Читать онлайн Юная Раса

Глава 1. Дмитрий Волков

Можно было долго привыкать к такому Марсу. Если смотреть на небо, то на расстоянии метров трёхсот были видны всполохи. Купол, являющийся по сути разрывом пространства в четвёртом измерении, не позволял утечь воздуху. Его подходящий для дыхания состав и нормальное давление – всё оказалось чудесным. Только глаза отказывались верить. Ночью, если на небе появлялись звёзды, то, игнорируя низкую силу тяжести, можно было бы представить, что ты где-то на Земле. Но вот днём эта «атмосфера» не давала голубого спектра, слишком уж она была миниатюрная.

Дима стоял возле третьего модуля и щурился от света солнца под рыжевато-серым небом Марса. Интересно, а как фотоны света проходят через купол? И почему не проходит вредный ультрафиолет и радиация? Нужно будет непременно спросить у Мари. А может, она и сама не знает. По её словам, как в последнее время выяснилось, Нойманн была не самой гениальной девушкой на свете. Но самой любимой, это уж точно. В общем, надо спросить сначала у неё, а потом, если она не знает, то у братьев Сташевичей или даже у Мунш-Са Роча. Судя по составу второго рейса, скоро к ним прилетит французский специалист по радиоволнам и оптике, вот ему вопрос явно не даст заснуть!

В небе и днём были звёзды, только, как и на Земле, из-за яркого слепящего света Солнца их совсем не было видно. Ночью появлялся шанс полюбоваться южными и экваториальными созвездиями, которые он немного знал. Например, Орионом, Большим и Малым Псом. В последнем созвездии находилась Гомейса, ближайшая к ним звезда Согласия в целом и Кен-Шо в частности. Её можно разглядеть. А вот чего на ночном небе не увидишь, так это Большой и Малой Медведиц. Наклон оси вращения Марса был почти таким же, как у Земли, а они находились в южном полушарии. Выросшему на Волге Диме оказалось неуютно без Полярной звезды – вечного ориентира человечества.

– Привет, Дима! – голос Мин Жу, китаянки-астрофизика, отвлёк его от мыслей о вечном. – Всё ещё ищешь Полярную звезду? – засмеялась она. Дима повернулся и улыбнулся ей и Мари, стоящей рядом с новой подругой. Но больше всё-таки Мари.

– Жу, тебе не кажется, что ты неприлично хорошо изучила меня за те четыре месяца, что вы находитесь здесь? – ответил он, рассмеялся, подошёл к девушкам и поцеловал немку в щёчку.

– Мне всё рассказывает твоя жена, у неё язык за зубами не держится! – хитро прищурилась китаянка.

– Жена? – широко раскрыл глаза Дима и удивлённо посмотрел на Мари. Это что за новости?

Та смущённо покраснела и ущипнула китаянку за талию. Маленькая коротковолосая Жу была лет на пятнадцать старше Мари и на столько же сантиметров ниже её.

– Я так не говорила, просто у неё слишком строгие нравы, она не хочет признавать, что мы живём вместе и не женаты, – ответила Нойманн, в то время как Мин с кислой миной потирала бок. Удивительно непохожие женщины, тем не менее сдружившиеся на почве физики. По мнению Димы, Жу далеко до Мари, но та с восторгом рассказывала о знаниях и эрудиции китаянки. Кстати, о знаниях.

– Девушки, а вот вы знаете, почему воздух не уходит за поле купола, а фотоны проходят? – спросил он, решив не откладывать в долгий ящик, глядя, конечно же, на Нойманн, потому что хотел, чтобы ответила именно его девушка.

– Всё хитро, Дима, – начала отвечать Мари, видимо, правильно истолковав его взгляд, – но попробую объяснить на пальцах. Защитное поле просто смещает нас в четвёртом измерении. Наш купол – всего на несколько микрон. Это первый параметр, он зависит от мощности, как и радиус поля. Ещё есть скорость движения объекта и его частота. Чем больше сдвиг, тем бо́льшая требуется скорость при бо́льшей частоте. Понятно? – она вопросительно посмотрела на Диму. Тот не понял до конца, но кивнул. Допустим.

– У вещества и у фотонов слишком разная частота, – продолжила девушка под одобрительное кивание Мин. – Частота водорода равна тысяча четыреста двадцать мегагерц, а частота видимого спектра – от четырёхсот до восьмисот терагерц, то есть почти в миллион раз больше. Ну а частота гравитона – ещё в тысячу раз больше. Вопрос прохода через поле – всего лишь вопрос энергии. У фотона, движущегося со скоростью света, хватает энергии преодолеть разрыв. У гравитона, который движется с грави-скоростью, тоже, иначе бы у нас тут невесомость была. А вот атому энергии не хватает. Его нужно разогнать до скорости в один процент скорости света, чтобы он проскочил.

– Хм, а с какой скоростью должен разогнаться человек, чтобы проскочить барьер? – удивился Дима. Надо было чаще ходить на лекции Мунш-Са.

– Около километра в секунду, – заявила Мари. Вот как. Значит убежать отсюда им не удастся. – А корабль Кен-Шо должен иметь скорость всего-навсего сто тридцать метров в секунду, чтобы вылететь. И он, кстати, может развить её с места, – добавила немка, словно прочитав его мысли.

– Вот как? – действительно впечатлился Дима, – а почему тогда не проходят высокочастотные фотоны и частицы радиации?

– Ну, во-первых, не частицы, а всё-таки электромагнитное ионизирующее гамма-излучение ещё большей частоты, как у гравитонов. Но только для неё и скорость нужна больше, а фотоны двигаться быстрее скорости света не могут. Как нам объяснили, чем больше энергии ты вкладываешь в поле, тем более широкий спектр частиц оно не пускает. То есть они разрешили полю лёгкий ультрафиолет пропускать, а дальше – стоп-сигнал. Остальные объекты отражаются, словно от стены. Помнишь, когда мы исследовали зонд Кен-Шо на фотографиях, как я тебе объясняла, что тот объект отражал ультрафиолет?

Дима кивнул. Вот как, значит. Просто настроили сдвиг пространства в четвёртом измерении на такое расстояние, чтобы фотоны избыточной частоты не могли пройти разрыв на скорости света. Он вспомнил, как учил сопромат, и ему стало дико смешно.

– Знаешь, был такой анекдот, – засмеялся он, – сидит студент и читает книгу. Другой его спрашивает: «Что ты учишь?» – «Квантовую физику». – «А почему книгу вверх ногами держишь?» – «А какая разница?»

Мари улыбнулась, а Жу расхохоталась. Видимо, раньше не слышала. Ну что ж, будет знать, как он себя сейчас чувствует со всеми этими «простыми» вещами.

– Дима, но ведь ты это видишь на практике. У нас нет радиосвязи с Землёй. Как ни прискорбно, сейчас мы полностью зависим от ретранслятора Кен-Шо. Зато мгновенная связь, хоть кино смотри онлайн, – пока Мин смеялась, произнесла Мари, взяв его за руку. – Может, тебе стоит сходить с нами на урок к Мунш-Са?

Что ж, в принципе было бы полезно. В конце концов можно сколь угодно долго бежать от будущего, но оно всё равно настигнет тебя. Однако первые две попытки повергли его в уныние. Мунш-Са Роч наверняка способен и ему объяснить многие детали. Просто благодаря таким людям, как Мари, Жу, Андрей и Валя Сташевич, Шан и Роберт, которые сами были учёными и стартовали с гораздо более высокой позиции, он чувствовал себя на уроках как первоклассник на лекции в университете. На втором даже заснул, за что получил втык от Мари и решил, что это отныне не его тема. Моунщш-Са Руошч, разрешивший по примеру Вол-Си Гоша называть себя Мунш-Са Рочем, был первым из трёх учителей – учителем «нежизни», то есть физики, химии, математики. По земным меркам ему было около двухсот пятидесяти лет, но выглядел инопланетянин на пятьдесят от силы. Если вообще старение у Кен-Шо идёт так же, как у людей Земли. В общем, он успел выучить очень много всего. Его лекции пользовались успехом у Мари, Шана, Рашми и Джесс и целой кучи учёных из новой группы.

– Мари, ты же знаешь, как на меня влияют уроки! Я ничегошеньки ровным счётом не могу понять.

– Поверь, мы тоже! – призналась, вмешавшись, Жу. – Кажется, что ты всё понял, но тут он выдаёт что-то запредельное, разрушающее не только твоё понимание, но и все полученные на Земле азы. Ты знал, например, что причинно-следственная связь есть один из возможных вариантов и зависит сугубо от среднего спина ти-нса в четвёртом измерении?

– Каких-каких «нса»? – Дима сел на камень – тот оказался удивительно тёплым – и недоумевающе посмотрел на китаянку.

– Так, – Мин Жу посерьёзнела. – Давай кратко объясню, что я поняла. Ти-нса, или же ти-частицы, – это некая субстанция, являющаяся базисной для строения материи, энергии и гравитации. То есть всё, что мы чувствуем и видим, – и есть ти-частицы. Самые маленькие, которые за миллион лет никто не смог раздробить. У них есть четырёхмерный спин. Три спина задают его ориентацию в пространстве, а тот, что в четвёртом измерении, – положительный или отрицательный. Если ти-частицы в основном имеют положительный спин, то они и влияют друг на друга в положительном направлении течения законов физики. Если в довольно большой окрестности поровну разных спинов – реакция плюс-минус прекращается, ти-частицы связывают друг друга, и время останавливается. А если ти-частиц с отрицательным спином станет больше, то поток времени повернёт назад. Точнее, все процессы – гравитация, свет, жизнь – потекут в обратном направлении. И, соответственно, причинно-следственная связь станет следственно-причинной!

Вот это поворот. То есть учитель нежизни Мунш-Са Роч обучил китаянку путешествовать в прошлое? Или что?

– Дима, не смотри так на неё, хотя бы рот закрой, – Мари протянула ему руку, и он встал, хотя и не собирался. – Это всё пока что красивая сказка. Как Мунш-Са нам объяснил, изменить спин ти-частиц настолько сложно, что на макроуровне потребует чудовищных энергий. Мы живём во Вселенной, где в среднем ти-частиц с положительным спином, по их подсчётам, примерно в два раза больше, чем ти-частиц с отрицательным спином. Вероятность, что в какой-то точке Вселенной их станет существенно меньше, и время потечёт там в обратную сторону, практически равна нулю.

– Да, но ведь есть вакуум! Там нет ничего, – Дима пытался осилить услышанное.

– Ну это, как выяснилось, наша отсталая теория, – снова вступила в разговор Мин. – Ти-частицы в свободном виде наполняют вакуум. Просто до тех пор, пока они не образовали кварки, гравитоны и тому подобное, они совершенно не взаимодействуют с материальным миром. И, кстати, являют собой основу той самой тёмной материи, когда спонтанно формируются гравитоны и распадаются, но успевают немного повлиять на Вселенную вокруг.

– К чему Жу это говорит, Дима? – продолжила Мари. – К тому, что мы тоже как слепые котята. До того как начнём переходить на теоремы и формулы, пройдут месяцы или годы. Лекции звучат как красивые сказки. Гипотезы, в которые мы пока что вынуждены верить за невозможностью понять доказательство. Да мы и сами просим его выдавать информацию в более доступной форме, вот он и носится с нами, как с детьми. Плюс, ему нужно использовать английский язык для того, чтобы рассказать о том, чего у нас отродясь не существовало. Так что порой Мунш-Са срывается на язык Кен-Шо. Вот например, Ти и Нса – их термины, но теперь будут и нашими. А сейчас, после того как он объяснил нам глубокие гипотезы, он начнёт делиться информацией о принципах двигателей и о других вещах. Так что приходи и слушай. И не переживай, что не понимаешь, – мы все не понимаем.

– Ладно, я приду на лекцию. Уболтали, – Дима улыбнулся. – А сейчас планирую обойти и выбрать точки посадки новых модулей. Мы с Вол-Си Гошем договорились, что они разместят их на указанных мной местах. Обидно, что мы – первые и последние люди в истории, которые садились на Марс с помощью двигателей и парашютов. Теперь ты просто говоришь Кен-Шо точку, и туда валится полезный груз. Кстати, Мари, ты составишь мне компанию как геофизик?

Нойманн нахмурилась и виновато пробормотала:

– Дим, ну тут дел-то на полчаса, а я обещала Жу и Шану поработать кое над чем втроём. Ты мог бы вызвать Рашми? Она вроде как раз отдыхает.

Что ж, это нормально. У всех тут работа. У учёных, врачей, даже биологов. А вот когда ты просто военный инженер, тебе ничего не остаётся, кроме как решать вопросы колонии. После его ключевой роли в принятии землян в Согласие, влияние Димы стало расти. Возможно, из-за того, что он выступил молодцом. А может, просто никого больше не интересовал пост руководителя миссии. Айк вспомнил, что он – биолог, и посвятил себя попытке разобраться в ускоренном росте растений и терраформировании. Шан погряз в теориях и гипотезах строения Вселенной. Крис работал с беременной женой в самой важной группе – медицинской. В общем, инженеру было особо нечем заняться, и Дима взял на себя руководство. Серьёзных проблем не возникало, но порядок требовалось соблюдать. Вести учёт. Разбирать вопросы учёных. Коммуницировать с Землёй. Так что пусть Мари займётся интересным и важным делом, а он будет ерундой страдать.

– Ладно, я вызову Раш, – кивнул он и взялся за планшет, чтобы не давать девушке и дальше чувствовать себя неуютно. – Идите по делам. Встретимся за ужином?

– Конечно, – ответила Мари и, поцеловав его в щёку, пошла в сторону блока Б. Да, ужинали они всегда в своём родном блоке А, все вместе, ввосьмером. Так повелось, и никто не вмешивался. Обедать и завтракать каждый был волен в любое время и в любом месте, хоть не есть вовсе. Но ужин – святое.

…А вот отсюда будет бить пламя. Вуууу. Вот так. Димочка Волков нарисовал красным карандашом огонь, вылетающий из дюз его космического корабля. Посмотрел на своё творение и нахмурился. Чего-то не хватало. Он погрыз карандаш и тщательно заштриховал огонь. Так лучше. Потом взял жёлтый и обвёл красное пламя толстой чертой. Под конец грифель у карандаша стёрся. Не беда, хватило.

Треугольный корпус, позади которого три сопла-прямоугольника, каждый – отдельная ракета. Мощная пушка на носу, она стреляет бластерами. Что это такое – Димочка не знал, но что-то очень мощное и фантастическое. Ещё там были десять иллюминаторов. В самом большом, на носу корабля, можно было разглядеть пилота – самого Диму. И он летит покорять Альфу Центавра и Венеру. Потому что Марс и Луну уже покорил, это вообще для слабаков задачи.

– Лёш, смотри, какой крутой у меня корабль! – он восторженно сунул листок под нос веснушчатому пареньку, сидящему напротив него за тесным кухонным столом. Его другу Лёшке Кузнецову. Тот оторвался от рисования кратеров на луне и критическим взглядом осмотрел корабль. – Ничего ты не понимаешь, Лёшка! Это самый крутой корабль на свете! Ну и ладно! Твоя Луна вообще дурацкая!

Отдёрнув рисунок назад и взяв простой карандаш, он старательно вывел в углу листа: «ДИМА В. 1Г КЛАСС», после чего схватил листок и побежал из кухни в зал, где мама гладила бельё на столе и смотрела телевизор.

– Мама, смотри, я – космонавт и лечу покорять Венеру! – воскликнул он и положил рисунок прямо на отцовы брюки, которые та как раз утюжила. Мама схватила рисунок, пока влажные брюки не испортили его и сами не окрасились от карандашей, и потрепала мальчика по голове.

– Умница, Димочка. А Лёшка, поди, на Марс летит? – спросила она. Вот чего сразу Лёшка? Тот даже не пришёл в восторг от его корабля. Просто завидует, потому что сам ничего такого придумать не может.

– Нет, он там Луну свою рисует, – отмахнулся Дима. – Тут я лечу на Венеру. А на Марс уже слетал, – деловито сообщил он матери. Женщина улыбнулась и с шипением провела горячим утюгом по брюкам, выглаживая стрелки…

Вот это место определённо подходит. Достаточно ровная площадка, хотя и далековато от их блока А. Если, конечно, Раш, когда придёт, не начнёт петь, что здесь она планировала бурить или что-то в таком роде. В целом, выбор у него небольшой. Купол был радиусом всего полкилометра, и в его центре стоял огромный стометровый корабль Кен-Шо, генератор которого и создавал поле разрыва.

Дима невольно залюбовался кораблём. Впечатлить другие расы можно по-разному. Показать что-то невероятно простое, типа шара или куба. Показать что-то устрашающее, с резкими линиями и пушками во все стороны. Кен-Шо выбрали третий путь: своим огромным кораблём они являли миру нечто прекрасное. Он напоминал цветок лотоса. Пластины из неизвестного металла, заострённые вверх, шли по кругу и перекрывали друг друга, постепенно отклоняясь от центра, как оригами. Корабль был жёлтый, но центральные пластины имели в спектре красные тона, а внешние – зелёные, что ещё больше придавало ему сходство с цветком. Сотня метров в диаметре и около семидесяти в высоту – он бы мог раздавить «Одиссей» как муху. Но не хотелось верить, что цветок Кен-Шо – хищный. Казалось, что его создали для того, чтобы нести в мир красоту. Как-то Дима спросил у Вол-Си, какие функции выполняют эти пластины. Тот, в присущей ему философской манере ответил: «Наступает день, когда ты перестаёшь есть сытную еду и начинаешь пробовать более изысканную. Если в покорении космоса ты уподобляешься голодному, то ты юная или Несогласная раса».

Слева от корабля, почти вплотную к нему, стоял модуль Кен-Шо. Он напоминал перевёрнутый пятилепестковый цветок голубого цвета и гармонировал с кораблём. По сути, каждый из лепестков был отдельным модулем, примерно двадцати метров в длину и метров десяти в высоту и ширину. Все они соединялись в самом центре, над которым как стебель шёл шпиль, заканчивающийся острым флагштоком со знаменем. Да, то, что у Согласия есть знамена, стало откровением для всех. Самым удивительным оказалось то, что на знамени не было ничего. Абсолютно. Просто белое полотно, которое на Земле символизирует собой то, что ты сдаёшься. А развитые расы считали белый единением всех цветов спектра. В этом было что-то философское и немного ироничное.

Блок А, состоящий из четырёх изначальных модулей, находился ещё дальше и левее, всего метрах в ста от границы купола. Блок Б, в котором располагались два технических и четыре жилых модуля, связанных по кругу, как в блоке А, выстроили чуть ближе к месту, где Дима стоял, на таком же расстоянии от центра, но северо-восточнее. Выбранная Димой площадка была в двухстах метрах от блока Б и более чем в трёхстах от блока А. Рашми, направляющаяся как раз оттуда, разводила руками, мол, ты не мог что-то поближе найти?

Как уже сегодня упоминала Мари, связь с Землёй осуществлялась только с помощью передатчика Кен-Шо. Ретранслятор размещался в их корабле и на орбите Земли. Тут Дима технические моменты понимал сам и даже участвовал в создании этой системы на первых порах. Крутая идея: аналоговый приёмник тока из радиопередатчика был связан кабелем с гравитонным транслятором Кен-Шо. Транслятор работал так же, как и их полёты в космосе, – в четырёхмерном пространстве «склеивал» две точки трёхмерного, каким бы невозможным подобное ни казалось. То есть связь с любой точкой была мгновенной, но чем дальше, как понял Дима, тем затраты энергии выше, – кубически пропорционально расстоянию. На связь с Землёй за минуту можно было потратить около мегаватт-часа энергии. Чудовищно много. Но для Кен-Шо это даже не ёмкость батарейки. Когда спутник на орбите Земли получал сигнал, он транслировал его уже в радиодиапазоне, и на родной планете принимали его так же, как и раньше, только чётче и без временной задержки. Появилась возможность говорить по видеосвязи, но пользоваться этим в личных целях не рекомендовалось. Приходилось отправлять сообщения так же, «по старинке», через «Одиссей». Однако появление купола сделало радиосвязь с кораблём на орбите Марса невозможной – все волны гасила преграда. Так что для «Одиссея» сделали такой же спутник-ретранслятор, кружащий по его орбите с небольшим угловым смещением. Теперь письма с Земли шли по радиоволнам до спутника в лагранжевой точке орбиты Марса, оттуда – на «Одиссей», дальше – на ретранслятор, откуда через четвёртое измерение ныряли внутрь купола, снова преобразовывались в радиоволны и попадали на антенну второго модуля, и уже с помощью Wi-Fi оказывались на планшетах колонистов. Выглядело так же нелепо, как если бы письма сначала везли в тюке на осле, потом короткое расстояние вертолетом, а дальше снова на осле. Тем не менее нельзя было дать понять широкой публике, что за технологии теперь доступны для человечества. Всему своё время.

Планшет завибрировал. Новое сообщение. Дима настроил вибрацию на сообщения Мари, Вол-Си Гоша и письма с Земли. Мари сейчас с Мин Жу, ей не до своего мужчины. Вол-Си Гош редко что-то писал, предпочитая вызывать голосом. Так что там могло быть? Он открыл устройство и обнаружил сообщение от alex_kuznetsov_90. Его школьный друг Лёшка? Откуда у него этот почтовый ящик? Дима открыл с предвкушением и приятными воспоминаниями и начал читать:

«Митяй, привет. Это Лёха Кузнецов, твой друган. Извини, что пишу без спроса, Надежда Петровна дала мне твой ящик с условием, что я никому-никому. Само собой, брат. Я просто много следил за тобой и очень горжусь твоими успехами. Вот заезжал в Саратов к своим и зашёл по-соседски проведать твоих родителей. Они здоровы и передают привет. Хотя Сергей Витальевич, кажется, сильно сдал, ты его береги! В общем, пусть у тебя будет мой адрес, если захочешь пообщаться – буду рад. О себе могу рассказать, если интересно. Ты уехал в училище, а я пошёл в армию, – мы разбежались. Много лет прошло. Я отслужил, работал в милиции в Саратове, потом ушёл, не захотел подстраиваться под новые условия. Женился, свою охранную фирму открыл в Нижнем, работал, крутился-вертелся, вот сейчас в Москву перебрался, крутой новый заказчик, сам на меня вышел. Нормальный торгаш с бизнесом у нас и в Штатах и платит хорошо за собственные склады, логистику и личную охрану. Думаю, что на дипломатию ещё работает. Как раз вот с ним недавно говорили о тебе, он как узнал, что ты мой друг, так просил тебе привет передать. Так что передаю от Захара Ивановича Лукина привет. В общем, у меня всё отлично, скоро первенца ждём, кстати. Думаю, в твою честь назвать Митькой. Пиши, не пропадай!»

Митька. Так его и звал только Леха. Это было личное, так что письмо точно от него. С чего он решил написать? Уже лет пятнадцать не виделись, не слышались. Непонятного Лукина какого-то лешего приплёл. Ну да ладно, всё равно приятно получить весточку от старого друга. Надо бы ответить. Главное, не ляпнуть лишнего. Он поудобнее устроился на стуле в первом модуле, где, скучая, изучал отчёты по упавшим расходам энергии и начал строчить ответ:

«Лёха, привет. Очень рад твоему письму. Как ты знаешь, у меня тут всё хорошо, тружусь на благо будущего нашей планеты. Полгода вахты отсидел, через два с половиной года в обратный путь, как смена придёт…»

Написав и отправив письмо, достаточно длинное для того, чтобы Лёха не счёл его формальным, и достаточно короткое, чтобы не выглядеть слишком радостным от обретения старого друга, он на всякий случай переслал копию в КАС, чтобы там держали ушки на макушке. Хотя наверняка вся почта колонистов так или иначе копируется.

С тех пор, как прилетела миссия Кен-Шо в составе четырёх человек, быт на Марсе сильно изменился: купол, связь, атмосферное давление, климат-контроль. Но самым невероятным было то, что они организовали доставку припасов. На Земле раз в неделю для колонистов собирали контейнер с продуктами, и Кен-Шо буквально «переносили» его на Марс. Как объяснил Вол-Си Гош, за контейнером летал автоматический доставщик – шарик примерно полметра в диаметре. Однако он как-то приклеивал к себе контейнер, окутывал его защитным полем и перемещался на Марс в несколько прыжков. Буквально считанные полчаса – и свежее мясо, овощи, фрукты, молочные продукты и даже выпечка в лагере. Готовка стала напоминать кулинарные шоу – на Земле их правительства и космические агентства соревновались в том, какие национальные излишества и изыски окажутся вложены в контейнер. Вчера пришёл контейнер, заботливо собранный в Китае, поэтому за ужином Шан, ради такого забросивший занятия на пару часов, цвёл и светился. Кают-компания пропахла свининой по-сычуаньски, рулетиками с овощами и креветками, а также димсамами[3] с мясом, овощами и морепродуктами.

– Шан, ты это точно сам приготовил? – широко раскрыла глаза Джессика, последняя забежавшая в кают-компанию. – Может, готовое привезли?

– Джесс, нельзя так обижать повара! – засмеялась Раш, которая регулярно пыталась соревноваться с китайцем в попытках удивить вкусовые рецепторы друзей. Китаец покраснел.

– Если честно, Раш, – ответил он, улыбнувшись, – соусы и блинчики для рулетиков и димсамов лежали готовые. Так что я только всё собрал. Но это тоже было непросто.

Джессика схватила рукой один пельмешек и отправила его в рот.

– Оже, Шан, как эо кушно! – не переставая жевать, произнесла она. Конечно же, он на неё не обидится, он последнее время вообще ни на что не обижается. И уж точно никогда не обидится на Джесс. Даже если бы та сказала, что пельмень отвратительный. Но тот факт, что мисс Хилл начала есть, дал им всем право поступить так же, и куча рук начала передавать друг другу тарелки и стаканы. Дима заранее принёс из холодильника пиво. А что такого, ведь он не собирается на пост, дежурства не имеют больше никакого смысла, так что почему бы не выпить холодного китайского циндао[4]? Это просто святая обязанность каждого русского в такой ситуации! Тем более под пиво можно было бы обсудить многие интересовавшие его темы.

– Ребята, мы с Раш подготовили площадку для пяти модулей, – сообщил он, когда утихли похвалы Шану и все стали говорить на отвлечённые темы. – Вол Си я её показал. Артуру тоже. Их мы поставим по кругу: технический – технический – жилой – научный – жилой, – ребята молчали, Айк кивнул. Никого это не интересует. Столько классных вещей происходит, а он тут с какими-то житейскими вопросами. Сколько людей на Земле в ближайшее время, как и он, ощутят пустоту от осознания того, что всю свою жизнь занимались ерундой? Что все их потуги, старания – пыль и суета на фоне нового технологического скачка планеты?

– Говорят, сюда летит немецкий физик, Ральф Шмидт, – взяла слово Мари. – Он очень крут в релятивистской механике. Интересно, каково ему будет прыгать, осознавая мелочность и несостоятельность теории относительности? – Нойманн словно ощутила Димино настроение, правда, на свой, научный лад.

– Да что говорить, – вмешался Крис, – вся наука сыпется к чертям. У нас то же самое. Принципы воздействия на клетки организма, наноботы, которые лечат самые сложные болезни и уничтожают любые вирусы… Всё это слишком круто. Хорошо, что мы двигаемся постепенно. Надо не забывать, что технологии – не бумажки, а база, тысячи заводов, которые постепенно налаживают производство чего-то, что в тех самых бумажках написано. Понадобятся десятки лет, чтобы дойти до уровня производства наноботов. Но уже сейчас мы внедряем «Альфу-семнадцать», это спасёт десятки миллионов человек, победит рак. Наверняка, все врачи, которые занимались его профилактикой, сейчас постепенно становятся ненужными. Но им найдётся место в какой-то другой области, более важной и современной. Всей планете предстоит переобучение.

