Читать онлайн Дом на лугах

I

– Что случилось, душенька? – Мадам Обен уставилась на племянницу, вихрем ворвавшуюся в гостиную.

– Ах, тетя! Вы ни за что не поверите! Лакей доложил, что особняк на лугах продан! Да, продан! И новый владелец, говорят, вот-вот объявится.

Аделина Обен встрепенулась, обмахнувшись веером, и глаза ее загорелись нескрываемым любопытством. Маркиза, дама весьма зрелых лет, отличалась дородностью и рыхлостью, а ее широкое лицо, щедро припудренное, напоминало сдобное тесто. Двум ее дочерям-погодкам, девятнадцатилетней Нинон и двадцатилетней Софи, грозило в скором времени расплыться наподобие матери. Несмотря на юный возраст, обе девицы обладали чрезмерно пышными формами и безжалостно затягивались в корсеты, отчего их бюсты словно рвались на свободу из шелковых лифов, а при ходьбе трепетали, подобно застывшему желе. Обычно медлительные и апатичные, сестры заметно оживились от известия о новом владельце поместья. А вдруг он молод и хорош собой?

Девушки отчаянно мечтали о замужестве и любого мужчину рассматривали как потенциального жениха. Племянница маркизы, вдова шевалье Тибо, была юркой, сухощавой женщиной тридцати семи лет, с острым носом и проницательным взглядом заправской сплетницы. Слухи составляли основу ее существования, а страсть совать нос в чужие дела доставляла мадам Тибо истинное наслаждение. Она опустилась в кресло и, пригубив поданный слугой бокал вина, облизнула узкие губы. Итак, особняк приобрел некий видный господин. Рабочие уже прибыли и приступили к ремонту. Сам же новоиспеченный хозяин явится лишь по завершении отделочных работ.

– Да кто же он? – нетерпеливо спросила маркиза, обмахиваясь веером.

– Точно сказать не могу, – племянница пожала своими костлявыми плечами. – Знаю лишь, что человек он весьма состоятельный, раз позволил себе такую покупку.

– А он женат? – подалась вперед одна из сестер, сгорая от любопытства.

– Помилуйте, кузина! Неужели вы думаете, что я не сообщила бы вам об этом тотчас же? Увы, пока мне известно не больше остальных. Но можете не сомневаться, я разузнаю о нем все еще до его приезда, – с лукавой усмешкой пообещала она.

Как то и водится, новости раньше господ узнавала прислуга. Болтушки горничные, опутавшие родственными нитями окрестные деревни, словно паутиной, наперебой плели кружева слухов и сплетен. Юные крестьянки, словно мотыльки на свет, усиленно вились возле дома на лугах. Не только праздное любопытство влекло их – сердца жаждали знакомства с новыми работниками. А почему бы и нет? В девичьих грезах витали истории счастливиц, выскочивших замуж за обойщика или маляра. Такой супруг увозил жену в город, избавляя от тяжкого крестьянского труда. К тому же, работники из дома на лугах в трактир не хаживали, стало быть, среди них не было ни пьяниц, ни игроков в кости. Не шастали они и в сумерках по деревне в поисках мимолетных утех, отличаясь, пожалуй, завидным трудолюбием. Ребятишки божились, что работники снуют возле особняка словно муравьи, и непонятно, когда бедняги находят время для обеда или ужина.

Однако блуждания вокруг дома на лугах не принесли плодов. Рабочие были молчаливы и замкнуты, словно раковины. Ни один не взглянул сквозь прутья ограды на нарядных девиц, не одарил улыбкой или подмигиванием, не говоря уж о простой шутке. Бедняги! Не иначе как хозяин морит их голодом или непосильной работой. Иначе чем объяснить их мертвенно-бледные лица?

Деревенские кумушки, сложив руки под цветастыми фартуками, со знанием дела утверждали, что новый хозяин – человек в летах, прежде служивший при дворе монсеньора. Да-да, кухарка господина нотариуса краем уха слышала, как об этом говорили ее хозяин со своим помощником.

Знатные дамы Прованса изнывали от любопытства, но их мужья знали не больше остальных. Наконец, герцог Дю Корсо сообщил, что хозяин дома на лугах явится в ближайшие дни, и он намерен тотчас пригласить его на званый вечер.

Пожалуй, никогда прежде дом месье герцога не видел такого скопления гостей. Явились даже несколько знатных старух и стариков, давно не покидавших своих родовых поместий. Уж очень хотелось взглянуть на человека, решившегося купить дорогой дом, пустовавший битых десять лет. Желающих владеть им было немало, но прежний хозяин, некий барон Шапель, категорически отказывался сбавлять цену, даже когда строение начало ветшать. И если раньше соседи посмеивались над ним, ожидая, когда пустующий дом попросту развалится, и останется купить только землю, на которой он был построен, то теперь господа шептались, что барон не такой уж и глупец, если столько времени стоял на своем. Хотя самого барона давно никто не видел, и все дела о продаже вел его поверенный – неприметный мужчина с жиденькими усиками и водянистыми глазами. Выходит, Шапель оказался куда умнее покупателя. Ведь в ремонт и отделку запущенного особняка пришлось вложить чуть ли не треть его стоимости. Ну, тем более интересно, как выглядит человек, запросто швыряющий деньги на столь неразумные траты. Должно быть, он получил солидное наследство, и шальные деньги жгут ему руки.

