Читать онлайн Министерство мертвых. Последние стражи

Глава первая

Большинство из тех, кого мы встречаем, не знают, что будет с ними после смерти.

Они не задумываются об этом или стараются не задумываться, потому что неизвестность хуже неизбежности. А смерть – это и то, и другое.

На работе я ежедневно с ней сталкиваюсь. Мне хочется верить, что она не всегда… такая. Несправедливая, жестокая, страшная. Что у этой медали есть и другая сторона. Светлая. Похожая на нашу планету, только лишенная тьмы. Эдакий… Элизиум?

Звякнул дверной колокольчик. Ненавижу колокольчики: взгляды всех присутствующих обратились ко мне. К счастью, сегодня я была самой обычной девушкой, зашедшей в свой выходной выпить кофе с маффином в уютном кафе на тихой улочке.

– Вы будете одна? – мило поинтересовалась официантка.

– Нет, у меня встреча. Если кто-то спросит Аиду Даркблум, проводите ко мне?

– Конечно. Меню, пожалуйста. Я подойду через пару минут.

Кофе бы не помешал. С утра я вылетела из дома, даже не досушив волосы. Хелен лишь удивленно посмотрела мне вслед. Но сегодня был мой единственный шанс узнать кое-что важное. Ради этого шанса я пахала почти год.

– Детектив Даркблум? – услышала я.

Уже немолодой, но все еще подтянутый мужчина остановился у моего столика в ожидании разрешения присесть. Несколько секунд я молча на него смотрела, не в силах поверить, что говорю с живой легендой. Да он написал книг больше, чем я за всю жизнь прочитала!

– Мистер Меллроуз! Спасибо, что согласились со мной поговорить. Могу я угостить вас завтраком?

– Мисс, я, может, растерял на пенсии здоровье, но не манеры. Настоящий мужчина не позволит девушке платить. Особенно такому очаровательному детективу.

– На самом деле я вам солгала. Я не детектив, я еще не сдала экзамен. Но активно к нему готовлюсь. Мой наставник разрешил взять какое-нибудь старое нераскрытое дело и покопаться в нем. Я выбрала единственное ваше нераскрытое дело.

– Желание похвальное, но, боюсь, вы взялись за неразрешимую задачку.

– Почему вы так считаете?

– Похищения прекратились. Мы считали, что имеем дело с серийным убийцей. В таких делах, если преступления прекращаются, шансов на продвижение почти никогда нет. Он либо сел за какое-то другое преступление, либо очутился в больнице, либо умер. Возможно, переехал, но мы связывались с Интерполом – они не знают о делах с похожим почерком. У нас не было улик, подозреваемых, свидетелей – ничего!

Мистер Меллроуз помрачнел. Наставник говорит, такие дела оставляют отпечаток в душе. Становятся незаживающей раной.

– У вас действительно есть что-то новое? – спросил мужчина. – Вы ведь написали, что появились новые сведения.

– Возможно. Я не знаю точно. Можете рассказать, что вы помните о деле? В нашем отделе есть материалы только о первом похищении, а мне хотелось бы знать более полную картину. Если вы не спешите, я была бы благодарна за информацию.

– Я уже давно никуда не спешу, мисс Даркблум. Что ж… дайте вспомнить… двадцать третье марта две тысячи первого года. Нас с напарником вызвали на место преступления через неделю после случившегося. Обычно такими делами занимается ФБР, но тогда все думали, что имеют дело с классическим случаем похищения из-за опеки. Мисс Эйденман заявила, что ее трехлетнюю дочь похитили с заднего двора, где она играла. Единственным подозреваемым был мистер Эйденман – отец девочки. Незадолго до похищения он снял крупную сумму со счета и не вышел на работу. Полиция объявила его в розыск. Через неделю с небольшим мистер Эйденман обнаружился в Вегасе: кутил на сбережения и засветился на всех камерах одного из казино. Он дочь не похищал. Тогда подключились мы, но поиски не дали результата. Алина Эйденман пропала без следа. Ни улик. Ни подозреваемых. Ничего. Примерно через месяц, уже в другом штате, похитили еще одного ребенка, Таню Смит. Тот же почерк: девочку забрали быстро, с улицы, свидетелей и улик не осталось.

– Почему вы решили, что это серия? Только из-за почерка?

– Из-за матерей. Матери жертв были иммигрантками из России. Мы отработали все версии. Ненависть на национальной почве, мафия, спецслужбы. Ничего. Это были самые обычные трудяги: официантка, фитнес-тренер, учительница. За следующий год произошло еще шесть подобных похищений у женщин, так или иначе связанных с Россией. С нами работали профайлеры, они предположили, что у субъекта есть какая-то навязчивая идея или травма, связанная с Россией. Может, его мать сама была иммигранткой и он так «избавлял» несчастных детей от участи жить в бедности в чужой стране. Но все это напоминало астрологию, а не расследование. Простите, мисс Даркблум, я – агент старой закалки, профайлинг для меня – лишь повод попилить бабла.

– Понимаю, – улыбнулась я.

Хотя мысленно очень хотелось рассказать ему о том, какой конкурс в академии ФБР и как тяжело попасть на курс по профайлингу в колледже.

– В общем-то, это и есть мое единственное нераскрытое дело. Восемь пропавших бесследно детей. Восемь разрушенных семей. Убитых горем матерей. И ничего, ни одной зацепки. Я буду умирать, думая об этом деле. И верить, что на том свете встречусь с ублюдком и увижу, как ему воздается за содеянное.

– Хотелось бы воздать на этом. На всякий случай. Вдруг там таких любят?

Мистер Меллроуз хохотнул.

– А у вас определенно есть будущее в правоохранительных органах, мисс Даркблум. Мне нравится огонь внутри вас. Так что вы нашли?

Моя очередь показывать козыри.

– Через два месяца после восьмого похищения в службу спасения поступил звонок от женщины. Она утверждала, что ее дочь похитили, и что сделал это тот же человек.

– К тому времени слава о нем вышла даже за пределы страны. Мы получали сотни таких звонков, но они оказывались ложными. В некоторых случаях детей действительно похищали, но в большинстве – они просто заигрывались с друзьями или убегали от матери в торговом центре.

– Но эта женщина была русской.

Мистер Меллроуз отхлебнул кофе и задумался, восстанавливая в памяти события тех дней. Должно быть, его действительно до сих пор гнетет это дело. Двадцать один год прошел!

– Да, я помню. Нам доложили об этом звонке. Мы нашли женщину, Веронику… Чернову. Да, Веронику Чернову, актрису из России. Она была больна. Обострение шизофрении. К счастью, ее дочь никто не похищал. Но опеку над девочкой передали отцу.

– Вы проверили, так ли это? Что девочка в безопасности?

– Да. Боюсь, наш визит окончательно ее… расстроил. Бедняжка покончила с собой вскоре после разговора. Тогда же ее супруг приезжал на опознание вместе с дочкой. Очаровательная девочка. Ему передали опеку, когда миссис Черновой поставили диагноз. Не было никаких причин подозревать, что девочка в опасности. Это и есть ваша информация? Вы наткнулись на запись звонка и решили, что я упустил еще одну жертву?

– Не совсем. Вы не думали, что похищения прекратились не потому что преступник сел в тюрьму или умер, а потому что нашел то, что искал в этих детях?

– Что именно? – Мистер Меллроуз нахмурился.

– Не знаю. Я покажу вам несколько фото. Скажите, это тот человек, которого вы называете Черновым?

Несколько секунд мужчина всматривался в экран моего смартфона. Очень долгих секунд.

– Да. Пожалуй, да. Прошло много времени, но у меня неплохая память на лица. Это он.

– А вот так, – я смахнула фото, – выглядит настоящий Чернов. Они с Вероникой действительно приехали в штаты из России как супружеская пара, но быстро расстались. И он понятия не имел, что ему передали опеку над ребенком. Он вообще умер еще до ее зачатия.

Мистер Меллроуз стремительно побледнел. Мне стало даже жаль рушить его мир. С этой минуты он постоянно будет думать о том, что сейчас произнесет:

– Он был в моем кабинете. Сидел там и делал вид, что сожалеет о бедняжке. Говорил, что хочет оградить дочь от стресса. Я смотрел на него и понятия не имел, кого перед собой вижу… Боже правый, я ведь не поверил Веронике… счел ее сумасшедшей. Она покончила с собой из-за меня.

– Нет, конечно, нет. Ее болезнь была настоящей. Вы не могли знать.

– Я должен был. Я же не сосед и не водопроводчик, я был агентом ФБР и расследовал похищения! Вероятнее всего, убийства. На моей совести девять жертв.

– Восемь, – поправила его я. – Последняя девочка выжила.

– Вы ее нашли?

– Это я. Он меня вырастил. И был лучшим отцом, какого только можно было пожелать.

Несколько долгих минут мистер Меллроуз молча меня рассматривал. Наверняка искал в моем облике черты, которые напомнили бы маленькую девочку, на фото которой он смотрел, сидя в гостиной Вероники Черновой.

– И у вас есть доказательства? – спросил он, когда откашлялся.

– Папа никогда не скрывал, как звали маму. Говорил, они любили друг друга. Были женаты. Перед тем, как она заболела, у них случился кризис. Но он был с ней до конца и очень страдал из-за того, что не уберег.

– И вы решили, что ваш отец – серийный убийца?

– Я хотела его найти. Однажды он просто исчез. Я думала, что вернусь домой – и он как обычно сидит в гостиной, разбирая счета или делая рабочие заметки. А его там не было. И когда я стала искать, то обнаружила, что Виктора Даркблума не существует. У него поддельная страховка, чужие документы, он никогда не работал там, где всем говорил. Всегда расплачивался наличными, ездил на угнанной машине и носил незарегистрированное оружие. Я стала искать дальше. Его прошлое. Следы. Копаться в их истории с мамой и… не нашла ничего. Любовь оставляет следы. Письма, фотографии, переписки в сети, свидетели. Если двое влюблены, они кричат об этом на весь мир. А мои родители словно были не знакомы. Тогда я стала копаться в прошлом Вероники. Нашла записи ее звонка в службу спасения. Она говорила, что ее дочь украл тот же человек, что и остальных девочек. Так я вышла на ваше дело. И так поняла, что, вероятнее всего, мой отец похищал этих детей до того, как нашел меня.

– Но зачем?

– Вы же агент ФБР. – Я пожала плечами. – А я – патрульный коп, который учится ночами, чтобы однажды сдать экзамен на детектива. Понятия не имею. Может, действительно спасал их от тягот иммигрантской жизни, а самоубийство Вероники потрясло его и заставило остановиться. Может, он искал именно ее, я ведь ничего не знаю о его жизни до создания личности Виктора Даркблума. Может, я отвечала каким-то одному ему ведомым критериям.

– И он никогда не причинял вам вред? Не издевался, не насиловал, не вовлекал в какие-то безумные игры?

– Никогда. Идеальный отец. У нас никогда не было много денег, но у меня было огромное количество любви. Я занималась фигурным катанием и участвовала в чемпионате страны. Поехала бы и на Гран-При, если бы отец не… пропал. После этого я бросила спорт.

– Даже не знаю, что сказать, мисс Даркблум. Вы шокировали меня, это точно. Но что вы теперь собираетесь делать? Зачем вы все это мне рассказали? Если у вас было счастливое детство, если вы любили отца… почему убеждаете меня, что он – серийный убийца?

– Мне нужны ответы. Чтобы получить ответы, нужно его найти. Чтобы его найти, нужно понять, кто он и куда мог уехать. Что до целей… Мистер Меллроуз, вы правы, у меня было счастливое детство. Отец был центром моего мира, он дал мне то, чего лишены многие дети – чувство защищенности, уверенность в себе. Но…

Я обхватила кружку руками, чтобы не выдать дрожь.

– Есть еще восемь девочек. Они заслуживают, чтобы мир узнал, что с ними стало. А я заслуживаю правды, потому что прошлое, в котором родители были счастливы и влюблены, стерли. А новое взамен нарисовать забыли.

– Перешлю вам все материалы дела, – наконец сказал мужчина. – Но вряд ли вы найдете что-то, что вам поможет. Мы никогда всерьез не разрабатывали Виктора Даркблума. И с этой ошибкой мне доживать свой век.

– Мистер Меллроуз, вы – единственный свидетель, знакомый и с Вероникой, и с моим отцом. Я смогла отыскать только вас. Вряд ли я найду доказательства, что отец был причастен к похищениям. Улик не было и тогда, а уж сейчас, спустя двадцать лет, – тем более. Но могу просить вас, если понадобится, дать показания?

– Все что угодно, мисс Даркблум. Справедливое возмездие для нашего мира – вещь почти фантастическая. Но если вы готовы за него бороться, этого мне достаточно.

Я слабо улыбнулась. Хотелось бы так же уверенно убеждать себя, что я действительно готова.

– Дайте мне знать, если что-то найдете, – попросил мужчина.

