Читать онлайн Блаженны неведающие

Глава 1. Пророчество о Верховной Ведьме

Глава 1

Пророчество о Верховной Ведьме

Конец августа в Стальграде выдался душным и тяжелым. Воздух, пропитанный запахом горячего металла и угольной пыли с ГОКа, висел неподвижным маревом над Старым кладбищем. Солнце, бледное в серой дымке, беспощадно слепило глаза, отражаясь от гранитных плит. У свежей могилы теснилась небольшая группа скорбящих – черные фигуры на выжженной траве. Похороны Катерины Волковой.

В стороне, под сенью раскидистой, пыльной ивы, стояли двое. Братья. Почти одинаково высокие, в идеально отглаженных черных рубашках и таких же черных очках, скрывающих взгляд. На вид им было лет по 20.

Август – высокий, поджарый, с копной черных непослушных волос. Неподвижен, словно высечен из гранита. Лишь легкая игра скулы, да едва заметное движение челюсти выдавали напряжение. Его незримый питомец, Левиафан, чуть шевелил теневыми тентаклями у его лодыжек, улавливая тревогу хозяина. Феликс, чуть выше брата, казался сейчас ниже, сгорбленнее. Он оперся лбом о шершавый, холодный ствол липы, его широкие плечи слегка подрагивали. Пальцы его сильных рук сжимали пачку сигарет так, что картон вот-вот порвется. Черные волосы, обычно аккуратные, сейчас беспорядочно падали на лоб. За очками, в глубоких тенях, читалось невыносимое страдание.

Август нервно покусывал фильтр неподкуренной сигареты, не сводя глаз с процессии. Феликс стоял, словно изваяние, лицом к промзоне, где высились трубы ГОКа, клубящиеся белесым паром.

– Не вернусь, – прозвучало тихо, но отчетливо, разрезая гнетущую тишину. Голос Феликса был лишен интонаций, плоский. – В «Кузню». Не готов. Не могу.

Август медленно перевел взгляд на брата, но тот продолжал смотреть куда-то вдаль, за ограду кладбища.

– Кириллу нужен ответ, – пробурчал Август, возвращаясь к наблюдению. –Без тебя будет… сложнее.

– Справишься, – Феликс резко повернул голову, и в прорезе очков мелькнуло что-то напряженное, почти больное. – Ты всегда был эффективнее в поле. Мне… мне нужно время.

Август лишь хмыкнул, но спорить не стал. Его внимание приковали две фигуры чуть поодаль от основного круга родственников. Девушки. Одна – в строгом черном платье, с темными, почти черными волосами каре. Ее лицо скрывали большие черные очки, оставляя видимыми лишь напряженную линию скул и бледный подбородок. Она что-то быстро, с горячностью шептала своей спутнице – высокой светловолосой девушке с длинными, собранными в небрежный хвост. Светловолосая слушала, кивая, но вдруг резко замолкла и, словно подчиняясь невидимому толчку, повернула голову прямо в их сторону. Ее взгляд, синий и неожиданно острый даже на расстоянии, уперся сначала в Августа, затем в Феликса. Не испуг, не вопрос – холодное, оценивающее сканирование. Замерла на несколько томительных секунд.

– Нас засекли, – констатировал Август, убирая сигарету в карман. – И настроение там не цветочки.

Феликс глухо вздохнул.

Церемония закончилась. Гроб опустили, первые комья земли глухо стукнули о крышку. Люди начали медленно расходиться, сбиваясь в тихие, подавленные группки. Брюнетка в очках резко развернулась и пошла прочь, не оглядываясь, ее каблуки уверенно ступали по рыхлой земле. «Какая знакомая походка» – подумал Август, но его мысли прервала светловолосая девушка, чей взгляд еще раз скользнул по братьям, а затем она направилась к ним – прямым, решительным шагом.

Август снял очки, протер пальцем дужку. Феликс машинально последовал его примеру. Их черные, неотражающие глаза встретили девушку. Она остановилась в шаге, ее синий взгляд был спокоен, но недобр.

– Примите наши соболезнования, – начал Август, его голос звучал формально-учтиво, без привычной язвительности. – Катерина была выдающейся…

– Ведьмой? – девушка перебила его, и в ее низком голосе прозвучала ледяная нотка. Она окинула их обоих медленным, тяжелым взглядом. – Ваша «ангельская» сущность так и прет. Не думала, что такие, как вы, вообще приходят на похороны обычных людей.

Феликс будто съежился внутри себя. Август лишь чуть приподнял бровь, изучая ее.

– Простите, – голос Феликса прозвучал глухо, сдавленно. – Мы не хотели мешать. Просто… отдать дань уважения коллеге. Хорошему человеку.

– Вы с ней работали? – спросила девушка прямо, не отводя глаз от Феликса.

– Да, – ответил Феликс. – Я. 10 лет…

Девушка медленно кивнула, будто сложила в голове последний пазл. Ее лицо оставалось спокойным, но в синих глазах застыло что-то твердое, как сталь.

– Тогда слушайте, – она сделала полшага вперед. Ни страха, ни агрессии – только холодная, режущая определенность. – Вы не смогли ее защитить. Вы. – Слово было брошено Феликсу прямо в лицо. – Так найдите теперь в себе смелость найти того, кто это сделал. Или ваше уважение – пустой звук? Прощание для галочки?

Она не стала ждать ответа. Резко развернулась и пошла прочь, длинные светлые волосы колыхнулись на спине, догоняя уже почти скрывшуюся за рядом могил фигуру брюнетки в очках.

Август присвистнул почти неслышно, следя за ней взглядом.

– Ну и характер.

– Не знаю, – ответил Феликс глухо, сжимая в руке черные очки. Он выглядел так, будто его ударили ножом в живот. – Катерина… она никогда не говорила о родственниках.

– Теперь знаем, – Август надел очки, его лицо снова стало непроницаемой маской. – И одна из родственниц только что публично обвинила тебя в трусости. Найди смелость, брат. – Он похлопал Феликса по плечу, жестко, без сочувствия. – Выборов у тебя тает. Кирилл не вечен в своем терпении. А эти… – он кивнул в сторону, где скрылись девушки, – …похоже, рвутся в бой сами. И без спроса. К добру это не приведет.

Феликс ничего не ответил. Он смотрел на свежий холм земли, где теперь лежала Катерина, его опора, его партнер. Его вина. А потом его взгляд невольно потянулся туда, где скрылась светловолосая девушка, уносящая с собой ее ледяной укор. Смелость. Ему казалось, что ее пепел уже давно смешался с пылью ГОКа под его ногами. Холодный ветерок с промзоны донес запах гари и металла. Похороны закончились. Тень только опустилась.

Офис Кирилла располагался на верхнем этаже здания управления ГОКа. Вид отсюда открывался на весь Стальград – клубящиеся трубы комбината, серые кварталы, ленту реки. Но Август смотрел не в окно, а на Кирилла, сидевшего за массивным дубовым столом. Вампир выглядел усталым, его обычно безупречный вид слегка пострадал: рукав белой рубашки закатан, галстук ослаблен, на столе – недопитый стакан темной, густой жидкости, похожей не на кофе.

– На похоронах ничего, – Август откинулся на спинку кожаного кресла. Его черная рубашка слегка мятая после кладбища. – Обычные люди. Горе. Слезы. Ни одного энергетического всплеска, ни одного подозрительного взгляда. Кто бы это ни сделал – профессионал. Или очень хладнокровный.

Кирилл кивнул, медленно вращая в пальцах серебряную ручку. Его черные глаза были непроницаемы.

– Ясно. Расследование твое, Август. Полная свобода действий, ресурсы – все, что попросишь. Но… – он сделал паузу, – …подумай о напарнице. Обратись в Ковен. Сильная ведьма могла бы помочь прочесть остаточные следы на месте, почувствовать вибрации убийцы. Катерина была их, они заинтересованы.

