Читать онлайн Чёрный юмор серых будней

1. Кому не спится в ночь глухую

Бабка позвонила во втором часу ночи. Матвей спросонья подумал, что это его тётка из посёлка Богуславка, невесть каким образом прознавшая номер рабочего сотового. Пока врубался, пока, чертыхаясь, прыгал по комнате, не попадая ногами в штанины, а руками – в рукава, бабка продолжала зудеть в трубке, как писклявый до зубной боли комар-одинец. Вообще-то, зудела бабка по делу. На кладбище, возле которого стоял бабкин кособокий дом, только что, крадучись, пробрался человек с лопатой.

В их городе, не особо большом, но и не сказать, что совсем уж захудалом, имелось два кладбища. Одно, старинное, ещё со времен первопоселенцев, с каменными беседками и облупленными дородными ангелами, было уже давно закрыто, вокруг него, не пугаясь соседства, стояли дома частного сектора. Второе, современное, расположилось почти на окраине. И в последнее время на обоих кладбищах происходила какая-то чертовщина.

Акты вандализма, конечно, в городе совершались и раньше. Матвею рассказывали жуткие истории про свихнувшегося от горя мужика, у которого жену и ребёнка насмерть задавил большегруз, а он потом их выкопал и домой принёс; про разрытые могилы местных богачей. Но это всё были единичные случаи, и гробокопателей обычно быстро ловили: чаще всего ими оказывались местные бомжи или подростки. Теперешняя ситуация была совсем другой.

Могилы вскрывали обычной лопатой, гробы – ломиком. Тела умерших аккуратно извлекали, а потом так же аккуратно закапывали обратно. На этом аккуратность заканчивалась. Поваленные кресты и памятники через раз оставались валяться на тропинках между могил, среди разбросанных цветов и венков. То, что тела из могил и гробов извлекались, подтверждали родственники, присутствовавшие при эксгумации – другое положение тел, смятая одежда. Но никаких отрезанных носов и прочих непотребств – выкопали, повертели, закопали обратно. Странные какие-то вандалы. Или вандал. Осмотр нескольких таких распотрошённых могил позволял почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что раскапывал могилы и тревожил покойников один человек, судя по отпечаткам обуви – не особо крупный и тяжёлый. Подросток какой-нибудь. Вот только для чего он это делал?

На Матвея, как на самого молодого в отделе, сгрузили все безнадёжно зависшие бытовухи. Он не протестовал – по складу ума и характеру Матвей был больше дознаватель, чем оперативник. Что совершенно не вязалось с его внешностью: вымахал Матвей ростом под два метра и обладал внушительной мускулатурой. Но вот парадокс: при таких физических данных был он человеком до крайности добродушным, драться не любил, хотя и умел, а от тщательных кропотливых поисков причин и следствий приходил просто в экстаз. Готов был часами сидеть над документами, вычерчивать схемы, строить догадки. Любил вызывать свидетелей на откровенные разговоры и умело наводил их на нужные воспоминания. За время работы в отделе эту его особенность оценили все, и без стеснения спихивали на лейтенанта Карпухина случаи с пропавшим с чердака бельём и угнанным со двора «Запорожцем» без колёс. Вот и гробокопателя сгрузили, ибо было это дело хоть и неприятным, но тихим, смертью никому не грозило, а родственники шум не поднимали, ждали, а что им ещё оставалось? Ведь те, кого надо было защитить в этой ситуации, уже и так были мертвы.

Машиной Матвей пока не обзавёлся, вызывать дежурную не стал, положившись на свои тренированные длинные ноги. И правильно сделал – к старому кладбищу от Матвеева дома было сподручнее добираться по переулкам, где только боком и протиснешься. Через четверть часа после звонка своей осведомительницы Матвей уже стоял перед коваными воротами, выравнивая дыхание и проверяя, на месте ли фонарик и служебный пистолет. Всё было при нём, предполагаемое место очередного акта вандализма ярко освещала полная луна, и Матвей решительно полез через ограду, потому как на воротах висел внушительный ржавый замок.

Блуждать ночью среди могил даже с оружием страшновато, но Матвей в привидения не верил, хотя не отрицал возможность реинкарнации. Иначе как объяснить, что его нынешний начальник ну просто вылитый бабушкин давно почивший с миром кот – по своей манере съедать за раз литр сметаны? С одной лишь разницей – начальник сметану ел с хлебом, а бабушкин кот просто так. Но оба делали это с невероятной скоростью. И масти были одной – рыжей.

В размышлениях о котах, начальниках и переселении душ Матвей добрёл до западного края кладбища и замер. Впереди, буквально в нескольких шагах, горел огонёк, и отчётливо слышалось шуршание и сопение. Вандал трудился в поте лица и явно не ожидал от тихого кладбища никаких подлостей в виде верзилы-полицейского. Матвей не стал его пока разубеждать, а решил подобраться как можно ближе и понаблюдать за процессом.

Источником света оказалась толстая свечка чёрного цвета, горевшая на удивление ярко и ровно. Самого гробокопателя не было видно, он уже выкопал солидную яму в земле и сейчас возился там, судя по звукам, отдирая крышку от гроба. Матвей бесшумно скользнул к лежащему на боку памятнику с могилы. Нестерова Анастасия, двадцать четыре года, скончалась в начале весны. Видно, на старом кладбище были захоронены её предки, если разрешили хоронить здесь, в черте города. Матвей огляделся. Так и есть. Вот ещё Нестеровы, целая аллейка памятников, даты рождения и смерти чуть ли не позапрошлого века. Так рано покинувшая этот мир девушка Анастасия смотрела на Матвея с фотографии с немой грустью – что ж такое делается-то, господин полицейский? И за последней чертой покоя не найти? Матвею стало не по себе, он уже приготовился гаркнуть на вандала, чтобы вылезал, но тут одновременно произошло несколько вещей, от которых Матвей временно потерял не только дар речи, но и способность связно мыслить – тоже.

Чёрная свечка, культурно пристроенная на маленькой скамеечке в банке из-под сгущёнки, выбросила толстый язык пламени, загудев при этом не хуже сварочного аппарата. Моментально стало светло как днём, и над вырытой ямой в воздух взмыло тело. При жизни, судя по фото, усопшая Анастасия была красавицей, но время, проведённое в земле, красоте её на пользу явно не пошло. У парящего над могилой трупа было мраморно-белое лицо с глубокими фиолетовыми впадинами вокруг закрытых глаз и длинные белые ногти. Крутанувшись разок в воздухе, труп плавно опустился на край могилы и замер, слегка покачиваясь, а из ямы полез сам искомый вандал. Матвей видел всё как в замедленной съёмке— мозг начисто отказывался верить глазам и грозил вот-вот вскипеть от нереальности происходящего.

Вылезший на край могилы вандал оказался не подростком, а субтильной девушкой лет двадцати пяти на вид, с русыми волосами, собранными в неопрятный короткий хвост. Картину довершали драные джинсы и чёрная футболка с белой надписью MEMENTO MORI. Очень символично, как-то отстранённо подумал Матвей. О чём ещё помнить на кладбище-то? Девушка выбралась окончательно, отряхнула запылённые джинсы и уставилась на труп. Труп продолжал покачиваться. Чёрная свечка потихоньку сбавляла обороты, и пламя гудело всё тише.

– Ну, говори! – приказала девушка трупу. Тот закачался сильнее.

– Говори, кому сказано! – гробокопательница как-то по-хитрому сложила пальцы и взмахнула рукой прямо перед лицом трупа. Из фиолетовых впадин блеснули открывшиеся незрячие глаза.

– Ы-ы-ы! – от нутряного замогильного воя у Матвея зашевелились волосы на голове и заныли зубы. – Ы-ы-ых-ха!

– Или говори нормально, или проваливай обратно, у меня ещё дел полно. – Девушка снова взмахнула рукой, и труп приподнялся над землёй на десяток сантиметров.

– Ты-ы-ы поможеш-ш-ш-шь мне? – мёртвая протянула руки с длинными ногтями к девушке. Матвей готов был поклясться, что на застывшем лице трупа появилось умоляющее выражение.

– Помогу. Только быстрее говори, свеча догорает.

Матвей машинально посмотрел на чёрную свечку. Она действительно догорала, таяла прямо на глазах.

– Вс-с-сё напис-с-сано в моём-м-м дневн-н-нике. Он-н-н у н-н-него дом-м-ма. С-с-спрятала в кладо-о-о-овке. Где с-с-старые обои. Ящ-щ-щик. Н-н-найди.

– Как его зовут и где живёт?

– Паш-ш-ша… Павел-л… Л-л-лесная… тр-р-ридца-ать дв-в-в…

Свечка затрещала, и её пламя стало совсем маленьким. Труп затрясся и начал заваливаться обратно в могилу, выламываясь совершенно немыслимым образом. Матвей судорожно вздохнул, и тут тёмное ночное небо с полной луной завертелось у него перед глазами, вперемешку с чёрными стволами кладбищенских деревьев и изумлёнными широко распахнутыми глазами под перепачканной землёй русой челкой.

– Эй! – Матвей наугад ткнул кулаком, чтобы трясущий его Егорка прекратил уже свои издевательства. Тут такой сон, понимаешь, никакие ужастики не нужны, а этот мелкий зануда… Но трясущий Матвеево плечо засранец ловко увернулся и чувствительно хлопнул Матвея по щеке. – Эй, ты, очухивайся давай!

Стоп. Это не Егоркин голос. И это не мягкий продавленный диван в их двухкомнатной квартире. Лежать было жутко неудобно и жёстко, а ещё в нос лезли странные запахи – сырости, зелени и свежевскопанной земли. Земли… Кладбище! Матвей разом вспомнил летающую мёртвую Анастасию и попытался встать. Не тут-то было – он был связан по рукам и ногам, причём довольно грубо, конечности уже начали затекать.

– Ты мент? За мной следил? Кто тебя навёл? – давешняя хулиганка в футболке с красноречивой надписью светила в лицо Матвею его же фонариком, да так ловко, что её собственное лицо совершенно терялось в тени.

– Мент. За тобой. Бабка одна позвонила, она тебя в окно увидела, у неё дом напротив кладбища, – в тон вопрошательнице ответил Матвей, стараясь не слишком заметно дёргать руками. Одно запястье было уже почти свободно.

– И что мне теперь с тобой делать? – девушка длинно вздохнула и еле слышно выматерилась сквозь зубы.

– А ничего не делай.

– А ты меня арестуешь и в тюрьму посадишь. А мне в тюрьму нельзя, я свободу люблю.

– А кто ж её не любит, свободу-то? – ещё пара секунд, и Матвей вытащил из верёвочной петли левую руку. И тут же застыл, глядя прямиком в чёрное дуло наставленного на него собственного шестизарядника.

– Не надо лишних движений, я немного нервная сегодня. Оживить по-настоящему всё равно не смогу, если прихлопну.

– Как это – по-настоящему?

– А чтоб душу в тело насовсем вернуть. Не потяну.

– Что так?

– Сил маловато, – не видимая за кругом света гробокопательница усмехнулась. – А ты что, уже совсем не боишься? Чего тогда в обморок грохнулся, как тургеневская барышня?

– Чёрт его знает. Инфу переварить надо было, вот и пошёл на перезагрузку.

– Смелый коп, гляди-ка. Другие на твоём месте полные штаны накладывали без всякого слабительного.

– А что, были и другие, кто видел… это?

– Были, ясен пень. Заказчики. Я ж не просто так жмуриков поднимаю. Только тех, кого расспросить хотят.

– А эту… Анастасию, кто заказал? И где заказчик?

– Вот этого я тебе, милый друг, не скажу. Секрет фирмы. Мы клиентов не выдаём.

– Мы? Так ты не одна такая?

– Я такая – одна-единственная, другие – они другие. Так что делать-то будем, а?

– Развяжи меня. Ничего я тебе не сделаю. Ноги затекли, отнимутся сейчас.

– Ладно.

Девушка ловко распутала ей же навязанные узлы, и Матвей принялся с кряхтением растирать онемевшие лодыжки. Мелкая копия Лары Крофт тем временем споро навела порядок – могила была уже закопана, оставалось только поставить на место поваленный памятник, но подобной мелочью гробокопательница утруждать себя не стала, закинула в сумку консервную банку с огарком свечи, подхватила инструменты и подошла к Матвею.

– Нормально всё?

– Ага. Оружие верни.

– У себя в кармане посмотри.

Матвей сунул руку во внутренний карман куртки – пистолет лежал там, будто и не покидал никогда своего законного места. Рядом с собой на земле Матвей нашарил фонарик. А когда поднял глаза, чтобы спросить эту странную девушку, кто же она, черти её дери, такая, перед Матвеем никого не было, и только ветка дерева на могиле кого-то из клана Нестеровых подрагивала, словно вслед порыву промчавшегося мимо ветерка.

2. Верю – не верю

– Егор…

– Чё?

– Ты в зомби веришь?

– Не.

– А в некромантов?

– Не верю. Хня всё это.

– А во что веришь?

– В то, что если ты сейчас не отстанешь от меня, я точно контрошу по физике завалю. Дай параграф дочитать нормально, а?!