– Кстати, вот у меня вопрос к врачам и биологам, – Дима решил вернуть разговор в нужное ему русло, – я сейчас много думаю о мелочах, принятых нами как должное. Но кое-что не даёт мне покоя. Например, состав атмосферы и давление. Ведь мы с Земли и привыкли к тому, что азота – семьдесят восемь процентов, кислорода – двадцать один процент, и всего один процент прочих газов, включая углекислый. Как получается, что наш воздух и давление в нём одинаково комфортны для нас и для Кен-Шо?

– Вот тебе точно стоит ходить на лекции Натич Аш, – Айк снова улыбнулся и сделал загадочную паузу, словно ожидая от Димы вопроса «Почему?». Н’атичш Ащш – все называли её просто Натич или Натич Аш – была слегка моложе Мунш-Са и Вол-Си Гоша, ей исполнилось около ста пятидесяти лет, а выглядела инопланетянка на тридцать пять. «Девушка» была учителем жизни, то есть преподавала биологию, медицину и ещё ряд наук на грани, таких как биохимия, биофизика, даже социологию и психологию, являвшихся, по мнению Кен-Шо, производными от теории жизни. Той самой, до которой своим умом дошли Уайт и Ланге полгода назад.

– Это удивительно, – продолжил Кинг, так и не дождавшись вопроса, – но атмосферный состав на наших планетах практически идентичен. Точнее, нет ничего удивительного, поскольку именно поэтому Кен-Шо взяли шефство над нами, ведь мы максимально близки к ним физиологически. И причина – в одинаковых условиях. Их домашняя планета Кен Сса очень похожа на Землю. Чуть крупнее, с чуть большей долей водной поверхности, она имеет давление атмосферы в девяносто восемь процентов земного, такую же среднюю температуру и состав воздуха, практически не отличающийся от нашего.

– И ещё ускорение свободного падения там девять и четыре десятых, на пять процентов ниже, чем у нас, – добавил Шан, положив Джессике добавки свинины и риса.

– Вообще, Вол-Си Гош говорил нам, что удивительным образом жизнь возникает и развивается до уровня цивилизаций именно на планетах земного типа, как мы их называем. Они же называют их эталонными, – сказал Крис. – То есть некоторые отличия имеются, и бывают такие расы, у которых доля кислорода сильно ниже или выше. Говоря «сильно», я имею в виду не двадцать один, а пятнадцать или тридцать процентов. Но там нам пришлось бы ходить в специальной маске.

– А есть планеты Согласия, где потребовалось бы ходить в скафандре, выдерживающем полуторакратное давление, – вмешалась Мичико, чей живот на исходе седьмого месяца беременности сильно увеличился. – Но в целом наша Земля попала примерно в центр Эталона.

Вот дела. Нужно и правда почаще посещать лекции. И на чьи же начать ходить? К ним прилетели три учителя, и в их распоряжении была вся научная база Согласия. Однако складывалось впечатление, что это преподаватели «начальной школы», ведущие все предметы сразу. Вол-Си говорил, что через некоторое время прибудет расширенная миссия, где уже будут десятки учёных и инженеров, и сетовал, что пока широкие массы землян не посвящены в условия нового мира, их специалисты не могут вмешиваться в процессы на Земле, не могут помогать с трансформацией промышленности и образования. Об этом тоже предстоит много думать. Предстоящий рывок в технологиях – на самом деле ничто по сравнению с тем, ради чего всё делается – обретение нового морально-этического облика. Уже сейчас на Марсе создавалось некоторое ощущение единения с другими расами. Но здесь собраны избранные – умные, успешные, духовные. А на Земле остались в том числе воры, террористы, радикалы, дураки. Тем не менее этику придётся прививать им всем. Впервые за свою жизнь Дима подумал о том, как в западных странах боролись за толерантность. Сейчас им всем предстоит гораздо более масштабный проект.

За это здесь отвечала Тамуощш Нуучш-Гоошч. Достаточно молодая, около ста лет, и привлекательная Тамош Нуч-Гош, жена Вол-Си Гоша, была «направляющей этики» и разрабатывала методы адаптации земной культуры к Согласию. Её лекции посещали Артур и Генрих, которые очень нравились Диме. Может, стоит посвятить себя именно этой теме? Наверняка ещё не всё потеряно. Что, если попросить у Тамош несколько индивидуальных занятий? Не станет ли ревновать Вол-Си Гош? А Мари? Ох, Дима, что за глупые мысли лезут к тебе в голову!

Междуглавье первое

Тысяча четыреста сороковой год нашей эры.

Вблизи объект казался невероятно огромным. Идеальный шар, который изначально был принят за астероид, в сотню раз больше его корабля в длину и раз в пятьсот в толщину. Когиу Тше смотрел на него через обзорный экран. Стало очевидно, что объект рукотворный, а это значит, что они не одиноки во Вселенной. Откуда тот прибыл? Каковы его намерения? Восторг от созерцания подобного чуда смешивался со жгучим чувством страха. Такие корабли не строят для миссии дружбы. Оставалась надежда, что это реликт, остаток погибшей цивилизации, который поможет им с технологиями, но не представляет угрозы.

– Может это корабль с Нифары? – шёпотом спросил Линна Гвуат, его пилот.

– Да ладно тебе, откуда у Нифары технологии, чтобы создать подобное? – присвистывая, ответила Ноури Гал, прильнувшая к экрану.

– Ноури, вот ты техник и разбираешься в таком, я согласен, – не сдавался Линна, – но с момента, как Нифара объявила о независимости, с ней нет связи. Когда это произошло? Триста лет назад? Четыреста?

– Триста тридцать семь. Но они не могли так развиться. Мы воюем с ними с тех пор за колонии. Ни одного упоминания о превосходящих технологиях. Ноль шансов на то, что это их корабль, – Когиу решил поставить точку в болтовне.

– И он просто так появился из ниоткуда? – обернувшись, уточнила Ноури.

– Да нет! Учёные отследили его, – встряла Зари Коннач, навигатор. – Это сейчас он на гравидвижках, а раньше как-то прыгал сквозь пространство быстрее скорости света. Его видно в телескопы всё дальше и дальше, то есть до нас доходят его изображения из прошлого.

Когиу Тше, капитан «Небесной Лиры», тоже всё видел в отчёте. Он поморщился. Зари – трепло. Зачем разглашать подобные сведения, даже членам экипажа? К ней отчёт попал на правах навигатора, а вот Гвуату и Гал совсем не нужна данная информация. Но что сделано – то сделано. Слова обратно не вернёшь. Тем более Зари, которую в его команду перевели недавно, была прекрасна. Тше посмотрел ей в глаза, а потом, немного стесняясь, бросил косой взор на её формы, совсем не скрытые комбинезоном. Прекрасная женщина. Жаль, что она замужем. Впрочем, может, это и не станет помехой? Её недавно назначили членом экипажа, и шансов пообщаться лично ещё не предоставилось, но вдруг что-то получится?

– Он прилетел из другой галактики, Ноури, – вздохнув то ли от мысли о Зари, то ли от огорчения, что она оказалась болтушкой, добавил Тше. – Мы твёрдо уверены. Из Красного Шара. И вылетел, судя по всему, когда наши предки ещё не изобрели электричества. Если на нём кто-то и был, то, скорее всего, все давно мертвы.

Он сказал это, чтобы успокоить экипаж, а может, чтобы успокоиться самому. Когиу Тше повернул экран обзора, на нём мутно сияла галактика Красный Шар. В глазах Линны, сидящего рядом с ним, читалось благоговение перед масштабом путешествия артефакта. Пожеланием Когиу экран снова переориентировался на неизвестный корабль. Вот уже много дней, как он неспешно плыл недалеко от Виллены, их родины.

– Капитан Тше, – раздался голос командующего адмирала из коммутатора, – ваша роль – прикрытие шаттла. Обратите внимание на сигнатуру, он вышел с «Несокрушимого».

– Так точно, буду держать расстояние и прикрывать шаттл, – рапортовал Когиу Тше, нажав кнопку связи, после чего, отпустив её, добавил уже своей команде: – Всем приготовиться. Гал, займи место с Вышои Ча на инженерной палубе, срочно. Линна, маневрируй за целью, держи дистанцию по протоколу.

Тот кивнул, надел шлем, откинулся в кресле и погрузился в сладкий мир пространственного маневрирования. Гал козырнула и убежала. В воздухе царило напряжение. Капитан Тше снова вздохнул. Протокол! Какой от него толк в такой ситуации? За то время, что они хозяйничают в космосе, заселив пару десятков миров на окрестных звёздах, экипаж никогда не встречал другой жизни. Существовали теории, что инопланетяне существуют, но в центре галактики, где звёзды рассыпаны как из мешка. Дескать, их просто не интересуют жалкие разрозненные крошки света на самом-самом её краю. Но так уж вышло, что первый «гость» прилетел к ним вовсе не из центра этой, а из соседней галактики – малого спутника, где не наберётся и миллиарда звёзд.

На обзорном экране «Небесная Лира» шла за шаттлом. Того не было видно невооружённым глазом, но услужливый телескоп увеличивал его изображение. За шаттлом темнела масса артефакта, закрывая звёзды. Какой же он огромный, боже! И что адмирал планирует делать, если артефакт враждебен к людям? Какие варианты? На «Небесной Лире» есть гравиторпеды и лазер, но подобного рода оружие годилось для защиты от первых переселенцев с независимой Нифары. Здесь у Виллены имелась сотня кораблей, от небольших, на пять-десять человек, вроде его «Лиры», до гигантских, наподобие «Несокрушимого». Однако и тот был как песчинка перед артефактом. Так что они все смогут сделать против такой массы, если она нападёт?

Шаттл приблизился к объекту, когда он внезапно включил освещение. Гигантские лампы, функция которых была не ясна, загорелись по экваториальной линии. Что это? Автоматическая реакция на контакт или признак жизни на борту? Приглашение или предупреждение?

Вспышка. И всё. Шаттл просто исчез, испарился. Что в него попало – непонятно. Скорее всего, лучевое оружие, чей след невозможно отследить, если ты не на его пути. А в данном случае ты – труп. Зазвучала сирена.

– Пилот, готовность атаки по приказу! – скомандовал он, и Линна кивнул, сидя в шлеме. Зари застучала зубами. Когиу машинально отметил, что она в панике. Да тут только дурак не струсит.

– «Небесная Лира», приказываю отступить на полном ходу! – прогремел голос командующего адмирала, слегка запнувшись на слове «полном».

– Выполняю, адмирал! – отозвался по связи Когиу Тше и посмотрел на Линну. Тот снова молча кивнул, и обзорный экран начал резко смещаться. Где-то сзади раздался гул: энергомодули нагнетали мощность в гравидвижки. Ускорение около полного, дальше был риск, что вектор гравитяги сместится, и они коллапсируют в сингулярность. Не лучше, чем быть уничтоженными. Линна держал ровно предельно безопасное ускорение.

Ничего не происходило. Кажется, артефакт дал понять, что просто не надо к нему приближаться. Когиу осознал, что сидит в кресле практически не дыша. Отпустило. Отлично. Они уже практически приблизились к точке, где располагался их флот, скоро нужно будет оттормаживаться, чтобы не пролететь мимо. Пилот стал совершать окружной манёвр, отойдя в сторону, чтобы не рисковать столкновением с флотилией.

Внезапно перед ним, прямо в рубке, возник образ. Это был человек, но в незнакомой одежде и в странном головном уборе из шерсти. Стоп, это не шапка! Это и есть шерсть, которая растет на голове! Как у животных! И зелёные глаза, как же необычно! Явно пришелец.

– Я – Рал Син Ко Шви, командующий авангардом З’уул. Мы прибыли править этим местом. Ваш вид признан слабым и неопасным, мы предлагаем вам сдаться на милость З’уул и работать на наше процветание. В ином случае ваша планета с избытком ртов и недостатком ресурсов подлежит уничтожению.

– Всем кораблям, огонь по противнику! – раздался громкий голос адмирала, и тут же сотни торпед на гравитяге вышли с кораблей флота. Наверняка были и залпы лучевых установок. Образ пришельца исчез. Линна начал пытаться сделать разворот для лучшего угла атаки. Набранная скорость мешала ему.

Первым исчез во вспышке «Несокрушимый». Потом начали взрываться корабли поменьше. Лед сковал мысли и сердце Когиу. Зари схватила Тше за руку, что выдернуло его из состояния оцепенения.

– Линна, не разворачивайся! Полный вперёд по вектору! – крикнул он. Да, это предательство. Только адмирал был уже мёртв, и с ним половина флотилии. Линна превысил рубеж ускорения, и гул стал зашкаливать. В любой миг они могли быть подбиты. Или коллапсировать. Какая разница, как именно умирать? Позади взрывались последние корабли планетарной обороны. Экран оказался направлен назад, потому что впереди было не на что смотреть. А потом всю рубку озарила яркая вспышка. Зари крикнула. Линна вцепился руками в поручни и завыл. На месте Виллены горел плазменный шар. Вся планета. Его семья. Его друзья. Величие их истории и культуры. Всё превратилось в кипящий океан боли.

На палубу выбежала Ноури Гал.

– Что, что случилось, капитан? – истерично прокричала она. – Как такое могло произойти? За что?

За что? Дура, что за вопросы? За что можно уничтожить сто миллиардов человек? И какой, какой ответ правильный? За то, что посмели атаковать? За то, что отправили шаттл? За то, что отвергли жизнь в рабстве? Да сам вопрос лишён смысла! Это невозможный вопрос с невозможными ответами! То есть невозможным он был до сего дня. Когиу Тше смотрел на экран и молча плакал. Далеко позади гигантский астероид-корабль словно размножился – рядом из ниоткуда возникли ещё пара десятков таких же кораблей. Сколько же их всего, чёрт возьми?

Сквозь слёзы в глазах Тше увидел, как снова появился образ того же пришельца:

– Нам не стоит ни малейшего труда добить вас. Но гибель планеты должна стать уроком для вашей расы. Поэтому вам дарована милость остаться живыми, чтобы вы сообщили другим колониям, что отныне они – рабы З’уул, иначе их ждёт та же участь. Летите и передайте, что мы придём. Мы летим дальше, но за нами идут другие. Мы не спешим, у нас впереди – вечность.

Изображение растаяло в воздухе. Линна сбросил ускорение и снял шлем. Его глаза были красными и полными слёз, как и у всех остальных. Зари молча вздрагивала. Гал громко выла в углу. Корабли пришельцев стали исчезать так же внезапно, как и появились, а Виллена, уже визуально уменьшившаяся до размеров зрачка глаза, всё ещё полыхала плазмой. Он может гореть целую вечность, этот погребальный костёр человеческой расы.

Глава 2. Артур Уайт

Артур проснулся засветло. Его организм, проживший длинную жизнь, привык к двадцати четырём часам в сутках и никак не хотел отступать от этого ритма. Сколько раз за последние четыре месяца Уайт заставлял себя сдвигать «утро»! Он переживал джетлаг каждые пару недель, но только привыкнув к новому «часовому поясу», начинал вставать всё раньше и раньше. Поэтому старался порой ложиться попозже, чтобы переключаться на более поздние часы. Вот и сейчас он поднялся часа на два раньше всех. В его комнатушке, больше по размеру похожей на лифт, всю ночь горел небольшой светильник. Всё дело в том, что гениальный «отец Согласия», как его прозвали коллеги, боялся темноты. Миниатюрная лампа, привезённая из дома, создавала уют, отбрасывая маленькие разноцветные звёздочки на стены и потолок. Каприз учёного. Один из многих.

Артур встал. Здесь, в условиях низкой гравитации, перестали болеть суставы. Это было приятно. Давно он так легко не вставал с кровати, обычно это занимало минут десять. Отрицание. Гнев. Торг. Отчаяние. Принятие. По паре минут на каждую из стадий. А на Марсе он мог вскочить словно юноша. Пожалуй, неожиданный плюс в его случае перевешивал множественные недостатки трети «жэ».

Забавно, он посвятил годы изучению звёзд и планет, законов макромира и его потенциального влияния на жизнь. И никогда не думал, что сам выступит испытуемым. Конечно же, всё потенциально вредное влияние низкой гравитации на организм было изучено уже давно, но на практике до сей поры никем не подтверждалось. Как эти молодые ребята выдержали год пути? По словам Айзека Кинга, после посадки первое время казалось, что тут притяжение нормальное. Слегка атрофированные мышцы с радостью восприняли уменьшенный вес. Всем здесь приходилось заниматься спортом, чтобы поддерживать их крепость. Рано или поздно настанет пора вернуться, и нужно быть в форме.

Артур взял зубную щетку и полотенце и прошёл в душ. Все жилые модули были сделаны по одному образцу: четыре спальни, один санузел и одна техническая комнатка, где стояли гладильная доска, стиральная и сушильные камеры, шкаф с чистым постельным бельём и утварью для уборки формировали жилой этаж – третий этаж модуля. На четвёртом этаже располагался склад, в основном заполненный продовольствием и оборудованием. На втором – миниатюрная кухня-столовая и комната отдыха, которая в их модуле скорее напоминала читальный зал. Первый этаж был со шлюзовой камерой в две стороны и с техническим помещением. Биолабораторией в их случае, а в модулях первых колонистов там находились гидропонные фермы. Ещё был нулевой этаж с очень низким потолком – там размещались аккумуляторы, шли разводки труб и кабелей, баки с водой и прочее. В оригинальных модулях вместо баков с водой были топливные баки и верхние части трёх ракетных движков для торможения и маневров. В их модуле ничего подобного не требовалось, он «садился» с помощью техники Кен-Шо.

Умывшись, Артур спустился на шлюзовый этаж и по коридору перешёл в соседний модуль. В нём вместо лаборатории был спортивный зал. Нужно немного размяться. Благо позволяли суставы и время. Как приятно было вновь, после пятнадцатилетнего перерыва, взяться за штангу, пробежаться на беговой дорожке, обвесив тело «утяжелительным» костюмом, подтянуться на перекладине. Какое наслаждение почувствовать себя сильным и способным контролировать собственное тело!

После получасовой тренировки он вернулся в душ, чтобы на этот раз основательно помыться. Переоделся в рабочий костюм и сбросил потную пижаму в бак с грязным бельём. Кто вообще всё это стирает? Он не задумывался, но ведь здесь не было обслуживающего персонала. Явно кто-то из соседей. А кто? Само собой не Генрих Ланге, который громко храпел в своей комнате. Удивительно, как он умудряется храпеть при такой силе тяжести? Как же зычно тогда он делает это дома! Возможно, стиркой занимается Чон Ха Юн, сорокалетняя кореянка, специалист по биологии и генетике. Её культура вполне могла заставить женщину тихо помогать престарелому профессору и аккуратно стопочкой складывать его чистое бельё на полке. Вот только она никогда не упоминала ни о чём подобном. Надо бы не забыть отблагодарить её за помощь. Хотя, может, всё делала Эмма Мартин? Канадка французского происхождения, тридцати пяти лет, всегда была милой, учтивой и очень-очень тихой. Так кого же благодарить? Хмм. Лучше сразу обеих.

…Артур шёл по базе от своей палатки в сторону центра. Полуденное солнце заставляло его искать тени пальм и прочей растительности. Уайта никак не оставляло беспокойство. Как всё произойдёт? Что это будет за полёт? Какой-то непонятный физический принцип. Люди им ещё никогда не пользовались. Вдруг он приведёт к необратимым последствиям для здоровья? А вдруг они попросту исчезнут? Артур посмотрел на накрытые маскировочными тентами шесть модулей, вокруг которых суетились рабочие, загружая необходимые припасы, оборудование и личные вещи участников экспедиции. Шестнадцать человек из разных стран мира утром отправятся на Марс. И будут там уже к обеду. Звучало невероятно. Впрочем, огромные космические модули, стоящие среди пальм, тоже выглядели фантастически. И быстро отстроенная взлётно-посадочная полоса. Всего за месяц США реанимировали старую базу времён Второй мировой войны. В конце полосы стоял русский гигантский самолёт «Руслан», доставивший сюда последний из модулей. Другие перед этим привезли морем. Удивительно, как быстро при политической воле можно наладить сложную инфраструктуру. Остров не имел известного наименования, хотя и был нанесён на карты. Формально он принадлежал Микронезии, но ООН арендовала его на сто лет. Когда-то давным-давно на нём построили аэродром для разведки и контроля Тихого океана во время войны с Японией. Людей на нём не было, кроме сотрудников ООН, само собой. И ещё здесь оказалось очень жарко.

– Артур, вы не хотите искупаться? Как я понял, моря мы не увидим ещё долго, а тут великолепный пляж! – раздался голос Ланге слева.

Уайт обернулся и увидел немецкого социопсихолога с брюшком, свисающим над плавками. В руках у него была бутылка с водой, а через плечо перекинуто полотенце с надписью Disney. Где он такое взял, интересно. Вообще, мысль искупаться была приятной, но сейчас их ждёт брифинг – дожидаясь его, Артур торчал в палатке, чтобы не получить солнечный удар перед полётом. А ещё тихо приходил в себя после двадцати часов в дороге. Сначала он летел в Лос-Анджелес, потом на Гавайи. Уже оттуда их, собранных вместе с разных концов света, отправили военным самолётом США на райский островок, ставший центром межпланетной коммуникации. Всех, кроме австралийского социолога Итана Мура, которого ВВС Австралии доставили сюда напрямую. Теперь, когда хоть чуть-чуть свечерело, Артур всерьёз подумывал насчёт купания.

– Я направляюсь на брифинг, – ответил он Генриху, – а вот после него пойду на пляж и останусь там уже до заката. И вам советую переодеться и приходить.

– Вот я как раз и бегу к палатке. Ждите меня там, не начинайте!

Артур кивнул и двинулся в сторону большого шатра, служившего «офисом», пока не построено здание миссии. Возле него стояли четыре машины. Две с водой, а две – с дизель-генератором. Последние сильно гудели, обеспечивая шатёр электричеством. Офис, хоть и временный, тем не менее был кондиционируемым.

Тут царила суета, туда-сюда сновали люди в военной форме с нашивками ООН и другие, похожие на дипломатов. Что-то происходило. Артур подошёл к шатру, и один из вооружённых охранников попытался было перекрыть дорогу, но рука товарища остановила его. Тот обернулся, обменялся с напарником взглядами и, безмолвно кивнув Уайту, отошёл в сторону, пропуская внутрь.

В шатре тоже было шумно, ближе к центру, отделённому перегородками от «комнат», собралась небольшая толпа. Кто стоял, а кто и расположился на раскладных стульях вокруг смутно знакомого лысого человека, одиноко сидящего в президиуме. Все о чём-то переговаривались друг с другом, кто-то кричал, а кто-то перешёптывался. «Прилетел только что» – краем уха услышал Артур, пробираясь к эпицентру и протирая запотевшие очки о рубашку.

– Профессор Уайт? – неожиданно с незнакомым акцентом окликнул его человек из президиума, привстав со своего места. Артур нацепил очки на нос и прошёл напрямую к нему, чтобы пожать руку. Возникло неприятное чувство, что он должен знать его имя, а, вот ведь дела, забыл! Сейчас будет конфуз. Странно, что все в шатре затихли, словно наблюдая за ним. Отлично – ещё и публичный конфуз.

– Приятно наконец-то увидеть вас лично, – человек протянул ему руку, и Артур, не глядя, пожал её, почувствовав что-то странное в этом рукопожатии, – меня зовут Вол-Си Гош, я прилетел, чтобы доставить вас на Марс…

Когда он после душа спустился на кухню позавтракать, там на высоком барном стуле перед узким столом уже сидел Ланге с взлохмаченными вокруг лысины волосами и пил чай. Перед ним стояло блюдо с хлебом и коробочка с разогретой китайской едой. Пахло рисом, курицей и специями. Пачка апельсинового сока дополняла картину. Генрих что-то лениво жевал и при виде Артура поспешно проглотил и еле заметно улыбнулся.

– Доброе утро! – заявил он и жестом пригласил Уайта присоединиться. – Вижу, ты уже при параде. Я так и знал, что душ был занят тобой. Сейчас поем и тоже умоюсь.

Артур и правда был при параде. Годы работы в университете заставили его пристраститься к костюму с галстуком. Аккуратная белая рубашка, вельветовый коричневый пиджак и неизменные очки на носу. Здесь это смотрелось крайне нелепо, но Уайт прилетел на Марс работать и не видел смысла менять свои гардеробные «пристрастия». Ланге же сидел в простых штанах и в водолазке. Как он любил упоминать: практично и легко. Что ж, отсутствие аккуратности в его случае полностью компенсировалось гениальностью и собранностью. По крайней мере, здесь он смолил трубку только вне помещений. Возможно, из уважения к дамам – Эмма негативно реагировала на кислый дым в воздухе. А снаружи очистительная система Кен-Шо фильтровала и восстанавливала его, наполняя запахами неизвестных Артуру цветов.

– Не рановато ли для китайской пищи? – усмехнулся Уайт. – Есть у нас что-то более традиционное?

– Там есть овсянка, – Ланге махнул рукой в сторону шкафчика. Это была хорошая идея. Артур включил чайник, достал тарелку и засыпал в неё мерной ложкой нужный объём хлопьев. Потом в чашку налил апельсинового сока и присел рядом с Генрихом ждать, пока вскипит вода.

– Ты не пойдёшь в спортзал? – спросил он.

– Схожу в обед. На сытый желудок что-то не хочется, – виновато произнёс Ланге. Правильно, чувствуй себя виноватым, это необходимый ежедневный ритуал.

– Какие планы после душа? – уточнил Артур, встав, чтобы наполнить тарелку водой из вскипевшего чайника.

– Через час Тамош ждёт группу. Мистер Волков написал мне, сказал, что пойдёт с нами, – ответил немец, облизывая ложку, которой поглощал китайскую курицу с рисом.

– Мне он звонил вчера вечером, – вспомнил Артур. – Обсудили с ним, к каким занятиям ему лучше присоединиться, чтобы быть более полезным. Этику я ему рекомендовал в первую очередь, да он и сам к этому склонялся.

– Не находите удивительным, что военный инженер оказался столь философски подкованным? – спросил Генрих и отхлебнул чай из чашки.

– Не нахожу. Он – русский. Загадочная душа. Их отношение к жизни всегда было несколько… потусторонним. Кстати, завтра прилетает настоящий русский философ, – тут Генрих закивал, – вот и сравните его с Волковым! – Артур улыбнулся и аккуратно поставил тарелку с горячей кашей на стол.

– Его зовут Пётр Григорьев, да-да, я помню. Я тут почитал некоторые его сочинения. Удивительно, но он ещё десять лет назад предполагал развитие этики именно в направлении Согласия! Думаю, он нас ещё удивит! – восторженно заявил немецкий социо-психолог.

Артур не читал Григорьева. Тот не публиковался на английском, и сейчас, в спешке, его труды, как и труды всех участников миссии, переводились на разные языки для лучшего восприятия друг друга членами группы. Генрих, видимо, читал его на русском. Талантище.

– Вы его на русском читали? – высказал мысли вслух Уайт, подув на ложку с кашей, перед тем как отправить её в рот. Каша была отличной, с орехами и ягодами.

– Нет, что вы. Я не знаю русского. Но Пётр публиковался на немецком, он свободно на нём говорит и пишет. Так что мне попадались кое-какие его работы и раньше, а сейчас я прочитал большинство, у него четыре тома философских текстов. Я, кстати, обратил внимание на один интересный трактат, называется «Ди унфермайдлихкайт дес бёзен», как бы это перевести… – Ланге прищурил глаз и задумчиво потеребил взлохмаченные остатки волос на голове, – «Неизбежность зла», вот. Наверняка он теперь напечатан и на английском, я вам искренне рекомендую его почитать.

