальту, но не чувствовал ни жары, ни вони выхлопных газов. Весь его мир сосредоточился в правом кармане брюк, где лежал гладкий, тяжелый камень. Он прижимался к бедру, и сквозь тонкую ткань Алексей ощущал его живое, необъяснимое тепло. Это было не просто обладание вещью. Это было обладание тайной. Маленький, но увесистый секрет в мире, где все было на виду, регламентировано и учтено.

Он прошел через вращающиеся двери, и реальность ударила по нему с новой силой. Стерильный холод кондиционированного воздуха, гул компьютеров, запах офисной пыли. И, конечно, звук. Едва он вошел в свой отдел, как его уши уловили знакомую симфонию – Игорь Петрович снова пил чай. Громкое, булькающее хлюпанье. Раньше этот звук был просто фоновым шумом, частью унылого пейзажа. Теперь, после почти абсолютной тишины антикварной лавки, он резал слух, как скрежет пенопласта по стеклу.

Он опустился в свое кресло. Оно привычно скрипнуло. На столе его ждал верный враг – кофейное пятно на отчете, уже высохшее и сморщившее бумагу. Призрак утреннего унижения. Но сейчас это казалось такой мелочью. Незначительной кляксой на полях грандиозного события.

Его рука сама собой скользнула в карман. Пальцы сомкнулись на гладкой, теплой поверхности. Нужно было его спрятать. Тайна не может лежать в кармане, где ее случайно может нащупать чужая рука или увидеть любопытный взгляд.

Оглядевшись, словно заправский шпион, Алексей убедился, что все поглощены своими мониторами. Андрей Викторович ушел на совещание. Ольга из отдела продаж увлеченно рассказывала кому-то по телефону о своем коте. Игорь Петрович допил чай и теперь оглушительно хрустел сушкой. Момент настал.

Он быстро, но аккуратно извлек камень из кармана и на мгновение замер, держа его в ладони под столом. Здесь, под безжалостными люминесцентными лампами, камень не потерял своей странности. Иссиня-черная глубина, казалось, поглощала свет, а багровые прожилки мерцали, как далекие зарницы. Пульсация не прекратилась. Или это просто колотилось его собственное сердце?

Алексей выдвинул верхний ящик своего стола. Царство канцелярского хаоса. Скрепки, высохшие маркеры, моток скотча, старые визитки. Не то. Слишком на виду. Он выдвинул нижний, самый глубокий ящик. Кладбище мертвых проектов. Здесь покоились толстые папки с прошлогодними и позапрошлогодними отчетами, которые никто никогда больше не откроет. Идеальное место.

Он бережно отодвинул стопку бумаг с заголовком «Анализ логистических издержек за 3-й квартал 2023 г.», положил камень на самое дно и прикрыл его бумажным саваном. Задвинул ящик. Все. Тайна была надежно укрыта.

Он откинулся на спинку кресла и выдохнул.

«Идиот, – сказал ему внутренний голос, до боли знакомый голос его собственного здравомыслия. – Ты потратил сто рублей на камень. Камень, Лебедев. Тебе тридцать лет, у тебя ипотека и отчет по метизам, а ты покупаешь камни».

Он ждал привычного укола стыда, ощущения собственной глупости. Но его не было. Вместо этого в груди разливалось странное, незнакомое чувство. Гордость? Удовлетворение?

«Но почему-то… я не чувствую себя идиотом, – мысленно ответил он сам себе. – Я впервые за много лет сделал что-то… нелогичное. Неправильное. Что-то, чего от меня никто не ждал. Как будто я сделал что-то настоящее. Что-то для себя».

Это было не бегство от реальности. Это был акт утверждения своей воли посреди мира, где у него не было никакой воли.

Алексей развернулся к монитору и снова открыл файл Excel. Цифры, графики, формулы. Серая сетка таблицы смотрела на него, как и пятьдесят минут назад. Работа ждала. Рутина пыталась вновь затянуть его в свое болото.

Но что-то изменилось. Теперь под его рукой, всего в паре сантиметров, в темном ящике, лежало нечто иное. Теплое, пульсирующее, непостижимое. Он не знал, что это такое. Он не знал, зачем оно ему. Но он точно знал, что оно там есть.

Его пальцы зависли над клавиатурой, но мысли были не здесь. Они были там, внизу, в ящике стола. Он чувствовал присутствие камня, как чувствуют спящий вулкан. Он еще не знал, что только что добровольно заложил тикающую магическую бомбу в самый центр своего упорядоченного и до тошноты предсказуемого мира. И таймер уже был запущен.

Глава 2: Когда кофе замерзает

Рутина – хищник терпеливый. Она не нападает сразу. Она позволяет своей жертве немного побегать, почувствовать вкус свободы, а потом, когда та расслабится и решит, что опасность миновала, мягко, но неотвратимо набрасывает на нее свою серую, удушающую сеть.

Вечер вторника был триумфом рутины. Великий бунтарь и покупатель загадочных артефактов, Алексей Лебедев, вернулся в свою однокомнатную крепость одиночества. Чувство приключения, пьянившее его вчера, выветрилось, оставив после себя лишь легкое похмелье в виде смутного стыда за собственную импульсивность.

Он проделал стандартный ритуал вечернего холостяка: сбросил ботинки, повесил пиджак на спинку стула и запустил в микроволновку пачку пельменей «Сибирская Корона». Пронзительный писк возвестил о готовности ужина. С тарелкой, полной разварившихся мучных комков, он уселся на диван перед телевизором. Там какой-то суровый детектив с лицом кирпича в очередной раз ловил какого-то маньяка. Гул фоновой стрельбы и сирен был привычной колыбельной для его уставшего мозга.

Рутина победила.

Он механически подцеплял вилкой пельмени, чувствуя их пресный, пластиковый привкус. Вчера он был искателем сокровищ. Сегодня он снова был просто Алексеем, поедающим пельмени под сериал. Пропасть между этими двумя состояниями была унизительной.

Машинально он сунул руку в карман пиджака, висевшего на стуле. Пальцы наткнулись на знакомую гладкую, тяжелую поверхность. Он извлек каменное яйцо. В тусклом свете торшера оно казалось еще темнее, почти черным. Багровые прожилки были едва видны, как заснувшие вены. Камень был все еще теплым. Это было единственное, что отличало его от обычной гальки.

Он повертел его в руках, пытаясь разглядеть хоть что-то. Потайную кнопку? Микроскопическую надпись? Руну, видимую только в свете полной луны? Ничего. Гладкий, молчаливый, непроницаемый камень.

«И чего я, собственно, ожидал? – пронеслось в его голове. – Что он засветится и голографическая принцесса попросит спасти ее галактику? Что он расколется, и из него вылупится маленький дракон? Или, может, он покажет мне карту сокровищ на стене?»

Он усмехнулся. Фантазии – это одно, а реальность – это пельмени и ипотека. Камень был просто красивым сувениром. Дорогим, учитывая его бесполезность.

«Поставлю на полку рядом с кактусом, – решил он. – Кактус тоже молчаливый и немного странный. Будут два одиноких друга».

Он уже собирался положить камень на журнальный столик, но что-то его удержало. Последний, самый глупый тест. Просто чтобы закрыть гештальт. Он оглядел свою пустую квартиру, словно боясь, что кто-то его увидит, наклонился к камню и, чувствуя себя полным идиотом, почти беззвучно прошептал слово из своей любимой фэнтези-игры. Заклинание огня, которое его персонаж-маг произносил сотни раз.

– Игнитус.

Он сказал это и замер, ожидая… Ничего он не ожидал. И именно это он и получил.

Абсолютное, тотальное, оглушительное ничто.

Камень лежал в его ладони, теплый и совершенно инертный. Не вспыхнул. Не задымился. Даже не потеплел на долю градуса. Телевизионный детектив равнодушно произнес: «Он не мог уйти далеко». Алексей фыркнул. Еще как мог. Его здравый смысл, который вчера ненадолго отлучился, вернулся и теперь с укоризной смотрел на него.

Всё. Эксперимент окончен. Сказка не случилась.

С чувством горького разочарования, смешанного с облегчением, он положил камень на столик рядом с пультом и пустой тарелкой. Кусок породы. Просто кусок породы, за который он отдал сто рублей.

Он выключил телевизор, почистил зубы и залез под одеяло. Завтра снова на работу. Снова отчеты. Снова хлюпанье Игоря Петровича. Ничего не изменилось. Вчерашний день был лишь короткой аномалией, вспышкой, которая тут же погасла. И чем быстрее он это примет, тем лучше. С этой мыслью Алексей Лебедев провалился в серый, предсказуемый сон без сновидений.

