Читать онлайн МяуДом или Кото-банда и её подвиги

Банда Пельмешка

Пельмешек вернулся с улицы, держа в зубах свежий, но уже слегка помятый номер «Кото-Ведомостей». Он отобрал его у дворового пса, который пытался использовать его в качестве подстилки.

Он грациозно запрыгнул на подоконник, растянулся почти на всю его длину, удовлетворённо вздохнул и раскрыл газету.

– Ну, почитаем, что там происходит интересненького в кото-мире…, а то живём тут в МяуДоме – как на отшибе кото-вселенной.

Настроение у него было прекрасное, при этом он насвистывал сочинённый им этим же утром кото-мотивчик:

«Кото-мир встречаем усами,

МяуДом – он тёплый, живой.

Здесь мечты мурлычат под пледом,

МяуДом – здесь каждый герой!»

И углубился в чтение.

В комнате сразу стало тише – все обитатели навострили уши. Даже Сосиска прекратил грызть штору, а Хвастун спрыгнул со шкафа, чтобы занять место поближе к Пельмешку.

– «Последние новости…» – начал Пельмешек своим густым, неторопливым голосом, в котором всегда слышалось что-то важное. – «Тайна следов на крыше. Сегодня утром на крышах трёх домов по Сиреневой улице обнаружены… следы лап, ведущие вверх по отвесной стене. Следы поднимаются по кирпичам, затем переходят на крышу и исчезают у трубы.

«Мы уверены, что это не голуби и не собаки. Лапы явно кошачьи, только как они там оказались?», – недоумевает кот Василий, проживающий на втором этаже.

По слухам, в этом районе недавно видели «Ходока по стенам» – кота, который не боится высоты и может спать на антенне.»

– Это точно он! – подмигнул Хвастун. – У меня даже есть его автограф… – он гордо повернул голову, показывая слегка порванное ухо.

– Ого, – присвистнула Пышка. – За что он тебя так?

– А…, – кивнул Хвастун. – Мы тогда ночью крышу делили. Не поделили, в общем.

– И кто выиграл? – прищурился Карман.

– Крыша, – мрачно сказал Хвастун. – Она нас обоих сбросила.

—Хм-хм, – недовольно прокашлялся Пельмешек, которому не нравилось, когда его перебивают. – «Спортивные новости. Рекорд в прыжках с забора. На ежегодных соревнованиях по прыжкам с забора кот по кличке Прустик установил новый рекорд. Он стартовал с обычного деревянного забора, но… так и не приземлился в пределах видимости судей. «Он исчез за горизонтом! Наверное, до сих пор летит», – восторгается судья Мурлыга.

Организаторы решили учредить специальный приз «За прыжок в неизвестность».

Хвастун уважительно кивнул:

– Да… Вот это уровень.

– Хвастун, ещё одна реплика и я выставлю тебя в кладовку. Будешь слушать оттуда, – грозно зашипел на него Пельмешек. – Понял?

– Понял, понял! Я что там у нас вкусненького, в кладовке?

– «Молочный дождь. Вчера в районе Крытого рынка прошёл короткий, но удивительный дождь. Капли имели ярко выраженный запах свежего молока, а в лужах, по словам очевидцев, отражалась Луна, хотя было утро. «Мы с котятами попробовали. Вкус – как у парного молока, только чуть слаще», – утверждает кошка Матильда.

Лужи исчезли уже через пять минут, и их успели попробовать только самые проворные.»

Пышка застонала:

– И опять я не успела… Это же было молоко Звёздной Коровы…

– Раздел происшествия. «Ночной муржуан», – перелистнул газету Пельмешек. – «Неизвестный кот каждую ночь, примерно в три часа забирается на фонарный столб у перекрёстка Рыбной и Мятной улиц и поёт на нём до самого рассвета. «Сначала думала, что это ветер в проводах. Но нет. Мелодии… красивые. Только почему всегда под нашими окнами?» – жалуется жительница района – кошка Сима.

Местные утверждают, что, если подойти к столбу, песня становится тише, а когда отходишь – снова громче. Кто-то уверяет, что он поёт для Луны, а кто-то – что это зов для какой-то неизвестной особы, которая проживает поблизости.»

Пышка вздохнула:

– Романтик… Наверное, у него большое сердце.

– Или лёгкие, – буркнул Карман.

– Это не интересно…, это мы уже слышали… – Пельмешек снова перевернул страницу. – А, вот! «Новости из-за рубежа».

Пельмешек поднял глаза от газеты:

– Слушайте! «Наш собственный кото-корреспондент из Бразилии сообщает, что в Рио-де-Мяу прошёл ежегодный карнавал хвостов…»

– Карнавал хвостов? – приподняла брови Жужа. – Это как?

– «…более тысячи котов вышли на улицы в разноцветных перьях и с колокольчиками на ошейниках. Победительницей стала кошка Кармелита.»

– Кармелита… – мечтательно протянула Пышка. – Наверное, у неё хвост был как облако.

– Или как веник, – буркнул Карман, – зато весь в перьях.

– «На время ежегодного карнавала в Рио-де-Мяу наступило редкое для этого города затишье. Даже знаменитые кошачьи банды из фавел – "Тени с Крыши" и "Когти Подвала" – объявили временное перемирие.

В обычные дни их чёрные и рыжие силуэты мерцают на фоне лунного света, готовые в любую секунду рвануть в бой.

Но этой ночью все спустились к центральной площади: крыши и подвалы – опустели, а сами коты-бойцы шли лапа к лапе под звуки самбы.

"В карнавал когти отдыхают, а хвосты танцуют", – так прокомментировал это дон-кот по кличке Мигейро», – дочитал Пельмешек и покачал головой. – Вот это уровень организации!

