© Лора Паркс, текст
© В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Вступление
Мне всегда хотелось написать детектив.
Все говорят, что вязальщицы – самые терпеливые люди. И как-то раз, когда я ехала на междугороднем автобусе, мысленным взором увидела, как чашка в крупный горох летит и падает рядом с мужскими ботинками. Я увидела, как разливается кофе. Почему-то я точно знала, что это не чай, а именно кофе. И еще я знала, что та, кто уронила эту чашку, не будет кричать от страха. А выругается. Длинно и, наверное, витиевато, потому что она точно знает, кому принадлежат эти ботинки. И для нее это не просто труп, найденный в саду, а человек, который когда-то ей очень досадил.
Книга сложилась в голове как узор. И вот я уже мысленно подгоняла автобус. Петелька за петелькой рождались сцены, герои, разговоры, и мне не терпелось поскорее это записать.
Надеюсь, что вам будет приятно читать эту книгу так же, как было мне, когда я работала над ней.
Глава первая
Фестиваль
Кофе. Черный и с лимоном. То, что нужно утром, особенно таким нервным и тягостным. Грейс, наполнив чашку – не маленькую, из каких положено пить сей напиток, а огромную керамическую, в горошек, – с наслаждением принюхалась к аромату и шагнула за порог дома. Пить кофе в саду гораздо приятней. Утренняя прохлада, пышные, пахнущие ванилью и немного эфирным маслом кусты роз… и тело. Причем тело самого Андреаса Чейза. Его только здесь не хватало!
Чашка выскользнула из рук и покатилась по деревянным ступеням крыльца, кофе расплылось темной лужей, увенчанной ломтиком лимона. А Грейс Чибнелл выругалась, чего обычно себе не позволяла.
– А я-то думала, что все плохо, – философски проговорила она себе под нос, шагнув к телу и пытаясь нащупать пульс. Его не было. Как водится, когда ты думаешь, что все плохо – по крайней мере, в последние несколько дней, – жизнь демонстрирует, что бывает и хуже.
Грейс замерла, пытаясь собраться с мыслями, и вздохнула. Фестиваль вымотал ей все нервы. Свитер с рукавом реглан, который заказала миссис Брикстон с Почтовой улицы для мужа, Грейс могла связать даже в полной темноте и с закрытыми глазами. Хотя стиль бриошь, в два цвета, в данном случае шоколадный и горчично-бежевый, со стилизованными косами – не самая простая техника. И все же… семь ошибок на три ряда – явно перебор для вязальщицы с опытом Грейс. И нужно все распускать, а в идеале – начинать заново и в другом настроении. Добавьте сюда визит трехцветной кошки – то ли уличной, то ли соседской, Грейс понятия не имела, – и перепутанные напрочь нитки из рабочей корзинки… Кошка эта, роскошная пушистая зараза, периодически заглядывала к Грейс на огонек – если та забывала закрыть окно на кухне на щеколду. И наводила в хозяйстве вязальщицы свои порядки… А ведь на следующей неделе обещают прохладу, и Мэри Брикстон ждет свой заказ.
Как будто этого мало… Яблочный штрудель превратился в нечто местами сырое, местами, наоборот, подгоревшее. В первый раз такое! И именно сегодня! А она предвкушала кофе с ломтиком штруделя. Грейс Чибнелл вот уже десяток лет осенью пекла штрудель с яблоками из собственного сада. Точнее, из сада родителей. Традиция эта появилась, когда Грейс вернулась из Лондона в родной город Ибсток. Яблоням в саду было больше лет, чем ей самой – отец посадил их как подарок матери на свадьбу. И если Кокс Оранж Пиппин еще не созрели, то нежные Дискавери, мелкие и ароматные, уже можно снимать с веток.
Родители Грейс, собственно, тот же десяток лет назад решили, что туманно-облачная атмосфера Англии им поднадоела, а дочь выросла достаточно, чтобы они могли уехать куда-то, где можно круглый год ходить в гавайских рубахах, легких платьях и шлепанцах, и перебрались на тропические острова. И теперь они ежегодно слали открытки с пальмами, попугаями, кусочками океана и коралловыми рифами ко всем праздникам.
Нет в мире ничего стабильнее, чем английская осень, яблоки, открытки от родителей и штрудель Грейс. С орехами, яблоками и медом. Но не в этот раз.
Грейс грустно посмотрела на тело у своего порога и цветисто выругалась еще разок в надежде, что ей полегчает. Хорошо, что местные кумушки из попечительского совета колледжа не слышали фразу, которая сорвалась с губ «благочестивой мастерицы Грейс». На всякий случай она еще разок пощупала пульс, словно что-то могло измениться за эти пару минут. Но нет, перед ней определенно был труп.
Запрокинув голову к небу, Грейс повторила эту же фразу на тон громче. И услышала ироничные аплодисменты.
Чарли, ее сосед, стоя по другую сторону от невысокой живой изгороди, приподнял бровь.
– Может быть, все-таки вызовем скорую помощь? Обругать его вы сможете позже. И чем это вы его так приложили? Поклонник?
– Скорая уже не поможет, нужно звать полицию, – покачала головой Грейс. – И это не я, – спохватившись, оправдалась она. – Он тут уже лежал…
– Тогда беру свои слова обратно. Пока едет полиция, можете ругать тело сколько угодно.
Вот только его сейчас не хватало. Нет, в целом Грейс нормально относилась к соседям, в том числе и к Чарли. Высокий, вечно взъерошенный, на пару лет старше нее самой, он не был назойлив, не рвался общаться и вообще вяло поддерживал добрососедские отношения. Что лично Грейс полностью устраивало.
Она вздохнула и пошла в дом за телефоном, думая, что и сейчас Чейз ей все испортил. Она так мечтала об этой чашке кофе, выпитой в утренней тишине на качелях в саду. А вместо этого Чейз умудрился умереть прямо перед ее домом.
Да чтоб он провалился!
Грейс взъерошила короткие рыжие волосы. Они тоже, пожалуй, уже стали традицией их городка – волосы цвета абрикоса, сияющие на солнце. Ранняя седина не портила их, а лишь добавляла света в непослушную шевелюру. Грейс было видно издалека, и соседи смеялись, что вместо серьезной мадам модельер у них какой-то растрепанный рыжий одуванчик.
Как будто мало было того, что этот Фестиваль выбивал ее из колеи. На что имелись очень личные причины.
Каждый год местный Колледж, которому недавно исполнилось восемь сотен лет, чем гордился весь их городок, принимал у себя Ежегодный фестиваль рукоделия. Со всей Британии съезжались известные мастера, мастерицы, модельеры. Вязание, вышивка, пошив одежды, создание украшений – любое творчество, в которое можно одеть или которым можно украсить одежду. Главной темой, конечно, было и оставалось вязание. Если знаменитую лопапейсу – свитер с узорной кокеткой из теплой шерсти лопи, местной породы овец, – придумали в Исландии, то родиной кардигана и реглана всегда была Англия. Причем когда-то кардиганы ассоциировались с победоносной войной и даже название получили в честь лорда Кардигана, сражавшегося при Балаклаве во времена Крымской войны. Реглан, собственно, тоже увековечил имя барона и фельдмаршала Реглана, который носил такой покрой, скрывая отсутствующую руку. Но Грейс отвлеклась…
Наконец отыскав телефон, она набрала номер полицейского управления, коротко доложила, что произошло, и, сунув трубку в карман легких бриджей, пошла на кухню. Ставить очередную порцию кофе в надежде, что сможет-таки взбодрить себя кофеином. Попутно Грейс продолжала размышлять и вспоминать.
На каждый Фестиваль приглашали одного-двух знаменитых дизайнеров, модельеров, чьи работы были признаны не только в Англии, но и по всей Европе. И обычно появление звезд мирового рукоделия радовало всех, в том числе и саму Грейс. А кто бы отказался узнать что-то новое? Тем более что приглашенные участники часто устраивали бесплатные мастер-классы, на которых делились новыми техниками или секретами мастерства. Например, в позапрошлом году Грейс познакомилась с техникой поворотного вязания, она же свинг, и теперь некоторые ее шарфы походили на творения какого-нибудь импрессиониста или даже модерниста – причудливые изгибы линий, четкие переходы ярких цветов… А в прошлом – с итальянской интарсией, и даже связала комплект: сумку, юбку и кардиган, украшенные стилизованными домиками и котиками. Но именно в этот раз Грейс не повезло. Почему бы руководству не позвать кого-нибудь… Да кого угодно, только не его!
– Вот и загадывай после этого желания Санте, – мрачно пошутила Грейс, выливая кофе в свою кружку и отрезая свежий ломтик лимона. Подумав, она поставила на стол еще одну кружку и налила остатки напитка в нее. Угостит Чарли, если он не ушел. В конце концов, время до появления полицейских есть…
А ведь она мечтала войти в оргкомитет Фестиваля. Ее работы давно уже были признаны лучшими в городе, успешно продавались. У нее всегда был свой стенд, и вот наконец-то ей предложили возглавить оргкомитет! Правда, несколько поспешно, так что Грейс пришлось буквально на ходу разбираться со всеми свалившимися на нее делами, начиная от сметы за дорогу и размещение в единственном у них в городе отеле приглашенной звезды и заканчивая организацией чайного стола и покупкой дополнительных мусорных корзин.
И это было похоже на сон, на сбывшуюся мечту… пока она не увидела имя главного гостя.
Андреас Чейз. Человек из ее прошлого, который приехал в город на фестиваль только два дня назад, но уже измотал Грейс все нервы.
Грейс сознавала свои сильные стороны и излишней скромностью не отличалась. Она постоянно изучала и осваивала что-то новое. Отдавала дань и традиционным техникам. Умело подбирала цвета и мотивы, владела как спицами и крючком, так и вязанием на луме – простеньком станке с зубчиками, вокруг которых и оплетаются нити, создавая интересные узоры. Более того, кардиганы Грейс славились на всю область, и к ней поступали заказы не только из соседних городов. На прошлой неделе она отправила очень сложный заказ в Шотландию. И ей было чем гордиться. Она связала не только два кардигана, но и свадебное платье! И украсила его вставкой макраме из крученых шелковых нитей – получилось впечатляюще.