Будильник на телефоне заверещал ровно в 7:00. Алексей, не открывая глаз, нащупал аппарат и смахнул назойливое уведомление. Еще пять минут. Пять минут блаженного небытия перед погружением в очередной день сурка. Эти пять минут были его единственной ежедневной роскошью.

Но сегодня сон не шел. В голове крутилась вчерашняя сцена. Он идиот. Идиот, шепчущий заклинания на камень. От этой мысли стало так неловко, что он сел на кровати и потер лицо руками. Нужно было срочно смыть с себя остатки этого позора.

Путь до кухни он проделал на автопилоте, как зомби, идущий на зов утреннего кофеина. Тело помнило каждое движение: шаг до холодильника, достать пакет молока, шаг к шкафчику, достать турку, шаг к раковине… Этот маршрут был вытоптан годами ежедневных повторений.

Он насыпал две ложки молотого кофе в медную турку, залил водой, плеснул немного молока и поставил на газовую плиту. Чиркнула зажигалка, и под туркой весело заплясал синий огонек. Все как всегда. Нормально. Предсказуемо.

Пока кофе медленно просыпался, Алексей оперся о столешницу и снова вспомнил вчерашний вечер. Усмешка тронула его губы. Ну надо же было додуматься. «Игнитус». С таким же успехом можно было крикнуть «Сим-салабим». Чтобы окончательно убедиться в абсурдности своей вчерашней выходки, он снова посмотрел на турку, на синее пламя под ней, и с откровенным, издевательским сарказмом в голосе произнес, растягивая слоги:

– Ну давай, и-гни-тус. Сотвори мне магию.

И магия случилась.

В тот же миг синее пламя под туркой исчезло. Вместо него конфорка вспыхнула фонтаном ярких, разноцветных, абсолютно беззвучных искр. Они были похожи на миниатюрный бенгальский огонь – золотые, зеленые, малиновые, они взмывали вверх, кружились в воздухе, словно стайка волшебных насекомых, и таяли, не долетая до вытяжки. Ни дыма, ни запаха, ни звука. Только чистое, концентрированное, молчаливое волшебство.

Кофе в турке отреагировал мгновенно. Вместо того чтобы медленно подниматься пенкой, он с громким, яростным шипением вскипел за долю секунды, едва не выплеснувшись на плиту.

Алексей замер, превратившись в соляной столб. Его мозг отказывался обрабатывать то, что видели глаза. Он смотрел, не моргая. Искры исчезли так же внезапно, как и появились. Плита снова горела обычным, скучным, синим пламенем. Все вернулось на свои места.

Он моргнул. Раз. Два. Картинка не изменилась.

«Так, Лебедев, спокойно, – сказал он себе голосом психиатра из фильма. – Это галлюцинация. От недосыпа. Ты просто очень устал. Очень-очень. Пора в отпуск. Или к врачу. Или пить меньше кофе. Определенно, пить меньше кофе».

Он протянул дрожащую руку и выключил конфорку. Шипение прекратилось. Тишина. Только сердце колотилось где-то в горле. Он осторожно взял турку. Горячая. Кофе пахнет как обычно. Никаких следов магии.

Это был сон. Просто остаточный сон. Микросон на ногах. Да, точно. Это самое логичное объяснение.

Он нервно налил себе обжигающе горячий напиток в любимую кружку с надписью «Я не ленивый, я энергосберегающий». Сделал большой глоток, обжег язык, но даже боль не смогла прогнать из головы образ беззвучных, танцующих искр.

Он торопливо собрался на работу, стараясь больше не думать об увиденном. Пробегая через гостиную, он бросил взгляд на журнальный столик. Каменное яйцо лежало на своем месте, темное и невинное. Он почувствовал острое желание взять его и выбросить в мусоропровод. Но что-то его остановило. Нельзя выбрасывать то, чего не существует. А утренняя вспышка – это просто игра воображения.

Ведь так?

Утренний кофе не помог. Совсем. Вместо того чтобы взбодрить, он лишь усилил тревогу, плескавшуюся где-то на дне желудка. Каждая выпитая чашка теперь казалась потенциальным источником пиротехнических эффектов. Весь путь до работы и первые два часа за компьютером Алексей провел в состоянии тупого оцепенения. Он смотрел на столбцы цифр, но видел лишь пляшущие разноцветные искры. Это сводило с ума.

К одиннадцати часам утра туман в голове стал невыносимым. Нужна была еще одна доза кофеина. Настоящая, без галлюцинаций. Он поднялся из-за стола и побрел в сторону офисной кухни, повторяя про себя, как мантру: «Кулер – это просто кулер. Вода – это просто вода. Никакой магии».

Офисная кухня «ПромСтальКонсалтинга» была местом силы. Здесь заключались неформальные союзы, распространялись свежайшие сплетни и велись самые ожесточенные баталии за последний кусок торта, оставшегося с чьего-то дня рождения. Сейчас у кулера с водой образовалась небольшая пробка из нескольких коллег. Среди них была и соседка Алексея по столу, Светлана. Миловидная девушка с глазами лани и болтливостью сороки. Завидев Алексея, она тут же включилась в работу.

– Ой, Алеша, ты такой бледный сегодня! Совсем не выспался? – пропела она. – Это все Луна в Козероге, она очень влияет на эмоциональный фон, особенно у земных знаков. Тебе нужно пить больше ромашкового чая и думать о позитивном.

«Думать о позитивном», – мысленно передразнил Алексей, стараясь изобразить на лице вежливую улыбку. Он пробормотал что-то неопределенное и протиснулся к кулеру.

Его план был прост: налить кипятка, бросить пакетик с растворимым кофе, размешать и сбежать, пока Светлана не перешла к обсуждению ауры их начальника.

Он подставил свою кружку с энергосберегающей надписью под кран с красной маркировкой. Нажал на рычажок. Полилась тонкая струйка горячей воды. Все шло по плану. Вода льется, пар идет. Никаких искр. Алексей облегченно выдохнул.

– …а еще я читала, что если медитировать на цвет индиго, то это открывает денежный канал! – не унималась Светлана.

Чтобы отвлечься от ее болтовни и от собственных навязчивых мыслей, Алексей уставился на струю воды. Горячая, прозрачная, обычная. Он смотрел, как она наполняет кружку. И тут, в глубине его сознания, совершенно автоматически, без его воли, просто как эхо вчерашней глупости, промелькнуло слово. Слово, противоположное огню. Слово из той же игры.

«Глациус».

В тот же миг произошло нечто, выходящее за рамки всех законов физики и здравого смысла.

Струя кипятка, льющаяся из кулера, на полпути к кружке замерла. Она не просто застыла, она превратилась в изящный, закрученный ледяной сталактит. Прозрачный, с пузырьками воздуха внутри, он с мелодичным хрустальным звоном ударился о дно пустой кружки и застыл, продолжая расти вверх, пока Алексей, оцепенев от ужаса, не отдернул руку от рычажка.

На офисной кухне воцарилась гробовая тишина. Даже Светлана замолчала.

Все смотрели, раскрыв рты. Сначала на кулер, из которого больше ничего не текло. Потом на кружку в руке Алексея. Из нее, как нелепый авангардный памятник, торчала причудливая ледяная скульптура длиной сантиметров в десять.

Первой дар речи обрела Светлана.

– Что… это? – прошептала она, указывая на ледышку дрожащим пальцем.

В голове у Алексея был вакуум. Паника сжала его мозг ледяными тисками. Бежать? Кричать? Сделать вид, что ничего не произошло? Времени на раздумья не было. Его мозг, работая на чистом адреналине, выдал самую абсурдную и нелепую ложь, на которую только был способен. Он сам не понял, как эти слова сорвались с его языка.

– А… это… – произнес он, стараясь, чтобы голос не дрожал, и придал лицу выражение скучающего эксперта. – Это новый тренд. Из Кремниевой долины. Крио-кофе.

Он сделал паузу, видя, что его слушают с предельным вниманием. Нужно было развивать успех.

– Очень бодрит, – продолжил он с напускной небрежностью. – Суть в том, что поток охлаждается прямо в кружке. Это позволяет сохранить… э-э-э… полезные минералы. И структуру воды. Да. Структурированный кипяток.

Он посмотрел на ошарашенные лица коллег и понял, что они ему почти поверили. В их глазах читалась смесь шока и робкого восхищения. Алексей Лебедев, этот тихий, незаметный клерк, оказывается, был в курсе самых передовых офисных технологий.

Не давая им опомниться, он схватил свою кружку с ледяной сосулькой, развернулся и, стараясь сохранять невозмутимый вид и не споткнуться, зашагал на свое рабочее место. Спиной он чувствовал, как его провожают десятки недоуменных, восхищенных и завистливых взглядов.