Вот дела. Ланге ещё хватает времени изучать труды земных философов, в то время как они здесь напрягают последние извилины в попытке осознать витиеватые приёмы продвижения этики Согласия.

– Генрих, сейчас я, увы, не в состоянии вместить в свою голову что-то ещё. Вы посещаете только уроки Тамош, а я ещё и к Мунш-Са, и к Натич хожу…

– К Натич Аш я тоже забегаю, – перебил его Ланге, – она же считает психологию и социологию частью биологии, так сказать. Но вы тогда выслушайте хотя бы в моём пересказе, о чём говорит Григорьев в своём трактате. Поверьте, это очень важно.

Артур посмотрел на дно чашки. Капельки апельсинового сока. Ну и ладно. Не тратить же воду. И налил чай прямо в неё. После чего поправил очки на носу и внимательно посмотрел на Генриха. Тот чуть не подпрыгивал на стуле от нетерпения, на его лице было написано: «Умоляю, послушай меня!» Ладно. Уайт вздохнул и кивнул. Придётся потратить драгоценное время. Но только пока завтрак не закончился.

– Так вот, в этом трактате Пётр рассуждает о проблемах вечного стремления к добру. На примерах из истории просвещённых держав он сделал вывод, что избыточное добро как бы провоцирует появление избыточного же зла. Не в библейском смысле, он даёт добру и злу другие определения. Добро у него – стремление к человечности, а зло – к животной природе.

– То есть, по сути, Согласие – типичное добро, а Несогласные – зло по его концепции? – уточнил Артур, и Генрих быстро закивал головой.

– Именно, – продолжил он, – однако в концепции теории Согласия, изложенной Лиаром Хош Миссом миллион лет назад, «Добро» навечно воцаряется во Вселенной. Путь Согласия описан как единственный. В то же время у Григорьева постулируется равновесие природы. То есть если верить ему, применительно к нашей общей ситуации, то в ответ на создание Согласия, развивающего мир в сторону абсолютного Добра, где-то возникает сила или идея, которая, вероятно, уничтожит его.

– То есть Вселенная видит, что Рим стал слишком просвещённым, и создаёт варваров, чтобы его разрушить? – скептически спросил Артур. – Действительно, Генрих, это какая-то мистика уже. Да и не может русский доморощенный философ оказаться умнее миллионов лет эволюции философской мысли Согласия.

– Нет, я думаю, в данном контексте всё не совсем так. Вселенная не создаёт варваров. Просто Добро слишком пассивно и человеколюбиво. Варвары захватили Рим потому, что за него никто не хотел умирать. Рим отучил своих граждан бороться. Варвары пришли с численным перевесом в армии, но общее население города было в сотни раз больше орды. Однако оно покорно сдавалось или не было способно организовать достойное сопротивление. Вспомни также исламское вторжение в Византийскую Империю и последующее Монгольское завоевание Китая и Персии.

– Но Китай и Персию трудно назвать Добром. Просто они были более… – начал говорить Уайт, но Ланге его перебил:

– Были более цивилизованными! Именно! Ведь цивилизация и есть путь к Согласию. Люди становятся менее жестокими и меньше сопротивляются злу. А варвары сметают их, занимают троны. Однако Григорьев в трактате описывал это вовсе не только и не столько как борьбу стран. Он показал это как борьбу идей. Среди его примеров было и то, как коммунистическая идеология, которую не смог сокрушить нацизм, рухнула под тяжестью стремления людей вовсе не к политическим свободам, а к личной собственности, то есть от банальной жадности. Добро, некая гуманистическая идея, которая движет нас вперёд, к Согласию, в конечном счёте оказывается беззащитной перед Злом – животными инстинктами, в силу того что сильно опередило своё время. Чем ты добрее в его понимании, тем более подвержен влиянию зла. Отсюда и название трактата «Неизбежность зла». Добро, оставляя нишу насилия незанятой, даёт Злу распространиться настолько, что само гибнет.

– Да, но факт того, что Согласию больше миллиона лет, опровергает это! Будь всё так, оно бы рухнуло давным-давно, – покачал головой Артур, уже допивший чай.

– Когда-то римляне считали, что их город вечный, и ничто никогда не сможет низвергнуть его. Такой ли большой срок – миллион лет, Артур? Они же сами сказали, что цивилизации и расы существовали в нашей галактике задолго до Согласия. Может быть, на протяжении миллиардов лет. И что такое последний миллион лет на этом фоне? Первое ли это Согласие? Последнее ли? И что его погубит: конные варвары или природная жадность людей? И неужели философы Кен-Шо и других рас не задумывались над этим? Какие ответы они дают сами себе? Вот какие мысли у меня вызвал трактат Григорьева.

Артур мысленно представил себе миллиард лет. Вообразил несчётное число уничтоженных миров. Сотни объединений вроде Согласия, которые падают под натиском полчищ Несогласных, в свою очередь канувших в Лету так давно, что от них не осталось даже зондов, бороздящих просторы космоса. Это давило. Так сильно, что хотелось опустить руки. Но нельзя. Надо жить и разобраться во всём. Даже если у человеческой цивилизации в запасе «всего» миллионы лет жизни – это гораздо больше, чем без Согласия.

…После открытого брифинга на острове, где присутствовали и дипломаты, и даже агенты безопасности, для новых учёных организовали короткое закрытое заседание. Они все столпились вокруг Вол-Си Гоша. Артур слышал неровное дыхание коллег и видел их ошарашенные взгляды. Да, одно дело – знать, что ты будешь работать с инопланетянами, другое дело – стоять рядом с одним из них. Артур раньше видел Вол-Си Гоша на видео. Но это было совсем не то же самое, что сейчас.

Сначала Уайту показалось, что тот был лысым, но волосы на его голове росли только сзади. Сейчас, когда он, переминаясь с ноги на ногу, поворачивался ко всем по очереди, можно было хорошо разглядеть слегка кучерявые рыжие волосы не более дюйма длиной, покрывающие заднюю часть черепа от макушки и ушей до самого низа шеи. Может, на спине они тоже росли, но её не было видно под неким комбинезоном. Ноги Вол-Си Гоша смотрелись непропорционально короткими, казалось, что им не хватает дюймов пять-шесть. На руках было по четыре пальца, из-за чего верхние конечности выглядели длиннее. Вероятно, из-за этого ноги и производили впечатление коротких.

Когда он стоял лицом к Артуру, на лице инопланетянина отчётливо выделялись фиолетовые глаза и скулы. Если у людей с Земли они шли от носа к верху ушей, то у Кен-Шо были практически горизонтальны. Возможно, из-за того, что уши располагались ниже, и форма их была иной. Трудно описать – казалось, будто ушная раковина приплюснута сильнее, чем у людей. Нос имел довольно похожую форму, с небольшой горбинкой, чуть шире снизу и чуть уже сверху. Губы тонкие, ресницы короткие рыжие. Зрительно выделялось отсутствие клыков, но зубов во рту в целом было больше, чем у землян. Однако улыбка Вол-Си Гоша выглядела достаточно приветливо по людским меркам.

– Дамы и господа учёные, – обратился пришелец к присутствующим. – Честно говоря, этот разговор должен был состояться на Марсе, но Айзек Кинг уговорил меня прилететь сюда лично, чтобы вам было не так страшно отправляться на другую планету на нашем корабле. Мне довольно сложно стоять среди людей, глазеющих на меня, словно я какое-то экзотическое животное. Надеюсь, что вы прекратите это делать в скором будущем. Чтобы вы понимали, о чём я говорю, например мисс Райт, вам было бы приятно, если полный зал людей другой расы пялился на вас из-за физических отличий?

О господи, он зацепил Алисию Райт, известного чёрнокожего психолога, специалиста по межрасовым вопросам среди прочего. Однако та отрицательно помотала головой и улыбнулась, поняв аналогию. После чего Артур заметил, как ощутимо спало напряжение, все немного расслабились, поняв, что с инопланетянином нужно вести себя так же, как с представителем другой расы, подчёркнуто не замечая отличий. Вол-Си Гош тоже, видимо, почувствовал, как все успокоились, и поэтому снова заговорил:

– Итак, продолжим. Меня зовут Воулщ-Си Гоошч, но можете называть меня Вол-Си Гошем, или просто Вол-Си. Сейчас мы с вами отправимся на Марс, как я уже объяснил на общем собрании. Все вы присоединитесь ко мне в малом шаттле, а ваши модули мы потащим следом.

– Простите, Вол-Си Гош, а как в итоге они будут крепиться к вашему шаттлу? – спросил один из русских братьев-близнецов, Андрей или Валентин, Артур их ещё не научился различать.

– Андрей Сташевич, – ответил пришелец, который, видимо, видел те самые отличия, – дело в гравитационном резонаторе. На каждый ваш модуль прикреплён такой прибор, который будет соблюдать заданное расстояние от нашего шаттла. Как будто для него центр притяжения будет находиться в конкретной определённой точке.

Да уж. Предстоит много работать, чтобы понять теоретический принцип и технологию, которая стояла за такими простыми словами, как «гравитационный резонатор».

– А каков вообще принцип движения ваших кораблей? Тоже гравитационный? – уточнил его соотечественник Роберт Смит, ведущий мировой специалист по квантовой физике.

Если братья Сташевичи были высокими мужчинами в полном расцвете сил, лет под сорок на вид, со светло-русыми волосами и веснушками на лице, то доктор Смит – лет на пятнадцать старше, очень маленького роста, со слегка смуглой кожей и кучерявыми неаккуратными волосами с проседью. Ещё он носил усы, видимо подражая Эйнштейну, хотя ничем не походил на него. В нём угадывались черты всех национальностей мира, казалось, в его крови – гремучая смесь азиатской, европейской и выходцев с Полинезии. Тем не менее этот коротышка, чуть младше Артура, являлся чёртовым гением, значительно продвинувшим человечество в знаниях о микромире.

– Роберт Смит, Вселенная четырёхмерна, вам уже знакомы такие концепции. Представьте, что это пространство второго порядка, то есть аналог сферы в четырёх измерениях. Одновременно нужно понимать, что сфера не совсем ровная: там, где больше вещества, она продавлена вглубь, – тут ряд присутствующих, включая и Артура, закивали, а часть вытаращила глаза, например Ланге. – То есть от каждой точки до центра Вселенной практически одинаковое расстояние, не считая искажения гравитацией. Микросвязи ти-частиц, образующих всё вещество во Вселенной, не дают ни разорвать пространство, ни сжать его сильнее. В итоге в силу аналога поверхностного натяжения, мы, как и вся материя, находимся на сверхтонком слое четвёртого измерения, который Кен-Шо называют нулевым слоем.

Артур задумался. Идея оказалась действительно не нова, но в подобном изложении казалась достаточно стройной. И настолько интересной, что он практически не обращал внимания на сильный поток охлаждённого воздуха из кондиционера. Раздались торжествующие возгласы. Уайт осознавал, что они значили не только радость от того, что люди смогут улучшить свою жизнь, но и восторги учёных, которые только что поняли, к каким тайнам Вселенной они прикоснулись и куда скоро погрузятся с головой…

Женщины Кен-Шо отличались от мужчин чуть сильнее, чем на Земле. Во-первых, неожиданно, они были выше за счёт более длинных ног и худощавее. Причёску носили слегка длиннее. Черты лица были вполне женственными, даже милыми, скулы не так сильно выдавались, как у мужчин. Тамош Нуч-Гош, жена Вол-Си, считалась красивой по земным меркам. Волосы она красила в зелёный цвет и носила какое-то подобие серого комбинезона с укороченными брюками, демонстрирующими её ноги. И у неё был очень мягкий голос, который завораживал даже такого старика, как Уайт.

– Что является нормой насилия в обществе? – задала она неожиданный вопрос. Ланге, сидящий рядом с Артуром, крякнул.

– Тамош, вы, наверное, хотели сказать «пределом насилия»? – уточнил Томас Прайс, семидесятилетний британский философ кельтско-ирландского происхождения, с аккуратной короткой стрижкой и столь же короткой бородкой. Он обычно одевался даже более вычурно, чем Артур, но сегодня на нём были просто брюки и свитер поверх рубашки. За манеру носить рубашки Уайт его очень сильно уважал – даже без костюма Прайс выглядел элегантно, особенно, если сравнивать с принципиально игнорирующим дресс-код Генрихом. Одним словом, у Томаса в голове был порядок, и этот вопрос он задал явно для того, чтобы сохранить его и в дальнейшем.

– Томас, – Тамош, до того ходившая вокруг круглого стола, села на своё место за ним, – я не ошиблась в вашем языке. Именно «норма». Дело в том, что мы давно поняли, что полностью лишённое насилия общество теряет индивидуальность, а значит, им становится легко манипулировать. Поэтому в Согласии запрещены медикаменты, подавляющие насилие. Так что бы вы назвали нормой насилия?

– Я бы предположила, что это уровень естественной реакции на раздражители, с учётом индивидуальной культуры общества, – неуверенно высказала мысль Алисия Райт, сложив руки лодочкой у миниатюрного подбородка. Хотя по её глазам было видно, что она предпочла бы, чтобы эта норма была на уровне нуля. Алисия, кстати, как и Артур с Томасом, носила деловую одежду: серую юбку и блузу того же цвета, на которую ниспадала аккуратная причёска под каре.

– Алисия, в какой-то степени вы правы, животная естественная реакция никуда не девается. В нашем мире встречаются убийцы. Даже маньяки, хотя редко. Однако, говоря о норме, я имела в виду не общие слова. Какой уровень насилия, как вы считаете, позволяет называть общество морально здоровым, а какой нет?

М-да, вопрос… Нельзя же количественно задать норму по числу убийц на миллион жителей? Что об этом думает Сунил Кумари? Артур посмотрел на маленького белобородого индийского гуру, одетого в традиционный белый тюрбан и цветную курту[5]. Глаза Сунила, сидящего в позе йога прямо на стуле, были закрыты, и он ничего не говорил. Однако, судя по всему, внимательно слушал. Он вообще больше слушает, чем говорит. К слову о культуре, так сказать.

– Я вот думаю, что нормой является постоянно снижающаяся величина. Понятно, что она не достигнет нуля. Но ноль – это асимптота, – заявил Итан Мур, в меру молодой австралийский социолог. С позиции Артура, если волосы у человека ещё сохранили свой цвет, то он считался молодым. Итан был блондином, в нём угадывалось то ли голландское, то ли скандинавское происхождение. Он носил очки с непомерно толстыми линзами и постоянно крутил головой, будто потеряв собеседника из виду. Может, так оно и было.

– Это тоже можно добавить, Итан, – сказала Тамош, – но вы назвали производную величину. Мне же интересно, какой вы видите норму насилия в каком-то конкретном срезе времени.

– Возможно, уровень должен быть таким, чтобы люди хотели идти служить в армию и полицию, – робко и негромко сказал Дмитрий Волков, пришедший всё-таки на урок. – Если люди совсем перестают верить в насилие, то перестают хотеть защищать свой народ, планету, Согласие и его идеалы. И тогда нам всем скоро наступит конец. Ни одна технология не спасёт тех, кто сам не готов идти и стрелять во врага.

– Дима, всё верно. В вопросах гуманизма нельзя стать беспомощным перед лицом Несогласных. История знала тысячи случаев нападения на Согласие. Их нужно предотвращать. И ради этого приходится терпеть некоторый уровень насилия. Но это не всё. Вторую причину кто-то может назвать? – на лице инопланетянки возникла уважительная улыбка. Артур задумался. Всё же Волков – молодец. Интересный у него ход мыслей.

– Тамош, вам обязательно нужно познакомиться с трактатом «Неизбежность Зла» Петра Григорьева, который прилетает завтра, – уверенно заявил Генрих, – мне бы очень хотелось понять ваше мнение на его счёт!

Учительница этики улыбнулась. Что ж, и правда, весьма интересно узнать её мнение. Может у Кен-Шо уже давно есть ответ на все вопросы, и они зря волнуются. Внезапно Ланге вскочил и начал быстро шагать туда-сюда по комнате. Вскочить тут было непросто, ведь в модулях Кен-Шо гравитация составляла девяносто пять процентов земной, её создавали с помощью грави-резонаторов. Каждый раз, заходя сюда, Артур ощущал, насколько стар. А выходя, порхал как мальчишка. Стоит задуматься над переездом на Марс навсегда.

– Я думаю, – Генрих остановился, прищурил глаз и поднял палец вверх, и посмотрел туда сам, будто привлекая внимание к чему-то, на что указывал, – что лишённое насилия общество станет не только беззащитным, но и состоящим из немотивированных манекенов. Развитие остановится.

– Генрих прав, – кивнула Тамош. – Несмотря на всю гуманность нашей идеи, склонность животного начала к насилию напрямую коррелирует со стремлением к развитию. Межличностная конкуренция людей приводит как к прекрасным творениям и открытиям, так порой и к насилию. Полностью уничтожить вероятность его возникновения можно, лишь превращая нас в существ без воли к жизни.

Вот это да! Артур испытал шок. То есть гуманное Согласие проповедует минимальное насилие во имя развития? Он осмотрелся. На фоне белых, слабо светящихся стен, белого же с голубыми искорками стола, состоящего, как Уайт считал, частично из каких-то полей, а также на фоне мягких серых подобий стульев, их пёстрая компания выглядела несуразно, как и эмоции на лицах людей. Его взгляд остановился на гуру Кумари. У того впервые за урок распахнулись глаза, причём так широко, словно решили покинуть глазницы. Вращая ими, индийский философ перемещал фокус зрения с Тамош на несуществующую точку на потолке, куда всё ещё указывал Ланге – его зрачки двигались то туда, то обратно. А рот был раскрыт, будто он что-то собирался сказать, но внезапно потерял дар речи. Да уж, если слова Генриха смогли смутить даже такого беспристрастного человека, что уж говорить об остальных!

Глава 3. Ральф Шмидт

Самолёт немного трясло. Ральф впервые в жизни летел военным транспортником. На том острове, куда они направлялись, не было хорошего аэродрома, поэтому их везли турбовинтовой машиной. Маршрут долгий, занимает около восьми часов, но такова цена их секретности. Первый час он посвятил беседе с Анной Ван дер Молен, голландкой, которая занималась биоинжинирингом и вполне хорошо говорила по-немецки. Приятная женщина, моложе его лет на десять. И очень переживающая из-за перелёта. Господи, им предстоит лететь на Марс с помощью инопланетных технологий, а она беспокоится из-за надёжной машины. Шмидт был механиком сколько себя помнил. Не в плане починки двигателей, а в плане науки о движении. Но любой механик является и теоретиком, и практиком. Рано или поздно ты получаешь гранты от авиапроизводителей, ищущих способы обезопасить и удешевить перелёты. И он знал, что Си-130 от Локхид-Мартин был самым надёжным турбовинтовым транспортным самолётом в мире. А среди реактивных он бы поставил на русский Ил-76. Так что он успокоил Анну и мило с ней пообщался. Пока та не захотела вздремнуть, и Ральф не отсел на другое кресло.

Там он заскучал. Через два места от него, в отсеке для десанта, где они летели, сидел русский философ, старый и бородатый Пётр Григорьев и улыбался каким-то мыслям. Напротив дремал Ли Пин, китайский математик, достаточно молодой парень, какой-то гений, которых Поднебесная научилась-таки штамповать. Неудивительно, если у тебя полтора миллиарда населения и достаточно жёсткая мотивирующая система образования, то раз в десять лет она почти наверняка выдаст кого-то уровня Эйлера, Пуанкаре или Лагранжа. Лишь бы они встречали подходящие задачи. Например, как та, что им предстояла. Через кресло от китайца сидела Франческа Монти, химик из Италии. Вроде немолодая, но очень красивая, ухаживающая за собой. Она читала что-то в телефоне, параллельно слушая музыку через наушники. У Ральфа из-за детской травмы левого уха наушники-капельки не держались. Поэтому он возил с собой огромные дуговые полноразмерные наушники с потёртыми амбушюрами и страшно завидовал тем, кто мог пользоваться маленькими, влезающими в карман блютус-гаджетами.

Несколько левее, тоже напротив него, о чём-то горячо спорили француз и швед. Мишель Робер – оптик, специалист по радиофизике, – что-то эмоционально доказывал более спокойному Эрику Олссону, получившему лет пять назад Нобелевку за развитие теории струн. Оба учёных были моложе Шмидта, но у высокого блондина Олссона уже проглядывала седина, в то время как несколько опухший Робер был начисто лысым, и его возраст угадывался по морщинам и непропорционально большим ушам. Ральф не слышал, о чём они спорили, но поддерживал шведа. Француз вызывал неприятные ощущения. Примерно как и Юсуф Демир, турецкий химик, расположившийся слева от Шмидта, через пять или шесть кресел. Тот прикрыл глаза и о чём-то бубнил, время от времени незаметно кланяясь. Молитва. Бррр. Ральф Шмидт не понимал, как можно лететь на Марс общаться с пришельцами и при этом верить в бога. А Шмидту, наблюдавшему бурный рост исламской общины в Германии в последние годы и то, к каким последствиям лично для него это привело, мусульмане были неприятны десятикратно. Но не стоит распространять свои фобии и неприятие на коллег. Он задумался и вздохнул.

Повернувшись, Ральф заметил, что русский смотрит на него, продолжая улыбаться. Потом сделал ему знак, мол, не возражаешь, если я подсяду? Шмидт растерянно кивнул. О чём тот, интересно, хотел поговорить?

– Герр Шмидт? – подсев ближе, начал бородатый старик и продолжил, к удивлению Ральфа, на неплохом немецком, – меня зовут Пётр Григорьев, я из Санкт-Петербурга. Вижу, вы скучаете. Я тоже. Может скрасим время общением?

Что ж, почему бы и не пофилософствовать. Русский не производил никакого впечатления. Ни негативного, ни позитивного. Вот, заодно, можно будет составить личное мнение. Ральф кивнул и изобразил улыбку на лице. Дескать, внимательно слушаю.

– Я заметил, – начал русский, – что ваш сосед молится, и вас это, кажется, заинтересовало.

– Меня? – показушно удивился Шмидт, подумав, что надо быть аккуратнее в таких вещах, ещё обвинят в нетолерантности, что, с учётом их миссии, ни в какие ворота не лезет. – Вообще-то нет, я просто обратил внимание на то, что герр Юсуф Демир закрыл глаза и шепчет что-то. Вдруг он напуган или ему плохо?

Пётр кивнул, видимо, удовлетворившись ответом. Хорошо, что турок ничего не слышал, рёв двигателей здесь слабо гасился, и слышно было только того, кто сидит с тобой на соседнем кресле.

– Вы же инженер? – снова спросил Григорьев. Ральф кивнул, решив не вдаваться в подробности того, что в первую очередь он – физик.

– А я вот совсем нет, – кисло улыбнулся собеседник. – Мне все эти науки совсем не давались. Так что я занялся тем, что требует лишь внутреннего созерцания.

– Во-первых, любая наука требует внутреннего созерцания, – ответил Шмидт, – а во-вторых, философы – инженеры человеческих душ. Так что мы с вами в каком-то роде коллеги.

Русский пожал плечами, но сделал это как-то позитивно, а потом широко улыбнулся. Да, он определённо был приятным человеком.

– Скажите, а вы верите в то, что можно изменить нашу этику? – неожиданно решил спросить он у философа. – Мы же с вами – жители тех стран, где попытки насильно внедрить её закончились плачевно.

Григорьев задумался. Что ж, философ, интересно, что ты ответишь. Потому что сама идея об изменении природы человека ради технологий в конечном счёте убьёт человечество. Все рассуждения о том, что развитие научно-технической базы приведёт к моральному прогрессу, очевидно, ошибочны. Инопланетяне считают себя людьми, но землян они совсем не знают. Этика меняется лишь тогда, когда общество к этому готово. Идея, зароненная в неподготовленную почву, вырастет искажённой, приводя к социальным потрясениям, конфликтам и войнам. Для Ральфа Шмидта, учитывая весь его жизненный опыт, было предельно ясным, что, когда варвары сталкиваются с прогрессивной моралью и культурой, они просто эксплуатируют её блага. И он, варвар, планировал именно заняться тем же самым: получить от Кен-Шо все их знания.

– Вы знаете, герр Шмидт, – задумчиво протянул Пётр, – ваш вопрос естественен. И ответ на него не очевиден. Как я понял из заключения доктора Ланге, концепция Согласия строится на том, что, получив все блага древних цивилизаций, мы никуда не денемся и станем развиваться этически. Конечно же, на первых порах нам придётся вдалбливать что-то в свои головы, но в какой-то момент это станет для нас с вами так же естественно, как «Не убий» и «Не укради».

Хорошо, что он упомянул заповеди. Есть что ответить.

– А так ли естественно для нас «Не убий», Пётр? Можно же вас называть по имени? – учтиво спросил Шмидт, и Григорьев кивнул, уже, по-видимому, обдумывая первый вопрос. – Дело в том, что мы считаем, что воспитаны в определённой этике и культуре, однако наступающий катаклизм срывает с нас покров Цивилизации, и мы становимся дикими зверями. Вспомните, какие ужасы вытворяли нацисты и коммунисты. А ведь они выросли в христианских странах, им с детства в церкви говорили то самое «Не убий».

– Ральф, вы абсолютно правы, приводя подобные примеры. Они примечательны ещё и тем, что две абсолютно разные по своей сути идеи, одна, ведущая нас в Согласие, а другая – к Несогласным, выглядели одинаково, ну или схоже, если судить по действиям их адептов. И роль катаклизма тут немалая. Очевидно, что культура не есть абсолют, наследуемый детьми от родителей, в отличие от цвета глаз или волос. Для того чтобы катаклизм не наступил, нам и дают защиту Согласия и его технологии. Как считает Ланге, если бы современную европейскую культуру попробовали принести в средневековое общество, она бы не прижилась. Потому что отсутствие эксплуатации возможно лишь в обществе с определённым уровнем потребления энергии и доступности информации. И я с ним согласен.

Что ж, русский философ был подкован. Но Шмидт, как и все, летящие на Марс, тоже читал Ланге. И знал, что отвечать на такой аргумент.

– Откуда мы знаем, что все подобные эксперименты в Согласии прошли удачно? Они нам говорят, что это работает. А если работает только на части рас? Мы вынуждены верить, что нас можно изменить. Что мы станем лучше и добрее. А если окажемся неспособны, то нас стерилизуют и дадут вымереть? Или разбомбят всю планету? Сколько рас не прошли в финал конкурса? Поймите, Пётр, всё, на чём базируется такая логика, – лишь слова. Нет ни малейшей уверенности, что они правдивы. Сейчас вы летите формировать почву для того, чтобы наша веками создававшаяся культура пала перед лицом их прогрессивного опыта и этики. И христианство, и буддизм, и эллинизм, и современная европейская мечта – всё канет в Лету. Наши дети не будут разделять наши ценности, а начнут жить на одной волне с пришельцами. И всё это можно вынести, если бы была уверенность в том, что перемены не напрасны, что нас ждёт светлое будущее, а не жизнь на отшибе. В моём доме дворником работает Мустафа, он из Сирии. У него шесть детей, и он пять лет живёт в Германии, уже сносно говорит по-немецки. Так вот, когда он только приехал, то каждый день, убирая во дворе, благодарил меня за то, что мы дали ему деньги и безопасность, больше, чем он когда-либо имел. А недавно Мустафа заявил, что ему слишком мало платят за то, как он вкалывает, и что Германия должна ему. Он стал несчастным, несмотря на то что живёт лучше. Потому что мы, немцы, и не стремились сделать его счастливым, мы просто получили дешёвую рабочую силу.

Григорьев молчал и хмурил седые брови. Нечего возразить? Ну вот и подумай на досуге, может, потом расскажешь, какие сделал выводы. Ральф Шмидт откинулся в кресле и закрыл глаза в надежде уснуть.