– Нам бы такой карнавал устроить, – оживился Сосиска. – Я уже так и вижу на первой полосе «Кото-Ведомостей»: “Первое место за Самбу-лапу получил кот из МяуДома – Сосиска!”

– И второе место в соревновании, кто быстрее всех съест угощение, тоже получил кот из МяуДома, – добавил Вжик. – Это я.

Пельмешек перевернул страницу:

– «Новости из Японии. На линии скоростного поезда “Токио – Сендай” появился необычный пассажир – серый полосатый кот по кличке Хару, что по-японски значит “весна”. Он всегда садится в один и тот же вагон, на место 12A у окна, и едет ровно до того города, где в этот день распустится первый бутон сакуры. Не ест, не спит, не выпрашивает еду – только смотрит в окно, пока перед ним проплывает Япония.

В феврале его видели в Кагосиме, в марте – в Киото, а в апреле – уже в Сендае. Проводники утверждают, что Хару мурлычет в такт стуку колёс и иногда дотрагивается лапой до стекла, будто здоровается с деревьями. Железнодорожная компания внесла его в список “особых пассажиров” и печатает в расписании маленькую лапку напротив рейсов, на которых он может быть замечен.»

– Романтик, – мечтательно протянула Пышка. – Представляю, как сидишь у окна, а мимо тебя бегут цветы…

– Или как цветы сидят, а ты бежишь за ними, – поправил Хвастун. – Это философский вопрос.

– Да ну, – фыркнул Карман, – толку-то с этих цветов? На них сосиски не растут.

– Сакура – это, наверное, красиво, – заметила Иголка, – а сосиски можно заказать и в вагоне-ресторане.

– Главное, что кот понимает расписание цветения, – серьёзно сказал Сосиска. – Вот это уровень интеллекта! Я вот знаю максимум – расписание кормления.

– А я, – задумчиво добавил Пельмешек, – думаю, что у него роман с весной. И он за ней гоняется каждый год.

– Ну… если весна вкусно пахнет, то я его понимаю, – резюмировала Пышка.

Пельмешек пролистал газету дальше:

– А, вот ещё необычный случай. «В порту Котэ-Дель-Мяу (Испания) рыбаки, готовясь к утреннему выходу в море, заметили в воде кота в оранжевом спасательном жилете».

– Стильный парень, – уважительно протянул Хвастун.

– «Как выяснилось, кота зовут Диего, и он плыл, следуя за лодкой, в которой был его друг – моряк Пако, который отправился ловить сардины».

– Плыл?! – изумился Сосиска. – Ради сардин? И где же здесь подвиг?!

– Он не за сардинами плыл, а за другом, – поправила Иголка.

– «По словам очевидцев, Диего несколько раз подплывал к борту, требуя поднять его. Когда это наконец-то сделали, то он тут же направился в каюту своего хозяина, улёгся в его рыбацкий сапог и мгновенно уснул».

– М-м-да… романтика морей, – мечтательно сказала Пышка. – Сапог тёплый, пахнет рыбой…

– «Капитан судна заявил, что после это случая хочет завести своего собственного бортового кота», — закончил Пельмешек.

– Отличная идея, – промяукал Карман. – Только пусть сначала купит пару сапог подходящего размера.

– А вот это, пожалуй, действительно интересная новость. Слушайте: «Общество Дальних Прогулок Котов объявляет о дополнительном наборе членов, – прочитал Пельмешек. – Новые участники получат право на:

– бесплатный доступ к крыше дома № 12 на Сиреневой улице, где можно наблюдать звёздное небо;

– участие в ежегодном Празднике Большой Рыбы с дегустацией хвостов;

– персональный жетон с выгравированным именем и изображением хвоста;

– право пользоваться тайными переходами между дворами;

– и самое главное – доступ к общему запасу сушёной кильки в клубном подвале».

Он поднял глаза на кото-бандитов и дочитал:

– «Для рассмотрения кандидатур необходимо предоставить характеристику-рекомендацию от двух уважаемых котов и снять отпечатки лап по указанному адресу». Как вам это?

– Доступ к сушёной кильке, – мечтательно протянул Сосиска, – это же… целая жизнь, полная смысла.

– И полная крошек в усах, – фыркнула Жужа.

– А крыша на Сиреневой, – задумчиво сказал Хвастун, – это ведь та самая, с видом на голубятню?

– Та самая, – кивнул Пельмешек. – И без сквозняков.

Карман почесал за ухом:

– А что там с характеристикой? Кто-нибудь меня порекомендует?

– Я бы порекомендовала, – лениво сказала Пышка, – но только если ты перестанешь таскать корм из моей миски.

– Это не корм, это стратегический запас! – возмутился Карман.

Пельмешек отложил газету в сторону и серьёзно посмотрел на всех:

– Вопрос не в том, как получить рекомендации. Вопрос, надо ли вообще кому-то из нас – кото-банды —входить в какую-то… организацию?

– Если там килька, то надо, – уверенно парировал Сосиска.

И тут собрание «взорвалось». Все захотели высказать своё кото-мнение.

– Конечно, на первый взгляд, звучит привлекательно, но мы же —кото-банда, а не кото-кружок по интересам! – возмутилась Жужа, распушив хвост. —Сначала «дальние прогулки», а потом обязательные «еженедельные собрания» … Ещё попросят у нас отчёт о вылизанных лапах!

– А ты вот подумай, Жужа, – вмешался Хвастун, – крыши, звёзды, тайные переходы… Это же прямо официальная лицензия на приключения!

– И на неприятности, – мрачно добавил Карман. – А что, если эти «тайные переходы» ведут прямо в лапы к собакам?