– Ну, извини…

Про свои ночные приключения Матвей никому докладывать не стал, справедливо полагая, что после такого рапорта его прямо из-за рабочего стола в психушку и отправят. Тем более доказательств реальности того, что произошло, у Матвея нет. Ни фотографий, ни показаний свидетелей, только личные воспоминания, напоминающие сюжет дешёвого ужастика, и поваленный памятник на кладбище. Да и про осквернение могилы Нестеровой Анастасии заявления от родственников не поступало. Матвей ждал этого заявления на следующий же день, но прошла уже неделя, а всё было тихо. Постепенно Матвею и самому начало казаться, что ничего не было, а приснился ему кошмар настолько реалистичный, что даже синяки от приснившихся верёвок остались. И Егор, племяш его многомудрый, тоже вот в зомбяков со всякими чародеями не верит. А верит в науку физику, и надо бы Матвею по его примеру выбросить из головы всю эту чертовщину и заняться текущими делами.

Приняв такое решение, Матвей повеселел, крикнул Егору, чтоб к ужину его ждал с вычищенной картошкой, рассовал по карманам ключи-документы-мобильник и вышел из дома, под яркое летнее солнце. Прогулка до родного отделения по зелёному скверу, полного гуляющей ребятни и их симпатичных мамочек, подняла Матвею настроение ещё больше, а при виде горы папок с новыми делами, подброшенных заботливыми коллегами, пекущимися о его, Матвеевом, профессиональном росте, летающие трупы и хвостатые некромантки окончательно исчезли из головы лейтенанта Карпухина.

Когда от горы папок остался пологий, радующий глаз пригорочек, в отдел вернулись Гончие Псы. Так за глаза называли оперативников, первыми выезжающих на криминал. В Матвеевом отделении их было трое – толстый флегматичный Иван, юркий, как воробей, Шурик, и Николай Степаныч, следователь старой школы, ещё помнящий, как оно всё было при советской власти. По какому принципу эта троица дежурила, Матвей никогда не мог понять, но стоило случиться чему-то действительно из ряда вон выходящему, Гончие возникали как по мановению волшебной палочки. Работали оперативники слаженно, у каждого была своя манера вести следствие и свой круг обязанностей, но вот писать рапорты никто из них не любил. Поэтому, с молчаливого одобрения шефа, они сгружали свои каракули на самых разных бумажках – от салфеток до сигаретных пачек – Матвею, а тот их разбирал и приводил в читабельное состояние. Точно так же сыскари поступили и сейчас – свалили на стол Матвею разнокалиберные блокноты, а сами расползлись по углам, пить кофе и терзать телефоны. Матвей раскрыл первый блокнот – оказалось, Шурика, у него и почерк такой же мелкий, как он сам. И первые же строчки заставили Матвея вздрогнуть, а на затылке сами собой встопорщились недавно подстриженные волосы: «Убитый, Земцов Павел Васильевич, проживал по адресу улица Лесная, дом 32…»

Разбирая записи, Матвей постепенно уяснил, что произошло. Этот самый Павел Земцов три года назад перебрался в их городок из мегаполиса и за короткое время снискал себе славу Казановы районного масштаба, хотя внешностью покойный не блистал, был, по словам свидетелей, «обычным, как все». Жил один, постоянно приводил к себе разных девушек, иногда и нескольких сразу. В доме Земцова часто происходили стычки между его пассиями, а ещё заглядывали дружки девушек, начистить чайник разлучнику. Только Павел был не из пугливых, язык имел хорошо подвешенный и от конфликтов худо-бедно уклонялся. Доставалось от дружков их неверным подружкам, на чьи истошные крики соседи не раз жаловались в местный участок охраны правопорядка, на какое-то время малина затихала, а потом всё начиналось заново. При этом Павел вполне успешно трудился в автомастерской, был там на хорошем счету, имел постоянных клиентов и планировал взять автокредит на собственную тачку. В какой-то момент Павел даже ненадолго забросил свои любовные похождения и встречался только с одной девушкой (тут у Матвея мороз пробежал по коже), Анастасией Нестеровой, скончавшейся впоследствии от болезни. Незадолго до смерти Анастасии, Павел, по словам всё тех же всезнающих соседей, завёл шашни с официанткой из бистро рядом с мастерской, и по этому поводу у него с госпожой Нестеровой произошёл грандиозный скандал с битьём посуды, окон и выбрасыванием личных вещей на улицу. Вещи летели женские, следом за ними вылетела их хозяйка, собирать тряпки-туфли не стала, а, вся в слезах и размазанной по лицу косметике, тормознула такси и уехала прочь. Вскоре стало известно, что Анастасия тяжело заболела и скоропостижно скончалась, а в ночь со вчерашнего на сегодняшний день Павел умер в автомастерской, и обстоятельства смерти таковы, что толковать его гибель можно двояко – то ли убили его, то ли сам на себя руки наложил. Задохнулся Павел в запертой машине со шлангом в окне от выхлопной трубы. Похоже на самоубийство. Но оставил записку на капоте, одно торопливо нацарапанное предложение: «Она меня никогда в покое не оставит».

Свидетельских показаний набралась тьма, из которых следовало, что подозрительных типов в тот день в мастерскую приходило чуть ли не пару сотен, врагов и врагинь за свою развесёлую жизнь погибший нажил немало, и по всему выходило, что дело будет нудным, долгим, с опросом множества знакомых жертвы, неполный список которых занимал в Шуриковом блокноте три с половиной страницы. Матвей аккуратно перепечатывал данные для рапорта, а в голове у него крутились, как пазлы, воспоминания о недавнем событии на кладбище, и Матвей никак не мог понять, куда их приткнуть в деле Земцова.

– Шурик… – увидев, что оперативник закончил говорить по телефону и устало откинулся на спинку стула, начал Матвей. – Вопрос можно?

– Давай.

– А этот случай… это не может быть местью?

– Может, – Шурик зевнул и потер покрасневшие от бессонной ночи глаза. – Этот Павел кобель был самый натуральный. Вполне возможно, что его прихлопнул кто-то из рогачей, у которого он бабу увёл.

– А вот эта девушка… Анастасия Нестерова… у неё кто из родственников остался, не в курсе?

– Сестра да бабка. Родители умерли, когда девчонки ещё маленькими были, их бабка вырастила. Сестра школьница. А что?

– Да так… Не возражаешь, если я их опрошу?

– Только рад буду! Мне завтра и так полгорода оббегать придётся и тонну повесток написать. А с чего вдруг такой интерес?

– Сам пока не пойму. Но есть одна зацепка… Как точно всё выясню, расскажу, ладно?

– Договорились. Тогда родственников Нестеровой записываем на тебя, адрес там в списке глянь.

– Хорошо.

К Нестеровым Матвей отправился прямо с утра. Погода испортилась, ещё вчера сиявшее яркой синевой небо затянули серые хмурые тучи. Матвей зябко кутался в абсолютно не греющую ветровку и основательно продрог, пока разыскал наконец пятиэтажку, в которой проживали Марья Евграфовна и Светлана Нестеровы.

Младшей Нестеровой дома не оказалось, приняла нежданного гостя высокая сухощавая бабушка сестёр, в прошлом библиотекарша. Слушая её негромкий, спокойный рассказ о несчастной любви Настеньки к Павлу, Матвей украдкой осматривался. В этом доме прочно поселилось горе – молчаливое, потаённое, но явственное. На стене висел большой портрет Анастасии с чёрной лентой поверх рамки.

– А Настя не говорила вам, из-за чего поссорилась с Павлом?

– Как же не говорила? Она вообще ни из чего тайны не делала, сразу всё выкладывала – не мне, так Свете. Она так сильно любила этого… Павла, что готова была даже терпеть его вольный образ жизни! Но любому терпению рано или поздно приходит конец, согласитесь, Матвей Игоревич? Вот и Настенька не выдержала… Почти сразу, как порвала с ним, болеть начала, и никакие врачи не помогли, сгорела, как свечечка…

Марья Евграфовна тихо заплакала, а Матвей никак не мог подобрать слова, чтобы утешить старую женщину. Да и как тут утешишь? Слишком свежа ещё рана на сердце. Положение спасла Светлана, вернувшаяся с рынка. Увидев дома незнакомца и узнав, что он из полиции, девушка вначале растерялась, а потом заметно напугалась. Чутьём следователя уловив такую реакцию Светланы, Матвей мигом предложил ей пройти прогуляться, благо, и на улице распогодилось.

Вначале шли молча, и Матвей всё больше убеждался в правильности своей оценки ситуации – девушка что-то знает о смерти Павла Земцова и явно напугана, вот-вот ударится в панику. Давая Светлане время немного прийти в себя, Матвей начал расспрашивать её о школе, об экзаменах. Оказалось, они с Егором в одной школе учатся, только Егор на год младше. Светлана немного расслабилась, даже начала улыбаться шуткам Матвея, и тот решил, что подходящий момент настал.

– Ты свою сестру очень любила, Света?

– Очень. И сейчас люблю. Всегда буду любить.

– А если бы она попросила тебя сделать для неё что-то… не очень хорошее, ты бы согласилась?

– А? – Светлана опять напряглась. – Ну, смотря что.

– Например, сказала бы, где в чужом доме лежит нужная ей вещь, и попросила бы тебя забраться в этот дом и найти её? Сделала бы?

– Что?..

– Очень нужная ей вещь. Например, личный дневник…

Матвей впервые видел, как человек бледнеет до синевы прямо на глазах. Светлана покачнулась, и Матвей еле успел подхватить её под локоть, чтоб не упала. Подвёл девушку к скамейке, усадил, присел рядом. Было заметно, что Светлана на волоске от обморока из-за охватившего её страха.

– Откуда… Откуда вы узнали?

– Я ничего не знаю, Светлана. Я просто спросил.

– Она же обещала, что никто… никогда…

Пока Светлана всхлипывала и бессвязно бормотала, сидя на скамейке, Матвей сбегал до ближайшего ларька, купил бутылку минералки без газа, и, подумав, пачку сигарет с ментолом. Последнее оказалось кстати, пить воду Светлана отказалась, а вот в сигарету вцепилась, как утопающий в спасательный круг. Матвею пришлось сбегать к ларьку ещё раз – как человек некурящий, он даже не подумал купить сразу и зажигалку.

Подавив в себе желание прочитать симпатичной школьнице лекцию о вреде курения, Матвей терпеливо ждал, пока Светлана придёт в себя настолько, чтобы рассказать ему, кто такая таинственная «она» и что именно «она» ей обещала.

3. Всё равно не верю

Рассказ Светланы, торопливым сбивчивым шёпотом между судорожными затяжками – Матвей сбился со счёту, сколько сигарет девушка успела высадить за время их разговора – больше походил на фэнтезийную историю, не блещущую оригинальностью сюжета. Матвей временами почитывал такие книжки, особенно ему нравились истории, где в волшебный мир попадал обычный человек и ставил там всё с ног на голову. Но при этом Матвей был категорически убеждён, что все эти эльфы, вампиры, те же некроманты, если где и живут, то уж никак не в их мире, тем более – не в их городе. Матвей прожил здесь всю жизнь, даже когда учился в училище – мотался каждый день по часу до мегаполиса и обратно, знал огромное количество местных жителей не только в лицо, но и по именам, и был совершенно уверен, что никаких мистических личностей, а тем паче сообществ тут просто не может быть. И однако они были. По крайней мере, одно.

Оказывается, в городе совершенно легально существует заведение под названием «Последний привет». Там людям, потерявшим кого-то из близких, предлагаются услуги психологов и народных целителей. Кто-то не успел высказать почившему родичу всё, что о нём думает – пожалуйста, пишите ему письмо, выговаривайте вслух, можете даже побить, фирма предоставит манекен в полный рост и в маске, изготовленной по фотографии. Тех, кто никак не может выбраться из депрессии, лечат травами и душевными разговорами. Цены вполне умеренные, и заведение процветает. Всё законно, «приветовцы» сотрудничают с официальной церковью и даже приглашают священников на консультации, если клиент об этом просит. Всякие там дипломы-сертификаты в приёмной занимают две стены, комар носа не подточит.

Но бывают у них клиенты другого рода. Те, кто не в утешении нуждается, а в мести. Уверенные в том, что родной человек не просто так умер, а убили его, пусть даже косвенно. Или подозревающие, что умерший не все тайны при жизни им открыл, а кое-что унёс с собой в могилу. Вот такие клиенты, после предварительной беседы с дежурным психологом, попадают в особенный кабинет. Приёмную некромантки.