Шаттл пришельцев выглядел в целом предсказуемо. Он напоминал те самые летающие тарелки: как будто у гигантского шара срезали низ и верх, а затем склеили. Издалека в профиль выглядел как сигара, а вблизи, зависший метрах в десяти над головой, – словно серый круг, около двадцати метров в диаметре. Неподалеку стояли модули, которые этот шаттл потащит на Марс. Каждый из них был раза в три массивнее на вид, чем инопланетное транспортное средство.

– Господа учёные, – обратился к ним какой-то клерк, сопровождающий их с момента посадки, – сейчас вы проследуете сразу на шаттл. Ваш багаж полетит в наших модулях, его уже занесли и укрепили. Я с вами не пойду. Наверху вас встретят лично Вол-Си Гош от Кен-Шо и полковник Айзек Кинг и расскажут всё, что вам необходимо знать перед полётом. Прошу не забывать о подписанных документах о неразглашении. Вылет состоится через десять минут, и уже к ужину вы будете на Марсе. Мне было очень приятно с вами познакомиться, и я желаю всем удачного полёта. Прошу по очереди вставать на платформу.

Сопровождающий указал пальцем на диск в паре метров от него. Лежащий на земле, около трёх-четырёх сантиметров в толщину и около метра в диаметре, диск слегка светился и привлекал к себе внимание уже некоторое время. Что же делает эта платформа? Ответ Шмидт получил, когда пожавший плечами Мишель Робер встал на неё. Вокруг него появился спектральный шарообразный перелив, который делал его облик всё более мутным, а потом и вовсе скрыл в белом и непрозрачном шаре. Это заняло секунды две. После чего за половину секунды мыльный пузырь прошёл обратную фазу, но уже без француза внутри. В конце он лопнул с небольшим хлопком. Ральф почувствовал, как Анна прижалась к его плечу. Эх, Анна, тут Шмидт как физик – полный профан и не может тебя успокоить, придётся это сделать самой.

Вслед за Робером на платформу несмело встал Григорьев. Надо же. Когда русский философ «улетел», выстроилась небольшая очередь. Шмидт подтолкнул Анну перед собой, а за ним, замыкающим, стоял Ли Пин. Люди исчезали один за другим. Женщина дёрнулась, будто бы передумав, но Ральф положил ей руку на плечо. Она вздрогнула, но решилась. Исчезала Ван дер Молен с закрытыми глазами. После неё Шмидт и сам занял место на платформе. Вот он глаза не закроет, нет уж, дудки! Надо увидеть всё изнутри.

А изнутри всё было таким же: спектр, потеря прозрачности, белизна и всё. Потом пузырь стал резко рассеиваться и лопнул с хлопком. Только стоял Шмидт уже на такой же платформе в совсем другом месте. Тёплый белый свет стен, зелёные кресла, тёмно-синий диван и серый стол в центре. Круглая комната, метров шесть-семь в диаметре. Это явно был корабль Кен-Шо.

– Мистер Шмидт, я Айзек Кинг, – протянул ему руку плечистый рослый американец. – Прошу вас, сойдите с транспортной платформы.

Ральф сошёл и несколько секунд спустя услышал сзади ещё один хлопок.

– Мистер Ли, я Айзек Кинг, – услышал он за спиной, оглядывая помещение. На одном из кресел сидел незнакомый ему человек с фиолетовыми глазами. Видимо, Вол-Си Гош, инопланетянин. Некий шок от того, что он только что увидел пришельца, пусть и будучи к этому готовым, Шмидт всё-таки испытал. Как подойти к нему? Что сказать? Можно ли протянуть руку? Или стоит, как Мустафа, поблагодарить того за необыкновенные возможности?

– Что ж, господа, прошу вас занимать места, я объясню вам, как пройдёт полёт, – сказал Кинг, и все они неспешно расселись. Ральф сел на синий диван вместе с Анной и оказался по левую руку от пришельца, который ему улыбнулся. Наверное, так же он, Шмидт, улыбается Мустафе, когда видит его.

– Представляю вам Вол-Си Гоша, – заявил американец, указывая открытой ладонью на инопланетянина, – после моей инструкции он может ответить на ваши вопросы. Инструкция проста. Во-первых, вы уже на шаттле, который отбывает через пару минут. Во-вторых, нам предстоит неторопливый перелёт на Марс, что займёт около двух часов, из-за того что шаттл будет тащить много груза. Во время полёта мы сможем пообщаться и немного перекусить, нам собрали в дорогу немного вкусностей. Тут есть туалет, но вам предстоит разобраться, как им пользоваться. Если вдруг захотите – спросите меня, я покажу. Никакого ускорения вы не почувствуете, поскольку мы и не будем двигаться в прямом смысле этого слова. Но в любом случае здесь есть своя гравитация, которая выровняла бы любое ускорение. По прибытии на Марс вы сможете проследовать в свои модули и расселиться согласно условиям. Вам выдали специальные планшеты. Здесь они бесполезны, так как Wi-Fi сети на кораблях Кен-Шо нет. Но на Марсе они будут функционировать. Вот и всё, что я хотел вам сказать.

Да уж. Ёмко. Кратко. По существу. Сразу захотелось пойти и посмотреть, что такого непонятного в их туалете.

– Уважаемый Вол-Си Гош, – неуверенно обратился к пришельцу Эрик Олссон, – не могли бы вы в деталях поведать нам о том, каким именно образом осуществляется перемещение корабля?

– Эрик Олссон, – ответил его сосед вполне приятным голосом на чистом английском, – как вы уже знаете, Вселенная имеет четыре измерения и представляет собой пространство второго порядка, аналог неровной сферы: где больше вещества – сфера продавлена вглубь, а где меньше – выпирает наружу. Вселенная состоит из ти-частиц, микросвязи между которыми не дают ни разорвать, ни сжать пространство. Так что мы находимся на так называемом нулевом слое четвёртого измерения.

Краем уха Шмидт слышал, как ходящий позади него Айзек Кинг с кем-то общался, принимая какие-то данные и что-то в ответ подтверждая и спрашивая. То, что сейчас сказал Вол-Си Гош, Ральф уже знал. Эту информацию ему предоставили сразу в ответ на подписанные им документы. Но ему интересно было узнать подробности, как и шведу.

– Однако, – тем временем продолжал Вол-Си Гош, – с помощью изменения собственной энергии ти-частиц в замкнутой области мы сдвигаем всё, что в ней есть, на нужное расстояние по оси четвёртого измерения, выскакивая с нулевого слоя «наверх». При этом возникает разрыв, на низких высотах создающий эффект проявляющегося мыльного пузыря, а на высоких объект вовсе пропадает из видимой Вселенной, на него перестают действовать гравитация и все прочие силы, они попросту не могут пробиться через разрыв. Фактически, в этом состоянии на объекте нет понятия пространства и времени в нашем представлении.

Шмидт представил себе, что значит оказаться вне пространства и времени. Если верить, то скоро он это испытает на себе, только ничего не заметит. А ещё, видимо, таким же способом все попали внутрь корабля.

– Кроме энергии у ти-частиц есть спин, и он четырёхмерный, – сказал пришелец, и Ральф увидел, как глаза Эрика вытаращились. Вол-Си Гош тоже заметил, поэтому уточнил. – Это трудно понять, но вы разберётесь, Эрик Олссон. Фактически на четвёртый спин у нас нет простого влияния, а ориентация остальных трёх позволяет задать направленность ти-частицы в пространстве. В тот момент, когда объект «плывёт» выше Вселенной, он руководствуется данным вектором. Ориентация трёх спинов достигается грави-резонатором. Энергия ти-частицы гасится в то же время, когда она движется вдоль всего пространства в нужном направлении. Из-за того что времени и пространства там нет, всё происходит мгновенно как для внутреннего, так и для стороннего наблюдателя. Эффект прыжка. Кстати, полминуты назад мы начали двигаться и уже находимся от Земли за миллион километров.

Шмидт осознал, что слушает, открыв рот. Как и все. Олссон, так и оставшись с выпученными глазами, кивал и что-то явно крутил в голове. Робер и Ли о чём-то перешёптывались. Но Вол-Си Гош ещё не закончил речь:

– Энергия, необходимая для этого, пропорциональна квадрату массы, которую вам надо переместить, кубу расстояния и поправке на изменение гравитационного потенциала. Прыжок отсюда до Марса со всей массой, которую нужно нести, потребует энергии в размере около десяти в двадцатой джоулей – такой объём все электростанции Земли производят за три с половиной года. Однако мы вместо этого сделаем около ста тысяч прыжков, ещё и огибая Солнце по эквипотенциальной орбите, чтобы минимизировать потерю энергии на выныривание из его гравитационного колодца. Как вы понимаете, так нам потребуется в десять миллиардов раз меньше энергии в сумме. То есть столько, сколько Земля производит за одну сотую секунды. Разница колоссальна. Наверное, я точно посчитал, простите меня, если нет, для меня десятичная система не является родной – универсальной в Согласии, как и на моей родине, служит двоичная, – он продемонстрировал четыре пальца на руке, и Шмидту стало понятно, почему они использовали двоичную систему: десятичная была естественна для людей лишь потому, что у них на двух руках было десять пальцев, а двоичная была связана с двумя руками, четырьмя пальцами на одной руке и восемью на двух у инопланетян.

В помещении стояла тишина. Видимо, все прикидывали, какими же мощностями располагают Кен-Шо, раз рассуждают о таких невероятных расходах энергии. Или, как и он, думали о пальцах.

– Мы перемещаемся короткими прыжками по три с половиной тысячи километров, – добавил Вол-Си. – Накопление энергии на каждый прыжок займёт примерно одну десятую секунды. Как вам уже сообщил Айзек Кинг, шаттл, вообще-то, не предназначен тащить такую массу. Сюда мы летели налегке, и поэтому тот же маршрут занял у нас около двадцати секунд. А если бы я использовал свой основной корабль, он даже с вашими модулями проскочил бы считай, что мгновенно. Весь вопрос в энергетической мощности, способности быстро накопить нужный объём. Но чем крупнее корабль, начиная с определённого размера, тем сильнее падает его скорость и дальность прыжков. Поэтому никто не строит корабли-планеты.

Интересно, а чем обусловлен эффект постепенного проявления мыльного пузыря? Спросить сразу или подождать? Шмидт спросил, хотя и сомневался в том, как его вопрос будет воспринят. Откровенно говоря, разговоры с пришельцем его не радовали, но наука превыше всего.

– Ральф Шмидт, резкое появление или исчезновение вне вакуума способно вызвать ударную волну от разницы давления, даже от малого объекта, – ответил Вол-Си. – Поэтому в атмосфере после прыжка и перед ним сдвиг осуществляется не мгновенно, а постепенно, формируя защитный экран и давая возможность существующей материи отойти или, наоборот, спокойнее заполнить образовавшуюся пустоту. Впрочем, – подытожил он, – все детали вам предоставит мой коллега Моунщш-Са Руошч, он будет преподавать для вас естественные науки «нежизни», то есть физику, химию, математику. Думаю, он достаточно компетентен в этом, уж точно больше меня. Хотелось бы объяснить вам, что мы будем передавать в первую очередь. Этика является целью нашей работы, но, чтобы она лучше усваивалась людьми, нужно удовлетворить их основные потребности. Итак, главные направления – это медицина для продления жизни и улучшения её качества. Это биология и нанохимия для улучшения производства пищи и синтеза материи. Так же, несомненно, это энергетика. Нужно поднять уровень потребления энергии на человека более чем в тысячу раз за десять лет. Такое вполне возможно. Далее проблема транспорта. Внутрипланетарные прыжки, которые вы называете телепортом. Космическая экспансия. Вот вкратце основные задачи на ближайшие двадцать лет.

Дела-а-а…! Как волшебно звучит! Стоит ли ради подобного забить на возню с моралью Согласия? Да, несомненно. Нужно получить максимум информации, создать научную базу. Однако пришелец напомнил, что целью работы является собственно этика. То есть всё, что им дадут, будет лишь пособие для Мустафы, чтобы он не стал преступником в развитом обществе. Их просто дешевле развивать, чем от них защищаться. Эта мысль зудела в его голове не прекращая, кроме тех моментов, когда он думал о перспективах науки. А ещё мелькнула мысль, что каждый раз, когда часы на его руке один раз делают «тик-так», они совершают десяток прыжков через пространство и оказываются на тридцать пять тысяч километров дальше от дома.

За разговорами время пролетело незаметно. Где-то в середине пути Айзек Кинг радушно предложил им огромную фруктовую вазу и какие-то роллы с рыбой и овощами. При этом сам американец тоже налегал на яства, утверждая, что «если бы вы год питались пищей из тюбиков, то фрукты показались бы пищей богов». Кинг ещё вспомнил вкус первой выращенной на марсе клубники, рассказывая об этом как о каком-то невероятном достижении. Наверное, для них всё было так, но сейчас, при движении со скоростью в десять процентов от скорости света, выглядело нелепым. Шмидт обратил внимание, что Вол-Си Гош не притронулся к их пище, но не стал делать на этом акцента. Впрочем, именно так поступила Франческа, раз за разом пытающаяся предложить хозяину корабля тот или иной фрукт, несмотря на то что тот вежливо раз за разом отказывался. Интересно, почему он не ест нашу пищу? Наверняка не потому, что он не голоден. Либо их строение всё же отличается сильнее, чем было заявлено, либо просто брезгует, как сам Шмидт побрезговал бы взять фрукт из рук местного где-нибудь в Индии. То есть люди для Кен-Шо – какие-то грязные варвары. Да уж.

Ему даже довелось посетить тот самый разрекламированный туалет. Скорее из любопытства, чем по острой нужде. Система, что удивляло, не подразумевала использования воды. Не было никакой канализации и водопровода. Кен-Шо, видимо, были помешаны на чистоте и гигиене – как только он воспользовался сиденьем, оно вместе с тем, что Ральф… кхе-кхе… сделал, ушло в пол, а из стены вылез новый одноразовый ящик в форме нижней половины додекаэдра с мягким сиденьем. Кинг объяснил, что ящик и всё его содержимое расщепляется на атомы, после чего просто собирается новый ящик, а ненужные атомы сортируются и идут или на топливо, расщепляясь далее, или в систему жизнеобеспечения. Возникло ощущение, что пришельцы заколачивают гвозди даже не микроскопом, а токамаком[6].

Правда, если честно, люди поступают так же: создали мощную сеть для обмена данных, четыре спутниковых сети из тысяч космических объектов, кабели, огромные комплексы облачных серверов, потреблявшие невероятную энергию и интеллектуальный ресурс, и всё для того, чтобы присылать смайлики и котиков. Так что если уровень потребления энергии у инопланетян больше на много порядков, то для них так же естественно выглядит расщепление унитаза всякий раз после использования и создание его заново, как для людей прогон десяти литров воды через очистные системы.

Кстати, интересно у них работала система мытья рук и вообще душ: прикладываешь к рукам синюю таблеточку, она расползается до локтя, забавно покалывает, после чего так же собирается в комочек и отпадает. Её кидаешь в утилизатор, а обратно выплёвывается новая капсула. Были и большие капсулы – для всего тела, но их Ральф не стал пробовать. Любопытная концепция, основанная на наноботах, собирающих все бактерии, вирусы, частички грязи. Очень круто. Такая же таблетка в принципе должна была использоваться вместо туалетной бумаги, хорошо, что не пришлось. Надо поинтересоваться, как они чистят зубы. Такой же таблеткой? В общем, их санузел не имел ни раковины, ни душа, только одноразовый унитаз, полочку с капсулами, вешалку для одежды и что-то вроде зеркала.

Оно заслуживало отдельного упоминания. Это была полностью объёмная трёхмерная голограмма, по умолчанию маленькая, но легко увеличивающаяся просто разведением руками. Так же её можно было вращать и глядеть на себя сверху, снизу, сзади. Как угодно. Шмидт поиграл с техникой, попутно поглядывая на стены, в попытке выяснить, где же тут установлены камеры. Не нашёл. Но зато смог разглядеть родинку на шее, увеличив так, что волосок, который из неё рос, стал толщиной с палец. Невероятно.

Кроме посещения туалета, всё остальное время они общались, сидя вокруг стола. Григорьев «не слезал» с Вол-Си Гоша, расспрашивая о том, как инопланетяне смотрят на тот или иной вопрос и как решают разные конфликты. Доставал и вопросами о системах правосудия и наказания. Какая ерунда. В то время как русский мучил пришельца подобными темами, Шмидт, будучи физиком-инженером до мозга костей, переключался на общение с французом. Робер, вначале показавшийся ему неприятным, тоже не очень хотел разбираться во всех философских и социальных вопросах, чем в итоге заслужил внимание немца. В итоге, когда Вол-Си Гош внезапно встал, сообщив, что корабль замер над Марсом, и спросил, хотят ли уважаемые гости посмотреть с орбиты на планету, где им предстоит жить и работать, Шмидт с удивлением осознал, что полёт на сотни миллионов километров вокруг Солнца подошёл к концу, а он его толком и не заметил. Верилось с трудом. Казалось, сейчас они выйдут и окажутся всё на том же острове. В длинном и быстром пути не ощущалось ни малейших признаков полёта: ни шума двигателей, ни ускорения, ни тряски. Да уж, их самолёты и ракеты были по сравнению с кораблём, как телега по сравнению с той же ракетой.

Конечно же, все захотели взглянуть на Марс, начался гвалт. Ральф внимательно следил за тем, что будет делать Вол-Си Гош. За всё время полёта тот ни разу не коснулся ни одного прибора управления. Казалось, что он контролирует их силой мысли – возможно, так оно и было. И вот пришелец посмотрел на потолок, тут же начавший переливаться, становясь прозрачнее. Все задрали головы, включая Шмидта. Сквозь исчезающие спектральные всполохи был виден Марс. Казалось пугающим и странным то, что он сверху, а сила тяжести тянет их вниз. Планета была близко и занимала почти всё пространство потолка. Корабль плыл по её орбите быстрее, чем положено при обычном орбитальном движении. Окружность, или эллипс, по которому он двигался, были не результатом инерциального вращения, а скорее просто траекторией, с лёгкостью поддерживаемой двигателем корабля. Чёрт, сколько же энергии на это уходит? Если оценить угловую скорость, то становилось понятно, что ускорение на противодействие отрыву с орбиты превышает двадцать жэ.

– Простите, – спросил он, обращаясь к пришельцу, – какой принцип движения у нашего корабля сейчас?

– Ральф Шмидт, – ответил Вол-Си Гош, – корабль создаёт направленный вектор гравитации, формируя поток гравитонов. Он ускоряет нас вместе с кораблём, поэтому, по нашему собственному ощущению, мы бы находились в состоянии полной невесомости. Чтобы избежать подобного, в плиты пола встроены генераторы гравитации, они формируют направленный поток гравитонов уже изнутри корабля, которые притягивают нас к полу. Если вы высоко подпрыгнете, то там гравитация ослабнет.

– А можно ли отключить её? – уточнил Кинг. – Господам учёным не плохо было бы ощутить себя в космосе так, как они привыкли воображать это с детства.

– Хорошо, – кивнул инопланетянин, – я отключу на время гравитацию в комнате.

Медленно стало возникать ощущение лёгкости, и через полминуты Шмидт почувствовал себя оторвавшимся от пола. Голова с непривычки закружилась, вестибулярный аппарат паниковал. Чёрт, какая глупая идея, мистер Кинг. Ральф перебирал ногами и руками в попытке принять нужное положение, однако это привело лишь к тому, что он начал вращаться. Вот и диван, кажется, взлетел. И кресла со столом тоже оторвались от пола. Франческа визжала, кажется, от восторга. И вокруг него, в целом, все охали, кричали, смеялись. Ничего весёлого, Кинг. А вот и Марс. Теперь он воспринимался как находящийся внизу, мозг хватался за любое разумное определение положения, и огромная планета, проносящаяся рядом, была отличным ориентиром. Перед взорами космонавтов проплыл Олимп – величайшая гора Солнечной системы. Красиво, не поспоришь.

– Что ж, я медленно верну гравитацию, пока никого не стошнило, – услышал он голос Вол-Си Гоша, и постепенно стала появляться сила тяжести. Его потянуло к полу, но не резко, а очень плавно, чтобы никто не упал. Ральф мягко опустился на пол и встал. Низ и верх снова обретали очертания, мебель заняла примерно те же позиции. Так гораздо лучше.

– А теперь мы прыгаем на нужную позицию, – заявил пришелец, и в потолке на четверть секунды началось мелькание, после чего Шмидт увидел оранжево-серое марсианское небо. Потолок снова стал покрываться всполохами и быстро потерял прозрачность.

– Дамы и господа учёные, – сказал Айзек Кинг, – добро пожаловать на Марс.

Лаура прыгала возле него. Её косички забавно носились по комнате, и Ральф, смеясь, попытался ухватить дочь за них. В соседней комнате лаяла собака, возмущённая тем, что её не приняли в игру. Шесть лет исполняется не каждый день, и нужно было устроить настоящий праздник. Много шаров, много подруг и друзей, дети соседей. Лысый доктор Мюллер из квартиры напротив с женой и сыном. Его сыну тридцать, он с детства дружит с Лаурой. Эрик – хороший парень, добрый и веснушчатый. Вот он сидит с женой и своей дочкой. А вот мама Ральфа, она испекла пирог для него и его сестры. Глупый клоун носится вокруг на велосипеде, а дети хватают его за нос, издающий писк после таких действий. Ральф бежит за ним, нужно тоже схватить и отдать нос Лауре. Собака, как-то попавшая в комнату, почему-то выскакивает из-за дивана и хватает клоуна за нос, нос пищит и ругается. Лаура плачет, ей не достался нос. Досада, какая досада. И торт, клоун падает в торт, и мама Шмидта плачет. «Как же так, Ральф, почему это случилось с нашей девочкой?» – кричит она. Что случилось? Мама, ты о чём? Он оборачивается и видит мёртвую плачущую дочь, а над ней с ножом стоит Мустафа, их дворник. «Что ты наделал, зачем ты убил меня?» – кричит Лаура, а Мустафа поворачивается к нему и говорит: «Это не я убил, и я вообще не Мустафа, я – Вол-Си Гош, я из расы Кен-Шо». Шмидт понимает, что перед ним и правда Вол-Си Гош, только выглядит он как Григорьев. «Ты снова убил мою дочь, Пётр!» – кричит Ральф. «Да, но она не приняла новую этику, новый порядок!» – отвечает мама. Мама, мама, зачем ты так говоришь? Клоун хватает Вол-Си Григорьева и начинает с ним танцевать, прикрикивая: «Этика-шметика, кто не спрятался – я не виноват!» Ральф, чувствуя, что он в чём-то липком, поднимает руки и видит, что они в крови, а в руках нож. «Папа, это ты меня убил, когда согласился работать на них! Я была не нужна согласно их плану, папа». Боже, нет! Как он мог допустить? Но вот бог прыгает вниз со шкафа, где он живёт, и начинает вытирать руки Шмидта от крови. Ничего не помогает, она проступает снова. «Это потому, что ты в меня не веришь, дурак!» – говорит ему бог и убегает играть с клоуном в прятки. «Как верить в тебя, если ты – собака?» – слышит он свои слова. Бог лает и кусает нос клоуна, таская его по комнате. Да, это и правда собака. «Папа, не допусти такого снова, папа», – слышит он слова дочери.

– Не допущу! Не допущу! – крикнул Шмидт и открыл глаза. Он не дома. Он – на Марсе, в своей комнатушке во втором жилом модуле блока Ц. У него никогда не было собаки, да. А Лаура… На её шестилетие не было ни клоунов, ни шаров. Она тогда болела ангиной и потом долго переживала, что не отметила день рождения с друзьями. И погибла она не тогда, а уже взрослой девушкой, в двадцать пять. Ральф понял, что он плачет.

Междуглавье второе

Обычно кабинет шефа не был проходным двором, и Юля могла откровенно скучать, сидя в приёмной. Кроме того, он большую часть рабочего времени был в разъездах, появляясь в офисе меньше, чем на неделю в месяц. Во время его отсутствия она занималась своим образованием. Но каждый месяц были один или два дня, когда один за другим подтягивались посетители, и девушка допоздна торчала на работе. В эти дни Руслан ненавидел её работу и требовал, чтобы она увольнялась. Вот и сейчас, хотя на часах было всего лишь девять вечера, он строчил бесящие сообщения. «Ты где?» – ну что за вопрос, Руслан? Ты же знаешь, где! Захар Иванович хорошо платил, и мало где так легко было можно сочетать работу и учёбу.

– Юля, принеси чай, пожалуйста, в синем чайничке, – раздалось из коммуникатора. Итак, синий чайник. Лукин любил только чёрный чай и только заварной, никаких пакетиков. За вечер мог выдуть чайников пять, но у неё в шкафчике на всякий случай стояло штук десять. В них уже была насыпана заварка, отмеренная точно по нужному объёму, а электрический чайник всегда был полон и поддерживал тепло, чтобы быстро выполнить просьбу начальства. Юля лишь капельку его подогрела и наполнила синий чайник. У Лукина была страсть к мятному чаю, к чаю с бергамотом и к обычному. Синий чайник – мятный, белый – бергамот, красный – обычный. По цветам российского флага. Поставила чайник на поднос, водрузила рядом сахарницу и два стакана с подстаканниками, как в поезде, поставила мисочку с вареньем и прошла в его кабинет.

– …полковнику Роману Смирнову на стол. И чтобы он точно получил эту информацию. Он дотошный и подозрительный – то, что нам нужно, – беседовал Захар Иванович с неким Олегом Викторовичем Шульгиным, который появлялся редко, но у него были имя и отчество как у её отца, так что Юля его хорошо запомнила. – Значит делайте упор на том, что это некая неизвестная группа фармацевтов под контролем правительства США. Также нужно уточнить, что конкретно в Россию и в Китай всё передали с нарушенным описанием технологического процесса, из-за чего оно опасно влияет на эмоциональную деятельность нервной системы, ну ты видел документ.

Шульгин кивнул. Юля обычно не слушала то, о чём говорят в кабинете, а в такие дни Лукин не мог себе позволить делать паузу всякий раз, как она входила. Рассчитывал, видимо, на её лояльность. Впрочем, даже когда девушка слышала часть разговора, понять его полностью не могла. Так и сейчас что за лекарства, и кто такой Смирнов – и понятия не имела, да и, честно говоря, не хотела. Ей платят – она работает. Остальное её не касается. Молча улыбаясь и глядя в пол, Юля разлила чай по чашкам и вышла.

Уже десять вечера, Шульгин уехал полчаса назад, и шеф некоторое время говорил с кем-то по телефону. У него был крутой интернет-телефон, работающий через какие-то зарубежные прокси-сервера. Шифрование на высшем уровне, настроенное каким-то матёрым айтишником ещё до того, как она устроилась к Лукину. Для чего это было нужно – девушка не знала, но также молчала и не расспрашивала. Руслан прислал ей несколько сообщений подряд: «Юля, это беспредел!», «Почему не берёшь трубку?», «Ты хоть видела, который сейчас час?!», «И где ты?» и так далее, в том же духе. Она не знала, как объяснить, почему ей нельзя говорить по телефону в рабочее время. Захар Иванович не любил этого.

– Юля, будь добра, красный чайник, пожалуйста, – заговорил коммуникатор. Что ж, красный – так красный.

Заварив чай, она снова поставила посуду на поднос. На этот раз Лукину нужно было не варенье, а печенье. Взяв из шкафчика вазочку, девушка прошла в кабинет, где шеф сидел с новым начальником охраны, Алексеем Кузнецовым. Молодой ещё парень, а уже начальник. Крутой.

– …ну так ты ему напиши от меня привет, Лёха. Так и скажи, привет, мол, от Захар Иваныча Лукина, – засмеялся шеф.