Но Чейз, с точки зрения людей, не чуждых творчеству такого рода, был настоящей звездой. Его шарфы и палантины, связанные в технике «Бабушкин квадрат» и собранные на шелковую подкладку, славились во всем мире. Крошечные, со стороной порой не более пары сантиметров, мотивы он вывязывал с объемными элементами, и узор отлично читался. Собирались эти квадратные мотивы в единое целое то плотным контрастным узором, то тонким, больше похожим на кружево, сквозь который просматривался шелк подкладки. Стоили такие шарфы, палантины и кашне баснословных денег, и, говорят, даже королевские особы имели в своем гардеробе изделия Чейза.
Грейс еще раз вздохнула и напомнила себе, что эту историю она оставила в прошлом. И поклялась, что не будет к ней возвращаться. Но встречи с Чейзом она боялась. И даже хотела снять свою кандидатуру с должности распорядителя фестиваля. В день его приезда Грейс волновалась как девчонка. Перемерила не меньше десятка костюмов. Какой стиль выбрать? Официальный? Или свободное вязаное платье из буретного шелка? Тем более погода стояла теплая, даром что осень, а буретный шелк, спряденный из коротких ниточек-шелковинок буретного шелкопряда, обладал удивительной способностью дарить прохладу в жару и согревать в холода. А может быть, неформальную свободную юбку и кардиган? Лучший из ее коллекции? В той самой технике интарсии?
В результате все пошло не так. До самой ночи организаторы фестиваля готовили залы, расписывали столы, организовывали встречи мастеров, выпили не меньше десятка литров кофе и крепкого черного чая, и Грейс заснула прямо там, в кабинете, который им выделил колледж, на неудобном диване. Она даже не помнила, как это произошло. Вроде бы только что они составляли расписание выступлений на фестивале, а сейчас ее будила Диана, подруга и помощница Грейс в оргкомитете, шепотом сообщавшая, что приехал сам Чейз.
Андреас ни капли не изменился. Короткая стрижка, подчеркивающая чуть лошадиные черты привлекательного, аристократичного костистого лица. Тот же прищур, ленивая улыбка только одним уголком губ, свитер из его новой коллекции и…
– Очень приятно познакомиться с вами, Грейс. Видел ваши последние работы на сайте фестиваля. Значит, мы с вами своего рода конкуренты. Кроме шарфов, я тоже привез кардиганы, – сказал он, пожимая руку Грейс так, словно видел ее в первый раз. И даже попытался воздействовать на нее своим обаянием?
Грейс нашла в себе силы кивнуть. И улыбнуться. А потом добавить, что она не видела его с тех самых пор, как они встречались в Лондоне много раз… давно. Просто для того, чтобы посмотреть на его реакцию. Ведь как-то же должен был Чейз показать, что видит ее не в первый раз. Что у них было… был кусочек общего прошлого?
Зачем он сделал вид, что не узнал Грейс?
Какие кардиганы, если в плане было заявлено, что он покажет всю коллекцию шарфов, посвященных английской осени?
Даже здесь, даже после стольких лет, он снова делал все назло и в последний момент менял планы.
Только теперь это, пожалуй, не имело значения. Но почему он оказался у ее порога? Хотел поговорить с ней? О чем? И что ей, милостивый Боже, теперь делать с фестивалем? Где взять новую звезду?
Грейс вздохнула. Подхватила кружки с кофе и пошла в сад второй раз за это утро.
Грейс не любила чай. Вернее, не совсем так. Пить традиционный английский напиток она могла только с молоком. Что в целом поощрялось британскими традициями. Тем более что делала это Грейс только один раз в день. И время чаепития принадлежало только ей одной. Вечерний чай с молоком. Заваренный в старом бабушкином чайнике белого фарфора. Такая же белоснежная фарфоровая чашечка. Чай с маслом бергамота, в меру крепкий и терпкий. Молоко в крошечном сливочнике. И кусок морковного торта. В конце концов имеет же она право позволить себе одну маленькую слабость в день.
А кофе – черный, с лимоном, и сколько угодно чашек в день.
– Вы, конечно же, не видели, как убитый тут появился? – спросила Грейс у соседа.
– Конечно же, нет, – покачал он головой. – Если понадобится помощь – позовите. – Одним глотком он выпил кофе, чинно вернул чашку Грейс и ушел в свой дом. Чарли не славился любовью к общению. И раз уж она услышала от него целую фразу всего за одно утро, а не пару слов, можно смело сказать, что в следующий раз он заговорит с Грейс через пару дней.
Когда он только переехал в этот дом, Грейс решила, что должна проявить какое-то соседское радушие, напекла печенья и пошла знакомиться. Чарли вернулся откуда-то очень уставший, в одежде, испачканной кровью, и Грейс решила, что не хочет знать – чьей. Но машинально отметила, что на темно-синей рубашке бурые пятна смотрятся интересно, и можно будет попробовать такое сочетание цветов для ее следующего свитера. А если добавить бледно-серые акценты? Или все же приглушенно-бежевые? Тогда, в общем-то, разговора особо и не получилось. Чарли сумрачно назвал свое имя, взял печенье и захлопнул дверь перед ее носом, буркнув что-то, с натяжкой воспринятое Грейс как благодарность.
Полиция ехала к ней целых двадцать минут. Хотя и на машине с мигалками, как в кино. Был в этом определенный шарм. Убийство в маленьком английском городке, где самая молодая постройка – автобусная остановка на въезде в город. Кажется, ее поставили там семьдесят лет назад. Приедет черная полицейская машина, обязательно будет пожилой констебль и пара замечаний о погоде. Неспешный разговор, может быть, даже под моросящий дождик. Грейс посмотрела на ясное синее небо. И поняла, что всеми этими чепуховыми мыслями просто пытается себя успокоить. А то, что полиция долго добирается, вполне объяснимо: надо же захватить с собой местного доктора, который при необходимости – а таковая обычно отсутствовала – выполнял функции судебного эксперта.
– И викарий. Должен быть викарий, и он похвалит мои розы, – пробормотала Грейс себе под нос, – ведь все в городе знают, что семья Чибнелл выращивает лучшие розы в округе, и попробуйте с этим поспорить!
Она успела сходить в дом и налить себе еще одну чашку кофе, стараясь не смотреть на труп, и села на ступеньки крыльца. Отчего-то ей не хотелось оставлять Чейза одного. Странно, что труп не вызывал у нее страха или отторжения. Это просто оболочка. Самого Чейза там уже не было. Но какое-то уважение все же стоило проявить.
Успела отругать трехцветную хулиганку-кошку, которая, увидев оживление во дворике Грейс, гордо профланировала по забору и, сиганув на ветку старой яблони, устроилась там. Наблюдала за Грейс и трупом, прищурив ярко-зеленые глаза. Грейс тяжело вздохнула и обернулась на дом: в этот раз она закрыла дверь, и окна тоже. А может быть, ей стоит запирать вязание в кладовке, например? А кошке оставлять немного корма? Впрочем, истощенной та не выглядела. Шерсть лоснится, уши насторожены.
Грейс отмахнулась от совершенно неуместных в такой момент мыслей.
Она потягивала кофе, посматривая на тело. Что-то в нем было странным… И Грейс попыталась понять, что именно ей не нравится.
Сначала ей показалось, что Андреаса задушили его же шарфом – поскольку тот был намотан на шею Чейза. Красивый, отметила она машинально. Квадраты бежевые, с приглушенно-розовым и пыльно-мятным объемным рисунком, темно-зеленые, с бежевым и розовым же и розоватые с зеленью. Связаны между собой ажурным швом. Подкладка из хвойно-зеленого шелка, отливавшего серебром на солнце.
Только вот… Грейс смотрела детективы. А что еще делать в Ибстоке зимой? Только вязать под какой-нибудь фильм или сериал. И знала, что задушенный человек краснеет, синеет, темнеет лицом. У Чейза же ничего подобного не замечалось. Конечно, она достаточно благоразумна, чтобы не приближаться к убитому и не пытаться найти странгуляционную – или как там она называется – полоску. Только вот…
Она отставила чашку, вслушалась в отдаленный сигнал полицейской машины – скоро подъедет, по всей вероятности, – и прищурилась. Ага, вот оно что. Под затылком Чейза расползалось темное пятно. А еще… на траве ее газона, не слишком ухоженного, поросшего какими-то мелкими цветочками, виднелись следы.
«Получается, убили его не здесь?» – спросила у себя Грейс. Мисс Чибнелл отличалась внимательностью и цепкой зрительной памятью, что, пожалуй, необходимо для вязальщицы. И умела своими сильными сторонами пользоваться. «А где?» – и она проследила полосу на газоне. Та вела к беседке, скрывавшейся за яблонями, розовыми кустами и малинником.
Как это часто бывает в маленьких городках, практически все его жители так или иначе знакомы. И на вызов Грейс приехал глава местного отделения полиции, главный инспектор города Дэвид Стоун. Когда-то они крепко дружили. Дэвид еще со старшей школы был влюблен в Грейс, и он искренне не понимал, чем ей не угодил их местный колледж, зачем ей понадобился Лондон. Он не хотел ее отпускать, они долго ругались, Дэвид даже ходил к родителям Грейс и пытался уговорить их удержать ее. Он нарисовал себе в голове идеальную картину будущей жизни, где они всю жизнь жили в Ибстоке, Грейс рожала детей, следила за домом, выращивала розы, а он работал в полиции. По пятницам паб с друзьями, по выходным – прогулки и обеды с семьей. Грейс еще тогда казалось, что он со школьной скамьи был уже маленьким старичком.
Впрочем, выглядел Дэвид для своих сорока с хвостиком лет очень даже неплохо. Рыжеватые волосы уже начали лысеть, что его, впрочем, не портило. Скорее высокий лоб придавал интеллектуальности. Лицо вытянутое, костистое, с крупным носом. Дэвид отрастил усы, длинные и рыжеватые, которые, вопреки его надеждам, придавали физиономии вовсе не серьезный вид потрепанного жизнью копа, а добродушие дворового пса. Форменная рубашка сидела на нем, пожалуй, слишком в обтяжку, подчеркивая отросший животик.