– Непременно, – кивнула я.

Мистер Меллроуз ушел. Наверное, разговор со мной на немолодого копа в отставке подействовал сродни удару дубиной по затылку. И мне даже стало совестно. Он давно смирился с тем, что так и не узнает правду. Давно похоронил нераскрытое дело в недрах памяти, лишь изредка в мыслях возвращаясь в тот год. А я ворвалась в его размеренную старость и расковыряла затянувшиеся раны.

Но что еще мне было делать?

Хелен оставляет меня наверху. Она в шоке, ей явно не помешает что-нибудь выпить. Но я не решаюсь влезть с советами к женщине, у которой вернулась из мертвых падчерица. Интересно, как они это объяснят? Ошибка опознания? Сестра-близнец?

Больше всего на свете мне хочется лечь в постель и свернуться клубочком. Проспать целую тысячу лет, пока проклятые синие глаза не забудутся. Перестанут мерещиться, едва я оказываюсь в темноте.

Так странно снова оказаться здесь. Снова услышать «Аида» из уст Хелен. Странно, но теперь мне не нравится это имя, оно словно… чужое. Словно меня звали иначе, просто я это вдруг забыла. А теперь пытаюсь примерить чужую жизнь, стоя посреди чужой комнаты. Наверное, те месяцы во тьме сделали меня безумной. И теперь я никак не могу смириться со светом.

Здесь много милых вещиц и пыли.

Поношенные, изрезанные лезвиями, коньки в углу. Мудборд с распечатками, фото и открытками из разных городов. Целая коллекция открыток с автографами известных фигуристок. Их имена я знаю, в отличие от своего: Каори Сакамото, Евгения Медведева, Шома Уно, Александра Трусова, Каролина Костнер. На некоторых фото есть я – маленькая счастливая девчушка в дурацких платьицах. Моя первая жизнь.

– Аида? Детка, тебе нужно спуститься. Приехал детектив Гаррисон, он хочет с тобой побеседовать.

Я с трудом заставляю себя подняться. Впереди много долгих мучительных часов. Не так-то просто вернуться из мертвых.

За окном я вижу какое-то движение. Ворон, опустившись на откос, внимательно наблюдает, как я осторожно подхожу к окну. Я уже видела его. Это, конечно, игры воображения, но я помню этого ворона, унесшего мою последнюю память о маме – серебряное перышко на длинной цепочке.

Единственное, что держало Там.

Я вздрагиваю, когда ворон, взмахнув крыльями, срывается с места. Хмурюсь, пытаясь поймать ускользнувшую мысль. Растерянно смотрю на кулон в руке и расслабляю пальцы. Цепочка утекает сквозь них, теряется в высоком ворсе ковра.

Мне почему-то страшно от этой картины, но я… не знаю, откуда этот страх берется.

– Аида! Спускайся, пожалуйста, детектив не может ждать.

Я подхожу к столу, на котором валяется открытый блокнот. Онемевшими пальцами беру его в руки и читаю явно свежую – от прикосновения чернила смазываются – надпись.

«Ты – Аида Даркблум, родилась 28 ноября 2004 года. Твоя мачеха и опекун – Хелен Даркблум. Твоя настоящая мать, Вероника Даркблум, умерла, когда ты была ребенком.

Твой отец – Виктор Даркблум.

НЕ ВЕРЬ ЕМУ!

ОН – УБИЙЦА!

ЕСЛИ ОН ПОЯВИТСЯ В ТВОЕЙ ЖИЗНИ… ПРОСТО БЕГИ!»

Врач позже скажет, это пройдет. А мне кажется, меня просто стерли. Оставив пустую оболочку с чужим именем.

Аида.

***

До дома я добралась уже затемно. Выйдя из машины, постояла немного, задав голову и рассматривая звезды. Лето выдалось ужасно дождливое, так что чистое небо, усыпанное блестящими крапинками – редкое и оттого ужасно ценное явление. Если бы Хелен не ждала к ужину, я бы, может, поехала к озеру. Лежала на капоте, слушала музыку и смотрела в небо. Пожалуй, такое времяпрепровождение можно было назвать моим хобби.

Звезды прекрасны. Звезды – то, чего особенно не хватает во тьме.

Вскоре я порадовалась, что не поехала к озеру: несмотря на теплую погоду, ветер пробирал до костей. Плотнее запахнув куртку, я поспешила к дому. Взбежала по лестнице и замерла: дверь была приоткрыта.

Включились рефлексы, вбитые потом и болью в академии. Я вытащила из кобуры пистолет и, стараясь производить как можно меньше шума, вошла.

В этом доме я знала каждую скрипящую доску, но все равно мысленно молилась, продвигаясь по коридору, чтобы не издать ни звука. Чтобы не зазвонил телефон и не выпали из кармана ключи.

Краем уха я услышала на кухне какой-то звук и двинулась туда.

Медленно. Осторожно. Почти не дыша. Держа в обзоре каждый угол, каждую простреливаемую точку.

Вспыхнул свет. Возле стола, сжимая в руках яблоко, стояла удивленная Хелен.

– Аида! Скажи, пожалуйста, какая нужда разгуливать по дому с оружием?! – возмутилась она.

Я выдохнула и убрала пистолет.

– Почему света не было?

– Выбило пробки. Я спустилась к щитку. Тебе разве не запрещено носить табельное оружие вне смены?

– Это личный. И у меня есть лицензия.

– Лицензия на оружие?! Аида, ты не хочешь поговорить о том, что с тобой происходит?

– Я хочу поговорить о том, что просила тебя запирать дверь. Не раз.

– С тех пор, как ты работаешь в полиции, я тебя не узнаю. Может, тебе стоит походить к психологу? И та вакансия тренера еще свободна. Ты могла бы растить будущих звезд фигурного катания, но выбрала каждый день рисковать жизнью, ловить наркоманов и ходить по собственному дому в постоянной готовности стрелять и драться. Я волнуюсь.

Достав из холодильника холодную содовую, я с наслаждением сделала несколько глотков.

– Каждый день на работе я вижу зло. Людей, которые грабят дома. Бьют своих жен. Угоняют тачки. Похищают детей. Почти каждую смену я арестовываю кого-то за незаконное проникновение в жилище. А в свободное время изучаю громкие дела. Например то, где убийца специально искал дома, хозяева которых забыли запереть двери. Заходил и убивал всех, кого находил внутри, а потом выносил все ценности.

Хелен поежилась. Она ненавидела, когда я рассказывала о работе. И наверняка сейчас испытывала нечто среднее между страхом, облегчением и стыдом.

– И зачем же ты работаешь на такой страшной работе? – спросила она.

– Потому что благодаря мне это зло отправляется за решетку. Но вот что я тебе скажу: тот факт, что преступник сидит в тюрьме – очень слабое утешение, если хоронят твоих близких. Поэтому: запирай дверь, Хелен!

– Прости, – вздохнула она. – Забыла. Зашла с кучей пакетов, побежала убирать мясо в холодильник и забыла. Обещаю, что повешу себе табличку на видное место и больше не буду пугать вас, офицер Даркблум.

– Отлично. Тогда мне не придется объяснять детективам, откуда у меня нелегальный ствол, – фыркнула я.

Но заметила взгляд Хелен и поспешно поправилась:

– Шучу, шучу. Лицензия по всем правилам.

– Будешь ужинать? Я приготовила лазанью.

– Сначала в душ, а потом с удовольствием.

– Аида… – когда я уже направлялась к лестнице, окликнула меня Хелен, – как твоя тренировка?

Да, я не рассказываю мачехе о расследовании. И о том, что ее погибший муж – его центральная фигура, тоже. Чем меньше Хелен знает, тем меньше мне придется объяснять. И тем меньше шансов, что она пострадает. Потому что будем честны: я играю с огнем.

Я с наслаждением встала под горячие струи и только тогда расслабилась. Завтра устрою себе выходной. Буду валяться в постели, есть попкорн и смотреть дурацкие фильмы. А может, погуляю по магазинам и присмотрю себе что-нибудь на ежегодный благотворительный бал. Или действительно схожу на каток, я скучаю по фигурному катанию.

– Здравствуйте, меня зовут Аида, сегодня я буду вашей официанткой. Уже определились, что закажете, или мне подойти через пару минут?

– Эссенцию желаемого, пожалуйста.

Я нахмурилась. Пришлось свериться с коктейльной картой, несмотря на то, что я знала ее наизусть.

– Боюсь, в меню нет такого коктейля. Но я спрошу у бармена, сможет ли он для вас его приготовить. Знаете, что туда входит?

У него интересная внешность. Темные, отливающие медью волосы, тонкие черты, темные глаза. Если честно, он смотрится странно в провинциальном баре, куда обычно заходят расслабиться клерки после работы. Я невольно гадаю, кто он, и не могу даже предположить.

– Неважно. Вряд ли у вас это есть. Принесите черный кофе.

– Конечно. Меню могу забрать или еще посмотрите?

– Оставьте. Аида… мы с вами не встречались?

– У меня не очень хорошая память на лица, простите. Зато я запоминаю имена. Вас как зовут?

– Самаэль.

– Необычное. Человека с таким именем я бы точно запомнила.

– Значит, показалось, – пожимает плечами он.

Я иду к бару и чувствую его внимательный взгляд. В этом нет ничего особенного: в барах часто рассматривают официанток. Но почему-то кажется, что Самаэль пришел сюда вовсе не за чашкой кофе.

Иногда я жалею, что отказалась от карьеры тренера. Мне не хотелось участвовать в бессмысленной гонке за медалями, обменивать здоровье спортсменов на призрачные льготы, которые растворятся, едва хрупкая система нашего мироустройства даст трещину. Хотелось делать что-то более… нужное. Быть врачом и удерживать души от непоправимого звучало вдохновляюще, но я трезво оценивала свои способности. Оставались социальные работники или полицейские, и академия стала неплохим способом сбросить излишки энергии. Оказывается, мои не предназначенные для серьезной мыслительной деятельности мозги отлично работали там, где нужно ловить плохих парней.

Думай как плохой парень, будь плохим парнем – и поймаешь его. Это несложно.

Но все же по конькам я часто скучала. Иногда приходила на каток, закрывала глаза, представляя вместо бортиков каменные перила и замерзшую поверхность реки, в глубинах которой неспешно плывут огоньки. Но быстро сдавалась. Не то.

Приняв душ, я прямо в полотенце упала на кровать. Внизу звякнула микроволновка. Ужин готов. Надо выбросить из головы дело и расслабиться. Я переоделась в пижаму, нащупала серебряное перышко, чтобы убедиться, что оно на месте, и направилась вниз.

– Если ты скажешь, что у нас еще остался попкорн, я официально начну называть тебя матерью.

Войдя в кухню, я замерла. Взгляд привычно, как учили на службе, подмечал детали. Приглушенный свет. Дымящаяся чашка черного кофе на столе – Хелен не пьет черный кофе. Запах дождя, висящий в воздухе. Свет фар, бьющий прямо в окно и рисующий знакомый силуэт.

– Я надеялся, ты обрадуешься.

– А я надеялась, что могу хотя бы в собственном доме ходить без оружия. Мне кобуру поверх пижамы надевать теперь?

– Ты же знаешь, что меня нельзя убить. Какой смысл в этом оружии? – пожал плечами отец. – Хочу сказать, что я разочарован. Тебя было трудно найти. Ты переехала, оборвала все связи. Сделала все, чтобы я тебя не нашел. Вот такая у дочери Вельзевула благодарность за все, что я сделал?

– Не такая, – мрачно ответила я. – Но пистолет в ящике стола. Если подождешь, пока я за ним сбегаю, от души поблагодарю.

– Чего-то такого я и ожидал, – вздохнул отец.

Он вышел на свет, и я вздрогнула. Не так-то просто отказаться от воспоминаний. Отец всегда был центром моей вселенной, единственным близким. Единственным, кто меня любил. Принять монстра, живущего в его обличье сейчас, тем папой, которым он был, почти невозможно, но я потратила годы, чтобы научиться. Чтобы сейчас сохранить самообладание.

– Давно ты знаешь? – спросил он.

– О том, что ты никогда не был мужем моей мамы? Что похитил меня? А до этого восемь девочек? Что ты с ними сделал?

– Так давно? Мне интересно, потому что я ожидал, что расскажет Вельзевул. Но он как-то слишком благородно решил оставить тебе воспоминания о счастливом детстве. А может, боялся, что ты ему не поверишь. Или что твоя любовь ко мне заставит тебя предать новую семью и новый мир. Вообще, было бы интересно узнать. Жаль, что уже не получится.

– Почему?

– Он умер, насколько я знаю. Или еще не умер, но одной ногой в шаге от того, чтобы раствориться в Стиксе.

Я надеялась, мое лицо осталось бесстрастным, но сердце предательски екнуло, и наверняка отец это заметил. Вельзевул умер… могущественный бессмертный, создавший всю существующую систему жизни и смерти для душ и иных, мертв. Я вряд ли смогу когда-нибудь простить его за те месяцы во тьме, но мне жаль его. Жаль его детей.

