Читать онлайн Шепот Ангела. Возвращение души

© Александрова А., 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Случайностей не существует – все на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие.

Вольтер

Пролог

В 2004 году я, будучи молодым специалистом, вчерашней выпускницей университета, снимала квартиру в одном из центральных районов Иркутска. Квартира была простенькой, видавшей виды и десятки жильцов до меня. Район хоть и относился к историческому центру, но престижным назвать его было сложно – старые обветшалые застройки, убитые дворы, проклятые тополя, цветущие каждое лето, как в последний раз.

Мебель в квартире блестела добротной полиролью Советского Союза: шифоньер, сервант застекленный, стол. А еще раскладной диван и книжные полки, заваленные старыми изданиями с пожелтевшими страницами, которые пахли пылью и, как ни странно, типографией. Но в целом, здесь было все, что нужно начинающему специалисту, только что шагнувшему на путь самостоятельной жизни.

Маниакальный читатель всего подряд, я вскоре добралась до оставленной мне микробиблиотеки. Перебирая книгу за книгой в поисках литературного алмаза, я нашла тогда за ровным рядом советской классики интересную вещь – блокнот, размером в четверть альбомного листа. Обложка его была из натуральной кожи: снаружи гладкая, выделанная; изнутри – бархатистая, замшевая. Два кожаных шнурка, обвивавших блокнот, придавали ему дорогой и винтажный вид. Этакая записная книжка викторианского путешественника. Но стоило заглянуть вовнутрь, как сразу становилось понятно, что не такого уж и викторианского.

Тонкие, но довольно плотные разлинованные странички были исписаны ровным игольчатым почерком. Среди записей имелись даты, говорившие о том, что автор пользовался блокнотом не ранее чем в 2000-м, на рубеже веков и тысячелетий. Это был не ежедневник, не рабочий инструмент, а скорее дневник или даже сборник разрозненных мыслей и заметок (да, я знаю, что нехорошо читать чужие дневники, мне стыдно).

Я при случае спросила у хозяйки квартиры, не ее ли это блокнот. Женщина схватилась за кожаный переплет, на мгновение ее лицо озарила вспышка узнавания, сменившаяся неприязненной гримасой. Она сказала, что не помнит блокнота и что я могу его выкинуть. Свой секрет хозяйка квартиры так и не выдала.

Выбрасывать столь интересную вещь, конечно же, никто не собирался. Я оставила блокнот себе, фантазируя о судьбе его бывшего владельца.

Уже тогда у меня родилась идея книги, вдохновленная непонятными, но любопытными записями. В 2008 году я попыталась впервые их оформить в некое подобие романа. Неудачно. Но история не отпускала меня, и спустя еще шестнадцать лет я все-таки решила дать новую (третью уже) жизнь тем запискам.

Тут надо сказать, что 99 % книги – это все-таки моя фантазия. Правда, сочиняя, я отталкивалась от фраз вроде «кто стрелял в Игоря?», «Афган (??? – узнать детали), татухи иначе не объяснить», «5–7–2–9–5–1». Имена и адреса я изменила по этическим соображениям. Но время событий, декорации и некоторые мысли из того блокнота вошли в книгу нетронутыми и заполнили собою оставшийся процент.

… что ж (немного волнуюсь) начнем, пожалуй, наше путешествие.

Глава 1. Конец котенку

4 июля 2000 года

Знак по ограничению скорости. Еще один. Еще. Что за… Не было же тут знаков? Сергей покосился на спидометр: сто десять. Железный конек-горбунок взвизгивал на кочках, но несся резво. Пятнадцать лет машине, а летает. Умеют все-таки японцы.

Сосновый бор по обеим сторонам дороги слился в однородную буро-зеленую стену. Асфальт петлял под колесами, как ленточка в руках гимнастки. Сергей заметил краем глаза еще один предупреждающий знак. Да откуда они здесь повылазили?!!

На лобовое стекло плюхнулась и сразу же растеклась в прозрачную кляксу капля дождя. Вторая. Третья… Накрыло ливнем, как волной в океане. Сергей включил дворники, но скорость не сбавил. Сегодня день подарка, а у него на пассажирском сиденье любимые Маришкины цветы вянут без воды. Сергей покосился на полевые ромашки, собранные утром, досадливо вздохнул из-за поникших лепестков и прибавил газу.

Кота он заметил слишком поздно: тот вынырнул из кювета и, прижимаясь к асфальту, быстро пересекал дорогу. Черный, испуганный, мокрый, с желтыми плошками глаз.

Сергей инстинктивно дернул руль влево, машину занесло, повело, закрутило. В боковое окно ворвался оглушающий вопль клаксона, мерзкий до дрожи скрежет металла, и…

Глава 2. Здравствуй, милый!

Слепящий белый свет вырвал Сергея из темноты. Свет проникал в мозг, обжигал сознание, вызывал тошноту.

– Зрачки не реагируют! – раздался за головой незнакомый голос, звучавший гулко, словно из колодца.

– Что с давлением? – отозвался другой.

– Падает. Эй, парень, держись! Держись, мы почти приехали… ли… ли… ли.

Сергей слышал удаляющееся эхо слов, но уже ничего не видел. Темнота вновь забралась в его сознание.

И снова свет, но другой – спокойный, нежный, притягательный. Он манил чарующим маяком, обещал мир и радость, возвращение в… куда?

Ни страха, ни мыслей, просто любование светом и нестерпимое желание прикоснуться к его источнику. Сергей не замечал того, что рядом. Лишь ощущал, как движется вперед, к своей цели.

Он не понял, как очутился вдруг на цветущей летней поляне, под босыми его ногами простирался травяной ковер, а над головой раскинулось ясное небо, источавшее тот самый свет. И все, и ничего более. Разве что поодаль росло большое дерево с густой темно-зеленой кроной и выделялось мрачным пятном на светло-радужном фоне.

Страшно не было, скорее любопытно и чуточку тревожно. Сергей шагнул вперед, и новый мир распахнулся перед ним. Странные ощущения… Он видел свои босые ноги, чувствовал щекотание мягкой травы, но иначе, совсем иначе, чем обычно. Словно через тонкую невесомую пленку, отчего казалось, что он не идет, а летит.

Но несколько шагов – и Сергей привык, ощущения стали знакомыми и понятными, он осознал, что слышит теперь и звуки: пение птиц, шуршание ветра в листве дерева, журчание ручейка. Сергей осмотрелся и увидел совсем рядом блестящую водяную змейку, разделявшую поляну пополам. Он залюбовался мерцанием разноцветных бликов и потому вздрогнул от неожиданности, когда услышал знакомый, но давно забытый голос:

– Здравствуй, Сергеюнька.

На другой стороне ручья стояла бабушка Наташа. Бабушка Наташа умерла шестнадцать лет назад.

Выцветшие серые глаза смотрели с любовью из-под нависших от старости век, губы, испещренные мелкими поперечными морщинками, растянулись в приветливой улыбке. Белые длинные волосы бабушки были заплетены в косу и заколоты шпильками в тугой пучок на затылке. Все ровно так, как тогда… до того, как она умерла.

– Здравствуй, милый, – повторила бабушка и протянула Сергею сухонькую ладошку. – Пойдем?

Он уставился на нее с удивлением, радостью и тревогой одновременно. Он никак не мог подобрать слов… никак не мог сообразить, что происходит и почему. Смутные догадки вползли холодком к солнечному сплетению, и миг спустя ледяной лавиной накатило внезапное осознание.

– Я умер? – тихо спросил Сергей.

– Да, – так же тихо ответила бабушка.

Казалось, что мир вокруг снизил громкость, чтобы давно не видевшиеся родственники могли поговорить шепотом.

– Это не страшно, – ободряюще кивнула бабушка Наташа. – Закончился твой первый жизненный опыт. Для тебя все впервой. Вот почему ты не помнишь, кто ты такой на самом деле. Пойдем, милый, я расскажу.

Она вновь протянула руку. Сергей поколебался секунду и все же коснулся узловатых пальцев, одновременно перепрыгивая ручеек.

Только приземлился он уже не на траву, а на гладкий, излучающий белый свет пол пустой комнаты. Это трудно было назвать именно комнатой. Но сознание Сережи упорно пыталось найти ориентиры, образы, слова из прошлого, которыми можно было бы обозначить то, что он ощущал сейчас. Вот почему он окрестил пространство, в котором оказался, «комнатой».

На самом же деле для описания этого места подошли бы такие слова, как эфемерность, спокойствие, вечность, свет. У пространства не было границ, не было теней. Только лился бесконечный свет отовсюду. Тот самый, который так манил Сергея в начале пути.

– Где мы? – без страха, но с любопытством спросил он.

– В Источнике, в месте, откуда ты появился и откуда приходят все живые души, – ласково проворковала бабуля. – Ты новенький. Новая душа. Лишь только ты явился, тебя сразу отправили проживать жизнь, в которой у тебя было имя и тело. В которой сформировалась твоя первая личность. Но эта земная жизнь – лишь маленький кусочек твоего пути. За ним последуют новые жизни, новые смерти, новый опыт.

– Зачем?

– Чтобы собрать все артефакты… важные жизненные качества, грани кристалла. Знаешь… как из неограненного алмаза, похожего на мутный бесформенный камень, ювелир творит сверкающий бриллиант, отшлифовывая грань за гранью. Так и душа, жизнь за жизнью, приобретает огранку, важную для роста Вселенной. Понятно, милый?

– Эмм… вроде да.

– Я пытаюсь говорить с тобой на единственном знакомом тебе языке, но, если что, то не стесняйся, спрашивай. Хорошо?

Сергей натужно улыбнулся и кивнул, его накрыло ностальгическими флешбэками. Бабушка при жизни была учительницей физики и в разговорах с внуками часто сочетала заботу с привычками школьного лектора. Когда-то она в такой же манере рассказывала Сергею о законе сохранения энергии, совмещая ласковое «милый» со сложными научными терминами.

– В мире бессмертных душ ты младенец, – говорила меж тем бабушка. – Но твоя душа наполнится знаниями и о земном мире, и о том, что за его пределами. Ты можешь стать ученым или рабочим, мужчиной или женщиной, здоровым или часто болеющим. Кем угодно и каким угодно. Тебя будут окружать разные люди, ты будешь говорить из жизни в жизнь на разных языках и постепенно соберешь целостную картину мира. Знания на всех уровнях – материальном, ментальном, эмоциональном и духовном. Все это станет тебе доступным однажды. И тогда ты выйдешь из круга Сансары, покинешь Игру.

– Сансары?

– Это цикл перерождений на Земле. После каждой жизни ты будешь возвращаться сюда, чтобы подвести итоги, сделать выводы и выбрать следующую цель и следующую жизнь.

– И какая цель у меня была… там?

– Для начала просто познакомиться с миром, побыть в нем. Понять, как он устроен, а еще научиться считывать знаки, хотя бы дорожные. С этим у тебя было туго. – Бабушка добродушно засмеялась.

– Да уж, – тоже хохотнул Сергей.

То ли атмосфера вокруг, то ли аромат, витавший в воздухе, то ли едва уловимая вибрация «белой комнаты» – все словно наполняло его легкостью. Все казалось простым, радостным, таким, каким должно быть. Но откуда-то из глубины души, однако, доносился тонкий писк возмущения, который Сергей не мог ни понять, ни расслышать как следует. И потому отмахнулся от него, погрузившись в интересную беседу:

– А ты кто? Ангел? Где твой нимб? Где крылья?

Бабушка щелкнула пальцами, и над головой ее зажегся голубоватым свечением диск.

– Можно и с нимбом, если тебе так нравится. А крылья затекли: старость, знаешь ли, позволь не расправлять, – пошутила она, передернув плечами, будто действительно проверяла, как там крылья. – На самом деле все устроено совсем не так, как ты думаешь. Однако твоему юному сознанию еще трудно воспринимать объективную реальность, ты мыслишь привычными шаблонами прошлой личности. Но с каждым разом тебе будет доступно больше, а ограничений станет меньше. Потом не придется объяснять тебе про Источник и про Сансару, так ведь? И я явлюсь к тебе, быть может, в другом образе. Более близком уже по следующей жизни.