– К собакам я не пойду, – отрезала Иголка, выглядывая из-под пледа, – но к кильке – пойду.

– Вот! – обрадовался Сосиска. – Значит нужно вступать!

Пельмешек тихо кашлянул, привлекая внимание:

– Хорошо, давайте все вместе подадим заявления. Но нужно написать характеристики.

– Характеристики? – переспросила Пышка, прищурившись. – Это типа «хороший, пушистый, всегда доедает за другими»?

– Нет, – важно сказал Пельмешек, – это серьёзный документ. Нужно составить его так, чтобы звучало солидно. Например: «Уважаемый член кото-братии, отличается достойным поведением и честно делит кильку».

– Я про Кармана так писать не буду, – хмыкнула Жужа. – Про «делит» – это неправда.

– А я про тебя напишу, – усмехнулся Карман. – «Уважаемая кошка, всегда стоит на страже… своей миски».

– Ладно, – вмешался Хвастун, – давайте решим: мы друг про друга пишем правду… или красивую правду?

– Красивую! – хором ответили Сосиска и Пышка. – Чтобы нас точно приняли.

Пельмешек довольно кивнул:

– Хорошо, тогда берём время их обдумать – до завтра. И чтобы завтра у всех были чистые лапы – отпечатки грязными не принимают. Утром жду готовые кото-мысли! С хвостописанием и героическими подвигами.

– Подвигами? – насторожилась Жужа. – А если у кого-то нет подвигов?

– Придумаем, – уверенно заявил Сосиска. – У меня, например, будет: «Спас штору от скуки, дважды».

– А у меня, – подхватил Хвастун, – «трижды побил рекорд по лежанию на подушке без дела».

– Это не подвиг, это лень, – буркнула Иголка.

– В МяуДоме, – авторитетно подтвердил Пельмешек, – лень – это тоже искусство!

Утро в МяуДоме началось, как всегда, с шелеста лап по коридору, звяканья мисок и сонного ворчания Жужи, которая пыталась защитить своё место у батареи от посягательств Сосиски.

Сразу после завтрака Пельмешек уже сидел на подоконнике с кипой исписанных листов – черновиков характеристик для «Общества Дальних Прогулок Котов».

– Так, —сказал он важно, – начинаем утверждение. Первая – Пышка.

Он развернул лист, прочистил горло и принялся читать:

– «Пышка. Мягкая и круглая, как сдобная булочка. Любит, когда ей трут нос, и от её мурчания становится на некоторое время уютно даже в пустом животе. Говорят, что если Пышка позволит кому-нибудь потереть свой нос, то на следующий день у этого кого-нибудь будут хорошие оценки на экзаменах – даже если он учил всё по пути в школу, глядя только на обложку тетради.»

Пельмешек поднял глаза и убедился, что Пышка расплылась в самодовольной улыбке, и продолжил:

«Однажды на улице ей случайно встретился студент-лодырь по имени Федя. Он опоздал на автобус, потерял шпаргалку и был уверен, что сегодня его ждёт гарантированный неуд и пересдача. Но Пышка посмотрела на него снизу вверх, встала на задние лапки и подставила свой нос. Федя потёр его. Пышка муркнула. А на экзамене он вдруг всё вспомнил. Даже то, чего никогда не знал. Правда, сдал он математику, хотя должен был идти на географию. Но зато – на отлично.»

И, переведя дыхание, Пельмешек произнёс, глядя на всех:

– И закончим так: «Потереть Пышкин нос – это как завязать бантик на хвосте удачи». Согласны?

– Согласны! – хором откликнулись Сосиска и Хвастун.

– А я бы ещё добавила, – протянула Жужа, прищурившись, – что Пышка потом неделю ходила с выражением «ну конечно, это всё я!».

– Потому что, это всё я! – довольно заявила Пышка, распушив усы.

Пельмешек аккуратно сложил лист и положил его на подоконник, где он отвёл место для готовых характеристик.

– Отлично. Пышка у нас готова. Следующий – Хвастун.

Хвастун тут же расправил плечи и встал так, чтобы солнечный луч падал ему прямо на морду.

– Записывайте: «Хвастун – единственный кот в МяуДоме, который может…».

– …уснуть в любой момент разговора, – подсказал Карман.

– Нет! – возмутился Хвастун. – Который может перепрыгнуть с подоконника на шкаф, не уронив ни одной банки с печеньем!

– Только потому, что в тот день там не было никаких банок, – заметила Иголка.

– Запишем оба варианта, – спокойно сказал Пельмешек, макая коготь в чернила. – «Хвастун – высокий, ловкий и всегда наверху.

Шкаф – его трон.

Холодильник – наблюдательная вышка.

Карниз – балкон для важных размышлений.

Считает себя старшим по высоте, а значит – старшим по всему.

Любит наблюдать, делать вид, что всё понял (даже если ничего не понял), и выдавать это за стратегическую мудрость.

В его послужном списке – легендарный «Шторный Инцидент».

В тот день был жуткий сквозняк, дерзкий взмах шторы и момент, когда король высоты превратился в орущий летящий пушистый ком, приземлившийся прямо на Пельмешка.

С тех пор в МяуДоме говорят:

«Даже если у тебя трон, штора может прийти за тобой. И только настоящий кот умеет после этого не потерять котоважение».

– Ну, как? – Пельмешек поднял глаза от листа.

– «Король высоты» … – нравится, – важно протянул Хвастун, выпрямляясь. – Правда, можно было бы добавить и «самый уважаемый кот МяуДома».

– Или «самый тяжёлый при падении», – невинно вставил Пельмешек.