– Я вообще-то давно с ним не общался, – смущённо ответил Кузнецов, – но недавно как раз от его матери получил его почтовый адрес. Тамошний, марсианский. Так что может и время написать.

Как интересно. Кузнецов знаком с кем-то из марсианской экспедиции? Юля старалась не выдать волнения. Само собой, речь о Дмитрии Волкове, о ком же ещё.

– Передавай, передавай, – улыбаясь, что ему несвойственно, вещал шеф. – Вот было бы здорово ведь, если бы он помог нам с рекламой, как думаешь?

Собрав посуду и расставив новые чашки и чайник, Юля вышла. И правда, интересно было бы, если где-то на Марсе кто-то прорекламировал их торговую компанию. Так-то у них есть представительства в Нью-Йорке, во Франкфурте, в Лондоне, в Гуанчжоу и ещё в куче городов, где и пропадает шеф почти всё время, так что можно было бы дать рекламу на разных языках. Господи, Юля, о чём ты только думаешь? Ну кто из космонавтов-колонистов будет страдать такой ерундой? Да и вообще, не твоё это дело!

Одиннадцать часов – уже то время, когда можно сказать «ночи», а не «вечера». А ещё можно попрощаться с Русланом. Он так нахамил, что девушка его попросту заблокировала. Ну как можно быть таким идиотом, а? Руслан старше её на пять лет и оттого всё время учил её жизни. Ну и что, что Юле всего лишь двадцать? Зато она зарабатывает больше него. И явно между такой работой и парнем, который не может научиться терпению, надо выбирать работу. Но всё равно хотелось плакать. Плакать и спать.

У шефа был последний гость на сегодня. Какой-то Семён Аркадьевич, фамилию ей не сообщили. Сидели минут двадцать, надо надеяться, что это всё, что скоро домой. Последний чайник чая, снова синего цвета, он попросил как раз перед приходом гостя. Ну вот, шаги. Кажется, идут на выход.

Дверь открылась, на пороге стоял очкастый бородатый мужик – Семён Аркадьевич – и аккуратный шеф в костюме тёмно-серого цвета и вечно белой рубашке.

– Да, кстати, Семён Аркадьевич, нам нужно ещё раз поблагодарить товарища, – стоя в дверях сказал Лукин.

– Мы же уже перевели ему единицу, Захар Иванович, – гость выглядел удивлённо.

– Семён Аркадьевич, у меня была договорённость, вы просто не в курсе. Как только они вылетят на Гавайи, если нужный нам человек будет на борту, то я переведу вторую часть. Гарантия, так сказать.

Гость кивнул, а потом покосился на Юлю. Она вжалась в кресло и уставилась в монитор.

– Захар Иванович, может, переведём, когда он доберётся до места? Вдруг его снимут с шаттла в последний момент? – уточнил гость.

С шаттла? Что за новая тема? Какой такой шаттл? Впрочем, Юля снова решила, что и это не её дело. Тут главное – всегда знать границу и своё место.

– Семен Аркадьевич, попросите Ольгу перевести сейчас, не вижу смысла тянуть. Никто не передумает, всё решено и процесс запущен. Нам важно лишь то, что этот персонаж организует на месте и расстроит им так называемое Согласие, мы же уверены.

Шеф не любил тянуть резину, Юля знала. Зря этот Аркадьевич сомневается в его решениях. Если дело касается бизнеса, то делать всё нужно ровно тогда, когда Лукин решил, что время настало.

Гость попрощался с шефом и ушёл к лифту. Юля с надеждой посмотрела на Захара Ивановича.

– Юля, я улетаю в Лондон, меня не будет неделю. Закажи мне билеты. Туда – завтра утром, обратно – подбери варианты. И, пожалуйста, отдохни. Возьми пару дней отпуска за счёт фирмы, ты сегодня слишком засиделась.

– Спасибо, Захар Иванович! – обрадовалась Юля. Полноценный отпуск – это круто, можно не ходить в офис совсем. – Билеты я подберу и пришлю на утверждение.

Лукин подмигнул ей и ушёл. Что ж, убрать в кабинете посуду, заказать билеты и тоже можно идти домой. Странные же темы обсуждает шеф. Но зато платит и ценит.

Глава 4. Кристоф Ламбер

Вы когда-нибудь пытались угодить капризам беременной жены? Кристоф с ужасом представлял себе, что было бы, не вступи они в Согласие. Самые тяжёлые месяцы беременности пришлись на то время, когда здесь, на Марсе, была миссия Кен-Шо. Даже если не вспоминать о том, что именно пришельцы дали ей волшебный коктейль из наноботов, помогающих вынашивать ребёнка в условиях низкой гравитации, они же помогали с доставкой всего самого необходимого. Ребята на Земле, знавшие о беременности, постоянно подкладывали в посылки самые вкусные фрукты и экзотические лакомства. Однако всё это доставлялось раз в неделю, и, как правило, когда Мичико уже хотела чего-то новенького. Крис просто за голову хватался. Просила острых перчиков и варенья из одуванчиков – прислали. Но тогда Мими уже требовала пиццу с трюфелями и осьминога-гриль. И на Земле было бы непросто удовлетворить все её хотелки, а уж здесь – вообще невероятно. Вероятно, повышенные запросы связаны с теми же наноботами, ведь, как и предсказывал Вол-Си Гош, ела крошечная японка как два взрослых мужика. Возможно, наноботам для работы нужны особые вещества, и организм Мичико бунтовал и требовал всё более и более невероятной экзотики. Супруги ждали девочку и решили назвать ее Касэй[7]. Касэй Ламбер. Сейчас жена была уже на седьмом месяце, и по результатам УЗИ дочка развивалась с опережением графика, так что стоило ожидать ранних родов, уже где-то через месяц. Чудеса медицины Кен-Шо. Так что Крис оказался озадачен как предстоящими родами, так и тем, как им жить после появления малышки. С первой задачей, кроме опасений за здоровье жены, вопросов не возникало, всё необходимое у них имелось, и врачей высшего уровня теперь было хоть отбавляй. Для решения второй задачи им прислали инструменты и материалы вместе со второй группой учёных.

Крис вместе в Волковым, добровольно вызвавшимся помочь, колдовали над планировкой помещений. Вдвоём они демонтировали стену между его комнатой и комнатой Мичико, а также одну из кроватей. Застелили пол мягким ковролином. Объединённая комната стала просторной.

– Крис, они даже молокоотсос прислали и маленький холодильник! – восхищённо промолвил Дима, распаковывая одну коробку за другой.

– Давай всё же начнём с кроватки, – предложил Ламбер. Он с недоумением смотрел на схему сборки деревянной красивой люльки-колыбели известного британского бренда. – Наверное, могли бы уже собранную прислать. А я вообще не понимаю, что тут куда прикручивать.

– Ты что, мужчина! – Дима хохотнул. – Твой священный долг самому собрать первую мебель для дочки. Вот я захватил нам по бутылочке пивка, чтобы процесс прошёл веселее.

Волков достал из пакета две бутылки китайского пива, шуруповёрт, пассатижи и отвёртки, после чего схватил инструкцию на десяти страницах и стал почёсывать затылок, озадаченно глядя на схему. Крис рассмеялся и открыл пиво.

– Ну что, Дима, стало веселее? – он отхлебнул из бутылки и протянул вторую другу.

– Гораздо. Хорошо хоть кресло для кормления уже готовое, только ножки прикрутить! – ответил тот. – Давай-ка держи вот это.

Русский подал ему две перекладины, порылся в приложенных болтах, крякнул, найдя подходящий, и закрепил их. Крис взял ещё одну поперечину, вроде как на рисунке, и они закрепили и её тоже.

Открылась дверь, и вошла Мичико с огромным животом. Её лицо расцвело при виде того, что тут происходит.

– Крис, Дима! – захлопала она в ладоши. – Как же здорово! Так много места! А это что? Кресло? – она заглянула в большую коробку.

– Да, небольшое кресло, специальное, для кормления, – ответил её муж. – Достать тебе его сейчас?

– Нет, вы сначала кроватку соберите, а его потом, пусть пока на кровати лежит и не мешает вам работать, – широко улыбаясь, сказала она. – А что в той коробке?

Ламбер и сам пока не знал. Коробок было много. Он пожал плечами, и Мичико стала вскрывать упаковку.

– Крис! Тут игрушки! – завизжала она. – Смотри, мобиль! А ещё плюшевый мишка и погремушки! – его жена принялась извлекать из коробки один предмет за другим и восторженно комментировать. Под игрушками лежали одеяльца и подушечки. Просто чудесно.

Наивно было бы думать, что всё, что им прислали с Земли этим рейсом, предназначалось для малышки Касэй. Это были мелочи, побочка. Зато оборудования оказалось полно. Аккуратно уложенные в коробки с пенопластом их ждали новейшие медицинские и инженерные приборы. Закончив приятные хлопоты «дома», Крис и Дима отправились помогать разгружать и монтировать новинки. Так сказать, принимать командование. Так уж получилось, что Шан был ответственным за всё инженерное оборудование, а Крис – за медицинское. Но пока он занимался комнатой и кроваткой, разгрузкой и монтажом техники управлял Лукас Вебер. Швейцарец был старше Криса и гораздо опытнее в разработке лекарств, а ведь именно она являлась их первичной целью. Тем не менее, занимаясь логистикой, он не преуспел, отвлекаясь на функцию каждого прибора.

За то время, которое они провели здесь, им удалось разобраться и описать технологический процесс препарата, которому пока что дали кодовое имя «Альфа-семнадцать». Он связывал и ограничивал неконтролируемое размножение и метастазирование злокачественных клеток, не давая раку развиваться в организме. Феноменальное и недостижимое ранее лекарство. Неспособное излечить сильно прогрессировавшую болезнь, но сдерживающее онкологию первой-второй стадии, фактически «замораживая» его. Ну и способствовавшее полному отсутствию злокачественных новообразований. Сейчас на Земле организуют старт всеобщего производства, и уже в ближайшие годы люди перестанут умирать от рака. Будут спасены десять миллионов жизней в год. Ради такого стоило работать без сна – каждый день уносил почти тридцать тысяч человек. А сколько ещё всего можно создать на основе технологий и знаний Кен-Шо!

В идеале им нужно подойти к производству тех самых наноботов, но уровня технологической базы для этого пока не хватало. Пройдут годы и десятилетия, прежде чем первый нанобот будет успешно выпущен на Земле, и пока необходимо максимально улучшить качество жизни. Сейчас работа шла в трёх направлениях: новое противовоспалительное средство с антивирусным и антибактериальным эффектом, новое средство для укрепления и чистки сосудов, призванное уменьшить риски инсульта, инфаркта и болезни сердца, а также нечто и вовсе невероятное: ДНК-коррекция на стадии зародыша. Последнее будет ликвидировать опасные болезни у плода, приводящие к смертности и инвалидности, переписывая цепочку ДНК в нужных местах. Для этого используется маркерный заменитель, который женщина станет принимать перед зачатием, и он, проникая в матку, «вырежет» из ДНК будущего ребёнка опасные участки, заменив их на правильные. Разве не чудо?

Все эти мысли крутились в его голове, когда, заменив Вебера на непривычном ему участке руководящей работы, Ламбер тягал коробки и распаковывал их в нужных модулях. Благо, тяжесть не ощущалась, но стокилограммовый прибор всё равно требовалось таскать вдвоём. Он оказался в паре с вновь прибывшим турецким химиком Юсуфом. Тот ещё не до конца освоился с гравитацией планеты и с улыбкой пробовал свои силы в прыжках и подъёме грузов.

– Кристоф, – с забавным акцентом произнёс он, таща вместе с французом на пару тяжёлую центрифугу в сторону блока Б, где была основная медицинская лаборатория, – я чувствую себя всемогущим волшебником, джинном из «Книги тысячи и одной ночи»! Вокруг цветные пески, этот корабль пришельцев, напоминающий дворец султана, наши «городки» с куполами модулей, рыжее небо с переливами купола над головой и суперсила в придачу!

Крис улыбнулся. Да, ассоциация была интересной. Юсуф Демир пока что только помогал переносить грузы, но его роль в том, как они будут синтезировать новые вещества для лекарств, обещала быть важнейшей. В первой миссии из химиков была лишь Эмма Мартин, и они с Вебером попросили усилить это направление. Демир был знаменит в своём деле, как и Франческа Монти, итальянка. Теперь процесс пойдёт быстрее.

Навстречу налегке прошли Айк, Лукас Вебер, теперь выполняющий лишь роль тяглового ослика, и добровольно помогающий им Томас Прайс. Последний хоть и был философом, в свои семьдесят оказался очень деятельным и не мог позволить себе отлынивать, когда другие мужчины таскают тяжести. Истинный британский джентльмен: аккуратный, элегантный и ненавязчиво заботливый. Он ничего не понимал в медицине, биологии или химии. Равно как и в физике или математике. Однако постоянно находился рядом, слушал споры, что-то записывая. Крис как-то спросил у него, что там Прайс пишет, и ответ его удивил: «Мы находимся у интересного и бесконечного источника знаний и мудрости. Раньше наш мозг цеплялся за гипотезы, ставил опыты, изобретал. Сейчас же мы черпаем готовое, пытаясь понять и применить. То, как люди впервые в своей истории делают это, является бесценным наблюдением, и я не упущу возможности изучать вас».

Кстати, с ним была полностью согласна их психолог, Алисия. Она тоже часто опрашивала людей о том, что те чувствуют, прикасаясь к знаниям Кен-Шо, и как воспринимают происходящее. Мичико сказала, что существовала теория, что приток новой информации способен свести на нет научный подход и превратить учёных в обычных клерков, поэтому все следят за тем, не станет ли скучно великим умам, не будут ли они демотивированы мыслью, что больше ничего не могут создать в принципе до конца своей жизни. А вот их социологи, Ланге и Мур, единогласно заявили, что эффект от подобного внутреннего ощущения может настать сильно позже как реакция социума на обесценивание роли человечества в дальнейшем исследовании Вселенной, а пока что останется мотивация от того, что роль учёного является весьма ценной в обществе, даже если он только повторяет чей-то путь.

– Кстати, мистер Ламбер, – учтиво спросил турок, – вы не знаете, каким именно образом Кен-Шо и мы не заражаем друг друга вирусами и бактериями? Если вы помните, то в «Войне миров» Уэллса[8] именно бактерии стали причиной смерти пришельцев, а здесь мы совершенно не влияем друг на друга? Действует какое-то лекарство? Если да, то мы его тоже принимаем? Я-то вроде не принимал. И мне в целом ничего не объяснили.

– Юсуф, вы, как химик, должны знать про хиральность[9] молекул. Мы состоим сплошь из левовращающих L-аминокислот и потребляем правовращающие D-углеводы. У Кен-Шо всё наоборот: у них D-аминокислоты и L-углеводы, поэтому и их бактерии с вирусами не могут повредить нам, как и наши им. А ещё они не могут есть нашу пищу, она для них в лучшем случае бесполезна, неперевариваема, как песок. А в худшем может быть ядом. Впрочем, и их пища для нас тоже.

– Так вот почему Вол-Си Гош не ел наши фрукты на корабле! – воскликнул турок. Они остановились и поставили коробку на марсианский пыльный грунт. Хоть и чуть больше трети веса, но сто килограмм становятся тридцатью пятью, и тащить их даже вдвоём – тяжело.

– Вы правы, Юсуф, именно поэтому. Нам нужно знать, какие расы имеют схожую с нами хиральность. Однако у них есть технология, которая уничтожает вредные вирусы и бактерии в организме с помощью тех же наноботов. Так называемых имунноботов. Если кто-то из нас будет контактировать с расой с той же хиральностью, что и мы, то ему придётся ввести их. Они настроены выделять вредные, не свойственные человеку микроорганизмы, и продуцировать антитела немедленно. Нам Натич рассказывала.

Демир вскинул руки к небесам и что-то прошептал, потом поцокал языком, помотал головой, взялся за коробку, и они продолжили путь. Подойдя к входу в шлюз блока Б, мужчины затащили тяжёлый груз наверх по приставной лестнице. Шлюз был открыт – нужды в том, чтобы его закрывать они не испытывали. Далее внутри требовалось пройти в соседний модуль за номером четыре. В нём жили Лукас Вебер, Дина Коэн – израильский биофизик, Нобу Ямасаки – японский нанотехнолог и Катрина Кэмпбел – британский медик. Именно она на пару с Эммой Мартин принимала грузы в лаборатории модуля.

– Так, это у нас что? – спросила девушка по-деловому, заглядывая в коробку. – Центрифуга. Хорошо, ты вроде определил её вот в этот угол, давайте разгружать.

Крис и Юсуф старательно вытащили прибор из упаковки. Мощная центрифуга для самых сложных задач. Со своим аккумулятором на случай, если откажет питание. Поэтому тяжёлая. Раньше такую черта с два отправили бы в космос, но сейчас, благодаря Кен-Шо, сюда можно было доставить хоть Эйфелеву башню.

Катрина придерживала коробку, пока они тянули. Крис смотрел на неё краем глаза и постоянно отводил взгляд. Ему было стыдно, ведь именно её, Катрину, он «вычеркнул» из первого экипажа, чтобы в него попала Мичико. С другой стороны, благодаря этому эгоистическому поступку Ламбера, на корабле оказалась Джессика, которая была просто гением и спасением в куче ситуаций. И ещё неизвестно, как повернулась бы история, и пришли ли бы они к Согласию, если бы он не вмешался тогда в формирование экипажа «Одиссея». Однако все эти отмазки перед самим собой не очищали его совесть. Вот она, Катрина, сидит на корточках, придерживая коробку, и знать не знает, что глубокоуважаемый ею врач из Франции лично вычеркнул её из состава экспедиции. Как бы доктор Кэмпбел отреагировала, узнай она правду? Презирала бы его?

Обедать он остался в блоке Б, потому что Мичико решила вздремнуть. У неё было больше приёмов пищи в день, и она давно не пыталась подстроиться под мужа и друзей. Кроме ужина, само собой. На него она приходила и сидела вместе со всей первой командой, даже если не хотела есть. Хотя такое случалось редко. В общем, и сейчас Мичико попросила её не беспокоить, решив полежать с книжкой и вздремнуть. Из плюсов беременности на Марсе было только то, что живот её тяготил гораздо меньше, она могла спать чуть ли не на нём, обложившись подушками. И ходить пока что было проще.

В четвёртом модуле блока Б собралась довольно шумная, галдящая компания. Помимо постоянных жильцов модуля и Криса, за обедом к ним присоединились Чон Ха Юн, Эмма Мартин и вновь прибывшие Франческа Монти, Юсуф Демир и Анна ван дер Молен. Айк ушёл обедать с Рашми, а Томас Прайс откланялся чуть раньше, чтобы успеть на урок этики. Десять человек с трудом размещались за круглым столом, но было весело. Франческа переливала воду из одного стакана в другой, её восхищало то, что струя воды вела себя не так, как на Земле: жидкость частично успевала собраться в шарики, так как поверхностное натяжение играло большую роль, и падала медленнее, отклоняясь по горизонтали. Юсуф, сидящий по левую руку от Ламбера, с улыбкой слушал спор Анны и Дины Коэн, рассуждавших о структуре нового «ибупрофена». К ибупрофену это вещество, если честно, никакого отношения не имело, но так его окрестили с подачи Волкова, который ничего не смыслил в фармацевтике. Название прижилось для неофициального общения, хотя в документах препарат фигурировал как «Сигма-Шесть». По правую руку от Криса сидел Лукас Вебер и спокойно поглощал китайскую лапшу – часть угощений этой недели. Напротив француза ловко орудовала палочками Ха Юн – для неё лапша и какие-то закуски были более привычными, хотя, по её словам, китайская и корейская кухни различаются сильнее, чем французская и, к примеру, русская.

– Кристоф, – неожиданно обратился к нему Вебер по-французски, что удивило Ламбера. – Мне сегодня утром поступил звонок с Земли.

– Из центра? – переспросил Крис тоже на родном языке и огляделся. Никто не обратил внимание на то, что они общаются не на английском. Интересно, к чему такое шифрование?

– В том-то и дело, что нет. Звонок был переадресован с моего мобильного в центре по прямой линии Кен-Шо. Звонил Ричард Паркер из «Эванс Фармасьютикалс».

Вот как. Кристоф не был знаком с Паркером, но, как и все хорошие врачи, занимающиеся передовыми методами лечения и фармацевтикой, конечно же, знал крутого директора крупнейшей фарм-компании.

– Предлагал работу? – уточнил он. Официально все, кроме восьми первых колонистов, были трудоустроены в разных компаниях США, созданных по инициативе ООН. Все члены их семей считали, что учёные уехали работать по очень выгодному (что было правдой) контракту в другую страну. Легенды создавались разные, конкретно Лукас официально находился в Гонконге. Ради того, чтобы их не раскрыли, связь была онлайн. И у каждого на планшете высвечивалось второе время, – совпадающее с часовым поясом того места, где они официально находились. Когда их просили прислать фотографии, родственники например, отряд дизайнеров в Центре старательно создавал подделки: как учёный обедает в ресторане «с коллегами», гуляет по набережной, купается в море или катается на велосипеде. Легенда должна быть достоверной.

– И да, и нет. Видишь ли, Крис, перво-наперво, когда он позвонил, он, казалось, был очень удивлён, что я взял трубку. Сказал, что рад меня слышать. При этом в его голосе чувствовалось и облегчение. Потом он спросил моё мнение про «Альфа-Семнадцать».

Вот же черт. Конечно же, им интересно мнение Вебера, ведь тот был одним из лучших фармацевтов мира. Но на беду, половина работы над препаратом являлась заслугой именно швейцарца.

– И что ты ему сказал?

– А что я мог сказать? Сказал, что ещё не получал описания, но слышал. Обещал выдать своё мнение, как только изучу.

Правильно, Лукас. Крис одобрительно кивнул.

– Однако, – продолжал Вебер, – потом Паркер начал расспрашивать меня, над чем я работаю, и почему такая секретность у этой маленькой американской компании, базирующейся в Гонконге. И вообще, зачем мне тратить своё время на них. Я, само собой, сказал, что на то и секретность, чтобы не рассказывать, а он в ответ рассмеялся и предложил бросать всё и переезжать к нему в Чикаго.

Ну да, простое переманивание, отлично. С подобным проблем не будет.

– А вот дальше началось интересное, – тихо сказал Лукас. – Он начал с восторгом говорить о том, какой препарат крутой, и – что очень любопытно – у него нет официального создателя. Сказал, что почерк очень уж напоминает ряд моих перспективных исследований и что он считает меня одним из авторов проекта. Я, конечно же, постарался перевести всё в шутку, но он говорил так, будто имеет информацию на руках. Ну а в конце совершенно меня огорошил. Он заявил, что считает препарат не разработанным учёными Земли, а всего лишь доработанным и доработанным мною.

– Что? Что он сказал? – Крис чуть не вскрикнул, еле сдержав себя. Кто-то слил информацию? Нужно немедленно отправить рапорт в КАС.

– Именно, такая же реакция у меня и была, – закивал швейцарец. – Я, конечно, изобразил полное непонимание, но складывается впечатление, что был слив. Сначала я хотел сразу написать в КАС, но решил с тобой обсудить. Пока таскали оборудование, всё как-то не было времени спокойно поговорить, так что я дождался обеда.

– Ты правильно сделал. Однако я сразу же отправлю рапорт, пусть разбираются с Паркером. Если у них есть источник, то Центр должен принять меры. Уверен, что запись твоего разговора у них есть.

Лукас кивнул. А потом, чуть не подавившись лапшой, добавил:

– А, и самое главное, чуть не забыл! Он сказал, что не верит, что хороший, полезный препарат, разработанный группой учёных, не стали бы патентовать. Так делают, когда не хотят судебных последствий. В общем, Паркер считает, что лекарство имеет огромные неизученные негативные последствия, и, возможно, в них и заключается его основная функция. Он заявил, что его компания, как он выразился, вынуждена производить препарат, но если выяснится, что тот вреден, то лучше бы мне признаться сейчас, чем ждать возможного расследования. Дескать он официально приложил своё мнение к выводам экспертов, что в разработке участвовал я. И ещё сказал, что к нему заезжал некий… – Лукас прищурил глаз вспоминая, – Сэм… Джу… Точно, Сэм Джулиани, и сообщил ему кое-какие детали. Такие дела, Кристоф.

Джулиани! Такого Ламбер не ожидал. Так это он сливает информацию? Может, ещё и вновь ведёт свою игру против Согласия? Неожиданный поворот. Честно говоря, была надежда никогда больше не услышать эту фамилию, но вот она всплыла там, где не ждали. Теперь нужно не просто рапорт отправить, а расставить акценты. Пусть проверяют, что снова там творит их чудо-агент.

Работа в рамках медицинских и биологических исследований проводилась раздельно и делилась на два этапа. Сначала теоретическую основу им в максимально доступной форме преподносила Натич Аш, а потом они собирались по лабораториям и пытались разобраться с практикой. Как правило, выполнение медицинских задач рано или поздно упиралось в недостаток познаний в биологии и химии, а те были связаны с физикой, физика – с математикой, и всё это наслаивалось в головах, путая и тормозя работу. Чтобы избежать подобных проблем, коллеги придумали систему, согласно которой физические нюансы просто воспринималась как постулаты, а разбираться в их истинности предстояло другим людям. Как раз для этого нужны были химики, чьей целью стало вникнуть в новую науку, «тимию» – слово, образованное от «ти»-частиц и «химии».

Она объясняла микросвязи, изучала катализаторы процессов на самом мельчайшем уровне и давала неожиданные для классической химии выводы. Выяснялись уникальные возможности химических процессов, для которых раньше просто не создавали подходящих условий. Например, резкие колебания давления и температуры с нужной частотой позволяли перестраивать атомы, как мечтали алхимики! Буквально можно было сделать золото из свинца или кислород из серы. Атом свинца выделял атом кислорода и атом золота, а атом серы распадался на два атома кислорода. Всё это в общих чертах им поведали на первых уроках, но глубоко разобраться, описать так, чтобы восстановить технологию на Земле, никто толком не мог. Так что в итоге у них начали появляться «тимики»: Демир с его нестандартным подходом и Монти с её почти что Нобелевкой.

Крис обещал себе, что непременно будет ходить на уроки тимии, которые начал вести Мунш-Са Роч, но с беременной женой так просто не выделишь несколько часов в день. Поэтому в первую очередь он решил продолжить свои медицинские работы. Однако сегодня в честь прилёта новой партии учёных была организована общая лекция, на которую придут все учителя, да и Вол-Си Гош тоже. Само собой, пропустить такое событие нельзя, даже Мичико пришла. Лекция называлась «Биофизический фундамент Согласия». Мероприятие не могло пройти в модулях Кен-Шо: слишком много оказалось участников, – поэтому Вол-Си пригласил всех на большой корабль. Им предстоял первый визит туда, что волновало вдвойне.

В нужный момент перед кораблём собрались все: тридцать два человека и четверо представителей Кен-Шо. И одна, пока ещё не родившаяся, марсианка, его дочь.

– Приветствую всех, – Вол-Си Гош в знак приветствия поднял руку, сжатую в кулак. Так, как он объяснил, было принято официально приветствовать и отдавать честь в Согласии. Символ единства и сплоченности. – Прошу проследовать на корабль. Предупреждаю, что искусственная гравитация там выключена, чтобы Мичико Комацу не почувствовала себя дурно.

Какая приятная забота! Крис заметил, что стоящая рядом жена покраснела и улыбнулась, после чего уткнулась лицом в его плечо. Интересно, как будет организован вход на корабль? Ламбер слышал, что для переноса на шаттл используется стационарная платформа. А в модули вход был через двери. Необычные, но двери. Что их ждёт здесь?