– Ааа… это… интересно – какой она будет? Я могу выбирать условия? Можно мне… ну там… денег много?

Бабушка беззвучно засмеялась, и лучики морщин разбежались по маленькому лицу.

– Какой ты еще ребенок… Конечно, ты можешь выбирать условия. Но испытание богатством тебе еще рано проходить. Надо сначала добыть артефакт стабильности, серьезности, умение брать и нести ответственность. Наработать такое качество, которое поможет удержаться от соблазнов, а то ведь можно так испортить карму, что не выплывешь.

– Это… типа… и ад существует?

– А как же, – ответила бабушка.

– Эммм… огонь, котлы, черти?

– Не совсем так. Без чертей, но приятного мало. Я покажу. Пойдем.

Она коснулась ладошкой Сережиного плеча, и не успел он моргнуть, как оба они вернулись на поляну, полную цветов, ароматов и звуков. Ручья в этот раз слышно не было, но по-прежнему шумело листвой большое дерево на расстоянии шагов пятидесяти, не больше.

– Во-о-он там, иди, не бойся. – Бабушка махнула рукой куда-то за ствол дерева.

Сергей сделал шаг в указанном направлении и скорее почувствовал, а не увидел, как светлый мир потускнел.

Дерево само по себе не было страшным. Черный пористый ствол впечатляюще массивен – вряд ли хватит рук, чтобы обхватить его. Темно-зеленые гладкие листья на вид казались тяжелыми, будто из камня, но колыхались на ветру легко, издавая тихий скрежещущий звук. Однако чем ближе Сергей подходил, тем темнее становилось небо. Вроде бы всего пара шагов, а как изменилось пространство. По траве пополз холодный белый туман, яркие краски поляны расплылись в его сырости. Птицы умолкли, шум листвы звучал теперь зловеще.

Подойдя к дереву вплотную, Сергей вообще перестал что-либо видеть, кроме этого черного великана: слишком густой туман накрыл собою пространство.

Бабушка ободряюще пожала Сережину руку и подтолкнула внука вперед:

– Во-о-он они, видишь? Качаются на ветру.

Постепенно сквозь клубы тумана, плававшие в воздухе, Сергей различил тонкие высокие тени, которые шатались из стороны в сторону. Они были похожи на водоросли, растущие из земли. Теней было много… очень много. Они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга и молчали.

– Они видят нас? – спросил Сергей шепотом.

– Нет, ничего не видят, кроме тумана, и слышат лишь собственные мысли. Они надолго обречены стоять вот так. Даже друг друга не видят. Все, что им остается, – это думать о том, что они натворили.

Сергей поежился. От вида небесной тюрьмы ему стало не по себе. Опять засвербел внутри тонкий голосок сопротивления, захотелось вспомнить что-то. Сергей повернулся к бабушке и сказал:

– Пойдем отсюда, пожалуйста.

– Идем-идем, – кивнула она согласно. – Тем более Гардиан уже ждет тебя.

Они развернулись и направились обратно, и с каждым шагом мир вновь наполнялся яркостью и теплом. Туман быстро развеялся, и Сергей увидел небо, подсвеченное розовым, бесконечно прекрасным закатом, первые звездочки на нем.

Сергей вздохнул легко и радостно, обернулся и еще раз взглянул на дерево. Оно качнуло всею кроною, будто прощалось. Вновь совсем не страшное.

– Ты сказала, они там надолго. Но… не навсегда? И что такого надо сделать, чтобы вот так…

– Нет, милый, не навсегда. Нет у Бога задачи наказывать. Только очистить души от Зла, чтобы, вернувшись опять на Землю, они не начали творить бед. Зло – оно ведь прилипчивое, заразное. Как раковая опухоль, способно уничтожить всю планету. Чем дольше души стоят у Источника, тем чище становятся. Очищение приходит через раскаяние. Только раскаяние – это не слезы по себе любимому, по своей загубленной душе, а истинное осознание, сожаление о содеянном. У кого-то на раскаяние века уходят, у кого-то минуты. А потом вновь им шанс дается все с начала начать. Но ты не бойся. Тебе такое не грозит… в ближайшие жизни точно. Это надо совсем… умудриться всей душой Злу отдаться. Да и у тебя хранитель замечательный, поможет подобрать условия и задачи так, чтобы постепенно набрать нужный опыт, прежде чем идти в действительно сложные испытания.

– Ангел-хранитель?

– Да, твой Гардиан.

– А разве…

– Нет, это не я. Я тот, кто встречает новичков и рассказывает о правилах Игры. Но мы все – части единого. Пока ты узнал достаточно для первого раза. Через пару жизней поймешь, как все устроено.

Дальше они шли молча, Сергей силился вспомнить то, о чем забыл, и никак не мог. Красота, окружавшая его со всех сторон, отвлекала внимание, наполняла душу благостью, а сознание тишиной. С каждым шагом Сергей сбрасывал бремя прошлого, и в нем росло предвкушение будущего.

В воздухе пахнуло морем, и действительно, поднявшись на пригорок, Сергей с бабушкой увидели маленький уютный залив с песчаным пляжем и длинным деревянным пирсом. Безлунное небо с россыпью желтых звезд накрывало море черным куполом. И все равно было светло, вернее, темно, но все видно: и лодку, привязанную веревкой к пирсу, и рассохшиеся доски, прибитые к круглым столбам, торчащим из черной глади воды, и фигуру, сидящую на самом краю досок.

Глава 3. Гардиан

– Вот он, твой хранитель, – указала бабушка Наташа на тощий силуэт. – Идем скорее, заждался уж нас.

Они прибавили шаг, и Сергей с удивлением отметил, как легко передвигается пожилая женщина. Бабушка была ровно такой, какой он ее помнил, даже синий парадный костюмчик – юбка до колен и твидовый пиджачок – оставался таким же, как в детских воспоминаниях. Но при этом исчезла скованность движений: бабушка будто плыла с той же скоростью, что и Сергей, семеня кривыми ножками вполне размеренно.

В мгновение ока они оказались у причала. Сергей с любопытством и даже с некоторым волнением уставился на того, кто сидел к ним спиной, свесив ноги к воде. Под широкой, явно не по размеру курткой угадывались узкие плечи, тонкая шея торчала спичкой над дутым капюшоном.

Человек обернулся, когда Сергей загрохотал по гуляющим деревяшкам пирса. Обернулся и быстро встал. И вот тогда-то Сергей понял, что это она. Девочка-подросток с короткострижеными растрепанными волосами, с огромными, как у мультяшных принцесс, глазами и ярко-красной царапиной на носу.

– Ребенок? – Сергей выдохнул разочарованно.

– Можешь звать меня Лиля, – неуверенно представилась девчонка и подозрительно прищурилась.

Она прятала что-то за пазухой, прижав обе руки к груди, и будто не решалась сделать шаг навстречу.

Сергей беспомощно посмотрел на бабушку:

– Ты говорила, что моего хранителя зовут Гардиан.

– Гардиан – это звание, общее имя всех ангелов-хранителей. Твой Гардиан предпочитает образ и имя из своей последней земной жизни. Ты у нее первый подопечный.

– А, ну тогда все ясно, – скептически усмехнулся Сергей. – Не так уж и сложно умереть в двадцать семь, если твой хранитель – подросток.

– Ну знаешь ли, – возмутилась Лиля. – Я наизнанку вывернулась, чтобы ты хоть до двадцати семи дожил! Ты же совсем безбашенный! Как чуть не утонул, прыгнув в девять лет на спор с моста, помнишь? Кто тогда рыбака разбудил? А как в двенадцать на заброшенную стройку полез? Пришлось дверью тебе палец прищемить, чтобы ты на крышу не забрался. А пожар на даче помнишь? А лавину в горах?! Ты же катастрофа ходячая! Я вся поседела тебя из передряг вытаскивать!

Она отпустила ворот куртки и смешно ткнула тонким пальцем в свою русую макушку, на которой, конечно же, не было ни одного седого волоса. В этот момент из-под стеганой ткани вынырнула черная усатая мордочка с круглыми желтыми глазами. Кот. Тот самый кот.

– О-о-о-о-о, – протянул Сергей. – Вот и смерть моя… желтоглазая… страшная о-о-о-очень.

– Он не виноват, – все так же запальчиво заступилась за кота девочка, прикрыв его худенькой рукой. – Это ты его убил, а не он тебя. Будет тебе минус в карму, кстати. Я тебе знаки раз пять показывала. Даже там, где их не было, я их матера… матери… материализовала в обход всех правил. Но ты все равно несся как сумасшедший. А твою свободу воли мне нельзя нарушать!

– Ну тише-тише, – вмешалась наконец бабушка, приобнимая девчонку за плечи. – Не сердись, он ведь новенький. И ты тоже не дуйся, – обратилась она к Сергею. – Лиля хоть и новичок среди хранителей, но опыт у нее серьезный. Как земной, так и здесь, по эту сторону. Лиля моя ученица. Прежде чем стать твоим Гардианом, она прошла серьезную стажировку. А сколько жизней прожила там, на Земле!

– Сто шестьдесят восемь, – поддакнула Лиля. – Я знаю, что жизнь – это ценность, в отличие от тебя. Если рано умираешь, значит, не получаешь достаточно опыта. Приходится вновь рождаться, проходить детство, становление, пока дозреешь до артефакта… если дозреешь… ух, сколько лет пройдет.

– Ладно-ладно, я понял. – Сергей пошел на мировую. – Извини, был не прав.

Он протянул руку, вопросительно взглянув на Лилю. Та расстегнула куртку, обнажив старомодное желтое платье в мелкий зеленый цветочек, достала кота и позволила Сергею его погладить.

– Ему пора, – прошелестела бабушка.

– Да, – кротко, но с явным сожалением вздохнула Лиля.

Она поцеловала кота в макушку и опустила желтоглазое чудовище на пирс. Кот не сопротивлялся, потерся о ноги Лили плюшевой шерсткой, прыгнул в лодку и улегся колечком на дне.

– Прощай, хорошей жизни тебе, хвостик, – шепнула девочка.

В этот момент пушистый комок затрясся мелкой дрожью и растворился в воздухе, словно марево в июльской жаре. Кот не исчез полностью, а сгустился в точку-звездочку, похожую на светлячка. Озорной огонек поднялся над пирсом, крутанулся три раза вокруг Лили и улетел на небо.

– Куда это он? – охнул завороженный произошедшим Сергей.

– В новую жизнь, – ответила бабушка. – Тебе тоже пора определяться. Да, Лиля? Какие у нас есть варианты?

И тут произошло то, что заставило Сергея вновь открыть рот от удивления. В воздухе перед Лилей появились три сферических… назовем это… экранами. Мерцающие полупрозрачные шары, на поверхности которых проступали то ли цифры, то ли буквы, то ли иные какие-то символы. Они увеличивались, уменьшались, преобразовывались во вполне узнаваемые образы из земной жизни. Эти футуристические штуковины никак не вписывались в пейзаж с пирсом, звездным небом и вполне реальным на вид морем.

– О-оу, – только и смог вымолвить Сергей, но бабушка с Лилей поняли его без слов.

– Варианты твоей будущей судьбы, – пояснила бабушка. – Судьба – это то, что неизменно: родители, место рождения, твои задачи на жизнь. А под задачи в программу заносятся судьбоносные встречи и некоторые поворотные точки. Но в остальном – свобода действий и выбора.

– Это семья в Новой Зеландии, – Лиля ткнула пальцем в одну из сфер. – Пара еще не жената, но ребенок должен сплотить их окончательно. Зачатие уже произошло, будет девочка. Душа может занять это тело в любой момент вплоть до рождения.

– Я? Девочка? – Сергей рефлекторно положил ладонь себе на грудь.

– Ты. Если выберешь этот путь, – кивнула Лиля. – Артефактов у тебя в копилке еще нет, в этой судьбе можно попрактиковать терпение, очень полезный навык. А если сюда, – девочка едва заметно пошевелила пальцами, и другая сфера увеличилась в размерах, отразив внутри себя темнокожих мужчину и женщину, – то тогда можно укрепить силу воли. Семья хорошая, любящая, а вот район и окружение не очень, будет много соблазнов, а значит, и шанс прокачать волю.