Август чуть поморщился, будто почувствовал неприятный запах.

– С Ковеном? Спасибо, не надо. Они там друг друга стоят – интриги, амбиции, шепотки за спиной. Найду сам. Справлюсь. – В его голосе не было высокомерия, лишь спокойная уверенность человека, привыкшего полагаться на себя. – У меня есть свои методы.– Он кивнул на свою тень, где что-то шевельнулось, как складка темной ткани.

Кирилл не стал настаивать, лишь вздохнул почти по-человечески.

– Как знаешь. Но информация к размышлению: за неделю до… этого… Катерина приходила ко мне. Была взволнована. Говорила, что считывает сигналы аномалии – она на пике. И что это пробудит кого-то. «Скоро явится Верховная Ведьма», – сказала она. Считала это неизбежным и опасным.

Август ухмыльнулся, коротко и беззвучно. Уголок его губ дернулся в скептической усмешке.

– Верховная? – Он махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. – Ладно, учту. Хотя звучит как сказка для юных ведьмочек. – Он помолчал, вспомнив двух девушек на кладбище. – Кстати, о юных… Есть ли у Катерины молодые родственницы? Дочери?

– Ах, да, – Кирилл отложил ручку. – Есть сестры и две племянницы. Обе ведьмы, но в Ковен не вступалит, но и нарушений не замечено, живут тихо. – Он нажал кнопку на интеркоме. – Маргарита, подготовь данные по Катерине Волковой для Август – адрес, контакты девушки, котоая занималась организацией похорон.

Дверь кабинета бесшумно открылась. В проеме возникла Алиса. На вид – хрупкая тринадцатилетняя девочка в простом синем платье, с длинными, почти белыми волосами, ниспадающими на плечи. Только глаза – большие, серые, слишком старые и слишком умные для ребенка – выдавали ее истинную природу. Она несла папку с бумагами, но остановилась, увидев Августа и напряженную атмосферу.

– Пап? Я не помешала? – Ее голосок был высоким, чистым, но в нем не было детской наивности.

– Нет, солнышко, заходи, – Кирилл смягчился, и в его взгляде мелькнула неподдельная нежность. – Август как раз докладывает о похоронах Катерины.

– Катерины? – Алиса поставила папку на стол, ее бледные пальцы слегка дрогнули. Алиса широко раскрыла серые глаза. В них читался шок, искренняя боль.

– Кто… кто мог? Она же была такой… доброй? Мудрой? – Она обвела взглядом Кирилла и Августа. – Кто будет искать?

– Август взялся, – Кирилл кивнул в сторону демона. – Он лучший в таких делах. Найдет.

Алиса перевела свой взрослый, проницательный взгляд на Августа.

– Август… – она произнесла его имя тихо. – Да, лучший в делах…

Август встретил ее взгляд. Его лицо оставалось непроницаемым, лишь легкая тень сочувствия скользнула в черных глазах.Он встал, кивнул вампиру и вышел, оставив отца и дочь наедине с тяжелой новостью и невысказанными мыслями, которые витали в воздухе кабинета, густом от запаха старого дерева, металла и чего-то еще, незримого, но острого, как лезвие.

«Рай» днем был пуст и безжизнен. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь высокие окна, выхватывали из полумрака пустые столики, ряды чистых бокалов на полках и пылинки, танцующие в воздухе. Тишину нарушал только тикающий где-то старый часовой механизм да глухой стук – тук-тук-тук – кулака о твердую поверхность.

Феликс сидел за барной стойкой, спиной к входу. Перед ним стояла почти пустая бутылка дорогого, выдержанного виски и единственный стакан. Он не пил из него уже минут десять. Просто сидел, ссутулившись, уставившись в полированное дерево стойки, и методично бил костяшками пальцев по столешнице. Тук-тук-тук. Каждая дробь отдавалась в пустом зале. Алкоголь не брал его. Совсем. Жидкий огонь растекался по горлу, согревал желудок, но до мозга не доходило ничего, кроме горечи и полной, обескураживающей ясности. Демон внутри не давал забыться. Не давал сбежать.

– Мерзавец, – прошипел Феликс себе под нос, не то обращаясь к бутылке, не то к невидимому сожителю. Он схватил стакан, залпом допил остатки. Огонь. И снова – ничего. Только пепел на языке. Он потянулся за бутылкой, чтобы налить еще, но его рука наткнулась на пустоту.

Рядом стояла официантка Юля. Она подошла неслышно, на мягких балетках. В руках она держала пустую бутылку виски и его стакан. Лицо ее, обычно открытое и добродушное, было напряженным, глаза – широко раскрытыми, с искренним испугом и сочувствием. Она осторожно поставила на место салфетницу, которую он смахнул локтем.

– Феликс… – ее голосок дрогнул. – Я… я только что прочитала в городских пабликах. Про Катерину. Я… мне так жаль. Она часто заходила к нам…

Она произнесла это все на одном дыхании, словно боясь, что ее прервут. Искренность била из нее ключом, наивная и чистая, как родниковая вода в этом прокопченном баре.

Феликс медленно повернул голову. Его черные глаза, обычно скрытые очками или полуприкрытые веками, были открыты полностью. Бездонные. Пустые. И в них не было ни капли благодарности за соболезнования. Только накопившаяся за день боль, вина и беспомощность, вывернутые наружу острым, как бритва, раздражением.

– Юля, – его голос был низким, хриплым, как скрип несмазанной двери. – Уберись. И… уйди. Просто уйди отсюда. Сейчас.

Это не было криком. Это было хуже. Спокойный, ровный приказ, пропитанный такой ледяной усталостью и таким нежеланием видеть рядом хоть кого-то, что Юля физически отшатнулась, будто ее толкнули. Ее глаза мгновенно наполнились слезами. Она судорожно сглотнула, кивнула, не в силах вымолвить ни слова, схватила бутылку и стакан и буквально побежала в сторону кухни, стараясь не издавать звуков.

Феликс снова уставился в стойку. Тук-тук-тук. Его пальцы возобновили свой мертвый бой. В тишине опустевшего «Рая» этот звук казался громче пушечных выстрелов. Он снова был один. Наедине со своей ясностью. Со своей виной. Со своим демоном, который не давал ему даже права на пьяное забвение. Пыль медленно оседала на полированное дерево рядом с его сжатым кулаком. Пыль и пепел.

Слезы жгли Юлины глаза, спотыкаясь о ресницы, пока она выбегала из «Рая» через черный ход. Грубость Феликса, такая неожиданная и ледяная, резанула глубже, чем она могла предположить. Она просто хотела помочь. Просто пожалела его. А он… Он посмотрел на нее, как на назойливую муху, которую нужно смахнуть. Воздух за стенами бара был густым, пропитанным вечерней гарью и влажностью с реки. Юля свернула в знакомый проулок между складами – кратчайшая дорога к ее микрорайону. Обычно она не боялась ходить здесь одной, даже в сумерках, но сегодня страх сжал горло комом, смешавшись с обидой и непонятной тревогой. Августовские вечера темнели стремительно, и тени от высоких кирпичных стен уже сливались в сплошную черноту.

Слезы жгли Юлины глаза, спотыкаясь о ресницы, пока она выбегала из «Рая» через черный ход. Грубость Феликса, такая неожиданная и ледяная, резанула глубже, чем она могла предположить. Она просто хотела помочь. Просто пожалела его. А он… Он посмотрел на нее, как на назойливую муху, которую нужно смахнуть. Воздух за стенами бара был густым, пропитанным вечерней гарью и влажностью с реки.

После ночной смены работников разводит такси, но в такое время, после дневной смены, когда ещё ходил общественный транспорт, Юля добиралась домой самостоятельно. Ей было нужно пересечь один микрорайон и она решила сделать это пешком.