Как выяснилось, ничего экстраординарного. В ближайшем лепестке как диафрагма открылся проход и вытянулся трап, остановившийся на уровне земли прямо рядом с Вол-Си Гошем. Тот молча пошёл по трапу, и толпа потекла следом за ним.

– А почему здесь нет телепорта, как на шаттле? – уточнил какой-то из братьев Сташевичей, вроде Андрей.

– Валентин, – ответил Мунш-Са Роч, показав, что Крис ошибся. – Телепорт здесь есть, но зачем его использовать, когда мы около корабля, и он на поверхности?

И правда, зачем? Впечатление уже произведено, нет необходимость повторять это снова и снова.

– Спасибо, Мунш-Са. Только я Андрей, – улыбнулся русский физик. Вот как, значит Крис всё же угадал. Надо запомнить, Андрей – в синей кофте, а Валентин – в серой.

– Прошу прощения за то, что перепутал вас, Андрей и Валентин, – ответил Мунш-Са, обращаясь по очереди к обоим братьям, – надеюсь, я научусь вас различать.

Пока они поднимались, Крис, держа Мичико под руку, осматривал корабль. Так близко к нему он ещё не бывал. Удивительно. Дима рассказывал, что даже потрогал его и обнаружил, что корабль… нежный. Он не смог объяснить, что это значит, но сказал, что тот, будто бы не из металла, а из плоти, как растение. А Крис за столь долгое время даже ближе ста метров не оказывался. Всё время некогда. Так что сейчас он был поражён. Огромные пластины вблизи выглядели живыми, они словно трепетали. Или это воздух рядом с ними так преломлял свет. Кроме того, на них играли слабые переливы и была видна фрактальная структура. В один момент ему казалось, что если корабль захочет взлететь, то попросту упорхнет, как бабочка. Потом накатывало другое ощущение, что тот вот-вот раскроется как гигантский цветок, чтобы привлекать космических пчёл.

Когда люди и пришельцы оказались внутри, их ждала пустая небольшая комната. Что-то вроде лифта. В неё влезли все, но лишнего места почти не оставалось. Язык-трап втянулся под пол, и диафрагма закрылась. А потом снова открылась, но за ней был огромный холл. Метров тридцать в диаметре и около пяти метров в высоту, он был заполнен мебелью. Тут и там стояли кресла, диванчики, несколько столов, столиков, стульев. Всё вразнобой. Комната выглядела как место отдыха, а не работы.

– Добро пожаловать в сердце корабля – общий зал, – заявил Вол-Си Гош. Он поднял руку, и вдруг мебель начала двигаться, выстраиваясь в некое подобие амфитеатра. Интересно, двигатель стоит на каждом кресле, или это корабль перемещает предметы по комнате? В итоге под аплодисменты его коллег мебель остановилась, и они прошли, рассевшись полукругом в три-четыре ряда вокруг стола, за которым заняли места Вол-Си, Мунш-Са, Натич и Тамош. Перед тем как сесть на диванчик вместе с Мичико, Крис попробовал его сдвинуть. Он поддался, но создалось впечатление, что не столько приложенной физической силе, сколько намерению. Как будто ты слегка толкнул лошадь, и она отошла. Удивительно. Потом он попробовал приподнять диван за один угол. Диван «согласился» с его решением и завис в воздухе в том же положении. Крис аккуратно надавил сверху, и тот послушно «вернулся» на место. Ламберу определённо не хватало такого вот креслица.

– Уважаемые земляне, – начал говорить Вол-Си Гош. – Я бы хотел заявить, что теория, сформулированная Артуром Уайтом перед принятием Согласия, была верна. Я говорю о том, что эволюция выбирает оптимальные пути, а не случайные. Действительно, так или иначе на всех планетах людей есть растения, есть животные, которые их поедают, есть животные, которые поедают животных. И есть разум. Как и у вас, на многих планетах он возник не только у приматоподобных животных, но и у других. У вас есть осьминоги и дельфины, чей разум развит достаточно сильно. Однако в силу того, что они живут в других условиях, это не помогло им создать культуру и цивилизацию. Для этого Вселенная везде выбирает схожие сосуды. Согласие в той или иной степени свойственно всем цивилизациям, некоторые Несогласные демонстрируют его со временем или, наоборот, по какой-то причине отходят от него. Мы находили максимально Несогласные расы. Им было свойственно уничтожать себя ещё до космической эры. И чем ближе раса к Согласию, тем дольше она существует. Отсюда следует простейший вывод: Согласие есть эволюционный инструмент для распространения и сохранения жизни во Вселенной. Сегодня мои коллеги посвятят вас в детали того, что мы знаем об этом.

Сказанное и правда хорошо укладывалось в то, что Артур Уайт предположил полгода назад. Крис в очередной раз поразился гениальности американского астробиолога, оказавшегося способным своим умом дойти до Вселенской истины.

– Вол-Си Гош, можно ли задать вопрос? – поднял руку Генрих Ланге.

– Конечно, Генрих Ланге, – кивнул тот. Ламбер невольно подумал, что, по сути, сейчас проходила первая пресс-конференция Кен-Шо, которую они давали максимально широкому кругу людей. Конечно же, здесь не было прессы, ну и слава богу, они бы замучили Вол-Си Гоша. На секунду ему представился гигантский зал, где представители второй древнейшей профессии всего мира наседают на улыбающегося инопланетянина, и тот указывает на девушку с бейджиком CNN на груди, и говорит: «Нэнси Джонс, рад вас видеть, слушаю ваш вопрос». Забавно.

– Мы часто называем вас Кен-Шо, а себя продолжаем называть людьми, – начал Ланге, и Крис понял, что он тоже обращал на это внимание, – однако, с точки зрения Согласия, нужно понять, как нам правильно называть себя, вас и другие расы.

Вол-Си Гош улыбнулся и взглянул на свою жену, словно ожидая ответа от неё. Тамош Нуч-Гош кивнула.

– Генрих, – взяла она слово, – название нашей расы Кен-Шо буквально переводится, как «Люди Кен», то есть люди с планеты Кен, или же Кен Сса, если упомянуть её официальное название. Для нас вы «Земля-Шо», земляне. Слова «люди», «человечество» используются как обозначение всех подобных рас, даже Несогласных. Таким образом, мы для вас тоже Люди. Себя же вам логично называть «Землянами», чтобы выделиться из всех рас, наподобие того, как на своей планете вы различаете друг друга по национальностям. Если желаете. Нас вы можете по-прежнему называть Кен-Шо, Кенианами или Людьми Кен, как удобнее.

В тот момент, когда Крис осознал, что «люди» живут по всей необъятной Вселенной и что они, земляне, такие же, как и миллиарды других рас, и выделяются так же, как, к примеру, французы на Земле, он с дрожью понял величие и мощь замысла мироздания.

А дальше погрузился в сладкую пучину научных деталей. Сначала Мунш-Са Роч рассказал об основах формирования аминокислот и почему они хоть и могут образоваться из других соединений, но не приводят к развитию жизни в таком случае. Натич поведала, как цепочка аминокислот формирует эволюционный ряд, а Тамош сделала экскурс в формирование культуры и то, почему она не зарождается у других видов, какие для этого важны нюансы. В такие минуты Крис больше всего на свете любил свою работу.

Глава 5. Джессика Хилл

Среди всех групп, занимающихся попытками понять и интерпретировать знания Кен-Шо, особенно выделялась группа математиков. Дело в том, что никакого практического результата они достичь не могли, но без их работы было бы невозможно понять большую часть того, чем занимаются остальные. А ещё, если ты однажды освоил математику, то для практики не нужно больше ничего. Ну, может, только мощный компьютер. Для Джессики, осознавшей, что как программист и математик она будет полезнее, чем как инженер, работы математической группы стали основными.

Шан мало взаимодействовал с ней, он в основном делал упор на физику, так что её основным коллегой стал Валентин Сташевич. Конечно же, физики тоже присоединялись, например гениальный Роберт Смит или брат Валентина, Андрей. Но Валя оказался главным партнёром. До вчерашнего дня, когда к ним примкнул вновь прибывший Ли Пин. Появление китайца заставило Шана отвлечься от физики в пользу математики. Оказалось, что они были знакомы, Пин учился на несколько лет старше него, и парни неоднократно пересекались в Пекине.

Вот и сейчас они вчетвером сидели в небольшой клетушке блока Б, выделенной под вычислительную лабораторию. Шесть столов с ноутбуками по сторонам и квадратный стол метр на метр в центре. Тесновато, но здорово, учитывая, что за стенкой находились два мощных сервера из сорока и двадцать машин для распределённых вычислений.

Шан сидел у стола под иллюминатором рядом с Ли Пином. Они о чём-то переговаривались на китайском, дескать так быстрее можно ввести новичка в курс дела. Джесс, потирая переносицу, глядела в свой экран и думала о том, что уже пора сдаться и нацепить очки. Сташевич что-то бубнил себе под нос, сидя с большой тетрадью за столом в центре. Он был неплохим программистом, но начинать предпочитал с визуализации на бумаге. Благо, сейчас с тетрадями проблем не возникало, и Валентин изводил их десятками.

– Джессика, – повернулся он в её сторону, как раз когда девушка взглянула на него, – ты смотрела на эту модель решения нелинейных дифференциальных уравнений?

– Смотрела. Но не поняла ровным счётом ничего, – ответила Хилл. Блин, Валентин заметил, что она на него смотрела? Глупо выглядело.

– Я сначала тоже не понял. Самое сложное, что здесь нет названий теорем и методов, – вздохнул Сташевич. – Мы привыкли называть что-то именами наших учёных. Коши. Даламбер. Эйлер. Риман. Вот хочешь объяснить что-то, сошлёшься на лемму Римана и уравнение Эйлера, и все тебя поймут. А здесь приходится говорить «тот метод» или «эта теорема». Как вообще работать в подобных условиях?

Валентин прав. Отсутствие внятной маркировки мешало и тормозило все их труды. Огромная, неизведанная математика ждала их. И сколько же нужно систематизировать, встроить в земные стандарты!

– В общем, тот метод, который месяц назад нам давали, по расходящимся гармоническим псевдо-рядам, помнишь? – продолжил Валентин и показал что-то на бумаге. – Здесь он применяется, это точно. Можно пойти и другим путём, но такое решение идеально.

– Давай тогда назовём его методом Сташевича, – засмеялся Шан, отвлекаясь от собеседника.

– Ха-ха, Чжоу Шан, ха-ха, – кисло улыбнулся Валентин. – Во-первых, не я его открыл. Так что мою фамилию ни к чему сюда приплетать. Во-вторых, столько всего будет «Сташевича», что потеряет всякий смысл.

Да, и в самом деле проблема. Нужно что-то придумать.

– А как это называется у них? – уточнил Ли Пин. – Почему бы просто не позаимствовать названия?

– Увы, Пин, – вмешался Шан, – мы не можем использовать их, потому что эта математика должна стать общедоступной. Как мы объясним на Земле, кто такой Луеш-Са Нозч или Кариош Пал?

– Так же трудно будет объяснить и сто теорем Сташевича! – вставила Джесс, и все рассмеялись. Но всё же нужно обязательно выяснить, какое мнение у КАС и профессора Уайта?

За окном виднелся тускло светящийся корабль Кен-Шо. Красные и зелёные тона в ночи своими переливами создавали атмосферу дворца из восточной сказки. Впрочем, ассоциации с востоком на этом не заканчивались – воздух в модуле был таким сухим, что Джессика реально ощущала себя в пустыне. Последнее время жажда мучала её практически каждую ночь. Возможно, из-за открытых шлюзов система фильтрации сошла с ума. Девушка вновь пообещала себе, что утром непременно займётся диагностикой, но днём, скорее всего, как и в предыдущие разы, напрочь забудет. С другой стороны, благодаря тому, что экономить топливо теперь не требовалось, мощности хватало на то, чтобы вода из-под крана стала вполне пригодной для питья, и не нужно было ползти через два модуля на кухню, чтобы смочить горло. А может, из-за этого и произошёл сбой в фильтрации воздуха? Точно, утром надо непременно проверить все настройки. Джессика выпила остатки воды из стакана, ополоснула его и поставила на маленькую полочку.

Она снова уставилась в иллюминатор. Ночь. Сказка. Красота. Пойти к себе или к Шану? Хотелось чего-то… интимного. Чжоу так увлекся наукой, что они редко ночевали вместе, и отношения, которые так бурно выстрелили вначале, стали будто бы увядать. Или это нормально, что пару месяцев спустя ты уже не так реагируешь на близость своего мужчины? В конце концов за другими она тоже не замечала какой-то пылкой влюблённости. Все страсти утихли, научная работа отвлекала от «лишних» эмоций.

Который раз Джесс задумывалась над тем, любит ли она Шана. Кто он для неё? Мужчина, с которым стоит провести всю жизнь, или просто сексуальный партнёр в отсутствие альтернативы? Впрочем, сейчас та уже появилась, взять, к примеру, Валентина. Русский, чертами лица слегка напоминавший англичанина, был высоким как Айк и примерно одного с ним возраста, то есть старше Шана, а возраст мужчины её всегда привлекал. Необычайно интеллигентный Валентин вёл себя преимущественно флегматично, как ей и нравилось, лишь изредка напоминая сумасбродного Волкова и создавая вокруг себя ауру веселья и суеты, но не докучая избытком этой стороны характера. Да, если бы обстоятельства сложились по-другому, если бы она была свободна, может, и замутила бы с Валей.

Господи, Джессика Хилл! Ты снова грезишь о том, что тебе недоступно! Зачем это тебе? Ты и в университете умудрялась обращать внимание на высоких мужчин сильно старше себя, но ты их не интересовала. Или не демонстрировала себя как объект, достойный влечения. Она посмотрела в зеркало. Нет, Джесс, ты красивая. По-своему. Стройная. Невысокая, но есть и талия и грудь. Да, ничего выдающегося, но зато и ничего лишнего. И Шан вполне достоин тебя, как и ты его. Надо прекратить думать о всякой ерунде. Сегодня ты как дура пялилась на Сташевича, и он явно заметил. Он был бы полным олухом, если бы не обратил внимания! И это в присутствии своего мужчины! А если бы тот тоже увидел её взгляд? Что бы тогда подумал? Ох, Шан обладал тем ещё темпераментом в состоянии ревности. До его истории с Волковым никто бы и не подумал. Но чувственность, обычно скрытая от других, поразила её той ночью, после свадьбы Ламбера и Комацу.

Честное слово, Джесс, тебе пора прекращать страдать ерундой. Чжоу выбрал тебя, ты выбрала его. Будь достойной своего выбора. «Я просто не хочу, чтобы мы сделали друг другу больно. Мне страшно», – сказала она ему тогда. И что он ответил? «Джессика Хилл, я не буду напирать. Я знаю, что люблю тебя. Люблю уже давно, хотя и меньше суток. Не могу объяснить тебе, как не могу объяснить и себе. Но в первую очередь я уважаю и ценю тебя как товарища, как друга. Поэтому я буду ждать. Я буду любить и ждать, потому что ты достойна любого ожидания. Надеюсь, однажды ты перестанешь бояться и начнёшь мне доверять», – сказал Шан. И как она сама смогла бы обмануть его? Кто ты, Джессика Хилл? Ветреная девчонка или уравновешенный учёный? Из-за дури ты чуть не потеряла подругу, не хватало ещё и потерять отношения.

Надо бы сходить к психологу и разобраться в своём поведении и тайных страстях. Только не к Мичико, конечно, не хватало ещё и её посвятить в это. Японка скажет Крису, тот проболтается Диме, Волков по секрету шепнёт Мари, Нойманн посплетничает с Рашми, и знать будут все. Ну, не совсем, но все, чье мнение для неё было значимым здесь, на Марсе. Так что лучше поговорить с Алисией Райт. На Земле, в обычной жизни, Джессике жадность не позволила бы обратиться к психологу такого уровня, но здесь имелись все шансы на бесплатный приём. Решено! Завтра же можно обратиться к Алисии и пообщаться с ней за обедом. А сейчас… Сейчас к Шану, негоже ему спать одному в такую прекрасную ночь.

Традиционно обедала она в блоке Б, ведь их «родной» блок А днём практически пустовал. Даже сейчас, с прибытием новой группы, будучи самым заселённым, блок Б оставался и самым активным в обеденное время. Учёные, увлечённые трудами, редко собирались обедать вместе, но за счёт того, что их теперь было много, Джесс всегда находила компанию. Как правило, это были или братья Сташевичи, или Рашми. Вот и сегодня та как раз за ней забежала, выдернув на ланч, «пока Айк торчит на очередной лекции».

Вообще, Патил пыталась ходить на занятия по физике, но, по её словам, геологу было откровенно сложно глубоко вникнуть в эту науку. И потому она старалась быть на подхвате, в том числе занималась вместе с Айком ботаникой, исследовала Марс в пределах купола и вне его и помогала Волкову в разнообразной административной деятельности. Уже во время обеда Джесс вспомнила, что как раз в это время планировала поговорить с Алисией, но если уж быть честной, то после ночи с Шаном идея казалась совсем глупой и лишней, поэтому она её отбросила и остаток ланча сидела, улыбаясь подруге и порядку в своей голове.

После обеда Джесс решила заскочить в новый блок Ц, где находился целый лабораторный модуль. Шан просил помочь с монтированием. Почему бы и нет. Проходя после еды к ближайшему выходу, находящемуся в первом жилом модуле, она услышала спор наверху, в кают-компании. Голоса принадлежали Артуру и Генриху.

– …десять миллиардов лет против миллиона! – шумел Генрих в привычной ему манере. – Какова вероятность, что это первое Согласие?

– Генрих, вы… … …учитывать… …только… …нестандартный подход… …Кен-Шо… – голос Артура звучал тише, и некоторые слова не было возможности разобрать. Какой нестандартный подход? Что за десять миллиардов лет? Интересно. Джесс решила подняться и поучаствовать в беседе или, по крайней мере, послушать. Шан ведь подождёт?

– О, Джессика Хилл! – улыбнулся ей Ланге. – Рад вас видеть.

Артур отвесил поклон. Он, как и всегда, был одет в костюм. Впрочем, как и Томас Прайс, удобно устроившийся в кресле. Ей в лёгком комбинезоне стало слегка стыдно, за свою неподобающую форму. Джесс ответила на приветствие и огляделась. В комнате собрался весь философский цвет миссии. Кроме Уайта, Ланге и Прайса в ней, расположившись вокруг стола с кофе и чаем, сидели Сунил Кумари, Итан Мур, Алисия Райт и новоприбывший русский философ, вроде Грегориеф, если она не путает.

– Ох, господа… и дама, – она улыбнулась в сторону Алисии, ещё раз радостно подметив, что точно не нуждается в услугах психолога, – я, кажется, невольно прервала вашу дискуссию. Прошу прощения. Просто услышала что-то интересное и поднялась.

– Мисс Хилл, – встал со стула Артур, – вы нас не прервали, у нас тут открытое обсуждение, а не заседание масонской ложи. Мы даже ставили его в общий календарь, просто господа учёные заняты и не соблаговолили присоединиться. Если у вас есть желание и время для нас – будем рады.

После слов Уайта о масонской ложе Томас Прайс усмехнулся. Наверное, он знал о масонстве не понаслышке. Пара его запонок, так нелепо смотрящихся на Марсе, намекали на принадлежность к древнему ордену.

Джесс пожала плечами и села со всеми за стол, благо там было достаточно места, отказавшись от чая, любезно предложенного ей русским философом.

– Джессика, – Ланге решил посвятить её в тему беседы, – мы тут спорим о природе Согласия. Моё мнение, что, учитывая последнюю лекцию о биофизической природе этого явления, подобные ему структуры должны были появляться и раньше.

– Так куда же они делись? – она первый раз задумалась об этом. Интересно. Ланге прав, если галактике миллиарды лет, и жизнь появлялась неоднократно, то что с Согласием?

– Вот именно, мисс Хилл! – Генрих начал курсировать вокруг стола.

– Но у Тамош есть ответ… – начал Артур, но Ланге его прервал. Крайне неучтиво, но, видимо, ему Уайт подобное позволял:

– Артур, ответ Тамош туманный и находится скорее в области веры, чем статистики! Они сотни тысяч лет слепо повторяли одни и те же истины, так что спрашивать их об этом сродни тому, как в церкви спрашивать о доказательстве бытия Христа! – надо же, какой накал страстей! Краем глаза Джесс заметила, что Грегориеф, или как там его, кивал в знак согласия с Ланге.

– Генрих, вы мне хоть все детали дискуссии озвучьте! – взмолилась она и повернулась к Артуру. – Доктор Уайт, закончите, прошу вас!

– Справедливо! – Артур из под очков бросил на Ланге довольный взгляд победителя. – Тамош Нуч-Гош объяснила так: помимо предрасположенности, заложенной в нас всех самой Вселенной, эта мысль должна созреть культурно хотя бы в одной достаточно сильной цивилизации, которая выдержала натиски других и оказалась способной защитить молодые расы, чтобы они присоединились к ней. По их опыту, ни одна цивилизация, достаточно культурная, чтобы выбрать такой путь, не дожила до соответствующего уровня развития. За миллиарды лет – ни одна, кроме расы Тиенн, основавших в результате Согласие. На момент основания они уже десять тысяч лет защищали свои колонии от пришельцев. Им, можно сказать, невероятно повезло, что за время развития их родной мир, спрятанный в туманности звёздной пыли, не был замечен ни одним агрессором, и к моменту первого контакта они оказались вполне способными дать отпор. По мне, звучит весьма логично. К примеру, нас с вами уничтожили бы уже давно, тысячи лет назад, и Земля была бы колонизирована кем-то из Несогласных, если бы нас тайно не опекали Кен-Шо.

Вот оно как. Нет, то, что своим существованием и относительно мирным развитием они обязаны Согласию, Джессика знала. Но не все детали. И про расу Тиенн слышала, но не про историю их выживания и становления. Надо бы разузнать побольше. Если это самая древняя раса в Согласии, то сейчас они, должно быть, крайне могущественны.

– Вселенная даёт нам шансы, но мы не всегда используем их должным образом, оттого и все наши беды, – пробормотал, сидя с закрытыми глазами, Сунил.

– Гуру Кумари, как всегда, прав, – Генрих, доселе стоящий где-то позади Джесс, сел на стул по её правую руку.

– Гуру Кумари прав, но в его словах можно услышать согласие со всеми точками зрения, – резюмировал русский и шумно отхлебнул чай из красивой фарфоровой чашки, после чего подлил в неё ещё из большого пластикового заварника, сильно дисгармонирующего с ней эстетически.

Джесс окинула взглядом других. Глаза у сидящих за столом были задумчивыми, но по ним нельзя было сказать, придерживаются ли они официальной версии Согласия или же пребывают в сомнениях, как и Ланге.

– Господа, – раздался родной британский акцент с кресла, и Томас Прайс, встав, прошёл к столу, – я бы предложил разделить наш вопрос на три. Во-первых, могли ли обстоятельства так же удачно складываться раньше? Во-вторых, если таковые имели место, то где же более древние Согласия? Ну и, в-третьих, это ведь происходит не только в Млечном Пути. Где же тогда могучие союзы, к примеру, из туманности Андромеды, почему они не навещают нас?

Прайс сел. Правильно, системный подход нужен даже в философских вопросах.

– Давайте начнём с пункта три, – Артур потёр переносицу, – он самый понятный. Я уже спрашивал об этом Вол-Си Гоша. В туманность Андромеды сто тысяч лет назад был отправлен разведывательный корабль с людьми, лежащими в стазисе, и оборудованием для разведки. Чтобы найти ответ именно на этот вопрос. Долетит он где-то ещё через пятьдесят тысяч. То есть, нас не посещают массово именно из-за гигантского расстояния. Возможно, какие-то миссии прилетали сюда миллионы или миллиарды лет назад, но, не обнаружив здесь нужной структуры, вернулись назад или основали в Млечном Пути собственный анклав. Не исключено, что их потомки, превосходя Согласие на миллиарды лет в развитии, до сих пор живут наблюдателями, ожидая своего часа. Никто ведь не знает, что происходит с расой, эволюция которой протекает столь длительный срок.

Вот так новость! Артур молодец, он не слезает с пришельцев, вытягивая из них кучу важных деталей. Учёные настолько поглощены открывшимися возможностями для будущего, что совершенно не интересуются тем, что было раньше, а иногда именно взгляд в прошлое позволяет прогнозировать день грядущий.

– Я бы сказал, что раса, развивающаяся миллиард лет, утратит всё, что позволит нам идентифицировать их как людей, – заявил Итан. Австралийский социолог был тихим и обычно молчаливым, в отличие от немецкого коллеги, но высказанная им точка зрения оказалась весьма любопытна. Генрих даже еле слышно крякнул, поднял было палец вверх, но потом опустил. И правда, трудно комментировать подобное. Никто из присутствующих не видел даже представителей расы Тиенн, которой миллион лет, и если их возраст заставлял благоговейно замирать, то что сказать про миллиард?

– Но надо также заметить, что технологии и уровень потребляемой энергии такой расы был бы столь велик, что путешествие в соседнюю галактику стало бы для них сродни нашему полёту от Земли до Марса на шаттле Кен-Шо. Почему же их не видно? – задала вопрос Джессика и увидела растерянность в глазах Ланге. Тот явно стал сомневаться в своей позиции.

Возможно, и тысяча семьсот рас Согласия пришли к подобным выводам. Однако отправили же они миссию в Андромеду зачем-то. Люди попрощались со знакомым им миром и легли в стазис на сто пятьдесят тысяч лет. Из любопытства так не поступают. А значит, у Согласия тоже остались вопросы, а не только слепая вера. Одно дело – то, что говорят официально, догмат. И совсем другое вертится в головах. А значит, нужно разобраться. И тут имеет место совсем не философский подход, а вопрос математической статистики и теории вероятности. А значит, именно её тема.

– Кен-Шо летали над нашей планетой тысячи лет. Замечали ли мы их? – туманно спросил русский.

– Вы хотите сказать, что Согласие попросту не в состоянии заметить такую технологию? – Генрих снова ожил.

– Если да, тогда нужно поставить вопрос, почему столь развитые цивилизации скрываются. Почему бы не пойти на контакт и не поделиться технологиями? – спросил Прайс, почёсывая бородку.

– Летит ли пчела на нерасцветший цветок? – снова пробубнил крошечный гуру Кумари, всё так же сидя в позе лотоса на стуле. Джессика, как и многие другие, с непониманием уставилась на него. Любит же он загадки!

– Если позволите, – скромно произнесла Алисия, – я думаю, что уважаемый гуру имел в виду, что мы недостаточно культурны, чтобы быть им интересными. Согласие обратило на нас внимание давно, но в контакт вступило лишь по достижении определённого уровня. Нельзя исключать, что здесь есть и высшая лига, куда принимают лишь чрезвычайно развитые расы.

Кумари, улыбнувшись мисс Райт, слегка склонил голову. Так вот он о чём! И правда, можно легко предположить, что у Согласия множество ступеней. Начинается с уровня своей звёздной системы. Потом собирается галактическая сверхцивилизация. И уже потом она вступает в большую семью Вселенной. При мысли о миллиардах сверхразвитых галактик, заселённых расами, для которых их Согласие было лишь обезьянкой, бросающей орехи с дерева, у Джессики перехватило дыхание. Судя по всему, не у неё одной.

– Господа, – Уайт случайно опрокинул остатки кофе на стол и поспешно стал вытирать его поданной Прайсом салфеткой, – …чёрт, извините меня. Я хотел сказать, что все эти вопросы решают люди, гораздо умнее нас. Нам бы достичь их уровня, прежде чем пытаться доказать, что они ошибаются. А что касается теории о сверхразвитых расах, я об этом тоже думал. Даже наши фантасты часто предполагали существование неких Отрешённых, которые не вмешиваются напрямую в развитие цивилизаций, но ждут, когда те достигнут их уровня. В общем, такое тоже может иметь место.