– И если вдруг не получится, – вмешалась бабуля, – попробуешь снова в следующей жизни. Число попыток не ограничено.

– Окейно. Хотя нет, стоп! Я помню, вы обе упоминали… карму. Это у нас что? Что-то про наказание? Если меня накроет соблазнами и я не справлюсь, то?..

– То испортишь карму, – ответила бабушка. – Такая Игра. Карма – это что-то вроде твоего энергетического баланса, как счет в банке – то прибывает, то убывает. Чем светлее карма, тем больше возможностей от Вселенной. Чем темнее, тем больше препятствий. Понимаешь?

– Нет, – мотнул головой Сергей.

– Ну смотри, – пришла на помощь Лиля. – Попробую совсем просто, на собственном примере. Так…

В воздухе появилась еще одна сфера. Она развернулась цифровым полотном, как экран в кинотеатре, и на нем заиграли образы, замелькали сцены.

– Когда-то я жила жизнью воина-крестоносца, – говорила Лиля, а на экране ее слова оживали картинками из Средневековья. – В той жизни моей задачей было прокачать милосердие, и выбор, что предлагался мне из раза в раз заключался в том, чтобы убивать или не убивать. Я выбирал первое. Убивал много, безжалостно, даже тогда, когда в том не было нужды. Меня сопровождали мудрые учителя, хранитель посылал мне знаки, я видел примеры другого выбора. У меня был шанс жить иначе, но в гордыне своей и жадности я не щадил никого. Так я, сам того не ведая, копил отрицательную карму. Мои жертвы испытывали страх, боль, ненависть, и оттого общий баланс мира уходил в минус, в сторону Зла. Чтобы восстановить его, надо было делать что-то очень хорошее. И это что-то делали другие люди. Не я. Я же, когда покинул ту страшную жизнь, чуть было не угодил в тень Черного дерева. Но, – Лиля с благодарностью посмотрела на наставницу, – меня простили и дали мне еще один шанс. Вот только душа моя была так изуродована опытом убийств, что в новой жизни я родилась с внешним уродством – горбом. В те века это было дурным знаком. Меня гнали отовсюду, били, пытались убить. Единственным человеком, который любил меня и оберегал, была моя мать. Она обладала артефактом безусловной любви, это самый сильный и важный артефакт во Вселенной. А я в теле горбуньи смогла наконец-то понять, что же такое милосердие и что Злу можно и нужно противостоять. Знаешь, чем я занималась? – Лиля озорно улыбнулась. – Я спасала черных кошек от религиозных фанатиков.

– За что и поплатилась, – грустно добавила бабушка.

– Да. Но ни о чем не жалею.

– Как это «поплатилась»? – не понял Сергей.

– Меня сожгли на костре, – болезненно поморщилась Лиля. – Сам понимаешь – горб, полный дом черных кошек. Люди сочли, что я ведьма. Но и это было частью кармы. Это… очень сложная структура Вселенной. Делая зло в моменте, человек создает импульс, который однажды, может быть сквозь года, снова спровоцирует зло. И оно притянется к хозяину, к тому, кто послал первоначальный импульс. Это может случиться сразу, в рамках одного воплощения, а может через две-три-четыре жизни. Остановить карусель зла можно только добром и прощением. Сколько бы боли тебе ни причиняли – не твори зло в ответ, даже в мыслях. Помни, что это твой бумеранг вернулся, не запускай его снова.

– То же самое и с добром, – включилась в объяснение бабушка. – Карма работает в обе стороны. Смотри, сейчас все поймешь!

На экране замелькали новые картинки, смутно знакомые Сергею. То была сцена из его собственной жизни, снятая словно сверху и чуть сбоку: пустырь за Горным институтом, три бритоголовых отморозка втаптывают в весеннюю грязь какого-то пацана, шарят по его карманам, попутно пиная остроносыми ботинками под ребра. Тем пацаном оказался первокурсник Сашка Нефедов, Сергеев одногруппник. Тогда они еще не общались…

– Помнишь, что было потом? – остановила киноленту Лиля.

– Да, я шел через пустырь, увидел их и…

Экран вновь ожил, и на нем во всей красе предстала батальная сцена, в которой два молокососа-первокурсника бьются с дворовой гопотой не на жизнь, а на смерть. Где-то за кадром засвиристел милицейский свисток.

Лиля гордо подбоченилась и быстро вставила:

– Это я! Я патруль привела. Такую цепь случайностей пришлось соорудить, ух!

– Спасибо, – вымолвил Сергей озадаченно, внутри него вновь засвербело. – Но…

– Что это значит? – закончила за внука бабушка. – Ты проявил смелость и вступился за слабого. Тебя позвал зов справедливости, несмотря на явно проигрышную ситуацию. Это хорошо. Ты сотворил добро, помог человеку. Созданный тобой импульс добра вернулся к тебе: ты обрел лучшего друга и союзника на всю жизнь.

– Сашка, – протянул с тоскою Сергей. – Братан… Неужели никогда не увидимся?

– Увидитесь и не раз, но в других жизнях. Ты спас его от смерти по собственной свободной воле. Теперь он твой кармический должник. Пока не отдаст долг, будет перерождаться всегда где-то рядом с тобой. Так что когда-нибудь, возможно, спасет и твою жизнь. Он будет испытывать в этом потребность.

– Ух ты…

– Да, так интересно устроен этот мир, – кивнула бабушка. – Теперь понятно, что такое карма?

– Н-да… но вопросики все же остались…

Лиля и бабушка молча уставились на Сергея в ожидании.

– Что это такое?!! – Он растопырил руки ладошками вверх, указывая на висевшие в воздухе сферы. – Как это вообще понимать? Это какие-то сверхсовременные компьютеры? Разве… загробный мир… это не… не знаю. Но разве это экраны? Шары-телевизоры? Счет? Банковский счет? Вы серьезно? А где старцы бородатые? Ангелы крылатые? В книжках все иначе! Почему мы будто в фильме про будущее?

– Может, это и есть будущее, – осторожно произнесла бабушка, будто раздумывая, что можно сказать, а что нельзя. – То, куда идет человечество. И не только в техническом исполнении, но и в духовном. Главным образом, именно в духовном. Придет время, и ты все поймешь. Но в чем-то ты прав. Человечество на Земле развивается во всех направлениях. Души копят опыт, в том числе и опыт пребывания здесь, по эту сторону. Образы отпечатываются в подсознании, самые талантливые воспроизводят их в материи, это называется материализацией. Не один в один, но приближенно, в рамках возможностей Земной Системы. Так появились радио и телефон, как способ общения на расстоянии, хотя нам здесь для этого не нужны провода. Или интернет как единая информационная база – здесь мы называем это Хрониками Акаши, и они существовали испокон веков.

– Не удивлюсь, если вскоре появятся на Земле такие же переносные планшеты, – добавила Лиля, кивая на сферы. – И можно будет одним взмахом пальцев перелистывать картинки, приближать их и смотреть, что сейчас происходит с кем-то другим. Прямой эфир в кармане, так сказать.

– Ух ты, – только и смог произнести Сергей.

– И не говори… Однако пора делать выбор. Куда отправишься в следующей жизни?

Глава 4. Выбор

Сергей смотрел на три мерцающие сферы, отражающиеся в черном зеркале воды. Две из них были открыты: Новая Зеландия и задворки Нью-Йорка. Третья переливалась незнакомыми ему символами.

– А там что? – приподнял Сергей брови, указывая взглядом на закрытый шар.

Лиля коротко шмыгнула носом, кинула виноватый взгляд на бабушку и выпалила:

– Иркутск. Ваша с Мариной соседка. Будет девочка. Отца нет… точнее, он уже того… бросил их. Марина будет помогать. Ну хоть так… а все равно рядом.

Сфера раскрылась, и внутри нее отразился образ девчонки. Сергей вспомнил ее – действительно соседка по площадке, подросток еще совсем. Но внимание его привлекла не будущая мать, а другая женщина, маячившая на заднем фоне. Он присмотрелся, сосредоточился на ней, и образ вышел на передний план. Это была Марина. Его любимая. Родная. Марина.

– Лиля, ну зачем? – с тихим укором вздохнула бабушка.

А Сергей вцепился глазами в картинку и наконец-то понял, что же так свербело у него внутри, что же он силился вспомнить, но никак не мог. Марина!!! Да! Его милая, единственная, любимая Марина! Ведь это к ней он спешил… там… тогда. Ей вез букет полевых ромашек.

– Я хочу к Марине, – твердо сказал он. – И нет, не так, не соседским ребенком. Мне надо вернуться обратно… в мое тело.

– Это невозможно, ты умер, – сохраняя невозмутимое спокойствие, качнула головой бабушка. – Тело похоронили. Время там течет немного иначе. Сегодня сорок дней.

Повисла тишина. Вакуумная, космическая тишина, в которой не было слышно ни всплеска волны, ни стрекота кузнечика, ни дыхания. Сергей замотал головой. Он сел, спустив ноги к воде. Внизу тут же собралась стайка маленьких серебристых рыбок. Мысли плавали в его голове, как эти рыбки, но ни одна не вырвалась наружу. Сергей молчал. Молчали и Лиля с бабушкой.

Наконец он вымолвил упрямо:

– Верните меня.

– Это не…

– Верните меня!!! – крикнул он, резко встал и тут же сник, опустив плечи и голову.

Эхо разнесло многочисленное «ня-ня-ня» над водой, рыбки бросились в разные стороны, а Лиля вжала свою маленькую лопоухую головку в ворот куртки. Одна только бабушка по-прежнему спокойно смотрела на Сергея любящим теплым взглядом.

– Это невозможно, милый, – закончила она свою фразу.

– А-а-а-а-а… есть, вообще-то, вариант, – пискнула Лиля из глубины куртки.

Сергей выпрямился, подался к ней.

– Ох, Лиля-Лиля, – покачала головой бабушка. – Иногда жалею, что у ангелов-хранителей тоже есть свобода воли. Ты зачем ему про Марину напомнила? Знала же, что так будет.

– Не знала, – буркнула Лиля, а сама уже щурила хитрые глаза, пряча довольную улыбку под воротом.

– Почему? – спросил Сергей. – Почему я про нее забыл? Как я мог?

– Пришлось затереть некоторые фрагменты твоей памяти, пока это еще возможно. Потому что именно такой твоей реакции я и ожидала, – устало сказала бабушка. – Так всегда с близнецовыми душами.

– Что значит близнецовые?

– Ой, это та-а-ак интересно! – не выдержала Лиля, раскрылась и затараторила. – Души выходят из Источника. Кто-то давно живет на Земле, как я когда-то. А кто-то новичок, как ты. Источник выпускает их по одной. Но бывает… бывает, что две зараз. Это вроде бы как одна душа, но разделенная. Это огромная редкость. Так вот вы с Мариной такая разделенная душа. Одна на двоих. Вот почему у вас случилось мгновенное притяжение там и вы не могли расстаться ни на минуту.

– Такие души могут быть помощниками и учителями друг для друга, – прервала Лилю бабушка. – У них общие задачи, и развиваются они в два раза быстрее. Пока одна половинка познает артефакт свободолюбия, вторая может изучать артефакт прощения. И все это в общую копилку. Но это не значит, что близнецовые души обязательно будут вместе. Они могут чувствовать друг друга и с разных континентов.

– Нет, – мотнул головой Сергей.

– Они могут быть просто друзьями.

– Нет, – упрямо твердил Сергей.

– Тогда тебе придется ждать здесь до тех пор, пока Марина не закончит свой жизненный путь, чтобы выйти в новые жизни в одно время и в одном месте, – пожала плечами бабушка.

Сергей склонил голову и заглянул в глаза Лиле с тоской и надеждой, шевельнул одними губами беззвучно:

– Какой вариант, хранитель?

Лиля робко взглянула на наставницу, та покачала головой. Но девочка все-равно выпалила:

– Вернуться в то же время и где-то рядом, но в другое взрослое тело.

