Читать онлайн Мой бывший пациент

Пролог

– Князев, у меня на столе твой брат. Пулевое. Очень близко к сердцу…

Он уже ответил, что выезжает, а я впала в ступор, слушая гудки в трубке. Сердце скакало в горле, руки тряслись и не слушались, пока пыталась выудить форму из шкафа…

– Ива Всеславовна!

Я вздрогнула, наконец, выхватив штаны.

– Что там?

– Остановка сердца. Реанимировали. Но мы его теряем.

– Черт! – рявкнула я, натянула рубашку и бросилась в операционную…

Не было операции сложнее в моей жизни. Я видела, как отчаянно борется Игорь за жизнь Стаса, как восстанавливает сосуды на остановленном сердце, и никто не мог сказать точно, запустится ли оно снова…

И только я знала, что все это – моя вина. И старалась об этом не жалеть. Нельзя было. Я знала, что делаю. Знала, что если не остановлю Стаса, он разрушит жизнь Игоря до основания, а я не могла больше на это смотреть. Игорь не заслуживал этого…

– Разряд!

Удар.

– Нет пульса.

– Еще разряд!

Удар.

У меня задрожали ноги, перед глазами потемнело.

– Нет пульса.

– Ива! – гаркнул Князев, и меня подбросило. – Помоги!

Зачем еще ведьмы в операционной? Чтобы не дать умереть кому-то, кого не смогли убить несколькими часами ранее.

Я вскинула руку…

…и всадила в умирающего пациента самое страшное заклинание, которое пришло мне на ум в эту секунду…

– Есть пульс! – констатировал Князев.

А я медленно осела, проваливаясь в темноту. Последнее, что слышала – шелест собственного пульса в ушах, который точно совпадал со звуком датчика, подключенного к пациенту на операционном столе.

Я обязательно об этом пожалею.

Но это будет потом.

Глава 1

Так странно начинать жизнь заново…

Почему-то в том, что я умер, сомнений не было.

Первый вдох принес боль. И запахи… Много… В основном что-то лекарственное. Металлический привкус на языке хотелось запить.

Очень хотелось пить…

Но все это показалось неважным, когда пространство разодрало единственным звуком в тишине – мерный писк будто отсчитывал что-то…

Сердцебиение.

Я вспомнил, как услышал выстрел. И боль. Такую боль я еще никогда не чувствовал. Будто грудную клетку пронзило раскаленным прутом и вскипятило кровь. Последнее, что я помнил – как сердце пытается выдраться из груди. В таком состоянии уже не обернуться зверем, не спасти себя.

Тот, кто в меня выстрелил, совершенно точно меня убил…

Поэтому жизнь началась заново. Определенно.

– Стас, ты меня слышишь?

Я попробовал пошевелиться и мотнуть головой. Получилось. Хотя будто стоило всех сил. А открыть глаза – последних их остатков. Но мне не нужно было смотреть, чтобы знать, кто стоял рядом.

– Операция прошла успешно, твое сердце в порядке, – официально констатировал брат. – Будет.

Ну почему меня удивляет, что оперировал именно он? Я же сам приперся к нему в больницу. Удивляло ли то, что меня, наконец, подстрелили? Нет. Я потерял бдительность. Слишком много всего случилось в последние дни, и я забыл о приоритетах.

Когда увидел Игоря у отца, подумал, что убью его. Был уверен, что он наговорил отцу обо мне всего. А он ни слова не сказал, как выяснилось. Ему просто было плохо. И он приехал домой.

Тогда я впервые осознал, что мать он отобрал не у меня прежде всего. У меня ее и так не было. Давно. Он отобрал ее у себя, и ему ничего не осталось больше. И ехать некуда.

– Мне нужен кто-то из отдела, – прохрипел я и тяжело сглотнул. – Чтобы им дали знать…

Очертания брата расплылись между ресницами. Я видел, как он то ли кивнул, то ли покачал головой.

– Повезло, что ты оказался рядом с хирургией, – заметил он многозначительно.

Я усмехнулся, и губы запекло, стоило потянуть их в стороны.

– Я шел к тебе, – выдавил хрипло. – Отец просил с тобой увидеться.

– Понятно, – равнодушное.

Игорь молчал долго.

– Кто мог в тебя стрелять? – спросил наконец.

– Я – не только дерьмовый брат. – И я облизал губы. – У меня много врагов.

– Тебе пока нельзя принимать посетителей. Все очень серьезно, Стас. Ты едва не погиб.

– Это серьезно только для тебя, Игорь. – Боль никак не способствовала оттоку желчи в голосе. – Твоему чувству вины еще одну смерть в семье не пережить…

– У тебя бы уже не было возможности этим насладиться, – огрызнулся Игорь. – Отдыхай.

– Куда ж я денусь, – проворчал в его спину и растекся по подушке, чувствуя адскую усталость.

Тишина неприятно сдавила голову тисками. И только звуки датчиков немного разгоняли эту тяжесть. Я прикрыл глаза и прислушался. Сердце билось в груди ровно, и это показалось непривычным. Раньше я не чувствовал его вовсе. А теперь ощущал так, будто бы оно было живым – щекотало внутри, пульсировало…

А когда подумал, что Игорь наверняка позвонит отцу, оно как-то неприятно ударилось о грудную клетку и забилось быстрее…

– Как он? – Я подняла взгляд на Князева.

Игорь хмуро изучал мою кардиограмму.

– Нормально, – отмахнулся, не давая сбить себя с толку. – А вот ты беспокоишь. Может, отдохнуть нужно, Ива?

– Наверное, – вздохнула я, спуская ноги с кушетки.

– Куда ты собралась?

– На обход.

– Ива, – угрожающе прорычал Игорь, преграждая мне путь с кушетки. – То, что ты ведьма, никак не гарантирует тебе иммунитет от истощения. У тебя анемия. И это – лишь следствие, а не причина усталости.

– Я приму к сведению, – злилась я. Сегодня все это бесило как никогда. – Князев, ты нужен кому-то, или у меня устаревшие сведения?

Игорь тяжело вздохнул.

– Это – не основание лишать меня тут авторитета. Я назначил тебе железо капельно. Ива… – Он взял меня за плечо и заглянул в глаза так, как мог только он. – Что происходит? Когда ты запустила программу самоуничтожения и по какому поводу?

Я прикрыла глаза, силясь не расплакаться.

Когда-когда?..

Когда ты объявил, что у тебя есть Яна.

Нет, конечно, мужчина не должен сам догадаться, что его кто-то любит до потери пульса. Но пульс этот я позволяла себе терять только, когда Князева нет поблизости. Играть друга годами сложно. Но оборотни не влюбляются в ведьм. Как и ведьмы – в оборотней. А если и возможны исключения, то только с какой-то одной стороны…

У нас двоих этим исключением стала я. Игорь же считал меня лучшим другом. И я надеялась, что мне этого хватит. Я изо всех сил старалась помнить, что он рано или поздно выберет себе женщину для создания семьи, а я навсегда останусь для него особенным другом. Этого должно было быть достаточно.

Только достаточно мне не было. Мне было так плохо, когда я видела страдания Игоря, что готова была на все, чтобы хоть одному из нас стало хорошо. Проблема оказалась в том, что я не знала, насколько сильно влюблена. А когда увидела его брата на парковке возле больницы, даже не задумалась о выборе. Методичное изматывание, которое устроил ему Стас, измучило Игоря, и я не могла больше на это смотреть…

Мне было слишком больно.

– Ива? – тихо позвал Игорь.

Я перевела на него взгляд, не в силах больше скрыть свою растерянность и апатию. Весь смысл, который у меня остался – это работа. В этом мы с Игорем очень похожи.

– Я же завотделением, – шмыгнула я носом и расправила плечи. – Главная, помнишь? Так что, спасибо, Князев, за назначения. Но тебе, кажется, пора.

– Я, вообще-то, тоже тут работаю, – усмехнулся он.

А я замерла, глядя в его глаза. Почему именно сейчас стало так невыносимо в них смотреть? Потому что я перешла черту. Решила, что могу решать, кому жить, а кому – нет.

– Кстати, состояние Стаса радует. Чем ты в него зарядила?

– По стандарту, импульсом. – Я слезла с кушетки и направилась к креслу, на котором лежал халат. – Основное сделал ты, как обычно.

Сердце в груди только вдруг скакнуло, и я задержала воздух, чтобы сдержать приступ аритмии. Но пульс вдруг ускорился так, что один волк-параноик сразу же услышал. Князев подхватил на руки и вернул меня на кушетку:

– Сидеть, – рявкнул и схватился за стетоскоп.

Я терпела и думала о том, что не стоит попадаться ему на глаза в палате Стаса. Игорь услышит, что наши сердца бьются в одном ритме. Я прикрыла глаза, тяжело сглатывая. Князев стянул стетоскоп на шею и протянул блистер с пропранололом.

– Контролируй давление, – вложил его в мою руку. – И сегодня же под капельницу.

– Возьми медовый месяц, – процедила я. – Я дам тебе отпуск. Серьезно, Игорь! Ты нужен Яне.

– Мне кажется, что ты не столько в этом меня пытаешься убедить, сколько в том, что я не нужен тебе.

Я возвела глаза к потолку:

– Потому что ты начнешь меня лечить! А я просто действительно хочу отдохнуть. Только и всего.

– Ты никогда не падала в обморок на операциях.

– Я упала после, а не во время, – огрызнулась я, снова слезая с кушетки. – Князев, изыди! Со мной все будет в порядке! Завтра выходные!

Я схватила халат, обошла Игоря и направилась из смотровой в коридор. Ноги дрожали, сердце все также колотилось в груди – пришлось закинуть под язык горькую таблетку. Да что там с этим придурком? Какого черта у него там происходит, что он пускает мой пульс галопом?

Я свернула в коридор и, прижавшись к обшарпанной стенке, медленно вздохнула.

Раз-два-три-четыре-пять…

Таблетка расползалась горечью во рту, усиливая отчаяние, в которое я сама себя загнала.

Какого черта, Ива, ты не дала этому ублюдку умереть? Ты же сама в него стреляла! Зачем спасла, да еще и такой ценой? Нельзя стать убийцей и спасти от смерти тут же! В чем тогда смысл?

Я сглотнула горечь, жмурясь.

Наверное, когда я увидела, как Игорь борется за жизнь Стаса, поняла, что именно натворила. Я, мать его, взрослая женщина, а повела себя, как полная влюбленная идиотка, и едва не убила…

Ну, тогда и расплата адекватная.

Теперь у нас с этой сволочью одно сердце на двоих. А я даже не знаю всех последствий этого заклятья. Кроме главного – никто из нас не умрет в одиночку, только разом.