Дэваля. Он сейчас Повелитель, выходит? Надеюсь, наконец-то он счастлив. Получил то, чего так желал.

Папа терпеливо ждал ответа.

– Когда узнала, что меня поселили в твою бывшую комнату. Когда увидела весь хлам, который ты собирал. Сначала я решила, что ты свихнулся за то время, что был в Мортруме. Потом нашла мамин кулон. На самом деле, я ничего не знала наверняка. Просто сопоставила факты. Твоего дела нет в архиве, о тебе не говорят в Мортруме, ты освоился и остался собой в Аиде. Каким-то образом сбежал. Я всем сердцем ненавижу мир мертвых, но уже не верю в несправедливо обвиненные души. Откуда второй кулон?

Я надеялась, он не заметит серебряную цепочку на шее.

– Не поверишь, сам удивился, когда нашел его в куче хлама. Наверное, кто-то притащил такой же с Земли или помер вместе с ним. Это ведь всего лишь безделушка. У твоей матери никогда не было денег на по-настоящему уникальные вещи.

Мы замолчали. Воцарилась гнетущая тишина. Странная тишина для дома, где обитают двое.

– Где Хелен? – спросила я.

Отец сделал вид, что задумался.

– Думаю, общается с Хароном.

Я стиснула зубы, и этот простой жест потребовал нечеловеческих усилий. На работе нас учили запирать эмоции внутри, не позволять эмпатии помешать трезво мыслить. Хотелось взвыть раненым зверем, но я не шелохнулась.

Не уберегла.

Я слишком поздно вспомнила. И слишком любила того, кого даже не знала.

– Ты же ее любил.

– Если честно, не особо. Просто ты взрослела, и тебе стала требоваться женская рука. Я совершенно не хотел говорить с тобой о сексе или чем-то таком, у меня были другие задачи. Хелен подвернулась очень кстати.

– Хорошо же ты ее отблагодарил.

– Сопутствующие потери. – Папа пожал плечами.

– Сопутствующие чему?

– Узнаешь. Скоро. С тобой хочет кое-кто поговорить. И сделать тебе одно выгодное предложение, от которого неразумно будет отказываться. Я, как твой отец, рекомендую соглашаться не раздумывая.

– Но ведь ты не мой отец, – тихо произнесла я.

Сердце как будто снова разрывали на куски. Я уже ощущала нечто подобное, вкладывая в руку Дэваля серебряное перышко. Но тогда я оставляла того, кого не имела право любить. А сейчас рушился мир. Все, что помогало держаться в Мортруме: воспоминания об отце и нашей маленькой семье, в которой меня любили, рухнули.

Хелен мертва. Вельзевул тоже.

И хоть вокруг бесконечно много света, я снова оказалась во тьме.

– Восемь девочек. Восемь. Ради чего? Зачем тебе была нужна я? Зачем ты притворялся, что любил меня столько лет, зачем называл дочерью?

– Он лишил меня возможности быть с моими детьми. Я лишил его единственной наследницы. И если не одна-единственная ошибка, из-за которой я выдал себя и оказался в Аиде, Вельзевул сошел бы с ума, узнав о судьбе своей дочурки.

– Повтори.

Детьми? С ЕГО детьми?

– Ты все слышала, Аида.

Я нервно рассмеялась.

– Бред. Если ты хотел отомстить Вельзевулу, зачем притворялся отцом? Почему не убил меня? Для чего было устраивать дочери своего врага счастливое детство? Может, я и смотрела на все через розовые очки, но я помню, как ты жертвовал всем, чтобы дать мне нормальную жизнь. Что, просто из мести?

– Так было нужно. Ты должна была вырасти и полностью мне доверять.

– Для чего?

Папа посмотрел мне в глаза. И я вдруг поняла, что стою напротив совершенно незнакомого человека. Совершенно непонятного, жестокого, безумного. От папы, которого я когда-то, а может, и до сих пор любила, остался только облик.

Вот тебе урок, Аида: иногда темные души не похожи на монстров. Иногда они прячутся под личинами наших родных.

– Будет больно, – предупредил отец. – Но не смертельно.

Прежде, чем я успела среагировать, раздался выстрел. На светлой рубашке медленно расплывалось пятно крови, а вот боль пришла не сразу. Острая, лишающая разума, невыносимая не столько физически, сколько эмоционально.

Я осела на пол, а человек, которого я считала отцом, равнодушно смотрел, как дрожащей рукой я вытираю струйку крови, стекающую из уголка рта.

Дело дрянь.

– Лилит тебя подлатает, но сейчас я не могу рисковать. Ты сильная девочка.

Наклонившись, он подхватил меня под руку и заставил подняться. От боли кружилась голова. Кровь стекала на пол, я чувствовала, как с каждым ударом сердца сил становится все меньше и меньше. Противный железный привкус во рту заставил закашляться.

«Вот же работы будет у офицеров, когда они найдут эту лужу крови», – совсем некстати подумалось мне.

Они безошибочно определят, сколько крови я потеряла, и будут искать труп. Может, это и к лучшему. Смертные мне не помогут.

Лилит… От этого имени внутри все похолодело. Значит, она больше не в Аиде. Со смертью Вельзевула перестало действовать наказание или взошедший на престол сын помиловал мать?

Но самое забавное, что я уже ощущала эту адскую боль и неумолимо утекающую жизнь раньше. В меня уже стреляли.

Тогда в сердце вернулся Мортрум.

Сегодня из него вырезали последний кусочек надежды.

Глава вторая

Отец вытащил меня из дома и усадил в припаркованную прямо на газоне (надеюсь, Хелен не успела это увидеть – она бы убила за такое) машину.

Внутренности сводило от адской боли. Одежда пропиталась кровью и противно липла к телу. Даже сквозь слабость и боль пробивались странные мысли.

Сколько вообще во мне крови? Что будет, если ее в теле останется слишком мало, раз я не могу умереть? Я точно могу потерять сознание и странно, что до сих пор этого не случилось. И все же: как работает тело, пришедшее в этот мир из Мортрума? Каким законам подчиняется?

А еще было странное ощущение оттого, что рядом сидит отец. Как всегда сосредоточенно и спокойно ведет машину, словно мы просто решили выбраться на выходные за город, и я не истекаю кровью на пассажирском сидении, и мой мир не рушится от осознания, что меня вырастило чудовище.

Одно дело догадываться и подозревать, другое – видеть воочию.

– И куда мы теперь? – спросила я, потому что находиться в тишине было невыносимо.

– К Лилит. Она хочет тебя видеть.

– А ты всегда делаешь то, что она хочет?

Папа усмехнулся. Вялая попытка вывести его из равновесия не сработала.

– Разумеется. Лилит – моя госпожа и любовь. Ей даже не нужно просить.

– Может, хоть ты мне расскажешь, как вы умудряетесь делать детей арахне?

– Вот у нее и спросишь.

– Как она вышла из Аида?

– В Мортруме немало тех, кому близки идеи Лилит и не близка тирания Вельзевула. Едва он потерял власть – этим воспользовались те, кому ближе истинная хозяйка наших миров.

– Лилит – хозяйка? А может, гостья? Их с сестрой в наш мир никто не звал. И превращать его в поле для игр они не имеют права!

– Как жаль, что твое мнение Лилит не интересно. Но она позволит тебе его высказать, если будешь слушаться.

– Ты умер и пропустил последние новости. Я выросла ОЧЕНЬ трудным подростком, – прошипела я и закашлялась от боли. На губах появилась кровь. Дело дрянь. – Почему ты ничего не забыл?

– Потому что законы мира мертвых распространяются не на всех, ты наверняка это уже поняла. Лилит – могущественная арахна. Она способна не только вернуть память, но и изменить ваш мир навсегда.

– Ты слишком мало упоминаешь Лилит. Не очень понятно, насколько ты под нее прогнулся.

– А ты слишком много болтаешь для человека с пулей в печени. Может, сосредоточишься на ней?

– В меня уже стреляли, – усмехнулась я. – Ты и тут подбираешь за другими.

А вот сейчас у папы отчетливо скрипнули зубы. Но вместо того, чтобы надавить на больную точку, я устало отвернулась к окну. Отец всегда был опорой. Тем человеком, к которому можно было прийти с любой бедой. Ненависть к нему отнимала куда больше сил, чем ранение.

И, кажется, какая-то часть меня все еще верила, что он защитит.

В первый же день на службе мы с наставником попали в перестрелку. Разборки каких-то банд, я до сих пор так в них до конца и не разобралась. Обычно при виде копов они дают деру, но именно в этот день какой-то идиот достал огнестрел и решил сражаться до победного. Я получила пулю в плечо и еще долгое время после выписки не могла отделаться от перешептываний и мрачных взглядов: считалось плохой приметой получить ранение в первый день службы.

Но вот что есть по-настоящему плохая примета: если в первый на работе ты вспоминаешь мир мертвых. Вот с этого момента можешь забыть о нормальной жизни. Твой удел – невыносимое бессмертие с мыслями об отверженном принце. И серебряное перышко – единственная память о прощании с ним.

Вскоре что-то изменилось. К боли я привыкла, кровь почти остановилась, то ли из-за повышенной регенерации, которыми обладали иные (а во мне все же течет кровь Вельзевула), то ли потому что ее просто не осталось. Но я вдруг поняла, что начинаю терять сознание. Ненадолго, на несколько секунд.

Мир то погружался во тьму, то словно терял краски, превращаясь в черно-белое кино.

Постепенно эти периоды становились длиннее. Я погружалась в тревожное болезненное забытье, а потом возвращалась обратно. И каждый раз, видя отца, стискивала зубы от болезненного спазма, не имеющего ничего общего с раной.

Мы уже давно выехали за город. Замигал индикатор топлива, и папа свернул к заправке. Сквозь затуманенный взгляд я различила знакомые цвета и очертания. И улыбнулась, даже не почувствовав, что на глаза навернулись слезы.

– «Вафельный домик тетушки Мейпл», – прошептала я, но отец услышал.

И на миг превратился в того папу, по которому я скучала.

– Мы заезжали поесть вафли каждый раз, когда выбирались на выходные, – произнес он. – Я специально подгадывал, чтобы бензина оставалось ровно до дальней заправки, где был «Вафельный домик». И мы завтракали. Помнишь, что ты всегда брала?

– Шоколадную вафлю с двойными клубничными сливками.

И в ту же секунду наваждение из прошлого исчезло, вернув чудовище.

– Ты останешься в машине и будешь вести себя тихо, потому что ты, Аида, бессмертна. А вот остальные души вокруг – нет. И я буду специально выбирать только те, для которых смерть здесь станет концом пути, ясно?

Вместо ответа я закрыла глаза. Мир снова померк.

И включился, когда папа вернулся. Я почувствовала странный запах, а открыв глаза, увидела знакомый картонный лоток. Две небольшие шоколадные еще горячие вафли.

– Двойная порция клубничных сливок, – сказал отец.

Ничто до этого не испугало меня так сильно, как этот лоток с вафлями. Отец выглядел совершенно серьезным, протягивая еду дочери с пулевым ранением брюшной полости. Кажется, он не издевался. Он верил, что я возьму и начну есть?

Наверное, так выглядит безумие.

Что чувствовала мама, понимая, что ее дочь в руках сумасшедшего? Понимала ли она в своем собственном безумии, что ее ребенку угрожает чужое?

Мы выехали на мост. Вафли выскользнули из моих ослабевших пальцев.

И снова выключились краски. Река внизу стала черной. Такой похожей на Стикс. Кривым отражением нашего мира.

Постойте-ка…

Мама спрыгнула с моста. Все считали, она сошла с ума и покончила с собой, чтобы прекратить свои муки, но…

В Мортрум можно попасть разными путями. Может, она пыталась попросить о помощи у отца своего ребенка? Может, для нее это был последний шанс что-то исправить?

– Она не покончила с собой, – проговорила я.

– Что? – Отец бросил на меня подозрительный взгляд.

– Она хотела вернуться.

У нее не получилось. Но, может, получится у меня. Сейчас или никогда. Даже смерть в водах Стикса лучше, чем встреча с Лилит и жизнь рядом с монстром, которого я считала отцом.

Понадобилось лишь расслабиться, поддаться боли – и мир вновь стал черно-белым. Я взялась за ручку двери. Отец заблокировал замки, но кое-какие способности наследницы Повелителя остались при мне.

– Передавай привет Самаэлю, – сказала я прежде, чем открыть дверь.

Прыгать на скорости оказалось непросто. Я упала на мокрый от дождя асфальт и с трудом поднялась. Машина затормозила в нескольких метрах впереди. Всплеск адреналина придал сил, я ОЧЕНЬ не хотела вновь истекать кровью на пассажирском сидении. Вложив остаток сил я поднялась и перемахнула через ограждение.