– Это против правил, – возразила старшая.

– Так уже бывало, – вкрадчиво мяукнула младшая.

– Что бывало? Что значит другое тело? – Сергей терял терпение.

И вот тогда инициативу полностью перехватила Лиля:

– Случается, что тело, биоскафандр человека, еще функционирует, но души в нем уже нет. Такая программная ошибка матрицы. На Земле это называется глубокая кома. Так вот, если душа покинула тело, но оно настолько сильно само по себе, что продолжает какое-то время жить, то в это мгновение тело может занять другая душа. И… если тело выкарабкается, то внутри него проснется уже другой человек.

– Только он ничего не будет помнить, – предостерегла Сергея бабуля. – Ничего. Вообще. Потому что при выходе на материальный мир душа теряет память. Таковы общие правила Игры.

– Ой, – отмахнулась беспечно Лиля. – Знаю я эти правила. Главное – не рассказывать никому, чтобы система не вычислила, а уж помнит он или нет, этого она не поймет, пока не проколется сам.

– Лиля, с огнем играешь! – нахмурилась бабушка. – Ты уже нарушила все что можно и что нельзя. Начиная от материализации дорожных знаков там и заканчивая напоминанием ему о Марине тут.

Девочка обиженно насупилась:

– Ну и ладно. Ну и… пусть без памяти. Они все равно притянутся. Я помогу, создам ряд случайностей. А базовые навыки и речь же можно оставить? Можно?

– Ох, нехорошо это, неправильно, – вздохнула бабушка.

Сергей развернулся к ней, умоляюще сложил руки.

– Пожалуйста, дай нам шанс, – прошептал он.

Бабушка протянула свою иссохшую ладошку, нежно погладила внука по голове.

– Это будет ой как нелегко, милый.

– Я на все согласен, лишь бы быть там, где она.

– Да есть ли такое тело?! – всплеснула руками бабуля.

– Есть, в Москве, – тут же откликнулась Лиля, призывая на помощь очередную сферу с чьей-то судьбой. – Да, другой город, но страна та же, возраст плюс-минус тот, язык, отсутствие границ и виз. Все возможно.

Внутри сферы появилась голограмма мужчины, лежавшего с закрытыми глазами на белых больничных простынях. Темные волосы, массивный, почти квадратный подбородок, короткая шея.

– У него была своя жизнь… он другой, судьба другая, – все еще надеялась отговорить Сергея бабушка.

Но внук не слышал ее, он с любопытством разглядывал тело, которое ему предстояло примерить.

Новичок, он и есть новичок: Сергей не умел управлять эмоциями и своими страстями. Сомнения коснулись его души на мгновение, но быстро улетучились, уступив место непоколебимой решимости вернуться на Землю, чтобы найти там Марину. О том, что это может быть пустая трата времени, он даже не думал. Сергей весь был порыв, одно лишь желание, без терпения, без мудрости и даже без той самой безусловной любви, которая подразумевает принятие ситуации и доверие Богу. Нет, он решил, что надо действовать. Действовать прямо сейчас. А там будь что будет.

– Ты уверен? – в последний раз спросила бабушка.

– Да, – не задумываясь ответил Сергей.

– Что ж, тогда с Богом, милый, – вздохнула она, обхватила сухими теплыми ладошками лицо внука, притянула его к себе и поцеловала в лоб. – Иди, Гардиан присмотрит за тобой.

Бабушка подтолкнула Сергея, понуждая развернуться и сойти в лодку. Парень повиновался, уселся на дно по-турецки, его качнуло, потянуло в сон. Две фигуры, оставшиеся на причале, задрожали, растеклись в знойном мареве. Сергей зевнул, прикрыл на мгновение глаза. Послышалось, как шепнул кто-то на ухо:

– Псс… следи за знаками, слушай интуицию.

И…

… снова темнота.

Глава 5. Палата номер семь

В седьмой палате неврологического отделения Боткинской клинической больницы не было обшарпанных стен и продавленных коек. Особая (частная) палата для особенных (дорогих во всех смыслах) пациентов: чистые бежевые стены, ровный свет люминесцентных ламп, льющийся из-под белого и гладкого, как яичная скорлупа, потолка, на окнах – свежие тюлевые занавески.

Единственная на всю палату кровать с толстым антипролежневым матрасом и автоматическим подъемным механизмом стояла ровно по центру, так, чтобы подойти к ней можно было с любой стороны. Напротив, у стены, рядом с дверью в собственный санузел, на белой тумбочке важно разместился новенький дорогой телевизор – тоже белый, с пультом дистанционного управления. Только смотреть передачи было некому. Пациент, занимавший седьмую палату, вот уже три месяца пребывал в глубокой коме, без признаков мозговой деятельности.

– Люби меня, люби… жарким огнем, ночью и дне-е-е-ем, – мурлыкала желтокудрая медсестричка Оля хит прошлого года, попутно проводя стандартные процедуры пациенту.

Легкий массаж конечностей, кожу смазать питательным кремом, причесать и побрить – это ее список обязанностей. Чуть позже придет красавчик Витя и как следует проработает все мышцы коматознику. Эх, кто бы ее отмассажировал…

Оля расстегнула верхнюю пуговицу больничного халатика в ожидании симпатичного коллеги. Пациент тоже был ничего такой, брутально-притягательный. Жаль, что овощ.

Оля оглянулась на раскрытую дверь палаты: в коридоре тихо, утренний обход в разгаре, так что все сидят по своим местам. Она склонилась над коматозником, сжав его щеки так, что безвольные губы вытянулись в трубочку, пошевелила ими, озвучивая шепотом с томным придыханием:

– Ольга, вы прекрасны, я хочу вас! Будьте моей… женой. Все мои деньги теперь ваши, Оленька!

Девушка отпустила щеки пациента, кинула еще один настороженный взгляд в коридор, оперлась ладонями о матрас, расставив руки по обе стороны от головы, и смачно поцеловала больного прямо в губы перламутровым ртом.

Коматозник открыл глаза и шумно втянул воздух.

– Ай! – вскрикнула Оля испуганно, отскочила, трясущимися пальцами застегнула халатик и выбежала в коридор, откуда вскоре послышалось истерично-визгливое: – Герман Степанович, Герман!.. Степанович!

Пациент повел глазами из стороны в сторону. В поле его зрения попадал лишь яичный потолок и квадрат лампы, которая ни с того ни с сего замигала прерывисто, забилась в конвульсиях и наконец погасла. Пока мужчина наблюдал ее смерть, палата заполнилась людьми: крашеная блондинка с огромными, полными ужаса глазами, кругленький очкарик с аккуратной бородкой, женщина постарше, строгая и вся какая-то постная, и смазливый подкачанный парень, единственный из всех одетый не в больничный халат, а в футболку и зеленые хлопковые штаны.

– Ну-ка, ну-ка, Витя, приподними изголовье, Олечка, тонометр, Лидия Львовна, фиксируйте. – Очкарик раздавал распоряжения, сам же присел на край кровати и, нежно перехватив запястье пациента тремя пухлыми пальцами, стал, поглядывая на часы, отсчитывать пульс. – Двадцать четыре, двадцать пять, двадца… Итого, пятьдесят два удара в минуту. Низковато, но не критично… Так-так-так… Игорь Андреевич, вы меня слышите? Игорь Андреевич? Меня зовут Герман Степанович, я ваш лечащий врач. Моргните, если вы меня слышите и понимаете.

Пациент уставился на доктора, остальные затаили дыхание.

Больной медленно закрыл и открыл глаза.

– Чудненько! Ох, как чудненько! – воскликнул Герман Степанович, поблескивая одновременно и стеклами очков, и неприлично белозубой довольной улыбкой. – Оленька, созвонись с его женой и… это… набери следователю Перекосову. Лидия Львовна, срочный медицинский консилиум! Всех заведующих сюда. Если он у нас еще и заговорит, то… ох… это же… это… – Доктор мечтательно оглядел палату, задержался взглядом на белом телевизоре, поднял глаза к потолку. – А почему лампа не светит? Перегорела? Лидия Львовна!

В палате поднялась суета, из коридора донеслись гомон и ароматы полдника. Оля нечаянно нажала на кнопку пульта, включив телевизор, и на его звук, словно зомби, притянулись другие пациенты.

Тот, кого называли Игорь Андреевич, повернул голову влево-вправо и вполне внятно произнес:

– Можно потише… пожалуйста. Голова гудит.

Палата замерла, и только телевизор пел радостно:

– Чудненько, как же чудненько, – не веря своим ушам и растерянно потирая руки, произнес доктор и вдруг заверещал фальцетом. – Вон! Все вон! Игорь Андреевич, как же я рад! Но тсссс… Отдыхайте. Лидия Львовна, консилиум! А вы все вон! И выключите уже этот ящик… Оля!

Минуту спустя пациент остался один в белизне и стерильной тишине палаты номер семь.

Глава 6. Консилиум

Странные ощущения, тревожные и непонятные, испытывал пациент одиночной вип-палаты. Голова продолжала гудеть так, будто от уха до уха в черепной коробке протянули радиоволну, которая все никак не могла настроиться. И то скрипела белым шумом, то выплевывала отдельные слова, фразы и образы.

«Где я?» – прозвучала первая внятная мысль. – В больнице. Очкарик… этот… Герман… сказал, что он врач. Хорошо. А кто я? Он называл меня Игорь Андреевич… Я Игорь Андреевич?»

Сердце ухнуло, скатилось по кровотоку в пятки. Он не помнил, кто он, и это было странно. Но он вполне осознавал себя, чувствовал, узнавал предметы. Белый телевизор вызвал интерес и любопытство. Казалось, он не видел раньше такого, но само понятие телевизор было ему знакомо.

Мужчина пошевелил рукой, движение далось с трудом, но далось. Во всем теле ощущалась сильная слабость, появилось невнятное тревожное чувство скованности. Словно постирали в кипятке любимый заношенный свитер, и он сел, став маленьким и неудобным. Столь некомфортно и непривычно было в собственном теле. Он поднес руку к лицу, прощупал его, не узнавая очертаний.

– Принести что-нибудь? – пискнул тоненький голосок, и в поле зрения нарисовалась прежняя блондинка в белом халатике с расстегнутой верхней пуговичкой.

Пациент инстинктивно нырнул взглядом в нависший над ним вырез, демонстрировавший две упругие полусферы, обтянутые ажурной сеточкой, и поспешно отвел глаза. Медсестричка улыбнулась и наклонилась еще ниже, одной рукой поправляя под ним подушку, другой заправляя себе за ушко выпавший пергидрольный локон.

– Я Оля, – мурлыкнула она. – Все три месяца за вами ухаживала. Вы не помните? Ничего не чувствовали?

Он отрицательно мотнул головой.

Оля вздохнула с сожалением и повторила первый вопрос:

– Принести что-нибудь, Игорь… Андреевич?

– Зеркало, – выпалил он, с ужасом осознавая, что даже собственный голос кажется ему чужим.

– Ой, вы прекрасно выглядите, не беспокойтесь, – ворковала Оля, поглаживая пациента по руке от локтя до запястья. – Шрам затянулся и теперь даже украшает вас.

Он внимательно посмотрел на нее и вопросительно замычал.

– Ой, – Оля прикрыла накрашенный ротик рукой, – вы, наверное, не знаете про шрам, не помните. Вы же без сознания тогда… сюда… на операцию. Ой.

В коридоре послышались голоса, Оля подскочила, шепнула быстро:

– Я принесу зеркало после.

И, застегивая поспешно халат, метнулась к окну, имитируя занятость.

В палату вошли четверо в белом под предводительством уже знакомого очкарика с бородкой, смазливый Витя катил следом инвалидную коляску, скрипевшую на одно колесо. Все-таки вип-колясок в больнице не предусмотрели.

– Ну-с, Игорь Андреевич, будем вас обследовать, – радостно потирал руки Герман Степанович, лицо его выражало маниакальное нетерпение. – Коллеги, приступаем!