В это заведение Светлана попала по наводке одной своей подруги. Дело в том, что Светлана была убеждена, что любимая старшая сестра не просто так заболела. Через какое-то время после того, как у Насти началась её неземная любовь с Павлом, Света несколько раз замечала, что Настя украдкой глотает какие-то таблетки, а потом прячет пузырёк. После разрыва с изменником Анастасия действительно сгорела как свечка – очень быстро, от вскрытия бабушка отказалась, и в свидетельстве о смерти указали причину «сердечная недостаточность». Но Светлана была убеждена, что дело тут вовсе не в сердце, на него Настя ни разу не жаловалась. А ещё сестра постоянно снилась Светлане. Почти каждую ночь. Всё это она рассказала подружке, та заявила, что у Светы паранойя и надо ей срочно к мозгоправу. А то скоро сама заболеет от таких мыслей, ещё помрёт, чего доброго. И дала телефон фирмы «Последний привет». Там у подруги лечилась бабушка, сильно горевавшая после смерти деда. И Светлана отправилась туда, в надежде, что все её подозрения окажутся надуманными и ей удастся наконец-то избавиться от дикого желания отправиться к Павлу выпытывать, что за таблетки он давал Насте.

Бабушка Марья Евграфовна денег внучке дала, и на первых сеансах психотерапии Света честно выкладывала свои подозрения улыбчивому молодому психологу. А потом на сеанс пришла элегантная молодая женщина в шикарном деловом костюме и с красиво уложенными длинными русыми волосами.

Матвей почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Сколько бы он себя ни убеждал, что летающая мёртвая Анастасия Нестерова ему приснилась, то, что у девушки с кладбища были длинные русые волосы, он запомнил очень хорошо. Только вот костюм?.. И причёска у потрошительницы могил была не айс…

Светлана по второму кругу выложила всё, что её мучило – что старшая сестра, девушка серьёзная и начитанная, становилась абсолютно невменяемой, как только речь заходила о Павле, даже слушать не хотела, когда бабушка и сестра убеждали её, что Павел ей не пара, что он юбочник, и Настя с ним ещё намучается. И про таблетки из пузырька рассказала. И про то, как резко сестра заболела, последние дни перед смертью не могла даже говорить, только плакала. И как Света ходила потом тайком в ту автомастерскую посмотреть на Павла – хотя видела его фотки в телефоне у сестры сто раз. И, глядя на его невыразительное лицо и долговязую тощую фигуру, никак не могла понять, что же Настя и все остальные девушки находили в этом ничем не примечательном человеке.

Деловая леди переглянулась с психологом и пригласила Свету к себе в кабинет. Усадила за стол, попросила обращаться на «ты» и называть её по-простому – Алёна. И предложила Свете совершенно невозможную вещь.

Она предложила оживить Настю и спросить у неё самой, от чего она умерла. И если в Настиной смерти действительно виноват Павел – наказать его.

Света онемела сначала от изумления, а потом – от негодования. Так издеваться над человеком, у которого горе! Но швырнуть гадине в голову тяжёлую пепельницу со стола она не успела. Потому что Алёна вытащила из ящика стола мышь. Живую, белую. Мышей Света не боялась, но от неожиданности пепельницу из рук выпустила. А паскудная «бизнес-вуменша» из того же ящика стола достала большой кухонный нож и хладнокровно отсекла мышке голову.

Завизжать Свете помешало только то, что ей горло перехватило. Алёна с ловкостью иллюзионистки извлекла всё из того же ящика стола толстую чёрную свечку (у Матвея мурашки по спине уже не просто бегали, у них там дискотека началась), зажгла её, сложила пальцы обеих рук в замысловатые фигуры и… Безголовое мышиное тело шустро подбежало к отрезанной голове, повертелось, приладилось – и абсолютно целая живая мышь уставилась на Свету рубиновыми глазками. Вот тут Света завизжала и грохнулась в обморок. Первый раз в жизни.

«Совсем как я, – мимолетно подумал Матвей. – Я тоже тогда первый раз в жизни сознание потерял».

Наверное, Светлане просто очень сильно хотелось поверить. Поэтому она не стала включать логику и убеждать себя, что ей только что продемонстрировали умело отрепетированный фокус. И она тут же, как только Алёна дала ей подышать нашатыркой и напоила валерьянкой, подписала договор. Что согласна на оживление своей сестры Анастасии и заплатит требуемую цену за ритуал. Один год своей жизни.

На следующий день Светлана получила по почте конверт без обратного адреса. Там лежало отпечатанное на принтере описание места, где лежит дневник Насти, и ключ. Света даже не раздумывала. Схватила ключ и помчалась по указанному адресу – прямиком к дому Павла Земцова. То, что никто из соседей её не заметил, а самого Павла не было дома, можно объяснить только чудом. Света нашла в ящике со старыми обоями тонкую тетрадку с оленёнком на обложке. До дому дойти ей не хватило терпения, она уселась на скамейку в сквере и торопливо прочитала дневник Насти от первого до последнего слова.

Анастасия Нестерова была девушкой умной, но излишне доверчивой. Подруга пригласила её прокатиться на машине, а потом умудрилась проткнуть колесо. Ладно хоть произошло это недалеко от автомастерской. Именно той, где работал Павел Земцов. Пока девушки ждали, когда им заменят повреждённую шину, Павел, кидавший на красивую Анастасию заинтересованные взгляды, предложил ей выпить чаю. И доверчивая девушка приняла из рук незнакомца пластиковый стаканчик, напрочь позабыв наставления бабушки – никогда ничего не есть и не пить из рук чужих людей. Чай Анастасии понравился, она вообще любила травяные отвары. А у этого был какой-то особенно приятный вкус. Тут как раз закончилась возня с проколотым колесом, Анастасия Павла поблагодарила за чай и они с подружкой благополучно отбыли на починенной машине. А на следующий день Настя, проснувшись рано утром, поняла, что её будто магнитом тянет снова увидеть парня, угостившего её чаем.

И пошло-поехало. День, когда Настя не виделась с Павлом, казался ей мрачнее ночи. Постепенно любимый человек стал для девушки важнее всего на свете. И каждый раз при встрече Павел заваривал для неё травяной чай, с тем самым приятным вкусом. Анастасия твёрдо решила, что выйдет за Павла замуж и будет жить только для него. Павлу эта мысль вначале тоже пришлась по вкусу \ – пусть у Насти не водилось особых денег, но была она девушкой красивой, ласковой, вежливой, к тому же с высшим образованием, не грех будет такой женой перед друзьями похвастаться. Вот только когда Анастасия не видела Павла больше пары дней и не пила его фирменный чай, её начинали мучить сомнения – почему так? Ничего особенного нет в человеке, которого она так любит, ничего из того, о чём она мечтала, читая книги из бабушкиной библиотеки. Однажды она рассказала об этом Павлу – как-то само вырвалось, даже не хотела этого говорить. А Павел ей ответил, что это у неё просто предсвадебный мандраж и дал ей пузырёк с таблетками, от которых пахло точно так же, как от травяного чая. И Настя их пила каждый раз, когда долго не виделась с Павлом и снова начинала сомневаться в правильности своего выбора.

Прозрение наступило неожиданно. О том, каким любвеобильным был Павел до их встречи, Настя прекрасно знала, но верила, что он навсегда покончил со своим прошлым. Как-то раз девушка приехала к своему уже почти жениху без предупреждения. Дверь оказалась незапертой. Настя зашла в дом и застала Павла в недвусмысленной позе с какой-то белобрысой девицей. Бешеная ревность заставила обычно кроткую Настю сделать то, на что она раньше даже в мыслях не решилась бы – схватить первый попавшийся под руку предмет и швырнуть в сладкую парочку. Первой под руку попалась полупустая чашка, на дне которой плескался чай с таким знакомым запахом.

Во время разборок, которые Настя устроила Павлу, выяснилась страшная вещь. Травяной чай, который она так полюбила, на самом деле был наркотическим. После первой же дозы у человека отключалась способность критически воспринимать окружающую действительность. Дальнейшее потребление этих трав делало человека полностью зависимым – от того, кто будет его и дальше снабжать наркотиком. Всё это Павел, доведённый ссорой до белого каления, выкрикнул Насте прямо в лицо. Он, издевательски посмеиваясь, рассказал, как подпаивал понравившихся ему девушек и затаскивал к себе в постель, но признался, что проделывал это с ними однократно. Потом они сами на него вешались, потому что, чего уж греха таить, любовником Павел был весьма искусным. Анастасия понравилась Павлу сильнее всех девушек, с которыми он спал, и парень решил подержать её при себе подольше, а потом действительно увлёкся идеей женитьбы на ней. Но природа взяла своё, и Павел, решив, что достаточно приручил свою будущую жену, принялся за старое. Только вот дверь забыл запереть в тот роковой день.

Узнав, что стала, по сути, наркоманкой, Настя запаниковала. Таблеток оставалось мало, а когда Настя перестала их принимать вообще, появились признаки ломки – депрессия, мысли о смерти, потеря аппетита. Настя скрупулёзно, во всех подробностях записала свою историю в тетрадку с мультяшным Бэмби на обложке – на случай, если понадобится припереть Павла к стенке. И, повинуясь ей одной понятной логике, спрятала в кладовке квартиры Земцова, в ящике со старыми обоями, когда приехала к Павлу через какое-то время за своими оставшимися у него личными вещами.

На этом дневник заканчивался. Светлана про такие наркотики что-то слышала раньше. И слышала, что от них люди умирают даже быстрее, чем от героина. Поэтому она снова поехала в «Последний привет» к некромантке Алёне: просить, чтобы она выполнила вторую часть договора и наказала Павла.

4. Верь – не верь, а факты – вещь упрямая

– Как её зовут? Алёна? – Матвей дождался момента, когда Светлана прервёт свой рассказ, чтобы не сбивать её с мысли.

– Она так представилась.

– А фамилию не знаешь?

– Нет. Она не говорила.

Прочитав дневник и расспросив Светлану, как вела себя сестра перед смертью, некромантка Алёна произнесла загадочную фразу: «Так вот кто у Клары Федосеевны влюблялки стырил!» На недоумённый взгляд Светланы Алёна покачала головой, и сказала, что этот Павел не только Анастасии жизнь поломал, он ещё и кое-кому весьма могущественному дорогу перебежал, и теперь для неё, Алёны, прищучить мерзавца – дело чести. Тогда Света ничего из этой тирады не поняла, но последующие события всё разъяснили.

После встречи с Алёной, Света отправилась домой и два дня провела как в тумане. А на третий Алёна позвонила ей на мобильный и предложила встретиться в сквере возле её дома. Там, сидя на лавочке в окружении воркующих голубей и нежащихся на тёплом солнышке уличных кошек, Светлана наконец узнала всю правду о смерти сестры.

Оказывается, травяной чай и таблетки, которыми пичкал её сестру Павел Земцов, были не совсем наркотиками. У этого травяного сбора другие свойства – это мощное приворотное зелье. И составлен этот сбор мастерицей своего дела, потомственной ведьмой Кларой Федосеевной, по роковому стечению обстоятельств оказавшейся бабушкой одного из многочисленных приятелей Павла. О свойствах злополучного травяного настоя Клара Федосеевна учёными словами рассказывала своей внучке, которой предстояло занять место бабушки на стезе ведьмовства, а шелапутный внучок разговор бабули с сестрёнкой подслушал, где лежат заветные травки – вызнал, и всё выложил корешу Пашке. Вдвоём они бабулю и ограбили \ – запас у травницы был солидный. Дружки поделили травки по-братски и отправились порабощать прекрасную половину человечества. Внучка своего Клара Федосеевна быстро на чистую воду вывела, и никому злое колдовство навредить не успело. А Павел переехал из мегаполиса в пригород, осел здесь и принялся привораживать девушек, свято веря, что никакого вреда им не причиняет. Только вот ошибался Павел и очень крупно. Для приворота опытные знахарки дозу подбирают индивидуально, и добавляют ещё массу других ингредиентов. Использовать приворотное зелье можно только один раз. А если просто принимать этот сбор постоянно, да ещё в почти чистом виде, рано или поздно откажет сердце. Травы-то в сборе почти сплошь ядовитые.

Так что причина смерти в свидетельстве Анастасии была указана верно. А ломало Настю вовсе не оттого, что таблетки закончились. Ей, приворожённой, надо было просто видеть любимого человека постоянно. Если бы такое произошло, Настя пожила бы ещё на свете. Но опять же никакой гарантии, что долго.

Оглушённая этими фактами, Света долго не могла собраться с мыслями. Получается, Настю травили всё это время, а она, её родная сестра, даже не подозревала? Злость на Павла душила Свету, как гигантская змея, хотелось пойти и зарезать его лично. Пилочкой для ногтей. Чтобы подольше мучился.

Но Алёна отвергла эту идею сходу и предложила своё решение. Любая насильственная смерть повлечёт за собой интерес правоохранительных органов, ниточка потянется к Светлане, а от неё – к «Последнему привету», чего уж совсем бы не хотелось допускать. Поэтому Павла наказать нужно, но так, чтобы никто не заподозрил Свету. Например, наслать на него призрака Насти.

После того, как на её глазах ожила убитая мышь, предложению насчет призрака Света не удивилась, только поинтересовалась, будет ли это настоящий призрак или какой-нибудь голографический. Алёна заверила, что призрак будет самый что ни на есть настоящий, их фирма веников липовых отродясь не вязала, только вот это будет не совсем Настя. Точнее, совсем не Настя. И попросила разрешения у Светланы рассказать историю Насти ещё нескольким… кхм, людям, которые никогда и никому её не разгласят, но сами должны быть в курсе до мельчайших подробностей. Света согласие дала. И на том они с Алёной распрощались. Та напоследок посоветовала ей почаще просматривать колонку криминальной хроники в местной газете. И сегодня утром, как раз перед тем, как вернуться домой и встретиться с Матвеем, Света купила свежую газету по дороге с рынка и прочитала, что Павел Земцов найден мёртвым в автомастерской.