Звучало красиво. А у Джессики в голове как раз созрела мысль, что можно предпринять.

– Артур, Генрих, господа, – начала она, – если у вас есть статистика по Согласным и Несогласным расам, а также по их распределению в галактике, я бы могла составить модель, которая оценивает вероятность появления Согласия. Этим мы можем перевести данный спор из философского в математическое русло, и я внесу свою маленькую лепту.

– Джессика! – засиял Генрих. – Это было бы замечательно! Я сейчас же попрошу у Вол-Си Гоша всю информацию – вдруг у них она есть. И с радостью присоединюсь к вашему проекту!

– А ещё нам понадобится анализ особых зон галактики: уединённых звёздных пылевых скоплений и туманностей, – произнёс Артур, которого, судя по всему, тоже радовала перспектива проверить теорию Ланге или опровергнуть её раз и навсегда. – Я пойду вместе с Генрихом к Вол-Си и попрошу предоставить нам ещё и карту галактики, которая у них просто фантастическая.

Тут поднялся гам, все стали наперебой обсуждать, какие ещё факторы могут иметь значение, и радоваться тому, что Джесс взялась за дело. Да, это и правда круто. Очень здорово, что она решила подняться к ним.

Сервер за стенкой гудел, обсчитывая первую грубую модель. Ей выделили самую мощную машину на эту ночь, и Джесс сидела, запуская расчёт на коротких интервалах времени, чтобы проверить известные данные. Стандартная процедура заключалась в том, что часть предоставленных Вол-Си Гошем данных она взяла как обучающую базу, а часть – как базу для проверки модели. Не сразу всё сходилось, хотя код был не очень сложным.

Само собой, они не учитывали всяческие природные катаклизмы, столкновения галактик, взрывы сверхновых, астероиды – убийцы планет и тому подобное. И приятно, что к ней присоединилась вся команда математиков, Шан и даже Рашми. Сейчас была ночь, но Хилл решила, что использует выделенное серверное время по максимуму и осталась дежурить в полутёмной лаборатории, внося поправки и добавляя в модель новые параметры.

– Будешь кофе? – голос Чжоу за спиной неожиданно прорезал равномерное гудение техники, и девушка вздрогнула.

Шан подошёл, поставил на стол две чашки и полный кофейник, после чего поворошил ей волосы и плюхнулся на соседний стул.

– Спасибо, лапусенька, – так она порой называла его наедине. Джесс чмокнула своего мужчину в губы и принялась наливать кофе. – Ты решил составить мне компанию? У тебя же завтра куча работы.

– Ну и что? – Шан взял свою чашку. – Я вспомнил, как мы раньше дежурили парами. Это было классно, но дежурств уже полгода как нет. Так что не вижу ничего плохого в том, чтобы время от времени не спать всю ночь.

Чёрт, нужно точно сходить к психологу, но только для того, чтобы разобраться, почему, когда всё хорошо, ей хочется заняться самоанализом. Забавно, фрактальная психология[10].

– Ну, как поживает модель Хилл возникновения Согласия? – Чжоу уставился в её экран.

– Вообще-то, Артур предложил назвать её моделью Хилл-Ланге, – засмеялась Джесс. – Хотя мне кажется, что и ты, и Сташевич тоже приложили немало усилий. Так что, по-честному, это модель Хилл-Ланге-Чжоу-Сташевича.

– Фу, слишком длинно, пусть будет Хилл-Ланге! О, это результат в таблице? – Шан прокрутил экран. – Обширно!

Таблица получилась большой, это был первичный агрегат, а не полный результат. И расчёт прошёл всего-навсего на ста миллионах лет. Так что назвать его полным было бы трудно. И ещё требовалось учесть кое-какие факторы, чем она и занималась до прихода Шана, запустить всё ещё раз и потом уже сделать сводник.

– Это ещё не сводный отчёт, тут нужно поработать и посмотреть, чтобы выявить статистику и вероятность, – ответила она и выделила одну из строк. – Здесь каждые десять тысяч лет, то есть на цикл становления цивилизаций, отмечены в разных точках предсказания появления таковых и вероятность того, что это – Согласные. А вон в том поле указана степень изолированности, то есть тот самый фактор, который позволит считать, что цивилизация переживёт следующие десять тысяч лет, чтобы закрепиться в космосе. А тут – фактор, что она переживёт сто тысяч лет, – видишь? Почти везде нули.

– Давай просто в Excel откроем и посмотрим, – предложил Шан, после чего сам запустил известный редактор таблиц и открыл файл с отчётом из него.

Десять тысяч строк и полсотни столбцов были мгновенно переведены в нужный формат. Шан просуммировал столбцы и спустился в самый низ таблицы, посмотреть результат.

– Боже, Джесс, ты только посмотри! – чуть ли не закричал парень, но она и сама уже видела. Досада. Явно какая-то ошибка в модели. – Сумма по возникшим цивилизациям, подходящим для Согласия для нашей галактики, – более миллиона за сто миллионов лет! А вот, смотри, тех, которые десять тысяч лет продержатся, – тринадцать тысяч!

– А тех, которые способны просуществовать сто тысяч лет, здесь тридцать семь… – вздохнула Джесс. – Шан, значит модель не работает. Иначе в нашей галактике было бы гораздо больше цивилизаций Согласия, а не тысяча семьсот тридцать… Придётся искать ошибку.

Чжоу понимающе кивнул. Она открыла код и стала искать, где опростоволосилась. При этом краем глаза наблюдала, как Шан продолжил изучение всё той же таблицы, загрузив файл с сетевого диска, на соседнем ноутбуке. Ну что ж, может заметит что-то, что поможет выявить ошибку.

Серверная шумела, кофейник пустел, звук клавиатуры прорезал тихий гул оборудования, а за окном медленно плыли звёзды в своём суточном ритме. Джесс копалась в коде и дважды ей казалось, что она нашла то, что привело к искажению результата. После этого Хилл всякий раз перезапускала систему, нагружая мощности, но всё это не привело к существенному изменению результата.

Где-то ближе к середине ночи она плюнула и запустила полный цикл, который должен был за семь часов обсчитать десять миллиардов лет. Логично, что модель очень упрощённая, ведь если бы она учитывала больше факторов, то расчёт длился бы годами, а не часами. Они продолжили думать над цифрами и пытаться найти ошибки, но первичный сводный результат будет готов только утром, чтобы они могли доложить группе о предварительных оценках. Заодно поразмышлять и подискутировать вместе.

…Галактика плыла перед ней. Сотни миллиардов звёзд, и Джесс видела их все, могла к ним прикоснуться, могла ощутить жизнь на каждой. Звезда переливалась зелёным цветом, когда на ней процветала цивилизация, склонная к Согласию, и пылала красным, будучи во власти Несогласных. Хилл носилась через всю галактику как божество и сеяла жизнь. Ей казалось несправедливым, что зелёные огоньки так часто угасали, и что мир был более красного оттенка, чем ей бы хотелось. Она кричала, обзывалась, требовала от разных рас прийти к Согласию, но её никто не слышал. Цивилизации возникали и гасли одна за другой, будто яркие вспышки в необозримом пространстве. Миллионы лет проносились за миллионы лет и за секунды, потому что для Бога нет времени. Сотни тысяч световых лет были незримо далеко и в то же время на расстоянии вытянутой руки, потому что для Бога нет расстояния. Вот окраина галактики, где пустота между звёздами выглядела ужасающей, где каждый казался сам по себе. А вот центр, где звёзды были напиханы словно ягоды в лукошке, где она с трудом протискивалась между ними, чтобы не обжечься, где всё небо было красно-зелёным от обилия жизни, где миллионы рас сталкивались и уничтожали друг друга веками, где целые планеты сгорали в огне войны и ненависти, где не было ничего стабильного. И что-то в этом всём не давало ей покоя. Что-то не так с её Миром, что-то в нём неправильно, чего-то не хватает, что-то она не учла при создании. Прекратите воевать! Прекратите убивать, люди! Пожалуйста, я всё неправильно сделала, вы не обязаны поступать так, это просто ошибка! Прошу вас, не надо! Хватит!

– …проснись! Джесс, проснись, – услышала она голос с одной далёкой звёзды, и сознание мигом преодолело десятки тысяч световых лет. Девушка открыла глаза и увидела заспанного Шана, теребящего её за плечо.

– Шан? – мозг ещё не до конца включился. – Я… спала? Сколько времени?

– Мы оба отрубились, ты чуть раньше. Я услышал, как ты кричишь, и проснулся. Что и кому надо было прекратить?

Что прекратить? Хилл не помнила, а потому просто повела плечами. Наверное, это дурной сон. Она посмотрела на часы. Впрочем, солнечный свет за окном говорил, что уже утро. Джесс спала часов шесть, и результат уже был готов. Блин. Ничего не сделано, и в то же время всё готово.

– Давай смотреть на то, что получилось, нужно сводник сделать. Переделывать будем потом, – сказала девушка, протирая глаз. Блин, чувство неумытости раздражало. Надо отправить отчёт и пойти в свой блок, в душ.

На дне кофейника ещё оставалось полчашки кофе, и она залпом выпила холодный горький напиток. На секунду мелькнула мысль, что нужно было разделить его со своим мужчиной, но Шан погрузился в обработку файла. Тот содержал миллион строк, – предел возможностей для экселя.

В итоге, когда Шан выдал ей суммарные цифры, она вздохнула и стала формировать отчёт. К файлу перед отправкой приложила краткое письмо: «Коллеги, вероятно, и даже практически наверняка, мы допустили ряд неточностей в модели, поскольку результат не соответствует истине. Модель предсказывает, что за время существования галактики Млечный Путь Согласие в ней должно было возникнуть пятьдесят тысяч раз. Эти цифры основаны на всех данных Кен-Шо и наших с вами суммарных предположениях. За время дежурства мною и Шаном были выявлены следующие факторы: расстояние до ближайшего скопления звёзд, нахождение в центре, на окраине или в срединной части галактики, разброс от плоскости галактического диска. Всё это позволило нам немного сделать модель более точной, но результаты говорят сами за себя. Мы даже выкинули те варианты, когда вероятность была ниже одной десятой. Предлагаю собраться и обсудить после обеда».

Отправив отчёт, пара отправилась приводить себя в порядок. По пути в блок А Джесс слегка замешкалась, глядя на гигантский корабль-лотос Кен-Шо. Какой же разрушительной силой нужно обладать, чтобы одолеть мощь Согласия? И если такой силы нет, то куда же канули десятки тысяч подобных структур в прошлом?

Глава 6. Айзек Кинг

Солнце палило настолько, насколько возможно на Марсе. Оно находилось в полтора раза дальше, и визуально его диаметр казался меньше, чем на Земле, да и тепла было вдвое меньше. Опять же микроклимат под куполом был несколько «суховат», так что никакого парникового эффекта. Вся температура, равно как и восстановление атмосферы, обеспечивались климатической техникой Кен-Шо. Тем не менее, когда он стоял с лопатой, ковыряя то, что здесь заменяло почву, ему казалось, будто его спина ощущает лучи. На секунду, если не смотреть наверх, где не было голубого неба, а рыже-серый спектр переливался мыльным пузырем на границе купола, можно было представить, что он снова на своей семейной ферме, около Андерсона, Южная Каролина, и даже услышать недалёкое журчание ручья, впадающего в реку Саванну. Последнее, конечно же, было фантомным чувством. И, само собой, дома не имелось такого количества пыли и камней. Лопатой это не исправишь. Но хотя бы можно разровнять, чтобы покрыть слоем почвы.

Да, ему прислали грунт на Марс! Сто мешков по сто фунтов[11] каждый. Отличная удобренная почва. Под неё Кинг разровнял небольшую площадку, чтобы сформировать импровизированную грядку.

– Айк, ну что, скоро взойдёт первая кукуруза? – услышал он слова Волкова. Дима смеялся. Айзек распрямился и оглядел участок, после чего повернулся к русскому. Понятно, что тот смеётся не над его усилиями, а над собственной шуткой и стереотипом в отношении американских фермеров.

– Мы не сажали дома кукурузу, Дима, – улыбнулся Кинг, после чего исправился: – То есть, конечно же, сажали, но немного. Отец делал ставку на помидоры и сою. А ещё у нас был большой персиковый сад. Поверь, если бы ты попробовал наши персики, ты бы не захотел оттуда уезжать.

– Но ты всё же уехал, – констатировал Дима, на что Айк, почесав за ухом, кивнул, а Волков продолжил: – А у нас был огород. Так называемая «дача». Сажали мы в основном картошку и огурцы. Помидоры тоже, а вот персиков не было. Зато какие яблоки и черешня!

Надо же. Айк не знал, что Дима тоже из фермерской семьи.

– Так ты тоже фермер! А урожай вы продавали сами или сдавали оптом? – уточнил он, но Волков рассмеялся.

– Айк, я рос в то время, когда овощи и фрукты выращивали для того, чтобы было что съесть. Экономика только восстановилась после краха коммунизма, и во многих городах целые семьи не нашли своё место в новом рыночном укладе. Мои родители работали в сфере энергетики, работу они не потеряли, однако на жизнь не хватало. Поэтому мы сажали картошку и ели её, о продаже и речи не шло. Хотя родственников, кому повезло меньше, угощали.

Айк сделал виновато-извиняющееся лицо и снова почесал, но на этот раз щетину на щеке. Вот же блин, очередная незнакомая ему часть русской культуры и истории. Кинг гордился тем, что он, фермерский мальчик, выбрался, пошёл в армию и оказался в ВВС. А уж его карьера в НАСА была и вовсе несбыточной мечтой. А что тогда можно сказать про Диму, который в детстве сажал картошку не для того, чтобы заработать себе на колледж или на машину, а для того, чтобы его семье в принципе было что есть?

– Так что ты планируешь здесь посадить? – уточнил Волков, пнув камень, валяющийся в пыли, и усевшись на кучу мешков, которые он же сам и помогал с утра перетаскивать.

– Ты не поверишь, но в том числе огурцы и картошку, – улыбнулся Айк. – Так что это будет наша да… дачья.

– «Да-ча», – выговорив по слогам, поправил его Дима. – Ну что, я готов поработать руками, если тебе помощь нужна. Мне не привыкать, да и занятий никаких на ближайшие полчаса у меня нет.

– Дима, ты и так сильно помог, тут сто мешков, и половину перетащил ты.

– Ой, да ладно, я сделал всего несколько рейсов с тележкой, – отмахнулся парень, – даже Раш справилась бы. Ты уже закончил площадку? Можно опустошать мешки?

В целом помощь была бы не лишней, так что Айзек кивнул, достал складной нож и открыл первый мешок.

– Айк, а что думаешь, сделаем мы Марс зелёным? Дадут ли нам Кен-Шо что-то, чтобы создать здесь атмосферу? – спросил Дима, аккуратно высыпая грунт из мешка. В низкой гравитации тяжёлая жирная почва плюхалась медленно, как будто осознавая, что ей здесь не место.

– Ты знаешь, – ответил Кинг, хватая другой мешок, – я как-то обсуждал подобное с Вол-Си. Он сказал, что это слишком энергоёмкий проект, и они, увы, не планируют выполнять его за нас. Однако все технологии мы рано или поздно обретём и сами сможем решать, что делать с Марсом.

– Очень уж хочется увидеть здесь голубое небо! – Дима, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрел вверх.

– Эээ, – Айк вытер руки о штаны и почесал затылок, – с этим будут проблемы. Видишь ли, для того чтобы сформировать на Марсе приличный климат, нам нужен сильный парниковый эффект, иначе здесь всё замёрзнет. Так что небо будет серым от туч. Опять же требуется больше углекислого газа, не помню, какой он даст спектр. И ещё размер планеты и толщина атмосферы станут влиять на цвет неба.

– Эх, обидно, – вздохнул Дима и разрезал пару мешков – себе и Кингу.

– Обидно, – согласился Айк, – но это ещё не все проблемы, с которыми мы столкнёмся. Надо иметь в виду, что у Марса нет естественного магнитного поля, из-за чего, как считается, он и растерял всю атмосферу, так что придётся создавать искусственное, для удержания воздуха от солнечного ветра. Тут его интенсивность ниже, чем на Земле, и поле нужно слабее, однако на его поддержание будет уходить немало энергии.

– Айк, вот умеешь ты мечты обломать!

– Умею, – американец поправил границу его новоиспечённой грядки, – в этом я мастер. Я же фермер, парень от сохи и практик. Мне хочется получить тот результат, который мне доступен. Сейчас я могу посадить картошку и огурцы и посмотреть, что получится. А о том, как мы будем сажать здесь сады, я подумаю потом.

Дима выгнул спину и похрустел плечами. Как он это делает?

– Значит посадим картошку и огурцы, Айк, и будем ждать будущего, – подтвердил он и продолжил рассыпать почву на их «даче». Ждать будущего? Дима, мы ходим без скафандров по Марсу и делаем грядку. Это и есть будущее.

– Айк, а что, если нам полететь дальше? Ты бы хотел найти подходящую планету и построить настоящую колонию? Ну, там, свой домик, быть пионером, нести флаг человечества в дальний космос, к другим звёздам?

Кинг, само собой, думал о чём-то подобном. Да только где же найдёшь такую планету? Наверняка все уже заняты Согласием или Несогласными.

– Увидим, – пожал он плечами и продолжил жить сегодняшним днём.

Дима очень хорошо помог – вдвоём они разровняли грядку, высыпав на неё весь присланный грунт. После чего Волков откланялся, сославшись на то, что договорился с Тамош об индивидуальной лекции по этике, а Айк сложил все пустые мешки на тележку, придавил камнем, чтобы не разлетелись, и отправился по длинному маршруту – выкинуть их и зайти за семенами. По пути он вставил наушники и вызвал Рашми.

– Привет, солнце! – отозвалась она практически сразу. Голос был радостный, хотя и немного недоумевающий.

– Привет, крошка, – ответил он, улыбнувшись, будто девушка могла это видеть, – мы с Димой закончили с грядкой, а ты говорила, что хочешь поучаствовать в посадке овощей.

– О да, такое я ни за что не пропущу! – засмеялась Раш. – Сейчас закончу тут с Джесс кое-что, давай через четверть часа встретимся в блоке Ц.

– Отлично, я как раз вывезу мусор. Целую тебя, – маленькие ритуалы больших отношений были для него якорем. Раньше Айк никогда и не думал, что способен быть настолько зависимым от кого-то, насколько он зависел от Рашми Патил. Иногда зависимость от другого человека делает тебя слабым, но Кинг чувствовал, что вся его сила в этот жизненный период исходила от крошечной индианки.

– Целую, милый, – Раш прервала связь.

До блока Ц было недалеко, всего лишь обойти блок Б, где как раз работала Рашми, попетлять между россыпями камней, в которых она порой копалась, и ты на месте. Однако он сделал маленький крюк в сторону модулей Кен-Шо – где-то на полпути к ним стоял большой герметичный контейнер, где колонисты хранили отходы. Пищевые перерабатывались системами утилизации их модулей, а вот пластик, бумага, железо и прочий ненужный хлам они вывозили на Землю. Казалось бы, можно было сделать свалку здесь, на Марсе, но Дима предложил не загрязнять ещё одну планету, и Айк был с ним полностью согласен. В конце концов на их программу выделили миллиардные бюджеты, что на этом фоне небольшая стоимость утилизации? Так что раз в пару-тройку недель беспилотник Кен-Шо, отправляющийся на Землю за припасами, забирал с собой тюк мусора.

Контейнер был с большим люком, будто космический модуль. Повернув ручку, Айк распахнул широкую дверь и затолкал тележку внутрь, после чего аккуратно сгрузил все пустые мешки на солидную кучу хлама, занимающего уже около половины объёма контейнера. В основном это был картон, стяжные ремни и пенопласт – упаковки от всевозможного оборудования, которое они разгружали намедни. После чего Кинг вывез тележку, закрыл дверь и направился напрямую в блок Ц.

Он задумался над тем, что там Рашми делала вместе с Джесс. Вчера она посвятила его в задачу расчёта вероятности возникновения Согласия, и это не выходило из его головы. Надо же, какая любопытная у Ланге теория. Скорее всего, тот просто не учитывает множественные факторы. Но тогда следовало признать, что Согласие не есть цель или норма Вселенной, а скорее какое-то редкое исключение, сродни положительной мутации на фоне отклонений, приводящих к «поломкам» организма. Рашми рассказала, что Артур выступал как оппонент Генриху, утверждая, что миллионы социологов, астробиологов, математиков и философов рас Согласия не могут ошибаться. Откровенно говоря, Айк склонен был бы согласиться с Уайтом, но одна мысль не давала ему покоя.

Да, ровно одна мысль. И заключалась она, как ни странно, в словах того же Артура Уайта о том, что Сверхцивилизация является очередным эволюционным шагом. В своё время, когда американский учёный разрабатывал концепцию, он исходил из индукции и логики, опирался на скудные данные и здравый смысл. И его концепция помогла им всем. Однако сейчас он фактически сменил своё мнение, сам того не заметив, ведь если Сверхцивилизация могла возникнуть только случайно, то предыдущая его теория оказывалась неверной. А если она была неверна, то как же у них получилось с её помощью понять Согласие?

В собственной голове Айк представлял всё так: Кеплер заметил, что космические тела движутся по эллиптической орбите. Исходя из этого, Ньютон сформулировал закон тяготения. На основании этого закона люди запустили спутник. Он крутится вокруг Земли, как и было описано. Всё логично? Да. Но теперь представим, что вы начали отрицать существование силы притяжения. Однако продолжаете упорно запускать спутники, и они, о чудо, вращаются по эллиптической орбите. На лицо нарушение логической цепочки. Из А следует Б. Потом люди говорят, что А – неверно. Но Б остаётся верным. Ерунда. Так и здесь. Если цепочка логических выводов привела их к пониманию Согласия, значит, был верен каждый вывод по пути. Следовательно, в данном споре Ланге прав, а Уайт – нет.

Погрузившись в размышления, он подошёл к блоку Ц и вошёл внутрь, оставив тележку ждать снаружи. Семена, требовавшиеся ему, хранились во втором жилом модуле, поэтому вошёл Кинг через второй технический, чтобы двигаться более коротким путём. Временный склад находился в шлюзовом отсеке, в будущей лаборатории. Сейчас её расчищали, вытаскивая всё лишнее прямо в отсек и складируя чуть ли не на проходе. Этим делом были заняты Ральф Шмидт и Ли Пин, они отныне жили здесь и, видимо, взяли в свои руки инициативу по расчистке.

– Привет! – поздоровался Айк и пожал руки физику и математику. И только после понял, что его руки покрыты слоем пыли и измазаны в почве.

– Кинг, вы словно в поле трудились! – удивился Пин.

– Угадал, Ли! – засмеялся Айзек, вытирая руки о штанины. – Я планирую перейти на натуральное хозяйство. Вот, зашёл забрать семена.

– Так вот что это такое! – Шмидт развёл руками и кивнул в сторону одной стопки. – А мы тут гадали, что за ящики в вакуумной упаковке с надписью «Кинг».

Ящиков было шесть штук, и, хоть выглядели они не слишком внушительно, придётся сделать три ходки, чтобы их вынести. В основном объём давала картошка. Наверняка, семян и клубней ему прислали с запасом.

– Айзек, вы позволите вам помочь вытащить всё наружу? – предложил немец, и Айк радостно согласился.

Ли тоже помог, втроём они справились в два приёма. Возможно, парни хотели не только и не столько помочь ему, сколько избавиться от лишнего хлама в «своём доме», но всё равно было приятно. За это время Раш так и не появилась, и Айк, попрощавшись с помощниками, решил вызвать её снова. Тем более четверть часа прошло. Теперь девушка не брала трубку чуть дольше.

– Ой, Айк! – виновато протянула она. – Я совсем заболталась! Тут Артур зашёл, но он уже уходит, я бегу, я не пропущу первую посадку в огороде!

– Мы с Волковым решили назвать это «Дачья», – сообщил Айк, – тогда сразу на место иди, я уже всё загрузил, выдвигаюсь туда.

– …огород? Мне это… Можно ли…? – услышал он на фоне голос Уайта.

– Айк, милый, Артур хочет к нам присоединиться! Можно его пригласить? – тут же пропела Раш.

– Конечно! Кстати, ты могла бы вывести шланг с водой? Он вроде должен дотянуться до точки.

– Точно! Я побежала, Артура отправляю к тебе, – и его женщина снова повесила трубку.

Какая же она классная. Айк поплевал на руки, посмотрел на опускающееся солнце и потащил тележку. Та была весьма тяжёлой, несмотря на слабое притяжение. А помнишь, Кинг, как, работая на отцовской ферме, ты дал себе клятву, что больше никогда не будешь заниматься сельским хозяйством? Сейчас-то понятно, что привитая с детства привычка к труду определила и его стремление к ботанике, и что альтернативное образование (помимо опыта космических полётов) определило выбор его в состав миссии. Удивительно. Спасибо, папа.

К тому моменту, как Раш вытащила из модуля моток шланга, он успел рассказать Артуру о своих мыслях. Профессор сначала морщил нос и теребил очки, но потом со вздохом был вынужден признать, что как ни странно, но Айк прав. А что тут странного? Просто последовательное применение логических цепочек.

– О чём жаркий спор? – с любопытством спросила Рашми, выглянувшая из шлюза.

– Да мы не то чтобы спорили, – почесал затылок Айк, – я просто поведал доктору Уайту о своих мыслях насчёт рассказанного тобой вчера.

Раш сморщила носик и виновато посмотрела на Артура. Тебе что, стыдно за своего мужчину, девочка?

– Вот слышала я твой бас, золотко, но знать не знала, что ты решил поспорить с Кен-Шо! – она закатила глаза и выкинула моток шланга вниз, на поверхность, после чего спустилась по небольшой лесенке.

– Вы знаете, мисс Патил, – переминаясь с ноги на ногу, словно нашкодивший ученик перед кабинетом директора, смиренно заявил Уайт, – мистер Кинг скорее прав, чем неправ. Он объяснил мне, где логическая дыра в моих рассуждениях. Мы все слишком были погружены в обсуждение одного факта, а он умудрился увидеть картину целиком.

Айк гордо опёрся на тележку. Ну, милая, что ты скажешь на это? Раш стояла с открытым ртом и жестами рук изображала своё непонимание. Артур, видимо, осознал, что нужно всё объяснить.

– В деталях я расскажу позже, на нашем собрании. Кстати, Айзек, приглашаю вас присоединиться к нам вечером, перед ужином. А сейчас скажу просто: идея о высокой вероятности появления Согласия напрямую следует не только из расчётов мисс Хилл, но и из теории эволюции цивилизаций, создав которую, мы с доктором Ланге смогли предложить вам посильную помощь в понимании концепции Согласия.

– А что там, кстати, с расчётами Джесс? – обращаясь не то к нему, не то к Раш, спросил Айк. Видимо, пока он, погрязнув в грязи, в буквальном смысле слова, занимался миром материальным, Джессика получила какой-то результат на компьютерах, а Кинг и не знал. Нужно уже наладить регулярный обмен статусами и мыслями. И, между прочим, он знал, кому это можно поручить.

– Если коротко, то в итоге Джесс рассчитала, что за время существования нашей галактики, структура, подобная Согласию, должна была возникнуть в ней пятьдесят тысяч раз. Ну что, пойдём уже сажать? – Рашми начала разматывать шланг, бодро зашагав в сторону «дачьи», чем дала понять, что все расспросы потом.

Айк вежливо отклонил предложение Артура о помощи и потянул тележку вслед за ней.

– Да, профессор, сегодня мы с Волковым обсуждали судьбу нашей колонии на Марсе. Я его огорчил тем фактом, что Кен-Шо не планируют вкладывать свои силы в терраформирование, и он затронул мысль о колонии где-то на другой планете, в другой Солнечной системе. Что вы об этом думаете?