– Это из-за Пельмешка тогда шкаф взрогнул, – напомнил Сосиска. – Он же не привык, когда на него сверху сыплются коты.

– Главное, – вмешалась Жужа, – что теперь у нас официально записано, что Хвастун умеет падать с королевским достоинством. Это, между прочим, редкий навык.

– Я не падаю, – обиделся Хвастун, – я… меняю уровень наблюдения.

– Ага, и Пельмешек у тебя внизу – «стратегическая подушка», – хмыкнула Иголка.

Хвастун надул щёки, но потом всё-таки самодовольно усмехнулся:

– Ладно… пусть будет так. Главное, чтобы в характеристике слово «мяу» было написано с большой буквы.

– Отлично, – сказал Пельмешек, перевернув страницу. – Следующий у нас – Карман.

– О, вот сейчас начнётся, – протянул Сосиска. – Держись, монетный кот.

Пельмешек нахмурил брови, придавая себе очень серьёзный вид, и начал:

– «Карман – жёлтый хвост, хитрая морда и великолепные жёлтые усы.

Коллекционер монеток и неожиданных решений. Живёт по правилу: «Ничего не обещаю, но иногда делаю».

Он может часами сидеть у своей миски, высоко, как сторож башни, и чего-нибудь ждать … или кого-нибудь.

Однажды под его окном прошёл человек. Грустный, с глазами, полными тишины…»

– Точно, помню! – перебил Пельмешка Карман. – Это был Фёдор Иванович. Он ещё меня спросил: «А что будет, если я попаду монеткой в твою миску?»

– И ты ему ответил: «Тебе за это ничего не будет. Только не попади в меня», – подсказал Сосиска.

– Ага! И он попал. Чисто. Красиво. А я тогда его спросил: «Загадывал желание?» – «Нет», говорит. Ну я его и отправил бросать ещё раз.

– И он снова попал, – продолжил Пельмешек, не поднимая глаз от текста. – Через три дня Фёдор Иванович вернулся, сияющий: «У меня будет сын! Ты —волшебный кот!» Принёс тебе килограмм лучших сосисок. Я их тоже помню, ты с нами со всеми по-честному поделился.

– И миски звякали от удовольствия, – важно добавил Карман.

– Разрешите продолжить? – ехидно обратился Пельмешек к кото-бандитам. – Или мы до вечера будем обсуждать ваши подвиги?

– Извини, Пельмешек, конечно, продолжай, – хором попросили его пристыженные коты.

– Итак. «Он спросил: “А что будет, если я попаду монеткой в твою миску?”

Карман, дожёвывая сосиску, ответил: “Ничего. Только не попади в меня – я не миска.”

Мужчина кинул монету – и попал. Чисто. Красиво. Карман спросил: “Загадывал желание?” – “Нет,” сказал тот. “Тогда бросай ещё раз.” И снова – прямо в цель.

Через три дня этот человек, Фёдор Иванович, вернулся сияющий: “У меня будет сын! Ты волшебный кот!” И принёс килограмм лучших сосисок в благодарность.

С тех пор в МяуДоме говорят: ‘Если монетка звякнула в миске Кармана – жди чуда. Но только, если Карман в настроении.’»

– Ну всё, – вздохнула Пышка, – теперь про тебя будут слагать легенды.

– «Будут»? – фыркнул Карман. – Уже слагают. И, между прочим, правдивые.

– Надо бы про тебя в кото-энциклопедию добавить: “Карман – исполнение желаний от случая к случаю. Без гарантии. Принимает оплату сосисками”, – хихикнул Сосиска.

– И срок исполнения желаний – триста три дня, – добавила Жужа. – Чтобы никто потом не жаловался на защиту прав мечтателя.

– Главное, – заметил Хвастун, – чтобы люди не начали кидать монетки в нас всех подряд.

– А что? – оживилась Иголка. – Я бы не отказалась от килограмма монеток. Купила бы себе… Котофон 16-тый…

Пельмешек постучал когтём по подоконнику:

– Всё. Хватит торговаться. Следующая характеристика.

«Иголка. Худенькая, быстрая и будто сплетена из тишины и тени. Гоняется за пылинками, шепчется с солнечными бликами и всегда появляется рядом, когда кому-то грустно.

Не для утешения и не для слов – просто ляжет рядом и тихо коснётся щекой.

Но главное её умение – петь».

– Точно! – опять перебил Сосиска. – Помните, как к нам приезжали те три важных кота из Москвы? В бабочках, с нотными тетрадями… Один даже лапы вымыл перед встречей!

– Из КоТсерватории имени Мурчальского, – кивнула Жужа. – Они сказали, что слышали о кошке, которая поёт, как будто зима вздыхает под пледом.

– Иголка тогда села у окна, – продолжил Пельмешек, – закрыла глаза… и запела. Это была кото-соната, в которой сплелись зимний вечер, в котором закипает чайник, подушка, помнящая твои сны, и старый ковёр, знающий, как ты в детстве бегал по нему мягкими лапками.

– Один из них даже лёг на бок, – вспомнил Хвастун. – Другой заплакал. А третий сказал, что у него в сердце кто-то потянул клубок за ниточку…

– …и распутал узел, – закончила Иголка.

Пельмешек продолжил зачитывать запись:

– «Её голос не похож ни на «мяу», ни на мурлыканье. Это как касание дружеской лапы – неожиданное и тёплое, как будто бы кто-то вспомнил о тебе именно в этот момент.

Однажды, когда в МяуДом приехали профессоры-коты из известной КоТсерватории имени Мурчальского, она запела у окна, и в комнате стало так тихо, что было даже слышно, как дрожат их усы. Один гость лёг на бок, другой заплакал, а третий сказал: “В моём сердце кто-то потянул клубок за ниточку и распутал давний узел”.

