Глава 1. Дом, которого нет
Гул. Это было не простое эхо голосов, а низкий, давящий гул, проникающий сквозь каждую щель в моей двери, сквозь каждую трещину в штукатурке, словно сам дом стонал под тяжестью невысказанных слов. Он вибрировал в воздухе, отдавался в груди и заставлял меня сжиматься в комок на полу, прижавшись спиной к холодной стене, которая, казалось, была единственным твёрдым, что осталось в моей жизни. Родители снова спорили. Не просто обменивались мнениями или обсуждали планы на ужин, а ругались, яростно и беспощадно, как будто каждый звук был ударом молота по остаткам того, что когда-то было нашим домом. С каждым новым словом, с каждым повышением тона, я чувствовала, как трещина в фундаменте нашей семьи становится всё шире, угрожая поглотить меня целиком, утянуть в бездну их взаимных обид, которые уже давно переросли в нечто большее, чем просто разногласия. Это была настоящая война, и я была её невольным свидетелем.
– Лора, мы не можем просто сдаться! Мы столько прошли вместе, столько пережили! – голос отца звучал глухо, как будто он говорил из-под толщи воды, которая затапливала наш дом, унося с собой все воспоминания о счастье. В нём слышалась усталость, глубокая, изнуряющая усталость, которая проникала до самых костей, высасывая последние силы, но и какая-то отчаянная, почти наивная надежда, которая, как мне казалось, давно умерла, похороненная под тоннами взаимных обид и невысказанных претензий. Он пытался ухватиться за ускользающее прошлое, за те редкие моменты, когда мы были счастливы, но оно таяло, как дым, растворяясь в воздухе их ссор. – Мы столько построили… неужели всё это зря? Неужели мы просто выбросим всё это на ветер, как старый хлам, который больше не нужен и от которого нужно поскорее избавиться?
– Мы прошли, Майкл, но куда? К этой точке? К этому бесконечному кругу, где каждый день одно и то же, где мы только и делаем, что раним друг друга, словно это наша единственная цель в жизни? – голос мамы был резким, как пощёчина, а каждое слово отдавалось эхом в моей голове, усиливая боль и отчаяние, которые я чувствовала. Я представила, как она нервно размахивает руками, её идеальная укладка, над которой она так долго колдовала утром, наверное, уже растрепалась, а строгий офисный костюм, в котором она всегда выглядела такой собранной и неприступной, теперь казался помятым и жалким, как и она сама. – Я устала! Мы оба устали! Посмотри на себя, на меня, на Элис, в конце концов! Разве ты не видишь, что происходит с нашей дочерью?! Разве ты не понимаешь, что ей тоже больно, что она задыхается в этой атмосфере?!
Моё имя, произнесённое в этом водовороте обвинений и отчаяния, пронзило меня насквозь. Я почувствовала себя не просто лишней, а невидимой, словно призрак в собственном доме, который когда-то был моим убежищем, моей крепостью, моим самым безопасным местом на земле. Мне было шестнадцать, но я чувствовала себя старше, чем они оба, потому что видела, как рушится то, что они строили годами, и никто из них, казалось, не знал, как это остановить. Мой дом, уютный, полный смеха и тепла, превратился в поле битвы, где я была лишь случайной жертвой, оказавшейся не в то время и не в том месте. Каждый день здесь был похож на предыдущий, и я чувствовала, как медленно, но верно задыхаюсь в этой атмосфере, словно воздух становился всё плотнее, всё тяжелее, высасывая из меня последние силы и надежду.