Сначала показалось, меня глючит. Я услышал то ли стук собственного сердца, то ли звук шагов, который точно попадал в ритм. И еще не до конца проснулся, а вдруг осознал, что смотрю на посетительницу в белом халате. Она закрывала двери палаты, воровато посматривая в коридор. Врачи обычно заходят чуть ли не с ноги, а эта озирается…

Зря Игорь не поторопил мой отдел с уведомлением о покушении. Наверное, стоило выставить охрану, ведь добить меня сейчас ничего не стоит. Ну, что ж, за идиотизм, видимо, нужно не только заплатить, но и получить на сдачу.

– Ну привет, – оскалился я. А хорошенькая она, эта моя убийца. Блондинка среднего роста – такую удобно подхватывать под бедра в подходящий момент. Волосы взъерошены, будто она из-под кого-то только что вылезла, и глаза блестят лихорадочно. Красотка одним словом. То, что в голову мне полезли какие-то похотливые мысли, не смущало. Может, с обезболом доктора переборщили, а, может, я – с голодовкой. Но не о смерти же думать в последние минуты жизни. – Смотрю, утро задалось…

Женщина непонимающе на меня посмотрела, изогнув светлые брови.

– А тебе идет белый халат, – улыбнулся я шире. – Знал бы, что киллерши такие хорошенькие, давно бы подставился…

Взгляд блондинки дрогнул, чувственный рот приоткрылся, и она задышала чаще…

– Ты что, бредишь? – шагнула она ко мне неожиданно уверено, на ходу снимая стетоскоп.

Голос властный. В обычное время. Сейчас дрожь в нем выдавала усталость и напряжение.

– Сделай одолжение, скажи, как это будет, – проследил я за ее действиями. – Последнее желание приговоренного к смерти. Укол? Или выстрелишь в сердце? А, может, нож? Надеюсь, нет. Не люблю холодное оружие.

Она вперила в меня отчаянный взгляд, опуская руки.

– Выстрел в сердце оказался неэффективным, – просипела, растерянно моргая.

– От чего же? – Улыбаться ей в лицо понравилось. Ее это нервировало. Иллюзия контроля над ситуацией давала опасные обещания, что есть шанс на спасение. – Я беспомощен.

– Ты думаешь, что я пришла тебя… добить? – изумленно выдохнула она, упираясь ладонями в койку.

– А разве нет? – склонил я голову на бок, примеряясь к ее горлу.

Может, побороться за жизнь у меня еще получится? Хотя… зачем она так близко подошла? Профи вряд ли бы вообще заговорила. У меня закрались сомнения.

– Ну, так что? – И я уже набрал медленно воздуха в легкие, готовясь к броску, когда она вдруг выпрямилась.

– Зачем мне это? – пожала вдруг плечами. – Я спасала тебя. Я – хирург.

– Хирург? – Пришла моя очередь удивляться. Я с сомнением прищурился и оглядел ее пристальней. От нее пахло медикаментами и… Игорем. И как я сразу не учуял? В голову аж ударило от злости: – Дура ты, хирург! Я тебя чуть не загрыз!

– А что, это возможно? – тревожно поинтересовалась она, игнорируя мое возмущение, и все же нацепила стетоскоп. – На тебя могут покуситься здесь?

Я скосил глаза на ее дрожавшие руки, которыми она пыталась совладать со стетоскопом.

– Брат меня уже осматривал, – заметил недовольно. – Кажется, я поспешил порадоваться за твое утро, «мой хирург». Где твой бейдж?

– Благодаря тебе и ночь и утро у меня вышли крайне паршивыми, – снова проигнорировала она мои вопросы, откидывая покрывало, и впала в ступор, увидев повязку.

Ее горло дернулось. А я вздохнул, отводя взгляд. Странный хирург. Может, она кофе перепила? Нет, я ее не смущал. Бесил, скорее. Но мне тут было очень одиноко. И слишком страшно остаться наедине с собой и своими к себе претензиями.

Да и мало ли, вдруг на самом деле киллера подошлют? По закону стечения обстоятельств, он вряд ли будет таким симпатичным, как «мой нервный хирург».

– Как тебя зовут, Мой Хирург? – усмехнулся я, глядя, как она сопит, слушая мое сердце.

Она предсказуемо не ответила. Хмурилась, поглядывая то на мою грудь, то на приборы. Я покладисто молчал, ожидая, когда она наслушается. Наконец, она вздохнула и отпрянула, устало стягивая стетоскоп и роняя его на кушетку.

– Тебе понравилось? – хмуро проследил я за прибором. – Или все плохо?..

– Заткнись, – вдруг раздраженно перебила она, хватая стетоскоп.

Рывком нацепила его на шею и принялась тереть лицо, запрокидывая голову к потолку.

Странная. Меня стало бесить.

– Может, тебе лучше пойти выспаться, а потом приходить к пациенту?

– Ты меня еще будешь учить работать! – прорычала она, морщась.

– Ты что, скальпель во мне забыла?!

С губ Моего Хирурга слетел обреченный смешок:

– Если бы! – И она опустилась на стул, глядя перед собой.

А я присмотрелся… и разочаровано хмыкнул. Она еще и ведьма. Обидно даже. И я усмехнулся.

– Чего ты все веселишься? – недовольно потребовала она, переводя на меня взгляд.

– Я будто в фильме про нерадивую киллершу, которая никак не может добить свою жертву. Что тебя так мучает?

Мой Хирург медленно моргнула, и глаза ее вспыхнули праведным гневом.

– Ты – самодовольная эгоистичная сволочь, Стас Князев, – медленно поднялась она, обличительно тыча мне в голову, – не нашел другого смысла в жизни, кроме как доводить своего брата – блестящего хирурга и порядочного мужчину – до нервного срыва! Ты не придумал себе лучшего применения, кроме как разрушать его жизнь!

Пока она чеканила слова, я взялся бесить ведьму медленным оскалом.

– То есть, ему ты лицензию на право разрушать твою собственную жизнь выдала, – протянул я насмешливо, смакуя каждое слово. – Или, дай догадаюсь… Он в упор не видит одну симпатичную влюбленную в него ведьму? Как это на него похоже…

Мой Хирург застыла так, будто бы мы играли в «Морская фигура замри». И изобразила на лице все то, во что я ее макнул. Стало неинтересно.

– Приходи перекинуться в карты, – разочаровано вздохнул я. – У нас с тобой больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Может, развлечем друг друга в этой дыре.

Ведьма скрипнула зубами, вскружила потоки воздуха вокруг себя так, что ее волосы разметались по сторонам, и, развернувшись на каблуках, вылетела из палаты.

– Вот сволочь! – прошипела я, бросившись по коридору.

Много общего, мать его! У нас с тобой, придурок, одно сердце на двоих! Я пыталась сосредоточиться там и прислушаться к вибрациям остатков заклятья, но этот балабол же не даст посидеть-подумать! Снотворного ему надо выдать и подумать, что делать. Ясно одно – нести ответственность. За тупость, за непрофессионализм, за то, что позволила эмоциям взять верх. Как же не вовремя я устала…

– Ива Всеславовна, Игорь Андреевич сказал, что вам нужно сделать капельницу. – Я подняла глаза на своего заместителя с мобильным у уха. – Я как раз звонил…

– Олег Маркович, я позже вас найду, – свернула я за угол и направилась к лифтам.

Меня всю трясло, в груди горело, щеки пылали, и я не понимала от чего. То ли нервы, то ли усталость, то ли слова этого сволочного волчары! Какой же он гад! Как же искусно подмечает слабости на лету и тут же швыряет их в обратку острыми углами!

Я выскочила из лифта на верхнем этаже, пронеслась тихим тесным коридором, пропахшим стиральным порошком, и ворвалась в свою комнату, захлопывая за собой двери. Тишина показалась такой оглушающей, что зазвенело в ушах.

– Аля? – позвала я, оглядевшись, лишь бы ослабить давление вакуума.

Моя маленькая коморка под крышей была моим домом. Три на шесть метров, диван с одной стороны, встроенный шкаф с другой и письменный, а по совместительству и обеденный стол у окна.

Я прошла к нему и уставилась в окно.

Сложно сказать точно, когда эта комната стала моим основным местом жительства. Сначала ползти домой не было сил, потом желания. В шаговой доступности, как говорится во всяких объявлениях об аренде квартиры. Только в моем случае речь шла о смысле жизни – хирургическом отделении.

И кот стал последним штрихом к моему идеальному углу.

Алю я нашла несколько лет назад во дворе больницы – подкинули котенком. Теперь он жил со мной под крышей, гулял по водосточным трубам и гонял голубей, шурша обломками шифера по ночам. Мой единственный друг. Ну, кроме Князева.

Только Князевых у меня теперь два! Черт бы только побрал этого второго!

Я прошла к холодильнику, достала яблоко и йогурт, включила кофеварку и уселась за стол. Единственное, что в комнате было неидеальным – вид подкачал. Окно выходило на внутренний двор больницы. Когда сутки смазываются перед глазами, сложно вообще понять, жив ли еще внешний мир там за пределами больничного колодца.

В приоткрытую форточку подуло, остужая горячие щеки. Нужно все же вспомнить о свойственном мне благоразумии и позаботиться о себе. Анемия чревата не только тахикардией. Князев будет лечить брата, а я – сводить его усилия на нет.

Я подхватила чашку с кофе, и та неожиданно дрогнула в руке. Осознание, что именно меня так поразило, пришло внезапно – Игорь не понял за пятнадцать лет то, что Стас раскусил за несколько первых минут знакомства…

Мобильник запиликал вызовом, и я, глянув на экран, поморщилась.

– Ну что ему не лежится? – проворчала.

Сердце отозвалось лишним ударом и снова разогналось, сбивая дыхание. Я вздохнула и, поднявшись, сгребла чашку кофе со стола и вышла с ней из комнаты.

Сердце бесило.

Я чувствовал каждый его стук в тишине, и не на что было отвлечься.

Что-то мне с ним не то сделали…

– Верните мне мобильный, – потребовал я у медсестры.

Дама в возрасте с неприязненным выражением презрительно окинула меня мутным взглядом:

– Я узнаю у вашего врача.

– Как его имя?

– Он представится, как сочтет необходимым.

– Я имею право знать, – зарычал.

– Позвать?

– Позовите!

– Хорошо.

– И принесите мой мобильник! – повысил я голос ей влед.

От этого усилия стало тяжело дышать, будто пробежался. Я с трудом приподнялся так, чтобы хоть немного опереться на зад, и принялся разминать пальцы рук. Беспомощность бесила…

– Что ты делаешь?

Вместе с Моим Хирургом в палату влетел и запах кофе. Она пронеслась через комнату и поставила чашку на тумбочку мне под нос.

– Мне нужен мобильный, – глянул я на нее исподлобья. – И кофе.

– Тебе нельзя, – властно постановила она и надавила мне на грудь ладонью, вынуждая улечься на подушку.