Местная знать искрилась россыпью драгоценностей и щеголяла нарядами, словно каждый гость, позабыв о скромности, облачился в самое лучшее. И хотя провинция плелась в хвосте парижской моды, дамы и господа тщились поразить владельца дома на лугах своим положением и богатством. Впрочем, положа руку на сердце, большинство из них едва сводили концы с концами и содрогались от ужаса, что нищета вырвется наружу. Матроны, словно на ярмарку невест, привезли на званый вечер своих незамужних дочерей. И даже старые девы, словно пойманные пташки, трепетали в предвкушении встречи с неизвестным богачом.

Наконец, лакей, чеканя каждое слово, торжественно объявил: – Господин виконт Гектор ле Вьютон де Бланшет.

В зале мгновенно воцарилась тишина, и все взоры пригвоздились к дверям. Виконт вошел стремительной походкой и тут же отвесил изящный поклон. Он был высок, худощав и явно не молод. Юные девицы разочарованно зашептались, прикрываясь веерами. Хотя гость держался молодцевато, его лицо бороздили глубокие морщины, а редкие, жидкие волосы напоминали пожухлую траву. Удивительно, как такой солидный мужчина не додумался прикрыть свою плешь париком. Гость поспешил присесть на козетку, потирая колени.

Но спустя полчаса месье виконт очаровал всех своим дружелюбием и изысканными манерами. Он был словоохотлив и благожелательно отвечал на вопросы о себе, хотя, расставшись с ним, собеседники не могли вспомнить ни единого факта. Оказалось, что о Вьютон де Бланшете они знают не больше, чем до знакомства. Признаться в этом означало выставить себя глупцом, и слухи вспыхнули с новой силой. Кто-то утверждал, что виконт служил в королевском посольстве в Испании, другие уверяли, что его служба проходила в Италии. Относительно его должности и вовсе шептались, что месье Гектор – помощник министра. Стоит заметить, фамилию министра тоже никто не знал. Однако все сошлись во мнении, что виконт – несомненно приятный человек, прекрасно образован, и ко всему весьма богат. Дамы не могли не отметить элегантность костюма виконта. Его камзол серо-голубого бархата превосходно облегал фигуру, искусно скрывая узкие плечи и острые локти. Высокие сапоги надежно прятали тощие икры.

И так, месье Гектор не понравился только Сельвену Дагне, секретарю судьи Трюбло. Юноша был сиротой, которого вырастил дядя, деревенский священник Филипп Нуаре. Он потратил много сил и все свои сбережения, чтобы смышленый мальчик получил достойное образование. К огорчению свтого отца, мальчик не язвил желания пойти по стопам дяди. Хотя весьма уважительно относился к вере и её служителям. И накрепко проникся понятиями о добре и зле, с пылкой страстью отстаивая свои принципы и убеждения. А так же остро реагируя на любую несправедливость. В двадцать два года Сельвен сумел стать секретарем господина Эдмона Трюбло. Благодаря острому уму и крайней аккуратностью в делах. Стройный и миловидный юноша с густыми тёмными волосами оказался на званном вечере исключительно по прихоти своего хозяина. Судья воображал, что присутствие рядом секретаря, обязанного записывать его «важные» мысли, шествуя за ним по пятам, придает ему больше весу и внушительности. Но частенько, спустя час, Эдмон Трюбло забывал о своей роли философа, и юноша тоскливо простаивал где-нибудь в углу или прогуливался по саду, ожидая, когда его повинность окончится и хозяин отправится домой. Несмотря на молодость Сельвена и его приятную внешность, девицы не обращали на него никакого внимания. Всем было известно, что он беден и не имеет титула. Впрочем, и сам Дагне не стремился к флирту, ибо считал девушек из знатных домов жеманными и неискренними. Уже около года он был тайно влюблен в воспитанницу вдовы мелкого служащего Николь. На балы и званые вечера опекуншу с Николь не приглашали, считая слишком незначительными персонами, посему Сельвен изнывал от скуки и вздыхал о своей возлюбленной.

Явившись к Дю Корсо, он, как и все, испытывал простое любопытство к владельцу дома на лугах. Но, увидев виконта, ощутил необъяснимую неприязнь, словно тень коснулась его души. И исподтишка принялся наблюдать. Внезапно Гектор ля Вютон де Бланшет, чей взгляд светло-серых глаз прежде казался добродушным, преобразился в одно мгновение. Должно быть, решив, что за ним никто не следит, отвлекшись на лакея, приглашавшего к ужину, виконт словно сбросил маску. Глаза потемнели, взгляд стал цепким, хищным, словно взгляд волка, притаившегося в засаде. Но стоило мадам баронессе подхватить его под руку, сопровождая в малый зал, как Гектор вновь облачился в личину любезности, и взгляд его вновь стал благодушным.

II

Лето вступило в свои права, а приглашений в дом на лугах все еще не было. Манон Тибо решилась на хитрость. Приказав вознице подрезать рессору своего экипажа, она, в сопровождении горничной, добралась до особняка виконта и заявила бледному до синевы лакею, что нуждается в помощи. Спустя полчаса, фамильярно подхватив Бланшета под руку, женщина прогуливалась с ним по саду, щебеча без умолку. Покинув дом на лугах, она тотчас направилась к своей подруге, маркизе дю Филетт.