Проходя мимо детской площадки, на территории которой отдыхали трое молодых людей, Юля ускорила шаг. Свист и глупые реплики разрезали воздух. Юля начала ускорятся ещё, однако, свист не отдалялся – он как будто толкал её в спину, насмехаясь, загоняя в угол, а в арке дома и вовсе толчек в спину оказался реальными.

– А что такое? – раздался мерзкий мужской смех. – Куда спешим?

Юля обернулась и увидела тех самых парней с площадки – они были явно на веселе, а расширенные зрачки говорили о том, что они находятся под действием определённых наркотических веществ. Юля боялась им отвечать, и норовила пройти дальше, но парни явно просто так не хотели её отпускать.

– Не спеши, милая, – захихикал второй парень и провёл рукой по её волосам, от чего Юля дергнулась. – Ну, чего ты? Мы пообщаемся и ты пойдешь дальше.

– Мне надо домой, мне надо… – голос Юли терялся на фоне их хихиканья.

– Нет, – третий парень прижал её к стене арки. – Тебе надо лишь постараться сделать так, чтоб наш вечер закончился хорошо.

– Если вам нужны деньги и телефон – я отдам…

– Нет-нет, сучка, нам ты отдашь кое-что другое.

Смех парня пронзил Юлю до адской боли и она открыла глаза – девушка находилась в холодной ванной. Юля осмотрела свое тело – ссадины и синяки, царапины покрывали её тело.

Дневной свет, льющийся в высокие окна «Рая», казался слишком ярким, слишком обыденным для разговоров о смерти и пророчествах. Август сидел за угловым столиком, пальцами медленно вращая пустой стакан из-под капучино. Напротив него – Диана. Она смотрела на него не с утренней ледяной злостью, а с настороженным любопытством, смешанным с легкой усталостью. Светлые волосы были небрежно собраны, под глазами – тени бессонной ночи.

– Откуда вы вообще узнали мой номер? – спросила она прямо, отодвинув свою чашку с недопитой пеной. – И зачем? Соболезнования уже приняты. Допрос?

Август усмехнулся коротко, беззвучно.

– Работа такая, Диана. Тем более, именно ты оформляла документы на похороны через фонд Кирилла. Логично начать с тебя. – Он откинулся на спинку кресла, его черные глаза изучали ее без давления, но без жалости. – Катерина. Последние дни, недели. Замечала что-то необычное? Кто-то подозрительный звонил, приходил? Может, она о чем-то тревожилась, что-то говорила, что показалось… странным?

Диана вздохнула, сжала руки на коленях.

– Тетя… Она всегда была к нам добра. К Мари, ко мне. Но свои дела… свои настоящие дела… она держала при себе. Как щит. Не посвящала. Говорила, что так безопаснее. Для нас. – В ее голосе прозвучала горечь. – Мы знали, что она делает, в общих чертах. Но не как и не с кем конкретно. Последнее время… она казалась сосредоточенной. Уходила в себя. Как будто решала сложную задачу.

– Мари?

– Моя старшая сестра…

– Ковен? – спросил Август, следя за ее реакцией. – Она с ними контактировала? Может, кто-то из них вызывал у нее неприязнь? Конфликт?

Диана фыркнула. На ее обычно спокойном лице появилось откровенное, почти детское презрение.

– Ковен? – Она произнесла слово так, будто это было что-то липкое и неприятное. – Эти… курицы? Тетя терпела их из вежливости, наверное. Или потому что Кирилл этого хотел. Но сотрудничать? Серьезно? – Она покачала головой. – Они играют в магию, Август. В ритуалы для богатых клиентов, в снятие сглаза и привороты. Тетя же… она знала. Она искала истину. То, что скрыто под слоем пыли и глупости. Она презирала их мелкие амбиции.

В ее словах звучала твердая уверенность, семейная спесь настоящих носителей знания перед теми, кто лишь притворяется. Август кивнул, принимая информацию. Его следующий вопрос прозвучал тише, но весомее:

– А слышала ли ты что-нибудь… о пророчестве? О том, что она говорила незадолго до… ухода? Верховной ведьме, например?

Диана замерла. Ее синие глаза расширились, потеряв на мгновение всю свою сдержанность. В них мелькнуло нечто – не страх, а жгучее любопытство, смешанное с тревогой.

– Верховная? – Она произнесла слово почти шепотом. – Нет.– Диана наклонилась вперед, ее пальцы сцепились на столе. – Что именно она сказала о верховной?

Август понял – тема о верховной это именно тот крючек, нак отоырй клюнула Диана, но в этот момент его телефон на столе завибрировал, заглушая тишину бара резким, настойчивым жужжанием. Август схватил трубку, поднес к уху.

– Говори.

Слушал он недолго. Лицо его стало каменным, исчезли последние следы размышления или усталости. В глазах вспыхнули холодные фиолетовые искры – на долю секунды, но Диана успела их заметить.

– Адрес. Сейчас. Ничего не трогать. – Он отключился, вставая так резко, что стул скрипнул по полу. Лицо было напряжено, все внимание уже ушло туда, на вызов.

– Что случилось? – спросила Диана, тоже вскакивая. Ее соболезнующая племянница исчезла, осталась только ведьма, почуявшая опасность.

– Спасибо, Диан,за честность, – коротко бросил Август, уже доставая ключи от машины. – Потом поговорим еще.

– Еще одна смерть? – Диана нахмурилась. – Как у тети? Я еду с тобой, – заявила Диана, шагая рядом, не отставая.

Август резко остановился, обернулся. Его взгляд был колючим, оценивающим.

– Не место для тебя, Диана.

– Я ведьма! – парировала она, подняв подбородок. Ее голос звенел сталью. – И если это хоть как-то связано с тем, что случилось с моей тетей – я имею право знать. Я должна знать. И я могу почувствовать то, что не почувствуют твои приборы или твой… Левиафан. – Она кивнула на его тень, где что-то шевельнулось.

Август задержал на ней взгляд на пару секунд. Время текло медленно. Потом он резко кивнул, поворачиваясь к двери.

– Ты видишь? Ладно… Садись и не мешай. Если скажу «сиди в машине» – сидишь. Поняла?

– Поняла, – Диана шагнула следом, ее сердце колотилось от тревоги и адреналина. Дневной свет «Рая» остался позади. Впереди была промзона, запах ржавчины и крови, и тень, которая, возможно, тянулась от могилы Катерины.

Воздух на кладбище был густым, пропитанным запахом увядающих цветов, нагретой земли и далекого металла с ГОКа. Феликс шел по знакомой дорожке, сжимая в руке пучок белых лилий. Камни под ногами, выжженная трава, крик вороны на покосившемся кресте – все казалось приглушенным, как будто он двигался под водой. Вина и пустота после разговора с Юлей и бесплодной попытки напиться все еще тяготели над ним, но сегодня он заставил себя приехать. Отдать долг. Посмотреть в лицо своей неудаче.

Могила Катерины была ухоженной. Свежий холм земли уже успел осесть, на нем лежали венки и букеты. И один, совсем свежий, скромный букет темно-красных гладиолусов, уже стоял у подножия гранитной плиты с именем.

Рядом с могилой, склонившись, стояла девушка. Брюнетка. Та самая, в черных очках с похорон. Она аккуратно поправляла цветы в вазе, ее движения были точными, почти механическими. Темное каре скрывало лиц. На ней было простое черное платье, похожее на школьную форму.

Феликс замер шагах в двух от могилы. Он собирался положить цветы, извиниться перед Катериной мысленно еще раз… Но его взгляд приковала девушка. Не ее действия, а… очертания. Линия скулы, изгиб шеи, уголок губ, видимый в профиль. Что-то древнее, давно замурованное в глубинах его памяти, дрогнуло. Зашевелилось. Забилось, как сердце под грудой камней.

Он сделал шаг вперед. Не к могиле. К ней.

Это было ошибкой.