«Структурированный кипяток», – эхом отдавалось в его гудящей голове. – «Лебедев, ты гений. Гений идиотизма».

Алексей шел через лабиринт офисных перегородок, как лунатик. Он не видел ничего вокруг. Ни коллег, с любопытством вытягивающих шеи из своих ячеек, ни стопки отчетов на своем столе, ни даже заставки с драконом на мониторе. Все его существование сузилось до одного предмета: кружки, которую он нес перед собой, словно олимпийский огонь.

Ледяная скульптура внутри нее начала медленно подтаивать от тепла его рук, и на дне образовалась небольшая лужица холодной воды. Звук капающих капель был единственным, что он слышал в оглушительной тишине, воцарившейся в его голове.

Он опустился в свое кресло. Поставил кружку на стол. Прямо рядом с испорченным вчера отчетом. Ледышка и кофейное пятно. Идеальная инсталляция на тему «Как моя жизнь пошла под откос за два дня».

Он смотрел на свои руки. Обычные руки. Слегка дрожащие, но в остальном совершенно нормальные. Руки, которые умели печатать со скоростью 150 знаков в минуту и виртуозно управляться с мышкой в Excel. Руки, которые только что заморозили струю кипятка одним мысленным усилием.

Он перевел взгляд на монитор. Дракон на заставке смотрел на него с молчаливым укором. «Ну что, доигрался, смертный?» – казалось, говорили его пиксельные глаза.

Потом он снова посмотрел на кружку. Ледяная сосулька накренилась и с тихим плеском упала в воду.

Отрицать очевидное больше было невозможно.

«Это не совпадение, – пронеслось в его голове, и на этот раз это был не испуганный шепот, а холодная, ясная констатация факта. – Это не недосып. Не галлюцинации. И уж точно не "структурированный кипяток"».

Вспышки утром. Лед сейчас.

Игнитус.

Глациус.

Два слова. Два дурацких, выдуманных слова из компьютерной игры. Но они сработали.

«Это из-за камня, – следующая мысль была такой же четкой и неотвратимой. – Он не просто теплый. Он… слушается. Нет, не слушается. Он реагирует. Он… работает».

Паника, до этого державшая его в ледяных тисках, вдруг отступила, сменившись чем-то гораздо более сильным и сложным. Это была термоядерная смесь из первобытного ужаса и щенячьего, захлебывающегося восторга.

Ужас кричал: «Ты опасен! Ты не контролируешь это! Тебя уволят, посадят в психушку, будут ставить на тебе опыты!»

Восторг шептал: «Ты можешь делать то, что не может никто. Ты можешь творить чудеса. Твоя жизнь больше никогда не будет прежней».

Его скучная, серая, расписанная по минутам жизнь только что не просто треснула по швам. Она разлетелась на миллиарды мелких осколков, как тот самый хрустальный шар из кабинета врача-мага, в котором он еще не был. Он всю жизнь читал о магии, смотрел фильмы о ней, мечтал о ней. И вот она – не в книге, не на экране, а в его собственных руках. Неуклюжая, нелепая, опасная магия, которая превращает воду в ледышки на глазах у всего офиса.

«О, боже мой», – выдохнул он.

Его рука, двигаясь медленно, словно принадлежала другому человеку, потянулась к нижнему ящику стола. Тому самому, где хранилось кладбище мертвых отчетов. Он с опаской, будто боясь, что ящик его укусит, потянул за ручку.

Ящик со скрипом выдвинулся.

Внутри, под стопкой бумаг с надписью «Анализ логистических издержек…», лежал его собственный, персональный, сторублевый артефакт. Темный, иссиня-черный, с едва заметными багровыми прожилками. Он казался абсолютно спокойным. Но Алексей теперь знал, что это спокойствие – лишь видимость. Внутри этого камня спал хаос. И он, Алексей Лебедев, умудрился его разбудить.

Он понял, что камень ни в коем случае нельзя оставлять здесь. В офисе. Где одно неверное слово, одна шальная мысль может превратить кулер в ледник, а кофейный аппарат – в вулкан.

Сегодня вечером ему предстоял очень серьезный разговор. С самим собой. И с куском черного, теплого камня, который только что перевернул его мир с ног на голову.

Глава 3: Экстренное совещание в однушке

Пятничный вечер в квартире Алексея редко отличался разнообразием. Обычно это был диван, пицца из коробки и какой-нибудь сериал, который можно было смотреть вполуха. Но сегодня все было иначе. Сегодня в его однокомнатном царстве проходило «экстренное совещание государственной важности», как он сам его назвал в общем чате.

Атмосфера была напряженной. На журнальном столике, между двумя коробками с остывающей пиццей и батареей бутылок с пивом, лежал главный виновник торжества. Каменное яйцо. Под светом люстры оно выглядело зловеще и притягивало взгляды, как черная дыра.

Сам Алексей мерил шагами комнату от окна до двери, напоминая тигра в клетке. Его три лучших друга, составлявшие весь его социальный круг, реагировали на ситуацию по-разному, в полном соответствии со своими характерами.

Владимир Семенов, менеджер по продажам и прирожденный лидер в своей собственной вселенной, развалился в единственном кресле с видом генерала, изучающего карту перед решающей битвой. Он излучал непоколебимую уверенность в том, что любая проблема, даже магическая, решаема. Главное – правильный план и решительность.

Петр Гончаров, финансовый аналитик и педант до мозга костей, сидел на жестком кухонном стуле, который он сам притащил в комнату. Перед ним на коленях лежал блокнот в клеточку и ручка. Он уже успел набросать несколько диаграмм и пару графиков. Для него это была не магия, а «неизученное физическое явление с высоким коэффициентом непредсказуемости», которое требовало систематизации и анализа.

И, наконец, Денис Ковалев, вечный оптимист и авантюрист, работавший в сфере ивент-менеджмента. Он сидел на полу, скрестив ноги, и с детским восторгом разглядывал артефакт, готовый к любым приключениям. Для него это был не кризис, а самое крутое событие в их скучной жизни.

– …и вот, я говорю вам, – в очередной раз начал Алексей, остановившись посреди комнаты и драматично указав на камень. – Эта штука. Она… делает вещи. Странные вещи. По моему приказу. Ну, или не совсем по приказу. Скорее, по моему чиху.

Владимир отхлебнул пива и авторитетно заявил:

– Так, Леха, без паники. Я все обдумал. Любую проблему можно решить, если подойти к ней с холодной головой и правильным инструментом. У меня есть план. Нам нужен молоток потяжелее. И, желательно, наковальня. Один точный, выверенный удар – и проблема решена! Вернем эту гальку в ее первозданное, безопасное состояние.

Петр поморщился, как от зубной боли.

– Нерационально, – отрезал он, не отрываясь от блокнота. – Мы рискуем уничтожить уникальный образец, не изучив его свойства. Это антинаучный подход. Я предлагаю действовать системно. Составить график наблюдений. Записывать каждое твое случайно или намеренно произнесенное слово, время суток, фазу луны, геомагнитную обстановку и твое эмоциональное состояние по десятибалльной шкале. Через месяц-другой мы выявим закономерность и сможем составить инструкцию по эксплуатации.

Денис, слушавший их с тоской, не выдержал.

– Парни, вы такие скучные! – воскликнул он. – Молоток, график… Леха, это же круто! У тебя есть настоящая магия! Ты теперь как Гэндальф! Или как Доктор Стрэндж! Давай что-нибудь взорвем? Ну, пожалуйста! Хотя бы маленькое! Вон ту подушку на диване!

Алексей посмотрел на своих друзей. Лидер, готовый все разбить. Аналитик, готовый все записать. И авантюрист, готовый все взорвать. Он почувствовал, как к его панике примешивается легкое отчаяние. Кажется, его группа поддержки была не менее хаотичной, чем его магия.

– Вы не понимаете, – простонал Алексей, хватаясь за голову. – Это не шутки. Я сегодня на работе заморозил струю кипятка. На глазах у Светки из бухгалтерии. Мне пришлось врать про "крио-кофе".

Друзья переглянулись. В их глазах читалось разное. Владимир смотрел с долей скепсиса, как будто Алексей рассказывал анекдот. Петр нахмурился, явно пытаясь вписать "крио-кофе" в свою научную картину мира. И только Денис сиял, как новогодняя елка.

– Крио-кофе! Леха, ты гений! – восхищенно выдохнул он. – Это же надо было придумать! А покажи еще что-нибудь! Ну давай!