– Ах, душенька, месье Гектор чудо как гостеприимен, диву даюсь, что он еще не устроил званный вечер. Должно быть, он попросту не решается. Ну, теперь слушай, что я узнала. Виконт – бездетный вдовец! Только подумай, дорогая, его жена скончалась в родах вместе с малюткой. Сколько лет бедняжка Гектор горевал и не отваживался на новый брак. Но теперь… Пухленькая госпожа дю Филетт приподняла тонкие брови.

– Да о чем ты, милая? Ты же знаешь, что я еще ношу траур по мужу.

– Оставь, Мари, – отмахнулась вдова шевалье. – Речь вовсе не о тебе, а о Жанне.

– О Жанне?! Хм… но ты же знаешь… – Дама прикрылась веером и покраснела. К слову сказать, прискорбную историю с дочерью маркизы знали все, но делали вид, что это тайна. Юная Жанетта, вздорная хорошенькая девица двадцати лет от роду, не отличалась скромностью. Еще в восемнадцать лет она начала крутить роман за романом и в итоге понесла дитя, отцом которого считали красавца-кучера. Его мигом выставили взашей, плод преступной связи после тайных родов отвезли в сиротский приют, а девицу срочно упрятали в обитель, дабы хоть как-то обелить ее репутацию. Жанна вернулась домой только после смерти отца, что скончался год назад, терзаясь от стыда за дочь. Однако дурная слава сделала девицу вовсе не завидной невестой. И мать, и дочь по-прежнему принимали в знатных домах, но никто не решился бы посвататься к молоденькой Филетт. Да и наследство за ней было не столь уж привлекательным, чтобы закрыть глаза на историю с кучером. И теперь вдова шевалье с пылом принялась уверять подругу в выгоде замужества с виконтом.

. – Послушай, Мари, – Манон положила руку на колено маркизы. – Виконт так живо и проникновенно говорил о чувствах! Он действительно жаждет найти жену. А его возраст… Бог мой, это даже к лучшему. Жанна станет молодой вдовой с солидным капиталом. Представь, у Гектора нет детей, значит, все достанется ей одной!

– Право же, я даже не знаю, что сказать, – прошептала маркиза. Перед ее затуманенным взором возникли картины роскошного экипажа, ослепительных драгоценностей, модных туалетов, достойных самой королевы. И, самое главное, возможность смотреть свысока на тех, кто беднее, или слишком уж поджимал губы при ее появлении. Давний позор дочери будет погребен под блеском удачного брака, останется лишь зависть к ее новому положению. И, взглянув на подругу с опаской, она тотчас спросила, отчего сама Манон не хочет попытать счастья? На что незамедлительно получила ответ: «Уж нет, благодарю. Я, слава Господу, уже была замужем, и вечно хворающий Поль изрядно меня измучил своими вздорными причудами. Да и к тому же, роль свободной женщины вполне меня устраивает. Раз нет нужды заботиться о хлебе насущном, отчего бы не устраивать счастье других?» Маркиза пропустила мимо ушей слова о больном супруге и связанных с этим заботах. Ей достаточно было знать, что пока что на виконта никто не посягает, и у Жанны есть шанс стать женой богатого и знатного человека.

И в тайне ото всех, дабы не упустить столь лакомый кусок, маркиза и вдова шевалье принялись обхаживать владельца дома на лугах. Спустя три недели старый виконт стал частым гостем в доме дю Филетт. Науськанная матерью, Жанна отчаянно строила глазки старику, изо всех сил изображая скромницу, невинность и кротость. Она прекрасно поняла всю выгоду, что сулит замужество, и мысленно уже отпела будущего супруга. А став богатой вдовой, она не упустит возможность пожить в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая.

Сидя в гостиной, Гектор медленно отпивал вино из лучшего бокала семьи дю Филетт и степенно вещал:

– Ах, мадам маркиза, что может быть лучше семейного очага? Вы вообразить не можете, как я страдаю от одиночества. Но, увы, найти достойную спутницу – дело непростое. Ведь я в преклонных летах, и всё, что жду от супруги, – это забота и, конечно же, верность. Супружескую верность я считаю одной из самых важных добродетелей, мадам. Судите сами: выйдя за меня замуж, женщина сможет вести весьма обеспеченную жизнь. Я не обладаю скаредностью, и посему любой каприз супруги исполню с радостью. Мне и самому понравилось бы постоянно одаривать ее драгоценностями и заказывать для неё самые модные туалеты. Скажу откровенно… – Старик склонился ближе к маркизе. – Моего состояния на это хватит с лихвой, ибо оно неисчерпаемо, по крайней мере, на ближайшие лет сто. И раз уж я готов бросить всё к ногам своей избранницы, то имею полное право требовать если не любви, то хотя бы уважения и, опять повторюсь, верности. У меня вовсе нет желания прослыть глупцом, которому изменяет жена.