Рука теплая, прикосновение уверенное. Не то, что в прошлый раз.

– Это Игорь тебя довел утром? – усмехнулся я, нагло рассматривая ведьму. – Быстро ты отряхнулась. Годы тренировок?

– Помолчи, – приказала она и нацепила стетоскоп. – Скажешь слово, получишь снотворное.

Я скрипнул зубами, позволяя ей закончить.

– Нравится командовать мужиками? – заметил, когда она наслушалась.

– Тебе дать волю – угробишься без всяких киллеров, лежа в подушках. И столько усилий пропадут зря.

– Хороша, – восхищенно улыбнулся я. – А теперь мобильный и кофе.

– Я хирург, а не девочка на побегушках, – подхватила она свою чашку.

– Ты меня слышала, когда я говорил про возможное покушение? Мне нужна охрана. Ладно меня, но в живых не оставят и свидетелей.

– Хорошо, я верну тебе мобильный. Но нервничать тебе нельзя. Ткани сердца еще хрупкие, регенерация нарушена. И оборачиваться пока что запрещено. На какой срок – покажет только динамика выздоровления.

– Я тебя услышал. Пойдешь за мобильным, захвати, пожалуйста, кофе. И соберись уже с духом и скажи, как тебя звать, «не девочка на побегушках». А то я начну к тебе обращаться Моя Госпожа.

– А ты разбираешься в подчинении, – оценила она. – Я не против.

Я только медленно вдохнул, не в силах оторвать от нее взгляд, пока она шла к дверям. Вот же сучка… И с губ сорвался смешок, уж не знаю, по какому поводу. Противное сердце будто в теплый воск окунули, и оно защекотало в груди так, словно обросло шерстью.

Ведьма вернулась вопреки ожиданию с мобильным, кофе и целым подносом жратвы.

– И что я должен буду за все это сделать? – не смог сдержать я оскала.

– Как насчет заткнуться? – проворчала она.

– Не хами, – посоветовал со всей доброжелательностью, на какую только был способен. – Я же не всегда буду лежать в койке. А я очень злопамятный.

– Я в курсе, – усмехнулась презрительно она. – На самом деле я надеюсь, что пока будешь есть, не сможешь трепаться.

– Сразу захотелось объявить голодовку.

– Буду вливать внутривенно, – подняла на меня горящий взгляд ведьма.

– Но так я ведь смогу трепаться и бесить тебя? – вздернул я бровь.

– Не все усваивается перорально, что-то потребует ректальных манипуляций.

– Больше угроз не осталось? – Я все не мог стянуть оскал. – Ты всегда такая горячая с пациентами?

– Зря ты такой самоуверенный. – И ведьма устроила еду у меня под носом с заботой, которую я не заслуживал.

– А я и не самоуверенный.

– Наглый. Нахальный, – заводилась она. – Так больше нравится?

– От тебя пахнет котом или мне кажется?

– Пропишу тебе седативные. От них болтать сил не будет и стоять – тоже.

– Новые угрозы, – наслаждался я открыто. – Я все запомню, Моя Госпожа. Проценты будут внушительные, когда придется платить. Но я с тебя все выжму.

Ее взгляд дрогнул, и она отвернулась.

– Прекрати фантазировать. Пульс разгоняется, – пробурчала. – Ешь. Потом кофе.

– Я не голоден.

– Я прошу тебя всего лишь поесть.

– Пойди поспи, – почти заботливо попросил я.

– А вдруг покушение? – И ведьма опустилась в кресло у стены.

– Ты меня не спасешь, – возразил серьезно.

Ведьма сделала вид, что не слышала, сосредоточенно глядя в экран мобильного, а я перевел взгляд на поднос.

– Мне бы несколько звонков сделать…

– Черт, я надеялась, что ты замолчал!

– Давай не будем давать повод тем, кто придет меня добивать, пристрелить и тебя? Если не можешь со мной расстаться, подожди в коридоре.

– Ты думаешь, что твое собранное из кусков сердце железное? – вытянула она шею, глядя на монитор. – Я не шучу, когда говорю, что тебе нельзя нервничать. Будешь дергаться, сердце не выдержит, и снова ляжешь на операционный стол. И так по кругу. Только шансов у тебя…

– Я понял, – перебил ее. – Тогда верни мне ту сестричку в преклонном возрасте. С тобой мы угробим мое сердце быстрее, чем я мобильник в руки возьму.

– Придется научиться терпеть меня, – отрезала ведьма. Но все же поднялась и сосредоточенно подошла ко мне. – Запиши мой мобильный. Если будет плохо…

– Я позову престарелую сестричку, – уперся я. – А если скучно – попрошу позвать тебя.

И зачем-то скосил взгляд на ее задницу под халатом, когда она развернулась к двери.

Глава 2

Я собралась и выбежала из больницы так, будто за мной черт гнался. Понимала, что нужно успокоиться, но не выходило. А хуже всего – сердце младшего Князева разгонялось не от того, что нервничал он! Такому матерому волчаре наши перепалки никогда бы не пошатнули ни одного нерва.

Я продолжала его убивать. Медленно. И неизвестно, успеет ли восстановится его сердце прежде, чем не выдержит моего чувства вины. Пришлось принять успокоительного и добавить адреноблокатор, чтобы дать нам обоим передышку. А мне – время все выяснить.

У палаты Стаса дежурила охрана больницы и те, кого выставил следственный отдел. Князев вызвал следователей сразу, но те пока что колупались на территории больницы и за ее пределами, хоть и предупредили, что будут приглашать врачей на беседу. Но Стаса я не стала ставить в известность, чтобы не закатывал глаза. В то, что на такую занозу в заднице могли покуситься, я ни капли не сомневалась. Похоже, его послужной список лишь начинается тем, что он сволочь и плохой брат. Стоило выяснить о нем больше, чтобы понять, кому именно я отдала свое сердце.

Но сначала следует разобраться с тем, что именно я натворила с этим заклятьем.

Лужи захлюпали под ботинками, зачавкали мокрым снегом. Перед глазами все смазалось в серую бетонную массу. Я не стала садиться за руль. Машину в центре не бросить даже с ведьминскими способностями. Там даже дорожные камни не гарантировали возможность проехать. Теперь, вжатая в стенку троллейбуса, я смотрела на то, как распластанные по стеклу снежинки неминуемо обращаются в капли и стекают вниз, оканчивая свой бесславный путь где-то в грязном резиновом желобе.

Как я до этого дошла? Сейчас следователи начнут разнюхивать произошедшее, а если подключится Горький, то мне не уйти от ответственности. Уж он точно размотает, что это я стояла в тени здания и стреляла в Князева-младшего. Может, прийти с поличным?

Нет. Я замела следы отлично…

Стало тошно. Будто и правда профи-киллер.

Картинка перед глазами погрузилась в темноту, и я не сразу поняла, что спрятала лицо в ладонях.

Нельзя признаваться. Игорь плохо переносит чувство вины. А в том, что я такая идиотка, он не виноват. Вот же Князев-младший позлорадствует, когда узнает, что не его враги уложили его в холодную лужу с пулевым на пару сантиметров от сердца…

– Девушка, вам плохо? – поинтересовался кто-то позади.

– Нет, – покачала я головой и оттолкнулась от стекла. – Пропустите, пожалуйста…

На улице начал трезвонить мобильный. Привезли новых пациентов, и привычная круговерть решений помогла мне донести ноги до Исследовательского центра без нового витка самоуничижения. Только когда вдруг на экране мобильного высветился номер Горького, ноги подкосились. Я тяжело сглотнула и прижалась к стенке коридора перед проходной.

– Давид?

– Ива, привет.

– Привет, – хрипло каркнула я.

– До меня тут докатилось дело о покушении на Стаса Князева.

– Да. Я так и думала, что ты узнаешь…

– А почему ты не сказала?

– Не было времени. Он то умирает, то снова восстает. Тяжелая вышла ночь.

– Понятно. А прогнозы?

Если бы я знала. Только в груди вдруг все сжалось до визга, застрявшего в горле. Пришло осознание, что я не вывезу сама. Захотелось признаться во всем Давиду и сдаться на милость. Собиралась же нести ответственность…

– Пока сложно говорить, – выдавила кое-как.

– Ива, что с тобой? – насторожился Давид.

– Устала. Очень… – просипела я.

– Может, увидимся? Беспокоишь…

– Князев уже взял меня в оборот. – Я кое-как отлепилась от стенки и прошла в сторону проходной. – Так что я под присмотром. Назначил капельницы…

– Мне все равно ехать к вам. Хочу тебя увидеть.

– Ладно…

В аудитории оказалось пусто, и я, звонко постучав в дверной косяк костяшками пальцев, привлекла внимание преподавателя, сидевшего у стола.

– Карл Алексеевич…

– Ива, – поднял он взгляд от бумаг, – проходи.

Мой преподаватель по вспомогательным манипуляциям, как мы называли использование способностей, профессор Карл Алексеевич Видальский был ведьмаком в летах. Я написала ему утром, и он, к счастью, нашел время со мной увидеться. Мы встречались регулярно. Я любила собирать для профессора интересные случаи и обсуждать их за чашкой чая в тишине стен института. Область вспомогательных манипуляций постоянно развивалась и совершенствовалась благодаря сотрудничеству с практикующими врачами. Карл Алексеевич давно не практиковал, но занимался историей заклятий и собирал техники заклинаний, изучая древние записи и расшифровывая старинные дневники.

Собственно, то, что я сделала со Стасом – недоказанное по эффективности заклятье, нерекомендованное к применению и находившееся на стадии разработки и изучения. Оставалось только убедить старика, что я не всадила это заклятье в умиравшего, а просто заскучала настолько, что решилась на изучение. Дерьмовая идея, конечно, но выхода не было.

– Ты будешь как обычно черный с бергамотом? Или покрепче?

– Покрепче, – улыбнулась я вымученно, чувствуя прилив усталости. Бессонная ночь давала о себе знать. – Можно кофе с коньяком. У меня сегодня выходной.

– Что, нет перерыва у полевых бойцов? – крутанул он колеса инвалидного кресла и направился к дверям сбоку.

– Не предвидится. – Я поплелась я следом.

В небольшой комнате все было завалено книгами, и только стол у окна еще держал место для электрического чайника и подноса с чашками. У каждого посетителя чашка была своя.

– Ты не надумала преподавать? – Профессор потянулся за белой фарфоровой чашкой в дальнем углу подноса.

Давно меня не было.

– Не знаю, – пожала я плечами, освобождая стул от книг.

– Может, позже?

– Да, наверное.

– Так что случилось?

Я поставила стул и стянула куртку.

– Пациент был один. В общем, я вдруг вспомнила ту энергетическую манипуляцию, когда целое сердце является проводником для поврежденного. Помните? Мы много с вами его изучали…

– Да-да, помню, – прищурился он пытливо. – Ты его использовала?