В последнюю секунду вокруг все снова стало обычным. Но отступать было поздно: я камнем летела вниз, закрыв глаза, и молилась, чтобы мир мертвых еще раз открыл свои двери для своей невозможной принцессы.

***

Я чувствую, как темные воды смыкаются над головой. И стремительная сила течения уносит меня прочь, затягивает в неизвестность. Сердце еще бьется. Отчаянно, неистово, моля о том, чтобы все получилось.

Хоть на миг.

Хоть еще раз его увидеть.

А воды Стикса все несутся, и в вихре огней душ несусь я – случайная душа. Безумная душа. Только безумец может прыгнуть в Стикс в надежде попасть в мир мертвых.

В какой-то миг мне кажется, что сил хватит. Что еще чуть-чуть, и я увижу знакомую набережную с горгульями на опорах. Острые пики башен Мортрума и Министерство Мертвых.

Но холода и тьмы все больше и больше, а сил почти не осталось.

Сквозь толщу воды я действительно вижу знакомые очертания и яркую луну на лишенном звезд небе. Делаю последний отчаянный рывок…

В теле появляется странная легкость. Я больше не чувствую боли и холода. Я выныриваю из воды и взмываю в небо. Далеко внизу остается Мортрум.

Черные крылья ворона несут меня к свободе… но это лишь иллюзия победы. Быть призраком ночи – вот цена, которую я отдаю Стиксу за право вернуться.

Холод. Адская боль, пронзающая тело. Легким не хватает кислорода. Ты сдаешься тьме и воде в надежде, что пытка закончится, но все становится только хуже. Вода проникает в желудок и легкие, и теперь обжигает холодом изнутри. Ты закрываешь глаза и ждешь смерти, но… не можешь умереть.

Ты уже мертва.

«Бздынь!»

Честно сказать, я решила, что в память о любимой дочурке Вельзевул навсегда заморозил Стикс, и именно об лед я треснулась головой, когда попыталась выплыть. Живо представила, как обитатели города мертвых спокойно ходят вдоль набережной и не замечают, как подо льдом третью неделю болтается бывшая наследница.

Но, к счастью, после неожиданного «бздынь!» чьи-то руки достали меня из воды и положили на что-то твердое.

Я откашливалась так долго, что заболели мышцы пресса – вдобавок к боли в брюшине. Дыхание восстанавливалось с трудом, а горло и нос как будто обработали наждачкой. Дерьмо эта ваша смерть.

Наконец я перестала кашлять и откинулась на спину, чтобы отдышаться.

– Мисс Даркблум? – услышала я удивленное и открыла глаза.

Ну да, кто же еще мог плыть по Стиксу на лодке и сбить плывущую мимо наследницу? Только Харон. Наверняка отвозил кого-то в Виртрум и неспешно прогуливался на обратном пути. А тут я. Хорошо, что ремонт лодки отрабатывать не заставят.

– Мисс Даркблум… не могу поверить своим глазам. Мы думали, вы мертвы. Но как… как вам удалось…

Он растерянно переводил взгляд с меня на воду и обратно.

– Я должен немедленно сообщить Повелителю…

– Нет!

Меньше всего я сейчас хотела видеть Дэваля. Мне нужно было выдохнуть и обдумать, что делать дальше.

– Харон, пожалуйста! Мне нужно несколько дней. Не говори никому обо мне. Позволь, я приду в себя…

Я попыталась подняться, но зарычала от боли, пронзившей внутренности. Пулевое ранение все еще оставалось таковым и хоть не угрожало жизни, обещало много дней невероятных ощущений.

Харон обеспокоенно приподнял мне рубашку и нахмурился.

– Нужно вытащить пулю и обработать. У меня есть средство, но вам нужно пару дней полежать, а у меня совсем нет места… Хотя ваша бывшая комната свободна, и там почти никто не живет. Если хотите спрятаться, то только там. Хотя и вряд ли надолго.

– Сойдет, – кивнула я. – Долго не нужно. Всего пара дней.

Хотя вряд ли за это время я придумаю, что сказать человеку, потерявшему отца, ставшему Повелителем мира мертвых и надеющемуся никогда не увидеть сводную сестренку.

Харон буквально на себе дотащил меня до общежития. Сознание перестало меркнуть, но боль никуда не делать, и внутри снова заворочались лезвия блендера, через который пропустили мои внутренности. К тому же я страшно замерзла и дрожала, как мокрый котенок.

– Никому еще не удавалось выжить, окунувшись в Стикс, – растерянно бормотал Харон, суетясь вокруг меня. – Невероятно. Вы не потеряли силу, даже проведя столько времени в немагическом мире…

– Я не совсем… м-м-м… осознавала, что делаю. Просто надеялась, что получится. В любом случае окончательная смерть – не самое плохое, что могло со мной случиться.

Я решила пока придержать информацию о возвращении Лилит. Если ее отпустил Дэваль, то, возможно, он сделал это тихо и надеялся, что мать оставит в покое мир смертных и проведет пенсию где-нибудь в тихом омуте. Ну или я просто не хочу верить, что парень, который снится мне каждую ночь, выпустил в мой мир безумного монстра.

Пришлось снять рубашку, и я фыркнула, заметив, как смущенно Харон отвел взгляд. Такой взрослый, такой циничный – я еще помню, как он беспечно рассуждал о бессмысленности постоянных отношений – и такой скромняга.

Заметив мою усмешку, он сказал:

– И все же я рад вам, мисс Даркблум. Без вас Мортрум ужасно уныл. Не расскажете, что произошло и как вы оказались в Стиксе?

Я пожала плечами и поморщилась.

– Пошла работать в полицию. Получила пулю. Поняла, что умереть не могу, но умираю, и это невыносимо. Когда отключилась в очередной раз, увидела Стикс – и прыгнула. Я не рассчитывала пробить твою лодку головой, я думала, что умру и… просто все закончится.

– Что ж, мир мертвых явно не готов отпускать свою наследницу.

Я зарычала, когда Харон сунул пальцы в рану и вытащил пулю. Да, черт возьми, им бы не помешало ограбить какой-нибудь госпиталь! Хорошо, что в этой халупе никто больше не живет, мои вопли перебудили бы половину общаги.

– Вот и все. Сейчас я зашью и наложу повязку. На ваше счастье, заражения крови у нас не существует, так что просто пару дней поболит.

Знакомая пахучая мазь обожгла в первую минуту и принесла ни с чем не сравнимое облегчение сразу после. Я откинулась на постели, позволив Харону зашить рану и крепко забинтовать. Пару дней придется поберечься, чтобы снова не зашивать.

– Вам бы поспать, мисс Даркблум. Касание Стикса не проходит бесследно.

Я вспомнила видение, ворона, и закусила губу. Не нужно быть детективом, чтобы догадаться, что показала мне река мертвых. Мама не смогла ее одолеть, не хватило сил. Ее душа растворилась в водах Стикса, позволив жить лишь ее тени, ворону, что приглядывал за мной все это время. Ворону, утащившему серебряное перышко. Интересно, оно все еще у Дэва?

– Повелитель обрадуется, когда узнает, что вы вернулись, мисс Даркблум – словно подслушав мои мысли, сказал Харон. – Не скрывайтесь слишком долго.

– Мне бы твою уверенность. Расстались мы с Дэвалем… не то чтобы тепло.

Скорее, последняя встреча по ощущениям оказалась похожа на пережевывание стекла. Хотя я никогда не жевала. Но, думаю, это похоже.

– Дэваль? – Харон нахмурился. – Дэваль – не наш Повелитель, мисс Даркблум. Повелитель Мортрума – Самаэль Сонг, старший наследник Вельзевула.

А вот это оказалось полной неожиданностью. Я села на постели и уставилась на проводника.

– Ты шутишь? Вельзевул сделал наследником Самаэля? Почему?!

– У него не было выбора. Страж Грейв осужден и заключен под стражу в Виртруме. Младший наследник не обладает нужным даром. Самаэль Сонг – наш Повелитель.

– Осужден?! За что?!

– За вашу смерть. Дэваль выпустил Лилит, и она убила наследницу Вельзевула. Так, во всяком случае, звучит официальная версия. Разве это неправда? То есть вы живы, и это замечательно, но разве вы оказались в немагическом мире без памяти не по вине Дэваля и Лилит?

– Длинная история, – с трудом пробормотала я. – Извини. Голова раскалывается. Крепкая у тебя лодка. Можно я посплю? Мне надо прийти в себя и все обдумать.

– Я принесу вам подушку и одеяло. Отдыхайте, мисс Даркблум, – улыбнулся Харон. – Я действительно рад видеть вас. И кстати – вам очень идет новый образ.

– Что?

Подскочив, я стащила пыльную драную ткань с единственного треснутого зеркала и ахнула. В отражении виделась я и… в то же время не я. Девушка с бледной кожей, яркими, словно светящимися, голубыми глазами и иссиня-черными волосами, спадающими ниже лопаток.

Стикс не только показал мне судьбу матери и вернул меня в мир мертвых. Он еще и превратил меня в копию темных мальчишек, наследников, один из которых наконец получил то, к чему так долго стремился.

А второй… О новом Повелителе мира мертвых я старалась не думать. Эти мысли причиняли не меньше боли, чем предательство отца.

Вместе с подушкой и одеялом Харон принес одежду. Не мою – глупо было надеяться, что все это время мои вещи хранились в надежном месте, никем не тронутые. Больше всего мне было жалко куртку Дэваля, оставшуюся на Земле.

– Ты не можешь стырить ее для меня? – спросила я.

Но Харон покачал головой.

– Слишком рискованно, мисс Даркблум. Не нарушать законы немагического мира – мой принцип. Нельзя, чтобы души узнали о нас. А воровство может меня выдать. Но если хотите, я добуду для вас любую куртку любого бренда, вопрос только в цене.

От этого щедрого предложения я отказалась. Та куртка была ценна не брендом.

Потом, когда Харон ушел, я кое-как устроилась на постели, чтобы не тревожить рану, и попыталась уснуть. Но мысли постоянно возвращались к произошедшему, а ощущение касания холодной воды к коже никак не проходило. Стикс – не просто холодная речка. Я словно окунулась в море, сотканное из чужих душ. Холодных, потерянных, плывущих по течению жизни между осколков мира, который был их домом.

Старалась не думать о Хелен, но не получалось. Не надо было возвращаться к ней. Я знала, что подвергаю ее опасности, но мне так хотелось оказаться где-то, где меня ждут, что я быстро себя успокоила и придумала тысячу причин, по которым мачехе будет безопаснее рядом со мной. Теперь она мертва, и хоть я пыталась верить, что Хелен ждет Элизиум, получалось лишь надеяться, что не Аид.

Стоило заставить мысли о мачехе исчезнуть, как перед глазами вставал образ Дэваля.

Он не рассказал, что сделал со мной, даже оказавшись за решеткой, и если раньше я считала, что он вернул меня на Землю, чтобы избавиться от помехи и жить спокойно, то теперь я ничего не понимала. Почему он не рассказал правду? Почему предпочел отправиться в заточение, но не признался отцу, куда исчезла наследница?

Может, он хотел не избавиться от меня… а защитить?

Поняв, что оставаться здесь невыносимо, я с трудом поднялась и оделась. Вряд ли кто-то узнает меня в новом облике на улице, слишком много времени прошло. А мне жизненно необходимо дышать. Я не могу находиться в темноте и не могу уснуть при свете. Надо было попросить Харона купить мне ночник… хотя здесь нет электричества. Придется добывать что-то магическое, чтобы не сходить с ума без света.

За размышлениями я дошла до набережной и остановилась. Когда-то гладкая поверхность реки замерзала для меня. Когда-то я даже чувствовала себя счастливой, рассекая по идеальному льду на контрабандных коньках. Вряд ли еще хоть раз представится такая возможность.

Рядом раздался шум, показавшийся взмахом крыльев. Миг – и на перила сел ворон. Посмотрел внимательно, склонив голову. Я замерла.

– Ты ведь не душа моей мамы, – тихо произнесла я. – Просто ее тень. Отголосок души, растворившейся в Стиксе.

Словно обидевшись, ворон взмыл в воздух и отлетел на несколько метров дальше. И замер, выжидающе на меня глядя.

– Хочешь, чтобы я пошла за тобой?

Снова несколько метров, и снова тот же взгляд.

– Ну хорошо. Надеюсь, ты не приведешь меня в ловушку.

Но вскоре стало понятно, что ворон вел меня к особняку Вельзевула. Первым порывом было развернуться и уйти, настолько сильная злость охватила меня при виде знакомого темного силуэта. Я и не думала, что так сильно ненавижу отца за те месяцы во тьме, когда казалось, что я медленно в ней растворяюсь.

Но ноги упорно несли меня к особняку. И, оказавшись у дверей, я уже физически не могла повернуть обратно, несмотря на боль, разрывающую изнутри: мазь перестала действовать.