Алексей почувствовал себя фокусником-неудачником на детском утреннике, которого просят показать еще один трюк после того, как из шляпы вместо кролика выпала дохлая ворона. Он понимал, что слова не убедят их. Нужна была демонстрация. Наглядное пособие по его персональному апокалипсису.

– Хорошо, – вздохнул он, чувствуя себя как на экзамене. – Только… давайте что-то простое. Чтобы ничего не загорелось и не взорвалось.

Он оглядел комнату в поисках подходящего реквизита. Его взгляд упал на пустую картонную коробку из-под пиццы, сиротливо лежавшую на полу. Идеально. Она была легкой, неопасной и, что самое главное, несъедобной.

– Смотрите, – сказал он, подбирая коробку. – Я попробую ее… поднять в воздух. Просто чтобы она зависла.

Он поставил коробку на журнальный столик, прямо рядом с артефактом. Сделал глубокий вдох, вытянул руку и попытался сосредоточиться. В голове проносились обрывки заклинаний из фильмов и игр. Какое выбрать?

– Левиоса! – выпалил он первое, что пришло на ум, чувствуя себя немного глупо.

Все трое его друзей наклонились вперед, уставившись на коробку. Прошла секунда. Две. Пять.

Коробка стояла на месте, неподвижная и вызывающе картонная.

– М-да, – протянул Владимир. – Не густо. Лех, может, молоток все-таки?

– Погоди, – вмешался Петр. – Возможно, дело в неверной вербальной формуле. "Левиоса" – это производное от латинского "levis", легкий. Но объект уже легкий. Возможно, нужна команда, направленная на преодоление гравитации. Например, "Антигравитацио"…

Договорить он не успел.

Потому что магия все-таки сработала. Но, как обычно, с творческим подходом. Артефакт на столе едва заметно потеплел. Коробка из-под пиццы не взлетела.

Вместо этого ожила еда.

Первым дрогнул недоеденный кусок пепперони, оставшийся в коробке. Его края из расплавленного сыра вытянулись, превратившись в коротенькие, кривоватые ножки. Кусок пиццы неуклюже перевернулся, встал на эти сырные конечности и, покачиваясь, сделал первый, пробный шаг по столу. Затем второй. За ним ожил второй кусок, с грибами. И третий. Через несколько секунд по журнальному столику, тяжело переваливаясь, уже маршировал небольшой отряд пиццы.

Но это было только начало. Из полупустой миски, как попкорн на сковородке, начали выпрыгивать чипсы. Они подпрыгивали на пару сантиметров и с хрустом падали обратно. Несколько оливок, выкатившись из банки, заскакали по столу, как черные резиновые мячики. Горстка соленых орешков, рассыпанная по столу, вдруг начала собираться в маленькие кучки, словно муравьи, строящие свои холмики.

В комнате повисла ошарашенная тишина, нарушаемая только тихим шлеп-шлеп-шлеп марширующей пиццы и хрустом подпрыгивающих чипсов.

Первым опомнился Денис. Он не просто засмеялся. Он захохотал, запрокинув голову и хлопая себя по коленям.

– Леха! Это лучшее, что я видел в жизни! – кричал он, давясь от смеха. – Это же… это же "Атака закусок"! Снимай скорее на телефон, это соберет миллион просмотров!

Петр, напротив, не смеялся. Он с лихорадочным блеском в глазах выхватил свой блокнот и начал строчить с бешеной скоростью, бормоча себе под нос.

– Невероятно… Примечание: воздействие исключительно на органические пищевые продукты. Телекинез не подтвержден, но подтверждена спонтанная анимация неодушевленных… нет, ранее одушевленных, а теперь термически обработанных… съедобных предметов. Необходимо проверить реакцию на сырые овощи. Алексей, у тебя есть морковка?

Владимир же смотрел на происходящее с совершенно серьезным лицом. Он не видел в этом ничего смешного. Он видел нарушение порядка. Он проследил взглядом за марширующим куском пиццы, который как раз приблизился к краю стола, и вынес свой вердикт.

– Так. Понятно. План "Б". Нам нужен огнемет.

Алексей в отчаянии опустился на диван и закрыл лицо руками. Он хотел доказать друзьям, что его проблема серьезна, что ему страшно. А вместо этого он устроил кукольный театр из еды. Его дар был не просто опасным. Он был унизительно абсурдным.

Марширующая пицца, добравшись до края стола, не остановилась. Она храбро шагнула в пропасть и с мягким шлепком приземлилась на ковер, оставив на нем жирное пятно. За ней последовала вторая.

– Они идут в атаку! – радостно завопил Денис. – Леха, командуй своей армией! Захватим мир! Начнем с кухни

– Прекратить! – в отчаянии выкрикнул Алексей. – Я приказываю вам, стоять на месте!

Но армия закусок его не слушалась. Они не были его армией. Они были армией чистого, незамутненного абсурда, порожденного его неудачным заклинанием. Куски пиццы продолжали свое неумолимое наступление на ковер, подпрыгивающие чипсы устроили в своей миске настоящее диско, а оливки катались по столу, вычерчивая сложные, хаотичные узоры.

– Видишь? – с нажимом сказал Владимир, указывая на жирное пятно от пиццы. – Оно не слушается тебя. Это неконтролируемая агрессия. Мы должны действовать решительно, пока они не добрались до холодильника.

Игнорируя протестующие возгласы Петра, который требовал не трогать «ценные экспериментальные образцы», Владимир решил взять дело в свои руки. Он подался вперед и, как коршун, схватил со стола каменное яйцо.

– Все, хватит этих игрушек, – решительно заявил он, вставая. – Это надо прекратить. Раз и навсегда.

Артефакт в его руке казался чужеродным предметом. Тепло, которое чувствовал Алексей, Владимир, похоже, не ощущал. Он держал его, как обычный булыжник, который собирался куда-то зашвырнуть.

– Вова, не надо! Положи! – взмолился Алексей, вскакивая с дивана. – Ты не знаешь, что ты делаешь!

– Наоборот, я отлично знаю! – с непоколебимой уверенностью ответил Владимир. – С хаосом нужно бороться его же методами. Нужна шоковая терапия.

Он вскинул руку с камнем, словно собирался метнуть гранату, и громогласно выкрикнул первое, что пришло ему в голову из самых страшных и могущественных заклинаний, которые он знал.

– Авада Кедавра!

На секунду в комнате воцарилась абсолютная тишина. Даже чипсы перестали подпрыгивать. Пицца замерла на полпути. Все трое, Алексей, Петр и Денис, с ужасом уставились на Владимира.

И в эту секунду тишины в квартире погас свет.

Полная, непроглядная тьма. А потом каменное яйцо в руке Владимира вспыхнуло зловещим, багровым светом, озарив комнату и перекошенные от ужаса лица.

Но из артефакта вырвалось не смертельное проклятие. Из него не ударил зеленый луч. Из него, с тихим, шелестящим звуком, вырвались мыши.

Сотни маленьких, полупрозрачных, светящихся призрачных мышей.

Они хлынули из камня нескончаемым потоком, как дым из бутылки. Они не бежали по полу. Они летали по воздуху, проносясь по комнате, игнорируя законы физики. Они проходили сквозь стены, не оставляя следов. Они пролетали сквозь мебель, сквозь тела оцепеневших друзей. Каждая мышь, проходя насквозь, оставляла за собой странное, леденящее ощущение щекотки, от которого волосы вставали дыбом. Они не пищали. Они хихикали. Тихим, переливчатым, потусторонним смехом.

Первым закричал Денис, пытаясь отмахнуться от пролетающей сквозь его голову стайки.

– А-а-а! Щекотно! И холодно!

За ним вскрикнул Петр, когда одна из самых наглых мышей спикировала в его открытый ноутбук. На экране на мгновение появился череп с костями, а затем обои рабочего стола сменились на гифку с танцующим хомяком в сомбреро.

Владимир, виновник торжества, застыл с открытым ртом и вытянутой рукой, из которой продолжали вылетать хихикающие грызуны. Он уронил артефакт. Камень с глухим стуком упал на ковер, но поток мышей не иссякал.

Алексей, парализованный смесью ужаса и абсурда, мог только смотреть, как его квартира превращается в филиал призрачного зоопарка. Одна стайка мышей обнаружила марширующую пиццу и, окружив ее, принялась водить хоровод. Другая – забралась в коробку и начала дирижировать прыжками чипсов, превратив их хаотичное подскакивание в синхронный танец.

Именно в разгар этого безумия, когда хихиканье мышей, крики друзей и музыка танцующего хомяка слились в единую какофонию, в дверь громко и властно постучали.

Тук-тук-тук.

Все замерли. Даже мыши, казалось, притихли. Стук был настойчивым, требовательным, совершенно не вписывающимся в царивший хаос.