– Нет, – мотнула я головой. – Я даже не помню правил его наложения. Вопрос не в этом…

– Пациент тебе дорог.

– Да, – кивнула я, усаживаясь. – Был.

– Соболезную. Понятно, почему ты такая вымотанная…

– Спасибо. Но я подумала…

– …Что могла бы спасти и дать время? Ива…

– Именно.

– Послушай, таким как ты свойственно предъявлять к себе завышенные требования. Ты всегда была такой. Но чтобы не свихнуться, нужно принять, что всех спасти невозможно. Ты не сможешь себя расходовать на всех.

– Он – не все. – Я опустила плечи, напряженно вздыхая. – Карл Алексеевич, я вам наврала. Он жив. И я применила это заклятье. Только это – секрет. Никто не в курсе.

– Вот как, – нахмурился профессор.

– Я не могла позволить ему умереть. Простите, что взваливаю это на вас.

– Ива… – покачал головой профессор, задумчиво хмурясь. – Ну, что ж. И теперь ты хочешь знать, что дальше.

– Он не знает. Тоже, – прошептала я. – И о чувствах моих не знает. Я ему просто друг.

Удивительно, как сплелись оба Князевых в моем вранье. Как же легко разбежаться по наклонной…

– Хорошо. Я принимаю твою тайну на хранение. Тем более, тепеорь у нас волею случая есть прецедент применения метода. Уверен, заклятье ты сплела качественно.

– Да, – с готовностью кивнула я.

– Сейчас какая ситуация? Расскажи подробнее.

– Разгоняем сердца друг друга. Я чувствую его переживания, он – мои. Оба на адреноблокаторах и седативных.

– Ну, по идее, бьется сейчас твое сердце… – Профессор азартно тер подбородок. – Мне нужна история манипуляций. Видишь ли, в зависимости от ситуации, может случиться так, что твое сердце не поможет восстановиться его сердцу. Если повреждения необратимые…

– Нет-нет, сердце уже запускали к тому моменту, и меня попросили помочь стандартным щадящим импульсом, – почти уверенно возразила я.

То, что Игорь спасал собственного брата и мог быть необъективен, я решила не принимать во внимание. Откуда мне знать, что было не так с сердцем Стаса и почему оно не хотело биться? Просто не хватило небольшого толчка или это был полный отказ функционировать?

– Тогда, возможно, твое сердце действительно сейчас перенимает часть нагрузки, которая неподъемна для травмированного. Но как оно повернется дальше…

– Вроде бы, когда сердце наберется сил, заклятье само разрушится?

– Это только предположения. Мы не изучали эту методику на практике.

Профессор тяжело вздохнул, раздумывая. По его взгляду читалось сочувствие.

– А можно попробовать расплести заклятье? – осторожно поинтересовалась я, еле сдерживая нервную дрожь.

– Сложно предсказать последствия, – вздохнул он. – Ты рискнула. А он может умереть без связи с тобой.

Я потерла виски и отвела взгляд на полки, заваленные книгами. Никогда эти стены еще не давил на меня настолько.

– Теперь этот твой пациент обязан тебе жизнью, – тихо заметил профессор. – Ты – очень отважная, Ива.

– Я – очень идиотка, Карл Алексеевич.

– Нет-нет, ты просто живая. У тебя есть чувства, и, видимо, ты давно не давала им волю, раз все вышло из-под контроля. Ива, когда-то оно бы все равно вышло, но уже с разрушающими последствиями. А сейчас ты спасла жизнь.

И разрушила свою.

– А почему не говоришь ему? – поинтересовался профессор после короткого молчания.

– Ему ни к чему это чувство вины. И так несладко…

– Нет шанса для вас?..

– Нет.

– Понятно.

Показалось, что грудная клетка лопнет от переполнявших чувств. По щеке скатилась слеза, и сухая теплая ладонь накрыла мою, лежавшую на столе. Я вздохнула и протерла щеку:

– Спасибо…

Уже через несколько минут я осознал, что без взбалмошной ведьмы мне тут неуютно. Я даже пожалел, что не взял ее номер, и даже обозвал себя за это идиотом в тишине палаты. Пульс, правда, успокоился и стал пиликать на приборе ровнее, без скачков.

В следующие полчаса я позвонил в отдел и выяснил, что по покушению на меня уже всех подняли на уши – завели дело, вызвали следователей, а больница предоставила охрану. И даже ведьмаки заинтересовались в лице, а, точнее, морде Давида Горького. Неймется этому ведьмаку в инквизиции, по привычке лезет в следовательские дела.

– Так Горький теперь председатель следственного комитета. Не знал? – вяло сообщил мне коллега.

– Нет, – нахмурился я.

А я-то думаю, какого хрена он мне везде дорогу перебегает. Полагал, что по дружбе с Игорем. А, оказалось, все еще хуже – полномочия у него есть.

– Поэтому жди. И к тебе лично заявится.

– Черт бы его подрал, – пробурчал я. – Ладно. Есть что-то по делу?

– Ничего пока. Ты сам-то что видел?

– Ничего я не видел. Стоянка, улица, фонарь. Что тут увидишь? Я же не ведьмак.

– Врачи только отчитались, что тебе повезло выжить. И становится непонятно – у киллера рука дрогнула или ты такой везучий.

– Ладно. Узнаешь что-то, набери.

– Выздоравливай.

Я отложил мобильный и уставился перед собой.

Мне нужно было поговорить с Игорем обо всем. Отец просил. Но не для себя. Он просил разрешить наш конфликт для меня самого. А мне и правда нечего терять. Работу? Волчью жизнь? Я ничего не создал за все время такого, ради чего хотелось бы остаться и жить… Ну, разве что ради одной беспризорной своры, которая, наверное, без меня не выживет. Нужно было как раз озаботиться этим. Только стоило снова взять мобильник, как в палату постучали. И по мою душу нарисовался сам Горький. Легок на помине.

– Приветствую, Стас, – встал он у дверей. – Можешь говорить?

Я отложил телефон и настороженно кивнул.

– Как ты?

– Говорят, жить буду.

– Это радует.

Он прошел к стулу.

– Тебя Игорь попросил? – вяло поинтересовался я.

– Ему не нужно просить. – Горький вытащил небольшой планшет. – Я затребовал выдать мне список дел, которые ты ведешь.

– Мог бы не утруждаться. Я сам могу все рассказать и подсказать подозреваемых.

– У тебя может оказаться много врагов, – поднял он на меня взгляд от планшета.

– Не так уж и много. Главный мой враг на сегодняшний день – владелец игорных домов и притонов Даниил Ветлицкий. Мы с ним очень не сошлись во взглядах на молодое поколение оборотней…

– Ты вытащил многих детей от него, – пристально посмотрел он на меня. – Я не знал.

Я только неопределенно хмыкнул. Да, пожалуй, единственное, чем я мог успокаивать свою совесть – это десятки спасенных жизней. Молодые оборотни – легкая добыча для тех, кто занимается незаконным делом. Мальчишек с детства подсаживают на наркотики, и они готовы батрачить на главарей за еду и дозу, образуя управляемую массу, которую боятся. Я вытаскиваю таких волчат. Расселяю по приемным семьям, отправляю на реабилитацию, если нужно, нахожу легальную работу и не позволяю вернуть их обратно в шайку Ветлицкого. Меня тоже боятся. Это – основное условие. Страх должен быть непроходящий и обоснованный. Белым и пушистым быть не получится. Силу приходится демонстрировать, чтобы зверье боялось. И постоянно оглядываться – тоже.

– Думаешь, покушение на тебя – его рук дело.

– Жирный мотив, – усмехнулся я.

– Да уж…

– У моего хобби нет легального покровителя, Давид Глебович. Если ты хочешь меня за что-то подтащить, как и обычно…

– Нет, не как обычно. Обстоятельства изменились – ты едва выжил и больше не угрожаешь Игорю.

– Я никогда не угрожал Игорю, – процедил.

– Я неправильно выразился.

– Ты тоже думаешь, что я решил загрести жар чужими руками и натравил на него сумасшедшую ординаторшу? – сузил я зло глаза. – Да иди ты!

– Стас, ты вставлял мне палки в колеса, пока я вытаскивал Игоря из газовой камеры за убийство пациента! – Ему надоело терпеть мои нападки. – Ты сознательно не давал мне его спасти тогда!

– Он виновен в смерти моей матери! Он убил собственноручно мужа пациентки! Я вмешивался абсолютно легально, а не исподтишка! Стрельба в Игоря – не моих рук дело!

– Что тут у вас происходит?! – вдруг ворвалась в двери белокурая ведьма, стягивая находу куртку. – Приборы шкалят!

– Привет, Ива, – хмуро глянул на ведьму Горький. – Беседуем.

– Ты должен был у меня спросить, можно ли с ним вообще беседовать! – вызверилась она неожиданно.

А хорошенькая она в гневе. И имя у нее интересное какое – Ива. И не та, которая плакучая, а та, которая розгами так отходит, что на задницу не сядешь неделю. Я восхищенно оскалился невпопад, любуясь сценкой и, что уж там, Ивой. Горький даже сдал под ее взглядом. Поднялся пришибленно, пока она, игнорируя его, пристроила стетоскоп на моей груди.

«Вали давай», – красноречиво сообщил ему довольным взглядом.

Горький вышел, а я заметно сдулся, проваливаясь в подушку.

– Плохо? – тихо поинтересовалась она.

– Значит, ты – Ива.

– Слабость чувствуешь?

– Да, – нехотя признался я, развлекаясь изучением ее лица. – Сколько тебе лет?

– Решишь, нужно ли спросить у меня отчество?

– Я не буду называть тебя по отчеству. Почему ты не сказала, что меня охраняют?

– Ну, ты же считаешь, что этой охраны недостаточно.

– Ты проницательна.

– Конечно. Таким нарциссам как ты всегда кажется, что они – особые персоны, которых все недооценивают.

– Тебя давно пороли? – сузил я недобро глаза.

Сердце на мониторе угрожающе набрало обороты.

– Ты еще и садист. – Она потянулась к ящику с медикаментами и принялась расколупывать ампулы.

– Ты себе глупые диагнозы позволяешь ставить только в терапии или и оперируешь также хреново?

– Ты обиделся на «садиста»? – усмехнулась Ива. – Не думала, что ты такой чувствительный…

– Что ты собралась мне колоть? – насторожился я.

– Успокоительное и адреноблокатор, – сосредоточенно сообщила она. – Ты не соблюдаешь спокойствие.

– Успокоишься тут с вами, – прорычал я.

– Я помогу. – Ива прыснула из шприца и направилась ко мне. – Руку давай.

– Кто еще тут садист! – процедил я, терпя инъекцию.