Грейс не знала, что, когда она уехала учиться, Дэвид отправился за ней. В Лондон. Приехал к Университету моды в надежде, что они поговорят и он подарит ей английскую фиалку в горшочке. Он был уверен, что ей нравятся фиалки – ведь они чаще всего повторялись в ее изделиях. И вот тогда Грейс решит вернуться домой, с ним вместе. Часа через три ожидания он все-таки увидел ее. Счастливую и с Чейзом. И уехал, оставив цветок на почтовом ящике у ворот. С тех пор он счастливо женился, и теперь они просто приятельствовали. Пару раз Дэвид даже помог Грейс в ее «незначительных проблемах». Забирал ее из полицейского участка соседнего графства, когда Чибнелл решила, что знает, где искать сбежавшую от алтаря невесту, вручил ей грамоту, когда молодая женщина вступила в схватку с залетным грабителем, пытавшимся ограбить кассу железнодорожной станции. Грейс тогда знатно отдубасила злодея сумкой, в которой лежали последние каталоги с новыми моделями для вязания.
Дэвид, конечно, высказывался, что ей не стоит совать нос не в свое дело. Но ворчание его было добродушным и снисходительным. Он понимал, что такое Грейс, знал, что не сможет она держаться поодаль от всевозможных историй и избегать приключений.
– Грейси, – только и вздохнул Дэвид, – Грейс. Во что ты влезла теперь? Ты же его не убивала, правда?
Доктор Уоллес, пожилой, напоминающий моржа, в классическом твидовом костюме, деловито фотографировал тело, потом ворочал его, рассматривая и прицокивая языком. А Дэвид укоризненно смотрел на Грейс.
– Правда, – кивнула Грейс. – Я его не убивала. Увидела его здесь и сразу позвонила в участок.
Она протянула ему чашку с кофе и развела руками.
– Инспектор, тело я забираю, – заявил доктор Уоллес. – Только помогите мне вытащить носилки и переложить его. По предварительным данным, смерть наступила от удара тяжелым предметом по затылку. Убили не здесь. Как видите, следы волочения явные.
– Время смерти можете сказать? – посмотрев сначала на труп, потом на след от волочения тела, уточнил Дэвид.
– Я же не волшебник, – скупо усмехнулся доктор. – Могу только предположить, что, судя по трупному окоченению, в районе полуночи. Остальное позднее, после вскрытия.
– А шарф? – робко спросила Грейс. – Его пытались душить?
– Нет, мисс Чибнелл, – с невольным уважением взглянул на нее доктор. – Он затянут, конечно, но не до удушения. Я бы предположил, что преступник попытался имитировать удушение.
Дэвид недовольно посмотрел на Грейс, взглядом укоряя ее за излишнее, по его мнению, любопытство, и пошел к машине за носилками. Потом, спохватившись, выудил из кармана цветной мелок, обвел тело по контуру, и мужчины перенесли Чейза на носилки, а затем с некоторым трудом подвезли по тропинке, выложенной диким камнем, к полицейскому фургону.
– Док, вы езжайте, я подойду чуть позже, – скомандовал Дэвид, и тот устроился на переднем сиденье, рядом с водителем. Инспектор же вернулся к Грейс и принялся фотографировать место преступления. Сначала – меловой контур, потом траву газона, осторожно шагая по следу волочения. Грейс тихонько шла за ним. Так они добрели до беседки.
– А констебли твои где? – удивилась она. – Сержанты? Почему ты сам с камерой скачешь?
– Сержант Иггли руку сломал, – фыркнул Дэвид. – А он у нас единственный с камерой умеет работать. Остальным лучше не давать фотографировать – потом не разберешь, что там изображено.
И он продолжил увлеченно рассматривать траву и кусты.
– Вот! – почти радостно кивнул Дэвид, подкручивая рыжий ус. И указал на кровавое пятно, расползшееся по траве рядом с беседкой. После чего недовольно пробурчал, опомнившись, что не один: – А ты что здесь делаешь? Это место преступления!
– Это моя беседка, Дэвид, – отчеканила Грейс. – И труп нашли на моем крыльце. Ты не думаешь, что я имею право быть в курсе?
Инспектор смутился, помолчал, с особым вниманием вглядываясь в кровавое пятно – словно то могло раскрыть ему тайну, кто же убийца. Обшарил окрестные кусты в поисках орудия преступления, бормоча себе под нос: «Камень? Его же могли ударить камнем?»
– У меня здесь камни не валяются, – вздохнула Грейс. – Они только на тропинках, посажены в цементный раствор. Иначе все дорожки после дождей расползаются по саду, – посетовала она. – И все камни на месте.
– Ладно… Хорошо, – через пару минут заявил Дэвид. – Для протокола я должен допросить тебя, и желательно в участке, под запись. Сама понимаешь, убийства у нас очень большая редкость, – добавил он. Грейс уже кратко рассказала приятелю, что она ничего не видела и не слышала. Вернулась поздно, спала очень крепко. И понятия не имеет, что делает труп знаменитого модельера у нее на крыльце.
– Ты можешь спросить Чарли, соседа. Он тоже был тут, когда я нашла… Чейза. Точнее, подошел.
– Уже. Его допрашивает сержант, так же под запись. Нас теперь обязали снимать допрос на камеру. Многие этому не рады.
– О, я представляю, как счастлив Чарли, – фыркнула Грейс, и Дэвид улыбнулся. Магии тепла, которое расходилось волнами от этой солнечной женщины, невозможно было сопротивляться. И он был рад, что много лет назад все-таки не уговорил ее вернуться. Кто знает, не погасло бы тогда это ее сияние? Дэвид знал, что после учебы Грейс много путешествовала, работала в музее в Италии. И даже училась сама прясть и красить шерсть где-то в Литве. Его жена посещала лекции Грейс и теперь грезила теплыми зимними шарфами из шерсти с магическим названием «дундака». Знать бы, что это такое и сколько стоит. И он не выдержал, спросил:
– Что такое «дундака», можешь мне объяснить?
Грейс в первый момент оцепенела. Распахнула светлые, серо-голубые глаза, а обе ладони запустила в шевелюру, взъерошивая волосы еще больше, как будто это возможно.
– Что?
– Дундака, – повторил Дэвид. – Моего жалования на нее хватит вообще?
– А-а… Дундага, – кивнула Грейс. – Это шерсть такая, из Латвии. Настоящая овечья шерсть, очень теплая, ее красят шведскими красителями, цвета просто изумительные, яркие, красивые. Только она колючая сильно. Я с ней не работаю, попробовала, мне не очень понравилось. И да, она дорогая. Чарли что-нибудь интересного рассказал? – вновь переключилась она на убийство.
– Н-нет, точнее, не знаю пока. Сержант не докладывал, – мотнул головой Дэвид, пытаясь избавиться от лишних мыслей. Удивительно, как изменилась их жизнь с тех пор, как он стоял как дурак с этим нелепым цветком у ворот колледжа. Принесла же нелегкая Чейза в их город.
– Ну что, поехали? Если хочешь, я могу взять у тебя отпечатки пальцев. В прошлый раз эта процедура, кажется, тебе понравилась.
– Я была в восторге, особенно когда отмывала краску с рук следующие несколько часов, – усмехнулась Грейс и кивнула. Чем скорее она покончит со всем этим, тем скорее можно будет остаться одной и подумать.
Допрос прошел очень быстро, во многом благодаря доктору Уоллесу, он же был главным экспертом в управлении. Беглый осмотр тела показал, что Чейза убили в середине ночи. И подкинули на крыльцо. По следам волочения стало ясно, что убитый лежал за кустами роз, около беседки, где его и убили. А потом кто-то протащил его до крыльца. Умер Чейз от удара по затылку, нанесенного снизу вверх, но это ничего не доказывает. Убийца мог быть и выше, и ниже Чейза, но все же выше Грейс. И сильнее. Но это не точно.
– Вы не представляете, милая мисс Чибнелл, на что способны хрупкие женщины, – доверительно сказал доктор Уоллес. – Одна из моих давних пациенток, маленькая, пониже вас, и худенькая, умудрилась дотащить своего мужа-лесоруба до дома из паба, где он чересчур увлекся свежим сидром и виски. А это, прошу заметить, четыре с лишним мили. А уж протащить тело несколько ярдов… – и он выразительно замолчал.
– Вы говорите, что убили Чейза ночью? – уточнила Грейс на всякий случай, чувствуя, как по спине пробегают струйки ледяного пота.
– Да, в районе полуночи, плюс-минус час, – кивнул доктор.
– Значит, это точно не я, – почти радостно заявила Грейс, чувствуя, как слабеют колени от облегчения. – Я домой только в четыре утра приехала. Ночью была в Бате, на местном сборе мастеров. Мы отсматривали работы, которые возьмем на наш Фестиваль, и долго решали, в какой последовательности будем выступать. Можете всех обзвонить – телефоны у меня есть. Мероприятие закончилось только в половине двенадцатого.
– Так ты уже в два, ну в половине третьего, должна была дома быть, – озадачился Дэвид.
– Объясни это моему «жучку», – старенький «фольксваген-жук» ярко-малинового цвета достался Грейс от отца. Машинка была маленькой, юркой и большую часть времени надежной. Но порой капризничала, как в этот раз. Встала она ровно посередине дороги между Батом и Ибстоком. И с полчаса Грейс ходила вокруг, грустя, пытаясь увещевать четырехколесную вредину, пиная покрышки и даже заглядывая под капот. Наконец водитель рейсового автобуса сжалился, притормозил на обочине и помог ей продуть свечи. И она наконец смогла добраться до дома.
Легла спать, а проснулась спустя пару часов от голода и солнечных лучей, заглянувших в спальню. И принялась за дело: печь штрудель, который в этот раз не удался, и вывязывать реглан, тоже, впрочем, неудачно. Пока отвлеклась на штрудель – трехцветная хулиганка перепутала ей все нитки, погоняв клубки по ее, Грейс, гостиной, и ретировалась с осознанием отменно выполненного долга.