Стук повторился, на этот раз сильнее.

Тук-тук-ТУК.

А затем из-за двери раздался спокойный, хорошо поставленный, но совершенно незнакомый мужской голос. Голос, в котором не было ни капли удивления, а лишь стальная, ледяная уверенность.

– Алексей Олегович Лебедев? Откройте, пожалуйста. У нас с вами наметился очень серьезный разговор о нарушении магического континуума и нелицензированном использовании призрачной фауны.

Глава 4: Незваный гость и правила игры

Стук в дверь прозвучал как удар гонга, мгновенно оборвавший какофонию. Хихикающие призрачные мыши замерли в воздухе, словно им нажали на паузу. Владимир перестал размахивать руками, Петр застыл с выражением ужаса, глядя на танцующего хомяка на своем ноутбуке, а Денис, который как раз пытался поймать одну из мышей в пустую бутылку из-под пива, замер в нелепой позе. Все взгляды устремились на входную дверь.

В голове у Алексея пронесся вихрь предположений, одно другого хуже. Соседи, вызвали полицию из-за шума? Коллекторы, перепутавшие квартиру? Свидетели Иеговы, выбравшие самый неподходящий момент в истории человечества?

Но голос за дверью не был похож ни на один из этих вариантов. Он был слишком спокойным. Слишком… авторитетным. В нем слышалась сталь, привычка повелевать и полное отсутствие сомнений.

– Алексей Олегович Лебедев? – повторил голос, и на этот раз в нем прозвучали нотки нетерпения. – Я знаю, что вы дома. Я чувствую запах призрачной эктоплазмы и пережаренной пепперони. Будьте любезны, откройте.

Друзья переглянулись. «Призрачная эктоплазма?» – беззвучно прошептал Денис.

Алексей, как во сне, двинулся к двери. Ноги были ватными. Руки не слушались. Он чувствовал себя приговоренным, идущим на эшафот. Повернув ручку замка, он потянул дверь на себя, готовясь увидеть наряд полиции, спецназ, людей в черном, кого угодно.

Но на пороге стоял всего один человек.

Это был высокий, подтянутый пожилой мужчина, лет шестидесяти на вид. Он был одет не в полицейскую форму и не в строгий костюм. На нем было длинное, темно-серое пальто из плотной шерсти, которое выглядело старомодным, но невероятно качественным. Из-под пальто виднелись идеально отглаженные брюки и начищенные до блеска классические туфли. Седые волосы были аккуратно зачесаны назад, а лицо, покрытое сетью мелких морщин, хранило выражение спокойного, немного усталого превосходства. Но главным были глаза. Пронзительные, светло-голубые, они, казалось, смотрели не на Алексея, а сквозь него, видя весь кавардак, творящийся в квартире, и всю панику, бушующую в его душе.

Незнакомец не стал дожидаться приглашения. Он сделал шаг вперед, заставив Алексея попятиться вглубь коридора. Войдя в комнату, он на мгновение остановился, окинув поле битвы профессиональным, оценивающим взглядом. Он посмотрел на застывших в нелепых позах друзей. На стол с остатками еды. На танцующего хомяка на экране ноутбука. На сотни призрачных мышей, зависших в воздухе. Его бровь едва заметно дернулась – единственное проявление эмоций на его каменном лице.

Призрачные мыши, завидев его, повели себя странно. Их веселое хихиканье сменилось испуганным писком. Они сбились в одну большую, дрожащую стаю и, метнувшись к стене, с тихим хлопком растворились в воздухе, словно их и не было. Через секунду квартира погрузилась в звенящую тишину, нарушаемую лишь громким стуком сердца Алексея.

Незнакомец медленно перевел свой ледяной взгляд на Владимира, который все еще стоял с выражением «что я наделал» на лице. Затем его взгляд упал на каменное яйцо, лежащее на ковре.

– Я бы попросил вас, молодой человек, – произнес он спокойным, но не терпящим возражений тоном, – вернуть артефакт его… так сказать, владельцу.

Он сделал паузу, давая словам впитаться.

– И больше никогда, – продолжил он, глядя прямо в глаза Владимиру, – никогда не произносить заклинания, значения которых вы не понимаете. Вам очень, очень повезло, что из него полезли мыши, а не, скажем, демон скуки. С ним гораздо сложнее договориться. Поверьте мне, он может заговорить до смерти. В буквальном смысле.

Владимир, обычно такой уверенный и громкий, сжался под этим взглядом. Он выглядел как нашкодивший школьник, пойманный директором. Кивнув, он торопливо поднял с пола каменное яйцо и, подойдя к Алексею, почти вложил его ему в руки, словно избавляясь от раскаленного угля.

Алексей принял свой артефакт. В его руке камень снова был теплым и знакомым.

Незнакомец удовлетворенно кивнул и прошел в центр комнаты. Он без церемоний отодвинул с кресла скомканный плед и сел, положив руки на колени. Он выглядел здесь хозяином положения, будто это была не квартира Алексея, а его собственный кабинет, куда вломились четверо идиотов и устроили беспорядок.

– Меня зовут Геннадий Васильевич Артемов, – представился он, обращаясь ко всем сразу. – Можете звать меня Магистрат. Потому что я и есть Магистрат. Хранитель магического баланса в секторе семь-Б, куда, к несчастью, входит и этот дом. А вы, молодые люди, только что создали в моем секторе всплеск неконтролируемой хаотической энергии такой силы, что у меня в кабинете завяли все фикусы. И я очень любил эти фикусы. Поэтому я здесь. Чтобы понять, кто мне возместит ущерб и, что более важно, кто из вас четверых решил, что играть с первозданным хаосом – это хорошая идея для пятничного вечера.

Он обвел их всех тяжелым взглядом и остановился на Алексее, в чьих руках был артефакт.

Алексей стоял посреди собственной комнаты, сжимая в руке свой злополучный артефакт, и чувствовал себя так, будто его только что вызвали на допрос в очень серьезную, очень секретную и очень недовольную его существованием организацию. Геннадий Васильевич сидел в кресле, не меняя позы, и терпеливо ждал. Его молчание давило сильнее, чем любые крики.

– Я… я не знаю, с чего начать, – пролепетал Алексей. – Я нашел этот камень в антикварной лавке. Он был теплый. Я купил его. А потом… началось.

И он рассказал. Рассказал все. Про утренние искры над туркой. Про «крио-кофе» и ледяную сосульку на глазах у всего офиса. Про ожившие закуски и, наконец, про фатальную попытку Владимира применить высшую темную магию, закончившуюся нашествием хихикающих мышей. Он говорил сбивчиво, запинаясь, чувствуя, как краснеют уши. Вся его история звучала как бред сумасшедшего.

Геннадий Васильевич слушал, не перебивая. Его лицо не выражало ни удивления, ни насмешки. Он просто слушал, изредка кивая, словно Алексей рассказывал ему не о магических аномалиях, а о вчерашнем прогнозе погоды. Когда Алексей, наконец, замолчал, выдохшись, Магистрат несколько секунд сидел в тишине, а затем тяжело вздохнул. Это был вздох человека, который устал от глупости этого мира.

– Понятно, – сказал он наконец. – Классический случай. Спонтанная активация артефакта хаотического типа неподготовленным носителем. Я так и думал. Мои фикусы погибли не зря.

Он перевел взгляд на троих друзей Алексея, которые жались у стены, боясь пошевелиться.

– А вы, я так понимаю, группа поддержки? Советники? Или, судя по результату, катализаторы катастрофы?

– Мы просто хотели помочь, – пискнул Денис.

– Помочь, – повторил Геннадий без всякой интонации. – Молодой человек, – обратился он к Владимиру, – если в следующий раз вы захотите кому-то помочь, попробуйте, например, помыть посуду. Это гораздо безопаснее, чем выкрикивать Непростительные заклятия, держа в руках нестабильный артефакт. Вам несказанно повезло, что Камень отреагировал не на семантику заклинания, а на вашу… хм… экспрессию. И выдал эквивалент вашего эмоционального состояния. А именно – стайку трусливых, но очень шумных вредителей.

Затем его взгляд остановился на Петре.

– А вы, я вижу, все записывали. Похвально. Системный подход. Вот только вы пытались применить законы физики к явлению, которое на эти законы чихало с высокой колокольни. Это все равно что пытаться измерить температуру любви с помощью ртутного градусника. Бессмысленно и можно обжечься.

Петр густо покраснел и спрятал свой блокнот за спину.

Геннадий Васильевич снова повернулся к Алексею.