– Вот так всё и было. – Светлана потянула новую сигарету из уже наполовину пустой пачки.

—Бабушка знает, что ты куришь? – тщетно пытаясь сохранять твёрдость в голосе, спросил Матвей. Искомой твёрдости в голосе почти не ощущалось, после рассказа девушки мысли Матвея пребывали во временном ступоре, и больше всего ему сейчас хотелось проснуться у себя дома, на диванчике.

– Знает. Она сама курит. – Светлана подняла глаза на Матвея. – А ведь вы мне… верите.

– Верю. Я сам там был. На кладбище. Когда эта Алёна Настю… поднимала.

Светлана поперхнулась дымом и закашлялась. Из глаз девушки хлынули слёзы. Она даже не пыталась их вытирать.

– Ей больно, да? Ей плохо? Скажите мне, пожалуйста!

– Она умерла, Света. Ей сейчас не больно и не плохо. Ей хорошо, там, где она сейчас.

– Но она же так и не ушла, раз её смогли поднять! Я знаю, я читала! Я так много прочитала про это! Если бы она совсем умерла, она бы не разговаривала! А она же говорила, да? Вы же слышали?

– Говорила. Только мало и непонятно. Но про этого Павла я запомнил. И про тетрадку в ящике с обоями.

– Значит, она так и ждала там! Столько времени! Столько времени!..

Матвей не знал, что говорить, как утешать. Да Светлана, похоже, и не ждала утешений. Она просто тихо плакала, слёзы катились по щекам непрерывными тонкими ручейками, а в судорожно сжатых пальцах дотлевала забытая сигарета.

Когда Светлана успокоилась, Матвей спросил, почему она ему всё так запросто рассказала – ведь наверняка при заключении этого фантастического договора с неё потребовали какую-нибудь подписку о неразглашении. Света замялась, но, собравшись с духом, призналась, что полиции она боится больше, чем некромантку Алёну. Взяв со Светланы клятвенное обещание без его разрешения больше никому и ничего не рассказывать, Матвей записал адрес фирмы «Последний привет». Идти туда надлежало под прикрытием. Если размахивать ордером, все подозрительные типы моментально разбегутся, и толком ничего выяснить не удастся. Рассказ Светланы, записанный украдкой на диктофон в потайном кармашке, нужно было оформить в письменном виде. Исходя из всех этих соображений, Матвей попрощался с заплаканной девушкой, велел непременно позвонить, если что случится, и отправился на работу.

В отделении, как всегда с утра, было шумно, многолюдно и дымно. Курить в кабинетах операм пытались запретить неоднократно, даже грозились штрафами и выговорами, но драконовские меры блюстителей правопорядка не пугали, они вполне резонно отвечали, что по нынешним временам штраф обойдётся им дешевле блока сигарет, а выговор ещё надо обосновать, подкрепить свидетельскими показаниями и утвердить на комиссии. И продолжали дружно дымить, разгоняя сонную одурь от круглосуточных дежурств. Людей в отделении не хватало, все пахали без отгулов, отпусков, даже иногда без выходных, и волей-неволей начальству приходилось закрывать глаза на такое вопиющее нарушение Закона о благополучии населения.

Матвей к дыму давно привык, шум его от размышлений не отвлекал, он даже рад был, что на работе всё так привычно, как всегда. Странные события, о которых рассказала Света, отдавали потусторонней жутью, и Матвею было не по себе. Весь его скромный пока что жизненный опыт вкупе со здравым смыслом упорно не соглашались признавать существование подобных вещей и явлений неоспоримым фактом. Даже то, что Матвей лично видел оживление Анастасии, упрямого дознавателя не переубеждало. А кто сказал, что это реальное оживление, а не спектакль с заранее подготовленной сценой и реквизитом? И не было там никакого трупа, а был, скажем, манекен? Ночью, в темноте, да ещё на кладбище даже обычная палка с простыней сойдёт за ожившего мертвеца. Тем более у такой фокусницы как эта Алёна. В историю с обезглавленной мышью Матвей тоже не верил. Пока сам не увидит, не пощупает – ни одна сила в мире его не переубедит. Вот так вот.

На планёрку Матвей опоздал, поэтому про утренний визит к Нестеровым доложил только старшему его по званию Шурику. В подробности не вдавался, лишь намекнул, что есть версия о причастности к смерти Земцова работников фирмы «Последний привет». Шурик про эту фирму знал, при подобном намёке слегка удивился, так как за фирмой отродясь никаких грешков по профилю их ведомства не водилось, но продолжать расследование Матвею разрешил, даже взялся самолично доложить шефу о похвальной Матвеевой инициативе на вечернем совещании. Идею с разведкой под прикрытием Шурик одобрил. Путём мозгового штурма продолжительностью в две сигареты – для Шурика, и одной чашки растворимого кофе – для некурящего Матвея, решено было, не мудрствуя лукаво, истинное место работы Матвея не скрывать, отправляться к душеспасителям с поднятым забралом, а в качестве легенды рассказать трогательную историю о погибшем четвероногом друге. Каковая история вымыслом отнюдь не являлась – у кинологов действительно погиб отличный служебный пес. Матвей, уважавший собак, знал его лично, и смерть Гросса под колёсами машины мелкого наркодилера искренне его огорчила. Хозяин Гросса даже взял день на поминки за свой счёт, и Матвей ходил к Илюхе домой: они были друзьями с детства, одноклассниками и в училище учились на одном потоке. Илюха пил и, не скрываясь, плакал. Матвей тоже пил и сочувственно молчал. Дело было в начале весны, подробности Матвей запомнил хорошо, и фото Гросса в служебном телефоне до сих пор сохранил. Рассказать о своей непреходящей тоске по настоящему другу, пусть и бессловесному, и попросить психологической помощи для начитанного лейтенанта Карпухина труда не составит. На том и порешили.

Матвей быстро перепечатал рассказ Светланы с диктофона, запаролил файл, а распечатки спрятал в сейф, в папку под грифом «Неотработанные версии». Туда же, в сейф, подумав, положил табельное оружие, справедливо рассудив, что за помощью с дубиной не ходят. И отправился на разведку.

Добираться пришлось долго. Офис фирмы «Последний привет» располагался почти на окраине города. Недалеко, кстати, от нового городского кладбища. По дороге Матвей попытался настроить себя на меланхолический лад, но ничего не вышло – день окончательно решил стать солнечным, при ярком свете все потусторонние ужасы казались не страшными, а даже немного забавными. В итоге Матвей, плюнув на меланхолию, всю дорогу в тряской маршрутке резался в новую стрелялку, недавно установленную Егоркой на его служебном мобильнике. Перебив кучу террористов, Матвей удовлетворённо хмыкнул и огляделся. В маршрутке сменились пассажиры, теперь ехало много женщин в чёрных платочках со скорбно опущенными уголками губ, и Матвей понял, что приближается к конечной точке своего путешествия.

Фирма «Последний привет» занимала первый этаж официального вида здания. Помимо приветовцев там обосновались несколько бюро ритуальных услуг, что было весьма разумно, учитывая близость кладбища. Матвей сообразил, что здесь он уже бывал, и не раз, но внимательно вывески не читал, потому и не знал, чем занимается фирма. Наскоро прокрутив в голове легенду, Матвей несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, придал лицу соответствующее серьёзное, немного печальное выражение и шагнул в распахнутую дверь.

– Здравствуйте. Вы по записи? – сидевшая за регистраторской стойкой девушка приветливо улыбнулась вошедшему Матвею, оправдывая название фирмы.

– Здравствуйте. Нет, я в первый раз.

– Вам нужна консультация психолога?

– Да.

– Заполните, пожалуйста, анкету. У вас паспорт с собой есть?

– Служебное удостоверение. Годится?

– Да, вполне. Присаживайтесь, где вам удобно.

Матвей выбрал самое дальнее кресло и принялся за анкету, попутно внимательно оглядывая и оценивая окружающую обстановку. Всё очень уютно, почти по-домашнему. Идеально чисто, всюду цветы. На стенах множество разноцветных дипломов в стеклянных рамках. Тишину нарушает лишь журчание настольного фонтана – девушка в белом платье льёт воду из белого кувшина на крохотное блестящее колесо. Абсолютно умиротворяющая обстановка.

Заполнив анкету, Матвей сдал её улыбчивой регистраторше, та проставила на бумаге несколько цифр и печать, и велела Матвею идти до конца коридора, последняя дверь налево, там его примет дежурный психотерапевт. Матвей поблагодарил и получил в ответ ещё одну фирменную улыбку.

В кабинете дежурного душеправа было так же уютно, как в холле. Дипломов на стене, правда, поменьше, но зато все с огромными фиолетовыми печатями и золотыми буквами. За столом восседал грузный дядька с пышными усами, вылитый Портос – услужливое воображение немедленно дорисовало на столе пяток бутылей бургундского и блюдо с жареными фазанами. В полном оперении.

– Здравствуйте…

– Здравствуйте-здравствуйте, юноша, не стесняйтесь, присаживайтесь. В рядах нашей доблестной полиции трудитесь, как погляжу?

– Да, но как…

– Не пугайтесь, на лбу это у вас не написано. Машенька, регистратор, мне уже позвонила, проинформировала.

– А, понятно.

– Ну-с, и что же вас привело к нам? Рассказывайте, не бойтесь, дальше этого кабинета и моих ушей ваша история не уйдёт, гарантирую. Вас Матвей зовут? Очень приятно. Прекрасное, редкое имя. А я Вячеслав Петрович. Слушаю вас.

Матвей принялся рассказывать, изображая смущение и нервозность, пышноусый сочувственно хмыкал и подбадривал, когда Матвей начинал особенно сильно мяться и краснеть. В какой-то момент, отвечая на очередной сочувственный вопрос, Матвей понял, что придуманная история перестала быть легендой. Он действительно ощущал боль от смерти Гросса, которого помнил ещё лопоухим щенком, и сейчас ясно осознавал, как несправедливо обошлась с ним судьба, оборвав жизнь отлично вышколенного преданного пса так рано. Да какого пса… Друга. Настоящего, верного, который никогда не предаст и грудью встретит любого врага. Матвей обнаружил, что перед глазами всё как-то затуманилось, и понял, что это от подступивших слёз.

– Не надо стесняться плакать, – Вячеслав Петрович каким-то непонятным образом уже не сидел за столом, а пристроился в кресле напротив Матвея. Увлечённый своим рассказом, Матвей даже не заметил, в какой момент он пересел. – Вы понесли тяжёлую утрату, Матвей. Ваши слёзы – не слабость, а дань памяти верному соратнику и другу, поэтому не надо их стесняться. Вы же не плакали, когда хоронили его?

– Нет… – это было правдой. Гросса похоронили на территории питомника, тогда Илюха действительно не плакал.

– Мужские слёзы очень скупы. Это неправильно, но так у нас в обществе принято – что мужчины не плачут. Потому ценность мужских слёз вырастает в разы. Друзья, по которым плачут мужчины, действительно достойны такой драгоценной награды. И памяти. Плачьте, Матвей, не бойтесь. Я никому не расскажу.

Но Матвей плакать не стал. Минута слабости прошла, и Матвей теперь чётко понимал, как нужно продолжить рассказ, чтобы выйти на того, кто интересовал его в этой фирме больше всего. На некромантку Алёну.

И потому Матвей принялся рассказывать про сам момент смерти Гросса. И про то, что поймать того подлеца, что его задавил, так и не удалось. Нашли только брошенный автомобиль, а сам наркодилер до сих пор числился в розыске. Тут Матвей тоже душой не кривил, так всё оно и было, Шурик перед его уходом уточнил. И Матвей, умышленно повышая голос, сетовал на то, как легко Гросс бы отыскал этого гада по запаху, останься он в живых. Собак с таким чутьём – раз-два и обчёлся. А сколько ещё преступлений совершит не пойманный торговец смертью! Сколько невинных душ погубит! Как же не хватает ему, Матвею, его верного друга! А ведь под прицелом сейчас потенциальные покупатели! И кто не знает, что основная масса покупателей у таких вот мелких торговцев – подростки?!

Всё это говорил Матвей не без умысла, ибо успел разглядеть на столе доктора фотографию – женщина и двое пацанов примерно Егоркиного возраста. Фото цифровое, значит, сделано не так давно. Теперь они поменялись ролями – Матвей забрасывал крючки наводящих риторических вопросов, а психолог послушно внимал. И всё больше мрачнел, видимо, принимая близко к сердцу надрывные откровения Матвея.