– Прости, я знаю, что из-за подготовки к фестивалю у тебя очень много дел и разъездов, но я вынужден просить тебя не покидать город до окончания следствия. Это еще и для того, чтобы, если понадобится помощь, я мог найти тебя. Сама понимаешь, мне еще не приходилось с таким сталкиваться. Чтобы убивали кого-то вот настолько у меня под носом.
Грейс кивнула, пытаясь собраться с мыслями, и спросила:
– Дэвид, сколько у нас времени до приезда эксперта из Лондона? Это же убийство, а Чейз – знаменитость. А ты, я так понимаю, до этого имел дело только со случайными смертями.
– Постараемся пока справиться своими силами, – дернул уголком губ ее старый друг. – И, Грейси, у меня к тебе все-таки будет несколько вопросов.
– Слушаю тебя, – кивнула она, поежившись. Таким она его еще не видела – серьезным, мрачноватым даже, и желающим как можно быстрее раскрыть убийство.
– Грейси, ты же была знакома с Чейзом раньше. Кто еще в нашем городке об этом знал? Кто-то кроме меня знает о том, что вы раньше были близки? – уточнил Дэвид, напоминая ей, что он не только старый друг, но и капитан полиции, и ведет дело об убийстве. Первое, пожалуй, с каким ему пришлось столкнуться.
– Никто.
– Диана?
Грейс покачала головой:
– Я очень надежно закрывала эту дверь, как мне казалось. Да и давно это было, мне кажется, что в какой-то самой прошлой из всех моих жизней. Я даже не была в курсе, что позвали Чейза. Меня просто поставили перед фактом.
– Чейз мог кому-то рассказать? О том, что знал тебя?
– Он сделал вид, что меня не узнал, – покачала головой Грейс. – Да и зачем бы ему это? Хотя я не удержалась и напомнила, что мы раньше встречались. Кстати. Вот только сейчас сообразила. Я точно не звала его на Фестиваль. Городской совет пригласил меня поработать над организацией Фестиваля, но там уточнили, что все приглашения уже разосланы и приемом и встречей «звезды» будут заниматься они сами. А мне останется только решать насущные вопросы. Видимо, не доверяли мне.
– Как можно доверить встречу почетных гостей человеку с такой прической и в свитере, надетом задом наперед, – отшутился Дэвид. Но было видно, что убийство его сильно волнует. И может быть, даже немного пугает. Оно и понятно. В их городе самыми большими и громкими преступлениями всегда были дорожные аварии, потому что Ибсток располагался у подножья холма, к нему вела довольно крутая дорога, и многие водители просто не справлялись с управлением машиной на ней.
– Да уж… Лучше бы наоборот, – посетовала Грейс, – я бы с милой улыбкой встречала гостей фестиваля, а кто-то другой бы занимался закупками чая, вопросами размещения и планом проведения мастер-классов.
Дэвид кивнул:
– Хорошо. Я понял, проверю. Никогда не понимал этого. Толпы народа. Постоянный шум. Всегда считал, что вязать или шить, или что вы там еще причисляете к рукоделию, нужно дома и тихо. А уж пару лет назад, когда я впервые попал на это ваше сборище, – Грейс помнила, что тогда супруга Дэвида как раз увлеклась вязанием, а мужа потащила с собой на Фестиваль за компанию, – я его назвал «шабашем», уж прости. Как тихие леди и джентльмены со спицами могут производить столько шума? В прошлом году мы приняли три вызова! Две драки и одна кража. Правда, они оказались ложными, но все же.
Грейс и это прекрасно помнила. Одна из приглашенных мастериц заявила, что у нее пропали три мотка безумно дорогой шерсти из серебристой ламы. Обвинила двух своих конкуренток, что, собственно, и привело к некрасивой женской драке с выдранными клочьями волос и обломанными ногтями со свежим маникюром. А в итоге шерсть нашлась во втором ее кофре для рукоделия.
Грейс улыбнулась, вспоминая прошлогодний Осенний фестиваль традиционного британского рукоделия. Был там еще один забавный момент. Гость не нашел ценник на шали и решил, что ее можно взять бесплатно. Ну или сделал вид, что так подумал. Шаль вернули мастерице собственными усилиями, не вызывая инспектора. В любом случае Фестиваль и ярмарка были тем самым событием, которого город ждал почти весь год. И немного «шабашем», конечно же. Ведь можно встретиться со старыми знакомыми, с которыми иначе и не увидишься. Обсудить новые схемы вязания, интересные узоры и многое другое.
– У тебя есть еще вопросы или ты меня отпустишь? – выныривая из теплых и забавных воспоминаний, спросила Грейс.
– Еще один вопрос. Ты позвонила нам в отделение только… в девять тридцать две утра, – он посмотрел на листок бумаги для записок, уточняя, и кивнул. – А вернулась в четыре. Тела на крыльце не было?
– Я оставляю машину на заднем дворе. Там навес, и летом я ее в гараж не загоняю, – медленно пояснила Грейс. – В этот раз тоже так сделала, после чего зашла через кухню, прошла сразу в спальню – и все, уснула. К парадному входу даже не подходила. А кухонные окна у меня выходят на огородик, если помнишь, крыльцо из них не увидишь. Так что я не знаю, было ли там тело, когда я вернулась домой, или его принесли позже.
– Было, – вклинился доктор Уоллес. – Незначительное количество крови вытекло на ступени вашего, мисс Чибнелл, крыльца. А значит, рана еще не успела запечься. Соответственно, перетащили тело практически сразу после убийства.
Грейс кивнула, с уважением взглянув на доктора. И вопросительно посмотрела на Дэвида:
– Отпустишь?
Он подписал Грейс повестку для протокола и отпустил в Колледж. Было видно, что сейчас она все равно ничего больше не сможет вспомнить, слишком много мыслей в голове.
Глава вторая
Некоторым старым историям лучше не всплывать
Ноги принесли Грейс не в Колледж Святого Иосифа, где ее уже очень ждали, судя по тридцати пропущенным звонкам и, пожалуй, сотне сообщений, а в кафе с лаконичным названием «Роза». Розой звали хозяйку кафе, ей было девяносто четыре года, и она не видела причин менять название и не вставать самой за стойку, если кто-то из ее «девочек» казался ей недостаточно расторопным.
«Девочкам» было семьдесят и шестьдесят четыре. И именно в этом кафе подавали самый лучший кофе во всей Англии и идеальный чай, с точки зрения Грейс. В качестве комплимента к кофе Роза всегда подавала крошечные, буквально на один зубок, кусочки пряного шафранового лукума. И еще тут всегда было тихо.
– Ты прячешься или просто хочешь выпить кофе? – проницательно спросила Роза, которую ввиду крошечного роста не было видно из-за стойки. Для своего возраста она выглядела просто изумительно. Грейс не раз думала, что если доживет до девяноста с хвостиком, ей хотелось бы выглядеть хоть вполовину так же. Едва заметные морщины придавали Розе обаяния, белоснежные с голубоватым отливом волосы топорщились в короткой стрижке, из-за чего хозяйка кафе напоминала одуванчик. Это впечатление подчеркивалось еще больше любимыми ее цветами – горчично-зеленым и терракотовым. Зеленой была блузка, ретровещица с пышными оборками и крупными перламутровыми пуговицами. Терракотовой – длинная расклешенная юбка по мотивам семидесятых годов, с большим накладным карманом и темно-коричневой отстрочкой.
– Прячусь. Умоляю, не выдавай меня. Мне нужно буквально полчаса тишины на подумать.
Грейс забрала свой кофе, забилась в самый темный угол и уткнулась в вязание. Вязание успокаивает. Неважно, что происходит вокруг, привычное постукивание спиц поможет расслабиться и собраться с мыслями. Это было одним из секретов Грейс. Она любила вязать в кафе, в лесу, даже на побережье моря, добравшись туда. А еще на вокзале. В саду. В парке на скамейке. Таким образом мастер добавляла в свое вязание то, что считала самым красивым. Яркие краски осени, ощущение скорого путешествия и утренний туман, который разгуливал по рельсам, уходящим вдаль. Аромат сада после дождя. Теплый кофейный завиток. Горечь последнего глотка чая. Все это Грейс считала самым лучшим вдохновением. Их город, людей и английскую погоду.
Полчаса на кофе и вязание. Думать только о рукаве и кофе. Ни одной лишней мысли. Ну разве еще о шафрановом лукуме, такого яркого, радостного тепло-желтого цвета.
– Вот теперь можешь сказать, что видела меня, и я еду в Колледж.
– Молодец, Грейс Чибнелл, – похвалила Роза и дала ей с собой крошечную коробочку ревеневых конфет. Традиционного английского лакомства, которое Грейс искренне считала безвкусным, и Роза отлично это знала. Просто ей нравилось поддразнивать мастерицу.
Колледж, старинное здание, не раз перестраивалось в духе тенденций той или иной эпохи. И только веке в восемнадцатом, ближе к концу, эклектика из сочетания готики и барокко заменилась на серьезный, исполненный сдержанного достоинства классицизм. Кое-где еще оставались завитые причудливые пилястры, а на башенках верхнего этажа – вытянутые стрельчатые окна, забранные частым, еще свинцовым, переплетом – отсылка к готическому стилю. Но в целом Колледж производил впечатление монументальной гармоничности.
Часть первого этажа Колледжа нередко использовалась в качестве площадки для проведения всевозможных мероприятий, от выступлений приглашенных поэтов до, собственно, Фестиваля мастеров. Разве что выставка достижений сельского хозяйства проходила обычно на подмостках старого парка. В целом ничего удивительного – тащить в классическое здание Колледжа огромные, в половину человеческого роста, тыквы, краснобокие яблоки, букеты из пшеничных колосьев и всевозможные цветы казалось кощунственным.
В Колледже царила суматоха. Весь состав комитета носился по залу, где уже расставляли свои работы приглашенные мастера и мастерицы и кудахтали, словно стая куриц.
Когда Грейс вошла, ей показалось, что все в зале на нее смотрят.