Девушка вздрогнула, как дикий зверь, почуявший опасность. Она не просто обернулась – она подскочила, отпрыгнув назад с кошачьей ловкостью. И в ее руке, словно из ниоткуда, появилась короткая, сухая ветка. Не глядя под ноги, одним резким, отточенным движением, она провела ею по земле перед собой – не по кругу, а по уже начертанной, невидимой до этого момента линии.

Феликс почувствовал это мгновенно. Словно невидимая стена сомкнулась вокруг него. Воздух стал густым, тягучим, давящим. Он инстинктивно опустил взгляд.

Под его ногами, втоптанная в пыль, но четко различимая для его демонически обостренного зрения, лежала сложная схема. Не просто круг. Переплетение линий, спиралей, рун, выжженных или нарисованных чем-то темным на самой земле. Ловушка. Мощная, продуманная, активированная ее движением. Она была здесь не просто так. Она ждала. Готовилась.

Феликс медленно поднял голову. Его черные глаза встретились с ее взглядом, скрытым за черными стеклами очков. В нем не было страха. Только холодная ярость, готовность к бою и… удивление? Почему он не упал? Почему не кричит?

Но Феликс не видел ее ярости. Он видел только ее. Линию бровей. Форму губ. Тот самый уголок, который запал в душу сто лет назад и не отпускал. Память ударила, как молот по наковальне.

1915 год. Окопы под Варшавой. Грязь, холод, запах смерти. В кармане гимнастерки – медальон. В медальоне – крохотная фотография. Смеющиеся глаза. Темные волосы, уложенные по моде времени. Уверенный взгляд. Мария. Его Мария. Его невеста. Последнее письмо от нее было полным надежды…

1916 год. Газ атаковал легкие. Он умирал. Рядом хрипел брат. И только одно желание горело в агонии: увидеть ее. Хоть раз. И спасти Августа…

Голос в темноте. «Дитя… Жаждешь жизни? Жаждешь ее увидеть? Спасти брата? Дай мне место…»

Образы пронеслись калейдоскопом – смех Марии в петербургском парке, ее слезы на перроне, когда он уезжал на фронт, пожелтевшая фотография в медальоне, которую он носил до сих пор… И наложилось на лицо девушки перед ним.

– Мари… – имя сорвалось с его губ само собой, тихо, почти бессознательно. Не как вопрос. Как констатация. Как признание давно потерянного и вдруг найденного призрака.

Мари замерла. Ее рука с веткой опустилась на сантиметр. За черными стеклами, он почувствовал, как ее взгляд стал еще острее, еще настороженнее.

– Откуда… – она начала, ее голос, низкий и хрипловатый, прозвучал резко в тишине кладбища. – Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты?

Феликс не ответил сразу. Он стоял в ловушке, сжимая лилии, которые теперь казались ненужным, глупым жестом. Пыль веков оседала на его плечи. Перед ним стояла не просто племянница Катерины. Перед ним стояло его прошлое. Его невыплаченный долг. Его вина, обретшая плоть. И ловушка, сдерживавшая его демона, вдруг показалась не угрозой, а ироничной метафорой всей его долгой, проклятой жизни. Он был пойман. Снова.

Тишина кладбища сгустилась между ними, нарушаемая лишь далеким гулом ГОКа и криком вороны. Черные стекла очков Мари скрывали ее глаза, но Феликс чувствовал на себе лезвие ее взгляда. Вопрос висел в воздухе: Откуда ты знаешь мое имя?

Феликс сделал шаг внутри ловушки, не пытаясь ее преодолеть. Сдавил стебли лилий в руке.

– Я работал с Катериной, – его голос прозвучал глухо, но ровно. Слишком обыденно для того хаоса, что бушевал внутри. –Феликс.

– Феликс, – повторила Мари, словно пробуя звук. Никакого узнавания в голосе. Только настороженность. Ветка в ее руке все еще была наготове. – Значит, ты один из тех, кто должен был ее беречь? – В ее тоне не было обвинения, как у Дианы. Была холодная констатация факта, подкрепленная легкой, язвительной ухмылкой, тронувшей уголки губ. Те самые губы…

– Я не смог, – признал Феликс просто. В его черных глазах не было попытки оправдаться. Только усталая тяжесть вины. – Прости.

– Меня зовут Мари, – резко парировала она, игнорируя его извинение. Ее голос стал жестче. – Не Маша – запомни. – Она сделала шаг вперед, к границе ловушки, но не пересекла ее. Голова чуть склонилась набок, будто она прислушивалась не только к его словам. – От тебя… прет унынием.

Феликс вздрогнул почти незаметно. Она чувствовала его грех. Его демон внутри замер, насторожившись. Перед ним была не просто девушка, а ведьма. Настоящая. Как ее прабабка. Как Катерина.

Он посмотрел на лилии в своей руке, затем на скромный букет гладиолусов у плиты.

– Я хотел… оставить цветы. Для Катерины. – Он показал лилии. – Можно?

Мари замерла на секунду. Затем резко кивнула.

– Оставляй. Боже, как ты пахнешь безысходностью.

Мари ногой стерла часть ловушки с земли и Феликс подошел к могиле и положил белые лилии рядом с ее красными гладиолусами. Феликс обернулся.

– Куда тебе? – спросил он неожиданно для себя. – Могу подвезти. Машина рядом. – Он кивнул в сторону парковки. Предложение вырвалось само собой, движимое странным импульсом – частью вины перед Катериной, частью необъяснимого влечения к этой девушке-призраку прошлого, частью… простого человеческого жеста в мире, где их оставалось мало.

Мари нахмурилась, сомнение было слышно в голосе:

– Зачем?

– Чтобы подвезти, – ответил Феликс просто. – Ты здесь одна. Город не безопасен для ведьм сейчас. – Тень тревоги в его словах была искренней.

– Ладно, – сказала Мари, выкинув ветку. – Подвези. – Она повернулась и пошла по дорожке к выходу, не оглядываясь, явно ожидая, что он последует.

Феликс посмотрел ей вслед. Ее походка была уверенной, быстрой. Спина прямая. Ничего общего с робкой Марией из его воспоминаний. И все же… поворот головы, линия плеч… Тень прошлого не отпускала. Он бросил последний взгляд на могилу Катерины, на два букета – красный и белый – и пошел за Мари, чувствуя, как его демон внутри настораживается, чуя новую, непонятную угрозу. Или возможность. Разницы он уже почти не чувствовал.

Заброшенное депо встретило их запахом – густым, липким, невыносимым. Смесь ржавчины, машинного масла, пыли и… крови. Много крови. Август резко остановил машину у зияющего пролома в ржавых воротах, откуда уже выбегал навстречу человек в сером комбинезоне с эмблемой «Кузни» – щит и молот.

– Август, – кивнул встречный, Игорь, его лицо под капюшоном было бледным, глаза бегали. – Только что закончили первичный осмотр. Картина… адская.

Диана выскочила из машины следом за Августом, ее глаза жадно впитывали мрачную картину. Внутри гигантского, полуразрушенного цеха царил хаос. Завалы битого кирпича, обрывки ржавых труб. И везде – пятна. Темные, почти черные в тусклом свете фонарей «Кузнецов». Но не масляные. Кровь. Брызги, лужи, мазки на стенах. Посреди этого кошмара, под белыми прожекторами, лежали два тела, накрытые брезентом. Рядом суетились специалисты в защитных костюмах, их движения были быстрыми, отточенными, лица скрыты масками.

– Что случилось? – спросил Август, его голос был ровным, но Диана почувствовала, как воздух вокруг него сгустился, зарядился статикой. Левиафан в его тени зашевелился активнее.

– Двое, – Игорь махнул рукой в сторону тел. – Марк, полукровка-оборотень, нестабильный. И Соня, молодая контрактница, демон – низший порядок, Адский. Наемники, охраняли склад контрабанды в дальнем углу. Нашли их… растерзанными. – Он сглотнул. – Не просто убили. Изымали. С особым цинизмом. Следы когтей, укусов… Сила нечеловеческая. И кровь… почти вся выпита.