При любом допросе у Матвея наступал момент, когда даже не умом, а каким-то шестым чувством он понимал, что допрашиваемый «дозрел». И можно больше не юлить, вытягивая сведения, а прямо в лоб спросить – и получить такой же прямой ответ. Причём человек даже сам не поймёт в первый момент, что раскололся. Именно это чувство, диктующее правильную тактику и определяющее время для главного вопроса, делало Матвея в глазах коллег почти гениальным дознавателем. Матвей скромно молчал в ответ на все похвалы, а чутью своему доверял безоговорочно. И сейчас оно толкнуло Матвея под рёбра острым локтем: «Пора!»

– Вячеслав Петрович! Я знаю… мне рассказали… под большим секретом, я верю, хоть и звучит бредово! У вас… у вас есть человек, который может мне помочь! Умоляю, мне просто необходимо, чтобы Гросс вернулся ко мне! Ненадолго! Хотя бы ненадолго! Лишь бы отыскать ту сволочь! Мы с Гроссом одни работали по этому делу! Это же возможно? Ради детей! Возможно ведь, правда? На один день! Я уверен, Гросс найдёт преступника, если он в этом городе! Я верю в это!

Пышноусый заторможенно кивнул, глядя на Матвея во все глаза. Матвей ясно понимал, что сейчас все мысли психолога о собственных сыновьях и о том, как какой-то зловещий тип в шляпе протягивает мальчишкам дозы порошка в белых пакетиках. Матвей так ясно представил себе эту картинку, что даже вздрогнул. Синхронно с ним вздрогнул и Вячеслав Петрович, и на его лице проступил нескрываемый ужас. А потом психолог решительно придвинул к себе телефон и набрал несколько цифр.

– Алёна Борисовна? Не заняты? Зайдите ко мне, пожалуйста. Да. Жду.

Положив трубку, Вячеслав Петрович снова уставился на Матвея. Тот постарался изобразить полное непонимание и растерянность. Кажется, это ему удалось.

– Матвей… Всё, что будет сейчас происходить, вы должны сохранить в тайне. Это в ваших же интересах, вы понимаете?

– Конечно. Не беспокойтесь, я никому не скажу.

– Матвей… Вы уверены, что, решившись на такой шаг, сможете добиться… решения этой проблемы?

– Даже не сомневайтесь! Гросс никогда меня не подводил! Он найдёт того человека. Даже мёртвый.

– Найдите его, Матвей. Это очень, очень важно…

Матвею стало даже немного стыдно за весь этот спектакль. Психолог-то реально напуган, дети – самый большой страх родителей. Уж кому-кому, а Матвею много чего известно про то, на что способны родители ради детей. Но Матвей успокоил зашевелившуюся совесть, твёрдо решив, что выполнит обещание. Пусть некромантка Алёна оживит Гросса, и они вместе найдут сбежавшего наркодилера. Тот ещё наверняка в городе, просто залёг на дно. А Гросс и правда никогда Илюху не подводил.

5. Упрямство до добра не доведёт

Матвей ждал прихода неведомой Алёны Борисовны со смешанными чувствами. Во-первых, Матвей мог ошибаться, и это вовсе не та хвостатая некромантка. Тогда придётся выкручиваться. Но Светлана описала её как худую и русоволосую, что соответствовало воспоминаниям Матвея. Во-вторых, если это та самая гробокопательница, могло произойти что-нибудь неприятное – например, Алёна могла его вспомнить, испугаться и сбежать. Или, чего Матвей втайне опасался, хотя в это и не верил, могла порчу какую навести. Так что волновался Матвей изрядно, а когда скрипнула открывающаяся дверь кабинета, машинально схватился за карман куртки, и тут же сильно пожалел, что оружие оставил в сейфе.

Вошедшая в кабинет девушка точно была той самой хвостатой хулиганкой с кладбища, но сейчас она выглядела настолько презентабельно, что Матвей выпучил глаза и открыл рот. И тут же закрыл, поймав понимающий насмешливый взгляд Алёны. Пока та шла к столу, Матвей успел разглядеть в деталях её дорогой брючный костюм-тройку (в такую жару, да ещё и жилетку под пиджак!), уложенные в салоне длинные светло-русые волосы, и туфли-лодочки из натуральной кожи – сестра Матвея давно о таких мечтала, но тогда им всей семьёй пришлось бы несколько месяцев жить на одном кефире. Обдав замершего на своём стуле Матвея тонким запахом незнакомого парфюма, Алёна изящно поддёрнула отглаженные брючки и уселась в кресло возле стола. Вопросительно задрала одну бровь. Матвей моментально позавидовал – одно движение вместо сотни слов! Вот бы тоже так научиться…

– Алёна Борисовна, это наш новый клиент Матвей. Он работает в полиции. И у него проблема специфического характера, как раз по вашему профилю.

– Что за проблема?

Пока пышноусый пересказывал историю, поведанную ему Матвеем, сам он продолжал без стеснения разглядывать Алёну. И чем больше пялился, тем больше злился – на его откровенное разглядывание Алёна реагировала с поистине царственным величием. То есть не реагировала вообще. Даже не смотрела в его сторону. И Матвея это злило всё больше и больше.

Дослушав Вячеслава Петровича, Алёна повернулась к Матвею. Тот еле успел состроить подобающую просителю скромно-смущённую физиономию.

– Матвей, а по батюшке?..

– Игоревич.

– Очень приятно. Я думаю, что смогу вам помочь. Давайте пройдём в мой кабинет, обсудим детали, вы не против?

– Отнюдь, – великосветский тон Алёны и разительные перемены в её внешности одновременно и злили Матвея, и смешили. Но он решил принять навязанную ему игру. Ещё посмотрим, кто будет пить текилу, танцуя на барной стойке!

– Вячеслав Петрович, вы не возражаете?

– Что вы, что вы! – пышноусый замахал обеими руками и, кажется, даже усами. – Теперь это ваш клиент, Алёна Борисовна!

– Пойдёмте, – Алёна так же изящно поднялась с кресла и приглашающе повела рукой в сторону двери. – Тут недалеко.

В коридоре Алёна не смотрела на Матвея и не пыталась с ним заговорить. Матвей шёл следом за некроманткой, чувствуя нарастающую внутри тревогу. Что-то подсказывало ему, что ничего хорошего от беседы один на один с этой барышней ждать не приходится.

Кабинет Алёны, вопреки ожиданиям, оказался обычным безликим офисным кабинетом. На стенах не было никаких дипломов в рамочках, а висели там картины с видами природы. Очень даже приятные для глаз. Стол был тоже совершенно обычным, с раскрытым ноутбуком и массивной пепельницей. Пустой.

– Располагайтесь, – великосветский тон свой Алёна не оставила и ничем не показывала, что Матвея она признала.

– Благодарю. – Матвей сел на предложенный стул и закинул ногу на ногу. Ситуация всё больше выходила из-под контроля. Матвей не мог понять, что за игру вела с ним некромантка, но сдаваться не собирался.

– Значит, вы хотите вернуть свою собаку?

– Именно.

– И при помощи неё выследить торговца наркотиками?

– Да.

– Похвально. А позволено ли мне будет узнать, откуда вам стало известно, что я могу вам помочь в сложившейся ситуации?

– К моему величайшему прискорбию, нет. Профессиональный секрет, знаете ли.

– Что ж… допустим. О плате за подобного рода услугу вы тоже осведомлены?

– Один год жизни. Правильно?

– И вы согласны?

– Согласен.

– Тогда подпишите, – Алёна открыла ящик стола, достала папку с бумагами, и задвинула ящик обратно.

Договор был точно таким, каким его описывала Света. Стандартный текст с пропусками для конкретных имён. И пустые строчки для подписи. Никаких тебе прокалываний пальцев, начертания имени собственной кровью. Скукота. Везде торжество бюрократии.

Матвей взял предложенную ручку – тяжёлую, чёрную, с металлическими золотистыми вставками, не иначе, действительно, чистое золото – и аккуратно вписал в пробел имя Гросса. А потом поставил свою незамысловатую подпись с одной сиротливой завитушкой.

И ничего не произошло. Гром не грянул, молния не сверкнула. Алёна взяла подписанный Матвеем договор и спокойно убрала обратно в папку. Положила папку в ящик стола. Встала. Матвей тоже торопливо поднялся. Алёна оценила те полметра, на которые подбородок Матвея воздвигся над её макушкой, еле заметно усмехнулась. И протянула Матвею руку через стол.

В то мгновение, когда их ладони соприкоснулись, Матвею показалось, что серые глаза некромантки придвинулись вплотную к его лицу. И моментально прочитали на его лице – скорее, даже прямо в мыслях – всё, что Матвей знал, помнил, думал, и даже то, о чём сам Матвей и ведать не ведал. Но это ощущение продлилось всего мгновение. И схлынуло так же внезапно, как накатило. Алёна вежливо улыбалась, продолжая пожимать Матвею руку. Тот выдавил в ответ некое подобие улыбки и поспешил откланяться.

И только на улице, глотая купленную на остановке маршрутки тёплую противную газировку, Матвей сообразил, что ни о времени, ни о месте встречи для оживления Гросса не было произнесено ни слова.

На вечернее совещание Матвей успел. И сам доложил о результатах проверки версии причастности работников фирмы «Последний привет» к смерти Павла Земцова. По словам Матвея, результат был нулевым. Гончие вяло закивали, шеф заметно приободрился. И сказал, что в свете проведённого расследования считает, что смерть Земцова можно рассматривать как самоубийство на почве алкогольного опьянения. Результаты вскрытия подтвердили, что в момент смерти был Павел Земцов мертвецки пьян.

Матвей шефа прекрасно понимал. Очередной висяк на и так без всякой меры перегруженном трудовом коллективе был шефу нужен как рыбе зонтик.

Шурик посочувствовал Матвею, что тот без толку потерял кучу времени. На что Матвей отозвался в том смысле, что отсутствие результата – тоже результат. Шурик был с ним полностью солидарен. Опера откровенно радовало, что тягомотное дело Земцова закроют за отсутствием состава преступления.

Отсидев совещание, Матвей устроился за своим столом, разгребать очередную небольшую горку папок с написанными от руки рапортами коллег. Когда пришло время собираться домой, рабочий сотовый Матвея, в это время обычно дисциплинированно молчавший, разразился задорной трелью. Номер звонившего не определился.

– Лейтенант Карпухин, слушаю вас.

– Матвей… Игоревич?

– Да, кто говорит?

– А на голоса у тебя память хуже, чем на лица, смелый коп.

– Алёна… Борисовна?

– Можно просто Алёна. Гросс твой прямо в питомнике закопан? За вольерами?

– Да… А откуда…

– Оттуда. Жду тебя там сегодня к полуночи. Смотри, не опаздывай. И пугач свой захвати, по следу сразу пойдём.

– Стой! Откуда…

Из трубки неслись короткие гудки. Матвей нажал на отбой и осторожно положил сотовый на край стола. Он точно помнил, что в анкете он свой рабочий номер не указал, только адрес написал. И Алёне свой номер он совершенно точно не давал.

Перед уходом Матвей зашел в хранилище вещдоков и под расписку получил личную вещь так и не пойманного торговца наркотиками, погубившего Гросса.

Егор ждал Матвея с работы в этот раз без картошки. Зато с макаронами. И банкой кильки в томатном соусе. За ужином они обычно молчали, но сегодня Егору не терпелось вывалить на Матвея радостную весть. Оказывается его родители, то есть старшая сестра Матвея Ринка с супружником Вовкой, приезжают на следующей неделе. В отпуск. Сестра Матвея была на десять лет его старше и выбрала себе романтическую, но малооплачиваемую в родной стране профессию археолога. Поэтому, как только предоставилась возможность уехать в объединённую с иностранными коллегами экспедицию, что сулило неплохой заработок, Ринка даже не раздумывала, подхватила супруга-хирурга в качестве экспедиционного эскулапа и умотала в милую её археологической душе Южную Америку. А девятиклассника Егорку сгрузила на Матвея. Родители Ринки и Матвея давно умерли, а к бабушке со стороны отца Егор жить не пошёл, справедливо испугавшись голодной смерти – та была помешана на разных диетах и в возрасте шестидесяти восьми лет имела талию в сорок восемь сантиметров. Так что Матвей оказался единственным кандидатом на роль опекуна. Хотя на деле в доме хозяйством командовал именно Егор. Сам Матвей отличался редкостным пофигизмом в отношении правильного питания и соблюдения порядка.

Новости о приезде сестры Матвей обрадовался. С сестрой и её мужем он крепко дружил, да и Егорка соскучился, хотя стойко об этом молчал. Правда, Егор намекнул, что к маминому приезду неплохо бы сделать в доме генеральную уборку. Матвей мысленно застонал, но вслух клятвенно заверил племяша, что в выходные обязательно займётся. В эти вот самые. Если аврала на работе не будет. Егор сделал вид, что поверил. И дальше макароны поглощались дядькой и племянником в атмосфере полного взаимопонимания и благодушия.

Матвей предупредил Егора, что у него сегодня ночной рейд, и во сколько вернётся, он не знает. Привыкший уже к ненормированному рабочему дню Матвея Егор только хмыкнул и посоветовал тому захватить зонт – ночью обещали грозу. Матвей мигом представил себя несущимся по городу за собачьим скелетом с зонтом в одной руке и пистолетом в другой, и заржал в голос. В ответ на недоумевающий взгляд Егора Матвей пояснил, что с зонтом за преступниками бегать неудобно, лучше он куртку наденет, с капюшоном.