– Итак, давайте я проведу для вас краткий курс магической реальности, чтобы вы больше не пытались заморозить офисный кулер. Первое: магия реальна. Она существует параллельно с вашим миром, как подкладка у пальто. Большинство людей ее не видят и не чувствуют, и это к лучшему. Для их же душевного спокойствия.

– Второе: я и такие, как я, – Магистрат. Мы следим за тем, чтобы эта подкладка не рвалась и не вылезала наружу в виде поющих облаков или марширующей пиццы. Мы – магический надзор, если хотите. Орган контроля.

– Третье, и самое важное для вас, – он указал на камень в руке Алексея. – Это не просто камень. Это, как я уже сказал, артефакт хаотического типа. Если быть точным, "Камень Первозданного Хаоса". Древняя и очень капризная штука. Он не работает по правилам, не подчиняется сложным заклинаниям. Он реагирует на простейшие импульсы, на случайные слова, на сильные эмоции. И преобразует их в самый непредсказуемый эффект, который только может сгенерировать его… извращенное чувство юмора.

Алексей сглотнул. Извращенное чувство юмора. Это было самое точное описание всего, что с ним произошло.

– И четвертое, – продолжил Геннадий. – Коснувшись его в первый раз, вы, Алексей Олегович, создали с ним прочную ментальную связь. Вы стали его носителем. Его "проводником". Теперь он – часть вас, а вы – часть его. Он будет реагировать на ваши мысли и чувства, хотите вы того или нет. Вы теперь – ходячая магическая аномалия.

– Но… я не хочу! – вырвалось у Алексея. – Я хочу свою нормальную жизнь! Отчеты, ипотеку, скучные вечера! Заберите его!

Геннадий медленно покачал головой.

– Увы, это так не работает. Это не абонемент в спортзал, от которого можно отказаться. Связь уже установлена. Но, – добавил он, видя отчаяние на лице Алексея, – у вас есть выбор. Как и у любого, кто вляпался в магию по собственной неосторожности.

Он снова обвел всех четверых своим тяжелым, пронзительным взглядом.

– Использование магии, особенно такой нестабильной, без лицензии, регистрации и соответствующего обучения – это серьезное нарушение. Очень серьезное. И оно ставит вас, Алексей Олегович, перед простой, как ледяная уточка, дилеммой. И от вашего выбора зависит, увижу ли я вас завтра снова, или мне придется заполнять очень много неприятных бумаг.

Слово «выбор» прозвучало в оглушительной тишине квартиры как выстрел. Алексей смотрел на Геннадия Васильевича, пытаясь понять, шутит тот или нет. Но лицо Магистрата было абсолютно серьезным. Он не шутил. Ни капли.

– Какой выбор? – хрипло спросил Алексей.

Геннадий откинулся на спинку кресла, и оно под ним тихо скрипнуло. Он медленно, словно раскладывая по полочкам сложную теорему, начал объяснять.

– Путь первый, – начал он, загибая палец на руке. – Назовем его "Путь страуса". Вы решаете, что все это было ошибкой. Вы отдаете артефакт мне. И я, как представитель Магистрата, инициирую процедуру разрыва вашей связи с ним.

На лице Алексея промелькнула надежда.

– То есть… все можно вернуть, как было?

– Не совсем, – тут же охладил его пыл Геннадий. – Это не лампочку выкрутить. Ритуал разрыва сложный, долгий и, скажем так, не до конца изученный, особенно с артефактами такого класса. Он может занять несколько месяцев. И все это время из вас, как из прохудившегося крана, будут спонтанно вырываться остаточные магические эффекты.

Он сделал паузу, давая Алексею осознать услышанное.

– Представьте себе: вы сидите на важном совещании, нервничаете, и вдруг у вашего начальника из ушей начинают расти ромашки. Или вы едете в лифте, думаете о своем, и все ваши соседи по кабине начинают разговаривать на эльфийском. Не зная его. Это будет продолжаться до тех пор, пока связь полностью не истощится.

Алексей представил себе лицо Андрея Викторовича с ромашками в ушах и содрогнулся.

– Но и это еще не все, – безжалостно продолжил Магистрат. – Есть небольшой, чисто теоретический, побочный эффект. Ритуал затрагивает не только вашу магическую составляющую, но и вашу личность, ваши воспоминания, эмоции. Они тесно переплетены. Есть шанс, – он посмотрел на потолок, словно прикидывая в уме, – скажем, процентов тридцать, что ваша личность, Алексей Олегович, «сотрется до заводских настроек».

– Что это значит? – прошептал Петр, который снова достал блокнот и лихорадочно записывал.

– Это значит, что он забудет все. Кто он, где он, как его зовут. Станет чистым листом. Будет радоваться бабочкам и пускать слюни. Абсолютно счастливый и абсолютно бесполезный для общества человек. Зато никакой магии. Полностью безопасен. Это, как я сказал, "Путь страуса". Зарыть голову в песок и надеяться, что хищник тебя не съест.

Алексей почувствовал, как по спине пробежал холодок. Перспектива стать счастливым овощем его не радовала.

– А… какой второй путь? – с трудом выдавил он.

Геннадий загнул второй палец.

– Путь второй. Назовем его "Путь ответственного идиота". Вы принимаете свою новую реальность. Вы признаете, что по собственной глупости или из-за простого любопытства сунули руку в работающий механизм вселенной. И теперь вы должны научиться с этим жить, не отрывая руки окружающим. Вы поступаете на ускоренное обучение в Магистрат. Под моим личным, неусыпным и, уверяю вас, очень придирчивым надзором.

Он наклонился вперед, и его глаза впились в Алексея.

– Я не обещаю, что сделаю из вас великого мага. Судя по вашим рассказам, ваш дар больше похож на проклятие с элементами стендап-комедии. Я не научу вас метать огненные шары или призывать драконов. Но я, возможно, смогу научить вас… сосуществовать с вашей хаотичной магией. Научу направлять ее так, чтобы она не превращала ваш город в один большой цирк. Вы научитесь чувствовать ее, предугадывать ее "шутки" и, может быть, даже использовать ее во благо. Или хотя бы так, чтобы ущерб был минимальным.

Внутренний конфликт разрывал Алексея на части. Выбор был чудовищным. С одной стороны – пугающая, но знакомая нормальность, за которую, возможно, придется заплатить собственным разумом. С другой – еще более пугающая, но захватывающая неизвестность, мир, о котором он только читал в книгах. Мир, который оказался реальным и который теперь стучался в его дверь с ультиматумом.

«Аннигиляция… – мысль была страшной, но в то же время… соблазнительной. – Засыпать русло бетоном. Чтобы больше ничего не текло. Никогда. Чтобы снова стать обычным. Скучным. Предсказуемым Алексеем Лебедевым из «ПромСтальКонсалтинга». Без магии. Без ответственности. Без страха снова превратить чей-то день в балаган».

Он почувствовал, как что-то внутри него ломается. Тот самый стержень, который помогал ему держаться все эти дни, тот азарт, который он почувствовал после разговора с Геннадием – все это рассыпалось в пыль. Осталась только звенящая пустота и желание, чтобы все это поскорее закончилось. Любой ценой.

– Алексей? Ты нас слышишь? – голос Геннадия вырвал его из оцепенения.

Он медленно повернулся. Его друзья и наставник смотрели на него с тревогой. Они ждали от него реакции, борьбы, надежды.

Но он мог дать им только одно.

– Может, он прав, – тихо, почти беззвучно повторил он вслух свою мысль. – Я приношу только проблемы. Может, так… будет лучше для всех.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Даже Петр перестал писать. Они смотрели на него, и в их глазах он видел шок, неверие и медленно подступающее отчаяние. Он сдался. И этим он нанес им удар куда более сильный, чем любой приказ Мельникова.

Пока в кабинете Геннадия царило уныние, в другом конце Магистрата, в стерильном, минималистичном кабинете Отдела Надзора, Анатолий Мельников чувствовал триумф. Не бурный, радостный триумф победителя, а холодное, тихое удовлетворение хирурга, который только что поставил точный диагноз и назначил единственно верное, хоть и радикальное, лечение.

Он стоял у своего стола, на котором не было ни одной лишней бумажки, и смотрел в окно. Дождь барабанил по стеклу, но за идеальной звукоизоляцией кабинета не было слышно ни звука. Тишина. Порядок. Гармония. То, к чему он стремился всю свою жизнь.

Его помощник, суетливый и преданный, как спаниель, семенил рядом, раскладывая по папкам копии приказа.

– Все отправлено, Анатолий Николаевич, – подобострастно доложил он. – Курьер-гаргулья подтвердил доставку. Геннадий Васильевич получил приказ.

– Прекрасно, – ровным голосом ответил Мельников, не оборачиваясь. – Теперь это лишь вопрос времени.