– Вампир? – уточнил Август, подходя ближе к одному из тел, но не открывая его. Его взгляд скользил по стенам, по следам борьбы, по странным, глубоким царапинам на металлической балке.

– Похоже, – кивнул Игорь. – Этот… этот голодный. Или… сошел с ума от голода. В других случаях за последнюю неделю – три нападения на сверхъестественных на окраинах. Всех убил, всех обескровил. Этот – четвертый. И самый жестокий. – Игорь посмотрел на Диану, стоявшую чуть позади Августа. Ее глаза горели не страхом, а странным, почти болезненным возбуждением. Она впитывала каждое слово, каждый жуткий запах, каждую деталь. – Что ж, Август, – Игорь хмыкнул без юмора, – перешел на работу с ведьмами? Эффективнее?

Август лишь махнул рукой, отмахиваясь от комментария. Его внимание привлек валявшийся в пыли недалеко от тела Сони смартфон. Он поднял его, протер экран рукавом. Телефон был разбит, но экран еще светился слабым мерцанием, разряжаясь. Август ткнул пальцем, вызвав последние сообщения. Одно имя в переписке выделялось частотой сообщений за последние сутки: «Аноним».

Последнее сообщение от «Анонима», полученное за час до предполагаемого времени убийства:

«Депо №7. Полночь. Новый груз. Проверь лично. Оплата двойная. Без свидетелей.»

Ответ Марка:

«Будет сделано. Соня со мной.»

– Вот черт, – пробормотал Август. – Приманка. Классика. – Он показал экран Игорю. – «Аноним». Найди, откуда шли сообщения. Проследи все связи Марка за последнюю неделю. Кому он мог перечить? Кому мешал?

– Уже работаем, – кивнул Игорь.

Диана подошла ближе, заглядывая через плечо Августа в разбитый экран.

– Значит, их заманили? Специально? Но зачем? Чтобы… выпить кровь? – В ее голосе не было ужаса, только азарт расследования.

– Мне и надо это выяснить, – поправил ее Август холодно. Он повернулся, чтобы уйти, но его взгляд упал на Диану. Она стояла посреди кровавого хаоса, бледная, но собранная, ее синие глаза метались, пытаясь зафиксировать каждую деталь, будто сканер. В ее позе не было отвращения. Было… понимание. Принятие. Она была здесь не случайно. Она была частью этого мира. Такой же острой, опасной и мрачной, как и он сам.

– Пошли, – бросил Август. – Здесь больше ничего полезного. Надо разобраться с «Анонимом».

Они вышли из ада депо обратно в серый свет дня. Запах крови преследовал их до самой машины.

Салон машины Феликса был тихим гробом. Запах дорогой кожи, чистящего средства и… его собственного, неуловимого для обычного носа, но явственного для Мари греха Уныния. Она сидела на пассажирском сиденье, отвернувшись к окну, ее черные очки скрывали взгляд. Но Феликс чувствовал ее настороженность, как натянутую струну. Она не расслаблялась ни на секунду.

Он вел машину автоматически, руки крепко сжимая руль. Перед глазами все еще стоял образ: Мари у могилы, ее резкое движение веткой, ловушка… и ее лицо. Лицо Марии Эфрон. Тень прошлого, материализовавшаяся в салоне его машины. Он краем глаза ловил профиль Мари – линию скулы, изгиб брови, уголок губ, поджатых в недовольную или сосредоточенную складку. Сходство было пугающим. Почти мистическим. Как будто сама судьба издевалась, подкидывая ему живое напоминание о том, что он потерял, и о том, что он стал.

– Так ты живешь в Сосновом Бору, да? – спросил он наконец, чтобы разбить гнетущее молчание. Его голос прозвучал хрипло.

– По делам надо, – ответила Мари коротко, не поворачиваясь.

Он кивнул, хотя она этого не видела. Его мысли снова поползли в прошлое. Медальон с фотографией жгло кожу под рубашкой. Он помнил запах ее духов – легких, цветочных. Помнил ее смех… И помнил окопы, грязь, газ, хрип умирающего брата… и Голос, предложивший сделку. Все ради того, чтобы спасти Августа. Ради призрачного шанса увидеть ее снова. Ирония была горькой: он спас брата, обрек себя на вечность с демоном, а увидеть Марию так и не смог. Она умерла, думая, что он погиб. А теперь…

– Что, не рано ли для вечеринок? – Феликс удивился конечной точке.

– Что? – растерялась Мари.

– Я знаю это место, не видел тебя здесь раньше!

– Я же сказала – по делам, а не на вечеринку.

Мари молча отстегнула ремень. Ее пальцы нервно постукивали по дверной ручке.

– Спасибо… за подвоз, – сказала она, не глядя на него. Потом резко открыла дверь и вышла. Но на тротуаре замерла, обернувшись. – Это уныние… оно тебя съедает, Феликс. И оно притягивает темноту. Как магнит. Подумай об этом.

Она хлопнула дверью и быстрым шагом направилась к входу на територию коттеджа. Феликс смотрел ей вслед, сжимая руль до побеления костяшек. Ее слова ударили в самую точку. Она видела его насквозь. Видела его демона. И эта тень Марии Эфрон, уходящая вдаль, оставила его одного в машине, пропитанной запахом его собственного греха и далеким эхом чужой смерти.

Машина Августа замерла у тротуара перед ничем не примечательной пятиэтажкой. Вечерний воздух был прохладным, пахнущим пылью и чужими ужинами из открытых окон. Диана сняла ремень безопасности, но не спешила выходить. Ее лицо в свете уличного фонаря было бледным, но глаза все еще горели отголосками адреналина после депо.

– Ну что, экскурсия удалась? – спросил Август, его голос звучал устало, но без обычной едкой нотки. Он смотрел не на нее, а в темное лобовое стекло, его пальцы барабанили по рулю. Лефиафан в его тени замер, став почти неразличимым. – Удовлетворила любопытство?

– Увидела, – ответила Диана тихо. Ее голос был ровным, но в нем не было прежнего азарта. Был холодок осознания. – Это… было не просто убийство. Вампиры даже голодные так не нападают…

Август кивнул, наконец повернувшись к ней. Его черные глаза в полумраке салона казались еще глубже.

– Да. И охотник еще на свободе. Голодный.– Он вздохнул. – Теперь ты понимаешь, почему я говорил «сиди в машине»? Там могло быть… хуже.

Диана сжала губы, но не спорила. Она кивнула, глядя на свои руки, сжатые в кулаки на коленях.

– Понимаю.– Она подняла на него взгляд. – Ты найдешь этого… «Анонима»?

– Найду, – ответил Август с ледяной уверенностью. В этом не было бравады. Была простая констатация факта. Работа. Поддержание хрупкого мира. Не для Кирилла. Для города. Для того, чтобы такие, как Соня и Марк, не умирали в пыли заброшенных цехов.

В этот момент его телефон на центральной консоли тихо завибрировал.

– Что нарыл?

Он слушал молча, лишь его взгляд стал острее, жестче. Диана замерла, чувствуя, как атмосфера в салоне снова наэлектризовалась.

– Адрес, – бросил Август в трубку. – Координаты. Быстро.

Он выхватил ручку и клочок бумаги из бардачка, быстро что-то записал.

– Коттеджный поселок «Сосновый Бор». Дом 17. – Знакомое место. Там любят собираться… определенные круги. Вечеринки для не совсем обычных гостей. Место, где можно расслабиться, не боясь глаз Кирилла или «Кузни». Понял. Никакого шума не надо. Я еду, сам справлюсь. – Он отключился, бросив телефон на пассажирское сиденье. Его лицо было каменной маской, но Диана увидела, как сжались его челюсти.

– Нашли? – спросила она, не в силах сдержаться.

– Нашли источник сообщений, – подтвердил Август.

Диана широко раскрыла глаза.

– Ты едешь туда? Сейчас? Один?