Следующие три часа вернувшегося с того света Игоря щупали, слушали, измеряли, били молотком по коленке, возили до жерла МРТ и обратно, светили ему фонариком в глаза… и делали много чего еще. Наконец докторский консилиум единогласно признал, что свершилось чудо и пациент после трех месяцев комы очнулся совершенно здоровым и дееспособным. Все двигательные функции сохранены, все реакции в норме, единственная неприятность – полная потеря памяти.

– Да, так бывает, память не самое страшное, – вещал Герман Степанович. – При такой черепно-мозговой травме, как у вас, вообще удивительно, что вы и ходите, и говорите. Ну про «ходите», тут объяснимо, конечно, – он скромно, но с довольною улыбкой, потупил взгляд. – Уход был нестандартный. Массажи каждый день, разработка суставов, даже иглоукалывание подключили в качестве альтернативного метода. Как результат – дистрофии мышц нет, а слабость эта пройдет, не волнуйтесь, расходитесь. А вот с памятью…

Договорить он не успел, так как в палату ворвалась она – законная супруга.

Глава 7. Законная супруга

Она была феноменально красива. Высокая, выше всех присутствующих. Возможно, этому способствовали туфли на десятисантиметровой платформе, но и без них Ксения (так звали девушку) выделялась бы своим ростом и восхитительно ладной фигурой. Она словно только что сбежала с показа Victoria’s Secret Show: длинные ноги, затянутые в узкие синие брюки, оголенный плоский животик с мягкой впадинкой пупка, в котором блестел мелкими цветными камешками пирсинг в форме стрекозы, розовая рубашка, завязанная в узел аккурат над стрекозой. Рубашка вроде бы и имела строгий фасон (длинный рукав, отложной воротник), но на груди третьего размера, с расстегнутыми верхними пуговичками и напрягшимися остальными, выглядела сверхсексуально. Бедная Олечка даже сглотнула завистливо и окончательно застегнула свой халатик.

– Гарик, котик, солнце мое, – лепетала красавица, поднимая шелковые ниточки бровей над синими, как сапфиры, глазами. – Как ты? Что? Тебе больно?

Ксения перекинула платиновые локоны на одно плечо, и, картинно склонив голову в ту же сторону, присела на край кровати.

Игорь растерянно взглянул на лечащего врача, всем своим видом прося помощи. Сердце его стянуло испугом. Не радостью, не узнаванием.

Герман Степанович все понял и, положив пухлые ручки на плечи причитавшей красотке, бережно, но настойчиво отстранил ее от пациента.

– Ксения Валерьевна, боюсь, что у вашего супруга амнезия. Он ничего не помнит. И вас тоже, – подчеркнул доктор голосом последнее.

– Ничего?! – воскликнула удивленно девушка, и на долю секунды лицо ее озарилось радостной улыбкой. Но она быстро сдвинула тонкие брови к переносице и добавила озабоченно: – Совсем ничего? Как же так? Даже меня?

Ксения вновь склонилась над Игорем, касаясь тонкими наманикюренными пальчиками его лица. Он не отдернулся лишь усилием воли, но весь сжался и отрицательно мотнул головой.

– Это… временно, – вновь вмешался доктор, отвлекая на себя внимание красотки. – Зато тело в полном порядке! Думаю, что это иглоукалывание… и массажи ежедневные. Мы каждый день боролись…

Ксения нетерпеливо прервала его взмахом руки:

– Когда его выпишут? – спросила она.

– Пара недель на восстановление под нашим наблюдением… может, даже меньше. Тело, как я уже сказал, функционирует нормально. С амнезией тоже разберемся, всему свое время. Будет чудненько, если вы принесете фотографии семейные… друзья, родственники, детские фото… Подпишите их по именам и годам. Если есть видеозаписи семейные, то мы подключим видеомагнитофон. – Герман Степанович гордо указал на телевизор.

В дверь палаты, точнее, в косяк рядом с раскрытой уже дверью деликатно постучали. Все обернулись на пришедшего, Ксения при этом раздраженно цокнула и закатила глаза.

– Добрый день, разрешите? – произнес компактный, совершенно ничем не примечательный мужчина.

Он был весь какой-то неопрятный и несуразный. Серая несвежая рубашка топорщилась под мышками, мешковатые джинсы едва держались на грубом кожаном ремне.

Мужчина вовсе не был маленьким, но одежда его почему-то казалась на пару размеров больше необходимого, и оттого он выглядел как подросток в отцовских шмотках.

– Вам-то что здесь надо? – смерила мужчину презрительным взглядом Ксения, вставая и отходя к окну, будто не хотела даже дышать с ним одним воздухом.

– И я рад вам, Ксения Валерьевна, – ничуть не смутился вошедший. – Можете пока выйти, проветриться. Здравствуйте, Игорь… Андреевич, – добавил он отчество, слегка замешкавшись. Затем мужчина подхватил стоявший у стены стул, приставил его к кровати пациента и сел, закинув ногу на ногу, так что всем стала видна грязь, налипшая на протекторе грубых ботинок. – Как чувствуете себя? Меня зовут Перекосов Павел Алексеевич, можно просто Павел, я расследую ваше дело. Вы видели, кто в вас стрелял?

Теперь пришла очередь Игоря искренне удивляться. Но ответить он ничего не успел, поскольку белокурая фурия Ксения вступила в бой:

– Ничего он не видел! Он только что в себя пришел… практически с того света вернулся… а вы уже тут как тут… вынюхиваете. У него амнезия! Полная потеря памяти! – Девушка обернулась к Герману Степановичу. – Это вот за это мы платим? Приватная палата, говорите? Полный комфорт? Почему посторонние в палате?!

Бедный доктор смутился из-за предъявленных претензий, забормотал оправдываясь:

– Нас обязали сообщать… все-таки покушение на убийство… дело серьезное. А что касается амнезии, – голос его стал тверже, но и обращался он уже к следователю, – то чистая правда. Полная потеря памяти. Даже жену свою не помнит.

– Неудивительно, – фыркнул Перекосов про себя и уже громче добавил: – Что ж, значит поговорим позже. Желаю скорейшего выздоровления и восстановления, Игорь Андреевич. Позвоните мне, когда будете готовы, нам есть о чем поговорить, и есть что вам рассказать.

Следователь встал, долго рылся в карманах и наконец протянул Игорю визитку:

– Здесь рабочий телефон и номер пейджера. Если меня не будет в отделении, значит скиньте сообщение, я перезвоню вам сам.

Игорь кивнул и, протянув слабую руку, принял кусочек мятого картона.

– Ах да, – добавил Перекосов. – Будьте осторожны, один не выходите никуда. У вас ведь был телохранитель? Верните его. Странно, что охрану сняли.

Следователь усмехнулся, взглянув на Ксению, жестом пригласил доктора идти за ним и вышел. Герман Степанович выскользнул следом. Любопытная Олечка, которая весь разговор с жадностью наблюдала за Ксенией и даже невольно повторяла ее мимику и жесты, тоже, хоть и с сожалением, но покинула седьмую палату. Супруги остались наедине.

– Гарик, – уже смиренно, без истеричных ноток заговорила Ксения, присаживаясь на оставленный следователем стул. – Ты правда ничего не помнишь?

Игорь медленно покачал головой из стороны в сторону.

– А если так? – шепнула девушка, склонилась над ним, накрыв тонкой вуалью сладко-терпких духов, прикоснулась щекой к щеке, прикусила слегка мочку уха.

Игорь инстинктивно отдернулся, задышал часто. Но не от возбуждения, скорее наоборот – от отвращения. Женщина не привлекала его, он чувствовал неловкость, стыд и мелочное желание сбежать. Как несозревший еще подросток, к которому проявила внимание девушка постарше.

– Простите, – пробормотал он, натягивая одеяло к подбородку.

– Оу, – удивленно воскликнула Ксения.

Она озадаченно смотрела на мужа, и на фарфоровом личике отчетливо сменялись маски эмоций: волна страха, всплеск радости, глубокий мыслительный процесс. Девушка читалась, как книга… как незатейливое голливудское кино.

– Что со мной случилось? – прервал гнетущую тишину Игорь.

– А? А-а-а-а, в тебя стреляли. Пятнадцатого мая. Охранник нашел тебя возле машины, два пулевых – в грудь и в голову. – Ксения протянула руку к его виску, но увидев встречный взгляд, отдернула ее. – В грудь навылет, не задев ничего важного… а вот голову… Кто стрелял, неизвестно. Ты был один. Знаешь, сколько я пережила за эти три месяца? Они ведь меня подозревали. Следователь этот, тварина! Да не на ту напал. Я бы никогда… слышишь? Да и алиби у меня. Веришь?

Она говорила сбивчиво, вроде бы дерзко и уверенно, но за дерзостью прятались страх и попытка оправдаться.

– А телохранитель? Он сказал, что был телохранитель.

– В тот вечер ты его отпустил, сам. Сказал, что у тебя встреча. – Она поджала полные губы и отвела глаза. – Потом… уже после, Миша организовал охрану, но вскоре мы ее сняли. Так Миша решил. Врачи сказали, что шансов нет, ты не очнешься…

– Миша?

– Мишаня. Твой друг. И партнер. – Голос ее стал тише, а зрачки трусливо забегали. – Ты не помнишь… да. Я уже позвонила ему, он приедет сегодня.

Игорь в ответ лишь поморщился.

В палату вернулся Герман Степанович. Заметив усталость на лице пациента, он обеспокоенно прощупал его пульс и удивительно твердым, не терпящим возражения голосом попросил Ксению удалиться. В вопросах врачевания и безопасности подопечного он не смущался перед заносчивой посетительницей.

– А как же Миша? – недовольно спросила Ксения. – Он скоро приедет.

– Категорически нет, – отрезал доктор. – Слишком много впечатлений для первого дня. Возвращайтесь завтра, вместе с фотографиями и с Михаилом Николаевичем. А сегодня покой и тишина. Вы же не хотите, чтобы ему стало хуже?

– Нет, – процедила сквозь зубы девушка.

– Вот и чудненько, до завтра.

Ксения встала, наклонилась и неловко поцеловала Игоря в щеку.

– Пока, котик, – попрощалась она и вышла модельной походкой, отстукивая гулкий ритм по кафельному полу коридора.

Герман Степанович пробыл с пациентом еще некоторое время, задавая вопросы по самочувствию и ощущениям, но и он вскоре покинул седьмую палату. Однако Игорю так и не удалось побыть одному.

Глава 8. Зеркало

В коридоре послышались возня и словесные препирательства. Наконец, дверь распахнулась, и в палату шагнули сразу двое – крупный молодой мужчина и Олечка. Олечка тащила большое овальное зеркало, наклеенное на деревянный лакированный щит размером с пол-Олечки. Она пыхтела и охала. Парень же пытался помочь и перехватить зеркало, но на деле только мешал, суетясь вокруг девушки.

– Да отойди ты уже, – огрызнулась Оля, дотащила зеркало до окна, и тут обернулась, сдувая с глаза выпавший из-под шапочки локон. – Занавески сдвинь!

Шкафообразный парень кивком поприветствовал Игоря и побежал отодвигать занавески, попутно оглядываясь на оставшуюся раскрытой дверь. Они водрузили свою ношу на подоконник и одновременно произнесли:

– Зеркало, из сестринской, как договаривались, – сказала Оля.

– Я ваш новый телохранитель. Костя, – сказал парень.

В старом советском мультике лентяю Вовке помогали похожие друг на друга двое из ларца. Оля и Костя хоть и выглядели иначе, но удивительно смахивали на тех сказочных персонажей. То ли радостной готовностью помогать, то ли одинаковым отсутствием какой-либо мысли в глазах.

– Хорошо, – кивнул Игорь обоим.

– Я за дверью. – Костя ткнул указательным пальцем на выход и, и не опуская руки, вышел.

– Ой, дура-а-ак, – закатила глаза Оля, расстегнула верхнюю пуговичку и тоже вышла.

Игорь покосился на зеркало. Окно было в паре метров от кровати, но подоконник находился выше и зеркало стояло под наклоном. Так что со своего места Игорь видел в отражении только потолок. Он посмотрел на закрытую дверь, но передумал звать на помощь, решил, что справится сам.