На его слова Клотильда всплескивала руками и принималась расхваливать дочку, уверяя, что Жанна воспитана в строгости и, несомненно, даже помыслить не сможет об адюльтере! Сама девушка вечно находила поводы остаться с виконтом наедине и, потупив взор, расписывала свои мечты провести жизнь подле солидного человека, умудренного житейским опытом, ибо молодые люди слишком ветрены.

И мать, и дочь столь усердно подталкивали месье Гектора к алтарю, что однажды, прикрыв веки, испещренные паутиной морщин, дабы скрыть проницательный взгляд, виконт притворно вздохнул и промолвил с еле слышным сожалением:

– Ах, Жанна, вы прелестны, словно бутон розы. Но, по сути, ещё совсем дитя. Позвольте же мне быть с вами откровенным, раз уж вы удостоили меня званием друга. Вам, несомненно, известно, что брак, помимо уважения и заботы, подразумевает некую близость, именуемую супружеским долгом. И каково же будет юной жене, если муж ее не способен привнести в брак плотскую любовь, не говоря уже о продолжении рода, ибо возраст не позволяет ему этого?

У Жанны едва не сорвалось с языка: «Вот старый хрыч! Да делить ложе с такой развалиной можно лишь в надежде на скорую кончину». Но она лишь склонила медно-рыжую головку, с которой ниспадали на гладкую шею нежные завитки, и медовым голоском проворковала:

– О, месье! Уверяю вас, для любящей женщины духовная связь с супругом куда важнее. Телесной любви придают значение лишь падшие девицы, лишенные иных интересов. Я провела время в обители, месье, и, глядя на сестёр и послушниц, в полной мере оценила жизнь, полную суровых воздержаний. Если бы не слёзы матушки и кончина дорогого папочки, я бы, несомненно, осталась в стенах монастыря. Так светла и чиста жизнь Христовых невест. А касаемо детей… Что же, если Господь не дарует мне счастья материнства, я стану патронессой сиротского приюта.

Виконт серьёзно кивнул и вновь прикрыл глаза.

– Вы необыкновенно умны и добры, мадемуазель. Встретить такую девушку – редкая удача.

Погружаясь в сон и вспоминая беседу со стариком, Жанна, уткнувшись в подушку, заливалась смехом. Ну и дурак! Святая Урсула, да от одной лишь мысли, что эта развалина прикоснется к ней в постели, её тошнит. Какое счастье, если он вовсе не станет посещать её спальню и поскорее отправится на небеса! Уж ей не привыкать развлекаться тайком. Ведь с красавцем кучером Жанна провела немало пылких ночей, и никто в доме об этом не догадался. Если бы не дурацкий младенец… Сказать откровенно, она не уверена, что смазливый Анри и был его отцом, потому как вовсе не привыкла отказывать себе в зове плоти. Словом не случись неприятности с прижитым ребенком, пожалуй, пылкий красавчик навещал бы ее спальню и дальше. И девушка предалась воспоминаниям. Лицо ее раскраснелось, дыхание стало томным, губы увлажнились. Чёрт, скорее бы выйти замуж и найти нового любовника! В их доме прислуга в преклонных летах. После скандала с молодым кучером мать выгнала всех юношей, наняв вовсе не стоящих внимания мужланов.

III

Наконец, день свадьбы был назначен. В трепетном страхе, что столь выгодная партия расстроится из-за пересудов и сплетен, мать, дочь и даже словоохотливая вдова шевалье хранили молчание. Виконт ле Вьютон де Бланшет, казалось, тоже не собирался трубить о столь важном событии. Он настоял, чтобы на венчании в крошечной часовне его особняка присутствовали лишь новобрачные и мадам маркиза. Зато уж на свадебный обед он обещал пригласить весь цвет предместья.

Так и вышло. Поначалу Жанна огорчилась, что её пышное платье, усеянное бутонами белых роз, и вуаль из валансьенских кружев не увидят те, кто должен был бы изнывать от зависти. Церемония прошла в спешке, в промозглой часовне. Незнакомый священник, толстый и некрасивый старик с отвисшей нижней губой и выпученными глазами, что-то бормотал себе под нос, и не прошло и четверти часа, как все было кончено.