Убивать время до полуночи Матвей решил за просмотром новостей в инете. Новостей было много, и самых разных, но ни одна сенсация не могла отвлечь Матвея от мыслей о сегодняшнем визите в «Последний привет». Вырубив комп, Матвей вытащил свой рабочий блокнот, в котором была собрана вся информация по актам вандализма, и принялся листать его, выписывая нужные факты и обводя их кружками и квадратами.

Итак, что же имеем? Всего совершено порядка пятнадцати таких актов. Три на старом кладбище и двенадцать на новом. Почерк преступлений везде совпадает, следовательно, совершены они одним и тем же человеком. Про тех, чьи тела извлекались из могил, Матвей добывал только самые общие сведения, факты о незавершённых покойными делах и обидах не уточнялись. Связать несчастья, произошедшие с другими людьми из окружения умерших, можно только в случае Анастасии Нестеровой, да и там всё слишком притянуто за уши, ни единого достоверного доказательства, рассказ Светланы и личные воспоминания Матвея не в счёт, в суде они не будут играть никакой роли. Матвей нутром чуял, что во всех пятнадцати актах вандализма замешана именно Алёна, но как это доказать?

Придётся заново опрашивать родственников умерших, искать обидчиков, выявлять заказчиков. Представив себе ожидающий его фронт работ, Матвей закатил глаза и рухнул. На диван. Спать хотелось зверски, за день вымотался как чёрт, а тут ещё эта ночная прогулка на собачье кладбище… Стрелки старинных ходиков на стене протикали всего круг после ужина. До полуночи два часа. А, гори оно!.. Матвей устроился поудобнее и закрыл глаза.

На этот раз трель мобильника вплелась в сладкий сон Матвея визгом бензопилы – ему снился какой-то очень симпатичный лесочек и весьма симпатичная блондинка в сарафанчике зелёного цвета. Только Матвей во сне потянулся поправить ей сползающую с плеча бретельку, как на их уютную полянку ввалилась бригада лесорубов и принялась пилить деревья. Закрываясь от падающего ствола, Матвей взмахнул руками… и грохнулся на пол с дивана, отбив бок и чуть не раздавив локтем обиженно зудящий мобильник.

– Алло…

– Харе дрыхнуть, потом свою блондинку завалишь. Пять минут тебе на сборы.

– Это кто?..

– Конь в пальто! Пять минут, время пошло!

Матвей потряс головой, прогоняя остатки сна. Глянул на телефон – 23.45. Чёрт, чуть не проспал!

Уже закрыв за собой дверь и на ходу хлопая по карманам куртки с целью проверки, всё ли взято, Матвей вдруг подумал: «А откуда она знала, что мне приснилась именно блондинка?» Ответа на этот вопрос, впрочем, как и на многие другие, связанные с чёртовой некроманткой, Матвею найти не удалось.

В питомнике за вольерами был отведён специальный участок под собачье кладбище. Из невысоких холмиков торчали металлические прутья с табличками: кличка, инструктор, годы жизни, при каких обстоятельствах погиб. Собак, умерших своей смертью, здесь не было – ветераны доживали свой век по домам забравших их хозяев. Здесь лежали только бойцы.

Могила Гросса была самой свежей, с правого края первого ряда. Пробирался туда Матвей с оглядкой, опасаясь разбудить спящих в вольерах псов и дежурных в караулке. Но обошлось. Рядом с могилой маячила еле различимая в темноте щуплая фигура некромантки.

– Быстро бегаешь, – аристократические манеры на пару с деловым костюмом некромантка явно использовала только в офисе фирмы. Сейчас она была в той же приснопамятной футболке, драных джинсах и с хвостом. И откровенно издевательски щерила в усмешке очень ровные и очень белые зубы.

– Годы тренировок.

– За блондинками гонялся? Или от мужей рогатых спасался?

– Ты сюда в остроумии пришла упражняться или договор выполнять? – Матвею больше всего хотелось немедленно защёлкнуть на некромантке наручники и отволочь в обезьянник. Помариновать её там пару суток, а потом вытрясти всё, что она скрывает. Наверное, эти мысли ясно читались на лице Матвея даже в ночной темноте, едва разбавленной светом прожектора на ограде питомника. Потому что зубоскалить девушка перестала, вытащила из спортивной сумки памятную консервную банку – чёрная свечка в ней была явно новой, сапёрную лопатку, ещё какие-то мелкие предметы, подпалила свою свечку и приступила к делу.

Почва на территории питомника была песчаной, поэтому мёртвый Гросс превратился в мумию. Шерсть местами отвалилась, особенно на морде. Матвей светил фонариком в ямину и вспоминал, как они с Илюхой и совсем ещё молодым Гроссом ходили на рыбалку. Тогда мокрый Гросс тоже был похож на собачий скелет, только был он живой, весёлый и звонко лаял на большущих радужных стрекоз.

Некромантка ещё немного поковырялась в яме, отряхнула руки и щёлкнула пальцами. Тут же чёрная свечка, до этого момента тихонько тлевшая в консервной банке, выметнула толстый столб пламени. Матвей перепугался, что сейчас их точно засекут со стороны питомника, но вокруг по-прежнему стояла мёртвая тишина.

– Не вибрируй, я защитный круг сделала, – Алёна снова оскалила белые зубы в насмешливой улыбке.

– Как это?

– Никто нас не увидит и не услышит в радиусе полукилометра. Готов? Сейчас я его подниму, а ты сразу позови по имени. Понял?

– Да, понял.

Некромантка взмахнула перед мордой Гросса хитро сплетёнными пальцами обеих рук и выкрикнула какое-то непонятное слово. Глаза мёртвого пса открылись и загорелись зловещим зелёным огнем. Из полуистлевшей глотки вырвался короткий вой. Гросс ринулся из могилы, сбив Алёну с ног, и замер на краю ямы, вперив полыхающие глаза в остолбеневшего Матвея.

– Гросс! – Матвей вытянул руки вперёд, то ли защищаясь, то ли раскрывая псу объятия. – Гросс, дружище, ты меня узнал?

Несколько мучительно долгих мгновений Матвей ждал, что оживший монстр кинется на него и схватит за протянутую руку. Но Гросс вдруг тихо взвизгнул, и, покачиваясь, осторожно подошёл к Матвею. Ткнулся лобастой головой в коленку, совсем как при жизни. И Матвей, уже без всяких колебаний и страха, потрепал Гросса по холодным ссохшимся ушам.

– Надо же… – наполовину вылезшая из могилы некромантка смотрела на умилительную картину с открытым ртом. – А я думала, ты всё насочинял, чтобы меня поймать.

– Нужна ты мне больно, – Матвей ещё раз погладил Гросса и вытащил из кармана упакованный в полиэтилен шарф, найденный в машине наркодилера. Надорвал пакет и дал Гроссу понюхать. Тот моментально ощерился, глухо заворчал и глаза его снова полыхнули зелёным огнем.

– Гросс, надо его найти. Ты сможешь?

– Сможет, – ответила за собаку Алёна. – Он при жизни его запах знал, а когда погиб – запомнил, кто именно его убил. Такое даже после смерти не прощают.

– Он сколько живым будет? Пока свечка горит?

– Пока я буду рядом. С собой на розыски возьмёшь?

– А у меня есть выбор?

Нестись по городу за собачьим скелетом пришлось действительно под дождем. Вначале с тёмно-серого неба слегка накрапывало, а потом зарядило по-настоящему, с погромыхиванием и отблесками далёких молний. Гросс, вначале несколько неуверенно державшийся на лапах, явно подзарядился от хлещущей с неба воды и мчался так, что Матвей еле успевал за ним. Субтильная Алёна, оказавшаяся на удивление выносливой, неслась рядом. Разговаривать на бегу, да ещё под грохот ливня, было невозможно, и Матвей решил отложить все вопросы на потом.

Гросс вывел их на рабочую окраину. Тут ютилось множество полуразрушенных зданий старых заводских бараков. Каждый месяц полиция проводила здесь рейды по отлавливанию мелких криминальных элементов, а каждый новый мэр города в своей торжественной речи на выигранных выборах обещал гражданам города снести этот рассадник заразы. Мэры приходили и уходили, полицейские выполняли квартальные и годовые планы по задержаниям, а трущобы как стояли, так и стоят. И там такая разветвлённая сеть подвалов и переходов под зданиями, что можно целую армию спрятать. Именно к этим трущобам сейчас и летел, размахивая остатками хвоста Гросс, а за ним бежали насквозь промокшие Матвей и некромантка Алёна.

6. На каждую стену найдётся своя кувалда

Света одинокого Матвеева фонарика в подвале двухэтажного длинного барака оказалось явно недостаточно. Сам подвал тянулся, казалось, на километры вперёд и дальние стены тонули во мраке. Пол был усеян битым кирпичом и кусками ржавой перекрученной арматуры, будто здесь шли бои и взрывались гранаты. Хотя, вполне возможно, что и шли. Криминалитет, обитавший в трущобах, с блюстителями порядка мирно разговаривать не хотел и на облавах, бывало, постреливали. И даже убивали. Сам Матвей, в силу специфики своей работы, на облавы не выезжал, но наслышан был достаточно.

Гросс всё так же целенаправленно нёсся вперёд, не обращая внимания на клочья кожи и шерсти, остающиеся на острых углах ржавых железяк. Матвей, матерясь уже в голос, лез за ним, прикидывая на ходу, хватит ли остатков зарплаты на новые джинсы. Алёна пыхтела следом. Ей, худенькой и юркой, было легче всего, она просто прошмыгивала между завалами, вокруг которых здоровяку Матвею приходилось искать обходные пути.

У самой дальней стены подвала Гросс замер и негромко зарычал. Его глаза снова полыхнули зелёным. Матвей, перебравшись через очередной завал и оставив на гвозде очередной лоскут многострадальных джинсов, замер перед глухой кирпичной стеной в недоумении. Ни двери, ни щели, неровная кирпичная кладка, на вид абсолютно монолитная. Алёна подобралась к стене вплотную и принялась водить по ней руками.

– Ух ты!.. – в неярком свете фонарика зубы Алёны блеснули, как крупные жемчужины. Матвей даже поморщился от такого неуместного в подобной ситуации поэтического сравнения, но что правда, то правда – редкостной белизны зубы у некромантки.

– Чего там?

– Стена фальшивая. За ней какая-то комната, и там люди. Не очень много. Я думала, такое только в книжках бывает и в Голливуде.

– Есть многое на свете, друг Горацио… Фальшивая, говоришь? А где она тоньше всего?

– Вот здесь, – Алёна ткнула пальцем в участок стены рядом с Матвеем. Тот постучал по ней костяшками пальцев. И правда, звук больше напоминает дерево, чем камень.

– Отойди подальше, – скомандовал Матвей и примерился к стене. Потом медленно вдохнул, выдохнул, сосредоточился на внутренней силе, как их учил на занятиях тренер по самбо и врезал по стене кулаком.

Эффект настолько превзошёл самые смелые ожидания Матвея, что в первый момент он буквально остолбенел. Стена оказалась фальшивой, и, вместо того, чтобы проломиться от удара Матвея в одном месте, рухнула целиком. Попутно накрыв всех, кто оказался рядом со стеной с той стороны.

Когда пыль немного рассеялась, а вопли из порушенного схрона стали чуть тише, глазам Матвея, Гросса и Алёны предстала дивная картина.

За фальшивой стеной подвала располагался бар. Самый настоящий, со стойкой, столиками, подиумом и шестом для стриптиза. Половину столиков смело упавшей стеной, оказавшейся умело раскрашенной фанерой. Из-под фанерного полотнища выползали засыпанные пылью люди – мужчины и женщины, ещё энное количество народу сгрудилось возле стойки, и все орали кто во что горазд. Те, кто поумнее, уже бежали к входной двери. Матвей мельком подумал, что здесь наверняка много интересных личностей, которые числятся в розыске, но все его внимание сейчас было сосредоточено на одной конкретной личности – наркодилере, задавившем Гросса. Гросс, похоже, его учуял, потому что глаза собаки снова полыхнули зелёным и, одним прыжком перемахнув рухнувшую стену, Гросс помчался вглубь помещения.

Матвей видел торговца на фото и на составленном со слов его подельников фотороботе. Мужчина, которого загнал в угол бешено рычащий Гросс, на фото мало походил, в основном из-за отросшей бороды и усов. Но это был он, потому что он даже не делал попытки сбежать. Бородач смотрел на хрипло лающего Гросса и на глазах покрывался крупными каплями пота. А когда Матвей добежал до того самого угла, бородач умоляюще протянул к нему руки.

– Он же умер… Умер же… Я же его задавил… Сам, насмерть задавил… Насмерть…

– Насмерть, да не совсем. Сорокин Максим Иванович? Софьи Ковалевской 25, квартира 15?

– Да, да… Как же так?.. Я же сам… Я же не мог ошибиться!

– А он вернулся, – встряла в беседу Алёна и скорчила страшную рожу. – С того света. По твою душу!