– Где выставочные материалы? Все идет не так. У нас нет центрального стенда! – Диана, старая подруга Грейс, выстреливала словами, словно хотела оглушить ее, но та уже была готова. Они с Дианой были знакомы еще с начальной школы, так что Грейс знала, чего ожидать.
Рядом с Дианой она всегда чувствовала себя чуть-чуть смешной и, возможно, немного ущербной. Впрочем, себе в этом Грейс признавалась исключительно редко. Диана была потрясающей. Высокая, стройная, с идеальной фигурой и тонкими чертами лица, с длинными светлыми волосами, она предпочитала классический стиль в одежде. Никаких вязаных кофточек и юбочек, никаких легких платьев в оборочку, и уж точно – никаких джинсов. Строгая юбка-карандаш или брюки, блузка с накрахмаленным воротничком, пиджаки. На выход – вечернее платье, бархат или шелковый креп, с приглушенно-матовым блеском. Темно-вишневый, изумрудно-зеленый, черный – никакого розового, будь он хоть в какой моде, никаких пайеток. Сдержанная классика. И при этом Диана была деятельной, умной, внимательной и очень-очень ответственной.
– Попроси всех собраться в чайной. У нас экстренное совещание.
Чайной комнатой называли зал для совещаний, который выделил им Колледж. А чайной она стала после того, как кто-то из фестивальных девушек принес туда два огромных термоса, в которых, повинуясь какой-то невероятной магии, никогда не заканчивались чай и кофе. Грейс готова была поклясться на чем угодно, что она ни разу не видела, чтобы эти бойлеры кем-то наполнялись. Но тем не менее напитки всегда были крепкими и горячими.
Диана достала блокнот и села. Она всегда готова была записывать. Все остальные девушки из комитета расселись по своим местам и посмотрели на Грейс. Это была ее команда. В этот раз Фестиваль отступил от традиций, и когда неожиданно выбрали Грейс, то многие из старой команды ушли. А Грейс поддержали ее подруги из клуба пятничного вязания. Который она сама же и придумала пять лет назад, решив, что нужно какое-то место, куда смогут сбежать те, кто устал от ежедневной рутины. Вязать там было необязательно. Например, Александра вязать не умела. Зато была невероятным инженером. Могла починить все, начиная от газонокосилки и заканчивая часами на вокзале, а еще она делала чудесных сказочных птиц из ключей и шестеренок. Впервые видя пышную и невысокую, ниже самой Грейс, женщину с пушистыми кудряшками темно-песочного цвета, окружающие считали ее милой глупенькой дамочкой. Домохозяйкой, которая только и умеет, что улыбаться. Но со временем испытывали практически шок – когда встречали Александру с гаечным ключом и набором отверток наперевес. А Сина, англичанка в третьем поколении с китайскими корнями, рисовала на фарфоре. Тоже невысокая – Диана смеялась, что Грейс выбирает подруг одного с собой роста, чтобы не смотреть на них снизу вверх, и сама Диана – счастливое исключение, – Сина была смуглокожей, узкоглазой, а ее тяжелые густые черные волосы вызывали зависть у женской половины городка.
Это была ее команда… А вот интересно, кто-то из них знал, что приедет именно Чейз? Еще более интересно – кто-то знал, что у Чейза и Грейс было общее прошлое? Не сказать чтобы долгое, но все же…
– Так что ты хотела нам сказать? – спросила Диана.
– Кто-то определенно заманил Чейза в наш город, чтобы его убили, – погрузившись в свои мысли, Грейс даже не сразу заметила, что проговорила это предположение вслух.
– Что с ним сделали? – распахнула глаза Сина.
– Убили, – повторила Грейс. – Я поэтому и опоздала. Его нашли на моем крыльце. Пришлось звонить в полицию…
– Получается, кому-то нужно было подставить тебя? – напряженно и немного недоверчиво выдохнула Диана. – Зачем? – Все остальные уставились на них в каком-то робком замешательстве. Плам Песбридж даже замерла, не донеся чашку с чаем до рта. Выглядела она при этом точь-в-точь как фарфоровая кукла с ее ярко-голубыми глазами и соломенными кудряшками.
Отстраненно Грейс подумала, что раз у них нет викария – ближайший служит в церкви Бата, – то его функции будут возложены на Плам и ее мужа, местного священника. Но он обслуживал не только приход в Ибстоке, но и окрестные деревушки, и был катастрофически занят. Плам же порой, когда случалась необходимость, заменяла его. Тем более что вся эта кукольная внешность и мягкая улыбка на самом деле были очень обманчивы. Плам обладала стальным характером и поистине бульдожьей хваткой.
– Почему подставить? – встрепенулась Грейс, она же не говорила никому про их прошлое…
– Ну так его тело подкинули к тебе домой. Ты сама это сказала. Не просто же так. Ладно бы ты жила где-то рядом с гостиницей, тогда можно было бы сказать, что он был пьян и перепутал. Или недостаточно хорошо ориентируется в городе. А его именно подбросили, и именно к тебе. А ты живешь, напоминаю, на другом конце города, – объяснила Плам. Диана согласно кивнула.
Уф… Точно. Нужно взять себя в руки.
– Тебя теперь подозревают в убийстве? – высоким голоском спросила Александра. – Раз тело нашли у тебя во дворе?
– Нет вроде бы, – пожала плечами Грейс. – Я была в Бате, это могут подтвердить человек двадцать, наверное.
– А ты была в Бате? Ты ничего не говорила. – Диана крупно вздрогнула, глянув на подругу, и опустила глаза. Так переживает за нее, за Грейс? Она тепло улыбнулась Диане и ответила:
– Ну да, с мастерицами общалась. А сказать не успела, они меня потребовали уже после обеда, ты по делам бегала.
Грейс помолчала и отчеканила:
– Так. Эту тему пока закрываем, все равно ничего не известно толком. Найдите мне телефон секретаря Чейза. Новую звезду искать не будем. Просто не успеем уже.
– И что делать? У нас под звезду столько времени отведено! – удивилась Сина. – Я сама план мероприятия печатала, и мы его утвердили.
– Собственно, Сина права. Что делать будем? – спросила Диана, постукивая кончиком ручки – конечно, перьевой, и конечно, «Паркер» с золотым пером – по плотному листу блокнота.
Грейс покачала головой:
– Нужно позвонить родственникам Чейза. У него же есть секретарь? Кто с ним общался? Кстати. А чья была идея позвать его?
Диана опустила глаза:
– Это все Адалин. Она с ним договаривалась через секретаря совета, Ханну. А когда узнала, что главной оргкомитета выбрали тебя, то словно с цепи сорвалась. Она помчалась в Лондон и лично уговорила его выступить.
Грейс отрешенно кивнула. Адалин? Помчалась в Лондон сама? Удивительно. Впрочем… если допустить, что Адалин откуда-то узнала о том, что Грейс была знакома, и даже более того, с Чейзом… Она бы с радостью сделала Грейс гадость. Только откуда? Никто в их городке, кроме разве что Дэвида, не знал, что за тайна скрывается в прошлом мисс Чибнелл. Ханна. Нужно будет зайти к ней вечером. Уточнить, зачем Совету так сильно понадобился Чейз в городе. И как так получилось, что его кандидатуру смогли протолкнуть в обход Грейс?
– Ты была в отъезде, Ханна сказала, что ты согласна, и нам как-то никому не пришло в голову, что это может быть далеко от истины. Все произошло слишком скомканно, – развела руками Диана.
Так оно и было. В этот раз с Фестивалем с самого начала все шло не так. Колледж почему-то не хотел давать зал. Потом участницы оргкомитета по одной стали отказываться, ссылаясь на какие-то важные дела. Неожиданно для всех кто-то выдвинул Грейс. Хотя все думали, что распорядителем Фестиваля снова будет Ханна, что многим уже надоело. Она не пропускала многих мастеров на Фестиваль, утверждая, что их работы слишком кустарны и в них нет ни красоты, ни смысла. Возможно, в чем-то Ханна и была права, но ведь мастерами не становятся мгновенно, правда? А такие вот фестивали подстегивают желание заниматься рукоделием, творить, представлять свои вещи публике.
Грейс, как узнала о своем назначении, начала в ужасе метаться, думая, кого бы пригласить, а оказалось, что все уже сделано заранее.
– С Фестивалем-то что? – Диана вновь отвлекла подругу от размышлений.
– Мы посвятим его Андреасу Чейзу и его творчеству, – твердо заявила Грейс. В самом деле, какими бы ни были их отношения, все это в прошлом. А его изделия действительно заслуживали внимания. – И объявим шарфы негласной «красной нитью», главной темой нашего мероприятия, – продолжила она. – Соответственно, все, у кого есть связанные шарфы, пусть приносят. И в качестве символа памяти… Мы создадим шарф. Нужно оборудовать уголок, где будет кресло, нитки и спицы. И каждый сможет связать несколько рядов в память о Чейзе. А потом оставим его у себя, в местном музее.
– Это будет красивый жест! – чуть неуверенно высказалась Диана. – Только что нам со временем сделать?
– Мы все знаем, что мастерицам только дай его побольше – хоть на выступления, хоть на мастер-классы, – тепло улыбнулась Грейс. – Вот и отведем не пятнадцать, а двадцать пять минут каждой на представление своей коллекции. В крайнем случае сами проведем мастер-классы. Сина, ты же сможешь показать какую-нибудь несложную роспись по фарфору?
– А обжигать где? – задумалась Сина, помолчала и внезапно предложила: – У меня есть краски по керамике, не требующие обжига. Как раз недавно заказала. Ими работать проще. Чашки с блюдцами найду. Кисти тоже.
– Скажешь, чего не хватает, докупим, – заявила Диана. И добавила чуть смущенно: – Если только не очень дорого, все-таки бюджет у нас, сами понимаете…
– Да нет, всего хватает. Для тех, кто совсем не умеет рисовать, возьму трафареты. Получится красиво! – воодушевленно пообещала Сина.
– Я могу показать какую-нибудь технику вязания, крючки и пряжа есть, – сказала Грейс. – Диана… Ты тоже можешь что-нибудь, да? Плам…
– Можно украсить печенье. Имбирное, – предложила та. – Неплохо бы испечь булочки с корицей, только печей нет.