– Вы думаете, Совет поддержит аннигиляцию? – с сомнением спросил помощник. – Это такая… архаичная мера.

Мельников медленно повернулся. На его лице не было и тени сомнения.

– Это не личное, Семен, – сказал он почти назидательно, словно объясняя ребенку прописную истину. – Ты должен это понять. Это вопрос гигиены. Магической гигиены. Наш мир, наша сила – это сложный, хрупкий механизм. Он требует ухода, точности, дисциплины. А такие, как этот Лебедев… – он на мгновение поморщился, будто произнес что-то неприличное, – они не просто сбой в системе. Они – ржавчина. Коррозия. Они – раковая опухоль на теле нашего мира.

Он прошелся по кабинету, заложив руки за спину.

– Они дискредитируют все, что мы строим. Превращают великое искусство в дешевый цирк с уточками и пузырями. Они делают магию смешной. А смешную магию перестают уважать. А магию, которую не уважают, перестают бояться. И тогда наступает хаос. Настоящий хаос.

Он остановился и посмотрел на помощника.

– Слушание – это формальность. Совет Старейшин – старые, уставшие люди. Они ценят стабильность превыше всего. А я представлю им неопровержимые доказательства того, что Лебедев – это угроза стабильности. Свидетельские показания, протоколы, отчет о магическом фоне во время инцидента с мэром… У них не будет выбора. Они всегда прислушиваются к главе Отдела Надзора. Потому что именно я отвечаю за их спокойный сон. Через неделю от «дара» этого выскочки не останется и следа. И в мире снова наступит порядок. Настоящий, идеальный порядок.

Помощник восхищенно смотрел на него.

– Вы гений, Анатолий Николаевич.

– Я не гений, Семен. Я – санитар, – поправил его Мельников.

Он уже собирался вернуться к своим мыслям, но помощник, набравшись смелости, снова заговорил:

– Анатолий Николаевич, есть еще один небольшой вопрос… Помните, после инцидента в парке вы лично стабилизировали несколько артефактов, задетых волной смеха? Так вот… один из них, Кристалл Эмоционального Эха из хранилища вещественных доказательств, снова начал вести себя… нестабильно. Сигнатура слегка "плавает".

Мельников отмахнулся, как от назойливой мухи.

– Ерунда. Я лично запечатал его руной Порядка пятого уровня. Она подавит любую остаточную аномалию. Это просто фоновый шум, который скоро затихнет. Сосредоточься на главном, Семен. Подготовь для меня полную выкладку по делу Лебедева. Я хочу, чтобы моя аргументация на Совете была безупречной.

– Слушаюсь, Анатолий Николаевич! – обрадовался помощник и бросился к своему столу, зарывшись в бумаги.

Мельников снова повернулся к окну. Он не придал значения словам помощника. Кристалл. Какая мелочь по сравнению с той глобальной чисткой, которую он затеял. Он был абсолютно уверен в своей правоте, в своей силе, в незыблемости своих методов. Он не видел и не хотел видеть, что его собственная одержимость порядком, его фанатичное стремление подавить любой хаос, уже посеяли семена катастрофы куда более страшной, чем любые ледяные уточки. Он сам, своими руками, взводил курок ружья, которое было нацелено ему в спину. Но он этого не знал. Он смотрел на мокрый, упорядоченный дождем город и предвкушал свою победу. Никаких аномалий. Больше никаких аномалий. Никогда.

Квартира встретила Алексея гулкой, давящей тишиной. Друзья ушли, забрав с собой и споры, и планы, и даже слабую надежду. Геннадий проводил его до двери, положил на прощание тяжелую руку на плечо и сказал только одно: «Подумай, Алексей. Хорошенько подумай». Но думать было уже нечем. В голове была звенящая пустота, выжженная пустыня, где раньше робко пробивались ростки азарта и любопытства.

Он не стал включать свет. Прошел в комнату, ориентируясь на тусклый свет уличных фонарей, пробивающийся сквозь мокрое стекло. Дождь все еще шел, его монотонный стук по карнизу был единственным звуком в квартире. Алексей опустился на диван, но не сел, а как-то сжался, съежился, словно пытаясь занять как можно меньше места в этом мире.

Он чувствовал себя абсолютно, безнадежно раздавленным. Не героем, не магом, даже не интересным учеником. Он был ошибкой природы, системным сбоем, ходячей катастрофой, от которой все вокруг страдали. Мельников, при всей своей отталкивающей правоте, был прав. Алексей был опасен. Опасен своей непредсказуемостью, своей неуместностью, своей нелепой, дурацкой магией, которая годилась только для того, чтобы устраивать балаган.

Он вспомнил лицо Светланы, когда заморозил кулер. Смесь страха и удивления. Вспомнил лица коллег. Вспомнил перекошенное от ужаса и ярости лицо Мельникова. Вспомнил толпу в парке, смеющуюся до слез, и мокрого, униженного мэра. Он не хотел этого. Ничего из этого. Он просто хотел жить своей тихой, незаметной жизнью. А вместо этого он превратился в стихийное бедствие.

Его взгляд упал на журнальный столик. Там, в полумраке, темнел знакомый силуэт. Каменное яйцо. Источник всех его проблем. Корень зла. Он протянул руку и взял его.

Артефакт показался ему непривычно холодным и тяжелым. Словно он тоже чувствовал отчаяние своего носителя и впал в апатию. Не было ни тепла, ни привычной слабой пульсации. Просто кусок камня. Мертвый, тяжелый камень.

Алексей смотрел на него, и в голове снова, как навязчивая мелодия, зазвучали слова Геннадия. «Стереть до заводских настроек… Станет чистым листом… Абсолютно счастливый и абсолютно бесполезный…»

Может, это и есть выход?

Не просто отдать камень. Не просто разорвать связь. А пройти через это. Через аннигиляцию. Позволить Мельникову сделать его работу. Выжечь эту заразу из себя дотла.

Вернуться к своей серой, скучной, но такой понятной и безопасной жизни. Да, он не будет помнить ничего из этого. Не будет помнить Геннадия, своих друзей, своих нелепых «подвигов». Но, может, это и к лучшему? Забыть этот стыд, этот страх, эту непосильную ношу. Снова стать просто клерком. Ходить на работу. Жаловаться на начальника. Есть безвкусные бизнес-ланчи. Мечтать о драконах, глядя на заставку монитора, и не бояться, что этот дракон вдруг оживет и спалит весь офис.

Это была мысль труса. Он это понимал. Мысль предателя, который бросает своих друзей, поверивших в него. Бросает Геннадия, который, несмотря ни на что, пытался его защитить. Но сил бороться больше не было. Он устал. Бесконечно устал быть собой – этим новым, непонятным, опасным собой.

«Я сдаюсь», – прошептал он в тишину комнаты. – «Я больше не могу. Я не просил этой силы. Я не хочу быть "интересным учеником". Я хочу просто… быть нормальным. Пусть Мельников делает, что хочет. Может, так действительно будет лучше для всех».

Это решение принесло с собой странное, извращенное облегчение. Словно с плеч свалился огромный, неподъемный груз. Больше не нужно бороться. Не нужно соответствовать. Не нужно бояться провала. Он уже провалился. Осталось только подписать акт о капитуляции.

Он аккуратно положил камень обратно на стол. Подальше от себя. Словно боясь снова к нему прикоснуться и передумать. Отвернулся. Прошел в спальню и, не раздеваясь, залез под одеяло. Натянул его на голову, пытаясь спрятаться от всего мира, от самого себя, от своего решения.

В темноте под одеялом было тихо и безопасно. Здесь не было магии. Здесь не было ответственности. Здесь была только спасительная пустота. Он принял решение сдаться. Он выбрал «Путь страуса». И это была его самая низкая точка. Момент абсолютного, безоговорочного поражения. И он даже не подозревал, что именно с этого дна ему и придется оттолкнуться. Но это будет завтра. А сегодня он просто хотел исчезнуть.

Глава 10: Ураган нужно не остановить, а направить

Алексей не спал. Он пролежал под одеялом всю ночь, вслушиваясь в тиканье часов и шум дождя за окном. Это была ночь без снов и без отдыха, ночь тяжелого, липкого оцепенения. Он принял решение, и оно придавило его, как бетонная плита. Утро принесло с собой не облегчение, а лишь тупую, свинцовую тяжесть. Он не хотел вставать. Не хотел ничего. Просто лежать так вечно.

Но его планам на вечное лежание не суждено было сбыться.

Ровно в девять утра тишину квартиры разорвал настойчивый, требовательный звонок в дверь. Не один короткий, а длинная, непрерывная трель, которая, казалось, сверлила мозг. Алексей застонал и натянул одеяло еще выше. Игнорировать. Просто игнорировать.