Мужчина осторожно сел, свесил ноги с кровати. Такую позицию он уже освоил днем, а вот ходить самостоятельно еще не пробовал. Не давали. Стул, оставленный дневными посетителями, услужливо подставил свою спинку под руки. Игорь развернул его, оперся о деревянную перекладину и, используя, как старушечьи ходунки, сделал несколько мелких шагов.

Сначала в зеркале появилась черная копна жестких, чуть вьющихся волос, торчащих вверх от долгого лежания. Потом узкий, прорезанный глубокими продольными морщинами лоб с выпуклыми надбровными дугами. Темная, почти сплошная линия бровей, разделенных поперечной морщиной. Глаза. Тут Игорь остановился, перевел дыхание, попутно рассматривая «зеркала свой души». Черные зрачки, и почти не видно белков оттого, что глаза маленькие, с нависшими припухшими веками.

Игорь толкнул стул, сделал очередной довольно широкий шаг. Теперь ему было видно лицо целиком: мясистый нос, жесткая складка губ, крупные скулы и квадратный подбородок с ямочкой. Лицо было бледным, с болезненной синевой под глазами. Оно казалось смутно знакомым, будто он видел его однажды, но мимолетно. В то, что это его лицо, верилось с трудом.

Еще пару шагов спустя Игорь увидел короткую жилистую шею, широкие плечи и испещренное шрамами волосатое тело. Посреди груди сияло звездочкой розовое пятно размером с пятирублевую монету, этот шрам был свежим, хоть уже и затянулся. Но кроме него белели и другие, застарелые: где бледной полоской, где выпуклым полумесяцем с поперечными швами. Всего мужчина насчитал шесть штук, включая длинную, недавно затянувшуюся дорожку над правым ухом. Ту самую, из-за которой кома.

Были на теле и другие отметины – татуировка на левом плече: парашют, самолет, горы, большие буквы «ВДВ» и внизу мелкие – «Кабул». В голове будто вскрылся запечатанный конверт с надписью «Афганистан», а в нем справочная информация. Игорь знал, что означает эта татуировка, что такое Кабул, но никак не мог соотнести это со своей историей. Хотя множественные шрамы теперь легко объяснялись: он воевал в Афгане. Значит, старым шрамам чуть больше десяти лет.

Игорь отпустил стул, оперся руками о подоконник, продолжил жадно разглядывать незнакомое тело, силясь вспомнить самого себя. В зеркале, позади его отражения, что-то мелькнуло. Что-то маленькое, быстрое и черное. Кошка? Мужчина отпрянул, обернулся резко, рискуя свалиться с ног. Но удержался. В палате было тихо и все так же стерильно бело. Игорь посмотрел на закрытую дверь. Позвать Костю? Нет… нет, показалось. Он выдохнул, унял биение сердца, вновь повернулся к зеркалу, потянул его верхний край на себя, чтобы поставить ровно и увидел…

… в той палате, что расположилась за кромкой серебряного стекла, на белых простынях больничной койки сидела девчонка в желтом платье. Короткие волосы ее были растрепаны, на носу алела царапина. Она приложила указательный палец к губам и подмигнула огромным, как у мультяшки, глазом.

Игорь вскрикнул, тело его прошило электрическим разрядом, и он все-таки упал, утягивая за собой и зеркало, и стул.

Заслышав грохот в палате, Костя вынес плечом дверь, одним профессиональным взглядом оценил ситуацию, и, поняв, что внешней угрозы нет, спрятал пистолет.

– Помогите! Врача! – крикнул телохранитель в коридор, сам же кинулся поднимать шефа.

Игорь Андреевич лежал на спине, придавленный массивным зеркалом-щитом. Костя чертыхнулся, ругая себя за такой недосмотр, откинул зеркало, прощупал пульс.

Патрон был жив, это точно, веки его полуприкрытых глаз быстро шевелились, будто он просматривал ускоренное кино где-то на внутреннем экране. Сердце билось учащенно, руки подрагивали.

– Врача! – снова крикнул Костя, но к нему уже бежали на помощь.

Игоря подняли, перенесли на кровать. Нужды в реанимации не было, опасных для жизни признаков не наблюдалось: просто обморок. Однако все понимали, что у такого пациента «просто обморок» может продлиться три месяца. И потому медперсонал носился по палате в панике, то поправляя подушки, то проверяя пульс, то вглядываясь в данные уже подключенного прикроватного монитора.

Конвульсивные подергивания тела внезапно прекратились, Игорь шумно вздохнул и открыл глаза.

– Напугали вы нас, Игорь Андреич, – сказал Костя с облегчением и отступил к двери.

Игорь посмотрел на него странно, будто призрака увидел, обвел глазами палату, медиков, зажмурился, вновь открыл глаза и хрипло произнес:

– Все в порядке, живой.

Когда волнение утихло, все разошлись по местам. И только Олечка никак не унималась.

– Включить телевизор или поспите? – спросила она.

– Угум, – кивнул пациент.

Она перещелкивала кнопки каналов, пока не добралась до MTV, потом положила пульт под безвольно лежавшую руку Игоря и наконец вышла, оставив его со Светланой Лазаревой, уговаривающей кого-то вернуться:

– Да-да, я понял, – произнес Игорь вслух, поднял пульт и выключил телевизор. – Я скоро, я вернусь. Подожди, Мариш…

Глава 9. Вспомнить все

Он вспомнил. Он не Игорь, он Сергей. Вспомнил дом, Иркутск, Марину, всю свою прошлую жизнь, свою смерть… послесмертие, бабушку, Лилю, лодку… все!

Он помнил и то, что не должен был этого помнить. Значит, Лиля нарушила правила? Спасибо, хранитель.

Игорь-Сергей еще раз осмотрел палату, поднял к глазам свои руки, приподнялся на локтях и повернулся к зеркалу, которое после падения поставили на пол, прислонив к стене. Теперь он видел себя, не вставая с кровати. Видел тело, которое принадлежало ему, но все еще было чужим.

Это было странно. Пугающе. И в то же время возбуждающе восхитительно. То, что происходило, казалось ему невозможным.

Но оно происходило.

Лицо в отражении нахмурилось, две глубокие складки пролегли от уголков рта к массивному подбородку. Закралась мысль: а что, если это все было сном? Коматозным сном… и на самом деле он Игорь, потерявший память?

Мужчина тряхнул головой. Нет. Нет-нет-нет. Та жизнь действительно была, он все помнит. Он – Сергей. «Но рассказывать никому нельзя», – проскользнула новая мысль, будто кто-то шепнул ее прямо в ухо. Мужчина не понимал, думает он эту мысль или слышит. Но осознание ее было ясным и безапелляционным.

– Я Игорь, – произнес больной вслух, прижимая ладонь к груди, будто представляясь кому-то. – Игорь… Андреевич. Фамилию не знаю. Мне надо в Иркутск. Там… там есть девушка, с которой я должен познакомиться. Она моя… вторая половинка.

Игорь засмеялся, понимая, какой бред только что выдал. Но проговаривание вслух его успокоило. Мужчина впитывал звуки своего голоса, привыкая к нему.

– Я скоро буду, Мариш, – добавил он про себя. – Только разберусь с обстоятельствами. Здесь все очень непросто. И мне нельзя будет рассказать. Но ты все поймешь. Я уверен, ты узнаешь, когда мы встретимся.

Еще долго Игорь сидел в кровати, всматриваясь в свое отражение, пытаясь вжиться в новый образ. Ему не нравилось. Нет, тело было привлекательным, мужественным, но однозначно старше того, которое он покинул. Сколько ему теперь? Тридцать… семь? Может, сорок? Полюбит ли Марина его такого? Он теперь старше ее лет на десять минимум. Но ведь… и возможностей в этой жизни больше.

Игорь снова оглядел палату, белый телевизор, дорогую медицинскую технику. Там за дверью – его телохранитель Костя. Это же… кто он теперь такой? Что за шишка? И – тут неприятно кольнуло в сердце – он, выходит, женат? Это проблема.

Мужчина вспомнил синеглазую Ксению. Красивая невероятно, но чужая, холодная. Его Маришка тоже красива, но иной красотой. А Ксения – как фарфоровая кукла: можно только смотреть. Он в прежней жизни обходил таких стороной. А теперь вот женат…

– Да ладно, справимся, где наша не пропадала, – махнул Игорь рукой и, задрав голову вверх, громко спросил у пустоты: – Да же, Лиля?

В ответ на это послышалось тихое «мяу» за окном.

Занавески, отдернутые Костей ради зеркала, так и висели гармошкой у одной стороны, никто их не расправил. И потому ночное небо чернело квадратом Малевича на белом фоне больничной палаты. В этой черноте легким абрисом вырисовывался такой же черный силуэт кошки. Она сидел по ту сторону стекла, распахнув желтые глаза-плошки, и смотрела прямо на Игоря.

– В черном-черном городе, на черном-черном окне, сидит черная-черная кошка, – мрачно пошутил Игорь.

Кошка зажмурилась, погасив желтые фонари глаз, и беззвучно мяукнула, обнажая клыки и розовую мякоть пасти, будто засмеялась над шуткой.

– Все в порядке? – в палату заглянул Костя.

– Да, – ответил Игорь. – Костя, на каком мы этаже?

– На пятом, – озадачено ответил телохранитель и с подозрением покосился на незарешеченное окно.

Игорь проследил за его взглядом, но кошки там уже не было.

– Мне показалось, вы звали, – снова обратился к нему Костя, топчась на месте.

– Нет, это телек был. Все в порядке. Я посплю, пожалуй, можешь выключить свет?

Свет погас, темнота победила, соединив белую палату и черный город. И Игорь-Сергей… хотя теперь уже просто Игорь действительно забылся серым сном без сновидений.

Глава 10. Лучший друг

Следующие несколько дней были похожи друг на друга, скучны и бесполезны. Медики проводили тесты и обследования, Ксения исправно навещала мужа, принося каждый раз то свадебный фотоальбом, то старый детский.

– Это тебе. Герман Степанович сказал, ты должен фиксировать воспоминания в блокноте, если что-то всплывет. – Ксения протянула небольшую, обтянутую кожей записную книжку. – Как ты сегодня?

– Окейно, – буркнул Игорь, стараясь не глядеть на жену.

Ее присутствие смущало и напрягало, но попросить Ксению не приходить он не решался. Чтобы избежать супружеского поцелуя, Игорь взял блокнот и сосредоточился на нем, отойдя к окну.

Блокнот действительно был красивым и, вероятно, очень дорогим. Раньше, в той жизни, такие вещицы в его руки не попадали: снаружи – мягкая гладкая кожаная обложка с тисненым вензелем в углу, а внутри – бархатистая замша. В загнутый край вшит тонкий кожано-замшевый шнурок: он обвивал блокнот в несколько оборотов. Игорь размотал его, распахнул книжку и с удовольствием пролистнул блок плотных, разлинованных листов, даже понюхал их: так ему понравилась вещь. Пахло типографией и дорогой кожей. На изгибе обложки была закреплена серебристая ручка с престижной гравировкой Parker. Игорь вытянул ее из кармашка и кинул через плечо:

– Красивый, спасибо.

– Это сувенир от польских партнеров, подарили тебе на последней встрече, не помнишь? Ты так и не начал его, все лежал в кабинете без дела. Вот… пригодится теперь.

– Окейно, – кивнул Игорь, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Ксения смотрела пристально, чуть приподняв одну тонкую бровь, будто не верила своим глазам и ушам – «окейно»? Что за дурацкое слово?

– Ты правда ничего не помнишь? Ни поляков, ни договор с ними? Тебе это было так важно, важнее чем… – Она осеклась, присела на край пустой кровати. – Миша сегодня приедет. Ты не против? Врачи разрешили приводить друзей и родственников по одному. Я думаю, что Миши пока хватит.

– Расскажи о нем, – с искренним любопытством спросил Игорь.

Он понимал, что надо вникнуть в обстоятельства своей новой жизни, как-то адаптироваться к ним и двигаться дальше, к Марине. Не мог же он просто встать и уехать в пижаме и тапочках из московской больницы в Иркутск! Потому надо бы сориентироваться здесь, взять необходимое – документы, деньги – и… развестись.