– Украсить печенье – это отлично, – кивнула Грейс. – Диана…
– Я подумаю, – улыбнулась подруга. – Стихи? Или… вышивка, может быть? Хотя я сейчас и иголку-то в руках, наверное, не удержу, давно не вышивала.
– А я ничего не могу предложить. Ну не чинить же газонокосилку, правда? – озорно улыбнулась Александра.
Насколько Грейс знала Чейза, он бы сейчас закатил глаза и сказал, что все это слишком по-деревенски.
Вот и отлично. Пусть будет по-деревенски. Ведь, с его точки зрения, их город и был деревней, и от этого было вдвойне странно, что Чейз решил приехать и представить свою коллекцию, и даже провести несколько мастер-классов у них на Фестивале.
У Грейс собралась отличная команда, и здесь, среди подруг, она чувствовала себя спокойно, но ей вдруг показалось, что в груди стало тесно. Или, может быть, в помещении слишком душно. Во всяком случае, ей срочно захотелось на воздух. Она чувствовала, что еще немного, и потеряет сознание. Только этого не хватало!
Воспользовавшись тем, что все были слишком заняты обсуждением грядущего Фестиваля и новой темы, Грейс быстро выскользнула из комнаты, не заметив, как внимательно посмотрела ей вслед Диана, хорошо изучившая свою подругу.
– А куда пошла Грейс? – Плам первая обратила внимание на то, что руководителя нет.
– Ей нужно побыть одной, – улыбнулась Диана. – Все-таки Грейс нашла сегодня труп. А это испытание не для слабонервных.
На самом деле, настоящая англичанка никогда не признается, что что-то выбило ее из седла. Диана была истинной леди, начиная от кончиков ногтей, покрытых прозрачно-бежевым лаком, и заканчивая изящными очками в кошачьей оправе. Она никогда не повышала голоса, не бегала, не кричала. Всегда слушала собеседника, склонив голову чуть набок, словно показывая свое расположение. К ней в дом можно было постучаться в любое время суток, и она встречала гостей в удобном вязаном домашнем платье или в шелковых брюках-палаццо, только у себя отказавшись от строгой классики. И чайник у нее всегда был теплым. Как будто ждала. И никогда не показывала, что неожиданные гости ее побеспокоили. В отличие от Грейс, с ее неровной подпрыгивающей походкой и привычкой размахивать руками даже во время вязания – с риском ткнуть кому-нибудь спицей в глаз. К тому же она единственная в городе часто вязала на улицах. Сидела себе на скамейке в парке и считала петли, а на коленях ее струился очередной рукав, или шарф, или узорная шаль.
Грейс почти нестерпимо захотелось домой. Чтобы не вступать ни с кем в разговоры, ничего не объяснять и ничего никому не рассказывать, а просто спрятаться у себя в саду. Стереть меловые следы и пятна крови с деревянного настила крыльца. Вдохнуть осенний аромат яблок и роз. Выпить кофе. Именно поэтому она порадовалась, что у колледжа была стоянка, где переночевал забытый еще вчера старый велосипед. Она быстро доехала до своей улицы, через силу улыбаясь встреченным по пути знакомым. Ее улица находилась у окраины города. За ней уже начинались поля и высокий холм, на макушке которого начала одеваться в осеннее золото старая дубовая роща. Дом Грейс, невысокий, приземистый, с фундаментом из дикого камня, камином и старой дровяной плитой, был настоящим английским домиком. Со всеми его недостатками. Центрального отопления не имелось, благодаря чему Грейс с детства умела чистить дымоход и готовить на дровяной плите. Хотя ее родителям и пришлось сделать уступки наступающей на пятки современности и купить микроволновку, электрический чайник и даже телевизор. Без стиральной машины тоже пришлось обойтись, хорошо еще, в Ибстоке имелась прачечная. Конечно, можно было перебраться и в город. Грейс мечтала, что когда-нибудь откроет свой магазин рукоделия, где каждый сможет продавать свои вещи. С витриной и стеллажами, заполненными бобинами с пряжей, с диваном и креслами в центре зала, чтобы собираться там, вязать и обсуждать что-то. И над магазином будет уютная квартирка.
Как в Лондоне. Где они с Чейзом жили над старым книжным магазином. У той квартиры было два выхода. Один, запертый снаружи, вел прямо в зал книжного. Скорее всего, когда-то магазинчик был семейным, и домочадцы могли спуститься в торговый зал прямо из собственной квартирки. А второй выходил на задворки Эрсл-Корт, одной из самых прогулочных улиц Лондона. Даже они казались Грейс тогда такими очаровательными, манящими.
На кухне было старое скрипучее окно, которое выходило на улицу, а вот окно их спальни – прямо на железную дорогу. Станция метро «Эрсл-Корт» была открытой, и часть пути поезда проходила по улице. А потому окно в спальне никогда не распахивали. Грейс помнила, как тогда ее поразило, что в часы пик лондонское метро ходило не быстрее, а, наоборот, медленнее, с увеличенными интервалами. Чейз напускал на себя вид мудреца и говорил, что это связано с тем, что метро очень старое, и часть веток проходит через римские подземелья, и таким образом с него хотели снять большую нагрузку, чтобы люди, торопясь на работу и с работы, предпочитали пользоваться наземным транспортом или шли пешком через парковое кольцо.
Но лично Грейс больше нравилось шутить, что таким образом людям, спешащим на работу, хотели сказать: «А вы уверены, что вам туда нужно?» Она никогда не стремилась работать в офисе. Ходить куда-то каждый день… Но после того случая…
– Нет, так нельзя, – сказала себе Грейс. Она пошла на кухню и воровато оглянулась, словно боялась, что дух разгневанной бабушки встанет у нее за спиной, уперев руки в боки. И еще цокнет языком. Бабушка очень не любила, когда Грейс пила сладкий чай в гранулах. Даже несмотря на то, что она покупала его в самом старом чайном магазине в Лондоне. Именно Фортум энд Мэйсон первыми стали производить этот напиток. Что-то вроде горячего сладкого компота. Сублимированный кофе же есть? Так почему бы не сделать таким фруктовый чай? Напиток быстро пришелся по душе детям, но бабушка Грейс считала сублимированный яблочно-бузинный чай настоящим преступлением.
– Прости, бабуль, – машинально пробормотала себе под нос Грейс и достала с полупустой полки припрятанную там банку. Еще одно отступление от английских традиций. Кофе с лимоном вместо чая. Экзотические техники вязания вместо многоцветного жаккарда и традиционного гленчека в мелкую клетку. Уютное одинокое существование вместо мужа и детей. Она даже кошку завести не могла, поскольку кошка и клубки пряжи – это нечто невообразимое. И вот – сублимированный чай.
В Лондоне Грейс провела несколько не сказать чтобы удачных лет, пытаясь пробиться в спаянную группу мастеров и начать продавать собственные изделия. Не слишком-то ей в этом повезло. Приходилось подрабатывать дизайнером и даже швеей, а в дни задержки зарплаты она порой обращалась за помощью в социальный фонд, потому что денег не оставалось совсем. С зарплаты же закупалась дешевыми консервами, хлопьями и прочими продуктами долгого хранения. Отвратительными на вкус, но все-таки позволяющими питаться. Дешево и сердито.
И вернувшись, Грейс отказалась еще и от этой традиции – делать запасы. У всех жителей острова в домах или квартирах были кладовки. И эти кладовки забивались под самую крышу. Консервы, упаковки с хлопьями (а вдруг любимые кукурузные хлопья, вкус которых не менялся в течение последних пятидесяти лет, исчезнут из продажи), печенья, вездесущая фасоль в банках и многое другое часто даже не дожидались своего часа. А просто стояли там годами.
Грейс же решила, что еда должна быть свежей, и точка. Максимум запасов – на три-четыре дня. А потом всегда можно доехать на велосипеде до рынка и купить сезонных фруктов и овощей. Сходить в супермаркет и выбрать именно то, что тебе сегодня хочется. Испечь пирог со своими яблоками, которые хранились до самого Рождества, а порой и до Пасхи могли долежать. Даже зимой, а английские зимы славились своей непредсказуемостью, и снегопад мог зарядить на весь день, Грейс все равно шла или ехала в город. Если магазин в этот день не работал, она ужинала и брала что-то с собой в местном пабе «Вельветовый осел».
И вот на чае, помешивая пахнущий сладкими цветами бузины напиток, Грейс сдалась. Сказались и непрекращающийся стресс последних дней с этой подготовкой к Фестивалю, и погружение в прошлое, и бессонная ночь. И уж конечно, обнаруженный на ступенях крыльца труп человека, с которым они когда-то были близки. Она плакала так горько, как, кажется, не плакала никогда. Даже в Тот день.
Рыдая, Грейс достала печенье, поправила штору, передвинула столик, который ей постоянно мешал. Поставила на стол банку с яблочными дольками в сахаре в качестве напоминания себе, что нужно все-таки приготовить вечером пирог. Вдруг именно в этот раз он получится удачным. Подумав, выставила рядом миску с мелкими и ароматными яблоками – вдруг решит испечь штрудель из свежих плодов. Налила в тазик воды, бросила туда новую губку и плеснула жидкого мыла – отмывать ступеньки крыльца.
Вышла из дома, стараясь не упасть со ступенек, так как из-за слез, текущих из глаз, все расплывалось. И, продолжая рыдать, уселась на садового гнома, перепутав его со скамейкой. Это еще хорошо, что чашку с чаем она до этого поставила на землю. А тазик с водой брать не стала, решив, что вернется за ним чуть позже. Подскочив, споткнувшись об скамейку, которая была рядом со злополучным гномом, Грейс упала на землю и некоторое время полежала, что характерно, почти не прекращая плакать. Но теперь ей стало еще и смешно, и одновременно очень жалко себя. И ту, из Того дня, и сегодняшнюю, которая так ждала этого Фестиваля, думала, что у нее все получится, что это будет невероятно полезное и яркое мероприятие, а теперь вообще непонятно, что дальше. И несмотря на то, что у нее было алиби, все равно скоро по городу поползут слухи. Обязательно.