Будто в ответ на эти слова Гросс взвыл особенно громко, глаза его засияли уже совершенно дьявольским зелёным пламенем и в подвале началась паника. Сметая всё на своем пути, обезумевшие от страха люди неслись кто куда. Матвей схватил Алёну за худое запястье, закинул в угол к пойманному наркодилеру, сам прикрыл обоих сверху своим же телом, и вытащил из кармана рацию, которой, в отличие от рабочего сотового, стены подвала помехой не являлись.

Большинство из выбежавших в диком ужасе из подвала угодили прямиком в тёплые объятия подоспевшей бригады быстрого реагирования. Начальник смены, капитан Звягинцев, чуть не задушил Матвея в медвежьих объятиях, даром, что был на две головы его ниже. Одним выездом вся бригада обеспечила себе очередные звания и квартальную премию в размере двойного оклада. Бойцы с шальными глазами паковали трясущихся и вскрикивающих будущих уголовников в патрульные минивэны, и забрасывали Матвея восторженными вопросами, как ему удалось в однёху обнаружить подпольную малину, о которой известно было уже давно, но вот найти её никто так и не смог. Матвей пытался скромно задвинуться в угол, туманно намекая на неких помощников, которые не хотели бы засвечивать свои личности. Сами помощники сидели под барной стойкой верхом на потерявшем сознание наркодилере. Матвей их туда закинул сразу же, как только связался с дежурными, предвидя много ненужных осложнений, если зеленоглазый Гросс и некромантка Алёна попадутся на глаза полицейским.

От предложения ехать в участок на патрульной машине Матвей отказался, сославшись на необходимость ещё кое-что проверить. Звягинцев последний раз хлопнул Матвея по спине, выбив из его разорванной куртки облачко белёсой цементной пыли, и укатил вместе с бригадой и знатным уловом. Только тогда Матвей смог заглянуть под барную стойку, чтобы вытащить на свет свой собственный улов.

Теперь, на свету ярких ламп, горевших под потолком подпольного притона, было ясно видно, что Гросс действительно страшен и его не зря так испугались все без исключения. Но с ним творилось что-то странное. Временами силуэт пса начинал дрожать и расплываться. Вылезшая следом за Гроссом Алёна покачала головой и сплела пальцы в давешнюю замысловатую фигуру. Пёс оглянулся на некромантку и – Матвей готов был поклясться – еле заметно помотал мордой.

– Алён, что происходит?

– У него время заканчивается. Надо позволить сделать ему то, ради чего он не уходил.

– Что именно?

– Давай вытащим этого… торговца.

Извлечённый из-под барной стойки продавец смерти Сорокин признаков жизни не подавал до тех пор, пока Матвей не вылил ему на голову полный стакан какой-то выпивки, взятый с ближайшего уцелевшего столика. А открыв глаза и увидев Гросса, попытался снова их закрыть. Но Матвей рывком поднял бородача на ноги и чувствительно потряс.

– Хватит неженку из себя строить. Пса задавить очко не сыграло, а сейчас барышню кисейную разыгрываешь? Отрыл глаза, быстро!

Насмерть перепуганный бородач послушно открыл глаза. Матвей прислонил его к стенке, чтоб снова не свалился и отошёл в сторону. А прямо напротив своего убийцы встал ощеренный, вздыбивший остатки шерсти на загривке Гросс.

– Не смотри, – Алёна дёрнула Матвея за руку, пытаясь оттащить от двух неподвижных фигур, застывших друг напротив друга. Но Матвей её даже не услышал. Он не мог отвести глаз от того, что сейчас происходило, руша все основы мироздания, в которые Матвей до сих пор свято верил.

Мёртвый пёс смотрел в глаза своего убийцы, не издавая ни единого звука. Просто смотрел, застыв неподвижно, как изваяние. А человек выл. Вначале тихо, потом всё громче, срывая голос, переходя на истошный визг, в котором не было уже ничего человеческого. И седел. Прямо на глазах спутанные волосы и короткая борода торговца нежной смертью Сорокина Максима Ивановича покрывались блестевшей, как изморозь, сединой. Когда в его лёгких закончился воздух, а надорванные связки не могли издать больше ни звука, абсолютно седой, мертвенно бледный человек рухнул без сознания к лапам убитого им пса и затих. И в тот же миг глаза Гросса перестали полыхать яростным зелёным пламенем.

У Гросса ещё хватило сил подойти на подгибающихся лапах к Матвею и лизнуть его ледяным языком в ладонь. А потом он тоже упал и больше не шевелился.

Матвей осторожно погладил Гросса по лобастой холодной голове. И закрыл ему теперь уже навсегда незрячие глаза.

Для Сорокина, находившегося в невменяемом состоянии, Матвей вызвал перевозку из психиатрической лечебницы. А Гросса, завёрнутого в остатки разодранной куртки, донёс на руках до его могилы. Некромантка Алёна, непривычно серьёзная и молчаливая, помогла Матвею закопать Гросса и привести в порядок могильный холмик. Куртку свою снимать с собаки Матвей не стал. Пусть Гроссу будет хоть немного теплее там, в холодной земле.

Когда все насущные дела были завершены, Матвей вымыл руки в луже, оставшейся после недавнего ливня, и повернулся к Алёне.

– Слушай… А все, кого ты… поднимала, они тоже не могли уйти, потому что их кто-то до смерти довёл? Как Анастасию и Гросса?

– Ну, почти все… Одного просили из-за денег поднять. Родственники, они долги покойника выплачивали, а тот деньги перед смертью спрятал, а куда – не сказал.

– А про год жизни? Это правда?

– Нет. Это тест на вшивость. Кому реально это важно, те не отказываются. А кто просто от балды, сразу отваливают. Народ сейчас в шаманов больше верит, чем в науку. Многие ведутся.

– А с церковью у тебя проблем нет?

– Да нет. Они в меня не верят, попы-то. А наши, из фирмы, обо мне попусту не болтают. Даже если кто потом начнёт трепаться, всё равно же не поверит никто. Вон ты, своими глазами всё видел, и то до конца не поверил. Скажешь, нет?

– Не скажу. Не поверил.

– А сейчас веришь?

– Сейчас верю. Значит, со всеми было примерно так, как с Настей и Гроссом… Ладно. Тогда спасибо тебе, некромантка, – Матвей протянул Алёне руку. Та её пожала с преувеличенно серьёзным видом, чуть ли не кланяясь. Матвей на этот фарс только устало усмехнулся. – Бывай. Надеюсь, больше не пересечёмся.

– Будь здоров, смелый коп. Побольше бы таких, как ты, глядишь, в мире бы что изменилось. К лучшему.

– Ага. Только миру этого не надо.

– Кто знает.

До дома Матвей добрался только к утру. Тащиться в душ сил уже не осталось, так и рухнул прямо в мокрой изгвазданной одежде на диван, жалобно тренькнувший сразу всеми пружинами. И, уже засыпая, вспомнил, что так и не спросил у некромантки Алёны, откуда та узнала номер рабочего сотового Матвея и то, что снилась Матвею в зелёном лесочке именно блондинка.

7. Раз, два, три, четыре, пять…

– Матвей! Карпухин! Матвей! Да ёлки, сюда смотри!

Матвей наконец сообразил, откуда доносится знакомый голос, и помахал Илюхе рукой – сиди, где сидишь, сейчас сам подойду. А сидел Илюха на крыше. В прямом смысле. На крыше двухэтажного приземистого здания постройки начала прошлого века уже несколько лет подряд открывалось летнее кафе с романтическим названием «Под звёздами». Это место было теперь одной из достопримечательностей города, туда парни водили девушек предлагать руку и сердце, и туда же повадились ходить столоваться сотрудники городской полиции, потому как владел кафешкой бывший следователь, лишившийся на своей опасной работе левого глаза. Увечье бравого сыскаря из седла не выбило, наоборот, выйдя на инвалидность, одноглазый теперь Василь Макарыч обнаружил в себе задатки прирожденного бизнесмена. Вовсю пользуясь старыми связями и нажимая на нужные рычаги, он выбил из городской администрации право на аренду половины старинного здания в центре и крыши оного, и принялся развивать местный малый бизнес. Поварами у Макарыча были жена, тёща и две дочери, готовили вкусно, цены карманы едоков сильно не опустошали – дело пошло. А своим бывшим коллегам Макарыч делал хорошую скидку в обмен на городские криминальные новости. Такой расклад всех устраивал и Матвей подозревал, что собранная Макарычем база данных будет пообширней официальной.

Илюха сидел за столиком возле самого края крыши в компании хозяина заведения и своего коллеги, тоже кинолога. В центре стола возвышалась наполовину пустая литровая бутыль водки, и вся троица была уже крепко вдатая.

– Здорово, Матвей! Садись! Макарыч, ещё рюмку ора… организуй, а?

– Я пить не буду. Мне ещё на работу возвращаться. А что за повод?

– Нашли его, Матвей! Этого гада нашли! Который Гросса… Нашли, понял?

– Где нашли?

– В психушке. Я его убить хотел, вот честно. А когда съездил, посмотрел… Я теперь за его здоровье свечки ставить буду. Чтобы ещё сто лет прожил. Вот таким вот прожил, как сейчас. Никакая тюрьма в сравнение не идёт. Ник… ик… какая!

Илюха ещё раз громко икнул и потянулся к бутылке. Чуть не опрокинул, пока тянул за горлышко. Одноглазый Макарыч бутылку у Илюхи отобрал, сам разлил водку по рюмкам и шепнул подскочившей официантке, чтобы принесла посудину для Матвея и что-нибудь мясное на закуску. Матвей отнекиваться больше не стал. Повод был на самом деле стоящий.

Как ни странно, воскрешение Гросса, поимка наркодилера Сорокина и последующее жуткое наказание Гроссом своего убийцы на Матвееву психику никакого разрушительного эффекта не произвели. Наоборот, Матвей был целиком и полностью согласен с действиями Гросса. Сам бы так поступил, если б мог. При всём своем добродушии, к преступникам, чьими жертвами становились дети и подростки, Матвей был абсолютно нетерпимым. И смертную казнь за такое поддержал бы. Обеими руками.

От роли главного героя в обнаружении подпольной малины Матвею удалось отмазаться – едва продрав глаза после безумной ночи, Матвей, даже не переодевшись и не умывшись, помчался к Звягинцеву. Бравый капитан на слёзную мольбу Матвея не упоминать его имени и всем, кто дежурил в ту ночь, приказать держать язык за зубами, вначале выпучил глаза, став похожим на гигантскую лягушку. Пока капитан собирался с мыслями, Матвей нашипел ему на ухо целую речь про созданную лично им, Матвеем Карпухиным, агентурную сеть в криминальной структуре города. И про то, как эта сеть будет разрушена, если имя Матвея попадёт в газеты или всплывёт на суде. Такой расклад Звягинцеву был понятен, и капитан пообещал никому ни слова не говорить. А потом, не откладывая дела в долгий ящик, вызвал к себе в кабинет бригаду быстрого реагирования в полном составе и повторил им просьбу Матвея уже своими словами. Бойцы прониклись важностью момента и тоже пообещали молчать, а раскрытие притона обставить как успех очередного рейда. На том и сошлись, и все остались довольны. Звягинцев и его команда заработали очередные звёздочки на погоны, получили премии, прокуратура начала раскручивать десятки дел, считавшихся безнадежно зависшими, а Матвей полностью погрузился в дела об осквернении могил.

Повторный опрос родственников и друзей умерших, чьи могилы были потревожены, Матвея не удивил. Теперь он знал причину, по которой всё происходило, и задавал нужные вопросы. Всё было именно так, как рассказала некромантка Алёна. У каждого, чья могила была разрыта, в жизни случилась беда или осталась непрощённая обида. Про фирму «Последний привет» никто в открытую не говорил, но Матвею было достаточно того факта, что многие из опрашиваемых вздрагивали при её упоминании. Однако, кроме Светланы Нестеровой, больше никто не признался в своём знакомстве с некроманткой Алёной Борисовной.

В процессе бесед с родственниками Матвей мягко, но настойчиво подводил их к мысли, что настоящего акта вандализма в случившемся не было. Да, памятники повалены, но не повреждены, никаких непристойных надписей и картинок на них не намалевали, над телами усопших не надругались. Подобная тактика возымела успех: почти со всеми, кто написал заявления, удалось договориться, что заявления свои они заберут и дела закроют. Дольше всех сопротивлялись родственники того самого скряги, о котором упоминал Алёна, но и они в конце концов согласились от расследования отказаться. Матвей так понял, что долги покойника повесили на его вдову, а многочисленные сёстры-братья от такого способа почтить память усопшего открестились.

Больше подобных происшествий на кладбищах не было. Наведавшись ещё раз в «Последний привет» Матвей узнал, что внештатный консультант по особо сложным психологическим проблемам Алёна Борисовна Злотникова там больше не работает. И никаких контактных данных она не оставила.

Это Матвея не удивило. Пожимая Алёне на прощание руку, он вполне конкретно озвучил своё желание – больше с ней не пересекаться. А в том, что некромантка отлично понимает не только явные намёки, но и скрытые под ними мысли, Матвей не сомневался. Если бы акты вандализма продолжились, Матвей бы этого Алёне с рук уже не спустил, будь у неё хоть трижды благородные мотивы.