Особняк встретил меня тишиной, привычным запахом пыли и безнадеги, слабым мерцанием кристаллов и… отсутствием шепота. Лестницы больше не звали наверх, темные углы не шептали просьбы, старые двери не просили их открыть. Душа Лилит больше не была заточена в доме, и дом… как будто умирал.

Пустой, холодный, темный, несчастливый.

Ворон вспорхнул по лестнице наверх и пропал где-то в недрах дома. Когда я поднялась, то увидела лишь одну приоткрытую дверь, из которой в темноту лился едва заметный рассеянный теплый свет. Заглянув внутрь, я поняла, почему ворон привел меня именно сюда.

Это была спальня Вельзевула.

– Должно быть, ты действительно его любила, – пробормотала я.

– Селин, это ты? – раздался знакомый голос, от которого я вздрогнула.

Когда я слышала его в последний раз, он озвучивал мой приговор.

Значит, Вельзевул еще жив.

– Зайди, Селин. Всего на минуту. Пожалуйста.

Надо же, он выучил это слово. Оставшись один, развалив мир, которым правил. Теперь он умоляет, чтобы невестка, которую он держал рядом на всякий случай, как шуруповерт в гараже, провела с ним хотя бы минуту.

Совру, если скажу, что не считаю это справедливостью.

Следовало развернуться и уйти, но я почему-то продолжала стоять в дверном проеме. Вельзевул сидел в глубоком кресле у окна. Почти вся комната была погружена во мрак, лишь небольшой светильник у входа рассеивал плотную тьму. Лишь сделав несколько шагов, я вдруг поняла, что отец смотрит прямо на меня… но не видит.

Вельзевул был слеп.

Жизнь почти покинула некогда сильное, полное магии тело. Как бы ни называлась его болезнь, она лишила его силы, власти, здоровья, зрения. Как иронично: теперь отец сам во тьме. И вряд ли найдется кто-то, кто любит его так сильно, что рискнет вытащить на свет.

– Дай воды. Она мне необязательна, но с ней умирать как-то легче.

Медленно – тело слушалось неохотно, а боль все еще накатывала волнами – я подошла к графину и наполнила стоящий рядом стакан. А затем поставила на столик перед креслом и равнодушно наблюдала, как Вельзевул шарит по столешнице.

Хотя нет. Не равнодушно. Со странной усталостью, когда даже на ненависть и злорадство сил не осталось.

– Скажи хоть что-то. Что с Мортрумом? Во что превратил его Самаэль? Мортрум теперь проклят?

– Мортрум всегда был проклят, просто вы все предпочитали это не замечать, – откликнулась я.

Отец вскинул голову, вслушиваясь в мой голос. Потом его губы скривились в усмешке.

– Я так и думал, что перед смертью услышу твой голос. Слишком часто говорил с тобой. Однажды ты должна была ответить.

– И что, это конец истории Вельзевула, спасшего Мортрум? Для того, кто правит душами, не предусмотрен Элизиум? Как тебе итог? Это того стоило?

– Мой младший сын меня почти не знает. Мой средний сын меня предал. Мой старший сын не хочет меня видеть. Моя единственная родная дочь мертва. Безумная жена на свободе, а единственная женщина, которую я любил, растворилась в реке мертвых. Предел скоро падет, и темные души хлынут в Мортрум, уничтожая всех на своем пути. А затем и в немагические миры. Их охватит хаос. И лучшим итогом для нас всех будет, если балеопалы нас уничтожат. Когда-то я создал все это. Мортрум, Виртрум, архив, Предел. А сейчас надеюсь умереть раньше, чем все рухнет. Ты осуждаешь меня за это желание, Аида?

– Мне знакомо только желание умереть, потому что тьма невыносима.

– Мне так жаль.

– Да. Мне тоже.

– Я действительно верил, что у Мортрума будет новая Повелительница. Я думал, то, что ты наполовину душа, поможет тебе… сделает тебя лучше меня. Я знал, что ошибся. Знал, что Мортрум умирает. И верил, что ты сможешь его спасти.

– Нет. Нет, ты играл в дворцовые интриги и считал, что твои дети должны быть твоими слугами. Ты играл с ними, давил на их страхи и амбиции. Ты оценивал детей, как своих слуг, и твои оценки влияли на любовь к ним. Ты всегда подчеркивал, что Самаэль недостаточно хорош для тебя, а Дэваля выбросил без объяснений, в один миг лишив отца, которого он боготворил. Ты хоть раз заглянул в мастерскую Дара и видел его работы? Или приказывал ему явиться и продемонстрировать портреты? А может, не делал даже этого, потому что страдал по Лилит в одиночестве у Предела, изображая отшельничество? Ты так хотел вернуть дочь, так любил Веронику, так мечтал увидеть свою наследницу Повелительницей, что запер ее одну в темноте за то, что она пыталась спасти человека, который ее вырастил.

– Он монстр.

– Я ЭТОГО НЕ ЗНАЛА! – рявкнула я, отскочила – и стакан покатился по полу, а вода заблестела в свете луны. – Ты не сказал мне, кто он и что сделал. Ты просто запретил мне любить отца.

– Я боялся, что ты возненавидишь меня за эту правду.

– Я возненавидела за другое.

– Ты была бы хорошей Повелительницей. – Вельзевул улыбнулся. – Я считал тебя наивной, но, возможно, ты просто лучше меня. Лучше всех нас.

– Да нет. Я – эгоистичная взбалмошная и не очень умная девица. Единственное мое достоинство, и то сомнительное, в том, что за тех, кого я считаю семьей, я готова и убить, и умереть, и уничтожить мир. Если бы ты так относился к сыновьям – стакан воды тебе подавали бы не предсмертные галлюцинации. А теперь извини.

Я налила новый стакан.

– Много дел. Надо еще успеть испортить жизнь твоему старшему сыну.

– Не уходи. Я не хочу оставаться один.

– Не могу. Я устала. Мне выстрелили в живот, а потом Харон грязными пальцами доставал пулю, в качестве антисептика использовав фразу «у нас инфекций не бывает».

Потом, задумавшись и помолчав пару секунд, я поправилась:

– Точнее, не хочу. Мне плевать, хочешь ли ты оставаться один. Меня ты не спрашивал. Ты один не потому что судьба обошлась с тобой жестоко. Ты один, потому что сделал все для этого.

Я направилась к выходу, чувствуя злость на себя. Почему я не прошла мимо, зачем вошла? Я не чувствую по отношению к отцу ничего, кроме обиды и ненависти, он и отцом-то мне никогда не был, но все равно кажется, словно тьма в его комнате пробирается мне под кожу, заражая отчаянием и одиночеством. Напоминая о месяцах внизу.

– Аида? – Отец нахмурился. – Ты что… ты реальна?

Следовало сказать «нет» и исчезнуть, но вряд ли Мортрум готов был меня отпустить.

– Как стакан в твоих руках.

– Это невозможно. Ты мертва. Она убила тебя. Дэваль выпустил Лилит, и она убила тебя.

– Возможно, один из твоих сыновей не так уж и ненавидел новую Повелительницу. А решил от тебя ее спасти.

Выйдя из комнаты, я остановилась поодаль, у стены, и закрыла глаза. Потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки. Я ненавидела две вещи: темноту и вот такие воспоминания о Мортруме. Конечно, были и хорошие. Лимоны в кадках, Ридж с его дурацкими шутками, коньки, скользящие по поверхности замерзшей реки. Ощущение силы, наполняющей тело. Дэваль.

Но света оказалось катастрофически мало для того, чтобы не поддаваться тьме.

В доме никого не было. Где бы ни находились сейчас его прежние обитатели, они давно не заглядывали в место, где выросли. Дэваль под стражей. Самаэль теперь сам решает, где жить и что делать. Дар… Вряд ли он хоть сколь-нибудь был привязан к этому месту. Интересно, до сих пор ли он рисует?

Ноги сами понесли меня дальше, мимо знакомых дверей. Свою бывшую комнату я миновала, едва скользнув по ней взглядом, а вот перед дверью Дэваля долго стояла, не решаясь войти. Затем выдохнула и распахнула дверь.

Внутри все выглядело так, словно хозяин однажды просто вышел, не подозревая, что не вернется. Так оно, наверное, и было. Слуга пришел за ним и отвел к отцу. Или к Самаэлю. А может, по славной традиции, старший из детей Лилит лично сопроводил брата в камеру.

На столе остались какие-то зарисовки и заметки. На постели – чье-то личное дело. Я бегло пролистала папку и скривилась: это было дело моего отца. Кажется, Дэваль пытался его найти. Наверняка понял, что запер меня в немагическом мире с чудовищем, и попытался исправить ошибку. Или мне хотелось в это верить.

Потом взгляд приковал шкаф. Идея возникла моментально. Распахнув дверцы, я покопалась в куче одинаковых рубашек и нашла то, что хотела: еще одну кожаную куртку. Конечно, у Дэваля была запасная. Его единственную-то я отжала еще в начале знакомства.

С улыбкой – даже боль на несколько минут утихла – я достала куртку и вдруг заметила что-то интересное, какую-то прислоненную к внутренней стенке шкафа дощечку, при более детальном осмотре оказавшуюся холстом.

Вытащив холст, я ахнула.

Это был мой портрет.

Я его сразу узнала: тот самый, что Дар начал рисовать, когда я переехала в особняк. Он, помнится, сказал, что случайно испортил его, и я не стала выпытывать подробности. Но сейчас я держала в руках именно его, полностью законченный рисунок. С присущим Дару стилем: мягкими линиями света, даже почти в полной тьме ярко выделявшимися на холсте.

Эта Аида была гораздо красивее реальной. Ее глаза горели яркими голубыми озерами. На лице застыло выражение решимости. Она чуть наклоняла голову, словно бросала вызов каждому, кто на нее смотрит.

Даже не знаю, была ли я когда-нибудь такой на самом деле.

Так вот что стало с портретом. Дэваль забрал его себе и хранил в шкафу. Следовало разозлиться, но я вдруг почувствовала, как тиски, сжимавшие сердце, немного ослабли.

Вернула портрет на место и окинула комнату взглядом. Я так устала, что соблазн опуститься на постель и закрыть глаза хотя бы на пару минут, вдыхая знакомый запах, был невероятно силен. Но уснуть в особняке Вельзевула было бы слишком беспечным поступком. Сначала надо убедиться, что по моему следу уже не идут темные души, отправленные Лилит.

Я остановилась на втором этаже у лестницы, смотря вниз, на заброшенный, заросший пылью, холл некогда прекрасного мрачного особняка Повелителя и его наследников. Сейчас дом являл собой жалкое зрелище и сильно смахивал на те руины, что были скрыты за зеркалом в гостиной.

– Ну что? – хрипло произнесла я. – Расшевелим болотце мира мертвых?

На этот раз мне никто не ответил. Душа Лилит, прежде запертая в доме, давно обрела свободу.

Глава третья

Сейчас, когда я стала призраком, Мортрум понравился мне больше.

Его узкие темные улочки. Таинственные двери, прячущиеся в потайных уголках. Застывшие горгульи, такие непохожие друг на друга. Темные воды реки мертвых, затянутая утренним туманом набережная.

Долго, несколько часов, что я бродила по улицам, пыталась понять, что изменилось, почему сейчас я не чувствую выматывающего раздражения от всего вокруг. Несмотря на боль, на хаос, который меня окружал, я совсем не злилась на судьбу, вновь лишившую меня жизни в настоящем мире.

Сначала я решила, это из-за того, что я получила второй шанс и пусть часть жизни, но прожила так, как хотела. Потом – что в этот раз я знала, за что и от чьих рук умираю. Затем – что вообще не надеялась выжить и воспринимаю возвращение в Мортрум как воскрешение.

А потом поняла.

Остановившись посреди набережной, на том месте, где ко мне впервые подошел Дэваль Грейв, увидев вдали знакомую фигуру, вдруг очень ясно осознала.

Мортрум больше ничего от меня не ждал.

Не ждал, что я стану достойной Элизиума. Не ждал, что буду его принцессой.

Мортрум принял меня свободной. И просто смирился с тем, что вот такая у него будет Повелительница. В ином случае – в ближайшем будущем не будет никакой.

Фигура приближалась. Туман клубился вокруг нее, но не касался. Здесь все подчинялось ему – наследнику Вельзевула. Все, кроме меня.

– Харон – предатель или верен тебе настолько, что сдал меня? – спросила я, когда Самаэль неспешно подошел.

Он совсем не изменился, хотя я ожидала увидеть… что? Сама не знаю. Может, рога или гигантскую корону из человеческих костей. Но старший сын Лилит выглядел почти как обычно, разве что немного изможденным. Наверняка ему сейчас непросто.

– Ни то, ни другое. Харон тебе не доверяет. Считает, ты можешь быть обижена на Мортрум и быть посланницей Лилит.