Тем временем к дому на лугах прибывали гости. Дамы и господа, застигнутые врасплох, спешили в особняк виконта, не успев даже всласть посудачить. Огромный зал поражал своим богатым убранством. Стены были затканы старинными гобеленами, панели из красного дерева украшали стены на высоту человеческого роста. Массивная люстра с хрустальными подвесками спускалась с потолка, и пламя свечей отбрасывало на них разноцветные блики. Вазоны были полны свежих роз, длинный стол, покрытый белоснежной скатертью, украшали позолоченные канделябры. На камине красовались две жерандоли с крупными свечами, украшенными узкими ленточками в тон бархатным портьерам. Дамы с завистью украдкой ощупывали скатерть и, убедившись, что она и впрямь не из перкаля, поджимали губы. Во всём чувствовалась основательность человека, привыкшего к богатству и не собирающегося пускать пыль в глаза, экономя на мелочах. Палисандровая мебель розовато-желтого оттенка с изящной резьбой, козетки и канапе, обтянутые плотным атласом в бордовую и желтую полоску, так и манили присесть, обещая упругие сиденья, не промятые от времени. Поодаль у широких высоких окон расположились музыканты в ливреях из зеленого шелка, отделанных золотым кантом. Пока мужчины с любопытством оглядывали интерьер, дамы сбивались в кружки и шептались, своим шипением напоминая клубок змей. Проклятье! Ловкая Филетт всех обвела вокруг пальца. Подсунула такому завидному жениху свою дочку-бесстыдницу! Ну надо же! Ведь любая из девиц, намного порядочнее Жанны, могла бы составить счастье виконта. Впрочем, девушки отнюдь не разделяли огорчения матерей. Да, виконт богат и, очевидно, куда богаче всех присутствующих, но выходить замуж за человека, который едва волочит ноги – нет уж, спасибо. Страшно смотреть, как он, бедняга, встречал гостей. Бледный, на впалых щеках горит нездоровый румянец, словно у больного чахоткой. Руки дрожат, на лице выступил пот, так что жидкие пряди прилипли к вискам. Ладный камзол из рытого бархата ничуть его не красит. Несчастный явно сдал со времени своего приезда. Кружевное жабо ослепительной белизны лишь подчеркивает желтоватый цвет морщинистой кожи. И похожая на фарфоровую куклу невеста смотрится как его внучка или правнучка. Но Жанна без тени отвращения так и вертелась вокруг мужа, стараясь показать, что умирает от любви, и заодно получше продемонстрировать свое платье. Она успела заметить, что после венчания Гектор почувствовал себя дурно и явно еле держался на ногах. Едва сдерживая радость, она вообразила, что останется вдовой максимум через пару дней, а если повезет, то и раньше. Молодые мужчины, которых измучила зависть к огромному состоянию хозяина дома на лугах, хихикали, что новобрачную ждет веселая первая ночь. Вот смеху будет, если виконт отойдет в мир иной прямо на супружеском ложе. Особенно в непристойных замечаниях и скабрезным шутках отличались сыновья герцога. Избалованые сверх всякой меры и крайне испорченные юноши.

Свадебный пир, меж тем, продолжался, и за столом, уставленным яствами, дамы и господа, отбросив всякую чопорность, с жадностью набрасывались на изысканные блюда, наедаясь до одури, словно с каждым проглоченным куском разоряли хозяина. Сельвен Дагне, по обыкновению сопровождая судью, уныло прохаживался по аллее. Мэтр, едва переступив порог дома, напрочь забыл о своем подопечном, чему Сельвен был несказанно рад. С самого приезда юноша чувствовал себя не в своей тарелке. Легкий озноб, несмотря на летний зной, пробирал его до самых костей. Он, правда, списал это на обычную простуду, которую схватил, стоя у ограды скромного домика возлюбленной, шепча ей нежные слова сквозь прутья.

Однако Сельвена все сильнее подмывало уйти. Все вокруг казалось ему неестественным, фальшивым. А молчаливые лакеи с их нездорово бледными лицами и вовсе наводили на него безотчетный ужас. Более часа бродил юноша по аллеям, поражаясь полному отсутствию птичьих трелей, порхающих бабочек или стрекоз. «Ужасно странно…» – пробормотал он и направился к заднему двору, где располагались конюшня, птичник и псарня. Но и там царила зловещая тишина. Ни конюха, ни служанок не было видно. Возможно, виконт был строг со своими слугами, но сегодня ведь свадьба, и в других знатных домах в такой день для прислуги накрывают стол во дворе. Угощение, конечно, скромное, но простолюдины веселятся не меньше господ. Сельвен предположил, что прислугу виконта накормили на кухне.

Проходив еще около часа и дрожа от непонятного холода, Сельвен решил покинуть дом на Лугах. Что сказать судье, если тот его хватится, он придумает позже. Сейчас ему необходимо вернуться в свою скромную мансарду и прилечь. Иначе он совсем разхворается. Но стоило ему выехать за ворота, как озноб отступил, и даже пришлось расстегнуть камзол из полушерстяной ткани – на улице стояла настоящая жара.

Тем временем празднование шло своим чередом. Начались танцы, а несколько господ уселись за ломберный стол, предаваясь азартной игре. Гости веселились вовсю, словно позабыв о поводе, собравшем их в доме на лугах. Жанна едва сдерживала раздражение. Она мечтала купаться в лучах славы, наслаждаясь удачным браком и, конечно же, завистью окружающих. Но еще до полуночи о новобрачной позабыли, и юные девицы вовсю кокетничали с кавалерами, кружась в вихре вальса. Новоиспеченному супругу, казалось, полегчало: он больше не бледнел и не дрожал в ознобе. Сидя за карточным столом, он улыбался и, проиграв очередную сумму, лишь пожимал плечами и отпивал вино из тонкого бокала.

Гости разъехались далеко за полночь, шумно прощаясь с хозяевами и перекликаясь друг с другом, высунувшись из окон экипажей. Удивительно, но на следующий день никто из приглашенных не мог толком вспомнить сам праздник. В памяти остались лишь уютный дом на лугах и его милый, радушный хозяин. И никто не вспоминал о Жанне, словно виконт по-прежнему оставался холост.

Две молчаливые горничные с бледными лицами и пустым взглядом приготовили постель и помогли Жанне облачиться в сорочку из тонкого батиста, затканного серебряными нитями и щедро отделанную кружевом.