С тех пор в МяуДоме знают: если в груди пусто и холодно – иди к Иголке. Она почувствует. И если ночь будет тревожной, то она споёт. И тогда всё снова встанет на свои лапы».

– Ну всё – готово, – поставил точку Пельмешек.

В комнате повисла пауза. Даже Сосиска перестал ерзать и просто смотрел на Иголку.

– Пельмешек… – первой нарушила тишину Пышка, – это… так красиво.

– Очень, – кивнула Иголка, чуть смутившись.

– Даже я чуть не прослезился, – буркнул Карман, – хотя это вредно для моей репутации «сурового кота».

Хвастун поднял хвост:

– Словно кото-песня, только написанная чернилами.

Пельмешек фыркнул, показывая, что не признает лести, но глаза у него были очень довольные.

– Ну, раз так, значит характеристика готова. Следующий – Сосиска.

«Наполовину жёлто-рыжий, наполовину чёрный, длинный и вечно мурлыкающий. Он не просто мяукает – он так комментирует жизнь: “Мяу, я иду”, “Мяу, ты сидишь на моей подушке”, “Мяу, я придумал новый способ спать на боку, накрывшись хвостом”. Он мурлычет даже во сне, спорит с вентилятором: кто громче шумит, и шепчет сказки на ухо тем, кто не может уснуть.»

– Точно! – встрял Хвастун. – А помните, когда он задумал рассказать Самую Длинную Сказку на Свете?

– Да, – кивнул Пельмешек, не отрываясь от бумаг. – Был самый конец ноября. Мягко падал снег. В МяуДоме было тихо и почему-то чуть-чуть грустно. Сосиска тогда сел поудобнее посредине нашей комнаты и сказал: “Сегодня я расскажу вам новую кото-сказку. Но не простую, а длинную как зима и пушистую как снег”. И он начал. Сначала у него там был кот, который попал в супермаркет и искал полку с облаками, пахнущими сосисками. Потом – пара тапок, которые сбежали из прихожей и завели семью под диваном. А дальше появился мышонок, который учился быть собакой, чтобы все от него убегали. Ветер, главный герой, шептал ему в спину, куда бежать, и пел про то, что весна всегда возвращается.

– Пышка, а ты помнишь, что ты заснула на втором «тапке»? А Карман продержался до “мыши-философа”. Даже Жужа, которая обычно спит только на идеально сложенном пледе, тихо муркнула и свернулась клубком просто на полу.

– А я помню, – мечтательно вздохнул Сосиска, – что когда я дошёл до слов “…и тогда кот понял, что важнее всего – спать 16 часов в сутки…”, то обнаружил, что весь МяуДом уже спит. Я ещё улыбнулся и сказал: “Всё так и должно быть. Кото-сказка работает”.

Пельмешек продолжил читать:

– «Сосиска гордится тем, что его кото-сказки никто не дослушивает до конца – потому что все под них засыпают. Он называет себя “единственным рассказчиком, который гарантирует счастливый сон”.

Если потереть нос Сосиске – той же ночью тебе может присниться сказочный кото-сон. Не обычный, а особенный: про рыжие облака, которые мурчат; про тапки, умеющие танцевать, и про одинокую подушку, которая наконец-то нашла своего кота. В этих снах ветер иногда поёт, а сосиски растут на деревьях, и никто не спешит их съесть – только нюхают и улыбаются.

Говорят, Сосиска выбирает сны по запаху: если твои лапы добрые и тёплые – он подарит тебе сон, который закончится вкусно. А если у тебя в сердце есть сомнения – потри его нос ещё раз. На всякий случай».

– Все согласны?

– Согласны, – протянула Пышка, зевая. – И, кажется, я уже готова проверить его сказку не деле…

– Только сначала потри ему нос! – напомнил Карман.

– Ага, а то вдруг приснится сон без сосисок, – хмыкнул Хвастун.

Сосиска гордо поднял голову и важно сказал:

– Очередь за снами формируется у моей миски. Кто первый положит туда сосиску, тот и будет спать вкуснее.

– Попрошу внимания, внимания. Осталось уже немного. Соберитесь! – Пельмешек поднял лапу и показал, что в ней зажата всего пара листов бумаги. – «Вжик. Синий хвост, чёрная как уголь морда, сотканный из искр, ветра и намерения срочно что-то узнать. Он не ходит – он появляется. Он не ест – он перехватывает еду на поворотах. Быстрее него – только свет, и то не всегда. Там, где тапки вдруг встали носами в разные стороны, а на потолке заметили след лапы, значит, здесь точно был Вжик.

Но однажды он остановился. Сидел у миски и смотрел, как по её стенке медленно скатывается капля воды. “Хотел понять, что я пропускаю, пока бегаю”, – сказал он тогда. Это было его открытие: в тишине тоже можно мурлыкать.

Теперь он снова носится по МяуДому со скоростью космического мяука, но иногда замирает – чтобы послушать, как солнечный зайчик шепчет что-то солнечной лягушке.

Вжик – это скорость, которая умеет думать. И настоящий вихрь. Не тот, кто всё сносит, а тот, кто умеет остановиться и сказать: “Муррр” – себе, миру и капле воды».

В комнате повисла лёгкая пауза.

– Это… так красиво, – первой сказала Иголка, тихо, будто боялась спугнуть каплю из рассказа.

– А главное, правдиво, – кивнула Пышка. – Вжик, ты ведь и правда иногда замираешь у окна.

– Я… наблюдаю, – важно сказал Вжик, вытягивая шею. – Это моя стратегическая пауза в движении.

– Ага, – хмыкнул Карман. – Стратегическая, как у меня возле миски.