Я рассмеялась. Самаэль улыбнулся, хотя глаза его остались равнодушно-холодными, как в вечер приема у Вельзевула.

– Что-то не меняется: ты все так же считаешь себя центром вселенной и не предполагаешь, что кто-то может считать тебя чужой игрушкой.

– Тебе виднее. Как дела у мамы? Еще не снесла новое яйцо?

– Ей пока тяжело. Время в Аиде не прошло даром. Она восстанавливается, окруженная заботой, которой достойна.

– Не противно от самого себя?

Самаэль вздохнул. Не сговариваясь, мы пошли вдоль набережной. Я держалась в его тени, опустив голову, чтобы никто из встреченных стражей ненароком меня не узнал. Рано или поздно это все равно случится, но еще осталось слишком много невыясненных отношений.

– Не воспринимай меня как злодея, Аида.

– А как мне тебя воспринимать? Ты выпустил Лилит.

– Она достаточно страдала. Отец вымещал на ней злость, он не был справедлив, заточив ее навечно.

– Он сделал это не просто так.

– Да? И ты, конечно, знаешь, почему и полностью с ним согласна? Или в голове вертится его любимая сказочка про «предала, пошла против Повелителя, едва не разрушила мир»? Не будь так наивна, Аида, наш отец не святой. Мама, конечно, тоже, однако она пыталась решить проблемы, которые не хотел решать Вельзевул. Аид трещит по швам. Что бы ты делала, когда темных душ стало бы настолько много, что они прорвались? Недовольство среди иных растет, им уже недостаточно сказки про Элизиум. Что бы ты делала, если бы бунт подняли они? Вельзевул предпочел сдаться. А мама хотела для нас лучшей жизни. Той, которой мы достойны, в мире, который мы заслуживаем. Забудь о том, что ты его дочь. Подумай сама, Аида.

– Красиво. Только много нестыковок. Зачем ты приходил на Землю, в бар?

– Хотел убедиться, что ты в порядке.

– Непохоже, чтобы я тебя волновала.

– Я никогда не желал тебе зла. Но и любить девицу, которую отец нагулял на стороне и вдруг объявил наследницей, уничтожив все, чего ты добился, сложно.

– Лилит первая начала, – возразила я.

– Согласен. Но когда я об этом узнал, я уже посвятил жизнь отцу. Делал то, что он велит. Женился на той, что он выбрал. Довольно обидно вдруг отдать все… тебе.

– И то верно. Только власть все равно должна была достаться Дэву. А теперь он заперт, а ты, как Повелитель, даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти брата. Хотя знал, что я жива.

– Но он совершил преступление. Да, ты оказалась жива, но без памяти, на Земле. Он поступил эгоистично. Ничего бы с тобой не случилось, отец уже собирался тебя отпустить. Не строй иллюзий. То, что сделал Дэв, было местью отцу в чистом виде: когда Вельзевул уже скучал по любимой девочке и ждал встречи с ней, Дэв подстроил твою смерть. А я просто воспользовался ситуацией.

– И свалил на брата освобождение матери.

– Будь у Дэва шанс – он бы сделал это. В отличие от отца, мама всегда была рядом. Для всех нас.

– Но Дэваль все еще под стражей.

– Увы, необходимость. Мать он любит, отцу он предан – я не хочу проверять, на чьей он окажется стороне.

– Так и скажи, что боишься конкуренции. И меня ты проведывал только чтобы убедиться, что я не представляю угрозы. А когда вы поняли, что я копаю под Даркблума – послали его убить единственного близкого мне человека и проделать дырку мне в животе.

Самаэль едва заметно поморщился, и я мысленно отметила, что упоминание Даркблума действует на него… не поняла еще как, но определенно сильно, раз даже привычная маска невозмутимости слетела.

– Не скажу, что я в восторге от него. Он неуправляем. Но Лилит испытывает к нему… трепетные чувства и на многое закрывает глаза. Я был против того, чтобы за тобой ехал он. Собирался сам, но Мортрум требует присутствия. Здесь все стало сложнее.

– Признаюсь честно, я ожидала увидеть нечто вроде антиутопии с угнетенным народом и властью тьмы. А тебя – на троне из черепов, пьющего кровь балеопалов из бокала на высокой ножке. Но мир мертвых почти не изменился.

Мы остановились у самого министерства, там, где я впервые увидела замерзший Стикс и выскочила на лед. Теперь Самаэль не будет делать для меня каток, но это не самая главная наша проблема.

В Мортруме не может быть двух Повелителей. Кому-то из нас придется уйти. Но мне идти некуда, а для Самаэля это подобно смерти.

– Я не зло, Аида, – тихо произнес он. – Я всего лишь считаю, что Вельзевул и его порядки привели нас во тьму. И мы можем построить лучший мир. К сожалению, зачастую для того, чтобы создать новый мир, старый приходится разрушить.

Он протянул руку.

– Просто выслушай Лилит. Помоги нам исправить ошибки Мортрума. И я отпущу Дэва.

Возможно, меня и воспитывал безумец, погубивший много жизней, но зато он научил, что семейные отношения, в которых жизнь и свобода твоего близкого – лишь повод для торга, дерьмо, а не отношения.

– Не уверена, что могу тебе доверять.

– Хочешь снова довериться Вельзевулу?

– Хочу доказательства. Того, что ты действительно веришь в то, что говоришь. И что мне не откусят голову, едва я приду знакомиться с твоей мамулей.

– Какие именно?

Я посмотрела на темные воды Стикса и неспешно плывущие в них огоньки. Кажется, их стало меньше. Или подсознание со мной играло, сгущая краски, всем существом сопротивляясь тому, что я собиралась сказать?

– Принеси мне его голову – и тогда я буду делать то, что тебе и Лилит нужно.

Самаэль так на меня посмотрел, словно на секунду засомневался, действительно ли перед ним Аида Даркблум. Он наверняка ожидал от меня всякого, но не этого. Еще пять лет назад я была готова перегрызть глотку за человека, который меня вырастил. А сейчас его смерть – условие моего предательства. Вот это неожиданный поворот, а не эти ваши «умер-воскрес».

– Ты сейчас серьезно?

– Более чем. Ты сам сказал, что не в восторге от Даркблума. И что он мешает. В этом вопросе наши мнения совпадают. Я не встану рядом с человеком, убившим столько детей и стрелявшим в меня, даже если он наделает Лилит еще целый выводок маленьких говнюков типа тебя. Так что принеси мне его голову – и будем считать, что мы договорились.

Самаэль долго молчал, переваривая предложение. Не то чтобы он не хотел его принять – соблазн устранить помеху и заполучить последнюю надежду Вельзевула был не просто силен, а невыносимо велик.

– И что, ты так просто приговорила того, кого любила?

– Если бы не любила, приговорить было бы сложнее. Знаешь, мы, смертные души, гораздо проще причиняем боль не тем, на кого нам плевать, а тем, кого любим. Я хочу, чтобы его не существовало. Потому что убийц я видела много, но любила только его. Так что да. Такое условие.

– Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия. Я все еще Повелитель Мортрума.

– Да, до тех пор, пока стражи не узнают, что ты открыл Предел и выпустил темные души.

– Что за чушь, я не открывал Предел. Я вообще не обладаю способностью это делать…

Он осекся. И теперь смотрел на меня с еще большим недоверием.

– Ты открыла Предел?

– Просто нашла прореху и помогла ей стать чуть больше.

– Но тебя этому не учили.

– Что сказать? Новичкам и дурачкам везет. Оказывается, это так же легко, как выращивать лимоны. Особенно если есть стимул.

Где-то вдали, в стороне архива, что-то с грохотом обвалилось и затряслось. В воздух поднялись клубы пыли, а по поверхности реки пошли волны. Нас обдало холодными брызгами.

– Сейчас я пойду и помогу стражам справиться с душами. А потом расскажу, что Предел открыл ты, и что Лилит выпустил тоже. И они отправят тебя в соседнюю с Дэвалем камеру.

– Ты блефуешь.

– Не воспринимай меня как положительного героя, Самаэль.

– Ты никогда не была положительным героем. Но ты всегда играла честно.

– Просто прошла курс политтехнологий в академии. Думаю, у тебя есть не больше часа, чтобы свалить из Мортрума. А когда разберешься с Даркблумом – возвращайся, обсудим сотрудничество.

Новый толчок едва не сбил нас с ног. Кажется, расчет открыть прореху под обветшалой частью замка, оправдался: груда камней существенно осложнила душам доступ на улицы Мортрума. Теперь надо было успеть туда раньше стражей.

Никто не заслуживал оказаться в Аиде лишь потому что одной невозможной принцессе вдруг оказался очень нужен трон мира мертвых, прежде не имевший для нее никакой ценности.

Впрочем, ничего не изменилось. Трон мне не нужен. Мне нужна власть. И хотела бы я сказать, что использую ее для того, чтобы сделать мир лучше, но нет.

Я хочу вернуть тех, кого люблю. Дэваля, Хелен, Дара.

Даже если ради их возвращения придется стать главным злодеем этой истории.

***

– Самаэль, что происходит?

Он замер, услышав голос Селин. И тот вдруг показался совсем чужим. В последнее время между ними холоднее, чем в водах Стикса. Но все же он впервые задумался о том, какой будет жизнь без нее. Станет ему легче или напротив, жены будет не хватать?

– Ты уходишь? Там прореха… и темные души вырвались! Стражам нужна помощь!

Она, конечно, чувствовала: все изменилось. Но еще отрицала рухнувший вместе с корпусом Мортрума мир. И надеялась, он рассмеется и скажет: «да все в порядке, стражи справятся, а я захвачу из архива одно дело, и вернусь».

Но он не рассмеется и не успокоит ее. Он так устал делать вид, что теперь, когда Аида Даркблум вернулась, просто резко кончились силы.

Самаэль смотрел на женщину, которую никогда не любил, и пытался найти в Мортруме хоть что-то, за что стоило цепляться. Ради чего стоило вернуться с головой Даркблума. И не находил.

Селин дернулась было, словно хотела обнять его, но в последний момент передумала и обхватила себя руками, кутаясь в плащ.

– Самаэль? Скажи что-нибудь.

– Стражи справятся, – откашлявшись, произнес он. – Прореха небольшая. Она не будет рисковать их жизнями.

– Она?

– Аида. Она вернулась.

– Аида вернулась? – Селин побледнела. – И открыла прореху? Но зачем…

Осекшись, она перевела взгляд с Самаэля на двери архива. И задохнулась от внезапной догадки:

– Ты уходишь! Ты нас бросаешь!

– В Мортруме место только одному Повелителю. Повелительнице, в нашем случае.

– Так нельзя! Ты не можешь просто отдать ей Мортрум!

– Кажется, она забрала, не спрашивая. Впрочем, это было не самое лучшее наследство. Я не в обиде.

– Но ты же всегда хотел занять место отца! Ты можешь бороться!

– С Аидой? Нет, Селин. Пока Вельзевул жив, Аида всегда будет побеждать. В его руках по-прежнему власть над Пределом, и он передаст ее дочери. Начинать войну? Мне не интересно участвовать в глупой возне за трон умирающего мира. Гораздо интереснее получить живой и прекрасный мир в свое полное распоряжение. Аида приползет потом.

– Я тебя не узнаю.

– Странно, потому что ничего не изменилось. Я всегда таким был.

– Нет. Нет! Мой муж никогда бы не убежал с поля боя! Он никогда бы не бросил Мортрум!

Не выдержав, Самаэль в несколько шагов преодолел расстояние между ними, схватил жену за плечи и как следует встряхнул.

– Мортрум?! Мортрум, Селин? От Мортрума ничего не осталось! Вельзевул вот-вот умрет, Предел рухнет – и что тогда? Что будет делать Аида, когда останется одна наедине с миллиардами монстров? Во что превратится Мортрум? Я много лет тащил все на себе, латал дыры, которых становилось все больше и больше. Слушал недовольства отца, требования стражей, проклятия душ. Я был единственным, кто думал обо всяких приземленных штуках вроде личных дел, кастодиометров и колледжа. Я решал тысячи вопросов, начиная от поставок продовольствия, которого без магии катастрофически не хватало, и заканчивая организацией маскарадов, чтобы вы от души потрахались и перестали ныть, как вам тяжело работать с магией! И что я получил взамен? Сначала любимым наследником назначили Дэва, потом – смертную невыносимую девицу. Хватит, Селин, я и так слишком многим пожертвовал ради Мортрума. Я отдал ему все свое время, я был верным слугой Вельзевула, а не сыном, я прожил много десятков лет с женщиной, которую не люблю.

Селин изменилась в лице и дернулась. Самаэль в ту же секунду разжал руки.

– Ты прекрасно знаешь, что наш брак – требование отца.

– Но нам было хорошо вместе.

– Точно так же тебе было хорошо на маскарадах. Я не заметил разницы.

– Ты не смеешь обвинять меня в этом! Ты придумал эти маскарады, Самаэль! Ты привел меня туда, а теперь говоришь, что я недостаточно хорошая жена из-за них?!