Новобрачную трясло от злости и отчаяния. Мало того что она должна была отдавать своё юное тело старикашке, так ещё эти служанки бесили её одним своим видом. Она привыкла к румяным деревенским девушкам, а горничные виконта поражали мертвенной бледностью и безучастностью. «Право же, они похожи на утопленниц! Экая пакость!» – подумала Жанна.

Закутавшись в одеяло до самого носа, она принялась мучительно размышлять, как бы обмануть супруга и скрыть одну деликатную проблему – отсутствие девственности, что для юной девицы из хорошего дома было немыслимо.

Когда в дверях показался Гектор в расшитом халате и ночном колпаке, она едва сдержала смех – до того нелепым был его вид. С улыбкой новоиспечённый муж скинул халат, оставаясь в сорочке. Тонкий шёлк теперь откровенно обрисовывал недостатки фигуры, которые прежде скрывал искусно сшитый камзол. «Боже, живот торчит, а бёдра тощие донельзя!» – с отвращением отметила про себя Жанна. Экая досада, что виконт не приказал долго жить ещё до венчания!

Старик неловко взобрался на высокую кровать и потянул к себе одеяло. Жанна вскрикнула и вцепилась в край покрывала. Она вся сжалась, уворачиваясь от влажных поцелуев супруга, изо всех сил изображая смущение невинной девушки.

Пока в тишине спальни не раздался спокойный голос виконта:

– Перестаньте, дорогая. Право же, глупо корчить из себя девственницу, успев родить ребёнка.

Жанна замерла, затем залепетала:

– Вы… кто вам сказал? Пресвятая Дева, это сплетни завистников! – жалким голоском добавила она.

– Мы оба прекрасно знаем, что это не сплетни. Младенца отвезли в приют при обители Святой Екатерины, где бедняга и скончался трёх дней от роду. Ибо должного ухода за ним не было, впрочем, как и за другими детьми, чьи родственники пожалели платы.

Не зная, что ответить, Жанна разрыдалась, в отчаянии кусая кружевные манжеты своей сорочки.

– Да полно вам, дорогая. Мне, в сущности, всё равно. Что было, то прошло. Лишь бы в браке вы вели себя пристойно и не давали повода усомниться в вашей верности.

Жанна всхлипнула и горячо поклялась в искренней любви к мужу. Перестав ломаться, она вытянулась на постели, давая понять, что готова выполнить супружеский долг. Хотя по выражению её лица, белеющего в полумраке, можно было подумать, что она готовится к жертвоприношению.

Старик навалился на неё всем телом, но тут же охнул и замер.

– Проклятая поясница! – скривившись, пробормотал он. – Пожалуй, мне лучше вернуться к себе и приложить к больному месту нагретый камень. Да, это будет лучшим решением. Обычно такое помогает.

Неловко покинув брачное ложе, он, согнувшись и потирая поясницу, направился к двери, на ходу накидывая халат.

– Покойной ночи, моя птичка, – пробормотал он. – Надеюсь, мы найдём более удачный момент для исполнения супружеского долга.

Жанна вновь закуталась в одеяло, и тихий смешок сорвался с ее губ. Глаза хищно поблескивали, а на лице застыла самодовольная ухмылка. Да, удача явно на ее стороне! Хорошо бы, чтобы муженек поболел еще недельку-другую. А лучше и вовсе отправился на встречу с Создателем. Закрыв глаза, она предалась мечтам о том, как будет блистать молодой богатой вдовой. А пока, чтобы не зачахнуть от тоски, стоит обзавестись любовником. И, пока сон не склонил ее в свои объятия, новобрачная мысленно перебирала знакомых мужчин, прикидывая, с кем из них будет безопаснее всего разделить ложе.

IV

В доме на лугах потянулись однообразные, тоскливые дни. Мадам ле Вьютон де Бланшет умирала от скуки. Она меняла наряды по три раза в день, ведь виконт был сказочно щедр и никогда не требовал отчета в тратах. В шкатулке Жанны скопилось столько драгоценностей, что они могли вызвать зеленую зависть у любой великосветской дамы. Но за полгода она лишь несколько раз выезжала в свет. Их чету приглашали на все званые вечера и обеды, однако всякий раз Гектор ссылался на недуги и с невинным видом вопрошал:

– Ах, дорогая, неужели бал вам дороже моего здоровья? Ведь вы поклялись окружить меня заботой. Разве вы решились на брак лишь из-за моего богатства?

– И Жанна, скрипя зубами и выдавливая кислую улыбку, заверяла мужа в своей бесконечной любви. Она попросту боялась потерять все по глупости. Да и мать при редких встречах внушала ей, что нужно запастись терпением и выждать. Старик скоро отправится к праотцам, и никто не сможет упрекнуть юную мадам виконтессу в корысти. Между тем, в доме на лугах гостями бывали в основном господа из числа любителей азартных игр. Маркиз де Шуар, барон Лакруа и граф де Бирн готовы были просиживать за ломберным столиком целыми днями. Ну право же, хозяин так мил и гостеприимен…

Во время игры подавали изысканное вино, ласкающее нёбо, и закуски, дразнящие обоняние. Бедняга виконт, совершенно несведущий в картах, неизменно терял солидные суммы, однако расплачивался тут же, сохраняя невозмутимость. Маркиз де Шуар, одаряя его приторной улыбкой, замечал, что кому не везет в картах, несомненно, везет в любви, особенно месье, если он женат на столь очаровательной особе.