– Отдыхай, – заботливо прижала она место укола салфеткой.

– А ты когда отдохнешь? – поинтересовался, когда она направилась к креслу у стены, чтобы забрать куртку.

– Из нас двоих врач – я.

– Возвращайся быстрее, Ива, – прожег я ее взглядом, когда она обернулась от двери.

Бесила. Все тут бесило. И главное – мне с какого-то черта впервые захотелось доказать, что я – не такой, каким кажусь на первый взгляд. У хороших парней шансы на выживание больше, наверное. А мне все больше хотелось жить.

Я вернулся к плану дозвониться до своей своры и набрал самого старшего, которому доверял присмотр за остальными. Семён попал ко мне, страдая глубокой зависимостью. Стоило больших трудов вытащить его из того состояния, в котором он находился. Даже не знаю, чего я за него так уцепился… Но теперь он платил преданностью, и меня это устраивало. Сегодня моя большая орава жила в доме на окраине одного из поселков. Те, кого не удалось пристроить. С местными они были в ладах – часто нанимались в помощь, работали на совесть и не дебоширили. В основном никто из пацанов не хотел к прежней жизни и все они зубами цеплялись за возможность жить нормально. Но и без проблем, само собой, не обходилось. Наверное, я вымотался спасать кого-то постоянно. Но не мог остановиться.

Сёма ответил сразу.

– Тихо! Это Стас! – раздалось сначала в трубке. – Да, Стас.

На заднем фоне воцарилась тишина. Я знал, что Семен пугал мной временами ребят, но что было делать? Воспитание молодняка держится на страхе и уважении.

– Как обстановка? – постарался поинтересоваться я твердым голосом.

– Все, в общем, нормально, но тут Карен что-то жалуется…

Карен поступил в стаю недавно. Замкнутый мальчишка шестнадцати лет не привык жаловаться, и это давно стало проблемой. То он температуру на ногах перенес, то рану прятал. И, хотя оборотни в целом, живучи, все это добавляло проблем. Но то, что Карен жалуется, я слышал впервые.

– Что с ним? – напрягся я.

– Он то отключается, то жалуется на спину и ноги поджимает. С кровати не вставал сегодня. Еще он, кажется, горит. Ну, жар, в смысле у него.

– Я сейчас наберу участкового, чтобы привез врача вам, – нахмурился я. – Как в остальном?

– Нормально.

– Если у Карена жар, дай ему обезбол.

– Хорошо. Ты скоро приедешь? У нас продукты кончаются.

– Закажи. Привезут все.

– Хорошо.

– Давай. Буду звонить участковому.

Только участковый все не брал трубку, сколько я ни бился с дозвоном. Наш местный врач ответил, только порадовать меня тоже не смог – он уехал в другой поселок на срочный вызов. А тем временем Сёма написал, что Карену совсем плохо…

– Ну вот что ты мне усугубляешь состояние пациента? – хмуро вопросила я Горького, ожидавшего в коридоре. Давид глянул на меня исподлобья и взгляд такой виноватый состроил, что я сразу сдулась. – Прости, что накинулась. Я вторые сутки на ногах, злая… Еще и Стас тут, сам понимаешь…

– Понимаю. Но меня беспокоит то, что он тут в таком состоянии. Ему реально угрожает опасность, и, возможно, всем, кто тут рядом может оказаться…

– Он так же говорит.

– Ива, нужно устроить досмотр и проверку всех поступающих…

– Черт, – оперлась я о стенку и запустила пальцы в волосы.

– Иди сюда, – притянул меня Горький к себе и обнял. – Загнала себя совсем?

– Кто бы говорил, – замерла я напряженно в его руках. – Ты как Князев. У обоих семьи, а вы все скачете по полям.

– Семьи на то и семьи, чтобы ждать, – пожал он плечами, отстраняясь.

– От тебя будет пахнуть чужой ведьмой. Я бы на месте твоей собственной тебя бы убила…

– Этот этап мы со Славой давно прошли.

– Как сын?

– Хорошо все, – улыбнулся Давид слабо, но сбить с толку себя не позволил. – Ива, ты меня беспокоишь.

– Я сама себя беспокою. Но давай о Князеве…

– Игоре?

– О Стасе! – вспылила я. – Он просто заноза в заднице! Свалился, черт бы его побрал, на мое отделение!

– Я как раз хотел об этом и с тобой поговорить. Это ты же его нашла…

Я остолбенела, вытянувшись перед Горьким.

– Ива? – насторожился он.

– Это просто было жутко, – просипела я, сглатывая с трудом. – Сначала выстрел услышала, бросилась на парковку, а там – этот с дырой в груди. Я думала, что…

– Понятно, – помрачнел Давид. – Но, может, заметила что-то?

Я пожала плечами, мотая головой. А сама сжалась внутри. Горький – слишком хороший ведьмак, даром, что оборотень. А я заметала следы впопыхах… У меня ни единого шанса, что он не размотает след, ведущий ко мне. Правда, только если начнет это делать лично.

– Ладно. Если что, я в доступе круглосуточно, – хмурился Горький сосредоточенно.

– Я бы на месте Славы уволила тебя с работы.

– Хорошо, что вы со Славой не знакомы, – усмехнулся он.

А мне вдруг стало до тошноты отвратительно от самой себя – что я все на чужие места претендую постоянно? Будто у меня своего собственного нет. Ах, да, ведь точно нет…

Настроения не улучшало и то, что профессор ничем особо помочь не смог, кроме как разделил со мной тайну. Я была уверена в нем, как в себе. Но сведений о последствиях подобных заклятий маловато. Оно может развеяться досрочно, оставив более слабое тело без помощи. А может навредить тому, кто сплел заклятье и связал им двоих. Как именно – вопрос открытый. Самое простое – вытянуть силы из меня. Сколько? Сколько понадобится на восстановление сердцу Стаса. Это может быть немного, и я не замечу. А может оставить меня умирать от сердечной недостаточности. Пожалуй, стоит хотя бы капельницу сделать, которую прописал Князев. Пока не поздно.

Я обещала высылать профессору отчет о динамике – моей и пациента. Так моя глупость будет иметь хоть какой-то смысл, пусть и научный.

– Ива Всеславовна! – вдруг прозвучал обеспокоенный голос медсестры на весь коридор.

Мы с Горьким обернулись, и я, осознав, из чьей палаты она только что выскочила, бросилась по коридору. Чтобы, влетев в двери, застать Стаса за вытаскиванием из вены капельниц. Он мало того, что с успехом освободился от проводов, еще и слез с кушетки.

– Успокоительного! – рявкнула я медсестре.

Горький же профессионально вступил в переговоры:

– Стас, что такое?

– Мне нужно уехать, – недоверчиво буркнул он и перевел на меня злой взгляд. – Вот только подойди со своим успокоительным…

– Куда уехать, придурок?! – вскричала я, красноречиво взмахнув пистолетом с ампулой. – На тот свет?!

– Нигде он мне так не маячит, как в одной палате с тобой! – огрызнулся Стас. – Я имею право принимать решения о своем самочувствии. Я выписываюсь.

– Давайте успокоимся, – встал между нами Давид. – Стас, куда уехать? Что происходит?

– Мои личные проблемы, – спокойно постановил Стас, тяжело дыша. – Я в норме.

Что же Игорю такая уверенность в себе не досталась! Этот же еле стоит на ногах!

– Ты голым поедешь? – сложила я руки на груди. – Как ты собираешься одеваться, если от койки отлепиться не можешь? Да и шмотки я тебе не выдам!

– Я уже позвонил своим, меня заберут с минуты на минуту.

– Я не отпущу! – взвилась я. – Горький – свидетель! Я в тебя лучше еще раз выстрелю!

– Ива, ты не можешь в него стрелять… – начал было вкрадчиво Давид, но куда там!

– Да ты знаешь, сколько времени мы потеряли, собирая его сердце?! – обличительно тыкнула я транквилизатором в идиота.

– Горький, забери придуршную, – угрожающе процедил Стас, – а то привлеку ее по статье.

– Я тебе привлеку! – засучила я рукава и двинулась на Стаса.

– Ива! – предупреждающе крикнул Давид, как мы со Стасом вдруг синхронно осели на пол и улеглись едва ли не рядышком, вытянувшись вдоль плинтуса.

– Реанимацию! – прохрипела я медсестре. – Князеву!

Стас, в отличие от меня, сознание потерял. Я же, кое-как дыша, навела резкость на Горьком, державшем меня на коленях.

– Все нормально, – мотнула я головой. – Анемия…

Князева уже уложили на кушетку с кислородной маской.

– Пульс нормальный, – сообщила мне бригада. – Приходит в себя.

– Игорю не звонить, – глянула я на доктора. – Не тревожить без моего ведома, ясно?

Подчиненные нерешительно переглянулись, а я пересела на стул.

– Какого черта? – просипел Стас хрипло.

Хотела бы я знать. Но, скорее всего, этот идиот дал такую нагрузку на неокрепшее сердце, что даже мое не потянуло.

– Допрыгался, герой? – презрительно выдавила я. – Тебе нельзя вставать.

В палату послышался стук, и заглянул некто с мрачной небритой физиономией:

– Мы за Князевым.

– Я разберусь, – хмуро сообщил Горький и вышел в коридор.

– Какого черта ты творишь? – Я поднялась и прошла к кушетке. Стас лежал бледный, его глаза лихорадочно блестели, а лоб покрылся испариной. Даже жалко стало, если вспомнить, кто именно уложил его на кушетку. – Я поставлю тебе капельницу…

– В пятидесяти километрах от Москвы в резервации умирает подросток, за которого я взял ответственность, – вдруг просипел он. – Я не смог дозвониться кому-то, кто бы оказал помощь. Ночь он может не пережить.

Я нахмурилась, покусала губы…

– Скажи, откуда забирать. Я съезжу за ним.

Стас перевел на меня взгляд и тяжело сглотнул…

Через полчаса мы уже летели с Горьким и бригадой скорой помощи по МКАДу. Сидя рядом, мы с Давидом изучали документы, которые мне скинул Стас.

– Я только сегодня узнал, что у Стаса есть приемные, – качал головой Давид, глядя в экран мобильника.

– Да, неожиданно. – Я листала ту же самую папку документов со своего аппарата.

Оказалось, что у Князева-младшего подтвержденный статус опекуна, и за ним числятся два десятка подростков-оборотней. Да еще и таких, на которых бы другие приюты поставили крест. Все – с зависимостями в прошлом. «Трудные подростки». Парень, который нуждался в помощи, поступил к нему самым последним и все еще был на реабилитации. Мы связались с ответственным, которым оказался самый старший из группы. Семён сказал, что Карен периодически теряет сознание, а когда приходит в себя – кричит и бредит. По всем признакам у парня вырисовывался либо острый аппендицит, либо что-то с почками. Что бы там ни было, оно совершенно точно угрожало его жизни. Но трагичней всего было то, что полевые врачи обслуживать такой приют не особо рвались. Один вызов, и местный фельдшер уехал в другом направлении, не оставив себе замены. И такая ситуация возникала сплошь и рядом. Если бы Стас не был в больнице, он бы сам отвез Карена в хирургию. Но он не мог. И это роковое стечение обстоятельств теперь может стоить парню жизни.