– Это твой лучший друг, Миша… Мишаня. – Ксения тоже оживилась. – Он твой как бы партнер… младший. Пока ты был в коме, он взял на себя все наши дела. Я одна бы точно не справилась. А он и с документами, и с поляками, и с этими… как их… инвестпакетами. Так сложно у вас все. А Миша большой молодец, он все сделал.

– Расскажи про ваш… мой бизнес, – полюбопытствовал Игорь, и у него аж руки зачесались от возбуждения. – Что это? Торговая фирма?

– Фирма, – насмешливо ухмыльнулась Ксения и встала. – У тебя корпорация, Гарик. Международный холдинг. В основном строительство. Но и целый выводок дочерних организаций. От транспортных услуг до… чем ты только не занимаешься! Для меня все слишком сложно. Хорошо, что Миша рядом. Он так тебе предан… Нам очень повезло с ним.

Теперь была ее очередь отвернуться к окну, пряча лицо. Гибкое тонкое тело излучало напряжение. Натянутая, как струнка на арфе, Ксения будто позировала в свете солнечных софитов, играла заученную песнь. И лишь на мгновение дала слабину, вздрогнув непроизвольно, когда в коридоре загромыхал зычный мужской голос.

Дверь широко распахнулась, и в палату ворвался Миша, не менее широко улыбаясь.

– Ну здравствуй, дорогой! Приветствую… Приветствую!!! Ох, и напугал же ты нас! – громко звучал высоченный мужчина, раскрывая объятия и угрожая охватить ручищами не только ошарашенного Игоря, но и Ксению, протиснувшегося следом Костю с букетом лилий, аппарат мониторинга и вообще всю вселенную. Игорь инстинктивно отшатнулся в сторону, испугавшись такого натиска.

– Миша, – сердито одернула гиганта Ксения. – Что ты налетел на него, я же говорила тебе…

– Да-да-да, прости, я забылся, – не сбавляя громкости, извинился Михаил. – Просто так рад тебе, друг! Ну как ты? Как руки-ноги? Голова? Где тут цветочки поставить можно? Костя, тащи вазу к букету! Сестра! Сестричка! Фрукты организуйте, я принес там в пакете. И сами угощайтесь, красавицы!

Миша заполнил все пространство палаты своим хохотом, размашистыми движениями рук и пряным ароматом дорогого парфюма. Его было много, даже слишком. На Игоря Миша произвел приятное впечатление, стоило только к нему приглядеться и чуть привыкнуть к его многосущности. Сильный, уверенный, умеющий расположить к себе. Про таких говорят «человек-праздник, всеобщий любимчик, душа компании».

Невероятно рослый и подкачанный, Миша все же выглядел немного неуклюжим. То ли икс-образные ноги, сдвинутые в коленях, создавали такое впечатление, то ли огромные, непропорциональные руки. Одет он был с шиком: костюмчик, идеально сидевший на такой нестандартной фигуре, золотые часы дорогого бренда, начищенные до бриллиантового блеска ботинки из крокодиловой кожи. И при всем пафосе наряда Миша казался «своим парнем», «отличным малым».

Игорь расслабился, выдохнул и с улыбкой слушал пустую болтовню друга, пока тот не заговорил о бизнесе:

– Ты не представляешь, как нам без тебя тяжко было, – раскинувшись на больничной кровати прямо в одежде, вещал Миша. – Ты же генеральный все-таки. Без подписи твоей – ни контракт подписать, ни деньги перевести! Ох-хо-хо! Ну и помучались мы. И ведь если бы ты умер, там бы проще было, прости уж, дорогой. Мы бы наследство на Ксюшу оформили, и все. А тут ты формально жив, но сделать ничего не можешь, и врачи ничего вразумительного не говорят… Ксюша в панике… я в истерике. Поляки заглядываются на конкурентов…

Игорь покосился на Ксению, отключив внимание от Мишиного словесного потока. Она стояла у окна, поглаживая подаренные лилии, и то бледнела, то краснела, то нервно улыбалась. Временами девушка бросала на Мишу злобный, раздраженный взгляд, но он тут же менялся на другой – полный мучительной тоски.

«Да она влюблена в него! – догадался Игорь. – Интересно…»

Додумать эту мысль он не успел, так как Миша соскочил с кровати и уже подсовывал ему стопку бумаг:

– Подпишешь? Как раз то, о чем я тебе говорил.

Игорь на автомате потянулся за ручкой и хотел уже было не глядя подмахнуть документы, как вдруг опомнился и понял, что собирается поставить свою подпись из той жизни. И что он не знает, как расписывался Игорь Андреевич. Скрывая замешательство и не сразу сообразив, как лучше ответить, мужчина солгал, что хотел бы сначала ознакомиться с бумагами.

Миша расхохотался, забрал у него папку и убрал в портфель:

– Ксюша, а ты говорила, что он изменился! Да нет же, вот он! Узнаю прежнего Гарика! Никому не доверять, все проверять – наше жизненное кредо! Подпишешь потом, не буду грузить тебя в больнице. – Он нежно похлопал Игоря по плечу и, приподняв брови в сочувственной гримасе, заботливо и проникновенно произнес. – Давай, дорогой, возвращайся в себя скорее, ты нам очень нужен. А сейчас нам пора бежать. Ксюша! Ксюша, нам пора. Пока ты еще его официальный представитель, отдуваться на встречах тоже тебе. Все. Обнял. Пока, друг!

Как только они вышли, в палату прокрался больничный тихий час. Казалось, помещение вместе с Игорем отдыхало от громкого посетителя. Мужчина прошелся бесцельным взглядом по палате, задержался на белом букете, уже осыпавшемся на стол, и далее на новеньком кожаном блокноте. Решительным движением Игорь поднял его, раскрыл и написал на первой страничке:

14 августа 2000 года. Что известно? Я – Игорь Андреевич Терехов, сорок один год. 15.07.1958. Жена – Ксения Терехова… Валерьевна, 26 лет. Женаты два года. Друг – Миша (???) – узнать фамилию. Я – генеральный директор международного холдинга. Узнать название, чем занимается, как там все устроено.

Он постучал ручкой по блокноту, размышляя и добавил еще одну запись:

???:

– Какие отношения между Ксюшей и Мишей?

– Как развестись и развязаться с их конторой, но при этом остаться при деньгах?

– Кто стрелял в Игоря?

Тут мужчина вспомнил про визитку, оставленную следователем Перекосовым. Ксения закинула ее в прикроватную тумбочку, а он и забыл. В два шага Игорь добрался до кровати и открыл дверцу, мятая картонка одиноко лежала на полке. Он достал ее, повертел в пальцах и вложил в специальный кармашек внутри блокнота.

Глава 11. Дом, родной дом

Утром пятого дня после чудесного «возвращения» Игоря отпустили домой на попечение красавицы-жены. Тело его функционировало прекрасно: пациент уверенно ходил, уже освоил пусть специальное, но все же пероральное питание, его желудок принял даже твердую пищу. Все показатели были в норме, и потому (хоть и к величайшему сожалению Германа Степановича) обитатель вип-палаты готовился к выписке.

К полудню Ксения, как всегда, без стука и с напористостью законной жены вторглась к Игорю в палату. Из-за ее острого оголенного плечика выглядывал телохранитель Костя. Он держал два огромных белых пакета.

– Я собрала несколько комплектов. Ты похудел… не знаю, что сядет. Да и в чем тебе сейчас будет комфортно, – щебетала Ксения, выкладывая на кровать стопки аккуратно сложенной одежды. – Марина все погладила.

– Марина? – вздрогнул Игорь. Его сердце сжалось в ответ на знакомое имя.

– Домработница наша.

– А-а-а-а.

– Вот спортивный костюм, тут твоя льняная двойка для загородных поездок… пожалуй, великовата сейчас будет. Еще джинсы и футболка-поло, ты иногда их носил вне официальных встреч, взяла на всякий. Что еще? Мокасины замшевые под льняной и кроссовки под Адидас. Что выберешь? Ах да, тут часы твои, мобильник, крестик. – Ксения подняла крышку круглой картонной коробки, обнажив сокровища: золотую цепь в палец толщиной (на ней висел такой же массивный крест), печатку, золотые часы и мобильный телефон.

Игорь неуверенно навис над вещами. Потянулся к джинсам и рубашке. Навороченный Адидас, как и льняной костюм, казались слишком уж… слишком. Золотые россыпи в коробке тем более внушали неловкость. Игорь понимал, что это не его. Да и не носил он никогда такого. А вот мобильник вызвал почти детский восторг.

– Звонит? Сколько минут есть? – деловито спросил мужчина.

– В смысле? – не поняла Ксения.

– Какой тариф? Эсэмэски, минуты… ограничения?

– Гарик… какие ограничения? Ты о чем? На все безлимит, оплачивает контора. За балансом следит твой помощник. Зарядное устройство дома. Но твоего аппарата на сутки непрерывной работы хватит. Так всегда было. Ты и понятия никогда не имел, какие тарифы бывают.

– Да? – растерялся Игорь, сообразив, что чуть не прокололся, и сослался на уже привычное. – Не помню.

Но перестать удивляться свалившемуся на него изобилию новоиспеченный богач не мог. Следующим испытанием стал Ксюшин автомобиль. Игорь с трудом сдержался, чтобы не рассыпаться в вопросах и восторгах. Когда он уселся в кожаные скрипучие кресла новенького «порше», его распирало от любопытства: а какой пробег? а сколько стоит? а лошадей сколько?

Техника, машины, механизмы всегда были ему интересны. Эти вот мальчишечьи разговоры о преимуществах механики перед автоматом и наоборот, о качестве немцев и японцев… ох, как любил он их раньше, в той жизни. Но сейчас Игорь прикусил язык и сидел как ребенок, ерзая на бежевом кресле и косясь исподтишка на приборную панель, усыпанную, словно космический аппарат, мигающими огнями и кнопками.

Однако сдерживаться при виде «своего» жилища было выше всяких сил.

Когда подъехали к дому, Игорь успел прочитать табличку на углу: «Никитский бульвар». Название, правда, ничего ему не сказало. Раньше он здесь не бывал, да и вообще в Москву приезжал лишь дважды. Первый раз – со школьной экскурсией в восемьдесят седьмом. Мама Сергея была учителем и собрала группу. Второй раз – в девяносто восьмом, аккурат после дефолта[2]. Тогда родители продали квартиру, чтобы разменять на две поменьше, и на все деньги купили доллары: решили до оформления следующей сделки передержать средства в валюте. А в итоге, по воле случая, за одну только ночь, выходит, разбогатели. Но из-за стремительного роста цен абсолютно на все – от булавки до земельного участка – богатство недолго в семье продержалось. Купили, как и планировали, квартиру себе, еще одну – Сергею с Мариной, машину… как раз ту самую, на которой… Ну и на остатки денег свадьбу Сергею справили. Через Москву как раз молодые в Прибалтику в свадебное путешествие летали.

Сейчас же Игорь не понимал, что находится в историческом центре столицы, откуда до Красной площади – минут двадцать пешком, и потому Никитский бульвар его не впечатлил, сам дом тоже. Всего-то три этажа, здание хоть и отреставрировано, но явно старое, еще довоенное. На первом этаже кофейня, цветочный магазинчик, музыкальный, книжный. Таких домов в центре Иркутска на каждом шагу. Чему удивляться? А вот внутри…

Подъездная дверь находилась со стороны двора, там же аккуратным разлинованным квадратом расположилась парковка с «выставкой» немецкого автопрома. Машин немного, но все – как на подбор – представительского класса.

– Твой рабочий, – кивнула Ксюша на черный «мерседес».

Сердце у Игоря алчно завибрировало, но он вовсю старался не подавать виду. Храня самообладание, прошел мимо, лишь скосил глаза на мечту всей своей прошлой жизни.

В подъезде жильцов встретила опрятная бабушка-консьержка, которая подскочила при виде Игоря. Она беззвучно приветствовала его, подобострастно улыбаясь, излучая преданность газами и множественными кивками.