В такие вечера Жанна, словно неприкаянная тень, бродила по дому, не находя себе занятия. Ей следовало бы сидеть у камина с вышиванием, однако мадам виконтесса питала отвращение к любому труду. К досаде, среди игроков не было никого, достойного любовной интриги. Маркиз де Шуар был непомерно толст и безнадежно стар. Барон Лакруа отчаянно глуп и вовсе не красив, несмотря на то, что ему едва минуло тридцать пять. Граф де Бирн, чересчур худощавый, напоминал вязальную спицу, а забывшись за игрой, он вечно отклячивал нижнюю губу, становясь похожим на старого капризного одра.

Тоскливо вздыхая, Жанна вынуждена была признать, что и среди прислуги не найдет себе утехи. Оба лакея, хоть и молоды, были чопорны донельзя и никогда не оставались с мадам наедине. Даже конюх казался столь же неприятно бледен, как и вся прислуга виконта, и его пустой взгляд отбивал всякую охоту к флирту. На вопрос Жанны, отчего у слуг такой вид, словно их извлекли из могилы, виконт лишь посмеивался. Что такого? Он привык к своим слугам, и их молчаливость ему по душе. В своем доме он желает покоя, а местная деревенщина голдит, словно стадо гусей. Что же касается бледных лиц… Прислуга получает жалование, и надо заметить, отличное жалование за службу, а не за прогулки на свежем воздухе.

ТоЗима властно вступила в свои права, щедро укрыв окрестности пушистым саваном снега. Жанна, с тоской в глазах, смотрела сквозь морозные узоры на окне, нервно покусывая губы. Черт бы побрал этого старика! Когда же он освободит ее от ненавистных уз брака? Хоть бы слег с горячкой или зачах от чахотки! Но немощь одолевала Гектора лишь при одной мысли о супружеском долге. Жанна и не помышляла о его объятиях, но вечные отговорки супруга повергали ее в уныние. Она была цветущей, молодой красавицей, один только вее вид должен был воспламенить страстью даже умирающего. Неужели ее женские чары бессильны против этого дряхлого старца?

Однажды утром, за завтраком, лакей почтительно подал виконту письмо.

– Гм… – Гектор быстро пробежал глазами строки. – Дорогая, меня срочно вызывает министр в Париж.

– В Париж! – воскликнула Жанна, и румянец предвкушения вспыхнул на ее щеках.

– Дитя мое, – медленно пригубил вина Гектор, – я еду один. Не огорчайся, друг мой, дело требует строжайшей конфиденциальности, и господин министр настаивает на моем единоличном визите. А в Лувр мы отправимся вместе, чуть позже. Не хмурь свои прелестные брови, дорогая. Хотя, конечно, тебе придется немного поскучать.

– Немного поскучать? – язвительно вырвалось у Жанны. – И сколько же?

– Не более двух-трех недель, милая.

Мадам виконтесса пожала плечами, искусно изобразив гримасу недовольства. На самом же деле, если этот старый хрыч не берет ее с собой, даже лучше. В его отсутствие она непременно обзаведется пылким воздыхателем. Скучать она точно не станет.

В день отъезда, едва сдерживая нетерпение, Жанна с притворной заботливостью попросила мужа укутаться потеплее, дабы не замерзнуть в дороге, и посетовала на предстоящую разлуку с обожаемым супругом.

– Ах, друг мой, буду сидеть за вышиванием и смотреть в окно, тоскуя и ожидая вашего возвращения. Ну, может быть, навещу матушку. Право же, других развлечений у меня не будет.

– О! Как же я мог позабыть! – воскликнул виконт. – Приезжает мой племянник, Дамьен.

– Племянник! – округлила глаза супруга. – Боже, и вы сообщаете об этом только сейчас?

– Ну, дитя мое, прошу простить мою старческую забывчивость. В мои годы это простительно, – пробормотал Гектор.

– Отчего же вы раньше не говорили, что у вас есть племянник?!

– Это племянник моей покойной жены, – пожал плечами виконт. – Но у меня не осталось другой родни. Шевалье Дамьен – единственный.

– Почему же вы не пригласили его на свадьбу?

– Ах, дорогая, он служит слишком далеко, чтобы так запросто покидать место. А теперь у него появилась возможность навестить меня. Увы, я не успел известить его о своей отлучке.

– Так напишите ему, чтобы ехал в Париж и встретился с вами там, – капризно заявила Жанна.

– Я же говорил тебе, что моя встреча сугубо конфиденциальна. Пусть подождет меня здесь.

V

Виконтесса приторно улыбнулась, и, промокнув сухие глаза кружевным платочком, проводила экипаж лицемерным взмахом руки. Подхватив юбки, она юркнула в дом, зябко поежившись. Черт бы побрал этого старикана! Из-за него она проторчала на улице целых полчаса. Так недолго и простуду подхватить. Поправляя прическу, Жанна повелительным тоном приказала горничной подать ей вина.