Когда вспышки огней скорой залили пропускной пункт поселка красным, было уже темно.

– Мы поедем обратно через некоторое время, – сообщил водитель охраннику, и машина помчалась дальше по гравийной дороге, подпрыгивая на колдобинах. – Держитесь!

– Горький, вот я все понимаю, – клацала я зубами, держась за ручки. – Но не понимаю, зачем ты едешь со мной…

– Хочу сам посмотреть на все, – отозвался Давид. – Я долго думал о Стасе очень плохо и не могу поверить, что настолько ошибался.

А посмотреть было на что. Я готовилась увидеть все, что угодно. Но взгляду предстала небольшая парковочная площадка перед высоким каменным забором. За ним – обширный ухоженный участок. Повсюду остатки леса – деревья, кустарники – и каменные дорожки. Вдоль дорожки горят фонари. Во дворе витает запах еды, а перед двухэтажным кирпичным домом мальчишки гоняют мяч по площадке.

На крыльце нас уже ждали.

– Скорее, – кивнул высокий парень на двери и махнул мобильным. – Я разговаривал с вами. Семен. Карену совсем плохо…

Мы с Горьким проследовали за ним в сопровождении двоих медиков с носилками и чемоданами. Одного взгляда на Карена оказалось достаточно, чтобы понять – дело совсем плохо и много времени упущено. Мы его даже разогнуть не смогли – так сжался кренделем, пытаясь ослабить боль.

– Карен, – пыталась дозваться я парня, делая инъекции. Но он только мотал головой, не открывая глаз, и что-то невнятно мычал. – Мы здесь, чтобы помочь тебе.

Осмотреть его толком не удалось, пришлось отнести в машину как есть. Весь путь до больницы мы с докторами были заняты тем, чтобы парень дотянул и хоть немного пришел в себя. Я слышала, как Горький отвечает по мобильному, но никак не могла понять, с каким именно из Князевых он говорил. Как выяснилось потом – с обоими.

Игорь приехал на осмотр брата и потерял меня. А Стас переживал за своего подопечного и пытался выяснить обстановку у Давида.

У Карена оказался перитонит, и мы его едва не потеряли, но операцию он пережил, и теперь нас всех ждали его первые критические сутки. Мне казалось, что ночь он должен пережить. Такие, как этот Карен, вцепляются в жизнь зубами намертво. И почему-то это стало для меня особенно важно.

Оказалось, что я отдала сердце не безнадежному подлецу.

Из операционной я выползла на ватных ногах и едва ли не по стеночке. И сразу же попалась Князеву-старшему под горячую лапу.

– А ну в смотровую! – рявкнул он, подхватывая меня под руку.

– Узнаю, кто тебе донес, уволю, – устало повисла я на его крепкой руке.

– Стас, – удивил меня Игорь. – Ива, ну чего ты ждешь? Почему не сделала капельницу? А выходной свой после бессонной ночи и обморока проскакала на ногах, да еще и в операционной оторвалась!

– Ой, чья бы собака рычала, – закатила я глаза, растекаясь по кушетке. – Что ты от меня хочешь?

– Я не хочу узнавать в тебе себя, – вдруг обреченно выдал он. – Руку давай.

– Тебе, значит, можно, – зачем-то препиралась я, устало глядя на него из-под ресниц.

– Мне можно, – сосредоточенно возразил он, вводя иглу мне в вену. – Не шевели рукой.

– Я помню.

– Меня не оставляет чувство… – Игорь поймал мой взгляд. – …что моя история тебя подкосила.

– Нет, – отвела я взгляд.

– … стала последней каплей. И трагедия со Стасом добила окончательно.

– Ты по привычке берешь на себя не просто много, Князев, а все и сразу. И за всех. – Я прикрыла глаза, наслаждаясь отдыхом. – Перестань. Как Яна?

– Нормально. На работе, – отстраненно ответил он.

– Что по ее сердцу думаешь?.. – Игорь нехотя отвечал, но я видела – все его мысли заняты братом. И немного мной. – Думаю, Яна сможет и сама родить…

– Не хочу рисковать, – нахмурился он. – Кесарево будет безопаснее.

– Ты прав. А оперируешь сейчас где?

– Пока у Розмуха в основном. Не хочу выпускать Яну от себя.

– И тут ты прав. – Я улыбнулась. – Яне повезло с тобой.

Игорь не спешил отвечать на мою улыбку, вглядевшись в меня слишком пристально.

– Я в порядке, – проворчала я, игнорируя его внимание.

– Я хотел попросить тебя не тратить силы на Стаса. Он это не оценит. Побереги себя, пожалуйста.

– Я – тоже его хирург, Игорь. Штатный, в отличие от тебя. – Возможность выстроить между нами стенку внезапно понравилась, и я схватилась за нее с энтузиазмом. – И давай я сама буду решать, на кого мне тратить время.

Он усмехнулся с какой-то незнакомой прежде горечью, а мне вдруг подумалось – что если он когда-то думал обо мне иначе, но я не дала нам шанса? Слишком амбициозная ведьма со своим мнением по любому поводу вряд ли способна стать хранительницей семейного очага? Я ведь живу в операционной, и никогда бы не променяла ее на тихий домик за городом. И Игорь это понял? И не подхожу я ему не как ведьма, а как женщина? Эти мысли застали врасплох. Так захотелось вдруг спросить Игоря, но я только прикусила щеки до боли.

– Ладно, – поднялся он. – Отдыхай, если что – звони.

– А что тебе Стас сказал?

– Что вы одновременно упали в его палате, когда он собирался уехать, а ты пыталась ему не позволить. – Он напряженно вздохнул. – С ним и дальше будет много проблем. Я не хочу, чтобы ты дергалась из-за этого.

– Ладно. Я постараюсь.

Игорь кивнул, не веря не единому моему слову. Когда он ушел, я затихла под капельницей, проливая тихие слезы по вискам. От чего? От усталости, наверное. И от несовпадений. Так хочется, чтобы в жизни хоть что-то стало на место, как сустав. Но у меня ничего не вставало. Я чувствовала себя паззлом, который втиснулся не на свое место, сгибая собственные края, лишь бы соприкоснуться с общей картинкой хоть какой-то своей частью…

Может, мое место было в домике за городом? Может, там бы я подошла всеми сторонами? Или снова бы согнулась, лишь бы хоть как-то вписаться? В чем моя проблема? В том, что стороны у меня не подходят туда, куда бы мне хотелось? А, может, я нафантазировала себе вообще того, чего не было, и Игорь никогда не смотрел на меня, как на единственную?

Когда капельница кончилась, я сползла с кушетки, запахнула плотнее халат и поплелась в свою комнату.

Глава 3

Ночью в стенах больницы было тихо, и от этого каждый звук нервировал. Я слышал, как переговаривается охрана за дверью, как шаркает тапками медсестра и как скрипит ее тележка. Я лежал в этой какофонии и думал о сегодняшнем дне. Семен доложил мне, что Карена сразу увезли, а Горький ответил, что парень в тяжелом состоянии. И уже когда пришел Игорь, я узнал, что Карена прооперировали и что он уже в реанимации. Я заполнил на него документы как опекун и ответил на вопросы, главный из которых был о его зависимости.

– Я не хочу, чтобы к нему относились предвзято, – сказал я Игорю, протягивая бумаги. – Они – дети и не виноваты в том, что ими манипулируют.

– Никакой предвзятости не будет, – заверил меня брат и неожиданно добавил: – Я тебя совсем не знал…

А у меня вдруг не нашлось желания привычно излить ему на это порцию желчи. Игорь молча кивнул, так и не дождавшись моей реакции, и ушел.

И вот теперь я валялся в одиночестве в палате и думал, почему я так и не поговорил с ним. Ведь это была главная цель моего приезда. Я покачал головой, неприязненно морщась. Вел же себя весь тот день как полный идиот. Зачем я приехал в больницу, а не позвонил Игорю и не назначил встречу? Я не знал, смогу ли выполнить просьбу отца и покончить с враждой. Мне нужно было найти повод не встретиться с братом. Вот и результат. И, даже находясь тут между тем светом и этим, я так и не решился на то, чтобы что-то поменять в наших с Игорем отношениях.

Часы на стене показывали полночь, когда вдруг двери в палату бесшумно открылись, и внутрь просочилась Ива. В безразмерном спортивном костюме, белых кроссовках и с кофе.

– Ты чего не спишь? – остолбенела она под моим вопросительным взглядом.

Только морду мою вдруг перекосило от улыбки, а в груди потеплело. Ведьма выглядела чертовски уютно. Может, карты принесла?

– Тебя жду, – проследил я за ней взглядом. – Где только тебя черти носили?

– Не помню, чтобы мы собирались встретиться, – заявила она, привычно ершась, и прошла к креслу.

– А мой кофе где?

Ведьма оглянулась на меня недоуменно:

– Тебе спать положено!

– Тебе – тоже. Ты спишь вообще когда-нибудь?

– У меня бессонница.

– У меня, видимо, тоже. Принеси, пожалуйста, кофе.

– Выглядит так, будто ты меня дрессируешь носить тебе кофе. Прямо как собаку – тапочки в зубах.

– Будет шанс закрыть долги друг другу взаимозачетом, разве плохо? Я буду капучино. Молоко на ночь расслабляет. Правда, есть кое-что получше молока…

– Когда уже на тебя покусятся? – проворчала Ива и вышла из палаты.

И я даже соскучился, когда она, наконец, вернулась.

– Я уже почти раскаялся, что отправил тебя на другой конец Москвы за кофе. – Ива едва отреагировала, погруженная в мысли, и я обеспокоился: – Что-то случилось?

– Десять разных событий. – Она протянула мне стаканчик. – Тебе все перечислить?

– Не шипи, – поморщился я, улыбаясь. – Мне все равно нечего делать. Расскажи.

Она устало потерла шею, усаживаясь в кресло. И не просто усаживаясь, а поджимая под себя ноги и едва не сворачиваясь клубком. Я улыбнулся.

– Я что-то смешное сказала? – глянула она на меня исподлобья, рывком вытаскивая край длинной толстовки из-под себя.

– Я своим мыслям.

– Начинаю завидовать им.

– У Карена как дела? – поинтересовался я серьезно.

– Выкарабкается, – вздохнула она. – Пришел в себя. Последние показатели удовлетворительные. Сейчас спит.