– Но у тебя пауза всегда возле еды, – заметил Сосиска. – А у Вжика – возле солнечного зайчика.

Хвастун поднял хвост:

– Всё-таки, это звучит круто: скорость, которая умеет думать. Прямо как я, только без скорости.

Пельмешек усмехнулся и сложил лист:

– Отлично. Ещё одна характеристика готова. Читаем дальше или пойдём разглядывать ту каплю воды?

Вжик хитро прищурился:

– Не трогайте. Это моя капля. Она мне ещё целый мир не досказала.

– «Жужа – пушистая хозяйка МяуДома. В её взгляде всегда есть немного упрёка: “Мы что, теперь будем жить как собаки?”

Ей не нужно командовать – порядок наводится сам собой. Подушки выравниваются, если она проходит мимо них. Шторы ложатся под правильным углом, миски выстраиваются в одну линию. Всё – на своих местах.

В МяуДоме все отлично помнят тот случай, когда случилась Ночь Перепутанных Снов.

Жужа тогда проявила себя как ответственный, строгий и бесконечно заботливый хранитель порядка.

Она не поддалась всеобщей растерянности, не стала жаловаться на странные сны и чужие воспоминания, а тихо и решительно взяла дело в свои умелые лапы.

Кото-учёные говорят, что это случается раз в сто лет, когда все звёзды в небе вдруг решают вздремнуть, и ни одна из них не следит за тем, чтобы сон попадал по адресу к своему коту. Тогда они путаются, сбиваются в клубки, забегают не туда, куда нужно и начинают жить своей собственной жизнью. Безобразничают!

Жужа сидела у окна, смотрела на звёздное небо и поняла всё раньше других.»

– Да, – оживился Сосиска, – мне всю ночь снилось, что я летаю в какой-то старой облезлой шапке, а потом бегу вверх по бесконечной лестнице из сосисок. И самое ужасное – я так никуда и не добежал!

– А мне снилось, – вздохнула Иголка, – что я – то ли Карман, то ли какой-то Воротник… И всё время раздавались какие-то непонятные разговоры подушек с пылесосом…

– Ха! – фыркнул Хвастун. – А я во сне оказался Пышкой! И всё утро грелся на солнце… пока на меня не упала штора!

– Мне было хуже всех, – серьёзно сказал Карман. – Я спал, и мне снилось, что я Вжик. Я бегал так быстро, что обогнал сам себя. Поэтому, я не смог не только найти мою любимою монетку, но и даже понять – где же я?

– А я, – тихо призналась Пышка, – видела, как летаю в тапке, а потом приземлилась на целую гору таких тапков и зарычала как тигр. И знаете что? Это было так страшно… потому что мой тапок был без подошвы.

Коты переглянулись, поёжились и все одновременно взглянули на Жужу.

– Хорошо, что ты тогда всё вернула на место, – сказал Пельмешек. – А то, я бы так и остался во сне, где я… пылесос.

Пельмешек продолжил:

– «Она взяла мягкую подушку, свою расчёску, шерстяной колокольчик и пошла по дому. Одним взглядом она распутывала чужие сны, словно нитки, запутавшиеся в клубке. Тихо вычесала усы Пельмешка – и его сон вернулся в своё старое кресло. Прошептала что-то над миской Кармана – и он снова увидел, как монетка звякнула о его миску. Подложила подушку под морду Вжику – и он вновь во сне начинал бежать, догоняя солнечный зайчик.

Иногда сон-чужак упрямился, цеплялся за усы, притворялся «воспоминанием» или «тёплой мыслью». Тогда Жужа вздыхала, прищуривалась и тихо, но грозно произносила:

– Последний раз предупреждаю. Вылезай, негодник!

И сон вздыхал, морщился и уходил – через нос, сквозь плед и даже, один раз, нырнув в мыльницу и став мыльным пузырём.

Под утро каждый кот получил свой настоящий сон – ровно в ту кото-голову, куда он и был задуман. И в МяуДоме всё снова стало на свои места: подушки ровные, шторы на месте, миски полные.

С тех пор в все знают: если во сне ты вдруг стал тигром, говорящим фикусом или подушкой, на которой все спят, – срочно беги к Жуже. Она по запаху отличит твой сон от чужого и вернёт его на место. И сделает это с ласковым мурчанием».

– Ну всё, осталась последняя – моя, – устало вздохнул Пельмешек.

Иголка подняла лапу:

– Пельмешек, я тут про тебя кое-что написала. Можно я зачитаю?

Пельмешек одобрительно кивнул головой.

– «Круглый, добрый и всегда спящий. Как подушка с сердцем мудреца. Никогда никуда не торопится, говорит редко, но если уж сказал – слушают даже мухи. В МяуДоме —он главный.

Не потому, что мяукает громче всех, а потому, что все знают: на него можно положиться. Он может убаюкать взглядом и пристыдить молчанием. Если он даёт лизнуть свою лапу – это знак великой дружбы и глубокого доверия. А тот, кто однажды лизнул лапу Пельмешка, уже не может предать – не позволит кото-совесть, да и страшновато, однако.

Как-то раз, давным-давно, когда Пельмешек был молод, тонок и ещё романтичен, но уже с той самой уверенностью, которую имеют только очень особенные коты, он шёл по двору, никуда не торопясь, и ни от кого не шифруясь. Как будто бы этот двор принадлежал только ему. И вдруг из-за угла выскочила стая. Собаки! Нет, не злые, а просто глупые. Молодые, шумные и невоспитанные. Им показалось, что этого кота можно напугать. Поиграть. Погонять. Они окружили его и залаяли. Одна прыгнула прямо перед ним. Вторая обошла сзади. Кто-то уже готовился схватить за шею. Но Пельмешек не убежал. Он сел. Прямо посредине этого круга. Спокойно. И даже зевнул. А потом… громко, коротко, очень по-котовьи – зарычал. И прыгнул. Его лапы сверкали как молнии. Раз! Два! Три! Он катался по земле. Уворачивался. Сжимался как пружинка и взлетал в воздух, как кузнечик.