– А, вот ты где! – раздался мужской голос, вырывая Грейс из пучины жалости к себе. Она вскинула голову, стараясь проморгаться от слез, и с недоумением уставилась на соседа. Тот пояснил кратко, заметив замешательство Грейс: – Кошка. Фрекл, иди домой!
– Это твоя кошка? – с легким недовольством уточнила Грейс и, не дожидаясь реакции соседа, добавила ехидно: – Ее зовут Веснушка?
– Так и есть, – кивнул Чарли. – Тебе нужна помощь, или ты так плачешь, чтобы слезы за воротник кофты не затекали? – поинтересовался он с неменьшим ехидством. Как всегда, Чарли появился некстати, и Грейс от осознания того, что он застал ее в таком виде, перестала плакать и села.
– Поправлять волосы и изображать леди уже поздно, да? – спросила она.
– Да, – просто ответил сосед, перешагнул через изгородь и подал руку, помогая встать. Трехцветная Фрекл, с независимым видом мазнув хозяина хвостом по брючине, скользнула на его двор.
– О, – сказал он, протягивая ей чашку с бузинным чаем.
– Ничего не говори, – предупредила Грейс.
Чарли пожал плечами и замолчал.
– Ой, ладно, высказывай все, что думаешь по поводу того, что я пью сладкую бурду, которую любят только дети, и видела бы меня моя бабушка, и… – Грейс замолчала, поймав насмешливый взгляд соседа.
– Я больше люблю грушевый. Час назад приходила полиция. По поводу найденного у тебя в саду трупа. Расспрашивали про тебя, и не было ли у тебя в последнее время каких-то… – Чарли замялся, подбирая слова, – романтических историй. Детектив сам не знал, как сформулировать, учитывая, что они только-только увезли тело убитого.
– Хороший труп романтической истории не помеха, – философски заметила Грейс и впервые увидела, как ее сосед смеется в голос.
Неожиданно даже для самой себя Грейс предложила Чарли выпить кофе. Или чая. Или «сладкой бурды», потому что именно чая как такового у нее как раз и не было сегодня. И подумала, что обсудить случившееся с соседом – неплохая идея. Он не из болтливых, производит впечатление умного человека, обладает чувством юмора, близким ее собственному.
– Я хочу найти убийцу, – проговорила она неожиданно даже для себя.
– Да? – меланхолично переспросил Чарли, ожидая продолжения. Он не стал ее отговаривать, как сделал бы Дэвид. Не сказал, что она занимается глупостями, как… да, так обязательно бы отреагировал Чейз еще в то время, когда они… И не начал квохтать и хлопать крыльями, как поступили бы ее подруги.
– Да, – подтвердила Грейс. – Во-первых, я спать спокойно не смогу – его убили в моем дворе, рядом с моей беседкой. Почему здесь? Решили подставить меня? Или все-таки мстили ему? За что? И я здесь при чем? Во-вторых, слухи пойдут. Как обычно и бывает в маленьких городках. Меня запишут в маньяки… А в-третьих… мне просто хочется понять, кому помешал Андреас Чейз.
Она внезапно поняла, почему в кино так часто показывали, как знаменитые сыщики проговаривали вслух все этапы расследования. Именно это и нужно было ей сейчас. Проговорить вслух то, что кипело у нее на сердце и душе. Пусть это будет сосед, тем более что ему не нужно рассказывать о том, что она нашла убитого Чейза у себя на пороге дома. Дэвид попросил ни с кем в городе не обсуждать убийство знаменитого дизайнера, но Чарли-то уже был там. К тому же он умел слушать – спокойно, внимательно, вдумчиво.
– Чарли, а тебя не просили ни с кем не обсуждать дело и не покидать город?
– Просили, – в своей манере коротко ответил Чарли.
А Грейс на секунду задумалась. Странно. Они вроде бы были ровесниками, ну или, может быть, Чарли чуть старше. Он переехал, по меркам ее родного городка, недавно, всего с год назад, купив старый разрушающийся дом. Привел его в порядок. Но особо ни с кем из жителей не сдружился. Грейс ни разу не видела, чтобы он общался с почтальоном. Знала марку его машины, но чаще всего он передвигался так же, как она – на велосипеде или пешком. Кем Чарли работал и чем занимался, Грейс тоже понятия не имела.
– А кем ты работаешь?
– Я ветеринар.
– То есть животных любишь больше, чем людей, прости, это я на нервной почве так по-глупому шучу, – развела руками Грейс, когда они вошли в дом. – А кошка… Фрекл… Твоя пациентка?
Чарли был сильно выше Грейс, и ей сразу показалось, что на небольшой кухне стало тесно и что потолок, наверное, низковат.
– Нет, почему, я и правда животных люблю больше, чем людей, – без улыбки сказал Чарли и добавил: – А кошка – нет, просто пришла и решила, что будет у меня жить. С моими пациентами не конфликтует, вполне самостоятельная особа, гуляет где хочет. – Он помолчал и предложил: – Давай сверим наши показания.
– А тебе-то это зачем? – удивилась Грейс.
– У моей соседки во дворе труп, – мягко улыбнулся Чарли. – Не хотелось бы повторения. К тому же тебе очень хочется поговорить об этом. Так что давай обсуждать.
Грейс вздохнула и сделала им еще чая.
– Только давай выйдем в сад. А, так это была кровь кого-то из твоих пациентов на твоей рубашке, когда я тогда пришла к тебе с печеньем знакомиться! – внезапно осенило ее.
– Боишься, что, пока ты будешь в доме, тебе еще кого-то подкинут? Да, тогда у меня была очень тяжелая ночь, и, к сожалению, я не смог помочь, – спросил и одновременно ответил на вопрос Чарли и тут же извинился за неуместную шутку, обезоружив Грейс признанием, что всегда язвит, когда нервничает или не знает, что еще сказать. Он оказался совсем не нелюдимым, как раньше думала Грейс. Она специально немного тянула время, прежде чем начать разговор о том, почему полицейские так долго допрашивали ее. И почему вообще она хочет разобраться с этим убийством. И параллельно, фоном, она думала о том, что Чарли, наверное, привычнее общаться с животными, чем с людьми.
– Когда-то давно мы с Чейзом были вместе. Тогда он еще не был модным дизайнером. Не начал продавать эти свои шарфы, – выпалила она на одном дыхании, как будто ныряла в ледяную воду. Как в детстве, когда бабушка возила ее купаться на побережье. Вода казалась теплой, особенно у берега – как парное молоко. Солнышко тоже припекало не на шутку. Но стоило нырнуть с разбегу, и она оказывалась в ледяной морской воде. И даже солнце не сразу ее согревало.
Может быть, именно поэтому Грейс и начала вязать теплые вещи. Она просто хотела согреть людей?
– Давай представим, что ты сейчас разговариваешь с человеком, который прилетел с другой планеты, хорошо? Какие шарфы? Почему все говорят про то, что он знаменит? Я, если честно, про него ничего не слышал. И про Фестиваль, по которому наш городок сходит с ума каждый год, тоже ничего толком не знаю, ни разу на нем не был.
– Но свитера-то ты носишь?
– Предпочитаю спортивный стиль. Специфика моей работы. Свитер придется долго отстирывать, наверное. Бывшая жена однажды чуть не развелась со мной, потому что я постирал ее дорогую кофту в стиральной машине. Кофта была из кашемира.
– Ну, целое одно слово – «кашемир» – ты уже выучил, – слабо улыбнулась Грейс.
– Она меня побила. Буквально вколотила в меня это знание, – тихо хохотнул Чарли.
Грейс рассмеялась. Чарли, кажется, выдал на сегодня максимум слов, которые он отмеривал на день, и теперь Грейс вводила его в курс дела, рассказывая про Фестиваль и про «уникальные шарфы», связанные из сотен крошечных объемных квадратиков, и про Чейза, и про то, сколько стоит такая работа.
Услышав стоимость одного из дизайнерских шарфиков, Чарли присвистнул:
– Слушай, за такие деньги в соседнем городе купили молодого жеребенка! Да не простого, а какого-то породистого, призового!
Грейс кивнула:
– Да, так бывает. На каждом Фестивале проводятся мастер-классы, мастера по вязанию и не только, кстати, приезжают к нам из соседних городов! Мы собираем огромные суммы на благотворительность. Кроме того, на таких мероприятиях можно показать то, что ты умеешь, свои лучшие вещи, и потом найти себе клиентов. Я начала вязать на заказ именно после того, как стала участвовать в нашем Фестивале.
– Ты вяжешь на заказ?
Грейс закатила глаза.
– Да! И мои вещи продаются!
– А я смотрю, ты постоянно клубки и спицы в руках крутишь. Не думал, что этим можно зарабатывать так, чтобы хватало на жизнь. Но почему Чейз пришел к тебе? Тем более ночью? Ну встречались вы когда-то…
– Я вообще ничего не понимаю, – всплеснула руками Грейс. – Вот смотри… Чейз мог захотеть со мной поговорить приватно – допустим. Хотя что ему мешало цивилизованно назначить встречу, скажем, в кафе? Под предлогом обсуждения программы Фестиваля хотя бы? Ночью прийти ко мне во двор – странно. Но раз его убили, значит, он был не один. И скажи мне, зачем кому-то убивать Чейза здесь? – она махнула рукой в сторону беседки.
– Он мог договориться с кем-то о встрече, но почему здесь – не могу тебе сказать. Во всяком случае, пока, – размеренно произнес Чарли. – И они поссорились? Не складывается.
– Да уж, ты прав, – фыркнула Грейс. – Поссорились, его стукнули по голове чем-то тяжелым, а потом оттащили на мое крыльцо. Если бы у беседки оставили – его бы могли и не найти пару дней. Малина уже отплодоносила, яблони там поздние, я в ту сторону и не хожу практически.
– Хотели подставить тебя? – предположил сосед. – Кому это может быть нужно? У тебя есть враги?
– Теперь уже не знаю, – слабо улыбнулась Грейс. – Враги… Как там в детективах? Ищи, кому выгодно? Кому может быть выгодно, что у меня на пороге нашли труп?