Но звонок не унимался. К нему добавился громкий стук.

– Леха, открывай! Мы знаем, что ты там! – донесся из-за двери бодрый голос Владимира. – У нас есть план! Даже три!

Алексей не шевелился. Может, они подумают, что его нет дома, и уйдут. Но он недооценил упрямство своих друзей.

После минуты безуспешных попыток достучаться, он услышал тихое копошение у замка, затем щелчок. Петр, очевидно, применил свои навыки аналитика для вскрытия простейшего английского замка.

Дверь в спальню распахнулась. На пороге стояла вся его команда. Геннадий Васильевич, строгий и собранный, как всегда. Владимир, полный решимости, с боевым блеском в глазах. Петр с неизменным блокнотом. И Денис, который держал в руках большую коробку с пончиками.

– Утренняя интервенция, – объявил Денис, ставя коробку на комод. – Мы принесли завтрак и план по спасению мира. Точнее, тебя.

Алексей медленно сел на кровати, чувствуя себя выжатым и совершенно разбитым.

– Уходите, – тихо сказал он. – Не надо ничего спасать. Я все решил.

– Сдаваться – это не наш метод! – тут же возразил Владимир, входя в комнату. – Это трусость и пораженчество! У меня уже есть три новых, гораздо более эффективных плана, чем предыдущие! План "Г" – "Горилла в Магистрате". Мы запускаем в кабинет Мельникова трансфигурированную гориллу, она устраивает там погром, и в суматохе мы похищаем все документы по твоему делу!

– План "Д" – "Двойник". Мы с помощью магии создаем твоего двойника, который приходит на слушание и во всем признается. Его аннигилируют, а ты в это время сидишь в Мексике и пьешь текилу! – подхватил Денис.

– Оба плана имеют критические уязвимости и нарушают как минимум семнадцать статей Магического Кодекса, – вставил Петр, уже что-то вычисляя в своем блокноте. – Но я проанализировал все доступные прецеденты. Процедуру аннигиляции можно оспорить и заменить на более мягкую меру, например, временное ограничение магической деятельности, если доказать, что твоя магия не является по своей природе деструктивной, а представляет собой новый, ранее не изученный класс созидательной магии хаоса. Нужно лишь собрать доказательную базу.

Они говорили все разом, перебивая друг друга, размахивая руками, предлагая один план безумнее другого. Они были полны энергии, они были готовы бороться. А Алексей смотрел на них, и ему было стыдно. Стыдно за свою слабость, за свое решение сдаться.

– Ребята, спасибо, – прервал он их. – Правда, спасибо. Но… я все решил. Это конец.

В комнате повисла тишина. Его друзья смотрели на него с растерянностью. Они не могли поверить, что он говорит серьезно.

И тогда вперед вышел Геннадий. Он молча слушал их перепалку, стоя в дверях. Теперь он подошел к кровати Алексея.

– Владимир, Петр, Денис, – сказал он, не глядя на них. – Оставьте нас. И закройте дверь с той стороны. Кажется, нам с Алексеем Олеговичем нужно поговорить. Без свидетелей.

Когда дверь за друзьями закрылась, Геннадий Васильевич не стал садиться. Он подошел к окну и несколько секунд молча смотрел на унылый пейзаж спального района. Дождь перестал, но небо все еще было затянуто плотной серой пеленой.

– Знаешь, Алексей, – начал он тихо, не оборачиваясь, – за свою долгую жизнь я видел много магов. Очень много. Талантливых, сильных, гениальных. Дисциплинированных, как солдаты, и точных, как швейцарские часы. Они могли возводить замки одним движением руки и осушать озера одним словом. Но все они, все без исключения, работали по правилам. Их магия была как поезд, который ходит по идеально проложенным рельсам. Быстро, мощно, эффективно, но всегда по одному и тому же, заранее известному пути. Они были предсказуемы.

Алексей молчал, сидя на кровати и обхватив колени руками. Он не понимал, к чему клонит Магистрат.

– А твоя магия, – Геннадий обернулся, и его глаза, обычно строгие, сейчас смотрели с какой-то странной, задумчивой теплотой, – твоя магия – это не поезд.

– Моя магия – это поезд, который сошел с рельсов, врезался в цирк, поджег его, а потом еще и станцевал на пепелище, – с горькой иронией ответил Алексей.

Геннадий позволил себе слабую, едва заметную улыбку.

– Нет. Ты снова мыслишь не в тех категориях. Твоя магия – это не поезд вовсе. Это ураган. Дикий, непредсказуемый, стихийный. Всю эту неделю ты, по моему дурацкому наущению, пытался заставить этот ураган ходить по расписанию. Ты пытался загнать его в рамки, заставить его быть чем-то, чем он не является. И поэтому он все сносил на своем пути. Потом, когда ты испугался, ты попытался его остановить. Запереть. И он чуть не разрушил тебя изнутри. Ты ведь чувствуешь это, правда? Эту тяжесть. Это не просто отчаяние. Это энергия, которой ты не даешь выхода. Она давит на тебя.

Алексей кивнул. Он действительно это чувствовал. Как будто внутри него заперли что-то огромное, живое, и оно билось о ребра, требуя воли.

– Так вот, Алексей, – продолжил Геннадий, подходя ближе. – Главный урок, который я, старый дурак, сам понял только благодаря тебе. Ураган нельзя остановить. Его нельзя заставить ходить по рельсам. Но его можно… – он сделал паузу, подбирая слово, – направить.

– Как? – выдохнул Алексей. Этот вопрос был криком утопающего, которому бросили спасательный круг.

– А вот это самое интересное, – в глазах Геннадия появился азартный блеск. – Перестать с ним бороться. Перестать его бояться. Принять его. Понять его логику. А у него есть логика, пусть и совершенно безумная. Твоя магия не исполняет приказы. Она… импровизирует. Ты просишь огонь – она дает тебе фейерверк. Ты просишь испарить воду – она превращает ее в ледяных уточек. Ты просишь сферу света – она выдает тебе оркестр мыльных пузырей. Она не говорит «нет». Она говорит: «Отличная идея, но я сделаю это по-своему, будет веселее!»

Он сел на край кровати, и его тон стал серьезнее.

– Мельников и ему подобные видят в тебе угрозу, потому что ты – живое опровержение всего их мира. Их мир построен на контроле, на правилах, на предсказуемости. А ты – ходячий хаос. Они боятся тебя, потому что не понимают. Они считают тебя ошибкой. А ты должен доказать им – и в первую очередь себе, – что ты не ошибка. Ты – решение. Решение для тех проблем, где их логика и их правила бессильны.

Алексей поднял на него глаза. Впервые за последние сутки в его душе что-то шевельнулось. Ледяная корка безысходности треснула.

– Но как? – снова спросил он, но уже с другой интонацией. – У нас неделя до слушания. Что мы можем сделать?

Геннадий хитро улыбнулся.

– Неделя – это целая вечность, если ее правильно использовать. За эту неделю мы не будем пытаться заставить тебя ходить по струнке. Наоборот. Мы дадим твоему урагану волю. Но не просто так. Мы научимся задавать ему правильное направление. Хватит пытаться варить кофе по правилам. Вместо этого давай научимся по заказу вызывать самое пышное в мире поющее облако. Давай научимся создавать самые красивые и сложные ледяные скульптуры. Давай заставим твои фейерверки складываться в осмысленные слова.

Он встал, и его голос снова обрел силу и уверенность.

– Ты не сломан, Алексей. Ты просто другой. Твоя сила не в контроле, а в сотрудничестве с хаосом. Перестань быть его жертвой. Стань его партнером.

Он подошел к двери и открыл ее. За ней толпились встревоженные друзья.

– Ну что, Алексей Олегович? – спросил Геннадий, глядя на него с вызовом. – Выбор за вами. Вы все еще хотите сдаться и стать овощем? Или мы покажем этому педанту Мельникову, на что способен настоящий, творческий, созидательный хаос?

Алексей посмотрел на своего наставника, на взволнованные лица друзей. Он посмотрел на свою руку. И впервые за долгое время он не почувствовал страха. Он почувствовал силу. Дикую, странную, нелепую, но его собственную.

Выбор был сделан. Снова. Но на этот раз – окончательно.

Алексей медленно поднялся с кровати. Тяжесть, которая давила на него всю ночь, никуда не делась, но теперь под ней он чувствовал не пустоту, а упругую пружину, готовую распрямиться. Взгляд его прояснился. В нем больше не было тупого отчаяния. Вместо него появился страх, да, но теперь этот страх был смешан с чем-то новым – с азартом и вызовом.