– Мадам, вам лучше незамедлительно покинуть этот дом, – прошептала горничная, склонив голову.

– Что? Что ты сказала?

– Я сказала, мадам, что вам нужно указать, какую комнату приготовить для месье Дамьена, – невозмутимо ответила служанка.

– Хм, пусть приготовят ту, с самым унылым видом из окна. Надеюсь, он не ждет, что я предоставлю ему выбор. Вот еще заботы на мою голову! – Она нахмурилась и уставилась на свое отражение в зеркале. Право же, молодость так быстротечна, а приходится тратить лучшие годы на этого противного старикашку! И Жанна мысленно пожелала супругу свернуть себе шею, выпав из кареты. Ну и мерзавец! Он нарочно вызвал этого проклятого племянника, чтобы отравить ей наслаждение свободой. Наверняка, этот родственник гол как сокол и вдобавок уродлив. Надо бы сразу дать ему понять, что наследство она делить не собирается. Еще чего не хватало! Зря она, что ли, связалась с Гектором? Уж конечно, не ради его прекрасных глаз. И теперь откуда ни возьмись явится этот чертов племянник. А она так рассчитывала весело провести время. Вскоре Жанне наскучили эти мрачные размышления, и она принялась гадать, к кому ей лучше всего отправиться в гости, чтобы незаметно для окружающих завести любовную интрижку. У матери вечно толчется вдова шевалье, скука смертная. У барона собираются одни зануды. Может быть, поехать к герцогу Дю Корсо? У его сыновей часто бывают приятели, молодые и весьма миловидные господа. Она улыбнулась своей находчивости и решила немедля выбрать платье и украшения.

Жанна изнемогала от усталости, примеряя один за другим бальные туалеты, и никак не могла сделать выбор. Ну право же, как отдать чему-то предпочтение, если в любом из платьев она неотразима? Обе служанки молчаливо и безучастно облачали свою госпожу в платья и костюмы и так же равнодушно складывали сброшенные на пол туалеты.

– Вот дуры деревянные! – вырвалось у виконтессы. Она открыла рот, дабы снова высказать горничным все, что думает по поводу их вечного молчания, но тут вошел лакей.

– Шевалье Дамьен Пуассон прибыл, мадам.

– И что? Мне броситься к нему в объятия или пасть ниц? – раздраженно бросила Жанна. – Пусть ожидает в малой гостиной. Я занята.

Лакей склонился в поклоне и бесшумно удалился, а виконтесса, едва заметно усмехнувшись, подумала, как ловко ей удалось сразу же указать на место новоявленному родственнику. Пусть потомится с полчаса в ожидании. Это живо собьет с него спесь. Однако любопытство уже завладело ею. Словно крадущаяся кошка, она проскользнула к лестнице и, укрывшись за массивной фарфоровой вазой, взглянула вниз. Шевалье успел избавиться от дорожной накидки и шляпы и теперь с неприкрытым интересом изучал убранство комнаты. Жанна невольно прижала ладонь ко рту, сдерживая восхищенный вздох. Сердце ее забилось с бешеной силой. Боже милосердный! Такой ослепительной красоты мужчину она прежде не встречала. Дамьен был высок, статен, с широкими плечами и узкими бедрами. Иссиня-черные волосы гладко зачесаны назад и перехвачены узкой бархатной лентой. Безупречно выбритое лицо с ровной, чуть смуглой кожей оттенял легкий румянец на высоких скулах. Прямой, аристократичный нос, чувственно очерченные губы и кокетливая ямочка на подбородке.

Жанна, прижав руку к груди, чтобы унять бешеное сердцебиение, кинулась в спальню. Подгоняя застывших горничных, она наспех облачилась в скромное платье из фуляра с глубоким вырезом, отделанным кружевом, слегка покусала губы, придавая им яркость, и решительно направилась в гостиную.

– О, мадам! – бархатным голосом произнес Дамьен, грациозно склонившись в поклоне. Целуя протянутую ему руку виконтессы, он ослепительно улыбнулся, обнажив ровный ряд белоснежных зубов.

– — Дядюшкин выбор более чем понятен, вы очаровательны, мадам.

Жанна зарделась и поспешила предложить гостю присесть. В его присутствии ее внезапно охватило несвойственное ей смущение. И в самом деле, племянник мужа был слишком хорош собой. На вид ему было едва за двадцать. Глаза удивительного, пронзительно-синего цвета так разительно контрастировали с бесцветными, водянистыми очами Гектора, что женщина невольно поморщилась, вспомнив супруга. Не прошло и четверти часа, как Жанна напрочь забыла о раздражении, вызванном приездом племянника виконта. Молодой мужчина совершенно очаровал ее. Он был весел и остроумен, бархатные нотки его голоса обволакивали, словно ласкали, и задевали самые потаенные струны ее души. Она очнулась лишь тогда, когда Дамьен, лукаво улыбаясь, поинтересовался, не пора ли обедать. Он изрядно проголодался и надеется, что тетушка простит ему эту прямоту. Жанна рассмеялась, всплеснув руками. Боже, да она и сама умирает с голоду! С раннего утра, вся в хлопотах по поводу отъезда мужа, она и маковой росинки во рту не держала.