Шедший рядом Уайт задумчиво хмыкнул, сложил руки за спиной и прищурился, глядя вниз.

– Конечно же, у меня есть соображения, – ответил он через полминуты. – И не только у меня, пусть для вас не будет сюрпризом, но в ООН это обсуждают на самом высоком уровне. Риск техногенных катастроф, вирусов, природных катаклизмов заставляет человечество страстно хотеть экспансии. Они планируют обсудить с Кен-Шо детали и попросить их технической помощи.

Вот как. Значит, всё же есть шанс. Айк посмотрел в небо. Где-то там, возможно, не столь далеко, была планета, которую проще сделать обитаемой, чем Марс.

– Вас, возможно, заинтересует, – продолжал тем временем Артур, – информация о том, что в окрестности сорока световых лет от нас находятся сотни звёздных систем, ни в одной из которых нет разумной жизни. Однако есть несколько планет, где существуют все условия для создания земной экосистемы. Подходящее магнитное поле, давление, температура, состав атмосферы. Моря и суша в хороших пропорциях. Ближайшая из таковых – Тау Кита, всего за двенадцать световых лет от нас. Именно на неё нацелены наши коллеги из КАС и ООН.

– Но… Профессор… – запнулся Айк и остановился, – почему её никто не заселил? Согласию миллион лет, я думал, они покорили практически все звёзды и планеты!

Рашми, шедшая шагах в десяти впереди, тоже затормозила и развернулась, внимательно уставившись на Уайта.

– Видите ли, это слишком упрощённое мнение, – ответил тот. – Расы Согласия в большинстве своём стары. Они не находят смысла в неуёмной экспансии. Есть даже расы, как я понял, которые вообще селятся только в пределах родного мира. Продление жизни привело к снижению рождаемости, динамика населения сменилась с экспоненты на некую прямую. Так что наше Согласие присутствует лишь в очень узком секторе галактики, – мы называем его рукавом Ориона, – и то, большая часть его звёзд не заселена. Без малого две тысячи цивилизаций Согласия контролируют менее миллиона планет, каким бы огромным ни казалось число. Всего же в этой области галактики более пяти миллиардов звёзд. Так что нам тоже осталось место. Не то что бы нарочно, просто ближайшая к нам раса – Кен-Шо, и они находятся за сотни световых лет, а ближайшие несколько десятков систем, заселённых Несогласными, разбросаны за пределами нашего полупустынного пузыря в сорок световых лет.

– Профессор, а вы верите в то, что мы на своём веку увидим другие звёзды? – спросила Рашми.

– О, дорогая, – мечтательно ответил тот, – конечно же. Хотя ещё год назад я не верил в пришельцев и в то, что я окажусь в космосе. Но вот поглядите на меня: мой артрит прошёл, и я иду сажать картошку на Марсе. Как можно после такого сомневаться в следующем шаге?

И правда. Айк почувствовал себя дураком. Вселенная бесконечна, в ней миллиарды галактик и квинтиллионы[12] звёзд. Неужели не найдётся пары десятков, чтобы разбить там сады? Им точно потребуется планета – «дачья», и они её найдут.

С утра у Айзека побаливала спина. Такого он не ощущал уже очень давно – знак того, что вчера неплохо потрудился, разравнивая грунт и разгружая мешки. Грунт здесь был очень лёгким, даже в больших мешках, но тем не менее объём работы Кинг выполнил приличный, и это забытое ощущение напряжения в мышцах казалось даже приятным. Надо не забыть сегодня ещё раз всё полить, сухой марсианский грунт мог впитать много воды. Но использовать их собственные скудные ресурсы ему не хотелось, так что придётся обратиться к Кен-Шо. Готовы ли они будут потратить море энергии, чтобы создать ему пару бочек воды?

Рашми уже встала и пошла в душ. Айк потянулся и, надев чистые «домашние» штаны и футболку, выглянул в коридор. В душе было слышно тихое пение. Он усмехнулся и стал мурлыкать ту же навязчивую мелодию: один из последних хитов, который звенел у Рашми в наушниках с завидной регулярностью. Вот ведь, и его подсадила. Слов парень не помнил и заменял их на «та-та-та» и «ла-ла-ла». Потом подумал и постучал в санузел.

– Детка, это я… – сообщил он. Песенка не замолкала, но замок двери щёлкнул, и Айк проскользнул внутрь. Раш стояла под потоками воды и улыбалась ему. Что ж, а почему бы, собственно говоря, и нет?

После душа он вернулся в комнату, где девушка уже привела себя в порядок.

– Ты вчера круто изменил всеобщее мнение, повлияв на Артура, – похвалила она Айзека.

– Я всего лишь процитировал ему его же самого, – пожал он плечами и стал переодеваться в «штаны поприличнее», и даже надел рубашку.

– О, мистер Кинг решил продемонстрировать всем, какой он джентльмен? – промурлыкала Раш, массируя ему плечи и глядя в зеркало на двери из-за его спины.

– Просто после завтрака я хотел навестить Вол-Си Гоша, – объяснил Айк, – обсудить с ним воду, да и просто поговорить о разном.

– Только не затрагивай нашу вчерашнюю тему! – Рашми сменила выражение лица на более серьёзное. – Ланге рекомендует сначала проанализировать всё более досконально, чтобы не выглядеть дурнями перед Кен-Шо. Мы непременно обсудим всё вместе.

Айк кивнул. Он и не собирался говорить о проблематике появления Согласия. Потом они спустились к шлюзу и прошли в четвёртый модуль на завтрак. Готовка стала гораздо проще, когда им начали доставлять продукты, так что он слепил приличный сэндвич и сварил пару яиц, в довесок нацедив себе стакан свежевыжатого апельсинового сока. Не жизнь, а рай. Пока он собирал второй бутерброд для Раш, а она делала себе кофе, на кухню поднялась Мичико.

– Голубки, вы так надолго заняли душ! Не забывайте, что я беременна, и мне может внезапно понадобиться туалет! Пришлось идти во второй модуль! – с лёгкой укоризной заявила она.

Чёрт, как неудобно-то. Айк почувствовал, что краснеет, но тут Комацу улыбнулась.

– Шучу, я проснулась, когда вы уже выходили, услышала ваши голоса в коридоре. А что это у вас такое вкусное? – засмеялась японка и посмотрела на сэндвичи. Айк, ничего не говоря, сделал ещё один бутерброд, но раза в два побольше.

Пока они ели, Кинг написал Вол-Си Гошу. Да, земляне выдали Кен-Шо точно такие же планшеты, но те приспособили к ним какие-то свои коммуникаторы. Он толком не понимал, как это работает, но работало. Вол-Си ответил мгновенно, как будто оборудование восприняло его мысли. Да, он готов встретиться и приглашает Айка в их модуль. К тому моменту сверху спустились Джесс и Шан, и Кинг, пожелав всем приятного аппетита, отправился на встречу.

Пятилистник встретил его имитацией трепыхания флага на ветру. Ветра не было, но для Кен-Шо не составляло труда заставить ткань, или что это такое было, двигаться, будто он есть. Как только Айзек подошёл ко входу, ничем не отличающемуся от стены, кроме подсвечивания белой полуокружностью, та будто растаяла, сформировав проём. За входом располагался зал для занятий, способный вместить до пятнадцати человек. Шагнув внутрь, американец ощутил постепенно наваливающийся на него груз полного веса тела. К этому никогда не привыкнешь. Из зала такая же дверь вела дальше, в центр «цветка», где находились двери и проёмы в какие-то другие помещения и что-то вроде лифтовой платформы, ведущей наверх. Айк уже знал, что «кабинет» Вол-Си Гоша был на втором этаже и наступил на платформу. Та, словно осознав, что он уже стоит и больше пассажиров не будет, спокойно поднялась на второй этаж. Без всяких кнопок. Как она поняла, что ему на второй, а не на третий? Неизвестно. Когда он вернётся и подойдёт к точке, где «причаливает» чудо-лифт, тот сам поймёт, что ему нужно ехать, и поднимется к нему. Айк прошёл к одной из дверей, и она распахнулась.

Внутри было большое пространство с экранами, транслирующими разные виды. Они казались окнами, правда, открытыми не только наружу, на Марс: если за одним был их скромный доисторический лагерь, то за другим – глубокий космос, третье открывало вид на корабль, стоящий рядом, а четвёртое демонстрировало пейзаж на какой-то из планет Кен-Шо. Деревья странного вида и море. Вполне себе обычное. И пляж. Айку показалось, что он чувствует дуновение ветерка и запах солёной воды. Все эти окна не были экранами в обычном понимании – вид смещался, когда Кинг двигался.

Вол-Си сидел за столом и что-то делал, пользуясь каким-то странным аналогом планшета: в воздухе «висел» круг, с оборотной стороны будучи абсолютно чёрным телом, а со стороны, на которую смотрел Гош, – каким-то функциональным прибором.

– Айзек Кинг, – вместо приветствия сообщил ему командир миссии Согласия, и гаджет растаял в воздухе.

– Доброе утро, Вол-Си, – Айк присел напротив. – Я оторвал от чего-то важного?

– Я наблюдал статистику движения кораблей Несогласных в этом секторе. Ничего срочного, да и будь что-то срочное, с подобным справились и без меня. Просто мне интересно, что происходит.

– А что происходит, если не секрет? – с любопытством спросил Айк. Ему было приятно, что Кен-Шо не пытаются юлить и скрывать какие-то глобальные вещи.

– Не секрет, – ответил тот. – Согласно свежим донесениям, обнаружена повышенная боевая активность в соседнем с нами рукаве галактики. Пока непонятно, чем она вызвана, и я проинспектировал окрестности.

– А часто тут летают Несогласные? – Айк решил запомнить, что у тех «повысилась боевая активность».

– Прямо рядом с Солнцем достаточно редко. Залетают раз в десять-двадцать ваших лет. Сенсоры моего корабля обнаруживают возмущения ти-частиц в радиусе примерно пятидесяти световых лет, в такой области они снуют регулярно.

Ничего себе. Кен-Шо мониторят пятьдесят световых лет так, будто это в зоне прямой видимости. А вот интересно…

– Вол-Си, а когда последний раз к нам прилетали Несогласные? – задал он вопрос, который давно обдумывал.

– Последний раз – когда вы совершили посадку на Марс. Корабль разведки оценивал перспективы системы и планет, возможности вторжения, – не моргнув, ответил тот, словно речь шла о мухе, залетевшей в комнату.

– Разведчик… вторжение… – в груди у Айка что-то дрогнуло. – Они скоро прилетят… к нам?

Вол-Си вздохнул и натужно улыбнулся.

– Айзек Кинг, он обнаружил наш зонд, так как тот был открыт для вас, и попытался его атаковать. Мы были вынуждены отбить его атаку так, чтобы не потревожить ваше спокойствие. После этого он решил нанести грави-удар по Земле с помощью своих средств. Пришлось их распылить. Однако разведчик не успокоился и попытался выстрелить уже из лучевого оружия. Достаточно мощный корабль, способный нанести сильный вред вам и Земле. Мы попросили его убраться, но он не стал внимать голосу разума. Пришлось его… распылить.

Айк слушал, раскрыв рот. Оказывается, пока они тут обустраивали марсианский быт, в Солнечной системе произошла маленькая война. Вол-Си Гош выглядел сильно расстроенным.

– А пилот… – начал было уточнять Кинг, но Вол-Си перебил его.

– Он погиб. К сожалению.

Кен-Шо сожалели о смерти пилота, но всё-таки убили его.

– А вы не могли изъять его с корабля и отправить «домой»? Или перевоспитать? – продолжил Айк. Почему-то сейчас это казалось очень важным. Вол-Си Гош снова вздохнул.

– Мы много раз пытались перевоспитывать как целые расы Несогласных, так и отдельных представителей. Только генетическое изменение, но это неэтично. Как бы вы поступили, если бы медведь-шатун угрожал жителям городка? Пристрелили бы. Но этичный человек не нашёл бы в этом радости.

Да, он был прав. Но почему-то от Согласия Айк ожидал более гуманных методов. Впрочем, как представитель США, которые, борясь с террористами, были вынуждены убивать тех, кого нельзя перевоспитать, понимал сложившуюся ситуацию.

– Айзек Кинг, поймите нас, – оправдывался могучий пришелец, сидящий перед ним, – нам очень неприятно поступать так. Человек, отдавший тот приказ, до сих пор отходит от потрясения. Но мы не доверяем технике подобные шаги. Вы должны понимать их, чтобы понять нас. Они делят все расы на более сильные и более слабые. Первых боятся, вторых уничтожают. О нас они практически ничего не знают, считают, что мы – некая сверхсильная раса. У нас есть репутация. Мы не идём на компромисс: если мы кого-то защищаем, то не дадим думать, что мы слабы. Они называют нас Тёмными, потому что мы скрываемся, в их понимании мы настолько сильны, что можем позволить себе пока что их не завоёвывать. У многих Несогласных рас даже есть культ – искать дуэли с нами в надежде превзойти. Этот разведчик был из таких. Невозможно спасти всех. Но это больно, Айзек Кинг.

Было ещё только раннее утро, но Айк уже узнал сегодня очень много нового о Согласии и с новой точки зрения взглянул на этику и мораль. Это было так волнующе, что он чуть не забыл, зачем вообще сюда пришёл.

Междуглавье третье

Тысяча четыреста семьдесят третий год нашей эры.

Озар Гор Теи Зул прошёл в зал Диктата. В нём грандиозным по размеру амфитеатром располагались места, частично занятые офицерами, но в основном голограммами командиров кораблей и служб разведки, которые не смогли прибыть лично. Для него была оставлена центральная трибуна лицом к амфитеатру. Выше неё по ступенькам, за его спиной находилось символическое ложе Правителя, само собой пустое, но морально давящее. Оно призвано напоминать всем, что каждый его приказ исходит оттуда, из галактики Зушши с планеты Назул Пач. Под его ногами, вполоборота к нему и к залу сидели доверенные офицеры: Первый Разведчик Ваал Риз Зо, Управляющий будущими колониями Нис Да Гоор Шви, Первый Адмирал Узил Вос Цад Шви и командующий десантом и полицией Первый Генерал Митз Нор Воозт Шви. Озар Гор вошёл последним, как и требовал этикет, хотя пробудили его первым. Так что, пока собирался Диктат, он успел почитать сводки о состоянии миссии, а также навестить сыновей в их семейной стазисной комнате. Остальную его семью будить не стали, рано.

– Офицеры и слуги З’уул, – начал он собрание, заняв своё место. – Сегодня тот день, когда большая часть нашего флота после долгого стазиса наконец-то в Нешши. Ни один из кораблей не пострадал во время длинного перехода. Приветствуйте же мощь З’уул.

Зал огласился громким криком и мантрой «Воля Правителя – Закон!». Удовлетворившись, Озар Гор поднял правую руку вверх и голоса смолкли. Он окинул взором миллионы лиц перед собой. Зал был огромен, но даже он терялся где-то в недрах корабля – невероятного по размеру флагмана. Тот в два раза превосходил по линейным размерам любой другой корабль флота и вполне мог бы сойти за спутник какой-то планеты.

– Я диктую вам волю Правителя З’уул завоевать галактику Нешши. Если есть среди вас тот, кто не справится с поставленной задачей, – мы убьём его. Если есть среди вас тот, кто дрогнет перед поставленной задачей, – мы убьём его и ославим весь его род. Если есть среди вас тот, кто посмеет предать командира, меня или Правителя, – мы убьём его и уничтожим весь его род. Остальные же разделят со мной славу и пожнут плоды своих усилий во славу правителей З’уул и Зу Вечного.

Новый торжествующий крик, и он снова остановил его поднятием руки. На этом церемониальная часть была завершена, и Озар Гор приступил к повестке.

– Первый Адмирал Цад, я требую доклада о положении флота, – повернувшись налево, сказал он.

Седой адмирал встал, вытянул руки по швам, опустил глаза и начал доклад:

– Первый Командующий Флота Исхода, Озар Гор Теи Зул! Девятьсот двадцать две тысячи сто девятнадцать кораблей уже находятся в первом секторе Нешши. Как вы можете видеть на схеме, – при этих словах адмирала перед ними возникла огромная карта галактики, – Нешши делится на рукава и двадцать секторов, не считая центрального. Сейчас наш флот, обозначенный разбросом точек, – схема увеличилась, и на ней в самом углу мерцали красные маркеры, – находится в первом рукаве, на самой его окраине. До центра Нешши всего пять рукавов, каждый из которых в десять раз толще Зушши. По стратегии мы планируем создавать большие укреплённые плацдармы в каждом из секторов, пока основной флот двинется в сторону центра галактики, где будет основано ядро силы, из которого воля Зу Вечного и Правителей З’уул распространится на всю Нешши. Последующие флоты, строящиеся в Зушши и уже летящие за нами следом, будут проходить под защитой укреплений и распространяться из сектора в сектор.

– Были какие-то столкновения после прихода первых кораблей? – уточнил Озар Гор, хотя мельком уже видел отчёт и знал, что они были, хоть и совершенно незначительные.

– Да, мы встретили пару десятков рас. Семь полностью покорены, четыре полностью уничтожены, десять частично покорены и частично уничтожены. Потери флота противника составили семь тысяч сто тридцать три корабля, наши потери отсутствуют.

Озар Гор был доволен. Рабы, захваченные сразу же при начале покорения, – хорошая новость. И то, что здесь присутствует лишь множество разрозненных слабых рас, а не одна сильная как З’уул – тоже отлично. Впрочем, это и было основной причиной Исхода. Философы и учёные уже давно сделали разумный вывод, что любая раса, захватившая свою галактику, незамедлительно начнёт экспансию, чтобы не дать врагам набрать силу и мощь. Если бы в Нешши была такая раса, то, учитывая её размер, З’уул были бы уничтожены давным-давно. А значит, такой силы здесь нет, и до того, как она появится, нужно занять её место. Сейчас Первый Командующий Флотом Исхода лишь получил подтверждение давним и надёжным постулатам.

– Адмирал, садитесь. Первый Генерал Воозт, расскажите нам, с каким сопротивлением мы сталкивались при покорении планет слабых рас, – потребовал Озар Гор, повернувшись уже направо. Генерал встал и опустил голову. Он был слегка моложе адмирала и обладал необычайной физической силой, а в глазах его читалась ярость. И, кстати, Митз Нор являлся личным протеже Правителя, при котором они отправились в Исход. Увы, их Правитель уже давно ушёл к Зу Вечному, как и его сыновья, внуки и даже правнуки. Однако Озар Гор будет чтить волю даже умершего Правителя, доверяя этому генералу.

– Первый Командующий Флота Исхода, Озар Гор Теи Зул! – басом заявил тот. – Высадка десанта была осуществлена по протоколу после предварительной бомбардировки. Сопротивление было оказано на двадцати пяти планетах. Уничтожено семьдесят два миллиона солдат противника, три миллиона двести тысяч единиц планетарной техники, разрушено и захвачено сто восемьдесят семь тысяч укреплений и плацдармов. Потери нашей стороны составили девяносто шесть тысяч десантников и тысячу двести восемьдесят пять единиц техники. Ущерб признан незначительным и покроется из резервов. После установления режима в ходе полицейской деятельности подавлено триста девяносто восстаний и пресечено более миллиона попыток угрожать жизни полиции. Потери в мирное время составили семь тысяч двадцать три полицейских.

Потери в мирное время – это плохо. Но зато сами операции проведены достойно. Нужно узнать, за что хотя бы они боролись. Поэтому Озар Гор жестом руки усадил генерала на место и таким же жестом поднял сидящего с ним рядом Управляющего Нис Да Гоора. Являющий собой полную противоположность генералу, сухонький и старый Гоор был умнейшим человеком, которого Озар Гор лично пригласил присоединиться к полёту. Нис Да здорово помог ему с логистикой при строительстве флота, и тут на него тоже был расчёт.

– Первый Командующий Флота Исхода, Озар Гор Теи Зул, – стараясь держать руки ровно, дрожащим голосом взял слово Нис Да. – После первичного контакта три расы сразу признали господство З’уул, а на планетах ещё четырёх рас были обнаружены значительные ресурсы и развитая профицитная экономика, поэтому они завоёваны с минимальным ущербом для инфраструктуры и минимальной же потерей рабов. У них было в совокупности сто тринадцать планет с суммарным населением в пятьдесят миллиардов. В результате вторжения и становления нашей власти население сократилось на двадцать пять процентов: удалены сопротивляющиеся, инвалиды и дряхлые старики. Также полностью уничтожены бывшие силовики и властные структуры. Экономика в целом функционирует успешно, налажено производство оружия и продовольствия в объёме, достаточном для функционирования трёх процентов нашего флота. Кроме того, у нас есть ещё около двухсот планет, оставшихся от частично уничтоженных рас. На них поставлены форпосты и планируется организация массовой добычи ресурсов. Для этого на них высажено шестьсот миллионов наших человек, создающих цивилизацию, строящих первый форпост, о котором упоминал Первый Адмирал. Первый Генерал обеспечил их защитой, но уже через двадцать семь стандартных лет мы планируем перейти на полное самообеспечение живой силой. Также я докладываю, что в результате операций флота уничтожено полностью тринадцать перенаселённых планет с истощёнными ресурсами, которые не пожелали сдаться, а их завоевание и контроль выглядели бесполезным делом. Суммарное население уничтоженных планет оценивается в двести пятьдесят – триста миллиардов. Средние потери врага при завоевании в итоге составляют около девяноста процентов, что я считаю экономически приемлемым.

Что ж, новости звучали хорошо. Осталось выслушать доклад последнего из первых офицеров флота.

– Первый Разведчик Ваал Риз Зо, доложи о ситуации в Нешши, – приказал он, посмотрев налево, где рядом с Первым Адмиралом сидел относительно молодой человек высокого роста. Он не был знатным, но в глазах Озар Гора заслужил свою должность. Ему нравились амбициозные люди, которые усиливали его власть, а не пытались превзойти её. Ваал Риз был как раз из тех, кто твёрдо знал допустимый предел амбициям.

– Первый Командующий Флота Исхода, Озар Гор Теи Зул! – заявил тот, встав в подчинённую позу. – Разведка начала свою деятельность ещё до входа первых кораблей в Нешши. Окраина галактики весьма разрежена, за счёт быстрого вращения звёзды сильно удалены друг от друга. В связи с этим, как мы полагали, здесь не будет развитых сетевых цивилизаций, и разведчики подтвердили это. Идущие впереди корабли скорректировали курс, чтобы установить контроль над найденными ранее упоминавшимися планетами. Сейчас мы с уверенностью можем сказать, что где-то двадцатая часть границы первого сектора полностью во власти З’уул. В данный момент группы наших разведчиков общей численностью семьсот двадцать тысяч человек отправлены в стазисе во второй рукав. Их задача – поиск потенциально опасных противников и целевых точек для второго форпоста. Ещё почти столько же разведчиков разосланы во второй и двадцатый секторы, и более миллиона плотно исследуют первый сектор. Каждый из них будет с некой периодичностью выходить из стазиса для координации действий. По результатам первичной разведки мы подготовили предложения, в каком случае следует разбудить вас в следующий раз.

– Я сам озвучу эти требования, – Озар Гор поднял руку и остановил доклад. Предложения Ваал Риза могли быть хорошими, но нельзя давать ему перейти черту. – Опасность, оценённая более чем в двадцать раз выше, чем то, что мы встретили здесь, на границе Нешши, должна привести к моему пробуждению и учреждению нового Диктата. Такова моя воля и воля Правителей З’уул.

Его первые офицеры встали и склонились в почтении. Что ж, на этом Диктат может быть закончен. А дальше, перед тем как лечь в стазис, он бы хотел несколько дней провести в празднествах и удовольствии. Озар Гор уже решил, кого из наложниц прикажет разбудить. Но сначала был обязан предстать по мощной связи перед текущим Правителем и доложить об успехах. Волею Зу Вечного, ему было чем порадовать З’уул.

Глава 7. Ричард Паркер

Ричард терпеть не мог деловые разговоры вне офиса. Вечер всегда должен был оставаться его личным временем, а многие партнёры, торговые агенты и прочие прохиндеи очень жаждали пригласить его вечерком в приятное местечко. Это было чревато потенциальными проблемами, и он завёл себе правило всегда отказываться от подобных предложений. Если один раз ты согласишься, то завтра выяснится, что один из твоих собеседников – сотрудник конкурирующей фирмы, и твоё фото, мило беседующего с ним, станет возможным средством для шантажа. Кроме того, у него в «шкафу со скелетами» уже имелась неприятная история с бывшей коллегой, которая проявляла к нему интерес, и куча совместных фотографий стала причиной того, почему от него ушла жена, отсудив кучу денег и дом. Та стерва, Энн, просто хотела стать руководителем проектной группы, а Ричард не считал, что личные отношения являются основанием для назначения, он честно подходил к своим обязанностям. Слава богу, в итоге он ничего ей не предложил, иначе бы, после того как она громогласно заявила на всю компанию о харассменте, помимо увольнения, ему бы светило забвение. Паркеру пришлось ответить на шантаж иначе, заплатив круглую сумму за то, чтобы она согласилась в суде на правду, подписав бумагу о том, что Ричард ничего не предлагал за секс и ничем не угрожал. То есть он был оправдан как в глазах правосудия, так и в глазах бизнес-сообщества, и очень скоро получил приглашение в «Эванс Фарм». И теперь зарёкся от любых рабочих контактов или просьб «просто поужинать вместе».

Поэтому в «Неаполитанском местечке», его любимом ресторане в Чикаго, он ужинал один. Практически каждый день его ждал там личный столик, в углу, между окошком и камином. Уютная атмосфера давала ему возможность спокойно поразмышлять над всем, что было сделано и не сделано в течение дня, и спланировать день грядущий. Вот и сегодня Паркер сидел там, ел пасту с мидиями и потягивал Пино Гриджио, перечитывая почту на планшете.

– Ричард Паркер, приятного аппетита, – за его стол уселся какой-то презентабельный незнакомый мужчина и, сложив руки в замок, уставился прямо на него своими ярко-зелёными глазами.

– Простите, но мне кажется, мы не знакомы, – с сильным раздражением ответил он. – Вы не могли бы оставить меня наслаждаться ужином? Если у вас ко мне рабочие вопросы, вы можете записаться ко мне, телефон секретаря есть на сайте компании.

Однако мужчина не уходил и продолжал смотреть на него. Это сильно нервировало. Кто перед ним такой, чёрт возьми? Ричард огляделся в поисках официанта, намереваясь попросить его выдворить незваного гостя.

– Лукас. Зак Лукас, – наконец-то произнёс мужчина и достал из рукава визитку.

– Это мне должно о чём-то сказать? – старательно игнорируя протянутый клочок бумаги ответил Ричард. Боже, как он ненавидел подобные моменты.

– Возможно. Моя фирма является крупнейшим дистрибьютором вашей продукции в восточную Европу. Мы – официальный дилер и занимались в том числе вопросами согласования с фармацевтическими комиссиями ряда ваших революционных разработок.

– Что ж, – Ричард взял паузу и сделал глоток вина. – Я очень рад знакомству. Однако не хотел бы обсуждать ничего за ужином. Если вы не хотите уйти из-за моего стола, то я буду вынужден уйти сам, и, поверьте, мне будет очень неприятно.

– Вы знаете, я здесь тоже не по своей воле, – лаконично ответил мужчина и убрал невостребованную визитку обратно в рукав. И сделал это так ловко, что навёл на мысль, что является профессиональным шулером в карты.

– Простите, мистер Лукас, но ваши слова не меняют ровным счётом ничего. Я настойчиво прошу вас уйти. Я даже готов выделить для вас время завтра у себя в офисе, лишь бы вы сейчас оставили меня в покое.