– Спасибо, Диана, теперь точно «До свидания», – осек ее Август, заводя двигатель.

– Я… – она начала.

– Сейчас. Это не игра. Там может быть опасно даже для наблюдателей. – Его тон не оставлял места для споров.

– Поняла, – тихо ответила Диана, опуская взгляд. Но в ее сжатых кулаках читалась не покорность, а досада. Она была так близко… И снова ее отстраняли. Как ребенка. Диана молча открыла дверь, вышла. Но не сразу пошла к дому. Она стояла на тротуаре, смотря, как его черная машина растворяется в вечернем потоке машин, увозя его туда, на окраину, к одинокому коттеджу в «Сосновом Бору», где, возможно, ждал ответ. И где, возможно, ждала новая кровавая ловушка.

Коттедж «Соснового Бора» изнутри оказался обманчиво уютным. Снаружи – безликий фасад в стиле «новой русской классики», внутри – приглушенный свет, мягкая музыка, запах дорогих сигарет и чего-то еще, неуловимого, но тревожного. Атмосфера расслабленности была напускной, словно тонкая пленка, натянутая над бурлящим котлом.

В одной из комнат на втором этаже Мари сидела в кресле, откинувшись на спинку. Белые стены, приглушенный свет лампы, легкий запах антисептика – все напоминало кабинет врача. Девушка в медицинской форме, с холодной, отстраненной улыбкой, убирала иглу из ее вены, прижимая ватный тампон.

– Готово, – произнесла медсестра монотонно, снимая жгут с руки Мари. – Все прошло хорошо.

Мари кивнула, не глядя на нее. Она чувствовала легкую слабость, но это было привычно. Отдавать – часть ее договора. Плата за нечто большее.

Медсестра убрала заполненный резервуар с кровью в специальный контейнер, опломбировала его и, коротко кивнув на прощание, вышла из комнаты.

Мари встала, поправила рукав платья, скрывая едва заметный след от укола. Ее лицо было бледным, но спокойным. Она покинула комнату и спустилась по лестнице в холл. Внизу было немноголюдно. Свет дня еще пробивался сквозь панорамные окна, и настоящая ночная жизнь в коттедже еще не началась. Но в воздухе уже витала предвкушение греха.

Мари прошла в просторную кухню. За широкой барной стойкой стоял юноша с андрогинной внешностью – точеные черты лица, длинные черные волосы, собранные в небрежный пучок, тонкие пальцы, порхающие над бокалами. Он был одет в безупречно белые рубашку и брюки, но в его глазах, глубоких и темных, таилась древняя, нечеловеческая мудрость.

– Мари, – произнес он мелодичным голосом, полным скрытой силы, увидев ее. – Как всегда, вовремя.

Он изящным движением наполнил бокал вином глубокого рубинового цвета, подал ей.

– Урожай 78. Чувствуешь нотки вишни и старого дуба? – Он улыбнулся – легкая, почти незаметная ухмылка.

– Чувствую, – ответила Мари, принимая бокал. Она сделала глоток, позволяя вину растечься по языку, прогнать остатки слабости. – Спасибо, Люциан.

– Тебе спасибо, прекрасная дева.

Люциан – человек, на контракте с демоном Барбатосом. Посредник, бариста, искуситель. Он был одним из тех, кто держал этот коттедж в равновесии, следя за тем, чтобы правила соблюдались, и чтобы ничто не нарушало хрупкий порядок.

Мари вышла из кухни на просторную террасу, выходящую в задний двор. Здесь, под сенью раскидистых сосен, стояли плетеные кресла и небольшой столик. Она села, откинулась на спинку, позволяя вину согреть кровь. Закат окрашивал небо в багряные тона, но над Стальградом уже сгущалась тьма.

В этот момент в холле появился Август. Его взгляд скользнул по немногочисленным посетителям, оценивая каждого. Он был одет в обычный черный костюм, но в его осанке чувствовалась напряженная готовность. Левиафан в его тени шевелился беспокойно.

Люциан, заметив Августа, мягко улыбнулся, приветствуя его легким поклоном головы.

– Август, какая честь, – произнес он, подходя к нему. – Не ожидал увидеть вас здесь. Неужели решили отдохнуть от трудов праведных?

– Работа, – ответил Август коротко, его глаза продолжали сканировать помещение. – Ты знаешь, зачем я здесь.

Люциан вздохнул, сохраняя улыбку.

– Всегда рад помочь, – произнес он. – Но в моем доме не любят… насилие.

– Тогда помоги избежать его, – ответил Август. – Я ищу источник анонимных сообщений, которые привели к гибели двоих в депо. Кто-то заманивал сверхъестественных в ловушку.

Улыбка Люциана стала еще более натянутой.

– Я в курсе… этих неприятных инцидентов, – произнес он. – Соболезную. Но не думаю, что кто-то из моих клиентов…

– Не думаю, – перебил его Август. – Знаю. Ты, Барбатос, готовишь кровь для… особых нужд. Но ты соблюдаешь правила. И ты не убиваешь ради удовольствия.

– Не в моих интересах, – ответил Люциан, разводя руками. – Я зарабатываю на другом. Грехи – куда более прибыльный товар, чем кровь.

– Тогда скажи, кто использует твои поставки для убийств? Кто вышел из-под контроля? – потребовал Август.

Люциан покачал головой.

– Боюсь, понятия не имею, – ответил он. – Я не слежу за судьбой каждой проданной порции. У меня свои дела.

– А вот это мы проверим – произнес Август, и ушел в сторону задней терассы.

Коттедж «Соснового Бора» изнутри оказался обманчиво уютным. Снаружи – безликий фасад в стиле «новой русской классики», внутри – приглушенный свет, мягкая музыка, запах дорогих сигарет и чего-то еще, неуловимого, но тревожного. Атмосфера расслабленности была напускной, словно тонкая пленка, натянутая над бурлящим котлом.

В одной из комнат на втором этаже Мари сидела в кресле, откинувшись на спинку. Белые стены, приглушенный свет лампы, легкий запах антисептика – все напоминало кабинет врача. Девушка в медицинской форме, с холодной, отстраненной улыбкой, убирала иглу из ее вены, прижимая ватный тампон.

– Готово, – произнесла медсестра монотонно, снимая жгут с руки Мари. – Все прошло хорошо.

Мари кивнула, не глядя на нее. Она чувствовала легкую слабость, но это было привычно. Отдавать – часть ее договора. Плата за нечто большее.

Медсестра убрала заполненный резервуар с кровью в специальный контейнер, опломбировала его и, коротко кивнув на прощание, вышла из комнаты.

Мари встала, поправила рукав платья, скрывая едва заметный след от укола. Ее лицо было бледным, но спокойным. Она покинула комнату и спустилась по лестнице в холл. Внизу было немноголюдно. Свет дня еще пробивался сквозь панорамные окна, и настоящая ночная жизнь в коттедже еще не началась. Но в воздухе уже витала предвкушение греха.

Мари прошла в просторную кухню. За широкой барной стойкой стоял юноша с андрогинной внешностью – точеные черты лица, длинные черные волосы, собранные в небрежный пучок, тонкие пальцы, порхающие над бокалами. Он был одет в безупречно чистый белый китель, но в его глазах, глубоких и темных, таилась древняя, нечеловеческая мудрость.

– Мари, – произнес он мелодичным голосом, полным скрытой силы, увидев ее. – Как всегда, вовремя.

Он изящным движением наполнил бокал вином глубокого рубинового цвета, подал ей.

– Урожай '78. Чувствуешь нотки вишни и старого дуба? – Он улыбнулся – легкая, почти незаметная ухмылка.

– Чувствую, – ответила Мари, принимая бокал. Она сделала глоток, позволяя вину растечься по языку, прогнать остатки слабости. – Спасибо, Люциан.

Люциан – человек, на контракте с демоном Барбатосом. Посредник, бариста, искуситель. Он был одним из тех, кто держал этот коттедж в равновесии, следя за тем, чтобы правила соблюдались, и чтобы ничто не нарушало хрупкий порядок.