Таких подъездов в Иркутске мужчина все же не встречал: широкие лестничные пролеты из мрамора, витые перила с отполированными деревянными поручнями, лепнина на потолке. Этаж вверх по этому музею, и вот они с Ксюшей уже у единственной на всю площадку массивной двери. Костя (он все это время был рядом) остался в подъезде, а хозяева зашли в квартиру.

Игорь-Сергей никогда не считал себя бедным. Уверенный средний класс с маленькими буржуазными радостями и стабильной зарплатой менеджера среднего звена, что для провинциального городка уже хорошо. Но никогда ранее, в той своей жизни, не бывал он в таких хоромах. Это было что-то! Гостиная с камином, огромная спальная с гардеробной, плюс еще две гостевых, рабочий кабинет с библиотекой, отдельная комната под тренажерный зал. Игорь ходил из комнаты в комнату с глуповатой улыбкой на лице, позабыв обо всем, вздыхал восхищенно и представлял, как радовалась бы Марина такому жилью, как устроили бы они из гостевых детские, как были бы счастливы тут.

К реальности его вернуло тактичное покашливание Ксюши, которая с нескрываемым удивлением наблюдала за ним.

– Здесь тоже ничего не узнаешь? Это твое место. Ты всегда предпочитал квартиру дому.

– Дому? – почти простонал Игорь, пытаясь осознать масштаб своего нового финансового статуса.

– Да, на Рублевском шоссе у нас свой дом. Я люблю его больше, но ты всегда выбирал квартиру…

– Здесь очень круто! – не удержался Игорь.

– Твое место, – еще раз задумчиво повторила Ксения. – Ключи от машины в кабинете, я оставила на столе. Марина, домработница, закупила продукты, приготовила что-то. А мне надо в офис ненадолго… Миша просил. Ты не против?

– Нет-нет, – обрадовался Игорь. – Езжай. И Костю забери с собой. Он мне тут не нужен.

– Ты уверен?

– Да, я побуду один. Отдохну. Повспоминаю… Я в порядке, не переживай.

– Костя пусть останется все же.

– Нет, – произнес Игорь твердо, даже жестко, чего сам от себя не ожидал.

Такие нотки прозвучали в его голосе впервые за все время пребывания в этом теле. Вместе с тем почувствовал Игорь и то, как непроизвольно сузились его и без того маленькие щелочки глаз, как плотно сжались губы в прямую горизонталь.

– Хорошо, – кротко согласилась Ксюша.

Новый тон подействовал на нее мгновенно. Будто напугал, но и успокоил. Как что-то знакомое, неприятное, но привычное. Девушка просеменила к Игорю мелкими шажками, подставила губы для поцелуя, прикрыв глаза. Но приступ брутальности уже прошел, так что мужчина неловко чмокнул жену в щеку и отшатнулся.

Когда Ксюша наконец-то ушла, Игорь выдохнул, побродил еще немного по дому, перебирая руками и глазами незнакомые вещи. Незнакомые ли? Он прикрыл на мгновение веки и тело само шагнуло вперед, вправо, еще шаг. Уверенно двигалось оно в пространстве, огибая препятствия, открывая замки и включая свет автоматически, не задумываясь, не глядя на выключатели. «Кинетическая память, – мелькнула в голове мысль, а следом вторая. – Может, кофе?» И ноги уже несли Игоря на кухню.

Придя в себя после знакомства с домом, мужчина вновь вернулся мыслями к Марине. К его Марине. Он бросил быстрый взгляд на часы: пятнадцать двадцать две. В Иркутске, значит, вечер, начало девятого. Маришка должна быть дома уже. Как она там?

Он быстрым шагом прошел в кабинет. Там на рабочем столе рядом с раскрытым серебристым ноутбуком стоял стационарный телефон. Недолго думая, Игорь набрал по памяти код города и свой домашний номер в Иркутске. Из трубки раздался сигнал вызова. Сердце отвечало глухими ударами, вместе с телефонным гудком оно отбивало сумасшедший техноритм: бум-бум-бум-пи-и-ип, бум-бум-бум-пи-и-ип…

– Алло, – прозвучал сквозь тысячи километров такой родной, такой любимый голос. – Алло, я вас слушаю.

Игорь молчал, что он мог ей сказать? «Привет, я твой погибший муж»?

И снова гудки, Марина положила трубку.

Сердце Игоря заныло от тоски; казалось, он испытывал почти физическую боль от невозможности увидеть ее, обнять. Ему хотелось вновь набрать номер и сказать ей, что жив, что любит ее, что вернулся ради нее аж с того света! Но в черном экране ноутбука, словно в мраморе надгробной плиты, отражалось чужое лицо. Чужое для нее и для всех людей его прошлой жизни. Никто не поверит. Да и нельзя… совершенно точно нельзя об этом говорить.

Мысли, как пойманные в сети рыбки, хаотично плавали в его голове, ударяясь о стенки черепа: тук-тук – а полюбит ли она его таким? Тук-тук – надо срочно лететь в Иркутск. Тук-тук – кто же все-таки пытался убить Игоря? Тук-тук – а если попытаются вновь? И так далее, одна за другой.

Наконец мужчина выхватил мысль, за которой выстроились и остальные: надо лететь в Иркутск! Игорь богат, значит проблем с деньгами на билет и проживание не будет. Но как быть с Ксюшей? Просто исчезнуть не получится, она поднимет панику, будут искать… найдут. Уладить сначала развод? Вряд ли Ксюша сильно расстроится. Она сама понимает, что теперь Игорь ей чужой. Да и была ли когда-то между ними любовь? Деньгами он ее не обидит, оставит ей дом… машину. Да вообще все оставит! Ему чужого не нужно. Взгляд упал на ключи от «мерседеса». Внутри шевельнулась скользкая жаба жадности.

«Ладно, – думал Игорь. – С разводом решу позже, это слишком много времени займет. Скажу пока Ксюше, что хочу отдохнуть вне Москвы, съезжу к Марише, узнаю, что и как там, а потом здесь разберемся. Куда важнее вопрос про покушение. Не хотелось бы вновь отправиться на тот свет раньше времени. Второй такой шанс мне вряд ли дадут».

Мужчина нашел припрятанную в блокноте визитку следователя Перекосова и вновь взялся за трубку телефона. Павел Алексеевич оказался на месте, и они договорились о встрече в следственном отделении на улице Невского.

Игорь вожделенно посмотрел на автомобильный ключ, но резонно отмел идею ехать на машине: он совершенно не знал города. Значит, пешком и общественным транспортом. Пешей дороги он тоже, конечно, не знал, но проблем с коммуникацией у него не было никогда, а язык и до Киева доведет, так что вперед!

Покопавшись в гардеробной комнате, Игорь извлек на свет некое подобие мужского рюкзака и сложил туда блокнот, ключи, мобильник и найденное в кабинете портмоне с деньгами. Осторожно выглянув в подъезд, убедился, что телохранителя Кости действительно нет у двери, и бесшумно спустился вниз, испугав до смерти бабулю-консьержку.

– Батюшки родные, – всплеснула та руками. – Игорь Андреевич… как же… куда же?

Игорь лишь нахмурил брови и, приложив палец к губам, выскользнул из подъезда. Заметил, однако, как побледнела старушка в ответ на его сердитый взгляд.

На улице он почувствовал себя свободнее. Здесь уже никто не знал Игоря Андреевича, уже не надо было играть роль или следить за эмоциями. Можно просто вновь быть собой, хоть и в новом теле. В книжном киоске Игорь приобрел карту Москвы и выяснил, что до улицы Невского совсем недалеко, можно и пешком дойти минут за сорок.

Игорь шел не торопясь, с любопытством разглядывая яркие витрины, старые, но ухоженные дома, красивые автомобили и вечно спешащих москвичей. Еще будучи Сергеем, он поражался быстрому течению столичной жизни. Отличить москвича от приезжего можно даже по походке: местные все время куда-то бегут. И на бегу они успевают курить, есть, пить, говорить по мобильнику. Он же привык к сибирской размеренности и спокойствию, которые никак не вписывались в бешеный ритм мегаполиса.

Говорят, что больших городов боятся неуверенные в себе люди. Игорь-Сергей в тот момент чувствовал себя именно таким: неуверенным. Ему казалось, что все кругом понимают его провинциальное происхождение и призирают за это. Хотя, конечно же, в действительности всем было глубоко наплевать.

На пешеходном переходе Игорь замешкался, затоптался на месте, не вписываясь в бегущий поток, и кто-то с наскока наступил ему сзади на пятку. Он обернулся на кукольно-миниатюрную стильно одетую женщину, но она даже не извинилась, а лишь смерила Игоря холодным уничтожающим взглядом. Так что невольно извинился он. Уверенности эта нечаянная стычка не прибавила, захотелось прямо сейчас рвануть в аэропорт и домой, в непритязательный и уютный Иркутск. Но дела есть дела, Игорю важно было уладить их, чтобы освободиться.

Глава 12. Следователь

Капитан следственного отделения Перекосов занимал маленький, заваленный папками стол в углу общего кабинета. Его коллеги равнодушно подняли головы, когда вошел Игорь, и тут же вернулись к своим делам. Сам же Перекосов привстал и приветственно протянул руку. Стул напротив следователя занимал пожилой, опрятный и представительный мужчина с гладко выбритым лицом. Чем-то он напоминал Шерлока Холмса в исполнении Ливанова. Мужчина тоже протянул руку и поздоровался, назвав Игоря по имени-отчеству. Очевидно, они были знакомы когда-то. Шерлок Холмс с любопытством разглядывал Игоря, но молчал, пока Перекосов организовывал еще один стул для посетителя.

– Где ваш Костя? – спросил следователь, заглядывая за спину Игорю, будто телохранитель мог там спрятаться.

– Я отпустил его.

– Зачем? – искренне удивился Перекосов. – Странный вы человек… вам надо быть осторожнее. Знал бы я, что вы один придете, не стал бы приглашать сюда.

– Думаете, меня… снова… того. Попробуют застрелить?

– Не исключено. – Перекосов сделал паузу и, кивнув на человека рядом, продолжил. – Виктор Константинович в этом почему-то уверен.

Шерлок Холмс продолжал хранить молчание, отбивая пальцами дробь по черному дипломату. Он слегка качал головой, будто раздумывал. И Перекосов заговорил вместо него:

– Виктор Константинович – частный детектив, вы пользовались его услугами полгода назад, как раз незадолго до покушения. Я специально его вызвал. Может, теперь, когда вы здесь, он наконец-то передаст всю интересующую нас информацию? – Следователь наклонился к мужчине. – Что скажете, Виктор Константинович? Клиент хочет знать правду.

Мужчина кивнул утвердительно, но будто самому себе, а не следователю, быстрым движением открыл дипломат, достал маленький цифровой плеер. Он не торопился что-то объяснять. Спокойно закрыл замки, еще раз постучал пальцами и убрал дипломат на пол. Потом, развернувшись к Игорю, произнес тихо, четко выговаривая каждое слово:

– Странно это все, Игорь Андреевич. Странно, что вы меня не помните. Мы долго сотрудничали, по разным вопросам. – Он сделал ударение на слове «разным». – Но сейчас, наверное, не об этом. Павла Алексеевича интересует ваш последний заказ. Он касался вашей жены. Мы организовали за ней слежку, вели ее в течение двух недель, мобильник на прослушку поставили. Незадолго до покушения записали вот это…

Детектив нажал на кнопку «play». Черный дисплей замигал зелеными цифрами, послышались женские всхлипывания:

«Я так больше не могу-у-у, я устала», – завывал динамик Ксюшиным голосом.

«Ну так уйди от него».

– Это Зубарева, подруга вашей жены, – быстро пояснил Виктор Константинович. – Слушайте.

«Я не могу, я боюсь его. Ты не знаешь, какой он! Он не отпустит», – снова Ксюша.

«Ты же говорила, что он себе бабу завел».

«Все равно не отпу-у-устит, он на всю голову… бо-о-ольной. А даже если отпустит, то куда я пойду? Думаешь, он мне компенсацию выплатит или моральный ущерб за два года мучений с ним? Вышвырнет, как собачонку вшивую!»