Удар – цап по носу! И одна собака взвизгнула и отбежала подальше. Удар когтём! И другая собака, жалобно скуля кубарем отлетела в угол.

Когда испуганная стая отступила, он выпрямился, отряхнулся, и, как ни в чём не бывало, прошёл мимо них. Только левое ухо было порвано – совсем немного. Как зазубрина на медали.

С тех пор его никогда никто не трогал. Он стал хозяином двора, в который иногда позволял заходить собакам, если у него было хорошее настроение.

В МяуДоме говорят: Пельмешек не спешит, но всегда приходит вовремя. Он – как кото-колокол в тумане – не видно, но слышно, что он рядом, и от этого всем спокойно.

Если он сказал “Мурр” – значит, всё будет так, как и должно быть. Даже если для этого ему придётся порвать ещё одно ухо или потратить весь день на то, чтобы просто пролежать на солнышке.

И, может быть, именно поэтому, когда он засыпает, МяуДом засыпает вместе с ним – уверенный, что пока Пельмешек дышит тихо и ровно, в кото-мире всё будет на своих местах».

В комнате повисла тёплая пауза.

– Ммм-да… – первым отозвался Сосиска, – а ты, ведь и правда, как подушка с сердцем. Только тяжёлая.

– Это комплимент? – приподнял бровь Пельмешек.

– Ну… да! – поспешно подтвердил Сосиска. – С тобой всё мягче, но и двигать тебя трудно.

– Красиво написала, – сказала Пышка, с ревностью посмотрев на Иголку. – Прямо слышу, как Пельмешек дышит.

– А ещё как-то страшно, – иронически добавил Карман, – потому что теперь все будут знать, что у него боевое прошлое. Собаки узнают – и начнут приглашать его в свои стаи.

Пельмешек хмыкнул:

– Главное, чтобы никто не стал мне лизать лапу без моего разрешения.

– Всё! – громко сказала Пышка. – Характеристики готовы!

– Осталось их переписать начисто и сдать в «Общество Дальних Прогулок Котов», – важно заявил Хвастун, будто это именно он был главным секретарём собрания.

– И что, там нам выдадут медали? – оживился Вжик.

– Нет, – сказала Жужа, – но там нам дадут приветственное печенье, если, конечно, примут нас в члены Общества.

Коты зашуршали, переписывая записи. Миски позвякивали, чернила оставляли кото-следы на бумаге.

– Ну что, кото-бандиты, – торжественно произнёс Пельмешек, поднимаясь. – Готово. Понесли!

И вся кото-банда отправилась в «Общество Дальних Прогулок Котов» – не спеша, но с важным видом, как настоящие писатели, у которых в кото-портфелях лежали целые кото-жизни.

Кото-страхи: сквозняк так не мяукает

Это случилось вечером.

Холодным, мокрым, бездомным. Таким, про который обычно говорят:

«В такую погоду кот прячет хвост в шкаф.»

Сырой туман полз к толстым стенам Мяу Дома, цеплялся за подоконники и щели, будто искал дорогу внутрь. Ветер гонял по улице охапки листьев, как стаю бездомных мышей, то завывая в подворотнях, то старательно скрипя в водостоках. А порой он настойчиво скрёбся в дверь, словно хотел убедиться: все ли уже дома… и никто ли не собирается выходить.

За окном вдруг что-то громко хрустнуло и все обернулись на этот странный звук.

– Страшно, – поёжилась Иголка, прячась под плед.

– Страшно, это когда… – вдруг заговорил Карман и опустил голос до шёпота, – …под раковиной в кухне лежит старая тряпка. Днём – она просто тряпка. Серая, мокрая тряпка. Никого не трогает.

– Фу, вонючая, – зевнула Пышка.

– А ночью, – Карман сделал паузу, чтобы все посмотрели на него, – она осторожно выползает из-под раковины. Медленно. Шлёп… шлёп… шлёп. Оставляя мокрый след. Ползёт к котам.

Пельмешек приоткрыл один глаз, а Жужа перестала приглаживать плед.

– И зачем она ползёт к котам? – недоверчиво спросил Хвастун сверху.

– Лапы вытирать, – мрачно ответил Карман. – Даже если они сухие. Даже если ты спишь.

Просыпаешься – а твои лапы… уже не пахнут тобой.

Сосиска фыркнул, но незаметно поджал под себя лапы.

– Брехня, – сказал он. – Запах кота ни за что не украдёшь.

– Можно, – протянул Карман, чуть наклонясь вперёд, – если тряпка вытрет их три ночи подряд, тогда твой запах пропадёт. И Мяу Дом перестанет узнавать тебя по следу. А без следа… ты кто? , Вроде бы, ты есть, но для МяуДома – ты чужой. Подходишь к двери, а она не открывается, как бы сильно ты не мяукал и не тёрся о дверной косяк.

На секунду в комнате повисла тишина.

Только ветер в подворотне завыл особенно тягуче, будто вспомнил, что хотел кого-то позвать на улицу.

– Ерунда, – сказала Жужа, но аккуратно подогнула под себя хвост, чтобы, на всякий случай, до её лап было труднее дотянуться.

Сосиска вывернулся из шторы, встряхнул ушами и хитро прищурился:

– А я знаю, что страшнее этой тряпки.