Мари вышла из кухни на просторную террасу, выходящую в задний двор. Здесь, под сенью раскидистых сосен, стояли плетеные кресла и небольшой столик. Она села, откинулась на спинку, позволяя вину согреть кровь. Закат окрашивал небо в багряные тона, но над Стальградом уже сгущалась тьма.

Но ее взгляд был прикован к опушке леса. Она заметила двигающуюся фигуру в тени деревьев. Человек. Шел неуверенно, словно пьяный, то и дело спотыкаясь и падая. Мари нахмурилась. Что-то в его движениях было странным, неестественным.

Вдруг человек упал, распластавшись на земле. Мари сжала бокал в руке. Что-то подсказывало ей, что здесь не все в порядке. Через мгновение незнакомец снова поднялся, шатаясь. Мари встала, настороженно направившись к нему.

– Вам нужна помощь? – крикнула она, стараясь не подходить слишком близко.

Человек остановился, словно прислушиваясь. Затем медленно повернул голову в ее сторону. В полумраке леса Мари не могла разглядеть его лица, но чувствовала, как на нее смотрит что-то голодное, злое.

Затем он вдруг ускорился, зашагал быстрее в ее сторону. Мари инстинктивно отступила назад. Что-то было не так. Очень не так. Его движения становились все более резкими, неестественными. А потом раздался звук. Низкий, утробный рык, словно зверь готовился к прыжку.

Мари бросилась бежать. Она понимала, что произошло. Ее кровь. Слабый запах, оставшийся от недавнего прокола, привлек его. Он почуял ее, как хищник чует добычу.

Незнакомец сорвался с места, преследуя ее. Мари бежала что есть сил, прочь от коттеджа, прочь от света, вглубь леса. Деревья хлестали ее по лицу, корни цеплялись за ноги, но она не останавливалась. За спиной она слышала тяжелое дыхание и звериное рычание. Он догонял.

Мари забежала в чащу, надеясь оторваться от преследователя…

Люциан лишь элегантно склонил голову, улыбка застыла на его андрогинном лице.

– Август. Редкий гость. Неужто решил приобщиться к нашим скромным радостям? Или работа гонит по следу?

Август шагнул вглубь холла, его черные глаза сканировали полумрак, цепляясь за детали: отсветы на хрустальных бокалах, пылинки в луче заходящего солнца, тень Левиафана, ползущую по мраморному полу.

– Работа. Охота. На того, кто сдирает шкуру с наших и пьет их до капли. Четвертый за неделю.

Люциан ловко поймал салфеткой каплю вина с края бокала.

– Печальные новости. Но какое отношение они имеют к моему скромному пристанищу? Здесь царит… цивилизация. Контракты. Взаимовыгодный обмен.

– Обмен кровью? – Август остановился напротив стойки. Воздух сгустился, запах дорогого вина и сигар вдруг перебило тонкой нотой антисептика. – Знаю о твоих поставках, Барбатос. «Живой товар» для изысканных гурманов.

Демон в обличье юноши рассмеялся тихо, словно шелест сухих листьев.

– О, Август! Ты, как всегда, прямолинеен. Но да. Признаю. Я… посредник. Обеспечиваю чистый продукт. Без страха, без боли. – Он провел пальцем по горлышку пустой бутылки. – Гуманные методы. Мои доноры приходят по своей воле. И уходят живыми. С полными кошельками или исполненными желаниями. Никакой резни. Это дурной тон и… убыточно.

– Гуманность? От демона? – Август хмыкнул, но без прежней язвительности. В его глазах мерцали холодные искры. – Ты, наверное, единственный из древних, кто не прячется за человеческим именем. Гордишься сущностью?

– Зачем маска тому, кто не стыдится своего аппетита? – Люциан-Барбатос развел руками, его безупречный белый китель не дрогнул. – Имя – ключ. А ключи, знаешь ли, теряются. Или их отбирают. Я же… целостен. И не называй меня демоном, мой товарищ по падению…

– И ты когда-то был моим братом…, – безнадежно бросил Август. Его тень у ног сгустилась, тентакли Левиафана замерли в ожидании. – Кто из твоих «гурманов» сошел с цепи? Кто рвет жертв в клочья, словно дикий зверь? Чья жажда не знает меры?

Люциан налил себе вина, рубиновый поток струился в бокал.

– Мои клиенты ценят… утонченность. Контроль. То, что ты описываешь – варварство. Голод новичка. Или безумие. Но не следствие моего продукта. – Он сделал глоток, задумчиво наблюдая за игрой света в вине. – Кровь, взятая без насилия, без агонии… она чиста. Сильна. Но лишена того темного экстаза, что сводит с ума слабых. Твой маньяк – дикарь. Питается отбросами страха. Кстати, у меня сейчас ведьма появилась – я такой еще не пробовал, сразу станешь на тысячи лет моложе!

– Не заговаривай мне зубы, – настаивал Август, шагнув ближе. Запах металла и озона от него стал ощутимее. – Он заманил жертву в депо анонимным сообщением.

– Значит, у тебя есть зацепка, – парировал Люциан, его голос оставался мелодичным, но в глубине темных глаз вспыхнул холодный огонек. –Но мои гости не любят суеты.

Внезапный, дикий крик прорезал вечернюю тишину за окнами террасы. Женский. Полный чистого ужаса. Потом – звериный рык, близкий, яростный.

Август вздрогнул, как пружина. Его взгляд метнулся к панорамным окнам, за которыми сгущались сумерки соснового бора.

– Что это?!

Люциан-Барбатос лишь прикрыл глаза на мгновение, его лицо исказила гримаса неподдельного раздражения.

– Нарушение правил… – прошипел он. Тень за его спиной заколебалась, приняв на миг очертания рогатой фигуры. – Похоже, твой дикарь… нашел себе перекус прямо у моих ворот.

Август был уже у двери на террасу, распахивая ее одним резким движением. Холодный воздух, пахнущий хвоей и чем-то медным, ворвался в холл.

Тень Левиафана рванулась вперед, опережая хозяина, черная, бесформенная масса, стелющаяся по земле с нечеловеческой скоростью. Август прыгнул с террасы в темноту сада, растворяясь в сумерках. Его последние слова, брошенные через плечо, прозвучали как ледяной приговор:

– Гуманность кончилась, Барбатос. Теперь будет кровь.

Люциан стоял у окна, наблюдая, как Август исчезает в чаще. Он медленно допил вино, его пальцы сжали хрусталь так, что тонкая ножка бокала треснула с тихим звоном.

– Кровь, – повторил он шепотом, и в его глазах не осталось ничего человеческого, только древняя, ненасытная пустота. – Всегда ею и заканчивается.

На террасе валялся забытый бокал Мари. Рубиновые капли вина на дне были похожи на запекшуюся кровь. Где-то в лесу раздался еще один душераздирающий крик, заглушаемый звериным рыком. Тень над коттеджем «Соснового Бора» сгустилась, став почти осязаемой.

Холодный, колючий воздух рвал легкие. Мари бежала, спотыкаясь о невидимые корни, о скользкие камни, прячущиеся под слоем прошлогодней хвои и мокрых листьев. Сердце колотилось, как бешеный молот, в такт топоту за спиной – тяжелому, нечеловечески быстрому. Оно не сдавалось.

Видение промелькнуло: сломанная ветка, идеальная для примитивной ловушки. Рука инстинктивно потянулась к ней, но мысль пронзила сознание острой иглой: Нет времени! Остановиться – значит оказаться в его когтях. Она рванулась вперед, оставляя ветку позади.