– Всего лишь говорю, что устал. От недовольства отца. От дышащего на ладан Мортрума. От твоих истерик. Я впервые делаю, что хочу. Я свободен.

Он повернулся к архиву, но Селин преградила ему дорогу. Ее бледное лицо на фоне темного камня стены казалось неестественным, как застывшая восковая маска.

– Ты не можешь просто так уйти… Я хочу уйти с тобой! Я же… Я же все делала, все, что ты просил! Я придумала, как избавиться от Аиды, я намекнула Дэву, я переправила на Землю Лилит и… Самаэль, они же убьют меня!

Он долго смотрел на нее, пытаясь вспомнить чувства, которые когда-то испытывал. Они ведь были. Он помнит, что были, но не помнит, какие они. Как будто внутри все выгорело. Остался только остов, но и тот в скором времени разрушит время.

Оттолкнув Селин, он вошел в архив, нарушил его тишину.

Портал уже сиял, и Самаэль мог поклясться: в его глубинах он видел Лилит, с улыбкой ожидающую сына. Она, конечно, знала, что так будет.

«Понимаю твою любовь к миру мертвых, дорогой сын, и нисколько не осуждаю. Если для тебя это важно – стань его Повелителем, защити эту горстку иных. Но поверь мне, Самаэль, однажды ты поймешь, что твое место рядом со мной. Однажды ты осознаешь, что твоя сила может изменить мир. Тогда ты без сожалений оставишь Мортрум. Чтобы вернуться в новый мир. Который в память о прежнем мы назовем… Элизиум».

Кто-то мог бы сказать, что он уходил от отца, которому оказался не нужен. Или от мира, в котором так и не стал королем. Или от жены, от которой испытывал лишь холодное раздражение.

Но на самом деле Самаэль Сонг не уходил от кого-то.

Он всего лишь уходил прочь.

Большая разница, на самом деле.

***

– Прости! Прости-прости-прости! Я не хотел, Аида, Элизиумом клянусь! Я думал, ты – темная душа.

– Я что, похожа да безумдую кровожаддую тварь? – спросила я, зажимая нос.

Стражи вокруг нас уже закончили с темными душами и теперь устраняли последствия прорыва. То, с чем раньше справлялся один Дэваль за пару секунд, теперь делали вдесятером почти полчаса. Ситуация осложнялась тем, что души периодически лезли наружу, не оставляя попыток, хотя концентрация стражей у прорехи уже была критической.

Еще несколько десятков патрулировали улицы на случай, если какая-то из душ в суматохе все же смогла пробиться в Мортрум. Но мой расчет оказался верен: рухнувший кусок замка не позволил монстрам вырваться на свободу и натворить дел.

Зато Ридж не подкачал. И в пылу драки двинул мне прямо в нос. Не сказать чтобы намеренно, конечно, я тоже хороша – кто же выскакивает в разгар битвы из-за угла, спрятав лицо. Но все равно довольно неприятно.

– Ну знаешь, кровожадной твари я бы удивился меньше, чем тебе. И вообще, я не страж. Как умею – так сражаюсь.

Вместо ответа я показала ему большой палец. Теперь вместе с раной на животе болел еще и нос, а во рту чувствовался противный привкус крови.

– Мне правда очень жаль, – вздохнул Ридж.

– Расслабься. Мгновенная карма, – буркнула я. – Что у нас с последствиями? Жертвы есть?

– Пока непонятно. Среди душ точно не должно быть, а стражи еще не все вернулись. Повезло, что эта хрень обрушилась.

– Повезло, – эхом откликнулась я.

– Где Самаэль, мать его?

– Угадал. Как раз ее навещает. Самаэль больше не вернется.

Удивительно, но эта фраза далась мне с явным трудом. И как я собираюсь свалить на Самаэля все произошедшее, если язык не поворачивается о нем говорить? Мысль о том, что он стоит рядом с Лилит и собирается навредить Земле, вызвала не ярость, на которую я рассчитывала, разрабатывая этот план, а какую-то детскую обиду. Как будто, несмотря на все, что между нами произошло, я все еще надеялась, что это глупая ревность к девчонке, которая вдруг появилась и забрала все внимание отца.

– Думаю, стоит поговорить вдали от лишних ушей, – медленно произнес Ридж. – Кому ты доверяешь?

Пришлось взять минутную паузу, чтобы обдумать ответ. Дэвалю? Но он под замком и в ближайшее время до него не добраться. Харону? Нет уж, может, он и слил информацию о моем возвращении из благих побуждений, неизвестно, что и кому он сольет еще.

– Дэв, Тордек, Дар, Ева. Половина из этого списка неизвестно где и живы ли. Так что остаетесь вы с Тордеком и Дар.

– С Даром я бы повременил, – как-то загадочно и одновременно мрачно ответил Ридж. – Так, погоди. Сначала сделаем вот что.

Без предупреждения он подхватил меня на руки и взобрался на один из обломков стены так, чтобы было видно стражам в округе, а потом осторожно поставил меня, придерживая под локоть, что было очень кстати.

– Эй! – крикнул Ридж. – Народ! Слушайте сюда! Наш Повелитель Самаэль решил, что не хочет связывать свою дальнейшую судьбу с Мортрумом. Полагаю, это – его прощальный нам подарок. И не думаю, что вы удивлены. Давайте отставим в сторону политические споры и приведем Мортрум в порядок, защитим его жителей. Хорошие новости тоже есть: вернулась Аида Даркблум! Согласно старшинству Аида – новая Повелительница, поэтому отныне все ее приказы подлежат немедленному выполнению. Как только она будет готова, то сразу проведет собрание со стражами, где вы сможете задать ей вопросы. Пожалуйста, нам очень нужна ваша помощь. Мы не можем допустить паники. Закрывайте прорехи, сдерживайте темные души, защищайте невинных!

– Без Грейва мы не протянем! У нас не хватает стражей, зато прорех все больше и больше!

– Я верну Дэваля! – крикнула я. – Как только смогу добраться до Виртрума, я найду способ вернуть его. Если он жив, если он остался собой – я его верну. Нужно продержаться совсем немного. И с Пределом мы что-нибудь придумаем. У меня есть дар, способный усилить Предел. Вельзевул слишком слаб, чтобы меня обучить, но мы что-нибудь придумаем.

Я распахнула куртку, чтобы было видно кровавое пятно на рубашке. Пришлось уложить парочку душ лично, и рана снова открылась. Заживление шло явно медленнее, чем хотелось бы, и что-то подсказывало, без влияния вод Стикса не обошлось. Хотя я не жалуюсь. Я вообще не должна была выжить.

Никто не стал аплодировать или радоваться туманным обещаниям какой-то девицы, но несколько стражей, явно пользовавшихся у товарищей авторитетом, хмуро кивнули. Ридж принял это за согласие с приказами и, снова подхватив меня на руки, понес прочь.

Так я оказалась в кресле главы Министерства Мертвых, Самаэля Сонга.

И, пока Ридж ходил за Тордеком, думала лишь об одном: в тот день, когда в этом кабинете меня ждала темная душа, Самаэль лично отправил десяток стражей в Аид или просто позволил этому случиться?

Ждать пришлось недолго. Ридж вернулся через четверть часа с Тордеком – он, очевидно, находился в колледже. При виде меня балеопал расплылся в жутковатой, но счастливой улыбке.

– Не представляете, как я рад вашему возвращению. Каждый день я смотрел на лимонную аллею и надеялся, что произошла ошибка и вы живы, Аида.

– Спасибо, магистр, – слабо улыбнулась я.

Боль к тому времени вернулась с новой силой, и все, на что меня хватало – сидеть и не морщиться. Желательно не шевелясь, потому что при каждом неосторожном движении начинала кружиться голова.

Как так получилось, что в Мортруме есть только два человека, которым я могу доверять? Причем не потому что они сделали что-то, доказывающее их верность. А потому что не успели сделать ничего, доказывающего обратное.

Интересно, я долго продержусь в кресле Повелителя с такими вводными?

– Так почему не стоит звать Дара? – спросила я.

Ридж с Тордеком переглянулись.

– Ладно, давайте с самого начала. Что случилось после того, как Вельзевул запер меня в подвале?

– Это сильно по нему ударило, он стал слабее. Потом случился очень крупный прорыв, мы потеряли четверть стражей и думали, что потеряли тебя. Что Лилит вырвалась на свободу и убила тебя. Предел дрогнул, но устоял – ценой остатков здоровья Повелителя. И его дела принял Самаэль. Никто не ожидал, что Вельзевул проживет так долго. Говорят, он совсем плох.

– На троечку, – хмыкнула я. – И что Самаэль?

– Обвинил во всем Дэваля. Что он выпустил мать. Дэваль не стал отпираться, и его приговорили к заточению. В Аид отправлять не стали, справедливо полагая, что с его силой и навыками он оттуда нас и захватит. Заперли в Виртруме. Самаэль стал Повелителем. И превратил Мортрум в то, что он сейчас собой представляет.

– Не вижу никаких ужасов. Все на месте, улицы подметают, бары работают. Откуда такой мрачный тон?

– Мортрум – не только бары и улицы, – спокойным размеренным голосом произнес Тордек.

На миг я ощутила себя так, словно сижу на лекции в аудитории. И неожиданно для себя расслабилась. Хотя во время учебы в колледже каждое слово казалось мне издевкой над непрожитой жизнью. Надо же, как меняется восприятие.

– Мы перестали получать души. У нас больше нет работы для проводников.

– Погодите, это как? Люди все еще умирают. Сама лично видела.

– И куда деваются их души? – спросил Ридж. – Точно не приходят к нам.

– Что, все в Элизиум? Точно нет. На прошлой неделе застрелили одного из самых опасных членов уличных банд. Его разыскивали за целую кучу убийств. Точно не кандидат на райские кущи. Вы должны были отправить его в Аид.

– Но мы не получали новых душ уже очень давно, – вздохнул Ридж. – Никаких. Плохих, хороших, средних – просто ноль. Куда они исчезают, мы не имеем понятия. И Самаэль запретил расследовать. Просто без объяснений. Полагаю, это как-то связано с Лилит, но… Из-за прорывов в Мортруме осталось едва ли половина населения. А новых душ у нас нет.

– Перерождения прекратились, – подтвердил Тордек. – К тому же мы кое-что нашли…

– Когда Самаэль запретил всем лезть в новый порядок, я тут же залез в архив. И знаешь, что обнаружил?

– М-м-м?

– Последний раз душу отправляли в Элизиум несколько сотен лет назад.

– Серьезно? Не было ни одного достойного смертного? – поразилась я.

– Получается, что так. Сначала перестали поставлять души в Элизиум. Потом в Мортрум и Аид. Куда они деваются – вопрос хороший. И вряд ли ответ на него «просто растворяются в воздухе». С учетом того, что Лилит на Земле…

Звучало все и вправду скверно.

– Самаэль не делал ничего преступного. Никого не убил и ничего не испортил. Только почему-то после его восхождения миры перестали работать.

– Проблема балеопалов не решилась, – добавил Тордек. – Они продолжают погибать.

– Странно, что все еще нас не затопили, – вздохнула я.

– У них вряд ли есть силы на это. Чтобы открыть проход и обрушить на Мортрум мощь воды, нужно много энергии. Нам всем хотелось верить, что мы сможем пожертвовать собой ради мести. Но, как и все смертные, они очень хотят жить. У них есть шанс только если вы, мисс Даркблум… – Тордек осекся. – Повелительница. Им поможете.

– Так, давайте без пафоса. От того, что вы будете мне кланяться, проблемы не решатся. Первая проблема: Предел. Мне нужно понять, как с ним обращаться, чтобы он случайно не рухнул. Я пока умею только работать с прорехами. Вторая проблема: прорехи. Их много, и нам нужен Дэваль. Третья проблема: души. Куда они деваются и что задумала Лилит? Четвертая проблема: балеопалы. Кто-то вырезает им сердца, опять же, для Лилит. Пятая проблема: непосредственно, Лилит. Как я понимаю, ее цель – отомстить Вельзевулу, уничтожить Мортрум и навести на Земле свои порядки. Какие именно, пока не знаю, но заранее против. Все?

– Даже если нет, мне и этого хватит, – буркнул Ридж. – Надо что-то делать. Но что? Есть мысли?

– Так, по балеопалам. Кто-то ходит в их мир и вырезает сердца. Будем надеяться, это был Самаэль. Ему же нужно было выпустить Лилит и вернуть ее в тело. Значит, нужна была энергия. Самаэль ушел, убийства должны прекратиться.

– А если не он?

– Тогда извинюсь. И надо будет закрыть архив. Раз души не поступают, то и нечего им пользоваться. Если балеопалов убивал не Самаэль, то настоящий убийца не сможет туда ходить. Сможем?

Тордек кивнул.

– А вот для решения остальных проблем надо вытащить Дэваля.