– Ты у него была? – восхищенно усмехнулся я.

– Да. Твой кофе остынет, пока ты будешь болтать… – И она так уютно зевнула, что мне захотелось оказаться рядом и подставить плечо, чтобы она уложила на него голову.

– Я тебе очень благодарен. И прости, что обозвал «придурочной»…

– Я не буду извиняться, хоть и не помню, обзывала ли я тебя…

– И я не помню.

– Ты вел себя как идиот. Кому бы стало лучше, если бы ты умер?

– Я чувствовал себя нормально. Не в первый раз приходится подниматься с койки и куда-то нестись…

– Сердце – не игрушка, Стас. Не думаю, что тебе его собирают каждое полнолуние.

– Тонко, – усмехнулся. – Спасибо, Ива.

– Это мой долг, – отмахнулась она.

Кофе оказался отличным. С горчинкой. Но, стоило поймать на себе беглый взгляд ведьмы, я разочарованно скрипнул зубами и смял стаканчик:

– Ну и сколько мне осталось?

– Что? – невинно захлопала сучка глазами.

Не знаю, что сильней ударило по самолюбию. То, что ей со мной скучно, или то, что она меня провела.

– Ты мне снотворного подсыпала?

– Да.

– И кто скрасит тебе бессонную ночь? – нагло усмехнулся я.

– Ты себе льстишь, – фыркнула она.

– Ну зачем ты решила от меня сегодня избавиться? – разочаровано покачал я головой. – Может, это был наш последний шанс понравиться друг другу.

– Этот приют за городом впечатлил, – задумчиво призналась она. – Я хоть и не успела полноценно осмотреться, но… то, что ты делаешь для этих детей, вызывает уважение.

Услышать такое оказалось непривычно. Я не говорил о подростках кому-либо, кто мог бы за это меня похвалить. Ну, кроме отца. Он помогал мне с ними.

– Я это делаю не для того, чтобы кому-то нравиться, – ощерился я.

– Как хочешь, – пожала она плечами.

– Бесишь, – глупо злился я, сужая на ней глаза.

Только рот вдруг наполнился слюной, а ведьма озадаченно разомкнула губы. Определенно для какого-то ехидства, но ей шло. Губы у нее что надо… До чертиков захотелось обломать ее с этим коварным планом и не поддаться снотворному.

– А ты знала мою мать? – поинтересовался я.

Ива серьезно посмотрела на меня, покусала свои притягательные губы, будто пытаясь понять, зачем я спрашиваю и в чем подвох.

– Да, – ответила, наконец, настороженно.

– Расскажи о ней.

Она растерялась.

– Что… что мне тебе рассказать? – поежилась, будто ей вдруг стало холодно, и обхватила стаканчик с кофе тонкими пальцами.

– Все. Я же не видел ее почти…

Она озадачено вздохнула, поглядывая на меня.

– Твоя мать была мне учителем. И другом. Она меня очень поддерживала. А я ее… уважала.

– То есть, ты хотела сказать, что она была тебе как мать. И ты ее любила.

Ведьма закатила глаза, напряженно сопя:

– С тобой невозможно разговаривать.

– Именно поэтому мы разговариваем без остановки, – покачал я головой. – Ива, я не буду тебя преследовать за то, что моя мать тебя любила.

– Но Игоря ты преследуешь, – остыл ее голос.

Разозлило. Как у Игоря выходит вставать между мной и Ивой, даже не будучи рядом?

– Я не преследую Игоря, – процедил я.

– А зачем тогда пришел сюда?

– Это мое личное дело.

– Твое личное? – презрительно усмехнулась она. – А, может, тебе не давало покоя, что Игорь с Яной все преодолели, и ты решил его добить?

– Ну, ты все знаешь лучше, – оскалился я. – Ты, Горький, Игорь…

– К сожалению.

– Слушай, свали отсюда, а? – угрожающе процедил. – Что ты сидишь тут как медом намазано?

– Жду, пока ты уснешь, – спокойно пожала плечами ведьма.

– Хрен тебе.

Она вздохнула, недовольно посмотрев на меня, и отвернулась, устраиваясь удобнее в кресле.

– Нет, ну какого хрена ты тут торчишь?! – бесился я. – Выслуживаешься перед Игорем? Думаешь, он заметит тебя, если будешь за мной тут слюни подтирать? Или ты ему привыкла тапки в зубах таскать?

Она даже не посмотрела на меня, и от этого стало вдруг нестерпимо больно. Ну я и мразь… Я зажмурился и отвернулся, прикрыв глаза. И даже не понял, когда отключился.

Когда Стас задышал тише, я, вместо того, чтобы заняться делом, съежилась в кресле и прикрыла глаза.

А если он и правда шел к Игорю не затем, чтобы убить или что-то еще подстроить? Даже Горький в замешательстве. А ведь он знал Стаса лично. А я, получается, взялась за пистолет на эмоциях. У меня не было ни тени сомнения, что Стас со своей ненавистью готов на все. Он мешал Давиду вытащить Игоря из тюрьмы. И он же приперся к Яне в больницу, чем довел Игоря до срыва и психиатрического отделения. Стас должен быть последней сволочью и не давать мне повода сомневаться в том, что я сотворила.

Но неожиданно оказался тем, кто завел себе целую стаю подростков. И не просто завел, а посвятил им большую часть жизни. Он на самом деле на изнанку выворачивается для них – все одеты, накормлены, под присмотром и прошли реабилитацию после зависимостей. Я успела бегло осмотреться в доме, но и там все обстояло более, чем отлично – везде чистота, комнаты полностью обставлены мебелью из дерева и мягкими креслами и диванами. В спальне у Карена было все необходимое – шкаф, кровать, тумбочка. И из кухни слышалась возня и стоял запах вкусной еды. Они там не предоставлены сами себе и похоже, что ни в чем не нуждаются. А я знала, чего может стоить содержание приюта. Это всегда куча проблем, а для частных – вдвойне. Приюты постоянно испытывают нехватку квалифицированной врачебной помощи. Дети по большому счету предоставлены организаторам – образование, медицинское обеспечение, адаптация. Никаких пособий, никакой помощи Стас на детей не получает. Удивительно, как он вообще время нашел, чтобы заявиться в клинику к Яне. Хотя, визит его был коротким и просчитанным, как пулевой выстрел брату в голову. Даром Стас времени действительно не привык терять.

Посидев еще немного в тишине, я тихо поднялась и направилась к кушетке. В планы входило попробовать «развязать» заклинание. Или «пошатать» его узлы. Так можно было получить хоть какое-то представление о последствиях. Но я медлила, нерешительно кусая губы. А если это убьет Стаса? А от него зависит столько жизней…

Я опустила плечи, запрокинула голову… и поплелась обратно к креслу, обозвав себя идиоткой. Надо было и себе подсыпать снотворного в кофе! Выключив свет, я устроилась удобнее и прикрыла глаза.

И показалось, что всего на секунду отключилась, а тут же подкинулась на кресле… и упала в чьи-то крепкие руки.

– Тише…

Заботливые, кстати, руки. Я схватилась за широкие плечи, напряглась и заморгала, еле наводя резкость на лице Стаса. Стоило усилий вообще вспомнить, что я делаю в его руках и как такое могло произойти.

– Что ты делаешь? – прохрипела сдавленно.

– Надеюсь, что мы снова упадем в обморок вместе, что непонятного? – усмехнулся он ехидно и осторожно усадил меня в кресло. А сам направился обратно к кровати, поворачиваясь ко мне крепкой голой задницей. – Ты последние десять минут медленно сползала к краю. Не мог же я дать тебе упасть.

Часы над дверью показывали пять утра. Спать хотелось зверски.

– Ты меня вчера так ненавидел, что это было бы вполне логично, – отвела я взгляд и протерла лицо. – Дать мне рухнуть с кресла…

– И не сверкнуть перед тобой достоинствами? – вздернул он бровь, самоуверенно усмехнувшись, но вдруг серьезно добавил: – Ива, прости за вчерашнее.

Я поднялась на ноги, направилась к нему и взялась поправлять датчики.

– Мне все равно, не утруждайся, – отозвалась равнодушно.

– Ты не умеешь врать.

Стоило машинально глянуть на его лицо, и я обожглась о его взгляд и поморщилась:

– Какая тебе разница, что я думаю?

– Большая, – неожиданно возразил он. – Мне очень жаль, что я тебя обидел вчера. Ты этого не заслуживаешь.

Я хотела съехидничать, что он очень великодушен браться за такие решения, но прикусила язык, вспомнив о своем покушении на его жизнь. Пришлось взяться за стетоскоп.

Стас покладисто молчал, а я слушала биение его сердца и приходила к неутешительному выводу, что регенерирует он быстрее обычного оборотня в подобной ситуации. Заклятье действовало отлично. То, что он смог подхватить меня на руки, очень большой скачок в выздоровлении его сердца. Понятно, что сам он об этом вряд ли думает, а вот Игорь может заметить.

Я стянула стетоскоп и развернулась к дверям.

– Ты куда? – прозвучало вдруг за спиной, да так, что у меня дрожь прошла по телу и сбила дыхание.

Я остолбенела, растерянно шаря взглядом по белой стенке. Это что сейчас было? Недосып?

– У меня есть дела помимо тебя, – обернулась я, изобразив недовольство. Стас смотрел на меня хмуро из-под бровей. И взгляд какой-то продирающий, серьезный, незнакомый. – Больше не гуляй по палате и попробуй еще поспать.

Он промолчал, сжав зубы так, что желваки заиграли. А я выскользнула из палаты, стараясь пока ни о чем не думать. Добралась до своей комнаты и завалилась спать, не раздеваясь.

Дерьмовое у Ивы снотворное. Я еле пришел в себя, как после летаргии. И не просто проснулся, а обнаружил себя пялящимся на спящую в кресле ведьму. У Ивы была поразительная способность устраиваться с удобством на неподходящих поверхностях. Видимо, профдеформация – где пришлось, там и уснула. Но что-то в ней притягивало взгляд. Не в стенку же мне пялиться? Окон в палате не было, чтобы представлять время суток. Если бы не часы. Да и то – сколько сейчас? Пять утра или вечера? Задолбало. И я смотрел на Иву, пока она тихо сопела в неудобной позе.

Подумалось, что мы с ней в чем-то похожи. Я был несчастен из-за Игоря. Она – тоже. И в обоих случаях Игорь не был виноват. По крайней мере, я пытался себя в этом убедить. Просто так сложилось. Я остался без матери задолго до того, как она умерла. Но никогда еще не было настолько тошно понимать, что я – лишь временное явление в чьей-то жизни. В жизни брата, моих подопечных да и кого бы то ни было. Не знаю, что Иву так впечатлило в истории моего приюта. Для меня это было обычной жизнью, которую привык жить давно. Может, мне хотелось быть хоть кому-то нужным… И как Иве это не претит? Игорь ее в упор не замечает. Интересно, он знает вообще о влюбленной в него ведьме?