Под тонкой тканью платья, на бедре, жгло неудобство – не шелковая подвязка, а грубая повязка из прочной кожи, туго обхватывающая ногу. Под ней, холодным укором, лежал тяжелый груз – серебряный револьвер. Единственная надежда. Мари, не сбавляя шага, судорожно рванула за пряжку. Кожаная лента соскользнула. Одним резким движением она натянула повязку на голову, прикрывая левый глаз. Мир на мгновение погрузился в странную дымку, затем прорезался новыми деталями: холодные сияния на стволах деревьев, искаженные тени… но его – след преследователя – она потеряла! Адреналин сменился леденящим ужасом. Где он?

Не видя корня, торчащего из земли как черная кость, Мари зацепилась. Резкая боль в щиколотке, и она полетела вперед, ударившись плечом о сырую землю. Задыхаясь, отплевываясь от грязи, она попыталась подняться. И в этот миг ледяное предчувствие, усиленное Повязкой, ударило по позвоночнику. Он – за спиной!

Мари рванулась, развернувшись на коленях. Существо, бывшее когда-то человеком, но теперь лишь оболочка безумия и клыков, уже летело на нее. Глаза – мутные шары ярости, рука-лапа с вытянутым, грязным когтем – метила в горло. Она инстинктивно откинулась. Коготь чиркнул по щеке, оставляя горящую полосу, но главный удар пришелся на Повязку Прозрения. Кожаный ремешок лопнул, как гнилая нить. Лезвие когтя рвануло вниз, сорвав артефакт с головы и оставив глубокую царапину на скуле. Мари вскрикнула от боли и отчаяния. Повязка, ее ключ к видению сути, болталась теперь на запястьи существа, как жуткий трофей.

Существо зарычало, готовясь к последнему прыжку. Мари зажмурилась, вжавшись в землю, мысленно хватая револьвер у бедра. Но удара не последовало. Вместо него – гулкий хлопок, похожий на рвущуюся ткань реальности, и леденящий ветер.

Мари открыла глаза. Вокруг нее, как щупальца гигантского спрута из чистой тьмы, извивались энергетические тентакли. Они не касались ее, но пространство под ногами исказилось, поплыло. Ощущение было жуткое – будто ее выдернули из собственного тела. Лес резко дернулся, сменился вспышкой абсолютной черноты, а затем – твердой почвой под коленями. Она стояла… за чьей-то спиной.

Человек повернул голову, бросив на нее быстрый, оценивающий взгляд. Черные, бездонные глаза широко раскрылись от искреннего удивления.

– Мари?

Голос был низким, спокойным, но в нем явно читалось недоумение. Мари, все еще трясясь от шока, смотрела на него, не понимая. Она его не знала. Никогда не видела. Откуда он знает ее имя?

Его голос, теперь уже без тени удивления, прозвучал как приказ, холодный и не терпящий возражений:

– Не дергайся. Жди. Пока не закончу.

Его внимание было полностью приковано к обезумевшему созданию, которое, оправившись от шока, с новым воплем ярости бросилось вперед. Мари замерла, прижимая окровавленную руку к поцарапанной щеке.

Август сидел за рулем своей машины, но двигатель был заглушен. Он повернулся к Мари, занявшей пассажирское сиденье. В его руках был небольшой аптечный набор. Без лишних слов, с сосредоточенной точностью хирурга или солдата, он взял стерильную салфетку, смочил ее антисептиком и приложил к царапине на ее щеке. Мари вздрогнула от холода и жжения, но не отстранилась. Ее зеленые глаза, все еще широкие от адреналина и недавнего ужаса, пристально изучали его профиль в полумраке салона.

– Удивительно, – проговорил он наконец, его голос был низким, ровным, почти задумчивым, как будто он размышлял вслух, а не обращался к ней. – Просто статистическая погрешность или злой рок судьбы – из всех людей в этом проклятом лесу, мне попалась именно племянница Катерины. И вторая за сегодняшний день.

Мари нахмурилась, оторвав взгляд от его рук, уверенно работающих с салфеткой.

– Вторая? – ее голос звучал резко, тревога мгновенно вытеснила остатки шока. – Что с Дианой?

Август аккуратно убрал салфетку, осмотрел рану. Он взял небольшой пластырь и наклеил его на порез.

– Не знаю, что с ней, если ты о чем-то тревожном. Я отвез ее домой перед тем как ехать сюда.

– Ты по делу Катерины с ней встречался? – Мари привстала, упершись руками в сиденье.

– Мы с вами на одной стороне – поправил он ее, его тон оставался спокойным, профессиональным, но в черных глазах мелькнула тень усталости.

Мари медленно опустилась обратно на сиденье, но напряжение не покидало ее плечи. Она смотрела в лобовое стекло, где дворники безуспешно боролись с потоками воды. Тишина в салоне натянулась, как струна, нарушаемая только шумом дождя. Потом она повернула голову к нему. Ее взгляд был прямым, твердым, как сталь. В нем горел огонь, который не могла погасить ни усталость, ни боль, ни дождь за стеклом.

– Август, – произнесла она его имя впервые, и в нем звучала не просьба, а констатация факта. – Я уверена, что ее убили из-за Верховной. Я более чем уверена, что она знала, кто ей будет…

Август перестал убирать аптечку. Его пальцы замерли на замке кейса. Он медленно повернулся к ней, и в его бездонных черных глазах, обычно таких холодных и нечитаемых, промелькнуло что-то сложное – не удивление, нет. Скорее… усталое раздражение, смешанное с давней, глубокой горечью. Он смотрел на нее так, будто она произнесла не страшное обвинение, а назвала имя старого, ненавистного врага, о котором он предпочел бы никогда больше не слышать.

– Верховная, – он произнес это слово тихо, почти с отвращением, как будто пробуя на вкус что-то горькое и знакомое. – Опять Верховная. Этот призрак преследует меня, как проклятие. И он всегда, всегда приносит только смерть и безумие, Мари…

…Дождь все стучал по крыше квартиры, монотонный и навязчивый, как назойливая мысль. Август стоял у высокого окна, глядя на мокрые огни ночного Стальграда, растворяющиеся в потоках воды на стекле. В руке – стакан с чем-то крепким, но он почти не притрагивался. В голове, вопреки усталости и желанию забыть этот адский день, крутился образ: зеленые глаза, полные огня и упрямства, сдвинутые темные брови в момент гнева, резкая линия скулы под пластырем с дурацкой надписью.

Черт возьми. Обе напоминают Полину ее юные, еще не зараженные манией величия дни. Мари… Гром среди ясного леса.

Он сделал глоток, ощущая жжение в горле.

И эта уверенность… «Убийца из-за Верховной». Бросила как обвинение. Как будто не знает, к чему это ведет. Как будто не видел я, во что превращаются умные, амбициозные ведьмы, когда им начинают шептать на ухо сказки о коронах из звездной пыли.

И самое мерзкое… это сходство. Не буквальное, нет. Мария Эфрон была… иной. Мягче линиями, светлее волосами, что ли. Но черт меня подери, эта Мари – как ее огненный отголосок. Та же решимость в подбородке, когда она заявляет что-то безапелляционное. Та же манера высоко держать голову, даже когда страх сквозит в глазах. И эти глаза…

Он резко отставил стакан.

Глупая игра генов. Или судьбы, которая любит поиздеваться над Феликсом. Сначала потерял свою Марию – в хаосе той войны, которую они оба, дураки, считали последней. Потом Катерина, которая хоть и не была любовью в том смысле, но стала его якорем, его тихой гаванью… И вот теперь является эта девчонка, племянница Катерины, с лицом, которое убьет Феликса по больным воспоминаниям как молотом, если он увидит. Но она с такими же опасными амбициями в глазах, как у той… другой.

Август провел рукой по лицу, ощущая тяжесть век.

Феликс и так еле держится. Уныние его демона пьет его по капле. А теперь этот… мираж. Опасный мираж. Потому что Мари – не Мария Эфрон. Она – пороховая бочка. Призрак, который может утянуть их за собой, когда Мари неминуемо сорвется в ту же пропасть, что и Полина. Потому что сорвется. История повторяется. Всегда.