С тех событий прошло уже больше месяца. Про сошедшего с ума наркодилера Сорокина Матвей не забывал, все поступавшие о нём из клиники запросы отслеживал и тянул резину, сколько мог – чтобы не всплыла невероятная правда о том, как именно Сорокин спрыгнул с катушек. Когда психиатры единогласно сошлись на том, что Сорокин уже никогда в нормальное состояние не вернётся, Матвей сам отправил в клинику запрос с его паспортными данными. Сорокина опознали родственники, считавшие его без вести сгинувшим, а теперь вот про Сорокина узнал тот, ради кого всё и затевалось. Матвей посмотрел на пьяного Илюху – тот ржал над очередной хохмой Макарыча, не замечая, как по щекам текут слёзы. Да, Гросс. Хороший у тебя хозяин. И ты его не подвёл… Земля тебе пухом.

– Матвей! Ты че… ты чего не пьёшь?

– Да пью я, Илюха, не гони лошадей.

– Пей! До дна пей! За Гро… за Гросса моего! За др-р-руга! До дна!

Тащить упившегося до невменяемости Илюху домой пришлось Матвею. Макарыча увела старшая дочка, за коллегой Илюхи, кинологом с благородным именем Рудольф, приехала жена – могучая блондинка, на фоне которой даже здоровяк Матвей как-то сразу потерялся. За Илюхой приезжать было некому, вся его родня жила в другом городе, а с девушкой своей он недавно разбежался. Так что выбора у Матвея не было. Благо, тащить пришлось недалеко, жил Илюха почти в центре.

Уложив блаженно сопящего друга на диван и захлопнув за собой дверь Илюхиной квартиры, Матвей решил на работу не возвращаться, а прогуляться по набережной. Уже совсем стемнело, горожане благовоспитанно расползлись по домам, набираться сил перед завтрашним рабочим днём, и Матвею никто не мешал брести зигзагами по тротуару, резко меняя угол хода в соответствии с направлением мыслей. А подумать было о чём. Ведь, как ни крути, сверхъестественные события имели место быть, и полагалось им отыскать место в его, Матвеевом, сознании.

«Итак, что мы имеем? Некий человек – пока не доказано обратное, будем считать её человеком – обладает способностью оживлять мертвецов. В принципе, если учесть, что любой человек представляет собой сложную структуру из материи и энергии, такое возможно… опять же по закону сохранения энергии. Почему нет? Ведь в мёртвом теле продолжаются всякие там химические и физические процессы… если эту энергию перенаправить на восстановление разорванной связи между мёртвым телом и отлетевшей душой… а кстати!..» – Матвей резко повернул влево, и чуть не врезался в фонарный столб. «О чём я думал?.. Да! Кстати! Душа! Она реально есть? Именно такая, как описывают? Мячик с крылышками? Или внешностью как сам человек, только прозрачный? И какой именно внешности? Молодой или старой? Эх, надо было договориться с этой Алёной хоть на одну встречу…» Матвей резко повернул вправо и налетел на парапет, отделяющий набережную от берега реки Коноплянки. Рассеянно потыкал гранит носком кроссовки и пошёл дальше, стараясь теперь держаться середины тротуара.

«Получается, я во всё это верю? Вот никакого внутреннего сопротивления нет, будто так и должно быть – покойников можно поднять из могил, мёртвый пёс может изловить живого преступника… можно сквозь стену разглядеть, есть ли за ней люди… И давно я начал верить в подобное? Я же никогда никакой мистикой не увлекался!»

Набережная закончилась, дальше была лестница и мост через реку. Матвей начал спуск по лестнице, застревая почти на каждой ступеньке для осмысления очередного аргумента «за» и «против».

«Да, получается, верю. Иначе придётся признать, что у меня шизофрения и галлюцинации. Но Сорокина-то Гросс выследил! И это подтверждено теперь родственниками – что это именно Сорокин. И сам Сорокин Гросса признал, когда увидел… Бр-р, ну и шок у мужика был, наверно… Да уж…»

Очередная ступенька оказалась дальше, чем предполагали Матвеевы ноги, совершавшие поступательные движения без ведома головы, и лейтенант Карпухин чуть не загремел вниз по лестнице. Однако успел извернуться и ухватиться за перила. Несостоявшееся падение повернуло мысли Матвея в другом направлении, и, следуя оному, спускаться к реке он не стал, а побрёл обратно вверх, на набережную.

«Я Гросса трогал. Вот этими руками», – Матвей вытянул руки перед собой и внимательно на них посмотрел. Руки как руки, левая в чешуйках синей краски с перил лестницы. «Он был холодный и твёрдый, но тем не менее бегал, рычал и меня признал. Тут одно из двух – либо всё это мне привиделось, либо это правда. Психических заболеваний у нас в роду ни у кого не было, медкомиссии каждый год прохожу, значит, точно не шизофреник. Следовательно…»

Какой именно эпохальный вывод должен был последовать из Матвеевых размышлений, так и осталось невыясненным. Потому что именно в тот момент, когда Матвей стоял на пороге собственного прозрения, со стороны моста через реку Коноплянку раздался короткий вскрик и почти сразу же за ним – громкий всплеск.

8. Я иду…

Даже будучи в сильном подпитии, способности логически мыслить и быстро реагировать Матвей не потерял. То, что по спокойной глади реки под мостом расходились большие круги, могло означать только одно – в реку с моста упало что-то крупное. А поскольку всплеску предшествовал крик, было резонным предположить, что это не что-то, а кто-то. И этот кто-то явно не стремился в реке оказаться. Потому как вода в центре расходящихся кругов бурлила, и мелькали над мелкими волнами еле различимые в темноте голова и руки упавшего с моста человека. Похоже, плавал упавший не шибко хорошо.

Всё это Матвей думал на бегу, срывая с себя куртку и избавляясь от кроссовок. Загребать вольным стилем Матвей умел вполне прилично, текла река Коноплянка неспешно, и у бултыхающегося под мостом бедолаги имелись все шансы быть спасённым. Если только ему ногу судорогой не сведёт и не схватит его гигантская щука, о которой на полном серьёзе сегодня во время попойки рассказывал Макарыч.

К тому времени, когда Матвей доплыл до упавшего, тот уже выдохся и собирался пойти ко дну. Матвей такие попытки со стороны пострадавшего решительно пресёк, выловив его за длинные волосы и перевернув на спину. Судя по длине волос и субтильности телосложения, с моста в реку свалилась девушка. Несостоявшаяся утопленница признаков жизни не подавала, и Матвей мощными гребками направился к берегу, чтобы продолжить спасательную операцию.

Вытащив бесчувственное тело на пологий песчаный берег, Матвей попытался обнаружить в нём признаки жизни. Таковые отсутствовали – спасенная девица не дышала, не двигалась, и пульс Матвей, как ни пытался, прощупать не смог. Позвонив в неотложку, Матвей быстренько вспомнил всё, чему их учили на занятиях по доврачебной помощи, и приступил к реанимационным мероприятиям.

У Матвея уже начали уставать руки, а губы замёрзли оттого, что приходилось изо всех сил прижиматься к ледяным губам так и не задышавшей девушки. Но он продолжал на четыре счёта давить через явственно похрустывающие рёбра на небьющееся сердце и вталкивать в крепко сжатый рот горячий от натуги воздух из своих лёгких. В какой-то момент ему показалось, что холодные губы девушки шевельнулись. Матвей удвоил старания, и лежащее неподвижно на песке тело вдруг дёрнулось, выгнулось, и изо рта девушки выплеснулась вода. А под ладонью Матвей почувствовал суматошное биение ожившего сердца. Кашляя и отплёвываясь, спасённая девица приподнялась на локтях и уставилась на Матвея. В этот момент подъехала машина «Скорой помощи», и в ярком свете фар Матвей, наконец-то, разглядел, что за рыбку он вытащил из реки.

– Ты…

– Ты?!

Глазам выскочивших из «Скорой» медиков открылась дивная картина воскрешения из мёртвых, только вот вместо ангельского пения во славу свершившегося чуда берег оглашали невнятные, но явно нецензурные возгласы обоих участников действа, одинаково ожесточённо трущих губы. Спасённая девица, оказавшаяся некроманткой Алёной, была быстро загружена на носилки, а Матвей от медицинской помощи отказался, разыскал при свете фар свои кроссовки и рванул с проклятого берега на спринтерской скорости.

Причина, по которой Матвей убежал сломя голову, была весьма пикантной. Матвей не знал, в чём тут дело, возможно, так подействовала выпитая водка, но в тот момент, когда губы спасённой девицы шевельнулись, Матвею стало непонятно с чего жарко. И промелькнула шальная мысль не продолжать искусственное дыхание, а поцеловать по-настоящему, чтоб ожила уже, как Спящая красавица из сказки. Ещё бы пара минут – и Матвей своё намерение бы осуществил.

Прибежав домой, Матвей сразу полез под горячий душ. Потом пустил ледяную воду. Потом опять почти кипяток. И так до тех пор, пока весь хмель окончательно не выветрился из головы. Выйдя из ванной расслабленным и протрезвевшим, Матвей согрел чайник, стараясь сильно не шуметь, чтобы не разбудить племяша, и заварил себе крепкого чаю. И твёрдо решил сам для себя, что пить отныне будет только минералку. В крайнем случае – пиво. А то так и до греха недалеко.

«А губы-то какие мягкие, надо же… И вообще она симпатичная, хоть и некромантка… тьфу, пакость! Всё, хватит об этом думать!»

Разумно предположив, что утро вечера мудренее, Матвей забрался под одеяло, для верности сунув голову под подушку, чтобы уже гарантированно экранироваться от непрошеных мыслей.

Наутро оказалось, что падение с моста некромантки Алёны было лишь одним из множества происшествий минувшей ночи. В разных районах города больше десятка блондинок и светлых шатенок с различной длиной волос подверглись разбойным нападениям. К счастью, без смертельных исходов. Опознать нападавших никто из пострадавших не смог, но все они, почти одними и теми же словами, описывали бандитов как высоких мускулистых мужчин в тёмной одежде. Составленные фотороботы ужасали свирепым выражением лиц. По показаниям жертв разбойных нападений, напавшие требовали от них предъявить какие-то медальоны, а при отказе выполнить требование немедленно пускали в ход угрозы и насилие. Морально сломив сопротивление жертв, амбалы их бесцеремонно вытряхивали из одежды и обыскивали, залезая даже в те места, о которых в приличном обществе упоминать не принято. И, не найдя искомого, скрывались с места нападения, оставляя напуганных и полураздетых девушек валяться прямо на земле. Учитывая данные факты, падение некромантки Алёны с моста представало совершенно в ином свете. Матвей понял, что новая встреча с Алёной Борисовной Злотниковой неизбежна. Уточнив, в какую именно больницу её доставили ночью, Матвей решительно направился в сторону автобусной остановки.

Палата, в которую поместили Алёну, располагалась рядом со столовой. Утром Матвей, страдая от похмелья, смог влить в себя только чашку чая, но сейчас организм уже оклемался и на вкусные запахи отреагировал соответствующе – яростно забурчав пустым животом. Молоденькая медсестра, сопровождавшая господина полицейского до палаты пострадавшего, не выдержала и тихонько прыснула. А потом предложила Матвею и Алёне устроиться для беседы в столовой, потому что в многоместной Алёниной палате толком поговорить бы всё равно не удалось, ввиду большого количества любопытных ушей. Матвей медсестричку от души поблагодарил, а когда она попросила поваров накормить господина полицейского завтраком – чуть было не расцеловал, но вовремя опомнился и просто поблагодарил ещё раз.

Некромантка Алёна после ночного происшествия вид имела бледный и измученный, но ехидства своего не растеряла. Пока Матвей с завидным аппетитом поглощал больничную кашу и яблочный компот, Алёна невинно поинтересовалась, удалось ли Матвею досмотреть свой сон про блондинку в зелёном сарафанчике и в какой именно позе ему это удалось. Свирепый взгляд, которым Матвей наградил язвительную некромантку, был слегка подпорчен общим благодушным настроем насытившегося лейтенанта, и потому особого впечатления на неё не произвёл. А вот рассказ Матвея о том, что творилось в городе ночью, мигом прогнал с лица Алёны насмешливую ухмылку.

– Сколько всего было нападений?

– Заявлений поступило двенадцать. Вполне возможно, что их было больше, просто не все пострадавшие обратились в полицию.

– И эти бандиты требовали показать медальоны?

– Именно так. Ты с моста сама упала или тебя столкнули?

– Сама упала. За мной гнались, я хотела под мост перебраться через ограждение и там переждать, но поскользнулась и сорвалась.

– А кто за тобой гнался?

– Я не разглядела. Мне вдруг стало очень страшно. Просто ни с того ни с сего такой ужас накатил, одна мысль в голове осталась – немедленно бежать и прятаться, я и побежала. Даже не поняла, в каком районе очутилась, потом смотрю – река, мост, а дальше ты сам видел, что было.