Я еле слышно усмехнулся, и Ива завозилась.

Да так, что вдруг перевернулась на бок и свесила руку до пола, продолжая медленно сползать с кресла. И я не успел подумать, как оказался рядом, подхватывая девушку на руки в тот самый момент, как она едва не рухнула на пол. Ива вскинулась, хватаясь за мои плечи.

– Что ты делаешь? – возмутилась так, будто я приперся к ней спать под бок.

– Надеюсь, что мы снова упадем в обморок вместе, что непонятного? – Я усадил ее на кресло, а сам направился к кушетке. Не хотелось снова рухнуть ей под ноги, да еще и в таком виде. Одного раза достаточно. – Ты последние десять минут медленно сползала к краю. Не мог же я дать тебе упасть.

– Ты меня вчера так ненавидел, что это было бы вполне логично, – пролепетала она. – Дать мне рухнуть с кресла…

– И не сверкнуть перед тобой достоинствами? – усмехнулся я, с трудом укладываясь. Морду перекосило, будто лимон сожрал, но я все же заставил себя выдавить: – Ива, прости за вчерашнее.

Она молча поднялась и направилась ко мне.

– Мне все равно, не утруждайся. – И она взялась механически поправлять датчики, демонстрируя равнодушие, на что я молниеносно вскипел:

– Ты не умеешь врать.

А в груди и правда будто что-то вспыхнуло, но не обожгло, а наполнило тело каким-то жгучим теплом. Над губой выступила испарина, и стало жарко. Захотелось схватить эту ледяную королеву и что-нибудь с ней сделать такого, чтобы сменила свое безразличие на что-либо другое! Поорала, к примеру, снова. Или поугрожала мне чем-нибудь. Все лучше, чем этот ледяной взгляд.

– Какая тебе разница, что я думаю? – продолжала сочиться холодом Ива.

Я с трудом сдержался, чтобы не перехватить ее прохладную ладонь и не положить ее пальцы себе в рот.

– Большая, – выдавил с трудом, тяжело сглатывая. – Мне очень жаль, что я тебя обидел вчера.

Она сбежала в сосредоточенное изучение ритма моего сердца, а я пялился в потолок, пытаясь понять, что же меня так выводит из себя? Беспомощность? Скорее всего. Ну и ведьма. Она тоже странным образом расшатывает, только я не пойму, почему. Мало ли в моем распоряжении было всяких женщин? Немало, но не таких. Эта бесит тем, что огрызается. Что умная вся такая, а я вынужден ей подчиняться. Может, она удовольствие получает от этого? Я скосил на нее взгляд. Нет. Она вся выцветшая какая-то, уставшая, вымотанная, руки нетвердые, дыхание тяжелое… Ее воля – в гробу бы она меня видела. Но она крутится рядом постоянно, караулит. И все потому, что перед Игорем выслуживается. Дурочка.

А мне-то какое дело?

Я чуть не усмехнулся от внезапного озарения – меня нервировало, что эта самка кружит вокруг не ради меня. Ива была права на мой счет – мне этого недостаточно.

Когда она отстранилась и неожиданно направилась к двери, я даже не успел подумать, а слова уже задрожали от злости в воздухе:

– Ты куда?

Ведьма разве что уши не прижала, замирая в нескольких шагах. Хорошо. Правильно. Я не понимал еще почему, но это дало возможность заполнить легкие воздухом, потому что до этого меня будто сжало тисками. Будто я…

…собирался кинуться на нее.

Или за ней.

– У меня есть дела помимо тебя, – обернулась Ива. – Больше не гуляй по палате и попробуй еще поспать.

Она уже ушла, а я все пялился на двери. И вроде бы дел по горло. Где-то за городом меня ждет орава подростков. В городе ко мне рано или поздно подошлют киллера, который просто обязан добить, ведь это дело принципа. Но мне вдруг больше всего на свете захотелось поменяться с Ивой местами. Чтобы это она лежала и ждала меня, прикованная к постели. Нет, не с пулей в сердце, а, скажем, с кляпом во рту. Да. Кляп во рту – идеальный для нее аксессуар. Чтобы умничать не смогла…

Я сглотнул вязкую слюну, с удивлением ощущая тяжесть в паху. Да не просто тяжесть, а крепкий такой стояк.

Отборно выругавшись, я откинулся на подушку и запрокинул голову. С взаимозачётом, кажется, я очень сильно поторопился.

Я отрубилась, едва донесла голову до подушки. Только выспаться не вышло. Меня мучали какие-то душные кошмары, в которых я пыталась выбраться из палаты Стаса, но вязла в его объятьях. А в ушах оглушающим набатом бился пульс. А потом на горле вдруг сомкнулись крепкие пальцы, и я начала задыхаться.

…И тут же вскочила на диване вся в поту и с котом поперек шеи. Аля, видимо, вернулся с бодрящей ночной прогулки, нашел самое теплое место и с удобством перекрыл мне кислород.

– Аль, ну ты даешь! – выдохнула я дрожавшим голосом, прижимая кота к себе и пытаясь унять скачущее в груди сердце. Осознание того, что у Стаса оно бьется сейчас также быстро, никак не способствовало успокоению. Накатило отчаяние, и я разревелась. Плевать. Пусть этот бессердечный там почувствует, каково это иметь сердце! Хотя… не бессердечный он. Но этого так сразу и не разглядеть.

«Ив, привет, – пришло от Князева-старшего (необходимость мысленного разделения Князевых на младшего и старшего бесила) – Я на обходе. Как проснешься, загляни в ординаторскую».

Пришлось проснуться. Я сползала в душ этажом ниже, привела себя в порядок и посмотрела на часы. Восемь утра. Сидя за столом и разглядывая себя в зеркале, я приходила к неутешительному выводу – вся эта ситуация непосильна. Я не смогу скрывать своего вмешательства в состояние сердца Стаса. Игорь заметит. А Давид докопается до правды. И я окончу свою карьеру с позором, а потом и жизнь в соответствии с приговором…

Зря. Все было зря. И Стас – не полный мудак, и никакой мужчина не стоит такой жертвы, чтобы ради него убивать. Но я была уверена, что Стас может убить Игоря. Горький не сомневался, что именно Стас подстроил Игорю покушение, и я поддалась эмоциям. А потом этот визит Стаса к Яне, и, как итог, долгая реабилитация Игоря. Это все могло привести к трагедии. Но разве все это меня оправдывает?

Надо признаться.

За явку с поличным меня не осудят на смерть. Ну, проведу жизнь, оперируя в какой-нибудь колонии. Достойная расплата.

Я написала Горькому, намереваясь выяснить, когда он планирует заехать. И, убрав мобильник, вышла из комнаты.

Князев встретил меня пристальным взглядом от стола.

– Привет. Что ты хотел? – невозмутимо поинтересовалась, проходя в ординаторскую.

– Поговорить. – Он отложил чью-то карту. – Сегодня осматривала Стаса…

– Он быстро регенерирует, – опередила я его непринужденно.

– Да, – слегка удивился он моей осведомленности. – Я даже глянул статистику по подобным случаям…

– К чему ты клонишь? – Дрожь в голосе скрыть не удалось.

– Я знаю, что ты ездила к Видальскому в институт. – Вина в его голосе солировала недолго. – Скажи, вы с ним что-то тестируете на Стасе?

Я покаянно вздохнула, быстро соображая.

– Да, – кивнула с готовностью. – Вчера попробовала.

– Ива… – нахмурился предсказуемо Князев, неодобрительно качая головой.

– Игорь, он бы не выкарабкался! – горячо возразила я. – Я должна была что-то сделать! И это сработало!

В душе шевельнулась надежда спасти свою задницу, ведь замаячило отличное оправдание тому, что я сделала со Стасом. Захотелось жить. А особенно, когда еще несколько минут назад решила, что жизнь кончена.

– Ива, могут быть проблемы, – понизил Князев голос, вопросительно кивая на двери.

– Нет тут никого и никто не подслушивает, – заверила его я. – Слушай, я использовала надежный метод. И результат мне нравится. Оно того стоило…

– Зачем? – перебил он меня. – Ты рискуешь ради Стаса?

Я замешкалась ненадолго.

– Ты знал, что у него оформлено опекунство? Мы вчера привезли одного из его подопечных с острым аппендицитом. – Игорь изумленно слушал, а я надеялась, что он не устроит нам со Стасом перекрестный допрос. Ведь про опекунство я узнала уже после того, как ездила к Видальскому. Но и тут можно было сгладить. – Я привезла пару вариантов экспериментальных решений от профессора, а потом этот подросток… И я решилась.

Игорь протер лицо, шокированный моими словами. Я же нервно кусала губы, уговаривая себя умереть от отвращения к собственной персоне попозже. Не на его глазах.

– Я не хотела, чтобы ты знал, – добавила я тихо.

– Спасибо, Ив, – обескураженно выдохнул Игорь. – Я думал, брат не вытянет…

Я прикрыла глаза, тяжело сглатывая. Казалось, меня вот-вот раздавит от лжи, которой я себя опутала.

– Ива? – настороженно позвал Игорь. – Чего это стоило тебе?

– Ничего. – Я обошла стол и направилась к кофеварке.

– Ты падаешь в обморок. И первый раз упала еще после операции.

– Это не связано, – раздраженно стукнула я кружкой по столу. – Стала бы я ради Стаса рисковать собой…

– Ради меня. Не ради Стаса.

Рука с чашкой дрогнула.

– Игорь, оставь меня в покое, пожалуйста, – выдохнула я сдавленно. – Я же дала тебе возможность убиваться в операционной целый месяц, ничего не спрашивая. Вот и ты меня оставь. Я – не твоя забота. У тебя семья. Да, я спасла Стаса. Нет, не нужно со мной делить ответственность за последствия. Это было мое решение. Все получилось. Оно того стоило.

Я убрала пустую чашку в шкаф и вышла из ординаторской.

Глава 4

Я мрачно смотрел исподлобья на брата, пока тот слушал мое сердце. Казалось, оно вибрировало в груди от глухого раздражения, которое я испытывал от присутствия Игоря рядом, и эта эмоция не была связана с моей застарелой к нему претензией. Но даже осознание этого не заставило сдержать язык за зубами.

– Что у тебя было с Ивой? – потребовал я, когда он стянул стетоскоп с ушей.

– Говорил с ней с утра о твоей регенерации, – рассеяно отозвался он. Показалось, и правда не понял вопроса, погруженный в мысли.

– Я не об этом, – процедил. – Ты правда ни черта не видишь?

Игорь перевел на меня взгляд, в котором, наконец, прояснилось от понимания.