Ридж посмотрел на меня очень странно: с сомнением и одновременно сочувственно.

– Он провел взаперти во тьме пять лет. Думаешь, он еще жив?

– Я провела несколько месяцев – и довольно быстро восстановилась. Дэваль сильнее. В любом случае нельзя его там оставлять.

– Будут проблемы, – сказал Ридж. Потом расплылся в улыбке: – Обожаю проблемы! Всколыхнуть судебное болотце Мортрума – то, что надо!

– А в чем, собственно, проблема? Разве Повелитель мира мертвых не царь и бог? Сказал: помиловать – и делов. Я думала, Виртрум подчиняется Вельзевулу.

– Теоретически да. Практически Виртруму дарована независимость, с которой они не захотят расставаться. Вельзевул никогда им не указывал. И твой приказ отпустить нашего отверженного принца ввергнет их в шок и возмущение. Тебя-то Вельзевул запер в подвале собственного дома, чтобы потом тихонько выпустить, если отпустит обидка. А вот Самаэль, во-первых, не хотел, чтобы Дэв выбрался. А во-вторых, жаждал показать Мортруму, что ради нашего благополучия не пожалеет и брата. Так что сделал все через суд.

– Значит, едем в Виртрум, вытаскивать Дэва. Сможешь меня отвезти?

– Конечно! – ответил Ридж. – Если пустишь посмотреть на их кислые рожи.

– И еще я хочу увидеть Элизиум.

– Вельзевулу это точно не понравится.

– Вельзевул об этом даже не узнает, потому что единственная ситуация, в которой я открою рот в его присутствии, – это его похороны. И то вряд ли скажу что-то трогательное. Я хочу увидеть, что мы защищаем. И ради чего все это: весь этот мир, отбор душ, стражи, Аид. Хочу знать, что есть что-то хорошее.

– Понятия не имею, где вход в Элизиум. Но, думаю, Дэв знает. Ему многое рассказывала мать. Они были близки. Кстати, а ты не боишься, что вышедший на свободу Дэваль займет не нашу сторону? Он любил Лилит, и она его не меньше.

Что могу сказать? Об этом я не думала. Главное – вытащить его. А если этим самым я подпишу нам всем приговор… что ж, я уже говорила: Мортруму не повезло с Повелительницей. Бывает.

Дальнейшие споры прервал Тордек, причем так глянул на Риджа, что тот сразу умолк. Мне показалось, взгляд магистра означал что-то вроде «не лезь к ней, ты же видишь, что ей нужно его вытащить». И тут Тордек был совершенно прав. Даже если Дэваль в первое же мгновение свободы присоединится к Лилит, я не буду жалеть о его освобождении. Никто не заслуживает провести вечность во тьме.

– Так что с Даром? Почему не стоит посвящать его в планы?

– После того, как тебя заперли, Дар пошел к отцу и потребовал тебя простить. Вельзевул отказал. Не знаю, что там у них произошло, но Дар ушел из дома и во всеуслышание поклялся не возвращаться. Я помог ему с жильем и мастерской. И до этого момента все выглядело как успешное взросление. Но потом…

Ридж вздохнул, а я не выдержала и треснула его по лбу попавшейся под руку папкой.

– Хватит разыгрывать театральные паузы! Что с Даром?!

– Он встретил Олив Меннинг. Теперь она его жена.

– А? – как идиотка переспросила я, хотя прекрасно все слышала.

– Мы тоже не в восторге. Но с виду все добровольно. Они встретились, сходили на пару свиданий, съехались, устроили небольшой праздник в честь свадьбы. Нет причин им мешать.

– Я вообще думала, что Олив свалила следом за Лилит. И что ее специально сюда отправили.

– И я так думал, – кивнул Ридж. – Но нет. Возможно, Самаэль и привел ее в Мортрум, чтобы побесить тебя, но умерла она по-настоящему, и Лилит ее не забрала. Проблема в том, что Дар немного… изменился. Не в лучшую сторону.

– Что значит – изменился?

– Сложно описать. Стал грубее. Циничнее. Иногда напивается в барах. И больше не рисует портреты. Как-то раз я заглянул в его альбом. Теперь сюжеты Дара… жуткие. Красивые, но жуткие. Раньше ты смотрел на его работы и чувствовал магию искусства, тебе недоступную. А сейчас словно заглядываешь в темную комнату. Ты не видишь ничего особенного, но чувствуешь, как нечто смотрит из темноты.

– Может, Дар просто вырос? – предположила я. – И Олив здесь ни при чем? Если подумать, у него есть причины рисовать черным карандашиком в блокнотике. Нам как-то в школе психолог дала задание нарисовать свою семью, и всех, кто рисовал недостаточно позитивно, заставляли рассказывать, не бьет ли их отец. Думаю, если бы Дару и Дэвалю дали задание нарисовать свою семью, у них бы вышла классная обложка к треш-метал альбому.

– Именно поэтому мы не лезем в его жизнь. Но на случай, если Дар все же попал под влияние Олив, я бы хорошо подумал прежде, чем посвящать его в тайные планы. Все равно он не сможет помочь. Спокойнее будет спать.

– И то верно. А можешь достать дело Олив? Хочу взглянуть.

Ридж покачал головой.

– Аида, нельзя…

Потом осекся, задумчиво на меня посмотрел и поправился:

– Хотя… можно, получается.

– Вот и чудненько. Дайте мне немного времени, чтобы восстановиться. А потом попытаемся все наладить.

Тордек поднялся.

– Я действительно рад, что вы вернулись, Аида. Понимаю, что к Повелительнице с такими просьбами не обращаются, но прошу: вернитесь в колледж. Ваш дар созидать – то, чего не хватает Мортруму. Я бы хотел, чтобы вы его развили.

– Вернусь. Не обещаю прямо завтра, но вернусь. Кстати, магистр… сможете взять руководство колледжем на себя?

– Почту за честь.

– И не запечатывайте больше магию душ. Обучите всех, кто обладает хоть каким-то даром.

– Это опасно, Повелительница. Наш мир…

– Гибнет от магии, я знаю. Но он и так гибнет, а без магии мы совсем беззащитны. Может, удастся скомпенсировать влияние магии моей силой. Поверьте, магистр, у Лилит и Самаэля магия будет. Нам надо что-то поставить против.

– Сделаем все, как прикажете.

Когда Тордек ушел, следом поднялась и я, чувствуя, что вот-вот отключусь от боли. Хватит на сегодня свершений. Мне нужно было лечь, и даже затхлая каморка не пугала. От того, чтобы ехать на руках Риджа я героически отказалась, но он все равно взялся меня проводить.

– Ты не домой? – спросил он, когда понял, что я направляюсь не к особняку Вельзевула.

– Не сейчас. Не туда, где он.

Я старалась не думать о том, что существо, называющее себя моим отцом, сейчас, вероятно, страдает. Я тоже не в СПА, между прочим.

– Ты что, собираешься в ту комнату? Да там с ума можно сойти!

– У меня нет сил искать новое жилье. Я просто хочу немного поспать.

– Идем, останешься у меня. Так будет безопаснее. Мало ли кто захочет навестить новую Повелительницу.

И у меня даже не осталось сил спорить.

Квартира Риджа не изменилась с тех пор, как я в ней была. Я невольно улыбнулась, вспомнив сорванное Дэвалем свидание.

– Что смешного? – Ридж заметил, как я хихикаю.

– Просто подумала, что все еще должна тебе половину свидания. Тогда Дэв все придумал. Не было никакого прорыва, он просто хотел испортить мне свидание.

– Ничуть не сомневался. Ты действительно его любишь?

Вопрос, несмотря на то, что был довольно логичным, застал врасплох. Люблю?

– Я не знаю, Ридж. Всю сознательную жизнь я любила отца. А теперь ненавижу его сильнее всех на свете. Не уверена, что готова любить кого-то еще. Но он меня спас, и я должна отплатить той же монетой.

– Ясно, – как-то странно хмыкнул он. – Знаешь, а ведь обычно, если девушка остается у меня на ночь, мы проводим ее бурно.

Я меж тем заперлась в ванной, чтобы обработать рану.

– Хочешь, открою прореху прямо тебе в постель? Проведешь ночь бурно и с непредсказуемым результатом?

Когда я вышла, Ридж как раз укладывал на большую постель две подушки. Увидев мой многозначительный взгляд, он соизволил пояснить:

– Я добрый, но не самоотверженный. И не буду спать на полу только потому что ты теперь Повелительница.

К этому времени я уже так устала, что просто пожала плечами и забралась на свою половину кровати. По телу прошла приятная дрожь, когда организм понял, что ему дали возможность уснуть и успокоить ноющую боль в ране.

– Как думаешь, Самаэль когда-нибудь вернется? – борясь с накатившей сонливостью, спросила я.

– Зависит от того, есть ли здесь что-то, ради чего ему захочется вернуться.

Ридж был чертовски прав. И от этого было чертовски грустно.

Глава четвертая

Я почувствовала себя здоровой только через четыре дня, и они показались бесконечно длинными, просто невыносимыми.

– Успокойся! – твердил Ридж, не давая мне вставать. – Ничего с ним за пару дней не случится. Он провел там почти пять лет, потерпит еще пять суток.

– Легко тебе говорить, – бурчала я. – Ты там не был.

Но приходилось лежать и ждать, когда рана затянется окончательно. И радоваться, что я вообще бессмертна. Иначе бы уже давно лежала в могилке.

Ридж терпеливо выносил мое присутствие в собственном доме и даже почти не страдал о невозможности любовных похождений. Он вообще казался мне угрюмым и задумчивым, как будто что-то грызло его изнутри. Но я была слишком занята собственными страданиями, чтобы выпытывать.

Зато он приносил эссенцию. И у нее всегда был вкус кьянти, того самого, которое я пила в баре после того, как на набережной встретила парня, пообещавшего помочь с поисками отца.

– А может быть такое, что эссенция не имеет вкуса? – спросила я.

Ридж оторвался от книги и задумчиво посмотрел в окно.

– Говорят, да. В ту минуту, когда человек абсолютно счастлив. У меня ни разу такого не было. А у тебя?

– И у меня, – ответила я и поспешила в ванную.

На следующее утро мы спустились к реке, где Ридж уже подготовил лодку. Старались выйти как можно раньше, чтобы не собрать толпу зевак. Объяснение, что Повелительница была ранена во время прорыва и лечится не только всех успокоило, но и добавило ей – то есть мне – политических бонусов. Однако долго это продолжаться не могло.

Мне был нужен Дэваль. Срочно. Даже если он решит присоединиться к Лилит, то, может, хотя бы успеет дать пару советов. Почему в историях, где злодей мечтает захватить власть, не рассказывают, что он будет с ней делать?!

– У тебя есть хоть какой-нибудь план, как вытащить Дэваля? – спросил Ридж.

– Э-э-э… план? Я собираюсь просто приказать его выпустить, и все.

– О-о-очень надежный план. Судьи так просто переговоры не пересматривают. Приказы хороши, но они должны быть чем-то обеспечены. Авторитетом, силой или благами. Или тебе верят безоговорочно – не наш случай. Или тебя боятся – возможно, но рискованно. Или у тебя есть что-то ценное.

– Судя по тону, ты намекаешь на последний вариант. И что у меня ценного есть?

– Твоя сила. Ты умеешь создавать жизнь. Предложи судьям лимонный сад – и взамен получишь не только жизнь Дэва, но и лояльность Виртрума. А уж потом, когда власть станет крепче и ты обзаведешься безоговорочным доверием стражей, сможешь диктовать свои правила.

– Тебе надо было родиться Повелительницей.

– К счастью, судьба решила, что мне гораздо лучше будет неотразимым красавчиком.

– Очень хочется выкинуть тебя из лодки.

– Тогда придется грести самой. Потеряешь авторитет принцессы, восходящей на трон.

Впрочем, Ридж просто беззлобно огрызался: лодка неспешно двигалась по Стиксу без нашего малейшего участия. И я вдруг поняла, что больше не испытываю перед рекой мертвых трепет. Окунувшись в нее, я словно перестала бояться неизвестности. А может, для того, кто дважды умер, любая хтоническая речка – не более чем мрачная лужа.

– А как мы поднимемся в Виртрум? – спросила я. – В прошлый раз я поднималась верхом на Еве. А верхом на тебе не хочу.

– Да, я в таком контексте тоже против. Нас поднимут, не бойся.

«Не бойся» – легко сказать. Когда мы подплыли к пристани, вместо того, чтобы выйти на берег, Ридж перегнулся через борт и достал два гигантских крюка, которые зацепил за специальные петли на лодке. Вверх взметнулись толстые канаты и, опасно покачиваясь, мы начали подниматься.

– Можешь объяснить, почему переход из мира живых в мир мертвых у вас на высшем уровне, можно даже транспорт самому выбрать. А чтобы сгонять на судебное заседание, надо рисковать разбиться в лепешку?