– Конкурентам? Другим мастерицам, которые тоже хотят зарабатывать своим вязанием? – вскинул бровь Чарли.
– Проще уж мне руку сломать, например, – отмахнулась Грейс. – Ну пойдут по нашему городку слухи, ну месяц будут на меня коситься. Так заказчики-то у меня не только отсюда!
– А если тебя действительно хотели подставить, и серьезно? Кто-то, кто не знал, что ты вернешься под утро? – озадачился Чарли. – Такое возможно? Кто знал, что ты будешь… где, кстати?
– В Бате. Отбирали с мастерицами вещи на Фестиваль, планировали порядок выступлений и все такое, – пояснила Грейс. – А кто знал? Вроде бы я никого и не ставила в известность о своих планах. Сама только после обеда узнала о том, что надо ехать.
– Ты уезжала через город? – уточнил сосед.
– Нет, там неудобно, улицы узкие, по ним кружиться приходится. По лесной дороге – она сухая, проехать можно – и там уже выезд на трассу. – Она махнула рукой в сторону лесочка и расстилавшихся за ее домом полей. – Ты имеешь в виду, что убийца мог и не знать, что меня нет дома?
Сосед спокойно кивнул.
– Только как ты могла не заметить тело у себя под дверью?
Грейс вздохнула:
– Есть два варианта. Я могла его не увидеть, потому что поставила машину и заходила с черного хода через кухню. Это первое. Второе, его могли притащить позже. Но вроде бы доктор утверждает, что переносили тело сразу после убийства, что-то там с кровью связано…
– Свертываемость крови, – кивнул Чарли.
– Вот да. Но я честно не видела труп. Я не выглядывала к входной двери. С черного хода удобнее заходить, когда приезжаешь, а не приходишь пешком из города.
Чарли кивнул.
– Хорошо. Но это не отменяет главного вопроса. Что он делал ночью под твоей дверью? Почему шел именно к тебе? И шел ли? Он вообще знал, где ты живешь?
И вот тут у Грейс снова возникло ощущение, что она ныряет в холодную воду с разбега, веря, будто та теплая.
– Я тебе говорила, мы были знакомы раньше. Андреас Чейз, на самом деле он, кстати, просто Эндрю, родился в соседнем городе. Мы познакомились на концерте еще в старших классах школы и часто ездили друг к другу в гости. Вернее, преимущественно я ездила к нему. Мои родители не очень его одобряли. Тот еще был разгильдяй в юности. И мы вместе переехали в Лондон. Вернее, он переехал раньше. А потом я к нему. Я училась, мы встречались и некоторое время жили вместе.
Грейс рассказала только факты. Простые, сухие факты, не добавляя ничего лишнего. Но Чарли не стал расспрашивать. В конце концов, это и есть разговор двух взрослых людей. Когда один не мотает нервы другому, не давит на больное и не перетягивает на себя внимание. В общем, такого в жизни Грейс еще не случалось.
– А потом я вернулась сюда, – сконфуженно сказала она, подумав, что, с точки зрения Чарли, наверное, выглядит сущей неудачницей. Уехала в большой город – и вот вернулась.
– И правильно, – и снова Чарли не стал задавать вопросы или подталкивать Грейс к разговору, чем, неожиданно даже для самой Грейс, изрядно раззадорил ее. Ей вдруг захотелось выложить ему все как на духу. Рассказать о том, как она тогда думала, что весь мир рухнул. Рассказать о настоящем предательстве Чейза, которое, словно удар в спину, догнало ее много позже.
– А знаешь… На самом деле все было именно так, как во всяких фильмах про все эти… – Грейс сделала взмах рукой, словно хотела нарисовать в воздухе сердечко. – Я вернулась в город зализывать раны. Да. Мы с Чейзом жили вместе, и я думала, что все будет хорошо. Я мечтала, что мы откроем магазин пряжи и одежды. Думала, что буду дизайнером и модельером. А в результате – пшик. Он выставил меня из дома, потому что, с его точки зрения, я «слишком местечковая» – это было его любимое выражение, хотя он так и не понимал до конца, что это значит. Деревенщина, наверное. Но это звучит грубо. А Чейз… он считал, что не может себе позволить грубость. Строил из себя этакого… тонкого, аристократичного даже человека. Правда, поняла я, что все это – игры, уже после того, как мы расстались. Впрочем, то было очень давно. Это раз. И еще кое-что. Эти его знаменитые шарфы и технику объемного вязания придумала я. Основная идея была, что ты вяжешь маленькие, буквально крошечные, квадратики, на каждом – плотный объемный цветок, а связаны они между собой воздушными петлями, так, чтобы шарф был похож на сказочное одеяние, понимаешь?! А он забрал у меня эту идею и стал выпускать шарфы под своим именем, но знаешь, что вот самое, самое-самое ужасное!
– Самое? Или самое-самое-самое? – откровенно посмеиваясь, уточнил Чарли. В этот момент, с точки зрения Грейс, он был самым ужасным человеком в мире, потому что она тут изливала душу, рассказывала то, что, как она думала, уже отболело, а оказалось, этот гнойник только и нужно было как следует ковырнуть.
– Не смейся, – устало сказала она, – самое ужасное то, что в тот момент я и не думала про вязание. Все свои схемы с подробным описанием, я всегда делала их от руки, оставила на той квартире, у него. Он захлопнул дверь прямо у меня перед носом. Даже вещи мои собрал, представляешь? Оказывается, он к тому моменту уже нашел себе новую девушку, чей богатый отец согласился вложиться в развитие дизайнерского бизнеса Чейза. А я стала не нужна. Она, кстати, тогда была у него, в той квартире. Ну, когда он выкинул меня, как какую-то собачонку. Я слышала, как он что-то объяснял, а она… девица эта… шепотом отвечала. И нет, я не видела, на кого он меня променял. Конечно, дальше, по сценарию, я должна была вернуться домой. Зализывать раны под сочувственные взгляды мамы и бабушки. Но у меня на руках был диплом и немного денег. И я уехала в Италию, потом в Литву, ездила везде, где есть интересные техники вязания. Училась плести фриволите, научилась красить шерсть дундага, даже прясть умею. И валять шерсть тоже. Делала валяные шляпки, украшала их бусинами, вязаными цветами и продавала. На это и путешествовала дальше. Собирала узоры и рисунки. И забыла про эти чертовы шарфы, понимаешь. На несколько лет я погрузилась в рукоделие и даже не знала, что он настолько раскрутился, что сделал это своей фишкой, своей визитной карточкой. В то время, пока я училась вязать правильные лопапейсы в Исландии, его шарф какой-то умопомрачительной длины был представлен на Неделе моды, ты только подумай. А придумала это я. И если честно, я не понимаю, что ты мне подмешал в чай и почему я рассказываю все это тебе, как на исповеди.
– У меня располагающее к откровениям лицо. Все мои пациенты постоянно говорят мне это. Возвращаясь к шарфам – очень обидно, – сдержанно сказал Чарли, – но из того, что я понял, он продолжил работать в этой же технике, развивая ее и оттачивая?
– Да.
– А ты – в своей.
– Да. Я в разных. Но та техника тоже моя! И если кто-то об этом узнает, решит, что это я его убила, сведя счеты.
– Да, это было бы очевидным решением, – ответил Чарли. – Только у тебя алиби есть.
– Есть, – понурилась Грейс. – Но людям на это начхать.
Грейс вскинула голову и поняла, что он улыбается. Опять дразнит ее.
– Ты что, вообще не принимаешь меня всерьез в качестве убийцы? А вдруг я маньяк и подсыпала яд тебе в компот?
– Ты уже три раза перепутала чашки, – отозвался Чарли. – Нет. Я просто логичен.
– И что говорит твоя логика?
– То же самое, что сказал или скажет судмедэксперт. Чейз выше тебя на голову. И крупнее. Гораздо. Чтобы удушить его, тебе нужно очень сильно постараться, особенно если ты хочешь удушить его шарфом. Значит, скорее всего, его вырубили, он упал, и уже тогда его удушили. Шарф – это намек. Или на тебя, или на что-то еще. И надеюсь, у нас в полиции не думают, что ты настолько глупа, чтобы оставлять такой намек. Скорее всего, либо тебя кто-то хочет подставить, либо кто-то очень не любит эти шарфики.
Грейс тихо хихикнула:
– Медэксперт уже сказал. Его ударили по голове. А когда Чейз упал, повязали на шею шарф, сделав вид, что им его удушили, и каким-то образом дотащили почти до моего крыльца. И он же, доктор Уоллес, добавил, что женщины на многое способны. То есть, по его мнению, я вполне могла доволочить Чейза до собственного крыльца… Ты хочешь помочь мне найти убийцу? – добавила она.
– Как я понял, ты знаешь всю историю с этим модельером лучше, чем кто-либо в городе, а я просто хочу вернуться к своей спокойной жизни.
– Так уж мы тебе все и мешаем, – съехидничала Грейс.
– У меня в доме сейчас три травмированных кота, коробка с летучими мышами, которых мне нужно отвезти в соседний город – там есть специальный питомник, где они могут спокойно впасть в спячку, и козленок со сломанной ногой, которому нужен покой. А тут убийства и полиция.
– Пока одно убийство. У тебя и правда там козленок?
Чарли кивнул.
– И животным нужна тишина, а не трупы на соседнем крыльце и рыдания, больше похожие на завывания баньши.
Грейс прошлась по комнате и машинально взяла в руки вязание, но вдохновения не было совсем. Она поняла, что пока не может представить, какой получится вещь из этой шерсти, как случалось обычно. Сейчас это были просто клубки ниток, которые отчего-то начали немного раздражать Грейс.
– Еще только не хватало расчихаться, – печально сказала она.
– Ты простыла?
– Нет, у меня аллергия на шерсть.
– Прости, наверное, это Фрекл тут у тебя свои следы оставила. Но я не могу ей запретить забредать к тебе. Точнее, запретить-то я могу, но вряд ли она меня послуша… – он замолк. Брови Чарли взлетели максимально высоко, кажется, еще сильнее эта женщина не могла его удивить.
– Постой. Ты вяжешь – и у тебя аллергия на шерсть?