Он обвёл всех взглядом и понизил голос:

– У нас между шкафом и стеной в кладовке есть щель. Такая узкая, что в неё может протиснуться только хвост.

– Ну и что? – Хвастун даже не приподнял морду с подушки.

– А то, что однажды я там его и увидел. Хвост, – Сосиска говорил медленно, будто пробуя каждое слово на вкус. – Не мой. И не похожий на чей-то из ваших хвостов. Серый. С кончиком, как кисточка. Он просто лежал… а потом… медленно втянулся вглубь щели.

Пышка чуть подалась вперёд:

– И?

Сосиска прижал усы и почти прошептал:

– А потом из щели тихо-тихо позвали: «Ки-ис…, Ки-ис… »

Иголка передёрнула плечами и спряталась с головой под плед.

– Бррр…

Пельмешек приоткрыл один глаз:

– А ты туда заглядывал?

– Я? – Сосиска фыркнул. – Ещё чего! Кто заглядывает в такие щели, тот потом туда и уходит.

На секунду все притихли, слушая, как за окном ветер скребёт подоконник.

Жужа по привычке пригладила плед, но взгляд у неё теперь был… очень настороженный.

Пельмешек лениво потянулся, но не открыл глаза. Пышка сидела, поджав под себя лапы, и вдруг тихо сказала:

– А вы знаете… иногда миска на кухне смотрит на нас.

– Это ты о чём? – Сосиска приподнял ухо.

– Ну вот… пошла я как-то ночью попить, – Пышка обвела всех взглядом. – Наклонилась. Пью… и вижу в воде мои глаза. Я моргнула – они тоже моргнули. Всё как обычно.

Хвастун мяукнул сверху:

– И где страшно?

– Я отошла, – Пышка замолчала на секунду, так что стало слышно, как дождь бьёт по подоконнику. – А глаза… остались. Смотрят на меня снизу. Не мои. И цвет у них – жёлтый, а у меня – зелёные.

Иголка втянула голову в плечи.

– Хотела отвернуться, – Пышка понизила голос. – А они вдруг «хлоп, хлоп»… и уставились на меня

– Бррр…, – Сосиска поджал лапы. – Теперь точно ночью пью только из-под крана.

Хвастун зевнул, потянулся и вдруг сказал, глядя куда-то в сторону окна:

– Ладно, слушайте. У меня тоже есть история. Про батарею.

Жужа сразу насторожилась – её место было прямо у батареи:

– Надеюсь, не про мою?

– Ночью, – начал Хвастун, не обращая внимания на её вопрос, – я забрался на любимую батарею у окна. Хотел погреться… а она – ледяная. Не просто прохладная, а такая, что шерсть вмиг встаёт дыбом.

Пышка шевельнула ушами:

– Может, просто отключили тепло?

– Может… – Хвастун слегка прищурился. – Но тогда почему изнутри шёл этот звук?

Он замолчал на пару секунд, будто прислушиваясь, и тихо протянул:

– Ск-ре-е-еп…, ск-ре-е-еп…

Иголка втянула лапы под плед.

– Я прислонил к батарее ухо, – продолжал Хвастун, – а оттуда… мой голос.

Только шёпотом: «Хва-астун…, Хва-астун…»

Сосиска замер, распутываясь из шторы:

– И что ты сделал?

– Слез, – Хвастун пожал плечами. – А батарея ещё долго меня потом звала.

Жужа незаметно отодвинулась на пару сантиметров от своей батареи.

Пельмешек лежал, прикрыв глаза, но вдруг заговорил тихо, так что даже стало слышно, как у кое-кого урчит в животе:

– Проснулся я как-то ночью. Слышу – в соседней комнате кто-то ходит. Лапы. Мягкие. Точно – кошачьи лапы. Топ… топ… топ… С паузами, как будто бы кто-то прислушивается.

Сосиска перестал ковырять штору.

Иголка чуть выглянула из-под пледа.

– Думаю: может быть, это Жужа? Зову её, зову… Никто не отвечает.

А шаги… Идут, идут. Медленно. Осторожно. И всё ближе к двери.

Хвастун свесился сверху:

– И что?

– Я подхожу к двери, – Пельмешек говорил всё тише, – и шаги… тоже остановились. Стало так тихо, и воздух… будто густой как сливочная пенка.

Заглядываю. Пусто. Никого.

На секунду все замерли.

– Только следы на полу. Очень свежие. И ещё тёплые.

Я прикоснулся носом к одному из них, и они как мыши разбежались в разные стороны.

Пышка втянула морду в плечи.

Жужа незаметно придвинулась назад к батарее, а Иголка опять спряталась под плед.

Ветер в подворотне пронёсся так, словно прямо мимо окна пробежала огромная мокрая собака.

Пышка заговорила почти шёпотом:

– Во дворе есть старая калитка. Днём она скрипит от ветра, а ночью… дышит.

Жужа нахмурилась:

– Калитки не дышат.

– Эта дышит, – Пышка прижала уши. – И дыхание у неё тяжёлое, свистящее… как у очень большой собаки. Если пройти мимо, усы сразу стынут, будто их тронуло что-то холодное и невидимое.

Сосиска перестал жевать штору:

– И?

– А если задержаться, – Пышка сделала паузу, – в щели между досками появляется огромный, мокрый нос. Он втягивает в себя твой запах… медленно, как будто бы пробует тебя на вкус.

А потом… уже никогда тебя не забудет…

Карман прищурился:

– И что, прям везде найдёт?

– Найдёт, – Пышка едва заметно улыбнулась. – Хоть спрячься под диван, хоть залезь на крышу. Он всё равно придёт за своим запахом.